Психологическая целостность: Психология целостности — Геннадий Бревде

Необходимость понятия о целостном человеке в психологии объясняется тем, что психическое — атрибут человека, биосоциального материального существа. Целостный человек — многоуровневая система, в которой свое вершинное место занимает сознание. Является ли человек в целом предметом психологии? И да, и нет. В первую очередь предметом является психическое, разные его формы (сенсорная, перцептивная, мыслительная, речевая, аффективно-волевая и мотивационная) и уровни (сознательное, надсознательное и бессознательное, подсознательное). Сознание, психика — особый жизненно необходимый элемент в структуре человека. А элемент зависит от системы. Зависимость психического элемента от самого человека — его носителя и субъекта фиксируется

В российской психологии антропологический принцип, или подход, существует в разных формах. Он более всего применяется в психологии личности. Исследования личности с начала ХХ столетия привели к выделению самостоятельной научной дисциплины «психология личности» к концу 1950-х гг. В 1960-х гг. обоснована принципиальная необходимость личностного подхода ко всем проблемам психологии, направленная против абстрактного функционализма [28, 29]. При этом человек был отождествлен с личностью. Против такого распространенного в психологии отождествления выступил Б.Г. Ананьев. Он определил четыре формы существования человека — индивид, личность, субъект, индивидуальность — и предложил концепцию индивидуальности как высшего уровня развития человека [3].

В 1960–70-е гг. начинается становление субъектного подхода и активная разработка понятия субъекта школой С.Л. Рубинштейна. Ученики и последователи Рубинштейна К.А. Абульханова и А.В. Брушлинский выстроили на базе философской антропологии своего учителя концепцию субъекта, видя в нем максимальное воплощение родового человека, наделенного всеми лучшими человеческими качествами и особенно активностью [1, 10].

Антропологический принцип (и близкие ему, но все же отличные личностный и субъектный принципы или подходы) означает, что психическое — атрибут человека, а человек есть системное его основание. Психическое в определенном смысле порождается процессами функционирования системы «человек», зависит от него, от его внутреннего устройства, его структуры. Поэтому объяснение психического требует знания о человеке.

Характер системного основания «субстрат», который еще к тому же и субъект, противоречив и в общем сводится к соотношению биологического и социального в нем. В психологической науке все дискуссии о предмете психологии и объяснительных схемах разворачиваются в вокруг этого фундаментального противоречия. Осмысливая его, психологи неизбежно выходят в сферу общественных и биологических наук о человеке. Психологическое познание становится человекознанием (Ананьев предлагал еще термин

Антропологический принцип как таковой имеет длительную историю в философии и психологии. Сто лет назад В.М. Бехтерев организовал целый ряд институтов и лабораторий, которые были призваны осуществлять комплексный подход в целях познания целостного человека (личности — в терминах Бехтерева) и его поведения, деятельности в сфере труда, общения и познания. Опыт человекознания, накопленный в школе Бехтерева в Психоневрологическом институте (1907–1919) и Институте мозга им. В.М. Бехтерева (1918–1948), не потерял актуальности не только для отечественной, но и для мировой науки [22].

Антропологический принцип повлиял на новейшую психологическую науку. На рубеже 1980–90-х гг. произошел антропологический поворот в отечественной психологии, во многом подготовленный историческим ее развитием под влиянием в первую очередь Б.Г. Ананьева, создателя теории антропологической психологии, и С.Л. Рубинштейна, автора философско-психологической антропологии. Во второй половине ХХ в. активно развивались отрасли антропологии, которые вышли за пределы классической антропологической науки. Активно развиваются философская, историческая, социальная, культурная, лингвистическая, педагогическая, психологическая и другие частные антропологии.

Моноаспектное, монодисциплинарное знание о человеке неуклонно прирастает в социальных, гуманитарных и биологических науках. Свое место в человекознании получили науки о неживой природе и технике. Экстенсивный рост монодисциплинарных знаний происходит и в психологии. Налицо дифференциация наук соответственно различным сторонам общего объекта, каким является в данном случае человек. Вместе с тем есть встречное стремление — интегрировать знания в единую картину человека, чтобы понять и объяснить множественную детерминацию его поведения и внутреннего мира. Полнота охвата объекта обеспечивается комплексным подходом, полидисциплинарными исследованиями. В них активно участвует и психология. Так достаточно ли ей этого тесного соседства сотрудничества для полноты понимания и объяснения психического? Думается, что нет. Многоаспектное знание не всегда есть целостное знание. Для этого ему надо выйти на новый интегративный уровень и обратиться к отдельному предмету познания как к части некоего целого. Что подразумевается, когда говорят о «целом», «целостности» в психологической науке? Обычно имеется в виду целостность индивидуального сознания (психики отдельного человека). Но сознание само есть элемент другого целого — человека.

В психологии разработана не одна концепция о целостном человеке. Эти концепции характеризуют человека как биосоциальное и психобиосоциальное целое. Раскрытие природы этого целого удается через анализ его структуры. В психологии принято понятие «структура личности», притом личность понимается как отдельно взятый человек. Именно структурные модели позволяют более строгим научным языком обсуждать проблему целостного человека как субъекта сознания и носителя психики. Исследования проблемы целостного человека проводились в российской психологии советского периода преимущественно под рубрикой «психология личности». При этом личность понимается широко, поскольку в ее структуру включаются не только собственно личностные, социальные и психосоциальные, но и природные элементы человеческой структуры. В новейшее время происходит дифференциация понятий «человек» и «личность».

В современную науку постепенно вошли и другие дифференцированные понятия о человеке и его структуре. В ней выделены подструктуры — индивид, субъект, личность [3]. Кроме того, Б.Г. Ананьев предложил новое понимание индивидуальности — как тотальной целостности, как результат интеграции структуры индивида (биологические и биопсихологические его элементы), личности (социальные и психосоциальные элементы) и субъекта (психобиосоциальные элементы). Дифференциация структуры человека и последующая многократная в течение жизни ее интеграция совершаются в реальном процессе развития системы и превращения ее в уникальную полисистему, которая и есть индивидуальность. В отечественной психологии Новейшего периода истории созданы и другие теоретически и эмпирически обоснованные структурные модели личности-индивидуальности. Авторы учитывают задатки и темпераменты, свойства нервной системы и другие биологические по происхождению элементы структуры индивидуальности, по-разному толкуя их место и роль в ней. В основном они сходятся во мнении о единстве биологического и социального в структуре индивидуальности, о социальной сущности человека, которая изменяет его природные свойства.

Большую популярность в советский период завоевала структурная концепция К.К. Платонова, предложенная в середине 1960-х гг. [27]. В ней выделены четыре подструктуры человека (личности в более привычной терминологии): 1) биологически обусловленные свойства личности (задатки, темперамент), 2) индивидуальные особенности психических процессов, 3) опыт личности: знания, умения, навыки, 4) социальные личностные свойства (направленность). Свои структурные модели человека предложили Б.Г. Ананьев, А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев. За рубежом в 1960–80-е гг. опубликованы структурные концепции и соответствующие методы Г. Айзенка, Р. МакКрэя, П. Косты.

В наибольшей степени идея целостного человека воплотилась в концепции индивидуальности как интегративной полсистемы, выдвинутой Б.Г. Ананьевым в 1960-х гг. с учетом идей и опыта человекознания, приобретенного в исследованиях В.М. Бехтерева и его школы. Ананьевская структурная модель человека-индивидуальности легла в основу организованных им комплексных антропо-психологических исследований. Индивидуальность— органическая целостность, уникальное воплощение родового человека. В понимании Ананьева индивидуальность — саморазивающаяся полисистема, сочетающая в себе закрытость-автономность и вместе с тем имеющая опосредованные связи с метасистемами искусственной (в том числе общественной) и природной среды. Эту связь опосредуют открытые системы — индивид, личность, субъект. В них постоянно идет обмен энергией, информацией, свойствами с окружающей средой.

Целостность системы вообще и индивидуальности человека в частности обеспечивается за счет внутренних связей между ее элементами. В этой замкнутой системе «человек» сознание приобретает характер субъективного внутреннего мира, который является безраздельным предметом психологической науки. Научное психологическое познание индивидуальности как разноуровневой и разнородной психобиосоциальной системы возможно через познание открытых систем индивида, личности, субъекта и потому в союзе со смежными науками. Такова логика теории Ананьева и исследований его единомышленников.

Программа комплексных исследований индивидуальности под руководством Б.Г. Ананьева не была полностью осуществлена по причине преждевременной смерти ее создателя. Однако полученный под его руководством опыт психологического человекознания имеет принципиальное значение. Кроме того, что были получены ценные научные результаты, обогатившие общую, возрастную, дифференциальную, социальную психологию, были поставлены вопросы организации и теоретического осмысления стратегии таких исследований, пришло понимание полученных результатов, богатого фактического материала как фрагментов единой картины человека.

Близкие Ананьеву идеи были развиты и эмпирически обоснованы В.С. Мерлиным и его школой (Пермская школа) [24]. В.С. Мерлин выдвинул концепцию интегральной индивидуальности, которая представляет собой «вариант целостного подхода к человеку с позиций принципов общей теории систем» [33, с. 4]. Он полагал, что изучать индивидуальность с ее бесконечным числом особенностей следует путем выявления связи между ограниченным числом индивидуальных свойств, но представляющих разные уровни ее структуры [24, с. 28]. Эти связи опосредованы каким-то промежуточным элементом структуры. Мерлин нашел этот элемент в индивидуальном стиле деятельности (труда, общения, учения и пр.) и стиле органической жизнедеятельности. Ученый также допускал, что промежуточным звеном в связях между уровнями индивидуальности могут стать убеждения или межличностные отношения. В его исследовательской программе были выделены три основных уровня системы индивидуальности: организменный, психический, социально-психологический [там же, с. 50]. Ученики В.С. Мерлина много лет целенаправленно работали, чтобы проверить, эмпирически обосновать и, главное, развить теорию своего учителя. Во многом им это удалось [33, 43].

Э.А. Голубева из школы Б.М. Теплова и сотрудники ее лаборатории в Психологическом институте РАО много лет исследовали связи между разнообразными способностями, свойствами нервной системы и другими элементами структуры человека, индивидуальности. Голубева разработала модель структуры индивидуальности. Особенность этой модели состоит в выделении промежуточных элементов структуры индивидуальности, в качестве которых она полагала эмоциональность, активность, саморегуляцию и побуждения [14, 15].

Во всех этих исследованиях вместе с получением новых фактов, свидетельствующих о внутрисистемных связях между элементами человеческой структуры, и выявлением закономерностей функционирования, развития и структурирования индивидуальности шла методологическая работа по осмыслению комплексного подхода — особой стратегии научного познания. Б.Г. Ананьев оценивал комплексные исследования в психологии как одну из возможных моделей человекознания. В его лаборатории, а также в других выше названных центрах разработаны и апробированы организационные формы таких исследований, методический инструментарий и математические методы обработки информации.

К сожалению, опыт конкретных психологических исследований индивидуальности в указанных выше и других научных лабораториях недостаточно осмыслен на философском уровне. Такой вывод напрашивается при знакомстве с философской литературой, посвященной проблеме изучения целостного человека. Так, в книге, изданной Институтом человека РАН, вопреки историческим фактам утверждается, что «…ни одно научное направление, ни одна организационная отрасль научного знания не исследуют человека в его целостности и даже не приближаются к этому. Теоретическое освоение комплексных исследований человека, методы их организации и проведения не разрабатываются» [25, с. 3]. Как видим из приведенной цитаты, реальный опыт человекознания, накопленный в школах Ананьева, Теплова, Мерлина и других психологов, авторами книги был проигнорирован или остался им не известным.

* * *

Новейшая история в разработке проблематики человека в российской психологии отмечена важными событиями. Как предвидел Б.Г. Ананьев, в1960–80-е гг. интерес к проблеме человека в психологической науке возрастал. В разгар перестройки в феврале 1988 г. в Москве состоялась представительная Всесоюзная конференция «Проблемы комплексного изучения человека» [30]. Ее участники — ученые, писатели, общественные деятели былипреисполнены надежд на обновление страны и поворот государства лицом к человеку. Цель конференции — «осмыслить современные научные знания о человеке, стимулировать комплексные исследования человека, наметить их основные направления, заложить основы комплексной научной программы познания человека в его целостности и способствовать более тесному увязыванию исследований человека с задачами практики, в первую очередь с задачами воспитания, образования и здравоохранения» [там же, с. 5–6].

Конференция еще раз показала, что проблема человека заняла центральное место в системе научного знания и что необходимо найти пути и средства синтеза многообразных знаний о нем. Философ И.Т. Фролов и психологи Б.Ф. Ломов, В.П. Зинченко сделали на ней программные доклады. Б.Ф. Ломов дал перечень проблем, требующих комплексной разработки, — интеллект, способности, потребности, сознание, соотношения индивидуального и общественного сознания. Центральной он назвал проблему развития человека. В.П. Зинченко предложил в качестве предмета междисциплинарных комплексных исследований проблему сознания как функционального органа человека и общества [32, 38].

В начале 1990-х гг. был учрежден Институт человека в системе РАН. Первым его директором стал академик И.Т. Фролов, автор многих произведений по проблемам человекознания и в том числе неоднократно изданной книги «Перспективы человека» (Фролов, 1979). Активное участие в создании института принял Б.Ф. Ломов — ученик и ближайший сотрудник Б.Г. Ананьева. Директором-организатором был назначен В.П. Зинченко. Были определены направления деятельности нового института: философские и методологические основы комплексных исследований человека, проблема детерминации развития человека, сознание как предмет междисциплинарных исследований, будущее человечества и перспективы развития личности, междисциплинарное изучение человека в труде и экстремальных ситуациях. В институте занимались вопросами биоэтики, связанными с медициной и практической психологией, культурно-исторической антропологии, здорового образа жизни и экологии мегаполиса, моделирования типов развития (виртуальная антропология) [44, 17].

Перед институтом была поставлена методологическая задача — преодолеть разрыв между естественными и гуманитарными подходами в человекознании, создать работоспособную модель целостного человека. На уровне конкретных наук институт занимался гуманитарными исследованиями, преимущественно культурологическими, насколько можно судить по публикациям. Издана энциклопедия «Человек», издавался журнал «Человек», опубликованы монографии и статьи, посвященные проблеме человека. К глубокому сожалению, в 2004 г. этот институт был упразднен, Сегодня от института остался лишь сектор методологии междисциплинарных исследований человека в Институте философии РАН.

Упразднение Института человека — это потеря для отечественной науки, особенно для психологии, которая остро нуждается в философском осмыслении ее коренных проблем. Эта объективная потребность обострилась в ситуации методологической анархии. По нашему мнению, существовавший в советской психологии своеобразный общественный договор о признании основных постулатов психологии неправильно оценивать только как результат идеологического администрирования в науке. Да, давление на советских ученых было, мы это хорошо помним. Но была и серьезная методологическая работа научного сообщества, его лучших умов — Л.С. Выготского, С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, Б.Г. Ананьева и других. Опорными принципами для российской психологии многие годы служили известные принципы — детерминизма, отражения, единства сознания и деятельности и др. Их можно и нужно было развивать и дополнять, оспаривать и предлагать новое. Но от них стали быстро отказываться, не вдаваясь в их суть и не предлагая ничего равноценного им. В ситуации методологического скептицизма и анархизма получилось так, что под прикрытием благородного стремления к свободе мысли в отечественную науку проникла масса незрелых или фальшивых текстов с претензией на новую теорию или новую практику. Научная критика в форме экспертизы (рецензии, отзыва), журнальной дискуссии не справляется с потоком квазинаучной самодеятельности. Да и критиков мало, судя по абсолютному преобладанию непомерно хвалебных отзывов и рецензий по любому случаю.

В Перестройку и уже в постсоветской России антропологизм в психологии стал широко распространяться после снятия идеологических запретов. В новой идейной атмосфере многие гуманитарии обратились к дореволюционной русской философии и психологии, особенно к тем авторам, которых в советское время считали идеалистами и третировали как «мракобесов». В постсоветской России мнения круто изменились. На рубеже ХХ–ХХI вв. труды Н.А. Бердяева, В.С. Соловьева, П.А. Флоренского, С.Л. Франка и других прочно вошли в современный научный дискурс о человеке. Наряду с этим усилилось влияния западного антропологизма в лице неофрейдизма, гуманистической и экзистенциальной психологии. Возникла небывалая в нашей стране отрасль — практическая психология, эклектичная по своим теоретическим основам и тесно связанная с квази-научными, практико-ориентированными теориями, к которым можно отнести ортодоксальный психоанализ, психосинтез Р. Ассаджиоли, «онтопсихологию» А. Менегетти идр.

На рубеже веков в России заявила о себе психологическая антропология, провозгласившая своей целью изучение субъективности, внутреннего мира личности — души и духа. В 1997 г. вышла статья Б.С. Братуся «К проблеме человека в психологии» [9], в которой предметом науки провозглашается уникальность духовных феноменов внутреннего мира человека, а развитие рассматривается как очеловечивание индивида, устремленное к Богу. Как бы вторя ему, другой известный психолог В.Д. Шадриков утверждал, что «восхождение к духовности трудно понять без обращения к Богу» [39, с. 29]. Ведущие российские психологи-антропологи выступают за союз науки и религии в психологическом познании и практической работе с людьми [11, 37, 40]. По их мнению, только религиозный человек является подлинным субъектом жизни, а цель жизни— святость.

Представители этого направления объединились в сообщество христианских психологов. Они полагают, что внутренний, субъективный мир не имеет причинно-следственных связей, он causasui. Цель психологической антропологии — природа субъективной реальности во всей сложности душевной и духовной жизни человека. Главными методами психологической антропологии признаются биографический метод, включенное самонаблюдение, интроспекция, беседа, герменевтика и др. [35, 36].

Антропологические ориентиры фактически с самого начала были и остаются главными в деятельности Института психологии РАН, что во многом определяет его научное лицо. Антропологизм в форме системного подхода к психологии человека был положен в основу его деятельности первыми директорами — Б.Ф. Ломовым, учеником и последователем Б.Г. Ананьева, и А.В. Брушлинским — учеником и последователем С.Л. Рубинштейна. Теперь антропологизм в российской психологии все более приобретает облик субъектного подхода. «Перспективность субъектного подхода означает стремление к целостному изучению человека, к переходу от психологии психических процессов к субъектной психологии…это задача чрезвычайной сложности» [34, с. 8].

Современная культурно-историческая психология тоже антропологизируется, тому пример публикации 2000-х гг. А.Г. Асмолова, В.П. Зинченко, В.Е. Клочко — ярких представителей направления, ведущего свое начало от идеи Л.С. Выготского [6, 16, 18]. Особенно показателен в этом отношении В.Е. Клочко (Томский государственный университет). В результате идейной эволюции в рамках научной школы А.Н. Леонтьева и школы О.К. Тихомирова он пришел к пониманию, что «суверенно не сознание, но сознание принадлежит суверенной личности», что «психика — субъективная часть человека» [18, с. 17, с. 135]. С этим можно согласиться. Однако этот же автор в своей системной антропологической психологии то и дело подменяет целостного человека психологической системой человека. Клочко претендует на первенство в постановке и разработке проблемы человека, не обращая внимания на столетнюю традицию антропологической психологии в Петербургской научной школе, на многолетние исследования В.С. Мерлина и Э.А. Голубевой, других ученых, давно и успешно изучавших целостного человека. Игнорирование реального опыта человекознания в отечественной психологической науке не делает никому не делает чести.

Мы видим разнообразие мнений и течений в современной российской психологии. Вместе с тем есть стремление к обобщению теоретических и эмпирические наработки, идей, что в конечном счете приведет к теории человека как субъекта (по А.В. Брушлинскому), или индивидуальности (по Б.Г. Ананьеву). В решении вопросов интеграции разнородных знаний некоторые ученые считают возможными и полезными процедуры редукции, когда закономерности более сложных и специфических систем сводятся к более общим и простым. При этом биологические законы рассматриваются как частный случай физических законов, а социальные — как частный случай биологических [8]. Когда-то по этому пути шел В.М. Бехтерев, который описал двадцать три всеобщих, «мировых» закона, которым подчиняются природа, общество и человек. Б.Г. Ананьев считал, что определенная редукция неизбежна, потому что психическое зависит от природного и социального бытия человека. Подобный ход мысли был присущ и Л.М. Веккеру [12]. Эти ученые Петербургской психологической школы стремились понять психику во всеобщей взаимосвязи явлений материальной действительности, Универсума, показать их подчиненность общим законам бытия. Однако они не отрицали специфичности психической реальности. В их исследованиях своеобразный редукционизм не противоречит, а способствует изучению собственно психологических закономерностей. Другие ученые, напротив, отвергают любую попытку редукции, которая, по их мнению, не приложима к индивидуальности, поскольку человек-индивидуальность и его сознание абсолютно уникальны.

Идеи комплексного человекознания привели к возрождению педагогической антропологии. В Советском Союзе первым в этом деле стал Б.Г. Ананьев, который обобщил свои исследования по педагогике и педагогической психологии в серии статей в связи со столетием главной книги К.Д. Ушинского «Человек как предмет воспитания». В конце 1980 и в 1990-х гг. в России новыми педагогическими антропологами выступили В.М. Бим-Бад [7], В.П. Зинченко, В.И. Слободчиков, Е.И. Исаев. Они разрабатывают гуманитарную составляющую педагогической антропологии и более всего обращают внимание педагогов на духовное развитие личности ребенка. При этом некоторые из авторов приписывают духовности человека сверхъестественное происхождение (религиозный мотив ярко выражен у представителей христианской психологии). Теоретические концепции антропологически ориентированных психологов положены в основу прикладных исследований в педагогике [27, 41, 42]. В то же время в российской психологии появились работы в области педагогической антропологии естественнонаучного направления. Петербургские ученые В.Д. Еремеева и Т.П. Хризман заявили о новой науке на стыке педагогики и нейронаук — нейропедагогике. Цель нейропедагогики — обосновать индивидуальный подход к учащимся путем исследования нейропсихологических особенностей — генетически обусловленной функциональной специализации мозга [31].

Закономерно, что комплексные исследования человека развернулись в спортивной науке [20, 26]. Спортивная наука сформулировала запрос на интегративную антропологию, в которой бы объединялись науки о человеке — индивиде и личности. Большой спорт требует от спортсмена высочайших результатов, которые могут быть достигнуты только при активизации всей структуры человека — субъекта спортивной деятельности: от биомеханики движений до социальной психологии личности. Цель интегративной антропологии — «изучение соматопсихической целостности и личностно-социокультурного единства в изменчивости и взаимодействии их составляющих, выяснении форм и факторов изменчивости» [26, с. 14].

Психология является неотъемлемой частью общего научного процесса. Психологи ориентируются на общие фундаментальные принципы науки — познаваемость мира, объективность его законов и объективность познания, историческая преемственность исследования и бесконечная устремленность к новому. От естественных наук надо ожидать самых значительных открытий, важных и для психологии. Уже в конце ХХ в. был расшифрован геном человека, что открыло новые возможности для человечества, поставило в повестку дня вопрос о том, соответствуют ли родовой сущности человека и нравственному закону те изменения, которые в принципе могут быть вызваны путем вмешательства в наследственный аппарат индивида?

Много нового появилось и в науках о мозге, в нейробиологии, возникла когитология, в перспективе возможны нейро-юриспруденция, нейроэтика и тому подобные комплексные, биогуманитарные науки, предметом которых станет взаимосвязь социального поведения человека со структурой и деятельностью мозга. Интенсивное развитие человекознания, или антропономии, ведет к пересмотру старых теорий и созданию «основы новой теории психики и сознания как высших форм отражения, ориентации и регуляции человеческой деятельности» [5, с. 369]. Гуманитарные науки также дают прирост содержанию психологической теории. Многочисленные кросскультурные антропологические, социологические, психологические исследования показывают вариативность человеческой природы и, в частности, содержания и механизмов сознания в зависимости от культурной принадлежности человека.

Исследования целостного человека в целях его психологического познания требует особых средств. Таковым является системно-комплексный подход, развиваемый школой Б.Г. Ананьева в 1960–70-е гг. Системный подход родственен, но не идентичен комплексному. Если раньше в нашей литературе преобладало мнение о нем как о нижнем уровне системности [13], то теперь появляется новое понимание комплексного подхода — как высшего уровня системности (системно-комплексный) [21] и сверхсистемного, ориентированного на единство универсальности и уникальности объекта изучения. Комплексный подход (точнее, системно-комплексный его вариант) совпадает с методом материалистической диалектики, которая направлена на органическую целостность в развитии, каковым является в первую очередь человек. Таким образом, комплексный подход — это методология уже философского уровня [19]. Целое, индивидуальность — сверхзадача, стратегическая цель комплексных исследований в психологии. Реконструкция целого требует специальных методов синтеза. Если аналитические методы довольно развиты, то синтетические сильно отстают. К ним относится психография и психобиография в их разных формах. Промежуточными, или паллиативными, методами очень часто служит корреляционный и факторный анализ. Перспективным представляется метод моделирования. В будущих комплексных исследованиях, хочется надеяться, синтетические методы будут усовершенствованы.

Синтетического человекознания как особой дисциплины мы не имеем до сих пор. Ученые задают себе вопрос: а возможно ли оно вообще? Но сам факт целостности человека как полисистемы, способной порождать психическое, нельзя отрицать. Попытки синтетического познания сложных систем человека-индивидуальности предпринимаются снова и снова и потому непременно приведут к новым научным результатам, ведущим к более высокому уровню понимания целостного человека-индивидуальности.

Список литературы

1. Абульханова К.А. О субъекте психической деятельности. М.: Наука, 1973. 287 с.
2. Ананьев Б.Г. Некоторые вопросы изучения человека // Человек и общество. Л.: ЛГУ, 1966. Вып. I. С. 176–183.
3. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л.: ЛГУ, 1968. 336 с.
4. Ананьев Б.Г. О методах современной психологии // Психодиагностические методы (в комплексном лонгитюдном исследовании студентов). Л.: ЛГУ, 1976. С. 13–35.
5. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. М.: Наука, 1977. 379 с.
6. Асмолов А.Г. Психология личности: Принципы общепсихологического анализа. М.: Смысл, 2001. 416 с.
7. Бим-Бад Б.М. О перспективах возрождения педагогической антропологии // Советская педагогика. 1988. № 11. С. 38–43.
8. Борзенков В.Г. Единая наука о человеке: за пределами редукционизма // Человек. 2011. № 2. С. 24–40.
9. Братусь Б.С. К проблеме человека в психологии // Вопросы психологии. 1997. № 5. С. 3–19.
10. Брушлинский А.В. Проблема психологии субъекта. М.: ИП РАН, 1994. 346 с.
11. Василюк Ф.Е. Переживание и молитва (Опыт общепсихологического исследования). М.: Смысл, 2005. 191 с.
12. Веккер Л.М. Психические процессы: в 3 т. Л.: ЛГУ, 1974. Т. I. 334 с.
13. Ганзен В.А. Системные описания в психологии. Л.: ЛГУ, 1984. 176 с.
14. Голубева Э.А. Способности и индивидуальность. М.: Прометей, 1993. 306 с.
15. Голубева Э.А. Способности, личность, индивидуальность. Дубна: Феникс+, 2005. 512 с.
16. Зинченко В.П. Принцип психологической педагогики // Педагогика, 2001. № 6. С. 9–17.
17. Институт человека: прерванный полет // Человек. 2012. № 1. С. 32–50.
18. Клочко В.Е. Самоорганизация в психологических системах: проблема становления ментального пространства личности (введение в трасспективный анализ). Томск: ТГУ, 2005. 174 с.
19. Корсаков С.Н. Комплексная концепция человека в философии И.Т. Фролова. Тверь: СФК-лфис, 2009. 172 с.
20. Кузин В.В., Никитюк Б.А. Интегративная педагогическая антропология. М.: Фундаментальное образование и наука, 1996. 181 с.
21. Логинова Н.А. Опыт человекознания: история комплексного подхода в психологических школах В.М. Бехтерева и Б.Г. Ананьева. СПб.: СПбГУ, 2005. 235 с.
22. Логинова Н.А. Борис Герасимович Ананьев: Биография. Воспоминания. Материалы. СПб.: СПбГУ, 2006. 376 с.
23. Логинова Н.А. Антропологический принцип в методологии Б.Г. Ананьева // Психологический журн. 2015. № 3. С. 57–66.
24. Мерлин В.С. Очерк интегрального исследования индивидуальности. М.: Педагогика, 1986. 256 с.
25. Многомерный образ человека: Комплексное междисциплинарное исследование человека. М.: Наука, 2001. 237 с.
26. Никитюк Б.А. Очерки теории интегративной антропологии. М.; Майкоп: Изд-во Адыг. гос. ун-та, 1995. 119 с.
27. Пазухина С.В. Ценностное отношение будущего педагога к личности учащегося: антропологический подход: дис. … д-ра психол. наук. М.: МГПУ, 2012. 423 с.
28. Платонов К.К. Гл. 1. Теория и методы // Личность и труд. М.: Наука, 1965. С. 33–52.
29. Платонов К.К. Личностный подход как принцип психологии // Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1969. С. 190–217.
30. Проблемы человека — проблемы реального гуманизма // Психологический журнал. 1988. Т. 9, № 5. С. 5–13; № 6. С. 11–22.
31. Психологические и нейропсихологические основы обучения взрослых. СПб.: ИОВ РАО, 2000. 107 c.
32. Психологическая зрелость личности. СПб.: Скифия-принт: СПбГУ, 2014. 240 с.
33. Психология интегральной индивидуальности: Пермская школа. М.: Смысл, 2011. 626 с.
34. Сергиенко Е.А. Развитие психологии субъекта и субъекта развития // Психологический журнал. 2012. Т. 33, № 1. С. 7–19.
35. Слободчиков В.И., Исаев Е.И. Основы психологической антропологии. Психология человека. Введение в психологию субъективности. М.: Школа-Пресс, 1995. 384 с.
36. Слободчиков В.И., Исаев Е.И. Антропологический принцип в психологии развития // Вопросы психологии. 1998. № 6. С. 3–17.
37. Флоренская Т.А. Диалог в практической психологии: Наука о душе. М.: Гуманит. изд. центр Владос, 2001. 208 с.
38. Фролов И.Т. Перспективы человека: Опыт комплексной постановки проблемы, дискуссии, обобщения. М.: Политиздат, 1979. 336 с.
39. Шадриков В.Д. Духовные способности. М.: Магистр, 1998. 182 с.
40. Шеховцова Л.Ф. Интеграция научного и религиозного знания в концепции целостного человека. СПб.: СПбГУПМ, 2003. 83 с.
41. Шувалов А.В. Антропологический подход к проблеме психологического здоровья // Вопросы психологии. 2011. № 5. С. 3–16.
42. Шувалов А.В. Психолого-педагогические аспекты реализации воспитательного идеала // Вопросы психологии. 2014. № 5. С. 57–70.
43. Щебетенко А.И. Межуровневые структуры интегральной индивидуальности. М.: Смысл, 2007. 240 с.
44. Юдин Б.Г. Институт человека сегодня // Человек. 2001. № 6. С. 15–25.

Получено11.03.2016

Просьба ссылаться на эту статью в русскоязычных источниках следующим образом:

ЛогиноваН.А. Целостный человек как проблема в российской психологии // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2016. Вып. 2(26). С. 61–70. doi: 10.17072/2078-7898/2016-2-61-70

* Публикация поддержана грантом Российского гуманитарного научного фонда, проект № 14-06-00668.

Предание.ру — православный портал

Введите сюда краткую аннотацию

Что такое Диалог и Встреча, а что ими не является?

У меня с темой связано некоторое беспокойство, потому что тема достаточно важная лично для меня. Что может быть важнее в жизни, чем наши отношения с Богом? И что может быть интимнее? Поэтому говорить про это, с одной стороны хочется, потому что хочется говорить о максимально важном, а с другой стороны непросто. Но все-таки, во многом здесь я буду оставаться в психологической плоскости.

Итак, можно очень по-разному понимать молитву, и существует много разных ее форм, но, в частности, здесь мы будем опираться на такое возможное прочтение, что молитва это Диалог, и это Встреча, оба слова с большой буквы. Здесь я во многом апеллирую к трудам владыки Антония Сурожского, который много об этом пишет. И если мы говорим, что это – диалог, то там обязательно присутствуют, как минимум, два субъекта. Это может быть очень простая вещь, но она может быть для нас важна.

Есть двое, они оба присутствуют. Сейчас, даже если это диалог между двумя людьми, не обязательно между человеком и Богом. И эти оба как-то взаимно действуют. Не может быть такого, что один как-то себя проявляет, а второй отсутствует. Это взаимо-действие некоторое. Даже если оба молчат. И здесь отдельная тема, я не буду много про нее говорить. Про такое «недеяние», потому что у нас в культуре очень распространена такая, знаете, я бы сказала даже потребность, в очень активной позиции, деятельной: «Я должен обязательно что-то делать, а если я ничего не делаю…» – то к вопросу, как уже сформулировали, «внутренней плохости» – «если я ничего не делаю, то я не имею ценности». Очень часто мы попадаем в такую проблему невротическую: самоценности. Надо обязательно что-то делать. Как про Марфу и Марию. Здесь деятельностный залог и созерцательный. И Мария прекрасна тем, что она сидит и ничего не делает. И мы знаем, как на это смотрит Христос, в противоположность. Это не значит, что Марфа делает что-то не так. И поэтому, здесь просто невозможно не поделиться знаете, часто цитируемого Сурожского, он ссылается на западного автора, кажется, эта книга называется: «Сто писем о молитве», где описывается сюжет, напомню, наверняка вы все знаете его: когда в старом сельском храме священник день за днем обнаруживает в храме сидящего дедушку, который сидит и ничего не делает. И в какой-то момент священник не выдерживает и спрашивает его: «А что ты делаешь? У тебя нет в руках четок, твои губы не шевелятся, у тебя нет в руках молитвослова, ты не читаешь Евангелие, чем ты тут занимаешься?». И этот человек дает очень важный ответ, который некоторые авторы называют одной из высших форм молитвы. Он очень просто отвечает, он говорит: «Вы знаете, отец, Он смотрит на меня, я смотрю на Него и нам хорошо вместе». Они ничего не делают, но можно сказать, что это – тоже диалог, и что это тоже встреча. Они присутствуют. Но мы будем говорить, может быть, о более деятельных формах, не таких созерцательных.

И мы попробуем немножко вглядеться сейчас с вами в эти категории «диалога» и «встречи», сначала на примере наших отношений просто с людьми, и потом какие-то элементы можно будет перенести и на молитву тоже. И чтобы нам лучше понять, что же такое «встреча», как она проявляется, какие ее условия, и что нам мешает быть в таком событии, попробуем посмотреть на это тоже через противоположности. Иногда в такой дихотомии лучше становится понятно какое-то явление. И что такое, например «не-встреча».

Если с одной стороны у нас будет диалог и встреча, то, что будет противоположно? Понятно, диалогу – монолог, и существует такое слово, которое не является термином, одна моя знакомая как-то его сказала: «токование». Вот глухари, это такие птицы, о них говорят, что они «токуют». Я лично не знаю, что это означает, но применяя к нашей теме можно понять так, что токующий человек, это человек, который сам по себе в монологе глухой, он другого не слышит, и он сам по себе какую-то песню поет. И нередко можно встретить такое взаимодействие между людьми, когда два человека вот так взаимодействуют: каждый совершенно о своем. Такой монолог – условное «токование». И как можно было бы здесь еще тоже описать, пойдем сначала от противного, как проявляется не-встреча, монолог?

Я думаю, этого опыта у нас предостаточно в жизни, каждый может найти и множество примеров. Когда ты, вроде бы, с человеком поговорил, а вроде бы и нет, и даже не понял, что это было. Ощущение пустоты часто после разговора, и нет ощущения, что тебя услышали, поняли и уж точно приняли, потому что принять или не принять я могу то, что я услышал и понял, у меня может быть к этому какое-то отношение, а тут как-то мимо ушей, даже не было просто для начала понимания. Часто бывает ощущение пустой траты времени после такого разговора, хотя такой разговор может быть долгим и даже эмоционально заряженным.

Я была свидетелем правда, это было в клинике неврозов, но это не из области большой психиатрии, когда две женщины разговаривали очень заря́жено, очень долго. Они обсуждали, как будто, одну и ту же тему, что-то вокруг ситуации в больнице, но они говорили настолько о разном, и они никак не пересекались. Тут можно говорить о нарушениях мышления в клиническом смысле, но настолько не пересекались, меня поражало, и они так долго продолжали это делать, я думала: «Как они до сих пор умудряются это делать?». Это просто яркий пример. Уверена, что не только в клинике неврозов встречающийся.

То есть здесь что? Один про Фому – другой про Ерему, при этом, повторюсь, иногда, условно, тема может быть общей. Они, вроде бы, говорили о чем-то не совсем разном. Но, если мы вдумается, там даже нет пересечений по хотя бы центральным мыслям. Более глубоко, например, если это отношения в паре, есть такой трагический феномен, как «одиночество вдвоем», когда ты с человеком, вроде бы, вместе, но там точно нет никакой близости, а есть трагическое переживание одиночества, хотя этот человек рядом есть. Это тоже от этой невстречи и недиалога.

Еще, если говорить в контексте личностного развития, и такого проявления личности, когда в противоположность скажем диалоге личность встает «во весь рост», Федор Ефимович Василюк очень любит эту формулировку, то тут можно сказать, что личность точно не встает ни в какой рост. Она просто не присутствует, или не проявляется, как пленку проявляли раньше, потому что нет того, кому это может быть явлено, и нет того взгляда, которым я могу проявляться, от слова «явление».

Это лишь часть таких феноменов. Просто хочется, чтобы вы сейчас немножко вспомнили из своего опыта, потому что дальше это будет важно. Как часто мы бываем в таком? Тут проще, с диалогом труднее, таких примеров может быть очень много.

Как противоположным образом может проявляться, соответственно, диалог? Тоже какие почти противоположные будут признаки? Соответственно, нет ощущения пустоты, неважности, пустой траты времени. Есть ощущение наполненности и важности происходящего. Тоже сейчас призываю повспоминать какой-то свой опыт. Бывает так, что ты с человеком, может быть, минутку постоял, или, возможно, долго провел с ним время. Бывает, что ощущение времени теряется, ты просто настолько какую-то важность и полноту присутствия этого момента ощущаешь, что повторюсь, может даже время как бы «стираться». В пределе в этом ощущении, я думаю, что мы прикасаемся к вечности, там нет времени. В пределе в каких-то самых ярких событийных точках. А бывает, ты уходишь в состояние, в котором вообще не понял, время как бы отсутствует.

Есть ощущение, что ты можешь быть собой, это – дух свободы. Вы знаете: «Где Дух Господень, там свобода», но даже без духовного измерения, просто дух свободы: ты можешь конфронтировать, ты можешь иметь другую точку зрения, но, одновременно, оставаться в отношениях, быть услышанным, понятым и принятым в этой своей инаковости. Мы может быть два очень разных человека, у нас могут быть даже противоположные взгляды, но мы можем при этом друг друга слышать понимать и принимать, хотя в чем-то спорить и конфронтировать. Здесь про такую тему, про «Другого» с большой буквы, эту инаковость, другость я могу рядом с ним быть.

Темы, если говорить про темы обсуждения, могут быть разными, но порой, как будто бы, даже сама тема не так важна, она тоже, как и время, может уходить на другой план, а более важно, что вообще есть «я», и есть «ты», и мы сейчас здесь присутствуем. Мы можем что-то делать или не делать, как тот дедушка в храме, который ничего не делал; можем что-то обсуждать бурно и спорить, а можем просто молчать, это не так важно. И знаете, есть люди, рядом с которыми уже совсем не важно, о чем говорить. Я не видела живьем, например, владыку Антония Сурожского, но я фантазирую, и так свидетельствуют люди, которые его застали, что просто секунда: постоять рядом, пройти мимо, или, тем более, разговора, тебя возвышает, она твою личность как бы поднимает, ты как бы физически вырастаешь на сантиметр, становишься другим, что-то с тобой происходит. И не важно даже, про что вы там говорили, и сколько времени это длилось.

Точно так же, часто здесь параллель приводят с влюбленностью, но про такую, хорошую влюбленность, не про созависимую, влюбленным тоже бывает не важно о чем говорить, что тут на другом уровне все происходит. То есть полнота присутствия вместе в противоположность одиночеству. Если там было одиночество, то здесь никакого одиночества, конечно, не будет.

И как я уже говорила, личность вырастает на сантиметр вверх, что-то меняется. Это просто лишь наброски проявлений, и они могут быть продлены эти списки, есть много работ, я не отсылаю сейчас к классикам-философам Бахтину или Копьеву, психологам-специалистам по диалогу. Сейчас у нас немножко другая задача, в каком-то смысле попроще.

Свидетельства о подлинной Встрече

Теперь давайте подумаем: а каковы условия? Если сейчас удалось вспомнить какие-то сюжеты из своей жизни, хотя бы одну встречу, то попробуйте сейчас вглядеться в этот свой сюжет, в это свое воспоминание, когда такая встреча все-таки была. Может быть без пафоса и магии, какой-то действительно диалог, не просто «токование». И попробуйте подумать, а что способствовало такой встрече, каковы условия? Для нас важный вопрос теперь для практики в том числе про молитву, потом мы вернемся, но пока про людей. А что способствовало такой встрече? Как вам кажется, какие условия необходимы были соблюдены, что там такого было в этом событии, что помогло этой встрече состояться? В противоположность нашему богатейшему опыту, когда никакой встречи нет. И если есть какие-то, поделитесь вашими высказываниями, что, как вам кажется, помогает, что может быть нужно, сделать, соблюсти, что нужно, чтобы встреча состоялась, что нужно для диалога? Это могут быть не правильные ответы, очень субъективные.

Мне вспоминается момент такой: когда я только начинала воцерковляться, У нас во Владимире был батюшка такой, отец Маркелл, к нему все приходили… (неразборчиво). И у меня был такой момент, я не знала, как жить дальше, и я просто пошла поговорить. Я его до этого никогда не видела. Я, когда пришла в храм, я ждала долго, сидела на лавочке. И вошел такой простенький батюшка, и он был настолько такой… не знаю, как сказать. Я подошла к нему рядом, и мне ничего не захотелось спрашивать, я поняла, что все, про что я хочу спросить, это вообще ни о чем, а все на самом деле как-то у меня улеглось (неразборчиво) наверное, потому что у меня были какие-то внутренние сомнения, желание чего-то получить. И с этим человеком я это получила вот так. У меня не было желания чего-то про себя рассказывать (неразборчиво), а было очень сильное желание разобраться в себе и стремление найти, уже может быть (неразборчиво) пойти, что-то сделать, найти эти ответы.

То есть вы говорите, что у вас была готовность; некоторая степень зрелости..

(неразборчиво)

Спасибо, это хороший пример, но сложно вычленить условия, потому что много действительно почти магии, кажется мистика – ты человека встретил, и все, дело – в нем. Но только ли в нем? Я все-таки прошу вас про условия. Если вы можете вычленить условия, которые помогают состояться диалогу, не обязательно даже такому мощному событию встречи.

Во-первых, должен быть запрос, который формулируется либо как желание, либо, как у Пушкина: «Духовной жаждою томим». Без этого запроса никакой встречи не может произойти. Второе – должно быть доверие. Есть такой опыт, я думаю, что здесь люди не случайные сидят, вы идете за каким-то вопросом, за каким-то ответом, а у вас препятствие, у вас очередь большая, у вас какие-то отвлечения, и так далее, а иногда просто нужно долго стоять, и вы долго не можете попасть туда, куда вам надо: к мощам, к батюшке или еще куда-то. Нужно довериться и пройти этот путь, это – третий элемент, кроме когда возникает это доверие, ты готов стоять, и ты не ропщешь. Потому что если в этот момент начинаешь роптать, то дальше твои эти сомнения обостряются, и ты можешь уйти в этот момент куда-то не туда, и сформулировать потом не совсем то, что на самом деле хотелось. Далее, после этого доверия, это – смирение. Потому что нужно будет принять тот ответ, который тебе может на тот момент здесь я может быть не со всем согласна с вашей позицией зрелости. Иногда у тебя есть духовный запрос или человеческий запрос, а ты не готов к ответу. И здесь необходимо, получая этот ответ, опять-таки, доверие и смирение готовность его принять, даже если ты чего-то не понял, а скорее всего, когда мы сомневаемся, и нам говорят, то внутренний ропот все еще присутствует, и когда мы получаем этот ответ, мы еще не готовы его принять. Мы еще продолжаем сомневаться и капельку не верить, этот элемент всегда присутствует. И потом нужно время, определенное, чтобы врасти в тот ответ, который был получен.

Хорошо, спасибо большое. Вы знаете, я даже хочется снизить градус духовности. Мы сейчас – про человеческие отношения. Спасибо, это действительно важно, но вы так уже сразу мостик в сторону…

Митрополит Игнатий: Можно я попробую? Часто было так, что я находился, будучи мальчиком, подростком, дома вместе с мамой. Она что-то делала. Она гладила, даже помню, летом часто очень было, дверь балконная была открыта, я находился у себя в комнате, она у себя, двери были открыты. Мы не разговаривали и не общались. Она делала свое дело, я занимался своими делами, но я прекрасно чувствовал, что между нами что-то происходит. Хотя мы ничего не говорили друг другу. И я сейчас попробовал, ответить на вопрос, а что этому способствовало? Но прежде всего я ничего не ждал от нее. Я ни на что не рассчитывал. А если ни на что не рассчитывал, значит, у меня не было состояния: «Вот это будет или нет?» Какой-то неуверенности, неопределенности, какой-то боязни, неосуществленного желания. Это – то, что вы сказали, «доверие». Я доверял этой ситуации и этому человеку.

Второе: я был уверен, что сейчас произойдет, что бы ни произошло, Это будет то, что я приму. Что моих ожиданий это никак не разрушит, я был в этом уверен. И так оно и происходило. Почему это состояние возникало? Потому что уже несколько раз такое было, и когда вновь и вновь я оставался один с мамой наедине, опять эта ситуация возникала, какой-то прошлый опыт мне об этом говорил, что то же самое так и будет. Какой-то наработанный опыт. Предыдущих таких молчаливых взаимодействий, таких встреч с мамой.

И что еще? Какое еще условие при этом соблюдалось? Да, я не ждал ничего, я ни на что не рассчитывал, я не стремился при этом ни к чему, я был удовлетворен тем, что есть, я ей доверял. Опыт мой об этом же говорил. Пожалуй, все.

Спасибо, похоже, вы говорите про такую простоту и принятие. И, я бы сказала, присутствие. То есть Вы не летали мыслями где-то далеко в облаках, а вы были в этой квартире, в этом пространстве здесь и сейчас. И очень важен из вашего свидетельства – прошлый опыт отношений. Это хороший мостик для отношений с Богом, когда у тебя уже есть опыт в прошлом один, другой, третий, то каждый следующий раз, это может тоже помогать, но это немножко такая перекличка, Потому что если еще рвется какое-то в психологической плоскости про отношения с людьми. Вы с человеком встретись, поговорили, и вот у вас диалог.

Неразборчивая реплика

Спасибо. Из этого классного примера, очень важно то, о чем я больше всего хочу говорить, это про честность, нелицемерие, отсутствие масок, о котором вы сказали. Когда с закрытыми глазами мы входим в другой уровень взаимодействий, такой телесный, не очень привычный для нас обычно, там знаете, тело не врет, там ты уже не можешь лицемерить. Там парадоксальным образом, может быть, ты становишься гораздо больше собой настоящим, чем когда у нас вербальный аппарат работает. Хорошо, я попробую суммировать.

Спасибо большое, давно хотела сказать, видимо, примерно то, что говорил владыка. Я поняла, что для меня одним их основных условий является отсутствие цели. Я много работаю с детьми, как игровой терапевт. И когда я что-то хочу от ребенка, или он что-то хочет от меня, у нас встречи не получается, а когда нет никаких ожиданий, никакой цели, заранее поставленной, и самые сильные мои опыты встречи с детьми, были в волонтерстве, когда вообще нет ни целей ни задач, и непонятно зачем мы здесь встретились, но мы рядом. И не важно, это может быть даже разовая встреча, никакого предыдущего и последующего опыта нет, и доверие возникает только в здесь и сейчас, но понятно, что мы не для себя ничего не хотим, мы хотим только быть вместе.

Спасибо огромное, это действительно важно, я как-то даже потеряла эту очень важную мысль, да.

Я совсем коротко. Чтобы состоялся диалог, по-моему, очень важно, чтобы два собеседника хотели услышать друг друга и умели слушать друг друга. Потому что очень часто бывает: два человека говорят, но один просто ждет паузу: «Когда же ты наговоришься, чтобы уже самому и говорить, и слушать себя?». Услышать друг друга и чтобы было интересно. Когда эта искра интереса к тому, что говорит твой собеседник есть, и такое горячее общение получается, на одном дыхании, вот это важно, услышать, слушать, слышать и уметь слышать.

Интересно, спасибо. Это точно прямо по списку.

Это взгляд, как дополнение к тому, что вы сказали. Для того, чтобы диалог мог состояться, в том числе на основании того что перечислено, у участников диалога не должно, или на каком-то минимальном уровне присутствовать: не должно быть страха быть неудобным, в диалоге для своего собеседника, страха выглядеть глупым, страха ошибиться, сказать что-то не правильно, и отсутствие сомнений в том, что я могу быть неинтересен. Как минимум, я набросала.

Спасибо, это вы уже говорите про препятствия, отлично. Действительно, страх – страшная вещь, страх оценки, быть неприятным, неудобным, отвергнутым и т.д. это то, что очень сильно нам мешает. Я думаю, что этот список может быть дополнен, я благодарю вас за то, что вы заглянули в себя, постарались как-то с этим своим опытом встретиться тоже внутри. Попробуем суммировать некоторые вещи, в том числе ваши высказывания.

Резюме: условия для Встречи и Диалога

Действительно: «слышать», я полностью согласна, как говориться не надо быть великомудрым психологом, понятно, что для диалога нам важна эта установка на слушание, слышание, с первого курса психологов, когда мы учим, не важно где, в институтах или на повышении квалификации, мы, конечно, много внимания уделяем этим техникам слушания, слышания. Но тут важная вещь, об этом не говорилось, что мне надо не только мочь слышать и слушать тебя, но еще и себя. Потому что то, о чем мы говорили вначале, присутствуют два субъекта: оба. Я не только центрируюсь на тебе, но и я вообще здесь есть, я себя обнаруживаю, это означает, что я, в том числе осознаю себя, при желании могу довольно внятно сформулировать: а что я сейчас чувствую, а что я хочу, а какие мои желания, потребности, что со мной сейчас происходит? Я себя слышу и другой меня точно так же может услышать. Потому что, если я себя не осознаю и не могу себя предъявить, другому тоже трудно будет меня распознать, хотя нередко мы… конечно, алекситимия и не только. Нормальный невроз, когда мы себя плохо осознаем и многие вещи действительно в себе…, ну вам повезло, если вы себя хорошо осознаете, я думаю, практика духовного трезвения излечивает здесь. «Я присутствую, себя осознаю» – раз, и: «я слышу и мне интересен ты». Я хочу тебя услышать, это действительно про интерес, согласна, но это взаимный процесс, мы оба присутствуем, и оба можем фокусироваться одновременно и не себе и на другом. Когда-то для меня в связи с этим под вопрос стала модель клиентоцентрированной психотерапии, когда мы говорим о центрации психотерапии на клиенте, когда терапевта как бы нет. Когда и я, и клиент, мы центрируемся на нем, и с годами, честно говоря, ну это немножко такой шаг в сторону от темы, но с годами для меня все более становится важным, чтобы присутствовали оба в контексте этой тематики диалога, что я не только являюсь зеркалом для клиента, я являюсь в том числе собой и тоже здесь присутствую как человек.

Но, возвращаясь к нашим условиям, которые нам помогают быть в диалоге, и они потом нам будут тоже важны в молитве; пока что, про людей. «Быть здесь и сейчас», это явно не звучало, но это важно, потому что, если я сейчас в этот момент нахожусь с тобой, но на самом деле мои мысли «ушли» далеко, и я здесь не присутствую, то это сильно затрудняет, если не сказать делает невозможной, эту встречу, потому что я сейчас здесь, на самом деле, не с тобой, и тогда я тебя толком не слышу, тогда я тебя толком не вижу, я нахожусь где-то совершенно в другом месте.

Момент, о котором много говорилось, условно можно назвать, для психологов не новость, безусловное принятие личности другого. Вот этот опыт «принятости», многие из вас тоже об этом говорили, это дает тоже ощущение доверия, что мне не страшно, что я могу быть любым, и чувствую, что меня принимают. Тогда это на самом деле есть, Это дает этот эффект о котором тоже кто-то говорил, у меня вопросы снимаются, внутриличностный конфликт сам уходит. «Я пришел, мучился, мне то или се, на работу или куда-то…», а когда встречаешься со взглядом любви, который дает тебе полное принятие тебя целиком, взгляд цельный, как может быть взгляд Христа перед которым Петр раскаялся, когда «ушел и плакал горько». Почему? Евангелист говорит: «Тогда Христос посмотрел на него, он ушел и плакал горько». Неизвестно, мне тут кто-то говорил, исторически мог ли он на него физически посмотреть, нам это важно, как взгляд Бога, который делает тебя целостным, и ты максимально встречаешься тоже с какой-то правдой в себе, но такой взгляд возможен и между людьми, когда есть, хотя бы принятие: «Я тебя принимаю независимо от того, что ты делаешь, как ты себя ведешь».

Это классная вещь про «ничего не ждал», «нет ожиданий», и спасибо тоже за свидетельство о работе с детьми, когда ты ничего не ждешь. Я тоже, если вспомнить меня лет десять назад в психотерапии, когда очень много тревоги думаешь: «Там клиент придет, что же я буду с ним делать, какую же методику провести, я методик никаких не знаю…он же, наверное, должен что-то…, ах он опять не развивается, у него личность, опять он пришел с теми же проблемами, сколько можно!». И это все мешает страшно. Мешает простому диалогу встречи, взаимодействия, какому-то самому простому. И действительно верен обратный опыт. Здесь еще один пример из моей недавней практики, когда я вела психотерапевтические группы, и в какой-то момент пришла на группу совершенно бессильная, больная, кривая, косая, просто ничего не могу, никакую группу вести не могу, я просто принесла свое тело, посадила его в группу, и примерно так говорила Богу: «Господи! Я отдаю Тебе свое бессилие, Ты Сам уже веди эту группу, потому что я совершенно ничего не могу». Но здесь дело не только в том, что есть молитва терапевта, а в том, что у меня нет уже никаких ожиданий. Это к этому вашему свидетельства о том, что я ничего не жду. Я уже тоже ничего не ждала, и я уже не уповала на себя, я не от себя уже ничего не ждала, ни от них, уже «будет, как будет». Это была лучшая группа за мои годы терапевтической практики, удивительная вещь!

Действительно, кода мы ничего не ждем, то это дает очень много свободы. Потому что: что противоположно? Ожидание, когда я от тебя что-то ожидаю, я тебя уже в какую-то рамочку помещаю, я уже что-то от тебя хочу, и ты начинаешь чувствовать то самое: «А вдруг я не буду соответствовать?». Все. Рухнула конструкция. Мы начинаем играть в другие игры: «Я хочу чтобы ты…» – «А я хочу не так», и мы стыкуемся или нет, совершенно другая история. Потому что действительно свобода от ожиданий дико тяжело дается, невозможно. Но если это удается, то очень освобождающая такая, классная вещь.

Про страхи тоже спасибо, действительно, это к вопросу об антиусловиях. Что сильно мешает? Наши страхи действительно очень сильно мешают, когда я боюсь этой самой оценки, или еще много чего. В страхе нет свободы, в страхе нет любви, в страхе очень трудно по-настоящему другого услышать. И если совсем это все теперь так срезюмировать, то мы можем сказать, что эта, с одной стороны осознанность, честность, тоже, правда, мало говорили про это, честность, был хороший пример про «с закрытыми глазами». Свобода быть собой, собой настоящим. По́лно присутствовать, или, другими словами, присутствовать целостно, психологически. Целостно, когда я могу до конца быть собой, я не предъявляю только какую-то свою часть, а какую-то прячу, это становится важным условием для диалога и встречи. И, возвращая, мостик туда с чего мы начали, можно сказать, что эти же условия оказываются важными для молитвы.

Мы все это к чему? Оказывается, что если я прихожу к Богу со своими ожиданиями, то, о чем вы говорили: «Сейчас я хорошо помолюсь. Я выделил время, я запас достаточное количество текстов, избранных, и сейчас у меня начался Великий Пост, например, или еще что-то, я сейчас буду отчаянно молиться!». Как правило, плоды известны. У меня были ожидания. То есть, с Богом ровно та же история: когда я прихожу с каким-то ожиданием, помещаю его, как другого человека в свою какую-то рамочку, говорю: «Так, ты мне сейчас, пожалуйста, вот», либо «дай ответ», либо «дай просимое», или еще что-то, обычно «дай» или «сделай», или там вариации возможны, то не работает часто. Но, удивительным образом, я знаю очень много свидетельств моих друзей и знакомых, когда люди обсуждали моменты: «А как у человека в первый раз произошел приход к Богу, каким образом Бог ворвался в жизнь человека?». Почти все истории, которые я слышала, парадоксальным образом, никак не связаны, ни с тем, что я сел и стал что-то делать, ни с тем, что я был в даже храме, как ни странно, или на богослужении. Все это какие-то…, у кого-то на улице под фонарем, у кого-то дома в квартире в какой-то неподходящий момент. Удивительным образом, от нас тогда что требуется? Некая открытость, как и в человеческих отношениях, открытость и готовность позволить Богу действовать так, как в том числе Он хочет, а не так, как я его сейчас хочу поместить в те или иные рамки, в том числе, приняв решение об особой благочестивой молитве.

Опыт честности перед лицом Божиим

Это я тоже чуть-чуть, на самом деле, ухожу в сторону. А еще хочу сказать про такую, совсем практическую психологическую вещь, о том, что нам эти психологические условия, связанные с целостностью, могут помогать в молитве. И пойдем мы здесь от такой проблемы, очень знакомой, я думаю, многим людям, которые уже давно в Церкви, звучит она примерно так: «Правило читаю, а мысли далеко». Как часто бывает так, что, вроде бы, я уже собрался помолиться, неважно в какой форме, но даже если я читаю, или еще что-то делаю, мысли мои совершенно где-то не здесь. И ровно это происходит у нас в общении с людьми, о чем мы сегодня говорили, все то же самое, я вроде с тобой, а на самом деле я вообще не здесь, не с тобой, и не ты сейчас на, самом деле, в центре моего внимания, а какая-то моя другая проблема. Или я жду, действительно, паузы, чтобы, наконец, начать говорить о себе, или еще что-то. То же самое, мы такие же в разных отношениях, то же самое происходит в молитве.

И тогда, что можно делать? Такие простые психологические ходы. Во-первых, можно осознать в первую очередь, самое первое, признать проблему. Можно осознать вот эту свою раздробленность. Для начала, осознать, что я сейчас не присутствую в этой молитве, что, вообще-то, сейчас мои мысли, на самом деле, далеко; сейчас меня интересует не Бог, а что-то совсем другое. Признать эту правду, не пытаться насиловать, делать вид. Это самое ужасное: делать вид, что на самом деле все хорошо, я же: «Аз уснух и спах, востах яко Господь заступит мя», а при этом я думаю про борщ, экзамены, или еще что-то. Не надо. Хорошо, я понимаю, на самом деле я сейчас вообще не здесь. Что дальше я могу с этим делать? Следующее, если я не здесь, то я где? Можно себя найти. Где я сейчас на самом деле? Нам очень важна эта встреча с правдой. Где я сейчас на самом деле? Например, простите, я очень банальный пример, ничего не могла придумать интересного. Я думаю сейчас о завтрашнем экзамене. Или я думаю, переживаю сейчас о том, что про меня думают мои коллеги на работе, у меня там какая-то ситуация. Вот, что на самом деле со мной сейчас! И тогда, если это правда моя: что на самом деле я сейчас думаю про экзамен, тогда стоит здесь как минимум остановиться, и может быть осознать свои чувства. Вполне психологические вещи: а что я сейчас чувствую? Сейчас! Потому что когда я мыслями на экзамене, в молитве, то я не присутствую здесь и сейчас. А мне нужно вернуться в «здесь и сейчас». А что, когда я тут сижу с молитвословом в руках, сейчас я чувствую по поводу этих своих переживаний про экзамен? Например, я чувствую страх и тревогу, боюсь за оценку завтра. И теперь, когда эта очень простая вещь проделана, и я не здесь, и я боюсь экзамена, у меня страхи тревога, мы можем все это поместить, разместить в пространство молитвы, и дальнейшую, условно говоря, работу с этими своими переживанием, которое есть сейчас актуальное, в частности, с экзаменом, проводить уже вместе с Богом, перед лицом Бога.

Это может выглядеть примерно так, что вот, я себя обнаруживаю, и говорю: «Господи, скажи честно уже, я все время не устаю призывать, ну скажи уже честно, как есть». Не надо перед Богом: «Господи, я сейчас пришел провести время с Тобой, но на самом деле, я заглядываю в себя и обнаруживаю, что я переживаю, я тревожусь по поводу завтрашнего экзамена, мне очень важно, какую мне поставят оценку…». Расскажите Богу, что происходит: «Вот что со мной сейчас происходит». Но что тут важно: важен адресат. Адресат моего переживания сейчас. Я это делаю не просто «тихо сам с собою я веду беседу», хожу по улице и думаю: «А-а-а, завтра экзамен!» А я помещаю это в пространство перед лицом Бога. Я уже не один в этом, а я вместе с Тобой, перед Тобой, перед Твоим взглядом рассказываю» вообще-то есть кому; причем, Этот – Тот, кому я рассказываю, Он, смотри наши предыдущие пункты, меня безусловно принимает, Он меня любит так, как я не могу себе этого представить, меня слышит и понимает, не отвлекается в этот момент, как мой сосед. В общем, все предыдущие условия соблюдены по максимуму, и я могу в этом пространстве проживать эту правду о себе. Это будут два разных переживания: если я делаю это один сам с собой, или я делаю это с кем-то, с другом, с психотерапевтом, – и с Богом. Один или с кем-то есть разница.

Можно пойти дальше здесь, и есть такие техники: психотерапия амплификации, когда мы усиливаем чувства, и они могут быть нам полезны, не побоюсь сказать, для духовной жизни, для такого исследования: «А что за этим стоит?» «Что стоит за тем, что я боюсь этого экзамена: Чего именно я боюсь?» И тут могут быть разные варианты у разных людей. Один боится получить плохую оценку, потому что будут недовольны родители – одна история. Другой – потому что хочет быть идеальным, и нет права на ошибку, и там – перфекционизм – это другая история. Третий – потому что боится не получить сертификат, который потом даст повышение на работе, и это – какая-то история про зарплату и карьеру. Дальше можно сделать так: «Хорошо, я понял, вот оказывается, почему я боюсь этого экзамена», можно сделать следующий шаг, в еще большую глубину посмотреть: «А что случится, что произойдет, усиливаем, если это самое ужасное случится? Это – работа со страхом, с гневом, может быть, то же самое, мы идем дальше и дальше, задаем вопросы: что за этим стоит? Снимаем слои. И, например, может так быть, что: «Я боюсь позора или осуждения, или отвержения или нищеты или голода…» Это совсем разные истории.

И тогда, может быть, что я здесь выхожу, оказывается, в одном случае на проблему тщеславия, что мне дико важно (правда, для меня всегда вопрос, как различить тщеславие и проблему самоценности с невротической самооценкой, но, тем не менее), мне дико важно, чтобы мне подтверждали все время, какой я хороший, и я прямо не могу, у меня зависимость, я если получу «четыре», это не подтвердит меня. Вот, оказывается, в чем дело, а не просто ты боишься экзамена, как все нормальные люди. А другой может быть проблемы в недоверии Богу, потому что я думаю, что я окажусь без денег без этого сертификата, и тогда: «Господи, я не доверяю Тебе, что Ты меня прокормишь, если я этот экзамен не сдам. Вот где мой страх кроется!», а он оказывается. имеет еще и разворот в плане моих отношений с Богом, хотя, казалось бы, все банально.

И тогда мы можем, проделав такую работу, слой за слоем раскапывая, что стоит за моим очень простым переживанием, мы можем тоже это конвертировать в молитву. И я повторюсь, если это все делать перед лицом Бога, это отличается качественно от того, если это делать самому с собой. И тогда, опять, это может конвертироваться в молитву в самых разных формах: покаяние это будет, или это будет прошение, или что-то еще, кроме просто предъявления того, как у меня это все есть: «Господи, я боюсь оценки других людей. И я мало думаю о том, как Ты меня оцениваешь. И прости тогда мне мое тщеславие и помоги мне Господи ориентироваться на Твой взгляд, а не на взгляд других людей. Исцели меня от зависимости от чужих оценок». Совсем другая будет формулировка. Видите, куда мы ушли, начиная от простого, с чего начали: «Я сел читать правило, а у меня мысли про экзамен». Возможно такое и психологическое некоторое углубление, и, повторюсь, все конвертируем в молитву, тут же мы приносим это Богу.

И в этот момент, к вопросу о целостности, о том, о чем мы начали, о целостности, о честности. В этот момент я присутствую, что важно, целостно, я не выделываю из себя, что одна часть моей души страдает по поводу экзамена, а другая часть пытается изобразить молитву. Я не пребываю в раздробленности, я не пребываю в этом конфликте внутреннем, это шаг в сторону целостности, большей честности, полноты присутствия, соответственно: Диалога и Встречи. Даже если бы это были человеческие отношения. И эта тема честности, конечно, даже в молитве Ефрема Сирина, скоро постом мы будем молиться: «Дай мне зрети моя прегрешения» – это тоже про честность, дай мне видеть правду о себе. Много из текстов молитвенных об этом: «Дай мне правду видеть». И например, еще мне нравится в некоторых переводах 50-го псалма, 8-й стих, в частности в новом русском переводе слова звучат так: «Но ты желаешь истины, сокрытой в сердце», говорит автор. Или в синодальном переводе: «Вот, Ты возлюбил истину в сердце». То есть простая, может быть, мысль, в которой подкрепляется, что, конечно, Богу важна наша честность, конечно нужна истина и правда.

И последняя, может быть здесь еще мысль: почему у нас не всегда это получается? Казалось бы, очень простые вещи я говорю, ничего сверхъестественного. Но почему так редко получается? Почему мы так часто впадаем в эту ложь, что провоцирует эту ложь? Казалось бы, ну кому ты врать собрался, ну ладно, начальнику, маме…. Ну тут, вроде бы, нет необходимости такой. Тем не менее, в это лицемерие мы впадаем очень часто. И даже хотелось с вами это обсудить, но время поджимает, и я скажу более кратко. Есть много факторов, и многие из них психологические, в частности та самая алекситимия, сегодня уже упоминаемая, когда просто у человека есть в языке дефицит слов для обозначения чувств. Психологи знают, это частый феномен в нашей культуре, один из факторов созависимости, фактор невротического функционирования личности, когда я действительно не слышу себя, не осознаю. Я не знаю, я сейчас чай хочу или кофе. Правда это не совсем про алекситимию, но туда же. Я не осознаю свои чувства и желания, я действительно не знаю это у меня сейчас злость или раздражение, тревога или страх, я не различаю это в себе. Это психологическая проблема, но она становится фактором лжи по неведению.

Есть и более серьезные вещи, например, страх встречи с собой настоящим. Очень частая история, потому что мне, чтобы честно присутствовать даже с собой, даже с Богом, мне же надо правду о себе признать, а это может быть очень непросто. Это же мне придется признаться, в частности, банальные вещи, на этом нашем примере страх про деньги, мне придется признать, что Господи, кто ты для меня? Ты для меня – тот, Кто вообще ни фига обо мне не заботится, потому что конечно я про деньги переживаю. Я про деньги переживаю в своей жизни, я себе во многом говорю. Мне все время кажется, что я сейчас болею и не зарабатываю, и я думаю, как дальше? Хотя, вся моя жизнь показывает, как Господь меня ведет, обо мне забоится, я ни разу не голодал. Каждый раз, когда какая-то критическая ситуация, деньги с неба падают, а я не учусь. Двадцать лет я живу в таком режиме, и каждый раз я пугаюсь, что я не смогу… будет какая-то критическая ситуация, это что означает? Означает, как я думаю о Боге. Значит, надо мне прийти, и честно сказать, что: «Господи, я вообще-то думаю, что Ты… то ли тебе дела до меня нет, то ли денег у Тебя на меня не хватит, то ли еще что-то». Мы что-то такое делаем в отношениях, и с образом Бога мы что-то делаем. Встречаться с этой правдой о себе может быть трудно. Вообще всегда трудно. Вопрос о смелости, о готовности. И этот страх встречи с собой настоящим, конечно, нам мешает, и мы начинаем врать. Врать себе, врать Богу.

Простые вещи, которые тоже сегодня звучали, страх не принятости, осуждения, страх отвержения, тоже частая такая вещь, что если я к Богу приду, недостаточно покаявшись, эта вечная история про исповедь перед причастием: «Недостаточно подробно все грехи расскажу, то ужас-ужас, конечно же что-то ужасное произойдет». Как правило, за этим стоит тоже наша психологическая реалия, когда у нас, как правило, плохо было в детстве с опытом безусловного принятия. Я в детстве помню, если я приду и «что-то такое», то мама будет недовольна, значит мне нужно быть каким-то особенным. Очень частая история, когда нам так кажется, и эта история сидит где-то глубоко на подкорке. Когда нам кажется, что мне надо сначала помыться, побриться, одеть белую рубашку, и «каким-то» стать, причем, как я должен это сделать» – «сам», потому что как еще? Сам должен. И потом я – ух, ну уже потом приду к Богу. Я же к Богу иду, не куда-то, значит сначала я, потом уже… Тоже подмена такая, я пытаюсь из себя что-то сделать. Почему? Потому что я боюсь, что меня, такого, какой я есть, не примут. Конечно, о блудном сыне все время притча просится, когда сын еще только там, то есть отец его ждал, он его высматривал. Тот еще там вдали появился, речь заготовил покаянную, он еще только рот открыл, речь свою начал говорить, недоговорил, отец уже его останавливает, уже его перебивает, уже его обнимает, и вы дальше знаете, что там было. А почему мы думаем, что с нами не так? Что там кто-то, да, но в Евангелии, но это не про меня, я сначала «помоюсь», а потом уже.

Желание быть правильным, хорошим, беленьким, чистым, пушистым, тоже очень провоцирует ложь, и мешает нам быть честными, потому что мне хочется сделать из себя, например, «правильного православного», очень хороший бренд, сделать из себя такого, «как надо». Это будет все фарисейство, описано в Евангелии подробно.

Спасибо за ваше внимание, предлагаю вам сейчас, когда столько времени вы так внимательно слушали это наше обсуждение темы, темы непростой про молитву, хотя и с психологическим фоном. Попробуйте прямо сейчас, когда вы сидите в этом зале, и когда вы слышите мой осипший голос в этот микрофон, и, может быть, кто-то немножко уже устал, а у кого-то еще глаза горят, и я вижу ваше внимание, попробуйте прямо сейчас прислушаться к себе и обратить внимание на себя. Хватит на меня уже обращать внимание, обратите внимание на себя и прислушайтесь: а что вы сейчас чувствуете? Прямо сейчас, сидя здесь. Может быть, о чем вы на самом деле думаете в этот момент? Может быть параллельно с тем, о чем мы говорим. «О чем сейчас я думаю на самом деле?». Чего на самом деле хотите? Может быть, есть сейчас какое-нибудь желание, которое в фоне есть, но ему не уделяется внимание? И может быть из этого такого внимания к себе, к своим чувствам, своим желаниям, можно сформулировать: а что сейчас если бы была такая возможность, а она есть: «А что сейчас вы хотели бы сказать Богу?» Можно просто про себя…, для себя…

Две минуты молчания.

Простите, один вопрос я хотел бы вам задать, извините, что прерываю.

Минуточку, можно…

У нас будет время немножко для вопросов.

Спасибо большое, эта тишина дорогого стоит. Я призываю и себя и вас сохранять этот дух, который сейчас есть, и оставаясь в этом присутствии…

Митрополит Игнатий: Наверное, сейчас так сделаем. Никаких вопросов задавать публично не будем, пойдем на перерыв, кто хочет – помолчит, кто имеет вопросы – лично подойдет и спросит у докладчика. А остальные останутся в тишине.

Интегративный подход и принципы психологии развития человека

ЛИТЕРАТУРА

Аверин, В. А. (1997) Психология в структуре высшего медицинского образования. Диссертация на соискание степени доктора психологических наук. СПб., СПбГУ, 322 с.

Аверин, В. А. (2015) Объяснительные принципы психологии развития. Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 16. Психология. Педагогика, № 1, с. 18–26.

Аверин, В. А. (2017) Цельность личности — субъективный фактор успешной деятельности человека. В кн.: Е. Ю. Коржова (ред.). Интегративный подход к познанию психологии человека. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, с. 68–87.

Ананьев, Б. Г. (1968) Человек как предмет познания. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 339 с.

Ананьев, Б. Г. (1999) Некоторые черты психологической структуры личности. В кн.: Д. Я. Райгородский (ред.). Психология личности: в 2 т. Т. 2: Отечественная психология. Самара: Изд. дом «БАХРАХ», с. 73–85.

Асмолов, А. Г. (1996) Историко-эволюционный подход в психологии личности. Диссертация в виде научного доклада на соискание степени доктора психологических наук. М., МГУ им. М. В. Ломоносова. Бауэр, Э. С. (1935) Теоретическая биология. М.; Л.: Изд-во ВИЭМ, 206 с.

Выготский, Л. С. (1984) Орудие и знак в развитии ребенка. В кн.: Л. С. Выготский. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 6. Научное наследство. М.: Педагогика, с. 5–90.

Князева, Е. Н., Курдюмов, С. П. (1992) Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным. Вопросы философии, № 12, с. 3–20.

Корнилова, Т. В., Смирнов, С. Д. (2012) Методологические основы психологии. 2-е изд. М.: Юрайт, 483 с.

Крылов, А. А. (ред.). (2004). Психология. 2-е изд. М.: Проспект, 743 с.

Мерлин, В. С. (1986) Очерк интегрального исследования индивидуальности. М.: Педагогика, 253 с.

Митькин, А. А. (1997) На пути к системной психологии развития. Психологический журнал, т. 18, № 3, с. 3–12.

Панфёров, В. Н. (2017) Методология интегрального синтеза психологического познания человека (110-летию со дня рождения Б. Г. Ананьева посвящается). В кн.: Е. Ю. Коржова (ред.). Интегративный подход к познанию психологии человека. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, с. 11–30.

Панфёров, В. Н., Безгодова, С. А. (2015) Методология интегрального синтеза в психологической науке. Психологический журнал, т. 36, № 1, с. 20–33.

Петровский, А. В., Ярошевский, М. Г. (1998) Основы теоретической психологии. М.: ИНФРА-М, 525 с.

Прохоров, А. М. (ред.). (1983) Советский энциклопедический словарь. 2-е изд. М.: Советская энциклопедия, 1600 с.

Рудкевич, Л. А. (2001) Теоретико-экспериментальные основы возрастной и дифференциальной психосоматологии. Автореферат диссертации на соискание степени доктора психологических наук. СПб., Санкт-Петербургский государственный университет, 50 с.

Сергиенко, Е. А. (2012) Принципы психологии развития: современный взгляд. Психологические исследования, т. 5, № 24, статья 1. [Электронный ресурс]. URL: http://psystudy.ru/index.php/num/2012v5n24/711-sergienko24.html (дата обращения 27.06.2019).

Тейяр де Шарден, П. (1965) Феномен человека. М.: Прогресс, 296 с.

Ухтомский, А. А. (1950) Собрание сочинений: в 3 т. Т. 1: Учение о доминанте. Л.: Изд-во ЛГУ, 330 с.

Франкл, В. (1990) Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 366 с.

Чуприкова, Н. И. (1997) Психология умственного развития: Принцип дифференциации. М.: Столетие, 478 с.

Шмальгаузен, И. И. (1983) Пути и закономерности эволюционного процесса: Избранные труды. М.: Наука, 360 с.

Юревич, А. В. (2005) Психология и методология. М.: Институт психологии РАН, 310 с.

REFERENCES

Ananiev, B. G. (1968) Chelovek kak predmet poznaniya [Man as the object of cognition]. Leningrad: Leningrad State University Publ., 339 p. (In Russian)

Ananiev, B. G. (1999) Nekotorye cherty psikhologicheskoj struktury lichnosti [Some features of the psychological structure of the individual]. In: D. Ya. Raygorodskij (ed.). Psikhologiya lichnosti: v 2 t. T. 2: Otechestvennaya psikhologiya [Psychology of personality: In 2 vols. Vol. 2: Russian psychology]. Samara: Bakhrakh Publ., pp. 73–85. (In Russian)

Asmolov, A. G. (1996) Istoriko-evolyutsionnyj podkhod v psikhologii lichnosti [Historical and evolutionary approach in personality psychology]. PhD dissertation (research report) (Psychology). Moscow, Moscow State University. (In Russian)

Averin, V. A. (1997) Psikhologiya v strukture vysshego meditsinskogo obrazovaniya [Psychology in the structure of higher medical education]. PhD dissertation (Psychology). Saint Petersburg, Saint Petersburg State University, 322 p. (In Russian)

Averin, V. A. (2015) Ob’yasnitel’nye printsipy psikhologii razvitiya [The explanatory principles of developmental psychology]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 16. Psikhologiya. Pedagogika — Vestnik of Saint Petersburg University. Series 16. Psychology, no. 1, pp. 18–26. (In Russian)

Averin, V. A. (2017) Tsel’nost’ lichnosti — sub’ektivnyj faktor uspeshnoj deyatel’nosti cheloveka [Integrity of the person — sub’jective factor of successful human activity]. In: E. Yu. Korzhova (ed.). Integrativnyj podkhod k poznaniyu psikhologii cheloveka [Integrative approach to the knowledge of human psychology]. Saint Petersburg: Herzen State Pedagogical University of Russia Publ., pp. 68–87. (In Russian)

Bauer, E. S. (1935) Teoreticheskaya biologiya [Theoretical biology]. Moscow; Leningrad: All-Union Institute of Experimental Medicine Publ., 206 p. (In Russian)

Chuprikova, N. I. (1997) Psikhologiya umstvennogo razvitiya: Printsip differentsiatsii [Psychology of mental development: The principle of differentiation]. Moscow: Stoletie Publ., 478 p. (In Russian)

Frankl, V. (1990) Chelovek v poiskakh smysla [Man’s search for meaning]. Moscow: Progress Publ., 366 p. (In Russian)

Knyazeva, E. N., Kurdyumov, S. P. (1992) Sinergetika kak novoe mirovidenie: dialog s I. Prigozhinym [Synergetics as a new worldview: Dialogue with I. Prigogine]. Voprosy filosofii, no. 12, pp. 3–20. (In Russian)

Kornilova, T. V., Smirnov, S. D. (2012) Metodologicheskie osnovy psikhologii [Methodological foundations of psychology]. 2nd ed. Moscow: Yurajt Publ., 483 p. (In Russian)

Krylov, A. A. (ed.). (2004) Psikhologiya [Psychology]. 2nd ed. Moscow: Prospekt Publ., 743 p. (In Russian)

Merlin, V. S. (1986) Ocherk integral’nogo issledovaniya individual’nosti [Essay integral study of individuality]. Moscow: Pedagogika Publ., 253 p. (In Russian)

Mit’kin, A. A. (1997) Na puti k sistemnoj psikhologii razvitiya [Towards a systems developmental psychology]. Psikhologicheskii zhurnal, vol. 18, no. 3, pp. 3–12. (In Russian)

Panferov, V. N. (2017) Metodologiya integral’nogo sinteza psikhologicheskogo poznaniya cheloveka (110-letiyu so dnya rozhdeniya B. G. Ananieva posvyashchaetsya) [Methodology of the integrated synthesis of human psychological knowledge (dedicated to the 110th anniversary of the birth of B. G. Ananiev]. In: E. Yu. Korzhova (ed.). Integrativnyj podkhod k poznaniyu psikhologii cheloveka [Integrative approach to the knowledge of human psychology]. Saint Petersburg: Herzen State Pedagogical University of Russia Publ., pp. 11–30. (In Russian)

Panferov, V. N., Bezgodova, S. A. (2015) Metodologiya integral’nogo sinteza v psikhologicheskoj nauke [The methodology of integral synthesis in psychological science]. Psikhologicheskii zhurnal, vol. 36, no. 1, pp. 20–33. (In Russian)

Petrovskij, A. V., Yaroshevskij, M. G. (1998) Osnovy teoreticheskoj psikhologii [Fundamentals of theoretical psychology]. Moscow: INFRA-M Publ., 525 p. (In Russian)

Prokhorov, A. M. (ed.). (1983) Sovetskij entsiklopedicheskij slovar’ [Soviet encyclopedic dictionary]. 2nd ed. M.: Sovetskaya entsiklopediya Publ., 1600 p. (In Russian)

Rudkevich, L. A. (2001) Teoretiko-eksperimental’nye osnovy vozrastnoj i differentsial’noj psikhosomatologii [Theoreticalexperimental foundations of age and differential psychosomatology]. Extended abstract of PhD dissertation (Psychology). Saint Petersburg, Saint Petersburg State University, 50 p. (In Russian)

Sergienko, E. A. (2012) Printsipy psikhologii razvitiya: sovremennyj vzglyad [The principles of developmental psychology: Contemporary view]. Psikhologicheskie issledovaniya, vol. 5, no. 24, article 1. [Online]. Available at: http://psystudy.ru/index.php/num/2012v5n24/711-sergienko24.html (accessed 27.06.2018). (In Russian)

Schmalhausen, I. I. (1983) Puti i zakonomernosti evolyutsionnogo protsessa: Izbrannye trudy [Ways and patterns of the evolutionary process: Selected works]. Moscow: Nauka Publ., 360 p. (In Russian)

Teilhard de Chardin, P. (1965) Fenomen cheloveka [The phenomenon of man]. Moscow: Progress Publ., 296 p. (In Russian)

Ukhtomskij, A. A. (1950) Sobranie sochinenij: v 3 t. T. 1: Uchenie o dominante [Collected works: In 2 vols. Vol. 1: The doctrine of the dominant]. Leningrad: Leningrad State University Publ., 330 p. (In Russian)

Vygotskij, L. S. (1984) Orudie i znak v razvitii rebenka [Tool and sign in child development]. In: L. S. Vygotskij. Sobranie sochinenij: v 6 t. T. 6. Nauchnoe nasledstvo [Collected works: In 6 vols. Vol. 6. Scientific heritage]. Moscow: Pedagogika Publ., pp. 5–90. (In Russian)

Yurevich, A. V. (2005) Psikhologiya i metodologiya [Psychology and methodology]. Moscow: Institute of Psychology of Russian Academy of Sciences Publ., 310 p. (In Russian)

Коломинский Я.Л. Психологическая культура или психологическая цивилизация

Психологическая культура или психологическая цивилизация

КОЛОМИНСКИЙ Яков Львович, доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой общей и детской психологии Белорусского государственного педагогического университета им. М.Танка, г. Минск.

Когда речь идет об университетском психологическом образовании, то можно сказать, что речь идет вообще о психологическом образовании в республике, потому что у нас очень интенсивно растет количество университетов. По-моему, из бывших пединститутов только Мозырьский пединститут продолжает гордо и скромно именоваться педагогическим институтом, все остальные уже превратились в университеты. И это очень странный процесс, потому что если вы повесите на здание какую-нибудь вывеску, то от этого здание не меняется. И для того, чтобы психологическое образование было действительно университетским, оно должно само себя понять, само себя нести именно как университетское образование.

Я хотел бы прежде всего поставить вопрос о целях университетского психологического образования. Вначале определим, что значит университетское психологическое образование? Во-первых, если речь идет об образовании всех студентов университета (и юристов, и экономистов, и историков, и т.д.), то это одна линия образования. Во-вторых, если это подготовка профессиональных психологов, то это совершенно другая линия образования, и она требует несколько иного подхода. Наверное, мы будем иметь в виду обе эти линии. Это можно четко отследить, если мы введем понятие психологической культуры. Пока я несколько отойду от проблемы подготовки профессиональных психологов, а буду говорить о психологическом образовании в университете.

У меня иногда возникает вопрос, может быть, несколько кощунственный: зачем вообще изучать психологию? Зачем она нужна? И это не такой тривиальный вопрос, как кажется на первый взгляд, потому что от того, что мы вкладываем в это понятие (в понятие “обучение психологии”), зависит очень многое из того, о чем мы дальше будем говорить.

Ясно, что учиться психологии — это абсолютно не значит овладеть той суммой знаний, часто очень отрывочных и несистематизированных, которые нам предлагает так называемая общая психология. Курс общей психологии мне кажется каким-то очень странным, непонятным и противоестественным. У Александра Полонникова есть текст, в котором написано о противоестественности образования. Конечно, говоря по-белорусски, “а навошта яно здалося”. А тем более, смотрите, что такое общая психология? Это какой-то странный монстр. Возьмите толстый учебник по общей психологии. О чем он, о ком он? Герои этой книги ни мальчик, ни девочка, ни мужчина, ни женщина; в ней нет живой ткани человеческой психики, ее целостности (без чего вообще нет ни психики, ни психологии). Когда-то один физиолог сказал, что части — у трупа, а в живом организме нет частей. Эту целостность (я не хочу говорить слово “систему”) мы в общей психологии разрываем на части. Вспомните, что такое общая психология, полистайте ее: это “ощущение”, “восприятие”, “память”, “мышление”, “воображение” и т.д. Человеческая личность разрывается на вот эти части, и потом человек оказывается в положении незадачливого часовщика, который разобрал часы, разложил винтики и гаечки, а собрать их не может, они не идут. Вот так “не идут” психологические знания через учебный курс общей психологии. Они никому не нужны. Это абстракция, которая никак, никем и нигде не может быть применена: ни в педагогической практике будущего выпускника, ни в его будущей профессиональной деятельности, ни тем более для формирования его собственной личности. Итак, первая абстракция, которая наносит колоссальный вред психологическому образованию (а потом мы скажем и о культуре) — это традиционный, устоявшийся курс общей психологии.

Общая психология создает еще одну абстракцию. Она рассматривает даже того расчлененного человека in vitro (в пробирке — лат.), то есть она рассматривает его в абстракции, изолировано от его социального окружения, от его социального контекста. А так человека понять нельзя совершенно! Человек, личность понятны только в соотношении с ситуацией, в соотношении с другими людьми. Представление о личности как о некой бронзовой окаменелости, которая имеет столько-то черт, свойств и т.д. совершенно не соответствует реальности. Мы говорим, что критерий знания человека (знаешь ты человека или нет) есть только один: ты должен уметь предсказать его поведение. Если ты не способен предсказать поведение, то ты этого человека не знаешь. Например, мы говорим, что знаем характер человека как совокупность устойчивых и существенных свойств. И зная это, мы можем предсказать его поведение. Ничего подобного! Очень часто, на каждом шагу, поведение человека оказывается непредсказанным и непредсказуемым. Тогда мы хотим выйти из положения таким путем: наверное, мы его плохо знаем, поэтому мы не смогли предсказать его поведение. Это неправда, мы его можем хорошо знать. Но мы его знаем вот в этой ситуации, в это время и в этой системе его жизненных отношений. Или мы говорим: мы не можем предсказать его поведение, потому что у него вообще нет характера, у него нет определенности, твердой линии, поэтому его поведение напоминает причудливый полет бабочки. Это тоже неверно. Мы не можем предсказать поведение по очень простой причине: поведение является функцией не столько от внутренней структуры личности, сколько, может быть, от ситуации. Человек в ситуации, целостный человек в его реальных жизненных контекстах — вот что должно стать для нас главным. В этом смысле мне очень понравилась недавно переведенная у нас книга “Человек и ситуация” Л. Росса и Р. Нисбета. Она исходит из когнитивистской, гештальтистской концепции, идущей от К. Левина, Л. Фестингера и т.д. В ней излагается похожая концепция.

Итак, что же является, несмотря ни на что, целью психологического образования, которую мы не можем достичь в современной дисциплинарной развертке курсов психологии? Я думаю, что целью психологического образования является формирование у личности психологической культуры. Здесь можно иметь в виду два основных ракурса психологической культуры. Один ракурс — фоновая психологическая культура, которая нужна всем, любому человеку: историку, юристу и т.д. И, конечно, она нужна будущему психологу. Но это уже профессиональная психологическая культура. В первом случае это тоже профессиональная культура, но по профессиям другого типа.

Что же такое психологическая культура в целом? Очень часто у нас слова “проскакивают”, поскольку словосочетания очень узнаваемы, и, как писал В.В. Маяковский, “слова у нас до важного самого в привычку входят, ветшают, как платья”. Я в данном случае не хочу заставить сиять величественное слово “партия”, как там сказано, а хочу подойти по-новому к понятию “психологическая культура”. Как ни странно, такого понятия как научного концепта не существует и даже у тех авторов, которые близко к нему подходят, например, у В.М. Розина. У него есть книга, где он выступил как профессиональный культуролог, — “Введение в культурологию” . Но даже там он прошел мимо этого понятия, хотя словосочетание, его обозначающее, есть. В его книге есть главка “Любовь” и подзаголовок “Культурно-психологический аспект”. Итак, говоря о понятии “психологическая культура”, было бы интересно порассуждать над двумя теоретическими движениями в этой области. Можно было бы поговорить о том, как входит психология, ее концепции и ее предмет в представления о культуре вообще. Можно было бы это так сформулировать: “психология в культуре”. И здесь осуществима простая операция. Когда я разрабатывал эту тему для студентов, я просто взял словарные статьи и посмотрел, как в понятии культура используются психологические переменные, и обнаружил, что везде есть психологические переменные, правда, по имени они не называются. Например, может быть сказано: уровень умственного развития, но для нас это элемент психологической культуры. Итак, общее понятие “культура” не может обойтись без психологических переменных. Вообще, что такое культура? Культура — это то, что не природа, это то, что мы сами создали, это, скажем, вторая природа. Есть вторая природа в этом смысле и в психологии (то, что не было создано прямо природой). В этом смысле культура вообще противоестественна, если под естественностью понимать то, что вокруг нас создала сама природа.

Но есть и другой путь анализа понятия “психологическая культура”. Как в психологию входит культура? Через какие каналы? Здесь есть тоже несколько очень интересных движений. Я не буду специально останавливаться на таком могучем движении, как культурно-историческая концепция и теория развития психики, в которой Л.С. Выготский говорит о том, что есть натуральное развитие психики и историко-культурное развитие психики. И надо сказать, что эта концепция вызвала к жизни могучее движение в мире: возьмите книги Коула, Скрибнер и т.д. И еще одно очень интересное движение в психологии — это культурная антропология, где вообще культура представляет собой некую переменную, которая воздействует на психику, например, работы М. Мид и других представителей этого направления. Таким образом, есть два движения, которые мы можем проследить, когда речь идет о психологической культуре.

Есть еще одна очень интересная вещь, которой я хотел бы с вами поделиться. Известно, что сами культурологи сильно свою науку раздифференцировали. В предисловии к книге С. Московичи “Машина, творящая богов” А. Брушлинский и П. Шихирев пишут о том, что возникла новая наука культурология, которая грозит поглотить вообще все на свете. Действительно так, но тогда мы можем сказать, что существует несколько и антропологий в этом смысле, например, культурная антропология. Я хотел бы зафиксировать один интересный момент. Мы с вами здесь и сейчас должны конституировать создание психологической культурологии. Это новый аспект, наш вклад в разрушение культурологии как некой единой и единственной науки.

Но сразу возникает еще один интересный аспект. Наряду с понятием “культура” существует понятие “цивилизация”. Словари дают следующее значение слова “цивилизация”: цивилизация — синоним слова “культура”. Но никто уже сегодня не применяет понятие “цивилизация” так же, как “культура”. Мы можем говорить о культуре и цивилизации. В данном случае под цивилизацией понимается некий технический, материальный аспект культуры (например, машины, технологии и т.д.). В этом смысле можно быть очень цивилизованным, но очень некультурным. И ни у кого не вызовет удивления, если мы, создав портрет нового русского или нового белоруса, скажем, что у него есть все атрибуты цивилизации: золотая цепь “на дубе том”, “мобильник”, “мерседес” и т.д. Это все признаки цивилизации. В то же время он может быть совершенным дикарем. Тогда мы можем говорить и о психологической цивилизации, которая может быть противопоставлена психологической культуре. Что такое психологическая цивилизация? С моей точки зрения, это такая сциенцистски поданая концепция психологии. Например, это наличие у психолога компьютера, программного обеспечения, разного рода инструментария, целого чемодана тестов, технологий. Это все у психолога есть. Это все признаки психологической цивилизации, но отнюдь не психологической культуры.

Я хотел бы особое внимание обратить на гуманистический характер психологической культуры, противопоставленный вот этой психологической цивилизации. Не может психолог себя чувствовать так, как инженер. Инженер тоже может быть гуманистом, но этот гуманизм имеет совсем другой характер и прочее, прочее. Могут сказать: ну, как это так, все время представители разных наук ведут разговор о том, что нужна гуманитаризация образования, нужна гуманизация образования, причем нередко это все путается (но это уже другой вопрос). Я утверждаю, что нужна гуманизация психологического образования и гуманизация психолога как профессионала, если мы говорим о профессиональной психологической культуре. У нас очень большой крен в цивилизационный аспект психологической культуры. Нередко мы можем себе представить такого профессионала-психолога, который абсолютно не заботится о гуманной стороне своей деятельности. Это, например, стремление к манипуляции, это стремление к использованию своих психологических полузнаний для достижения каких-то других целей, это способность, может быть, влиять на человека, но не в гуманном смысле слова. Психолог должен быть прежде всего гуманистом. И вот этот гуманитарный аспект психологического знания, скорее даже гуманистический, мне хотелось бы особенно подчеркнуть.

А то ведь что получается? Получается, что то разделение психологии на ряд психологий, которые мы имеем теперь, приводит к тому, что психолог может вообще не знать ничего, кроме определенных узких направлений. Вот когда-то мы были с Александром Григорьевичем Асмоловым на одной конференции, и он тогда высказал очень хорошую мысль о том, что у нас в основном развивалась “психология ухо-горло-носа”. Так вот “психолог уха-горла-носа” абсолютно ничем не заинтересован: личность его мало интересует, социальная психология тоже. Все это кажется ему каким-то ненаучным. И то, что психология принимает и приняла когда-то естественно-научную парадигму, конечно, “выдернуло” ее как науку. Но эта же парадигма ее и загубит, если мы будем идти по этому пути. Психология — это не та наука, которая может быть “неинтересной”. Интересная для читателя наука — это и есть психология… Психология не может не быть интересной наукой, если она интересуется человеком и говорит какую-то правду о человеке. Мне представляется совершенно бессмысленным то, что психологи стараются теперь догнать, чуть ли не перегнать представителей естественных наук в области точности эксперимента, в так называемой объективности и т.п. Все радостно повторяют слова, что “во всякой науке столько истины, сколько в ней математики”. По отношению к психологии — это глубокая ложь, это глубокая неправда. Я бы сказал иначе. В нашей науке (и вообще в науках о человеке) столько правды (я не произношу слово “истина”) сколько в ней поэзии. У Владимира Петровича Зинченко есть брошюра “Возможна ли поэтическая антропология”. А я ему хочу сказать и скажу, что другой просто не может быть. Если это не поэтическая антропология и психология, то это уже не психология, это что-то другое. Я хотел бы вернуть психологии духовность. Философ Иван Ильин писал, что культура без души — это дурная цивилизация. Я бы не хотел, чтобы мы с вами развивали не психологическую культуру, а развивали бы психологическую цивилизацию.

Что касается определения того, что такое психологическая культура, из каких она состоит частей и так далее, то я отсылаю к сборнику, где опубликован текст, посвященный этой проблеме (Университетское психологическое образование: оценка ситуации и возможные перспективы / Материалы проблемно-разработческого семинара, Минск, 21-23 сентября 2000 г. / Белорусский государственный университет. Центр проблем развития образования. — Мн.: Технопринт, 2000. — С.62-66.).

Я бы хотел обратить ваше внимание на одну концепцию — концепцию психологической культуры личности. Мне приятно выступать в данной аудитории, поскольку выступать перед “маститыми” психологами тяжело: многие из них существуют в старой естественно-научной парадигме; их сознание как бы закрыто. Но никого ни в чем нельзя винить. Мне же удалось “выскользнуть” из этой парадигмы, поскольку в моей научной работе всегда присутствовал элемент психологической проповеди. Я боюсь быть слишком категоричным, но мне даже кажется, что если мы имеем дело с формированием у личности фоновой психологической культуры, то нужно не просто преподавание психологии, а психологическая проповедь. И когда мы готовим психолога к преподаванию, мы его должны готовить как проповедника, как человека, который воспитывает душу другого человека.

Я бы хотел обратить внимание на то, что в том тексте, который вы будете читать (в сборнике тезисов семинара), есть четкое деление психологической культуры на несколько слоев. Один из них — это концептуально-теоретический слой, который включает те знания, которые человечество приобрело о самом себе. Ведь психология — это фактически форма самонаблюдения человечества. И с этой точки зрения мне всегда смешно, когда говорят о так называемых объективных методах в психологии. Какая чушь! Какие объективные методы! Ведь в психологии, как и в любой науке о человеке, осуществляется превращенная форма самонаблюдения, превращенная форма рефлексии. Человек изучает сам себя, а мы хотим, чтобы это было объективное исследование! Кто нас мог бы изучить объективно? Какие-нибудь психологи с Альфы Центавра: оттуда, извне нас могут изучить. А мы изучаем сами себя, что-то подсчитываем, полагая, что это объективное исследование. В какой-то степени я и сам так считаю в своих исследованиях: иногда это необходимо. Но все время надо иметь в виду главные наши цели.

Я хочу подчеркнуть, что вторым слоем психологической культуры является психологическая деятельность. В данном случае я под словом психологическая деятельность понимаю деятельность человека, направленную на самого себя. В данном контексте личность выступает по отношению к самой себе как психолог. И целью психологической деятельности является достижение определенного внутриличностного комфорта, или, другими словами, — достижение некоего психологического здоровья. Мы можем утверждать, что результатом этой деятельности (если развернуть это с точки зрения теории деятельности) является внутренний психологический комфорт, психологическое здоровье, оптимальное взаимодействие с окружающими людьми; предметом является внутренний мир человека; а способами, средствами являются рефлексия, самопознание, самообладание, переживание и т.д. Здесь очень интересно отметить, что, например, у Ф.Е. Василюка переживание четко формулируется как деятельность. Но переживание — это один из видов внутренней деятельности, внутриличностной деятельности. Таким образом, человек по отношению к самому себе выступает как психолог, и психологическая деятельность может быть понята как деятельность по психологическому самообслуживанию.

Вопросы

Слепович Е.С.: Я хочу, чтобы Яков Львович не подумал, что мой вопрос конфронтационный, потому что психология для меня начиналась с его книги, которую я прочла еще в школе. И это многое определило и решило. И под большинством слов, сказанных тут, я готова подписаться. Единственное, у меня два вопроса. Подписаться — не означает, что это уже аксиома, а как раз постановка проблемы, каждая фраза — это проблема, которая требует размышления, размышления и размышления. В данном случае, я, наверное, упустила — речь идет о подготовке профессионального психолога (психолога, который делает сферой своей профессиональной деятельности психологию) или специалиста другого профиля, но в структуру деятельности которого входит психология? Это первый вопрос. И от ответа на него зависит мой второй вопрос.

Коломинский Я.Л.: Я сразу сказал, что я вижу две линии в работе семинара, и я, конечно же, говорил о фоновой психологической культуре больше, о том, как нужна психологическая культура вообще любому человеку. Я говорил о всеобщей психологической культуре и подумал, что можно было бы заявить о культурно-психологической революции. Но поскольку я вообще боюсь революций, мы обойдемся эволюцией. Но какие-то элементы из сказанного касались и воспитания профессионального психолога. Но о них специально я не говорил.

Слепович Е.С.: Второй вопрос я все-таки задам, но он будет не основным. Я понимаю агрессию Якова Львовича против официального курса общей психологии, поскольку я его тоже читаю и испытываю в отношении его аналогичные чувства. Но не кажется ли Вам, что эта агрессия вызвана тем, что этот курс занимает неадекватное место в общем поле подготовки специалиста? Может быть, стоит это место чуть-чуть по-другому обозначить, например, назвать его категориальным аппаратом психологии, и отвести ему не такое большое место? И тогда, может быть, на фоне этого категориального аппарата просто по-другому все строить и не делать этот курс центральным?

Коломинский Я.Л.: Вы совершенно правы. Я тоже многие годы преподавал общую психологию. Л.С. Выготский мечтал когда-то преподавать не по элементам, а по единицам. Вот если бы нам удалось найти такие единицы! Например, Выготский считал единицей переживание. Может быть, “личность в ситуации” — это единица. Конечно, Вы совершенно правы: как мы, педагоги, не дадим какой-то категориальный аппарат? То есть введение в психологию надо. Я с Вами полностью согласен, что агрессия здесь в том, что эта общая психология поглотила всю остальную психологическую подготовку, потом в качестве небольшого довеска идет возрастная психология, чуть-чуть социальная (почти нигде ее нет) и все. И таким образом человек оказывается в положении, когда “чашу пронесли мимо рта”: назвали психологию, но ничего не дали.

Слепович Е.С.: Может быть, этому курсу придать статус азбуки? Без азбуки нельзя, но нельзя все сводить к ней.

Коломинский Я.Л.: Правильно, придать ему статус психологической грамотности. Вот, например, мы преподаем до сих пор “ощущения” так, как будто не было гештальтистской революции, как будто бы ощущения существуют как совершенно изолированный психический процесс, а не входят в состав восприятия, скажем. Я с Вами полностью согласен, Елена Самойловна, тут надо думать и думать.

Кремер Е.З.: Если я правильно понял, когда обсуждается проблема расчлененности-целостности, то Вы выступаете за целостность, против расчлененности. Но здесь встаёт вопрос: а как тогда анализировать, как работать с целостностью? И сейчас я услышал, что есть путь через единицу анализа. Но возникает вопрос: как это возможно? Как возможен психологический анализ, если мы отказываемся от расчлененности, поскольку анализ — это всегда попытка разделить?

Коломинский Я.Л.: Дело в том, что никуда не денешься, все равно членения какие-то придется совершать. Но надо прежде всего, наверное, сформировать понятие целостности психики и личности, а потом уже говорить об этих вещах, чтобы, например, в сознании студента психика не распадалась. Тем более, что он же понимает, что в этом глубокая ложь. Он же анализирует и видит себя как некоторое целостное существо, у которого нет отдельных ощущений, восприятия и т.д., что, когда он слушает, то это не значит, что он только аудирует, то есть работает только слуховой анализатор, ведь работает вся его личность. Вот это все время приходится преодолевать. В моей книжке “Человек: психология” мне до конца не удалось это преодолеть, но я все время пытаюсь это сделать: вписать тот или иной процесс в целостную личность. Например, если обсуждается память, то как она вписывается в целостность личности? Помните, я там сравниваю память Шершевского с памятью других великих людей. Память Шершевского не была вписана в определенные структуры личности и ничего не произошло в его жизни. Он был просто мнемонистом, который показывал свою память, как если бы показывали бородатую женщину в цирке. А вот Иван Иванович Солертинский, о котором я там говорю, сделал свою феноменальную память орудием деятельности своей личности. Вот пример того, как это происходит.

Кремер Е.З.: То есть, если я правильно понимаю, то ход преподавания должен быть немножечко перевернут?

Коломинский Я.Л.: Может быть. Может быть, после того, как (по словам Елены Самойловны) мы дадим какой-то категориальный аппарат, стоит сразу изучать личность в ситуации, может быть, социальную психологию личности. Тогда, если говорить откровенно, сразу станет интересно человеку, он будет понимать, что речь идет о нем, о его собственных жизненных проблемах, а не о том, как, например, идет забывание в первые сорок минут. Потом об этом тоже можно сказать, но не делать из этого конечную цель. Вундту невозможно было иначе поступить, он и развел свою психологию на две психологии. Но нам уже можно пойти и другим путем.

Краснов Ю.Э.: Яков Львович, Вы критиковали естественнонаучную психологию, и я с Вами полностью солидарен. Скажите, пожалуйста, есть ли у Вас версия того, на какой рациональности может строиться не естественнонаучная психология?

Коломинский Я.Л.: Я думаю, на целостной культурологической подоплеке. Мы должны учить людей психологической культуре и разрабатывать психологию как культуру психологическую. Мы можем здесь на многое опереться, например, на феноменологическую традицию. Надо искать.

Краснов Ю.Э.: Скажите, пожалуйста, Вы в качестве примеров единиц приводили понятия “человек в ситуации”, “переживание”, можно ли еще что-то добавить сюда?

Коломинский Я.Л.: Этот вопрос требует серьезного размышления. Это проблема: как нам строить изучение и рассказ о человеке. Может быть, нам надо здесь учиться у писателей в какой-то степени. Например, можно говорить о литературно-художественном моделировании, которое я рассматриваю как один из главных принципов формирования психологической культуры. Может быть, нам обратить внимание на то, как писатели умеют целостно изображать личность, не имея никаких специальных психологических знаний, хотя некоторые теперь уже и имеют. Это очень интересная проблема. Если бы мы нашли единицу, то нам бы надо было дать Нобелевскую премию сразу.

Вопрос: Если носителей психологической культуры мы противопоставляем носителям психологической цивилизации, тогда на что здесь можно опереться?

Коломинский Я.Л.: Можно опереться на соответствующую психологию, на гуманизацию всего процесса воспитания человека в ВУЗе. Есть большая дискуссия о воспитывающем обучении, о воспитании и образовании и т.д. Конечно, психология должна воспитывать.

Реплика: Не будет ли человек психологически здоровый, владеющий психологической культурой, противопоставлен тому, что происходит в обществе?

Коломинский Я.Л.: Наоборот. В понятие психологического здоровья вкладывается и способность к адекватной психологической адаптации к данным ситуациям. Он просто найдет способы адаптироваться. Если он не будет адаптирован, то можем ли мы говорить о его здоровье? Кстати, я хочу обратить Ваше внимание на используемый мной термин “психологическое здоровье”. Он не тривиален, поскольку сегодня чаще всего говорят о “психическом здоровье”. Под психическим здоровьем я хотел бы понимать отсутствие разных отклонений в плане психики во всех ее проявлениях. Отклонения в области психического здоровья представляют собой определенную нозологическую единицу, и этими проблемами должен ведать врач, психиатр, психотерапевт. Он может выписать рецепт и так далее. Психологическое здоровье — это целостное состояние личности, это то, что Л.И. Божович называла психологическое, эмоциональное благополучие, это наличие у человека гармонизированного внутреннего мира, равновесие с самим собой и, конечно, с окружающим миром, потому что разлад с окружающим миром приводит к самым различным ситуациям. Я бы хотел, чтобы мы с Вами пропагандировали психологическое здоровье, которое является целью нашей с Вами деятельности. Мы не занимаемся с Вами психическим здоровьем, мы не психиатры, но психологическим здоровьем мы занимаемся. Практический психолог и в школе и где угодно занимается психологическим здоровьем. Эту точку зрения разделяет и группа, работающая под руководством И.В. Дубровиной. У них есть публикации именно по психологическому здоровью.

Реплика: В одной из своих последних статей А.Н.Леонтьев говорил, что психология в будущем должна развиваться не по разделам, а по проблемам. Как Вы относитесь к этому высказыванию?

Коломинский Я.Л.: Наверное, это то, о чем мы говорим: проблема, а не тема или подтема. Например, как писал С.Л.Рубинштейн, “человек и мир” — это огромная красивая проблема, а внутри нее проблемы “человек-человек” и т.д. Или, например, то, что Е.Климов говорит о видах профессий, можно сформулировать и как виды проблем. Прекрасная проблема: человек и его дело, его профессия, которая дает нам ориентацию в том, как формировать нам психологическую культуру у будущего инженера, врача, юриста и т.д. Это хороший вопрос.

Забирко А.А.: У меня несколько вопросов уточняющего характера. Психологическая культура — это характеристика личности или общности, человеческой деятельности, человеческого события? Если это характеристика личности, то в чем специфичность Вашего термина “психологическая культура личности”?

Коломинский Я.Л.: Конечно, есть традиции, но такой постановки проблемы, как мы сегодня обсуждаем психологическую культуру, нет. Конечно, существует психологическая культура неличностная, как некий компендиум, система знаний о человеке и способах воздействия человека на других людей и на самого себя. То есть существует психологическая культура, которой каждому отдельному человеку предстоит овладеть. Иными словами, речь идет о процессе культурации личности. Теперь различают процесс социализации и процесс культурации. А каждая личность эту культуру усваивает и как житейскую психологическую культуру, и как психологическую культуру, концептуально-теоретическую. Конечно, существует психологическая культура, воплощенная в психологических произведениях. А каждый человек ее присваивает, как и любую другую культуру. Здесь возникает очень хорошая аналогия с музыкальной культурой. В ней есть тоже пласт концептуально-теоретический: теория музыки, теория музыкального творчества, произведения великих композиторов — то есть то, что называется музыковедением. Но хорош был бы человек, который считает, что он овладел музыкальной культурой, если он не умеет читать ноты, если он не умеет ни петь, ни играть (как спортсмен-заочник, который заочно участвует в соревнованиях).

Забирко А.А.: Правильно ли я понял, что в Вашем докладе речь идет о психологической культуре как о внутреннем достоянии личности в первую очередь, о формировании личности?

Коломинский Я.Л.: Конечно, мы хотим сформировать у наших учеников психологическую культуру, чтобы они освоили все ее грани. Другой цели у нас и нет.

Забирко А.А.: Мне вспоминается высказывание Б.С. Братуся о том, что человек может быть психически здоров, но личностно болен, и с этим связан еще один вопрос. Вы в начале выступления критиковали дисциплинарную устроенность содержания психологического образования. В этом контексте что добавляет или меняет понятие “психологическая культура” в организации психологического образования? Она добавляет моральную составляющую или она добавляет практическую составляющую?

Коломинский Я.Л.: Прежде всего, я хочу прокомментировать слова Братуся. Здесь вот как раз и кроется различие между психическим здоровьем (по Братусю, этот человек здоров) и психологическим нездоровьем. Это как раз “льет воду на нашу мельницу”. Понятие “психологическая культура” меняет всю целевую, я бы сказал, стратегическую установку преподавания психологии. Когда оно не рассыпается на разные дисциплины, и даже если рассыпается, то все равно имеется в виду целостное. А целостное здесь — это то, как каждый из этих предметов вписывается в психологическую культуру. Причем, поскольку психологическая культура предполагает и концептуально-теоретический слой, и практический слой, то не останавливаемся ли мы сегодня, с этой точки зрения, только на одном слое и ничего не делаем в области вооружения психологической практикой? Далее, с точки зрения нравственно-гуманистических принципов, этот подход подразумевает направленность на человека, на его нужды, потребности и т.д. Если хотите, то главной целью формирования психологической культуры является формирование у личности образа человека, модели человека. Например, модель человека по Фрейду — человек желающий, модель человека по бихевиоризму — человек реагирующий, или модель человека по когнитивизму — человек понимающий, или модель человека в гуманистической психологии — человек сочувствующий. И в зависимости от того, какая у тебя модель человека, так ты и действуешь с этим человеком и с самим собой. То есть речь идет об идее культурно-психологического опосредования. В моем тексте в сборнике упоминается о культурно-психологическом опосредовании межличностного взаимодействия, но эту идею можно расширить. Можно говорить о культурно-психологическом опосредовании всех отношений к миру. А дальше в качестве средства такого опосредования я предлагаю создать гипотезу культурно-психологической относительности, то есть распространить на психологию то, что мы имеем у Сепира и Уорфа. В зависимости от того, как ты назвал, ты и действуешь. И здесь слой психологической культуры действует как некоторая установка личности, как некоторый ценностно-ориентационный слой, который и определяет наши отношения в семье, отношение к женщине, ко всему миру через наши культурно-психологические понятия, установки.

Забирко А.А.: Некоторые исследователи психологии утверждают, что в психологическом знании содержатся разные концепции, разные модели человека. Можно ли сказать, что эти разные модели человека заставляют по-разному ориентироваться в своих практических действиях? Могут ли эти разные модели человека объединится в одну гомогенную психологическую культуру или можно говорить о разных психологических культурах или это неправомерно?

Коломинский Я.Л.: Конечно, наличие модели человека безусловно формирует его психологическую практику. И в этом смысле ведь, что делает любой психотерапевт? Он навязывает своему клиенту свою модель человека и действует с ним соответствующим образом. Один психотерапевт хочет создать из этого человека (клиента) психоаналитика, другой — гештальтиста, третий — бихевиориста и т.д. То есть он формирует свой взгляд, он транслирует свой взгляд. А что же ему еще делать? Он не может иначе, даже если он хочет иначе. Или возьмем вот то, что я называю культурно-психологическим опосредованием. Например, опосредование воспитательных воздействий. Известно, что в истории было несколько образов ребенка. Например, христианский образ ребенка: ребенок как результат греха. Ллойд Демоз написал книгу “История детства”, ее широко цитирует И.С. Кон в книге “Ребенок и общество”, кстати в этой книге рассказано об этих культурно опосредованных вещах. В связи с этим строится и практика. Какова ценность вообще ребенка? Никакой ценности, если это инфантицидный стиль воспитания. Можно ребенка убить, ведь за убийство ребенка только недавно (хотя, конечно, века прошли) стали наказывать, детоубийство не считалось преступлением. Или возьмите бросающий стиль, когда ребенка отдавали няньке, кормилице. Мне хотелось бы в этом месте отметить одно обстоятельство. Я не согласен с Игорем Семеновичем, со своим добрым товарищем, в том, что он вслед за Ллойдом изображает это как преходящие образы детства. Уголовные хроники буквально пропитаны примерами инфатицидного стиля, бросающего стиля (например, социальное сиротство). Вот в чем особенность психологии — в том, что даже прежние верования и концепции живут в сегодняшнем дне. Это не так, как в физике: новое открытие и уже не нужен нам теплород, открыли, что земля — шар и уже не нужно и т.д. Но, тем не менее, зачем мне нужно знать, что земля — шар, если я прекрасно могу обходиться концепцией плоской земли, я не совершаю кругосветных путешествий. На уровне действования здравого смысла и житейской психологии прежние верования, культурно-психологические концепции существуют, и они больше работают, чем наши с вами наработки в книжках. Поэтому психологическая культура, в частности, должна сформулировать, сформировать у человека вот этот оптимальный гуманистический взгляд на ребенка, чтобы он его не бросал, чтобы он считался с ним как с личностью. А он это будет делать, только если у него есть культурно-психологические концепты, сквозь которые он действует, концепции того, что ты можешь сделать по отношению к ребенку и к другому человеку. А что касается создания общей глобальной концепции человека, я не думаю, что это в ближайшее время возможно. Сейчас говорят об эклектически-интегральном подходе, но что это такое? Это солянка такая сборная, кстати, тоже целостное произведение симбиотического типа. Нам надо выбрать ту модель человека, которая нам кажется наиболее продуктивной, гуманистической, и на ней воспитывать будущего психолога.

Кремер Е.З.: Правильно ли я понял, что надо выбрать определенную психологическую культуру, и на ней строить психологическое образование?

Коломинский Я.Л.: Ту культуру, которую мы в данный момент считаем наиболее оптимальной, а остальное может идти в историю. Историко-психологические знания являются составной частью психологической культуры. Но не всегда ты выбираешь культуру, она часто выбирает тебя. В зависимости от твоего прежнего жизненного опыта и прежней жизненной культуры тебе оказывается близка, например, манипуляция, а не убеждение.

Кремер Е.З.: Для меня был очень важен этот момент: не эклектика, а определенный концептуальный подход.

Коломинский Я.Л.: Конечно, чтобы была какая-то целостность, гештальт. Действительно, можно сказать, что человек настолько многообразен, что он и ангел, и зверь, и царь, и бог, и червь…

Кремер Е.З.: Сегодня в образовании ситуация как раз прямо противоположная: никакой модели, образа человека нет.

Коломинский Я.Л.: Я считаю, что психолога-профессионала надо учить психологической культуре так, как всех, но еще лучше, и дать ему профессиональные знания.

Слепович Е.С.: Тогда у меня возникает вопрос: при целостности того, что собираетесь транслировать, при совершенно фантастической привлекательности гуманистической концепции, почему в Беларуси практикующие психологи не выбирают гуманистическую психологию и почему на единицу гуманиста приходится как минимум пятьсот гештальтистов, например?

Коломинский Я.Л.: Я Вам скажу почему. Потому что у нас нет систематического психологического образования будущих практиков-психологов. Они где попало учатся, увидят на столбе объявление и идут.

Слепович Е.С.: А почему они в этом “где попало” не идут учиться к последователям Роджерса, а идут учиться к гештальтистам и т.д.?

Коломинский Я.Л.: А потому что последователи Роджерса гуманисты, не умеют навязывать себя. Культура застенчива, а цивилизация нахальна.

Забирко А.А.: Правильно ли я понимаю, что психологическая культура содержит определенный набор ценностей, значимостей, ориентируется на определенный образ человека, на основании которого можно выбирать некоторые содержания психологического образования?

Коломинский Я.Л.: Несомненно, здесь можно было бы дальше думать об аксиологическом характере психологической культуры. Это не какое-то внеличностное знание. Это знание, безусловно, ориентированное определенным образом, имеющее определенный нравственный потенциал.

Вопрос: Кто же возьмет на себя ответственность сформировать этот образ и станет проектировать нового человека?

Коломинский Я.Л.: Нового человека не надо проектировать. Мы уже проектировали: он строил Беломор-канал. Скажем просто: человека, гуманистически ориентированного человека. Все мы на себя вынуждены взять эту ответственность. Все. Раз мы беремся преподавать, раз мы становимся за кафедру, раз мы выходим к человеку, мы обязаны это делать. Мы не должны ждать, пока кто-то за нас это сделает.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПОЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ ТРЕТЬЕГО ВОЗРАСТА

TY — JOUR

T1 — ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПОЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ ТРЕТЬЕГО ВОЗРАСТА

AU — Борисов, Георгий Игоревич

PY — 2016

Y1 — 2016

N2 — Статья посвящена рассмотрению психологических характеристик пожилых людей, относящихся к категории третьего возраста. На данный момент одну треть населения нашей страны составляют люди пожилого и пенсионного возраста и их количество с каждым годом увеличивается. При этом некоторые пожилые люди с наступлением пенсии проявляют деструктивные изменения в личности, в то время как другие демонстрируют целостность своей личности. Целью нашей работы было определение психических характеристик пожилых людей, которые показывали сохранность своей личности. Предметом нашего исследования являются психологические характеристики. В нашей работе мы проанализировали изменения, которые происходят в интеллектуальной сфере пожилого человека, влияние состояния здоровья на качество жизни пожилого человека, а также значение смыслов в жизни пожилого. На основе проведенного анализа мы пришли к выводу, что пожилые люди, которые демонстрируют целостность своей личности, относятся к категории третьего возраста. Под третьим возрастом понимается период с выхода на пенсию и до потери дееспособности, во время которого происходит полное самоосуществление личности. Мы более склоны считать, что третий возраст, в первую очередь, связан со способностью сформировать новую личностную идентичность, которая будет отличной от идентичности типичного пожилого человека. Мы определили факторы, которые влияют на формирование новой идентичности пожилого: это способность противостоять негативным стереотипам старости, а также достаточная внутренняя мотивация, которая позволяет принять ответственность за свершаемую деятельность. Результатом нашей работы является определение психологических характеристик людей третьего возраста — это наличие жизненных смыслов, хорошее состояние здоровья и его позитивная самооценка, а также тренированный флюидный и развитый кристаллизованной интеллект.

AB — Статья посвящена рассмотрению психологических характеристик пожилых людей, относящихся к категории третьего возраста. На данный момент одну треть населения нашей страны составляют люди пожилого и пенсионного возраста и их количество с каждым годом увеличивается. При этом некоторые пожилые люди с наступлением пенсии проявляют деструктивные изменения в личности, в то время как другие демонстрируют целостность своей личности. Целью нашей работы было определение психических характеристик пожилых людей, которые показывали сохранность своей личности. Предметом нашего исследования являются психологические характеристики. В нашей работе мы проанализировали изменения, которые происходят в интеллектуальной сфере пожилого человека, влияние состояния здоровья на качество жизни пожилого человека, а также значение смыслов в жизни пожилого. На основе проведенного анализа мы пришли к выводу, что пожилые люди, которые демонстрируют целостность своей личности, относятся к категории третьего возраста. Под третьим возрастом понимается период с выхода на пенсию и до потери дееспособности, во время которого происходит полное самоосуществление личности. Мы более склоны считать, что третий возраст, в первую очередь, связан со способностью сформировать новую личностную идентичность, которая будет отличной от идентичности типичного пожилого человека. Мы определили факторы, которые влияют на формирование новой идентичности пожилого: это способность противостоять негативным стереотипам старости, а также достаточная внутренняя мотивация, которая позволяет принять ответственность за свершаемую деятельность. Результатом нашей работы является определение психологических характеристик людей третьего возраста — это наличие жизненных смыслов, хорошее состояние здоровья и его позитивная самооценка, а также тренированный флюидный и развитый кристаллизованной интеллект.

UR — http://elibrary.ru/item.asp?id=26638467

M3 — Статья

SP — 171

EP — 176

JO — Педагогическое образование в России

JF — Педагогическое образование в России

SN — 2079-8717

IS — 5

ER —

Что проверено на NCLEX: Психосоциальная целостность

Психосоциальная целостность, наряду с физиологической целостностью, является основной потребностью в здоровье для всех клиентов. Это состояние динамического психологического и социологического гомеостаза, которое может нарушаться в периоды стресса, болезни или кризиса. Любые угрозы эмоциональному, психическому и социальному благополучию человека могут нарушить этот гомеостаз. Любые изменения в адаптивных реакциях и способах совладания могут привести к непродуктивным способам мышления, общения, чувств и действий.Оказывая помощь клиентам с психосоциальными потребностями, вы должны уметь предвидеть, распознавать и анализировать эти типы реакций.

На экзамене NCLEX-RN® вы можете ожидать, что примерно 9 процентов вопросов будут касаться психосоциальной целостности. Эта категория ориентирована на продвижение и поддержку эмоционального, психического и социального благополучия клиентов, переживающих стрессовые события, а также клиентов с острыми или хроническими психическими заболеваниями.

Действия по уходу, которые попадают в эту категорию, включают:

• Жестокое обращение / пренебрежение

• Поведенческие вмешательства

• Химические и прочие зависимости

• Копирующие механизмы

• Антикризисное вмешательство

• Культурное разнообразие / культурное влияние на здоровье

• Уход за больными

• Семейная динамика

• Горе и потеря

• Концепции психического здоровья

• Влияние религии и духовности на здоровье

• Сенсорные / перцепционные изменения

• Управление стрессом

• Системы поддержки

• Терапевтическая коммуникация

• Лечебная среда

4 ключевых принципа, проверенных разделом «Психосоциальная целостность»

• Системы психосоциальной поддержки

  Пациент, который эмоционально уравновешен, психологически подготовлен к тому, чтобы справиться с болезнью и имеет систему поддержки — будь то духовная или семья / друзья — часто лучше подготовлен, чтобы принять вызов болезни.

  Во-первых, многие пациенты находят мир в духовной принадлежности. Вера в высшую силу и надежду на нее утешает. Фактически, это так важно, что в большинстве больниц есть услуги капелланов, которые предлагаются пациентам, нуждающимся в поддержке.

  Во-вторых, социальные работники помогают пациенту общаться с семьей о жизни дома и о болезни. Это становится особенно важным, когда речь идет о динамике семьи, потому что не все пациенты хотят, чтобы их семьи принимали участие в их уходе или даже знали об их болезни.Они опасаются, что станут обузой для их семьи, но им все равно нужен кто-то, чтобы поговорить. Социальная консультация может помочь вам найти комфортный баланс.

• Механизмы преодоления

  Пациенты могут демонстрировать чувство разочарования с помощью различных механизмов преодоления. Пациент, которому отказывают, может отказаться принять окончательный диагноз и продолжить лечение. Многие пациенты вытесняют свой гнев, проявляя грубость по отношению к членам семьи или медсестре.Другие могут компенсировать или восполнить свою болезнь, улучшая свое здоровье другими способами, например, принимая дополнительные витамины или добавки. В то время как другие могут подавлять чувства и вообще не говорить о них. Поскольку у пациента в конечном итоге есть свобода действий над своим телом, к этим методам нужно обращаться, но с уважением.

• Горе и потеря

  Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие — это пять эмоций, распознаваемых в процессе горя и утраты.Вначале человек может отрицать ситуацию и отказываться верить неблагоприятным новостям. Приняв эту новость, они, скорее всего, испытают гнев по поводу своей болезни. Затем они могут начать торговлю или попытаться заключить сделку. Например, если я стану лучше или лучше буду заботиться о себе, это уйдет. Это может сопровождаться депрессией или грустью по мере того, как наступает реальность его ситуации. Наконец, человек примет диагноз / ситуацию в том виде, в каком он был ему представлен, и решит максимально использовать свои обстоятельства в будущем.

• Уход в конце жизни

  Медсестры помогают смертельно больным умереть максимально комфортно с учетом желаний, заранее определенных умирающим пациентом. Заблаговременное заполнение расширенных директив и документации по доверенности на медицинское обслуживание облегчит процесс завершения жизненного цикла. Важно спросить пациентов, рассматривали ли они возможность заполнения такой документации при госпитализации. В дополнение к этой документации может быть организовано лечение заболеваний в рамках услуг паллиативной помощи.Паллиативная помощь относится к устранению боли во время процесса умирания, обеспечивая как можно более комфортный процесс завершения жизни. Комфорт во время этого процесса может включать в себя обезболивание, облегчение дыхания и облегчение чувства тошноты, и это лишь некоторые из них.

Вы используете процесс ухода (оценка, диагностика, планирование, реализация и оценка) для продвижения психосоциальной целостности клиента, передавая понимание, чувствительность и сострадание клиенту, который испытывает стресс, болезнь или кризис.Поощрение психосоциальной целостности клиента предназначено не только для психически здорового клиента, но и для всех клиентов. В сестринском процессе уважается независимость клиента, свобода принятия решений и участие в сестринском уходе.

Несмотря на то, что вам необходимо определить эмоциональные расстройства и поведение, указывающие на психическое заболевание, клиент не обязательно должен быть психически больным, чтобы вы могли включить психосоциальную целостность в план обслуживания. Вы должны обладать глубокими знаниями и целенаправленным клиническим опытом, чтобы быть готовыми распознавать и эффективно вмешиваться в дела любого клиента, чье состояние динамического психологического и социологического гомеостаза находится под угрозой, независимо от того, страдает ли клиент психическим заболеванием.

Стр. 1 Руководства по изучению психосоциальной целостности для экзамена NCLEX-RN

Общая информация

Находясь под присмотром медсестер, некоторые пациенты будут испытывать потребности нефизического характера. Некоторые пациенты реагируют на стресс от лечения необычным эмоциональным и социальным поведением и нуждаются в психическом здоровье, а также в физической поддержке. Другие пациенты обращаются с острыми или хроническими психическими заболеваниями, которые требуют тщательного изучения и ухода.В этом документе будет обсуждаться оценка психосоциальной целостности пациента и забота о нем.

Жестокое обращение и пренебрежение

Жестокое обращение и пренебрежение могут принимать разные формы. Насилие может быть физическим , сексуальным или эмоциональным . Пренебрежение — это отсутствие надлежащего ухода, форма жестокого обращения, которая часто проявляется в физических и эмоциональных проявлениях. Оба могут повлиять на пациентов любого возраста.

Отчетность

Обо всех подозреваемых случаях жестокого обращения с детьми необходимо сообщать в соответствующие органы или правительственное учреждение.Медсестры являются уполномоченными репортерами и могут столкнуться с судебным иском, если они не сообщат о предполагаемом насилии. Во многих штатах есть законы, предписывающие, когда и как сообщать об известных или предполагаемых случаях жестокого обращения и пренебрежения. Медсестры несут ответственность за соблюдение соответствующего протокола для сообщения об этих действиях, а также за документирования жестокого обращения и / или пренебрежения в карте пациента. Результаты, полученные пациентом, должны быть четко и объективно задокументированы в медицинской карте, так как они могут быть использованы позже в ходе судебного разбирательства.

Факторы риска

Чтобы предупреждать и распознавать потенциальные случаи жестокого обращения и пренебрежения, медсестра должна знать факторы риска для каждого типа. Помните, что факторы риска не являются признаком вины со стороны обидчика. Однако, когда в любом случае присутствует более одного фактора риска, общий риск злоупотребления для пациента существенно возрастает.

Факторы риска жестокого обращения с детьми

Факторы риска жестокого обращения с детьми:

• Супружеское насилие в прошлом или настоящем
• Восприятие стресса родителями
• Жизненные перемены в семье
• Юный возраст при рождении первенца
• Низкий уровень образования
• Пренатальная помощь практически отсутствует
• Нет телефона или номер телефона не указан
• Низкий доход или текущая безработица
• Свидетельства о суровой дисциплине

Жестокое обращение с пожилыми

Хотя жестокое обращение с пожилыми людьми может затрагивать как мужчин, так и женщин, наиболее частыми жертвами являются женщины в возрасте старше 75 лет .Жестокое обращение с пожилыми людьми также часто случается с пациентами с физическими и / или психическими нарушениями и с теми, кто зависит от своего обидчика в ежедневном уходе.

Факторы риска домашнего насилия

Важно помнить, что домашнее / супружеское насилие может произойти с кем угодно на любом социально-экономическом уровне. Факторы риска для этого типа злоупотреблений:

• Планируете уйти или недавно прекратили оскорбительные отношения
• История оскорбительных отношений
• Бедность, безработица и / или плохая жизненная ситуация
• Расторжение брака или развод
• История жестокого обращения в детстве
• Психические и / или физические нарушения
• Плохая система поддержки семьи / друзей или социальная изоляция
• Свидетель домашнего насилия в детстве
• Беременность (особенно внеплановая)
• Возраст до 30 лет
• Партнер преследует

Роль медсестры

Как медсестра, работающая с подозреваемым или известным случаем жестокого обращения, важно поощрять открытое общение, которое позволяет жертвам делиться своими проблемами. Объясните им, что такое жестокое обращение и пренебрежение, и помогите им найти ресурсы и информацию самостоятельно. Медсестры предоставляют консультации, и поддерживают , а также обучают стратегиям выживания , которые жертвы могут использовать. Медсестра часто помогает спланировать вмешательство для предполагаемых или известных жертв насилия и сможет оценить их реакцию на вмешательство.

В случае жестокого обращения с пожилыми людьми медсестра должна помочь опекунам понять особые потребности пожилых людей.Это включает в себя поиск подходящих ресурсов для поддержки старшего и опекуна. Также важно отметить, что законно дееспособный взрослый не может быть принужден оставить оскорбительную ситуацию / отношения.

Поведенческие вмешательства

Медсестры должны понимать, осознавать и планировать надлежащий уход, когда пациенты испытывают негативные психологические последствия из-за стресса, болезни или кризиса. Вмешательство необходимо, когда пациент не может или не может правильно оценить реальность.Медсестры могут проводить специальные вмешательства для поддержания когнитивных способностей пациента.

Признаки измененных психических процессов

Общие признаки измененного психического статуса включают:

• Дезориентация
• Измененное настроение
• Измененная модель поведения
• Неспособность самостоятельно заботиться о себе
• Измененный режим сна
• Изменение восприятия окружающего

План лечения пациента должен быть адаптирован к его или ее конкретным потребностям и сосредоточен на структуре, безопасности и облегчении симптомов / лечении, которое необходимо в каждом отдельном случае.Кроме того, медсестра должна уметь оценивать реакцию пациента и корректировать медсестринские вмешательства в соответствии с указаниями.

Возможные вмешательства

Помните, что у каждого пациента будут особые потребности в зависимости от каждой конкретной ситуации. В общем, ознакомьтесь со всеми перечисленными ниже вмешательствами и уметь включать их в план лечения медсестер.

Взаимодействие

Постарайтесь поддерживать и поощрять нормальные повседневные взаимодействия и действия пациента.Нормальность помогает развить более рутинное и структурированное поведение, которое помогает поддерживать функционирование пациента и дает чувство цели.

Наблюдение

Во время взаимодействия с пациентом и повседневной деятельности внимательно наблюдайте за его поведением, отношением и реакциями. Оценка и документирование реакции на план может помочь понять, что работает и где требуются корректировки.

Отношения

Важно развивать открытые и честные отношения с пациентами.Четко вербализируйте ожидания в отношениях с самого начала, чтобы пациенты лучше соглашались с формулировкой своих целей и продвигались к ним.

Вербализация

Пациенты нуждаются в вербализации принятия , несмотря на неприемлемое поведение. Это помогает укрепить доверие и понимание, а также поможет медсестре напоминать им об их индивидуальных целях лечения.

Ролевое моделирование

Медсестры всегда должны подражать соответствующему поведению и взаимодействию с другими пациентами и сотрудниками.Это помогает пациентам лучше понять, чего от них ждут, подкрепляя и поддерживая любые обсуждения поведенческих ожиданий .

Ответственность пациента

Поощряйте пациентов брать на себя ответственность за свои действия и поведение. Поощряя их, медсестры также должны оказывать пациенту поддержку и руководство. Терапевтические отношения между пациентом и медсестрой, естественно, способствуют этому процессу.

Положительное армирование

Признать и хвалить достижения.Кроме того, обсуждайте и анализируйте сбои. Медсестры должны показать пациентам, что они вовлечены и искренне заботятся о них. Обеспечьте источник отчетности и поддержку в процессе лечения.

Ориентация пациента

Ориентируйте и переориентируйте пациентов так, чтобы они могли как можно больше контактировать с реальностью . Поощряйте членов семьи, друзей и других посетителей делать то же самое.

Групповая терапия

Для подходящих пациентов групповая терапия может быть мощным средством лечения.Обсудите это с пациентами и поощряйте их посещать занятия. Если пациенты сначала не восприимчивы, продолжайте мягко убеждать и подбадривать их, чтобы попробовать.

Самоконтроль пациента

Знать и обучать пациентов способам достижения и поддержания самоконтроля над своим поведением. Если тревожность играет роль в отыгрывании, предложите соответствующие стратегии выживания, , чтобы помочь контролировать и это.

Целостность | Психология вики | Фэндом

Оценка | Биопсихология | Сравнительный | Познавательная | Развивающий | Язык | Индивидуальные различия | Личность | Философия | Социальные |
Методы | Статистика | Клиническая | Образовательная | Промышленное | Профессиональные товары | Мировая психология |

Личность: Я концепция · Тестирование личности · Теории · Проблема разума и тела

Целостность — это черта личности, которая включает в себя личное внутреннее чувство «целостности», проистекающее из честности и последовательной стойкости характера.Этимология слова связывает его с латинским прилагательным целое число (целое, полное). Оценщики, конечно, обычно оценивают честность с некоторой точки зрения, например, с точки зрения данной этической традиции или в контексте этических отношений.

Целостность — это последовательность действий, ценностей, методов, мер, принципов, ожиданий и результатов. Как целостная концепция, он оценивает качество системы с точки зрения ее способности достигать собственных целей.Глубина абстракции системы ценностей и диапазон применимого взаимодействия могут также выступать в качестве важных факторов при определении целостности из-за их соответствия или несоответствия с эмпирическими наблюдениями. Система ценностей может со временем развиваться, сохраняя целостность, если те, кто придерживается этих ценностей, учтут и разрешат несоответствия.

Честность можно рассматривать как качество чувства честности и правдивости в отношении мотивов своих действий. Термин «лицемерие» используется в отличие от целостности для утверждения, что одна часть системы ценностей явно конфликтует с другой, и для требования, чтобы стороны, придерживающиеся явно конфликтующих ценностей, объяснили несоответствие или изменили свои убеждения для улучшения внутренней согласованности.

Проверить подотчетность системы ценностей можно либо:

1. субъективно, по индивидуальным меркам человека или
2. объективно, с помощью научного метода или стандартизированной математической меры

Целостность по отношению к системам ценностей [править | править источник]

Значение состоит из предположения, из которого можно экстраполировать реализацию или другие значения. Система ценностей включает набор последовательных ценностей и мер. Научный метод предполагает, что система с идеальной целостностью дает исключительную экстраполяцию (гипотезу), которую можно проверить на основе наблюдаемых результатов.

Проверка теорий научным методом [править | править источник]

Формальные меры честности основываются на наборе принципов тестирования, известных как научный метод. В той мере, в какой доказательство соответствует требованиям метода, ученые считают это доказательство научным. Научный метод включает меры по обеспечению объективного тестирования и требование, чтобы гипотеза была опровергнута.

Целостность системы ценностей проверяется с научной точки зрения, используя ценности, методы и меры системы, чтобы сформулировать гипотезу ожидаемой причинно-следственной связи.Когда причина создает ожидаемый эффект среди множества непредвзятых тестировщиков, считается, что система ценностей целостна.

Например, ньютоновская физика, общая теория относительности и квантовая механика — это три отдельные системы, целостность каждой из которых научно доказана в соответствии с их базовыми предположениями и измерениями. Ни один из них не претендует на абсолютную истину. Научное тестирование бесполезно для определения «абсолютной истины», потому что научные тесты предполагают принципы, ценности, методы и меры, выходящие за рамки теста.Скорее, научный метод используется для доказательства целостности системы ценностей и подтверждения соответствия ее выводов использованным допущениям, что позволяет проводить дальнейшую экстраполяцию в этой области.

Этические значения целостности , используемые в медицине и юриспруденции, относятся к целостности человеческого тела с уважением к «священным» качествам, таким как чувство единства, последовательности, чистоты, неиспорченности и непорочности .

В дискуссиях о поведении и морали один взгляд на свойство честности рассматривает его как достоинство базирования действий на внутренне согласованной структуре принципов.Этот сценарий может подчеркнуть глубину принципов и приверженность каждого уровня следующему. ^{[Как сделать ссылку и ссылку на резюме или текст]} Можно описать человека как целостного в той степени, в которой все, что он делает или во что верит: действия, методы, меры и принципы — все проистекает из одной и той же основной группы ценностей .

В контексте подотчетности честность измеряет согласованность действий человека с принципами и методами, используемыми, когда ожидаемый результат кажется несовместимым с наблюдаемым.Некоторые считают честность добродетелью, поскольку считают подотчетность и моральную ответственность необходимыми инструментами для поддержания такой последовательности.

В контексте теории ценностей целостность обеспечивает ожидаемую причинно-следственную связь от базового значения ^{[Как ссылаться и ссылаться на резюме или текст]} до его экстраполированной реализации или других значений. Система ценностей возникает как набор ценностей и мер, которые можно наблюдать как соответствующие ожиданиям. ^{[Как сделать ссылку и ссылку на резюме или текст]}

Некоторые комментаторы ^{[требуется указание ссылок ]} подчеркивают идею честности как личной честности: всегда действовать в соответствии со своими убеждениями и ценностями.Говоря о честности, можно подчеркнуть «целостность» или «неповрежденность» моральной позиции или отношения. Некоторые взгляды на целостность могут также подчеркивать приверженность и подлинность.

Популярные взгляды на целостность [править | править источник]

По словам г-на Разы Сарвара. Многие люди, кажется, используют слово «честность» в неопределенной манере в качестве альтернативы кажущейся политической некорректности использования откровенно моралистических терминов, таких как «хороший» или этический. В этом смысле термин часто относится к отказу во лжи, обвинении или другом поведении, которое обычно кажется уклоняющимся от ответственности.

Популярные дискуссии о честности часто рассматривают эту концепцию как «все или ничего»: один описывает утвержденного человека как «обладающего целостностью» (как абсолютную), но осуждает врага или коллективную вражескую организацию как «полностью лишенную честности». «.

Англоговорящие люди могут измерять целостность в неперечисленных единицах, называемых «лоскутками», говоря о сохранении своих «последних лоскутов целостности» или «не имеющих ни единого клочка целостности». Это может означать, что целостность в таких ситуациях может казаться хрупкой или хрупкой и может потускнеть или разрушиться.

Честность в современной этике [править | править источник]

В формальном исследовании термина «честность» и его значения в современной этике профессор права Стивен Л. Картер рассматривает честность не только как отказ от поведения, уклоняющегося от ответственности. ^{[Как сделать ссылку и ссылку на резюме или текст]} , но как понимание различных способов или стилей, в которых имеет место определенный дискурс и который направлен на открытие некоторой истины ^{[Как делать ссылки и ссылки на резюме или текст]} .

Картер пишет:

Целостность […] требует трех шагов: (1) распознает , что правильно, а что неправильно; (2) действует на основании того, что вы распознали, даже за счет личных затрат; и (3) открыто заявив , что вы действуете, исходя из вашего понимания того, что правильно, а что плохо. […] Честность […] не то же самое, что честность […] ^[1]