Подводим итоги
Давайте еще раз вспомним главное из того, о чем говорили в этом уроке.
❇️ Философия жизни зародилась на фоне господства романтизма и явилась реакцией на рационализм эпохи Просвещения. Философия жизни увидела глубинные противоречия разума и жизни, попыталась вернуть разуму «человеческое лицо», а философским понятиям — экзистенциальную значимость. Она пыталась понять индивидуальность каждой жизни, выразить невыразимое, увидеть целый мир внутри любой отдельной личности.
❇️ Фридрихе Ницше
🔹 Видел ценность жизни в том, что она может и должна всегда двигаться дальше.
🔹 Описал три стадии человеческого духа: верблюд, лев, ребенок. Высшая из которых — ребенок, стадия, на которой человеческий дух обретает свободу от культуры, нравственности и морали.
🔹 Убежден, что жизнь больше надстроек, созданных над ней, она не укладывается в созданные нами нормы, ценности, ожидания и понятия.
🔹 В человеке ценна сама жизнь, та энергия, которая в нем заложена — воля к власти.
❇️ Анри Бергсон
🔹 Предложил концепцию внутреннего времени или длительности.
🔹 Чистое выражение жизни — длительность.
🔹 Память — это свойство нашего сознания, нашего опыта удерживать переживания сколь угодно долго.
🔹 Бытие — творческая сила.
🔹 Двигатель эволюции — жизненный порыв, некоторый заряд энергии, позволяющий переходить от простых форм организации материи к сложным.
🔹 Инстинкт чаще бывает важнее интеллекта, а интуиция лучше открывает нам реальность, чем интеллект и инстинкт вместе взятые.
❇️ Вильгельм Дильтей
🔹 Делает герменевтику, учение о понимании и истолковании, универсальной методологией наук о духе (гуманитарных наук).
🔹 Сформулировал герменевтическую триаду, благодаря которой можно приблизиться к пониманию чувств других людей:
1️⃣ Переживание
2️⃣ Выражение
3️⃣ Понимание
🔹 Описал главный метод герменевтики — герменевтический круг, который предполагает многократные уточняющие переходы от смысла целого к смыслу частей, затем опять к смыслу целого.
❇️ Освальд Шпенглер
🔹 Описал циклическую концепцию истории
1️⃣ Мифо-символическая
2️⃣ Ранняя культура
3️⃣ Метафизико-религиозная (высокая) культура
4️⃣ Старение и гибель
🔹 Предложил типологию культур, в которой выделил 8 реализовавшихся культур: китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, византийско-арабскую, западноевропейскую, культуру майя, а также «пробуждающуюся» русско-сибирскую культуру.
❇️ Xосе Ортега-и-Гассет
🔹 Создал учение о «жизненном разуме» — рациовитализм.
🔹 Истинной реальностью является не разум, а жизнь — единство субъекта и объекта, идеи и реальности, человека и его обстоятельств.
🔹 Необходимо «подчинить разум жизни», а не наоборот.
🔹 Создал концепцию «восстания масс», в которой описал черты «человека массы» с точки зрения философии жизни.
Фрилуфтслив (Friluftsliv): Норвежский аутдор, или Философия жизни в гармонии с природой
Сознательное отношение к природе и активный отдых должны идти рука об руку, именно поэтому мы продолжаем рассказывать вам о современных подходах к экологической ответственности. В этот раз речь пойдёт о северном видении активного отдыха, а, вернее, о целом течении, которое является неотъемлемой частью жителей Скандинавии.
В начале было слово, и это слово — Friluftsliv
Во многом благодаря 30-летнему развитию компании АльпИндустрия у многих российских любителей активного отдыха на природе появилось в обиходе слово под названием аутдор (outdoor), которое включает в себя множество активностей на открытом воздухе и, скорее всего, относится и к вашему досугу или хобби.
«Всё просто», — скажете вы. И будете, в целом, правы: в Америке — outdoor, в России, пускай, это будет называться широким определением туризма, но вот, почему-то, скандинавы, а именно норвежцы, занимают несколько иную позицию в этом подходе. Давайте разберемся, почему.
История Норвегии берёт своё начало или рождается из мифических рассказов скандинавского фольклора, который исходит из самого сердца природных ландшафтов Норвегии. Уверен, что те из вас, кто успел побывать в скандинавских странах или предпочитает Русский Север, прекрасно понимает, о чём идёт речь.
Итак, в основе скандинавского outdoor-движения заложено природное очарование Норвегией, которое именуется Friluftsliv (англ. free-loofts-liv; с норвежского fri — свободный, luft — воздух, liv — жизнь) и переводится как «Свободный воздух жизни», «Жизнь на открытом воздухе» или «Свободная жизнь под открытым небом». Так же, как и определение outdoor, значение слова friluftsliv выходит далеко за пределы его перевода и фокусируется больше на динамических отношениях человека с природой.
Портрет Генрика Ибсена.
Главный герой стихотворения ищет одиночества, он оставляет мать и отправляется в дикие уголки норвежской природы, чтобы прояснить свои мысли, и живёт в маленьком домике среди гор и лесов. Кстати, есть мнение, что самого Ибсена на Фрилуфтслив вдохновило французское выражение «La vie en plein air», которое буквально означает «Жизнь на открытом воздухе».
I den øde sæterstue
al min rige fangst jeg sanker;
der er krak og der er grue,
friluftsliv for mine tanker
Хоть избушка здесь убога,
Но живу я в ней богато.
Самый воздух тут подмога—
Вот и стала мысль крылата.
Пусть дом одинок мой и брошен,
Для жизни есть всё, и я жив:
Очаг есть, и стол есть, и ложе,
И в мыслях моих Фрилуфтслив.
Затем уже известный нам путешественник Фритьоф Нансен (1861-1930) стал тем человеком, кто закрепил понятие Фрилуфтслива в сознании норвежского народа. Его образ жизни стал примером и поведенческой моделью для потомков. А свои идеи он подытожил в книге, которая на норвежском называется — угадаете, как? Именно! «Frilufts-liv».
Нансен писал о том, что в течение миллионов лет люди жили под открытым небом, охотились и рыбачили, проводя большую часть свое жизни под открытым небом. Но цивилизация и культура, которые мы создаём на протяжении последних тысячелетий, заставляют нас перейти на другую сторону. И тем не менее, в современном образе жизни всё ещё идёт борьба за то, чтобы установить баланс между человек и природой. В Норвегии всегда стремились к простой жизни, к жизни в гармонии с природой, к жизни на природе, и окружающая среда всегда была для норвежского народа естественной и неотъемлемой частью жизни.
Фритьоф Нансен, земля Франца-Иосифа, 1896 год.
Наконец, в 2000-2001 гг. понятие Фрилуфтслив было официально определено аж в послании норвежского парламента, именуемого Стортингом. Фрилуфтслив в нём определяется как пребывание на природе и активный отдых на природе в свободное время с целью получения нового опыта и изменения окружающей среды. Это понятие используется по сей день и также включает организованные мероприятия, как ориентирование, различные спортивные соревнования, обучение и другие формы активного времяпрепровождения в зелёных зонах в черте города (парках, садах и т.
Фрилуфтслив: на пути к новому видению
Теперь обратимся к философии Фрилуфтслива и её становлению.
После резолюции о союзе с Данией (с 1536 по 1814 гг.) в Норвегии стали всё больше внимания уделять подлинно норвежскому стилю и культуре. Горы и фьорды, деревня и мифические боги были романтизированы художниками и писателями. Полярные герои стали главными национальными символами. Всё больше и больше людей хотели испытать настоящую Норвегию. На волне такого интереса к изучению и преодолению природы в 1868 году была создана первая Норвежская туристическая ассоциация, призванная облегчить доступ к диким природным территориям. К этому стоить ещё добавить, что это не только первая туристическая ассоциация, созданная в Норвегии, но и одна из первых в мире.
Подобное развитие исследований природы в середине XX века отразилось на норвежском законодательстве, и в 1957 году появился закон под названием Allemannsretten, что примерно переводится как «Право на путь». Основное положение закона Allemannsretten позволяет туристам проходить по частным территориям, заранее при этом согласовав свой маршрут, и даже встать на ночлег на чужой территории не более чем на 2 дня (при условии, что вы будете вежливы и будете держаться на расстоянии не мене 150 метров от жилых зданий).
Норвежский закон «Право пути» имеет очень большие сходства с американской культурой Freedom to Roam (свобода передвижения). Эта культура долгое время служила одним из призывов всем путешественникам от американской компании Patagonia, которая славится своими экологическими лозунгами, а с недавних пор ещё и смело обличающими разрушительные для экологии действия политиков.
Налицо лишь языковые барьеры одного и того же культурного движения, развитие которого началось в те времена, которое часто называют революцией хиппи, — счастливые 60-е, человек идёт навстречу природе. 60-е стали не только датой рождения большинства всемирно известных американских аутдор-брендов и появлением новых школ скалолазания (Big wall climbing), но и зарождением экологического движения одновременно на двух континентах планеты.
В Америке этим местом стала долина Йосемити в Калифорнии, откуда берут своё начало легендарные истории Ивона Шуинара (Yvon Chouinard, основатель Patagonia) и Дугласа Томпкинса (Douglas Tompkins, основатель The North Face).
В Скандинавии таким местом стала гора Стетинд (Stetind), расположенная в малонаселённом пункте Тюсфьорд (норв. Tysfjord) в Северной Норвегии. Несмотря на высоту всего 1392 метра, этот гранит славится непростыми маршрутами, а норвежцы называют Стетинд Gudenes ambolt, что в переводе означает «наковальня богов».
Весной 1966 года молодые альпинисты из Тронхейма, услышав о достижениях скалолазов из Йосемити, решили сделать «невозможное» и подняться по западной стене горы Стетинд. В начале июля группа из шести человек, в составе которой были норвежский философ Арне Нэсс (Arne Dekke Eide Næss) и будущая звезда норвежского альпинизма, а пока что инженер Нильс Фаарлунд (Nils Faarlund), разбила базовый лагерь у подножия западной стены. В течение двух недель группа совершила несколько первопроходов, которые открыли западную стену от лагеря до вершины Вествегген (Vestveggen).
Арне Наээсс.
Однако самое интересное происходило не только на горе, но и в базовом лагере, у костра, в беседах о философии, науке и природе. В то время молодые альпинисты были обеспокоены двумя вопросами. Во-первых, как бы они могли объяснить людям тот факт, что риск и опасные для жизни восхождения, в которых они проводят своё время, могут быть полезнее монотонной работы в центре Норвегии. А во-вторых, во время походов по горным хребтам они увидели, как новые дороги и строительство гидроэлектростанций разрушили множество красивых мест в Скандинавии.
В результате жарких дискуссий у них родилась идея сохранения дикой природы, без которой невозможно сохранение самой жизни, и желание самим стать частью этого движения. Из этих мыслей родились основные положения Фрилуфтслива:
Фрилуфтслив — это способ воплощения в жизнь ценностей экологической философии. Быть на природе, ощущать гармонию с природой — это может доставлять человеку истинное наслаждение. Это свойство, с которым мы, люди, приходим в этот мир. Именно благодаря ему мы выжили как вид — познавая окружающую нас среду и находя взаимопонимание с ней. А наградой за этот процесс познания становится та радость, которую человек способен испытывать от нахождения на природе.
Их обсуждения в базовом лагере легли в основу новой прикладной теории под названием «Глубинная экология», которую начал создавать молодой, 24-летний профессор философии Арне Нэсс. Нильс Фаарлунд после восхождения оставил свою инженерную карьеру и открыл школу гидов.
Спустя 20 лет с философскими идеями Арне Нэсса знакомится Дуглас Томпкинс. Эти мысли так сильно откликнулись в нём, что он принимает решение продать свой бренд Esprit и часть акций The North Face и купить несколько тысяч гектар земли в Южной Америке, чтобы создавать там национальные парки, где идеи Арне Нэсса о сохранении дикой природы будут реализованы на практике.
Кристина Томпкинс и Арне Нэсс.
Так что же такое Фрилуфтслив сегодня? Это скандинавская традиция активного отдыха под открытым небом, подразумевающая бережное отношение к природе и непричинение вреда окружающему миру. При этом такой досуг полностью исключает любые моторизованные средства передвижения. Хотя на этот счёт существуют разные мнения, к примеру, почему бы не считать поездки на снегоходах частью Фрилуфтслива?
Сейчас философию «наружной жизни» поддерживают все Скандинавские страны, жители которых проводят свой отдых в лесах и горах, они просто покидают крупные города, чтобы насладиться природой. Более того, Фрилуфтслив — одна из действующих концепций управления туризма в Норвегии.
Нильс Фаарлунд — норвежский тренд туризма
В 1966 году Нильс Фаарлунд принял решение уйти от своей инженерной карьеры, чтобы стать горным гидом и полностью посвятить себя природе. Благодаря такому повороту судьбы он известен тем, что основал первую школу Норвегии по альпинизму (Høgfjellskolen), которой руководит вот уже 48 лет, и преподавательский курс о культуре Фрилуфтслива в Норвежской школе спортивных наук. Он также стал автором нескольких книг, одна из которых «Friluftsliv — En dannelsesreise».
Нильс Фаарлунд.
«Я вырос в 1940-х годах, когда в лесах было органическое земледелие и скотоводство», — говорит Нильс. — «В то время игры и прогулки по лесу были частью нашего образа жизни в норвежской сельской местности». Нильс использует норвежское слово friluftsliv на английском языке, утверждая, что его невозможно перевести, это слово глубоко укоренилось в норвежской культуре и является одним из самых любимых слов в Норвегии.
Суть альпинизма, как я это вижу, не в том, чтобы добраться до вершины. А в том, чтобы полностью погрузиться в происходящее и за счёт этого полностью погрузиться в природу. И испытать глубокую, истинную радость. Именно в этот момент вы тоже захотите защищать природу.
Нильс также щедро делится своим опытом с норвежскими производителями туристического снаряжения и участвует в разработке новых моделей рюкзаков и палаток для альпинизма, например, для Bergans. На протяжении полувека он по-прежнему пропагандирует истинно норвежский стиль, где используются только натуральные материалы, как шерсть и хлопок, и особенно любит свою австрийскую шерстяную рубашку.
Американский Outdoor vs. Норвежский Friluftslif
А теперь самое интересное. В заключение, на примере лыжников посмотрим, каким критериям в туристической одежде придерживается Friluftslif и прочитаем комментарии по этому поводу от самого Нильса Фаарлунда. А выводы и выбор, конечно, за вами 🙂
Иллюстрация: Пол X. Джонсон.
Норвежский стиль
Натуральные ткани и дань традиции
- KART I KARTMAPPE («Карта в карте») — Карта всегда под рукой, поэтому ей просто нужна хорошая защита.
- ULL INNERST — Шерстяное бельё всегда было настоящим норвежским достоянием, потому что оно всегда дышит и греет ровно столько, сколько нужно.
- BOMULLSANORAKK (хлопковый анорак) — Штормовая куртка необязательно должна быть пропитана, в первую очередь должна быть ветронепроницаемой и дышащей и обязательно должна состоять из нескольких слоев.
- NIKKERS — Брюки, предпочтительно, должны состоять из натуральных материалов, как шерсть или прочный хлопок. Важный момент, что низ брюк не должен намокать, поэтому должна быть возможность укорачивать брюки.
- ULLSTRØMPER («Шерстяной») — Длинные шерстяные носки, которые в этом стиле играют очень важную роль, поскольку при больших переходах дают ногам возможность дышать, но при этом согревают.
- GAMASJER — Короткая гетра препятствует попаданию снега и влаги во внутрь ботинка.
- STØVLER («Ботинки») — Три скандинавских правила про ботинки: водонепроницаемые, дышащие, прочные.
.
Американский стиль
Мода и технологичные синтетические материалы
- GPS — Снижает навыки человека ориентироваться и постоянно отвлекает мыслями о заряде батареи.
- SYNTETISK INNERST — По мнению Нильса, синтетическое волокно переносит влагу и вы потеете, потому что волокна не дышат. Более того, реклама запущенная в Норвегии в 1960 году благодаря компании Helly Hansen под лозунгом «Синтетика тёплая, как шерсть, и отводит влагу» была признана недействительной благодаря доказательствам, которые Нильс приводил в своей работе.
- GØRR-TEX
- OLJEPELS («Нефтянная кожа») — Нильс противник одежды из Gore-Tex. По его мнению, она ненатуральная, вредит окружающей среде и в будущем становится водопроницаемой.
.
Post scriptum
В альпинизме очень мощный диалог с природой. Ты прикасаешься к горам, и в это же время горы навсегда оставляют свой след в тебе. И в этом диалоге ты глубоко осознаёшь самого себя.
На сегодняшний день, если вы спросите норвежцев о Фрилуфтсливе, то девять из десяти ответят, что они большие приверженцы этого стиля и очень любят отдыхать на природе. Сегодня это определение используется не только норвежцами, но и шведами и датчанами, причём применимо практически ко всем вариациям активного отдыха на природе, начиная обеденными перерывами в лесу и поездками на велосипеде.
Скандинавские бренды в АльпИндустрии
Список первоисточников
Андрей Маслов
Почти 6 лет был сотрудником АльпИндустрии, успешно совмещая работу в компании с путешествиями по разным уголкам планеты: паломничество в Тибет, альпинистские сборы в Уллу-Тау, сплавы по рекам Севера и другие странствия. Всё это привело к экологической осознанности, к которой приходят многие любители активного отдыха на природе. Был участником множества волонтёрских проектов в заповедниках России. В данный момент работает в сфере экологического просвещения и туризма.
лучшие цитаты о культуре, морали, женщинах, жизни и смерти
Фридрих Ницше был мыслителем от рождения. Скорее всего, именно благодаря этому ему удалось создать самобытное философское направление, которое стало широко известным даже за пределами научно-философского сообщества. Выдвигаемые им идеи весьма противоречивы, но именно эти незаангажированные и свежие мысли смогли принести в философию то, чего ей так не хватало – свободу. Но и это еще не все, ведь Ницше не побоялся бросить вызов Всевышнему, заявив, что Бог умер и поставив на его место сверхчеловека, который в итоге, как и все смертные, проиграл свое сражение со смертью.
Фридрих Ницше был мыслителем от рождения. Скорее всего, именно благодаря этому ему удалось создать самобытное философское направление, которое стало широко известным даже за пределами научно-философского сообщества. Выдвигаемые им идеи весьма противоречивы, но именно эти незаангажированные и свежие мысли смогли принести в философию то, чего ей так не хватало – свободу. Но и это еще не все, ведь Ницше не побоялся бросить вызов Всевышнему, заявив, что Бог умер и поставив на его место сверхчеловека, который в итоге, как и все смертные, проиграл свое сражение со смертью.
Цитаты Ницше о морали
Понятие морали в творчестве Ницше появляется в связи с попыткой оценить всевозможные явления и окружающие его вещи. По мнению философа, оценка – это то, что мнимо определяет направление движения для человека и упорядочивает хаотичную вселенную, которая его окружает.
«Через оценку впервые появляется ценность и без оценки был бы пуст орех бытия». Этим высказыванием великий философ говорит о том, что добро и зло являются фундаментальными оценочными понятиями, призванными помочь человеку ориентироваться в окружающем мире.
Свою первую философскую поэму, посвященную данной тематике, он назвал «Так говорил Заратустра». На страницах этой книги Ницше говорит о том, что современная европейская мораль основана на обыкновенной трусости, а любовь к ближнему – ничто иное, как потаенный страх перед ним.
В «Сумерках идолов» он уделяет особое внимание отношению морали к страсти. Теме морали также были посвящены его книги «По ту сторону добра и зла», «Воля к власти» и многие другие. И ниже представлено несколько лучших цитат из этих книг.
- «Моральность есть стадный инстинкт в отдельном человеке».
- «Мораль – это важничанье человека перед природой».
- «Следовать голосу своей совести удобнее, чем голосу рассудка, ведь при дурном исходе у совести найдётся всегда оправдание и утешение».
Цитаты Ницше о культуре
В понимании природы культуры и ее социальной роли Ницше занимал двойственную позицию. С одной стороны, он рассматривал ее как корень пессимизма, а с другой – как путь возвышения человека.
С точки зрения Ницше овладеть культурой может только тот, кто понимает насколько важно заниматься самопознанием и способен к философской рефлексии. Именно отсюда возникает главная задача воспитания – внушать каждому ребенку, что он особенный, уникальный и способный на многое. Подтверждением вышесказанному является знаменитые высказывание Ницше.
- «Культура – это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом».
- «Культура – это, прежде всего, единство художественного стиля во всех жизненных проявлениях народа».
Цитаты Ницше о женщинах
Великий философ считал, что женщины всегда интригуют душу своих мужчин, что они хотят целиком и полностью овладеть ею в угоду своему спокойному существованию в настоящем и будущем. Он также отмечал естественную склонность прекрасной половины человечества к равномерному, спокойному, счастливому, гармоничному существованию и общению. При этом, он также говорил о том, что многие женщины на пути к своей цели не останавливаются ни перед чем. К его знаменитым цитатам о женщинах стоит отнести:
- «У самих женщин в глубине их личного тщеславия всегда лежит безличное презрение – презрение «к женщине»;
- «Наука уязвляет стыдливость всех настоящих женщин. При этом они чувствуют себя так, точно им заглянули под кожу или, что еще хуже, под платье и убор»;
- «Для всех женщин, которым обычай и стыд воспрещают удовлетворение полового влечения, религия, как духовное расцепление эротической потребности, оказывается чем-то незаменимым».
Цитаты Ницше о смерти
Ницше не боялся рассуждать о смерти, более того, он не понимал и не воспринимал реакцию большинства людей на нее. Унылое оцепенение, нигилизм, пессимизм, чувство бессмысленности, – все это для философа было признаком слабой воли к жизни, культивируемой христианством.
- «Есть два пути избавить вас от страдания – быстрая смерть и продолжительная любовь».
- «Препятствование самоубийству. Существует право, по которому мы можем отнять у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнять у него смерть – это есть только жестокость».
- «Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни».
Творчество Ницше похоже на сильно запутанный, переплетенный разными нитями клубок. В своих произведениях он одновременно поднимал сразу несколько актуальных и острых тем, а также наглядно показывал насколько они связаны друг с другом. Он не боится называть вещи своими именами и считает, что все беды от того, что люди тщеславны.
Автор: Светлана Варук
Мы видели, что в XIX веке философская антропология обогатилась ещё одним образом человек — человека деятельного. Он нашёл отражение в натуралистических, позитивистских и прагматических учениях. Эта концепция принципиально отличается от тех, которые сопутствовали образу «человека разумного». Такой подход вообще отрицает особую, специфическую способность человеческого разума. Человек рассматривается внутри данной традиции только как особый вид животного. Сущность человека, согласно натуралистическим воззрениям, не в том, что он обладает разумом, а в том, что он принадлежит природе. Всё, что философы привычно называют мышлением, чувствами, желаниями, можно оценивать как символическое выражение инстинктивных импульсов. Человек всего лишь высокоразвитое живое существо. Дух, разум — это возведённые на новую ступень высшие психические способности животных. Разумеется, истоки этой концепции прослеживаются с давних времён, однако своё развёрнутое выражение эти установки получили в философии Конта, Спенсера, Милля, в эволюционном учении Дарвина и Ламарка. Позитивистское представление о том, что человек чисто природное существо, направленно против идеи уникальности человека. Это особенно наглядно демонстрируют современные социобиологи. Они полагают, что нет никаких свойств или черт человека, аналоги которых невозможно было бы выявить в природном мире. Напротив, такие черты чисто человеческого поведения, как социальность, альтруизм, вовсе не являются достоянием только Адамова потомка. Однако в философии XIX века мысль о биологической, инстинктуальной природе человека содержала в себе ещё один дополнительный смысл. Философы натуралистической ориентации пытались доказать, что история философского постижения человека представляет собой сплошную череду заблуждений, искажающих истинную природу этого живого существа. Теоретическая догадка о том, что осмысление человека вовсе не сводится к оптимистической трактовке Homo sapiens, о которой мы уже упоминали, превратилась здесь в самостоятельную мировоззренческую установку. Философы-позитивисты решительно отвергают характерную для западноевропейской философии веру в «человека разумного» и «человека деятельного». Они не принимают как архетип христианский миф об Адаме, не признают также духовной направленности всех инстинктов человека. Вместе с тем эта концепция не принимает и тезис о неизбежной деградации человека, наблюдаемой якобы на протяжении многотысячелетней истории, и пытается самостоятельно решить проблему происхождения и сущности человека. По мнению представителей философии жизни (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше и другие), человек — это существо, утратившее ощущение подлинной жизни, её основных ценностей и законов. Это существо, растерявшее сознание божественного космического смысла бытия. Оно довольствуется набором сплошных суррогатов, в числе которых язык, орудия труда и так далее, вместо того, чтобы развёртывать в своей творческой деятельности истинные природные потенции. «Жизнь» как философская категорияМенее всего философия жизни, если говорить о её общей устремлённости, пытается создать новую антропологию. Её притязания иные — выявить истинные истоки бытия, разработать другую онтологию, противостоящую предшествующей философской традиции, свести счёты с гегелевским панлогизмом. Для этих целей вводится новое исходное понятие — «жизнь», которому придаётся философский статус. Оно обретает расширительное истолкование, нередко воспринимается как метафора. Если исходить из привычного строгого определения понятийного ряда, то жизнь — это скорее всего образ. В нём схвачены по крайней мере три содержательных компонента. Жизнь, во-первых, это своеобразная органическая целостность, внутри которой нет ещё различения материи и духа, бытия и сознания. Далее, она воплощает в себе творческую динамику бытия. Жизнь — некий хаос, обладающий огромным созидательным потенциалом. В ней скрыта заранее определённая судьба. Наконец, жизнь можно улавливать, постигать с помощью интуиции, а отнюдь не разума. «Замысел жизни, единое движение, пробегающее по линиям, — подчёркивает Анри Бергсон, — связывающее их между собой и дающее им смысл, ускользает от нас». Однако противопоставление «жизни» другим сущностям, которые она стремится одолеть, позволяет придать этому образу более конкретное содержание — религиозное, космологическое, историческое. Но в этом разведении различных начал опять-таки нет ничего специфически антропологического. «Жизнь», например, трактуется как нечто естественно-органическое (Ф. Ницше, Л. Клагес, Т. Лессинг, Л. Фробениус и другие). В этом качестве она противопоставляется всему механическому, рассудочному. Вместе с тем это размежевание носит как бы надындивидуальный, общекультурный, онтологический смысл. «Жизнь» понимается также как некая космическая сила, обладающая неисчерпаемым творческим созидательным импульсом. А. Бергсон выражает это в понятии «жизненный порыв». Но опять-таки речь идёт не о человеческих устремлениях, не об особом типе переживаний, а о некоем всепроникающем и неодолимом первоначале. Наконец, В. Дильтей, Г. Зиммель, О. Шпенглер, пытаясь конкретизировать исходное понятие, обращаются к анализу неповторимых, уникальных образов культуры. Вот где творимые жизнью новые формы возникают во всём своём своеобразии, отвергая изжившие себя, омертвевшие продукты механической цивилизации (О. Шпенглер)! Но и в данном случае речь идёт в основном об историческом, культурном процессе. Таким образом, названные трактовки жизни носят надличностный, внеперсоналистский характер. Она толкуется, что уже отмечалось, как метафизически-космический процесс, жизненный порыв, творческая эволюция, то есть онтологически. Все эти определения направлены на постижение бытия, а не человеческого существования или человеческой природы. «Жизнь» понимается как некая длительность, безмерная, трудно постигаемая… На этом фоне, когда привычным философским категориям — материи, памяти, духу — нередко придаётся обезличенно-космический смысл, не приходится рассуждать, скажем, о постижении родовой сущности человека как актуальной проблеме философии жизни. Но вот парадокс. Именно эта онтологизация понятий, которые уже закрепились в философской антропологии (память, дух), придание им космически-обобщённого смысла обеспечивают мощный импульс философскому постижению человека. Осуществив головокружительный вираж в сторону от уникального живого существа, философы жизни вместе с тем содействовали раскрепощению философско-антропологической мысли, неизмеримо расширили представление о человеке как природном создании. В рамках философии жизни возникло множество поразительных догадок, без которых трудно представить себе современную философскую антропологию: проблема нестойкости человеческой природы, мысль об неполноценности человека как биологического существа, возможности нового типа чувственности, интуиция о неисчерпаемости психики, культуре как антропологическом феномене и так далее. Почему так получилось? Пытаясь расшифровать понятие жизни, придать ему конкретный содержательный смысл, философы этого направления бессознательно обращались к живой мыслящей материи, ибо она-то и отличалась уникальностью и богатством, выглядела наиболее впечатляющим олицетворением жизни. Когда философы размышляли о жизненном процессе, о его безбрежном истолковании, они, естественно, пытались преодолеть уже сложившееся обуженное представление о нём. Эту невосполненность жизни они устраняли всё-таки по человеческим меркам. Это и понятно, разрушить диктат расчленяющего сознания можно только противопоставляя ему другие грани одухотворённой материи. Культивируя нейтральную, безличную основу непосредственного чувствования или описывая культуру как биологический организм, философы жизни всё-таки подспудно в итоге раскрывали богатство человека. Вот почему предумышленное отвлечение от конкретной антропологии обернулось в окончательном варианте бурным вторжением в сферу человеческого бытия, морали, религиозного самочувствия, бессознательного. Онтологический ракурс жизненного процесса оказался весьма продуктивным. Примечательно, что именно воспарение мысли, тяга к метафизическим высотам приводили к новым антропологическим констатациям. Скажем, идея биологической неполноценности человека сложилась внутри философии жизни вовсе не на эмпирическом, естественнонаучном фундаменте. Она родилась как некое философское прозрение. Человек, оказывается, вовсе не венец природы, а некий биологический тупик! Чтобы прийти к такому заключению, нужно сначала проникнуться представлением о бесконечном разнообразии форм жизни, о негарантированности существования, о естественном отмирании того, что нежизнеспособно. На фоне благополучной рационалистической традиции, пронизанной идеей восхождения всего живого к некоему чуду совершенства, философия жизни имела огромный отрезвляющий эффект. Один из её популяризаторов считал человека разновидностью хищной обезьяны, которая вообще свихнулась, помешавшись на так называемом «духе» … Человек — это не просто одна из тупиковых ветвей развития, как у некоторых видов растений и животных. Он вообще гримаса жизни! Все попытки человека отречься от влечений и чувственных импульсов, от инстинктов в пользу разума не что иное, как химера, имеющая для человечества страшные последствия. Радикализм философии жизни состоял в том, что она находилась в крайней оппозиции ко всем верованиям прежних антропологических и философско-исторических концепций. Так, понятию «воля», скажем, был придан статус онтологической категории. Оно трактовалось не в житейски тривиальном смысле, не как психологическая характеристика индивида, не как антропологическое качество, а как начало всего существующего. Это сущность скрытого бытия феноменов. Феномены всеобщей воли, согласно философии жизни, развёртывают себя во времени. Они обнаруживают себя закономерно, в постоянных формах, в соответствии с теми неизменяющимися формами, которые Платон назвал Идеями. Так рождается вереница воплощений от элементарных существ до высших. Каждая ступень волевого феномена отстаивает своё право, что и порождает борьбу за существование. После общей характеристики философии жизни правомерно поставить вопрос о её «отцах-основателях». За последние годы отечественные философы неоднократно обсуждали вопрос о месте Шопенгауэра в истории философии. Шопенгауэра не причисляли к немецкой классике. Но вместе с тем очень осторожно относили к философии жизни. Он, таким образом, оказывался в промежуточном положении, что затрудняло рассмотрение творческой эволюции философа и его реального места в истории европейской философии. По нашему мнению, есть все основания рассматривать Шопенгауэра как основоположника философии жизни. Его философия отразила те искания, когда стало ясно, что панлогизм Гегеля уже исчерпал свои потенции и нужна новая мировоззренческая установка. Шопенгауэр, Кьеркегор и Ницше решительно отбросили вещную онтологию, истоки которой сложились ещё в Античности. Антропологизм ШопенгауэраСовременная философская антропология имеет все основания искать собственные истоки в Шопенгауэре. Обращаясь к человеку, его предшественники (Декарт, Кант, Фихте) видели в нём прежде всего сознание. Шопенгауэр же разглядел в сыне природе его «тело». В основе его философии не Бог, не дух и не идеи, а реальный мирской человек, одержимый страстью, голодом, страданием, желанием действовать. До Шопенгауэра о человеке говорили как о микрокосме. Он перевернул это положение и установил, что мир — это макроантропос. Радикализм его мышления выразился в том, что он воспринял человека за исходное начало философского размышления. Но при этом сам Адамов потомок оценивался немецким философом прежде всего как животное. По его мнению, в сердце каждого из нас действительно сидит зверь, который только и ждёт случая, чтобы посвирепствовать и понеистовствовать в намерении причинить другим горе или уничтожить их Все революционные порывы, как считал Шопенгауэр, все стремления избавиться от традиционных установлений — результат «выхода» звериной природы человека. В европейской традиции Шопенгауэр, возможно, был первым мыслителем, который показал, какую огромную роль в существовании человека играет половой инстинкт. Он отмечал, что люди находятся в крепостной зависимости от секса, а половой акт — это узел мира. Сам человек — это воплощённый половой инстинкт. Что касается полового влечения, то это попросту «сущность нашей культуры». Половые отношения в человеческом мире просвечивают везде, несмотря на те покровы, которые их облекают. Секс — это причина войн и цель мира. Несомненно, эти суждения подготовили психоаналитическое видение человека как живого существа. В момент своего возникновения (1819) иррациональная метафизика воли находилась в стороне от общего развития философии. Она не была замечена. Поколение, которое было убеждено в господстве разума в мире и в истории, не могло распорядиться этим экстравагантным учением, обнажающим убогость жизни. Шопенгауэр, по выражению В. Виндельбанда, провёл волюнтаристский иррационализм дальше Шеллинга. Он почти совершенно вычеркнул мистическо-религиозный момент и освободил таким образом иррационализм от исторических традиций, в которые запутал его Шеллинг. По словам Шопенгауэра, вещь в себе, которая недоступна для рационального познания, может быть пережита только в непосредственном созерцании и обнаруживается для нас как воля. Однако этот феномен, который обозначает сущность всякого явления, — это вовсе не воля, которую определяет представление. Это тёмная неразумная воля. Она хочет только жить, то есть хотеть все вновь и вновь. По сути своей, это всегда неудовлетворённая воля. Все образы, которые проступают перед волей во временном обнаружении, не могут изменить её сущность. Нет такой динамики, которая могла бы освободить волю от себя самой, могла бы преобразовать её или двинуть вперёд. Шопенгауэр ищет в воле последнее, самое общее единство, которое лежит в основе пестрого разнообразия явлений, а в этом единстве, в свою очередь, — устойчивых способов явления, которые не меняются в череде общих понятий бытия и происходящего. Нет знания о единичном, а стало быть, история не наука. Философия Шопенгауэра, задуманная по аналогии с таким взглядом на науку, и оказывается в конечном счёте неисторическим мировоззрением. В этом отношении Шопенгауэр был истинным антиподом Гегеля. Исторически-конкретное, единичное, как преходящая объективация общего, не обладает собственной ценностью. Всё, что происходит вокруг, — это обнаружение всегда одинаковой воли. Феномены не обнаруживают ни в себе, ни друг в друге никакого развития, никакой значительной связи. В мире постоянно присутствуют одни те же драмы. Это выражение воли, которая никогда не может удовлетвориться. Как бы ни менялось окружение, костюмы, сущность остаётся прежней. Для философа, правда, возможно освобождение от этого страдания. Для Спинозы, например, это преодоление страсти познанием, а для Гёте — самоосвобождение в поэтическом творчестве. Наблюдая неразумность и страдательность жизнеутверждения, он создал учение о самоизбавлении неразумной воли при помощи чистого мышления и созерцания, о преодолении воли в бесстрастном рассмотрении науки и искусства. Таким образом, Шопенгауэр продвигается не от бытия к человеку как своему порождению, а от субъекта к миру, от врождённых свойств индивида. Причём само существование мира, согласно Шопенгауэру, обусловлено существованием субъекта. Так человек оказывается опорой и державной нитью, удерживающей макро- и микрокосмос. Ценность же этого мира можно установить, если соотнести его с человеком. Иначе говоря, важно поставить вопрос: чем является данное нечто для человека, добром или злом? Обосновывая примат воли над разумом в онтологическом плане, Шопенгауэр расширил представление о человеческой субъективности. Существо философско-антропологической позиции Шопенгауэра обнаруживается вовсе не в попытках создать что-то вроде рациональной психологии, изучения душевных обнаружений, а в трактовке человека как носителя воли и интеллекта. Внимание Шопенгауэра привлекла не рациональная и не чувственная сторона человеческой субъективности. Он выставил в качестве основы, волевую способность человека, что позволило мыслителю погрузиться в сферы бессознательного, разглядеть в психике не только её интеллектуальную зону. Шопенгауэр создал целостную, всесторонне разработанную метафизическую систему, общая направленность которой сводилась к тому, чтобы доказать выдвинутый им тезис о неутолимости и тщетности воли к жизни и неизбежности страдания человека. Шопенгауэр опирается на восходящую к Платону и Канту идею о членении мира на две части — подлинную (мир сущностей) и неподлинную (бытие для субъекта). Интеллект по природе своей подчинён воле. Он, следовательно, способен познавать лишь то, как вещи относятся к воле, иначе говоря, он способен отвечать на вопросы «где, когда, почему и для чего». Постигать же сущности вещей, их «что» интеллект бессилен 103. Путём созерцания можно, как полагает Шопенгауэр, освободиться от служения воле. Но это равносильно устранению индивидуальности, забвению воли. «… Когда, следовательно, объект в этом смысле выходит из всяких отношений к чему-нибудь вне себя, а субъект — из всяких отношений к воле, тогда то, что познается таким путём, уже не отдельная вещь как таковая, — нет, это идея, вечная форма, непосредственная объективность воли на данной ступени; и оттого погружённая в такое созерцание личность более не индивидуум, — ибо индивидуум уже потерялся в этом созерцании: нет, это чистый, безвольный, безболезненный, безвременный субъект познания» 104. Только так можно избавить человека от страдания. В познании это достигается путём возвышения над волей, через погружение в самое себя, путём созерцания идей, этих надвременных и подлинных сущностей. Устранить страдание можно либо через добровольный отказ от воли к жизни, либо через искусство. Ход рассуждений Шопенгауэра примерно таков: поскольку человек безоружен перед лицом окружающего мира и не может приспособиться к нему, то в нём сформировалась способность к выключению своих собственных органов и замене их искусственными приспособлениями. Все это существенно подрывает первородную инстинктуальную природу человека. Разум, стало быть, это не особая изначально присущая человеку духовная сила. Это плачевный результат длительного выключения базисных способностей людей. Говоря словами Шопенгауэра, к такому исходу приводит «отрицание воли к жизни»… На протяжении многих тысячелетий происходит процесс разрушения человека как биологического вида. Человеческая история — это всего лишь летопись родового угасания. Разумный человек — не что иное, как ошибка жизни. Патогенный, по самому своему существу, неотвратимо направленный к смерти процесс проходит, как это очевидно, отдельные стадии. Происходит непрерывная борьба, жизненные силы всё дальше отступают под натиском механизмов. Цивилизационный космос, развиваясь по собственным законам, все неуклоннее выходит за пределы человеческого духа и становится неуправляемым. Можно указать реальные черты этого неотвратимо развёртывающегося процесса. Его опознавательные знаки — переход от поступков по велению души к постановке осмысленных целей, от инстинктивного поведения — к сознательному волеизъявлению, от общинной формы жизни — к обществу (Ф. Теннис), от естественного, «органического» мировосприятия — к «механическому», от символа — к понятию, от родового общинного строя — к воинственному государству, разделённому на классы, от первобытных религий к духовным религиозным установлениям, от магии — к позитивной технике, от метафизики символов — к позитивной науке… Не только с точки зрения своего бытия и существования, но и в плане метафизической действительности человек, согласно изложенной натуралистической установке, больше потерял, чем приобрёл. Ближе всех к метафизической действительности находится, как можно полагать, ницшеанский дионисийский инстинктивный человек, который представляет собой диаметральную противоположность «человеку разумному»… Дионисийский человек в отличие от носителя Аполлонова начала выступает как существо, которое пытается в едином жизненном экстазе отказаться от духа-искусителя, деспота и узурпатора человеческой жизни, чтобы восстановить утраченное единство с природным миром. Человек отличается от мира в сознании, но совпадает с ним в хотении. Сумма страданий значительно превосходит сумму счастья. Высшее благо человека, полагает Шопенгауэр вслед за Гёте, это его личность, то есть то, что дала ему природа, что воплощено в его телесности, его ум и способности, которые он развил. Всё остальное — чины, богатство, приобретённые в годы жизни, славу и величие в глазах окружающих — Шопенгауэр оценивает как ложные ориентиры счастья. Шопенгауэр едва ли не первый в европейской философии усомнился в том, что существуют обязательные нормы, без которых человеческое поведение невозможно оценивать как нравственное. Напротив, он создал новую традицию, которая нашла своих последователей в лице С. Кьеркегора, Ф. Ницше и других мыслителей, отвергших нормативность в морали. Эти философы, вопреки предшествующей традиции в морали, пришли к выводу, что нравственность не нуждается в общезначимых нормах. Но действительно ли этический антинормативизм ведёт к абсолютному ценностному хаосу? Верно ли, что, освобождая этику от норм, философы отвергли вместе с тем и нравственность? Последующий опыт показал, что это далеко не так. Напротив, именно полемическое радикальное отвержение готовых предписаний для нравственного человека произвело настоящую революцию в этике и на многие десятилетия определило её развитие. Если классический рационализм наделял человека всепроникающим сознанием, которое помогало ему найти верный ориентир для собственных поступков, то новейшая философия как раз лишала индивида такой путеводной нити. Она вообще порождала крайне критическое отношение к любым предустановленным предписания. Это относится и к С. Кьеркегору, который был предтечей экзистенциального мышления. Проблема свободы и моралиСвободен ли человек? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно, судя по всему, сделать множество уточнений. О чём идёт речь — о политическом режиме или о внутреннем самоощущении? Человек, закованный в кандалы, крайне стеснен в своих правах и поступках. Но его гордый дух, возможно, непреклонен… Писатель В. Шаламов писал о том, что нигде не ощущал себя столь внутренне свободным, как в тюрьме… Другому человеку никто не чинит препятствий, он волен распорядиться собой, однако вопреки счастливым обстоятельствам, он чувствует себя закабаленным. У свободы различные лики. Её связь с моралью крайне разноречива. Независим ли, к примеру, тот, кто обуздывает собственные вожделения? Как совместить радостную идею суверенитета личности с опасностью своеволия индивида? Правомерно ли вообще свободу человеческой воли выводить из самосознания? Этот последний вопрос принадлежит Артуру Шопенгауэру. Свобода представляется многим чем-то самоочевидным. О чём тут рассуждать? Каждый человек, задумавшийся над своим предназначением, не сомневается в том, что при любых обстоятельствах способен возвыситься над самим собой и обстоятельствами. Все зависит от его духовных усилий, напряжения воли. Если он захочет, свобода окажется его союзницей. Но точно ли так? Это мнение свидетельствует о философской зрелости или о порабощённости житейскими предрассудками? Свобода у Шопенгауэра трактуется не как призыв или благоположение, не как субъективная настроенность или сознательный выбор, как философская проблема требующая глубокого проникновения в существо вопроса. Стремясь «расширить наше разумение», автор погружает нас в такие дебри рефлексии, что, как выражается сам Шопенгауэр, «нередко нас покидает ясность мысли». Многие, казалось бы, несомненные истины оказываются не столь уж бесспорными. Понятие свободы заключает в себе подчас самое неожиданное содержание. Не случайно Э. Кассирер в работе «Техника современных политических мифов» оценивал данное слово как одно из наиболее туманных и двусмысленных не только в философии, но и в политике. Свидетельством смысловой «подвижности» и «неконкретности» понятия служит тот факт, что оно возникает в разных оппозициях. В философии «свобода», как правило, противостоит «необходимости», в этике — «ответственности», в политике — «порядку». Да и сама содержательная интерпретация слова содержит в себе весьма различные оттенки. Свобода может ассоциироваться с полным своеволием, но она может отождествляться и с сознательным решением, с тончайшим мотивированием человеческих поступков, с осознанной необходимостью. Шопенгауэр считает, что для новейшей философии, равно как и для предшествующей традиции, свобода — главная проблема. Вот почему он начинает собственные размышления на данную тему с установления понятия. По существу проблемы это понятие представляется ему отрицательным. Иначе говоря, выявить его содержание, по мнению философа, можно только указывая на определённые препятствия, мешающие человеку реализовать самого себя. Например, физическая свобода понимается как отсутствие любых материальных препятствий. Отыскать собственно позитивный смысл человеческой раскованности в данном случае невозможно. Это относится и к интеллектуальной и к нравственной свободе. О них можно говорить только как о преодолении трудностей. Исчезла помеха, родилась свобода. Она всегда возникает как отрицание чего-то… Неожиданный подход, не правда ли? Свобода казалась таким безупречным понятием, кристально ясным. И вдруг обнаруживается, что определить свободу из самое себя крайне сложно, попросту невозможно. Чтобы приблизиться к ней, нужно поначалу указать на совсем другие, посторонние факторы. Они существенны, конкретны. Собственное же положительное содержание свободы, согласно Шопенгауэру, равно нулю. Нет ровно никаких препятствий к тому, чтобы человек поступил определённым образом. Но воля его бездействует. Оказывается, есть нечто (угрозы, обещания, опасности), воздействующие на мотивы его поведения. Точно ли ещё свободен такой человек? — спрашивает Шопенгауэр. Попытка подойти к свободе через отрицание присущего этому понятию позитивного содержания во многом оказалась плодотворной. Возник, в частности, неожиданный вопрос, который вроде бы и не напрашивался. Свободна ли сама воля? Словом, потянулся определённый круг тем, помогающих выявить изнанку проблемы. Обыденное сознание подсказывает: «Я свободен, если могу сделать всё, что хочу». Но спросим вслед за Шопенгауэром: «Можешь ли ты хотеть, чего тебе хочется?» Так исходная установка немецкого философа позволила ему сделать вывод, весьма значимый для его рассуждений: первоначальное, эмпирическое, расхожее представление о свободе отказывается войти в прямую связь с понятием воли. Разумеется, попытка Шопенгауэра раскрыть содержание свободы через отрицание, через преднамеренное допущение, будто это понятие вообще лишено позитивного смысла, не оказалось для философии непреложным. Н. А. Бердяев, например, в противовес немецкому философу подчёркивает, что свобода не есть отрицательное предельное понятие, лишь указующее границу, которую нельзя рационально переступить. По его мнению, свобода — положительна и содержательна… «Свобода не есть царство произвола и случая, — пишет Н. А. Бердяев, — в отличие от царства закономерности и необходимости. Не понимают тайны свободы и те, которые видят в ней лишь особую форму духовной детерминированности, детерминированности не внешней, а внутренней, то есть считают свободным всё, что порождается причинами, лежащими внутри человеческого духа» 105. Русский философ определяет свободу как положительную творческую мощь, ничем не обосновываемую и обусловливаемую, льющуюся из бездонного источника 106. Размышления о свободе, затрагивая общие проблемы человеческого существования, постоянно вводят Шопенгауэра в сферу нравственных ценностей. Его попытка, а позже попытка Ницше и отчасти Кьеркегора подойти к осмыслению этических проблем, пользуясь обратным логическим ходом, то есть выдвигая отрицание в качестве исходной посылки миросозерцательного рассуждения, породило немало стереотипных оценок философского наследия этих мыслителей. Их «провокативные заявления» легко зачислялись в разряд нигилистических и даже противостоящих морали. Это, естественно, породило желание защитить нравственность от криминальных поползновений названных мыслителей. Ценность этических интуиций Шопенгауэра, равно как и его последователей, именно в сознательном разрыве с предшествующей традицией. Если классический рационализм наделял человека всепроникающим сознанием, которое помогало ему найти верный ориентир для собственных поступков, то новейшая философия как раз лишала индивида такой путеводной нити. Она вообще порождала крайне критическое отношение к любым предустановленным нравственным предписаниям. Но возможна ли мораль, если лишить её общезначимых норм? Заслуживает ли сочувствия мыслитель, если он ниспровергает доминирующие ценности? Если исходить из убеждения, что многоликая воля вообще не содержит в себе никаких нравственных допущений, то не открывается ли безбрежный простор для каких угодно поступков, не соотнесённых с моралью? Ницше, например, предлагает взглянуть на мир «цинично». Но неужели только ради самой непристойности? Бесстрашие мысли нередко оценивается как предумышленная пошлость. Как иначе понять тот факт, что Ницше критикует Шопенгауэра именно за то, что тот всё ещё остаётся «человеком морали?» Выходит, все усилия названных философов направлены только на то, чтобы сокрушить одухотворяющие святыни. Зачем же? Чтобы войти в строй этических исканий Шопенгауэра, позволим себе привести современный пример. В фильме Т. Абуладзе «Покаяние» тело преступника Варлаама многократно выбрасывают из могилы. Нельзя такому злодею покоиться в земле… Но христианского погребения заслуживает каждый человек, какие бы преступления он ни совершил. Какую мысль хочет донести до нас автор фильма? Неужели нравственность освящается здесь чудовищным деянием? Оценивая фильм «Покаяние» как глубоко безнравственный, один из отечественных писателей прямо указал на порочность замысла. У какого народа может вызвать сочувствие многократное извлечение отца из могилы? Одно слово — язычество… С точки зрения абстрактных моральных предписаний здесь не о чём рассуждать. Достаточно указать на вековые традиции. Но позволим собственной мысли преодолеть умозрительные каноны. Разве замысел Абуладзе сводится к тому, чтобы лишить преступников христианского захоронения? Неужели в фильме речь идёт о заурядном бытовом преступлении? Видимо, нельзя ответить на эти вопросы, не затронув образный строй произведения. Кинорежиссёр пытается всколыхнуть наши чувства, показать абсурдность происходящего, подчеркнуть трагичность событий. Писатель, который критиковал фильм «Покаяние», мог бы сообразно своей логике заклеймить поступок Медеи из греческой мифологии! Зачем она убила своих сыновей? Разве это достойно матери? Вот он, безнравственный шаг, вызывающий негодование. Но в античной трагедии деяние Медеи осмыслено совсем в другом ключе, позволяющем учесть прихотливое сплетение событий, мир человеческих страстей. Еврипид рассказывает вовсе не о бытовом преступлении. Гибель детей для Медеи — непосильное горе и страдание. Но ведь она сама зарезала сыновей. У Медеи нет другого способа, чтобы раскрыть безмерность злодейства Язона, который оставил её. В катарсическом напряжении она постигает такие истины, которые неведомы непотрясённому сознанию. Стало быть, в жизни возникает такая череда фактов, рождаются такие ситуации, которые трудно измерить абстрактной нравственной заповедью. Одно дело отвлечённая моральная максима, другое — реальное сцепление событий, когда надо выбирать из потока предлагаемых обстоятельств. Нравственность, по мнению отечественного исследователя В. С. Библера, воплощается не в моральные нормы, которые отцеживаются, уплотняются, обезличиваются в веках, утрачивая историческое напряжение, культурную изначальность, единственность 107. Она проступает в безвыходных перипетиях свободного личного поступка. Эти перипетии формируют впечатляющие образы личностей, образы культуры различных эпох — Прометей и Эдип, Христос, Гамлет, Дон-Кихот, Фауст… С этой точки зрения традиционные для нашей философии упрёки в адрес Шопенгауэра в том, что он пытается провести принцип антинормативности в этике, вовсе не свидетельствуют о нравственном нигилизме немецкого мыслителя. Напротив, само допущение, что нормативная этика невозможна, вводит философа в сферу напряжённых нравственных исканий. Никаких посторонних опор у человека нет, он не может апеллировать к неким общезначимым константам. Напротив, только в этой ситуации он может выработать в себе личность, ибо истинная добродетель, равно как и чистое благородство «вытекают не из отвлечённого познания, но всё-таки из познания непосредственного и интуитивного, которое никакими размышлениями нельзя приобрести, ни избыть, которое именно ввиду того, что оно не абстрактно, не может быть передаваемо другим людям, а должно для каждого возникать самостоятельно» 108. В этом суждении, с одной стороны чётко выражена идея отказа от общеупотребительных директивных максим. Но в то же время здесь нет никакого сокрушения нравственности. Напротив, человеку предлагается вступить в мир индивидуальных самостоятельных решений, выявить собственный выбор в конкретной ситуации. Более того, такая ситуация обязывает устранить эгоистические импульсы и вызывает сострадательные чувства. Между тем эгоизм, по мнению Шопенгауэра, изначально присущ человеку, который мнит себя средоточием мира. Итак, Шопенгауэр прежде всего оспаривает непреложность готовых нравственных норм. Он показывает, что каждый из нас проходит через искушение, и мы свободны в выборе индивидуального поступка. Однако стоит задуматься над природой нравственности и выяснить, что в «этих возбуждениях» первоначально и собственно принадлежит человеческой природе и что привнесено образованием и всей социальностью. В этих рассуждениях Шопенгауэра зерно нравственных интуиций, которые в последующих философских традициях станут предметом острых дискуссий. Свобода — одна из бесспорных общечеловеческих ценностей. Однако даже самые радикальные умы прошлого, выступавшие в защиту этой святыни, нередко обнаруживали робость и половинчатость. Нет, полагали они, свобода не абсолютна. Предоставьте индивиду право распоряжаться собственной жизнью — и наступит век хаоса. Ведь в нём сильны инстинкты своеволия, эгоизма, разрушения. Свобода, разумеется, хорошо, но лучше, когда человек добровольно подчиняется общей воле, сознательно умеряет свои порывы… Человек вожделеет свободы… Но точно ли? Ницше и Кьеркегор обратили внимание на тот факт, что многие люди попросту не способны на личностный поступок. Они мелкотравчаты, стёрты и предпочитают руководствоваться сложившимися в обществе духовными стандартами. Нежелание человека следовать свободе — несомненно, одно из поразительных философских открытий. Оказывается, свобода — удел немногих… И вот парадокс: в этом добровольном закабалении повинна, прежде всего, сама мораль. Из-за неё «никогда не будет достигнута возможная сама по себе мощность и красота типа человека» 109. Можно ли такую критику морали, которая пронизана болью за духовную невосполненность человека, отнести к разряду нигилистических, разрушительных? Предпринятая Ницше грандиозная переоценка ценностей, направленная на глубокое осмысление доминирующих абсолютов, не только пример нравственной свободы. Это в то же время поиск новых оснований, на которых может базироваться философия в своём этическом напряжении в ситуации, когда человеческая природа открылась в своей незавершённости. Ещё до Ницше Шопенгауэр сформулировал в работе «О свободе человеческой воли» тезис о том, что человек не обладает совершенной и устоявшейся природой. Он ещё не завершён. Следовательно, он в равной степени свободен и несвободен. Мы часто оказываемся рабами чужих мнений и настроений. Иначе говоря, предпочитаем подневольность. «Высокая ценность, приписываемая чужому мнению, и постоянные наши заботы о нём настолько преступают, по общему правилу, границы целесообразности, что принимают характер мании всеобщей и, пожалуй, врождённой» 110. Позже на эту фатальную зависимость человека от социальности обратят внимание экзистенциалисты. Они отметили, что человек ориентирован вовсе не «изнутри», а индустрией сознания. Личность утратила свою самобытность, потому что она стала объектом тотального манипулирования со стороны власти предержащих. Человек отныне живёт не столько выбором, сколько иллюзией выбора. Издавна предполагалось, это подчёркивает и Шопенгауэр, что предельная свобода индивида находит своё выражение в акте самоубийства. Этот поступок требует внутренней концентрации сил, отчаянной решимости, готовности к последнему шагу. Но вот религиозно настроенный французский философ Габриель Марсель полагает, что в наши дни средства психологического нажима на личность столь изощрённы, тонки, неуловимы и вместе с тем так действенны, что и этот акт вовсе не воплощает теперь свободной воли индивида. Можно, например, по словам Марселя, подтолкнуть к трагической грани человека, полного желания жить. Но что самое удивительное, одновременно внушить ему, будто этот приговор себе он вынес обдуманно, самостоятельно, без всякой подсказки. Напротив, изверившегося, отчаявшегося субъекта, задумавшего уйти из жизни, нетрудно с помощью тех же манипулятивных приёмов уверить в том, что такой поступок невозможен именно с моральной точки зрения. Стало быть, личный акт нравственного решения (выбор) в любом варианте, как подчёркивает Марсель, подменен «безличным», «безнравственным» диктатом манипуляторов. Мы видим, что стремление Шопенгауэра показать мнимость человеческой свободы, вырастающей будто бы из самосознания, получило в философии нашего столетия всестороннее признание. Можно ли говорить о сознательном выборе со стороны индивида, если сторонники психоанализа доказывают, что поведение человека «запрограммировано» впечатлениями детства, вытесненными влечениями, подавленными вожделениями? Оказывается, любой поступок, самый сокровенный или совершенно стихийный, если верить неофрейдистам, можно предсказать, объяснить заранее, доказать его неотвратимость. Что же тогда остаётся от человеческой субъективности? Наконец, американский философ Эрих Фромм выявил и описал особый феномен человеческого сознания и поведения — бегство от свободы. Так называется его книга, выпущенная в 1941 году. Он отметил в этой работе, что, несмотря на многочисленные поражения, свобода в целом побеждала. Казалось, история уже подтвердила, что человек способен управлять собой, сам принимать решения, думать и чувствовать так, как ему кажется верным. Но действительно ли, что стремление к свободе органически присуще природе человека? 111. Философия XX столетия показала, что свобода может стать бременем, непосильным для человека, чем-то таким, от чего он старается избавиться. Можно без преувеличения сказать сегодня, что концепция Шопенгауэра во многом носила прогностический, опережающий характер. Но в то же время многие основные посылки его концепции в целом ещё не получили мировоззренческого переосмысления. Некоторые теоретические предвосхищения немецкого философа остались без должной оценки. Обретение сущности человекаПо Кьеркегору, сущность человека выражает отношение не к роду, а к Богу, к бесконечному. Существование человека оказывается следствием его отчуждения от Бога, потери себя в коллективе или в толпе, которая, по Кьеркегору, по самой своей сути «неистинна», так как лишает индивида ответственности. Человек должен обрести свою сущность, себя с Богом, преодолеть свою ограниченность, пробраться к аутентичному существованию. Это можно осуществить не через интеллект, а через веру, которая позволяет человеку выбирать между «или-или». Принципы высшего добра и нравственного долга не оспариваются датским мыслителем. Но он придаёт им статус личностных, индивидуальных исканий. Иначе говоря, речь идёт о том, что человек должен выстрадать эти ценности как результат собственного, неповторимого опыта. С этой точки зрения человеческое сострадание — жалкая выдумка. Оно проявляет жестокость там, где более всего нужно истинное сострадание. Этика, по мнению Кьеркегора, гибнет, как только появляется грех. Раскаяние — уникальное чувство, высшее выражение этического. Переосмысливая христианство, датский философ показывает, что различие между Богом и человеком огромно. Обращение же к христианству, то есть преображение по образу Божию, с человеческой точки зрения, обретает на муки большие, нежели может вытерпеть человек. В ином случае вместо преображения получится только болтовня, суета, высокомерие, тщеславие. Критическая установка философов жизни, вопреки традиционной позиции, вводила индивида в мир напряжённых нравственных исканий. Кьеркегор демонстрирует это на примере Авраама, которому Господь повелел предать на заклание собственного сына. Мыслимо ли такое? Допустимо ли ослушаться? Если бы Авраам, по мысли Кьеркегора, не испытывал никаких потрясений, а слепо исполнил волю Всевышнего: не наше, мол, дело обсуждать Божьи повеления — поступок его был бы не человеческим и не нравственным. Так философия С. Кьеркегора возвещает приход экзистенциального мышления. Идея становления человекаНицше принадлежит идея становления человека как живого существа. Если многие философы рассматривали человека как некую уже установившуюся сущность, то Ницше, напротив, полагает, что этот вид в отличие от других биологических видов находится в процессе становления. Это положение обладает огромной эвристической силой: впоследствии оно приведёт к рождению всей богатейшей проблематики философской антропологии как самостоятельного направления в XX веке. Современный человек — это всего лишь набросок, некий эмбрион человека будущего, настоящего представителя истинной человеческой природы. Однако есть ли какие-нибудь гарантии, что этот процесс реализуется неотвратимо? По мнению Ницше, таких гарантий нет. Нынешний человек, человек-животное, как полагал немецкий философ, потерял смысл и цель своего существования. Христианская аскетика была направлена на освобождение человека от бессмысленного страдания. Достигалось этим, по мысли Ницше, лишь отторжение человека от основ бытия и уход в ничто, а по сути — обострение страданий. Но какого же человека, по мнению Ницше, можно считать настоящим? Того, чья совесть чиста перед его волей к власти. Верны ли социологические и этиологические догадки Ницше по поводу первобытной истории человечества? Современная наука всё чаще даёт отрицательный ответ на этот вопрос. Это не означает, разумеется, что философская антропология Ницше покоится на неверных посылках и потому не даёт толчка к позитивному её обоснованию. Напротив, его идеи стали стимулом к разработке философских проблем антропологии, способствовали возведению проблематики человеческой жизни в ранг самостоятельного философского предмета. Для доницшеанской философии человек не просто вид живого существа, но и определённая социальная реальность. Ницше не признает такой постановки вопроса. Он хочет осмыслить человека чисто генетически, то есть как зверя, выросшего в животном мире и покинувшего его. Своеобразие антропологической проблемы Ницше усматривает в том, что человек неправильно относится к своим инстинктам. Эта тема затем в европейской философии получит разностороннюю аранжировку. Однако Ницше прервал ту традицию, в которой родилось понимание человека как существа, близкого другому созданию (романтики, Л. Фейербах). Этой проблемой (человек с человеком) Ницше пренебрегал. Устранение нормы как обязательной догмы в морали не могло не поставить вопрос о грандиозной переоценке ценностей. Никто до Ницше не отваживался поставить под вопрос вековые духовные традиции Европы, скажем, христианство. Даже просветители, которые изобличали религию, не ставили проблему столь радикально. Разумеется, философская экспертиза Ницше может не вызывать ни признания, ни сочувствия, но она тем не менее заставила философов мыслить гораздо глубже, не боясь сокрушить устои. Интуиция и интеллектКритическую работу по переоценке классических философских воззрений проделывает и Анри Бергсон. В частности, он полагает, что линия развития, которая заканчивается в человеке, не является единственной. На расходящихся в другие стороны путях развития — иные формы сознания, не сумевшие освободиться от внешних стеснений и не справившиеся с собой, как это сделал человеческий ум, но всё же выражающие нечто постоянное и существенное для эволюционного движения. Что, если сблизить эти формы сознания с разумом? По мнению А. Бергсона, можно получить сознание, широкое как жизнь и способное на то, чтобы, внезапно оглянувшись на стоящий перед ним жизненный порыв, увидеть его целиком, хотя бы на одно мгновение. Как полагает Бергсон, интуиция и интеллект представляют собой два противоположных направления работы сознания. Интуиция идёт в направлении к самой жизни, интеллект же — в прямо противоположном, и поэтому вполне естественно, что он оказывается в строгом подчинении не духа, а материи. Для человека, стремящегося вновь растворить интеллект в интуиции, исчезает или смягчается много затруднений. Но такая доктрина, по мнению философа, не просто облегчает нам процесс мышления, но также даёт нам новую силу, необходимую для действования в жизни. Наделенные этой силой, мы уже не чувствуем себя, утверждает Бергсон, одинокими среди людей, и человечество уже не кажется нам одиноким среди подвластной ему природы… Все живые существа, по мнению философа, держатся друг за друга и все подчинены одному и тому же гигантскому порыву. Животное опирается на растение, человек живёт благодаря животному, а все человечество во времени и пространстве представляет собой огромную армию, которая движется рядом с каждым из нас. Своей мощью оно способно преодолеть любое препятствие. Бергсон выработал теорию, в соответствии с которой раздражения органов чувств — это только стимулы, подстрекающие наше «Я» обратить внимание не на процессы в нашем мозгу, а на сам предмет внешнего мира, который задел наше тело и может быть полезен нам или вреден. Только такой характер восприятия предметов может иметь практическое значение. По мнению Н. О. Лосского, Бергсон, к сожалению, не все виды знания считает актами интуиции, то есть актами непосредственного созерцания предметов. Самое важное знание, именно научное знание о мире как систематическом целом, выразимое в понятиях, он считает, подобно Канту, субъективной конструкцией, проводимой нашим рассудком и не дающей знания о живом подлинном бытии 112. Бергсон защищает философию как творческий акт и стремится приблизить её к искусству. Именно в философии он видит жизненный порыв к творческому восхождению, к переходу за границы необходимости. Он знает, что философия как творческий акт — это не наука и не походит на науку. «Бергсон признает жизненную иррациональность действительности и силится привести с ней в соответствие иррациональность в познании, — пишет Н. А. Бердяев. — И это всё-таки оказывается формой приспособления к мировой данности. Философия Бергсона — освобождающаяся, но не свободная философия. Философия становится искусством, но боязливо ещё оглядывается на науку» 113. Для Бергсона философская интуиция — это симпатическое проникновение в подлинную действительность, в подлинное сущее. Он называет интуицией особый род интеллектуального вчувствования, посредством которого мы проникаем внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что в нём есть единственного и, следовательно, невыразимого. Истинная метафизика должна заниматься «интеллектуальным выслушиванием». В метафизической интуиции нужно отдаваться действительности, проникать в неё. Метафизическое интуитивное познание, по Бергсону, тем и отличается от аналитического научного, что оно проникает в глубь действительности, отдаётся ей, в то время как научное своими понятиями отдаляется от действительности. В философии жизни мы находим не только переосмысление морали, но и специфическое истолкование психологизма. В отличие от традиционной психологии, которая пыталась выявить «гладкие механические связи», Дильтей, в частности, выступает в качестве основоположника понимающей психологии и школы «истории духа», под которой подразумевается, по сути дела, история идей. В этом контексте человеческое бытие непосредственно связывается с культурно-исторической реальностью. По мнению Дильтея, проблема человека, присущей ему сущности раскрывается вовсе не путём размышлений над данным феноменом, не посредством психологических экспериментов. Только история способна раскрыть тайну человека. Речь у Дильтея идёт о расчленении произведения человеческого духа, о стремлении проникнуть в генезис душевной связи, в её формы и её действия. Это как раз и надлежит соотнести с анализом исторических процессов. По словам Дильтея, человек не имеет истории. Он сам представляет собой историю, через которую можно распознать специфически человеческое. В том же мере О. Шпенглер антропологически рассматривает судьбы культуры. По его мнению, каждая из них проходит обычные циклы живого существа — рождение, развитие, угасание и смерть. При этом подчёркивается, что человек — единственное существо, знающее о своей смерти. Все остальные находятся в чистом становлении и обладают сознательностью, которая ограничена настоящим. Они живут, но ничего не знают о жизни, подобно детям раннего возраста. Особую роль в феноменологии жизни у Шпенглера играет проблема смерти. Ведь человек становится человеком, когда он познает своё величайшее одиночество во вселенной. Здесь, как полагает Шпенглер, заложено начало высшего мышления. Романтическое сознание и философия жизни обусловили возникновение нового мировоззренческого течения, которое стремилось распознать, что представляет собой человек как биологическое существо. Актуальность приобретали такие вопросы, как специфика биологического, психологического, историко-духовного и социального развития человека, его отношения к богатствам природы, метафизическое предназначение. Это было провозвестие будущего антропологического подъёма. Философия жизни глубоким проникновением в мир человеческой субъективности подготовила появление таких философских направлений XX века, как экзистенциализм и персонализм. |
4.3 Философия жизни — СтудИзба
3 «Философия жизни» (В. Дильтей, Г. Зиммель, Ф. Ницше, О. Шпенглер и др.). Для представителей этой философской школы исходным понятием является «жизнь» как некая интуитивно постигаемая целостная реальность, не тождественная ни духу, ни материи. Понятие «жизнь» толкуется не биологически, а культурно-исторически. Содержанием «жизни» являются непосредственные внутренние переживания, которые раскрываются в сфере исторического опыта духовной культуры. При этом основное внимание уделяется индивидуальным формам реализации жизни, ее неповторимым, уникальным культурно-историческим образцам.
Философы этой школы считали, что динамика жизни, индивидуальная природа предмета постигается путем интуиции, проникновения. Отсюда «философия жизни» протестует против естественно-научного рассмотрения духовных явлений, что приводит к попыткам разработать специальные методы познания духа. Так Дильтей (1833-1911) разработал герменевтику как метод наук о духе, суть которого в непосредственном переживании исторических событий и их истолковании.
«Философия жизни» сближает историческое познание с искусством. Творчество выступает для «философии жизни» как синоним жизни, рождения нового. Зиммель дает, к примеру, такую общую схему развития культуры: бесконечное порождение жизнью новых культурных форм, которые окостеневают, становясь тормозом ее (жизни) дальнейшего развития, а потому «сносятся» ею и заменяются новыми формами, обреченными пережить ту же судьбу. В этом движении воплощается целый ряд конфликтов, в неизбежности которых состоит «трагедия культуры»: продукт творчества как нечто косвенное и застывшее становится во враждебное отношение к творцу и творческому началу. Отсюда происходят трагические мотивы, лежащие в основе «философии жизни», особенно это заметно у Ницше (1844-1900).
Уже в первом своем сочинении «Рождение трагедии из духа музыки» (1872), в значительной мере посвященном анализу античной трагедии, Ницше сопоставляет два начала бытия и культуры – «дионисийское» («жизненное», творческое, трагическое) и «аполлоновское» (созерцательное, критическое. рациональное). Подчинение Диониса Аполлону порождает, по Ницше, трагедию – не только вид искусства, но и состояние человека, у которого творческое, интуитивное, художественное начало подавляется критическим анализом и притязаниями духа. Идеал Ницше видел в достижении равновесия этих полярных начал. Позднее учение Ницше о бытии как стихийном становлении будет развито в учение «о воле к власти» как присущей всему живому тяге к самоутверждению.
Философия Ницше обретает выражение в поэтическом творчестве, легенде, мифе, поскольку он стремился преодолеть рациональность философского метода. Критика современной буржуазной действительности и культуры предстает у Ницше в виде универсального отчаяния в жизни, которое осознается им как явление «нигилизма». В мифе о «сверхчеловеке» культ сильной личности, преодолевающей буржуазный мир вне всяких моральных норм и с крайней жестокостью, сочетается с романтической идеей «человека будущего», оставившего позади современность с ее пороками и ложью. Пытаясь утвердить, в противовес реально существующим общественным отношениям, «естественный», ничем не сдерживаемый поток «жизни», Ницше предпринимает ультрарадикальную критику всех ценностей, в т.ч. христианства, демократической идеологии, как закрепляющей «стадные инстинкты», выступает с проповедью эстетического аморализма.
Противоречивая философия Ницше оказала большое влияние на философскую мысль XX в., на писателей конца XIX – нач. XX вв., на символизм.
ОТКРЫТАЯ РЕАЛЬНОСТЬ — Направления — Философия — Новейшее время
Фридрих Ницше явился основателем и созидателем целой философской — философии жизни. Представителей ее достаточно много, среди них Вильгельм Дильтей, Анри Бергсон и Освальд Шпенглер.
Философия жизни – это не учение о жизни, но определённый способ философствования, который стремится понять жизнь из неё самой, а не из каких-то абстрактных метафизических начал. Философствование должно быть подлинным и непосредственным выражением жизни в её ценности и целостности. Это новое философствование исходит из того, что невозможно, да и не нужно никакое построение системы философии, исходящее из чистого разума, самодостоверного и самодостаточного чистого мышления, всеобщих принципов и т. д. Философия Ницше, скажем, принципиально антисистематична, имеет преимущественно афористически-литературную, символическую форму.
В этом контексте возникает и вопрос о месте мышления и его наиболее полного воплощения – науки – в более широкой реальности жизни. Главная проблема философии жизни и состоит в этом вопросе – об отношении мышления (разума) и жизни. Она исходит из того, что мышление, духовная жизнь – лишь одно из проявлений жизни, поэтому мышление обусловливается и определяется жизнью, а не жизнь – мышлением. Разум и наука не могут подчинить себе жизнь, т. е. сделать её разумной. Полное подчинение разуму и науке убивает жизнь, делает человека бездушной машиной.
Идеи, которые высказывались Ницше, хотя и были высказаны в достаточно экстравагантной форме, но они действительно показали суть многих и многих проблем, которые наполняют философию. Главное — это проблема теории познания. Ницше указал на ограниченность этой теории: по его словам, познание есть лишь просто приспособление к действительности, есть некая форма воли к власти.
Таким образом, Ницше показал, еще раз как бы доведя до абсурда идею, что субъект и объект в познании разделены. Философия всегда пыталась преодолеть эту трудность: понять, как субъект может познать объект, как человеческий ум может проникнуть в нечто чуждое ему — в материю или мир духовный, мир идеальный, мир божественный — любой мир, но не совпадающий с его, человеческим миром.
Это приводило или к полному скептицизму — учению, указывающему на невозможность того, чтобы сознание проникло в чуждую ему среду, или как крайний другой выход — к солипсизму, к выводу о том, что существует лишь познающий субъект. Все остальное есть лишь явление его собственного сознания или его чувств. Солипсизм, конечно, в последовательной форме не встречается в философии, философы боялись его, как чумы.
Ницше предложил определенный вид решения проблемы, введя понятие жизни. За это понятие и ухватились последующие философы. Недостатки всех гносеологических концепций виделись им в том, что здесь, оказывается, противопоставляется мыслящий субъект и немыслящая среда; немыслящая материя или сверхмыслящий абсолют — и то и другое противостоят человеку.
Пропасть остается. А Ницше предлагает совершенно другой подход, вводя понятие жизни, — именно жизнь является тем началом, из которого все происходит. Именно из жизни возникает и материя, и живые организмы, и сознание, и всё на свете. И эта жизнь не исчезает в некотором абсолюте: она остается, она присуща нам, и мы как живые организмы сами ее ощущаем.
Поэтому возникает предположение, что возможно преодоление дуализма субъекта и объекта путем введения понятия жизни. Все присуще жизни, и я сам есть жизнь. Сознание есть лишь определенный феномен жизни, определенный этап развития ее, причем не самый лучший, как говорит Ницше, потому что сознание не может познать мир, оно как бы отрывается от мира, недаром (по словам того же Ницше) человек есть болезнь на теле земли. Как болезнь в организме человека противопоставляет себя организму и отторгается им, так и человек противопоставляет себя всей природе, он чуждое ей явление, и сознание, разум человека оказывается чуждым этому миру.
Поэтому понятие жизни становится центральным в последующих философских системах. Понятие жизни и понятие переживания — переживания этой жизни. Именно поэтому последующее философское направление и получило название философии жизни, и именно во введении этого понятия они видели заслугу Ницше. Но философия жизни в том виде, в каком она была высказана Ницше, была шокирующей, экстравагантной, ненаучной, поэтому она не могла служить основой и опорой истинной философии.
Чтобы придать ей академическое благообразие, необходимо было ее переосмысление. Одним из первых философов, который проделал задачу перевода ницшеанской философии на язык более академический, не столь вызывающий, эпатирующий, экстравагантный, был немецкий философ Вильгельм Дильтей.
Кроме Дильтея, идеи философии жизни разрабатывал французский философ Анри Бергсон. Бергсон, а не Дильтей был тем философом, который в большей степени послужил пропаганде идей философии жизни. Хотя Ницше первым вострубил о новых идеях и о нем узнал весь мир, многие нормальные люди просто отшатнулись от его бесчеловечной философии. Бергсон же, разрабатывая идеи философии жизни, изложил ее таким образом, что она стала близка не только интеллектуалам, и не только атеистам, но даже католическим интеллигентам в начале XX в.
Жить хорошей жизнью | Блог APA
Философия переживает странный культурный момент. С одной стороны, его обычно представляют как типичный пример совершенно бесполезной академической области. Студентов, которые решают изучать философию на моем факультете в Городском колледже Нью-Йорка, часто спрашивают их сверстники, не говоря уже об их родителях: «Что вы собираетесь делать с , а не с ?» (Вставьте соответствующий язвительный тон и выражение лица.) С другой стороны, публичное философствование сейчас более популярно, чем когда-либо, книги по философии становятся мировыми бестселлерами, а такие мероприятия, как «Ночь философии», привлекают тысячи людей, желающих выстоять в длинных очередях, чтобы провести время. шанс услышать, как кто-то говорит о стоицизме в 4 часа ночи.м. (это случилось со мной).
Или — простите меня за рассказ личного анекдота — возьму мою собственную странную академическую карьеру. Когда я переключился с биологии на философию, я поступил естественно: я специализировался на философии науки и опубликовал статьи и книги, которые читают от нескольких десятков до нескольких сотен человек и которые оправдывают академическое назначение. Но когда я начал писать о философии как образе жизни — в отличие от академических занятий — я внезапно достиг более широкой аудитории.Что еще более важно, люди, которые читали мои публичные публикации, сказали мне, что то, что я пишу, помогает им сделать их жизнь лучше. Что здесь происходило?
Это дихотомия между теоретической и практической философией не нова. В западной традиции это восходит к почти двум с половиной тысячелетиям, когда некоторые философы с удовольствием обсуждают метафизику и логику (Гераклит, Зенон Элейский), а другие больше озабочены выяснением того, как жить достойной жизнью (Сократ, Зенон из Цитий).И, конечно, эти два потока не исключают друг друга, как показывают жизни Пифагора или стоика Хрисиппа.
На самом деле, большая часть проблемы современной философии — как я это вижу — заключается в ее чрезмерном акценте на теоретическом в ущерб практическому. Хуже того: мы, академические философы, часто открыто пренебрегаем практикой. Возможно, типичным примером этой тенденции является хорошо известная серия исследований (например, здесь), показывающих, что профессора моральной философии в среднем не более этичны, чем другие ученые.Это должно быть удивительно: в конце концов, какой смысл быть экспертом в X, если вы также не применяете X на практике? Но на самом деле это легко объяснимо: «Работа» над моральной философией в наши дни в значительной степени означает участие в более или менее заумных аргументах и контраргументах относительно обоснованности, скажем, утилитарных доктрин или кантианской деонтологии, совершенно независимо от того, был ли тогда один и тот же человек идет домой и действительно применяет такие идеи в своей жизни. И не заставляйте меня начинать с дилемм троллейбуса (самый забавный вариант, который можно найти здесь).
Из-за этого дисбаланса философия должна вернуться к греко-римлянам или к аналогичным традициям Индии, Китая и других стран. Конечно, этот шаг не требует отказываться от теоретических занятий. Но это действительно означает открытое принятие и даже поощрение альтернативной концепции философии как искусства жизни. Показательно, что в древности люди не просто изучали философию, скажем, Сократа, Эпикура или Эпиктета. Они также читают свои биографии, например, Memorabilia Ксенофонта или жизней выдающихся философов Диогена Лаэртского .Эти биографии не имели целью возбудить аппетит читателей к сплетням об интеллектуалах. Они были задуманы как интегрирующие инструменты, позволяющие понять, как претворять идеи этих мыслителей в жизнь. В противном случае для чего они были бы хороши?
Наука хорошо применяет этот урок. Конечно, мы трепещем перед теоретическими достижениями, такими как общая теория относительности, или перед эмпирическими открытиями, которые не влияют на нашу жизнь, такими как открытие новых внесолнечных планет. Но мы также хотим и получаем наши компьютеры, самолеты и вакцины вне науки.Напротив, попробуйте прийти на факультет философии в местном университете и сказать, что вы заинтересованы в том, чтобы вести хорошую жизнь. Вероятно, реакция будет варьироваться от непонимания до открытых насмешек. Это очень плохо, и это хороший пример того, как академическая область отодвигается на второй план.
Это одна из причин, почему вместе с моими друзьями и коллегами Скай Клири (редактор блога APA ) и Дэном Кауфманом мы составили отредактированную книгу под названием Как жить хорошей жизнью: Руководство по выбору Личная философия (Винтаж, 2020).Это сборник из 15 эссе, написанных людьми, которые не только изучают, но и живут на определенной философии жизни или религии. Мы охватываем древние восточные философии (буддизм, конфуцианство, даосизм), древние западные (аристотелианство, стоицизм, эпикуреизм), религиозные традиции (индуизм, иудаизм, христианство, прогрессивный ислам, этическая культура) и современные философии (экзистенциализм, прагматизм, эффективный альтруизм). , светский гуманизм).
Наша основная идея состоит в том, что в каждой философии жизни или религии есть по крайней мере два компонента, а часто и третий, сопровождающий их.Первый компонент — это метафизика, то есть описание того, как мир склеивается. Второй компонент — это этика, то есть учет того, как нам следует жить в мире, учитывая то, как он взаимосвязан. Третий компонент, который не всегда явно присутствует, — это набор практик, варьирующихся от медитации и молитвы до чтения и размышления над текстами и выполнения определенных этических действий.
У всех нас есть философия жизни, думаем мы так или нет. Большинство из нас растет в рамках религиозной традиции (в моем случае — католицизма), и даже те, кто вырос в светских семьях, впитывают ту или иную версию некоторой (подразумеваемой, если не открытой) метафизики и этики.Таким образом, проблема становится одной из — по крайней мере время от времени — критического осмысления нашей жизненной философии и выяснения того, работает ли она по-прежнему, нужны ли нам некоторые настройки, чтобы заставить ее работать, или нам лучше принять ее. другая основа для достижения того, что греко-римляне называли эвдемонической жизнью, жизнью, которой стоит жить.
Конечно, мы могли бы просто создать свою собственную жизненную философию по ходу дела. Но это было бы похоже на управление лодкой на глаз, без предупреждения о приближающихся штормах и без карт, которые помогли бы нам проложить курс.Почему бы вместо этого не начать с мудрости, накопленной за тысячелетия философских размышлений по всему миру? И почему бы академическим философам не посвящать часть своего времени развитию такого рода исследований среди общественности? От этого выиграет и сама философия, и общество в целом.
|
Философия наук о жизни — это «конструктивная подрывная деятельность»
Всемирный день философии был учрежден ЮНЕСКО в 2002 году, среди прочего, для повышения осведомленности общественности о важности философии при выборе, вытекающем из последствий глобализации или вступления в современность. Мы спросили профессора Хаба Цварта и профессора Рут Чедвик , , главных редакторов журнала Life Sciences, Society and Policy , , почему философия важна для наук о жизни и проблемы, возникающие в связи с новыми науками и технологиями.
Роберто Гарберо
На практике постоянно апеллируют к философским концепциям: принцип «солидарности», теория «подталкивания», информированное согласие, дебаты ЛГБТ, ставящие под сомнение традиционные категории пола и гендера — все это примеры философских вопросов, претворенных в жизнь (Лицензия CC0 на Pexels)
Этот контент изначально был размещен в блоге SpringerOpen.
Почему философия нужна в науках о жизни и почему она важна?Исмаил Серагельдин однажды охарактеризовал одно из достоинств науки как «конструктивную подрывную деятельность», другими словами, вызов общепринятым парадигмам в поисках истины.Задача философии — также подвергнуть сомнению иногда заветные предположения.
( Hub Zwart): По разным причинам. Прежде всего, науки о жизни влекут за собой собственную философию, особое понимание жизни как таковой и человеческой жизни в частности. Это понимание должно быть сформулировано, исследовано и оценено философией. Более того, также необходимо оценить значение исследований в области наук о жизни для человеческого существования и общества.
(Рут Чедвик): Исмаил Серагельдин однажды охарактеризовал одно из достоинств науки как «конструктивную подрывную деятельность», другими словами, вызов общепринятым парадигмам в поисках истины. Задача философии также состоит в том, чтобы подвергнуть сомнению иногда заветные предположения и продвигать понимание мира и человеческой жизни, включая основы самой науки.
Какие вопросы в настоящее время являются наиболее сложными или оставшимися без ответа для биологов и биоэтиков с философской точки зрения?( Hub Zwart): Кажется, мы вступаем в новую эру «нео-жизни»: жизнь становится воспроизводимой, ее можно кардинально изменить и обновить (синтетическая биология, CRISPR / Cas9) и так далее.С одной стороны, мы, вероятно, преувеличиваем, поскольку кажется, что здесь действует элемент шумихи и чрезмерных обещаний. С другой стороны, насколько это правда: есть ли у нас этика для сдерживания этого развития — кембрийского взрыва технологически созданной «нео-жизни» гибридной жизни на уровне клеток, но также и организмов? (робототехника).
Философия обращается к опыту, ожиданиям и проблемам людей, подвергшихся воздействию новых технологий и новых форм информации.Философия больше, чем любая другая область, стремилась разработать диагностику настоящего: когда-то чисто академическая и интроспективная деятельность, философия снова стала актуальной.
(Рут Чедвик): Редактирование генов было описано как «разрушающая технология», и важно подумать о том, что это означает, и является ли оно «разрушительным» для самой этики. Признаком этого может быть вопрос о том, что было широко распространенным консенсусом относительно концептуальных и моральных различий между вмешательствами соматической и зародышевой линии.
Еще одна проблема, которая становится все более актуальной, касается взаимодействия наук о жизни и робототехники, возможности робототехники вносить изменения, в том числе в сельскохозяйственные науки, которые могут иметь далеко идущие последствия для социальной жизни. Использование носимых технологий для мониторинга различных аспектов нашего здоровья и образа жизни требует тщательного рассмотрения вопросов конфиденциальности.
Философия — это не только теория. Не могли бы вы назвать несколько примеров прямого следствия типичных «философских» вопросов на практике?( Hub Zwart): Возможно, больше, чем какая-либо другая область, философия в настоящее время рассматривает влияние техно-науки на человеческий жизненный мир, опыт, ожидания и опасения людей, подвергшихся воздействию новых технологий и новых форм Информация.Философия больше, чем какая-либо другая область, стремилась разработать диагностику настоящего. Философия (когда-то чисто академическая и интроспективная) снова стала актуальной.
(Рут Чедвик): Философские концепции постоянно используются на практике. Например, к принципу «солидарности» часто обращаются в свете террористических угроз, когда лидеры клянутся стоять «плечом к плечу». Но солидарность, хотя она может показаться абстрактной философской концепцией, также является основой таких систем здравоохранения, как Национальная служба здравоохранения.
Всегда важно думать о том, как мы формулируем вопросы. Философия ставит под сомнение наши самые фундаментальные предположения и тем самым может помочь нам подумать о том, что может остаться за рамками.
Теоретическая работа по «подталкиванию» оказывается очень действенной в отношении общественного здравоохранения, например в попытке заставить людей брать на себя большую ответственность за свой вес и физическую форму.
Такая распространенная идея, как информированное согласие, имеет свою основу в философской теории, и эта тема постоянно пересматривается философами-моралистами и другими в свете новых научных достижений, чтобы увидеть, может ли она и дальше гарантировать защиту людей в новые ситуации.
Современные тенденции в дебатах ЛГБТ включают вопросы традиционных категорий пола и гендера. Это имеет как философские, так и этические последствия.
Какие преимущества принесут исследования в области философии и их влияние на науку, политику и общество?( Hub Zwart): Для философии обсуждение важно, потому что общественные дебаты — это философская лаборатория. Я бы сказал, что наиболее важное влияние оказывает перевод результатов исследований, полученных в результате активного обсуждения, диалога и размышлений, в обучение, т. Е.е. обучение студентов естествознания и исследователей на начальном этапе — по немецкому слову Bildung .
(Рут Чедвик): Всегда важно думать о том, как мы формулируем вопросы. Философия ставит под сомнение наши самые фундаментальные предположения и тем самым может помочь нам подумать о том, что может остаться за рамками.
Профессор Хаб Цварт изучал философию и психологию в университете Радбауд в Неймегене. В 2000 году он стал профессором философии факультета естественных наук.В 2004 году он основал Центр общества и геномики (CSG) в этом отделе, национальный центр исследований и социального взаимодействия, посвященный социальным и философским последствиям новых областей исследований, финансируемый NGI, и выступил в качестве научного директора CSG. В 2005 году он основал Институт науки, инноваций и общества (ISIS). Он также является главным редактором журнала SpringerOpen Life Sciences, Society and Policy . Он опубликовал 10 книг и 75 статей и подготовил 20 кандидатов наук.D. студенты.
Профессор Рут Чедвик начала работать в Манчестерском университете в 2014 году в качестве профессора биоэтики. С 2002 по 2013 год она руководила Центром экономических и социальных аспектов геномики ESRC (Cesagen): сотрудничество Ланкастера и Кардиффа. Рут является соредактором журналов Bioethics и Life Sciences, Society and Policy и работала во многих органах, включая Совет Организации по геному человека, Группу выдающихся экспертов по этике Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций ( ФАО) и Консультативный комитет Великобритании по новым продуктам питания и процессам (ACNFP).Она является научным сотрудником Академии общественных наук; Центра Гастингса, Нью-Йорк; Королевского общества искусств; и Королевского биологического общества. В 2005 году она выиграла премию Всемирной технологической сети за этику, а в 2014 году была избрана членом Научного общества Уэльса.
5 скандинавских жизненных философий, которые сделают вас счастливее
Согласно World Happiness Report, скандинавские страны были признаны самыми счастливыми странами в мире в течение нескольких лет подряд.Несмотря на то, что здесь очень мало солнца, много холода и долгая зима, скандинавы по-прежнему остаются самыми довольными в мире. Причина этого в их жизненном подходе. Вот некоторые из самых популярных скандинавских жизненных философий, которые могут сделать вас счастливее. Подробнее о 5 философий скандинавской жизни, которые сделают вас счастливее
FikaВполне возможно, что вы уже знакомы с этим термином. Несмотря на то, что он не является родным для английского языка, фика — это то, что только что успешно вошло в активный словарный запас англоговорящих.Он имеет множество различных применений по всему миру, поэтому вы могли слышать о нем по-разному. Возможно, вы встречали это в популярной культуре, или, может быть, это то, о чем ваши шведские друзья время от времени говорят в разговоре, или даже может быть, что вы посетили одно из кафе с таким названием, поскольку это популярное название для Кофейни в шведском стиле по всему миру. Но знаете ли вы, что на самом деле означает фика?
Связанный: Столица Фика
Буквально «Фика» — это просто еще одно название «кофе-брейка».Первоначально он образовался в результате смены слогов в шведском слове «kaffe», обозначающем кофе. Однако по своей сути фика — это гораздо больше, чем просто перерыв на кофе. На самом деле, это довольно специфическая шведская философия, которая помогает людям обрести душевный покой и изменить свое отношение к жизни в целом после принятия.
Буквально «Фика» — это просто еще одно название «кофе-брейка». Фото: Wikipedia commonsЧтобы лучше понять эту концепцию, важно обратиться к культурным особенностям кофе-брейка в скандинавских странах.В отличие от остального мира, где продукты с кофеином употребляются в основном для того, чтобы проснуться и лучше сосредоточиться на выполнении различных задач, в Швеции кофе — это напиток, символизирующий замедление и уход от всех ваших проблем хотя бы на некоторое время. В то время как американцы и многие европейцы относятся к кофе как к стимулятору и как к чему-то, что поможет им работать быстрее и подпитывает их (в целом, в сознании многих людей, это центральный атрибут довольно стрессовой среды), шведы, напротив, сделайте перерывы на кофе, чтобы выдохнуть и на мгновение расслабиться.
Культура фика в Швеции очень своеобразна: кофе или чай, по сути, в основном повод насладиться моментом. Все дело в том, чтобы дать себе минуту, чтобы насладиться жизнью и отвлечься от повседневного стресса. Не существует фиксированной политики в отношении того, как следует выполнять фика, вы можете делать это в одиночку, сосредоточившись на собственных мыслях и размышляя о своей жизни, или собраться с друзьями, чтобы наверстать упущенное! Так или иначе, всегда должно быть то, чего стоит ждать, что-то, что дает вам покой и позволяет вам отступить от давления.
Единственное, что вам нужно сделать, — это последовательно включать фика в свою жизнь. В конце концов, это необходимость иметь возможность побыть наедине с собой, не чувствуя, что вы делаете это за счет своей продуктивности. Так вы сразу станете спокойнее, а потом и счастливее!
FriluftslivВ отличие от остальных скандинавских философий, перечисленных в этом списке, концепция Friluftsliv ориентирована не только на ваше духовное благополучие, но и на ваше физическое здоровье.
В переводе этого норвежского слова расшифровывается понятие «Фрилуфтслив». Его можно перевести на английский как «жизнь в свободном воздухе». И, по сути, именно в этом и состоит Фрилуфтслив — проводить больше времени на улице и чувствовать большую связь с природой.
Жизнь на свежем воздухе в Норвегии. Фото: Den norske turistforeningenПо теме: 5 незабываемых пешеходных маршрутов в Дании
Значительную часть этой философии составляет понимание того, что какой бы урбанистической и насыщенной ни была ваша жизнь, действительно важно ваше внутреннее равновесие и ваша гармония с собой и окружающим миром.Лучший способ найти это — установить осознанную связь между вами и внешним миром, в частности с природой. Для многих скандинавов это означает разбить лагерь и отправиться в лес. Но на самом деле Фрилуфтслив — это философия, открытая для интерпретаций и поправок. Вы можете заменить уединение в лесу или в горах простой получасовой прогулкой по парку рядом с вашим домом и при этом получить от этого много пользы! В конце концов, дело не в самом месте, а в опыте, который вам предстоит пережить.Если вы забудете о бесконечном ритме большого города и вернетесь к своим корням, это не только очистит ваш разум и позволит мыслить правильно, но и значительно улучшит ваше здоровье. Доказано, что свежий воздух помогает снизить кровяное давление, частоту сердечных сокращений и мышечное напряжение, а также снизить уровень стресса. А здоровый человек всегда намного счастливее!
HyggeHygge часто рассматривается как определяющая характеристика датской культуры, что имеет полный смысл при условии, что датчане являются одними из самых счастливых людей в мире.Хигге — это практика ценить свою жизнь, несмотря ни на что, и проповедовать позитив во всем, что вы делаете и говорите.
Сам термин с датского переводится как «уют души». И лучше всего может описать чувство, когда вы закутаны в одеяло с любимым человеком и горячим напитком согревает ваши руки. Момент абсолютно безупречный, беззаботный и очень уютный.
Хюгге у каминаСвязанный: Объяснение датского счастья
Во всяком случае, хюгге — это все о том, чтобы позволить себе заниматься вещами, которые заставляют вас чувствовать себя хорошо, и вещами, которые вам нравятся, не задумываясь о себе и не сомневаясь, заслуживаете ли вы такого особенного момента или нет.Потому что ответ всегда один: да!
Адаптация хюгге как части вашего образа жизни — это удивительный способ усилить ощущение мира, как счастливого места, поскольку вы сосредотачиваетесь на умножении моментов, когда вы чувствуете себя наиболее удовлетворенным и соответствуете своим желаниям. Кроме того, окружая себя людьми, которых вы любите, и теми, кто любит вас в ответ, вы создаете атмосферу доверия и в целом чувствуете себя в большей безопасности, особенно если во внешнем мире все становится немного негативным.
LagomLagom — это слово из шведского языка, которое лучше всего перевести на английский как «оптимальный» или «умеренный». Название этой философии говорит само за себя. Эта концепция учит людей, что все хорошо в меру, и вы не должны быть крайними ни в своих убеждениях, ни в своих действиях. Лагом — обложка книги
Связано: Создание более здорового образа жизни — Шведский путь
Эта концепция также отлично подходит для понимания того, что вам нужно проявлять гибкость и терпимость, когда дело касается выслушивания других людей.Хотя важно отстаивать свои собственные интересы и защищать то, во что вы верите, вам необходимо убедиться, что вы не переусердствуете и можете эффективно пойти на компромисс. Если вы подойдете к этому, вы сразу увидите, как легко быть более довольным окружающими вас людьми.
Lagom — это поиск правильного баланса, который принесет максимальное удовольствие. По сути, это означает сосредоточение внимания на том, чтобы прислушиваться к своему телу и узнать, что действительно нужно вашему телу и душе. В конце концов, это удовлетворение этих потребностей, а не чрезмерная сосредоточенность на том, что, по вашему мнению, необходимо, что принесет вам истинное счастье!
LykkeНаконец, но определенно не в последнюю очередь, Lykke — важная часть комплекса скандинавских жизненных философий, которая может сделать вас счастливее.
Lykke — это датско-норвежское слово, означающее «счастье», поэтому, естественно, концепция Lykke учит людей сосредотачиваться на вещах, которые имеют решающее значение для снижения уровня радости внутри них.
По словам Мейк Викинг, автора книги «Маленькая книга Ликке», счастье состоит из нескольких ключевых факторов: единения, денег, здоровья, свободы, доверия и доброты.
Чтобы быть по-настоящему счастливым, вам нужно сбалансировать свою жизнь таким образом, чтобы вы уделяли пристальное внимание всем этим частям своей жизни, чтобы ни одна из них не отсутствовала.Хотя это может показаться большим объемом работы (справедливо, но это не самая легкая задача для выполнения), вы будете удивлены, насколько тесно все эти вещи связаны между собой, когда вы попытаетесь адаптировать этот подход. Если вы работаете над своим единством, вы одновременно повышаете уровень доверия и доброты, в то время как улучшение ваших денег напрямую влияет на вашу свободу и т. Д.
Луи Робиду5 философий скандинавской жизни, которые сделают вас счастливее, написано для Daily Scandinavian Луи Робиду.Луи — блогер, которому нравится писать статьи, представляющие большой интерес для общества. После того, как Луи опубликовал множество сообщений на разных платформах, он решил создать собственный сайт deeptop10.com, на котором он освещает темы о еде, интересных хитростях и образе жизни.
Изображение функции (вверху): Copyright Visit Denmark
Интервью с Джоном Лаксом | отдельные страницы | Люди | Философский факультет | Университет Вандербильта
Пэт Шейд: Я подумал, что начну с нескольких вопросов о работе, которую вы проделали в прошлом.Не могли бы вы описать ту работу или часть вашей прошлой работы, которая больше всего влияет на ваши текущие проекты или помогает вам сосредоточиться на них?
Джон Лакс: Я, как и все остальные в пятидесятые, обучался философии, которая была по сути аналитической. Это была своего рода философия, в которой не было столько определенного набора предметов, потому что предметы варьировались от десятилетия до десятилетия, даже из года в год, по широкому кругу вопросов, обычно эпистемологических.Но это был способ заниматься философией, который прежде всего требовал ясности. Даже ясность выше интереса, даже ясность выше всякого отношения к чему-либо. И я стал ценить эту ясность как нечто, от чего нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах. Независимо от того, насколько неясен или сложен предмет, все же нужно четко понимать его и ясно донести до людей, не прошедших такую подготовку. Так что это обучение привело меня к размышлениям о проблемах, которые все еще остаются со мной, хотя сейчас я размышляю о них по-другому, и весь мой подход значительно изменился.Я имею в виду постоянный интерес к человеческой природе, о которой я теперь думаю скорее с точки зрения человеческой природы, чем с точки зрения человеческой природы.
Когда я только начал публиковать, это было о человеческой природе в единственном числе, особенно о том, как связаны разум и тело. И хотя я не был картезианским дуалистом, я, тем не менее, думал, что способ думать о человеческой природе — это рассматривать разум и тело как нередуцируемые отдельные, разные. Я не должен говорить отдельно; Я бы сказал иначе.А затем подумать о том, как во имя Господа они могли когда-либо каким-то образом соединиться. Факты очевидны. Ясно, что умы связаны с телами, что во многом они происходят от тел, они находятся под влиянием тел. Но было не совсем ясно, как разум, в свою очередь, мог влиять на тела, что оставалось уму после того, как вы объяснили все, что нужно объяснить, и все происходит с точки зрения физиологии, которая еще не наступила. Сегодня я вижу, что люди продолжают размышлять таким образом, хотя они называют свою философию разными именами, нейрофилософией и т.п.Меня это больше не привлекает, но я продолжаю говорить о том, что я очень глубоко интересуюсь человеческой природой и пытаюсь понять, кто мы и что мы можем сказать о себе, что является полезным, значимым, достаточно вдумчивым и, возможно, даже правдивым.
Shade: Есть ли какие-нибудь из ваших ранних работ, которые служат трамплином в общих вопросах взаимоотношений разума и тела?
Lachs: Меня всегда интересовала этика, и отношения между разумом и телом, естественно, приводят вас к вопросам эмоций и того, как эмоции связаны с рациональным элементом человеческого существа.И в тот момент, когда вы говорите об этом, вы говорите об этике и основах этики в человеческой природе. Вы говорите о моральной психологии. А когда вы говорите о моральной психологии, это всего лишь один шаг до разговора обо всех действительно важных моральных вопросах. Те, которыми я всегда интересовался. И, конечно же, какое-то время я был и в некотором смысле сейчас очень глубоко интересовался социальной и политической философией. Раньше я вел курсы, которые привели к некоторым публикациям по вопросам, связанным с марксизмом, о том, что, как можно было представить, является плодотворным и в те дни я считал правильным способом организации общества.Сколько играть свободы и удачи — это меня всегда интересовало.
Shade: На раннем этапе ваша интерпретация была более марксистской?
Lachs: Моя интерпретация никогда не была марксистской. Моя интерпретация всегда уделяла большое внимание индивидуальной свободе. Мне это кажется интуитивно правильным. И это может иметь глубокие психологические причины, как и многие вещи в жизни, и как вещи в философии, как говорят Джеймс и другие.Но меня всегда интересовала личность, а также свобода и права.
Shade: Связано ли это каким-то образом с вашим интересом к таким философам, как Фихте, Кант и Сантаяна?
Лахс: Нет, что интересно, я попал в Сантаяну по чистой случайности, потому что, когда я был студентом, там был семинар для студентов-старших курсов для специальностей. Так получилось, что книга, отобранная однажды, была очень известной работой человека, о котором заведующий кафедрой Университета Макгилла написал диссертацию.Он написал диссертацию о Сантаяне под руководством Уайтхеда. Он хотел, чтобы мы все прочитали «Скептицизм и животную веру». И я боролся с этой книгой целый год. Я просто думал, что Сантаяна все время жульничает. Это было неправильно. И в конце концов я так упорно боролся с этим, что полностью застрял на нем, как муха на мухоморе, когда наконец я понял, о чем он на самом деле говорит. Итак, Сантаяна была чистой случайностью.
И тогда Фихте не был случайным, потому что я очень серьезно отнесся к материализму Сантаяны, который я считаю очень тонким.Приняв это всерьез, я почувствовал, что это требует вызова, и нет никого более безумного и полного идеалиста, чем Фихте. Поэтому я подумал: «Я возьмусь за это и посмотрю, не будет ли с этой стороны серьезного вызова». Мне потребовалось несколько лет, чтобы понять, что я понимаю Фихте, и каждый раз, когда я читал его, мне казалось, что я понял его в то время. Позже я понял, что не совсем понял его. Теперь я думаю, что понимаю его, но надеюсь, что в следующем году я буду думать, что не совсем понял его в этом году.
Shade: Каковы были последствия этого противостояния между Сантаяной и Фихте?
Lachs: Последствия были весьма примечательными и неожиданными, как обычно бывает с интересными последствиями. Я продолжал придерживаться Сантаяны еще долгое время. Но тонкость Фихте постепенно проникала в мое сознание и, я думаю, сделала мой философский подход к проблемам значительно более диалектическим и, надеюсь, более тонким, интересным и более плодотворным, чем это было раньше.В первые годы моей философской жизни я был в очень важных отношениях позитивистом, как и Сантаяна, видя очень четкие различия между фактами и ценностями и тому подобное. И такого рода вещи просто не годятся, когда вы говорите языком Фихте или Гегеля.
Shade: Не могли бы вы подробнее рассказать о некоторых тонкостях, которые развились у вас в результате изучения Фихте?
Лахс: Не только Фихте, но и Гегель. Я имею в виду вот что.Что на самом деле нам не очень помогает получение четких определений. Я во что бы то ни стало для ясности, но думать, что вы можете свести концепцию к относительно простому определению, и что вы можете каким-то образом пойти куда-нибудь, что будет интересно и плодотворно, просто не кажется мне очень правдоподобным на начальном этапе. настоящее время. И это именно то, к чему я стремился. Я серьезно относился к старому Сократу; вы ищете определение. Вы понимаете суть вещи, и как только вы обретаете суть и определение, которое каким-то образом отражает эту суть, вы свободны дома.Вот как вы занимаетесь философией. Когда вы читаете Гегеля, вы понимаете, насколько невероятно гибкие и гибкие концепции, как они принимают вас за дурака, когда вы воспринимаете их слишком буквально и слишком тесно, как они взаимосвязаны друг с другом, как они взаимодействуют между собой способами, которых вы действительно не понимаете. Другими словами, как ни странно, вы действительно не понимаете никакой части, пока или пока вы не поймете целое. Это то, что я узнал от этих людей. Я действительно считаю, что акцент на контексте чрезвычайно важен и значительно обогащает философский подход.
Shade: Привел ли этот акцент на контексте, который вы получили от немецких идеалистов, к прагматизму?
Лахс: Да, очень. Конечно, я никогда не чувствовал полного воздействия этого, пока не понял Дьюи немного лучше. Я читал Дьюи, когда учился в аспирантуре, и помню, как много приятных ночей спал над ним. Я просто не мог разобраться в материале, потому что он был невероятно толстым и скучным. Затем, когда Дьюи действительно зарегистрировался, я внезапно увидел преемственность между тем, что делали немецкие идеалисты, и тем, что делал он.И я понял, что контекст не обязательно должен быть контекстом Абсолюта или тотальности.
Shade: Вы дали нам богатое представление о своем прошлом. Не могли бы вы рассказать о некоторых из ваших недавних работ? У вас есть ряд проектов, над которыми вы сейчас работаете или которые недавно завершили. Я хотел бы, чтобы вы описали каждый из них и, возможно, отметили некоторую преемственность, общие темы и различия, которые, по вашему мнению, важны.
Lachs: Актуальность философии для жизни требует предисловия.Я начал заниматься философией не потому, что меня интересовали абстрактные проблемы, а потому, что меня интересовали очень конкретные решения человеческих проблем. В этом смысле я делал то, что призывает нас делать Дьюи, задолго до того, как я даже прочитал Дьюи. Я просто чувствовал, что есть проблемы, которые ужасно важны, очень глубоки и с которыми очень трудно справиться.
Shade: Есть ли в подходе философии к этим проблемам что-то такое, что делало его более интересным для вас, чем, скажем, психология?
Лахс: Я думал, что ни одна из наук на самом деле не имеет отношения к тому общему уровню, с которым я хотел бы подходить к этим вещам.Когда я поступил в бакалавриат в Макгилле, я не знал, что мне делать. Я знал, что не хочу химии. Я знал, что плохо разбираюсь в математике. Так что я случайно представился на факультет философии и спросил кафедру, которая в университете занимается вопросами, которые меня интересовали. И все проблемы были самыми важными: человеческая природа, отношение людей к Богу. , смысл жизни — все обычные острые проблемы, которые интересуют молодых людей. И он сказал: «Вы пришли в нужное место, потому что мы занимаемся этими проблемами.Мы не решаем их, но мы обязательно пытаемся с ними справиться ». И поэтому я сказал:« Подпиши меня ». Это проблемы, которые меня очаровали. Я интересуюсь ими в основном потому, что они являются проблемами для меня, и проблемы для людей, которых я знаю, и проблемы для людей, которых я люблю и о которых забочусь.
Этот фон проливает свет на мой интерес к названию книги «Актуальность философии для жизни». Философия занимает центральное место в жизни; если это не так, считайте меня, меня это не интересует.А что насчет человеческой жизни? Практически все, что проблематично, практически все, что требует рассмотрения общего, концептуального, вдумчивого, критического характера.
Эта книга представляет собой сборник сочинений, написанных на протяжении многих лет и охватывающих ряд тематических областей. Он включает в себя некоторую медицинскую этику, потому что я занимаюсь медицинской этикой, занимая очень непопулярные должности, которые мне нравится занимать. А также некоторые проблемы, вытекающие из моей книги «Человек среднего уровня», которая связана с переосмыслением отчуждения.Также включены некоторые статьи, которые я написал в рамках подготовки к Human Natures. И, наконец, он включает некоторые более общие размышления о таких вещах, как отношение средств к цели — крысиные бега, в которые вовлечены люди. Есть размышления о текущих интеллектуальных проблемах, таких как книга Фукуямы о конце истории, которая представляет собой интригующе гегелевскую тему, исполненную не совсем достойным своего предшественника.
Далее идет «Любовь к жизни». Если бы я писал это по-немецки, я бы назвал это Lebensphilosophie.Это философия жизни и философия жизни. Его аудитория должна быть очень общей, не только философами или даже в первую очередь, но обычными людьми с некоторым образованием и большим энтузиазмом, чтобы попытаться выяснить, что имеет смысл в жизни и как получить от нее немного больше. Я хотел бы думать, что он предлагает довольно сложные философские идеи в доступной форме для широкой аудитории. Я считаю, что в этой стране есть значительная широкая аудитория людей, которые чувствуют потребность в философии и которые чувствуют, что философия покинула их.Эта книга адресована этой аудитории. Пишу сейчас. Я ожидаю, что это будет сделано к началу весны.
Я также работаю над проектом с Майклом Ходжесом. Это научный проект, прямо противоположный In Love With Life. Проект сравнивает и противопоставляет Сантаяну и Витгенштейна, двух крайне невероятных братьев по крови, двух философов, которые действительно не похожи друг на друга на первый взгляд. И все же, если вы посмотрите на них серьезно, задумаетесь о них и упустите из виду очень сложный разговорный стиль вопрошания Витгенштейна и очень поэтический стиль Сантаяны, вы внезапно обнаружите, что это два человека, которые поразительно похожи.А затем хочется показать, чем они похожи, показать, где они разные, и попытаться объяснить, почему они похожи и разные. Надеемся закончить это к концу лета.
Shade: Есть ли у них общие идеи, на которых вы сосредоточены?
Лахс: Все началось с идеи, что мы собираемся написать статью о Сантаяне и Витгенштейне с точки зрения их отказа от скептицизма.Но в тот момент, когда вы вникаете в это, вы понимаете, что это еще не все. Есть общая теория человеческих привычек и человеческих практик. Язык другой, даже слова, которые связаны с понятиями, разные, но понятия те же.
Другой проект, «Стоимость комфорта» — для меня нехарактерная история. Я написал Intermediate Man несколько лет назад и хотел написать больше в этом ключе, пытаясь объяснить отчуждение языком, который не нагружен ценностями, и языком, который в целом доступен, обычно открыт для людей, которые испытывают эти чувства и переживают реальность. с которыми мы сталкиваемся в высокоиндустриальном, густонаселенном обществе, но которые сами, возможно, не знают тонкостей философии.Это не значит, что это книга для масс, это книга, которая пытается внести ясность в особенно темную область философских усилий. И я подумал, что этот человек проделал часть этой работы, но не совсем так, как я надеялся. Поэтому я написал «Стоимость комфорта», немного лучше понимая эти идеи, значительно расширив их до областей прикладной этики, медицины, рекламы и ряда других областей. А потом я отложил это в сторону и вот уже несколько лет возится с ним в текстовом редакторе.И почему-то мне очень не хотелось отпускать это. Я просто не хочу нажимать кнопку печати. Я говорю: «Ну, если бы у меня было еще шесть недель, чтобы это просмотреть…». Я подозреваю, что за этим стоит то, что я думаю, что это последнее, что я собираюсь делать в этой области. У меня действительно есть другие интересы, и я очень хочу понять это правильно. Что случилось совсем недавно, так это то, что мне позвонил коллега и сказал: «У вас есть что-нибудь, что вы хотите добавить в серию, которую я делаю?» И мы начали разговаривать и договариваться.И он сказал: «Давай, тебе нужно выпустить это». Я подписал на это контракт. Но я предусмотрительно не поставил дату родов до середины следующего лета, потому что хочу, чтобы шесть или, может быть, четыре недели уложили его спать как следует. Его будет опубликовать Роуман Литтлфилд.
Human Natures — это настолько большой проект, что я не представляю, сколько времени потребуется на его реализацию. Пройдут годы. В его основе лежит теория различных типов фактов.В нем рассказывается о том, как мы можем объединить своего рода реализм, который исходит из американской традиции критического реализма, Сантаяны и других, с своего рода конструкционистским взглядом, типично дьюейским и прагматистским — как мы можем отдать должное обоим, но в разные сферы концептуальной жизни. Помимо этого, в нем делается попытка дать общий отчет, я даже хочу сказать метафизический отчет об основах терпимости, потому что точка зрения, которую я хочу защищать, по сути, является аристотелевской точкой зрения в том смысле, что совершенство является функцией природы.Хорошее — это результат того, кем вы являетесь. Но я также хочу серьезно отнестись к идее о том, что мы — подвижный праздник. Мы не все одинаковы; мы не все разделяем одну и ту же человеческую природу. Нет ни одной сущностной человеческой природы, а целого ряда человеческих натур. И тогда трудность состоит в том, как определить и структурировать эти разные виды человеческой натуры, чтобы позволить совершенствам проявить себя.
Shade: Я полагаю, метафизическая природа этой работы — одна из вещей, которая отличает вашу работу от некоторых неопрагматистов, таких как Рорти.
Lachs: Совершенно верно. Наряду с настаиванием на важности действий, которого я вообще не нахожу у неопрагматиков. Я не думаю, что вы можете быть прагматиком, не настаивая на идее действия, на понятии практики, на фактическом участии в критических усилиях по изменению вещей, которые необходимо изменить. Не просто критиковать то, что нужно критиковать, не просто, как говорит Рорти, кибитц, пока играют главные игроки, но чтобы быть там, выполняя работу, которую философы всегда выполняли, хотя и не всегда хорошо.
Shade: Не могли бы вы обсудить некоторые из тех действий, в которых вы участвуете?
Лахс: Что ж, я рассматриваю свою работу в первую очередь как работу педагога, что очень важно как овода. Овод, который занимает непопулярные позиции не потому, что они могут быть правильными, а потому, что их голос должен быть услышан. Кто бросает вызов тому, что кажется безумным или иррациональным в обществе, кто отстаивает ценности, которым нужны выразители, кто отстаивает то, что гуманно и разумно.Я стараюсь делать это в университетском сообществе, но я также стараюсь делать это в сообществе за его пределами. Я думаю, что публикации не только в философских журналах, но и в универсальных изданиях общего назначения, например, в таких местах, как Wall Street Journal, имеют значение; философы должны делать больше этого. Так что я верю в подобные вещи и стараюсь делать это всякий раз, когда возникает необходимость. Или дух движется.
Shade: Этот последний вопрос, возможно, немного избыточен, но он должен подвести нашу дискуссию к завершению.Не могли бы вы обсудить преемственность между работой, которую вы выполняли в прошлом, и тем, что вы делаете сейчас, а также определить, в какую традицию или традиции вы бы поместили свою работу?
Lachs: Непрерывность — это непрерывность заботы о человеческой природе, и особенно сейчас, более чем когда-либо прежде, с точки зрения человеческого самореализации и человеческого процветания. Это то, чем, я думаю, должна быть по большей части философия; это определенно то, на чем я хочу сосредоточить свои философские усилия.
С точки зрения традиции, я не хочу давать узкое определение, и я не хочу определять себя узко. Одно из величайших удовольствий от того, что я много лет занимаюсь философией, — это то, что я чувствую себя комфортно, переходя от традиции к традиции. Итак, если я хочу поговорить о Спинозе, я думаю, что имею некоторое представление о том, о чем говорит Спиноза. Это не моя традиция, но я определенно ценю то, что он говорит. Мне хотелось бы думать, что я могу быть эклектичным без недостатка единства.Под «эклектичным» я имею в виду, например, что меня все больше и больше впечатляют моральные идеи, исходящие из стоицизма. Я очень впечатлен некоторыми вещами, которые исходит из Канта. Но когда все сказано и сделано, становится довольно ясно, что самая удобная традиция — это традиция прагматизма, хотя это не традиция, а множественные традиции. Не Пирс, может быть, и почти такой, как Дьюи, а иногда и Джеймс. Но меня привлекают не отдельные личности, а определенное направление мысли, определенный подход к вещам, определенное видение.И это часть традиции, в которой я действую, хотя и не рабски, и не, надеюсь, с исторической точки зрения повторять то, что сказали эти люди.
Почему важно иметь философию жизни? | Автор: Пиюш Камалу
Если вы чувствуете себя чрезвычайно загруженными повседневной деятельностью, этот вопрос может показаться бессмысленным.
Можно сказать: « Что ж, у меня есть много вещей, которыми я сейчас занимаюсь. Серия голов. Длинная череда незавершенных проектов. Много обязательств и сроков.
Какое удовольствие добавлять философию в этот длинный список?
Когда я все разберусь, я всегда могу позволить себе роскошь очертить более широкие контуры жизненной философии ».
Но, друг мой, есть и другие, у которых нет абсолютно никаких проблем с убеждением ответить на этот вопрос — это то, чего я хочу.Все становится немного яснее, когда вы вносите такой уровень ясности в свою цель.
Это не то, что вы хотите сделать сегодня, завтра или даже в этом году. Это то, что вы пытаетесь получить от жизни. То, что вы делаете сейчас, помогает воплотить это в жизнь?
Если нет, то что мешает вам исправить положение?
« Ясная, четко определенная философия дает вам руководящие принципы и границы, которые держат вас на правильном пути», – — точная причина, по которой вам следует иметь такую, которая будет направлять и направлять все ваши действия.
Эти философии — не что иное, как пожизненное обязательство, стремящееся выйти за рамки простого самосовершенствования. Конечная цель здесь — радикальное преобразование — себя и общества. И это становится возможным, когда вы желаете исследовать смысл и цель жизни вместе с вашим законным местом во Вселенной.
Выражение сильных сторон и достоинств вашего персонажа, например, смелость высказаться, несмотря на сопротивление, и великодушие, чтобы принять критику без провокации, - вот некоторые из ежедневных шагов, которые можно использовать в соответствии с вашим основным набором философии.Существует вероятность того, что вам может потребоваться множество целей нижнего и среднего уровня для достижения цели самого высокого уровня.
Например, выйти из дома к восьми часам утра может показаться невысокой целью, но это определенно важно из-за цели среднего уровня: прийти на работу вовремя.
Почему вас это волнует? Потому что вы хотите быть пунктуальным.
Почему вас это волнует? Потому что пунктуальность свидетельствует об уважении к людям, с которыми вы работаете.
Почему это важно? Потому что где-то на доске мечтаний вы стремитесь быть хорошим лидером.
Определенная философия помогает вам определить, что вас действительно волнует. Когда вы знаете, что вас волнует, вы становитесь верными и устойчивыми в достижении своей конечной цели.
Здесь важнее сохранить уже сделанные решения, чем продолжать делать новые.
Вы больше не капризны.
Каждый день вы просыпаетесь с тем же набором вопросов, над которым задумывались. В каком-то смысле вы указываете в одном направлении, всегда стремитесь сделать даже крошечный шаг вперед, вместо того, чтобы допускать какое-либо отступление.
Одно из моих основных убеждений, которое успешно выдержало испытание временем:
Сохраняйте безупречный фокус на том, что находится под вашим контролем, и принимайте то, что не находится под вашим контролем.Это простое убеждение, когда я практикуюсь в моей повседневной жизни, принесло невероятный прирост моей эффективности, одновременно уменьшив мою ежедневную дозу разочарования.
Как все это помогает?
Сложные временаКогда вы находитесь на неудобной территории, когда все идет не по вашему плану или вам кажется, что вас постоянно ошеломляет череда внешних событий. Вам нужно черпать необходимую силу из своей философии.
Давайте поговорим о вашем худшем страхе: потерять работу: вы всегда можете обвинить экономику и сыграть роль жертвы. Почувствуйте себя беспомощным и войдите в бесконечный цикл жалоб или примите реальность и начните поиск своего нового будущего.
Но даже если ты потеряешь работу - зачем расстраиваться?
Копните немного глубже, и вы обнаружите, что это из-за ваших нереалистичных ожиданий навсегда сохранить свою работу.
Счастливые временаКогда вы находитесь в счастливом пространстве, это время, когда потребность вашей философии больше в том, чтобы не сбиться с пути, потому что в результате успеха вы можете получить множество разнообразных возможностей и соответственно было бы очень соблазнительно обналичить их все одновременно.
Но выбранный вами философский путь гарантирует, что вы останетесь близки к изначально выбранному пути.
Есть очень хороший шанс, что кто-то может назвать вашу сосредоточенность - навязчивой, потому что большинство ваших действий в конечном итоге будут получать свою значимость из их преданности вашей главной заботе - вашей жизненной философии.
Ваши приоритеты в порядке.
У очень преданных делу людей большинство целей среднего и низкого уровня так или иначе связаны с этой конечной целью.Напротив, отсутствие приверженности и настойчивости может сделать вашу структуру целей менее последовательной.
Однако идея о том, что наша жизнь должна руководствоваться одной высшей целью, является идеализированной крайностью, которая может быть нежелательной даже для самых упорных и безумных из нас.
Тем не менее, я бы сказал, что можно сократить длинные списки рабочих целей среднего и низкого уровня в зависимости от того, как они служат цели первостепенной важности.
И я думаю, что чем более унифицированными, согласованными и согласованными будут наши иерархии целей, тем лучше.
Но в то же время время от времени вы не должны медлить с паузами.
Остановитесь на мгновение и начните ценить отсутствие боли и наслаждаться самим фактом пребывания здесь. Можете ли вы ценить каждый день, как человек, только что переживший автокатастрофу?
И, пожалуйста, убедитесь, что вы не откладываете свое счастье на будущее, например, что вы будете счастливы после того, как накопите достаточно денег для этого большого экзотического путешествия или после того, как получите такое большое повышение по службе.
Измените возраст, в котором живете, а у вас слишком много. Но в любую эпоху то, что достаточно, остается неизменным.
Роль философии в нашей жизни
Наше чувство времени и способность общаться через него с помощью языка означает, что наша перспектива существования отсутствует в непосредственности других видов. Хотя некоторые животные демонстрируют чувство причины и следствия, а также некоторую степень планирования и даже некоторые уровни абстрактного мышления, именно это чувство - и понимание - нашего места в дуге времени, возможно, создало для людей необходимость понимать не только динамику нашего существования, но и контекст.
Понимание нашего контекста, нашего места в этом контексте как индивидов и как обществ было неотъемлемой частью нашего интеллектуального дискурса на протяжении тысячелетий, формируя основу практически каждого аспекта нашей культуры.
Чтобы лучше понять роль философии в нашей жизни, я поговорил с Жюлем Эвансом, директором по политике Центра истории эмоций Лондонского университета королевы Марии.
Q: Зачем нам нужна философия?
[Жюль Эванс] Наша способность делать философии - одна из вещей, которая отличает нас от других животных; в некотором смысле это то, что делает нас разумными, « мудрых обезьян ».
Другие животные определенно задаются вопросом, почему они делают что-то определенным образом, и пытаются найти стратегии, которые более разумны для достижения целей (, такие как разработка инструментов ), и хотя вы могли бы сказать, что это « философствует », только люди кажутся развить эту способность задавать вопросы более высокого порядка…. спрашиваю «», с какой целью мы это делаем? »-« »зачем мы вообще это делаем? ’
Философия заложена во всем. У всех нас есть философия, которая лежит в основе наших мотивов и того, что мы делаем в наши дни.У каждого своя жизненная философия; у каждого учреждения есть своя философия. У Дональда Трампа есть философия, у Walmart будет философия, у журнала Playboy будет философия, у вашего ближайшего соседа будет философия ... но для большинства из нас эти философии не исследованы и более или менее автоматичны и инстинктивны.
Философия как названная деятельность , возникла совсем недавно в истории человечества, и это попытка исследовать этих инстинктивных и автоматических побуждений и сказать: «, действительно ли это мудро? ’,‘ - это связно? ’.
Мы можем датировать истоки философии этого типа Сократом 2500 лет назад, что совсем недавно в истории homo sapiens. Это был период, когда люди изменились с года. Мы делаем это, потому что так делалось всегда, так боги говорили нам делать что-то, так поступали ваши старейшины, поэтому так оно и есть. и вы будете наказаны богами, если не сделаете это таким образом », с активным, сознательным рациональным мышлением:« Почему? »,« Почему так? »,« »Это определенно лучший способ? », и это радикальный момент в истории человечества… Сократ не продержался очень долго, когда начал проводить такие допросы и был приговорен к смертной казни.
Q: Может ли философия помочь нам понять наши государственные учреждения?
[Жюль Эванс] Если вы достаточно глубоко погрузитесь в историю любого государственного учреждения, вы обнаружите некий философский идеал или ответ на особый вид культурной проблемы - причина для учреждения, и для чего он был создан. Аристотель называет это телос , или его конец.
Со временем эта цель утонет в привычках и бюрократии - вещи просто работают на автопилоте десятилетиями или столетиями, и люди могут легко забыть, в чем был смысл этого учреждения.Полезно попытаться выяснить, какие институты были созданы для достижения философских целей, чтобы понять, продолжают ли они делать то, для чего были предназначены.
Я изучал университеты, и идея того, что такое университет для чего, на самом деле не является вопросом, который задают так часто. Мы живем в эпоху массового высшего образования, когда около 40% населения учатся в университетах. Это может стоить людям огромных денег, и все же в умах студентов или учебных заведений не всегда есть четкое понимание того, что они на самом деле пытаются здесь делать, для чего нужен университет?
Исходя из моего интереса к античной философии, мне нравится идея о том, что университет может быть местом, где люди могут процветать и думать о том, как заботиться о своей душе и как ставить цели в жизни.Как найти полезную жизненную философию. В контексте высшего образования люди могут подумать: « звучит очень странно, новая бессмысленная идея », но если вы оглянетесь на историю высшего образования и историю университетов, начиная с 2400 лет до Академия Платона или университет Наланды, Индия, который был еще раньше - было признано, что одна из функций университетов - помогать людям процветать и развивать их характер. На самом деле только в последние несколько десятилетий эта идея несколько уменьшилась и стала маргинализованной.
В: Какова роль древней философии в нашем благополучии?
[Жюль Эванс] Впервые я заинтересовался древнегреческой философией, когда мне было 20, когда я проходил когнитивно-поведенческую терапию ( CBT ), которая мне очень помогла, когда у меня были некоторые эмоциональные проблемы.
Я пошел брать интервью у людей, которые изобрели КПТ, двух психологов по имени Альберт Эллис и Аарон Бек, и обнаружил, что их вдохновением для этой терапии, которая теперь помогает миллионам людей, была древнегреческая философия, и особенно идеи стоической философии, Сократ и эпикурейцы.
Древние греки считали философию лекарством для души. Сократ сказал: « Я учу своего ученика заботиться о своей душе », отсюда и произошло слово «психотерапия». Цицерон сказал: «» «есть искусство для души, и его имя - философия ». Большинство идей в современной когнитивной терапии исходят непосредственно из древнегреческой философии, и она дает нам три простые идеи, которые я могу вам описать.
Во-первых, наши эмоции связаны с нашими убеждениями и мнениями.Эпиктет сказал, что причиной страданий мужчин являются не события, а их мнение о событиях. Эта мудрость очень полезна, потому что дает вам некоторую способность контролировать свои эмоции. Когда вы признаете, что ваши эмоции связаны с вашими убеждениями, вашими мнениями и интерпретациями, вы можете начать исследовать свои убеждения и свои интерпретации, используя то, что в когнитивной терапии называется методом Сократа . Просто задайте себе вопросы: «, почему я так сильно на это реагирую? »,« , что происходит? »,« »какое убеждение или мнение лежит в основе этой сильной эмоциональной реакции? »и« ». Это определенно правда? ’может изменить ваши убеждения, мнения или отношение, и это изменит ваши эмоции.
Во-вторых, стоицизм отмечает, что вы не можете контролировать то, что с вами происходит, вы можете контролировать только то, как вы на это реагируете. Итак, сосредоточение внимания на том, что находится под вашим контролем, и принятие того, что находится вне вашего контроля, - действительно полезная терапевтическая идея.
В-третьих, привычка. У греческих философов была идея, что философия должна быть повседневной практикой. Это не может быть просто такая французская экзистенциалистская идея о приятном разговоре раз в неделю в кафе. Это должна быть своего рода ежедневная практика.С практикой ваша философия автоматически превращается в привычку, укореняется. Мы не просто критические, рефлексивные агенты, большую часть времени мы находимся на автопилоте. Вы должны ежедневно практиковать свои принципы, чтобы они укоренились в том, что они называют вашим автоматическим, внутренним разговором и действиями. У них ( в CBT ) есть множество отличных техник для превращения вашей философии в автоматические привычки, например, просто повторение небольших, почти звуковых отрывков. Греческая философия полна этих маленьких звуковых отрывков, которые вы повторяете снова и снова, пока они не станут частью вашего автоматического разговора с самим собой.Сюда также входит выход и практика в реальных жизненных ситуациях. Как говорит Эпиктет, ничего хорошего, если вы просто занимаетесь философией в классе, вы потерпите кораблекрушение, когда выйдете на улицу.
Древняя философия почти не превратилась в своего рода терапевтический инструментарий за 2400 лет, и в ней есть определенная эстетика, которая заставляет вас чувствовать себя частью давней традиции, а не просто какой-то терапией, изобретенной 10 лет назад.
Вы являетесь частью трех тысячелетней традиции мудрости, о которой вы знаете, тысячи, тысячи и тысячи людей читали ту же книгу, которую вы читаете, и нашли ее лечебной в очень темные времена.Так что это воодушевляет - чувствовать себя частью этой давней великой традиции мудрости.
В: Какую роль в нашей жизни играют экстатические и экстремальные переживания?
[Жюль Эванс] Как люди, мы часто переживаем переживания, которые по своей природе приводят нас в состояние, которое трудно описать словами.
Люди иногда говорят о том, что это религиозный опыт ( так описывает их Уильям Джеймс ), но это не совсем верно, потому что они не всегда происходят в религиозном контексте и не всегда связаны с встречи с Богами.
Абрахам Маслоу назвал их пиковыми переживаниями, и это тоже не совсем работает, потому что иногда эти переживания случаются с людьми не тогда, когда они полностью рассортированы, а на самом деле наоборот, когда они представляют собой настоящий беспорядок. Так что иногда они больше похожи на переживания через корыто.
Я использую слово «экстаз», которое, по мнению людей, означает «очень, очень счастливое», но на древнегреческом языке оно означает «экстаз», что означает «стоять на улице». Это момент, когда вы выходите за пределы своего обычного самоощущения и чувствуете связь с чем-то большим и новым; это может быть бог, это может быть природа, это может быть какое-то более глубокое состояние ума, это могут быть другие люди.
Мы, люди, можем застрять в петлях самоанализа и негативных мыслей о себе и о мире. Мы попадаем в кокон этих размышлений, и я думаю, что есть два способа выбраться отсюда.
Один - через рациональную философию. Изучив эти убеждения и спросив: «, это определенно правда? ’и как бы отрывая кокон.
Другой - через экстатические переживания, которые каким-то образом изменяют ваше сознание через своего рода шок. И вы просто вырвитесь из этого цикла.
Оба они важны, и оба исцеляют.
"Экстази" дает вам способность вырваться наружу, когда вы застряли в негативном токсическом настроении. Это дает вам возможность выйти из этого, и это может быть чрезвычайно исцеляющим, это может быть чрезвычайно соединяющим, потому что вы внезапно чувствуете глубокую связь с другими людьми, с которыми вы разделяете этот экстатический опыт.
На протяжении всей истории экстатические ритуалы и церемонии были важными способами связывания людей, особенно в городах, где в противном случае они могли бы чувствовать себя довольно отчужденными.Вы вместе ходите на какой-то фестиваль или ритуал в церкви и чувствуете связь на субрациональном, эмоциональном уровне.
Восторженные переживания также важны для вдохновения. Люди находят смысл, чувство связи со вселенной, чувство связи с чем-то за пределами смерти.
Люди, художники и ученые иногда использовали экстатические техники для своей музы или вдохновения.
В нашей культуре, особенно в последние 300-500 лет западной культуры, люди стали гораздо более амбивалентными (, если не враждебными ) к экстатическим переживаниям.
Идея потери контроля рассматривается как опасная, постыдная и невежественная ... идея соединения с каким-то духовным измерением стала восприниматься как невежественная и смущающая. В нашей культуре очень важна индивидуальная автономия, а экстази ( в некотором роде ) противоположность этому - речь идет об отказе от контроля.
В нашей культуре произошел сдвиг в сторону маргинализации экстатических переживаний, превратив их в патологии . В частности, психиатрия очень враждебно относилась к экстатическим переживаниям и интерпретировала их как расстройства или болезни.Это называется истерией, психозом, энтузиазмом (, что было чем-то вроде плохого в эпоху Просвещения, означало несчастный случай ).
60-е изменили кое-что в западной культуре, и произошел своего рода взрыв экстатических практик - таких, как психоделики, рок-н-ролл, восточные практики.
Сегодня, я думаю, мы пытаемся интегрировать эти виды экстатических переживаний после того шока 1960-х годов, когда, я думаю, мы осознали, что часто эти новые экстатические практики также были опасны.Мы знаем, что многим людям, вступившим в коммуны, в конечном итоге промыли мозги в токсичных культах. Мы знаем, что люди вредят себе психотропными препаратами. Мы знаем, что некоторые экстатические движения являются агрессивными и ядовитыми, как футбольное хулиганство, исламский экстремизм или крайне правые. Итак, я думаю, где мы находимся как культура, и то, что я задавал в своей книге, заключается в том, что вопрос не в том, ли у людей есть выходы для экстаза? , потому что я думаю, что люди всегда так делают. Вопрос в том, ли в нашей культуре есть выходы для здорового экстази? Для здорового превосходства, что полезно для людей и хорошо для их культуры.Есть ли у нас места, где люди могут получить здоровый экстатический опыт, а не токсический опыт? И частично это дестигматизация экстатического и трансцендентного и признание того, что это фундаментальное человеческое побуждение, а не что-то обратное, регрессивное или постыдное.
В: Что значит иметь хорошую жизнь ?
[Жюль Эванс] Я принадлежу к традиции, называемой в философии этикой добродетели , которая заключается в том, что философия может помочь людям процветать и что в некотором смысле цель человеческой жизни - процветание.Индивидуальное процветание, процветающие общества, а также цветущая природа. Я пытаюсь построить большую церковь для людей, которые верят, что в этом процветании участвует бог или какая-то высшая сила, и людей, которые этого не делают. Британская культура сейчас в высшей степени светская, но я пытаюсь разработать модель хорошей жизни, которая является местом встречи как теистов, так и атеистов и агностиков.
Для меня, как для человека, который в очень раннем возрасте испортил себя, философия определенно помогла мне выбраться из ямы.Это определенно помогло мне, когда я действительно заблудился в болотах и болотах жизни. Думаю, я все еще ищу.
Я думаю, что иногда полезно напоминать себе, что мы не уверены, почему мы здесь, и мы не уверены в природе человека или природе реальности. Приятно напоминать себе об этом. Люди стремятся чувствовать уверенность, знать, кто мы такие и почему мы здесь. И я думаю, что философия помогает нам задуматься и напомнить нам о том, чего мы не знаем.Речь идет не только о том, чтобы помочь вам быть счастливыми, но и о том, чтобы напоминать нам о том, чего мы не знаем, немного дискомфортно.
Полагаю, я больше похож на платоника или мистика в том смысле, что я думаю, что мы - часть чего-то гораздо большего, чего мы едва понимаем. Я думаю, что есть точка в человеческой жизни, которая не является чем-то просто изобретенным людьми, но больше похожа на своего рода космическую точку - возможно, для развития сознания и мудрости.
Иногда мы можем думать, что мы очень поздно в истории человечества, но мы все еще только в начале.Есть конец истории заблуждение, когда вы можете принять этот вид светского гуманизма как конечную точку человеческой истории. Мы находимся на самых первых этапах долгого пути, и в этом путешествии мы будем постоянно удивляться. Мы должны постоянно напоминать себе о том, чего мы не знаем, потому что по пути мы будем очень удивлены.
Посмотреть биографию интервьюируемого
Жюль - директор по политике Центра истории эмоций и соредактор блога History of Emotions.Он регулярно пишет в своем блоге о политике и философии благополучия.
Его исследовательские интересы охватывают терапевтические практики, основанные на древней философии и традициях мудрости, то, как отдельные лица и организации используют их сегодня, и как они воплощают идеи государственной политики в отношении благополучия, устойчивости, процветания и превосходства.
Его первая книга, Философия для жизни и других опасных ситуаций , исследовала, как люди заново открывают для себя древнегреческую и римскую философию и как греческая философия (особенно стоицизм) вдохновляет когнитивно-поведенческую терапию (КПТ).Это была книга года Times.
Джулс говорил о философии в программе BBC Newsnight 2, культурном шоу, на BBC Radio 3 и 4, RTE-1 и ABC Australia; Я мыслитель нового поколения BBC. Наряду с этим он писал для таких изданий, как Financial Times, The Times, The Guardian, Spectator и WIRED.
Он выступал на мероприятиях, включая Месяц философии в Амстердаме, фестиваль Hay-On-Wye, фестиваль искусств в Голуэе, факультет общественного здравоохранения, Latitude, Sunday Assembly, Британский музей и ЮАР.