АСТЕНИЗАЦИЯ — это… Что такое АСТЕНИЗАЦИЯ?
астенизация нервно-психическая — (греч. astheneia бессилие, слабость) снижение функциональных возможностей центральной нервной системы, проявляющееся ухудшением работоспособности, психической утомляемостью, ухудшением внимания, памяти, повышенной реактивностью с раздражительной… … Большой медицинский словарь
Цинга — I Цинга (scorbutus; синоним скорбут) авитаминоз С в стадии ярко выраженных клинических проявлений в виде распространенных кровоизлияний в ткани, геморрагического гингивита, изменения структуры костей, атрофии мышц, расстройств функций практически … Медицинская энциклопедия
ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ИНТОКСИКАЦИИ — существенная группа заболеваний в общей структуре профессиональных поражений. Полиморфизм обусловлен многообразием органических и неорганических соединений (и их комбинаций), исходных и получаемых (промежуточных, побочных и конечных) продуктов… … Российская энциклопедия по охране труда
фактор риска — психогенный фактор измененных (непривычных) условий существования, характеризующихся наличием угрозы для жизни.
Ф. р. оказывает существенное влияние на переживание человеком экстремальной ситуации. На этапе стартового психического напряжения… … Большая психологическая энциклопедия
Гельминто́зы — (helminthosis, единственное число; греч. helmins, helminthos червь, глист + ōsis) болезни человека, животных и растений, вызываемые паразитическими червями гельминтами. Известно более 250 видов гельминтов возбудителей болезней человека. В СССР… … Медицинская энциклопедия
Гепати́ты ви́русные — инфекционные болезни, характеризующиеся преимущественным поражением печени, протекающие с интоксикацией и в ряде случаев с желтухой. В соответствии с рекомендацией Комитета экспертов ВОЗ по гепатиту (1976) Г. в. рассматриваются как несколько… … Медицинская энциклопедия
Гиподинамия — I Гиподинамия снижение нагрузки на мышцы и ограничение общей двигательной активности организма. В ряде случаев вместо понятия «гиподинамия» употребляют термин «гипокинезия».
Гиподинамия возникает в результате малоподвижного образа жизни, в… … Медицинская энциклопедия
Головно́й мозг — (encephalon) передний отдел центральной нервной системы, расположенный в полости черепа. Эмбриология и анатомия У четырехнедельного эмбриона человека в головной части нервной трубки появляются 3 первичных мозговых пузырька передний… … Медицинская энциклопедия
Контузия — I Контузия (лат. contusio ушиб) общее поражение организма, при котором коммоционно контузионный синдром сочетается с баротравмой и акустической травмой. Возникает остро при одномоментном механическом воздействии на обширную поверхность тела,… … Медицинская энциклопедия
Лучевая болезнь
формируется после… … Медицинская энциклопедияФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Патология психической деятельности при шизофрении: мотивация, общение, познание››
Вся история изучения проблемы шизофренического дефекта и разработка его типологии показывает, что наиболее продуктивным оказывается подход, использующий в качестве модели шизофрению, протекающую с преобладанием негативных расстройств 1 на., всем протяжении болезни. Такая модель позволяет изучать негативные изменения не только в статике, но и в динамике, на разных этапах течения заболевания. Изучение этих негативных расстройств позволило выделить несколько вариантов дефекта: изменения по типу «фершробен», эмоционально-волевой [201], астенический [182], шизоидный (эволюционирующая шизоидия) [183].
В большинстве исследований отмечается сложность структуры дефекта, включающего разнородные его составляющие. Однако, несмотря на все многообразие выделяемых типов, они имеют тенденцию к оформлению двух основных групп: 1.
С преобладанием личностных изменений шизоидного типа и выраженной диссоциацией психической деятельности. 2. С более глобальным снижением психической активности, с преобладанием нарушений по типу псевдоорганических расстройств.
На протяжении многих лет в Институте клинической психиатрии ВНЦПЗ АМН СССР проводится исследование типологии шизофренического дефекта. На основе обобщения большого клинического материала были выделены два основных типа дефекта: парциальный (диссоциированный) и тотальный [1; 53; 103; 107; 156].
У больных с парциальным типом дефекта картину изменений личности характеризовали признаки диссоциации: выраженный эмоциональный дефект с холодностью, нарушения жизненных контактов с окружающими в сочетании с повышенной ранимостью и чувствительностью по отношению к себе самому. Практическая неприспособленность, несостоятельность в учебе и работе у них нередко сосуществовали с наличием достаточно обширных запасов знаний, с односторонними увлечениями.
В картине негативных изменений, характеризующих больных с тотальным типом дефекта, на первый план выступали признаки дефицита активности и эмоциональности, бедность побуждений и интересов, ограниченность знаний, пассивность и вялость наряду с признаками аутизма и чертами психической незрелости.
Формированию каждого из этих типов дефекта предшествовали соответствующие дизонтогенезы: парциальный тип развивался на основе искаженного дизонтогенеза, тотальный — на основе задержанного (см. гл. I).
В разрабатываемой в последние годы политетической модели шизофренического дефекта [167] подчеркивается двойственный характер негативных изменений, входящих в его структуру. Он включает как шизоидные, так и псевдоорганические изменения.
Продолжая эту линию исследований, В. Ю. Воробьев [26] разработал интегративную модель шизофренического дефекта, согласно которой в сложную структуру дефекта входят относительно специфические шизоидные и малоспецифические псевдоорганические изменения.
Очевидно, что эта интегративная модель также отражает указанные выше основные тенденции формирования дефекта при шизофрении: шизоидные изменения, приводящие в конечном итоге к нарушению структуры личности, более существенно отражают картину формирования диссоциированного, или парциального типа дефекта, а псевдоорганические изменения в большей степени выступают при формировании дефекта тотального типа.
Психологический анализ разных типов шизофренического дефекта и их сопоставление показали, что структура каждого из них определяется теми или иными ведущими компонентами пато-психологического синдрома. Так, было показано, что таким
При формировании таких типов дефекта, которые разными авторами обозначаются как тотальный, псевдоорганический, астенический и другие, на первый план выступает снижение потребностно-мотивационного компонента психической активности,
Знаменательно то, что это снижение не является следствием истощаемости, а обусловлено недостаточностью потребностно-мотивационных факторов в детерминации психической деятельности.Нами были сопоставлены две группы больных юношеской шизофренией с негрубо выраженным дефектом (I и II степени), но различающихся по его типу. В 1-ю группу были включены больные с парциальным типом дефекта (75 человек), во II-ю — с тотальным типом (42 человека). Больные этих групп сравнивались по показателям избирательности познавательной деятельности, а также характеристикам уровня регуляции совместной и индивидуальной деятельности. В совместной деятельности анализировалась возможность больных построить свою деятельность с учетом действий партнера. В индивидуальной деятельности больные обеих групп сопоставлялись по показателю интеллектуальной активности при выполнении задания «Логический поиск объекта», а также показателям произвольного внимания и памяти.
Эти данные приводятся в табл. 47 и 48.
Таблица 47 Показатели избирательности познавательной деятельности, %
Группы испытуемых | Речевая деятельность | Мыслительная деятельность |
Здоровые | 73 | 73 |
Больные шизофренией с парциальным дефектом | 52 | 54 |
Больные шизофренией с тотальным дефектом | 57 | 59 |
Таблица 48 Показатели уровня регуляции психической деятельности
Группы испытуемых | Совместная деятельность | Индивидуальная деятельность | ||||
| % использовавших оптимальную стратегию | Интеллектуальная активность | Произв. | Произвольная память||||
осознание | перестройка «Логический поиск», % оптим. стратегий «Счет с переключением» ср. число операций в с «10 слов» «Сложные ассоциативные пары»||||||
Больные шизофренией с парциальным дефектом | 5655 | 59 | 12 6,5 5,0||||
внимание Данные, приведенные в табл.
47, показывают, что различия между сопоставляемыми группами больных по показателю избирательности (коэффициенту стандартности) как речевой, так и мыслительной деятельности выражены слабо и не достигают уровня значимости. Обе группы больных по этому показателю значимо. отличаются от контрольной группы здоровых (р = 0,01, по критерию Колмогорова-Смирнова). Выраженность этой недостаточности избирательности, как отмечалось выше, отражает снижение основного компонента пато-психологического синдрома, характерного для всех больных шизофренией,— потребностно-мотивационных характеристик социальной регуляции деятельности.
Вместе с тем, как свидетельствуют данные, приведенные в табл. 48, больные шизофренией с разными типами дефекта по ряду показателей регуляции как совместной, так и индивидуальной деятельности существенно различаются между собой.
В ситуации совместной деятельности лишь 18 % больных с тотальным типом дефекта оказались способны построить свою деятельность с учетом действий партнера, в группе с парциальным типом дефекта таких больных было 55 %.
По уровню осознания задачи общения, т. е. по проявлению рефлексивных способностей, сопоставляемые группы больных существенно не различались между собой. Эти данные свидетельствуют об относительной независимости этой характеристики от негативных проявлений, определяющих тип шизофренического дефекта, хотя, как это было показано выше (см. гл. IV), она имеет прямую зависимость от факторов движения болезненного процесса, степени выраженности дефекта. Второй из анализируемых показателей — показатель перестройки деятельности в условиях общения, отражающий направленность испытуемого на согласование его действий с действиями партнера,— более тесно связан с негативными изменениями, отражающими качественные характеристики, т. е. тип шизофренического дефекта. Этот показатель более существенно обусловлен мотивационными факторами, в то время как показатель осознания в большей степени непосредственно определяется интеллектуальными возможностями больного, ибо, для того чтобы совместная деятельность достигла своей цели, недостаточно, чтобы задача была понята, она должна быть принята, т.
е. должна сформироваться соответствующая мотивация для ее осуществления. Как видно из приведенных данных, у больных с обоими типами дефекта страдает в первую очередь мотивационный компонент регуляции деятельности, только у больных с тотальным типом эта недостаточность более выражена.
Интеллектуальная активность оценивалась нами по показателям уровня регуляции деятельности при выполнении задания «Логический поиск объекта». Хотя ситуация этой задачи в полной мере не соответствовала ситуации совместной деятельности, поскольку задача решалась в основном испытуемым индивидуально, однако его деятельность должна была строиться с учетом замечаний и реакций партнера. Таким образом, деятельность испытуемого имела черты как совместной, так и индивидуальной деятельности. Показателем уровня регуляции служили данные второй серии эксперимента (см. гл. VI). Они отражали уровень деятельности испытуемых после введения мотивирующих стимулов, направленных на коррекцию их деятельности. Результаты обеих сопоставляемых групп больных существенно отличаются от контрольной группы здоровых (p = 0,05 по критерию x2).
Эти данные отражают в первую очередь снижение мотивационного компонента регуляции интеллектуальной деятельности, наиболее явно проявляющегося в результатах больных с тотальным типом дефекта.
Результаты выполнения индивидуальной деятельности оцениваются тремя показателями. Первый отражает уровень регуляции деятельности при выполнении арифметических операций сложения, при необходимости длительного сосредоточения внимания и произвольного переключения с одного способа действия на другой и достаточно высокого уровня контроля деятельности. Это задание представляло определенные трудности для больных обеих групп, однако больные с тотальным типом дефекта с этим заданием справлялись хуже.
При выполнении менее сложной деятельности — произвольного запоминания — результаты больных с парциальным типом дефекта приближались к результатам здоровых, в то время как результаты больных с тотальным типом дефекта были значительно ниже, чем результаты больных другой группы и здоровых.
Таким образом, больные с парциальным типом дефекта обнаруживали значимо более низкий уровень регуляции в тех видах деятельности, когда ее выполнение определялось социальными факторами, а также в заданиях, требующих длительного сосредоточенного внимания.
В других видах умственной деятельности они не отличались существенно от здоровых (произвольное запоминание). Группа больных с тотальным типом дефекта обнаружила выраженное снижение по всем анализируемым показателям.
Приведенные данные характеризуют больных шизофренией, относимых к разным типам дефекта, с точки зрения анализа ряда основных компонентов патопсихологического синдрома: показатели избирательности познавательной деятельности, характеристик общения при выполнении совместной деятельности, характеристик психической активности, выражающиеся в уровне регуляции разных по сложности видов деятельности. Как видно из приведенных данных, сопоставляемые группы больных значимо различаются по всем анализируемым показателям, за исключением показателя избирательности познавательной деятельности. Отсутствие различий по этому параметру отражает то общее, что характеризует обе сопоставляемые группы больных, как и всю шизофреническую патологию в целом. Снижение избирательности познавательной деятельности, как отмечалось выше, связано с нарушением ведущего потребностно-мотивационного компонента патопсихологического синдрома шизофренического дефекта.
Его дефицит значительно ограничивает социальную направленность личности и социальную регуляцию деятельности, опору на прошлый опыт и социальные нормативы.
Приведенный анализ показывает, что изменение степени различий в сторону возрастания между сопоставляемыми группами больных, различающихся по типу дефекта, зависит как от включенности в структуру деятельности социальных факторов, так и от ее сложности.
Те же закономерности нарушений психической деятельности, характерные для двух вышеуказанных типов дефекта: парциального и тотального, выявляются при анализе иных клинических групп больных шизофренией.
При изучении характера негативных расстройств у больных с приступообразной шизофренией, находящихся в состоянии длительной стойкой ремиссии (от 5 до 20 лет) [1], были выделены два основных типа негативных расстройств, отнесенных к кругу астенических и стенических.
Астенический тип (24 человека) характеризовался в первую очередь снижением психической активности, носящим, как правило, тотальный характер, а также грубым снижением уровня трудоспособности и социально-трудовой адаптации. У больных со стеническим типом ремиссии (31 человек) активность была высокой, что и определяло сохранность трудоспособности и более высокий уровень социально-трудовой адаптации, хотя у многих из них и отмечались большие трудности в регуляции межличностных и семейных отношений. Это было связано с выраженным аутизмом больных, эмоциональной дефицитарностью и недостаточной критичностью.
Исследование было комплексным: наряду с клиническими задачами (изучение особенностей дефекта при астеническом и стеническом типах ремиссии, исследование факторов, определяющих их формирование, выявление особенностей социально-трудовой адаптации больных) экспериментально исследовались разные параметры психической деятельности, которые позволили определить ведущие компоненты патопсихологического синдрома, характерные для каждого из сопоставляемых типов дефекта.
Приведем более подробные клинические характеристики больных с анализируемыми типами ремиссий.
Общими для группы больных с астеническим типом ремиссий были жалобы на снижение трудоспособности, слабость, повышенную утомляемость, «появление чувства разбитости», «отсутствие тонуса», «общую расслабленность». Темп деятельности их заметно снижался даже в условиях привычного труда. Но особенно ярко снижение трудоспособности проявлялось в непривычной ситуации, при освоении новых видов труда, при повышенных нагрузках, в видах деятельности, требующих творческой инициативы. Заинтересованность лишь на некоторое время стимулировала их работоспособность. У таких больных страдали спонтанность и инициативность, в работе проявлялась нерешительность, они не выдерживали длительного напряжения. Для них было характерно значительное снижение уровня трудоспособности. Они прерывали учебу, переходили на менее квалифицированную работу, почти половина из них инвалидизировалась. В качестве компенсаторных механизмов в связи со снижением работоспособности больные стереотипизировали свой жизненный уклад, ограничивали трудовую деятельность, избегали перенапряжения, чередовали режим труда и отдыха.
О снижении психической активности у этих больных свидетельствовало и сужение круга интересов. Пациенты заполняли свой досуг занятиями, не требующими значительных усилий с их стороны. Сужение круга своих интересов они объясняли физической и умственной утомляемостью. Большую же часть своего свободного времени больные уделяли отдыху, который имел пассивный характер и выражался в стремлении полежать. Однако при жалобах на повышенную утомляемость уловить признаки истощаемости, астенизации в процессе беседы у больных не удавалось. В большинстве случаев больные выдерживали 2—3-часовую беседу, не выявляя признаков утомления, переключались с одной темы на другую, не меняя интонации и манеры поведения.
Обращали на себя внимание и эмоциональные изменения: при общем дефиците эмоциональных реакций заметным было отсутствие адекватного эмоционального реагирования на события, не имеющие к больным непосредственного отношения. Пациенты сами отмечали, что стали равнодушны к беде окружающих. В то же время больные становились чувствительными, ранимыми, неуверенными в себе. У них легко возникало чувство тревоги, беспокойства, сомнений, они с трудом принимали решения, стремились получить совет у близких людей.
Пациенты вели довольно замкнутый и однообразный образ жизни, поддерживая отношения лишь с наиболее близкими для них людьми. Взаимоотношения с сотрудниками по работе складывались формально. Сами больные свою замкнутость объясняли прежде всего отсутствием интереса к общению, а также возникающими в процессе общения трудностями мышления и раздражительностью.
Лишь в единичных случаях пациенты обнаруживали достаточно полное, критическое отношение к перенесенным психотическим состояниям. Большинство соглашалось, что, «наверное, болели», «что-то было», при этом стремились психологически понятным образом объяснить возникновение болезни: неблагоприятными условиями жизни, наличием психотравмы, соматическими заболеваниями и другими причинами. Болезненные проявления во время приступов описывались ими в целом неохотно, со ссылкой на забывчивость или нежелание «ворошить старое».
При недостаточной критической оценке психотических расстройств больные достаточно хорошо констатировали свою измененность. Они отмечали, что потеряли прежнюю трудоспособность, лишились ловкости и сообразительности, стали нерешительными, а иногда и беспомощными.
Резюмируя данные клинического исследования, дефект у описанной группы больных можно назвать астеническим в широком смысле этого слова; по своим проявлениям он тотален и охватывает все стороны личности больного. В основе этого типа дефекта лежит снижение психической активности. Сопоставление с преморбидными чертами личности показывает, что в описанной группе больных формирование дефекта идет как за счет заострения и углубления отдельных качеств преморбида, так и в результате появления особенностей, привнесенных болезнью. Как уже отмечалось выше, длительность астенических ремиссий у большинства больных превышала 7 лет, что позволило проследить особенности их формирования и динамики. Больные исследовались на этапе стабилизации состояния.
Вторая группа больных — со стеническим типом ремиссий — характеризовалась несколько повышенной психической активностью, относительно высоким уровнем социально-трудовой адаптации, отсутствием продуктивной психопатологической симптоматики, за исключением сверхценных образований.
Общим для всех пациентов этой группы была хорошая работоспособность, которая на клиническом уровне производила впечатление даже несколько повышенной. Работа занимала в жизни больных основное место, причем работали они много и с увлечением, были неутомимы, не нуждались в отдыхе. Некоторые из них были склонны к рационализаторству, изобретательству; проявляли достаточную инициативность, обладали высокой профессиональной эрудицией. Высокой работоспособности способствовали большая организованность, определенная стереотипизация рабочего дня, предварительное планирование. Повышенные нагрузки, необходимость перестройки не оказывали существенного влияния на трудоспособность пациентов.
У части больных отмечался профессиональный рост. Тем не менее они, как правило, не достигали того уровня, который соответствовал бы их склонностям и способностям в преморбиде. Уровень социальной и трудовой адаптации больных этой группы был достаточно высок. Большинство из них имели высшее образование, часть из них была занята творческим трудом высокой квалификации: работали старшими или ведущими инженерами, выполняли работы повышенной сложности. На фоне относительно сохранного круга интересов наибольшее предпочтение они отдавали одному из увлечений, которое носило сверхценный характер. Можно было отметить общее эмоциональное побледнение больных, что выражалось в недостатке эмоционального резонанса, умении сочувствовать и сопереживать, сухости и сдержанности эмоциональных проявлений. Больных характеризовали стойкость к фрустрациям и отсутствие реактивной лабильности. Свое настроение они определяли как ровное. Их характеризовали завышенная самооценка и не всегда адекватный оптимизм.
Больным со стеническим типом ремиссии были свойственны определенные аутистические установки. При внешней общитель-н.0сти и широте контактов среди их окружающих не было людей, по-настоящему им близких. Эмоциональная дефицитарность сказывалась и в семейных отношениях. Супруги отмечали их негибкость и устраненность от решения семейных проблем.
Критическое отношение к перенесенному болезненному состоянию было явно недостаточным. Они рационалистически объясняли психоз переутомлением, психотравмами, возрастными трудностями и другими причинами.
Сопоставление настоящего статуса больных с их преморбидными характеристиками показывает, что личность пациентов претерпела определенные изменения, являющиеся результатом влияния болезненного процесса. По мнению Р. А. Наджарова [96], формирование такой постпроцессуальной личности, структура которой ограничивается кругом шизоидных проявлений, может расцениваться в рамках «псевдопсихопатий». Аналогичные наблюдения имеются в клинике малопрогредиентных форм, сотрудники которой (А. Б. Смулевич [133], В. Г. Козюля {61], О. П. Нефедьев [98] и др.) отмечали формирование личностей стенического полюса по типу псевдопсихопатий экспансивно-шизоидного полюса.
В экспериментально-психологическом исследовании больных указанных групп анализировались различные виды психической деятельности на разных ее уровнях. Исследовались уровни произвольной регуляции и мотивации различных видов деятельности, а также их динамические показатели. Изучались личностные характеристики: ряд параметров самосознания, самоконтроля и эмоционального отношения к исследованию.
При астеническом типе ремиссии на первый план отчетливо выступает снижение психической активности и ее ведущего компонента — потребностно-мотивационных характеристик психической деятельности, что проявляется тотально в большинстве анализируемых параметров. Прежде всего это обнаруживалось при включении больных в совместную деятельность, требующую учета поведения и действий партнера. В этих условиях для больных был характерен низкий уровень осознания задачи совместной деятельности, в связи с чем у них, как правило, не формировалась соответствующая мотивация, вследствие чего не достигался общий положительный результат. В процессе совместной деятельности поведение больных практически не коррегировалось (см. табл.49).
В индивидуальной деятельности отчетливо проявлялось снижение интеллектуальной активности, прежде всего в заданиях, требующих творческой инициативы, высокого уровня произвольной регуляции. Это выражалось в снижении продуктивности и уровня обобщения и наиболее ярко выступило в заданиях с «глухой», неопределенной инструкцией, которая служит только как бы пусковым механизмом для самостоятельного определения границ и рамок задания, проявления инициативы и высокого уровня саморегуляции (в методике «Сравнение предметов»). В табл. 49 представлены показатели каждой группы испытуемых, отражающие среднее число актуализированных признаков и количество вариантов сравнений, в которых использовались обобщенные категории.
С заданиями, выполняемыми на уровне автоматизированных навыков, по усвоенным алгоритмам, больные справлялись более успешно, хотя по целому ряду динамических показателей они уступали испытуемым сопоставляемой группы (снижен темп деятельности, затруднена переключаемость на новый ее вид) (см, табл. 49). В то же время исследование не выявило признаков истощаемости психической деятельности, хотя по ходу исследования больные и жаловались на утомляемость.
Таблица 50 Показатели избирательности познавательной деятельности (коэффициент стандартности), %
ИспытуемыеРечевая деятельность | Мыслительная деятельность | |
Здоровые | 73 | 73 |
Больные с астеническим типом ремиссии | 61 | 62 |
Больные со стеническим типом ремиссии | 56 | 52 |
Включение лиц этой группы в ситуации повышенной мотивации, специально создаваемые в эксперименте, в разных видах деятельности приводит к неоднозначным результатам. Лишь у части больных улучшались динамические показатели произвольной регуляции. В целом дополнительная мотивирующая стимуляция не оказывала заметного положительного влияния на уровень выполнения совместной и индивидуальной деятельности. При астеническом типе ремиссии у больных либо отмечалась тенденция к занижению самооценок, либо имела место адекватная оценка своих низких результатов. По данным соответствующего опросника, оценка собственной личности у больных этой группы была значительно ниже, чем у здоровых. Выраженного интереса к исследованию больные, как правило, не проявляли.
Таким образом, в системе нарушений психической деятельности у лиц, составляющих эту группу, на первый план выступает снижение психической активности. Это изменение в первую очередь обусловлено снижением ее потребностно-мотивационного компонента. В пользу такого предположения говорят отсутствие истощаемости деятельности и улучшение результатов отдельных ее видов в условиях повышенной мотивации у некоторых больных. Следует особо отметить, что снижение потребностно-мотивационного компонента активности было характерно для указанных больных в преморбиде. Это не могло не повлиять и на общий уровень их развития (интеллектуального, эмоционального, коммуникативной деятельности), что значительно усугубилось текущим болезненным процессом. Ограниченные возможности больных, выявленные в условиях эксперимента, определяют низкий уровень их социальной адаптации.
В группе лиц со стеническим типом ремиссии снижение психической активности, по данным экспериментального исследования, было выражено значительно меньше и, как правило, носило парциальный характер. Коммуникативная деятельность этих больных характеризовалась нарушением спонтанного общения. Однако, если больные включались в ситуацию совместной деятельности, где инициативу общения брал на себя экспериментатор, они оказывались в состоянии осознать задачу общения и перестроить свою деятельность с учетом действий партнера, что приводило к достижению положительного результата.
В отличие от больных предыдущей группы для пациентов со стеническим типом ремиссии не было характерно снижение уровня обобщения при решении мыслительных задач (см. табл. 50).
При достаточно высоком. интеллектуальном уровне у них выступали необычность, нестандартность мышления, что отразилось в снижении показателей избирательности в речевой и мыслительной деятельности. Из табл. 50 видно, что показатель избирательности (коэффициент стандартности ответов, выраженный в процентах) в этой группе больных ниже, чем в группе здоровых. Группа больных с астеническим типом ремиссии по данному показателю занимает промежуточное место. Можно полагать, что снижение показателей избирательности в обеих группах больных отражает общую тенденцию к актуализации нестандартных признаков предметов и речевых связей, а меньшая выраженность этой особенности у больных с астеническим типом ремиссии определяется их меньшей активностью и соответственно продуктивностью.
Выполнение заданий, требующих достаточно высокого уровня произвольной регуляции деятельности, но не предполагающих проявления творческой инициативы, осуществлялось на более высоком уровне по сравнению с больными с астеническим типом ремиссии. Из табл. 49 видно, что больные со стеническим типом ремиссии по всем показателям произвольной регуляции деятельности (как динамическим, отражающим темп деятельности, так и качественным — по числу испытуемых, допустивших ошибки, по продуктивности запоминания) превосходят больных сравниваемой труппы, хотя и уступают по этим показателям здоровым.
При введении мотивирующих стимулов уровень их деятельности повышается, что свидетельствует о снижении именно мотивационного, а не исполнительного компонента деятельности.
Признаков истощаемости психической деятельности у этих больных в исследовании не обнаружено, жалоб на утомляемость по ходу эксперимента они также не предъявляли. Ситуация эксперимента не оказывала на лиц данной группы стрессогенного воздействия, они оценивали обследование достаточно рационально, считая его для себя полезным. Выраженных эмоциональных реакций на ситуации успеха и неуспеха у них не отмечалось. Самооценка больных имела тенденцию к завышению и лишь в некоторых случаях была адекватной.
Таким образом, при стеническом типе ремиссии снижение потребностно-мотивационного компонента психической деятельности проявляется не тотально, т. е. во всех видах и на всех уровнях деятельности, как у больных с астеническим типом дефекта, а парциально. Прежде всего это обнаруживается в снижении потребности в установлении эмоциональных контактов, следствием чего является недостаточная сформированность социальных эмоций, в первую очередь эмпатических свойств личности (сочувствия, сопереживания и т. д.). Дефицит указанной потребности приводит к ограничению опосредования познавательной деятельности этих больных социальным опытом, что проявляется в снижении избирательности. Аутистические установки ведут к недоучету мнений окружающих, что сказывается в неадекватной, как правило завышенной, самооценке.
По сравнению с 1-й группой (астенический тип дефекта) у этих больных не выявляется черт снижения психической активности. Более высокий уровень их социально-трудовой адаптации определяется достаточно высокой психической активностью во многих видах деятельности, относительно сохранным интеллектом,, способностью к сотрудничеству в условиях специально организованной деятельности. В то же время дефицит эмпатических свойств может ограничивать возможности их социальной адаптации.
Повышение психической активности, отмечаемое на клиническом уровне у больных со стенической ремиссией, отражает прежде всего энергетический аспект активности, что проявляется в динамических характеристиках деятельности, например в темпе, напряженности, отсутствии истощаемости, в увеличении речевой продукции, двигательной активности. Но эта характеристика не является определяющей для уровня произвольной регуляции деятельности. Анализируемый нами побудительно-мотивационный, личностный компонент активности обусловливает именно произвольный уровень регуляции деятельности, направленной на достижение поставленной цели, с учетом собственных интересов и возможностей, наличной ситуации, социальных детерминант. Таким образом, при стеническом типе ремиссии изменения личности носят парциальный характер и проявляются прежде всего в эмоциональной сфере, в нарушении самосознания и самооценок, в снижении произвольной регуляции сложных видов психической деятельности. При астеническом типе ремиссии личностный дефект проявляется тотально, страдают все основные компоненты личности, в основе его лежит снижение психической активности и в первую очередь ее личностно-мотивационного компонента. Следует отметить, что в ходе исследования у больных с астеническим типом ремиссии не было выявлено психической истощаемости, раздражительной слабости, вегетативной симптоматики, т. е. признаков астении, свойственных астеническому синдрому при сосудистых, соматических и прочих заболеваниях.
Нами, таким образом, рассмотрены основные компоненты патопсихологического синдрома, характерные для формирования двух типов шизофренического дефекта. По данным литературы, формирование шизофренического дефекта часто растягивается на десятилетия и проходит три этапа: инициальный, период активного формирования негативной симптоматики и резидуальный, период относительной стабилизации. Нами были исследованы группы больных, различающиеся по ряду клинических характеристик, что позволило рассмотреть становление шизофренического дефекта на разных его стадиях.
Изучение больных с юношеской шизофренией в рамках непрерывного и приступообразного течения заболевания, характеризующегося малой и средней его прогредиентностью, позволило обозначить тенденции формирования двух типов дефекта — парциального и тотального — на стадии их становления. Больные исследовались нами в период стационирования, при улучшении состояния, непосредственно перед выпиской из клиники.
Исследование второй клинической группы больных с приступообразной шизофренией проводилось в амбулаторных условиях. Все больные находились в состоянии длительной стойкой (от 5 до 20 лет) ремиссии. Это позволило выявить психологические закономерности двух основных типов шизофренического дефекта на стадии их относительной стабилизации.
Несмотря на ряд существенных клинических различий, характеризующих исследованные группы, структура психологических синдромов, лежащих в основе формирования, с одной стороны, парциального и стенического, с другой — тотального и астенического типов дефекта, оказалась по ряду показателей сходной. Так, для части больных как 1-й, так и II-й клинической группы оказалось характерным снижение уровня социальной регуляции деятельности при удовлетворительном уровне регуляции тех ее видов, в которых роль социальных факторов была относительно невелика. Эти больные характеризовались парциальным нарушением психической деятельности и поведения. В качестве ведущего в структуре патопсихологического синдрома шизофренического дефекта здесь выступало снижение потребностно-мотивационных характеристик социальной регуляции, включающих в первую очередь мотивационные и эмоционально-оценочные его компоненты, существенно определяющие направленность и уровень самосознания личности.
Для другой группы больных в качестве ведущего компонента патопсихологического синдрома выступает снижение потребностно-мотивационных характеристик психической активности, проявляющееся тотально, в большинстве исследуемых параметров психической деятельности и поведения больных.
Следует отметить, что некоторые различия в конкретных показателях у больных, относимых к разным группам, связаны со значительными различиями в их клинических характеристиках. Так, по ряду показателей больные со стеническим типом ремиссии превосходят даже здоровых, например, по показателю «продуктивности» в задачах с «глухой» инструкцией, где они могли реализовать свою аутистическую направленность. Однако при этом основные тенденции, характерные для формирования двух рассматриваемых типов дефекта, в каждой клинической группе сохраняются.
Исследованию больных шизофренией, протекающей с преобладанием негативных расстройств на резидуальной стадии становления дефекта, посвящена работа В. Ю. Воробьева [26]. На материале изучения 200 больных автор показал, что в рамках шизофренического дефекта интегрированы две основные тенденции его формирования: изменения шизоидного круга (по типу «фершробен») и псевдоорганического характера (аутохтонная астения, псевдобрадифрения, снижение уровня личности). Сочетание шизоидных и псевдоорганических изменений характерно для двух основных известных тенденций развития дефекта, как для деформации структуры личности, так и для падения психической активности. Жесткое разграничение этих двух тенденций происходит на уровне полностью завершенных негативных изменений.
При сочетании изменений типа «фершробен» со снижением уровня личности в качестве одного из главных признаков негативных проявлений шизоидной структуры выступает аутизм: утрата связи с реальностью, формальность контактов, патологическая аутистическая активность. Аутизм проявляется в вычурных нелепых поступках, которые отражают отрыв от реальности и жизненного опыта. Страдает ориентировка в будущем, поступки часто определяются сиюминутными побуждениями, пациенты не задумываются о последствиях своей деятельности. Среди личностных нарушений, характерных для этого варианта дефекта, особо отмечаются снижение критичности и эмоциональное огрубление: редуцируются черты сензитивности и ранимости, исчезает склонность к внутреннему конфликту, еще более угасают родственные чувства. Углубляются нарушения межличностных отношений: исчезают чувство такта, дистанции, чувство юмора. Больные не к месту шутят, они склонны к пустой патетике и самодовольству. Снижаются прежние творческие способности, появляется склонность к банальности и трафаретности суждений, обессмысливаются сверхценные увлечения (идеи реформаторства и собирательства на свалках).
Таким образом, по мере углубления дефекта наряду со специфическими его чертами все больше начинают проявляться черты изменений личности по псевдоорганическому типу.
Была исследована группа больных с дефектом типа «фершробен» (20 человек) экспериментально-психологическими методами. «Фершробен» — в переводе на русский язык «чудаковатый», «манерный», с «выкрутасами». Для всех больных исследованной группы были характерны глубокие личностные изменения, свидетельствующие о нарушении: формирования самосознания. У большинства больных отмечалась склонность к пустым, бесплодным, основанным на поверхностных,, внешних аналогиях рассуждениям, к использованию при этом вычурных формулировок. Лишь некоторые из них проявили интерес к результатам своей деятельности, для остальных этот вопрос не возникал.
В исследовании отчетливо выступали снижение критичности, нарушение самооценки больных: как правило, она оказывалась завышенной при сниженной критичности к себе, к результатам своей деятельности. Отмечалось снижение самоконтроля и уровня произвольной регуляции собственной деятельности, что свидетельствовало о снижении рефлексивных способностей этих больных.
Для всех исследованных больных было характерно отсутствие выраженных эмоциональных реакций на ситуацию эксперимента: она не являлась для них стрессогенной, они не реагировали на неуспех, но давали положительную реакцию на похвалу. У всех больных в процессе эксперимента не выявлялось истощаемости и утомляемости.
Общей чертой исследованных больных являлось нарушение общения, что отчетливо проявилось при включении их в ситуацию совместной деятельности с партнером. Следует подчеркнуть, что многие больные (И из 20) не осознали задачу общения, хотя она отчетливо формулировалась в инструкции, и не следовали этой цели в ходе совместной деятельности. Эти данные наряду с формальным характером общения в ходе всего эксперимента могут быть расценены как проявления выраженного аутизма этих больных.
В исследовании выступали черты диссоциации психической деятельности больных. Это проявлялось прежде всего в познавательной деятельности: относительная сохранность операционной стороны мышления у этих больных сочеталась с грубым нарушением ее социальной регуляции, что проявляется в резком снижении избирательности познавательных процессов (мышления, восприятия, речи). Так, в частности, коэффициент стандартности актуализируемых речевых связей в среднем по группе больных составил 46 % (в норме — 72 %). С этой особенностью познавательной деятельности связаны ярко выраженная склонность к использованию практически малозначимых, латентных свойств и отношений предметов, рассмотрению их в необычных аспектах и связях, употреблении редких слов, неологизмов, склонность к вычурным выражениям. Эти данные можно расценивать не как проявления нарушения мышления, а скорее как мышление измененное, необычное, функционирующее в ином плане.
Наряду с этим выявилась неоднородность исследованной группы больных. Для первой подгруппы, личностно более сохранных, была характерна парциальность нарушения самосознания и критики, критичность была больше нарушена в области житейских, практических проблем. Интеллектуально больные этой подгруппы были более сохранны, у них была больше выражена склонность к рефлексии. Они характеризовались более высоким уровнем психической активности, произвольной регуляции деятельности, были более продуктивны. Это сочеталось с относительно высоким уровнем их социальной адаптации.
Вторая подгруппа (11 человек) характеризовалась более грубым нарушением самосознания, самоконтроля, критичности, сниженной способностью к рефлексии и произвольной регуляции деятельности. У них выявлялось интеллектуальное снижение, снижение способности к обобщению. У больных этой подгруппы было грубо нарушено общение, они были несостоятельны в ситуации совместной деятельности, характеризовались склонностью к рассуждательству и более низким уровнем социальной адаптации.
Приведем данные исследования одного из больных этой группы.
Больной Б., 52 года, образование — высшее техническое, преподаватель вуза. Диагноз: шизофрения, дефект типа «фершробен», резидуальная стадия.
Анамнез. С детства моторно неловкий, вялый. Опережал сверстников в умственном развитии. В 5 лет читал и писал. К общению с детьми не стремился, не мог освоиться в детском коллективе. С 6 лет — страх темноты, опасался за жизнь родителей. В начальных классах школы учился хорошо. В 13 лет поя
Станислав Дробышевский: «Для выживания у человечества есть 200–300 лет»
Технологии делают нашу жизнь комфортнее, но отнимают стимул чего-то добиваться. Инстинкты заставляют людей использовать знания и технику во зло, уничтожая планету. Есть ли у людей шанс спастись от себя самих?
Станислав Дробышевский — доцент кафедры антропологии биологического факультета МГУ, научный редактор портала «Антропогенез.ру».
«Города Земли превратились в «генетические помойки»
— Как меняется наш мозг с эволюцией… гаджетов? В течение нескольких лет человека окружат цифровые помощники, которые будут готовы выполнить любой наш запрос. Не приведет ли это нас к деградации?
— На эволюцию человека это не влияет практически никак — по той простой причине, что все эти электронные помощники охватывают очень небольшую часть людей — городское население. А сейчас это вовсе не те люди, которые поголовно «плодятся и размножаются» и передают свои гены потомству. Города Земли превратились в «генетические помойки», где смертность больше рождаемости. Размножаются жители сельских местностей, а они как раз электронизацией не особенно охвачены. Так происходит и в России, и в мире в целом. Самая высокая рождаемость — в Африке и на Ближнем Востоке, а с компьютеризацией там в среднем не то что бы хорошо. Что-то я сильно сомневаюсь, что тот, кто больше тычет пальчиком в смартфон, оставляет больше потомства.
— Получается, что будущее планеты — бедные малограмотные африканцы?
— Нет. Вопрос же не столько в том, сколько они нарожали детей, а сколько из этих детей дожили до репродуктивного возраста и завели своих. Если из десяти детей восемь умерли в младенчестве из-за антисанитарии, высокая рождаемость значения не имеет. В африканских странах с этим до сих пор очень плохо. А самое главное: в тех случаях, когда они все-таки снижают смертность — решают проблемы голода и эпидемий, они делают это не своими силами. Это достигается усилиями европейских и американских ученых. Ту же еду какие-нибудь голландцы в избытке производят и посылают, скажем, в Сомали. И если эта помощь прекратится, всплеск численности исчезнет. Рожать они будут ровно столько же, просто умирать будут, как раньше.
— Но на культурную эволюцию развитие гаджетов не может не влиять.
— Это другое дело. С помощью всех этих электронных прибамбасов мы получаем возможность оперировать гораздо большим объемом информации, чем могли до этого. Раньше надо было в библиотеки ходить, книги конспектировать. А сейчас смысла в этом нет: я скачал книжку из интернета и в любой момент могу открыть ее. Получается, что мы экономим силы и энергию, и прогресс неимоверно ускоряется. Сейчас у любого смартфона мощностей больше, чем у компьютера NASA, когда они посылали человека на Луну.
— И к чему это приведет человечество?
— Это непростой вопрос. Действительно, благодаря технологиям стало проще собирать огромные базы данных, делать обоснованные выводы, разрабатывать новые технологии, медицинские препараты, делать расчеты, чтобы послать миссию, скажем, на Марс. Но насколько люди пользуются этими возможностями? В конце XIX — начале ХХ века на весь мир было несколько сотен ученых, каждый из них десятилетиями изучал какую-то проблему и писал толстые книги. А сейчас любой недоделанный студент может накачать базу данных, посчитать по-быстрому с помощью программы и написать статеечку. Глубоко прорабатывать вопросы никто не хочет. И сама научная система построена так, что этого и не предполагается. Книга редко считается научной публикацией, обычно учитываются только статьи в журнале. А что такое статья? Она скоро исчезнет, и никому не будет интересно ее содержание. Идет девальвация научной деятельности, и, хотя технических возможностей много, пользуются ими черт-те как. Получается куча информационного мусора, и потом следующее поколение ученых должно тратить немереное количество времени, чтобы понять, что из этого имеет смысл, а что — просто бред. То же происходит и в других областях.
— Все же создается впечатление, что человечество слегка деградирует.
— Здесь есть еще культурная проблема: у людей отсутствует цель, им некуда стремиться. Поэтому они и не пользуются всеми этими возможностями. Раньше одни строили коммунизм, другие — капитализм; все соревновались, кто дальше, быстрее и лучше пошлет; проектировали самые большие самолеты и так далее. А сейчас все сыты, довольны, в тепле — по крайней мере, те, у кого есть возможность пользоваться благами цивилизации. Те, у кого их нет, могут о них мечтать и знают, что надо просто добраться до Германии, где тебя будут кормить. Есть еще немаловажный момент: с появлением гигантского количества легкодоступной информации у многих школьников и студентов (а они, как ни крути, будущее человечества) возникает ложная убежденность, что все уже известно и больше ничего узнавать не надо, достаточно открыть «Википедию» и прочесть там истину. Зачем вообще что-то делать, если все уже есть в интернете? Это касается не только науки, но и, например, искусства. Зачем рисовать картину? Забей в поисковике: нужен рисунок того-то и того-то, причем в нужном жанре, от реалистичного до мультяшного.
— Эти самые подростки, которые будущее человечества, по свидетельству родителей и учителей, все чаще лежат на диване и просто ничего не хотят.
— Тут возможно оптимистическое объяснение — это не тренд, просто мы сейчас на таких больше внимания обращаем. Грубо говоря, при Ломоносове тоже 90% были Емелями и лежали на печи, а один Михайло добрел с обозом до Москвы и стал ученым. Сейчас то же самое — у нас миллиарды людей, из них один процент становится кем-то значимым — учеными, композиторами, писателями, а остальные 99% также лежат на печи. Но тогда они лежали на печи где-нибудь в Костромской губернии и никто про них не знал, а теперь они могут еще и свою фоточку «ВКонтакте» запостить, и свои ценные пять копеек вставить по любому поводу. Я размещаю научную новость, и тут же набегают знатоки, которые слово «антропогенез» не могут написать без ошибок, но все знают и про меня, и про происхождение человека. Сейчас у них есть возможность это озвучить, а раньше не было. Так что, может быть, не все так.
«Человек возник не для защиты диссертации»
— А вообще по каким признакам сейчас идет естественный отбор в человеческой среде?
— Никто не знает, потому что это станет очевидно лишь через миллионы лет. Сейчас мы можем лишь примерно прикинуть на основе статистики. Кого было меньше поколение назад, в 1990-х, а сейчас стало больше в процентном отношении? В эту сторону отбор и идет. Если брать чисто биологические характеристики, могу сказать, что последние 100–200 лет идет отбор астеников с неразвитой мускулатурой и пониженным жироотложением. Но способствует ли конкретный признак выживаемости индивида, зависит от конкретных условий. Во время блокады Ленинграда выжили как раз люди с повышенным жироотложением, которые гораздо экономнее расходовали питательные вещества в организме. Зато в мирное время у них наблюдался повышенный процент диабета и сердечных заболеваний. То есть в мирное время такие особенности вроде как вредные, а в военное время — полезные. У нас в организме нет однозначно полезных и однозначно вредных признаков. Пока я даю интервью, мои очки могут быть полезными — они добавляют мне ума в восприятии другими людьми. А если я пойду охотиться на сайгаков, то, наверное, плохое зрение станет минусом: я этого сайгака не разгляжу. Поскольку у нас сейчас человечество крайне разнообразно, живет в очень разных условиях, то одного тренда тут нет и быть не может. А какой из имеющихся трендов определяющий, станет понятно лишь потом.
— Нынешний тренд на худых людей — подсказка эволюции?
— Нет, это чисто социальная штука. Вообще неправильно говорить, что эволюция что-то там направляет, решает: этот выживет, а этот сдохнет. Это просто статистика выживания — этих стало меньше, этих стало больше, вот и все, математика смертей и рождений. За последние несколько сотен лет мода на толстых и худых сменилась несколько раз. Статистика говорит, что идет астенизация. Но в последние лет 30–50 усиливается и обратный тренд — эпидемия ожирения. Есть стали больше, еды бесконечно много, и она не самая лучшая. В ближайшие лет 50 станет ясно, куда это заведет. Если эпидемия ожирения приведет к повышенной частоте атеросклероза, ишемической болезни сердца и т.д., если особенно полные люди будут умирать чаще и в среднем оставлять меньше потомства, значит, пошел отбор. А если они будут успешно плодиться и изобретут лекарства, которые позволят им вполне успешно жить и размножаться с весом 130 кг, значит, в этих новых условиях — с лекарствами — это не вредный, а как минимум нейтральный признак.
— Недавно очевидные преимущества в размножении приносило образование: знания давали хорошую работу, а хорошая работа позволяла кормить большую семью. Сейчас мы видим скорее обратное.
— В разных странах ситуация разная. Например, в США образование прямо коррелирует с доходом, а доход — с числом детей, доживших до взрослого возраста, это статистика. Чем выше уровень образования, тем выше доход и тем больше детей. А у нас в стране уровень образования отрицательно связан с доходом семьи. Чем человек образованнее, тем меньше у него денег… Еще есть такой момент: не факт, что уровень образования и дохода в современных реалиях вообще ведет к повышению выживаемости. Человек как вид возник не в тех условиях, когда надо было защищать кандидатские диссертации. Не было такого, чтобы вымирали те, кто не был шибко умный и не мог быстро считать, например (а сейчас наука — это способность быстро считать, по большей части). У питекантропов и кроманьонцев выживаемость тоже зависела от интеллекта, но не в ту сторону: они мыслили практично. И, что характерно, практично мыслящие люди и сейчас вполне успешно себя чувствуют. Их уровень образования может быть ниже, но при этом они более адекватны в имеющейся ситуации.
— Возникает вопрос: чему учить детей, чтобы повысить их эволюционный потенциал? Формальное образование здесь явно не главное. Практическое мышление, а еще?
— Надо различать понятие образования как диплома с красивыми закорючками и образования как системы знаний в голове. Это не одно и то же. Человек, не получивший диплом, может быть гораздо более образованным, чем обладатель красного диплома. Я сплошь и рядом вижу студентов, ни разу не интеллектуальных — но у них тем не менее отличные оценки. А бывают и те, кто учится кое-как, а потом вполне плодотворно работает. Положительная корреляция между оценками за учебу в этом смысле все равно есть, но это статистика, а на индивидуальном уровне это не работает никак. Что до советов: учиться, учиться и еще раз учиться. Задействовать свои мозги. А уж в каком направлении — это индивидуально.
— А как влияет на выживание религия? Религиозные общества, членам которых предписывается плодиться и размножаться, наверняка имеют преимущество в эволюционной гонке перед светскими?
— На самом деле никто не имеет преимуществ из-за религии. Ричард Докинз (знаменитый британский этолог. — РБК) приводит статистические данные: чем религиознее страна, тем в среднем она беднее. Единственное исключение — страны Аравийского полуострова: Саудовская Аравия, Арабские Эмираты, Кувейт, Оман — потому что они сидят на нефти. Но чего они достигли? Там нет науки, нет искусства — ни театров, ни музеев, они просто тратят деньги. А в целом по миру, повторюсь, чем религиознее страна, тем хуже она живет.
— Почему же?
— Причин много, это сложное явление. Но главная — отсутствие критического мышления. «Верить» — значит не перепроверять информацию. А следовательно, чаще ошибаться или пренебрегать необходимыми расчетами. Это работает на любом уровне, в том числе на бытовом. Можно бездумно нахватать кредитов в банке, мол, как-нибудь выкручусь, а потом удивляться — ой, елки, мне зарплаты не хватает. А можно сесть и посчитать: зарплата у меня вот такая, значит, я могу этот кредит взять или не могу и буду чуть похуже жить, зато в своей квартире, которую не заберут за долги. Это сказывается и на экономике в том числе. Не думать, оказывается, проще, тем более когда есть сложное общество вокруг, которое тебя спасет и поможет в любой момент. А мозг-то не может совсем не работать, он должен быть чем-то занят. Ну и начинается: кто-то в религию ударяется, кто-то в мистику, кто-то инопланетян ищет, кто-то снежных людей ловит.
«Любое живое существо уничтожает свою среду обитания»
— А государство как-то влияет на повышение эволюционных шансов граждан распространить свои гены? Например, программы по повышению рождаемости могут помочь?
— Государство пытается повысить рождаемость, и это важно. Но есть и более серьезная проблема. Если мы завалим окрестности свалками, люди будут болеть и умирать. Расходы на лечение больных будут большие, смертность высокая, репродуктивная способность маленькая, производительность никакая. Государство ослабеет, прибегут соседи и все захватят. Поэтому государству выгодно, чтобы страна была чистая, красивая, со здоровым населением. Другое дело, что не каждый чиновник это осознает. Если бы чиновников проверяли на сознательность, жизнь была бы сказкой.
— А почему мы губим собственную среду обитания? Это же противоречит нацеленности на выживание.
— Любое живое существо — от бактерий до нас — своей жизнедеятельностью уничтожает свою среду обитания. Это факт, явление природы. Наши предки, скакавшие по веткам, не парились насчет того, куда летят их объедки и какашки. Обезьяна сидит в кроне дерева, и, что там происходит внизу, ей до лампочки. И большинство современных людей ведут себя точно так же. У меня вот соседи в подъезде курят и бросают окурки на пол. Они здесь живут, каждый день ходят по этой же лестнице, тут красивый ремонт. Но их никак не переубедить, это такое обезьянье поведение. И люди-то нормальные, обычные самые люди, но тем не менее.
— И что с этим можно сделать? Повышать экологическое самосознание?
— Тут можно разве что какой-то генной модификацией в голову залезть, поставить какой-то блокиратор, чтобы человек физически не мог бросить окурок на пол. Или условные рефлексы вырабатывать. Я ратую за генетическую модификацию, но, боюсь, мы до этого не доживем. Потому что поборники этики говорят: нельзя гены менять, потому что нельзя. Ну, значит, мы все умрем.
— Но в мировом масштабе государства пытаются что-то сделать.
— Есть, конечно, договоренности о выбросах, но любая крупная экономика может их не подписать. Или проблему спихивают на кого-то другого: Германия или Голландия увозят свои отходы куда-нибудь на Филиппины и потом всем рассказывают, как надо беречь природу. Но планета-то одна. Сейчас, конечно, лужайки в Германии зеленее, чем море на Филиппинах, но сколько это продлится-то? Планета не резиновая, и всем аукается через атмосферу, воду и многое другое. В августе я ездил на астрономическую школу в Архыз, и специалисты рассказывали, что сегодня есть такая удивительная проблема — загрязнение космоса. Мы навыводили на орбиту множество всяких спутников, многие уже развалились. И все они — и спутники, и обломки — летают примерно на одной орбите, самой стабильной. Еще лет 20 такими темпами, и мы не сможем ничего нового на эту орбиту вывести, потому что убрать мусор вообще никак невозможно. Сейчас умные люди думают, как это сделать, но пока метода нет. Единственное, что мы сейчас можем, — это попытаться посчитать их, обломки. Чтобы выжить, у человечества есть от силы 200–300 лет. Скорее всего, меньше.
— Может быть, что-то все-таки можно сделать, чтобы продлить жизнь человечеству?
— Каждый должен стараться сам не гадить и пытаться других к этому призвать. Но адекватно, потому что есть риск перегнуть палку, начать так охранять природу, что лучше бы этого не делали. Экологию сейчас уже начинают в своих политических целях использовать — вспомним Грету Тунберг. Опять же критическое мышление развивать — это ведь касается не только мусора. Если можно дойти пешком — не жгите бензин. Если бы все на планете делали это осознанно и одновременно, это бы нас спасло. Я не очень верю, что такое может быть, но попытаться можно.
Подписывайтесь на Telegram-канал РБК Трендов и будьте в курсе тенденций и прогнозов о будущем технологий, экономики, образования и инноваций.
от «синдрома раздраженного сердца» до «психогенно-органического расстройства». Современные подходы
В первых двух частях обзора1 была показана проблема посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) в том состоянии, в котором она находится сегодня с учетом не только традиционных классических подходов, но и современных данных нейронаук. Согласно современным классификациям психических расстройств (МКБ-10 и DSM-5) [1, 2], ПТСР определяется как «психогенное заболевание, обусловленное воздействием исключительного, неординарного, чрезвычайного стресса, способного вызвать дистресс у любого человека». В качестве патогенетических факторов рассматривается достаточно широкий спектр предрасполагающих факторов (преморбидные личностные особенности, пол, возраст, образование, события жизни, уязвимость тех или иных органов и систем, стрессоустойчивость). К патогенетическим факторам относят сопутствующие или предшествующие соматические заболевания, алкоголизм и наркомании, черепно-мозговые травмы, а также влияние неблагоприятных факторов среды. Современные исследования подтверждают значимость роли и влияния отмеченных патогенных факторов на развитие ПТСР. Однако в классификациях психических расстройств, а также в ряде исследований ПТСР в генезе расстройства на первое место выводится значение психической травмы при полном или частичном игнорировании других патогенных факторов. По этому поводу уместно отметить замечание Е.В. Снедкова [3] о том, что «в литературе высказываются мнения, что тяжелый стресс действует скорее как катализатор, а не как специфический этиологический фактор». В качестве основных критериев диагностики ПТСР в DSM и МКБ рассматриваются такие симптомы, как навязчивые воспоминания и ретроспекции, избегание стимулов, ассоциативно связанных с пережитыми событиями, и др. Однако клиническая практика свидетельствует, что травма может не только вызвать ПТСР, но и способствовать развитию других психических расстройств, например расстройства экстремального стресса (DESNOS), тревожные расстройства, депрессию [4]. Боевые действия приводят к развитию не только «чисто» военных расстройств, но война способствует и обострению патологии, которая была до войны и характерна для мирного времени.
Многофакторный феномен вообще не может быть понят на основе одного, даже наиболее выраженного и значимого причинного фактора, в данном случае психогенного [5—7], когда другим компонентам отводится патопластическая роль в полном отрыве от субстрата патологии [8—10]. Такой исторически обусловленный монокаузальный подход и, соответственно, догматические определения типа «эндогенное», «психогенное», «органическое», «функциональное» совершенно не соответствуют требованиям и потребностям современной клинической диагностики, затрудняя установление отношений между организмом и воздействующими на него патогенными факторами [11—13]. Даже шизофрения, дебютирующая в ходе боевых действий, проявляется вначале реакциями «экзогенного типа», а в дальнейшем протекает по своим специфическим закономерностям [6, 14—18].
Война ускоряет развитие таких «мирных» заболеваний, как маниакально-депрессивный психоз и преждевременное слабоумие [19]. Она увеличивает заболеваемость шизофренией, причем ее пики отмечаются в периоды интенсивных боев и в ближайшие за ними месяцы [20], что свидетельствует о нарастании роли и значения экзогенно-органических факторов [21].
История повторяется. Некоторые подходы, характерные для XIX века, вновь актуализируются и приобретают новый смысл и содержание в конце XX и начале XXI века. Напомним, что под травматическим неврозом понимались различные функциональные заболевания нервной системы, возникающие в экстремальных условиях, обусловленные физиологическими и психогенными факторами [22]. Вначале выделяли соматические симптомы («солдатское сердце», «операционная усталость» [23], «железнодорожный синдром спинного мозга» [24]). Потом представления о травматическом неврозе приобрели более конкретные, порой взаимоисключающе формы. Одни исследователи пришли к тому, что «травматического невроза» как отдельной формы невроза не существует и его клиника полностью включает проявления обычной неврастении, истерии и других неврозов. Другие считали, что «травматический невроз» — условное понятие, которое обобщает и объединяет все нервно-психические расстройства, развивающиеся после травмы. Наконец, третья группа исследователей исходила из того, что «травматический невроз» есть сложное заболевание нервной системы, клиническая картина которого включает и симптомы органического генеза, и симптомы преимущественно психогенной природы.
Примерно такая же картина наблюдается и в настоящее время. В литературе дискутируется вопрос о нозологической неспецифичности ПТСР. В качестве доводов сторонники такой точки зрения приводят факты о полном соответствии симптомов ПТСР клиническим проявлениям реактивных, психогенных расстройств. Фактически ПТСР идентично реактивным состояниям, диагностические критерии которых были сформулированы еще К. Ясперсом в 1913 г. Единственная разница в том, что при ПТСР реактивный (стрессовый) фактор является необычным, особенным, экстраординарным. С другой стороны, реактивность является одним из компонентов механизма психологической защиты и, естественно, может иметь место при любых психических расстройствах в виде депрессии, тревоги, фобий. Поэтому некоторые авторы [25] справедливо считают, что определять нозологическую специфичность расстройства на основе фактора реактивности не адекватно.
Ряд исследователей высказывают сомнения в правильности и обоснованности выделения болезни исключительно на основе психогенеза, даже самого экстраординарного стресса, подчеркивая, что в наше время само понятие «экстраординарности» или «необычности» стрессового фактора все более размывается. В литературе обсуждается вопрос о том, что «посттравматический» тип реагирования на экстремальный стресс является одним из вариантов реакций на стресс. Неординарный стресс часто приводит к таким реакциям, как депрессивные, тревожные, обсессивно-компульсивные и др. Психологические последствия такого стресса могут быть разными: острые стрессовые расстройства, страх, боль, необъяснимые соматические симптомы [26—29]. В современных классификациях психических расстройств ПТСР обоснованно рассматривается как синдромальное образование, которое может наблюдаться в структуре разных форм психической патологии. Экстраординарный стресс действует в этих случаях не как специфический этиологический фактор, а как триггер, способствующий развитию патологического процесса. Сам патологический процесс может проявляться разнообразно: от вполне адекватных психологических форм защиты до психоорганических синдромов. В этом континууме могут выявляться психологически понятные аффективные, диссоциативные нарушения, острые шоковые реакции, расстройства адаптации, церебрастенические, неврозоподобные, психопатоподобные расстройства. Формирование любого из типов реагирования на экстраординарный стресс зависит от многих факторов: психологических, личностных, социальных, факторов среды, эндогенных, соматических и т.д.
Еще в середине прошлого века Г.Е. Сухарева [30] пришла к выводу, что «противопоставление биологической и психологической реакций противоречит клиническим данным», исходя из принципа, что мозг реагирует на вредности ограниченным количеством феноменов, форм реакций. Вызванное психогенией угнетение функциональной активности высших отделов коры полушарий мозга приводит к временному выключению отдельных психических функций и их диссоциации.
Специфичными вредностями военного времени являются длительно действующие тяжелые психические переживания, физическое перенапряжение, лишения, влияние непривычной внешней среды и т.д. Эти факторы действуют комбинированно, часто потенцируя друг друга, суммируя конечный эффект. В итоге снижаются защитные способности организма, декомпенсируются защитные силы, развивается и нарастает астенизация. Именно с этими механизмами связывается патогенез боевого посттравматического стресса. [14, 18, 31—37].
Катамнестические наблюдения за состоянием ветеранов боевых действий показывают, что в структуре психических расстройств у них отмечается нарастание симптоматики органического круга [38]. Расстройства, обусловленные действием неординарного стресса и верифицированные в первые месяцы и годы развития патологии как «острые стрессовые реакции», «нарушения адаптации» и «посттравматические стрессовые расстройства», спустя годы проявляли преимущественно симптомы, характерные для церебрально-органических расстройств [39, 40]. В значительной мере этому способствуют перенесенные черепно-мозговые травмы. Спустя 3 и 12 мес после травмы у ветеранов чаще всего диагностировали ПТСР и большое депрессивное расстройство. В то же время через 12 мес состояние более 20% ветеранов соответствовало диагностическим критериям по меньшей мере одного психического расстройства, возникшего после перенесенной травмы [41]. По данным B. Alderfer и соавт. [42], R. Jorge и соавт. [43], после черепно-мозговой травмы депрессия выявлялась у 25—40% обследуемых. Следовательно, можно предположить, что существует как один из вариантов динамики ПТСР тип, при котором соотношения органического и психогенного радикалов в структуре расстройства представлены следующими вариантами: 1) симптомы ПТСР не являются специфическими, они свойственны и другим психогенным, экзогенным, органическим, посттравматическим расстройствам и заболеваниям; 2) при хроническом течении ПТСР на фоне функционально-психогенных проявлений начинает доминировать органическая симптоматика; 3) ПТСР может проявлять хронологическую и патогенетическую коморбидность, сочетаясь с другими психическими и соматическими расстройствами.
Многие исследователи посттравматической патологии у ветеранов боевых действий указывали на потенцирование и суммирование внешних и внутренних этиологических факторов, подчеркивая при этом невозможность выделения одного из этих факторов в качестве доминирующего [17, 37, 44—47]. В.К. Хорошко [34], М.Я. Серейский [12], В.А. Гиляровский [48], Г.Е. Сухарева [18, 49] охарактеризовали реактивные состояния, возникающие в результате участия в боевых действиях, как «полигении», «сомато-психогенные психозы», тем самым обосновав их полифакторную природу. Ими подчеркивалась роль и значение «общего вегетативного истощения», изменений витальной основы организма ветеранов под воздействием комплекса патогенных причин. Позиция этих авторов получила дальнейшее развитие в работах С.Г. Жислина [50], описавшего «параноид внешней обстановки». Автор рассматривает природу этого расстройства как реакцию организма на совокупность этиологически значимых сочетаний целого ряда внешних и внутренних обстоятельств (недосыпание, переутомление, нервное напряжение, незнакомая обстановка, соматическое неблагополучие, резидуальная органическая недостаточность головного мозга, алкоголизация), возникающую на «патологически измененной почве».
Сегодня существует два подхода к решению рассматриваемой проблемы: церебротравматический и психосоматический.
Согласно церебротравматическому подходу слабая (мягкая) черепно-мозговая травма со временем способствует тому, что реактивная, психологическая, функциональная симптоматика отступает перед постепенно нарастающей органической симптоматикой на задний план, а сама органическая патология начинает доминировать в отдаленном периоде черепно-мозговой травмы. Другая точка зрения исходит из того, что функциональные психосоматические нарушения, являясь этапом или стадией общего психосоматического процесса, предшествуют развитию органической патологии. Мы не будем подробно останавливаться на анализе отмеченных факторов и отсылаем читателя к соответствующей публикации [21].
Боевое ПТСР, являясь изначально психогенным расстройством, впоследствии приближается к расстройствам экзогенно-органическим [51—57]. Боевые действия в современных условиях в силу их технологической насыщенности, интенсивности, огромной поражающей мощи и ряда других особенностей сопровождаются политравматическими повреждениями, как физическими (соматическими), так и психическими, одновременным поражением нескольких органов и систем, что осложняет анализ патогенетических механизмов развития травмы [58, 59]. Черепно-мозговая травма обнаруживается в достаточно широком диапазоне проявлений — от самых легких, «незаметных» до грубых и тяжелых и охватывает разнообразные виды и степени механического повреждения костей черепа, мозга, его оболочек и сосудов [60]. Сам фактор тяжести травмы головного мозга имеет прогностическое значение и является предиктором возможных осложнений [38, 55]. S. Meares и соавт. [61] отмечают, что при умеренной травме головного мозга возможно предсказание развития ПТСР и депрессии, причем для клиницистов каждое из этих расстройств может быть первичным. Действительно, умеренная травма головного мозга возникает, естественно, в контексте травмирующего события. С другой стороны, психологический стресс, переживаемый при этом комбатантами, влияет во многих случаях на течение травмы головного мозга. Следовательно, нужно исходить из того, что колебания в состоянии этих пациентов могут быть обусловлены как неврологическим повреждением, так и влиянием психических изменений. Следует заметить, что эта клиническая реальность часто игнорируется врачами общей клинической практики [56]. Головной мозг поражается непосредственным действием взрывной волны, резкими колебаниями атмосферного давления, воздействием звуковой волны, падающими предметами и обломками, осколками снарядов и пулями, а также выраженными психоэмоциональными воздействиями, катализирующими патологические процессы в головном мозге. Разнообразие соматических и психических расстройств в отдаленном периоде черепно-мозговой травмы обусловливается тяжестью полученной травмы, локализацией церебрального повреждения, вовлеченностью многих структур мозга, а также рядом сопутствующих факторов, таких как присоединение инфекций, возраст, длительность участия в боевых действиях, степень астенизации, алкоголизация и т.д. [60, 62]. Следовательно, не только травма, но и многократно действующие патогенные факторы среды изменяют реактивность организма, формируя новое физиологическое состояние ЦНС и нейрогуморального аппарата [50, 63]. В результате ослабляются корковый контроль, интегративные механизмы, а воздействие дополнительных патологических факторов приводит к дезинтеграции высших психических функций с высвобождением автоматических механизмов и витальной аффективности. Этим обусловливается некоторое сходство проявлений боевых стрессовых расстройств с эндогенными и инволюционными психозами, постэнцефалитическими и постпроцессуальными психопатоподобными симптомокомплексами [16, 18, 33, 49, 64]. В этих случаях иногда однообразие поведения пострадавших, скованность, гипомимия, слабомодулированная тихая речь, маловыраженный аффект тоски на астеническом фоне «производят впечатление мозговой реакции с картиной экстрапирамидной недостаточности» [8, 14, 18, 65]. Различные сочетания всего спектра патогенных (эндогенных, экзогенных, психогенных) факторов способствуют формированию однородных и повторяющихся синдромов, которые одновременно содержат черты, характерные и для реакций экзогенного типа, и для психогений [6, 33, 48, 66—68]. Проявления боевых стрессовых расстройств у большинства пострадавших могут быть настолько сходными, что В.А. Горовой-Шалтан [32] и В.Н. Мясищев [11] предлагали именовать их «физиопатиями», A. Kardiner [69] — «физионеврозом», Г.Е. Сухарева [70] по аналогии с известной концепцией Бонгоффера — «психогенным типом реакций». Эти реакции не могут рассматриваться как чисто психогенные и интерпретироваться только через призму психологически понятных связей. Как уже отмечалось, речь идет о более глубоких церебрально-биологических сдвигах, обусловленных эмоциональным и соматическим истощением [19, 48, 70, 71]. Нельзя игнорировать и роль личности, о чем писал еще С.И. Гольденберг [72]: она «значительна, сложна и многообразна, но она не относится к моменту возникновения синдрома. Участие личности сказывается в субъективном переживании болезни, в оформлении клинической картины, в установке компенсировать или, наоборот, фиксировать, утрировать и, наконец, симулировать синдром в той стадии заболевания, когда патофизиологический компонент расстройства выражен минимально или полностью компенсирован».
Переход психогенного функционального расстройства, такого как ПТСР, в органическое находит обьяснение также с позиций психосоматического подхода. Проблема перехода функциональных психосоматических расстройств в органические, по современным разработкам, исследуется двумя методологическими подходами: 1) путем длительного наблюдения за так называемыми висцеральными или системными неврозами [73] и 2) путем ретроспективного анализа формирования органического психосоматоза. В специальной литературе бытует мнение, что функциональные психосоматические нарушения, являясь стадией общего психосоматического процесса, предшествуют развитию органической патологии [74—76], т.е. психосоматический процесс проходит через две фазы — функциональную и органическую [74]. Первая фаза представлена обратимыми нарушениями органов или тканей, а вторая характеризуется необратимыми нарушениями, которые уже и есть собственно проявления органического психосоматоза. Эта концепция подтверждается многими исследованиями, свидетельствующими о трансформации и «перерождении» функционального расстройства в психосоматоз [77], несмотря на некоторые спорные моменты. По мере нарастания процесса соматизации психической патологии снижается интенсивность аффективной составляющей расстройства [78—80]. Трансформация психического напряжения (стресса) в соматическое страдание реализуется через вегетативную нервную систему [81], хотя физиологические и нейрофизиологические механизмы подобной трансформации на сегодняшний день изучены слабо и во многом непонятны. В этом процессе участвует целый ряд факторов: наследственная отягощенность [28], биологическая уязвимость той или иной системы [82], инфантильность и незрелость личности [83, 84], акцентуация характера [85], интенсивность стресса и процесса соматизации [75]. И в итоге психический (психологический) процесс превращается в органический. По мере развития психосоматического процесса и нарастания в структуре болезни органического (соматического) радикала вследствие соматизации аффекта аффективные компоненты личности (тревожность, депрессивность и т.п.) проявляют тенденцию к постепенному снижению, хотя никогда не достигают нормальных показателей [86]. Исследование данного контингента пациентов через 15—18 лет обнаруживает уже доминирование расстройств органического полюса психосоматического континуума [38].
Таким образом, условия ведения боевых действий, как писал В.А. Гиляровский, создают новые картины, возникающие совсем по другим механизмам [48]. Боевые стрессоры особенные, специфичные, необычные по силе, сложности, содержанию, они несут в себе витальную угрозу, могут многократно повторяться. Фило- и онтогенетическая эволюция человека не создала готовых программ, способных обеспечить оптимальный адаптивный ответ организма в экстремальной ситуации. Этим боевая психическая травма отличается от «мирных» стрессогенных (психогенных) расстройств, генез которых определяется сугубо индивидуальными особенностями системы внутренних ресурсов личности [46, 68, 69]. Любой стрессор вызывает неспецифический стрессорный эффект, за исключением случаев, когда раздражитель перекрывает его своей специфичностью [87].
Концепция ПТСР, заложенная еще в 80-х годах прошлого века в DSM-3 и в последующих классификациях, имела целью охарактеризовать паттерны адаптации к неординарным стрессовым ситуациям (война, природные и антропогенные катаклизмы, аварии, акты насилия и т.д.). Но многое не было учтено. Критерии ПТСР практически повторяли критерии реактивных состояний К. Ясперса. Не были учтены глубокие различия в механизмах адаптации. Организм компенсирует однократный экстремальный стресс за счет своих резервов. Длительный неординарный стресс вызывает глубокую адаптационную перестройку деятельности функциональных систем. Специфические свойства стрессора определяют структуру адаптации. Повышение устойчивости к действию специфического стрессорного фактора обеспечивается формированием ряда изменений в организме, которые часто приобретают патологический характер [18, 87—90]. После воздействия острого стресса возникают непродолжительные симптомы адренергической активации — тревога, нарушения засыпания, навязчивые мысли, которые расцениваются как естественная реакция на травматический стресс. В действительности это представляет собой своеобразную «цену адаптации». ПТСР, формирующиеся в условиях хронического стресса, сопровождаются стойкими нарушениями приспособляемости, депрессией, психосоматической дисфункцией, злоупотреблением психоактивными веществами [91—93]. Исследования последних лет показали недостаточную специфичность диагноза ПТСР [94—101] и в то же время качественные отличия боевого ПТСР [102—105]. Хроническое течение ПТСР в течение ряда лет обеспечивается определенными «адаптационными» процессами, в их основе лежат те процессы, о которых мы писали во второй части данного обзора и которые, в свою очередь, вызывают морфологические изменения в головном мозге.
Таким образом, существует определенный вариант динамики последствий боевого стресса: на первых этапах развития болезни он протекает с симптомами острого стрессового расстройства, затем — ПТСР, имеющими психогенетическую природу; постепенно на первый план выступают симптомы органического генеза. Катамнестические исследования показывают, что при повторных освидетельствованиях этих лиц заболевание квалифицируется как органическое с эмоционально-неустойчивыми, психопатоподобными, постконтузионными и психоорганическими расстройствами [38]. При этом сугубо посттравматические симптомы (избегания, повторные переживания, флешбэки, кошмарные сновидения и др.) не теряют своей актуальности и диагностической ценности. Сегодня мы можем говорить о психогенно-органическом варианте ПТСР.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
1Части 1 и 2 обзора опубликованы соответственно в выпусках журнала: 2019, №6, 2020, № 7.
личностных качеств детей с невротическими и соматоформными расстройствами
Проф. Д-р Вагиф Рахманов, директор НИИ детской и семейной терапии, психологии, медицинской реабилитации, Украина
Благодаря многолетнему опыту научно-исследовательской работы с детьми, страдающими различными психопатологическими и патопсихологическими отклонениями, мы можем утверждать, что без учета эволюционных и возрастных, отрицательных (в некоторых случаях и положительных) причин невозможно проведение медицинских и психосоциальных отклонений. реабилитация рассматриваемой категории пациентов.
Из-за перенесенного психоэмоционального стресса в перинатальном и послеродовом периоде и других негативных внутренних и внешних причин (патологический дизонтогенез) дети могут страдать расстройствами, задержкой или полной остановкой здорового физиологического развития психических (когнитивных) процессов, расстройств личности и поведения, которые могут стать причиной задержки нормального развития познавательной деятельности. В частности, у таких детей позднее развиваются абстрактное и вербальное мышление, зрительное мышление и восприятие окружающей среды.
Из-за незрелости психических процессов такие дети по сравнению со здоровыми сверстниками отличаются незрелостью, хрупкостью, размытостью патологий и размытостью познавательного восприятия абстрактных рассуждений.
У таких детей зрительное мышление появилось примерно после 4 и более лет (у здоровых детей оно есть от 2 до 4 лет). Им сложно решать проблемы из-за расстройств и задержки развития зрительного мышления; они имеют привычку неадекватно рассуждать.
Также, по сравнению со здоровыми детьми, глазное мышление начинает преобладать позже; часто преобладают примитивные типы мышления; качественное обогащение и сдвиг психических (психологических) процессов, в частности мышления, общения, личностного развития, задерживаются.
По данным психологического исследования, по сравнению со здоровыми детьми визуальное мышление преобладает над абстрактно-логическим мышлением.
Дети с нарушением зрительного мышления (восприятия) чаще страдают завышенными структурами.В младенчестве фиксированные идеи диагностируются в несформированном эпизодическом проявлении, и часто мы можем определить чрезвычайно интенсивные эмоционально нагруженные структуры, такие как фиксированные идеи.
Часто таких детей трудно убедить, они категорически против мыслей других людей. И родители часто находятся под их каблуком. Из-за отсутствия критики их поведения в микро- и макросреде они выглядят немного странно. Они могут винить не только странных, но и близких людей в том, что они их не понимают, не хотят помогать, извинять.Часто с возрастом такая детская (у будущих взрослых) горечь трансформируется в межличностные конфликты; они могут в конечном итоге вести примитивный образ жизни (даже в ущерб себе или близким людям), проявлять неоправданную гордость, хвататься за общение с близкими людьми и говорить о давно забытом прошлом.
Такие подростки проявляют двойственное отношение к близким людям. Их главная черта — низкий эмоциональный интеллект. Кроме того, у них пониженные волевые силы, мотивация, физическая и умственная работоспособность, недостаточная фиксация на произошедших событиях, физическая и умственная активность, не соответствующая их возрасту, семейному положению и т. Д., неадекватное общение.
Они выглядят слишком грустными и угрюмыми, задумчивыми, настороженными, неопрятными, неуклюжими, со странной походкой и выступающими скулами, примитивно доверчивыми и внушаемыми (вне семьи), астенизированными (чаще девочки), гиперактивными (чаще мальчики), не реагируют на адресную речь (вербальное общение), пристрастие к чистоте и порядку в окружающей среде (чаще у девочек), дисморфофобию, анорексический синдром (нарушение циркадного питания), порождение патологических фантазий, патологические интересы, увлечения, синдром философствования (метафизическая интоксикация).
Список синдромов, характеризующих таких детей, можно продолжить. У ребенка они могут быть как раздельными, так и совмещенными.
Одной из черт личности таких детей является прямая связь с характером матери и отца, семейные отношения, включая социальный статус родителей, в частности, сильная связь с микросредой и менее зависимая косвенная связь с макросредой.
Отсюда следует обратить внимание на невротические, соматоформные и другие расстройства родителей и отношение родителей к болезни детей.
В основном такие дети характеризуются низкой продуктивностью познавательных и физических процессов с колебаниями эмоционально подавленного настроения, высокой тревожностью и подозрительностью и эгоцентрическим типом поведения, постоянным недоверием к себе и полной зависимостью от родственников, что проявляется в отсутствии пониженного внимания, инвалидности. заботиться о себе и проявлять желания.
Сознательное поведение проявляется в негативизме или отказе от обследования или терапии, отсутствии самокритики и объективной оценки собственных действий, негибком мышлении.Такая группа детей непредсказуема, непоследовательна, безразлична и амбивалентна в своих действиях. Они не могут адаптироваться в сообществе, защищать себя или помогать другим людям, выбирать друзей из-за своей уязвимости и чувствительности. Такие дети требуют повышенного внимания и поддержки со стороны близких людей.
К списку статей
Психофизиологический статус и личностные качества учителей Магаданской области
Связанные понятия
Навыки совладания с эмоциональными расстройствами Астения Интерпретация данных, статистическое сожаление Личность Психологические тесты (процедура) Критика
00030003000 54 ПедагогикаКоронавирусы включают большое семейство вирусов, вызывающих простуду, а также более серьезные заболевания, такие как продолжающаяся вспышка коронавирусной болезни 2019 г. (COVID-19; формально известная как 2019-nCoV).Коронавирусы могут передаваться от животных человеку; симптомы включают жар, кашель, одышку и затрудненное дыхание; в более тяжелых случаях заражение может привести к летальному исходу. Этот канал охватывает недавние исследования COVID-19.
Бластомикоз
Бластомикоз Грибковые инфекции распространяются при вдыхании спор Blastomyces dermatitidis. Ознакомьтесь с последними исследованиями грибковых инфекций бластомикоза здесь.
Комплекс ядерных пор в ALS / FTD
Изменения в ядерно-цитоплазматическом транспорте, контролируемом комплексом ядерных пор, могут быть вовлечены в патомеханизм, лежащий в основе множественных нейродегенеративных заболеваний, включая боковой амиотрофический склероз и лобно-височную деменцию.Вот последние исследования комплекса ядерных пор при ALS и FTD.
Применение молекулярного штрих-кодирования
Концепция молекулярного штрих-кодирования заключается в том, что каждая исходная молекула ДНК или РНК прикрепляется к уникальному штрих-коду последовательности. Считывания последовательностей с разными штрих-кодами представляют разные исходные молекулы, в то время как считывания последовательностей с одинаковым штрих-кодом являются результатом дублирования ПЦР с одной исходной молекулы. Узнайте о последних исследованиях в области молекулярного штрих-кодирования здесь.
Синдром хронической усталости
Синдром хронической усталости — заболевание, характеризующееся необъяснимой инвалидизирующей усталостью; патология которого не до конца изучена.Ознакомьтесь с последними исследованиями синдрома хронической усталости здесь.
Развитие плюрипотентности
Плюрипотентность означает способность клетки развиваться в три первичных слоя зародышевых клеток эмбриона. Этот канал посвящен механизмам, лежащим в основе эволюции плюрипотентности. Вот последнее исследование.
Вариагация эффекта положения
Вариагация эффекта положения Возникает, когда ген инактивирован из-за его расположения вблизи гетерохроматических областей в хромосоме.Ознакомьтесь с последними исследованиями вариагации эффекта позиции здесь.
Агонисты рецепторов STING
Стимуляторы генов IFN (STING) представляют собой группу трансмембранных белков, которые участвуют в индукции интерферона I типа, важного для врожденного иммунного ответа. Стимуляция STING была активной областью исследований в лечении рака и инфекционных заболеваний. Вот последние исследования агонистов рецепторов STING.
Микробицид
Микробициды — это продукты, которые можно наносить на поверхности слизистой оболочки влагалища или прямой кишки с целью предотвращения или, по крайней мере, значительного снижения передачи инфекций, передаваемых половым путем.Вот последние исследования микробицидов.
Связанные материалы
Гигиена и санитария
ТР BartoshE V Андреева
Гигиена и санитария
TV PotupchikS S Бакшеева
Журнал неврологии и психиатрии имени С.С. Корсакова
НА StaroverovIu М Райгородский
Kosmicheskaia biologiia я aviakosmicheskaia МЕДИЦИНА
К.К. Иоселиани
Медицинская техника
И ПанасинаЗ Даниа
Глубокий космос
Какими бы выносливыми ни были космонавты, долгосрочные космические миссии станут проверкой их психологического духа.Как долго они могут оставаться в космосе, прежде чем почувствуют себя изолированными и подавленными? Могут ли они выспаться ночью, когда больше не светит дневной свет? Сохраняют ли они способность работать с другими членами своей команды после того, как прожили с ними несколько месяцев?
НАСА вложило значительные средства в решение таких проблем. В финансируемом НАСА Национальном институте космических биомедицинских исследований (NSBRI) конкурентоспособный консорциум университетских исследователей Дэвид Динджес, доктор философии, и его команда разрабатывают методы, которые будут оценивать работу астронавтов в космосе и вмешиваться в случае возникновения проблем.К ним относятся краткий инструмент самооценки, называемый тестом на психомоторную бдительность, или PVT, и оптический компьютерный сканер распознавания, который отслеживает выражения лица для оценки настроения и депрессии.
«Мы создаем технологии, которые могут помочь астронавтам понять состояние своего мозга и поведения, чтобы помочь им оставаться в курсе событий, чтобы они знали, когда на их поведенческие способности влияют стресс, депрессия и усталость — любое из которых может привести к критическому состоянию. ошибка «, — говорит Динджес, возглавляющий группу NSBRI по нейроповеденческим и психосоциальным факторам.
После проведения стандартных лабораторных экспериментов исследователи переносят своих испытуемых в подводную лабораторию, известную как Водолей, расположенную у побережья Ки-Ларго, Флорида.
Водолей создает среду, в которой возникают те же поведенческие проблемы, что и в космическом полете. «Астронавты слишком глубоко, чтобы их быстро спасти, если что-то случится», — объясняет Дингес. «Это замкнутая изолированная среда, в которой они выполняют большую работу, а работа на дне океана связана с частичной гравитацией и лунным ландшафтом.«
Астронавта живут на объекте от одной до трех недель, и команда Дингеса собирает данные о них. Помимо измерения бдительности, внимания и психомоторной скорости астронавтов с помощью PVT, Dinges отслеживает циклы сна и бодрствования астронавтов и измеряет их слюну, чтобы определить уровень гормона стресса кортизола. Также космонавты заполняют анкеты, касающиеся рабочей нагрузки, настроения и утомляемости.
Самопомощь для космонавтов
Вся эта информация затем направляется в базу данных, которая определяет «типичные» характеристики астронавтов и будет использоваться для изучения работы астронавтов в космосе, говорит Динджес.Например, данные PVT помогут разработать следующую версию метода, которая предоставит астронавтам обратную связь о том, как они себя чувствуют по сравнению с их нормальной работой. Этот метод также будет рекомендовать стратегии для смягчения снижения работоспособности: астронавтам можно посоветовать пройти компьютеризированное когнитивно-поведенческое лечение депрессии, принять лекарство, больше спать или даже выпить чашку кофе.
В сотрудничестве с ученым-информатиком и специалистом по информатике Димитрисом Метаксасом, доктором философии из Университета Рутгерса, Дингс также помогает создать оптический монитор для наблюдения за мимикой космонавтов и их настроением.
«Камера может уловить, что уровень улыбки человека сильно упал или что его выражение беспокойства усиливается», — объясняет Дингс. Эта информация будет использоваться для предоставления персонализированной обратной связи, чтобы помочь человеку вернуться на правильный путь.
С точки зрения Динджеса, такие достижения — не оруэлловские вторжения, а скорее полезные инструменты. Фактически, такие проекты олицетворяют его главную страсть: вносить практический вклад в удовлетворение поведенческих потребностей.
«Мне нравится идея Бенджамина Франклина о том, что знать вещи — это хорошо, но, когда это возможно, они должны служить для решения практических задач», — говорит он.
Развитие командной работы
Тем временем психолог NSBRI Джудит Орасану, доктор философии из Исследовательского центра Эймса НАСА, ее коллеги из НАСА и Уте Фишер, доктор философии из Технологического института Джорджии, изучают, как максимизировать производительность, сплоченность, общение и благополучие космонавта. команды.
В лаборатории, созданной в NASA-Ames, исследователи изучают суррогатные «бригады», которые в течение недели работают вместе в смоделированных лунных миссиях, чтобы наблюдать, как они застывают и изменяются с течением времени.Как и в случае с Дингесом, Орасану занимается разработкой технологий для наблюдения за здоровьем и возможностями экипажа, но на командном уровне.
В двух сериях исследований участники группы познакомились друг с другом в течение выходных, а затем выполнили компьютеризированные задачи, имитирующие проблемы, с которыми экипажи могут столкнуться в космосе, такие как выход на ремонтные миссии с ограниченным персоналом и ресурсами или оказание неотложной медицинской помощи. Исследователи варьировали моделируемые миссии в соответствии с такими факторами, как разные уровни сложности задач и совместные или соревновательные цели, и они варьировали команды в соответствии с гендерным составом.Собирая информацию о параметрах личности, реакции на стресс, взаимодействии в команде и выполнении миссии, они создают модели успешной работы экипажа, которые в конечном итоге могут быть полезны в долгосрочных миссиях.
Их данные дают интересные сведения о совместной работе, в том числе:
Группы смешанного пола работают лучше, чем группы, состоящие только из мужчин или женщин, особенно в условиях соревнований. Кроме того, инструкции по достижению командных целей снижают результативность в женских командах, но не влияют на мужские команды.
Высокий уровень гнева и агрессии связан с худшей командной работой, а высокий уровень позитивных эмоций (например, шутки и комплименты друг другу) — с лучшей командной работой.
Члены команды, которые сотрудничают, более успешны, чем те, кто соревнуется друг с другом или где один член пытается работать в одиночку.
Они также обнаружили, что общий состав команды, включая совокупные личностные характеристики и способы взаимодействия команд, более важен, чем индивидуальные личностные переменные.Тем не менее, как выяснили исследователи, некоторые «типы» личности могут лучше подходить для определенных позиций, чем другие. Например, новые лидеры групп, как правило, более экстравертированы, менее невротичны и более уступчивы, чем их сверстники. Между тем успешные базовые координаторы, чья работа заключается в выполнении жизненно важных командных функций по общению и координации, таких как оценка и передача важной информации об условиях окружающей среды, более сговорчивы и менее реагируют на стресс. «Они похожи на Джина Кранца из« Аполлона-13 »- спокойные, уравновешенные и не возбужденные — именно то, что вам нужно в управлении полетами», — говорит Орасану.
В другом исследовании исследователи сравнили два типа командного обучения: обучение межличностным отношениям, направленное на укрепление сплоченности членов экипажа; и тренинг по адаптации и координации команды, предназначенный для обучения бригад навыкам борьбы со стрессом и эффективного общения.
Командная адаптация и тренировка координации «обеспечили наилучшую производительность и наибольший успех в управлении очень сложными миссиями», — говорит Орасану, отчасти, по ее мнению, потому, что это дало экипажам возможность попрактиковаться в командной работе и подвести итоги перед смоделированными миссиями.Тренинг по межличностным отношениям не достиг своей цели по повышению сплоченности команды, что, как показывают предыдущие исследования, связано с высоким уровнем координации команды и успехом миссии.
Учитывая эти результаты, исследователи в настоящее время адаптируют и уточняют подход к командной адаптации, чтобы он был готов к использованию при обучении диспетчеров полета и космонавтов.
«Мы больше не занимаемся этим исследованием», — говорит Орасану. «Сейчас мы пытаемся сделать эти стратегии более полезными для НАСА, чтобы они могли начать их применять.«
Тори ДеАнджелис, писатель из Сиракуз, штат Нью-Йорк
Информационное общество | 2015 | Выпуск 6
Ключевые слова и аннотации
Взаимосвязь этапов развития информационных технологий и экономики
СЛАВИН Борис Борисович
В статье анализируется взаимосвязь этапов развития информационных технологий и экономического развития общества.Автор показал, что этапы социального развития (индустриальное / постиндустриальное / информационное / информационное общество) могут быть использованы для классификации управленческих технологий (инсорсинг, аутсорсинг, краудсорсинг и ноосорсинг) и управляемых активов (ресурсы, услуги, информация и знания). Экономические отрасли могут быть объединены по технологиям и управляемым активам, что позволяет сравнивать соответствующие информационные технологии. Проведя анализ, можно более четко определить роль ИТ в организации в зависимости от технологий управления, которые она использует, и измерить зрелость использования ИТ.
Ключевые слова: Информационные технологии, информационное общество, общество знаний, технологии управления, управляемые активы, отрасли экономики.
Гуманитарные технологии в контексте информационной войны
АЛЕКСЕЕВА Ирина Юрьевна
Социально-гуманитарные технологии, основанные на манипуляциях, широко используются в условиях современных информационных войн. Электронная культура открывает шлюзы для активации архаичных мировоззренческих и поведенческих программ.Сознание скатывается с уровня системного мышления, достигнутого человечеством в середине ХХ века, на уровень образно-ассоциативного мышления, избавленного от стремления понять сущность рассматриваемых явлений. Формирование современной метакультуры самосознания общества требует развития неманипулятивных технологий согласия, которые эффективно используют возможности электронной коммуникации для улучшения ситуации в реальном мире.
Ключевые слова: Гуманитарные технологии, электронная культура, информационная война, архаизация сознания, интеллектуальный суверенитет, метакультура самосознания, неманипулятивные технологии, технологии согласия.
Парадоксы информационного общества
ТУЗОВСКИЙ Иван Дмитриевич
Статья посвящена выявлению социальных антагонизмов, вызванных процессами информатизации, которые обычно связаны с формированием информационного общества. Утверждается, что возникновение положительных обратных связей между процессами информатизации и дегуманизации современного общества служит причиной деформации первоначального проекта гуманистического информационного общества и формирования особого типа социальности, которую можно охарактеризовать как сакральное информационное общество или квази-информационное общество. -информационное общество.
Ключевые слова: Социальный антагонизм, дезинформационное общество, квазиинформационное общество, информационная перегрузка, загрязнение информационным шумом.
Информационное измерение антропологического кризиса цивилизации (к информационному воздействию на человека, психологию и биологию человека)
ЖЕЛНИН Антон Игоревич
В статье рассматривается информационный аспект цивилизационного кризиса. Информатизация имеет двойственное влияние на людей.Это связано с избытком информации, что может привести к стрессу, умственным перегрузкам и дискразии нервной системы. Последнее может вызвать каскад сбоев в других системах организма. Автор приходит к выводу, что значительная часть психических расстройств и соматических заболеваний человека может быть вызвана информационным воздействием. Главный выход из ситуации видится не в ограничении информационных потоков, а в улучшении избирательных технологий за счет расширения разумных элементов планирования.
Ключевые слова: Антропологический кризис, социально-биологический, психика, информация, энтропия, информационный стресс, невротизация, астенизация, информационная патология; информационная экология; гомеостаз.
Анализ механизмов, влияющих на политическое поведение поколения Z
ЧИЖОВ Дмитрий Вячеславович
В статье выявлены и определены особенности политических взглядов цифровой генерации Z; анализирует механизмы воздействия на политическое поведение поколения Интернета; рассматривает особенности политического общения с представителями поколения Z.
Ключевые слова: поколение Z, Интернет-коммуникации, политическая коммуникация, средства коммуникации, социальные сети.
Научная библиотека вуза в информационном обществе: от видения к реальности (кейс: Научная библиотека Пермского государственного национального исследовательского университета)
ИГНАТОВА Екатерина Сергеевна
В статье показано место современных научных университетских библиотек в информационном обществе. Объектом статьи является Научная библиотека Пермского государственного национального исследовательского университета.Вопросы внедрения информационных технологий в библиотечную деятельность исследуются с учетом некоторых особенностей их применения. Рассмотрен опыт использования информационных технологий в библиотечной работе для поддержки учебно-исследовательской деятельности преподавателей и студентов. Сформулированы направления развития информационно-коммуникационных технологий в библиотечной деятельности в связи с эффективностью и результативностью образовательной среды вуза.
Ключевые слова: Научная библиотека, университетская библиотека, информационное общество, информационные технологии.
Статистическое исследование основных показателей развития информационного общества в России
КЛОЧКОВА Елена Николаевна
Одна из стратегических целей правительства — вхождение России в топ-10 стран-лидеров по развитию информационного общества. В статье рассмотрены основные показатели развития информационного общества в Российской Федерации на 2010-2014 годы.Целью исследования является определение основных тенденций в этой области путем использования статистических оценок состояния и динамики инфраструктуры информационной и телекоммуникационной отрасли, секторов информационной индустрии, использования ИКТ в экономике и домашнем хозяйстве, во взаимодействии государства с гражданами и организациями. Информационная база исследования включает данные Федеральной службы государственной статистики, а также показатели, установленные в государственной программе развития информационного общества Российской Федерации (2011-2020 годы) и Международным союзом электросвязи.