Что такое идентичность это: Понятие «Идентичность личности» Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

Понятие «Идентичность личности» Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

УДК 159.923.2

doi: 10.18101/1994-0866-2017-5-44-51

ПОНЯТИЕ «ИДЕНТИЧНОСТЬ ЛИЧНОСТИ»

© Дарья Сергеевна Гальчук аспирант,

Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена Россия, 192007, г. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 275 E-mail: [email protected]

В современном мире возрастает особый интерес к проблеме формирования идентичности личности, что обусловлено в первую очередь доминированием антропоцентрического подхода. Идентичность формируется и поддерживается в процессе всей жизни человека и зависит от многих факторов. Данное понятие уже давно изучается различными учеными. Это позволило определить его сложность и многоаспектность. Однако в настоящее время нет универсального определения, удовлетворяющего всем требованиям науки.

В статье приводится обзор уже существующих определений идентичности в современном мире и представлен сравнительный анализ подходов к пониманию сущности «идентичности» через призму междисциплинарности. Актуальностью данной темы является попытка обобщить имеющиеся определения идентичности и сформировать представление о данном феномене как о непрерывном процессе самоотождествления и формирования своего Я. Изучение подходов и трактовок способствует систематизации имеющихся знаний и предоставляет возможность лучше понять механизмы становления личности, что особенно важно в эпоху глобализации и особого внимания к индивидуальности. Ключевые слова: идентичность; национальная идентичность; социальная идентичность; этнокультурная идентичность; коллективная идентичность; языковая идентичность; глокализация; языковая личность; самость; индивидуальность

Проблема идентичности личности, как отмечают исследователи, носит многофакторный характер. Личность существует не сама по себе, а как часть окружающего мира, с которым она взаимодействует и к которому она приспосабливается на протяжении всей своей жизнедеятельности, чтобы лучше в нем ориентироваться и ориентировать других.

Феномен идентичности личности как один из составляющих науки о человеке давно привлекает внимание представителей таких гуманитарных наук, как философия, психология, социология, лингвистика и др., каждая из которых вносит свой вклад в обсуждение и решение данной проблемы.

В философии проблема идентичности разрабатывалась начиная со времен Аристотеля и далее в трудах Дж. Локка, Д. Юма, Ф. Шеллинга, Г. Гегеля и др. Изучалась связь между такими понятиями, как «идентичность», «тождество», «самосознание», из чего состоит идентичность личности во времени и каковы ее критерии. Значительное влияние на развитие теории идентичности оказала философская рефлексия взаимодействий Я — Другой.

В своих исследованиях французский философ Поль Рикер и один из основоположников интеракционизма Дж. Мид объясняют понятие идентичности через самость [8; 9]. В работе «Я сам как другой» Рикер выделяет че-

тыре уровня самости: лингвистический (тождество говорящего субъекта), практический (тождество агента действия), повествовательный (тождество персонажа, о котором идет повествование) и этикоюридический (дееспособный субъект, ответственный за свои поступки). При этом самость считается полностью сконструированной, если ее формирование происходит сразу на всех четырех уровнях.

По Миду, самость представляет собой целостность личности, формирующуюся в результате ее социального и личностного взаимодействия. Сначала идентичность существует в виде неких установок, норм и ценностей других людей, которые с течением времени внедряются в сознание индивида как его собственные [8]. Далее заимствованные у других установки становятся его собственными, посредством рефлексии индивид начинает рассматривать себя как социальное Я и применять к себе различные общественные роли. В связи с этим Дж. Мид выделяет осознаваемую и неосознаваемую идентичности. Под осознаваемой идентичностью автор понимает самостоятельное размышление индивида о своем поведении, под неосознаваемой — процесс неосознанного принятия норм, привычек и ритуалов [8].

Согласно мнению исследователей, идентичность не дана человеку изначально, она формируется и поддерживается в процессе его жизнедеятельности. В психологии идентичность трактуется как своеобразный феномен, влияющий на становление личности и ее функционирование в обществе.

Впервые термин «идентичность» в психологии был использован У. Джеймсом, американским психологом и профессором философии, который подчеркивал такие свойства идентичности, как борьба своего и чужого, тождественность и соответствие себе и обществу [5], а заслуга в распространении данного термина принадлежит известному психологу Э. Эриксо-ну. Идентичность, в понимании исследователя, это «процесс одновременного отражения и наблюдения, процесс, протекающий на всех уровнях психической деятельности, посредством которого индивид оценивает себя с точки зрения того, как другие, по его мнению, оценивают его в сравнении с собой и в рамках значимой для них типологии; в то же время он оценивает их суждения о нем с точки зрения того, как он воспринимает себя в сравнении с типами, значимыми для него» [15, с. 32]. Таким образом, процесс идентификации может быть направлен как на себя (самоидентификация), так и на других индивидов. Среди компонентов идентичности Э. Эриксон называет индивидуальность (ощущение собственной уникальности), единство и синтез (внутренний целостный образ себя) и социальную солидарность (ощущение сопричастности к социальной группе, обществу). Иными словами, идентичность, по мнению ученого, это принимаемый индивидом образ себя «во всем богатстве отношений личности к окружающему миру, чувство адекватности и стабильного владения личностью собственным «я» независимо от изменений «я» и ситуации; способность личности к полноценному решению задач, возникающих перед ней на каждом этапе ее развития» [8, с. 12].

Основоположник аналитической психологии Карл Густав Юнг акцентирует проблему идентичности человека в обществе. Он вводит понятие персоны, которое соотносится с навязанными индивиду социальными нормами. Самость в понимании ученого является бессознательным центром психики, вокруг которого формируются личностно-индивидуальные характеристики человека [16].

Как следует из существующих научных психологических исследований, общий взгляд на проблему идентичности заключается в том, что идентичность — это результат идентификационных процессов личности, реализующихся в ходе ее субъективной жизнедеятельности в тесной связи с ее индивидуальным психофизиологическим потенциалом и социальным контекстом ее существования.

С социологической точки зрения идентичность представляет собой категорию, посредством которой приобретаются или усваиваются нормы, идеалы, ценности, роли и мораль представителей тех социальных групп, к которым принадлежит данный индивид [14, с. 143]. Идентичность складывается исключительно из предзаданных тем или иным обществом параметров, возможных только в нем.

Отечественный психолог и социолог И. С. Кон отмечает, что черты идентичности представляют собой условный конструкт, который постоянно видоизменяется под воздействием различных ситуаций [7].

При анализе факторов, влияющих на формирование идентичности, исследователи выделяют два рода факторов. Факторы, которые имеют значение для идентификации личности с точки зрения общества, и факторы, имеющие значение с точки зрения самого человека [2]. Соответственно в структуре идентичности выделяются два уровня: социальный и индивидуальный. Если индивидуальная идентичность представляет собой совокупность характеристик, придающих индивиду качество уникальности, то социальная идентичность — результат идентификации (отождествления) индивида с ожиданиями и нормами его социальной среды. Среди важнейших функций социальной идентичности отмечают реализацию основной потребности человека быть членом той или иной группы, где он будет чувствовать себя в безопасности, в то же время влияя и оценивая других для самореализации и самовыражения [17, с. 589-601]. «Идентификация происходит в течение всей жизни человека, и она невозможна без постоянного участия других людей» [2, с. 11].

Таким образом, одной из ведущих потребностей человека является отождествление с идеями, ценностями, нормами и т. п. других людей, среды его обитания.

В работе «Социальная идентичность, самоопределение и групповые нормы» М. Хогг и А. Рид также указывают на групповую природу идентификации и установок индивида. Подчеркивается тот факт, что групповые нормы и правила обычно формирует небольшая подгруппа лидеров. Пользуясь неуверенностью индивида в своей идентичности, политические партии также могут склонять людей к той или иной группе. Иными словами, идентифицируя себя с группой, индивид, как правило, перенимает их внутригрупповые установки [20, с. 7-30].

Иными словами, социальная идентичность представляет собой процесс принятия установок, интересов, предпочтений, стереотипов, целей, норм и др., значимых для конкретной общности и включающих человека в тот или иной социум. Ученые отмечают также, что такие типы идентичности, как политическая, гендерная, национальная, этническая и т. д., также могут представлять собой формы социальной идентичности. В определенное время каждая из них может стать ведущей и актуализировать весь набор установок и ценностей, полученных и принятых от той или иной социальной группы. Такая трансформация возможна благодаря регулятивному характеру социальной идентичности, которая является «системообразующим элементом деятельности человека, генерализующим и структурирующим его поведение, критерии, оценки и категории» [4, с. 59].

Важнейшей формой социальной идентичности, по мнению исследователей, выступает также этничность, или отождествление себя с определенной культурной традицией или общностью [18]. Под этнической идентичностью понимается устойчивый конструкт, защищающий личность от неопределенности и связанный с социализацией и усвоением культурного опыта. Этнокультурная идентичность выделяется по ряду признаков: месту рождения, языку, внешним признакам (цвет кожи).

Существует два пути формирования идентичности: статичный и динамичный. Статичный путь описывает личностные типы, в то время как динамичный уделяет внимание этапам развития, которые проходит личность. В русле второго подхода считается, что социальные установки и поведение индивида не воспринимаются как изначально зафиксированные принадлежностью к той или иной этничности и культуре, а представляют собой лишь один из этапов формирования идентичности личности. Кроме того, подчеркивается, что в современном мире появляется дополнительная возможность осознанно выбирать свою принадлежность к социальной, культурной и этнической группам [12, с. 112-118]. Существование такого явления вызвало появление нового термина «воображаемое сообщество» (imagined communities) [19].

Изменения в формировании идентичности личности связывают с процессом смешения культур или глобализацией. Однако значение локального также рассматривается как очень важное, что привело к образованию такого нового типа идентичности, как «глокальный человек», который думает глобально, действует локально. При этом исследователи подчеркивают, что глобализация не только не исключает, а, наоборот, подразумевает сохранение и развитие национального своеобразия, поскольку именно своеобразие дает шанс занять свое неповторимое и уникальное место [13, с. 439]. «Гло-кализация» рассматривается также как усиление значимости «локального» на фоне глобальных процессов и становится в настоящие время одной из центральных тенденций культурной глобализации [22, с. 25-44].

«Новая идентичность требует особых качеств человеческого интеллекта — так называемого культурного интеллекта, способного учитывать культурные аспекты межличностного общения» [2, с. 22].

Важная роль в формировании речевого/неречевого поведения индивида, по мнению исследователей, принадлежит национальной идентичности, которая понимается как тождественность своей стране, ее обычаям, традициям, культуре [2, с. 23] Нация представляет собой крупную культурно-историческую, социально-экономическую, политико-географическую, духовную, полисемантическую общность людей. При этом нацию не следует отождествлять с этносом, так как он является лишь группой людей, объединенных объективными и субъективными признаками. В то же время нация не тождественна и этнической общности, представляющей собой устойчивую группу людей, обладающих общей этничностью.

Для национальной идентичности, с точки зрения исследователей, характерно разделение на «своих» и «чужих». «Без этого разграничения ни одно государство, ни один народ, ни одна нация не смогли бы сохранить своего собственного лица, не смогли бы иметь своего собственного пути, своей собственной истории» [6]. Национальная идентичность — это «субъективные чувства и оценки любой человеческой популяции, обладающей общим (историческим) опытом и одной или несколькими одинаковыми для всех ее членов культурными характеристиками, как правило, обычаями, языком и религией» [2, с. 16].

Таким образом можно отметить, что национальная идентичность подразумевает осознание особенностей своей нации и демонстрацию принадлежности к ней. При этом необходима поддержка большинства членов группы, поскольку, как отмечалось, идентификация происходит исключительно в сопоставлении себя с другими. Без этого возможен процесс самоназвания, но не идентификации. Процесс сравнивания осуществляется только при появлении Другого, он является неизбежным, важным и необходимым для самоопределения. «В данной связи межнациональные «разногласия» являются не только нормой, но и дают возможность самоопределения и самовыражения как нации в целом, так и отдельного субъекта в частности» [2, с. 62].

Формирование собственного мира осуществляется через Чужое. Личная идентичность всегда является не только знанием о собственной самотождественности (я есть я), но и знанием о том, что объединяет или отделяет меня (мое я) от других. Иными словами, ответить на вопрос «кто я?» невозможно без того, чтобы не ответить прежде на вопрос «кто мы?» По мнению культуролога Яна Ассмана, идентификация или «интенсификация» себя до мы-идентичности возможна исключительно через соприкосновение с иными формами и сообществами [1]. Каждая общность рассматривает способ своего существования как единственно возможный, поэтому только рефлексия приводит к возникновению мы-идентичности. Только соприкосновение с иным толкает на самоидентификацию и приводит к возникновению тождества группы самой себе в отличие от других групп [11].

Таким образом, коллективная/групповая идентичность — это «познавательная, моральная и эмоциональная связь с обществом, практикой или институтом. Восприятие общего статуса отношений может в большей степени являться частью воображения, кроме того, коллективная идентичность отличается от персональной или может быть ее частью. Коллективная идентичность может быть изначально создана окружением, которое может навя-

зать ее извне, однако результат будет зависеть от того, на кого это давление направлено. Коллективные идентичности выражаются в культурных материалах — именах, нарративах, символах, речевых стилях, ритуалах, одежде. Коллективные идентичности переносят свое восприятие на остальных членов группы: «an individual’s cognitive, moral, and emotional connection with a broader community, category, practice, or institution. It is a perception of a shared status or relation, which may be imagined rather than experienced directly, and it is distinct from personal identities, although it may form part of a personal identity. Collective identities are expressed in cultural materials — names, narratives, symbols, verbal styles, rituals, clothing. Collective identity carries with it positive feelings for other members of the group» [21, с. 285].

Подводя итог, можно отметить, что под коллективной идентичностью понимается устойчивая система «воображаемых» представлений, возникающих вследствие интеракций в границах различных культурных общностей.

Становление и формирование идентичности невозможно без языка, межличностного взаимодействия в определенном культурном сообществе.

В. фон Гумбольдт еще в начале XIX в. высказывал мысль о том, что мышление человека до определенной степени зависит от конкретного языка, на котором он говорит, и от среды (культуры), в которой человек находится

[3].

Проблема соотношения между языком, мышлением и культурой, от которого зависит выражаемая языком картина мира, подробно освещена в концепции «языковой детерминированности или лингвистической относительности» Э. Сепира и Б. Уорфа, у которой есть как последователи, так и критики, не приемлющие ее. Согласно данной концепции, которая представляется вполне рациональной, реальный мир в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той же социальной действительности. Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества [10].

Овладевая языком и, в частности, значением слов, носитель языка начинает видеть мир под углом зрения, подсказанным его родным языком, то есть язык способен и формирует его когницию и участвует тем самым в становлении его идентичности.

Таким образом, идентификация, в процессе которой проходит конструирование границ идентичности, зависит от многих факторов. Становление «моего» происходит всегда на границе с «другим» и принципиально не завершено. Соотнесенность с чем-то иным, существующим самим по себе, и востребованность этим иным являются необходимым моментом понимания сущности данного феномена.

Литература

1. Ассман Я. Культурная память: письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / пер. с нем. М. М. Сокольской. М.: Языки славянской культуры, 2004. 363 с.

2. Грани идентичности : коллективная монография / А. А. Бучек [и др.]; под общ. ред. Е. А. Кормочи. Петропавловск-Камчатский: Изд-во КамГУ, 2014. 187 с.

3. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию: пер. с нем. / под общ. ред. Г. В. Рамишвили. М.: Прогресс, 2000. 400 с.

4. Гусев А. С. Формирование политической идентичности в современной России (на примере Санкт-Петербурга и Амурской области): дис. … канд. полит. наук. СПб., 2014. 328 с.

5. Джеймс У. Личность // Психология личности : тексты / под ред. Ю. Б. Гип-пенрейтера, А. А. Пузырея. М.: Изд-во МГУ, 1982. 288 с.

6. Дугин А. Г. Карл Шмит: 5 уроков для России [Электронный ресурс]. URL: http://read.virmk.ru/d/Dugin_Shmitt.htm (дата обращения: 25.02.2017).

7. Кон И. С. В поисках себя: личность и ее самосознание. М.: Политиздат, 1984. 335 с.

8. Мид Д. Интернализованные другие и самость // Американская социологическая мысль / сост. Е. И. Кравченко. М.: Изд-во МГУ, 1994. 496 с.

9. Рикер П. Я-сам как другой / пер. с фр. Б. М. Скуратова. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 2008. 416 с.

10. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. М.: Прогресс, 1993. 656 с.

11. Социокультурная идентичность: опыт философского рассмотрения / А. А. Сауткин. Мурманск, 2015. 139 с.

12. Ставропольский Ю. В. Модели этнокультурной идентичности в современной американской психологии // Вопросы психологии. 2003. № 6. С. 112-118.

13. Тульчинский Г. Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности. СПб.: Алетейя, 2002. 667 с.

14. Российская социологическая энциклопедия / под общ. ред. Г. В. Осипова. М.: НОРМА; ИНФРА-М, 1999. 672 с.

15. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 1996. 344 с.

16. Юнг К. Г. Психология бессознательного: пер. с англ. М.: Когито-Центр, 2010. 352 с.

17. Ядов В. А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования идентичности личности // Психология самосознания. Самара: БАХРАХ-М, 2000. С. 589-601.

18. Япринцева К. Л. Феномен культурной идентичности в пространстве культуры: дис. … канд. культурологии. Челябинск, 2006. 139 с.

19. Anderson B. Imagined Communities Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Verso, 1996. 224 p.

20. Hogg M. A., Reid S. A. Social Identity, Self-Categorization, and the Communication of Group Norms // Communication Theory. 2006. No. 16. P. 7-30.

21. Poletta F., Jasper J. Collective Identity and Social Movements // Annual Review of Sociology. 2001. № 27. P. 285.

22. Robertson R. Glocalization: time-space and homogeneity-heterogeneity // Eds. M. Featherstone et al. Global Modernities. London: Sage, 1995. P. 25-44.

TOWARDS THE CONCEPT OF PERSONAL IDENTITY

Darya S. Galchuk

Research Assistant,

Herzen Russian State Pedagogical University 275 Ligovsky Prospect, St Petersburg 192007, Russia E-mail: [email protected]

Nowadays we observe a growing interest in the problem of identity construction, associated first of all with the dominance of the anthropocentric approach. Identity is developing throughout the life of a person and depends on many factors. This concept has long been studied in various fields of sciences, which made it possible to determine its complexity and multidimensionality. However, at the present time there is no universal definition that satisfies all the requirements of science. The article gives an overview of already existing definitions of identity and presents a comparative analysis of approaches to understanding the essence of «identity» through the prism of interdisciplinarity.

In the article we made an attempt to generalize the existing definitions of identity and vision of this phenomenon as a continuous process of self-identification and formation of identity. Study of approaches and interpretations helps to systematize knowledge and provide an opportunity for better understanding of the mechanisms of personality becoming, which is particularly important in the era of globalization and strong focus on individuality.

Keywords: identity; national identity; social identity; ethnocultural identity; collective identity; linguistic identity; glocalization; linguistic persona; self; individuality.

ИДЕНТИЧНОСТЬ • Большая российская энциклопедия

• В книжной версии

  Том 10. Москва, 2008, стр. 695-696

• Скопировать библиографическую ссылку:

  ---

Авторы: Д. А. Леонтьев, О. О. Савельева

ИДЕНТИ́ЧНОСТЬ (от ср.-век. лат. identi­cus – тож­де­ст­вен­ный, оди­на­ко­вый), тож­де­ст­вен­ность, оди­на­ко­вость, сов­па­де­ние че­го-ни­будь с чем-ни­будь; в со­ци­аль­но-гу­ма­ни­тар­ном зна­нии – осоз­на­ние че­ло­ве­ком са­мо­го се­бя че­рез на­бор ус­той­чивых ха­рак­те­ри­стик, от­вет на во­прос «Кто я?». И. вклю­ча­ет в се­бя пе­ре­жи­ва­ние че­ло­ве­ком сво­ей при­над­леж­но­сти к тем или иным груп­пам со­ци­аль­ным (со­ци­аль­ная И.), фор­ми­рую­щее­ся в ре­зуль­та­те иден­ти­фи­ка­ции с ни­ми в про­цес­се со­циа­ли­за­ции, а так­же пред­став­ле­ния об от­ли­чи­ях от др. ин­ди­ви­дов и групп, мо­де­лях по­ве­де­ния, цен­но­ст­ных ори­ен­ти­рах и т. п. И. яв­ля­ет­ся од­ним из центр. ас­пек­тов лич­но­ст­но­го са­мо­оп­ре­де­ле­ния и са­мо­соз­на­ния че­ло­ве­ка, по­мо­гая ему ос­та­вать­ся са­мим со­бой в ме­няю­щих­ся си­туа­ци­ях и дос­тав­ляя кри­те­рии для оцен­ки ок­ру­жаю­ще­го ми­ра и са­мо­оцен­ки.

Не­сфор­ми­ро­ван­ность И., её рас­со­гла­со­ва­ние с опы­том ин­ди­ви­да или с пред­став­ле­ния­ми и ожи­да­ния­ми ок­ру­жаю­щих лю­дей слу­жат при­чи­ной на­ру­ше­ний со­ци­аль­ной адап­та­ции и здо­ро­вья пси­хо­ло­ги­че­ско­го. В слу­чае кри­зи­са И., её ут­ра­ты или ос­лаб­ле­ния че­ло­век стре­мит­ся най­ти но­вую И. При­чи­ной мас­со­во­го кри­зи­са И. яв­ля­ют­ся мас­штаб­ные со­ци­аль­ные транс­фор­ма­ции, ко­гда мно­же­ст­во лю­дей вы­ну­ж­де­ны за­но­во от­ве­чать на во­прос «Кто я та­кой?»; след­ст­ви­ем ут­ра­ты И. мо­гут стать от­чу­ж­де­ние, ано­мия, де­пер­со­на­ли­за­ция, мар­ги­на­ли­за­ция, ро­ле­вой кон­фликт, от­кло­няю­щее­ся по­ве­де­ние и др. Вме­сте с тем кри­зис И. мо­жет иметь и по­зи­тив­ные след­ст­вия – ов­ла­де­ние но­вы­ми на­вы­ка­ми, со­ци­аль­ны­ми ро­ля­ми и прак­ти­ка­ми и т. п. Раз­ру­ше­ние И. у кри­ти­че­ски зна­чи­мой час­ти чле­нов груп­пы при­во­дит к пре­кра­ще­нию су­ще­ст­во­ва­ния со­об­ще­ст­ва.

Од­ним из важ­ней­ших ти­пов И. в совр. ми­ре яв­ля­ет­ся гра­ж­дан­ская И., ос­но­ван­ная на при­над­леж­но­сти ин­ди­ви­да к го­су­дар­ст­ву (стра­не) и оп­ре­де­ляю­щая его ин­те­гра­цию на мак­ро­уров­не. На­ря­ду с гра­ж­дан­ской И. су­ще­ст­ву­ют ло­каль­ная и ре­гио­наль­ная И. (се­мья, дру­зья, со­се­ди). Со­хра­ня­ют своё зна­че­ние эт­нич. И. (эт­нич­ность), кон­фес­сио­наль­ная и др. Раз­ные фор­мы И. час­то всту­па­ют в слож­ные взаи­мо­дей­ст­вия ме­ж­ду со­бой. Со­ци­аль­ная И. не­ред­ко при­ни­ма­ет ха­рак­тер про­ти­во­по­с­тав­ле­ния «на­ших» (об­раз ко­то­рых иде­а­ли­зи­ру­ет­ся) и «не на­ших» (пред­став­ле­ния о ко­то­рых кон­ст­руи­ру­ют­ся по схе­ме «об­раза вра­га»). Важ­ным ас­пек­том И. яв­ля­ет­ся ген­дер­ная И. – осоз­на­ние сво­ей при­над­леж­но­сти к муж­чи­нам или жен­щи­нам, ото­жде­ст­в­ле­ние с куль­тур­ны­ми об­раз­ца­ми мас­ку­лин­но­сти и фе­мин­но­сти (см. Ген­дер).

Про­бле­мы И. обо­ст­ри­лись в Но­вое вре­мя в свя­зи с раз­ру­ше­ни­ем тра­диц. об­ще­ст­ва и со­слов­ной сис­те­мы. Ра­ди­каль­ные со­ци­аль­ные из­ме­не­ния в 20 в. уси­ли­ли чув­ст­во раз­ры­ва с ус­то­яв­ши­ми­ся при­выч­ны­ми нор­ма­ми и пред­став­ле­ния­ми. Бур­ный рост ис­сле­до­ва­ний про­блем И. с сер. 20 в. в со­цио­ло­гии и со­ци­аль­ной пси­хо­ло­гии был обу­слов­лен мно­го­числ. кон­флик­та­ми куль­тур­ной, ре­ли­ги­оз­ной, эт­ни­че­ской, на­цио­наль­ной И. раз­ных со­ци­аль­ных групп, свя­зан­ны­ми с рез­ким воз­рас­та­ни­ем со­ци­аль­ной мо­биль­но­сти и взаи­мо­дей­ст­вия ра­нее срав­ни­тель­но ред­ко со­при­ка­сав­ших­ся ме­ж­ду со­бой групп, а так­же с ус­ко­рив­шей­ся диф­фе­рен­циа­ци­ей со­ци­аль­ных общ­но­стей и стрем­ле­ни­ем к ав­то­но­мии ма­лых групп. В со­цио­ло­гич. кон­тек­сте по­ня­тие И. бы­ло впер­вые ис­поль­зо­ва­но Д. Рис­ме­ном («Оди­но­кая тол­па», 1950). В сим­во­лич. ин­те­рак­цио­низ­ме (Ч. Х. Ку­ли, Дж. Г. Мид, амер. со­цио­лог Э. Гофф­ман) И. рас­смат­ри­ва­ет­ся как ре­зуль­тат срав­не­ния се­бя с дру­ги­ми в про­цес­се со­ци­аль­ной ком­му­ни­ка­ции. В струк­тур­ном функ­цио­на­лиз­ме (Т. Пар­сонс) И. со­от­но­сит­ся пре­ж­де все­го с разл. ро­ля­ми со­ци­аль­ны­ми. Рос. со­цио­лог В. А. Лу­ков раз­ви­ва­ет се­мио­тич. кон­цеп­цию И., ото­ж­де­ст­в­ляя её со смыс­ла­ми и зна­ка­ми разл. куль­тур­ных те­зау­ру­сов. Осо­бую ак­ту­аль­ность ис­сле­до­ва­ние И. при­об­ре­ло в свя­зи с гло­ба­ли­за­ци­ей, по­ста­вив­шей, в ча­ст­но­сти, во­про­сы со­от­но­ше­ния И. и муль­ти­куль­ту­ра­лиз­ма, И. и то­ле­рант­но­сти.

В пси­хо­ло­гич. ис­сле­до­ва­ни­ях в цен­т­ре вни­ма­ния ока­зы­ва­ют­ся ин­ди­ви­ду­аль­ные ме­ха­низ­мы фор­ми­ро­ва­ния и из­ме­не­ния И. Э. Эрик­сон опи­сал об­ре­те­ние И. как клю­че­вую ста­дию фор­ми­ро­ва­ния лич­но­сти, от­но­ся­щую­ся к под­ро­ст­ко­во­му и юно­ше­ско­му воз­рас­ту. Амер. пси­хо­лог Дж. Мар­сиа вы­де­лил че­ты­ре воз­мож­ных ти­па И.: «реа­ли­зо­ван­ная И.» – фор­ми­ро­ва­ние са­мо­сто­ят. пред­став­ле­ний о се­бе как итог ак­тив­но­го по­ис­ка; «мо­ра­то­рий И.» – вре­мен­ный уход от ре­ше­ния про­бле­мы И. на фо­не про­дол­жаю­ще­го­ся по­ис­ка; «диф­фуз­ная И.» – без­раз­ли­чие к про­бле­ме вы­бо­ра оп­ре­де­лён­ных мо­делей по­ве­де­ния; «пред­ре­шён­ная И.», обу­слов­лен­ная вос­при­ня­ты­ми ро­ди­тель­ски­ми ожи­да­ния­ми и сте­рео­ти­па­ми, а не са­мо­сто­ят. по­ис­ком и вы­бо­ром. Про­бле­ма И. в той или иной фор­ме при­сут­ст­ву­ет во всех осн. жиз­нен­ных кол­ли­зи­ях, по­сколь­ку лю­бой жиз­нен­ный вы­бор есть вы­бор од­но­го из ва­ри­ан­тов се­бя (С. Кьер­ке­гор). Э. Фромм обо­зна­чил два аль­тер­на­тив­ных ре­ше­ния про­бле­мы И.: че­рез ин­ди­ви­ду­аль­ное са­мо­оп­ре­де­ле­ние (бо­лее труд­ное и ред­кое) и че­рез при­над­леж­ность к со­ци­аль­ной груп­пе (бо­лее про­стое и рас­про­стра­нён­ное). Лич­но­ст­ная И., не сов­па­даю­щая с ожи­да­ни­я­ми и с И. ок­ру­жаю­щих, слу­жит ис­точ­ни­ком кон­флик­тов, од­на­ко оп­ре­де­ле­ние се­бя че­рез груп­по­вую при­над­леж­ность так­же про­бле­ма­тич­но в си­лу од­но­вре­мен­ной при­над­леж­но­сти ин­ди­ви­да к разл. груп­пам (про­фес­сио­наль­ной, по­ло­воз­ра­ст­ной, эт­нич., кон­фес­сио­наль­ной, со­сед­ской, до­су­го­вой и др.), цен­но­сти и ожи­да­ния ко­то­рых мо­гут не сов­па­дать и по­ро­ж­дать кон­флик­ты. Лич­но­ст­ное са­мо­оп­ре­де­ле­ние слу­жит пред­ме­том рас­смот­ре­ния в эк­зи­стен­ци­аль­ной пси­хо­ло­гии, под­чёр­ки­ваю­щей роль соз­на­ния в ос­мыс­ле­нии ин­ди­ви­ду­аль­но­го опы­та (Дж. Бюд­жен­тал и др.), и в нар­ра­тив­ной пси­хо­ло­гии, вы­во­дя­щей И. из кон­крет­ной ис­то­рии лич­но­сти. Ха­рак­тер­ные для 20 в. бы­ст­ро­ме­няю­щие­ся ус­ло­вия жиз­ни, ус­ко­рен­ное тех­но­ло­гич. и со­ци­аль­ное об­нов­ле­ние пре­вра­ти­ли не­ус­той­чи­вость и пла­стич­ность И. в за­ко­но­мер­ное и ес­теств. яв­ле­ние; всё боль­шее рас­про­стра­не­ние по­лу­ча­ет идея фраг­мен­тар­но­сти и мно­же­ст­вен­но­сти иден­тич­но­сти.

Идентичность человека (понятие, виды, примеры, проблемы)

Идентичность как понятие – это соприкосновение проблематики ряда современных наук (от философии до социологии, от психологии до культурологии и т.д.).

В целом эта категория используется в описании индивидуальной или групповой целостности и соответствия. (Идентичность как характеристика может применяться как к личности, так и группе).

Проблема идентичности в разных ее проявлениях (социальной, культурной, национальной, этнической и т.д.) возникает в поле зрения науки с начала 20 века, т.е. с наступлением современного периода истории.

Важной категориальной сущностью идентичности является то, что она не определяется как некое «свойство», которое изначально характерно личности или группе. Напротив, идентичность понимается как отношение и процесс, которым свойственно:

• формирование,
• трансформация,
• закрепление
• переопределение (изменение).

Такой процесс можно назвать идентификацией, а его результат, соответственно – формированием идентичности как определенной социальной конструкции.

Процесс идентификации неизменно включает в себя:

• коммуникацию и взаимодействие людей или групп,
• также обработку и усвоение ими социального опыта, появившегося в таком процессе коммуницирования.

Что такое идентификация человека?

Каждый индивид стремится к определенной упорядоченности в своей жизни. Это относится как к его личной, так и к общественной жизнедеятельности. Присутствуя в малой группе или существуя большем сообществе (стране, народе) человек пробует принять и усвоить имеющиеся там культурные, социальные и прочие нормы и ценности. Это необходимо как для его выживания, так и для социализации.

Идентичность человека (соответствие, тождественность выбранной группе):

• обеспечивает устойчивость индивида в данной группе и его личную стабильность
• базируется на приятии национальной, культурной, этнической, социальной самотождественности.

Идентичностью называют устойчивую мировоззренческую конструкцию, которая:

• возникает в процессе социализации человека
• является результатом социокультурной коммуникации
• становится потенциалом интерпретации и применения социальных и культурных знаний.

Идентичность в таком понимании обеспечивает стабильное позиционирование личности в указанной социальной группе или сообществе и возможность продуктивного обращения с существующими нормами, социальным знанием и ценностями.

Виды и типы идентичности, подходы в ее исследовании

Акцент на необходимости внутреннего приятия долженствующих норм и ценностей — не случаен. В противном случае усвоение исключительно внешних свойств, ролей и признаков того или иного референтного сообщества будет означать приобретение человеком воображаемой идентичности.

Таким образом, идентичность может быть:

• Подлинной
• Мнимой

Современный мир, в отличие от традиционного и совсем недавнего – индустриального,  предоставляет человеку широкий спектр возможностей для идентификации. Групп, сообществ, а также иных социальных образований (включая мобильные и сетевые) существует в изобилии.  От более крупных (профессиональных, религиозных или политических) до менее масштабных (субкультурных или маргинальных). Тем не менее, в качестве основных видов для описания проблем идентификации современного человека используются три основные ее поля:

• Культурное
• Этническое
• Национальное

Следует отметить, что современная наука не выработала пока критериев строго их разграничения, а в научном дискурсе присутствуют несколько подходов к решению проблемы:

1. Мультикультурный (применяется, в основном, в отношении культурной идентификации)

Здесь предполагается, что существующее культурное многообразие автоматически обеспечивает множественность выбора идентичностей. Следовательно, человек как сам определяет набор своих самотождеств, так и самостоятельно выстраивает их иерархическую ценность.

2. Биполярный (для социального отождествления)

Для исследователей данного подхода очевидно, что идентичность человека складывается из суммы всех его «тождеств». В таком случае отсутствуют даже отграничения социальной и культурной идентичности. Базой для такого подхода является «биполярная» модель, когда провозглашает существования только 2-х видов идентификации вообще:

• Соотнесение представителя с собственной группой
• Соотнесения представителя меньшинства с доминантной группой

В рамках это модели идентификация человека возможна только с одной из групп и исключает одновременное соотношение с двумя из них.

3. Многоуровневый (в национальной идентификации)

При этом подходе существование разных видов идентификации отрицается вообще и признается наличие лишь одной – национальной. Определение же этой идентификации объявляется многоэтапным или многоуровневым. 

Подробнее о формах – национальной, культурной и этнической – идентичности читай тут.

Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость — поделитесь

Идентичность как предмет психологического исследования

Проблема идентичности, которая имеет давние традиции изучения в различных областях гуманитарного знания, в настоящее время всё чаще и чаще становится предметом исследования в психологии профессиональной деятельности[3, с.3].

Необходимость формирования идентичности на личностном и профессиональном уровне обусловлена серьёзными внутриполитическими и социально-экономическими изменениями.

В связи с кризисными явлениями в определении идентичности на разных уровнях (национальном, социальном, профессиональном) ощущается потребность в воспитании у молодого поколения патриотических чувств, активной жизненной позиции. Развитие рыночных отношений, технологизация и информатизация производства требует от выпускника системы среднего профессионального образования адаптивности, мобильности, творчества в решении профессиональных задач. Всё это определяет потребность в человеке – «реализовавшейся личности», фундаментальным основанием которой будет стремление к личностному росту и самосовершенствованию[2, с.3].

В отечественной психологии представления об идентичности традиционно развивались в рамках исследования самосознания, самоотношения, кроме того, идентичность рассматривалась как один из аспектов проблемы «Я»[3, с.9].

Проблема идентичности проявляется в рамках глобальной проблематики существования самого рода человеческого как в плане реализации жизненной сущности человека, так и в плане профессиональной подготовки и профессионализации личности[1, с.3].

Проблематикой природы идентичности занимались такие психологи как Л.Б.Шнейдер, Д.В.Колесов, который соотнёс представление об идентичности в логике и психологии. По его мнению, в логике идентичность – это вывод об отсутствии различий: одинаковость, неотличимость, полное совпадение черт сравниваемых объектов, процессов, явлений окружающего мира. В психологии идентичность – это переживание индивидом своего единства с каким-либо индивидом или их группой или своей приверженности к чему-либо, идее, принципу, «делу».

В логике идентичность – это действительно одинаковость объектов. В психологии идентичность – это особая форма отношений. Поэтому, говоря об идентичности, мы всегда имеем в виду, что одной из её сторон является индивид, а другой – другие существа или какие-либо иные объекты, процессы, явления. Но тогда возникает вполне правомерный вопрос: как возможна идентичность, если одинаковых (не различающихся) индивидов нет по определению? Само понятие «индивид» как раз означает «отличающийся от любого другого». И психологи справедливо декларируют «неповторимость» каждого человеческого существа.

Таким образом, идентичность в логике – это следствие отсутствия различий между сравниваемыми объектами, идентичность же в психологии имеет место, несмотря на различия, вопреки им [2, с.12].

Проблема становления идентичности в процессе личностного и профессионального развития и её влияние на качество жизни человека имеет междисциплинарный характер и рассматривается в нескольких аспектах.

В психологии понятие «личностная идентичность» связано с проблемой свободы выбора и самовыражения (И.А.Антонова, А.Б.Орлов, К.Хорни) и проблемой формирования «Я – концепции» личности (И.С.Кон, В.В.Столин, З.Фрейд, Э.Эриксон). Идентифицирование как базовый процесс и механизм самопознания освещён в трудах Е.З.Басиной, Р.Л.Кричевского, В.Г.Маралова, В.А.Петровского, В.С.Мухиной[2, с.3].

Современная психология основывается на развитии личности в системе процессов самопостроения, на стремлении индивида определиться в самопринадлежности, соотнести свой внутренний мир с внешней реальностью в ситуации усложнения, умножающегося экономического, политического, информационного и социально-психологического многообразия.

Идентичность – это сложный феномен, сложная психическая реальность, включающая различные уровни сознания, индивидуальные и коллективные, онтогенетические и социогенетические основания.

Человек становится вполне человеком, когда осознаёт свою идентичность. Мы знаем, кто мы, осознаём свою идентичность в мире людей, профессий, наций.

Если истолковывать понятие «идентичность» как явление уникальной природы, самобытности человека, продуцированное ментальной рефлексией по поводу истории человека, становления личности, то его истоки обнаруживаются в различных трудах по философии, истории, антропологии, этнографии, культурологии.

Сыграв важную роль в создании общей для социальных наук точки зрения на идентичность как результат внутренней самореализации и внешнего контекста бытия, эти идеи оказали влияние на исследование личностной и социальной идентичности как зарубежными, так и отечественными психологами[5, с.5].

Идентичность употребляется как познание чего-либо, кого-либо или как отождествление с кем-либо, чем-либо. В первом случае понимается процесс сопоставления, сличения одного объекта с другим на основании какого-либо признака или свойства. Во втором значении идентификация означает эмоционально-когнитивный процесс отождествления субъектом себя с другим субъектом, группой, образцом.

Идентичность рассматривается и как осознание своего тождества с другими и самим собой, и как чувство, и как сумма знаний о себе, и как поведенческое единство. Она выступает как сложный интегративный феномен.

Теоретическая и эмпирическая разработка проблемы идентичности началась сравнительно недавно, в 60-70 годы XX столетия, хотя само понятие идентичности имеет довольно длительную историю и использовалось многими теориями.

Идентичность можно рассматривать также как элемент единства и многообразия защитной функции «Я», собственно динамики.

Следует отметить, что в зарубежной психологии решение проблемы идентичности ведётся в рамках понятий «Я-концепция», «Образ-Я» [1, с.9]. Так Р.Бернс рассматривает Я-концепцию как систему установок, направленных на себя, которые включают следующие составляющие: когнитивную, оценочную и поведенческую. А.Ватерман выделяет ценностные компоненты идентичности: цели, ценности, убеждения[4, с.9].

Понятие личностной идентичности также активно разрабатывается в современной зарубежной психологии. Особенно широко представлены две линии теоретической интерпретации и эмпирического исследования личностной идентичности. Первую можно отнести к современному психоаналитическому направлению, так как авторы, работающие в данной парадигме, опираются на теорию идентичности Э.Эриксона. Вторая линия исследований опирается на «концепцию – Я» Дж.Мида и объединяет представителей интеракционистского и когнитивного подходов.

Подробный анализ исследований, сделанных зарубежными психологами, приведён в работах Н.А.Антоновой и Н.И.Ивановой.

Общей для социальных наук является точка зрения, опирающаяся на теорию Э.Эриксона, чьи работы можно считать классическими в области проблемы идентичности. Традиционно появление термина «идентичность» в психологии связывают с именем Э.Эриксона, который определил личностную идентичность как внутреннюю непрерывность и самоотождествлённость личности, которая развивается на всех этапах жизненного пути человека[2, с.16].

В связи с этим личностная идентичность рассматривается как совокупность персональных качеств и характеристик индивида, обеспечивающая целостность и тождественность личности, её позитивное самопринятие.

Термин «профессиональная идентичность» употребляется сравнительно недавно в связи с проблемой профессионального самосознания, что нашло отражение в трудах М.Р. Битяновой, Е.Г. Ефремова, Е.А. Климова, А.К. Марковой, Л.М. Митиной[2, с.9].

По мнению многих психологов, формирование профессиональной идентичности происходит в процессе профессионализации. Е.П.Ермолаева подчёркивает, что профессиональная идентичность – продукт длительного личностного и профессионального развития, который появляется на достаточно высоких уровнях овладения профессией[4, с.10].

Выступая в роли системообразующего свойства личности, профессиональная идентичность обеспечивает высокий уровень самопринятия себя как профессионала, быструю адаптацию к новым условиям деятельности. Сформированная профессиональная идентичность выступает в качестве внутреннего источника профессионального развития и личностного роста субъекта[3, с.3].

Профессиональная идентичность – психологическая категория, которая относится к осознанию своей принадлежности к определённой профессии и определённому профессиональному сообществу. Ключевыми составляющими профидентичности выступают образовательно-профессиональная общность судьбы и профессиональная осведомлённость. Свою роль в становлении профидентичности играют определённые ожидания и предпочтения, некие идеальные образы выбранной профессии и себя в ней у каждого человека[5, с.113].

Таким образом, профессиональная идентичность понимается как психолого-педагогическая категория, обозначающая интегративную характеристику личности, обусловленная уровнем сформированности профессионального самосознания, выражающая устойчивое положительное отношение человека к себе как субъекту профессиональной деятельности, позволяющая самостоятельно осуществлять стратегию профессионального развития и включающая в себя профессиональную направленность, профессиональный «образ-Я», позитивный профессиональный идеал и «Я-концепцию»[1, с.7].

Профессиональное и личностное развитие неотделимы, поэтому в основе процесса становления профессиональной и личностной идентичности находятся фазы развития профессионала, дающие представление о целостном жизненном пути и о системных отношениях, характеризующих личность.

 

Литература:

1.    Гарбузова Г.В. Студенческое самоуправление как средство формирования профессиональной идентичности будущих специалистов// Автореф.дис….канд.псих.наук. Ярославль, 2009. – 22с.

2.    Скибо Т.Ю. Педагогические условия становления профессиональной и личностной идентичности студентов колледжа: дис…канд.псих.наук. Воронеж, 2004.

3.    Родыгина У.С. Психологические особенности развития профессиональной идентичности студентов — будущих психологов// Автореф.дис…канд.псих.наук. Курск, 2007. – 23с.

4.    Трандина Е.Е. Становление профессиональной идентичности у студентов юридического вуза// Автореф.дис….канд.псих.наук. Ярославль, 2006. – 23с.

5.    Шнейдер Л.Б. Профессиональная идентичность: теория, эксперимент.- М.: Издательство Московского психолого-социального института, 2004. – 600с.

Потеря личностной идентичности

Татьяна Ткачук: Личностная идентичность в понимании психологов — это некий набор черт или иных индивидуальных характеристик, который делает человека подобным самому себе и отличным от других. Но зачастую в жизни наступает момент, когда мы вдруг оказываемся не в состоянии ответить себе на вопрос: «А кто, собственно, я такой?» Мы вдруг теряем ощущение своих корней, связи с самим собой прежним, — и теряемся сами…

О потере личностной идентичности сегодня и пойдет разговор, и я представляю гостей студии: профессор Гуревич Павел Семенович, ректор Института психоанализа и социального управления, и Ирина Владимировна Егорова, доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии Российской Академии наук.

Павел Семенович, попрошу вас сказать несколько слов о том, что же такое эта самая «личная идентификация», о потере которой мы будем сегодня говорить в течение эфирного часа? Прошу.

Павел Гуревич

Павел Гуревич: Когда ребенок рождается, он с первых шагов своей жизни пытается составить какое-то представление о себе. И этот процесс продолжается всю жизнь. Нам на протяжении всей жизни приходится корректировать свой образ, пытаться понять, как к нам относятся другие люди. И вот это социальное окружение, конечно, помогает нам иногда исправить то, что мы думаем о себе. Если говорить о каком-то клиническом варианте, то мы часто видим людей, которые живут не в своем образе. Допустим, на прием к психоаналитику приходит тучная женщина, которая живет в образе Дюймовочки, и она такая вся изящная, как ей думается, — и здесь мы видим, что ее собственный внутренний образ самой себя нуждается в коррекции. Но если говорить о социальном уровне, то мы знаем по последней переписи, что когда были опубликованы результаты, оказалось, что у нас замужних женщин больше, чем на самом деле женского населения в России. Это означает, что если женщина находится в гражданском браке, то с ее точки зрения она — замужняя женщина.

Татьяна Ткачук: А мужчины свободны, как известно.

Павел Гуревич: А мужчина полагает, что он свободен.

Татьяна Ткачук: Да, это известный случай.

Павел Гуревич: Вот это и называется психологией идентичности. Собственно говоря, это одна из главных проблем, которая заботит не только социологов и психологов, но и каждого человека. Потому что на протяжении жизни человек переходит из одного возраста в другой: вот он маленький ребенок, вот он уже пошел в детский садик, в школу, стал подростком, девушка вышла замуж, она выполняет совсем другую социальную роль… И каждый раз ей приходится заново задавать себе вопрос: кто я? И еще один вопрос: так ли меня воспринимают окружающие? Это и называется личной идентичностью.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Павел Семенович. Один из тезисов ученых, изучающих потерю идентичности, сводится к тому, что нынешний человек словно надежно не чувствует себя самого. Он забывает или не знает, кто он. И происходит это потому, потому что вместо образа своего истинного «я» человек довольствуется отвлеченным, собирательным образом, скопированным с картинок и идей, которые, соответственно, преподносятся ему, преподаются как образцовые и желательные. Социологи говорят о том, что во времена жизни наших дедов люди над своим миром имели личный информационный контроль; а нынче информационная картина мира почти никак не связана с обычной повседневной жизнью, которую мы можем, фигурально выражаясь, пощупать собственными руками и оценить по собственному опыту.

Ирина Владимировна, на ваш взгляд, верно ли, что актуальность потери идентичности именно сегодня чрезвычайно высока? Разве раньше на нас меньше влияли чужие словесные идеи, рисуемые кем-то другим образы? Почему именно сейчас так остро стоит этот вопрос?

Ирина Егорова

Ирина Егорова: Я думаю, что, да, сегодня эта проблема стоит гораздо острее, чем раньше. И, если позволите, вначале я хотела бы немножко разграничить понятия идентичности и идентификации, потому что их очень часто путают. Когда мы говорим об идентификации, то мы имеем в виду некий защитный слой человеческой психики, с помощью которого человек уподобляет себя какому-то избранному образу, на который он хотел бы походить, например, он выбирает некого героя или образец для подражания и уподобляется этому герою. А вот идентичность — это результат этого процесса уподобления.

Татьяна Ткачук: То есть одно — процесс, другое — результат.

Ирина Егорова: Совершенно верно. И можно даже сказать, что формирование идентичности начинается там, где заканчивается идентификация. И вот, как правильно сказал Павел Семенович, в детстве в основном человек проходит стадии формирования идентичности, он все время ищет образцы для подражания, он подражает родителям, каким-то наставникам своим, более старшим товарищам и так далее. И в процессе взросления вот эти образы проходят некий естественный отбор. И тогда человек уже выбирает из этих образов что-то для себя личностно более приемлемое, и тогда мы можем говорить о становлении уже непосредственно его идентичности.

Татьяна Ткачук: Я сразу перебью, Ирина Владимировна: но ведь это же может меняться со временем — сначала один идеал, потом другой какой-то образ, к которому он стремится.

Ирина Егорова: Безусловно. И, на мой взгляд, именно в наше время смена этих образов, образцов для подражания происходит очень часто. И поэтому в наше время мы можем говорить о разных степенях идентификации именно, чем о формировании такой вот более устойчивой идентичности. Потому что раньше все-таки общество как бы предлагало нам более устойчивые образцы для подражания, которые базировались на каких-то более корневых основаниях, на мой взгляд.

Татьяна Ткачук: А можете объяснить на примере?

Ирина Егорова: Например, существовала некая государственная идея, и всем нам предлагалось чувствовать себя гражданами определенного государства. Существовало такое понятие — «советский гражданин». Волей-неволей мы все уподобляли себя с этим понятием советского гражданина. Существовали какие-то культурные ориентации, мы отождествляли себя с той культурой, в которой мы живем. То есть это были какие-то базовые основания, которые, надо сказать, прививались не только средствами массовой информации, как сейчас это происходит, но всей системой образования и воспитания в нашей стране. А сейчас таких вот базовых оснований практически нет, либо они со стороны общества мало поддерживаются. И те образцы, которые нам предлагают средства массовой информации, массовая культура вообще, они, к сожалению, очень быстро преходящие, и поэтому вот таких идентификаций очень много. На мой взгляд, это вообще проблема нынешних молодых людей.

Татьяна Ткачук: Ирина Владимировна, насколько я понимаю, то, о чем вы говорите, — я как гражданин Советского Союза в прежние времена, — это все-таки такая общественно-социальная грань личности.

Ирина Егорова: Безусловно.

Татьяна Ткачук: Среди этих граждан Советского Союза были мальчики и девочки, которые хотели походить на совершенно разных кино- или книжных героев, и так ли напрямую это затрагивает именно личностную, персональную идентификацию? Можно ли все сводить к стабильности в стране и к пропаганде одних идей, а теперь — к отсутствию пропаганды?

Ирина Егорова: Безусловно, все сводить к пропаганде не стоит. Хотя такому вот базовому воспитанию тоже следует придавать значение. А что касается более личностной идентификации, то, конечно, были и литературные герои, и образцы для подражания. Все мы проходили через нужные книжки, как у Высоцкого, мы все читали нужные книжки в детстве, если читали. И, естественно, мы уподобляли себя героям этих книг и хотели на них походить. И были какие-то положительные образцы. Сейчас, мне кажется, поскольку мы живем как бы в обществе гораздо большей свободы, в том числе и свободы информации, и никто уже не регламентирует, какие нам нужно читать книжки, какие нужно смотреть фильмы. То есть этих героев нам не предлагают уже так активно, мы выбираем их сами, и поэтому у нас большая свобода выбора, но от этого и сложнее формирование идентичности, я так думаю.

Татьяна Ткачук: Спасибо. И мне хочется перевести разговор на более конкретный уровень, начать приводить некие примеры, ситуации, в которых люди теряют то самое ощущение собственной идентичности. Считается, что зачастую это происходит в момент выхода человека на пенсию. Психологи, изучавшие людей, выходящих на пенсию, выделяют два типа людей: один тип — так называемый благополучный — те, для кого уход этот проходит безболезненно или относительно безболезненно; и те, кто начинает вдруг пассивно относиться к жизни, отворачивается от окружающего мира, у кого резко сужается круг интересов и возникает чувство ненужности. Павел Семенович, на ваш взгляд, во втором случае речь идет просто о людях слабых и безвольных, или какие-то другие свойства натуры помогают одним избежать кризиса потери идентичности в этой ситуации, а других просто напрямую толкают к нему в момент выхода на пенсию?

Павел Гуревич: Я, во-первых, попробовал бы не связывать кризис идентичности только с пенсионным возрастом, потому что это проблема, которая может сегодня взволновать наших радиослушателей любого возраста.

Татьяна Ткачук: А мы о других ситуациях тоже поговорим.

Павел Гуревич: Если речь идет о пенсионерах, то прежде всего человек покидает то лоно, ту ячейку общественную, в которой он привык жить. Он становится человеком невостребованным. Это в нашей культуре. Если мы возьмем культуру, допустим, грузинскую, то мы увидим, что там человек, вышедший на пенсию, продолжает пользоваться почетом, он является своеобразным лидером мнения. И не в этом ли секрет долгожительства тех народов, где есть пиетет перед старыми людьми?

Татьяна Ткачук: То есть, востребованность остается высокой.

Павел Гуревич: Конечно. Но в нашем обществе, конечно, уход на пенсию — это обвальная ситуация. Я помню замечательный фильм Швейцера, когда актер Ульянов, играющий крупного чиновника, вдруг остается уволенным или, по крайней мере, в ожидании нового назначения, то обрушивается абсолютно все: и отношения с людьми, которые были налажены, и статус его социальный. Поэтому, конечно, каждый человек должен готовить себя к тому времени, когда ему придется покинуть службу. В наше время это часто происходит неожиданно, потому что закрываются целые участки работы, профессии. И, разумеется, нельзя говорить о том, что каждый пенсионер одинаково болезненно переживает кризис идентичности, потому что мы знаем множество примеров, когда люди легко адаптируются к жизни вне работы.

Татьяна Ткачук: И даже радуются тому, что уже больше не надо вставать и идти.

Павел Гуревич: Да. Ну, естественно, есть разница между пенсионером немецким… Вот немецкий профессор уходит на пенсию в 65 лет, и за ним сохраняется заработная плата та, которую он получал. Поэтому многие немецкие профессора мечтают о том, как бы скорее достичь этой возрастной линии и…

Татьяна Ткачук: … начать путешествовать по миру с удовольствием.

Павел Гуревич: … начать путешествовать по миру.

Татьяна Ткачук: Павел Семенович, я вынуждена вас немножко прервать, у нас звонки на линии, мы их примем и продолжим разговор. Андрей из Москвы дозвонился. Здравствуйте, Андрей.

Слушатель: Здравствуйте. У меня такой вопрос, частично касающийся темы самоидентификации, и терминологический вопрос. Существует церковный брак, существует гражданский брак, и существует, к сожалению, появившееся в русской культуре понятие «сожитель». Церковный брак — это обет перед Господом. Гражданский брак предоставляет гражданские права наследования и так далее, и тому подобное. Почему люди, которые не ходили в ЗАГС, называют свое состояние, а они могут очень любить друг друга, гражданским браком? Может быть, я чего-то не понимаю. Спасибо.

Татьяна Ткачук: Андрей, на самом деле я думаю, что это просто речевая ошибка, то есть так традиционно было принято считать, что брак, который зарегистрирован органами ЗАГСа, — это официальный брак, а когда нет регистрации, то это гражданский брак. Уже в последнее время — я слежу — во многих передачах поправляют, правильное значение придают этим словам. И я передаю микрофон Ирине Егоровой, прошу.

Ирина Егорова: Вы знаете, я хотела бы здесь еще заметить, что вы сказали о церковном браке, о гражданском и о так называемом сожительстве. Вообще с точки зрения церкви, насколько мне известно, даже простой гражданский брак, зарегистрированный в ЗАГСе, но не освещенный церковным таинством, тоже считается сожительством, поэтому это с какой точки зрения на это посмотреть. С точки зрения закона, да, безусловно, гражданский брак со всеми правами наследования супругов и детей приемлем для общества, но для церкви он тоже неприемлем, это такое же сожительство.

Татьяна Ткачук: Так же как государство не признает брак, который освящен церковью, но не зафиксирован самим государством.

Ирина Егорова: Конечно.

Татьяна Ткачук: Спасибо вам за ответ. Еще звонок примем. Москва, Владимир Александрович, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Я хотел заметить, что сегодня как раз вся массовая культура является как инструментом поддержания буржуазных представлений человека о смысле жизни, о предназначении в мире, о путях гуманизации социального бытия, так и средством его социализации, можно сказать, воспитания и включения в социально-экономические и политические, в том числе, института государства монополистического капитализма. У нас это носит форму временного оживления пережитков прошлого, вызванного характерными для социализма принципами социально-экономического правления. Вот, собственно, и все.

Татьяна Ткачук: Спасибо вам за звонок. Павел Семенович, прошу, ваш комментарий.

Павел Гуревич: Правильно, когда человек пытается создать внутренний устойчивый образ самого себя, он, прежде всего, обращается к близкому кругу: к семье, к родственникам. Но этот круг узок, и поэтому он обращается к массовой культуре. Здесь мы сталкиваемся с еще одним понятием, которое звучит так: персонификация. То есть, с конвейера массовой культуры сходит множество образцов, годных для подражания, но для кого? Здесь, конечно, каждый человек сам ищет тот образ, который ему нравится. Но поскольку массовая культура все это ставит на поток, то мы сегодня вошли в ту стадию социального развития, которая на Западе очень хорошо прописана, потому что ведущие теоретики массовой культуры предрекали, что Россия тоже очень скоро станет поживой массовой культуры. Конечно, несколько лет назад мне, например, трудно было бы представить, что газета открывается не экономической информацией, не сообщением о новостройке или о каком-то огромном событии, которое волнует страну, а рассказом о какой-то женщине, известной актрисе, действительно ли она вышла замуж, или это иллюзия, это фикция? Для того чтобы сформировать множество иллюзорных образов, массовая культура является надежным инструментом. Другой вопрос — нужно ли следовать за этой культурой. Потому что, вообще говоря, для того чтобы выбрать образ для подражания, существует и много других каналов.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Павел Семенович. Справедливости ради скажем, что о «желтой» прессе вы сейчас говорили, все-таки не о приличных газетах. Трудно представить, что «КоммерсантЪ», например, может открыть первую полосу свою сообщением…

Павел Гуревич: Сегодня — да. Но процесс происходит довольно стремительно.

Татьяна Ткачук: Ну, хорошо, примем еще звонки. Москва, Иван, здравствуйте.

Слушатель: Добрый день. Мне кажется, что процесс подражания кому-то — это свойственно в основном, конечно, детям. Когда люди взрослеют, они уже ориентируются на собственные представления о собственном образе, в частности, и любой человек видит мир в отраженном свете, он не идентичен той реальности, которая вокруг него. И точно так же субъективно восприятие самого себя. Так вот, когда человек воспринимает самого себя, то этот образ, который он воспринимает, в значительной степени зависит от взаимодействия с окружающей средой, в которое человек вступает. Вот если окружающая среда здоровая, естественная и так далее, то тут все в порядке. А вот когда она не очень естественная и не очень здоровая, то возникают проблемы. Спасибо.

Татьяна Ткачук: Спасибо вам, Иван. И сразу мысль, которая у меня возникла. Все-таки человек, выстраивая свой образ, пользуется еще и сравнениями, он себя сравнивает с другими. Потому что наедине с самим собой собственный образ выстроить, мне кажется, невозможно абсолютно. Поэтому в какой-то мере, мне кажется, процесс подражания может происходить значительно дольше, чем в детстве. Однако кто из гостей готов еще прокомментировать? Павел Семенович, прошу.

Павел Гуревич: Механизм подражания — общий для каждого человека. Это универсальный механизм: и дети подражают взрослым, и подростки подражают своим литературным героям, социальным героям. Другой вопрос, что, собственно, это и называется идентификацией — умение правильно осознать свое личностное ядро. То есть, когда человек знает, кто он, знает, каков его внутренний мир, имеет о нем правильное, неискаженное представление, — вот это и называется, собственно, идентичностью, то есть некая обретенность. Но поскольку мы живем в обществе, где постоянно происходят социальные потрясения, то и взрослому человеку очень трудно удержаться в каком-то избранном для него идеальном образе. Сегодня он, условно говоря, менеджер, а завтра остался без работы и едва ли не бомж. Поэтому механизм подражания свойственен не только ребенку, он универсален.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Павел Семенович. Ирина Владимировна, а что касается здоровой или нездоровой среды, в которой происходит этот процесс идентификации, согласны вы с нашим слушателем?

Ирина Егорова: Я не совсем поняла, что имеется в виду под здоровой и нездоровой средой.

Татьяна Ткачук: Тут уже субъективный взгляд у каждого будет.

Ирина Егорова: Это общественные нравы имеются в виду, да?

Татьяна Ткачук: Думаю, что да.

Ирина Егорова: Ну, вероятно, да, безусловно, это зависит от этого. Но если у человека достаточно развито чувство собственной идентичности, я думаю, он все-таки не будет очень зависимым от неблаготворной среды, а будет ориентироваться на свои внутренние ценности.

Татьяна Ткачук: Спасибо.

Сергей из Москвы пишет на сайт Свободы: «Кто я — это нормальный вопрос. Каждый человек на протяжении всей жизни просто обязан себе задавать его». «Этим вопросом и о своем месте в этом огромном мире задается любой мало-мальски мыслящий интеллигентный человек, способный к анализу», — добавляет Алла из Риги. «Если такое состояние начинает превалировать, занимайтесь спортом, и это немного разгружает психику», — советует Валерий из Курска.

И мы принимаем звонки. Илья Аронович из Москвы, добрый день.

Слушатель: Добрый день. Я хотел бы возразить Ирине Владимировне насчет более свободного времени без регламентации. Сейчас тоже есть регламентация, только она более хитрая, не в виде списков, не в виде каких-то рекомендаций партийных органов. Но, посмотрите, музыка на радио. Вот три канала трехпрограммника — с утра идет или наш отечественная попса, или, простите, американизированная, западная, не самая идеальная музыка, не Армстронг и прочее, не Фитцджеральд. Теперь возьмите кино и телевидение — одни боевики, одни псевдоисторические с искажениями фильмы, типа «Штрафбата». Теперь возьмите книги — засилье боевиков, засилье детективов и так далее. Теперь возьмите игрушки (вот у меня двое внуков) — отечественных игрушек, воспитывающих у детей более цивилизованное отношение к людям, к обществу, к миру, вы тоже не найдете, сплошные покемоны, человек-паук и так далее. Теперь возьмите радио, телевидение, газеты — одна точка зрения на массу политических событий. Вы никогда не получите альтернативную точку зрения. У нас ведь есть и левая оппозиция, и правая оппозиция. Если правая оппозиция…

Татьяна Ткачук: Илья Аронович, от темы не уходите. Очень уходите от темы.

Слушатель: Так я прихожу к теме, что, таким образом, мы наших детей на что наталкиваем? На однообразный взгляд на мир, и больше ничего.

Татьяна Ткачук: Спасибо. Я не согласна, тем не менее, передаю Ирине Владимировне микрофон.

Ирина Егорова: В чем-то вы, безусловно, правы, и я, собственно, об этом и говорила в начале, что, как любое общество, и мы живем в новом обществе, и оно навязывает средствами массовой информации некие образцы для подражания. Но когда я говорила о том, что у современного человека появилось больше выбора, это, наверное, безусловно, так. Но даже если по телевизору вам не нравятся те фильмы, которые демонстрируются по всем каналам, у вас есть возможность пойти в магазин и купить какую-то кассету с тем фильмом, который вам хочется посмотреть, а не доставать эту кассету из-под полы…

Татьяна Ткачук: Или включить канал «Культура».

Ирина Егорова: Совершенно верно, или включить какой-то другой канал. Что же касается радиостанций, то радиостанции самые разнообразные: есть «Эхо Москвы», есть Радио Свобода, а есть, между прочим, «Народное радио», которое слушает моя мама, и оно абсолютно с альтернативным мнением, которое не соответствует как бы ни государственному мнению, ни даже либерально-демократическому, я бы сказала так. Поэтому, в общем-то, свобода есть, и стоит только какой-то ей больше пользоваться.

Татьяна Ткачук: Не говоря уже о том, что в книжном магазине сейчас можно найти вообще все, что угодно, на любой вкус, и с любыми пристрастиями читатель себе выберет литературу.

Петербург, Иван Борисович, добрый день.

Слушатель: Здравствуйте. Мне кажется, что вы подняли очень интересную тему, но вы, по-моему, подняли ее со второго, третьего, может быть, даже четвертого пласта. Прежде чем говорить о самоидентификации личности, я хотел бы задать вопрос: а что такое личность, что такое «Я»? Почему именно на свете появился я, а не Вася, не Петя.

Татьяна Ткачук: Иван Борисович, а вы с начала слушаете наш эфир?

Слушатель: Да.

Татьяна Ткачук: И первый вопрос я Павлу Семеновичу задавала, что такое эта самая личностная идентификация…

Слушатель: Нет-нет-нет, речь идет не о личностной идентификации, а речь идет о том, что такое «Я» (в кавычках и с большой буквы). Вот если бы вы мне сумели ответить на этот вопрос (я за 70 лет своей жизни не сумел на него ответить), я был бы вам очень благодарен.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Иван Борисович, за вопрос. Павел Семенович, прошу.

Павел Гуревич: Да, мы действительно говорили именно об этом, о чем вы спрашиваете. Я — это мой внутренний мир. Я — это моя жизнь. Я — это мои свершения. Я — это моя незаместимость. Я — это моя индивидуальность… Вы заходите в аудиторию и просите слушателей поднять руку, кто тут экстраверт, — и руки не поднимаются. Вы спрашиваете, кто интроверт, — и тоже ни одной руки. Почему? Потому что страшно наложить на себя ярлычок, страшно определиться. Потому что каждому кажется, что он абсолютно оригинальный, ни на кого не похожий. Но вот путь к себе или, говоря вашими словами, путь к своему «Я» неизбежен. Я хотел два слова сказать о том, что ведь есть тесты, которые позволяют человеку составить какое-то целостное представление о себе. И когда мы пользуемся этими тестами и видим, что те, кто точно определяет себя, у кого есть очевидное попадание, он не впадает в такое состояние, когда он не знает, какую цифру подчеркнуть, — именно эти люди оказываются наиболее успешными в жизни.

Татьяна Ткачук: Павел Семенович, сразу по ходу вас спрошу, приходят ли к психоаналитикам пациенты, страдающие от потери понимания собственно «Я». Вот с этой проблемой обращаются люди?

Павел Гуревич: Я бы сказал так, что это самая большая часть пациентов. С чего начинается невротическое состояние? С того, что человек вдруг неожиданно утрачивает ясное представление о том, кто он, правильно ли он выстраивает отношения с другими людьми, почему его не понимают. Когда мы спрашиваем: «Любите ли вы своего мужа?» — мы можем услышать ответ: «Не знаю». Что означает это «не знаю»? Оно как раз и означает некоторую неуверенность в себе, в своих чувствованиях, в своих переживаниях. И вот американский психоаналитик Эриксон, который, собственно, и ввел эти понятия в психоаналитическую литературу, считал, что это едва ли не самая главная проблема. Если вы заинтересованы в том, чтобы корректировать свою личность, двигайтесь к своему личностному ядру, двигайтесь к самому себе, к своему «Я».

Татьяна Ткачук: Насколько я понимаю, люди, пациенты могут приходить, совершенно иначе формулируя собственную проблему, но в основе кризиса, который человек переживает, лежит именно потеря вот этой собственной…

Павел Гуревич: Они могут формулировать непосредственно эту проблему, то есть: «Я не понимаю, зачем я живу, кто я, почему ко мне так люди относятся…» А могут, конечно, говорить о другом, но все равно это та же самая проблема.

Татьяна Ткачук: Спасибо. Ирина Владимировна, прошу.

Ирина Егорова: Я бы хотела дополнить немножко Павла Семеновича. У известного психоаналитика Карэн Хорни есть такое деление структуры человеческой личности — троичное деление: «Я» реальное, «Я» актуальное и «Я» идеальное. И вот при невротическом складе психики эти три составляющие человеческой психики рассогласованы друг с другом. Что это значит? Ну, например, «Я» актуальное — это то, чем человек являет себя обществу, как воспринимают его другие люди, и то, чем он является в данный конкретный момент времени. «Я» реальное — это то, чем он является потенциально, что в нем заложено; но он может об этом сам и не знать и никак это не являть окружающим. И, наконец, «Я» идеальное — это то идеальное представление человека о самом себе, каким он хотел бы быть и каким он хотел бы выглядеть в глазах окружающих. Но, к сожалению, в невротической структуре эти вещи абсолютно не связаны никак друг с другом.

Татьяна Ткачук: Спасибо. Примем звонки еще. Москва, Игорь, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Вы знаете, у меня какое-то недопонимание по вашему примеру. Первый пример, который привел уважаемый товарищ, это был пример, когда тучная женщина приходит к психоаналитику, и оказывается, что она не Дюймовочка. Вы понимаете, в чем дело, личность, конечно, она свободная, но Дюймовочка она или не Дюймовочка, определяет ее муж, так как в церковном браке человек далеко не свободен, он не имеет права развестись. Вы человеку тучному объясняете: «Вот глупая ты толстая баба». И что дальше? Муж платит за то, что она к вам дальше ходит, что как-то надо ее психику регулировать? Мужу надо менять свое отношение к этой женщине? По-моему, вы знаете, это называется мародерство. То есть, заставляя людей быть свободными, вы вгоняете их в свои несвободные рамки. У нас не разводятся, у вас разводятся. Послушайте, я не хочу разводить, потому что она толстая и глупая. Мне она нравится. И не надо ей это объяснять, это просто некорректно. Этот пример, мне кажется, вот он был приведен первый, и он, наверное, будет довлеть над всем остальным.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Игорь. Давайте Павлу Семеновичу передадим микрофон, потому что, мне кажется, вы его не совсем верно поняли. Прошу вас, Павел Семенович.

Павел Гуревич: Да, у вас немножечко, если позволите, неточное представление о работе психоаналитика. Потому что вообще психоаналитик ничего не объясняет, никого не вразумляет. Он ведет работу с бессознательным. А тот пример, которые почему-то вас взволновал, ну, действительно, если женщина тучная, грузная, а живет в ложном образе, то, прежде всего, от этого страдает она сама. Это не проблема психоаналитика.

Татьяна Ткачук: Павел Семенович, а как это выражается? Она как-то бездарно одевается, она смешна в глазах окружающих? Вы говорите: «Она страдает». В чем эти страдания выражаются?

Павел Гуревич: Ну, она страдает не от того, что она тучна. Она страдает от того, что предложенный ею образ близкие люди не принимают. Ее принимают в ее реальном облике. Ну, женщина, мы ничего плохого о ней не говорим, она тучная, но это не бедствие. Но она-то хочет предъявить себя близким людям в качестве изящной Дюймовочки, грациозной. И речь идет не только о физическом облике, а речь идет о внутреннем состоянии. Поэтому она страдает от того, что интуитивно ощущает тут какой-то разлад, а еще больше страдает от того, что этот разлад переносится еще и на других: она хотела бы, чтобы ее принимали так, а принимают ее в соответствии с тем, чем она является на самом деле.

Татьяна Ткачук: Я предполагаю, что если женщина такой разлад с самой собой переживает, то, наверное, на ее муже это тоже отражается. То есть если вам удастся привести в соответствие ее внутренний образ с тем, как она сама себя чувствует, то мужу никак об этом хуже не будет, ему будет только лучше.

Павел Гуревич: Наш собеседник, насколько я его понял, счел необходимым сказать, что если человек живет в каком-то образе, ну, пусть он и живет в этом образе.

Татьяна Ткачук: И вы его не трогайте.

Павел Гуревич: Зачем психоаналитик творит вот это черное дело, что-то объясняет, когда в этом нет никакой необходимости. Это не совсем так.

Татьяна Ткачук: Спасибо. Ирина Владимировна…

Ирина Егорова: Речь как раз здесь идет о создании того самого идеального образа, о котором я сейчас сказала. То есть, эта женщина создала некий идеальный образ самой себе, и речь даже не о ее размерах, не о том, что тучная она или худая. А работа психоаналитика заключается в том, чтобы не просто сломать этот идеальный образ и вогнать человека в какую-то депрессию тем самым, но чтобы помочь человеку понять, что тот, кем он является в реальности, его личность реальная не менее ценна, чем то, что он сам себе нафантазировал, — то есть принять человека реального. Естественно, никто не призывает разводиться с тучными женами.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Ирина Владимировна.

Я хронически не успеваю своим гостям задать вопросы, которые сама хотела по этой теме задать, потому что у нас очень много звонков сегодня. Георгий из Московской области, здравствуйте. Мы слушаем вас.

Слушатель: Огромное вам спасибо. Я хочу сказать о великих умах, ныне здравствующих, которые проясняют вот эту проблему. И они не так скромно называют это «утратой», как «отъемом». Бодрияр ведь доказал, что новая либеральная экономика — это производство спроса. Михаил Делягин нашу экономику рассматривает, сколько в ней на переработку нефти, на переработку древесины и на переработку человека. Если не переработать — дефолт. И Шострем, замечательный психолог, доказал в 11-ой главе, по-моему, что нет сейчас ни одного бизнеса — не фанатизирующего. Если он не фанатизирует, не отнимает идентичность в какой-то степени, — значит, он неконкурентоспособен…

Татьяна Ткачук: Георгий, я вас прерву, все цитаты мы выслушать не сможем в одном звонке. Павел Семенович, несколько слов, прошу вас.

Павел Гуревич: А в чем суть вопроса? Речь шла о Шостреме?

Ирина Егорова: Был упомянут Шострем, во всяком случае.

Павел Гуревич: Это известный психоаналитик, автор книг о манипулировании общественным сознанием. Но здесь что можно сказать? Конечно, существует возможность манипулировать сознанием людей, для того чтобы использовать их, создавать ложные образы, отвлекать их от насущных проблем, заставлять их жить иллюзорной жизнью. Это ведь довольно известный феномен, когда, допустим, человек среднего достатка, когда его спрашивают при переписи: «К какому классу вы принадлежите?» — он пишет: «К среднему», хотя на самом деле он еле-еле сводит концы с концами. Вот если говорить о возможности манипулирования, которая существует, конечно, как социальный заказ, то здесь наш собеседник прав, ссылаясь на Шострема и на разные мнения по поводу либеральной идеологии, либеральной экономики, ибо, конечно, она порождает спрос, она порождает все те ситуации, которые его интересуют. Спасибо ему за этот вопрос.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Павел Семенович. А я хочу обратиться к Георгию, который является нашим постоянным слушателем, и заодно ко всем остальным радиослушателям: пожалуйста, коротко формулируйте свой собственный вопрос или свою собственную точку зрения. Мы не сомневаемся в вашей эрудиции, но невозможно выслушивать цитаты из массы исследований, которые вы прочли, у нас очень мало эфирного времени.

Москва, Татьяна, прошу вас, вы в эфире.

Слушатель: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, что бы вы посоветовали в ситуации, когда подросток испытывает определенные трудности с идентичностью, идентификацией, занижает свою собственную самооценку? Как бы снижая планку, иллюзия возникает, что проблем меньше, все нормально, все хорошо. Но родителей это не устраивает.

Татьяна Ткачук: Спасибо за вопрос. Павел Семенович…

Павел Гуревич: Нам трудно давать советы, когда мы не имеем перед собой конкретного человека, поэтому, может быть, несколько общих соображений. Конечно, когда ребенок входит в этот возраст, когда он становится подростком, этот механизм идентичности становится для него трудноутолимым, обостренным. Именно в этом возрасте он нуждается в том, чтобы у него были образцы для подражания. Есть ли в семье люди, которым ребенок готов подражать? Каков отец? Какова мама? Каковы учителя, которые учат его в школе? Каков круг друзей, с которыми он связан? Ребенок, точнее сказать, подросток, уже не ребенок, пожалуй, проходит через определенные испытания. Он заново формирует внутренний устойчивый образ самого себя. И здесь окружение имеет огромное значение.

Татьяна Ткачук: И потом, я думаю, здесь еще есть такая лазейка: когда ты сам себе занижаешь планку, то тебе легче преодолевать барьеры, и тут может быть и ленца такая, подростковая.

Павел Гуревич: Ну, если это комплекс неполноценности, то это наши пациенты.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Павел Семенович. Еще звонок. Москва, Олег, здравствуйте.

Слушатель: Добрый день. Тут к моему вопросу оказалось очень подходящее одно высказывание ваших гостей в студии (я просто не отследил, кого). Было сказано, что вот, открывая газету, он не видит то, что раньше там печаталось, что было интересно народу — сведения о новостройках и прочее, а вместо этого видит рассказ, связанный с очередной певичкой или кинозвездой. Но тут есть один нюанс. То, что печаталось тогда о новостройках и прочее, печаталось в газетах, находящихся на государственном содержании, и там могло печататься все, что угодно, это не было связано, никак не коррелировалось с тем, что интересно читателям. А вот о певичках печатается в газетах, которые самоокупаются, то есть там печатается именно то, что интересно народу.

А вопрос поэтому у меня вот такой. Так же как эти искусственные представления о том, что интересно, был сформирован определенный спектр, как бы сказать, набор шаблонов, общественно приемлемых вот этой самой личности, то есть что человек как бы надевал на себя в качестве личностной идентификации. При этом все шаблоны, которые существовали в то время в СССР, по крайней мере, официально, они предполагали, что человек не зарабатываем сам, а он работает на государство. А все остальные варианты, когда он не работает на государство, имели негативную отметку. А сейчас все-таки люди пытаются зарабатывать сами, но они не могут найти из того, что они в детстве восприняли как сетку вот этих самых шаблонов, подходящий для себя шаблон. И, может быть, это вызывает массу проблем. То есть, может быть, вся проблема в том, что в школе нужно больше изучать Джека Лондона и тому подобных, чтобы неназываемые шаблоны впитывались в общественное сознание, архетипы своего рода.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Олег, поняли вашу точку зрения. Ирина Владимировна, вот продолжение, собственно, разговора о сломе общественной ситуации, о перемене в представлении людей о том, что такое хорошо и что такое плохо. Фактически наш слушатель хотел сказать, что теперь, когда мы вынуждены зарабатывать сами, дайте нам возможность читать в газетах, которые тоже зарабатывают на свою жизнь сами, то, что нам действительно интересно.

Ирина Егорова: Ну, вопрос очень спорный. На мой взгляд, если мы возьмем те газеты, которые выходили в советское время, с этими передовицами о новостройках, о сборе урожая и так далее, мне кажется, что государство, которое, безусловно, эти газеты финансировало, меньше всего заботило, интересно ли это читателям. Это была та информация, которая была полезна и нужна.

Татьяна Ткачук: С точки зрения государства.

Ирина Егорова: Естественно. И каждый член советского общества должен этой информацией владеть. Если вы помните, и радиослушатель наверняка помните, что у нас были политинформации, где всех нас просвещали о событиях в мире, о том, что происходит, и меньше всего политинформаторов интересовало, насколько нам все это лично нужно. А что же касается сегодняшних передовиц, вот с тем примером, который привел Павел Семенович и который вас так заинтересовал, здесь тоже большое сомнение — так ли это все интересно. Мне, например, совершенно не интересно, за кого вышла или не вышла замуж известная эстрадная певица. Мне сложно понять ту категорию людей, которые зачитываются подобной информацией. Вероятно, просто опять же есть выбор, и каждый должен читать те газеты, которые его больше устраивают.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Ирина Владимировна. И уж коли мы заговорили о смене эпох, то считается, что нынешние либеральные реформы привели людей не только к потере общественной идентичности, но и кризису семейной, индивидуальной идентичности. И поэтому, как считают некоторые исследователи, Россия уверенно держит одно из первых мест в мире по количество суицидов, массовому алкоголизму и наркомании. У людей, как они считают, не осталось толком ни собственности, ни пенсии, ни денег, ни социальной защиты, ни бесплатных медицины и образования, — то есть, они утеряли все факторы, гарантирующие им стабильность существования. А вопрос мой таков, Павел Семенович. Получается, что нынешней молодежи не должен быть свойственен вот этот кризис потери идентичности, потому что они-то родились уже в то время, когда этой стабильности и не было? Если старшему поколению было что терять (в их представлении), у них есть возможность сравнивать, то тем, кто родился в 90-е годы, уже не должен быть страшен этот вот…

Павел Гуревич: Не совсем так. Дело в том, что социальные потрясения захватывают не только тех людей, которые перешли из одной духовной формации в другую. Подростки тоже оказываются в такой ситуации, когда им кажется, что мир обрушился. Я помню, в советское время был напечатан фельетон о том, как два летчика шли мимо памятника Пушкину и увидели там пьяного человека. Они решили нахулиганить, — фельетон назывался «Воздушные хулиганы» — положили его в самолет, отвезли в Киев и положили под памятник Тарасу Шевченко. Когда тот пришел в себя, он никак не мог понять, почему он оказался в этом месте.

Татьяна Ткачук: Почти «Ирония судьбы, Или С легким паром», да?

Павел Гуревич: Да. Но мы тоже сегодня можем заснуть в одной стране, а проснуться в другой. И это касается не только старшего поколения. Люди старшего поколения, например, давали друг другу деньги взаймы, и им казалось стыдным брать проценты, а подростки сегодня легко берут проценты за те деньги, которые они одалживают своему другу. Жизнь стремительно меняется, меняются привычки, меняются традиции, меняется образ жизни, и поэтому и подростку тоже есть с чем расставаться. Сейчас различия между поколениями уже выглядят более дробными. Сегодня, допустим, восьмиклассник отличается от десятиклассника, а шестиклассник от восьмиклассника. Так что это универсальный процесс, это бурные перемены, которые происходят сегодня, и я не обязательно связывал бы это только с либеральными реформами.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Павел Семенович. Не успеваем мы поговорить уже о том, что потеря идентичности может происходить у людей, которые переезжают куда-то, особенно, конечно, если речь идет об эмиграции. Но и при переезде даже в другой регион может такое случиться. И может вызвать эти ощущения радикальная перемена в статусе, тоже об этом хотели поговорить. О том, что в сельской местности гораздо реже люди страдают от потери идентичности, чем горожане, потому что у горожан есть, оказывается, какой-то комплекс традиционных проблем.

Примем последний звонок. Александр Васильевич, Ленинградская область, пожалуйста.

Слушатель: Здравствуйте. Здесь один ваш слушатель задал вопрос относительно того, что такое «Я». Нам помогают жить как минимум пять существ, и два из них — «Я». Одно «Я» — это совесть и развитие, другое – это животное, стагнация. Так вот, на сегодняшний момент как раз нашу жизнь определяет то, что мы начинаем слушать не совесть, а мы начинаем слушать животное: человек человеку волк, выживает сильнейший и так далее. И вот именно это меняет. Деревня, например, — там это намного меньше проявляется, в городе намного сильнее. То есть родился ребенок, у него идет развитие…

Татьяна Ткачук: Александр Васильевич, я прошу прощения, не успеем прокомментировать вашу точку зрения.

Успею только сказать, что переживать потерю идентичности очень тяжело, но, наверное, если знать механизмы этой потери, то можно попытаться как-то этому противостоять. Я благодарю за участие в сегодняшнем эфире моих гостей.

ИДЕНТИЧНОСТЬ ЛИЧНОСТИ И НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА

Личность без идентичности невозможна. Психологическое развитие предполагает становление идентичности, потому что идентичность — это атрибут самосознания [15; 16; 17; 18, 164]. Но идентичность — амбивалентное переживание человеком самого себя: с одной стороны своей уникальности (эго-идентичность), с другой — принадлежности к некой объемлющей личность и значимой для нее общности, своей тождественности с ней (коллективная идентичность).

Если определить дух как единство [2], то формирование идентичности — это не только психологическое, но и духовное развитие, причем отвечающее глубинным потребностям человека. Э. Фромм, к примеру, размышляя о фундаментальных условиях человеческого существо­вания, ставит психическое здоровье в зависимость от удовлетворения потребности в преодолении ограниченности собственного существования, в си­стеме ориентации и поклонения, чувствах приобщённости, укоренён­ности и тождественности [10, 91]

Чем грозит несформированность или утрата идентичности? Для личности — это настоящий экзистенциальный кризис, симптомы которого: разорванное самосознание, дефект воли, утрата идеалов и личностных смы­слов, проблемы социализации и коммуникации, апатия, депрессия, аполитичность, инфантильность, затруднение с профессиональным самоопределе­нием — всем тем, что в совокупности может быть определено как ду­ховное нездоровье. Несформированность или утрата личной идентичности может вызвать: потерю психической стабильности и эмоцио­нальной уравновешенности, повышенную тревожность, неврозы и фобии, появление эскапистского и даже суицидального комплекса, склонность к деструктивному поведению, мазохизму или садизму, а также заболевание алкоголизмом и наркоманией. «Поистине одна из худших форм душевных страданий человека — это скука, незнание, что делать с собой и своей жизнью», — заключает Э. Фромм [10, 387].

Государственные последствия несформированности или утраты идентичности индивидами оборачиваются кризисом национальной идентичности, а это предпосылка к потере национального суверенитета (самоосуществления нации). Вместе с тем значительная часть философов, социологов, полито­логов и культурологов с тревогой говорят о поразившем мир кризисе национальных идентичностей [11; 12; 13; 19]. «Миллионы ин­дивидов напряжённо ищут собственную идентичность или некоторую магическую терапию, облегчающую воссоединение их личности, чтобы победить хаос, внутреннюю энтропию, сформировать со­бственный порядок», — пишет Э. Тоффлер [19, 366]. Утрата любой нацией своей идентичности грозит ей потерей способности к страте­гическому самоутверждению (в терминологии Ю. Хабермаса — «эк­зистенциальному самоутверждению нации»), эрозией политики (только сознание национальной идентичности заставляет людей чув­ствовать взаимную политическую ответственность [11, 369, 370]; на­циональная идентичность — духовное основание современной политической конструкции, условие развития живого политического бытия [14, 387, 394]). Разрушение идентичности народа оборачива­ется его неспособностью сформулировать национальный интерес («национальные интересы вырастают из национальной идентично­сти» [13, 31]) и в конечном итоге — утратой народом своей истори­ческой экзистенции: его способности к самоосуществлению и созиданию своей исторической судьбы, к жизни, опирающейся на со­бственные глубинные основания: культурно-исторические, геополи­тические и духовно-религиозные. С утратой идентичности общество перестаёт быть обществом и превращается в атомизированную массу отчуждённых индивидов — удобный материал для социально-поли­тического, идеологического и экономического манипулирования [3].

В традиционном обществе национальная идентичность как чувство сопричастности судьбе и жизни своего народа формировалась за счет развитой национальной, и прежде всего народной культуры. И в современном обществе у народной культуры есть преимущества перед другими средствами формирования идентичности, так как народная культура архетипична, более всех остальных элементов культуры связана с коллективным бессознательным народа, определяющим его миросозерцание, мирочувствие, миропонимание и корпус идейно-волевых тяготений.

Например, архетипичен сказочно-былинный образ русского богатыря на распутье: он отражает исторический опыт жизни народа, оказавшегося на границе двух культурных материков Запада и Востока и обреченного на постоянный крестный выбор своего пути; в этом же образе богатыря, совершающего свой крестный выбор, угадываются архетипические черты жертвенной любви, самопожертвования при защите родной земли, освященные православной верой.

В интерпретации таких народных архетипических образов происходит обнаружение духа народа, застывшего в образцах народной культуры, но в нас оживающего, обновляемого (актуализируемого) и транслируемого в будущее. В таком «распредмечивании/оживлении» народного духа происходит своеобразный диалог поколений, формируется их солидарность и единство.

Вместе с тем, при всей традиционной значимости народной культуры для воспроизводства идентичности ее место в идентификационном комплексе современного человека, на наш взгляд, значительно сузилось. Народная культура сегодня находится в крайне диффузном состоянии, утратив ту целостность, ясность и отчетливость, которыми обладала в прошлом. Лишь немногие элементы народной культуры по-настоящему представлены в повседневной жизни современного человека (так, как религия).  Многие элементы народной культуры утратили свои функции, и искусственное возвращение их в жизнь современного человека бесперспективно. Разумеется, что эти элементы утрачивают и свою идентификационную роль (к примеру, национальный костюм). Заметим, что этого не скажешь об обсценной лексике, продолжающей выполнять важные психологические функции в жизни человека, — отсюда ее живучесть несмотря на то, что эта лексика табуирована [8].

Те или иные элементы национальной культуры вновь обретут свое идентификационное значение, когда станут вновь встроенными в реальную деятельность и обретут новые функции. Именно это происходит в экономической сфере по брендированию товаров и услуг с использованием различной национальной символики, в сфере туризма — в брендировании территорий и создании новых турпродуктов [6].

      Если элементы народной культуры введены в круг общения и деятельности, они вновь превращаются в знаки, имеющие обновленное значение и смысл, происходит их реинтериоризация, органичное их усвоение, они вновь начинают «звучать».

Однако для своего второго рождения знаки народной культуры нуждаются в благоприятной общей среде. Сегодня ее нет, потому что перестает быть русским образование, перестают быть русскими детские игрушки, язык, еда, кинематограф, городской ландшафт. Практически вся бытовая техносфера и по происхождению, и по содержанию лишена национальной окраски. В такой инородной среде даже удивительные произведения декоративно-прикладного искусства на выставках «Покупайте российское» вместо восхищения и гордости у многих вызывали досаду и разочарование: «Россия XXI века не производит даже собственных утюгов, не говоря о сотовых телефонах, компьютерах и т.п.» Возникает обратный эффект: произведения народных промыслов в определенном контексте «работают» на формирование негативной идентичности, как бы доказывая, что наша самобытность  —  в нашей технологической отсталости.

Без новой функциональной нагруженности, вне органичного для себя контекста любой элемент народной культуры будет скучным, архаичным, нелепым. Там же, где элементы народной культуры сохранили старые или обрели новые функции (эстетические или утилитарные), они продолжают играть свою национально-идентификационную роль (например, национальные костюмы, в которых совершается помолвка или играется свадьба у крымских татар).

Разумеется, придать вторую жизнь некоторым традиционным элементам народной культуры очень сложно, так как они прочно связаны с доиндустриальным хозяйством и образом жизни (как, например, у народов русского Севера, занимавшихся оленеводством, охотой и рыболовством). В условиях урбанизации и индустриализации такие элементы требуют консервации в различных формах современной музейной работы и культурно-досуговой деятельности: по большому счету, народная культура остается самоценной, и важно сохранить не столько ее утилитарные функции, сколько ценностно-смысловое ядро [4].

Сохранение и удержание народной культуры в качестве идентифицирующего фактора зависит во многом от воли общественности, родителей, педагогов, деятелей культуры. Русская интеллигенция, к примеру, оказавшаяся в вынужденной послеоктябрьской эмиграции в 20-х годах прошлого века,  пытаясь сохранить для своих детей русское образование и воспитание, стала активно заниматься комплексным россиеведением, создавать за рубежом русские школы,  институты и книгоиздательства, центры русской культуры в Берлине, Париже, Праге, Белграде, Харбине и т.д. Оказавшись в трудных материальных условиях, люди думали не только о выживании, но и о сохранении русской национальной идентичности.

Другой пример — особая забота о формировании женской национальной идентичности у народов Кавказа [1]. Проявляется она в стремлении приобщить девочек в адекватные традиционному для кавказских народов укладу жизни виды женского труда, самым распространенным из которых является рукоделие. По большому счету, девочек учат не рукоделию, а женской роли: заботе женщины о членах семьи, необходимости уважать отца и брата, всех представителей мужского пола, быть терпеливой, молчаливой и сдержанной, но ответственной, трудолюбивой и искусной хозяйкой, быть ответственной за порядок и покой в доме. Через специфически женский труд у девочки-подростка формируют психологическую установку, с которой она идет по жизни.

Для понимания механизма формирования идентичности средствами народной культуры важно утверждение одного из крупнейших представителей феноменологической герменевтики Поля Рикёра о том, что не существует понимания самого себя, не опосредованного знаками, символами и текстами: самопонимание возникает в интенциональном акте, направленном на знаки культуры, в  интерпретации этих опосредующих знаков [9]. В этой логике народная культура есть та «инаковость», в которую можно и нужно «смотреться», чтобы понять себя нынешнего, современную культуру. Но, в силу того, что это «другое» есть «свое-другое», возникает историческая размерность как индивидуального, так и коллективного сознания: когда «понимание себя» опосредовано образцами народной культуры, то их интерпретация превращается в диалог с прошлым, в вопрошание прошлого, а результатом становится  возникновение историчности сознания, чувства солидарности поколений. Когда же этими «опосредующими» знаками являются случайные или искусственные знаки-новоделы, то воспроизводится одномерный индивид.

Чтобы произошла интериоризация знаков народной культуры, мало учителю эти знаки объяснить: идентичность не извлекается из них механически. Как сделать так чтобы знаки народной культуры стали экзистенциально значимыми для детей и молодежи, когда традиционные образовательные технологии по «приобщению» к народной культуре и «формированию» идентичности оказываются неэффективными, проигрывающими в конкуренции с масс-медиа и прочими влияниями на молодое поколение?

Исследователи проблемы справедливо указывают, что нужны новые образовательные практики, обеспечивающие «проживание» родной культуры, установление глубокой эмоциональной связи с ней и присвоение содержащихся в ней смыслов, осознанное принятие личностью традиций, ценностей, особых форм культурно-исторической, социальной и духовной жизни родного края (малой Родины) и России [4].

Эти практики должны опираться на собственную активность детей и молодежи,  быть диалогичными, ориентированными на свободную и творческую самореализацию учащегося в работе над исследовательскими проектами. По сути, речь идет о наиболее полной реализации идей культурно-исторической психологии Л.С. Выготского. Для того, чтобы знак народной культуры стал орудием преобразования внутреннего мира ребенка, необходимо следовать принципам: общения, единства развития и образования, единства интеллекта и аффекта, спонтанного и реактивного образования [7]. 

 Оптимальной формой реализации этих принципов является, на наш взгляд, исследовательский подход в образовании.  Совместная, в том числе внеурочная деятельность учащихся и учителя по исследованию природы, истории и культуры каждого края в их неразрывной связи с историей и культурой России в целом позволит сделать обра­зование, в полном смысле, национальным воспитанием, о необходимости которого писал еще И.А. Ильин: «Новой России предстоит выработать себе новую систему национального вос­питания, и от верного разрешения этой задачи будет зависеть её бу­дущий исторический путь» [5, 123].

ЛИТЕРАТУРА

1.Амерханова З.Ш., Нюдюрмагомедов А.Н. Ценности традиционной культуры в формировании этнической идентичности девочек-подростков // Этносоциум. 2015. №3. С.118-122.

2.Данилов С.И. Теоретическое обоснование подхода к формированию национальной идентичности как одной из важнейших основ духовного здоровья личности // Инициативы XXI века. 2012. № 3. С. 130-134.

3.Данилов С.И. Феномен революционного психоза // Инициативы XXI века. 2014. №3. С. 91-94.

4.Ефимов В.С., Лаптева А.С. Проблемы и возможности сохранения коренных народов Севера: культурно-антропологический аспект //  Человек.RU: Гуманитарный альманах. Новосибирск: НГУЭУ, 2014. С.186-199.

5.Ильин И.А. О русском национализме: сб. статей. М.: Россий­ский Фонд Культуры, 2006.

6.Коробова О.О. Проблемы развития традиционной народной культуры как специфического экономического явления в современных российских условиях // Социально-экономические явления и процессы. 2010. № 5. С. 59-64.

7.Кравцова Е.Е. Реализация идей Л.С. Выготского в системе непрерывного образования // Инициативы XXI века, 2015. №4. С. 62-65.

8.Мымрин А.В. Эмоциональный язык нецензурной речи // Инициативы XXI века. 2014. №3. С. 95-98.

9.Рикер П. Герменевтика. Этика. Политика. М., 1999.

10.Фромм Э. Здоровое общество. М.: АСТ: АСТ Москва, 2009.

11.Хабермас Ю. Историческое сознание и посттрадиционная идентичность. Западная ориентация ФРГ // Хабермас Ю. Полити­ческие работы. М., 2005.

12.Хабермас Ю. Расколотый Запад. М.: Весь Мир, 2008.

13.Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М., 2004.

14.Хюбнер К. Нация: от забвения к возрождению. М.: Канон+, 2001.

15.Эриксон Э. Детство и общество / Пер. с англ. Обнинск, 1993.

16.Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис / Пер. с англ. М., 1996.

17.Ясперс К. Введение в философию. Минск, 2000.

18.Ясперс К. Общая психопатология.  М., 1997.

19.NY, 1980.

Диффузная идентичность Ближнего Востока — Россия в глобальной политике

Ближний Восток: политика и идентичность. Коллективная монография. Под ред. И.Д.Звягельской. ИМЭМО РАН. М.: Издательство «Аспект Пресс», 2020. 336 с.

Термин «идентичность» давно и плодотворно применяется во многих общественных дисциплинах – в социологии, политологии, психологии и даже в экономике. Один из ведущих исследователей этого сложного явления, американский психолог Эрик Хомбургер Эриксон, ввёл в широкий научный оборот понятие диффузной (рассеянной) идентичности, которое использовал для описания проблем, возникающих во время перехода личности от подросткового к взрослому состоянию. Впоследствии это понятие было детально проработано последователем Эриксона, клиническим и развивающим психологом Джеймсом Марсиа, который рассматривал диффузную идентичность в контексте выявления основных этапов взросления.

Диффузная идентичность подростка часто выражается в демонстративном инфантилизме и нежелании переходить к статусу взрослого, в постоянном состоянии тревоги, боязни и неприятии внешнего мира, упорном стремлении к самоизоляции, ощущении внутренней опустошённости и в ожидании какого-то чуда, способного круто изменить жизнь. Для носителя диффузной идентичности характерны резкие перепады настроения, трудно объяснимые внезапные эмоциональные подъёмы и спады. Личность, страдающая от диффузной идентичности, часто меняет предпочтения, неспособна к объективной самооценке и не готова брать серьёзные обязательства по отношению к себе или к другим. Внешний мир для такой личности предстаёт в редуцированном чёрно-белом виде – при явном доминировании чёрного.

Подростковую диффузную идентичность нельзя считать патологией в строгом смысле слова; любая личность в ходе взросления так или иначе сталкивается с этим явлением. Однако сохранение диффузной идентичности у взрослого человека уже считается отклонением от нормы (задержкой в развитии) и требует врачебного вмешательства.

Изданная в конце прошлого года коллективная монография «Ближний Восток: политика и идентичность», подготовленная группой российских востоковедов под эгидой ИМЭМО РАН, посвящена комплексному анализу проблемы идентичности в одном из самых сложных, противоречивых и непредсказуемых регионов мира. В работе приняли участие как ведущие эксперты, так и начинающие авторы, для которых участие в проекте было первым опытом коллективного научного творчества: А.С. Богачева, к. полит. н. А.А. Давыдов, д. и. н. И.Д. Звягельская, И.Э. Ибрагимов, к. и. н. Т.А. Карасова, д. и. н. Г.Г. Косач, к. и. н. В.А. Кузнецов, к. э. н. Н.А. Кожанов, С.О. Лазовский, к. и. н. В.М. Морозов, к. ф. н. В.А. Надеин-Раевский, академик РАН В.В. Наумкин, Л.М. Самарская, к. и. н. И.А. Свистунова, член-корр. РАН И.С. Семененко, к. полит. н. Н.Ю. Сурков, к. полит. н. Т.И. Тюкаева. Примечательно, что авторы не попытались хотя бы частично упростить себе задачу, ограничившись проблематикой идентичности в арабском мире. Они охватили ближневосточный регион целиком, включая и неарабские государства (Иран, Турция, Израиль).

В этом регионе, как и у подростка на пороге взрослой жизни, присутствует разорванность сознания: запрос на перемены соседствует с требованиями консервации социальной архаики, настроения эгалитаризма существуют параллельно с углублением социально-экономического неравенства, ощущение принадлежности к единому региону и общей истории не препятствует многочисленным проявлениям этноконфессионального, национального, культурного и политического партикуляризма. Отношения к внешнему миру амбивалентно: с одной стороны, внешних игроков часто обвиняют во всех бедах региона, с другой – от них же ожидают решения региональных проблем. Страны региона, за немногими исключениями, не в состоянии гарантировать собственную безопасность и не являются экономически самодостаточными.

Не будет большим преувеличением утверждать, что при всей своей богатой истории, уходящей в прошлое на несколько тысячелетий, Ближний Восток во многих отношениях остаётся регионом-подростком, не успевшим сбросить с себя тесную детскую одежду и войти во взрослую жизнь в качестве самостоятельной и самодостаточной личности.

Разумеется, диффузная идентичность присутствует не только в ближневосточном регионе. Если рассматривать её как одно из проявлений незавершённой или неудавшейся модернизации, то признаки такой идентичности нужно искать и в других регионах мира. Их легко обнаружить, например, в странах на постсоветском пространстве, включая и Россию. Они присутствуют в большинстве стран Африки и Латинской Америки. В обстановке острых социально-политических кризисов рецидивы диффузной идентичности случаются и во вполне зрелых обществах Запада. Но на Ближнем Востоке это явление представлено, пожалуй, в наиболее полном и ярком виде.

Одна из очевидных сложностей анализа идентичности в её диффузном воплощении состоит в том, что исследователь имеет дело со множеством нерациональных и даже иррациональных проявлений этого явления. Вообще говоря, в работе с идентичностью трудно пользоваться стандартными социологическими методами западной теории рационального выбора, и авторы монографии апеллируют к социальной психологии, в частности – к теориям символического выбора и социального движения. Над этой проблематикой уже много лет работает один из авторов монографии – академик Виталий Наумкин. Большое внимание в книге уделяется сложным процессам формирования групповой мифологии и конвертации групповых мифов в политические символы. Анализ политического выбора, сделанного на основе эмоциональной реакции на предложенный символ, требует существенного обновления привычного набора исследовательских инструментов и представляет серьёзный вызов для исследователя.

Распространённая проблема коллективных монографий состоит в том, что эти работы нередко являются де-факто сборниками статей, объединённых общей темой и мало связанных друг с другом. Поскольку идентичность – тема предельно широкая и к тому же ещё и междисциплинарная, авторов монографии ИМЭМО подстерегала опасность сбиться на очередной пересказ политической истории стран Ближнего Востока или на описание текущих политических и религиозных конфликтов в этих странах и между этими странами, формально привязав свой нарратив к проблемам идентичности. Надо отдать должное редактору книги Ирине Звягельской – этой опасности удалось избежать; методологическое единство и последовательность анализа сохраняются на протяжении всех 22 глав монографии.

Работа вполне логично открывается главами о различных моделях формирования национальных идентичностей в регионе, благо исторический опыт Ближнего Востока предоставляет более чем широкий набор таких моделей. Далее следуют главы о воздействии факторов идентичности на политическую и экономическую жизнь различных ближневосточных стран. В последующих разделах анализируется глубокая и далеко не однозначная связь между идентичностью и динамикой международных отношений внутри и вокруг ближневосточного региона. Завершается монография анализом того, какое воздействие на региональные идентичности оказывают ближневосточные стратегии Соединённых Штатов и Европейского союза.

Любопытно, что в работе практически полностью отсутствуют факторы России и Китая. По всей видимости, авторы исходят из того, что, в отличие от политики США и ЕС, ближневосточные стратегии Москвы и Пекина не оказывают существенного воздействия на эволюцию региональных идентичностей. Это не обязательно должно подразумевать, что Москва и Пекин проигрывают Западу в борьбе за влияние в ближневосточном регионе; это лишь означает, что Россия и Китай (в отличие от СССР) не занимаются продвижением своих моделей развития на Ближнем Востоке. При этом, конечно же, и российское, и китайское присутствие в регионе так или иначе становится одним из элементов политики идентичности, проводимой ближневосточными лидерами.

Мне как международнику было особенно интересно прочитать последние разделы монографии, посвящённые внешнеполитическим измерениям идентичности. Отсылки к идентичности позволяют не только лучше понять особенности внешнеполитического курса таких стран, как Турция, Иран, Израиль, Саудовская Аравия, но и сделать выводы относительно генезиса и динамики региональных кризисов. К сожалению, в российском, как, впрочем, и в западном дискурсе о конфликтах на Ближнем Востоке сегодня господствует политически нагруженный редукционизм, не позволяющий адекватно охватить всю многослойность большинства конфликтных ситуаций, предопределённую в том числе множественностью идентичностей участников конфликтов.

Как показывают на многочисленных примерах авторы монографии, за каждой группой участников стоит «своя правда» и свои воззрения на историческую справедливость. Так, застарелый «курдский вопрос» в Ираке очень по-разному выглядит при взгляде на него из арабского Багдада, курдского Эрбиля и из езидского Синджара. Не учитывая множественности групповых идентичностей, трудно рассчитывать и на стабильное урегулирование локальных конфликтов.

Состояние диффузной идентичности – один из важнейших факторов, препятствующих реализации планов создания ближневосточной системы коллективной безопасности.

Как будет решаться проблема множественности идентичностей в ближневосточном регионе? Возобладает ли жёсткая иерархия идентичностей при безусловном приоритете гражданского национализма, которую пытаются выстроить многие авторитарные лидеры арабских государств? Возьмут ли верх те или иные формы неоимперской идентичности, существующие сегодня в Иране и особенно – в Турции? Или победит трансграничная конфессиональная идентичность, отодвигающая строительство национальной идентичности и неоимперские проекты на задний план? А может быть, победителей в этой борьбе вообще не будет и сосуществование самых различных идентичностей в регионе сохранится на протяжении обозримой исторической перспективы?

Авторы не дают окончательных ответов на эти вопросы. В самом общем плане из монографии следует, что будущее региональных идентичностей зависит в первую очередь от успехов или неудач в реализации странами региона национальных проектов социально-экономической и политической модернизации. Причём реализация этих проектов будет идти преимущественно в неблагоприятных внешних условиях, связанных с завершением эры нефти в мировой экономике, со смещением центра экономического развития в направлении Восточной Азии, а также с усилением негативных воздействий на регион демографических процессов и изменений глобального климата.

Однако при любом возможном варианте будущего Ближнего Востока множественность групповых идентичностей в регионе сохранится надолго, отношения между этими идентичностями в большинстве случаев останутся конкурентными, а в некоторых ситуациях – даже конфронтационными.

Можно лишь надеяться, что период диффузной идентичности на Ближнем Востоке так или иначе подойдёт к концу, и регион сможет войти во взрослую жизнь, освободившись от подростковых комплексов и фобий, сдерживающих его развитие сегодня.

Монография «Ближний Восток: политика и идентичность» далеко не исчерпывает сложную и относительно мало изученную проблематику региональной идентичности. Отдельных глав в работе удостоились лишь несколько арабских стран – Египет, Саудовская Аравия, Сирия, Ливан. Наверное, было бы полезно провести аналогичную работу и по другим интересным и не менее сложным кейсам Ирака, Йемена, Омана, Ливии, Алжира или Марокко. Будем надеяться, что авторы не оставят тему ближневосточной идентичности, и данная монография будет иметь продолжение в самом ближайшем будущем.

Но в любом случае это фундаментальное исследование, безусловно, является важным шагом вперёд в российском востоковедении. Как представляется, ему суждена долгая жизнь в нашем академическом дискурсе. Монография будет полезна не только для специалистов по Ближнему Востоку, но и для всех тех, кто интересуется нынешним состоянием глобального социума и его перспективами.

Метаморфозы корейской политики, или Как поставить мир на уши

Александр Жебин

Помимо того, что ядерная программа выдвигает Северную Корею в число немногих самостоятельных субъектов международного права, она играет важную роль в легитимации режима, ибо «работает на престиж северокорейских вождей».

Подробнее

Определение идентичности по Merriam-Webster

идентификация | \ ī-ˈden-tə-tē , ə-, -ˈde-nə- \ 1а : отличительный характер или личность человека : индивидуальность

2 : условие совпадения с чем-то описанным или утвержденным установить личность украденного

3а : одинаковость основного или общего символа в разных случаях

б : одинаковость всего, что составляет объективную реальность вещи : единство

4 : уравнение, которое удовлетворяется для всех значений символов

Что такое личность?

В первом из наших обсуждений мы собираемся изучить, что мы подразумеваем под идентичностью и как это относится к социальным группам, в которых мы все живем.

В первом из наших обсуждений мы собираемся изучить, что мы подразумеваем под идентичностью и как это относится к социальным группам, в которых мы все живем. Это неотъемлемая часть человеческого состояния, когда у нас есть чувство себя и ощущение того, кто мы есть. Это то, как мы концептуализируем себя. Наша идентичность дает нам понимание нашего места в мире. В видеоклипе доктор Сэм Персон описывает нашу идентичность как «относительную», то есть «то, как вы думаете о себе по отношению к другим».Сэм описывает два аспекта нашей идентичности:

1. те аспекты, которые придают нам нашу уникальность по отношению к другим, и;
2. наша социальная идентичность, как объясняет Сэм, «что у меня общего, что я разделяю с другими людьми, а также чем я отличаюсь не от других людей, а от других групп».

В этом курсе нас преимущественно интересует второй аспект идентичности, наша социальная идентичность. То, что мы живем группами, является неотъемлемой частью человеческого существования.Следовательно, большая часть нашей идентичности связана с диапазоном социальных групп, в которых мы находимся, нашим местом в этих социальных группах или социальными группами, в которые нас помещают другие, и группами, в которые мы не находимся. Как говорит Сэм. «Вместо того, чтобы быть ощущением меня или меня, это чувство нас или нас». Все мы носим с собой широкий спектр идентичностей. Мы попросим вас выполнить простое задание, которое просто спросит: «Кто я?». Это классический психологический тест, который раскрывает многослойную природу всех наших личностей.Но нас также интересует, почему одни идентичности становятся более важными, чем другие, и почему мы более эмоциональны в отношении одних идентичностей по сравнению с другими. Эти эмоции помогают связать нас с важными социальными группами. После того, как вы посмотрите видео и оставите комментарий, нажмите кнопку , отметив как завершенное , прежде чем переходить к следующему шагу. Это нужно делать на каждой странице, поскольку она записывает ваше путешествие по курсу.

Празднование вашего успеха

Если вы выполните не менее 50% шагов этого курса, вы сможете приобрести Заявление об участии.

Идентичность под вопросом: 1.1 Что такое идентификация? — OpenLearn — Открытый университет

1.1 Что такое идентичность?

Этот курс посвящен вопросам идентичности. Сама идентичность, похоже, связана с вопросом: «Кто я?» В этом разделе мы сосредоточимся на трех ключевых вопросах:

• Как формируются идентичности?

• Насколько мы контролируем формирование собственной личности?

• Есть ли особые сомнения относительно идентичности в современной Великобритании?

Во-первых, нам нужно немного больше подумать о том, что мы подразумеваем под идентичностью.

Если идентичность дает нам возможность ответить на вопрос «кто я?», Может показаться, что это касается личности; такой человек я. Это только часть истории. Идентичность отличается от личности во многих отношениях. Мы можем разделять личностные черты с другими людьми, но совместное использование идентичности предполагает около активных взаимодействий с нашей стороны. Мы решили, что идентифицируют с определенной идентичностью или группой. Иногда у нас больше выбора, чем у других. Этот фрагмент будет обращать внимание на относительную важность структур , неподконтрольных нам сил, которые формируют нашу идентичность, и агентства , степени контроля, который мы сами можем осуществлять над тем, кто мы есть.Идентичность требует некоторого осознания с нашей стороны. Личность описывает качества, которыми могут обладать люди, такие как общительность или застенчивость, внутренние характеристики, но идентичность требует некоторого элемента выбора. Например, я могу ходить на футбольные матчи по субботам, потому что мне нравится громко кричать с толпой оживленных экстравертов, но я иду смотреть Шеффилд Уэнсдей, потому что хочу, чтобы идентифицировал с этой конкретной командой, надеть этот шарф и заявить о себе о том, кто я, и, конечно же, потому что я хочу заявить, что я поддерживаю одну команду Шеффилд и не другую (Шеффилд Юнайтед).Мы можем характеризоваться наличием личностных черт, но мы должны идентифицировать себя — то есть активно принимать — идентичность.

Этот пример также иллюстрирует важность маркировки себя как обладателя идентичности , как у одной группы людей, и , отличной от у других. Подумайте о ситуации, когда вы впервые встречаетесь с кем-то, и, пытаясь узнать, кто они, задаете вопросы о том, откуда они и чем занимаются. В таких ситуациях мы пытаемся выяснить, что составляет этого человека, а также то, что делает его таким же , что и мы, то есть то, что у нас общего, и что отличает их от .Если вы видите, что кто-то носит значок организации, к которой вы также принадлежите, это означает, что этот человек такой же, как и вы, как разделяющий идентичность. Или представьте себе ситуацию, когда, путешествуя за границу, слыша голоса тех, кто говорит на вашем родном языке, вы чувствуете одновременно чувство признания и принадлежности. В странном месте нахождение людей, говорящих на нашем языке, дает нам кое-что и кого-то, с кем мы можем идентифицировать себя. Или представьте, что вы едете в поезде, а незнакомец в купе читает местную газету из города, в котором вы родились.Вы можете завязать разговор, который включает в себя ссылки на то, что у вас общего. Это момент признания и появления чего-то общего с другим человеком, который разделяет с вами идентичность. Идентичность отмечена сходством, то есть такими же людьми, как мы, и отличием тех, кто не такие. Существуют и другие менее обнадеживающие примеры, когда соответствующий идентификатор — , а не , и где, например, человеку может быть отказано в доступе к кредиту или покупке в рассрочку, пенсии или пособию по болезни, или входу в клуб или ресторан, или , что еще более важно, в страну.

Как узнать, какие люди такие же, как мы? Какую информацию мы используем, чтобы классифицировать других и себя? В приведенных выше примерах часто важен символ , такой как значок, командный шарф, газета, язык, на котором мы говорим, или, возможно, одежда, которую мы носим. Иногда это очевидно. Значок может быть четким публичным заявлением, которое мы отождествляем с определенной группой. Иногда это более тонко, но символы и представления важны для обозначения того, как мы разделяем идентичность с некоторыми людьми и отличаемся от других.

В этом смысле, хотя как индивиды мы должны активно принимать идентичности, эти идентичности обязательно являются продуктом общества, в котором мы живем, и наших отношений с другими. Идентичность обеспечивает связь между людьми и миром, в котором они живут. Идентичность сочетает в себе то, как я вижу себя, и то, как меня видят другие. Идентичность включает в себя внутреннее, субъективное и внешнее. Это общественно признанная позиция, признанная другими, а не только мной.

Однако то, как я вижу себя и как меня видят другие, не всегда совпадает.Например, люди могут считать себя успешными, достойными повышения по службе, однако работодатель считает их менее успешными. Молодые люди, шумно возвращающиеся домой из клуба рано утром, могут быть сочтены другими нарушителями спокойствия. Подумайте о том, как ваше видение себя может расходиться с восприятием вас другими. Это может быть на более личном уровне, в контексте семейных и дружеских отношений, или на более публичном или даже глобальном уровне, где определенные характеристики приписываются конкретным национальным или этническим группам.Ощущение противоречивой идентичности может быть результатом напряженности между необходимостью быть студентом, родителем и сотрудником одновременно: это примеры множественных идентичностей , которые есть у людей.

Связь между мной и другими определяется не только связью между тем, как я вижу себя и как меня видят другие люди, но также связью между тем, кем я хочу быть, и имеющимися влияниями, давлением и возможностями. Материальные, социальные и физические ограничения мешают нам успешно позиционировать себя в некоторых позициях идентичности — ограничения, которые включают восприятие других.Криминальная идентичность часто создается путем преувеличения стереотипов, когда в газетных сообщениях воспроизводится понятие преступной идентичности как молодого, мужского и черного (Mooney et al., 2000). Преступность может быть произведена другими людьми, составляющими эту категорию лиц. Этот процесс стереотипирования определенных групп как преступников также иллюстрирует некоторые дисбалансы и неравенства в отношениях между человеком и внешним миром.

Субъект «я» или «мы» в уравнении идентичности включает в себя некоторый элемент выбора, каким бы ограниченным он ни был.Концепция идентичности включает в себя некоторое понятие человеческой деятельности; идея, что мы можем иметь некоторый контроль в построении нашей собственной идентичности. Конечно, существуют ограничения, которые могут лежать во внешнем мире, где материальные и социальные факторы могут ограничивать степень свободы воли, которую могут иметь люди. Отсутствие материальных ресурсов сильно ограничивает наши возможности; как в случае бедности и экономических ограничений. Невозможно быть успешной женщиной, если она не работает и нет возможностей трудоустройства.Другие ограничения нашей автономии могут находиться внутри нас, например, в телах, в которых мы живем, что иллюстрируется процессом старения, физическими недостатками, болезнями и действительным размером и формой наших тел.

Важность идентичности | Эллис Джонс

Что такое идентичность?

Идентичность — это кто или что такое человек или вещь. Ваша личность — это то, как вы определяете себя; это также то, как другие определяют вас (и эти определения часто не совпадают). Вот почему мы говорим о самооценке и, вероятно, не всегда понимаем, насколько это важно для здоровья и благополучия.

То, как мы себя определяем, — это самореализация нашей культуры, интересов, взаимоотношений и эффективности в выполнении важных для нас вещей. На наше чувство идентичности и принадлежности влияют различные факторы, включая наш опыт, сообщество и нашу физическую среду («место»).

Все мы слышали о «стадном менталитете». Это тоже выражение идентичности и принадлежности. Двигаясь, как косяки рыб в общей реакции.

Есть много высказываний, подчеркивающих индивидуальность.Подумайте, «никогда не забывайте, откуда вы пришли». Выражение того, кем вы являетесь по отношению к своему происхождению, и месту, в котором уходит корни наследие.

В 21 ^{-м веке} мы наблюдаем вызов представлениям об идентичности. Например, растущее число людей, идентифицирующих себя как гендерно небинарные.

Мы также наблюдаем рост политики идентичности — формирования политического повествования или полемики, когда собака свистит или открыто заявляет о разделении на основе расы или религии.

Давний или новый, все эти взгляды на идентичность подчеркивают один неопровержимый факт: идентичность очень важна для того, кто мы есть, и для решений, которые мы принимаем.

«Хорошая компания».

Если отбросить преступление против существительных в единственном числе, эта часто встречающаяся фраза делает кое-что очень интересное и важное. Собеседник приписал неодушевленной конструкции человеческий атрибут: компанию. Это «хорошая» компания. При этом компании присваивается индивидуальность — помимо столов, офисных башен и армии рабочих.Можно сказать, ему было дано сердце.

Вот почему архетипирование бренда оказалось полезным способом категоризации компаний — применением личностной структуры, которая помогает определить компанию в соответствии с потребностями ее клиентов и конкуренцией.

Это существенно.

Почти две трети потребителей во всем мире (63 процента) предпочитают покупать товары и услуги у компаний, которые преследуют общую цель, отражающую их личные ценности и убеждения

Если мы считаем, что компания хорошая, мы с большей вероятностью купим ее продукты, доверяем ее услугам, поверим предоставленной нам информации и прислушаемся к советам ее представителей.

И, даже если совет дает нам человек, мы возложим ответственность на компанию. Королевская банковская комиссия является недавним болезненным примером того, как компании, которые делают много добра и нанимают много этичных людей, будут заклеймлены «злом» за поведение немногих. Влияние на выручку, прибыль и рыночную капитализацию было болезненным для свидетелей — и в конечном итоге сказалось на каждом австралийском пенсионере, владеющем акциями банка.

Нам не нужно больше доказательств ценности хорошего бренда, но вот последний отчет о ценности ведущих мировых брендов, подготовленный долгосрочным оценщиком Brand Finance.

Это за пределами «репутации». Репутация — это выражение целостности бренда и эффективности бизнеса. В конце концов, вы никогда не сможете «защитить» репутацию бренда, который повсеместно считается плохим, если не решите фундаментальные атрибуты, определяющие его идентичность.

Есть еще один блог по этой теме здесь .

«Итак, где ты работаешь».

Как только лед тронулся и бутылка закупорилась, это один из наиболее вероятных вопросов, которые любой из нас получит на светском мероприятии.Это вызывает немедленную эмоциональную и функциональную реакцию.

Функциональный ответ будет заключаться в том, чтобы определить, что делает компания: результаты и (если мы достаточно гордимся этим) результаты. Вот почему так важны повествование о бренде и ценностные предложения.

Эмоции могут быть гордостью, волнением, покорностью… или стыдом. Все это связано с нашей индивидуальностью и тем, насколько сильно мы чувствуем, что она соответствует организации, в которой мы работаем.

Когда мы говорим о работодателе, мы можем сказать «мы».Это выражение принадлежности (так часто рассматривается психологами и социологами при развитии детей и семей). Если бренд — это платформа, сообщество или племя, принадлежность напрямую связана с силой опыта бренда и идентичностью компании.

В наши дни мы много слышим о цели. Заявления о целях стали эмоциональным выражением миссии и видения, призванными вдохновлять сотрудников и клиентов. В конечном итоге они выражают идентичность организации в той же степени, что и то, что она намеревается делать.Смелые компании могут быть смелыми. Мы должны верить в потенциал. Мы также должны требовать доказательств.

Во всем мире 75 процентов людей доверяют «моему работодателю» делать то, что правильно, значительно больше, чем НПО (57 процентов), бизнес (56 процентов) и СМИ (47 процентов).

Если сотрудники верят в своего работодателя, они будут более продуктивными, будут оставаться рядом и действовать как защитники в обществе, как граждане. Все это оказывает влияние на чистую прибыль. Что еще более важно, сотрудники, которые считают, что у них есть свобода действий для достижения социальной цели, с большей вероятностью ее достигнут.Вот почему в Ellis Jones мы помогаем сотрудникам чувствовать себя большими, а не маленькими.

Эффективный цикл целевого брендинга

Добродетельный цикл — это цикл, в котором связанные действия повторяются, тем самым масштабируя результаты с течением времени.

Это важная концепция, когда мы рассматриваем бренды как платформу или двигатель социального воздействия.

Бренд, преследующий социальные цели, привлекает клиентов и сотрудников (которые также могут быть клиентами, когда они не на работе) из-за социальных преимуществ, которые приносят его действия, продукты и услуги.Эти клиенты и сотрудники гордятся тем, что пользуется преимуществом, которое выражает их индивидуальность. Они не только продолжают оставаться верными компании, но и отстаивают выгоды. Это стимулирует рост воздействия и доходов от продаж, позволяя компании масштабировать и то, и другое, часто экспоненциально.

Вот почему создание общих ценностей так важно в качестве бизнес-стратегии.

И почему сам бренд, помимо продукции компании, может иметь влияние.

Поговорите с нами о развитии вашей личности.

Что такое личность? — Блог Австралийского музея

Влиятельной фигурой, написавшей о концепции идентичности в развитии взрослых и теории личности, был Эрик Эриксон (1902–1994). Эриксон предложил теорию формирования идентичности в детстве и подростковом возрасте, которая, основанная на фрейдистском взгляде на развитие, расширила идеи Фрейда за счет признания роли идентичности во взрослой жизни человека (Erikson, 1963). Эриксон предположил, что люди продвинулись через восемь этапов в течение своей жизни, причем их продвижение по уровням зависит от решения некоторого кризиса.Эриксон определил идентичность как критическую проблему, с которой сталкиваются, в частности, подростки. Он ввел термины «кризис идентичности» и «смешение ролей», чтобы объяснить связь между детством и взрослостью, которую необходимо разрешить человеку, чтобы определить свою роль и цель в жизни и, в конечном итоге, свою личность как взрослого (Эриксон , 1963). Шаффер (1979) отметил, что Эриксон обратился к идее общей идентичности, когда люди становятся близкими с другими, испытывая взаимное доверие и способность заботиться о других.Первин (1984) предположил, что Эриксон внес важный вклад в теорию личности по трем направлениям: подчеркнув психосоциальные аспекты личности; через расширение стадий развития, чтобы охватить все жизненные циклы людей; и в осознании того, что и прошлое, и будущее имеют большое влияние на то, как люди строят свою идентичность в разное время своей жизни.

Педагогические психологи Вандер Занден и Пейс (1984) применили идеи Эриксона для определения идентичности как: «… чувство места человека в мире — значение, которое человек придает себе, что отражено в ответах, которые он дает на вопросы:« Кто такой? Я »и« Кем я должен быть? »(Стр.74). Атчли (1989) также опирался на работу Эриксона, когда он предположил, что идентичность — это «… набор характеристик, которые отличают себя от других и сохраняются с течением времени. Идентичность также может быть целью, с помощью которой люди пытаются представить себя любящими, компетентными и хорошими »(с.115).

Полезный набор терминов, описывающих идентичность во взрослом возрасте, был сформулирован Левинсоном (1990). «Я» — это то, как человек себя воспринимает; личность, как человек представлялся окружающим; и структура жизни модель жизни человека, которая возникла в результате взаимодействия «я», личности и внешнего мира.Левинсон предположил, что они нестабильны и постоянно меняются, поскольку и человек, и мир постоянно находятся в переходном состоянии. Идентичность также была тесно связана с представлением о себе в сочетании с принадлежностью к различным социальным и культурным группам (Paris et al., 2001), а также с культурными инструментами, с которыми люди взаимодействовали, такими как школы, музеи, фильмы, литература. или другие формы культурного участия. Paris et al. (2001) также утверждали, что люди постоянно формировали, реформировали и формировали свою идентичность, чтобы понять себя «… частично в связи с их собственной историей и ожидаемым будущим» (2001, стр.257).

Кидд (2002) заявил, что идентичность — это то, как социологи представляют, как люди думают о себе и своем мире. Он определил идентичность как «… характеристики мышления, рефлексии и самовосприятия, которыми обладают люди в обществе» (стр. 24). Кидд выделил три формы идентичности:

• Индивидуальная идентичность — уникальное чувство личности, которым обладает каждый человек в отдельности.
• Социальная идентичность — коллективное чувство принадлежности к группе, идентифицирующее себя как имеющее что-то общее с другими членами группы.
• Культурная идентичность — чувство принадлежности к определенной этнической, культурной или субкультурной группе.

Сфард и Прусак (2005) предположили, что люди имели несколько идентичностей, определяемых рассказами или историями, которые люди рассказывали сами себе. Они обрисовали в общих чертах три определяемых нарративом идентичности — идентичность от первого лица, как говорит сам человек; идентичность второго лица, рассказанная другому человеку; и личность третьего лица, сообщенная третьей стороной третьей стороне. Сфард и Прусак выделили два подмножества идентичности и нарратива: «… фактическая идентичность, состоящая из рассказов о реальном положении дел, и обозначенная идентичность, состоящая из рассказов, представляющих состояние дел, которое, по той или иной причине, должно быть случай, если не сейчас, то в будущем »(2005, с.18). Джи (2001) описал «основную идентичность человека» как комбинацию его множества различных переживаний и самовосприятия: «Быть ​​признанным определенным« типом личности »в данном контексте — вот что я имею в виду… под идентичностью» ( стр.99).

Источники

• Этчли, Р. (1989). Теория непрерывности нормального старения. Геронтолог , 29, 183-190.
• du Guy, P., Evans, J., & Redman, P. (Eds.). (2000). Идентификационный номер: читатель . Мудрец: Лондон.
• Эриксон, Э. (1963). Детство и общество . Нью-Йорк: Макмиллан.
• Джи Дж. (2001). Идентичность как аналитическая линза для исследований в образовании. Обзор исследований в области образования , 25, 99-125.
• Кидд, W. (2002). Культура и идентичность . Хэмпшир: Пэлгрейв.
• Пэрис, С., Бирнс, Дж., И Пэрис, А. (2001). Построение теорий, идентичностей и действий саморегулируемых учащихся. В Б. Циммерман и Д. Шунк (ред.), Саморегулируемое обучение и академическая успеваемость (2-е изд., стр. 253-287). Махвах: Лоуренс Эрлбаум Ассошиэйтс.
• Первин Л. (1984). Личность: теория и исследования (4-е изд.). Нью-Йорк: John Wiley & Sons Inc.
• Sfard, A., & Prusak, A. (2005). Выявление идентичностей: в поисках аналитического инструмента для исследования обучения как культурно сформированной деятельности. Исследователь в области образования , 34 (4), 14-22.
• Вандер Занден, Дж. И Пейс, А. (1984). Психология образования: теория и практика (2-е изд.). Нью-Йорк: Рэндом Хаус.

Что такое нарушение идентификации?

Что такое нарушение личности?

Нарушение идентичности — это термин, используемый для описания несогласованности или непоследовательности в чувстве идентичности человека. Это может означать, что цели, убеждения и действия человека постоянно меняются.

Также может случиться так, что человек перенимает черты личности окружающих его людей, поскольку они изо всех сил пытаются сохранить и сохранить свою идентичность.

Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (DSM-5) описывает нарушение идентичности как «заметно и постоянно нестабильное самооценку или самоощущение» и отмечает, что это один из ключевых симптомов пограничного расстройства личности (ПРЛ).

Конечно, люди без BPD тоже борются с нарушением идентичности. Но люди с ПРЛ часто очень сильно не осознают себя или теряют идентичность. Если вы боретесь с чувством, что понятия не имеете, кто вы и во что верите, это может быть симптомом, к которому вы можете относиться.

Понимание личности

Идентичность часто считается вашим всеобъемлющим чувством и взглядом на себя. Устойчивое чувство идентичности означает способность видеть себя одним и тем же человеком в прошлом, настоящем и будущем.Кроме того, стабильное самоощущение требует способности смотреть на себя таким же образом, несмотря на то, что иногда вы можете вести себя противоречиво.

Идентичность довольно широка и включает в себя многие аспекты личности. Считается, что ваше самоощущение или личность включает в себя следующие элементы:

• Ваши убеждения и отношения
• Ваше восприятие своих способностей
• Ваши манеры поведения (даже если они меняются)
• Ваша личность и темперамент
• Ваши мнения
• Социальные роли, которые вы играете

Идентичность можно рассматривать как ваше самоопределение; это клей, который скрепляет все эти разнообразные аспекты вас самих.

Почему важна личность

Чувство идентичности выполняет множество различных функций. Сильная идентичность может помочь вам адаптироваться к изменениям. В то время как мир вокруг вас постоянно меняется, если у вас есть сильное чувство собственного достоинства, у вас, по сути, есть якорь, который будет удерживать вас, пока вы адаптируетесь. Без этого якоря изменения могут казаться хаотичными и даже пугающими.

Кроме того, наличие сильной идентичности позволяет развить чувство собственного достоинства. Не зная, кто вы, как вы можете развить чувство, что вы достойны уважения?

Знаки

Нарушение идентичности иногда называют диффузией идентичности.Это относится к трудностям определения того, кем вы являетесь по отношению к другим людям. Некоторые люди с ПРЛ могут описать это как трудности с пониманием того, где они заканчиваются, а другой начинает.

Люди с ПРЛ часто сообщают, что понятия не имеют, кто они и во что верят. Иногда они сообщают, что просто чувствуют себя несуществующими. Другие даже говорят, что они почти как «хамелеоны» с точки зрения идентичности; они меняют то, кем они являются, в зависимости от своих обстоятельств и того, что, по их мнению, хотят от них другие.

Например, вы можете быть участником вечеринки на светских мероприятиях, но вести себя мрачно и серьезно на работе. Конечно, каждый в той или иной степени меняет свое поведение в разных контекстах, но при ПРЛ этот сдвиг гораздо глубже.

Те, кто испытывает нарушение идентичности, вероятно, испытывают противоречивые убеждения и поведение; они также могут быть склонны чрезмерно идентифицировать себя с группами или ролями, а не с их индивидуальной идентичностью.

Многие люди с нарушением идентичности при ПРЛ говорят, что помимо изменения поведения меняются их мысли и чувства в соответствии с текущей ситуацией.Например, они могут часто менять свое мнение по поводу следующего:

• Их карьера
• Дружба
• Стремления
• Их мнения и убеждения
• Другие важные жизненные решения

В результате многие люди с ПРЛ изо всех сил пытаются установить и поддерживать здоровые личные границы и испытывают трудности в межличностных и интимных отношениях. У них также могут быть проблемы с приверженностью ценностям, целям и работе.

Кроме того, люди с нарушением идентичности обнаруживают, что их настроение часто и непредсказуемо меняется.

Проблемы взаимоотношений в BPD

У тех, кто борется с нарушением идентичности при ПРЛ, обычно возникают проблемы с установлением близких отношений с другими людьми. Человек с нарушением идентичности, вероятно, испытывает негативные последствия низкой самооценки, включая отсутствие самоуважения и личных границ. Это может особенно затруднить установление связей с другими людьми.

Еще одна проблема в отношениях для людей с нарушением идентичности — это ощущение отсутствия поддержки или бессмысленности в отношениях. Ощущение «пустоты» внутри — обычное дело для людей с нарушением идентичности.

Поскольку им трудно найти смысл в себе, они могут столкнуться с трудностями в поиске смысла в отношениях со своей семьей, друзьями и романтическими партнерами.

Причины

Было проведено очень мало исследований проблем идентичности, связанных с ПРЛ, но существует множество теорий относительно того, почему люди с ПРЛ часто борются с самоидентификацией.

Например, Марша Линехан, доктор философии, ведущий исследователь ПРЛ и основатель диалектической поведенческой терапии (ДБТ), считает, что вы развиваете личность, наблюдая за своими эмоциями, мыслями и чувствами в дополнение к реакции других людей на вас.

Все эти факторы могут затруднить формирование связного ощущения себя, потому что внутренние переживания и внешние действия несовместимы.

Кроме того, многие люди с ПРЛ происходят из хаотичного или агрессивного происхождения, что может способствовать нестабильному самоощущению.Если вы определяете, кто вы, основываясь на реакции других на вас, и эти реакции были непредсказуемыми и / или пугающими, у вас нет основы для развития сильного чувства идентичности.

Способность понимать психическое состояние себя и других называется ментализацией. Это особенно сложно для людей с нарушением личности и ПРЛ. Это означает, что им сложно понять человеческое поведение и намерения, что усложняет им познание себя и других близко.

Одно исследование, опубликованное в 2017 году, показало, что эта проблема с ментализацией может сыграть ключевую роль в том, почему люди с ПРЛ так сильно борются с распространением идентичности и межличностными отношениями.

Как найти себя

Итак, как вы ответите на вопрос Кто я? Конечно, волшебного решения проблем с идентификацией не существует. Тем не менее, большинство методов лечения ПРЛ включает компоненты, которые могут помочь вам начать понимать, кто вы есть и за что боретесь.

Часто первым шагом является поиск хорошего психотерапевта, который поможет вам решить проблемы с идентичностью. Лечение ПРЛ, которое может помочь с нарушением идентичности, включает:

• Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ) : Этот тип терапии может помочь выявить любые ограничивающие убеждения человека в отношении себя или других, что со временем облегчит формирование отношений. Он также устраняет основные симптомы тревоги и настроения.
• Диалектическая поведенческая терапия (DBT) : помогает справляться с сильными эмоциями и контролировать деструктивное поведение.Внимательность — это часто техника, используемая при ДПТ.
• Лечение на основе ментализации (MBT) : В MBT терапевт помогает человеку с ПРЛ улучшить свои навыки межличностного общения. Этот тип терапии направлен на улучшение их понимания того, что они и другие думают или чувствуют.
• Психотерапия, ориентированная на перенос (TFP) : В TFP, когда клиент взаимодействует со своим терапевтом, аспекты нарушения его идентичности проявляются в терапевтических отношениях во многом так же, как это было бы с кем-то в их личной жизни.Это дает терапевту возможность поддерживать интеграцию различных аспектов личности пациента.
• Терапия, ориентированная на схемы (SFT) : SFT объединяет различные психотерапевтические методы, чтобы попытаться помочь пациентам изменить укоренившиеся, обреченные на провал паттерны или схемы, которые могут способствовать возникновению проблем с идентичностью.

Кроме того, есть способы, которыми вы можете поработать над нарушением идентичности самостоятельно. Вы можете начать открывать для себя то, что вы считаете значимым в своей жизни.Этот тип самопознания может быть наиболее эффективным в сочетании с терапией, особенно потому, что люди с нарушением идентичности, как правило, изо всех сил пытаются найти смысл.

Знание того, что для вас наиболее важно, может соединить вас с большим чувством идентичности. Многие люди находят творческие выходы как полезные способы самовыражения и познания себя.

Слово от Verywell

Каждый борется с проблемами идентичности. Вы не одиноки, если иногда задаетесь вопросом, кто вы и какое значение имеет ваша жизнь.Если вы боретесь с нарушением идентичности, знайте, что есть специалисты в области здравоохранения и множество методов лечения, которые могут помочь. При правильной поддержке вы можете преодолеть нарушение идентичности и другие симптомы ПРЛ.

Я и идентичность — обзор

Введение

Большинство исследований креативности основывались на индивидуальных различиях или лабораторных исследованиях с использованием тестов, предполагающих дивергентное мышление (Torrance, 1972) или экспериментальных задач, связанных с пониманием (Finke, Ward, & Smith, 1992).Многие из этих исследований рассматривают творчество как деятельность по решению проблем. Этот подход имеет двойное очарование: с одной стороны, его легко реализовать в контролируемых экспериментальных установках или в бумажных и карандашных (или компьютерных) тестах; с другой стороны, он обращается к нашей способности преодолевать конкретные трудности новыми и непредвиденными способами. Таким образом, этот подход обеспечил плодородную почву для проведения множества исследований, касающихся психологических и нейробиологических основ этого феномена (Bowden, Jung-Beeman, Fleck, & Kounios, 2005; Hélie & Sun, 2010; Kaufman & Sternberg, 2010; Куниос и др., 2006, 2008; Schooler, Ohlsson, & Brooks, 1993).

Просто ради аргументации мы будем называть этот подход здесь моделью решения проблем творчества. Стоит отметить, что модель творчества, направленная на решение проблем, соответствует определенному взгляду на роль мозга в поведении и познании, который господствовал на протяжении большей части второй половины 20 века. С этой точки зрения мозг — это, по сути, (очень сложная) реактивная машина, которая управляет поведением, производя соответствующие реакции на стимулы, возникающие в окружающей среде.Таким образом, знание, восприятие или создание чего-либо рассматривается как следствие некоторого внешнего вызова или ситуации, обычно такой, которую можно точно определить во времени и пространстве. Такой подход естественным образом выделяет те аспекты познания, которые связаны с событиями, вызывающими определенные действия. Соответственно, он хорошо сочетается с творчеством, поскольку дает новое решение четко определенной проблемы.

В то же время этот подход игнорирует спонтанные, не связанные со стимулами аспекты познания, которые характерны для бодрствующей жизни: активное самомотивированное исследование окружающей среды и непрерывный поток мыслей, не связанных со стимулами, которые мы испытываем каждый день.Взгляд на мозг как на динамичный, а ум как на по своей природе беспокойный восходит к Джеймсу (1890), Лэшли (1930) и Зингеру (1966, 1975), а также другим (Freeman, 1975; Llinás, 1988). Тем не менее, только с плодотворной работой над режимом работы мозга по умолчанию (Gusnard, Raichle, & Raichle, 2001; Raichle et al., 2001) эндогенная динамика мозга стала более широко приниматься во внимание. С этим сдвигом те аспекты психической жизни, которые возникают, когда не задействованы конкретные задачи, были выдвинуты на первый план и стали целью согласованных эмпирических исследований (Mason et al., 2007; Маккирнан, Д’Анджело, Кауфман и Биндер, 2006 г .; Смоллвуд и Школьник, 2006).

Вероятно, феномен блуждания разума привлек наибольшее внимание среди тех, кто отражает спонтанное познание (McMillan, Kaufman, & Singer, 2013). Во время блуждания ума человек испытывает постоянный, в основном спонтанный поток мыслей, который не обязательно относится к текущему контексту окружающей среды (например, когда вы позволяете своим мыслям плыть по течению во время посещения лекции или прогулки по парку).В сценарии реактивного мозга, ориентированного на решение проблем, блуждание разума, естественно, рассматривается как препятствие. Действительно, многочисленные исследования показали, что спонтанные отвлечения могут отрицательно повлиять на производительность при выполнении самых разных задач, таких как обучение на лекции (Lindquist & McLean, 2011; Risko, Anderson, Sarwal, Engelhardt, & Kingstone, 2012; Szpunar, Moulton, & Schacter, 2013), ответы на стандартные тесты академической успеваемости (Mrazek et al., 2012), чтение (Smallwood, McSpadden, & Schooler, 2008) и другие (Immordino-Yang, Christodoulou, & Singh, 2012; Smallwood, Fishman , & Schooler, 2007).Однако в новом сценарии этот всеобъемлющий процесс заслуживает изучения сам по себе (Smallwood & Schooler, 2015). Что еще более важно, растет число исследований, которые начали выдвигать на первый план потенциально конструктивные стороны блуждания разума при творческом мышлении (Baird et al., 2012; Preiss, Cosmelli, Grau, & Ortiz, 2016; Sio & Ormenod, 2009; Smallwood & Andrews). -Hanna, 2013) и саморегуляции (Andrews-Hanna et al., 2013; Baird, Smallwood, & Schooler, 2011; Zedelius & Schooler, 2015).Сдвиг в сторону эндогенной динамики мозговой активности и спонтанности разума подчеркивает иную, но необходимую точку зрения на творчество. Этот сдвиг позволяет нам выйти за рамки дихотомии между ориентированным на задачу решением проблем и спонтанным блужданием ума, не связанным с задачей.

Ранее мы утверждали, что психологическое понимание творческого озарения должно учитывать сложную временную структуру продолжающегося потока опыта (Cosmelli & Preiss, 2014).На наш взгляд, творческое озарение обнаруживает двойную временную ориентацию. С одной стороны, инсайт имеет непосредственную ссылку на то, что происходило в предыдущий момент, поскольку опыт решения проблемы инсайтом всегда связан с предшествующим «желанием» или «отсутствием» контекста, на который реагирует это понимание. Соответственно, инсайт-решения обычно воспринимаются как , заполняющие пробелов (Gruber, 1995). С другой стороны, инсайт-решения являются творческими не только потому, что они решают данную проблему неожиданно и оригинально, но и потому, что они включают перестройку восприятия или представления самой проблемы (Chi, 1997; Weisberg, 1995).Таким образом, творческое понимание меняет способ интерпретации текущей проблемы с точки зрения ее будущих последствий. В отличие от ориентированного на прошлое измерения проницательности, этот ориентированный на будущее аспект наиболее четко проиллюстрирован через биографические отчеты о спонтанном озарении и интервью с людьми, которые открывают новые способы взгляда на старую проблему или производят теоретический синтез ранее не связанных явлений ( Csikszentmihalyi, 1996; Csikszentmihalyi & Sawyer, 1995; Gruber, 1995; Gruber & Wallace, 1999).

Следовательно, если мы примем во внимание спонтанные мысли ума как основу творческих процессов, становится очевидным, что эти процессы глубоко влияют на самих себя и, следовательно, глубоко переплетаются с процессом развития личности творца. Действительно, недавняя работа над способами мышления, лежащими в основе творческого процесса, показала, что два основных процесса, задействованных в творчестве, — генерация идеи и оценка идеи — зависят от тонкого взаимодействия множества мозговых сетей (Ellamil, Dobson, Beeman, & Christoff, 2012 ; но см. также конвергентные идеи Jung, Mead, Carrasco, & Flores, 2013; Mok, 2014).С одной стороны, генеративное мышление коррелирует с активностью медиальной височной доли. С другой стороны, в процессах оценки идей задействованы как исполнительные области, так и регионы по умолчанию, включая соответствующие узлы лимбических областей, таких как передний островок, предположительно связанные с внутренними висцероцептивными процессами (Ellamil et al., 2012; Fox & Christoff, 2014; Singer, Critchley, & Preuschoff, 2009).

Главный вклад этого расширенного временного подхода в понимание состоит в том, что он позволяет связать творческий процесс с развитием себя и личности.Мы утверждаем, что профессиональные творцы развивают чувство идентичности, прочно основанное на их осознании процесса блуждания разума. По мере того, как авторы становятся более экспертами, они лучше понимают творческий процесс и его феноменологическую природу. В частности, они становятся осознанными странниками . То есть они делают решение проблемы осознания, расширенной во времени, основной частью своего «я» и своей жизненной истории. Чтобы понять, как работает этот процесс, здесь полезно использовать модель идентичности, основанную на жизненных историях (McAdams, 2001).Как отмечает МакАдамс, современная личность принимает форму истории, включая все ее компоненты, то есть сеттинг, сцены, персонажа, сюжет и тему. История личной жизни кристаллизуется в позднем подростковом и юношеском возрасте, а во взрослой жизни становится развивающейся историей о себе, в которой рассказы людей о самих себе дают им чувство единства и цели. Взгляды, сходные с точкой зрения Макадамса, придерживаются Нельсон и Фивуш (2004), но с акцентом на память, а не на идентичность.Для Нельсона развитие автобиографической памяти имеет сильный повествовательный компонент. Автобиографическая память развивается из эпизодической памяти посредством интернализации повествовательной структуры. Развивающийся ребенок усваивает эту структуру посредством диалога со своей матерью или взрослым опекуном. И, следовательно, делает возможным развитие личности (в понимании себя МакАдамсом, то есть как истории жизни). Стоит отметить, что повествование предоставляет людям платформу для связи их жизненных историй с их жизнью в культурном сообществе.Как замечает Брунер (2002), «именно конвенционализация нарратива превращает индивидуальный опыт в коллективную монету, которая может быть распространена, так сказать, на более широкой основе, чем просто межличностная» (стр. 16). Перефразируя Брунера, мы предполагаем, что по мере того, как писатели формируют свою личную идентичность, условность повествования помогает им преобразовывать свой индивидуальный опыт блуждания разума в деятельность по созданию смысла, которая вносит значительный вклад в культурное творчество. В частности, творцы делают творческий процесс частью своей жизни с помощью четырех процессов:

1.

подтверждение продленного времени;

2.

развитие доверия к инкубации;

3.

включение творческого процесса как части развития идентичности;

4.

признавая положительное влияние творчества на общее благополучие.