Интеллигент человек это: Интеллигент — это… Что такое Интеллигент?

Интеллигент — это тот, кто способен слышать и понимать другого — Российский Православный Университет

«ВОКРУГ НЕГО СОЗДАЛСЯ КРУГ РУССКИХ ПРАВОСЛАВНЫХ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ» // Ученые записки Российского Православного Университета ап. Иоанна Богослова. Вып. 6, М., 2000

Когда вспоминаешь Евгения Алексеевича <Карманова — А.К.>, когда задумываешься о его жизни и трудах и особенно пытаешься всмотреться в его личность, то с языка прямо слетает слово интеллигент.

А когда такое слово слетает с языка, то как-то путаешься, потому что нет ничего более неопределенного в нашей общественной мысли, чем понятие интеллигент. Люди нередко спекулируют этим понятием, вкладывают в него совершенно различный смысл, и когда проводятся на эту тему разные ток-шоу на телевидении, то чего только тут не услышишь.

В массовом сознании понятие интеллигенция связывается с понятием протеста, некого диссидентства. Белинский – интеллигент, а Менделеев – Бог его знает – интеллигент или не интеллигент.

Герцен – уж точно интеллигент, более интеллигентного интеллигента и представить невозможно, а вот если подумать, допустим, о докторе Гаазе, то вовсе и непонятно – интеллигент он или не интеллигент. Есть какой-то стереотип, может быть, случайно созданный, а может быть – специально созданный – трудно сказать, но понятие интеллигент очень часто связывается с понятием протеста, некой позы, предполагающей неприятие окружающего.

Евгений Алексеевич никакой среде прямо не сопротивлялся. Он не был классическим диссидентом, он не взбирался на баррикады, хотя по своему складу мысли, по своей культуре, по своему воспитанию он не принимал, конечно, всего того, что было в нашем обществе, и во многом страдал от него. Он долгие годы был «невыездным», хотя и работал в Отделе внешних церковных сношений. Ну, а вы все знаете, по крайней мере, люди среднего и старшего поколения, что означало в то время быть невыездным. Интеллигентность Евгения Алексеевича помогла мне уразуметь смысл этого понятия. Позвольте, я с вами поделюсь этими своими мыслями.

Для меня интеллигентный человек – это, конечно, не обязательно человек, имеющий хорошее образование. Я встречал в своей жизни очень интеллигентных простых людей. Для меня интеллигент – это тот, кто способен слышать и понимать другого, кто способен свою точку зрения ввести в соприкосновение с иной точной зрения в творческом диалоге. Человек представляется интеллигентным, когда он способен слышать другого, понимать другого и испытывать уважение к другому, даже при различии точек зрения. Лично я именно с этим аспектом во многом связываю понятие об интеллигентности. И в этом смысле совершенно оправдано и объяснимо, почему Евгений Алексеевич трудился в Отделе внешних церковных сношений. Большая часть нашей работы – это работа с инакомыслящими, работа с другими, не похожими на нас.

То, что сегодня происходит в обществе, а нередко и в Церкви – это чаще всего действия обратные тому, что мы называем интеллигентным действом. У нас чаще всего тотальное неприятие другого. Если человек задумывается о чем-то, пытается кого-то понять, достучаться до истины путем открытого диалога, то очень часто его обвиняют в самых смертных грехах: в предательстве православных интересов, отказе от своей традиции и т.

д. Я не хочу вступать в полемику с такими людьми. Мне бы просто хотелось в этой связи рассказать о Евгении Алексеевиче как о человеке глубоко православном, укорененном в своей традиции.

Никто никогда не мог бросить ему обвинение в том, что он что-то или кого-то предал. Он отстаивал интересы своей Церкви всегда и везде, где он мог это делать. Но он делал это так, что никто и никогда не мог обвинить его в неуважении к собеседнику, даже в неуважении к противнику. Он был человеком диалога, человеком, способным передавать свою систему ценностей другим без того, чтобы подавлять, разрушать, оскорблять личность собеседника. Искусство диалога всегда связано со способностью чем-то пожертвовать, хотя бы, своим внутренним покоем. Когда мы вступаем в диалог с другими, то это требует огромного мужества, верности своей точке зрения, своей традиции и одновременно готовности слушать и понимать. А это трудно. Поэтому диалог есть дело сильных. И в этой связи я хотел бы сказать, что внешне хрупкий Евгений Алексеевич был внутренне сильным человеком, несгибаемым человеком, которого внешняя среда не могла согнуть или разрушить, хотя жизненный путь его был сложным.

Даже его церковная, так сказать, карьера была непростой: он не двигался постоянно вверх по восходящей и многие обстоятельства этому мешали. Но даже в самых сложных жизненных ситуациях он всегда оставался самим собой. Вот почему вокруг него всегда были люди, которые сегодня могут сказать, что он был их учителем. Вокруг него создался круг русских православных интеллигентов. И это совершенно очевидно. В этот круг входили люди, которые позже стали иерархами, священниками, церковными писателями, учеными – это все те, кто знал Евгения Алексеевича, уважал его, ценил, кто был с ним связан и кто, в какой-то степени (один – в большей, другой – в меньшей) может назвать себя его учеником.

Хорошо, что сегодня проводится этот вечер, потому что память о таких людях не должна исчезать. Потому что их пример, их облик, их образ, их жизненный опыт, который запечатлен в том, что они написали или когда-то сказали, может сегодня во многом нам помочь. Когда в обществе нашем всё так вздыблено, изломано противоречиями, конфликтами, столкновениями, соблазнами, ложью, когда совершенно естественной является борьба компроматов, способная просто уничтожить человека ради достижения сиюминутных политических целей, тогда воспоминание о таких людях как Евгений Алексеевич может многим помочь остановиться, не зайти слишком далеко, понять, что сила – это не только способность подавлять других или одерживать над ними победу.

Будучи русским православным интеллигентом, с моей скромной точки зрения, с большой буквы интеллигентом, Евгений Алексеевич сегодня делает свое дело. Об этом говорят его публикации и те материалы, которые он в огромном количестве редактировал. Всё это несет на себе печать его интеллигентности, его интеллекта, его духовного опыта. И дай Бог, чтобы и вот этот сегодняшний вечер, со всем сказанным о Евгении Алексеевиче, помог нам в нашей повседневной жизни, в нашей борьбе, в наших трудах.

КИРИЛЛ,

Митрополит Смоленский и Калининградский

Слово «Питер» неинтеллигентное, я не переношу его — Российская газета

К числу потерь, пережитых страной за минувшее столетие и чувствительно повлиявших на состояние российского общества, принято относить и русскую интеллигенцию. Дореволюционные учителя, доценты, профессора, врачи, священники, инженеры, офицеры, юристы, чиновники… Кто-то из них как классово чуждый элемент был ликвидирован в период красного террора. Кто-то поднялся на борт «философского парохода». Кто-то стал жертвой сталинских чисток. А кто-то проделал глубокую эволюцию.

Эту эволюцию особенно впечатляюще воплотил собой автор крамольных «Несвоевременных мыслей», вскоре перековавшийся в зачинателя ленинианы и отца крылатой фразы «если враг не сдается, его уничтожают». Такую же эволюцию, только в обратную сторону, проделал советский интеллигент — от страстного требования «убрать Ленина с денег» до сжигания партбилета в прямом эфире. Сегодня этот вечно мятущийся персонаж выражает «неоднозначное отношение» к репрессиям и величает Сталина «эффективным менеджером».

Мы действительно потеряли интеллигенцию? Обсудим тему с директором Государственного Эрмитажа Михаилом Пиотровским.

Определяющим признаком интеллигента является профессия

Слова «интеллигент» и «интеллигенция» вошли в ряд европейских языков исключительно как русские. Во всем мире для обозначения людей с высоко развитым интеллектом и аналитическим мышлением оперируют понятием «интеллектуалы». Может, и нам стоит придерживаться мировых стандартов и не нагружать это понятие дополнительными смысловыми опциями?

Михаил Пиотровский: Я думаю, что понятие «интеллигенция» в значительной степени выдумано. Недаром же его нет нигде в мире. Хотя в какие-то моменты истории интеллигенция в России существует. Она существует тогда, когда есть высокое почтение к таким профессиям, как учитель, врач, преподаватель университета, ученый, журналист… Но меняется время, и эти профессии теряют уважение общества, а их представители — самоуважение. Вообще слово «интеллигенция» я не очень употребляю. Так же как слово «патриотизм».

А что же такое «петербургская интеллигенция»? В ее-то реальное существование вы, коренной петербуржец и почетный гражданин Петербурга, верите или нет?

Михаил Пиотровский: Верю. Потому что действительно существуют и «петербургский» склад характера, и «петербургская» манера поведения, и «петербургская» вежливость. И это не лакейская вежливость, а вежливость, за которой некая сила, уверенность в себе. Это готовность слышать другие мнения. Это такая мягкость, за которой угадывается внутренний стержень. Мне кажется, что в результате революции и переезда столицы в Москву Петербург стал хранителем лучших традиций царской России, а не только традиций русской интеллигенции.

Его образу стала присуща некая мягкость. Дореволюционный Петербург был жесткий, мерзкий, бюрократический. Это все ушло. И остался Петербург Серебряного века, Петербург времен Петербургского университета.

Тому Петербургу, о котором вы сейчас говорите и который у вас связывается с понятием «интеллигентность», решительно не идет слово «Питер». Вы как к нему относитесь?

Михаил Пиотровский: Я не переношу это слово. Потому что оно неинтеллигентное. Оно всегда употреблялось как простонародное. Потом стало употребляться как литературное. Потом опять вернуло себе простонародный оттенок. А теперь даже приличные люди говорят «Питер».

Считается, что слово «интеллигенция» в социальном его значении первым употребил Петр Бобырыкин. Он определял интеллигенцию как лиц «высокой умственной и этической культуры», а не как «работников умственного труда». По его мнению, интеллигенция в России — это чисто русский морально-этический феномен. К интеллигенции в этом понимании относятся люди разных профессиональных групп, принадлежащие к разным политическим движениям, но имеющие общую духовно-нравственную основу. Вы согласны с такой трактовкой этого понятия?

Михаил Пиотровский: Мне все-таки представляется, что определяющим признаком интеллигента является профессия. А наличие совести у врача или, скажем, ученого — это само собой.

Интеллигенция в конечном итоге перехитрила 
советскую власть

Символом уничтожения русской интеллигенции стал «философский пароход». Судьба тех, кто был выслан или сам уехал из страны, и тех, кто остался, трагична, хотя и по-разному. Из дневника Всеволода Иванова, ставшего «правильным» писателем: «Писал переломанными руками, соображал истоптанным мозгом». Но, если позволительно такое сравнение, кому, на ваш взгляд, больше «повезло» — тем, кто уехал, или тем, кто остался?

Михаил Пиотровский: Я думаю, по-своему повезло и тем и другим. Первые обманули судьбу, вторые — власть. Эмигранты первой волны, оказавшись в Европе, сохранили память о России, о русских, проявили себя патриотами в годы Второй мировой войны. Они сохранили русскую культуру, русскую литературу, русский язык. Причем сохранили сознательно. Эмиграция обострила в них желание быть хранителями русского культурного наследия. Но и те, кто остались в советской России, тоже, хотя и бессознательно, хранили традиции русской культуры, когда, пользуясь для обмана цензуры эзоповым языком или иными ухищрениями, создавали прекрасные произведения. Потом цензуру отменили, но достижений духовной культуры, вопреки ожиданиям, не прибавилось. Появилась даже теория, что шедевры создаются только в обстановке притеснения. На самом же деле многие мастера умели наряду с госзаказом, а иногда даже в рамках его, писать талантливые романы, снимать превосходные фильмы.

Вы согласны, что приспособленчество было свойственно советской интеллигенции как никакому другому социальному слою и что в этом ей не было равных?

Михаил Пиотровский: Не согласен. Просто в советское время между властью и интеллигенцией шла такая игра: кто кого перехитрит. Приспосабливались все. Потому что всем нужно жить. Но можно жить на сто процентов так, как от тебя требуют, и на большее не претендовать. А можно жить и писать книги. Или жить и учить студентов. Или просто высказываться не всегда прямо, но так, чтобы доходило до тех, кто понимает. Да, есть власть. От нее надо получить возможность существования. Иногда — хорошего существования. Но при этом есть и кое-что поважнее. Можно жить в ладу с властью, но при этом честно делать свое дело. У одних это получалось, у других — нет. Есть множество интеллигентных профессий. Ты можешь быть учителем, инженером, врачом… Это служба, и тебе за нее платят. А дальше уже от тебя самого зависит, сумеешь ли ты реализовать себя. По-моему, в России интеллигенция в конечном итоге перехитрила советскую власть.

Интеллигент — 
это определенный тип воспитания

В своем знаменитом эссе «Образованщина» Солженицын язвительно критиковал советскую интеллигенцию, сравнивая ее с дореволюционной, причем в пользу последней. С тех пор слово «образованщина» обозначает не что иное, как только видимость образования, видимость культуры, попросту говоря — ложную интеллигентность. А для вас в чем различие между интеллигентностью и «образованщиной»?

Михаил Пиотровский: Я думаю, Солженицын распространял термин «образованщина» лишь на определенную часть советской интеллигенции, которую власть — подчас не без оснований — называла «гнилой интеллигенцией». Солженицын ощущал свою полную непричастность к этой интеллигенции. Конечно, интеллигент — это человек образованный. Но иметь высшее образование и быть действительно образованным, культурным человеком — это не одно и то же. Солженицын это понимал, потому и ополчился на «образованщину».

Интеллигент — это определенный тип мышления? Определенный тип чувствования?

Михаил Пиотровский: Я думаю, это все-таки определенный тип воспитания. Для интеллигента существует свод правил и приличий. Начиная с речи. О чем можно говорить громко, а о чем вполголоса. Что можно сказать человеку в лицо, а что нельзя. Или, например, что считать доносом. Публичная критика — это донос или нет? Журналистское расследование — это донос или нет? Если ты нарушаешь некие негласные установления, ты тем самым предаешь свое воспитание и образование. Интеллигент обязан соответствовать тому, что в него заложили родители, школа, университет. У него должна быть система внутренних тормозов.

Интеллигенция — это исключительно русский феномен?

Михаил Пиотровский: Похоже, что да. Хотя, может, нам просто всегда кажется, что у нас «особенная стать», что мы во всем единственны и неповторимы.

Можно ли сказать, что отличительная особенность интеллигенции — независимость от партийных, идеологических, религиозных установок?

Михаил Пиотровский: Я думаю, что да, хотя с неким ограничением, конечно. То есть ты можешь зависеть от своей религии, если ты верующий, но при этом оставаться интеллигентом, этого никто у тебя не отнимет.

Почему народ не любит интеллигенцию?

Михаил Пиотровский: Народ вообще много чего не любит. Например, терпеть не может современное искусство. Оно слишком сложно для него. Я думаю, что с интеллигенцией то же самое. Она слишком сложные для всеобщего понимания вещи говорит. Но в тех случаях, когда народ понимает сложное, он относится к интеллигенции хорошо.

«Властители дум» 
сегодня не нужны

По данным фонда «Общественное мнение», российские граждане отмечают сокращение числа тех, кого раньше, не экономя на пафосе, называли «властителями дум». Моральные авторитеты уходят со сцены? Общество их не востребует?

Михаил Пиотровский: Сегодня странно было бы назвать кого-то «властителем дум». Вот Лев Толстой — да, он был, безусловно, «властителем дум». При этом то, чему он учил, большинством не разделялось.

Современное российское общество пребывает в брожении, универсальных, разделяемых всеми идей, объединяющих ценностей большой дефицит. Может, поэтому и нет общепризнанных авторитетов?

Михаил Пиотровский: И слава богу, что их нет. Не нужны они. Сегодня опасность распространения тоталитарного мышления гораздо выше, чем была в XIX веке.

Сохранять себя ради сохранения культурной традиции — в этом высокий смысл интеллигентского конформизма

Почему интеллигент, как его понимают в России, — это обязательно гражданская позиция, причем публично выражаемая? Кто не имеет гражданской позиции или не заявляет о ней, тот вроде и не интеллигент вовсе.

Михаил Пиотровский: Я думаю, это идет из XIX века, причем «довеховского» периода. Гражданская позиция интеллигента тогда заключалась в том, что обязательно надо быть против царя, против правительства.

Сегодня — наоборот. Именно конформизм чаще всего ставят в упрек большинству представителей этого социального слоя.

Интеллигенция старается добиться от власти своего, власть от интеллигенции — своего. Должна же быть 
какая-то борьба. 
Вот она и происходит

Михаил Пиотровский: Я думаю, упрек несправедлив. Люди живут в определенном обществе и должны принимать его условия. Если ты ненавидишь мир, уходи в монахи. Если ненавидишь политический строй, начинай с ним бороться, но имей в виду, что на этом пути тебя ждет тюрьма. И это и другое — крайности. А то, что в промежутке, и есть конформизм. Ты должен приспосабливаться и жить. Как бы там ни было, ученый все равно занимается наукой, врач лечит людей, композитор пишет музыку. Культурная традиция должна сохраняться. А для того, чтобы ее сохранить, нужно существовать, иметь кусок хлеба. И в определенный период — чтобы не расстреляли. Сохранять себя ради сохранения культурной традиции — в этом высокий смысл интеллигентского конформизма.

Это вечная тема — интеллигенция и власть. Принято считать, что место интеллигенции в оппозиции, что походы интеллигенции во власть добром не кончаются, причем для обеих сторон.

Михаил Пиотровский: На самом деле власть заинтересована в том, чтобы интеллигенция была немножко в оппозиции. Власть нуждается в оппозиции, но — в интеллигентной. Потому что неинтеллигентная оппозиция — это несанкционированные митинги, уличные беспорядки… Интеллигенция старается добиться от власти своего, власть от интеллигенции — своего. Должна же быть какая-то борьба. Вот она и происходит. Но это не вражда. Это необходимое сопротивление материала. Постоянное перетягивание каната.

Лично вам на посту директора главного государственного музея трудно дается компромисс между должностью и, скажем так, вашими внутренними побуждениями?

Михаил Пиотровский: Нет, не сказал бы, что особенно трудно.

Многие догадываются, что вы думаете о некоторых событиях и явлениях нашей жизни, но по понятным причинам не можете сказать.

Михаил Пиотровский: Я не всегда говорю то, что хотел бы сказать, но никогда не говорю то, чего говорить не хочется.

Последнее время вам часто приходится отбивать атаки определенного сорта. Так было с выставкой Фабра, так было с защитой Исаакиевского собора… Это трудно дается?

Михаил Пиотровский: Это дается нелегко, но это те случаи, когда между моей должностью и моим нравственным долгом не может быть никаких компромиссов. Правда, какие-то вещи следует говорить предельно аккуратно.

Ничего себе — аккуратно: «Только идиоты могут считать, что выставка (Фабра. — В.В.) оскорбляет крест… Что искусство, а что нет, определяет только музей, а не уличная публика». Ваши слова?

Михаил Пиотровский. Фото: Сергей Михеев / РГ

Михаил Пиотровский: Мои. Не смог отказать себе в праве назвать идиотов идиотами. Хотя, наверное, это не вполне интеллигентно.

Вам приходилось говорить «нет», когда вас просили подписать какое-то письмо в поддержку власти или принять участие в травле кого-нибудь?

Михаил Пиотровский: У меня таких ситуаций почти что не было. Начать с того,что я вообще не подписываю коллективных писем. Никаких. Я могу выступать только лично от себя, что и сделал, например, когда написал телеграмму в поддержку Кирилла Серебренникова. Но не по бумаге, которую предлагали мне адвокаты. Я написал отдельное письмо судье. Не думаю, что оно подействовало, тем не менее обошлось домашним арестом. Время от времени я такие письма пишу. Для этого нужно иметь глубокое собственное убеждение, что а) я имею право выразить это мнение; б) от этого будет какая-то польза, а не просто я буду красиво выглядеть.

И все-таки… Мы теряем интеллигенцию?

Михаил Пиотровский: Мы теряем интеллигентность и должны постараться ее сохранить.

А интеллигенцию?

Михаил Пиотровский: Я думаю, что ее давно уже нет. Интеллигентность же кое-где еще остается. И прежде всего в Петербурге.

Визитная карточка

Михаил Пиотровский — директор Государственного Эрмитажа. Родился в 1944 году в Ереване. После окончания школы в 1961 году поступил на отделение арабской филологии восточного факультета Ленинградского университета, которое окончил с отличием в 1967 году, прошел годичную (1965-1966) стажировку в Каирском университете. В 1967-1991 гг. — сотрудник Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР, где окончил аспирантуру и прошел все должности от лаборанта до ведущего научного сотрудника. В 1973-1976 гг. — переводчик, а также преподаватель йеменской истории в Высшей школе общественных наук в Народной Демократической Республике Йемен. С 1992 года — директор Государственного Эрмитажа. Академик РАН. Президент Союза музеев России. Лауреат Государственной премии РФ (2017) и премии президента РФ (2003). Сын выдающегося археолога, многолетнего директора Эрмитажа, академика Бориса Пиотровского.

А ты записался интеллигентом? | Мнения

В последнее время все чаще отовсюду слышится примерно такое: интеллигенция — это плохо. Мол, этим людям ничего другого в жизни не нужно, кроме как «раскачивать лодку». И главное обвинение — революция 1917 года. Вот, мол, умники, доигрались — не дай Бог теперь повторения.

Согласен: не дай Бог. Но с первой частью утверждения не согласен совсем. Более того: считаю его заблуждением.

Кстати, про «умников»: я никогда не ставил знак равенства между интеллигентностью и образованностью. Потому что я знал в высшей степени интеллигентных заводских рабочих — и был знаком с людьми, обладавшими огромным багажом знаний, имевшими дипломы самых престижных университетов и при этом напрочь лишенных интеллигентности.

Виноват ли Блок в том, что он принял революцию всей душой и воспел ее всей силой своего таланта? Не знаю. Почему поэт увлекся революцией — вопрос почти риторический: переворот в целом обществе, во всей стране, революционная встряска, выброс адреналина во вселенских масштабах влияют на художника куда сильнее, чем на любого другого человека. Опять же: люди всегда надеются на лучшее, стараются видеть в происходящем что-то хорошее, и это часто играет с ними злую шутку. Но Блок со временем разобрался, что к чему, и разочаровался в собственных романтических настроениях. Я считаю, именно врожденная и приобретенная интеллигентность помогли поэту излечиться от этой болезни — очарования революцией.

А с другой стороны, были вежливые и очень точные в формулировках резолюции Ленина, которые «интеллигентно» повелевали беспощадно уничтожать «контру». Кто-то попробует утверждать, что Ленин был интеллигентом? Это был этакий умеренный террорист, чью внутреннюю нравственную катастрофу не смогли остановить происхождение и воспитание. У вождей революции, мне кажется, отсутствовало еще одно качество, которое делает человека интеллигентным, — совесть. Они пожертвовали ею ради идеи. Результат известен.

ПОДРОБНЕЕ ПО ТЕМЕ

Я понимаю: людям не хочется повторения революции. Это правильно, это понятно. Но почему мы забываем, что с революционным ужасом боролись в первую очередь по-настоящему интеллигентные люди? Ведь именно они, лучшие люди России, пытались остановить того зверя (или Зверя — если вспомнить Апокалипсис), которого выпустили на свободу именно в 1917 году. Они точно так же не хотели революции — тогда, сто лет назад. Почему же сегодня мы открещиваемся от интеллигенции — напрочь, одним махом, совсем?

Сегодня об исторической вине русской интеллигенции часто говорят выходцы из той же самой «социальной прослойки» — образованные и культурные люди, которые, уверен, еще 10–15 лет назад совсем иначе смотрели на предмет. Что ж, менять свои взгляды и признавать заблуждения — в этом нет ничего постыдного, если только эти перемены идут от твоего внутреннего убеждения. Однако же сегодня критика интеллигенции, сдается мне, подпитывается «текущим политическим моментом» — и это не очень хорошо.

Интеллигентные люди всегда хотели чего-то лучшего — не для себя, но для других. И хотя само слово «интеллигенция» появилось позднее, но я считаю, что те же декабристы были интеллигентными людьми. Интеллигенция выступала за отмену крепостного права. Да, среди тех, кто работал на революцию в России, были интеллигенты (вряд ли большинство: Коба Джугашвили, например, на эту роль явно не тянул), но то, что революция выродилась в страшный и кровавый террор, свидетельствует как раз о том, что ее вожди решили не «распускать слюни», бросить все эти «интеллигентские штучки» и действовать по-простому: жестоко и безжалостно.

Поэтому почти сразу после октября 1917-го интеллигентный (даже по виду!) человек быстро превратился в «контру». И за аккуратную бородку или пенсне человек мог запросто оказаться у стенки, под прицелом недоброго взгляда революционных матросов и солдат. И под прицелами ружей.

Если мы обвиняем интеллигенцию во всех мыслимых грехах, если мы соглашаемся с тем, что интеллигенция — это плохо, то как тогда следует поступать? На кого тогда мы хотим быть похожими? Какими мы хотим быть?

Одно из качеств интеллигента — ответственность за то, что ты делаешь. И нет разницы, читают ли тебя сто подписчиков твоего блога или тебя услышат тысячи; говоришь ли ты с другом на кухне или выступаешь в телеэфире на всю страну — степень ответственности одна и та же. Это ответственность не столько перед аудиторией (хотя и перед ней, в том числе), но скорее перед собственной совестью.

Таким человеком был, например, покойный Алексей Баталов. Мы познакомились лет 15 назад. И вот, его уже нет с нами, но до сих пор, когда я сталкиваюсь с ситуацией какого-то нравственного выбора, я мысленно задаю себе вопрос: а как бы поступил на моем месте Баталов? И, знаете, когда у меня хватает духа поступить так же — я никогда потом об этом не жалею. Единственное — жаль, что таких примеров вокруг нас становится всё меньше.

Подытоживая: для меня интеллигент — это нестяжательный и совестливый человек, который думает о других больше, чем о себе. И быть интеллигентным человеком — это значит быть достойным человеком. Чего себе и всем желаю.

Автор — режиссер театра и кино, художественный руководитель Московского драматического театра «Модерн»

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

 

совесть нации или прослойка при власти

Елена Фанайлова: Свобода в Клубе «Квартира 44». Интеллигенция, интеллектуалы, элита, образованный класс. О существовании и трансформации этих понятий в современной России мы сегодня поговорим с социологом, директором Аналитического «Левада-Центра» Львом Гудковым, с психологом Сергеем Ениколоповым, заведующим отделом медицинской психологии Центра психического здоровья Российской Академии медицинских наук, с Александром Дмитриевым, заведующим отделом теории журнала «Новое литературное обозрение», с главным редактором издательства «Ad Marginem», философом Александром Ивановым, с Борисом Кагарлицким, социологом, публицистом, директором Института глобализации и социальных движений, с экономистом, журналистом Ириной Ясиной, которая представляет Фонд «Либеральная миссия», и с писателем и поэтом Татьяной Щербина.

Энциклопедия дает такое определение интеллигенции: от латинского — понимающий, мыслящий, разумный. Это общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры. Понятию «интеллигенция» придают нередко и моральный смысл, считая ее воплощением высокой нравственности и демократизма. На Западе более распространен термин «интеллектуалы». Некоторые исследователи ставят знак равенства между понятиями «интеллигенция», «интеллектуалы» и «элита».

Кем вы себя сами считаете? К какому классу или, как мы сказали бы в старые времена, прослойке вы себя относите?

Лев Гудков: Ну, интеллектуал, поскольку это профессиональное занятие, требующее определенной квалификации, и в этом качестве выступаю на рынок и предлагаю некоторые профессиональные знания.

Сергей Ениколопов: Ничего другого не могу добавить, как тоже, и давно уже считал себя интеллектуалом, но никак не интеллигентом.

Ирина Ясина: Вы знаете, я как раз как-то себя отождествляю практически с тем определением из энциклопедии, которое, Лена, вы зачитали. И мне кажется, что я интеллигентка, может быть, даже «гнилая». В меньшей степени – интеллектуал, поскольку тут моральные нормы, и они тоже очень весомы у меня.

Борис Кагарлицкий: Вы знаете, назови хоть горшком, только в печь не ставь. В этих категориях никак себя не идентифицирую. Лет 20 назад, наверное, в молодости называл бы себя интеллигентом. Но с тех пор исчезло такое понятие, как «советская интеллигенция», к которой мы принадлежали. Потому, наверное, просто сам по себе. Человек сам по себе.

Елена Фанайлова: Пишущий?

Борис Кагарлицкий: Ну так, что делать?..

Елена Фанайлова: Но какое-то самоопределение все-таки имеется?

Борис Кагарлицкий: Так про то и речь, что тот субъект, про которого была написана книжка, умер. К тому субъекту я себя относил, конечно.

Александр Дмитриев: Наверное, профессионал, но интеллектуалом себя назвать не готов, поскольку тут очень важна составляющая политическая и социальная, а с этим, мне кажется, в современной России есть довольно большие проблемы. Поэтому человек, который работает с буквами текстов и с головами студентов – реже.

Татьяна Щербина: Можете считать меня маньяком, потому что о чем бы ни шла речь, я всегда привожу в пример Францию. Вот там определения, на мой взгляд, более адекватные. То, что у нас называют «интеллигент», это «une personnecultivee», то есть «человек окультуренный». В сегодняшнем смысле слова «интеллигент», наверное, вот этот самый «une personnecultivee». А советский интеллигент – это, конечно, вымирающее, так сказать. Ну, остались еще такие люди, но это уже не задействованное в жизни или очень слабо задействованное в жизни. И потом, есть «artiste», то есть «художник», есть «intellectuel», «интеллектуал» – это тоже разделяется, это разные в этом смысле вещи. Есть сознание мелкобуржуазное, когда человек живет ценностями мелкобуржуазного. Есть крупная буржуазия и есть аристократия. Это более какое-то адекватное разделение, мне кажется. И я – нечто среднее между художником и интеллектуалом. Ну, скажем, я, скорее, художник, но интеллектуальной направленности.

Александр Иванов: Сложно определить. Наверное, такое определение «интеллигент-расстрига». То есть мне очень нравится то, как Таня определяла. Дело в том, что интеллигент все-таки предполагал какую-то очевидную институциональность жизни, которая была какое-то время назад. А она выражала себя не только в каких-то институциях социальных, но и даже в форме одежды, в выражении лица и так далее. Конечно, все это куда-то делось. И в этом смысле мы… я, по крайней мере, точно интеллигент-расстрига, в смысле еще полубогемного, межеумочного статуса современного человека умственного труда в России. И если он не задействован в госструктурах, то он особо никому сильно не нужен. Он, скорее, предоставлен сам себе, что, на мой взгляд, совсем неплохо.

Елена Фанайлова: Довольно важную вещь сказал Александр Дмитриев о том, что имеются политические и социальные составляющие обязательно у этого определения. Я несколько лет назад имела разговор с замечательным молодым человеком – с Давидом Риффом, искусствоведом и переводчиком, который сказал: «Вы, русские, меня страшно удивляете. В вашем сознании совершенно отсутствует политическая составляющая. То, что для нас, немцев, допустим, совершенно естественно, вы либо отказываетесь от этого, либо вышучиваете это. В общем, какие-то у вас очень сложные отношения с политической составляющей, у русских интеллектуалов и у русских артистов».

Лев Гудков: Чего ж тут удивительного? Политика как сфера деятельности, как самосознание, она исчезла. Меня, вообще говоря, забавляет периодическое появление проблематики интеллигенции. Когда лет 20 назад начали об этом писать, и мы с Борисом приложили к этому руку, мы думали, что, вообще-то, тема будет раз и навсегда закрыта. Видимо, повторяются условия, когда для профессиональной, для политической деятельности приходит конец – и возникает опять необходимость внесения нравственных идей, интеллектуальных идей, просвещение масс и представительства за народ перед властью. Весь треугольник неразвитого, немодернизированного, недифференцированного общества – власть, интеллигенция и народ. Бесконечное проклятье или мифологема, чего хотите. Это, в общем, свидетельство тупика некоторого, очередного аборта модернизации нашей истории.

Поэтому проблематика интеллигенции – именно соединение профессионализма, нравственности, знания и еще чего-то – это, значит, потеря самоопределения, назначения, дисквалификация в профессиональном смысле. Да еще плюс политическая проблематика, как нравственное, как интеллектуальное сопротивление вносится. Поэтому полностью исчезает всякая возможность для различия, для самоопределения, для квалификации. Можно быть нравственным человеком и абсолютно в непрофессиональном смысле, лишь бы человек, что называется, был хороший и порядочный.

Александр Иванов: Слово «интеллигенция», оно очень старое, схоластическое слово. И если мы начинаем с социологического определения интеллигенции, то мы совершаем бросок вперед, не разобравшись со схоластическим понятием этого слова, которое Кант, например, очень активно использовал.

Елена Фанайлова: Саша, я еще одно дополнение внесу, опять же из энциклопедии. «Термин «интеллигенция» был введен писателем Петром Дмитриевичем Боборыкиным в 1866 году и из русского языка перешел в другие языки», — пишет нам энциклопедия.

Лев Гудков: В строгом смысле, к истории если понятие, то в русский язык оно пришло в начале XIX века от Шеллинга, Кружок московских любомудров. И они внесли это понятие как разумности. Приписывается изобретение, действительно, Боборыкину, хотя уже в дневниках Жуковского встречается определение интеллигенции. Он употреблял это так: «Наше лучшее петербургское дворянство, европейски образованная и мыслящая интеллигенция». Это 28-ой или 29-ый год. Иначе говоря, здесь соединяется европейскость, образованность, ориентированность на Европу, как на цивилизацию, и необходимость просвещать народ. Так что все три составляющие, они уже там появляются.

Сергей Ениколопов: А еще – мыслящие.

Лев Гудков: Да, еще — мыслящие, обязательно. Еще критически мыслящие.

Александр Иванов: Согласно традиции, европейской традиции, интеллигенция – это не предметное понятие. То есть в этом смысле мы не можем употреблять это слово… выражаясь философским жаргоном, мы не можем его употреблять как предикат. То есть мы не можем употреблять, например, слово — «смотри, какая на ней интеллигентная кофточка», например. То есть «интеллигенция» означает… ну, если совсем просто говорить – это «я сам». Вот что такое интеллигенция. Это то, что определяется способностью к автономии. А поскольку главной версией автономии для европейской традиции является автономия думанья, то интеллигенция – это нечто, что определяется только одним свойством – способностью думать. Вот если мы уйдем от этого определения и начнем предметно определять: а вот это у нас будет интеллигенция, а вот это не интеллигенция, — то мы утратим, мне кажется, самый главный нерв этого понятия – способность к автономному мышлению. Которое, конечно, под сильным вопросом сегодня находится, и не только в России.

Борис Кагарлицкий: Способность к автономному мышлению — действительно, это то, что интеллигенция сама для себя описывает как важнейшую характеристику. И кстати говоря, абсолютно согласен с Александром в том, что эта способность требует постоянной защиты, причем не только в России, но и в других обществах. Но специфика-то русской, или российской, интеллигенции всегда была совершенно в другом. Не только в том, что, скажем, власть или какие-то общественные структуры подавляли способность критически мыслить. Мы можем привести массу примеров того же самого и на Западе, и где угодно. Но проблема была в том, что российские интеллектуалы никак не могли стать западными интеллектуалами, хотя очень хотели.

Если уж тут начали цитировать всякие французские дефиниции, то, напоминаю, Сартр, который писал, что интеллектуал – это техник практического знания. То есть человек, который какие-то мыслительные свои возможности и образование использует для решения каких-то конкретных, в том числе технических, проблем. Но беда в том, что в России существовала западная система образования, формирования вот этих самых интеллектуалов, но не было западной системы их употребления. Их получилось слишком много, и они получались не совсем такими, как было нужно либо государству, либо деловой элите уже в XIX веке или сейчас. И даже когда их использовали, когда их употребляли, то их употребляли не совсем так, как они хотели быть употребленными. То есть у них возникало некоторое ощущение дискомфорта. И вот это ощущение дискомфорта – это и есть сущность русского интеллигента.

И поэтому, когда я говорю, что я, например, не могу себя определять как советского интеллигента, потому что та советская интеллигенция умерла, я не исключаю того, что появится достаточно скоро, а может быть, уже появляется новая интеллигенция, которая попадает в то же самое ощущение дискомфорта, и этим же ощущением порождается. То есть в этом смысле когда, допустим, Лена говорит, что она принадлежит к категории разночинцев, то мне это очень нравится. Потому что, да, в социологическом плане или в плане табели о рангах это абсолютный абсурд – какие могут быть разночинцы сейчас? Но вот психологический механизм, психологические, культурные переживания русского разночинца конца или середины XIX века, они, в общем, в значительной мере воспроизводятся современным, уже российским интеллигентом.

Лев Гудков: Может быть, мы введем еще и понятие «лишние люди»?

Борис Кагарлицкий: Это понятие абсолютно фундаментально для самоопределения интеллигенции. Это очень важное понятие.

Ирина Ясина: Хочется изобразить из себя неинтеллигенцию и сказать словами конферансье из знаменитого «Необыкновенного концерта» Сергея Образцова: «Банкет, банкет… По-нашему говоря, ставишь поллитру». Я согласилась с тем, что я вот соответствую определению из старой энциклопедии, просто потому, что всех этих умных слов я знаю меньше вашего. Я не могу сказать, что я этим горжусь или это меня сильно тревожит, совсем наоборот. Я к этому отношусь более чем спокойно.

Я только хочу сказать, что для интеллигента, как мне кажется, абсолютно присуще понятие рефлексии. Иногда чрезмерной рефлексии. И за это нас не любят, говорят: «Вот они ничего не делают, а только осмысливают, тревожатся, переживают, ставят сами себе на вид». А в этой связи я все время думаю: «Вот как же интеллигентным мужчинам плохо. Я хоть могу на себя в зеркало не смотреть, а вам же бриться, бедным, надо каждое утро». И смотришь на себя в зеркало: «Вот с бородой хорошо, отлично». Смотришь на себя в зеркало и думаешь: «Какой нехороший человек». Это рефлексия. Оценка самого себя, умение посмотреть на себя со стороны, признать собственные ошибки – мне кажется, это краеугольный камень, это очень важно. В этом смысле у нас не очень интеллигентная страна, в этом смысле. Потому что признавать собственные ошибки нам не дано. Мы не любим, мы кричим: «Это не я!». Мы в этом смысле подростки, которые предпочитают спрятаться, скрыть, от мамки убежать, но ни в коем случае не сказать: «Я был неправ».

Александр Дмитриев: Я вспомнил одно из определений Александра Кустарева, историка, и тоже и вашего, Лена, коллеги с Би-Би-Си, который назвал свою книжку о русской интеллигенции «Нервные люди».

Проблема, как мне кажется, в том, что постоянно у нас всплывают как бы две темы. Тема, во-первых, внешнего контура, и во-вторых, неизбежного для собравшихся за одним столом профессионалов, интеллигентов и интеллектуалов нарциссизма. Мы начинаем говорить об интеллигенции, имея в виду самих себя, забывая о том, что есть внешний контур. И один из них здесь уже назван – это Запад. И постоянное соотнесение себя, ну или интеллигенции вообще с Западом. И никуда мы от этого деться не можем. Хотя здесь тоже есть вопрос, как мне кажется, меняющийся в самое последние годы, когда эта привычная дихотомия становится и все более острой, и в то же время как бы размывается просто социальными практиками, большей открытостью страны, хотя бы условно, хотя бы возможностью поехать, посмотреть, как там, и вернуться сюда.

А проблема-то в том, что во всех этих трех понятиях – профессионал, в социальном, интеллектуал, в политическом, и интеллигент, в моральном, — есть и проблема, так сказать, нашей постсоветскости, которая тоже здесь расставилась. Мне кажется, что опять-таки в самое последнее время складывается та ситуация, когда уже довольно трудно говорить о постсоветскости и оглядываться назад. Прошло уже 15 лет, даже больше 15 лет, когда выросло новое поколение, и общество, которое формируется сейчас, уже все меньше себя, как мне кажется, реферирует к тому, что было оставлено 15 лет назад. Хотя какие-то структуры наследия остаются, но мы замечаем, что те ситуации, те институты, которые складываются сейчас, уже не очень объясняются чем-то только разложившимся, только доставшимся нам от советского прошлого и так далее.

И здесь встает одна главная проблема референции – это, собственно, ну, уже, наверное, не народ, то есть что противостоит или что является рядом с этой интеллигенцией, а население, люди. То есть в том смысле, с кем и как мы работаем, какие институции существуют и какие опосредующие каналы между интеллектуалами, интеллектуальной элитой, интеллигенцией, как вот этот образованный класс ни определяй, и между той широкой социальной сферой, в которой мы все живем и существуем. Социологический поворот этой темы нам бы позволил выйти за пределы вот этой чуть-чуть нарциссической саморефлексии, которая всегда всем интеллигентам свойственна.

Елена Фанайлова: Я позволю себе последнюю, может быть, нарциссическую реплику, то есть вопрос. Я хочу спросить у Сергея Николаевича Ениколопова. Саша сказал, что мы все нервные люди.

Сергей Ениколопов: Я бы не сказал. Это, действительно, больше относится к этому определению интеллигентов. А поскольку я уже давно, еще в советское время, осознал, что я не интеллигент, а интеллектуал, вот к интеллектуалам это не относится. Они делают свое дело. И их рефлексия, которая, действительно, существует, не находится в столь сильной зависимости от оценочного: «А добро это или зло, то, что я делаю?. .». Поэтому когда вот этого аксиологического аспекта не существует, то какая нервность по поводу саморефлексии?.. Там и нарциссизма особого нет. Есть некая, так сказать, интеллектуальная деятельность, в которой он всегда занят, с достаточно сильным ощущением внутренней свободы. А для интеллигента, конечно, этот внешний контур государства и оценки не только государства… Ведь на него мощнейшее давление еще оказывало свое собственное сообщество, рефлексивная группа, к которой он пытался принадлежать или не принадлежал. И она его могла так же затоптать, как и государство. Если говорить об интеллигентах, то, да, я понимаю, что они нервные люди. Сложно вот так заниматься, действительно, нарциссической рефлексией. А если говорить об интеллектуалах, то нет у них таких проблем.

Елена Фанайлова: Сергей Николаевич, я вспомнила во время вашего рассказа одну из самых любимых своих книг о русской «интеллигенции» — Сологуб «Мелкий бес». Вот там как раз вот эта степень нервности доходит до каких-то чудовищных. ..

Сергей Ениколопов: А я вспомнил другое – «Россию во мгле» Уэллса, когда он описывает посещение Дома ученых и Дома литераторов. Где в Доме литераторов все к нему бросаются: «Как достать лишний паек?», — не мог бы он заступиться, или выезд за границу. А в Доме ученых у него спрашивают: «Жив ли такой-то ученый? Как можно восстановить связи, которые прерваны? А нельзя ли, чтобы они присылали журналы и приборы?». И Уэллс выходит из этих двух домов с тем же самым ощущением, что в одном — все-таки нервные люди, а в другом – достаточно спокойные.

Елена Фанайлова: Празднества МАССОЛИТа, конечно, тут же приходят на ум.

Татьяна Щербина: Две реплики. Я дважды услышала, пока мы разговариваем. Один раз вы сказали, что «я вот на рынке как бы присутствую», а вы сказали что-то, что вот интеллигенцию, которую произвели, но неправильно употребили…

Елена Фанайлова: Не использовали.

Татьяна Щербина: Это просто обратило мое внимание в том смысле, что сегодняшний российский человек, практически все внутри себя воспринимают себя как товар. И это очень специфическая ситуация. Вот вторая реплика по поводу того, что сказала Ира Ясина, что мы в этом смысле подростки. Но мы не только в этом смысле подростки, а собственно, и во всех остальных. Но это не значит, что вот мы были детьми, теперь мы подростки, а потом мы взрослые… А мы так и были подростками. Поскольку жизнь переворачивается с определенной регулярностью, полностью переворачивается, то к ней как-то надо приспосабливаться. И люди, живущие… наши люди, с точки зрения устоявшегося западного общества, они несколько комичны. Потому что у них все эти даже понятия… Ну, вот появились деньги, появились товары, возможность чего-то – и сразу, вдруг все чем-то другим и кем-то другим себя почувствовали.

И потом, когда мы вообще об этом говорим, то мне кажется важным понимать, с чьей точки зрения мы говорим. На сегодняшний день есть три группы, общество разделено на три группы. На самом деле, те же самые, которые были при советской власти. Элита, ну, сегодня она называет себя элитой, а тогда она называла себя по-другому. Значит, элита и те, кто стремятся ею стать. Второе – интеллигенция, включая все остальные понятия: интеллектуалы, художники, — вот что-то такое. И третье – то, что называется «народ» или «простой народ», или «простые люди». А представители элиты называют их «быдлом». А вот эту другую прослойку называют «лузерами» и «лохами». Как бы с точки зрения элиты, жизнь выглядит таким образом. Вот они хозяева жизни, и вот тут под ногами путаются две такие категории – это быдло и лузеры, лохи, интеллигенты или как их там всех вместе… Если мы посмотрим с точки зрения просто обычного человека, не занимающегося никакой интеллектуальной, творческой или какой-то деятельности, или научной, то есть — народ, для него это тоже какие-то, в общем, инопланетяне, какие-то совершенно чужие люди.

Нации, на мой взгляд, вообще нет, некоего единства, где все – какой-то один организм. А если мы посмотрим с точки зрения интеллигента, интеллектуала, художника, человека умственного труда и художественного воображения, то что такое элита, вот сегодняшняя наша. Это абсолютно пародийное явление, как советская власть, национализация была, но, на самом деле, это была, как потом говорили, «прихватизация». Было производство. Да, было производство, но какое… Ну, для дикарей. Вот ездили на этих «Жигулях». Производство было, но производство для абсолютных дикарей, а не для белого человека, не для нормального человека, как тогда говорилось.

В этом смысле опять ничего не изменилось. Абсолютно та же осталась дилемма. С одной стороны – интеллигенция, интеллектуалы, художники и так далее. Они вроде как бы болеют за народ, они хотят, чтобы жизнь была лучше, «вот как бы так сделать…», «мы с народом» или «народ с нами». С другой стороны, они понимают, что этот народ необразован, дик, ну, как-то даже нравственно совершенно находится в каменном веке каком-то, которому вообще ни до чего, который спивается. Вот это то, что было и в XIX веке, и в ХХ веке, в принципе, осталось. Принципиально структура не поменялась. Поменялись названия. Но в изменении названия (может быть, дальше мы об этом поговорим) тоже есть свой смысл.

Елена Фанайлова: Это было полемическое выступление Татьяны Щербина, которая сказала, что существуют в России три группы – это элита, она же бывшая номенклатура, это интеллигенция и народ. И ничего не изменилось с советских времен, и элита, она же новая номенклатура, продолжает считать народ быдлом, а интеллигенцию – лузерами. И элита вообще какой-то пародийный имеет вид.

Борис Кагарлицкий: Вообще меня, честно говоря, просто пугают подобного рода заявления. Трудно выразить нарциссизм интеллигенции, о котором мы говорили до сих пор, более полно и более бескомпромиссно. Мы только что слышали, что было какое-то производство для варваров, ездили на каких-то «Жигулях», то есть на «Фиатах». Ровно на таких же, на каких ездили в Италии. Конечно, не Италия, климат другой, но тем не менее. Или вот: народ у нас необразован, дик… Вы знаете, вообще-то говоря, у нас уровень образования и страна, скажем так, не одна из последних. И изменилось достаточно многое. Не изменилось вот это самодовольство части нашей интеллигенции или, так сказать, остатков нашей старой, советской и еще российской интеллигенции. Это является проблемой, и на мой взгляд, проблемой очень тяжелой.

Елена Фанайлова: Татьяна Щербина имеет право на ответный удар, я бы сказала.

Татьяна Щербина: «Фиат», он, конечно, «Фиат». Только это «Фиат» 1950-ых годов, которые производили в 1970-ые и в 1980-ые, в то время как во всем мире… Вот было понятие «Жигули» и «иномарка». Даже не было каких-то других. Просто «иномарка» — это как что-то высшее. Поехать за границу – было пределом мечты. А «иномарка» — это уже даже было за пределами мечты. Какие-то пайки, заказы, баночка кофе импортного… Это просто выставлялось в сервант на видное место. Когда уже появился «Макдоналдс», то коробочки из-под «Биг-Маков» всяких были выставлены, как статуэтки раньше. Это было что-то абсолютно недостижимое. «Макдоналдс» — это высшее… О чем вы говорите?! Как говорят «белая Африка», вот это была абсолютно «белая Африка».

Ирина Ясина: Вот мне очень хочется обсудить понятие элиты теперешней. Я согласна, что элита и номенклатура – это сейчас снова одно и то же. У меня был на моем Клубе региональной журналистики замечательный случай. Выступала у нас Людмила Михайловна Алексеева, председатель Московской Хельсинской группы, пожилая дама, несомненно, интеллигентная. И молодой журналист (или девочка, не помню) из Урюпинска или Владимира (тоже не помню) сказал: «Людмила Михайловна, как же так, что такое элита? Они же — элита. Мы же их так называем». А Людмила Михайловна мудрая ответила: «Деточка, это мы с тобой элита, а они – это верхушка». И вот это понятия «элита» и «верхушка» мне с тех пор нравятся безумно совершенно. Но вот Гудков головой крутит – то ли одобряет, то ли нет. И я уже боюсь дальше говорить.

Лев Гудков: Я согласен.

Ирина Ясина: Ура! Гудков со мной согласен.

Лев Гудков: Когда мы проводили опрос среди элиты, вся наша верхушка номенклатуры отбрехивалась. «Мы не элита», — кричали они, и пугались, и злились.

Теперь немножко вернемся назад. Есть два понятия интеллигенции. Одно – XIX века, действительно, это понятие интеллигенции родственно понятию культуры, понятию идентификации. Никакая социальная реальная группа этим определениям не отвечала. Но это был некоторый идеал, это некоторая матрица для идеальной идентификации. И в этом смысле это был, действительно, прообраз модернизационной элиты.

Советская интеллигенция – это бюрократия, это государственные служащие образованные, находящиеся в штате соответствующих учреждений, выстроенные по рангу, тарифицированные, сертифицированные, проверенные и прочее. Они функционировали как тоталитарная бюрократия, техническая либо гуманитарная, никаких иллюзий здесь не должно быть. Не надо мерить по отдельным жертвам интеллигенции, советской интеллигенции, убитым – Платоновым, Вавиловым и прочее. Интеллигенция советская – это те, кто обеспечивал функционирование этого режима, — журналисты, писатели-идеологи, пропагандисты, соответствующие цензоры, редакторы, врачи, чиновники, инженеры и прочее.

Елена Фанайлова: Историки, преподаватели.

Лев Гудков: Историки… Какая история была?! До сих пор не можем расхлебаться. Это та еще была история! Это не Бахтин, который сидел, высланный, не Вавилов убитый. Для утешения этого, конечно, навешивали всякие бляшки: «Мы – совесть, мы – соль», — и прочее, прочее.

Иначе говоря, для социологического определения этого нужно представить себе, на чем держался авторитет, каковы основания для авторитета, для влияния той группы, которая называла себя интеллигенцией. Будет ли она выступать от имени профессионального знания либо она будет претендовать на учительскую роль. Часто роль не признаваемая, между прочим. Либо на какую-то нравственную позицию, отдельную от позиции всего населения. Либо на диктат, на право учить, воспитывать, идеологически контролировать и все такое прочее. С советской властью эта бюрократия, эта интеллигенция умерла, и мне казалось, что окончательно. Сейчас при централизации режима, опять монополия на СМИ, на науку и прочее, возвращается и проблема интеллигенции. Опять соединение знания с нравственностью, с представительством за народ или перед властью. Весь комплекс. Это комплекс не развивающегося общества.

Александр Дмитриев: Я хотел бы продолжить и поспорить. Мне кажется, что перед современными профессионалами интеллектуального труда, а особенно верхней его части, ну, людей, которые этим занимаются более-менее, включая здесь присутствующих, профессионально, всерьез и адекватно, все-таки встает задача взаимодействия обратных связей, вопрос об институтах, который здесь тоже есть. Я к тому, что есть ведь та среда, которая, в принципе, тоже занимается профессионально умственным трудом, как преподаватель средней школы, учителя истории или те, кого презрительно именуют «офисным планктоном». И люди – наследники советской технической интеллигенции, которые живут и отчасти продолжают в тех же провинциальных офисах или вполне себе не в офисах… отчасти прежней как бы жизнью и овладевают новыми практиками, опять же изменившимися за эти 20 лет. Так вот меня, как историка-профессионала, интересует то, чтобы эти учителя истории преподавали в школах по учебникам, созданным или в 1990-ые, или в 2000-ые годы, но не по учебникам господина Филиппова или госпожи Нарочницкой.

И вопрос об ответственности: как мы, в том числе и как профессионалы, люди, занимающиеся интеллектуальным трудом, можем, или должны, взаимодействовать с вот этими гораздо более широкими слоями нового среднего класса, или постсоветского среднего класса, в том числе и людей, которые работают в сферах образования, социального управления, в том числе и науки, и так далее. То есть поставить вопрос об интеллектуалах в социальную плоскость и вопрос о том, как их профессиональные качества работают вот на эту социальную ответственность.

Лев Гудков: Ну, ответственность должна быть рублем выражена. Почему обязательно такая? Рынок – очень сложное устройство. Он предполагает дифференциацию институтов, систему обменов. Вот вы говорили о товаре. Почему о товаре? Вообще говоря, рынок – это удивительное изобретение. Это механизм для понимания, обмена, коммуникации, оценивания и прочее. Не может быть там товара, если нет его производителя. Кто-то является производителем, кто-то – потребителем. Мы все вступаем в эти отношения. Но именно сложность этого устройства, способность переводить одну ценность на другую и делает гибким сложно устроенное общество в этом смысле. Что значит – товар? Ну, конечно, я произвожу некоторые профессиональные знания. Но если не будет общества, которое заинтересовано в этом знании, то куда я денусь со своими знаниями?.. Я и буду сидеть в дворниках или в истопниках.

Елена Фанайлова: Раз уж Татьяна эту дискуссию затеяла, отвечайте, Татьяна Щербина.

Татьяна Щербина: Это все правильно, что вы говорите. Просто разница в том, что для вас, ну, не для вас лично, а вообще для здешних людей, рынок – это нечто новое, поэтому есть все эти разговоры. А скажем, для, извиняюсь, того же француза это настолько вещь привычная, и уже во многих поколениях, он просто об этом не будет думать, не будет говорить. Ему такие категории не придут в голову.

Вот я помню, например, что я когда-то брала для газеты «КоммерсантЪ» интервью у Люка Бессона, который приезжал сюда. И был обязательный наказ спросить его, где он берет деньги на свои фильмы. А это речь о второй половине 1990-ых годов. Главный вопрос. Ну, я задаю этот вопрос. И на меня этот Люк Бессон смотрит просто как на ненормальную. Он говорит: «Что вы все взбесились тут? Вот сколько я уже интервью даю, и все спрашивают меня про деньги. Да деньги-то – это вообще не вопрос. Главное, чтобы была идея интересная». Есть у тебя интересная идея – так деньги тебе будут еще и предлагать, а ты будешь выбирать. Это вообще не вопрос. Ну как же, вот рынок, товар, деньги… Нет никакого… то есть это есть, но это уже само собой функционирует. Так что речь идет о том, что здесь становится в новинку.

Александр Иванов: Твоя интеллектуальная позиция. В тот момент, когда ты говоришь о том, что происходит здесь, ты сама где находишься – здесь или там?

Татьяна Щербина: Ты понимаешь, я нахожусь и здесь, и там. Конечно, мое сознание, оно не российское. То есть – все, остальное меня вообще мало волнует. Я воспринимаю весь мир в целом…

Александр Иванов: Хорошо. У тебя есть какая-то генеалогия интеллектуальная, на которую ты можешь опереться здесь, чтобы говорить «а здесь» как о своем? Или для тебя «здесь» — это плохие автомобили, люди, которые плохо понимают рынок и так далее? Это все относится к понятию локального, местного, то есть хренового.

Татьяна Щербина: Нет. Почему? Автомобили уже хорошие, но только не российские.

Александр Иванов: А вот то, что не локальное, не местное, не хреновое, относится к французскому и так далее. Или все-таки по-другому?

Елена Фанайлова: А можно уже Сергей Николаевич Ениколопов…

Сергей Ениколопов: Я сказал о том, что элита похожа на номенклатуру, но это внешняя похожесть. На самом деле, если серьезно говорить об элитах, то их же много. Мы все время подразумеваем какую-то государственную структуру, политическую элиту, так сказать, тогда она похожа на номенклатуру. Но отлично знаем сами, что есть элита в нашем научном сообществе, она не всегда совпадает со структурным положением. Не каждый академик является элитарным. Огромное количество людей, даже и в Саранске находясь, были интеллектуальной элитой. Поэтому в каждой вещи, в том числе даже в этом рабочем классе, тоже были элитарные рабочие. И все знали, кто они такие, вот на их производстве. Другое дело, что их слава была не на всю страну.

И вот здесь возникает одна очень, на мой взгляд, важная проблема для современной, вот той элиты, о которой говорилось раньше. Ей очень нравится, чтобы и все остальные считали бы себя быдлом, лузерами, тогда они самоутверждаются. Притом, что у многих из них очень сложная саморефлексия. Вчера он был научным сотрудником, потом стал богатым человеком. Какая-то часть его друзей отпала, и он знает, что они его презирают, несмотря на его совершенно замечательную «иномарку». И живет с этой двойной вещью. Я знаю очень многих богатых людей, которые говорили, что «я потерял дружеский круг и иногда выныриваю к старым приятелям, если они принимают, поговорить о чем-то умном, потому что в своем кругу я говорю о другом». А вот эта потеря иногда ощущается очень остро, потому что выясняется, что первый круг его не принимает. Притом это, на самом деле, не самые-то лузеры. Они, действительно, получили возможность общаться со своими иностранными коллегами, выезжать на конференции, печататься в разных журналах, не только ВАКовских, а индексированных по-настоящему, с цитированием. И они не чувствуют, что им очень нужен этот собеседник, который, с их точки зрения… Лузер, он вообще про науку знает 20-летней давности.

И вы знаете, вот для меня было очень серьезным изменением… Так получилось, что из-за разного рода катастроф, которые были в конце 1980-ых годов, я стал посещать ЦК партии. И застал старых инструкторов отдела науки, которые были заказчиками, и точно знали, что я для них интеллектуал, который привозит сведения или обобщает их и анализирует про Чернобыль, про Армению и так далее. А потом, за короткий период произошел новый… Пришли очень милые люди с почти общей биографией, но они вдруг стали похлопывать меня по плечу и говорить: «Мы ученые». И вот, вы знаете, я поймал себя на том, что старый мне больше нравился. Он был заказчиком, я – товар, или производитель товара. Притом, что возникало некое амикошонство. Он говорил: «Мы с вами ученые, поэтому ваши идеи меня вообще не интересуют. У меня есть свои взгляды на это».

Вот структурирование разного рода элит, оно очень существенно. Можно как угодно относиться к советскому периоду, но заказчик точно знал, что он обращается к элитарному эксперту. А сейчас одна из самых интересных вещей – размытость института экспертов, которые, на самом деле, являются абсолютно интеллектуалами. И размытость заключается в том, что и даже мы сами не всегда знаем, является ли вот этот человек, с которым я беседую, элитой.

Борис Кагарлицкий: Вы знаете, мне кажется, что Люк Бессон немножко обманул Татьяну, немножко полицемерил, скажем так. Ну, как бывает, действительно, когда общаешься с варварами, так сказать, с людьми из какой-то дикой страны, можно немножко сказать неправду, если уж по этой логике рассуждать. На самом деле, конечно, любой из нас прекрасно знает, каких трудов стоит, например, поддержание в жизнеспособном состоянии издательства интеллектуальной литературы на Западе. Другое дело, что все-таки на Западе существует определенная система институциональной поддержки подобного рода вещей. Причем, подчеркиваю, принципиально антирыночная, не просто не рыночная, а антирыночная. И вот эти восторги наши… и не только наши, кстати, глобальные в значительной мере, по поводу того, что рынок сам решит все проблемы, они, в общем, честно говоря, меня, например, пугают. Потому что рынок сам не решает всех проблем автоматически.

Для того чтобы все это работало, необходимы определенные сознательные, в том числе, как это ни парадоксально, интеллектуальные усилия. То есть, иными словами, необходима интеллектуальная среда, которая противостоит спросу рынка. Это принципиальная позиция. Кстати говоря, которая объединяет как русского интеллигента, так и левых интеллектуалов на Западе. У них в этом смысле практически идентичные позиции. Но русский интеллигент еще традиционно это окрашивал в морально-идеологические тона, в то время как западный интеллектуал, если он и говорил в идеологических тонах, то он эту идеологию не привязывал к своему существованию как интеллигента. Он окрашивал свою идеологию в тона, так сказать, классовой борьбы. Как Грамши говори про органического интеллектуала, то есть про того, кто является как бы медиумом класса. В этом принципиальное отличие. И в этом смысле как раз мне вот тип органического интеллектуала западного типа гораздо ближе.

Лев Гудков: Я просто хотел бы немножко определить понятие элиты. Я абсолютно согласен с тем, что говорил мой коллега профессор Ениколопов. Говорить об этой элите с определенным артиклем можно только в централизованном и авторитарном государстве. Для развитого общества должно быть много элит. Ведь что такое элита? Элита – это совокупность людей, или группа, демонстрирующих наивысшие достижения в своей области. И именно на этом держится их авторитет. Соответственно, это предполагает очень развитую систему. Конечно, она не должна быть рыночной. Там должна быть и благотворительность, и ресурсные вещи, но они могут появиться только в очень сложно организованном обществе. В советское время никаких фондов поддержки не было, и не могло быть.

Татьяна Щербина: Тут что-то все ко мне апеллировали, но больше всего Саша Иванов, поэтому я ему и отвечаю. Вот он спрашивал, где я, мое-то сознание российское или западное, или какое. Ну, сейчас, как известно, эпоха глобализации, но многим не нравится просто либо само слово, либо какие-то составляющие этого явления. Но этот процесс происходит. Поэтому вот мое сознание такое, скажем. Ну, на мне, например, ничего нет российского производства, вообще ничего. Машина, на которой я езжу, она тоже не российского производства. То есть вот это какое-то сознание, которое сейчас очень укрепилось: «Мы самые лучшие, самые главные…». Ну, собственно, сейчас. И советское было такое же сознание: «У нас все должно быть». А сейчас: «Мы самые богатые. Мы – самая дорогая страна в мире, и как мы этим гордимся».

Елена Фанайлова: Мы еще и выигрываем теперь на различных чемпионатах. И я, признаться, ужасно этому рада.

Татьяна Щербина: Ну, хорошо. Просто есть сейчас… поскольку мир взаимодействует между собой в пределах часа или нескольких часов лета на самолете, Интернета мгновенного и так далее, скажем, такие-то страны производят автомобили. А это уже не страны, потому что это уже не поймешь. «Рено» и «Ниссан» — это один производитель, а это японская, а это французская. Это все международные какие-то… Вот есть люди, которые умеют производить хороший товар, который во всем мире продается, всем нужен, все довольны. Чудесно! Зачем всем-то лезть вон из кожи и производить хотя бы что-нибудь. Не нужно. А другие умеют делать то-то. А вот есть какие-то, скажем, отдельные, может быть, гениальные ученые, или выдающиеся ученые, один может быть российским, другой может быть американским. Какая разница?!

То есть все-таки у меня есть абсолютное чувство, это именно как чувство, что мы живем в одном мире, на одной планете. И просто я здесь родилась, мой родной язык русский. И более того, когда я жила во Франции… а поскольку я жила во Франции, то я это очень хорошо почувствовала. Когда просто приедешь, этого не почувствуешь. Что как бы я ни знала язык, какую-то историю Франции, все мои какие-то вещи тонкого плана, ну, какие-то микрореакции, какие-то рефлексы, ну, не знаю что, они, конечно, все российские. Поэтому когда я там жила, я это очень хорошо ощутила. Поэтому, да, я здесь укоренена как бы. И вообще, когда я жила во Франции, были просто смешные вещи. Приезжал казацкий хор, на который никогда в жизни я не пойду в Москве, а я ходила. Какие-то русские вечеринки… Да просто никогда я бы не стала этого слушать. А я ходила, потому что мне этого не хватало. И я просила: «Привезите мне, пожалуйста, какую-нибудь книгу из России – по-русски читать». Потому что я читала только по-французски. Какая мне разница – по-русски или по-французски. То есть когда мне привезли книгу на русском языке, то я эту книгу даже запомнила, потому что это было такое счастье — читать по-русски. Это такие вещи, ну, они естественные, и они для каждого… В этом смысле русский или будь ты французом — это тоже будет. Где бы ты ни жил и что бы ты ни делал.

Но мир, вот эта маленькая планетка в огромном космосе — ничего мы про это мирозданье не знаем, пытаемся узнать что-то. Вернее, уже узнали, но еще недостаточно. И чего ж тут надувать щеки-то?

Александр Дмитриев: Мне все-таки хотелось бы поставить вопрос об интеллигенции в социальном плане, и опять-таки в более широкой ее массе, и отчасти, может быть, переадресовать и свою реплику, и свой вопрос Ирине Ясиной. Меня всерьез заботит проблема обратной связи: для кого мы все, или я конкретно, работаем? Вот у Цветаевой было, правда, вполне интеллигентно-презрительное: читатели газет. Ну, скажем так, класс читателей советских «толстых» журналов или даже, быть может, центральных газет ушел. И кто те люди, которые читают ту продукцию, которую сидящие здесь, так или иначе, производят? Что за среда, которая приезжает на разные региональные журналистские слеты? Наверное, Ирина ее лучше знает. Вот у меня есть довольно серьезная проблема – проблема обратной связи, которая в силу, так сказать, более проще и более пирамидально устроенной структуры советского общества была отчасти более понятна. Наше нынешнее общество гораздо более размыто. Но я все-таки не готов его мыслить как исключительно как бы «недомодерное», недоразвитое и во что-то не входящее. Оно обретает очень не нравящиеся здесь сидящим, а с другой стороны, вполне симпатичные контуры. Но вот какое оно?.. Каков тот самый средний класс, который приходит на смену нынешнему?..

Ирина Ясина: Спасибо за этот поворот темы. Потому что проблема обратной связи, она, конечно, мучает каждого из нас, и наверное, вот тех, которые называли себя интеллигентами раньше — и в Советском Союзе, и еще в царской России, всякие народники — вот эта вся публика, и разночинцы тоже. Вот проблема обратной связи – нужно ли то образование и то просвещение, которые ты пытаешься нести или навязывать? Можно по-разному сказать, правда? Оно нужно или нет? Или вот им хорошо в том состоянии, в каком они находятся, этим самым людям?

Кстати сказать, наше телевидение сейчас удивительным образом решило для себя этот вопрос. Наши телевизионные начальники, будучи сами интеллектуальными людьми достаточно, они говорят, что народу все равно, народу это нравится. И каким-то образом они решили это, и ни на чем не основываются, на самом деле. А если народу дать попробовать другое… Вы попробуйте, дайте, может быть, им тоже понравится, этим самым людям, за которых вы решили, что им нужны вот эти танцы и шутки ниже пояса исключительно 24 часа в сутки. Ну, не важно.

Проблема обратной связи. Вот люди приезжают очень разные. И вдруг возникает… вот тут я согласна с коллегой Гудковым и коллегой Ениколоповым, что, действительно, никогда не знаешь, кому вдруг, вот той элите, понадобится то, что ты говоришь. А вдруг появляется мальчик из рабочих, а вдруг появляется девочка-журналистка, а потом какой-то высокоинтеллектуальный человек по своим семейным корням из Петербурга говорит: «Боже мой! Что такое 1968 год? Мы никогда об этом не говорили в нашей семье. И кому это интересно?». А мы говорим о том, что, да, те семеро, которые вышли на Красную площадь, спасли честь поколения, и для нас это важно. И для моих родителей это важно. И мы понимаем, что такое стыд. Мама поняла это, когда в 1969 году приехала в Чехословакию, и будучи русской, прекрасно говорящей по-чешски, стеснялась говорить по-русски, потому что тогда на нее косо смотрели. Вот этот стыд – это вдруг возникает у самых разных людей. Вот этот человек из интеллектуальной среды, которому не было стыдно, и не будет, я его не придумала, он реальный. Просто он хорошо известен, и не хочу его называть.

А с другой стороны, смотрите, мы делаем некий проект в тарусской районной больнице. Об этом слышали, наверное, все. Вот мы воевали, когда там снимали главную врачиху, сами за себя, вот эти интеллигенты из Москвы. Максим Осипов, я, еще кто-то. Никто из жителей города Тарусы не вышел к больнице с плакатом: «Верните нам главную врачиху! Оставьте этот замечательный кардиологический центр!». В котором они будут лечиться, не мы, мы живем в Москве. Понимаете, они будут лечиться, но им все равно. Ноль обратной связи абсолютно. Кроме 20 человек, которые работают в Протвино, в Институте космических исследований, но живут в Тарусе. Но это же люди интеллектуального труда опять же. То есть каким-то образом это оказывается связанным. Обратная связь идет от тех, кто хочет думать. А кто не хочет думать, кто соответствует вот этой мечте господина Эрнста и господина Добродеева о том, что «пипл схавает» (терпеть не могу этого выражения, но оно никак нельзя лучше), их точку зрения отражает на тех, кто потребляет их продукцию. Вот, действительно, понимаете, им все равно. Мы приехали на субботник туда, в их тарусскую больницу, сажать цветочки. Они смотрели на нас, проходя мимо по улице, как на больных. «Зачем они приехали? Что они делают? Кому это нужно?». То есть ничего не нужно, получается. Ну что теперь, не делать? Это неправильно.

И поэтому когда вот вы поднимаете эту тему… Я для себя ответила на этот вопрос. Я не для них это делаю, не для людей. Я это делаю для себя. Мне очень хорошо в процессе. Более того, мне хорошо делать это с теми людьми, с которыми я это делаю вместе. И больше ничто нас не объединяет так, как это совместное дело. Наверное, я плохая, я вот не думаю постоянно о народе. Я не думаю. Может быть, им это нужно, может быть, не нужно. Да Бог с ними. Мне хорошо в этом процессе. Мне хорошо этой благотворительностью заниматься. Мне это дико нравится.

Александр Иванов: Я очень признателен Ире, потому что она замкнула тему в самую точку. То есть я по-прежнему стою на своем. Я утверждаю, что интеллигенция – это не предметное понятие. И многие со мной согласятся. Потому что есть же у нас, в конце концов, ощущение какого-то интеллектуального, интеллигентского, какого угодно обаяния, исходящего от человека совершенно разного социального слоя и так далее. Поэтому для меня это не предметное и не социологическое понятие. Социологи сами как бы… вот уважаемый коллега продемонстрировал, на мой взгляд, то, что это понятие ускользает от его инструментария, хотя он его использует, но оно все равно от него ускользает. Ира замечательно замкнула тему и ответила на главный вопрос, который мы обсуждаем. То есть в каком-то смысле думать самому – это невероятное благо, невероятная этическая ценность.

И в этом смысле я хочу сказать о Таниной позиции. Думать самому – это быть европейцем. Не быть похожим на европейца, а быть им на самом деле. При этом ты можешь думать по-китайски, по-русски, да как угодно, но ни в коем случае не думать, что быть европейцем – это быть вот в этом вечно предметном мире некоторых знаков европейскости. В этом смысле русские интеллигенты, например, XIX века были европейцами, когда они, как Гумилев, ехали в Африку, как Пржевальский – в Центральную Азию. Вот там европейский дух живет, в этом устремлении в сторону от Европы.

И в этом смысле я согласен с коллегой. В советском космосе этот европейский дух, как ни странно, присутствовал едва ли не в большей степени, я имею в виду, в советском интеллигентском пространстве, нежели в современном ново- и постноворусском очень часто. Потому что страна, на мой взгляд, — может быть, сейчас какие-то перемены произойдут, — очень провинциализируется в этом смысле. Она перестает быть открытой и по-настоящему устремленной куда-то. Я это связываю с одной из основных драм ХХ века. Я не Путин, а не скажу, что эта драма – гибель СССР. Это гибель того, что я называю советским идеализмом. Было два великих идеализма в мире вообще. Это немецкий идеализм, который открыт Лессингом, Шиллером, Гёте и так далее. Это просто ощущение того, что возможен другой, лучший мир, он возможен. И был советский идеализм. И наши родители, к какому бы слою они ни относились, это могли быть родители либеральных взглядов или более консервативных, они были идеалистами. И вот этот дух идеализма исчезающий, он как раз… может быть, меланхолия по этому исчезновению может нас объединить и сказать, что мы по-прежнему… если мы проживаем эту меланхолию, то мы в каком-то смысле относимся к этой традиции идеализма.

Цитаты и афоризмы про интеллигентов

Интеллигент – это паразит, вырабатывающий культуру.
Тадеуш Котарбиньский

Мандельштам писал: у интеллигента не биография, а список прочитанных книг. А у меня – непрочитанных.
Михаил Гаспаров

Звание ученого не лишает человека права называться интеллигентным человеком.
Л. А. Бридж

Интеллигент – это человек, думающий о людях лучше, чем они о нем.
Борис Крутиер

Интеллигенция есть ругательное слово.
Владимир Маяковский

Русская интеллигенция скоро почувствует себя в положении продавщицы конфет голодным людям.
Василий Ключевский

Полуинтеллигент: человек с высшим образованием, но без среднего.

Что хуже: интеллигенты, пишущие для полуинтеллигентов, или полуинтеллигенты, пишущие для интеллигентов?
Веслав Брудзиньский

У меня нет телевизора, но я не интеллигент.
Неизвестный француз

Достаточно снизить уровень мышления, чтобы иные почувствовали почву под ногами.
Роберт Карпач

На сто умеющих читать приходится едва ли один умеющий думать.
Джон Рескин

Отсутствие денег не заменяет культуры.
Янина Ипохорская

Пока интеллигенты лаялись, власть захватили псы.
Аркадий Давидович

Коренной порок интеллигентов в том, что мир для них состоит из интеллигентов.
Элиас Канетти

Интеллигентность — это ежедневное и ежечасное несение подвига, хотя часто только потенциальное.
Александр Федорович Лосев

Подлинная интеллигентность всегда есть подвиг, всегда есть готовность забывать насущные потребности эгоистического существования: не обязательно бой, но ежеминутная готовность к бою и духовная, творческая вооруженность для него.
Александр Федорович Лосев

Интеллигентные речи и остроумные мысли уместны в интеллигентном обществе; в обыкновенном же они прямо ненавистны. Чтобы в последнем нравиться, необходимо быть плоским и недалёким.
Артур Шопенгауэр

Интеллигенция — это не класс, не сословие и не культурный слой; это — состояние души.
Николай Векшин

Интеллигентность — это благородство, получившее образование.
Виген Оганян

Интеллигентность — это причастность к культуре, что значит: существование общечеловеческих ценностей в качестве твоих личных.
Александр Круглов

Интеллигентность — способность человека понимать, ценить и учитывать больше того, что ему выгодно.
Александр Круглов

Интеллигент — это человек, который думает о людях лучше, чем они о нём.
Борис Крутиер

Интеллигенция — часть нации, стремящаяся к самостоятельному мышлению.
Оксфордский словарь

Интеллигенция — класс образованных людей, составляющий особую и наделённую самосознанием страту внутри нации, осуществляющий или приписывающий себе лидерскую роль интеллектуального, социального или политического авангарда.
Уэбстеровский словарь

Интеллигенция — часть народа, которая мыслит самостоятельно.
Владимир Даль

Интеллигенция — часть общества, профессионально обязанная думать, а потому и обнаруживать независимые от официальных и народных взгляды на вещи.
Александр Круглов

Интеллигент — человек с индивидуальным интеллектом.
Александр Солженицын

Интеллигенция — часть человечества, в которой индивидуальная сторона человеческого духа победила групповую ограниченность.
Николай Бердяев

Духовно все современные интеллигенты принадлежат диаспоре, особой духовной диаспоре.
Григорий Померанц

Подлинное имя истинной интеллигенции, которое она могла бы носить с гордостью, — «деклассированные элементы» . Классовое чувство несовместимо с чувством индивидуальности.
Александр Круглов

Идейной формой русской интеллигенции является её отщепенство, её отчуждение от государства и враждебность ему.
Пётр Б. Струве

Интеллигент — умствующий мещанин.

Интеллигент — человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями.
Словарь Ушакова

Интеллигент есть настоящий интеллигент только в третьем колене рода, когда он культуру по клочкам не урывает, а растёт среди неё, как среди воздуха.
Евгений Евтушенко

Интеллигент в первом поколении — хам, получивший образование.
Михаил Берг

Интеллигенты распадаются не на полу интеллигентов, а на подонков и ничтожества.
Владимир Шойхер

Сила народа в его интеллигенции, в той части, которая честно мыслит, думает и умеет работать.
Антон Чехов

Интеллигенция — это тот слой нашего образованного общества, который с восхищением подхватывает всякую новость, и даже слух, клонящийся к дискредитированию правительственной или духовно-православной власти, ко всему же остальному относится с равнодушием.
Вячеслав К. Плеве

Революционер — это сорвавшийся с цепи интеллигент.
Александр Лобок

Культура падает вниз интеллигенцией.
Геннадий Малкин

Интеллигенция никогда не идёт к своему краху одна. Как правило, за ней следует всё общество.
Сергей Митрохин

ИНТЕЛЛИГЕНТ: любой человек, способный правильно написать это слово.
ДУМСКИЙ ИНТЕЛЛИГЕНТ: любой член парламента, который делает не более двух ошибок в слове “интеллигент” и не более одной – в слове “парламент”.
«Критерии Звонарева»

Еще по теме:

Популярно:

Комментарии:

Лукашенко призвал интеллигенцию не заниматься политикой

https://ria.ru/20210703/lukashenko-1739774862.html

Лукашенко призвал интеллигенцию не заниматься политикой

Лукашенко призвал интеллигенцию не заниматься политикой — РИА Новости, 03.07.2021

Лукашенко призвал интеллигенцию не заниматься политикой

Президент Белоруссии Александр Лукашенко во время посещения Национального академического Большого театра оперы и балета в субботу заявил, что творческая… РИА Новости, 03.07.2021

2021-07-03T22:46

2021-07-03T22:46

2021-07-03T22:46

в мире

белоруссия

александр лукашенко

кгб белоруссии

/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content

/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content

https://cdn25.img.ria.ru/images/07e5/07/03/1739735493_0:0:3165:1781_1920x0_80_0_0_ad8aeb91b1ac183c6a54ff5d48660b60.jpg

МИНСК, 3 июл – РИА Новости. Президент Белоруссии Александр Лукашенко во время посещения Национального академического Большого театра оперы и балета в субботу заявил, что творческая интеллигенция не должна заниматься политикой, призвал ее представителей больше не совершать неправильных шагов.»Творческая интеллигенция — это лицо нации, народа, государства. Я вас прошу: не делайте больше неверных шагов. Если молодой человек сделал неправильный шаг, его можно простить, понять, у него есть время исправиться. Вы никогда не исправитесь. Если обрели и потеряли свое лицо, его практически нельзя будет восстановить. Поэтому прежде чем что-то сделать, — а на вас смотрят миллионы глаз, и не только в нашей стране, — думайте, следите за каждым своим шагом», — приводит слова Лукашенко Sputnik Беларусь.Он призвал творческую интеллигенцию не губить свой талант необдуманными шагами.Президент предположил, что то, что некоторые представители культуры Белоруссии поддержали прошлогодние протесты оппозиции, отчасти его упущение. «Наверное, упустил я вас в том плане, что редко бывал на ваших постановках, спектаклях, на представлениях», — сказал Лукашенко.Президент призвал творческих людей заниматься свойственными им делами и не вмешиваться в политику. «Поверьте, вы будете здесь лучшими, а не там, в политике. Там жестокие, бешеные законы, они не для вас. Вряд ли у вас найдется хоть один человек, который выдержит это. А окунувшись туда, вы уже не сможете оттуда вылезти. Поэтому берегите себя. Вы талантливые люди, и творите там, где у вас лучше это получится», — сказал глава государства.Он сделал акцент на том, что обращается с подобными заявлениями к творческой интеллигенции спустя почти год после событий электорального 2020 года. «Может, вы где-то чего-то недосмотрели, увлеклись чем-то. Но и немного было среди вас людей, которые идейно заморочились. Но сегодня мы подошли к черте. Дальше — нельзя, потеряем страну. Я первым, а вы следом, — как интеллигенция, которая должна вести за собой народ, — будем виноваты в том, что упустили страну», — заявил Лукашенко.Он добавил, что нужно «объединиться и удержать страну для тех, кто после вас придет на эту сцену, и после меня — в эту политику». «Мы после себя должны оставить что-то детям. По крайней мере, давайте не будем разрушать то, что создали за четверть века», — подчеркнул Лукашенко.После прошедших в Белоруссии 9 августа 2020 года выборов президента, на которых в шестой раз победил Лукашенко, набравший, по данным ЦИК, 80,1% голосов, в стране начались массовые протестные акции оппозиции, для пресечения которых силовики в том числе использовали спецсредства и спецтехнику. КГБ Белоруссии 11 февраля заявил, что ситуация в стране стабилизировалась, пик протестов пройден, их проявления практически сошли на нет. В Белоруссии против ряда лидеров оппозиции возбуждены уголовные дела, в том числе о призывах к захвату власти, о создании экстремистского формирования, заговоре с целью захвата государственной власти неконституционным путем, покушении на теракт.

https://ria.ru/20210702/lukashenko-1739677163.html

https://ria.ru/20210701/lukashenko-1739391699.html

https://ria.ru/20210625/pravoslavie-1738560782.html

белоруссия

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

2021

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

Новости

ru-RU

https://ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

https://cdn25.img.ria.ru/images/07e5/07/03/1739735493_434:0:3165:2048_1920x0_80_0_0_00e47477d359dabf963d5df0d2092ec5.jpg

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

РИА Новости

[email protected]

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

в мире, белоруссия, александр лукашенко, кгб белоруссии

Лукашенко призвал интеллигенцию не заниматься политикой

МИНСК, 3 июл – РИА Новости. Президент Белоруссии Александр Лукашенко во время посещения Национального академического Большого театра оперы и балета в субботу заявил, что творческая интеллигенция не должна заниматься политикой, призвал ее представителей больше не совершать неправильных шагов.»Творческая интеллигенция — это лицо нации, народа, государства. Я вас прошу: не делайте больше неверных шагов. Если молодой человек сделал неправильный шаг, его можно простить, понять, у него есть время исправиться. Вы никогда не исправитесь. Если обрели и потеряли свое лицо, его практически нельзя будет восстановить. Поэтому прежде чем что-то сделать, — а на вас смотрят миллионы глаз, и не только в нашей стране, — думайте, следите за каждым своим шагом», — приводит слова Лукашенко Sputnik Беларусь.

2 июля, 19:42

Лукашенко заявил, что будет стоять с силовиками насмерть за суверенитет

Он призвал творческую интеллигенцию не губить свой талант необдуманными шагами.

Президент предположил, что то, что некоторые представители культуры Белоруссии поддержали прошлогодние протесты оппозиции, отчасти его упущение. «Наверное, упустил я вас в том плане, что редко бывал на ваших постановках, спектаклях, на представлениях», — сказал Лукашенко.

Президент призвал творческих людей заниматься свойственными им делами и не вмешиваться в политику. «Поверьте, вы будете здесь лучшими, а не там, в политике. Там жестокие, бешеные законы, они не для вас. Вряд ли у вас найдется хоть один человек, который выдержит это. А окунувшись туда, вы уже не сможете оттуда вылезти. Поэтому берегите себя. Вы талантливые люди, и творите там, где у вас лучше это получится», — сказал глава государства.

1 июля, 13:05

Запад нацелен на сдерживание развития Белоруссии, заявил Лукашенко

Он сделал акцент на том, что обращается с подобными заявлениями к творческой интеллигенции спустя почти год после событий электорального 2020 года. «Может, вы где-то чего-то недосмотрели, увлеклись чем-то. Но и немного было среди вас людей, которые идейно заморочились. Но сегодня мы подошли к черте. Дальше — нельзя, потеряем страну. Я первым, а вы следом, — как интеллигенция, которая должна вести за собой народ, — будем виноваты в том, что упустили страну», — заявил Лукашенко.

Он добавил, что нужно «объединиться и удержать страну для тех, кто после вас придет на эту сцену, и после меня — в эту политику». «Мы после себя должны оставить что-то детям. По крайней мере, давайте не будем разрушать то, что создали за четверть века», — подчеркнул Лукашенко.

После прошедших в Белоруссии 9 августа 2020 года выборов президента, на которых в шестой раз победил Лукашенко, набравший, по данным ЦИК, 80,1% голосов, в стране начались массовые протестные акции оппозиции, для пресечения которых силовики в том числе использовали спецсредства и спецтехнику. КГБ Белоруссии 11 февраля заявил, что ситуация в стране стабилизировалась, пик протестов пройден, их проявления практически сошли на нет. В Белоруссии против ряда лидеров оппозиции возбуждены уголовные дела, в том числе о призывах к захвату власти, о создании экстремистского формирования, заговоре с целью захвата государственной власти неконституционным путем, покушении на теракт.25 июня, 11:28РелигияЛукашенко увидел попытку «сломать православие» в Белоруссии

Что такое интеллигентный человек

ЧТО ТАКОЕ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ ЧЕЛОВЕК?

ВВЕДЕНИЕ

Что такое интеллигентный человек? Свой вариант ответа на этот вопрос наверняка есть у каждого. По-разному, сообразуясь со своим мировоззрением и жизненным опытом, отвечали на него мыслители, ученые, литераторы — то есть сами интеллигенты.

«Советский энциклопедический словарь» дает такое определение: «интеллигентный (от лат. intelligens — понимающий, мыслящий, разумный), обществ. слой людей, профессионально занимающийся умственным, преим. сложным, творч. трудом, развитием и распространением культуры. Термин «И.» введен писателем Боборыкиным (в 60-х гг. 19 в.) и из рус. перешел в другие языки». Далее статья повествует о том, как видоизменяется этот «слой» сообразно отечественно-политическим переменам, найдя наконец свое высшее предназначение в единении с пролетариатом. Не стоило бы цитировать словарь советских, доперестроечных даже времен (издание 1980 года), если бы данное понятие об интеллигенции не вошло так глубоко в наше отечественное сознание.

В России считают, что интеллигентность — нечто русское, уникальное, противоположное зарубежной бездуховности и являющееся, по существу, одним из синонимов самого понятия «духовность». В обиходном представлении интеллигентный человек — тот, кто культурен и образован. Так ли это? Понимаем ли мы досконально, что значат культура и образованность? И чем в таком случае отличается русский интеллигент, например, от английского джентльмена?..

Словом, каждый, кто попытается однозначно ответить на вопрос, являющийся темой данной работы, столкнется с определенными трудностями. Ответ же в любом случае будет связан с мировоззрением человека, с тем, какие духовные авторитеты прошлого и настоящего для него является подлинными. Таким образом определенная субъективность неизбежна.

Нам представляется, что полноценное рассмотрение темы означает прежде всего изучение исторического и современного аспектов самих понятий «интеллигент» и «интеллигентность», на основании которого мы будем вправе сделать собственные выводы.

Интеллигенция до Октября 1917 года

Каждый период русской истории привносил в понятие «интеллигент» новые нюансы. В прошлом веке и начале нынешнего оно имело совершенно определенную социально-политическую окраску. Естественно, задним числом так могли называть — и называют сейчас — русских просветителей-вольнодумцев XVIII века, великих поэтов начала XIX… Но все же это был прежде всего тип второй половины минувшего столетия — разночинец, выбившийся в люди благодаря своей тяге к знаниям, простой человек, получивший образование, который по самому своему происхождению обязан был бороться с сословным и социальным неравенством. Такого рода интеллигентами были и Чернышевский, и Добролюбов, и Писарев — «властители дум» 1860-х годов.

С другой стороны, в те же времена появился тип интеллигента, который можно назвать чеховским. Это интеллектуал, стремившийся не столько к политическому, сколько к нравственному переустройству мира. Эталонным представителем этого типа был сам Чехов, который не только создавал произведения, проповедующие идеи добра и справедливости, но и открывал бесплатные больницы и библиотеки, а умер от чахотки, которой заразился от одного из своих неимущих пациентов. Приходит на ум один из персонажей флоберовой «Госпожи Бовари» — доктор Ларивьер, который «презирал чины, кресты, академии, славился щедростью и радушием, для бедных был родным отцом, в добродетель не верил, а сам на каждом шагу делал добрые дела, и, конечно, был бы признан святым, если бы не его дьявольская проницательность, из-за которой все его боялись пуще огня». (Такие литературные образы, кстати, доказывают «интернациональность» такого типа людей и несколько подмывают постулат о приоритете России в этом вопросе. Однако необходимо отметить, что неповторимость русской культурно-общественной жизни наложила свой отпечаток на местную разновидность этих благородных личностей.)

Другие интеллигенты, духовные наследники Чернышевского, благотворительностью не ограничивались, а призывали к смене общественного строя. Один из проницательнейших русских писателей — Иван Бунин — отмечал впоследствии фальшь этой «заботы» о народе, от которого радикальные интеллектуалы отрывались все больше и которого по-настоящему не знали, «не замечали, как не замечали извозчиков, на которых ездили в какое-нибудь Вольное экономическое общество». Он делает печальный вывод: «Не будь народных бедствий, тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать, протестовать, о чем кричать и писать? А без этого и жизнь не в жизнь была».

Один из этих тысяч — соратник «пролетарского писателя» Максима Горького Леонид Андреев — еще до революции, в приватной беседе, дал свое определение интеллигента: «Это, во-первых, не подпевала сильным мира сего. Во-вторых, человек с обостренным, прямо-таки изнуряющим чувством совести. И в-третьих, сколько бы ни выпил, все равно остается культурным человеком».

С таким определением, хоть и далеким от канонического, можно согласиться… Но вышло так, что неприязнь к «сильным мира сего», «изнуряющее чувство совести», желание изменить народную жизнь к лучшему привели наиболее радикальную часть русской интеллигенции к мысли о том, что для построения некоего справедливого общества возможно и даже необходимо насилие (а если говорить прямо — массовые убийства). Эта группа — до большевиков включительно — отринула таким образом все гуманистические идеи чеховских интеллигентов.

Этот роковой разрыв между теорией и практикой, благородными помыслами и кровавыми способами их осуществления, похоже, до поры до времени нисколько не смущал влиятельнейшую часть русского образованного общества. Террор, разразившийся в конце XIX — начале XX века против представителей царской власти бурно одобрялся в этой среде, зато любой ответный выпад правительства вызывал не менее бурное негодование. Что ж, посеявший ветер пожнет бурю: радикальнейшее крыло радикальной интеллигенции — большевистская верхушка, — придя к власти, начнет беспримерное избиение всех инакомыслящих собратьев по «слою». Дело дойдет до известного теперь выражения Ленина: «Интеллигенция — это не мозг нации, а говно».

Так трагически, но, увы, закономерно закончился дооктябрьский период русской интеллигенции. Настала принципиально новая эпоха, перевернувшая былые представления о культуре, чести, интеллигентности.

«Тоска» по истинному интеллигенту в советской литературе

Тема «Интеллигенция и революция» была излюблена советскими писателями. Многие из них обогатили литературу образами старомодных русских интеллигентов, не приемлющих большевистской жестокости и потому обреченных. Примеров несть числа — у Константина Федина, Алексея Толстого, Михаила Булгакова… Очень показательно преломление этой темы в творчестве одного из лучших представителей ранней плеяды советских литераторов — Михаила Зощенко.

В конце 20-х годов этот писатель (по мнению советской критики — исключительно юморист и сатирик) пишет «Сентиментальные повести» — серьезные и откровенно грустные вещи о беспомощных прекраснодушных интеллигентах, подлинных «лишних людях» сталинской империи. Милые шукшинские «чудики» являются прямыми потомками этих персонажей. Герой же рассказа «Серенада» (1929) — явная предтеча Шурика из «Операции «Ы», снятой почти через сорок лет, когда, после десятилетий вымаривания, интеллигенция, все эти физики и лирики, была ненадолго вновь поднята на щит. Напомним его незамысловатый сюжет. Девушка предпочитает здоровенному водолазу хилого студента; водолаз, разумеется, избивает его, — но этот упрямый очкарик стал регулярно, где бы они ни встречались, «ударять товарища водолаза по морде». Ответные удары быстро укладывают студента «на шинельку», но по выздоровлении он продолжает свою упорную месть. Водолаз, доведенный до полного расстройства нервов, просит прощения… Рассказ, как видим, весьма символичен.

Главный объект насмешек Зощенко и непреходящий повод для его скрытой горечи — не «бюрократ» или «обыватель», а та сложившаяся в Советской России духовная, а точнее, бездуховная атмосфера, которая порождает и поощряет и того и другого. Избегая прямых политических обличений, Зощенко выносит завуалированный приговор не «наследию проклятого прошлого», но вполне современному мертвящему режиму. Положительный же его герой — не кто иной, как «недобитый интеллигент», человек, хранящий в душе остатки возвышенного. К сожалению, в мире торжествующего хама он явно обречен.

Лишь позже, в рассказе этого писателя «Хорошая игра» (май 1945 года), появляется особый нюанс, которого не было в его произведениях 20-30-х годов: надежда автора на новое поколение. Случай беспримерный: в то время, когда каждый советский писатель был просто обязан сочинять пафосную военную патриотику, Зощенко пишет скромный рассказ о добрых и вежливых детях. В заключение рассказа авторы предлагает взрослым поучиться у них, «и тогда не только на фронте будут одержаны великие победы». Может, из этих-то детей и вырастет новый призыв русской интеллигенции?..

Эта надежда, пожалуй, осуществилась в лице представителей литературно-художественной богемы шестидесятых годов, диссидентов семидесятых и наивно-бескорыстных общественных деятелей перестроечных восьмидесятых. Появление таких типажей — закономерное следствие духовного развития, которому способствовали и лучшие образцы отечественной литературы советской поры.

Советская интеллигенция

После того как в советской культуре понятие «интеллигент» оказалось все же реабилитировано, сам Ленин был признан неким эталоном этого типа личности, носителем величайшей культуры и образованности. Один из выдающихся русских писателей последнего времени Владимир Солоухин на этот счет высказался так: «Нельзя было бы, любя интеллигенцию или хотя бы не ненавидя ее, убить Гумилева, выплеснуть за пределы страны десятки и сотни тысяч образованных, культурных людей, цвет нации, общества: писателей, художников, артистов, философов, ученых, балерин, шахматистов… А офицеры? Ведь их […] по всем городам России расстреливали десятками тысяч, а ведь офицер — это тоже интеллигент, если он и не совмещает в себе, подобно Гумилеву, офицерского звания и политического дарования. […] Интеллигенция уничтожалась с «заделом» вперед на многие годы».

Разумеется, человек, истребляющий интеллигенцию, сам интеллигентом являться не может. Впрочем, не был ли Владимир Ильич все-таки зачинателем некоей новой ее разновидности — советской, с абсолютно другими представлениями о морали?

Принято считать, что интеллигент в первом поколении как бы неполноценен. Луначарский, который, впрочем, имел прямое отношение к большевистским зверствам («эта гадина», отозвался о нем Бунин), говорил, что для осознания себя истинным интеллигентом нужно три университета, первый из которых закончил твой дед, второй — отец, а третий — ты сам. Однако ясно, что наличие диплома (а также дипломов дедушкиного и отцовского) о высшем образовании само по себе еще не гарантирует внутренней культуры и серьезного интеллекта. А в ситуации, когда большинство образованных людей старой России было уничтожено или вынуждено эмигрировать, откуда взяться настоящим интеллигентам даже и в понимании Луначарского?..

Однако советская интеллигенция все же появилась: это название априори было присвоено всем, кто занимался т.н. умственным (то есть не физическим) трудом. Любопытно отметить поверхностный лоск и ханжество советской власти, ее вечное радение о «духовности», под прикрытием которого творилось любое беззаконие. (По сей день против, скажем, бездуховной, агрессивной и так далее массовой культуры особенно яро протестуют именно коммунисты, т.е. идеологические наследники тех людей, каждое злодеяние которых с лихвой перевесит все американские «ужастики» вместе взятые — не говоря уж о том, что фильмы представляют собой фантазию, в отличие от проделок ЧК-НКВД-МГБ-КГБ.) В русле этого радения государство заботилось о людях «интеллигентных» профессий, «обласкивая» верных режиму ученых (особенно работавших на «оборонку»), писателей, артистов… Они пользовались разнообразными льготами и привилегиями, имели высокий социальный статус, а их доходы серьезно превышали среднестатистические советские зарплаты. Это относилось, правда, только к научно-технической и культурной элите — мизерная зарплата рядовых инженеров и смехотворные официальные ставки за артистический труд были притчей во языцех.

Обеспечивая высокий по советским стандартам уровень жизни избранных интеллектуалов, власть, однако, никогда не отказывалась от известного марксистско-ленинского постулата, гласящего, что интеллигенция — лишь некая «прослойка» между классами. На протяжении десятилетий отечественная публицистика, литература и кинематограф воспевали преимущественно «простых тружеников». Интеллигент если и появлялся на экране или на страницах книг, то в образе «милого чудака», который и укоренился в массовом сознании: очки, рассеянность, физическая немощь, житейская неприспособленность — словом, нечто комическое, карикатурное.

С другой стороны, жизненные реалии все больше убеждали граждан СССР, что быть «работником умственного труда» в целом «легче» и лучше, чем пролетарием, как бы пропаганда ни старалась доказать обратное. Соответственно рос престиж высшего образования. Наша страна вышла на первое место в мире по числу дипломированных специалистов. Язык не повернется сказать — «по числу интеллигентов». Тем не менее мы вряд ли ошибемся, если скажем, что отныне на репутацию интеллигентного человека в глазах общества мог рассчитывать только тот, кто имел документ об окончании высшего учебного заведения. Отсутствие институтского или университетского диплома стало некоей «черной меткой», означающей априори низкий социальный статус индивида. (Это соответствовало и общей государственной политике: скажем, публично музицировать на законном основании мог только член Союза композиторов, издавать книги — только член Союза писателей; иначе говоря, на право заниматься каким бы то ни было «умственным трудом» требовалось документально оформленное «официальное разрешение».)

Между всеми категориями советской интеллигенции общим было одно: чем больше времени проходило, чем дальше отодвигались в прошлое времена становления Советской власти, тем слабее становилась власть коммунистической догмы, тем сильнее лучшие представители «прослойки» тяготели к образу мысли дореволюционных интеллигентов. Иными словами, советская интеллигенция постепенно переставала быть советской: от взращенного хрущевской «оттепелью» поколения «шестидесятников», которое видело альтернативу сталинщине в некоем «подлинном ленинизме» (мерзости которого были строго засекречены), — к интеллектуалам 70-х с их «кухонным» вольнодумством, из среды которых вышли т.н. диссиденты, которые вели деятельность уже откровенно антисоветскую. Появился самиздат, отражающий эту подспудную, теневую духовную жизнь, работу независимой от официальной идеологии мысли.

При этом интеллигенция снова — как во второй половине XIX века — разделилась на западников и славянофилов, в современной терминологии — либералов-рыночников и национал-патриотов. Эти группировки, существующие и противоборствующие по сей день, объединяло неприятие (частичное или полное) существующего положения дел в стране. В итоге к исходу брежневской поры (т.н. застоя) сложилась ситуация, когда практически ни один человек, причисляемый к духовной элите нации, не мыслил в соответствии с официальными партийными установками. Таким образом (опять же как в дореволюционную эпоху!) в понятие «интеллигентный человек» составной частью вошла оппозиционность по отношению к государственной власти.

В этом был залог крушения социалистической системы в СССР. Но та эпоха, которая началась после августа 1991 года, многим интеллигентам, так рьяно ее приближавшим, также оказалась не по вкусу…

Судьба современной российской интеллигенции

В постсоветское время вопрос: «Что такое интеллигентный человек?» — опять вызывает споры. Утвердилась мысль о том, что интеллигентам «старой закваски» выжить в условиях «дикого российского капитализма» практически невозможно.

С одной стороны, мы видим реализацию либеральных идей, вызревших в «кухонных» разговорах советских интеллектуалов. С другой — рыночные преобразования привели к «пришествию Хама», т.е. пресловутого нового русского — человека из уголовной среды с огромными доходами, который жаждет привести всю окружающую жизнь в соответствие со своими, с позволения сказать, духовными запросами. Кроме того, интеллигенция перестала пользоваться финансовым благоволением государства. Профессии, не связанные с частным предпринимательством, такие, как врач, учитель, ученый, музейный и библиотечный работник, стали отныне почти монашеским служением, не означающим никаких материальных благ.

Создается впечатление, что эта разновидность интеллигентов, которых так много в русской провинции — самоотверженные бессребреники, посвящающие жизнь воспитанию детей, науке или культуре, — не нужна новой России (как «чеховские интеллигенты» были не нужны России советской) и обречена: в лучшем случае — на эмиграцию в более благополучные страны («утечка мозгов»), а в худшем — на физическое вымирание. Ей на смену по идее должен прийти другой тип, способный успешно действовать в новых реалиях, — сочетающий глубокие знания и личную культуру с деловыми, коммерческими способностями, с т.н. хваткой. В конце концов любое из бесчисленных популярных руководств на тему «Как преуспеть в жизни» говорит о том, что интеллигентность по большому счету коммерчески выгодна: с интеллигентным человеком приятнее вести дела, а значит, и добьется он в бизнесе большего, чем некультурный субъект.

Но справедливо ли это для нынешней России — с нашим специфическим «менталитетом”? Чаще всего, к сожалению, в нашей стране мы наблюдаем что-то одно: либо жизненный и финансовый успех, либо внутренняя культура. За внешним сценически-телевизионным лоском наших новых «властителей дум» часто кроется внутренняя гнильца. На примере иных наших политиков можно лишний раз убедиться, что ни образование, ни должность сами по себе не создают интеллигента (как тут не вспомнить пресловутого «сына юриста», имеющего два высших образования и докторскую степень). Связано это, видимо, с тем, что нам еще далеко до «цивилизованного» капитализма (который модно называть «постиндустриальным обществом») развитых стран Запада. Преуспеть в нашем “диком капитализме” проще всего людям, способным шагать по трупам, причем не так уж редко в буквальном смысле. Любое крупное коммерческое мероприятие, в том числе и в сфере культуры, предполагает связь с преступным миром.

Можно ли назвать интеллигентом самого лощеного человека, который уголовными способами расправляется, например, со своим конкурентом по бизнесу? В старорусском смысле — естественно, нет. Но «эталонные» представители интеллигенции, на которых следовало бы равняться, к сожалению, постепенно уходят. Со смертью каждой такой личности беднеет жизнь, исчезают зримые образцы духовного совершенства, и мы, кажется, скоро будем называть интеллигентом любого удачливого менеджера, если он чисто выбрит и в дорогом костюме…

Что такое: интеллигентный человек?

Нам кажется уместным процитировать по этому поводу одного из несомненных русских интеллигентов — Александра Солженицына. Откроем «Архипелаг ГУЛАГ»:

«В Советском Союзе это слово [интеллигенция. — Авт.] приобрело совершенно извращенный смысл. К интеллигенции стали относить всех, кто не работает (и боится работать) руками. Сюда попали все партийные, государственные, военные и профсоюзные бюрократы. Все бухгалтеры и счетоводы — механические рабы Дебета. Все канцелярские служащие. С тем большей легкостью причисляют сюда всех учителей (и тех, кто не более, как говорящий учебник, и не имеет ни самостоятельных знаний, ни самостоятельного взгляда на воспитание). Всех врачей (и тех, кто способен только петлять пером по истории болезни). И уж безо всякого колебания относят сюда всех, кто только ходит около редакций, издательств, кинофабрик, филармоний, не говоря уж о тех, кто публикуется, снимает фильмы или водит смычком.

А между тем ни по одному из этих признаков человек не может быть зачислен в интеллигенцию. Если мы не хотим потерять это понятие, мы не должны его разменивать. Интеллигент не определяется профессиональной принадлежностью и родом занятий. Хорошее воспитание и хорошая семья тоже еще не обязательно выращивают интеллигента. Интеллигент — это тот, чьи интересы и воля к духовной стороне жизни настойчивы и постоянны, не понуждаемы внешними обстоятельствами и даже вопреки им. Интеллигент — это тот, чья мысль не подражательна«.

Мне, пожалуй, нечего добавить к этому высказыванию, в котором заключена и критика общепринятого, обывательского представления об интеллигенции, бытующего по сей день, и одно из самых точных, на наш взгляд, определений этого понятия во всей русской литературе.

Заключение

Мы рассмотрели вкратце, что представляло собой понятие «интеллигентный человек» в разные периоды отечественной истории. Во все времена оно несло определенную идеологическую нагрузку, которая во многом искажала саму его суть. Не стало исключением и время, в которое мы живем: интеллигенции «предписывается» видоизмениться сообразно рыночным отношениям.

В противовес этому нам кажется правильным рассматривать интеллигентного человека в отрыве от политико-экономических реалий — как прежде всего определенный психологический тип личности. Интеллигент сочетает личную культуру и образованность с высокими нравственными принципами и потребностью в постоянном духовном совершенствовании. Такие люди независимо от рода занятий составляют цвет нации. Сеющие в обществе «разумное, доброе, вечное», они необходимы любому народу и государству, претендующему хотя бы на самосохранение, не говоря уже о выдающейся роли в мировой жизни.

Определение интеллекта от Merriam-Webster

ин · тел · лигент | \ in-ˈte-lə-jənt \ 1а : имеющий или указывающий на высокий или удовлетворительный уровень интеллекта и умственных способностей б : раскрывая или отражая здравое суждение или здравую мысль : умелый

2а : обладающий интеллектом

б : способна производить печатные материалы из цифровых сигналов умный копировальный аппарат

15 привычек по-настоящему умных людей | Джессика Уайлдфайр

В течение многих лет я учила одаренных подростков — достаточно долго, чтобы знать, как это звучит, когда кто-то поднимает их IQ.Самые ленивые в интеллектуальном отношении люди, которых я встречал, одержимы своим интеллектом.

Это разрушает все их отношения.

Я также провел годы, обучая студентов, занимающихся вопросами развития, тех, от которых все остальные отказались — тех, кому сказали, что им нужно больше «лечебных» классов, прежде чем им позволят брать настоящие.

Двенадцать лет обучения преподали мне один большой урок: разница между интеллектом и невежеством не в IQ или когнитивных способностях. Обычно это зависит от вашего образа мыслей.

Вот что делают по-настоящему умные люди — независимо от того, откуда они и как выглядят:

1. Они не говорят о том, насколько они умны.

Потому что в этом нет необходимости. Если вы всегда делаете и говорите умные вещи, люди замечают это. Умных людей не интересует, как их воспринимают. Они заняты развитием своего ума.

2. Они лучше всего учатся путем подражания.

Небольшое руководство полезно для всех, но умные люди предпочитают сначала смотреть, что делают профессионалы.Они реконструируют успех, изучая то, что работает, а затем пробуют это.

3. Они пытаются во всем разобраться сами.

Никто не может научить себя абсолютно всему. Но первый шаг умного человека — не просить о помощи или пошаговых инструкций. Они хотят экспериментировать и решать проблемы. Занимаясь этим, они развивают все виды ментальных мышц и обычно могут плавать самостоятельно.

Они нормально тонут на несколько секунд.

Умные люди хотят сначала немного побороться.Умный человек может выглядеть упрямым, но на самом деле он самодостаточен. Вы не добьетесь этого, если слишком рано откажетесь и позволите кому-то делать что-то за вас или проведете вас через каждый этап каждого процесса.

4. Они всегда охотятся за знаниями.

Умные люди сосредотачиваются на том, что они хотят знать, а не на том, что они уже знают — или на том, что может кого-то впечатлить.

5. Они не хвастаются тем, что знают.

Умные люди применяют свои знания. Они не хранят его в ящике с трофеями для демонстрации.

6. Соединяют точки.

Умные люди ищут связи между разными вещами. Они читают разные области и дисциплины. Они могут перенести идею из одного контекста в другой и распаковать ее.

7. С когнитивным диссонансом все в порядке.

Мир все время противоречит сам себе. Умные люди могут одновременно держать в голове две противоречивые идеи и находить способы восхищаться каждой из них за ее сильные стороны и достоинства.

8.Они задают много вопросов.

Умные люди знают, что никогда не поймут, как все работает, но все равно хотят попробовать.

Это может противоречить признаку самодостаточности. Но умным людям становится любопытно. Иногда им нравится задавать шквал вопросов, прежде чем они вскочат и запачкают руки.

9. Они абстрагируются от своего опыта.

Умный человек находит закономерности в обычных вещах и масштабирует их. Они всегда наблюдают за крошечными частями жизни, которые не замечают все остальные, и выясняют, как их объяснить.Объяснения становятся теориями и могут привести к огромным прорывам.

10. Они ищут загадки и парадоксы.

То, что не поддается объяснению, похоже на рождественский подарок для умного человека. Им нравится думать о вещах, которые не могут иметь или не должны иметь смысла, потому что они знают, что что-то вызывает это, — они просто еще не знают, что это такое.

11. Они не зацикливаются на крохах.

Умные люди могут позволить кому-то вести себя как придурок, если они делают это там, — и не мешают.

12. Они двигаются медленно, пока не достигнут скорости деформации.

Вспомните, когда вы в последний раз видели умного человека в действии. Они сидели тихо несколько минут, пока все остальные ссорились и вели себя на публике. Или они погасли на несколько дней, пока все остальные носились. Если вы не так хорошо знаете умного человека, вы можете сначала подумать, что он тупой или ленивый. Затем они говорят или делают что-то настолько блестящее, что все меняет. То, что они делают, — это прежде чем что-либо делать, когда они думают о проблеме.

13. У них нет проблем с отказом.

Любой неудачный эксперимент — это просто информация. Может быть, он не оплачивает счета или грабли по грантам, но он всегда на шаг ближе к той эврике, которую они ищут. Они невосприимчивы к неудачам, потому что они запеклись.

14. Они не пытаются казаться умными.

Вы знаете, что разговариваете с умным человеком, когда вы, , чувствуете себя умнее после разговора, потому что они объяснили что-то сложное таким простым способом, что почти любой может это понять.

14-б. Они заставляют всех вокруг чувствовать себя умными.

См. Выше. Я просто хотел это подчеркнуть. Часто можно встретить умных людей, хвалящих других за интеллект человек.

15. Они не всегда используют громкие слова.

Умные люди используют правильное слово. Иногда это громкое слово, а иногда простое.

Основная привычка: они практикуют сочувствие.

Если есть одна привычка, которая преобладает над всеми остальными, это сочувствие.Умные люди пытаются мыслить с самых разных точек зрения. Они пытаются понять, как их действия влияют на всех, а не только на них самих или на горстку людей, которые им небезразличны или с которыми они согласны.

Обычно мы не воспринимаем сочувствие как умственный процесс, но это так. Чувства возникают в нашем мозгу, и они связаны с мыслями.

Мы склонны считать, что наука и логика противоречат сочувствию, что они холодны. Они этого не делают, и это не так. Интеллект — это забота о том, что происходит в мире вокруг вас, и о том, как вы в него вписываетесь.

Объективности не бывает: нужно только принимать во внимание мнения и чувства каждого, прежде чем что-то делать.

(Или что-нибудь сказать.)

Им также нравится слушать аргументы и дебаты больше, чем прыгать в их середину. Они оставляют место для других голосов, кроме своего собственного. Они знают, что вы становитесь умнее, слушая, обучаясь и наблюдая.

Удивительные недостатки умен

Лучшее за 2015 год | Психология

Удивительные недостатки ума

(Изображение предоставлено Getty Images)

Может ли высокий интеллект быть обузой, а не благом? Дэвид Робсон расследует.

Если невежество — это блаженство, может ли высокий IQ равняться несчастью? Таково было бы общественное мнение. Мы склонны думать, что гении страдают от экзистенциальной тоски, разочарования и одиночества. Подумайте о Вирджинии Вульф, Алане Тьюринге или Лизе Симпсон — одиноких звездах, изолированных, даже если они горят самым ярким светом. Как писал Эрнест Хемингуэй: «Счастье в умных людях — самое редкое, что я знаю».

Вопрос может показаться тривиальным, касающийся немногих избранных, но предлагаемые им идеи могут иметь разветвления для многих.Большая часть нашей образовательной системы направлена ​​на улучшение академического интеллекта; хотя его пределы хорошо известны, IQ по-прежнему является основным способом измерения когнитивных способностей, и мы тратим миллионы на тренировку мозга и средства улучшения когнитивных функций, которые пытаются улучшить эти показатели. Но что, если поиски гения сами по себе бессмысленны?

Беспокойство может быть обычным явлением среди очень умных людей (Источник: Thinkstock)

Первые шаги к ответу на эти вопросы были предприняты почти столетие назад, в разгар эры американского джаза.В то время новомодный тест на IQ набирал обороты после того, как зарекомендовал себя в вербовочных центрах Первой мировой войны, и в 1926 году психолог Льюис Терман решил использовать его для выявления и изучения группы одаренных детей. Прочесывая школы Калифорнии в поисках крем-де-ла-крем, он отобрал 1500 учеников с IQ 140 или выше, 80 из которых имели IQ выше 170. Вместе они стали известны как «термиты», и взлеты и падения их жизни все еще изучается по сей день.

Как и следовало ожидать, многие термиты действительно добились богатства и славы — в первую очередь Джесс Оппенгеймер, сценарист классического ситкома 1950-х годов «Я люблю Люси».Действительно, к тому времени, когда его сериал вышел в эфир на CBS, средняя зарплата термитов была вдвое выше средней зарплаты белых воротничков. Но не вся группа оправдала ожидания Термана — многие работали по более «скромным» профессиям, например, полицейские, моряки и машинистки. По этой причине Терман пришел к выводу, что «интеллект и достижения далеко не полностью взаимосвязаны». Их ум тоже не принес личного счастья. В течение их жизни уровень разводов, алкоголизма и самоубийств был примерно таким же, как в среднем по стране.

Одиноко быть умным (Источник: Thinkstock)

Когда термиты впадают в старческое слабоумие, мораль их истории — что интеллект не означает лучшую жизнь — повторяется снова и снова. В лучшем случае высокий интеллект не повлияет на ваше удовлетворение жизнью; в худшем случае это может означать, что вы менее удовлетворены.

Нельзя сказать, что каждый с высоким IQ — измученный гений, как можно предположить в популярной культуре, но, тем не менее, это вызывает недоумение. Почему преимущества более острого интеллекта не окупаются в долгосрочной перспективе?

Тяжелое бремя

Одна из возможностей состоит в том, что знание ваших талантов становится чем-то вроде шара на цепи.Действительно, в 1990-х годах выживших термитов попросили оглянуться на события за их 80-летнюю жизнь. Вместо того, чтобы наслаждаться своими успехами, многие сообщали, что их мучило чувство, что они каким-то образом не оправдали своих юношеских ожиданий.

Ранние успевающие не всегда добиваются успеха (Источник: Thinkstock)

Это чувство бремени — особенно в сочетании с ожиданиями других — является повторяющимся мотивом для многих других одаренных детей.Самый примечательный и печальный случай касается вундеркинда математики Суфии Юсофа. Поступив в Оксфордский университет в 12 лет, она бросила учебу, прежде чем сдать экзамен, и начала работать официанткой. Позже она работала девушкой по вызову.

Еще одна распространенная жалоба, которую часто можно услышать в студенческих барах и интернет-форумах, заключается в том, что более умные люди каким-то образом имеют более четкое представление о мировых ошибках. В то время как остальные из нас зашорены экзистенциальной тревогой, более умные люди лежат без сна в агонии над человеческими условиями или глупостями других людей.

Постоянное беспокойство на самом деле может быть признаком интеллекта — но не так, как предполагали эти кабинетные философы. Опрашивая студентов в кампусе на различные обсуждаемые темы, Александр Пенни из Университета МакЭвана в Канаде обнаружил, что люди с более высоким IQ действительно испытывали большее беспокойство в течение дня. Интересно, что большинство забот были повседневными, повседневными; студенты с высоким IQ гораздо чаще повторяли неловкую беседу, чем задавали «важные вопросы».«Дело не в том, что их опасения были более серьезными, просто они просто чаще беспокоятся о других вещах», — говорит Пенни. «Если случалось что-то плохое, они думали об этом больше».

Проникнув глубже, Пенни обнаружил, что это, по-видимому, коррелирует с вербальным интеллектом — типом, который проверяется словесными играми в тестах на IQ, по сравнению с умением решать пространственные головоломки (что на самом деле, казалось, снижает риск беспокойства). Он предполагает, что большее красноречие может также повысить вероятность вербализации тревог и размышлений о них.Однако это не обязательно недостаток. «Может быть, они решали проблемы немного больше, чем большинство людей», — говорит он, — что могло бы помочь им учиться на своих ошибках.

Умственные слепые зоны

Однако суровая правда заключается в том, что больший интеллект не означает более мудрые решения; на самом деле, в некоторых случаях это может сделать ваш выбор более глупым. Кейт Станович из Университета Торонто в течение последнего десятилетия проводил тесты на рациональность и обнаружил, что справедливое, беспристрастное принятие решений в значительной степени не зависит от IQ.Рассмотрим «предубеждение в мою сторону» — нашу склонность быть очень избирательными в собираемой информации, чтобы она укрепляла наши прежние взгляды. Более просвещенный подход заключался бы в том, чтобы оставить свои предположения за дверью при построении аргументации, но Станович обнаружил, что более умные люди делают это почти не чаще, чем люди с явно средним IQ.

Члены общества с высоким IQ Mensa не застрахованы от веры в паранормальные явления (Источник: Thinkstock)

Тенденция полагаться на инстинкты, а не на рациональное мышление, также может объяснить, почему удивительно большое количество членов Mensa верят в паранормальные явления; или почему кто-то с IQ 140 примерно в два раза чаще использует свою кредитную карту.

Действительно, Станович видит эти предубеждения во всех слоях общества. «Сегодня в нашем мире полно дизрационалий — людей, совершающих иррациональные поступки, несмотря на более чем достаточный интеллект», — говорит он. «Люди, навязывающие родителям мем против вакцинации и распространяющие дезинформацию на веб-сайтах, как правило, обладают более чем средним интеллектом и образованием». Ясно, что умные люди могут быть опасно и глупо введены в заблуждение.

Люди с IQ выше 140 имеют в два раза больше шансов потратить лишние деньги на свою кредитную карту (Источник: Thinkstock)

Итак, если интеллект не ведет к рациональным решениям и лучшей жизни, что же делает? Игорь Гроссманн из Университета Ватерлоо в Канаде считает, что нам нужно обратить внимание на вековую концепцию: «мудрость».Его подход более научен, чем может показаться на первый взгляд. «В концепции мудрости есть нечто неземное, — признает он. «Но если вы посмотрите на обычное определение мудрости, многие согласятся, что это идея человека, который может выносить объективные суждения».

В одном эксперименте Гроссманн поставил своих добровольцев перед различными социальными дилеммами — от того, что делать с войной в Крыму, до душевных кризисов, о которых рассказала дорогая Эбби, тётя агонии Washington Post. Пока волонтеры говорили, группа психологов оценила их аргументацию и слабость как предвзятость: был ли это аргументированный аргумент, были ли кандидаты готовы признать пределы своих знаний — их «интеллектуальное смирение» — и игнорировали ли они важные детали. это не соответствовало их теории.

Успешные люди склонны сетовать на возможности, упущенные в их жизни (Источник: Thinkstock)

Высокие баллы, как оказалось, предсказывают большее удовлетворение жизнью, качество отношений и, что особенно важно, снижение беспокойства и размышлений — все качества, которые, кажется, отсутствуют в классически умные люди. Более мудрые рассуждения, казалось, даже обеспечивали более долгую жизнь — те, кто набирал более высокие баллы, с меньшей вероятностью умирали в последующие годы. Важно отметить, что Гроссманн обнаружил, что IQ не был связан ни с одним из этих показателей и, конечно же, не предсказывал большей мудрости.«Очень проницательные люди могут очень быстро привести аргументы [в пользу] того, почему их утверждения верны, но могут делать это очень предвзято».

Приобретенная мудрость

В будущем работодатели вполне могут начать тестирование этих способностей вместо IQ; Google уже объявил, что планирует проверять кандидатов на такие качества, как интеллектуальное смирение, а не на чистую когнитивную доблесть.

К счастью, мудрость, вероятно, не высечена на камне — независимо от вашего IQ.«Я твердо верю, что мудрости можно научить», — говорит Гроссманн. Он отмечает, что нам часто легче отказаться от своих предубеждений, когда мы думаем о других людях, а не о себе. Таким образом, он обнаружил, что простое обсуждение ваших проблем в третьем лице («он» или «она», а не «я») помогает создать необходимую эмоциональную дистанцию, уменьшая ваши предрассудки и приводя к более разумным аргументам. Будем надеяться, что дальнейшие исследования предложат много похожих трюков.

Задача состоит в том, чтобы заставить людей признать свои собственные слабости.Если вы всю жизнь могли почивать на лаврах своего интеллекта, было бы очень трудно признать, что он ослеплял ваши суждения. Как сказал Сократ: на самом деле мудрейший человек может признать, что ничего не знает.

Поделитесь этой историей на Facebook , Google+ или Twitter .

Подробнее:

Чрезвычайно умные люди делают эти 9 вещей на регулярной основе

Неважно, думаем ли мы о выдающихся специалистах или о настоящих гениях, всегда интересно знать, как лучшие и самые талантливые думают и действуют.

И хотя никогда не может быть всеобъемлющего ресурса, который бы точно отражал универсальные модели всех чрезвычайно умных людей, довольно легко выявить общие модели поведения и мышления.

И это тоже хорошая идея. Почему? Потому что, зная, как действуют самые умные люди, мы можем адаптировать свое поведение, чтобы оно больше походило на их — или, по крайней мере, извлекать подсказки из этой информации — и в результате быть более эффективными.

И, как отказ от ответственности, когда я думаю об умном человеке, я имею в виду , а не , имея в виду члена Mensa, который ничего не делает со своей жизнью, но требует высокого IQ.

Умный человек — это не только человек с высоким IQ, но и тот, кто разумно применяет свои знания. На мой взгляд, интеллект — это одна часть содержания (умственные способности) и четыре части приложения.

То, как кто-то применяет данный им интеллект, является истинным признаком их общего интеллекта в целом , и чрезвычайно умные люди знают это и неустанно стремятся согласовать свои действия со своими мыслями и идеалами.

Признак умных людей — их способность контролировать свои эмоции с помощью разума.

— Марья Маннес

Вот девять вещей, которые делают чрезвычайно умные люди:

1. Они остаются рациональными

Чрезвычайно умные люди могут быть духовными, а могут и не быть, однако одно можно сказать наверняка: они пытаются жить своей жизнью, основываясь на здравом доверии, которым отмечается все, что они делают.

Они не верят во что-то только потому, что кто-то говорит им об этом, или потому, что они читают это в Интернете, и они не верят во что-то, потому что кто-то харизматичный кричит об этом с трибуны — они думают сами за себя и очень осознают силу влияния.

2. Они осознают баланс и по-прежнему идут на жертвы

Чрезвычайно умные люди прекрасно осознают тот факт, что в нашей жизни есть только определенное количество часов в день, дней в году и лет.

Они осознают важность баланса, однако они также осознают свою непостоянство и ограниченность ресурсов, поэтому часто намеренно нарушают это чувство баланса и идут на жертвы ради достижения своих главных целей.

3. Они дружат со своими недостатками

Умные люди, как правило, очень осведомлены о себе, поэтому они осознают свои ошибки.

И хотя поначалу очень трудно не побороть себя за эти ошибки, со временем они учатся ориентироваться и смиряться с ними. Таким образом, они чувствуют себя комфортно в собственной обуви.

4. У них есть мнение обо всем

Хотя это качество не всегда полезно, чрезвычайно умные люди склонны иметь мнение обо всем и обо всем, учитывая, что их ум настолько активен, что работает почти безостановочно.

Это помогает в некоторых ситуациях, но, как было предложено выше, в других случаях действительно не помогает.В целом, это в основном побочный продукт сверхактивного ума. Однако это отличительная черта очень умного человека.

5. Они избегают импульсивных решений

Следуя той же сознательной теме, которую мы затронули несколько пунктов назад, чрезвычайно умные люди очень сознательны в своих мыслях и действиях.

Это означает, что они не спешат с первой идеей, импульсом, влиянием или толчком. Они усваивают информацию, а затем сначала сравнивают ее со всем, что знают, а затем решают, должна ли информация влиять на них или нет.

6. Они не считают себя очень умными

Чрезвычайно умные люди знают, что они не знают большего, чем то, что они делают.

По-настоящему умные люди не самонадеянны или самоуверенны. Фактически, они часто летят в противоположном направлении и открыто заявляют, что они более заблудшие и менее защищенные, не столько потому, что они в большей степени, чем другие люди, а потому, что они более остро осознают это в себе, чем средний человек.

Однако не все так плохо.Это часто приводит к тому, что чрезвычайно умные люди испытывают чувство удивления по поводу жизни, которого обычный человек никогда не осознает, зная, что им еще предстоит узнать и открыть для себя гораздо больше.

7. Они принимают свою причудливость.

Чрезвычайно умные люди, как правило, оказываются посторонними, потому что они не те, что многие назвали бы «нормальными». Фактически, простая демонстрация невероятного интеллекта часто укрывает человека от других из-за ревности, которую другие люди испытывают к ним.

Однако более того, чрезвычайно умные люди склонны быть причудливыми, а иногда даже вызывающими.Таким образом, они изгои не только из-за других, но и изгнаны по собственному желанию.

8. Часто идут своим путем

В том же духе чрезвычайно умные люди склонны ставить под сомнение общепринятое мнение и следовать своим собственным путем.

Поскольку чрезвычайно умные люди могут видеть вещи по-другому, они склонны бросать вызов традиционным мнениям. И, в результате, они идут по собственному пути, основанному на этих знаниях.

9.Они осознают постоянно меняющуюся природу жизни

Чрезвычайно умные люди склонны замечать тенденции, самой важной из которых является тот факт, что все умирает или исчезает со временем (то есть непостоянство).

Из-за этого они, как правило, более рефлексивны и действуют так, как подобает этим знаниям. Однако отличается то, как кто-то воспринимает эти знания.

Это потому, что необходимо более глубокое понимание непостоянства, чтобы увидеть в нем прекрасную истину, тогда как его отсутствие часто заставляет нас рассматривать это как удручающий факт.

5 признаков высокоинтеллектуального человека

Есть веские причины оценить умственную активность человека.

Например, если вы берете совет, проводите собеседование или общаетесь, полезно знать, с чем вы работаете. Многие из лучших менеджеров отлично читают свою аудиторию.

Если вы ищете одноразовый способ определить блеск, прекратите читать сейчас. Если вы ищете исключения из следующих пунктов, вы сможете их найти.Следующее является коррелятивным, а не причинным. Это упражнение в нюансах. Потому что в нюансах вы найдете большинство ответов.

Они проявляют интеллектуальное смирение

Я работал в сфере финансов и больше всего ненавидел это. Однако одним из немногих преимуществ были люди. Индустрия привлекает и нуждается в умных людях. Следовательно, нанимая успешных кандидатов, мы быстро их читаем. Собеседование сложно, потому что каждый делает все возможное и пытается казаться умным, как, возможно, и следует.

Менеджер научил нас трюку: задать вопрос, на который кандидат не знает ответа. Затем посмотрите, как они действуют. Очень хорошим знаком было то, что они могли просто признать, что не знают, а не фальсифицировать это и принудительно скормить ответ.

Это признание является признаком интеллектуального смирения, которое связано с лучшим принятием решений. Это особенно полезно в отрасли, страдающей высокомерием. Смиренные в интеллектуальном отношении люди оспаривают свои выводы, основанные на доказательствах и отзывах других.В качестве упрощенного примера вы увидите это, когда люди скажут: «Судя по тому, что я видел, это могло быть правдой». Вместо того, чтобы сказать: «Это определенно правда». Они считают свои наблюдения открытыми для критики. Они ценят истину выше эго.

Очевидные признаки часто являются достоверной точкой данных

Например, люди, которые отказываются от социальной дистанции, обычно менее умны. Люди, которые читают в свободное время, умнее тех, кто этого не делает. То, что делают умные люди, как правило, делают более умные люди.

Много лет назад я работал в магазине подержанного спортивного инвентаря. 10-летний ребенок пришел купить бейсбольный шлем. Я назвал ему цену. Он поднял шлем, осмотрел его, затем снова посмотрел на меня: «Можешь скинуть пару баксов? Я имею в виду, посмотрите на эти вмятины. Он указал на вмятины. Я улыбнулся и сделал ему скидку.

Когда он ушел, я подумал: «У этого ребенка все будет хорошо». Хитрость, уличный ум и быстрое мышление коррелируют с интеллектом.Фактически, ученые из Йельского университета обнаружили, что уличные навыки так же важны для сотрудников, как и их академический интеллект. Проще говоря, вы можете быть посредственным учеником с большим уличным умом и в дальнейшем добиться большого успеха.

Есть недавно популярная фраза: «Это так мета». Мета означает, что что-то ссылается на себя. Например, статья на Medium, посвященная статьям на Medium, — это мета. Видеоигра, в которой вы играете персонажем, играющим в видеоигру, — это мета. Как известно, Луковица сделала это с «World of Warcraft.

В связи с этим умные люди часто демонстрируют метапознание. Они рассказывают и анализируют собственный мыслительный процесс. Они объективны и критикуют свою природу. Они знают, когда и как они работают лучше всего. Простой пример мета-поведения — когда кто-то говорит: «Мне нужно занести это в свой календарь, иначе я не буду нести ответственность». Неудивительно, что люди с высоким метапознанием часто бывают отличными учениками и сотрудниками. Они используют свое самосознание в своих интересах.

Они знают, что убило кошку

Умным людям свойственно любопытство. Им не терпится узнать больше, углубиться в детали просто ради знания. В конце концов, вот как мы учимся, верно?

Любопытство — показатель интеллекта и у других животных. Например, было исследование с участием трех шимпанзе, обученных языку. Их работа заключалась в том, чтобы использовать клавиатуру, чтобы назвать пищу в недоступном контейнере. Призом, как вы уже догадались, была еда.Когда тестовая еда была видна, они просто нажимали правильную кнопку и получали еду. Когда еда была спрятана среди различных контейнеров, более сообразительные шимпанзе осмотрели и попытались заглянуть внутрь контейнеров, прежде чем дать свои ответы. Они знали, что шансы на победу будут выше, если они узнают больше.

Это исследование шимпанзе является основным примером, но показывает силу поиска информации (любопытство). И не забывайте, что у нас с шимпанзе 98,8% ДНК. Самые умные шимпанзе оцениваются по их способности терпеливо учиться и устранять проблемы.Звучит знакомо?

Самый сильный показатель интеллекта

Мой отец несколько десятилетий назад работал инженером в Военно-морской академии. Он не очень часто хвастается другими мужчинами. Чтобы произвести на него впечатление, нужно многое. Но один из его соседей по комнате, Чарли, был особенным одноклассником.

Они оба учились в классе промышленного инженера. Это был самый сложный курс, который он когда-либо посещал. Папа сказал, что они вернутся в комнату. Он занимался часами, в то время как Чарли занимался всего 20 минут, а затем возился со своей гитарой.У этого соседа по комнате все еще были более высокие оценки, чем у моего отца, который довольно сообразителен, и это безмерно раздражало его. Этот сосед по комнате стал профессором колледжа.

В основе пульсирующего интеллекта лежит способность упрощать сложные проблемы и решать их, как это сделал Чарли. Часто этот навык является генетическим. Сами люди не знают, как они это делают. Вы также можете развить навык. Однажды один профессор физики сказал мне: «Большая проблема — это просто совокупность маленьких проблем. Научитесь их разделять.«Все дело в подходе.

Заключение и вывод

Общество уделяет большое внимание разведке. Мы часто чувствуем давление, чтобы быть умными и ценить тех, кто есть. Никогда не забывайте о ценности доброты и уважения. У каждого человека своя комбинация навыков и даров, и их следует уважать как таковых.

Помните, что вне теста психолога нет реального способа измерить интеллект в одной точке данных. Но если они сделают эти пять вещей, очень высока вероятность, что они достаточно умны.

1. Они демонстрируют любопытство к получению дополнительной информации.
2. Они могут открыто признаться, когда чего-то не знают. Они знают и действуют в пределах своих возможностей.
3. Они могут решить сложные проблемы и сразу перейти к решению.
4. Они хорошо осведомлены о собственном мыслительном процессе. Они критикуют и понимают это. Они используют эти знания в своих интересах.
5. Они демонстрируют явные признаки интеллекта. Они быстро думают и обладают ситуационной осведомленностью.Они носят маску во время пандемии.

Эта статья впервые появилась на Medium.

9 вещей, которые делают самые умные люди

Люди часто говорят, что интеллект — это то, с чем рождаются счастливчики, но это не всегда так. Интеллект может быть как унаследованным, так и приобретенным. По мнению экспертов, окружающая среда может сильно повлиять на навыки вашего мозга и способ мышления. Как бы то ни было, было замечено, что все умные люди ведут себя одинаково и имеют много общего.

Мы в AdMe.ru покопались и обнаружили некоторые из вещей, которые делают все умные люди.

1. Они занимаются своим делом.

Умные люди избегают осуждать других и сплетничать. Они не занимаются «мелочными разговорами» и никогда не беспокоятся о том, что происходит в жизни других людей. На самом деле, согласно недавнему исследованию, умные люди наиболее счастливы, когда их оставляют в покое, чтобы они могли заниматься своими делами, не отвлекаясь.Они не одиночки, их мозгу просто нужно пространство, чтобы дышать и функционировать.

2. Они много шутят и обладают прекрасным чувством юмора.

Это несложно. Человек, способный превратить любую мелочь в шутку и рассмешить всех вокруг, — не что иное, как гений. Чтобы находить юмор в повседневной жизни, требуются удивительные творческие способности, и, по мнению ученых, идея о том, что творчество нравится интеллекту, восходит к прошлому.

И если вам нужно что-то еще убедить, позвольте нам поделиться с вами несколькими примерами. У Конана О’Брайена, известного американского комика, IQ составляет 160 баллов, в то время как нормальные люди обычно имеют рейтинг от 85 до 115. Фиби Баффей из ситкома « друзей», в исполнении Лизы Кудроу, набрала 154 балла в своем тесте на IQ. Вы делаете математику.

3. Они разговаривают сами с собой.

Знаете ли вы, что Альберт Эйнштейн, один из величайших гениев, которых когда-либо видел мир, говорил сам с собой? Исследователи обнаружили, что люди, которые часто говорят сами с собой, мысленно или вслух, умнее тех, кто этого не делает.

Разговор с самим собой обостряет ваш мозг, улучшает память и помогает упорядочить мысли. Это не «помешательство» — это называется гением!

4. Очень часто слушают музыку.

Все слушают музыку, но те, кого всегда замечают с наушниками, — настоящие гении. В недавнем исследовании было обнаружено, что люди, умеющие играть на музыкальных инструментах, не только обладают более высоким уровнем интеллекта, но и те, кто слушает музыку, часто также чрезвычайно умны.

Исследование также добавляет, что умные люди предпочитают слушать музыку без вокала песням с бессмысленными текстами, поэтому, если вы один из тех людей, которым нравятся биты и ритмы вместо слов, вы можете быть умнее, чем вы думаете.

5. Работают умно, а не усердно.

Вопреки распространенному мнению, умные люди не учатся и не работают все время. Вместо этого они на самом деле ленивы и по той же причине пытаются найти самый простой способ безупречно выполнять поставленные перед ними задачи.

Согласно науке, люди с меньшей физической активностью, как правило, более умны, чем те, кто все время суетится. У умных людей мозг постоянно работает, и, как следствие, им требуется меньше познаний по сравнению с другими.

6. Они всегда ищут ответы.

Умные умы любопытны. Их беспокоит, если даже один лист не перевернут. Они всегда ищут ответы и исследуют загадки. Согласно исследованию, желание узнать больше — явный признак превосходного интеллекта.Умные люди тоже много читают и часто ведут дневник, чтобы делать заметки.

7. Признают свои ошибки.

По словам Джеффа Безоса, основателя успешного торгового центра Amazon, самым большим признаком интеллекта является способность принимать ошибки и учиться на них. Никто не идеален, но те, кто открыто признают свои проступки, являются самыми умными.

По умолчанию люди склонны верить, что они правы, а другой — неправ.Но чтобы понять точку зрения другого человека и найти в себе недостатки, нужен высокофункциональный мозг.

8. Едят шоколад.

Любители шоколада, ваше время сиять! Согласно исследованию, регулярное употребление шоколада улучшает работу мозга и, как следствие, делает вас умнее и умнее. Было обнаружено, что люди, которые едят шоколад, часто имеют лучшую память и обладают хорошими познаниями и рассуждениями.

9. Они мало говорят.

Умные люди не участвуют в бесполезной болтовне. Им нравится держаться особняком, поскольку они всегда окружены своими мыслями. Было замечено, что более умные люди меньше разговаривают с другими, и этому есть причина. По мнению экспертов, умные люди более отстранены, потому что:

• Они слишком логичны, чтобы поддерживать разговор, если он им ни в коей мере не идет.
• Им все равно.Они скорее займутся чем-то продуктивным, чем будут сплетничать.

Со сколькими из вышеперечисленных знаков вы смогли соотнести? Как отделить умных людей от не очень умных? Дайте нам знать об этом в комментариях.

Иллюстрация Алены Софроновой для AdMe.ru

9 признаков того, что вы очень умный человек

Самые высокоинтеллектуальные люди не знают, что обладают интеллектом выше среднего.Интеллект — широко изучаемая тема. Некоторые из них обладают эмоциональным интеллектом, а другие отлично умеют решать проблемы. Вопреки распространенному мнению, память и логические рассуждения — лишь части интеллекта. Невозможность решать математические задачи или запоминать длинную прозу не делает вас менее умным человеком. В то время как популярная идея интеллекта по-прежнему страдает неправильной репутацией, есть некоторые общие черты, которые говорят о том, что вы можете быть исключительно умным человеком. Вам не нужно проходить тесты или задания на IQ для анализа этих черт.Вот 10 признаков того, что вы очень умный человек.

1. Ты сова

Существуют различные исследования, которые предполагают, что «совы» — люди, которые предпочитают поздно ложиться спать и наиболее продуктивны по ночам, имеют более высокий IQ, чем большинство людей. Это не имеет ничего общего с выработкой привычки учиться по ночам или читать по ночам. Их мозг более активен и эффективен ночью. Однако не путайте полуночников, которые спят поздно, с бессонницей.У них нет проблем с засыпанием или сном. Они просто поздно спят.

Кредиты изображений: Linkedin

Известно, что те, кто поздно спит, обладают большей продолжительностью концентрации внимания. Их мозгу, возможно, даже не нужно столько сна, как другим, чтобы отдохнуть и перезагрузиться. Если вы один из тех людей, которые могут быстрее учиться ночью или придумывать яркие идеи ночью, вы очень умный человек.

2. В вашей комнате хаос

Вы один из тех, чьи матери устали ругать их за то, что они не убирают комнату? Вы один из тех, кому надоело говорить им, что грязная комната — ваша стихия? Вы когда-нибудь думали: «С моей комнатой все в порядке.Мне это нравится ». Если ваш мозг лучше функционирует в организованном хаосе, вы, вероятно, будете умнее, чем вы думаете.

Кредиты изображений: Pinterest

Люди с высоким IQ и грязной комнатой в большинстве своем являются оригинальными мыслителями. Вы даже можете удивить себя и придумать отличные работы. Ученый-психолог Кэтлин Вос говорит, что «Беспорядочная среда, кажется, вдохновляет на отказ от традиций, что может дать новые идеи. Напротив, упорядоченная среда поощряет условности и осторожность.”

3. Вы знакомы с тревогой Кредиты изображений: Freepik

Высокоинтеллектуальные люди могут время от времени испытывать беспокойство. Но ваше беспокойство — это результат вашего осознания и усилий по разрешению проблем. Чем больше у вас информации и чем больше у вас любопытства, тем больше у вас причин для беспокойства. Нейропсихологи из Национального института здоровья (NIH), Мэриленд, США, пытались понять мозговую активность людей с высоким IQ.Они обнаружили сильную корреляцию между высоким интеллектом и тревожностью. Они пришли к выводу, что тревога и интеллект могли развиваться вместе в ходе эволюции.

4. Вас считают молчаливым Кредиты изображений: Linkedin

Многие очень умные люди считаются интровертами и социально неуклюжими людьми. Если вас высмеивали за то, что вы не разговариваете в социальных кругах, вы не обязательно интроверт, но умны.Людям с высоким IQ сложно вести светскую беседу. Это делает их похожими на молчаливых, застенчивых и легко запуганных. Но правда в том, что вы просто еще не нашли своих людей. Когда вы общаетесь с людьми вашего уровня и интересов, вы можете оказаться болтуном.

5. Вы любите совершенство Кредиты изображений: Pinterest

Вы все время думаете о том проекте, который вы могли бы сделать лучше? С вами все в порядке.Вы просто хотите, чтобы все было идеально, и делайте это в меру своих возможностей. Стремление к совершенству — одно из отличительных качеств очень умных людей. Работая над проектом, вы исследуете все возможные варианты и хотели бы сделать несколько набросков. Отправка первого черновика задания — ваш худший кошмар. Это может быть потому, что ваш мозг с удовольствием участвует в проекте и постоянно придумывает лучшие идеи.

6. Вам любопытно Кредиты изображений: Freepik

Ученые из Университета Торонто и Исследовательского института Самуэля Луненфельда больницы на горе Синай обнаружили доказательство взаимосвязи любопытства и интеллекта.Исследовательское поведение связано с лучшей обработкой информации, памятью и способностями к обучению. Не секрет, что люди запоминают ответы, которые придумали сами, лучше, чем ответы, полученные с ложечки. У очень умных людей больше сомнений и вопросов, потому что они думают о большем количестве возможностей, чем другие. То же любопытство побуждает их искать ответы. Если вы не можете перестать думать о том, что изменение климата станет концом жизни на Земле, возможно, вы очень умны.

7. Ты смешной Кредиты изображений: Pinterest

Если вы обладаете быстрым и острым умом, скорее всего, вы исключительно умны. Умные камбэки и остроты — это ваше «фишка». Ваши друзья всегда могут рассчитывать на то, что вы им посмешите. Несколько исследований показывают, что острый ум — это признак высокого интеллекта. У Альберта Эйнштейна было детское чувство юмора. Чтобы придумывать шутки, нужны когнитивные способности и эмоциональный интеллект.Это включает в себя не только обработку информации, но и поиск странного угла, а также более высокий вербальный и невербальный интеллект.

8. Вы интуитивны Кредиты изображений: Pinterest

Интуиция — один из величайших талантов, которыми можно обладать. Вы знали, что у этого парня плохие новости через пять минут после свидания? Вы всегда подозревали, что этот коллега — стукач? Знаете ли вы, что платье обернется катастрофой, даже если вы даже не приблизитесь к нему? Если да, то вы интуитивно понятны.Это один из признаков высокого интеллекта. Интуиция — не что иное, как ускоритель методического мышления и убедительности. Это дает вам преимущество, когда дело доходит до оценки поведения. Вы быстрее и точнее, чем большинство людей. И вам даже не нужно сознательно рассматривать и анализировать каждый рассматриваемый фактор.

9. Вы отзывчивы и сострадательны Кредиты изображений: Pinterest

Сочувствие и сострадание — это не качества, которыми обладают многие люди.Многие из них чувствительны, но сострадание и сочувствие — это нечто большее. Сочувствие — это редкое состояние ума, которое можно определить как психические процессы, позволяющие человеку распознавать эмоциональные состояния других. Они испытывают точное соответствие эмоциям и ощущениям, которые они испытывают. Если вам всегда удавалось поставить себя на место других и понять их, это явный признак того, что вы очень умны. Сочувствие и сострадание — это составляющие высокого эмоционального интеллекта.

.