Публицистика текст: Перевод публицистики и зарубежных СМИ на 40 языков

В 1999-2002 гг. — автор и ведущий популярной программы «Секретные материалы» канала «ТВЦ». В 2003 г. был избран депутатом Госдумы IV созыва, впоследствии повторно избирался в V, VI и VII созывы палаты. Член фракции «Единая Россия».

— Один из героев фильма «Москва слезам не верит» считал, что вскоре телевидение заменит все другие форматы подачи информации. Сегодня такие же ожидания некоторые возлагают на Интернет. Тем не менее печать все еще никуда не делась. Что помогает ей устоять? Вообще, какое место занимают печатные издания на рынке СМИ, какие у них перспективы?

— Сегодня, конечно, роль и место печатных СМИ на медиарынке объективно снижается: все больше людей предпочитает получать информацию посредством электронных СМИ и социальных сетей. Печатная пресса, конечно, не в силах конкурировать с Интернетом, где информация расходится в одно мгновение.

Я помню время, когда материалы засылали в номер за два дня. Чтобы написать текст, нужно было позвонить в машбюро и продиктовать его машинистке, положить его на «собаку» (бланк, в котором указывается количество знаков и другие данные. — Прим. ред.), дальше это уходило корректорам, в типографию, приходили оттиски, начиналась правка, вырубание «хвостов» (часть текста, которая не поместилась на странице. — Прим. ред.) и так далее.

Когда рассказываешь об этом новому поколению журналистов — им это кажется абсолютным анахронизмом, хотя я еще относительно не старый человек. Сегодня для того, чтобы заслать текст в номер, достаточно иметь только компьютер и выход в Интернет… Я к тому, что сама жизнь меняется, становится более стремительной и мобильной.

Если говорить о будущем печатных изданий, то объемы их будут снижаться, как это ни печально. Мне это печально вдвойне, как профессиональному газетчику. В то же время говорить о смерти этой отрасли не приходится. В том числе и потому, что это определенное настроение, если можно так выразиться, это традиции. Есть много людей, которые любят держать в руках газету или журнал, вид свежей типографской краски вызывает у них гораздо более приятные эмоции, нежели светящийся экран монитора.

— А помимо этой вещественности, неужели нет других преимуществ?

— Печатные СМИ могут быть конкурентными с точки зрения журналистской составляющей — качества текстов, подачи, оформления… Тут та же история, как если сравнить еженедельную газету с ежедневной. Первая не может конкурировать с ежедневной по информативности и оперативности, но вполне может дать ей фору с точки зрения качества и содержания.

— Есть мнение, что скорость подачи материала обратно пропорциональна его качеству. Наверное, это и позволяет «медленным СМИ» удерживать позиции — за счет более длительной подготовки есть возможность развернуть в тексте мысль, углубиться в тему…

— Безусловно, печатные СМИ — это иной стиль подачи информации, это вообще другой подход к журналистике. Это не новостная журналистика, это публицистика, если угодно. Но здесь вопрос не в формате и технологиях, а в профессионализме авторов. Профессионал даже в условиях сверхскоростей может сделать качественную заметку или новость, а бесталанный или дилетант и за неделю не напишет хорошего текста.

Мне очень не хватает качественной публицистики, хотя у печатных СМИ есть возможность ее развивать. Я говорю о тех жанрах, которые в отечественной прессе, к сожалению, нечасто встретишь: классический репортаж, полноценный очерк, эссе, наконец, это фельетоны, которых я очень давно не встречал.

Покажется странным, учитывая мои политические позиции, но из всех изданий наиболее качественным — с точки зрения именно творческой составляющей — считаю «Новую газету», где работает много очень классных «перьев». Я не согласен со значительной частью их выводов и оценок, а говорю именно о качестве текстов.

В целом для меня вершиной публицистического творчества являются журналисты советского времени — Инна Руденко из «Комсомолки», Анатолий Аграновский из «Известий». Я вообще считаю, что очерк Аграновского «Как я был первым» нужно преподавать не только на факультете журналистики, но в целом в курсе современной литературы XX века. Это вершина мастерства и профессионализма.

— Это были самородки или к настоящему времени у нас изменилась школа журналистики — куда делись такие мастера слова?

— Есть много причин. Во-первых, конечно, изменилась сама журналистика, из которой исчезла составляющая, которая всегда была ей присуща — определенная морально-нравственная оценка, воспитание людей, постановка проблем и общественно значимых вопросов. Какие общественные дискуссии возникали! Мы по сей день вспоминаем термин «физики и лирики», а он появился как раз в результате газетной дискуссии.

Время изменилось, но это не означает, что таких журналистов нет или такая журналистика не востребована. Кроме того, я бы не идеализировал и советскую журналистику. Я сказал о вершинах творчества — можно добавить к этому списку Ольгу Чайковскую, Аркадия Ваксберга и еще ряд имен. Но наряду с их материалами основной массив газетных полос занимала совершенно безликая и лицемерная журналистика, в которую, собственно, уже мало кто верил. Все эти написанные по шаблону заметки про трудовые подвиги, почин новых стахановцев, успехи колхозников Кубани и Нечерноземья…

В общем, все относительно. Сегодняшняя журналистика совершенно точно не хуже журналистики советского времени. И то, что в ней мало таких имен, как Руденко и Аграновский, — тоже вопрос открытый, кстати. В советское время, чтобы журналисту или писателю стать известным, нужно было просто качественно сделать свою работу, раскрыть острую тему. Евгений Додолев опубликовал в «Московском комсомольце» в 1986 году материал под названием «Белый танец». Это был первый в Советском Союзе материал о существовании у нас проституции. Уверяю, что появление подобного материала сегодня не станет каким-то ярким событием, а будет абсолютно проходной историей. Сегодня запрос другой…

— В медиасфере ярко обозначил свои позиции еще один, сравнительно новый разряд авторов — блогеры. Можно ли относить их к журналистам?

— Блогеры — это явление, которое нельзя не замечать и с которым нельзя не считаться. Но говорить о том, что они заменяют собой журналистов-профессионалов и журналистику как таковую, конечно, преувеличение.

Блогеры — это выразители определенной среды, их отличие от профессиональных журналистов, их достоинство и одновременно недостаток в том, что это люди, что называется, из народа. Я говорю это без высокомерия, это объективно так.

Вместе с тем если изначально блогеры появлялись именно как выразители народного мнения, то сегодня нередко их используют как инструментарий.

— То есть, они не выражают мнение общества, а влияют на него?

— Да, демонстрируя псевдообщественное мнение в псевдообщественных интересах. Конечно, это не касается всех. Но власти на местах научились пользоваться блогерами, «создают» их сознательно, чтобы они писали и транслировали то, что удобно и угодно власти. Это псевдоблогеры.

Как долго будет существовать блогерство как таковое — сказать сложно. Многие из таких авторов превратились, по сути, в мини-СМИ. Ведь чтобы сделать блог конкурентным и интересным, приходится привлекать технику, людей… Как мне представляется, блогеров — выразителей мнения народных масс начнут вытеснять более профессиональные собратья.

Но если говорить в целом, то прямую конкуренцию традиционным СМИ блогеры не представляют. У них своя аудитория.

Могу привести такую аналогию: есть программа «Голос», где выступают очень талантливые и яркие люди, а есть консерватория или училище имени Гнесиных, откуда выходят профессиональные музыканты и певцы. Не факт, кстати, что они лучше тех, кто пришел на программу «Голос», но в оперный театр возьмут преимущественно выпускника консерватории.

— А с точки зрения законодательства, кажется, блогеры постепенно сливаются со СМИ. Взять, к примеру, закон об иноагентах, где в принципе одинаковые санкции как для СМИ-иноагентов, так и для блогеров, работающих в интересах других стран.

— У нас в законодательстве термин «иноагент» распространился на физических лиц. На мой взгляд, эта параллель не указывает на тождественность блогеров и СМИ.

— Соцсети уже стали одним из серьезных инструментов распространения информации. Можно ли их считать конкурентами или даже «убийцами» традиционных СМИ?

— Можно ли назвать двигатель внутреннего сгорания «убийцей» тягловой силы? Нет, это просто новый этап развития. Но действительно, с точки зрения влияния, массовости охвата соцсети дают фору многим традиционным СМИ, и не только печатным, но и электронным.

В этом отношении в конце 2020 года мы сделали важный и правильный шаг: Госдума приняла поправку, которая вводит в правовой оборот понятие социальной сети и устанавливает требования к их владельцам в части «самоочищения». Отмечу, это не «самоцензура», потому что цензура — это безосновательное ограничение по политическому, расовому или еще какому-то принципу. Речь о том, что соцсети должны сами устранять негативный контент, это именно очищение.

— Массовые коммуникации поставили на острие такую проблему, как фейки, поддельные новости. За последнее время было принято несколько законов по борьбе с этим явлением, но фейков особо меньше не стало. Как победить эту «болезнь»? Или она неизлечима?

— Излечить до конца ее, конечно, нельзя, как невозможно искоренить человеческие пороки и недостатки. Но совершенно точно ее можно загнать в определенные рамки.

Кстати, не соглашусь, что фейков меньше не стало. Период пандемии это особенно ясно показал: россиян, которые позволяют явно фейковые вещи, становится все меньше. Потому что перед глазами у всех есть много живых примеров, что происходит с так называемыми «фейкометами», какое количество людей привлекается к административной ответственности. А теоретически возможна и уголовная ответственность, если это повлекло негативные последствия… Поэтому в этом смысле закон себя оправдал и показал.

— Где находится та грань, которая отделяет свободу слова от злоупотребления ею?

— Логика, в которой мы работаем в комитете, по ряду направлений сводится к следующему: мы хотим постепенно трансформировать среду онлайн в среду офлайн, чтобы те законы и стандарты, которые существуют в реальной жизни, постепенно перетекали в жизнь виртуальную. Последовательно мы этим занимаемся.

В прошлом году мы приняли целый ряд законов, который этого так или иначе касается. Например, закон, который получил название «о хамстве чиновников»: он устанавливает ответственность в том числе за оскорбления в сети Интернет. Или закон об обязанности соцсетей, как я уже сказал, о самоочищении. Мы устанавливаем ответственность для владельцев ресурсов, которые не удаляют со своих страниц запрещенный контент, штрафы там достаточно крупные.

Эти инициативы не означают, что мы хотим запретить все в Интернете, установить там колючую проволоку и пропускать по пропускам. Нет. Интернет — это действительно территория свободы. Но право одного человека в Интернете быть свободным не означает его права оскорблять другого или транслировать откровенно запрещенный контент: сцены насилия, порнографию, пропаганду наркотиков и так далее. Любая свобода заканчивается там, где начинается несвобода другого.

Энтропия.net (Публицистика в сети) — Вопросы литературы

Первые дискуссии о сетевой литературе отгремели в «ЛГ» в 2000 году (N 28 – 29, 31). Сейчас такие острые споры больше не ведутся, и правда, казалось бы, о чем еще говорить: две диаметрально противоположные позиции обозначены. Первая: сетевая литература принципиально энтропична, и нужно всячески препятствовать этой энтропии путем введения строгих критериев отбора и внедрения в сеть только профессионалов – писателей, журналистов, редакторов. Вторая: сеть – саморазвивающийся организм с абсолютно самостоятельной системой ценностей, где уровень произведения не имеет значения.

Однако реальность бытования сетературы показывает нам, что не все так просто. Рожденная на перекрестье двух диаметрально противоположных социокультурных стихий: жесткой советской цензуры и безграничного самсебяиздата, сетевая литература воплотила в себе устойчивое неприятие того и другого. Факт свободной публикации никого не радует и настраивает людей с более-менее сформировавшимся вкусом на истребление графомании и пошлости в рядах тех, кто этой свободой злоупотребляет. Профессионалов же в сети не очень-то любят за изощренность диалектического рассудка и за их постоянное стремление внести в сетевое литературное сообщество вкусовые ограничения и доказать, что и на сетевую литературу распространяются общие законы литературных жанров. Мандельштамовское «Держу пари, что я еще не умер…» в отношении профессионалов, работающих в сети, звучит не вполне убедительно.

Надо сказать, что сетевая «любительская» литература и профессиональная бумажная – это два разных, совершенно несопоставимых мира: уровень произведений по большому счету не имеет в сети значения, если только эти произведения не являются публицистическими.

Чудское озеро виртуальной публицистики

В том, что публицистика в сети разнородна и выходит за пределы всех традиционных жанров, сомнений нет. Здесь можно найти философские споры о человеке, смысле жизни и сущности бытия, попытки государственную «мысль разрешить», обзоры, обсуждения, баталии, открытые письма, приглашения к дискуссиям, комментарии, дружеские обмены мнениями, рекомендации (приглашения посетить и почитать), признания в любви/ненависти к тексту и его автору, ответы на рецензии и замечания, дразнилки, панегирики, защиту своих и чужих теорий, мастер-классы и литературоведческие штудии, дневники, презентации, статьи, анализирующие ход обсуждений интересных тем, и много другой философической и литературной возни, которая вне Интернета теряется, проходит незамеченной и незафиксированной. За пределами сети пропадает множество кухонных философских споров; в сети же они хранятся как неоспоримое свидетельство брожения мысли, которую в печатных изданиях уже давно похоронили.

Рецензии – в бумажной литературе – на последних полосах «толстяков», а комментарии – на последних страницах книг, потому и читают их в последнюю очередь. В сети же все это основа основ, с них начинают знакомство с автором. Другого ориентира, собственно, и нет. Факт бумажной публикации уже свидетельствует о каком-то статусе, здесь факт публикации ни о чем не говорит, даже если мы имеем дело с сетевым журналом, где отбор все-таки имеется.

В сети представлено в виде текстов любое малейшее движение мысли. Эти фиксирующиеся каждую минуту в огромных количествах тексты – панацея от одиночества для тех, кто по той или иной причине лишен возможности 24 часа в сутки говорить о политике и литературе. Самые активные пользователи – писатели из далекой провинции и эмигранты, русскоязычное население стран СНГ. У них в сети в процессе общения теряется ощущение оторванности от культурной среды, потому как здесь, кроме языковых барьеров, не существует никаких других. Единое культурное пространство образуется не собственно художественными текстами (традиционно считается, что в русском Интернете ради них и собрались), а тем, что вокруг них, то есть публицистикой в широком смысле слова.

«Практика комментирования исходит не столько из желания проанализировать новый литературный факт, сколько из стремления зафиксировать присутствие своего «я» в мире, имеющем одно временное измерение – протекающий миг. Миг минует – и ты выпал в небытие, в потусетевое измерение, которое для виртуального пространства – смерть. И ты спешишь крикнуть, рождаясь в миге снова, возвестить, что ты есть, – кто станет требовать смысла с новорожденного? «Я есмь!» – когда-то прокричал даже Бог. И для Него это было началом творения. Но Он был один, а комментаторов много, особенно вокруг произведения, привлекающего внимание и острого для читателей, поэтому оно неизбежно проявляет себя стремительно и поверхностно чаще, чем наоборот»^{, – пишет Татьяна Тайганова в журнале «Самиздат». Действительно, каждый из фактов сетевой публицистики – это крик. Но станет ли этот крик произведением, выльется ли в него – вот о чем стоит поразмыслить.}

Речь пойдет не о той публицистике, которая используется владельцами сетевых СМИ, организующих свои форумы в сети для формирования собственных политических групп и внедрения собственной идеологии, а о стихийно возникающем на литературных ресурсах Интернета явлении, когда вокруг определенных тем и произведений создается некое брожение свободных умов, воплощаемое в более-менее связные тексты.

Сетевая публицистика – это не какое-то отвлеченное языковое пространство, разделенное пропастью с традиционными СМИ, но скорее альтернативный информационный канал. Для ее функционирования не нужно никаких журналистских или литературных курсов, филологических и философских штудий, она разворачивается в категории «здесь и сейчас», на литературных сайтах, в специально организованных сетевых журналах, на форумах периодических изданий. Это непрерывный процесс говорения, все более сгущающийся вокруг профессиональных авторов и наиболее популярных сетевых ресурсов. Мы имеем дело с некоей социальной и коммуникационной трансформацией, которая в медленно текущем литературном процессе предшествующих эпох просто не могла бы осуществиться. Согласно теории коммуникаций Маклюена, Гитлер пришел к власти посредством радио. Механизм прихода к власти понятен: радио практически не имеет обратной связи – оно убеждает, его действие – агитировать, рекламировать, направлять. Интернет, в силу своей принципиальной полифоничности, скорее не пособник властных намерений, а болото или некое Чудское озеро, в котором утонет все, что слишком тяжело, прямолинейно и агрессивно настроено или по сути своей монологично.

В новой реальности, где пока еще количество берет верх над качеством, главной производительной силой является человек философствующий, говорящий, а за производственными отношениями стоит «читатель-мыслитель». При этом убедительность читательского говорения с каждым годом является все более и более значимым критерием оценки произведения сетевого писателя: качество отзывов, рецензий, градус дискуссий поднимает рейтинг автора и престиж его страницы. Способность писать убедительно, аргументированно начинает все в большей степени определять роль в сетевой литературе той или иной личности, независимо от того, являются ли ее художественные произведения хоть сколько-нибудь ценными для литературы или философии в целом.

Интерактивность – наше всё

Рассуждая относительно философии пустоты с молодым прозаиком Андреем Качаловым, Андрей Тертый комментирует рассказ Достоевского «Бобок»: «Все это полностью про нас. По сути дела, мы ничем не отличаемся от «бобковских» мертвецов. Друг друга не видим, никакого реального влияния друг на друга не оказываем, но зато все наши жизненные привычки, пристрастия и амбиции перенесли в этот иной мир – виртуальный мир. И вот лежим мы каждый в своей виртуальной могилке и пытаемся разжечь в своих собратьях по кладбищу те чувства, которые мимолетной быстрокрылой ласточкой овевали наше лицо там, в прошлой реальной жизни. И гнием потихонечку. Хорошо!»

Андрей Тертый проиллюстрировал типичное представление о психологии посетителя литературного сайта. Положим, не все, что является для отдельного человека изоляцией от мира, гробом и безысходностью, – для литературы в целом плохо. Литературный процесс во все времена мало считался с чувствами и ощущениями его носителей. Рассуждая о нынешней изолированности каждого автора от мира, мы должны рассматривать сеть как главного обвиняемого в этом преступлении. В сети происходит видимость общения, но это не собственно общение, а продуцирование текстов в рамках бахтинской полифонии, когда некий предполагаемый автор потерял контроль над своими персонажами и каждый из них теперь сам по себе. Каждый участник сетевого говорения – актер, «забывший» слова пьесы, но стоящий на сцене перед зрителями и вынужденный сочинять свои реплики сам.

Это не общение, не свобода – это полная, практически тотальная деиндивидуализация автора в рамках никем не управляемого текста, постоянно грозящего перейти в пьесу абсурда, а то и вовсе рассыпаться, подвергнуться действию энтропии.

Что же отличает лик сетевой литературы в пестром разнообразии российского самиздата? Неужели это лик смерти? Неужели литературные сайты – место погребения остатков русской словесности? Неужели авторы, пришедшие в сетевую словесность, рассыплются в прах и имена их будут преданы забвению, словно они ничего стоящего не создали, ничего не разрешили, ничего интересного не сотворили? А их бесконечные споры на форумах и в комментариях к собственным произведениям? Неужели все это энтропия философии и литературы, переходящая в невнятное «бобоканье»?

Однако мне представляется, что все происходит как раз наоборот: когда новичок появляется в сети, его голос тих и невнятен, он «бобокает» и неумело пытается включиться в дискуссии. Но проходит месяц-другой, и мы можем наблюдать заметные сдвиги внутри его литературной парадигмы. Голос его становится все уверенней. Произведения приобретают некую законченность, круг друзей становится все более интеллектуальным.

Появляется некий потенциал, заряд, способный противостоять энтропии, неизбежной в любом споре. Чем этот потенциал выше, тем более плодотворной будет дискуссия. Обычно где-то после десяти серьезных аргументированных выступлений по теме начинается вклинивание в дискуссию сетевых шутников – и она сходит на нет тогда, когда серьезно начавшие ее участники сами становятся шутниками и начинается соревнование на остроумие, дискуссия прерывается, оставив мысль неразрешенной. Иногда просто один из участников, исчерпав аргументы, заявляет, что он остается при своем мнении.

Энтропия в философских и литературоведческих спорах – это, по мнению одного из редакторов «Вопросов философии» Николая Шульгина, охранительный процесс. Он провел на «Самиздате» Мошкова^{3несколько философских дискуссий и создал на их основе обобщающие тему статьи. Энтропия нарастает на последней стадии дискуссии, она свидетельствует как раз о том, что проблема себя исчерпала. Нет энтропии – есть проблема, нет проблемы – есть энтропия.}

Поэтому можно предположить, что «бобоканье» – это состояние полного отсутствия проблемы и тем для разговоров. Как только они появляются – «мертвецов» просто не узнать.

Неинтеллектуалы в сети – это блуждающие кометы, вынужденные кочевать с одной страницы на другую без надежды на постоянных верных друзей и читателей и реально осознающие, что стоит им хоть на день уйти из Интернета, как о них тут же все забудут. Впрочем, забудут в сети и об авторе приличных стихов или романов, если он вовсе не принимает участия в жизни сайта. «Если сегодня поместить на графоманский сайт, например, «Мертвые души» Гоголя и обозвать их «Сага о приписках» автора Цоколя, то за год великий роман прочитают вместе с автором не больше 5 – 10 человек, причем половина из прочитавших посетителей просто не узнает замаскированную другим названием классику. Я уверен, что без регулировщиков, то есть редакторов сайтов, привести в сетевую литературу и закрепить там настоящих авторов просто невозможно. А без этой помощи хорошему писателю просто нечего делать на литературном сайте. Уж одним из типичных примеров назову, как я случайно нашел писателя Виктора Пелевина на сайте «Проза.ру», у которого за полтора года я был всего семнадцатым читателем» ^{(А. Виноградов).}

То же я бы сказала о страничке «Дмитрий Емец»^{, находящейся в «Самиздате». Читателей нет. Нет в этом пассивном выкладывании шедевров той достаточной температуры, при которой из хаоса (согласно теории Нобелевского лауреата Пригожина) непременно задается некая упорядоченность. Пусть эта теория была опровергнута в рамках химии и физики, но на литературе, где градус обсуждения был всегда соразмерен градусу текста, она работает. Высокая температура возникает в процессе обсуждений, когда даже небольшая статья сетевого публициста вызывает отклики неравнодушных к этой теме посетителей Интернета. И совершенно неважно, читали ли они исходную статью: все говорят в рамках заявленной темы, беседуя с хозяином раздела и друг с другом. Статья – повод.}

Создается впечатление, что к нам вернулись горячие споры XIX века, Шишков и «Арзамас», те времена, когда из письма Белинского к Гоголю вытекало революционное движение. Только в салон допускаются не одни столичные знаменитости: тут элита выстраивается не по географическому или сословному признаку. Сеть нивелирует классы и географию. В ней предельно четко вырисовывается талант и бездарность, ум и глупость. Здесь женщине не позволено быть глупой, поскольку никто не может видеть иной ее красоты, кроме красоты текстов.

К думающему человеку в сети относятся с большим уважением, к нему приходят, с ним советуются. Он может, как Дан Дорфман, ругать Пушкина за «безнравственные» поступки, чтобы отменить гениальность как категорию и на этом построить теорию интерактивности сетературы. Человек пытается мысль разрешить, а мы ему поможем, поддержим. Сеть – великолепная бабка-повитуха идей, и любой здесь поневоле думает вместе с другими, идет сознательно против инстинкта собственной писательской самости, инстинкта обдумывать проблему в тишине и решать ее для себя. Нет такого у писателя инстинкта, чтобы отдавать свою недодуманную еще мысль другим и разрешать ее вместе с другими, кого Бог пошлет. Тем не менее человек пишущий подавляет в себе собственнические инстинкты и преобразует писательскую природу – не в сторону банального базарного общения, а через личную индивидуализацию себя как писателя в полную деиндивидуализацию, возвращаясь в сети к внеавторскому говорению.

Это нельзя сравнить с литературной студией – там под бдительным надзором руководителя идет обсуждение достоинств-недостатков произведений. Здесь надзора такого нет, беседа вокруг произведения не является непосредственно связанной с объектом обсуждения, она не становится и энтропией его, распадом созданного единства на атомы, а представляет собой реальность диалектическую, опосредованную, свободно перетекает из одной темы в другую, противостоя энтропии.

Разумеется, из-за этой самой интерактивности, совместного продуцирования текстов уровень представленных в сам-издате художественных произведений еще очень невысок, ученический период поэтов и молодых прозаиков несколько затянулся. Мощная эманация духовной энергии метнулась в противоположном направлении – и вот публицистические полемики вокруг наиболее актуальных проблем современности выливаются в неплохие тексты, образчиками которых могут служить как сами дискуссии, так и созданные на их основе статьи, изданные книги. Если вести речь о книгах, вышедших из Интернета в печать, то первой ласточкой, ставшей исторической реалией, был, в полном своем варианте, возможно, «Бесконечный тупик» Дм. Галковского, – в нем сетевая публицистика обрела свое тяжелое, неповоротливое, восточное (по Гегелю) воплощение, когда форма довлеет над содержанием.

Но переход из журналистики в сетевую журналистику не столь прям и непосредственен, и тому, кто пришел в сеть с осязаемым опытом работы в различных изданиях, приходится зачастую гораздо труднее, чем неподготовленному, но амбициозному новичку. Это объясняется прежде всего тем, что, работая в газетах, автор не слышит непосредственной реакции публики и свято верит, что его все понимают правильно. Столкнувшись с первыми же сетевыми хулиганами и правдолюбцами, он пытается их в чем-то убедить, а это занятие абсолютно бесполезное и авторитет изрядно подрывающее. Отсюда возникает неприятие сетевого обывателя со стороны профессионалов:

«Подпольные типы, наделенные всеми комплексами и страхами настоящих писателей, но не обладающие талантом и соответственно милосердием, как раз и составляют основной контингент «Рулинета» – и в этом смысле он недалеко ушел от русского литературного андеграунда, главной задачей которого было, конечно, не свергнуть советскую власть, а пробиться на страницы официальной прессы» ^{(Д. Быков).}

С чем же столкнулся, придя в Интернет, Дмитрий Быков? Не с самим явлением сетевой литературы, которое он не увидел, не заметил. То, что оглушило его и заставило уйти, можно назвать побочным эффектом или шумом. Это явление подробно описал Клод Шаннон. Шум попадает в любой канал коммуникации, независимо от устройства коммуникации. Именно поэтому в момент серьезного обсуждения проблемы общества может вклиниться совершенно не имеющий отношения к проблеме разговор о различии понятий «женщина» и «баба» и о роли «баб» в творческом осмыслении действительности или вдруг неожиданно поднимается проблема солипсизма. Шум не имеет с обстоятельствами дела, как правило, ничего общего. Автору приходится балансировать между игрой, в которую его вовлекает шумящий читатель, и реальностью собственной политической или философской позиции. Но игра стоит свеч, и бояться шума – это бояться сетевого творчества, которое мы можем классифицировать как особого рода публицистику, основанную на интерактивности.

«Ключ к пониманию сетевой литературы – ИНТЕРАКТИВНОСТЬ. Если интерактивности нет, то явления сетевой литературы тоже нет. Те литераторы, которые просто ставят какой-то текст в Сеть и потом делают вид, что их не касается интерактивное продолжение, возникшее в связи с их текстом, никакие не сетевые литераторы <…> Настоящая сетевая литература – это феномен обязательно системный. Где текст сам по себе – это один из элементов системы. Не обязательно – главный. Текст – это только повод»^7.

Это мнение Дана Дорфмана, одного из самых ранних аналитиков сетевой литературы, опубликовавшего в апреле 1997 года в «Новом Русском Слове» документальную повесть «Рунетные войны». Главные герои повести – авторы сети и Дмитрий Кузьмин, выступивший в «ЛГ» со статьей, в которой отказал дилетантской сетевой литературе в праве на существование. И сам создал сайт, претендующий на профессионализм в сети. Но Дан Дорфман строит свою критику Кузьмина и во всех последующих своих статьях (хотя позиция Кузьмина уже стала делом – появился «Вавилон») на том, что проповедник искусства для искусства не учитывает русского менталитета, стремящегося к виртуализации: «Русская литература всегда стремилась к ВИРТУАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ <…> Поэтому человек, зачеркивающий Сетевую Литературу, в глазах тысяч сегодняшних Сетевых Литераторов – ВЕЛИЧАЙШИЙ ПРЕСТУПНИК ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ»^.

Нет, разумеется, Кузьмин не противник виртуальной реальности и не «преступник всех времен и народов». Здесь важно, что для Кузьмина виртуальная реальность должна строиться по законам литературы, где важную роль играют оппозиции «талантливо – бездарно», «профессионализм – дилетантство», а для Дорфмана – по своим собственным, сетевым законам, и скорее моральным, чем художественным. Профессионализм противопоставлен не воинствующему дилетантизму, а интерактивности, на основе которой сетевая литература может быть сама по себе искусством для искусства. Кузьминский «Вавилон» ориентируется на нечто иное, чем собственно маргинальная литература, и это иное – классика. Чтобы быть максимально приближенной к идеалу, сетература должна копировать структуру бумажной литературы, а значит, создавать в себе журналы наподобие сетевой версии «Вавилона», в редакции которых будут живые представители эпохи с хорошим литературным вкусом.

По мнению Кузьмина, все, что достойно публикации, он уже выловил из сети и тем самым все это стало фактом бумажной литературы. При всем при том мало найдется читателей «Вавилона», которые видели, как он выглядит на бумаге. Читатели «толстяков» группируются вокруг библиотек. Библиотеки выписывают «Знамя», «Новый мир», а люди ходят их читать. Кто в библиотеку ходит читать «Вавилон»? Более того, далеко не все из сети можно выловить и публиковать: там постоянно создаются новые типы текстов, и не только «гостевая» как жанр, но и многочисленные вкрапления сетевых дискуссий во вновь создаваемые тексты (на сколь бы высоком уровне эти тексты ни были написаны, они никогда не выйдут в бумажные издания). Многие из них касаются конечных вопросов бытия и представляют собой серьезнейшие рассуждения о судьбах поэтов в России, о судьбе самой России, о нравственности, религии и т.д. Люди собираются и беседуют между собой письменно, создавая тексты. Эти тексты и есть собственно сетевая литература.

Бумажная литература тяготеет к художественности. Сетевая литература преодолевает границы художественности и идет к читателю и исследователю встречаться с ними и разговаривать, обсуждать самое себя. Аналитика начинает довлеть над художественной тканью. Ко мне за рецензиями обращаются очень хорошие поэты и прозаики. Поначалу я с удовольствием бралась за рецензии к талантливым произведениям, но они не вызывали полемик, споров, да и сами авторы оказывались неродными сети – уходили, так и не побывав как следует в водовороте окололитературных событий. Читателю постоянно нужна какая-то новизна, а в формах поэзии и романа он ее не найдет, в мировой паутине все отражает тот тупик, в котором оказалась литература вообще. Все, что иссякает в бумажной литературе, в Интернете вряд ли обретет новую жизнь и самоорганизуется.

У нас поэтом становится любой

Я поэт, поэт даровитый! Я в этом убедился, убедился читая других: если они поэты, так и я – тоже!..

Козьма Прутков.

11 апреля 1853 года

Это высказывание Козьмы Пруткова как нельзя более подходит для сети. Каждый пришедший на первую страницу литературного сайта случайный посетитель может прочесть «лучшие произведения», вывешенные там заботливыми устроителями конкурсов и просто накрутчиками; он понимает, что может писать ничуть не хуже. Пройдясь по авторским страницам, он укрепляется в своем мнении и создает свою собственную страницу, вывешивая на ней свой собственный шедевр и ожидая успеха. Но успех медлит. Произведение висит, его никто не читает. Что делать? Нужно идти знакомиться с другими поэтами-писателями. Возникают первые дружбы, до первых ссор еще далеко. Ссоры – удел тех, кто в своих дружбах преуспел, обратил на себя внимание сетевой общественности. Ну теперь держись! Теперь ты – графоман.

Из споров, битв вокруг средних графоманских текстов и рождалась сетевая публицистика. С появлением профессионалов в сети (компьютер стал явлением общедоступным) под пристальное внимание стали попадать и действительно талантливые авторы. Вокруг профессионального сообщества возникают первые конфликты, связанные с небывалым интересом к думающим людям, а отсюда – рейтинги и ревнивое, завистливое: «что вы делаете в сети, если такие умные». Развитие сетевой словесности не стоит на месте. Графоманы надоели всем, об этом пишутся статьи, ведутся диспуты. Еще немного времени, на них вряд ли хоть кто-нибудь будет обращать внимание.

Сергей Фаустов, автор сайта «Стихи.ру»^{, говоря об этих процессах, делает оптимистические прогнозы:}

«Есть периоды, и наша нынешняя эпоха сюда же и относится, когда не возникало произведений искусства, остающихся на века. Спрашивается, что же нам делать, если мы обречены жить в такое время, когда нам не дано создавать шедевры? Ответ прост. Ответ уже дан и дается непрерывно на stihi.ru. Надо продолжать усугублять то, что сейчас происходит, а именно способствовать усилению хаоса, неупорядоченности, которые суть необходимое условие самоорганизации, эволюции. Порядок не умеет самоорганизовываться. Хаос не вечен, но ему надо дать скорее изжить себя»^.

Каков же путь изживания хаоса? Лично я вижу будущее литературного Интернета оптимистически: развитие сетевой публицистики, прежде всего критики со всеми ее издержками, сделает свое дело: читать будут то, что одобрено, номинировано, заняло призовые места в конкурсах. Читать будут сквозь призму видения профессионалов, которых приглашают в различные конкурсы для поддержания их престижа. Весь вопрос в том, когда наконец у подавляющего большинства мастеров слова появятся компьютеры и желание работать в сети.

Период становления многих литературных сайтов уже завершился, определились критерии оценки произведений, и поэтому те критики, что создавали вокруг себя явно графоманские тусовки, провоцируя гневные выпады своими безапелляционными суждениями о неграмотности, сейчас находятся в некоторой растерянности.

«А зачем с нами бороться? – от имени графоманов заявляет Андрей Анатольевич Ломачинский. – Мы же безвредные! Графоман самая безобидная тварь на свете, хотя, может, и абсолютно бесполезная. Ну почему мы вызываем такую аллергию у маститых-знаменитых или там у критиков. Сидим себе у компУтера и «тихо сам с собою»… Своим мельтешением пальцев по кийборду доставляем сами себе удовольствие, а вот лицезреть плоды нашей графомании это личное дело читателя – никто ведь никого читать не заставляет! Чего же вы на нас ополчились?! Сидит бабушка на клумбе – сажает цветочки, и ни у кого ее деятельность протестов не вызывает, никто ее великим селекционером-мичуриным быть не призывает. Ну и мы также – посмотрите на Самиздат – каждая страничка это такая же клумбочка. «Может, толку с него, как с козла молока, но и вреда, впрочем, тоже никакого», это ВСВ о нас пел»^.

Потому и на критиков вполне вправе обижаться те, для кого собственные стихи – лишь повод пообщаться с друзьями – и не более.

Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.

10 лучших книг про тексты по версии Mediabitch

Если вы пиарщик из разряда и-чтец-и-жнец-и-на-дуде-игрец, то вам просто необходимо в достаточно приличной степени освоить навыки письма. Вопреки расхожему мнению, мы не считаем, что тексты, которые пишут пиарщики (например, для СМИ), должны быть продающими. Они должны быть интересными. Они должны решать определенные репутационные и информационные задачи, но никак не продавать. Поэтому наша подборка лучших книг о текстах почти наверняка будет очень отличаться от тех, что составляют копирайтеры. Но ради этого мы и затеяли проект 100 лучших книг по версии Mediabitch — чтобы собрать в одну профессиональную библиотеку те замечательные книги, которые могут пригодиться в работе именно пиарщикам.

Эту книгу можно уважать уже за один подстрочник — «Как писать тексты, не дожидаясь вдохновения». Работа пиарщика, к сожалению, очень часто похожа на работу на конвейере — тут уж некогда ждать, когда для написания релиза к вам прилетит муза. Автор — известный журналист и медиатренер Ольга Соломатина на простых правилах и практических заданиях учит, как написать быстро и хорошо практически любой текст — в корпоративный блог, в СМИ или вообще для себя, в стол.

2. Копирайтинг: как не съесть собаку

Бородатая, но совершенно не зря любимая многими копирайтерами книга. Дмитрий Кот, с присущей ему скромностью, дотошностью и простотой рассказывает, как написать качественный бизнес-текст — от слогана до текста для сайта. Если вам, ко всему прочему, приходится ещё и заниматься рекламой, то это совершенно бесценная книга, полная реальных советов, лайфхаков и примеров.

3. Сторителлинг

Про сторителлинг так или иначе слышали все (ну или почти все), кто работает в PR. Но далеко не все перешли от теории к практике. Автор книги Аннет Симмонс рассказывает, как создавать истории, как делать их работающими и интересными, где находить истории и что с ними делать дальше. Книга — настоящий мануал для тех, кто хочет использовать сторителлинг для продвижения бренда, написания статьи или публичного выступления. Книга, кстати, вышла больше 10 лет назад и не раз входила в список лучших бизнес-книг всех времен. И не зря.

4. Слово живое и мертвое

Это вовсе не бизнес-книга о бизнес-текстах. Это книга — сборник сочинений блистательной переводчицы и поэта Норы Галь, которая изучает родной язык и делится своими находками в статьях и письмах к друзьям. Но есть, конечно, и заглавный труд — сочинение «Слово живое и мертвое», где Галь без тени жалости распинает канцеляризмы, ошибки в публицистике, избыточные англицизмы и ещё целый легион текстовых грешков. Быть может, в этой книге и нет советов о том, как сделать текст лучше, но она заставляет нас обратить внимание на собственные же ошибки. И, поверьте, в языке мы все те ещё грешники.

5. Как писать так, чтобы вам доверяли

Не очень распространенная в России, но очень полезная книга для тех, кто хочет установить доверительные отношения с человеком по ту сторону текста. Многое в книге посвящено деловой переписке, но советы авторов (Кеннет Роуман и Джоэл Рафаэльсон), безусловно, пригодятся и в других видах текстов. «Как писать так, чтобы вам доверяли» — настоящий сборник работающих лайфхаков по доверительному письму. В конце книги вас даже научат как просить деньги (на проект или благотворительность). Так что пиарщикам-фандрейзерам очень настоятельно рекомендуем внести эту книгу в свою личную библиотечку. Рецензию к книге, кстати, написал сам Огилви — уверял, что её нужно прочитать минимум три раза.

6. Клад для копирайтера

Самый большой плюс этой книги авторства Элины Слободянюк — она написана на русском языке и на основе российского опыта. Второй большой плюс — книга перерабатывает произведения классиков копирайтинга и предлагает некую выжимку, поэтому тем, кто ограничен во времени, такой подход будет очень удобным. Ну и третий плюс — это фактически пошаговое руководство, которое, кажется, способно научить писать сносные тексты, даже если последний ваш текст был написан на экзамене в выпускном классе. И то на тройку. Отдельной строкой хотелось бы выделить главы про мини-копирайтинг и огромное множество реальных примеров.

7. Бизнес-копирайтинг

Очень и очень полезная книга для тех, кто пишет тексты для серьезной аудитории. Если ваша деятельность связана с написанием текстов для хардкорного В2В, проблемного IR или других бизнесов суровых сибирских парней, то книга Дениса Каплунова совершенно точно должна поселиться на вашем столе. Эта книга учит тому, чтобы любой ваш текст был воспринят всерьез. Нагрузили ли вас написанием коммерческого предложения для продажи анодных заземлителей или вы задумали сделать white paper для клиентов своего трубопрокатного завода, книга Каплунова вам с этим поможет и расскажет, как создать подходящий для такого случая текст.

8. Бла-бла-бла

Чудесная, легкая и совершенно необходимая книга для всех, кому по долгу службы приходится сталкиваться с текстами. Эта книга не про копирайтинг, а про то, что каждое слово должно иметь смысл. Дэн Роэм учит не растекаться мыслями по древу, не позволять себе и окружающим пустословия и создавать с помощью слов то представление о себе, которое нам хотелось бы. В книге множество понятных милых иллюстраций и воздушная верстка, которые заставят вас буквально проглотить книгу за один вечер.

9. Без воды: как писать предложения и отчеты для первых лиц

Западная практика пиара настаивает на том, что пиарщик должен быть правой рукой руководителя. Увы, в России это далеко не всегда соответствует действительности, однако очень часто PR-менеджеры подчиняются напрямую первым лицам компании. Но так ли хорошо мы представляем, насколько ценно время руководителя? Умеем ли мы писать предложения по захвату мира так, чтобы большие боссы их дочитали до конца и приняли? Книга Павла Безручко учит как раз искусству письменного сообщения своих идей сильным мира сего. Большой бонус — книга рассказывает о том, как устроено восприятие именно российского руководителя.

10. Как писать хорошо

Книга Уильяма Зинсера не зря стала настольной книгой всех тех, кто пишет нехудожественные тексты. Жанр при этом совершенно не важен — это может быть статья в научный журнал или рекламный буклет туристического агентства. Сильное преимущество книги заключается в том, что она написана не только для профессиональных литераторов, журналистов и копирайтеров, но и для всех, чья интеллектуальная деятельность хотя бы иногда требует облачения мыслей в слова. Зинсер обстоятельно рассказывает, как писать любые тексты на любую тему — о людях, о путешествиях, о себе, о технике, о спорте, об искусстве и многом-многом другом. В век личного брендинга и в эпоху блогеров «Как писать хорошо» — пожалуй, одна из самых полезных бизнес-книг, которые только существуют на русском языке.

Поделиться ссылкой:

Понравилось это:

Нравится Загрузка…

Что журналисты делают с текстом? | Барбара Маседа | Истории с текстовыми данными

(Прошу вашей помощи, чтобы разобраться)

Последние несколько месяцев я рассказывал журналистам об их испытаниях и невзгодах с текстовыми источниками, пытаясь получить как можно более подробную картину насколько это возможно в их процессах, а именно:

• как и в каком формате они получают текст,
• как они находят в документах интересную информацию,
• с помощью каких инструментов,
• для каких историй,

… среди других деталей.

Этот запрос является частью моего проекта стипендии Джона С. Найта по журналистике в Стэнфордском университете, где я работаю над созданием решений для обработки текста для журналистов.

То, что я обнаружил до сих пор, поражает: от технически подкованных репортеров, которые пишут свой собственный код, когда им нужно проанализировать текстовую коллекцию, до журналистов-расследователей старой школы, убежденных, что печать и выделение — самые надежные и эффективные варианты. и много оттенков подходов между ними.

Если вы когда-нибудь находили историю из кучи текста, дайте мне знать, используя эту анкету.Неважно, использовали ли вы для этого более или менее сложные инструменты.

Вот несколько причин и стимулов для участия:

Пьесы, основанные на анализе текстовых коллекций, не так распространены, как их аналоги, основанные на структурированных данных, и их труднее найти в одном месте. Одна из целей этого обзора — создать базу данных примеров. Как и вся остальная часть моей работы в Стэнфордском университете, данные будут общедоступны для всех.

Конкретно он будет включать информацию об истории:

• Название
• СМИ
• Дата публикации
• Автор (ы)
• Ссылка

И подробности о производстве и источниках:

• Тип используемый документ (ы)
• Источник (и)
• Количество источников
• Размер текстовой коллекции
• Тип рассматриваемых элементов
• Тип анализа
• Используемые инструменты / методы
• Время, необходимое для производства

I регулярно проверяйте новостные веб-сайты в поисках примеров, которые можно добавить в закладки, но не всегда очевидно, включает ли история анализ текста или нет, и во многих случаях они не сопровождаются сообщением в блоге «как мы это сделали».В других случаях сложно найти работы, написанные много лет назад, или истории, которые больше не доступны в Интернете. Пожалуйста, помогите мне найти вашу.

Подробная информация о создании этих историй, особенно об используемом программном обеспечении и подходах, может быть ценным справочником для начинающих относительно того, какие навыки и инструменты более актуальны, или для более опытных журналистов, которые могут сравнить заметки с другими энтузиастами текстовых данных.

Одна из целей моего проекта — сделать решения доступными для репортеров, у которых нет времени (или желания) стать «журналистами-майнерами». Как я писал в предыдущем посте, список навыков для этой области знаний длинный, а обучение требует времени. В конечном счете, мой интерес состоит в том, чтобы найти способы донести преимущества этих методов до большего числа репортеров.

Наконец, хотя анкета полезна только в том случае, если у вас есть пример, которым можно поделиться, мне также интересно услышать о менее успешных случаях.Вам приходилось иметь дело с группой документов, которые было слишком сложно обрабатывать? Был ли текст или формат файла вашим кошмаром? Я хочу все об этом услышать. Напишите мне, и, возможно, мы сможем составить список интересных задач.

Глубокий анализ текста для журналистики | by ODSC — Open Data Science

Проблемы, с которыми сталкиваются традиционные медиа-компании в цифровую эпоху, хорошо задокументированы и многочисленны. Массовые увольнения журналистов, сокращение списков подписчиков и прекращение выпуска печатных изданий многих небольших газет ясно указывают на изменение потребительских предпочтений.Чтобы оставаться актуальными или даже платежеспособными, традиционные СМИ должны будут воспользоваться преимуществами той же цифровой революции, которая привела к вытеснению более мелких торговых точек и переключению внимания с традиционных форм СМИ.

Одним из способов увеличения доходов этих компаний является продажа специально ориентированного рекламного места. Хотя это вряд ли станет панацеей от всего, что беспокоит эти компании, концепции глубокого обучения , лежащие в основе такой технологии, могут помочь компаниям лучше понять читательские привычки и предпочтения своей аудитории и соответствующим образом скорректировать свой контент.

[Статья по теме: От New York Times до НАСА: Как анализ текста спасает жизни]

В своем выступлении на ODSC East 2018 написал Алекс Спангер, аналитик данных, ранее работавший в New York Times. о его участии в проекте газеты по моделированию глубокого текста, получившем название «Project Feels», который возник из желания количественно проанализировать реакцию читателей New York Times на различные статьи.

Происхождение модели было довольно простым.Его отдел нанимал сотрудников через сервис Amazon Mechanical Turk, чтобы они прочитали определенные статьи и выразили свой эмоциональный отклик на статью. Используя эти данные, Спангер и его команда смогли построить модель, которая сделала выводы о вероятных эмоциональных реакциях на различные слова и темы.

Конечно, некоторые статьи вызвали очевидные отклики, и эти статьи уже привлекают различных рекламодателей и читателей. Другие, однако, вызвали либо поляризующие, либо непредсказуемые ответы. В частности, можно ожидать, что статьи, в которых фигурируют поляризующие фигуры или законодательные баталии, вызовут противоречивую или сложную эмоциональную реакцию. Спангер в качестве примера цитирует статью в Times о Канье Уэсте.

Спангер определил «сложность» модели, сравнив априорные ожидания ответов читателя с фактическими ответами. Сначала модель не могла предсказать ответы на статьи, подобные показанной выше, но, обучая модель с такими «сложными» статьями, Спангер смог настроить ее на слова и темы, которые, как правило, вызывают более сложные ответы.Хотя его модель использовала только две точки демографических данных для идентификации своих турецких подрядчиков (почтовый индекс и то, как часто они читают New York Times), он предположил, что перекрестная ссылка между ответами читателей и более тщательный учет демографических данных читателей может позволить конкретные рекламные цели.

Хотя модель в ее нынешнем виде основана на статической модели анализа, Спангер говорит, что он ожидает, что это изменится в ближайшем будущем. По его словам, для того, чтобы модель была полезной, она должна использовать непрерывную активную выборку.«Мы хотим, чтобы наши реалии отражали [изменения в общественном мнении], мы хотим, чтобы наши модели обучались на динамических данных», — продолжил он и добавил, что постоянно меняющаяся политическая атмосфера затрудняет прогнозирование «типичной» реакции.

[Статья по теме: Deep Learning находит фальшивые новости с точностью 97%]

По мере того, как Спангер работал в Times, пришел к выводу (он устроился на работу в Microsoft), он и его команда загрузили достаточно данных модель, которая позволяла оценивать типичные ответы на статьи с доверительным интервалом в девяносто девять процентов для большинства перечисленных эмоций.

Быстрые темпы технического прогресса говорят о том, что такие достижения, как динамическое обновление, скоро станут реальностью. Легко увидеть, как компании могут злоупотреблять такими достижениями, подобострастно обслуживая своих читателей своими статьями и создавая «кликбейт» вместо объективных новостей. Но с более широкой и оптимистической точки зрения мы можем увидеть, как модели глубокого изучения текста, такие как Project Feels, позволяют производителям контента лучше понять, что интересует их читателей и как они могут реагировать на определенные истории.Глубокий анализ текста также может дать представление об изменении социальных и политических взглядов, поскольку реакции на слова и имена меняются с течением времени. Журналистская индустрия долгое время подвергалась критике как оторванная от потенциальной аудитории, и успехи в области глубокого обучения могут стать источником столь необходимой информации о желаниях и потребностях потребителей.

Прочтите больше статей по науке о данных на сайте OpenDataScience.com , включая учебные пособия и руководства от новичка до продвинутого уровня! Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку здесь и получайте последние новости каждый четверг.

Видео или текстовая журналистика — нужны ли нам правила?

Воздерживались ли вы когда-нибудь от нажатия на новости в Интернете, потому что это было видео? Было ли это потому, что вы знали, что вам придется просмотреть 30-секундную рекламу в начале ролика, чтобы получить то, что вы хотите? Или потому, что издатели новостей стали слишком широко использовать видео? Или комбинация? Я хочу сказать, что многие издатели, стремящиеся развивать свой видеобизнес — и, надеюсь, свои доходы в Интернете, — потеряли ориентацию, когда дело доходит до выбора правильных СМИ для правильной истории.

Когда мне следует использовать видео?

Скажем прямо: в средствах массовой информации видео — это непревзойденный формат визуальных историй и эмоций. Предоставление вашим пользователям живых изображений реального действия (крушение, землетрясение, драка, ложь или красивое представление) явно добавляет ценности. Невозможно одними словами объяснить такие события так эффективно. Соответственно, есть рассказы, где текст предпочтительнее.Никто не заинтересован в том, чтобы смотреть, как кто-то читает новости (единственная причина, по которой это происходит в эфире, заключается в том, что видео — единственный формат, которым они обладают). Например, сводки новостей и финансовые отчеты обычно проще и быстрее использовать в тексте.

Конфликт на подъеме

Помня об этих простых выводах, интересно проследить зарождающийся на некоторых рынках конфликт между газетами и вещательными компаниями по поводу того, кому и что должно быть разрешено делать в цифровых СМИ.В Швеции, например, национальная организация издателей газет (TU) недавно обвинила Общественную вещательную компанию SVT в недобросовестной конкуренции, поскольку SVT начала публиковать статьи местных новостей на своем веб-сайте. Согласно TU, государственная служба использует деньги налогоплательщиков для конкуренции с местными частными газетами и, в конечном итоге, рискует будущим независимой прессы. SVT должна продолжать производство и распространение ТВ,

Нет необходимости в регулировании

Теперь, безусловно, есть веские причины следить за государственной службой и ее ролью в быстро меняющемся медиа-ландшафте.Но установление правил, по которым цифровые медиаформаты могут использовать разные типы издателей — на основе унаследованных — просто реакция. Вопреки цели, такие правила могут сделать авторитетные СМИ менее актуальными и конкурентоспособными.

Вместо того, чтобы сражаться друг с другом, издатели новостей должны сосредоточиться на интересах потребителей СМИ, использовать наилучшие доступные медиаформаты для рассказа своих историй, помогать им находить истории, где бы они ни были опубликованы, и рассматривать сотрудничество с издателями как средство роста и держите публику.

Strossle позволяет СМИ делиться пользователями в экосистеме качественных медиа. Идея очень проста: позвольте вашим читателям найти лучший контент на других медиа-сайтах, а взамен привлечь новых читателей. Это приносит пользу как потребителям, так и издателям.

Хотите узнать больше, чего на самом деле хотят читатели? Скачать этот отчет:

репортажей новостей: между субъективным и объективным, между оценкой

суждений и журналистским нейтралитетом, между записью события и

его интерпретацией. Конечно, никто не сможет убедительно утверждать, что сообщение новостей

не имеет ценности, учитывая, что оценочные суждения встроены в процесс создания новостей

на всех этапах сбора, обработки и представления новостей.Но

— неизбежный ценностный статус журналистики серьезных новостей не мешает ему стать журналистом

(Richardson, 2007). Таким образом, задача

состоит в том, чтобы исследовать журналистскую объективность, анализируя, «что делают журналисты, когда они

объективны» (Dunlevy, 1998: 120).

Как указывают Томсон и др., Типичный репортаж с твердыми новостями включает в себя «

стратегического избегания определенных ключевых оценочных значений и, таким образом,

фоновой и потенциально скрывающей субъективной роли журналиста

автора» (стр.XX [94]). Их анализ показывает, что объективность следует рассматривать как относительное качество

, «меру степени, в которой« голос »

избегает или ограничивает использование ключевых значений и способов поведения» (Там же).

Кроме того, в своих предварительных выводах, представленных здесь, они наблюдали

что-то «очень похожее на голос репортера на английском языке, работающий в

жестких новостях на различных языках, включая японский, французский,

индонезийский, Тайский и китайский »(стр.XX [94]). Такие важные открытия заслуживают

дальнейшего исследования.

Конечно, основной стратегический ритуал, применяемый журналистами с целью создания объективной копии

, — это цитирование источников, чьи полномочия и

достоверность открыты для вербализации (обычно противоположных) утверждений истины.

Но каковы последствия использования

неназванных источников в новостях для достоверности и объективности новостей? Во второй статье, основанной на системе

ОТНОШЕНИЯ, изложенной в рамках ОЦЕНКИ, Стенвалл исследует различные способы

, с помощью которых анонимные источники влияют на новостную риторику.Набор данных представляет собой обширную выборку из

отчетов, собранных в период с 2002 по 2007 год из лент новостей

Associated Press и Reuters, что составляет около 4 миллионов слов или 8000

страниц текста новостей. В этой статье Стенвалл берет за отправную точку меморандум

от июня 2005 г., составленный управляющим и исполнительным редакторами AP, и

, отправленный их сотрудникам, готовящим отчеты. Это подчеркнуло корпоративную точку зрения AP — также повторенную Рейтер

, — что анонимные источники являются самыми слабыми источниками.Однако такие источники

все еще фигурируют в отчетах этих агентств печати, включая, среди

других соображений, их неотъемлемую «информационную ценность». Учитывая, что такие

источников противоречат как духу, так и букве редакционной политики, их включение

требует от журналистов использования ряда поясняющих риторических приемов, чтобы оправдать свою анонимность

, особенно после напоминания AP о редакционной политике. Итак, хотя в отчетах

, поданных до этой даты, было «всего несколько примеров, относящихся к причинам анонимности», «Напротив, файлы AP после июня 2005 года предлагают большое количество разнообразных объяснений анонимности; и Рейтер, похоже, тоже придерживается аналогичной тенденции, хотя и в гораздо меньшем масштабе »(стр.XX [115]). Однако такие объяснения

не являются риторически безобидными, и анализ Стенвалла

предоставляет захватывающие свидетельства «центральных функций, которые атрибуция

неназванных источников может иметь в новостной риторике», включая «повышение доверия к

. неназванный источник или вызывающий эмоции у читателя »(p.XX

[120]). Таким образом, заключает она, «чем больше журналисты окружают анонимные источники

различными выражениями, тем больше возможностей они открывают для своего риторического построения» (стр.XX [121]). И, поскольку эти выражения

Почему визуальная журналистика теперь равна текстовой журналистике

16 окт. Почему визуальная журналистика теперь равна текстовой журналистике

Некоторые редакции все еще не занимаются онлайн-графикой, но в 2017 году есть веские основания для создания независимых визуальных отделов, способных вести свою собственную повестку дня новостей.

Автор: Консультант ЧИКИ ЭСТЕБАН | Консультационная группа по инновационным медиа | Вашингтон

Чем занимаются графические отделы? » это вопрос, на который никогда не было прямого и окончательного ответа.

Если вы спросите 20 лет назад, границы между дизайном, производством и инфографикой были довольно размыты. Во многих небольших или средних газетах были и есть специалисты по инфографике, которые также занимаются дизайном. Со временем, когда цифровые технологии впервые стали нормой, этот вопрос остался без ответа. Графические отделы часто находились в авангарде технологического развития, потому что им приходилось учиться использовать так много новых технологий, от нового программного обеспечения до 3D-иллюстраций. Они справились с этой задачей по-разному: вначале у многих торговых точек были отдельные магазины печати и онлайн-графики, другие пошли на полную интеграцию, а третья группа начинала отдельно, чтобы сойтись позже.

Двадцать лет спустя некоторые компании все еще не делают онлайн-графику.

Однако в такой конкурентной среде медиа-компании не могут позволить себе не использовать графику как инструмент. Это формат, который позволяет им выделиться среди конкурентов, правильно объяснять новости и привлекать трафик, время, проведенное на странице, и подписчиков.

Прежде чем мы ответим на первый вопрос, мы должны ответить на другой, более простой: что такое графика? Если мы используем старое определение — все, что не является текстом, фотографиями или видео — мы упускаем шанс потребовать максимум от квалифицированных графических работников.

Если мы хотим получить от них все самое лучшее, нам нужен «отдел визуальных историй», который был бы активным участком редакции новостей, который мог бы предлагать свои собственные истории и вести свою собственную повестку дня новостей, как и на национальном, деловом или спорт. Он также может поддерживать другие разделы, но это не будет его основной целью. Визуальный отдел, который является не более чем надстройкой для обслуживания других, означает, что графика подчиняется тексту и никогда не будет полностью разработана.

Правильный визуальный отдел означает, что вам нужны журналисты с визуальными навыками, а не просто люди, которые знают, как использовать часть программного обеспечения, и этот раздел должен быть как минимум таким же большим, как и другие.

Визуальные журналисты должны уметь создавать истории от начала до конца, от репортажа до создания визуальных элементов и публикации. В крупных редакциях мы можем даже иметь роскошь специалистов в разных областях, но точно так же, как журналист из другого отдела должен знать, как проводить расследования и писать текст, визуальный журналист должен обладать независимостью.

После того, как мы установили независимость визуального отдела, который может создавать свои собственные истории и вести свою собственную повестку дня новостей, есть еще две вещи, которые необходимо исправить.

Во-первых, вопрос о том, кто редактирует визуальные проекты. В то время как редактирование текста может выполняться центральным отделом, визуальные редакторы проектов должны происходить из того же отдела и полностью понимать визуальный язык и ссылки, хотя это не мешает визуально образованным журналистам из других отделов курировать проекты.

Во-вторых, нам нужно разобраться с вопросом служебной графики или графики для других. Маленькие графики, местные вещи, которые являются частью повседневной работы экспертов по инфографике во всем мире.Эти изображения используются для объяснения новостей и часто являются ключевыми элементами для читателей, но сами по себе они редко привлекают трафик или подписчиков.

Некоторые агентства, такие как The New York Times, Washington Post, NPR или Quartz, решили создать свои собственные инструменты, чтобы попытаться максимально автоматизировать процесс. Это освобождает графическое время и позволяет репортерам создавать свои собственные незначительные визуальные элементы. А это означает, что каждый может работать над более крупными проектами, которые приносят доход. Итак, если мы хотим сделать все это, но по практическим причинам не можем иметь полноценную большую визуальную команду, нам нужны журналисты с базовыми навыками дизайна и программирования.По мере нашего роста мы можем нанимать специалистов, которые уделяют больше внимания отчетности, анализу кода или данных. Раздел также должен способствовать развитию работы над видео, фото и мультимедийным дизайн-проектам.

Когда визуальный отдел станет достаточно большим, чтобы начать создавать свои собственные истории, его состав изменится, и тогда мы должны подумать о следующих трех факторах.
Во-первых, он должен быть хорошо укомплектован, чтобы команда могла тратить время на построение историй вместо того, чтобы просто иллюстрировать истории других.

Во-вторых, нам нужно подумать о навыках этих сотрудников: они должны быть в первую очередь журналистами, а не художниками, которые могут публиковать цифровую графику.Не все они должны быть мастерами кода, потому что большая часть онлайн-графики в настоящее время статична, но им нужно знать, как публиковать их, делать их адаптивными и включать минимальный уровень интерактивности там, где это необходимо.

Online предшествует печати. Это и будет очень редко, когда проект работает наоборот, а печатная графика всегда будет более ограниченной, учитывая требования к пространству, цвету и интерактивности. Это означает, что лучше сначала разрабатывать идеи в Интернете, без ограничений печати.Все это, конечно, может означать дополнительные инвестиции, которые затем могут оттолкнуть некоторые новостные компании.

Но если мы согласны с тем, что СМИ должны стремиться предлагать своим читателям икорную журналистику, убеждать их платить за подписку; если мы считаем, что новые рекламные приоритеты уходят от простых вопросов объема; или если мы считаем, что должны предлагать другой контент, чем наши конкуренты, мы не можем просто создать небольшой визуальный отдел. Он будет создавать для вас новые истории, поэтому вы должны быть готовы позволить им со временем разрабатывать истории, как это делают текстовые репортеры.

Перестаньте думать о графических отделах как о еще одном способе поддержки или иллюстрации текстовых историй. Нам нужны отделы визуальной журналистики, а это значит, что журналистика на первом месте. Все дело в том, чтобы найти лучший язык для рассказа, а затем экспериментировать; о создании более визуальной, более личной и более интерактивной журналистики, потому что именно этого ожидают читатели.

Качество и дифференциация должны быть нашими стандартами.

Эта статья — одна из многих глав, опубликованных в нашей книге Innovations in News Media 2017 World Report .

Subtext позволяет местным журналистам из США общаться с аудиторией с помощью мобильных сообщений

Американская медиагруппа Advance Local сближает журналистов и читателей с помощью текстовых сообщений.

Subtext позволяет аудитории следить за определенными ритмами, участвовать в беседах и заглядывать за кулисы репортажа, связываясь с выбранными ими местными журналистами, известными как «ведущие».

С момента запуска шесть месяцев назад, около 70 различных хостов зарегистрировались, включая репортеров USA Today, принадлежащих Gannett, которые опередили репортеров на платформе, освещающих темы от музыки кантри до последних технических новостей.

Майкл Донохью, основатель и руководитель Advance Alpha Group (технологическая сторона Advance Local), сказал, что платформы социальных сетей, такие как Twitter, выросли до таких масштабов, что реальное участие было потеряно.

«Когда вы подписываетесь на кого-то в Твиттере, это больше не похоже на мгновенное соединение, поэтому мы хотели иметь возможность облегчить такой уровень взаимодействия», — сказал он.

После подписки пользователи получают сообщения от хоста в реальном времени с возможностью отправлять им ответы с вопросами или другой информацией, которая может иметь отношение к теме.

Донохью утверждал, что это обеспечивает более личный и интимный опыт, чем премиальные информационные бюллетени и подписка на публикации.

Это отразилось на показателях открытия, которые в среднем превышают 90% по платформе.

Среди тех, кто до сих пор обосновался на Subtext, есть гиперлокальные репортеры, которые смогли предоставить новостные услуги для небольшой нишевой группы.Это также означает, что аудитория может получить доступ к более глубокому освещению дел местного сообщества.

Например, во время прошлогодней гонки мэров Сан-Франциско Джо Эскенази, управляющий редактор и обозреватель Mission Local, использовал пилотную службу, чтобы регулярно информировать своих подписчиков о последних событиях в этой гонке.

Он также получал советы от подписчиков с ведущими сюжетами и информацию о том, что происходило в их районе.

Помимо более тесного взаимодействия, проект обеспечивает еще один источник дохода для редакций в качестве дополнительного бонуса.

могут взимать с подписчиков ежемесячную плату за получение текстовых сообщений, обычно от 3,99 до 6,99 долларов (3,30–5,80 фунтов стерлингов), с разделением доходов между хостом и Advance Local.

«В то время, когда отрасли необходимо улучшить взаимодействие, ей необходимо искать новые модели доходов, чтобы это сделать», — сказал Донохью.

Открывая себя для такого публичного канала связи, репортеры могут опасаться, что они станут объектом злоупотреблений.

Однако Донохью сказал, что, несмотря на отправку десятков тысяч сообщений, таких случаев пока не было.

Основная причина этого заключается в том, что, в отличие от других платформ социальных сетей, которые упрощают сохранение анонимности, подписчики Subtext должны предоставлять свой номер телефона и свои банковские реквизиты узлам сообщений, что упростит выявление потенциальных нарушителей.

Host также имеет полный контроль над тем, чтобы отписать людей от получения их сообщений в любое время.

Двигаясь вперед, команда Advance Local стремится постоянно улучшать взаимодействие с пользователем для Subtext, а также диверсифицировать типы хостов и подписчиков на платформе.

«Мы действительно взволнованы чрезвычайно положительным откликом, полученным как от хостов, так и от подписчиков, поэтому будущее выглядит очень радужным».

Subtext ранее назывался Project Text , пока в октябре 2019 не был переименован в . Эта статья была обновлена ​​26 марта 2020 года, чтобы распознать это изменение в названии компании, и были удалены встроенные твиты, относящиеся к предыдущему названию компании

Бесплатная ежедневная рассылка новостей

Если вам нравятся наши новости и тематические статьи, вы можете подписаться на нашу бесплатную ежедневную (пн-пт) электронную рассылку новостей (для мобильных устройств).

Рекомендованных учебников журналистики — NewsLab

Если вы записались преподавать журналистику на уровне колледжа, полный рабочий день или в качестве дополнительного, вы, вероятно, захотите использовать учебник. Но как понять, какой из них лучше всего подходит для вас? Воспользуйтесь программами обзора издателей. Большинство из них бесплатно отправят вам текст для просмотра, который часто называют «настольной копией»; даже если вы не применяете его для курса, вы можете оставить текст для себя.

Вот несколько советов, которые помогут вам начать работу. Наша рекомендация номер один не должна вызывать удивления:

Продвигая историю: журналистика в мире мультимедиа (3-е издание), авторы NewsLab Дебора Поттер и Деб Халперн Венгер, Университет Миссисипи. CQ Press, 2014.
Один рецензент назвал его «первым учебником в этой области для пост-телевизионных новостей». Поставляется с уникальным интерактивным учебным пособием, что делает его «учебником мультимедийной журналистики, который действительно является мультимедийным».

Радиовещательные новости и сборник стилей письма, 5-е издание, Роберт Паппер.Allyn & Bacon, 2012.
Руководство по стилю, разработанное для тележурналистов.

: написание, репортажи и производство в эпоху социальных сетей, 5-е издание, К. А. Таггл, Форрест Карр, Сюзанна Хаффман. McGraw-Hill Companies, 2013.
Исчерпывающий текст вводных курсов вещания.

Журналистика дальше: Практическое руководство по цифровым репортажам и публикациям, 3-е издание, Марка Бриггса. CQ Press, 2015
Все о цифровых технологиях.

Мультимедийное повествование для цифровых коммуникаторов в многоплатформенном мире, Сет Гитнер.Routledge, 2015
Руководство по визуальному повествованию.

Принципы мультимедийной журналистики: упаковка цифровых новостей, Ричард Кочи Эрнандес и Джереми Рю.