Истина термин: Понятие истины, её критерии | ЕГЭ по обществознанию — inakhan.ru

Содержание

Понятие истины в теории познания Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. XVI, № 2

снятие ИСТИНЫ в теории познания *

А. Л. НИКИФОРОВ

1. Современный отказ от понятия истины

Мы будем иметь в виду понятие истины в его классическом смысле, или в смысле теории корреспонденции: истинна та мысль, которая соответствует своему предмету. По-видимому, именно такое истолкование понятия истины характерно для обыденного мышления, для здравого смысла, хотя впервые в явном виде оно было сформулировано лишь Платоном: «…тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит истину; тот же, кто говорит о них иначе, — лжет»1.

сохраняется. Истина и ложь — гносеологические характеристики X знания в его отношении к познаваемой реальности. Прагматизм,

X теория когеренции или эмотивизм пытались придать понятию

Ч истины иной смысл, однако все эти попытки, на мой взгляд, * оказались неудачными и сегодня едва ли заслуживают серьезного

X внимания. Поэтому в дальнейшем, говоря об истине, мы

{2 используем это понятие в его классическом смысле,

ф 1

* Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ № 06-03-00304а. ■■ 1 Платон. Кратил//Собр. соч.: В 4-х т. Т. 1. М., 1990. С. 615.

основные понятия классическом теории познания — рациональности, субъекта, объекта и особенно истины, наивно-реалисти-

Удивительно, что в течение XX века — века грандиозных успехов человеческого познания — понятие истины постепенно вытеснялось из философии науки. Логический позитивизм заменил понятие истины понятием верифицируемое™, т.е., грубо говоря, понятием соответствия чувственно данному. Г. Рейхенбах на место понятия истины пытался поставить понятие вероятности, рассматривая истину и ложь как предельные случаи высокой и низкой вероятности’. У К. Поппера истина рассматривается либо как недостижимый идеал, либо заменяется понятием степени правдоподобности. Т. Кун, И. Лакатос, их коллеги и современники вообще не пользуются понятием истины в своих методологических построениях, а П. Фейерабенд прямо призывает выбросить понятие истины на свалку исторических заблуждений человечества.

П. Фейерабенд вовсе не с целью эпатажа публики часто ссылается на дадаистов и порой себя именует дадаистом: именно выступление дадаизма против разума, нравственности и красоты он перенес в философию науки под лозунгом борьбы против жестких методологических правил, стандартов, норм; в конечном счете — против истины.

Сначала — борьба с традиционным искусством и традиционным пониманием искусства, затем — борьба с традиционной наукой и традиционной философией науки.

Постмодернизм рассматривает науку как некий дискурс, как языковую игру наряду с другими языковыми играми, как производство каких-то текстов. Научная игра ничем не отличается от других игр и оценивается только с точки зрения удобства ее использования. Нет никаких границ между наукой и иными играми или текстами, поэтому наиболее перспективными оказываются междисциплинарные исследования, т.е. изготовление текстов, соединяющих в себе термины и утверждения из самых разных областей. Соответственно, постмодернизм отказывается и от различения традиционных областей философского исследования — онтологии, гносеологии, антропологии и т.д.

И, конечно, научные тексты могут оцениваться как удобные, полезные, привлекательные с эстетической точки зрения, но не как истинные или ложные3.

ТШЛ ПРПШЛИР // “

См.: Хлебникова О. В. Образ науки в постмодернизме // Эпистемо-

логия и философия науки. 2006. Т. VII. № 1. С. 97-109. рн!

анельная дискуссий*

ческого понимания ее объективности, «абсолютности» и «единственности», выявить их неклассические смыслы, реализуемые в современной науке»4. Позицию Л. А. Микешиной горячо поддерживает и усиливает М. А. Розов: «Факты убедительно показывают, — объявляет он, — что мы познаем не мир как таковой, а на-

выразил Д. И. Дубровский: «Модный ныне крайний релятивизм

антураж, производит в “сухом остатке” красиво упакованные банальности, повторяет общие места, а главное — не замечает того,

Л. А. Микешина права, указывая на известные трудности, связанные с использованием классического понятия истины: неясность понятия «соответствие», посредством которого определяется понятие истины; отсутствие четких критериев, позволяющих отделить истину от заблуждения; проблема гносеологической оценки истории познания и т.д. К тому же до сих пор нет четкого и общепринятого представления о том, что такое знание и чем оно отличается от мнения и веры. Поэтому важно и нужно исследовать разнообразные факторы, релятивизирующие результаты познавательной деятельности, уточнять понятия субъекта, объекта и предмета познания, но, как мне представляется, все такого рода исследования сохраняют смысл лишь до тех пор, пока мы — явно или неявно — сохраняем классическую идею истины. Это становится совершенно очевидно, если попытаться представить себе, что однажды мы всерьез и полностью отказались от понятий истины и лжи.

По-видимому, это сразу же приведет к разрушению центрального ядра нашего мышления — логики. Логика есть наука о том, как нужно рассуждать, делать выводы. Она устанавливает принципы и правила корректных рассуждений, поэтому можно сказать, что логика есть наука о правильных рассуждениях. Но чем отличается правильное рассуждение от неправильного? Почему логика говорит нам, что из посылок «Все люди имеют две ноги» и «Ни

4 Микешина Л. А. Релятивизм как эпистемологическая проблема // Эпистемология и философия науки. 2004. Т. I. № 1. С. 63.

5 Там же. С. 64.

шу деятельность в этом мире»5. Противоположную точку зрения

(с его “плюрализмом”, “многомерным образом реальности”, “нелинейностью” и т.п.), несмотря на метафорический и снобистский

что впадает в самоотрицание» .

2. Истина и логика

одна собака не имеет двух ног» можно сделать вывод: «Ни одна собака не является человеком»; а вот из посылок «Все люди имеют две ноги» и «Все страусы имеют две ноги», нельзя сделать вывод: «Все люди — страусы»? Почему логика разрешает нам из посылок «Если сейчас лето, то я живу на даче» и «Сейчас лето», делать вывод: «Следовательно, я живу на даче»; а вот такой вывод:

«Если сейчас лето, то я живу на даче» и «Я сейчас живу на даче», следовательно, «Сейчас лето», она считает ошибочным? Потому, что между посылками и заключением первых двух выводов имеется отношение логического следования, а вот между посылками и заключениями вторых выводов такого отношения нет.

Но что такое отношение логического следования? Оно определяется посредством понятия истины: высказывание В логически следует из высказывания А только тогда, когда при истинности высказывания А высказывание В всегда необходимо будет истинным. Понятие логического следования уточняется самыми разными способами, однако наиболее общее понимание следования задается истинностной связью между высказываниями.

Если мы отказываемся от понятия истины, то мы теряем способность отличать правильные выводы и рассуждения от неправильных. Правила вывода, не опирающиеся на понятие логического следования, становятся тогда правилами игры с символами, или со словами, которые можно принимать по соглашению, можно произвольно изменять, и ничто не ограничивает наш произвол. Тогда наши рассуждения действительно становятся не более чем языковой игрой, подобной любой другой игре.

В этой игре можно допускать противоречия и произвольно изменять значения терминов.

доказательство, обоснование и опровержение. Что такое доказа- СЕ

тельство? — Демонстрация того, что отстаиваемое нами высказы- К

вание вытекает, логически следует из общепринятых истинных х

посылок, постулатов, аксиом. Но если нет разделения правил {£

вывода на допустимые и недопустимые, если посылки нельзя Ф

оценивать как истинные или ложные, то доказательство превращается в игру словами и лишается убеждающей силы. Доказать [*■!

можно что угодно, но никто не обязан принимать это доказательство. Обоснование какого-либо высказывания есть либо его доказательство, либо его подтверждение с помощью общепризнанных истинных высказываний. Обоснование исчезает вместе с доказательством; остается только взаимная согласованность различных высказываний, да и она оказывается излишней: согласованность нескольких высказываний выражается в том, что они все одновременно могут быть истинными, но если нет истинностной оценки, то и о согласованности говорить нельзя.

Таким образом, отказ от понятия истины хотя и не лишает нас способности рассуждать, однако уничтожает разницу между рассуждением и шизофреническим бредом, между предсказанием и оракульским пророчеством. Например, лишается смысла судопроизводство: речи обвинителей и защитников становятся пустой болтовней, а вердикт присяжных «Виновен» или «Невиновен» уже не опирается на их убеждение в том, что подсудимый действительно совершил или не совершал инкриминируемое ему преступление, а обусловлено только тем впечатлением, которое производит на них обвиняемый.

3. Истина и знание

Вопрос о том, что такое знание, чем знание отличается от мнения, веры, предрассудков и фантазий, достаточно сложен и, по-видимому, до сих пор еще не имеет общепризнанного решения7. Различают множество видов знания, в частности «знание, что…» и «знание, как…». Нас в данном случае интересует только первое.

В. П. Филатов определяет знание как «соответствующее реальному положению дел, оправданное фактами и рациональными аргументами убеждение субъекта»8. И. Т. Касавин рассматривает знание как «форму социальной и индивидуальной памяти», как «результат обозначения, структурирования и осмысления объекта и в процессе познания»9. Несмотря на различие подходов к рас-

51 смотрению понятия знания, к анализу функций, форм существо-

вания и обоснования знания, эти авторы важнейшую черту знания X видят в его отнесенности к внешнему объекту, более того — в его

(К

«о

(О

соответствии познаваемому объекту. Мысль, соответствующая

X См. статьи Филатова В. П., Касавина И. Т., Никифорова А. Л. в руб-

15 рике «Обсуждаем статью «Знание»»: Эпистемология и философия науки.

Ф 2004. Т. I. № 1. С. 131-140.

Там же. С. 135. 4 Там же. С. 138.

своему объекту, истинна, но именно такая мысль и выражает знание. Порой не вполне четко различают два разных вопроса: вопрос о природе знания и вопрос о том, как выделить знание из всей суммы наших убеждений. По своей природе знание есть истинная мысль. Но как узнать, истинна та или иная мысль или нет? При решении этого вопроса мы прибегаем к доказательству, обоснованию, подтверждению и к прочим средствам, позволяющим нам с некоторой долей уверенности называть некоторую мысль истинной, считать се знанием. Верно, конечно, что эта уверенность никогда не может быть абсолютной: всегда есть риск принять ложную мысль за истину; но это никак не касается природы знания — знание есть истинная мысль, т.е. мысль, соответствующая своему предмету.

Здесь, как мне кажется, мы уже должны обратиться к чрезвычайно интересному и важному вопросу — вопросу о том, что же это такое — соответствие мысли объекту? Его истолковывали и как согласование, или совместимость, с чувственно данным, и как согласование, или совместимость, с протокольными или факту-альными предложениями, и как согласование, или совместимость, с фактами и т.п. Но, быть может, наиболее близким нашей интуиции является истолкование соответствия как отражения. В последние два десятилетия нашей истории мы с легкомысленной поспешностью отбросили марксизм и вместе с ним «принцип отражения». Конечно, и в работах В. И. Ленина, и во многих философских работах советского периода этот принцип формулировался излишне прямолинейно и упрощенно, что вызывало критическое к нему отношение. Однако в идее отражения содержалось важное рациональное зерно: истина, знание соответствуют изучаемому объекту в том смысле, что дают нам представление о том, каков он есть сам по себе, т.е. как-то отражают его.

По-видимому, между классическим понятием истины и понятием отражения существует тесная связь, и трудно отказаться от одного из них, сохранив другое. Очевидно, если мы отбрасываем х’

понятие истины, то устраняется и принцип отражения: если нельзя У

говорить о соответствии мысли объекту, то тем более нельзя говорить об отражении объекта мыслью. Обратное показать сложнее: кажется, что можно отбросить принцип отражения и все- е£

таки продолжать говорить о соответствии мысли объекту в каком- 55

то ином смысле. Действительно, многие мыслители принимали ^

классическое понятие истины, не принимая принципа отражения. «2

В частности, А.Тарский, формулируя семантическую концепцию ф

истины, отталкивается от классического понимания, но ни о Л

каком отражении у него нет речи. |ш|

Понятие соответствия мысли объекту является, конечно, чрезвычайно расплывчатым, его можно уточнять и конкретизировать по-разному. И все-таки, как мне представляется, и в своей повседневной жизни, и в научной деятельности мы истолковываем это понятие именно как отражение. Мы верим, что истинное знание дает нам верную или адекватную картину окружающего мира. Знание говорит мне, что если я посажу в землю клубень картофеля, то вырастет картофель, а не свекла или морковь. Так и происходит в повседневной жизни. Ученые также убеждены в том, что законы и теории отображают черты и особенности изучаемой реальности. Когда они утверждают, что тела состоят из молекул и атомов, что атом имеет сложную структуру и состоит из элементарных частиц, они убеждены, что так есть на самом деле. Когда они утверждают невозможность существования вечного двигателя, они убеждены, что такого двигателя нет во всей Вселенной. Устранение понятия истины лишает смысла наше стремление к познанию окружающего мира, лишает смысла научную деятельность.

4. Новые проблемы

Рассуждения В. И. Ленина в 1908 г. о том, что ощущения «копируют, фотографируют» и т.п. существующую вне нас реальность, во второй половине XX в. стали казаться несколько наивными. За это время совершилась революция в физике, значительно изменившая наши представления о пространстве, времени, материи; произошел пресловутый «лингвистический поворот» в философии, сформировалась новая математическая логика, значительное развитие получила философия науки, содействовавшая расширению и углублению историко-научных исследований. Все это потребовало уточнения и корректировки J прежних гносеологических представлений о соотношении знания

5^ и реальности, о прогрессе познания и т. д., либо полного отказа от

X них. Я остановлюсь лишь на двух результатах философско-

3» методологического анализа научного знания, которые, как мне

*5 представляется, являются настолько убедительными, что их нель-

W зя не учитывать в эпистемологических рассуждениях.

X Начиная с 30-х годов XX в., в процессе критики учения

gj логических позитивистов о «чистых» чувственных данных, об

Ф абсолютно и несомненно истинных протокольных предложениях

jjj многочисленными исследованиями психологов, лингвистов, фи-

И лософов и историков науки был обоснован тезис о «теорети-

ill

ческой погруженности» чувственного восприятия и фактов. Гипотеза лингвистической относительности Сепира-Уорфа, учение об онтологической относительности У. Куайна, работы Т. Куна и П. Фейерабенда убедительно показали, что нет «чистых» чувственных восприятий, нет фактов, независимых от наших теоретических допущений. На наши чувственные восприятия накладывается используемый нами язык, и он в значительной мере определяет чувственные образы окружающих вещей. В устанавливаемые нами факты входят наши теории, и изменение теорий приводит к изменению фактов. В работе Куна «Структура научных революций» и в книге Фейерабенда «Против метода» приведено множество примеров того, как смена парадигм или фундаментальных теорий изменяет наше восприятие мира и получаемые наукой факты. Язык, теоретические представления, существующие приборы и инструменты исследования в значительной мере предопределяют его результаты. Каждая парадигма создает свою собственную онтологию, свой собственный мир, и неясно, какая из онтологических моделей в большей мере похожа на реальность.

Тезис о теоретической нагруженности фактов вызвал многочисленные дискуссии и, в конечном счете, привел некоторых философов к мысли о том, что в современной науке размывается грань между субъектом и объектом, что классическое противопоставление субъекта и объекта устарело. Эту мысль развивает в своих работах Л. А. Маркова: «Идеализации субъекта и предмета познания, — считает она, — созданные в классической науке, перестают играть свою роль… Предельное логическое развитие характеристик субъекта приводит к «размыванию» понятия субъекта, как оно сформировалось в классической науке, и, соответственно, к разрушению субъект-предметного отношения»10. Если кратко выразить суть всех рассуждений о преодолении современной эпистемологией классического противопоставления субъекта и объекта познания, то можно сказать следующее: классическая наука считала, что объект познания существует вне и независимо от 5

субъекта; поэтому она стремилась к тому, чтобы результат позна- ^

ния определялся только свойствами объекта, а все субъективные X

«привнесения» должны быть устранены из этого результата; одна- х

ко сейчас выяснилось (или, лучше сказать, было осознано), что ^

предмет познания создается познающим субъектом или, по край- К

ней мере, включает в себя какие-то особенности субъекта — язык, х

__________ -й

10 Маркова Л. А. Эмпирические исследования как путь к выработке V

нового понятия субъекта // Эпистемология и философия науки. 2004. Т. № 1.С. 75.

(В

принимаемую теорию, инструментарии, культуру и эпоху, воплощенные в субъекте; поэтому субъект познания как бы сливается со своим предметом.

Какие выводы отсюда следуют для нашей темы? Наиболее радикальным выводом будет такой: предмет познания целиком зависит от субъекта, поэтому, познавая, как ему кажется, внешний мир, субъект фактически познает самого себя — свою культуру, свою эпоху. Такая точка зрения выглядит чрезвычайно интересной, но, очевидно, она потребует весьма существенной перестройки традиционной теории познания. Кажется, никто всерьез не пытался отстаивать и развивать эту позицию.

По-видимому, наиболее распространенным ныне является мнение, что предмет познания частично воплощает в себе какие-то черты познаваемого объекта, а частично обусловлен особенностями познающего субъекта. Как выражается Л. А. Маркова, трансцендентальный субъект классической науки сменяется культурно-историческим субъектом неклассической науки. Следует признать теоретическую нагруженность фактов и влияние субъекта на предмет познания. Субъекты познания принадлежат к разным культурам и эпохам. Но тогда применимость классического понятия истины действительно вызывает сомнения. Кажется, истина теряет свою объективность, абсолютность и общезначимость. Каждая культура, каждая эпоха вырабатывают свои истины, и истины одной культуры могут казаться лишенными смысла представителям другой культуры.

Таким образом, мы оказываемся перед проблемой: можно ли совместить классическое понятие истины с признанием теоретической нагруженности фактов и культурно-исторического характера субъекта познания?

5. сической концепцией истины, можно преодолеть, если обратиться

X к широко известному и уже почти тривиальному разграничению

X объекта и предмета познания. Объектом познания, в самом

Ч общем виде, является внешний мир, а предметом познания —

какие-то стороны, свойства, аспекты этого мира, которые мы X выделяем для изучения. Кажется, ни один внешний объект не

изучается весь целиком, со всеми его свойствами и сторонами. Ф Каждая наука выделяет в нем свой собственный аспект изучения,

формирует свой собственный предмет. Возьмем, например, !■* висящую над нами Луну. Математика она может интересовать со

шМР

стороны своей геометрической формы; астроном исследует особенности ее движения вокруг Земли; геохимика мог бы заинтересовать состав ее поверхности и т.п. Человек в экономической науке предстает как покупатель или продавец, как потребитель или бизнесмен, как кредитор или должник; для биолога человек -живой организм, осуществляющий обмен веществ с окружающей средой и находящийся в той или иной степени родства с другими живыми организмами; для физика это — материальное тело с определенной массой и т.д. Каждая наука сама формирует предмет своего изучения.

Понятия и утверждения развитой научной теории говорят не о реальных, а об идеализированных объектах, представляющих собой выделенные стороны и свойства реального мира, подвергшиеся абстрагированию и идеализации и превращенные в некоторые самостоятельные сущности — в инерциальные системы, материальные точки, в идеальные газы, в покупателей, в биоло-

■

гические виды, в совершенные зеркала и т.п. Из этих идеальных объектов складывается онтология, формируемая теорией. Собственно говоря, именно эта онтология и является предметом исследования данной теории. «Теоретические законы непосредственно формулируются относительно абстрактных объектов теоретической модели, — пишет В. С. Стёпин. — …Можно высказать достаточно универсальный методологический тезис: формулировки теоретических законов непосредственно относятся к системе теоретических конструктов (абстрактных объектов).

И лишь в той мере, в какой построенные из них теоретические схемы репрезентируют сущностные связи исследуемой реальности, соответствующие законы могут быть применены к ее описанию»11. В. С. Стёепин подробно рассматривает онтологические модели разных уровней, показывая, что теоретическим законам разной общности соответствуют разные идеализированные объекты и что, таким образом, онтология развитой научной теории носит многослойный характер. К сожалению, онтологические структуры, состоящие из идеализированных объектов, он называет

«теоретическими схемами» — термин, который, как мне пред- ^

ставляется, способен порождать некоторые недоразумения.

———- Ф

11 Стёпин В. С. Философия науки. Общие проблемы. М., 2006. С. 181, да

182. [Ц

элементе как о некоем идеализированном объекте, само реальное существование которого было для него сомнительно. Но это был элемент новой онтологической картины, сменившей прежнюю онтологию четырех стихий. «Бойль не знает, — пишет в этой связи И. Т. Касавин, — сколько и какие именно элементы существуют в природе. Однако он убежден, что те, кто вслед за Аристотелем верят в четверицу античных стихий (землю, воздух, огонь и воду) или, придерживаясь более современных ему алхимических учений, в триаду ртути, серы и соли, не имеют для этого достаточных оснований… В сущности, Бойль подвергает скептической критике сам фундамент натурфилософии XVII в. Это был первый шаг на пути формирования теоретически корректного и аналитически-

СЕ

операционального понятия химического элемента и, тем самым,

утверждения химии как науки»

Здесь же можно вспомнить рассуждения Поппера о «третьем мире» объективного знания: несмотря на то что этот мир создан нами, он содержит в себе свойства и связи, которые могут быть нам неизвестны, он порождает проблемы, о которых мы и не думали: «Не обижая Кронекера, я соглашаюсь с Брауэром, что последовательность натуральных чисел есть человеческая конструкция. Хотя эту последовательность создаем мы, она, в свою очередь, создает свои собственные автономные проблемы. Различие между нечетными и четными числами не порождается нами: оно есть непреднамеренное и неизбежное следствие нашего творчества. Конечно, простые числа являются аналогичным образом непреднамеренно автономными и объективными фактами; очевидно, что и в данной области существует много фактов, которые мы можем обнаружить: так возникают предположения, подобно догадке Гольдбаха. И эти предположения, хотя и связаны косвенным образом с результатами нашего творчества, непосредственно касаются проблем и фактов, которые отчасти возникают из нашего творчества; мы не можем управлять этими проблемами и фактами или влиять на них: они суть достоверные

х факты и истину о них очень часто трудно обнаружить»13. *

парадигма создает собственную онтологию, мир объектов,

и >>

X который она изучает.

X Вообще говоря, здесь нет ничего удивительного. Мир здравого

смысла, мир повседневного опыта состоит из идеализирован-

ных объектов такого рода. Когда мы говорим об окружающих

«О

12 Касавин И.Т. Наука и культура в трудах Роберта Бойля // Эпистемо-Ф логия и философия науки. 2007. Т. XI. № 1. С. 220.

‘ Поппер К. Эпистемология без познающего субъекта // Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 454.

вещах или даже действуем с ними, мы имеем в виду их абстрактные идеальные представления, а вовсе не то, как они существуют «сами по себе». Деревья, облака, дома или река даны нам только какими-то отдельными своими сторонами, которые мы превращаем в предметы, обозначаемые словами. Даже люди, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни, в мире нашего опыта превращаются в бледные плоские тени, в носителей определенных социальных функций. Каждый из нас создает свой собственный мир, в котором он живет и действует, свою «субъективную реальность».

Утверждения теории относятся к ее онтологии, к ее идеализированному объекту. И когда мы говорим, что истинное утверждение соответствует своему предмету, мы можем истолковать это как соответствие утверждения объектам онтологической модели.

На языке теории можно формулировать различные утверждения относительно ее онтологической модели. Одни из них будут истинными, другие ложными. Скажем, утверждение «Сила тока в цепи прямопропорциональна напряжению и обратно пропорциональна сопротивлению проводника» будет истинно, ибо соответствует реальным отношениям между идеальными объектами «сила тока», «напряжение» и «сопротивление». А вот утверждение «Молекула воды состоит из двух атомов кислорода и одного атома водорода» будет ложно в той онтологической модели, которую задает химия.

Как мне представляется, это принципиально важный момент.

Когда мы истолковывали истину как соответствие мысли объекту, то обычно подразумевали при этом реальный, существующий «сам по себе» объект, внешний мир. Но осознание роли субъекта, его теоретических и технических средств в формировании изучаемых объектов показывает упрощенность, даже наивность такого истолкования. Теперь же, говоря о соответствии, мы подразумеваем не внешний объект, а предмет познания. Этот предмет действительно задается субъектом: именно субъект выделяет в реальности какие-то стороны, которые он превращает >>

в предмет своего познания. Но, как и прежде, истинность сохраняет свою объективность, ибо соответствие мысли предмету ^

никак не зависит от субъекта: оно зависит от свойств предмета, к

которые, в свою очередь, определяются не только субъектом, но и внешним миром. Таким образом, классическое понятие истины л

сохраняется даже при учете результатов философии науки, полученных за последние 50 лет. Оно становится лишь более точным.

6. Истина и развитие знания

Различные науки и теории, существующие в них, будут задавать разные онтологические модели, в которых будут истинны специфические утверждения. Истины физики не будут истинами социологии или биологии. Однако они совместимы, ибо относятся к разным идеальным объектам; т.с. эти истины находятся в отношении дополнительности. Здесь нет никакой проблемы. Проблема возникает в том случае, когда мы рассматриваем одну дисциплину и сменяющие в ней друг друга теории. Как быть с соотношением истин физики Аристотеля и физики Ньютона, астрономии Птолемея и астрономии Коперника, химии Шталя и химии Лавуазье?

С точки зрения Куна, каждая парадигма решает свои «головоломки», и проблемы одной из них не являются проблемами другой. Фейерабенд, в добавление к этому, подчеркивает несоизмеримость разных парадигм: их невозможно сравнивать, и нет оснований считать, что одна в чем-то превосходит другую. Если согласиться с этим, то утверждение Аристотеля о том, что более тяжелое тело устремляется к земле с большей скоростью, просто следует признать истинным в онтологической модели его физики. Утверждение Галилея о том, что все тела независимо от их веса падают на землю с одинаковым ускорением, было бы, в свою очередь, истинно в онтологической модели Галилея. И мы вместе с Куном, Фейерабендом и Поппером должны были бы считать, что переход от аристотелевской физики к физике Ньютона не означал никакого прогресса в развитии познания и ничего не добавил к истинному описанию мира: просто от одного набора истин, от одной онтологической модели мы перешли к другому набору истин. языка. А. Тарский подчеркивает, что метаязык всегда сущест-

СЦ венно богаче объектного языка: он не только включает в себя все

К выражения объектного языка или их переводы, но в дополнение к

ним содержит еще имена этих выражений и семантические понятия, отсутствующие в объектном языке. Может быть, Ф отношение между старой и новой парадигмами можно уподобить

отношению между объектным языком и метаязыком и рас-\щ сматривать новую парадигму по отношению к старой как некую

ное утверждение, ибо в онтологию этой физики включается

III

метатеорию: она в некотором смысле включает в себя онтологию старой парадигмы, очерчивает ее границы и объясняет, почему утверждения старой парадигмы были истинны относительно этой онтологии. Вместе с тем новая парадигма показывает, что выход за пределы этой онтологии делает утверждения прежней парадигмы ложными или бессмысленными. Иначе говоря, новая парадигма очерчивает сферу применимости старой парадигмы.

Хорошую иллюстрацию этого положения дает Фейерабенд своим анализом деятельности Галилея, в частности рассмотрением того, как Галилей устранил так называемый «аргумент башни» против учения Коперника14. Все могут наблюдать, что камень, брошенный с вершины башни, падает вертикально к ее подножью. Это как будто бы свидетельствует о том, что Земля покоится, ибо если бы Земля вращалась, как утверждает Коперник, то за время падения камня башня вместе с Землей сдвинулась бы на значительное расстояние, и камень упал бы далеко от подножья башни. Однако камень падает к подножью башни; следовательно, движется вертикально по прямой линии. Галилей же утверждает, что камень совершает криволинейное движение: он движется вместе с Землей и башней и одновременно движется к Земле. Но Галилей не хочет сказать, что утверждение о вертикальном падении камня просто ошибочно. Он показывает, что, в рамках старой онтологической модели с неподвижной Землей и признанием оперативного характера всякого движения, это утверждение истинно. Оно становится ложным в новой онтологической модели, содержащей принцип инерции и признающей неоперативный характер совместного движения. Переход к новой онтологии обнаруживает сферу применимости этого утверждения.

Онтология новой теории богаче, полнее, точнее онтологии старой теории, однако она включает в себя старую онтологию. Поэтому некоторые истинные утверждения старой теории остаются истинами и в новой теории. Но какие-то утверждения, считав-шиеся истинными в старой теории, становятся ложными в новой. и

Однако новая теория способна объяснить, почему эти утвержде- >»

ния считались истинными: они действительно истинны в пределах

е£

онтологической картины, задаваемой старой теорией. Например, аристотелевская физика утверждала, что всякое движение обусловлено приложением силы. В физике Ньютона это невер- ш

Л С

Фейерабенд П. Против методологического принуждения. Гл. 6,1 II X

Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.

движение по инерции, не требующее приложения силы. Однако ньютоновская физика объясняет, что в применении к определенному классу тел и движений это утверждение аристотелевской физики является истинным. Когда вы двигаете тяжелый шкаф или везете тачку с песком по глинистой дорожке, стоит вам перестать прикладывать усилие, они тут же остановятся. Аристотель считал, что чем тяжелее тело, тем с большей скоростью оно падает на Землю. И это истинно, когда речь идет об описании движения таких объектов, как камень и кленовый лист, перо птицы и яблоко. Но в более широкой и богатой онтологической модели, учитывающей сопротивление воздуха и удельный вес, утверждение Аристотеля становится ложным, хотя и сохраняет свою истинность в пределах старой онтологии.

Таким образом, если некоторое утверждение истинно, т.е. соответствует своему предмету — тем чертам и особенностям внешнего мира, которые выделяет соответствующая теория, — то оно остается истинным в своей онтологической модели, несмотря на приход новой теории. Новая теория вводит новую онтологию, в которой некоторые прежние истины могут оказаться ложными или бессмысленными. Однако новая онтология является расширением, обогащением или изменением старой онтологии; т.е. новая теория либо расширяет аспект рассмотрения, углубляет его, либо изменяет. Поэтому новая теория способна объяснить и показать, почему истинные утверждения старой теории были и остаются истинными.

Это можно сравнить с картинами мира, создаваемыми ребенком и взрослым. Эти картины значительно различаются, однако взрослый человек способен понять, почему те или иные вещи ребенок воспринимает именно так, почему он населяет мир сказочными героями, почему он испытывает страх или радость от тех или иных вещей и событий. Взрослый человек воспринимает мир в значительной мере не так, как ребенок: его картина мира значительно полнее, глубже, в ней отсутствуют какие-то объекты, входящие в картину мира ребенка; однако взрослый человек вполне способен понять, почему ребенок рисует себе мир так,

X и и >■

ас а не иначе.

3- Возможно, эта аналогия поможет нам понять развитие науки

как смену онтологических картин или, если угодно, смену

идеализированных объектов: с течением времени онтологические X модели наших теорий становятся все более точными, богатыми и

детализированными. Старые истины сохраняются, мы лишь Ф лучше представляем себе границы их применимости: та истина, что для горения нужен воздух, сохраняется и в новой химии, она [■Ц лишь уточняет, что для этого нужен не весь воздух, а лишь одна

его составная часть — кислород. Но, в конце концов, определив истину как соответствие мысли предмету теории, мы осуществили лишь «сдвиг проблемы», как выразился бы И. Лакатос: остается главный вопрос — о соотношении онтологической модели, или идеализированного объекта теории, и самой реальности.

Ответ на этот вопрос и дают эмпирические методы науки -наблюдение и эксперимент. Например, в разных системах геометрии мы можем доказывать в качестве теорем разные утверждения и считать их истинными в рамках соответствующей идеализированной онтологии. Но какая из систем геометрии описывает структуру реального физического мира — это уже, как сказал бы Р. Карнап, «внешний вопрос», он решается выходом за пределы теоретической системы и обращением к реальным вещам. Эксперимент показывает, в какой мере наши идеальные объекты отображают выделенную для изучения сторону реальности. Какие-то сущности, включенные в нашу онтологическую картину, могут оказаться несуществующими, как это было с флогистоном или эфиром; какие-то сущности, которые мы считали простыми, могут оказаться сложными, как это было с античным атомом или воздухом. Но в целом картина мира, рисуемая наукой, с течением времени становится все более точной, все более адекватной исследуемому аспекту реального мира.

В естественных науках бывают периоды, когда одна теория, парадигма, сменяет другую, когда одновременно конкурируют две или три теории, претендующие на исследование одних и тех же сторон реальности. Но эти периоды обычно завершаются победой одной теории, парадигмы. Даже в те моменты, когда ученые не могут решить, какая же из выдвинутых теорий верна, они не мирятся с плюрализмом теорий: они стремятся найти единую общую точку зрения, одну теорию.

Рассуждения о плюрализме, о релятивизме научных истин опираются, главным образом, на общественные или гуманитарные науки, в которых часто сосуществуют разные концепции, претендующие на описание одних и тех же сторон общественной и

жизни, социальных групп и институтов. Можно ли сохранить

и >.

классическое понимание истины также и для этой области? Или 5С

нам нужно здесь какое-то другое понятие? Иначе говоря: можно X

е£

(О

ли в области общественных наук оценивать теории в их отношении к своему предмету и посредством этого — к реальности, или же эта оценка должна быть заменена какой-то другой оценкой?

Этим вопросом открывается новая перспектива в исследо- с

ваниях проблемы истины, остающейся центральной в современ- Ц

ной гносеологии. (в

«Объективная истина» в УПК должна превратить следователей из преследователей в исследователей

Идея Следственного комитета вернуть в Уголовно-процессуальный кодекс понятие «объективная истина» нашла поддержку в Госдуме, но не у всех депутатов. Ряд из них согласны с учеными, которые предупреждают о возможных негативных последствиях: отказ от презумпции невиновности и от оправдательных приговоров. Сторонники изменений убеждают оппонентов, что они неправильно все поняли: новшество будет выгодно незаконно привлекаемым к ответственности, а также тем, у кого адвокат по назначению бездействует.

Обнародованный пару лет назад законопроект Следственного комитета о возвращении в российский уголовный процесс «объективной истины» оказался в Госдуме через единоросса Александра Ремезкова. Искать «объективную истину», по законопроекту, должны будут не только судьи, но и прокуроры, следователи, которым запрещается обвинительный уклон. Из пассивного-надзирателя в процессе судья должен превратиться в его активного участника: по ходатайству сторон или по своей инициативе ему разрешается «восполнять неполноту доказательств», а если это в судебном разбирательстве невозможно – отправлять дело к прокурору.

Законопроект настолько неоднозначный, что удостоился внимания даже Ларисы Брычевой, помощника Владимира Путина и начальника Государственно-правового управления президента. Выступая в феврале в Госдуме она высказала недовольство тем, что документ вносится «без широкого общественного обсуждения, без обсуждения в профессиональных сообществах, без Верховного суда и иных судов, которым это все применять». Авторы документа, видимо, решили это исправить: дискуссии прошли в Общественной палате, Госдуме и Федеральной палате адвокатов.

В среду на круглом столе в Госдуме, посвященном этому документу, его формальный автор единоросс Александр Ремезков называл неоправданным исключением этого понятия из УПК в 2002 году и ссылался на российский и и международный опыт. По его словам, «многие страны Европы успешно закрепили в своем законодательстве положение об объективной истине», были они и в Уставе уголовного судопроизводства 1864 года, УПК 1922 и 1960 годов. Однако обосновывать необходимость «концептуальных» изменений не стал, а сразу попытался ответить на возможную критику. «Мы не собираемся отменять состязательность сторон, наоборот, как раз речь идет о совершенствовании этого принципа с учетом традиций российского судопроизводства», – рассуждал единоросс. Приговор будет назначаться на основе истинных обстоятельств произошедшего, а не ораторского искусства сторон, считает он, появится «сбалансированная состязательность», когда судья сможет проявлять активность для выяснения подлинных обстоятельств.

Однако такая версия не устраивала депутата от ЛДПР Ивана Сухарева, по мнению которого, суд лишится беспристрастности, поскольку на него будут возложены функции защиты или обвинения. Это само по себе, считает парламентарий, нарушает ч. 3 ст. 123 Конституции, по которой судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. «Как только мы в один ряд технологически ставим суд, прокурора, следователя, мы начинаем противоречить, в том числе и собственной Конституции, где установлено разделение властей, и суду отведена немножечко другая роль», – согласилась Лидия Воскобитова, доктор юридических наук, завкафедрой уголовно-процессуального права МГЮА им. Кутафина. При этом она обратила внимание на возможную коллизию со ст. 299 УПК («Вопросы, разрешаемые судом при постановлении приговора»). Судье при постановке приговора следует ответить, в частности, на два вопрос: доказано ли то, что было деяние? что его совершил подсудимый? «Мы хотим, чтобы суд дополнял то, что следователь когда-то не доделал, а потом сам себе задавал вопросы: а доказано ли, – рассуждала Воскобитова. – Можно ли требовать от суда беспристрастности, когда он будет оценивать свою работу?»

«На практике оправдательный приговор будет не столько недоработкой обвинения, сколько недоработкой суда, что, возможно, приведет к исключению оправдательных приговоров», – озвучил Сухарев, по сути, мнение судьи Конституционного суда в отставке Тамары Морщаковой. По его словам, ненадлежаще расследованные дела будут передаваться в суд, а тот – их расследовать. В результате суды окажутся перегружены, судопроизводство – затянется.

На этот раз возмутился Ремезков. «Приговор может быть как обвинительный, так и оправдательный. Новый порядок будет ограждать подсудимого от несправедливого обвинения», – настаивал депутат и рассказывал о бесплатных адвокатах, которые, «как правило, не проявляют активности». Из-за этого подсудимый, не имеющий юридических познаний, практически не может собрать доказательства своей невиновности, в то время как у обвинения к моменту суда доказательственная база собрана. «Законопроект предусматривает систему противовесов. Судья, установив неполноту доказательств, которые могут свидетельствовать о невиновности подсудимого, устранит ее», – считает Ремезков.

Ему вторил Георгий Смирнов, старший инспектор отдела методического обеспечения информационно-методического управления Главного организационно-инспекторского управления СКР, акцентируя внимание на то, что «невиновные выиграют», а «презумпция невиновности станет рабочим инструментом». Дело в том, следовало из его выступления, что суд докопается до истины, даже если сторона защиты бездействует, как например, в случае с адвокатом по назначению. «Предварительное следствие ничего не выиграет [от нововведений]. Наши показатели нас устраивают. В 95% суд соглашается с нами, – привел, пожалуй, самый неоднозначный аргумент Смирнов. – [После введения понятия «объективная истина»] навряд ли показатели такими высокими останутся». По его словам, документ создан для ухода от обвинительного уклона в суде.

– Какие исследования стоят за этими предложениями, кроме очевидного желания облегчить жизнь следователей? – проигнорировав последние слова Смирнова, обратился к аудитории Юрий Костанов, адвокат, глава президиума Московской коллегии «Адвокатское партнерство», член президентского совета по правам человека. Ему никто не ответил и Костанов заметил, что судьи сейчас нередко далеки от объективного подхода. Отчасти это связано с тем, что ими становятся в основном бывшие обвинители – следователи, прокуроры. «Откуда судья узнает, достиг он истины или нет? – рассуждал Костанов. – Получается, что судья уже до прений должен в голове держать картинку мира, которая является истиной, и к ней добавлять доказательства».

Сторонник возврата в УПК понятия «объективная истина» коммунист, бывший зампрокурора Москвы Юрий Синельщиков тем не менее, отмечал, что «все не так просто», и предлагал СКР прислушаться к оппонентам. Сам же он поставил под сомнений тезис депутата Александра Ремезкова о том, что благодаря нововведению следователи станут не преследователями, а исследователями, так как на них будет возложена обязанность собирать и оправдательные доказательства. «После возбуждения дела он не будет искать объективную истину, он будет, какие бы законы не написали, преследовать одну цель: доказать виновность лица, потому что прекращение дела – это брак работы», – со знанием дела говорил Синельщиков. Если объективная истина станет целью и принципом нашего уголовного судопроизводства, она будет распространяться и на адвокатов. «Как он будет защищать, если на него повесим такую обязанность?» – удивился Синельщиков. Сейчас Кодекс профессиональной этики адвокатов запрещает адвокатам занимать по делу позицию, противоположную позиции доверителя, и действовать вопреки его воле.

В заключение Синельщиков отметил, что «мы не можем познать с полной достовернностью исследоваемое явление» хотя бы потому, что может использоваться недостоверная информация. «Закопроект обходит вопрос о критериях объективной истины. Вопрос – как же она будет устанавливаться? Подход не может быть поддержан, но сама идея может быть реализована в качестве одного из принципов уголовного судопроизводства», – резюмировал Дмитрий Рыжов из правового департамента МВД.

Д.ю.н. Лидия Воскобитова возмущалась подходом СКР обсуждению законопроекта, который был обнародован несколько лет назад и активно обсуждался. «За это время много было высказано редакционных, теоретических корректировок замечаний. А нам предлагают тот же самый текст, не изменив в нем ни слова. Сегодняшнее обсуждение тоже будет иметь такой же результат? Тогда мне жалко моего времени», – заявила Воскобитова, но все же рассказала о концептуальных замечаниях.

Основной критике подверглись используемые в проекте термины, которые «весьма далеки от чистоты техники». «Если вы в 5-й статье проекта закладываете понятие объективной истины и под ней понимаете совокупность обстоятельств, имеющих значение для дела, то вы взаимно исключаете два термина. Если «объективное», то абсолютно все, а потом делаем выводы. Если только «имеющие значение по делу» – то забудьте про объективность, – негодовала профессор. – Говорите слово «истина» в другом, прикладном значении. Как только вы употребляете научный, философский термин «объективная истина», то вы противоречите сами себе». Кроме того, она напомнила, что сейчас «в каждом первом деле по незаконному обороту наркотиков» обвинительное заключение начинается со слов «в неустановленное время, в неустановленном месте, при неустановленных обстоятельствах». «К этому мы будем применять термин высокой философской истины?» – удивилась она.

Расхождение с позицией Европейского суда по правам человека Воскобитова обнаружила в норме о том, что «при наличии сомнений в истинности мнения сторон суд принимает все необходимые меры к установлению действительных фактических обстоятельств уголовного дела». «Европейский суд устал говорить о том, что мнение по определению не может быть истинным – это и есть мнение. Такие небрежности в тексте режут взгляд, не позволяют текст делать законом», – резюмировала она.

В завершение круглого стола Ремезков попытался несколько оправдаться перед Воскобитовой. «Целью внесения этого проекта было как раз прекратить двухлетнее обсуждение как бы за кадром, вынести это обсуждение на официальные площадки», – сказал единоросс. Он отметил, что в рамках думского комитета по законодательству создана рабочая группа.

С текстом законопроекта № 440058-6 «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу» можно ознакомиться здесь.

Объективная истина УПК обеспечит справедливость правосудия — Российская газета

Вчера в Техническом переулке в столице, где располагается главное здание Следственного комитета, собрались члены Общественного совета при СКР.

Тема для разговора не совсем обычная — институт установления объективной истины. Звучит как сугубо юридический термин, понятный лишь профессиональным юристам. Но на самом деле суть собравшиеся поняли быстро, так как речь шла о важных вещах, касающихся прав рядовых граждан.

Впервые слова «объективная истина» председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин произнес на страницах «Российской газеты». И предложил читателям обсудить идею. Это предложение главы СКР спокойно восприняли в обществе и встретили буквально в штыки в некоторых юридических кругах. Два года яростного обсуждения идеи закончились проектом закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу». Его в Госдуму внес депутат от «Единой России» Александр Ремезко.

Главное предназначение этого законопроекта ни много ни мало — изменение основ российского уголовного процесса. Основная мысль закона — обязать следователя, прокурора, а главное — суд, разбирая уголовное дело, устанавливать истину.

Бастрыкин вчера доказывал, что нельзя вынести справедливый приговор, основываясь на недостоверных или неполных данных. А такое часто бывает, если следствие недоработало по неумению или по умыслу.

Сегодня наш суд истину не ищет. Судья сидит и, образно говоря, смотрит, что «накопало» следствие, и слушает контраргументы адвокатов. Если прокурор не так красиво выражается, как защитник, то он проигрывает. Часто вне зависимости от сути дела. В отечественном законодательстве такое положение сложилось недавно — чуть больше десяти лет назад. Раньше наши законы заставляли суд самому находить доказательства. То есть искать истину. Такой порядок был еще в Уставе уголовного судопроизводства Российской империи 1864 года, был в Уголовно-Процессуальном кодексе 1922 и 1960-х годов. Это так называемый романо-германский уголовный процесс, который в Европе до сих пор работает. Но в 2002 году у нас внедрили англо-американскую модель чистой состязательности. По ней судья не должен вообще активничать в сборе доказательств. Он наблюдает за спором обвинения и защиты и выносит решение на основании позиции той стороны, чьи аргументы сильнее. Получается, что априори истина судью не интересует. Поэтому в странах с англо-американской моделью так высоко оплачивается адвокат.

В этом случае хуже всего бедным. Если человеку назначен бесплатный адвокат, он, как правило, не проявляет активности, а сам подсудимый чаще всего юридически безграмотен и не может доказать свою невиновность. Суд же ему помочь не может и не хочет. Законопроект об истине предлагает вернуть в судебный процесс то, что мы потеряли.

Платон мне друг, но истины не надо

Оксфордский словарь назвал главным словом 2016 года post-truth — прилагательное, «относящееся к таким обстоятельствам или обозначающее такие обстоятельства, в которых объективные факты влияют на формирование общественного мнения меньше, чем воззвания к эмоциям и личным убеждениям».

Truth можно перевести на русский как «правда» или как «истина». Английский язык не фиксирует тонкого различия между этими понятиями, существующими в русском языке. Вслушайтесь, как по-разному звучит: «Я говорю правду» и «Я говорю истину» — а по-английски в обоих случаях будет «I tell the truth». Носителю же русского языка понятно, что истина одна на всех, а правда у каждого своя. Истина объективна, а правда субъективна.

Определение post-truth, данное составителями словаря, подразумевает объективный характер truth, поэтому в качестве русской кальки будем использовать слово «постистина» и производные.

Оксфордские лексикографы поясняют: слово post-truth существует в английском языке уже лет десять, но в 2016 году отмечен взрывообразный рост его популярности. В данном случае приставка «пост-» подразумевает, что то или иное понятие, прежде бывшее очень важным, потеряло свою значимость. По-видимому, главным образцом для создателей и популяризаторов «постистины» было слово «пострасовый», утвердившееся в американском английском в 1970-е годы, на волне успехов движения против расовой дискриминации: мол, наступает новая эпоха, когда цвет кожи больше не является определяющей характеристикой человека. Соответственно, «эпоха постистины» — это время, когда истина потеряла ценность для общества.

Термин «политика постистины» (post-truth politics) широко использовали англоязычные журналисты, когда писали о референдуме о выходе Великобритании из Евросоюза и о президентских выборах в США. Идея, в общем, следующая: сторонники Brexit, а равно и сторонники Дональда Трампа, не интересуются истинным (!) положением дел в стране, им нет дела до достоверно установленных и проверяемых фактов — им важны их собственные ощущения. Значительная часть британцев убеждена, что евробюрократы норовят зарегулировать всю их жизнь и отобрать у них последний трудовой пенс, — и сколько им ни доказывай с цифрами и документами, что регулирование ЕС на самом деле (!) весьма умеренное и что членство в организации обходится Великобритании существенно дешевле, чем им кажется (!!!), это не производит на них впечатления. «Трамписты» уверены, что президент Барак Обама повысил налоги и чуть было не лишил их права на ношение оружия, — и сколько ни потрясай у них перед носом его законодательными инициативами, они упорно отказываются пересмотреть свое мнение. Да что говорить, Трамп набрал популярность еще в прошлый избирательный цикл (2011–2012 годы) благодаря тому, что публично ставил под сомнение факт рождения Обамы на территории США (это необходимое условие, чтобы иметь право баллотироваться в президенты). Эта конспирологическая теория была многажды опровергнута (в частности, Обама обнародовал свое свидетельство о рождении), но это, парадоксальным образом, нимало не поколебало доверия значительной части электората к Трампу.

«Что-то с ним не так», «нас опять надули», «да все они там одним миром мазаны», «нам что-то недоговаривают» — поди-ка с этим поспорь! «Брекзитеры» и Трамп победили, играя именно на таких эмоциях.

Впрочем, было бы неверно применять термин «постистина» исключительно к политическим консерваторам. Подобная глухота к фактам и отказ от критического осмысления информации характерны для любых «групп по убеждениям» — вспомните хотя бы «антипрививочников», «ВИЧ-диссидентов», противников ГМО и поборников «органических продуктов». Да кого угодно.

«Афинская школа», Рафаэль Санти, 1511 год

С 2013 года в Кембриджском университете группа историков, политологов, антропологов и других ученых во главе с профессорами Джоном Нотоном (John Naughton), Ричардом Эвансом (Richard Evans) и Дэвидом Рансименом (David Runciman) проводит большое исследование современной конспирологии, и их предварительные выводы о «питательной среде», в которой эта самая конспирология существует, очень примечательным образом перекликаются со статьями американских политических аналитиков, пытающихся осмыслить «феномен Трампа». Мы склонны окружать себя людьми схожих взглядов и тем самым изолируем себя от альтернативных идей — образуются герметичные «информационные пузыри», каждый из них со «своей правдой». «Информационный пузырь» — самоподдерживающаяся система, которая отторгает любые сомнения в «своей правде», например, высмеивая их или выискивая у сомневающихся корыстные мотивы.

Навязший на зубах пример: если вы считаете Сталина «кровавым палачом», то человек, который подчеркивает его достижения, представляется вам либо людоедом, либо идиотом, либо троллем на зарплате. Ну и наоборот, соответственно, тоже: если Сталин для вас «эффективный менеджер», то его критики ненавидят Россию, не знают истории и вообще продались. И те, и другие готовы обосновать свою позицию цифрами, цитатами и прочими более или менее убедительными аргументами, а соответствующие аргументы противоположной стороны объявить вырванными из контекста или сфальсифицированными. Спорят-то они при этом не про Сталина, который умер больше 60 лет назад, а про частное и общественное, про свободу и порядок, про цели и средства, про пределы необходимого зла — словом, про убеждения, про эмоции, про «свою правду». Объективное знание, которое содержится в исторических источниках и может быть из них извлечено при помощи известных методов исторического исследования, тех и других в равной степени не интересует. Для них (для нас) никакого объективного знания, истины, попросту не существует — мы считаем таковыми «свою правду». Это не хорошо и не плохо, это просто данность, про которую стоит помнить: мы существа не только рациональные, но и эмоциональные, наши мнения и наше поведение определяются не только разумом, но и убеждениями, которыми далеко не всегда возможно сознательно управлять и которые, строго говоря, вообще не очень понятно откуда берутся.

«Эпоха постистины» — это когда необходимость критического мышления, преодоления глухоты к фактам и к аргументам оппонента перестала быть общепризнанной. Возможно, Трамп это понял и решил на этом сыграть. Возможно, он сам живет в «информационном пузыре» и не желает из него вылезать. В первом случае он гениальный демагог, во втором — безответственный популист. Как бы там ни было, его «постистинная» стратегия сработала.

Но опять же, далеко не только Трамп действовал в логике «постистины». Вот мелкий, почти случайный пример. 18 июля 2016 года Мелания Трамп, жена тогда еще кандидата в президенты США, выступила на съезде Республиканской партии в белом платье. Журналистка Philadelphia Inquirer Элизабет Веллингтон, пишущая о моде, в своей колонке провозгласила, что Мелания вольно или невольно стала символом «белизны» Республиканской партии — попросту говоря, расизма. Прошло десять дней, и соперница Трампа Хиллари Клинтон выступила на съезде Демократической партии в белом брючном костюме. Веллингтон и про нее написала колонку. Белизну одежды Хиллари она провозгласила символом надежды. И потом была еще третья колонка, в которой Веллингтон пыталась объяснить, что символика белого цвета зависит от контекста.

Столь откровенное лицемерие уже и лицемерием-то не назовешь. Это какой-то новый виток «готтентотской морали»: «Зло — это когда сосед украл у меня корову, добро — когда я украл у соседа корову». Разделение на «наших» и «ненаших» уже не определяется ни расовой, ни национальной, ни классовой принадлежностью — только убеждениями. Все на свете — вопрос интерпретации. Все относительно. Истины нет, и все позволено. (Вы, возможно, думаете, что это цитата из игры Assassin’s Creed. Нет, это Фридрих Ницше, «К генеалогии морали», 1887 год. Ницше и впрямь приписывает эту идею мусульманскому ордену ассасинов, но откуда он узнал об их тайной доктрине — сообщает крайне смутно. Скорее всего, попросту выдумал.)

Если это новая норма (а провозглашение «постистины» словом года подводит именно к этому), то пора официально объявить, что цивилизованный мир окончательно вступил в эпоху постмодерна. Философские дебаты об относительности истины и о множественности интерпретаций как минимум полвека были уделом немногих интеллектуалов. Выражение «это какой-то постмодернизм» фактически означало «это какая-то отвлеченная чушь и словоблудие». Однако теперь это уже вопрос не только эпистемологии, а самой что ни на есть текущей политики и прикладной социологии. Люди, которые понятия не имеют о Жан-Франсуа Лиотаре, Мишеле Фуко, Ролане Барте, Жане Бодрийяре, оказались в описанной ими вселенной — вселенной, в которой Бог умер, автор умер, нет больше ничего абсолютного, а вместо одной на всех истины — множество правд, равноправных с точки зрения общественного мнения.

Кстати сказать, «научная правда», которой, я полагаю, привержены вместе со мною читатели N+1, в этой вселенной — тоже не более чем одна из правд. От этого делается неуютно. Ведь мы-то с вами знаем, как на самом деле устроен мир, а кто не верит в Большой взрыв, фундаментальные физические постоянные, происхождение видов путем естественного отбора и историко-филологическую критику — ну, невежды, что с них взять. А теперь представьте, что через стенку от вас сидит человек, который точно знает, что Земля плоская, а египетские пирамиды построил Иосиф Прекрасный, чтобы хранить зерно, — и он столь же убежден, что невежда — это как раз вы. Вы сколько угодно можете друг друга презирать, но ни за что на свете друг друга ни в чем не переубедите.

Добро пожаловать в постмодерн.

«Афинская школа», Рафаэль Санти, 1511 год

Артем Ефимов

Истина — Циклопедия

Истина, ⊤ — атомарная единица в логике, назначаемая высказыванию или алгебраическому выражению; в классической логике по аксиоме «третьего не дано» единственной альтернативой истине даётся обратный ей элемент ложь, ⊥. Мощь такого ограничения в том, что, приходя к выводам, отрицающим ложь, мы приходим-«возвращаемся» к неизбежной истинности отрицаемого. «Истинной является»… — «истинным, не ложным, значением обладает» — любая аксиома или доказанная — сомкнутая на аксиомах — теорема.

В более общем смысле за «рабочую» истину считается та или иная теория — система утверждений, корректно связанных по правилам той или иной логической системы и основанных на конечном наборе гипотез — неопровергнутых или неопровержимых утверждений.

В нечёткой логике область значений истинности расширяют, подобно понятию числа́ в арифметике: вместо одного из двух возможных значений — ⊥ или ⊤ — высказываниям назначается дробная мера — будто бы мера «величины́» их истинности. Подобно мере вероятности в теории вероятностей, мера истинности может принимать любое из бесконечно делимого вещественночисленного интервала значений от нуля-⊥ (полная ложность) до единицы-⊤ (полная истинность).

В быту и философии истинность может служить не только значением логически корректных высказываний, но также и как свойство-признак, заявляемое аксиоматически для каких-то утверждений или намёков: для передачи впечатлений, убеждений, надежд и «священных истин».

Возможное философское описание истины: отражение объектов познания такими, какими они, предположительно, существуют сами по себе, независимо от познающего субъекта и его сознания, «на самом деле». У понятий «существование», «сознание», «независимо», «на-самом-деле» и подобных, в свою очередь, нету опоры в науке, поэтому «истиной», в итоге, может называться что угодно. Например, «Аз есмь путь, и истина, и жизнь. В судебных ритуалах истина аксиоматически назначается, как нечто очевидное и доступное. В таком смысле, искусство юриспруденции и его деятели заходят далеко вперёд остального человечества в поиске и нахождении истин.

Формальная истина в аксиомах той или иной логической системы: например, единица (не нуль) в двоичной логике.
Абсолютная истина — это несомненное, неизменное, раз и навсегда установленное знание.
Относительная истина — философское понятие, отражающее утверждение, что абсолютная истина труднодоступна. Согласно этой теории, можно только приближаться к абсолютной истине, и во время этого приближения создаются новые представления, а старые отбрасываются. Теории, утверждающие существование абсолютной истины, зачастую называют метафизикой, относительной истины — релятивизмом. Понятие относительной истины используется в учении диалектики. Разновидностью относительной истины является правда. Относительная истина всегда отражает текущий уровень наших знаний о природных явлениях. Например, утверждение «Земля вращается» — абсолютная истина, а утверждение о том, что вращение Земли происходит с какой скоростью, — относительная истина, которая зависит от методов и точности измерения этой скорости.
Объективная истина — такое содержание наших знаний, которое не зависит от субъекта по содержанию (по форме всегда зависит, поэтому истина субъективна по форме). Признание объективности истины и узнаваемости мира равнозначны и не имеют ничего общего с относительным понятием иррационалистической философии.
Необходимая истина — знание, достигнутое в результате совокупности связанных внутренней последовательностью действий.
Случайная истина — знание, полученное вне зависимости от целенаправленных действий познающего субъекта.
Аналитическая истина имеет место тогда, когда приписываемое объекту свойство содержится в самом его понятии с необходимостью.
Синтетическая истина — познавательная ситуация, в рамках которой раскрытие некоторого свойства требует внесения дополнительной, зачастую случайной, информации.

[править] Смотрите также

Достижение юридической истины как условие соответствия приговора суда требованию справедливости

Библиографическое описание:

Маганкова, А. А. Достижение юридической истины как условие соответствия приговора суда требованию справедливости / А. А. Маганкова. — Текст : непосредственный // Актуальные проблемы права : материалы I Междунар. науч. конф. (г. Москва, ноябрь 2011 г.). — Москва : Ваш полиграфический партнер, 2011. — С. 15-17. — URL: https://moluch.ru/conf/law/archive/40/1275/ (дата обращения: 15.02.2021).

Приговор - важнейшее решение, принимаемое судом по уголовному делу. Приговор выступает как акт правосудия, что качественно выделяет его среди других процессуальных актов. Он должен отвечать высоким правовым и нравственным требованиям, быть отражением истины и справедливости. Справедливость приговора как важнейшего акта правосудия зависит не только от грамотно проведенного расследования, но и от того, насколько достоверно и глубоко суд, рассматривавший дело, исследовал все фактические обстоятельства произошедшего, имеющие значение для его разрешения по существу, и дал им надлежащую правовую и нравственную оценку.

Действующий процессуальный закон термин «справедливость» употребляет применительно к наказанию, назначенному судом, называя, при этом, его как важнейшее требование, предъявляемое к приговору. Согласно ст. 379 УПК РФ, одним из оснований к отмене или изменению приговора является его несправедливость, которая в трактовке закона связана с несправедливостью назначенного наказания.

Но справедливость приговора не сводится только к соразмерности наказания осужденному, хотя она составляет важный и необходимый ее компонент. Различные авторы в понятие справедливости обоснованно вкладывают более широкий смысл. Так, Ф. М. Кудин пишет, что справедливость выражает моральное требование о том, чтобы приговор «устанавливал виновность либо невиновность подсудимого в соответствии с тем, что имело место в действительности, чтобы в приговоре было правильно квалифицированно деяние лица и определено наказание в соответствии с тяжестью преступления и личностью виновного»[7, с.423]. М.С. Строгович, перечисляя требования к приговору, указывал, что приговор «должен быть справедлив — это значит, что он должен устанавливать действительную вину или невиновность подсудимого и наказывать его в соответствии с его виною» [6, с.325]. Как верно отмечает П.А. Лупинская, только в приговоре суда находит подтверждение ранее возникшее уголовно-правовое отношение или устанавливается отсутствие факта, порождающего это правоотношение, и, следовательно, отсутствие у суда права на признание лица виновным и его наказание»[2, с.17]..

Однако означает ли это, что суд, рассматривающий уголовное дело, обязан в ходе судебного следствия установить объективную истину?

Объективная истина предполагает наличие таких знаний и выводов об обстоятельствах дела, которые правильно отражают существующую вне человеческого сознания действительность, полученных в рамках соответствия процессуальным нормам. При этом в ходе своей познавательной деятельности суд «руководствуется целью восстановить в виде идеального (мыслительного) образа произошедшее событие» »[1, с.112] — обстоятельства совершенного деяния. Таким образом, объектом изучения суда, в отличие от биологов, например, будет являться не существующие в реальной сегодняшней действительности явления, а событие, возникшее в жизни людей в определенный период времени в прошлом. При этом, если процесс размножения болезнетворных бактерий или грибков биолог имеет возможность наблюдать воочию, с помощью технических средств, и на основе увиденного делать выводы по изучаемой проблематике, то исследование обстоятельств жизненного события – преступления — судом опирается на искусственное моделирование в уме обстоятельств произошедшего, базисом для которого становятся те факты, которые были связаны с изучаемым явлением. Цель получения указанных фактов обуславливают разделение уголовного процесса на стадии – в ходе предварительного расследования формируется определенный конгломерат информации о совершенном деянии, позволяющий определить его как преступное, устанавливающий круг лиц, причастных к совершению деяния, подтверждающий наличие в действиях данных лиц состава преступления и т.д., который именуется как собранная по делу доказательственная база. На стадии же судебного разбирательства превалирующим является «уяснение сути правового конфликта» [1, с.153] посредством исследования той самой пресловутой доказательственной базы. Суд должен прийти к убеждению о доказанности или недоказанности обвинения на основании исследования представленных сторонами доказательств и принять властное решение – разрешить уголовное дело. «Установить истину в уголовном процессе, – пишет П. Лупинская, – означает познать прошедшее событие и все обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу, в соответствии с тем, как они имели место в действительности» [3, с.129].

Однако суд не устанавливает объективную истину, а судит об ее установлении или не установлении, исследуя и оценивая в процессе судебного разбирательства представленные сторонами доказательства той или иной версии произошедшего в прошлом жизненного события, при вынесении решения именем Российской Федерации и назначении виновному меры воздаяния. Действительно, если в материалах уголовного дела наличествует комплекс доказательств, достаточных для установления виновности лица в совершении преступления и указанное лицо действительно совершило данное деяние, то мы будет говорить о том, что суд установил истину по делу. В то же время, если в ходе предварительного расследования не было собрано достаточных доказательств виновности обвиняемого (действительно совершившего преступление), вследствие чего приговором суда он был оправдан, установил ли суд объективную истину? Исходя из изложенного выше определения думается, что нет. Но, вместе с тем, нельзя не констатировать то, что судом все же дана оценка установлению истины, однако не истины объективной, а истины юридической, процессуальной, поскольку недоказанность вины обвиняемого (пусть даже и совершившего инкриминируемое преступное деяние) влечет вынесение оправдательного приговора судом, так как в рамках таковых отношений действует принцип презумпции невиновности.

И.Я. Фойницкий в связи с этим отмечал: «Суду указывается как событие, так и его причина; ему ставится не вопрос: что произошло и кем оно причинено, а вопрос: произошло ли данное событие и составляет ли причину его, внешнюю и внутреннюю деятельность определенного обвиняемого? Суду представляются и доказательства, имеющиеся для разрешения этого вопроса. Ему остается лишь определить точность или истинность доказательств и поставить их в логическую связь с искомым» [8, с.179-180].

Приговор суда является элементом правоприменительной практики, и к нему применима оценочная категория истины – справедливость, т.е. справедливо только то, что основано на истине. Именно в этом аспекте (справедливая оценка доказательств) необходимо рассматривать установление истины судом.

Таким образом, познание истины по уголовному делу происходит в процессе установления обстоятельств дела, а затем, при правовой оценке установленного события, уступает место истине юридической, под которой следует понимать «соответствие юридического знания правовой действительности» [1, с.127-134]. При объективном установлении обстоятельств уголовного дела их правовая оценка становится обоснованной.

Процессуальная (юридическая) истина является относительной объективной истиной. Относительность объективной истины вовсе не означает «неполноту следствия по делу» или «неполно расследованное дело», как считают некоторые авторы [4, с. 26]. М.С. Строгович указывал, что относительную истину нельзя трактовать как максимальное приближение к истине. Она такая же объективная истина, но только не полная, характеризующаяся незавершенностью процесса познания, которая и не требуется для разрешения уголовного дела по существу. «Абсолютно все о событии, являющемся преступлением, и о совершившем его лице суд вовсе не должен устанавливать, но то, что суд должен установить для правильного разрешения дела, т.е. совершено ли преступление, какое именно, совершил ли его обвиняемый, – это должно быть установлено абсолютно верно» »[6, с.75]. В этом и заключается особенность правовой регламентации процесса познания в уголовном судопроизводстве – необходимостью решения возникающих жизненных ситуаций на строго юридических основаниях, ограниченных рамками предмета и пределов доказывания, только теми способами и средствами, которые допускаются уголовно-процессуальным законом.

В процессе доказывания по уголовному делу необходимо стремиться к достижению объективной истины в том объеме и теми способами, которые определены законом. Цель деятельности суда заключается в принятии обоснованного, законного и справедливого решения на основании представленных и полно, объективно и всесторонне исследованных в суде доказательств. Кроме того, в приговоре должна быть дана юридическая и общественно-нравственная оценка фактов, установленных судом при рассмотрении уголовного дела

В том случае, если установленная судом юридическая истина не тождественна истине объективной при наличии установленных законом оснований возможен пересмотр приговора суда. «Судебное решение почитается за истину, но если эта презумпция падает, если решение оказывается ошибочным, оно должно быть заменено другим, справедливым. Истина – высший закон правосудия, стремлением к ней должны быть проникнуты все меры его» [8, с.510].

В связи с изложенным, юридическую истину как сформировавшееся на основе всестороннего, полного и объективного исследования определенной совокупности достоверных доказательств знание о значимых в социально-правовом отношении обстоятельствах конкретного преступления следует принять как аксиому соответствия приговора суда требованию справедливости.


Литература:

Аверин А.В. Истина и судебная достоверность (постановка проблемы). СПб., 2007.
Лупинская П.А. Решения в уголовном судопроизводстве. Их виды, содержание и формы. – М.: Юридическая литература, 1976.
Лупинская П.А. Уголовный процесс. Учебник. — М., 1995.
Пискун О.А. Истина в уголовном судопроизводстве: дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09. Иркутск, 2006.
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса: в 2 т. Т. 1. Основные положения науки советского уголовного процесса. М.: Наука, 1968.
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса: в 2 т. Т. 2. М.: Наука, 1968.
Уголовный процесс/Под ред. П.А. Лупинской и И.В. Тыричева. М., 1992.
Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства: в 2 т. Т. 2: печ. по 3-му изд. СПб., 1910. СПб.: АЛЬФА, 1996.

Основные термины (генерируются автоматически): объективная истина, суд, истина, уголовное дело, приговор, приговор суда, жизненное событие, правовая оценка, предварительное расследование, судебное разбирательство.

7. Истина и ее критерии. Философия: конспект лекций

7. Истина и ее критерии

Главная цель познания – достижение научной истины. Применительно к философии истина является не только целью познания, но и предметом исследования. Можно сказать, что понятие истины выражает сущность науки. Философы давно пытаются выработать такую теорию познания, которая позволила бы рассматривать его как процесс добывания научных истин. Основные противоречия на этом пути возникали в ходе противопоставления активности субъекта и возможности выработки им знания, соответствующего объективному реальному миру.

Но истина имеет множество аспектов, она может быть рассмотрена с самых различных точек зрения: логической, социологической, гносеологической, наконец, богословской.

Что же такое истина?

Истоки так называемой классической философской концепции истины восходят к эпохе античности. Например, Платон считал, что «тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит истину, тот же, кто говорит о них иначе, – лжет». Долгое время классическая концепция истины доминировала в теории познания. В главном она исходила из положения: что утверждается мыслью, действительно имеет место. И в этом смысле понятие соответствия мыслей действительности совпадает с понятием «адекватность». Иными словами, истина – это свойство субъекта, состоящее в согласии мышления с самим собой, с его априорными (доопытными) формами. Так, в частности, полагал И. Кант. Впоследствии под истиной стали подразумевать свойство самих идеальных объектов, безотносительных к человеческому познанию, и особый вид духовных ценностей. Августин развивал учение о врожденности истинных идей. Не только философы, но и представители частных наук сталкиваются с вопросом, что понимать под действительностью, как воспринимать реальность или реальный мир?

Материалисты и идеалисты понятие действительности, реальности отождествляют с понятием объективного мира, то есть с тем, что существует вне и независимо от человека и человечества. Однако и сам человек – часть объективного мира. Поэтому, не учитывая этого обстоятельства, прояснить вопрос об истине просто невозможно. С учетом имеющихся в философии направлений, принимая во внимание своеобразие индивидуальных высказываний, выражающих субъективное мнение того или иного ученого, истину можно определить как адекватное отражение объективной реальности познающим субъектом, в ходе которого познаваемый предмет воспроизводится так, как он существует вне и независимо от сознания. Следовательно, истина входит в объективное содержание человеческого знания.

Но коль скоро мы убедились, что процесс познания не прерывается, то возникает вопрос и о характере истины. Ведь если человек воспринимает объективный мир чувственным образом и представления о нем формирует в процессе индивидуального познания и своей мыслительной деятельности, то естественен вопрос – каким образом он может удостовериться в соответствии его утверждений самому объективному миру?

Таким образом, речь идет о критерии истины, выявление которого составляет одну из главнейших задач философии. И в данном вопросе среди философов согласие отсутствует. Крайняя точка зрения сводится к полному отрицанию критерия истины, ибо, по мнению ее сторонников, истина либо отсутствует вообще, или же она свойственна, кратко говоря, всему и вся.

Идеалисты – сторонники рационализма – в качестве критерия истины полагали само мышление, поскольку оно обладает способностью ясно и отчетливо представить предмет. Такие философы, как Декарт, Лейбниц исходили из представления о самоочевидности первоначальных истин, постигаемых с помощью интеллектуальной интуиции. Их доводы опирались на возможности математики объективно и беспристрастно в своих формулах отображать многообразие реального мира. Правда, при этом возникал другой вопрос: как, в свою очередь, убедиться в достоверности их ясности и отчетливости?

На помощь здесь должна была прийти логика с ее строгостью доказательства и его неопровержимостью. Так, И. Кант допускал только формально-логический критерий истины, в соответствии с которым познание должно согласовываться со всеобщими формальными законами рассудка и разума.

Но и опора на логику не избавила от трудностей в поисках критерия истины. Оказалось не так-то просто преодолеть внутреннюю непротиворечивость самого мышления, выяснилось, что порой невозможно добиться и формально-логической согласованности суждений, выработанных наукой, с исходными или вновь вводимыми утверждениями (конвенциализм). Даже стремительное развитие логики, ее математизация и разделение на множество специальных направлений, а также попытки семантического (смыслового) и семиотического (знакового) объяснения природы истины не устранили противоречий в ее критерии.

Субъективные идеалисты – сторонники сенсуализма – усматривали критерий истины в непосредственной очевидности самих ощущений, в согласованности научных понятий с чувственными данными. Впоследствии был введен принцип верифицируемости, получивший свое название от понятия верификация высказывания (проверка его истинности). В соответствии с этим принципом всякое высказывание (научное утверждение) только тогда является осмысленным или имеющим значение, если возможна его проверка. Главный упор при этом делается именно на логическую возможность уточнения, а не на фактическую. К примеру, в силу неразвитости науки и техники мы не можем наблюдать физические процессы, идущие в центре Земли. Но посредством предположений, опирающихся на законы логики, можно выдвинуть соответствующую гипотезу. И если ее положения окажутся логически непротиворечивы, то ее следует признать истинной.

Нельзя не принять во внимание и другие попытки выявить критерий истины с помощью логики, характерные в особенности для философского направления, именуемого логическим позитивизмом. Сторонники ведущей роли активности человека в познании пытались преодолеть ограниченность логических методов в установлении критерия истины. Была обоснована прагматическая концепция истины, согласно которой сущность истины следует усматривать не в соответствии ее с реальностью, а в соответствии с так называемым «конечным критерием». Его же предназначение – в установлении полезности истины для практических поступков и действий человека. Важно отметить, что с точки зрения прагматизма сама по себе полезность не является критерием истины, понимаемой как соответствие знаний действительности. Иными словами, реальность внешнего мира недоступна человеку, поскольку человек непосредственно имеет дело именно с результатами своей деятельности. Вот почему единственное, что он способен установить – не соответствие знаний действительности, а эффективность и практическая польза знаний. Именно последняя, выступая в качестве основной ценности человеческих знаний, достойна именоваться истиной.

И все же философия, преодолевая крайности и избегая абсолютизации, приблизилась к более или менее верному пониманию критерия истины. Иначе и быть не могло: окажись человечество перед необходимостью поставить под сомнение не только последствия сиюминутной деятельности того или иного человека (в отдельных, и нередких, случаях весьма далеких от истины), но и отрицать собственную многовековую историю, жизнь невозможно было бы воспринимать иначе, как абсурд.

Только понятие объективной истины, опирающееся на понятие объективной реальности, позволяет успешно развивать философскую концепцию истины. Подчеркнем еще раз, что объективный или реальный мир существует не просто сам по себе, но когда речь идет о его познании, то задается он через практику. Ограниченность практических возможностей человека выступает одной из причин и ограниченности его знания, то есть речь идет об относительном характере истины. Относительная истина – это знание, воспроизводящее объективный мир приближенно, неполно. Поэтому признаками или чертами относительной истины выступают приближенность и неполнота, которые связаны между собой. Действительно, мир представляет собой систему взаимосвязанных элементов, любое неполное знание о нем как целом всегда будет неточным, огрубленным, фрагментарным.

Вместе с тем в философии используется и понятие абсолютная истина. С его помощью характеризуется важная сторона развития процесса познания. Отметим, что понятие абсолютной истины в философии разработано недостаточно (за исключением метафизической, идеалистической ее ветви, где; абсолютная истина, как правило, соотносится с представлением о Боге как исходной творящей и созидающей силе).

Понятие абсолютной истины употребляется для характеристики того или иного специфического аспекта всякого истинного знания и в этом смысле оно аналогично понятиям «объективная истина» и «относительная истина». Понятие абсолютной истины следует рассматривать в неразрывной связи с самим процессом познания. Этот же процесс являет собой как бы движение по ступеням, означающим переход от менее совершенных научных представлений к более совершенным, однако при этом старое знание не отбрасывается, а хотя бы частично включается в систему нового знания. Вот это-то включение, отражающее преемственность (в историческом смысле), внутреннюю и внешнюю целостность знания и представляющее истину как процесс, составляет содержание понятия абсолютной истины.

Еще раз напомним, что прежде всего материальная деятельность человека оказывает воздействие на материальный мир. Но когда речь заходит о научном познании, то имеется в виду. что из всего многообразия свойств, присущих объективному миру, выделяются лишь те, что составляют исторически обусловленный предмет познания. Вот почему практика, впитавшая в себя знания, является формой непосредственного их соединения с объективными предметами и вещами. В этом и проявляется функция практики как критерия истины.

Мы рассмотрели основные принципы познания. Остается подчеркнуть различие, имеющее место в ходе познания, с одной стороны, мира живой и неживой природы, и с другой – человеческого общества, человека, то есть социального развития. В последнем случае проблемы научного познания приобретают еще большую специфичность и требуют более напряженных философских усилий.

Контрольные вопросы

1. Принцип системности, его значение в познании мира.

2. Субъект и объект познания, диалектика их взаимосвязи.

3. Чувственное и рациональное в познании: их единство и суть различия.

4. Структура познавательного процесса.

5. Уровни познания: эмпирическое и теоретическое, абстрактное и конкретное.

6. Познаваемость мира. Понятие истины.

7. Место и роль информатики в познавательном процессе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

определение истины от The Free Dictionary

Ведь в алкоголе обитает роковая интуиция истины. ЧТО такое истина? сказал, шутя Пилат, и не хотел оставаться для ответа. Что в начале, когда мир был молод, было очень много мыслей, но не было такой вещи, как истина. Человек сам создал истины, и каждая истина была составлена из множества расплывчатых мыслей. Интеллект и рассудок означают для обычного уха рассмотрение абстрактной истины. Соображения времени и места, нас с вами, выгоды и обиды тиранируют над умами большинства людей.Определение истины и лжи, которое является нашей сегодняшней темой, лежит строго за пределами нашего общего предмета, а именно анализа разума, и, конечно, не может быть опровергнуто такой философией, как кантовская, в которой не меньше, чем в предыдущей. упомянутые системы, история человеческого разума и природа языка почти полностью игнорируются, а достоверность объективного знания передается субъекту; тогда как абсолютная истина сводится к вымыслу, более абстрактному и узкому, чем идеи Платона, о «вещи в себе», к которой, если мы рассуждаем строго, не может быть применен никакой предикат.То, что существует истина более высокая, чем опыт, свидетельством которой является разум, — это убеждение, которое в нашем собственном поколении с энтузиазмом утверждается и, возможно, набирает силу. используя другого, чтобы вести ее, больше не сомневался в истине. Теперь она стала намного бледнее, чем раньше делали ее опасения за себя. Кроме того, вымышленные рассказы заставляют нас вообразить возможность многих событий, которые невозможны; и даже в самых достоверных историях, если они не полностью искажают суть дела или преувеличивают свою важность, чтобы сделать их более достойными внимания, по крайней мере, почти всегда опускаются самые низкие и наименее поразительные из сопутствующих обстоятельств; следовательно, бывает, что остальные не представляют истину, и что те, кто регулируют свое поведение примерами, взятыми из этого источника, склонны впадать в расточительность странствующих рыцарей романтики и развлекаться проектами, превышающими их возможности.ДВА ЧЕЛОВЕКА, один из которых всегда говорил правду, а другой не говорил ничего, кроме лжи, путешествовали вместе и случайно попали в страну обезьян. Поэтому мудрый князь должен придерживаться третьего курса, выбирая мудрецов в своем государстве, и давая им только свободу говорить ему правду, и то только о том, о чем он спрашивает, и ни о чем другом; но он должен расспрашивать их обо всем, и выслушивать их мнения, а затем делать свои собственные выводы. Вы видите царство добра и истины на земле, но я этого не вижу.»

правда — WordReference.com Словарь английского языка

Преобразование из « истины » (сущ. : относится к человеку, месту, вещи, качеству и т. Д.): Npl существительное во множественном числе : существительное всегда используется во множественном числе — например, «джинсы, «Ножницы.»: истины

WordReference Словарь американского английского для учащихся Random House © 2021
true ^{/ truθ / США произношение п., пл. истин (троез, тролот). фактическое состояние дела: [бесчисленное множество] Вы обещаете сказать правду?
условие соответствия фактам или действительности;
истина: [бесчисленное множество] Детективу было поручено проверить истинность показаний свидетеля.
факт, предложение, принцип или утверждение, признанное действительным: [счетные] математические истины.
Идиомы Идиомы на самом деле, на самом деле; Фактически
;
на самом деле: Она была похожа на типичную американскую домохозяйку, живущую в Москве; по правде говоря, она была шпионом.
Полный словарь американского английского WordReference Random House © 2021
true ^{(tro̅o̅th), США произношение п., пл. истин (tro̅o̅th), США произношение истинное или действительное состояние вопроса: Он пытался узнать правду.
соответствие фактам или реальности;
истина: истинность утверждения.
подтвержденный или неоспоримый факт, предложение, принцип или тому подобное: математические истины.
состояние или характер истинности.
актуальность или реальное существование.
очевидный или общепринятый факт;
трюизм;
банальность.
честность;
целостность;
правдивость.
( часто кап. ) идеальная или фундаментальная реальность, отдельно от воспринимаемого опыта и превосходящая его: основные истины жизни.
соглашение с эталоном или оригиналом.
точность положения или регулировки.
[Archaic.] Верность или постоянство.
на самом деле, на самом деле; Фактически
;
на самом деле: По правде говоря, моральное разложение ускорило упадок Римской Империи.
правда ′ меньше, прил.
правда ′ минус, н.
Среднеанглийский treuthe, Древнеанглийский trēowth (родственник древнескандинавского tryggth веры). См. True, -th ¹ bef.900
1. См. Соответствующую запись в Несокращенный факт.
2. См. Соответствующую запись в Несокращенной достоверности.
7. См. Соответствующую запись в разделе «Несокращенная искренность, откровенность, откровенность».
10. См. Соответствующую запись в разделе «Несокращенная точность, точность».
1. См. Соответствующую запись в разделе «Несокращенная ложь».
2, 4. См. Соответствующую запись в Несокращённом
7. См. Соответствующую запись в Несокращённой ложности.

Правда ^{(tro̅o̅th), США произношение n. So • journ • er (tro̅o̅th), США произношение ( Isabella Van Wagener ), 1797–1883 гг., Аболиционист в США, оратор и защитник прав женщин, родилась в рабстве.
Краткий английский словарь Коллинза © HarperCollins Publishers ::
истина / truːθ / n качество истинности, подлинности, действительности или факта
что-то истинное в отличие от ложного
доказанный или проверенный принцип или утверждение; факт: истины астрономии
(обычно множественное число) система понятий, претендующих на представление некоторого аспекта мира: истины древних религий
верность требуемому стандарту или закону
точное воспроизведение или изображение
честность, надежность , или правдивость
точность, например, установка, регулировка или положение чего-либо, например механического инструмента
Связанные прилагательные: истинный, достоверный
Этимология: староанглийский triewth ; связанный со староверхненемецким gitriuwida fidelity, старонорвежским tryggr true ˈtruthless adj
‘ правда ‘ также встречается в этих записях (примечание: многие из них не являются синонимами или переводами):}}}

существительное истины — Определение, изображения, произношение и примечания к использованию

существительное Семейство слов

истинное прилагательное (≠ неверно)
существительное истины
истинное прилагательное (≠ неправдивое)
истинное наречие
истинное наречие

Идиомы переход к другим результатам

правда
[единственное число] истинные факты о чем-то, а не о том, что было изобретено или угадано
- Как вы думаете, она говорит правду?
- Мы полны решимости найти (= открыть) правду.
- Она сказала только правду.
- Итак, теперь вы знаете правду.
- Я знал, что правда в конце концов откроется.
- правда в том, что… правда в том, что нет простых ответов.
- Дело в том, что мы не можем позволить себе держать весь персонал.
- Печальная правда заключается в том, что в свои 72 года он уже позади.
- Простая правда в том, что новые дороги только стимулируют движение транспорта.
- правда о чем-то Я не думаю, что вы говорите мне всю правду о том, что произошло.
- Эти документы раскрывают правду о его прошлом.
- Ужасная правда о его исчезновении наконец дошла до нее.
- За чем-то стоит правда Только недавно правда об убийствах стала известна.
- Это евангельская истина! (= полностью правда)
- Честно говоря, не знаю, и это правда.
Дополнительные примеры
- Ему напомнили о его обязанности говорить правду, когда его допрашивали в суде.
- Он был слишком хрупким, чтобы понять правду.
- Юристы исказили правду о сделке.
- Она была полна решимости узнать правду о своем боссе.
- Простая правда в том, что он потерял работу.
- Их двигало стремление к истине.
- Ближе к концу письма всплыла жестокая правда.
- Мы изучаем дело, чтобы увидеть, где правда (= какие части истинны).
- Мы попытаемся узнать правду от этого мальчика.
- Что правда за всеми сплетнями?
- Вы скрывали от меня правду!
- скрытая правда за событиями последних четырех лет
- простая неприукрашенная правда
- шокирующая правда о героиновой зависимости среди молодежи
Темы Сомнения, предположения и определенностьb1Оксфордский словарь словосочетаний прилагательное… слова правды + истина + глагол
- на правда
- правда о
- правда за
- …
фраз
- и / арбитр истины
- экономно с правдой
- момент истины
- …
См. полную запись
[бесчисленное множество] качество или состояние на основании фактов
- нет / немного / много и т. д.правда в чем-то Слухи неправды.
- В том, что она говорит, нет ни капли правды.
- В его версии событий действительно есть доля правды.
- Вы должны быть готовы доказать истинность этих утверждений.
противоположная фальшь см. Также постправда Дополнительные примеры
- Фильм хороший, но исторической правды мало.
- В его объяснении есть доля правды (= похоже, что оно могло быть правдой).
- Полиция сомневается в правдивости его заявления.
- Осмелится ли кто-нибудь отрицать истинность того, что мы сказали?
Oxford Collocations Dictionary прилагательное… истины, глагол + истина, истина + глагол, предлог
- истина
- правда о
- истина, стоящая за
- …
фраз
- и / арбитр истины
- быть экономным с истиной правда
- …
См. запись полностью
[исчисляемый] факт, который большинство людей считает правдой
- универсальные истины
- Она была вынуждена признать несколько неприятных истин о своей семье.
сравните неправду см. Также полуправду, домашнюю истину Дополнительные примеры
- Наука, как и теология, открывает трансцендентные истины об изменяющемся мире.
- Мы считаем эти истины самоочевидными…
- в поисках вечных истин жизни
- более глубоких истин, которые часто остаются невысказанными
Oxford Collocations Dictionary прилагательное глагол + истина
- установить
- раскрыть
- раскрыть
- …
предлог См. Полную запись

Происхождение слова Старое английское слово trīewth, trēowth ‘верность, постоянство’ (см. Истина, -th).

Идиомы

Экономьте на правде

если вы говорите, что кто-то экономил на правде, вы имеете в виду, что они упустили некоторые важные факты, но вы не хотите сказать, что они лгали

сказать что-то не совсем правдивое
- Я не совсем солгал, когда сказал, что не видел ее — я просто немного исказил правду.

если (правда) будет известна / рассказана

рассказывала кому-то правдивые факты о ситуации, особенно когда они не известны другим людям
- Если правда была известна, я боялся сказать кто угодно.

(формально) использовалась для подчеркивания истинных фактов о ситуации
- Она смеялась и болтала, но, по правде говоря, не особо развлекалась.

время, когда кого-то / что-то проверяют, или когда принимаются важные решения
- Момент истины — это когда пилот-стажер берет на себя управление самолетом.

ничто не может быть дальше от истины

говорила, что факт или комментарий полностью ложны
- Она думает, что она мне не нравится, но ничто не может быть дальше от истины.
- Я знаю, вы думаете, что она злая, но ничего не может быть дальше от истины.

(неофициально) использовал при признании в чем-то
- Честно говоря, буду рад вернуться домой.
- Сказать по правде, я стал немного заносчивым.
- По правде говоря, я очень опасаюсь его возвращения.

правда страннее вымысла

(поговорка) говорил, что вещи, которые происходят на самом деле, часто более удивительны, чем выдуманные истории

(поговорка) говорили, что люди узнают правду факты о ситуации, даже если вы пытаетесь сохранить их в секрете

См. истину в Оксфордском словаре академического английского языка для учащихся См. истину в словаре академического английского языка для учащихся Оксфорда Проверить произношение: правда

«Постправда» названа словом года по версии Oxford Dictionaries | Справочники и книги по языкам

В эпоху Дональда Трампа и Брексита Oxford Dictionaries провозгласили «постправду» своим международным словом года.

Определенное в словаре как прилагательное, «относящееся к обстоятельствам или обозначающее обстоятельства, в которых объективные факты менее влиятельны в формировании общественного мнения, чем апелляции к эмоциям и личным убеждениям», редакторы заявили, что использование термина «постправда» увеличилось на около 2000% в 2016 году по сравнению с прошлым годом. По его словам, всплеск использования произошел «в контексте референдума ЕС в Соединенном Королевстве и президентских выборов в Соединенных Штатах». Слово

Словарей Oxford в году призвано «отражать проходящий год в языке», с пост-истиной следующего спорного выбора в прошлом году на «лице со слезами радости» смайлики.Коллективы издателя по словарям в США и Великобритании иногда делают разные варианты: в 2009 году Великобритания выбрала «простые», а США — «не дружить»; в 2006 году Великобритания назвала «bovvered», а США — «углеродно-нейтральным», но в этом году команды по обе стороны Атлантики выбрали одно и то же слово.

Претенденты на титул включали существительное «альтернативное право», сокращенное от более полной формы «альтернативное право» и определяемое как «идеологическая группировка, связанная с крайне консервативными или реакционными точками зрения, характеризующаяся неприятием основной политики и использование онлайновых средств массовой информации для распространения заведомо спорного контента».Впервые использованный в 2008 году, его использование «резко возросло» этой весной и летом, говорится в словаре, и только в августе оно составило 30%. Brexiteer также боролся за корону вместе с неполитическими терминами, включая кулрофобию, боязнь клоунов и hygge, датскую концепцию уюта.

Но рост использования постправды привел к тому, что этот термин в конечном итоге оказался впереди всех. «Впервые мы увидели, что частота действительно резко возросла в этом году в июне, когда шутили по поводу голосования по Brexit и выдвижения Дональда Трампа на пост президента от республиканцев.«Учитывая, что использование этого термина не показало никаких признаков замедления, я не удивлюсь, если постправда станет одним из определяющих слов нашего времени», — предсказал президент Oxford Dictionaries Каспер Гратвол.

«Неудивительно, что наш выбор отражает год, когда доминировали напряженные политические и социальные дискуссии. Подпитываемая ростом социальных сетей как источника новостей и растущим недоверием к фактам, предлагаемым истеблишментом, концепция постправды в течение некоторого времени находит свою лингвистическую основу.

Согласно Oxford Dictionaries, впервые термин «постправда» был использован в эссе 1992 года покойного сербско-американского драматурга Стива Тешича в журнале Nation. Тесич, писавший о скандале Иран-контрас и войне в Персидском заливе, сказал, что «мы, как свободные люди, свободно решили, что хотим жить в каком-то постправдном мире».

«Есть свидетельства того, что фраза« постправда »использовалась до статьи Тесича, но, очевидно, с прозрачным значением« после того, как правда стала известна », а не с новым подтекстом, что сама правда стала неактуальной», — говорится в Oxford Dictionaries.Издатель указал на недавнее расширение значения приставки «пост-», заявив, что «вместо того, чтобы просто ссылаться на время после определенной ситуации или события — как в послевоенное время или после матча», в пост-правде это приобрели значение «принадлежность к тому времени, когда указанная концепция стала неважной или неуместной». В нем говорилось, что этот нюанс возник в середине 20-го века и использовался в таких формациях, как постнациональный (1945) и пострасовый (1971).

Постправда теперь включена в OxfordDictionaries.com, а редакторы будут следить за его использованием в будущем, чтобы увидеть, будет ли он включен в будущие издания Оксфордского словаря английского языка.

Остальная часть короткого списка

взрослый: существительное, неформальный
Практика поведения, характерная для ответственного взрослого, особенно выполнение мирских, но необходимых задач.

альта-направо: существительного
идеологической группировки, связанная с экстремальными консервативными или реакционными точками зрения, характеризуется отказом от политики господствующей и использование онлайновых средств массовой информации для распространения заведомо спорного содержания.

Brexiteer: существительное, неофициальный
Лицо, выступающее за выход Соединенного Королевства из Европейского Союза.

чат-бот: существительное
Компьютерная программа, разработанная для имитации разговора с пользователями-людьми, особенно через Интернет.

кулрофобия: существительное
Экстремальный или иррациональный страх перед клоунами.

стеклянный обрыв: существительное
Используется в отношении ситуации, в которой женщина или член группы меньшинства поднимается на руководящую должность в сложных обстоятельствах, когда высок риск неудачи.

hygge: существительное
Качество уюта и комфортной дружеской атмосферы, порождающее чувство удовлетворенности или благополучия (считается определяющей характеристикой датской культуры).

Latinx: существительное
Лицо латиноамериканского происхождения или происхождения (используется как гендерно-нейтральная или небинарная альтернатива латиноамериканскому или латинскому языку).

проснулся: прилагательное, неофициальный США
[Первоначально использовалось афроамериканцами] Предупреждение о несправедливости в обществе, особенно расизме.

Определение постправды: структуры, агенты и стили

Обширная дискуссия о политике постправды в последние два года страдает от отсутствия общего концептуального понимания. Разные авторы используют этот термин по-разному, не признавая существования конкурирующих определений. Некоторые говорят о «смерти опыта» и отсутствии влияния научных фактов на политику. Другие цитируют определение Oxford Dictionaries (OD) как убедительное: «обстоятельства, при которых объективные факты менее влияют на формирование общественного мнения, чем апелляции к эмоциям и личным убеждениям».

Для любого, кто знаком с областью международных отношений (или политической теорией, философией или социологией), определение пост-истины в OD неизбежно будет неудовлетворительным. Формируется ли общественное мнение «объективными фактами»? В любом случае, что такое «объективные факты»? Обязательно ли они противоречат апелляции к эмоциям или личным убеждениям? И если описанные обстоятельства действительно возникли, почему они возникли? Каковы их последствия для демократической политики или международных отношений?

Я утверждаю, что если термин «постправда» используется для какой-либо научной работы, необходимо более прямое и тщательное концептуальное взаимодействие.В конце концов, концепции созданы для того, чтобы явления были более очевидными и открытыми для анализа. Более того, участие в задаче концептуализации политики постправды может продуктивно расширить способы подхода к истине в международных отношениях и за их пределами.

Эта статья пытается инициировать концептуальные дебаты о постистине, чтобы проложить путь для эмпирического анализа этого явления. Я не утверждаю, что мы вступили в эпоху постправды (предлагаю оставить эпохи историкам) и что постправда возникла из воздуха.Я предлагаю подходить к постправде как к кристаллизации более длинной траектории обесценивания истины в политической дискуссии. Иначе говоря, мы не должны ни восклицать о возникновении чего-то совершенно непредвиденного, ни сразу же отрицать, что произошло что-то примечательное. Лживость — политическая константа, но ее формы — нет.

Опираясь на Ханну Арендт, я предполагаю, что фактическая правда играет ограниченную, но незаменимую роль в плюралистической политике, сравнимую с материальной средой, которая позволяет и ограничивает демократические дискуссии в важных отношениях.Я выдвинул понимание постправды как двустороннего процесса, в котором структуры и агенты взаимно зависят и усиливают друг друга.

С агентской точки зрения постправда совпадает с тем, что я называю «небрежной речью». Небрежная речь образует антиномию к «бесстрашной речи», к смелому акту говорить правду перед лицом опасности, которую Мишель Фуко проанализировал в своих лекциях в преддверии конца своей жизни. Это также связано с Арендтианским пониманием «заботы о мире» как предварительного условия демократической политики.Для Арендт мир — это сокращение от общего политического промежуточного пространства, которое одновременно объединяет и разделяет нас. Это пространство, в котором вещи становятся общедоступными, то есть объектами значимых разногласий, которые открываются для разных точек зрения. Что особенно важно, общий мир не поддерживает себя, но требует заботы, внимания и внимания. Одним из основных способов такой заботы является обсуждение, которое признает разногласия по поводу чего-то (события, практики, закона, социального развития), которое лежит между нами, но проявляется по-разному для каждой из наших точек зрения.

Небрежная речь буквально «свободна от забот», безразлична не только истина, но и мир как общее пространство, в котором вещи становятся общедоступными. Это означает нежелание рассматривать другие точки зрения, нежелание признать, что речь имеет последствия, а слова имеют значение. Это подразумевает создание неуверенности в том, действительно ли подразумевается то, что сказано вслух; это значит верить в то, что все может быть недосказано. Подобно понятию «чушь собачьего» Гарри Франкфурта, которое часто используется в связи с постправдой, неосторожная речь безразлична к своей истинностной ценности.Однако, в отличие от первого, небрежная речь не строится на тщательно продуманных пустых высказываниях, которые звучат хорошо, но почти лишены смысла. Вместо того, чтобы пытаться убедить, небрежная речь направлена на то, чтобы создать путаницу и остановить демократические дебаты.

Структурно пост-правда относится к размыванию общего мира из-за растущей нерелевантности фактической истины в публичном дискурсе. Этот процесс можно проследить до изменений в комплексе медиа-экономики-политики. Появление компании Lies, Inc.’И общий рост политики, основанной на связях с общественностью, в значительной степени способствовали цинизму по поводу фактов. Также следует принимать во внимание увеличивающееся совпадение медиа, политики и развлечений, а также радикальные изменения в самой медиа-экосистеме и снижение доверия к СМИ. Они создают условия для субъективизации общих фактов и открывают двери для таких актеров, как Дональд Трамп, способных использовать опыт реалити-шоу в целях манипулирования средствами массовой информации и публичным дискурсом.

Факты и политика

Если мы хотим понять текущую политику, я утверждаю, критическим ученым необходимо дополнить распространенный подход «социального конструирования фактов» более поливалентным подходом к истине и фактам. Я полагаю, что различие, проведенное Ханной Арендт между рациональными и фактическими истинами, хотя и значительно упрощает, полезно для понимания постправды. Рациональные истины — это истины, противоположность которых — не ложь, а иллюзия и мнение (философские истины) или ошибка и невежество (научные истины).Они также содержат платонический «истинный стандарт человеческого поведения». Арендт утверждает, что рациональные истины редко имеют политическое значение.

Что нам, , следует, , беспокоить, так это судьба фактических истин. Они действительно «составляют саму структуру политического царства». Под фактами Арендт в первую очередь подразумевает не то, что Мэри Пуви назвала «современными фактами», а именно численное представление научного и технократического знания. Напротив, факты возникают из деяний множества людей, как предполагает латинское слово factum (вещи, сделанные, поступок, действие).Эта тесная связь с действием делает их случайными. Поскольку действие свободно, у фактов «нет убедительных оснований для того, чтобы быть тем, чем они являются». Из-за своего случайного происхождения и зависимости от свидетельства факты очень хрупкие и уязвимые. Если мы потеряем набор конкретных фактов, «никакие рациональные усилия никогда не вернут их».

Фактическая правда — это в основном скромные истины типа самосожженного Мохамеда Буазизи 17 декабря 2010 года типа . Учитывая их зависимость от свидетельских показаний и рассказов, их существование, без сомнения, социально сконструировано.В политике, утверждала Арендт, появления составляют реальность. Соответственно, я утверждаю, что факты также должны рассматриваться как реальные, но не как отражение вещей, как это было до любого контакта с человеческими перспективами. Не существует абсолютных критериев, отделяющих истину от мнения, ценности или рамок / дискурса, в которые помещаются факты или из которых они возникают. Тем не менее, факты обладают любопытной властностью — они могут даже преследовать нас. Этимология латинского слова factum уходит корнями в слово fieri , которое относится к становлению; следовательно, факты — это то, что неизбежно стало для нас реальностью.

С точки зрения эпистемической достоверности, большинство ученых (и других) склонны — по крайней мере, неявно и перформативно — присоединяться к той или иной форме «повседневного реализма», когда дело касается фактов из вышеупомянутой категории. Тем не менее скептик может возразить, что описанные выше типы фактической истины в большинстве своем не имеют отношения к делу. Содержащиеся в них истины настолько «скромны», что из них ничего интересного не следует. Такой аргумент напрасно умаляет политическую роль фактической истины. Предполагается, что факты должны иметь возможность напрямую диктовать политику, иначе они будут обречены на ненужность.Но, как указывает Арендт, роль фактов состоит в том, чтобы информировать мнения, составлять общую точку отсчета для сильно различающихся мнений, «вдохновленных разными интересами и страстями». Сами факты становятся значимыми только в процессе обмена мнениями о них.

Такое агональное понимание фактов не имеет ничего общего с либеральным рынком идей, который иногда называют процессом, ведущим к «истине» в публичной сфере. И правда о разделении набора ценностей в смысле постисторического либерального консенсуса.Вместо того чтобы быть заимствованным из множества перспектив, истина приглашает и делает возможным выражение различных точек зрения . Фактическая правда стоит в начале процессов агональных споров, ухаживания и убеждения, а не в их конце. Мнения зависят от минимального количества общих фактов, так что они могут быть мнениями о чем-то , то есть разными точками зрения на что-то общее, а не субъективными прихотями или предрассудками. Таким образом, отрицание фактов означает уничтожение базовой поддерживающей инфраструктуры демократической политики.

фактических правд (или фактов, ) можно сравнить с тем, что Бонни Хониг изложила в недавней книге под названием «общественные дела». В использовании Хонига эта фраза относится к материальной инфраструктуре в (очень) широком смысле, которая собирает людей вместе как физически, так и символически. Распространение этого понятия «публичные вещи» на нематериальную сферу позволяет нам увидеть, насколько «деспотический» характер фактической истины похож на ограничивающие условия материальных вещей, которые позволяют конституировать публику.Таким образом, факты становятся благоприятным сдерживающим фактором, ограничением, которое в то же время способствует, поощряет и стимулирует дискуссии.

Точно так же забота о фактах, говоря правду, можно представить себе как практику заботы о мире. В самом деле, это «миростроительство не меньше, чем строительство домов». Более того, как и в случае с физической инфраструктурой и политическими институтами, факты превращаются в груду бессмысленных утверждений, если мы перестанем говорить о них с разных точек зрения.Сравнение также полезно в том смысле, что никто не будет ожидать указаний относительно того, что делать от материальной среды, точно так же, как никто не будет полностью игнорировать ограничения, которые оно накладывает на наши действия.

Что такое политика постправды?

Я считаю, что политику постправды следует понимать как затруднительное положение, в котором политическая речь все больше отделяется от фактической инфраструктуры. Следовательно, наша способность реагировать на политические события и участвовать в демократическом процессе формирования общественного мнения оказывается под угрозой.Это определение, в частности, отличается от тех, которые приравнивают постправду к смерти опыта. Я также считаю, что мы должны быть более точными в отношении роли эмоций в создании постправды. Защита истины может включать столько же эмоций, сколько и ее нарушение.

Наиболее убедительные примеры политики постправды как стиля, доступного отдельным политикам, — это случаи, когда откровенная ложь о вещах, которые технически может проверить любой, используется — хотя, возможно, не всегда сознательно — в различных политических целях как по отношению к противникам, так и по отношению к своим сторонникам.Это может означать, например, отрицая что-то очевидное, тривиальное, или, казалось бы, бесспорное или приготовление события, которое никогда не произошло. Обе тенденции характерны для администрации Трампа, примером чему может служить спор вокруг инаугурационной аудитории, а также призыв Келлианн Конвей к «резне в Боулинг-Грин».

Я считаю, что подобные утверждения не являются в первую очередь попытками убедить или убедить. Напротив, их основное воздействие — это создание замешательства, гнева и дезориентации.Ключевым моментом здесь является привлечение внимания к делу, и оно имеет мало общего с тем, чтобы позволить лучшему аргументу победить. Возмутительно ложные утверждения стремятся сделать невозможными «нормальные» политические дебаты и критический анализ политики. Они легко отвлекают внимание от деталей политики и могут формировать общественный дискурс, даже если их опровергают. Противодействие подобным стратегиям «играть грязно, чтобы выиграть» оказалось сложной задачей.

Даже более традиционный набор лжи, производимой Трампом, характеризуется небрежностью, бесстыдством и многочисленностью.Многие из его лжи — это искажение долгосрочных процессов в свою пользу, ложные заявления об освещении в СМИ или ложь о цифрах — совсем недавно о числе жертв урагана Мария в Пуэрто-Рико. Когда ложь становится достаточно распространенной, СМИ и демократическая аудитория легко дезориентируются, теряют основные координаты, которые обычно поддерживают критическое рассмотрение.

Тип лжи, связанный с постправдой, тесно связан с тем, что Гарри Франкфурт назвал «ерундой».Тем не менее, я утверждаю, что эти два понятия не совсем синонимы. Обе формы речи безразличны к истинности высказываний, что отличает их от традиционной лжи. Франкфурт, однако, также описывает ерунду как «тщательно продуманную» и требующую «внимательного отношения к деталям». Он не может быть основан на прихоти, а создается « изысканно искушенными мастерами, которые — с помощью передовых и требовательных методов исследования рынка, опросов общественного мнения, психологических тестов и т. Д. — неустанно стараются уловить каждое слово и имидж они производят совершенно правильно.’

Я не думаю, что это описание можно дословно применить к Трампу и другим политикам, придерживающимся правды. Безусловно, тщательно продуманные публичные образы никуда не делись. Но архетипическими лентяями являются неолиберальные политики жесткой экономии, технократы и им подобные. Их словари представляют собой смесь банальностей, словосочетаний, созданных рекламными агентствами, «истин» здравого смысла и корпоративного жаргона: «ответственность», «затягивание поясов», «критерии» и т. Д.Эта чушь прокладывает путь постправде и даже играет в ней роль, но это не то же самое.

Небрежная речь вместо продажи красиво оформленного респектабельного персонажа нарушает саму идею такой упаковки. Вместо того, чтобы тщательно обдумывать частичные факты вокруг программы политики (скучно!), Политический образ постправдного политика строится на непредсказуемости, невнимательности к деталям и систематическом использовании вопиющей лжи. Его главная цель — не переубедить или убедить, а привлечь внимание, запутать и озадачить.Смертник предпочитает, чтобы его не кричали из-за его ерунды; политик постправды не заботится. Похоже, что возник новый эмоциональный режим. Мы перешли от «правдивости» (ощущения правдивости) к состоянию, когда не требуется даже видимости правдивости. Как появилась такая сцена?

Учет постправды

Согласно исследованию политики США, проведенному корпорацией RAND, нынешнюю ситуацию потенциально уникальной делает недоверие к источникам информации и отсутствие общих фактов.Это, среди прочего, делает возможным успех небрежной речи. Факты в истории часто уступали место предрассудкам и субъективным прихотям, но в исследовании RAND не было обнаружено явных прецедентов в истории США для текущих серьезных разногласий по основным фактам и их интерпретациям. Также недоверие к общепризнанным надежным источникам информации «сейчас, кажется, более выражено».

Некоторые обвиняют интеллектуальные течения в этих разработках. Напротив, я утверждаю, что проблема сводится к более приземленным вопросам, касающимся изменений в комплексе «экономика-медиа-политика» и возрастающему дублированию трех областей этого комплекса.Действительно, доверие американцев к средствам массовой информации упало с 72% в 1976 году (после Уотергейта / Вьетнам) до 32% сегодня. В то же время визуальные медиа почти полностью вытеснили письменное слово. Ежедневный тираж газет в США упал до 36,7% домашних хозяйств в 2010 году с 123,6% (так в оригинале) в 1950-х годах.

Не менее важным, чем падение доверия к средствам массовой информации, является сочетание средств массовой информации, экономической рациональности и политики в форме связей с общественностью (PR), которые медленно развивались до своей нынешней формы в течение двадцатого века.PR — это, по сути, тщательно продуманные публичные изображения. Следовательно, это больше связано с чушью, чем с небрежной речью. Однако PR — это решающий элемент в создании структурных условий, которые позволяют расцветать небрежной речи.

В своем ответе на документы Пентагона 1970-х годов Арендт предупредила, что из-за массовой опосредованности нашего общества имидж, созданный методами PR, обычно гораздо более заметен, чем «оригинал». Образ начинает заменять реальность.Не имеет значения, приводит ли политика к каким-либо ожидаемым осязаемым результатам, если только «аудитория» при формировании своих суждений может быть привлечена к образу, созданному для распространения в СМИ, а не к «явной, неприкрытой жестокости фактов , вещей, как они есть ». Действительно, иногда это может быть явной целью PR.

Помимо PR-кампаний для политиков, в США возникла высокоорганизованная PR-индустрия, служащая корпоративным интересам с помощью лжи и отрицания науки с помощью социальной инженерии.В России несколько комментаторов описали уникальную реальность постсоветского капитализма с точки зрения жизни в смоделированной реальности. Такая PR-индустрия оказалась чрезвычайно способной манипулировать СМИ и влиять на их режим работы. И средства массовой информации, и граждане все чаще придерживаются мнения, что у проблемы всегда есть две стороны и, следовательно, нет окончательной истины как таковой. По мнению Арендт, это может вызвать «особого рода цинизм», когда мы отказываемся верить никаким истинам, независимо от того, насколько хорошо они установлены.Такой цинизм может иметь разрушительные последствия. Он разрушает «чувство, с помощью которого мы ориентируемся в реальном мире, а категория истины и лжи является одним из ментальных средств достижения этой цели».

Россия — захватывающий пример. Комбинация государственного телевидения и общей этики формирования реальности, как это изображено Петром Померанцевым и романами Виктора Пелевина, создает мир, в котором «все — пиар», или, как назвал Померанцев, Nothing is True and Everything Можно .«Политические технологии», применяемые Путиным, стремятся создать впечатление, что все в любом случае лгут, поэтому политическая борьба становится вопросом создания лучшей лжи и наиболее привлекательного персонажа.

Помимо пиара, в комплексе политика-экономика-СМИ стоит выделить две вещи. Во-первых, за последние 50 лет само понятие новостей претерпело огромные изменения. Вплоть до 1960-х и 1970-х годов в новостном программировании еще не была принята идея постоянной потоковой передачи или, что еще более важно, получения прибыли.Это оставило гораздо больше времени для фоновой работы и журналистских расследований. Однако с 1970-х годов кабельные новости, круглосуточный цикл новостей и идея получения прибыли превратили новости в развлечение. И оказывается, что противоречие и сговор предопределенных мнений более занимательны, чем факты.

За последнее десятилетие социальные сети добавили к этому свой поворот. Многие ученые отмечают, что социальные сети усиливают предвзятость, отвлекают и делают нас менее восприимчивыми к неудобным фактам.На выборах 2016 года также стало очевидно, что социальные сети позволили создать радикально правую медиа-экосистему, способную изолировать своих последователей от несоответствующих новостей и создавать активные ссылки на сайты заговора.

Наконец, чтобы завершить более умозрительное замечание, стоит рассмотреть, как трансформация экономики влияет на наше общее восприятие реальности. Мы живем в мире, определяемом сервисом и экономикой, ориентированной на опыт. Если мое сравнение фактов с физической средой справедливо, мы можем задаться вопросом, в какой степени наше отношение к фактам резонирует с все более изменчивой, аффективной и амбивалентной ролью физических объектов в нашей жизни в эпоху потоковой передачи аффективных переживаний по требованию.Мы все больше потребляем образы и впечатления, а не физические объекты. Таким образом, мы все меньше переживаем вещи в их упрямом присутствии. Возможно, мы также хотим транслировать наши персонализированные «факты» по запросу.

Банкноты

Эта статья взята из работы Хивёнена (2018), «Небрежная речь: концептуализация политики постправды». Опубликовано в Новые перспективы : Междисциплинарный журнал политики и международных отношений Центральной и Восточной Европы .

Дополнительная литература по электронным международным отношениям

Истина | Интернет-энциклопедия философии

Философов интересует множество вопросов, связанных с концепцией истины. Предварительный вопрос, хотя и в некоторой степени второстепенный, состоит в том, чтобы решить, какие вещи могут быть правдой. Является ли истина свойством предложений (которые являются лингвистическими сущностями на том или ином языке) или истина является свойством предложений (нелингвистических, абстрактных и вневременных сущностей)? Главный вопрос: Что есть правда? Это проблема ясности в том, что вы говорите, когда вы говорите, что то или иное утверждение является правдой.Наиболее важными теориями истины являются теория соответствия, семантическая теория, дефляционная теория, теория когерентности и прагматическая теория. Здесь они объясняются и сравниваются. Какая бы теория истины ни была предложена для решения основной проблемы, необходимо рассмотреть ряд дополнительных вопросов:

Могут ли утверждения о будущем быть правдой сейчас ?
Может ли существовать какой-то алгоритм для нахождения истины — некий рецепт или процедура для принятия решения для любого утверждения в системе, скажем, арифметической, истинно ли это утверждение?
Можно ли полностью определить предикат «истинно» в других терминах, чтобы его можно было исключить без потери смысла из любого контекста, в котором он встречается?
Насколько теории истины избегают парадокса?
Является ли цель научного исследования достижением истины?

Содержание

Основная проблема
Какие вещи верны (или ложны)?
1. Онтологические проблемы
2. Ограничения на правду и ложь
3. Какие предложения выражают суждения?
4. Проблемные случаи
Теория соответствия
Семантическая теория Тарского
1. Расширение семантической теории за пределы «простых» утверждений
2. Может ли семантическая теория объяснить необходимую истину?
3. Лингвистическая теория необходимой истины
Теории когерентности
1. Постмодернизм: новейшая теория когерентности
Прагматические теории
Дефляционные теории
1. Теория избыточности
2. Перформативная теория
3. Теория прозрения
Проблемы, связанные с
1. От истины к знаниям
2. Алгоритмы установления истины
3. Можно ли исключить «истинно»?
4. Может ли теория истины избежать парадокса?
5. Является ли цель научных исследований истиной?
Ссылки и дополнительная литература

1.Основная проблема

Основная проблема состоит в том, чтобы предложить жизнеспособную теорию относительно того, в чем состоит сама истина, или, говоря другими словами, «Какова природа истины?» Чтобы проиллюстрировать примером — проблема не в этом: Верно ли, что существует внеземная жизнь? Проблема: Что означает утверждение, что внеземная жизнь действительно существует? Астробиологи изучают первую проблему; философы, последние.

Эта философская проблема истины была с нами давно.В первом веке нашей эры Понтий Пилат ( Иоанна, 18:38) спросил: «Что есть истина?» но ответа не последовало. На рубеже двадцатого века проблема изучается больше, чем когда-либо ранее. За последние сто или около того лет в решении этой проблемы был достигнут значительный прогресс.

Три наиболее широко признанных современных теории истины: [i] Теория соответствия; [ii] семантическая теория Тарского и Дэвидсона; и [iii] дефляционная теория Фреге и Рамсея.Конкурирующими теориями являются [iv] теория когерентности и [v] прагматическая теория. Эти пять теорий будут изучены после ответа на следующий вопрос.

2. Какие вещи верны (или ложны)?

Хотя мы действительно говорим об истинных друзьях и ложных отождествлениях, философы считают, что это производные от слов «истинное» и «ложное». Центральное использование слова «истина», более важное для философов, происходит, когда мы говорим, например, что Монреаль находится к северу от Питтсбурга.Здесь «истинное» противопоставляется «ложному», а не «фальшивому» или «неискреннему». Когда мы говорим, что Монреаль находится к северу от Питтсбурга, что это за правда? Это утверждение, предложение или что-то еще, может быть, «факт»? В более общем плане философы хотят знать, какие вещи истинны, а какие — ложны. Тот же вопрос задается вопросом: какие вещи имеют (или несут) истинностные ценности?

Термин «истинностное значение» был введен логиками как общий термин для «истины или лжи».Спрашивать об истинностном значении P — значит спрашивать, истинно ли P или ложно. «Ценность» в «истинностной ценности» не означает «ценный». Он используется аналогично «числовому значению», когда мы говорим, что значение «x» в «x + 3 = 7» равно 4. Чтобы спросить: «Какова истинность утверждения, что Монреаль является к северу от Питтсбурга? состоит в том, чтобы спросить, верно ли утверждение, что Монреаль находится к северу от Питтсбурга, или оно ложно. (Значение истинности этого конкретного утверждения — , истинное .)

Есть много кандидатов на то, что может нести истинностные ценности:

ведомости
жетона предложений
типов предложений
предложения
теории
фактов

утверждения
высказывания
верования
отзывов
учения
и т. Д.

а.Онтологические проблемы

Какие вида вещей являются этими кандидатами? В частности, следует ли рассматривать носителей истинностных ценностей как лингвистических элемента (и, как следствие, предметов в пределах определенных языков), или это нелингвистических элемента , или они оба? Кроме того, следует ли рассматривать их как конкретных объектов, то есть вещей, которые имеют определенное положение в пространстве и времени, или их следует рассматривать как абстрактных объектов, т.е.е. как ни временные, ни пространственные сущности?

Предложения — это лингвистические элементы: они существуют на том или ином языке, будь то на естественном языке, таком как английский, или на искусственном языке, таком как компьютерный язык. Однако термин «предложение» имеет два значения: -лексема предложения и тип предложения . Эти три английских лексемы предложений относятся к одному типу предложений:

Сатурн — шестая планета от Солнца.
Сатурн — шестая планета от Солнца.
Сатурн — шестая планета от Солнца.

Предложения-токены — это конкретные объекты. Они состоят из чернильных отметок на бумаге, последовательностей звуков или бликов на мониторе компьютера и т. Д. Жетоны предложений существуют в пространстве и времени; они могут располагаться в космосе и датироваться. Приговоров быть не может. Это абстрактные объекты. (Аналогичные различия могут быть сделаны для букв, для слов, для цифр, для нот на нотном стане, да и для любых символов вообще.)

Могут ли предложения — жетона быть носителями истинностных ценностей?

Одна из причин отдавать предпочтение токенам над типами — это решение проблем, связанных с так называемыми «индексирующими» (или «рефлексивными по токенам») терминами, такими как «я», «здесь» и «сейчас». Верно или ложно утверждение типа предложения «Я люблю шоколад»? Ну, это зависит от того, кого «я» имеет в виду. Если Джек, который любит шоколад, говорит: «Я люблю шоколад», то то, что он сказал, правда; но если Джилл, которая не любит шоколад, говорит: «Я люблю шоколад», то то, что она сказала, неверно.Если бы именно типы предложений были носителями истинностных ценностей, то тип предложения «Я люблю шоколад» был бы одновременно истинным и ложным — неприемлемое противоречие. Однако противоречия можно избежать, если кто-то утверждает, что токены предложений являются носителями истинностных значений, поскольку в этом случае, хотя задействован только один тип предложения, есть два различных токена предложения.

Вторая причина для утверждения, что лексемы предложений, а не типы предложений, являются носителями истинностных ценностей, была выдвинута философами-номиналистами.Номиналисты стремятся разрешить как можно меньше абстрактных объектов. Поскольку типы предложений являются абстрактными объектами, а токены предложений — конкретными объектами, номиналисты будут утверждать, что фактически произнесенные или написанные токены предложений являются надлежащими носителями истинностных значений.

Но теория о том, что маркеры предложений являются носителями истинностных ценностей, имеет свои проблемы. Одно возражение против номиналистической теории состоит в том, что если бы никогда не было пользователей языка, не было бы и истин. (И то же самое возражение можно выдвинуть против утверждения, что именно верования, являются носителями истинностных ценностей: если бы никогда не было никаких сознательных существ, не было бы никаких верований и, следовательно, не было бы никаких истин или лжи, даже правда, что не было сознательных существ — недопустимо парадоксальный подтекст.)

И второе возражение — против теории о том, что маркеры предложений являются носителями истинностных ценностей — состоит в том, что, несмотря на то, что пользователей языка , есть предложения, которые никогда не произносились и никогда не произойдут. (Рассмотрим, например, различное количество различных способов расположения колоды игральных карт. Число 8 × 10 ⁶⁷ [цифра «8» с шестьюдесятью семью нулями] настолько велико, что никогда не будет достаточно токенов предложений в прошлом или будущем мира, чтобы описать каждое уникальное расположение.И есть бесчисленное множество других примеров). Таким образом, токены предложений не могут быть идентифицированы как носители истинностных ценностей — просто слишком мало токенов предложений.

Таким образом, обе теории — (i) что токены предложений являются носителями истинностных ценностей и (ii) что типы предложений являются носителями истинностных ценностей — сталкиваются с трудностями. Могут ли предложения быть носителями истинностных ценностей?

Чтобы избежать дилеммы выбора между токенами и типами, были предложены пропозиции в качестве основных носителей истинностных ценностей.

Следующие пять предложений написаны на разных языках, но все они обычно используются для выражения одного и того же предложения или утверждения.

Сатурн — шестая планета от Солнца. [английский]
Saturn je šestá planeta od slunce. [чешский]
Сатурн находится на шести планетах плюс éloignée du soleil. [французский]
[Иврит]
Saturn er den sjette planeten fra solen. [норвежский]

Истинность утверждения о том, что Сатурн является шестой планетой от Солнца, зависит только от физики солнечной системы, а никак не очевидным образом от человеческого соглашения. Напротив, то, что говорят эти пять предложений, частично зависит от человеческого соглашения. Если бы носители английского языка предпочли принять слово «Сатурн» в качестве названия другой конкретной планеты, первое предложение выразило бы нечто ложное. Выбирая пропозиции, а не предложения в качестве носителей истинностных ценностей, эта относительность к человеческим условностям неприменима к истине — момент, который многие философы считают достоинством теории истины.

Предложения — абстрактные сущности; они не существуют в пространстве и времени. Иногда их называют «вневременными», «вечными» или «всевозможными» сущностями. Если оставить в стороне терминологию, важно то, что предложения не являются конкретными (или материальными) объектами. Кроме того, они не ментальные сущности; это не «мысли», как предполагал Фреге в девятнадцатом веке. Критике подверглась и теория о том, что предложения являются носителями истинностных ценностей. Номиналисты возражают против абстрактного характера предложений.Другая жалоба заключается в том, что недостаточно ясно, когда мы имеем дело с одними и теми же предложениями в отличие от аналогичных предложений. Это очень похоже на жалобу на то, что мы не можем определить, когда два предложения имеют одно и то же значение. Отношения между предложениями и предложениями — серьезная философская проблема.

Поскольку это наиболее популярная теория, и ради целесообразности и последовательности, в этой статье будет принята теория, согласно которой суждения, а не предложения являются носителями истинностных ценностей.Когда мы говорим ниже об «истинах», мы имеем в виду истинные суждения. Но следует отметить, что практически все утверждения, сделанные ниже, имеют аналоги в номиналистических теориях, которые отвергают предложения.

г. Ограничения на правду и ложь

Есть два общепринятых ограничения на истину и ложь:

Каждое утверждение истинно или ложно. [Закон исключенного среднего.]
Ни одно из утверждений не является одновременно истинным и ложным. [Закон непротиворечия.]

Эти ограничения требуют, чтобы каждое предложение имело ровно одно значение истинности. Хотя этот вопрос является спорным, большинство философов добавляют дополнительное ограничение, согласно которому предложение никогда не меняет своей истинностной ценности в пространстве или времени. Следовательно, сказать: «Утверждение о том, что идет дождь, было верным вчера, но ложным сегодня» означает двусмысленность, а не на самом деле относиться только к одному утверждению. Точно так же, когда кто-то в полдень 15 января 2000 года в Ванкувере говорит, что утверждение о том, что идет дождь, верно в Ванкувере и ложно в Сакраменто, этот человек на самом деле говорит о двух разных утверждениях: (i) что в Ванкувере идет дождь в полдень. 15 января 2000 г. и (ii) что в Сакраменто в полдень 15 января 2000 г. идет дождь.Человек говорит, что утверждение (i) истинно, а (ii) ложно.

г. Какие предложения выражают суждения?

Не все предложения выражают суждения. Вопросительное предложение «Кто выиграл Мировую серию в 1951 году?» не; как и повелительное предложение «Пожалуйста, закройте окно». Декларативные (то есть изъявительные) предложения — а не вопросительные или повелительные предложения — обычно используются для выражения суждений.

г. Проблемные случаи

Но выражают ли все повествовательные предложения предложения? Следующие четыре типа повествовательных предложений были предложены как обычно не используемые для выражения предложений, но все эти предложения являются спорными.

1. Предложения, содержащие выражения без ссылки

В свете того факта, что у Франции нет короля, Стросон утверждал, что фраза «Нынешний король Франции лысый» не отражает суждения. В известном споре Рассел не согласился со Стросоном, утверждая, что предложение действительно выражает суждение, а точнее, ложное.

2. Предсказания будущих событий

А как насчет повествовательных предложений, относящихся к событиям в будущем? Например, выражает ли предложение «Завтра будет морской бой» предложение? Предположительно, сегодня мы не знаем, будет ли такая битва.Из-за этого некоторые философы (включая Аристотеля, игравшего с этой идеей) утверждали, что предложение в настоящий момент не выражает ничего, что является истинным или ложным. Другой, возможно, более сильной мотивацией для принятия этой точки зрения является вера в то, что если бы предложения, связанные с будущими человеческими действиями, выражали предложения, то есть выражали бы что-то, что сейчас является истинным или ложным, то люди будут полны решимости выполнить эти действия и у людей не будет свободной воли.Эти философы утверждали, что для защиты свободы воли мы должны отрицать истинность предсказаний.

Это усложняющее ограничение — предложения о будущем не сейчас, выражают что-либо истинное или ложное — подверглось критике Куайном и другими. Эти критики утверждают, что ограничение нарушает логику, которую мы используем для обоснования таких прогнозов. Например, вот дедуктивно верный аргумент, связанный с предсказаниями:

Мы узнали, что завтра будет набег на банк.
Если завтра будет набег на банк, то нужно разбудить генерального директора.
Итак, генерального директора надо разбудить.

Без утверждений в этом аргументе, имеющих значения истинности, независимо от того, ли мы знаем, эти значения, мы не смогли бы оценить аргумент, используя каноны дедуктивной достоверности и недействительности. Мы должны были бы сказать — вопреки глубоко укоренившимся философским интуициям — что на самом деле это вовсе не аргумент. (Другой вид опровержения утверждения о том, что предположения о будущем не могут быть истинными до наступления описанных событий, см. В разделе «Логический детерминизм».)

3. Приговоры лжецов

«Это самое предложение выражает ложное суждение» и «Я лгу» — примеры так называемых предложений лжецов. Предложение лжеца может быть использовано для создания парадокса, если мы рассмотрим, какое значение истинности ему присвоить. В качестве выхода из парадокса Крипке предполагает, что предложение лжеца — это одно из тех редких повествовательных предложений, которые не выражают суждения. Предложение попадает в разрыв истинности. См. Статью Парадокс лжецов.

4.Приговоры, содержащие моральные, этические или эстетические ценности

Наконец, мы упоминаем так называемое «различие фактов и ценностей». На протяжении всей истории философы-моралисты боролись с проблемой морального реализма. Утверждают ли такие предложения, как «пытать детей — это неправильно», которые утверждают моральные принципы, что-то истинное (или ложное), или они просто выражают (замаскированным образом) мнение, чувства или ценности говорящего? Делая последний выбор, некоторые философы утверждают, что эти повествовательные предложения не выражают суждений.

3. Теория соответствия

Мы возвращаемся к основному вопросу: «Что есть истина?» По-видимому, истина — это то, что сохраняет действительное рассуждение. Это цель научных исследований, исторических исследований и бизнес-аудитов. Мы понимаем многое из того, что означает предложение, понимая условия, при которых то, что оно выражает, является истинным. Однако точная природа самой истины не раскрывается полностью этими замечаниями.

Исторически самой популярной теорией истины была теория соответствия.Эта реалистическая теория, впервые предложенная в расплывчатой форме Платоном и Аристотелем в его «Метафизике », утверждает, что истина — это то, что утверждения имеют в соответствии с образом мира. Теория утверждает, что предложение истинно, если существует соответствующий ему факт. Другими словами, для любого предложения p,

p истинно тогда и только тогда, когда p соответствует факту.

Теоретический ответ на вопрос: «Что есть истина?» заключается в том, что истина — это определенное отношение — отношение, которое существует между предложением и соответствующим фактом.Возможно, анализ отношений покажет, что общего у всех истин.

Рассмотрим утверждение, что снег белый. Замечание, что истинность предложения заключается в том, что оно соответствует тому факту, что снег белый, заставляет критиков требовать приемлемого анализа этого понятия соответствия. Конечно, соответствие — это не пословное соединение предложения с его ссылкой. Это своего рода экзотическая связь, скажем, между целыми предложениями и фактами. Представляя свою теорию логического атомизма в начале двадцатого века, Рассел попытался показать, как истинное предложение и соответствующий ему факт имеют одну и ту же структуру.Вдохновленный идеей о том, что египетские иероглифы представляют собой стилизованные изображения, его ученик Витгенштейн сказал, что эта взаимосвязь заключается в «изображении» фактов с помощью предложений, но его развитие этого наводящего на размышления замечания в его трактате Tractatus Logico-Philosophicus не удовлетворило многих других философов. и даже сам Витгенштейн.

А что такое факты? Представление о факте как о какой-то онтологической сущности впервые было четко сформулировано во второй половине девятнадцатого века.Теория соответствия допускает, чтобы факты зависели от разума. МакТаггарт и, возможно, Кант, придерживались таких теорий соответствия. Все теории корреспонденции Рассела, Витгенштейна и Остина считают факты независимыми от разума. Но независимо от их зависимости от разума или независимости от разума, теория должна давать ответы на вопросы следующего типа. «Канада находится к северу от США» не может быть фактом. Истинное предположение не может быть фактом, если оно также утверждает факт, так каково онтологическое положение факта? Является ли тот факт, что «Брут зарезал Цезаря ножом», тем же самым фактом, что и «Цезарь был зарезан Брутом», или это другой факт? Можно было бы возразить, что это должны быть разные факты, потому что один выражает отношение удара ножом, а другой выражает отношение удара ножом, которое отличается.В дополнение к конкретному факту, что шар 1 находится на бильярдном столе, и конкретному факту, что шар 2 находится на бильярдном столе, и так далее, есть ли конкретный факт, что на столе меньше 1 006 455 шаров? Есть ли общий факт, что на столе лежит много шаров? Требует ли существование общих фактов форм Платона или Аристотеля? А как насчет отрицательного предложения , что на столе нет розовых слонов? Соответствует ли это той же ситуации в мире, когда на столе нет зеленых и слонов? Один и тот же бильярдный стол должен включать в себя множество разных фактов.Эти вопросы иллюстрируют сложность подсчета фактов и их различения. Сложность хорошо осознается сторонниками теории соответствия, но критики жалуются, что характеристики фактов слишком часто возвращаются в конечном итоге к утверждению, что факты — это то, чему должны соответствовать истинные утверждения, чтобы быть истинными. Дэвидсон подверг критике понятие факта, утверждая, что «если истинные утверждения соответствуют чему-либо, то все они соответствуют одному и тому же» (в «Верность фактам», Дэвидсон [1984]).Дэвидсон также утверждал, что факты на самом деле сами являются истинными утверждениями; факты не названы ими, как ошибочно предполагает теория соответствия.

Защитники теории корреспонденции ответили на эту критику по-разному. Некоторые говорят, что термин «соответствие» может иметь смысл, потому что, говоря о предложениях, соответствующих фактам, просто делается общее утверждение, которое резюмирует замечание о том, что

(i) Предложение «Снег белый», означает, что снег белый, и (ii) снег на самом деле белый,

и так далее для всех остальных предложений.Следовательно, теория соответствия должна содержать теорию «означает то», но в остальном она не виновата. Другие защитники теории соответствия атакуют отождествление Дэвидсоном фактов с истинными утверждениями. Снег является составной частью того факта, что снег белый, но снег не является составной частью языковой сущности, поэтому факты и истинные утверждения — это разные типы сущностей.

Недавняя работа в области семантики возможных миров идентифицировала факты с наборами возможных миров. Тот факт, что кошка находится на циновке, содержит в себе возможный мир, в котором кошка находится на циновке, а Адольф Гитлер обратился в иудаизм, будучи канцлером Германии.Мотив для этой идентификации состоит в том, что если наборы возможных миров метафизически легитимны и точно описываются, то и факты тоже.

4. Семантическая теория Тарского

Для более строгого описания того, что входит в понимание истины и ее определение, Альфред Тарский создал свою семантическую теорию истины. Однако в теории Тарского разговоры о соответствии и фактах исключены. (Хотя в ранних версиях своей теории Тарский действительно использовал термин «соответствие», пытаясь объяснить свою теорию, позже он пожалел об этом и полностью отказался от этого термина, поскольку он не играет никакой роли в его теории.) Семантическая теория является преемником теории соответствия.

Для иллюстрации теории рассмотрим немецкое предложение «Schnee ist weiss», которое означает, что снег белый. Тарский спрашивает об условиях истинности предложения, выраженного этим предложением: «При каких условиях это предложение истинно?» Другими словами: «Как мы можем завершить на английском языке следующее:« Утверждение, выраженное немецким предложением «Schnee ist weiss», истинно… »?» Его ответ:

Т:

Утверждение, выраженное немецким предложением «Schnee ist weiss», истинно тогда и только тогда, когда снег белый.

Мы можем переписать Т-условие Тарского в трех строках:

Утверждение, выраженное немецким предложением «Schnee ist weiss», верно.
тогда и только тогда, когда
снег белый

Строка 1 о правде. Строка 3 не об истине — она утверждает утверждение о природе мира. Таким образом, Т. предъявляет существенные претензии. Более того, он избегает основных проблем более ранних теорий соответствия, заключающихся в том, что термины «факт» и «соответствие» не играют никакой роли.

Теория является тарской теорией истины для языка L тогда и только тогда, когда для каждого предложения S из L , если S выражает пропозицию, что p, то теория влечет за собой истинное «Т-пропозицию» двояковыпуклого условная форма:

(Т)

Утверждение, выраженное S-in- L , верно, если и только если p.

В примере, который мы использовали, а именно «Schnee ist weiss», совершенно ясно, что Т-пропозиция состоит из содержащего (или «внешнего») предложения на английском языке и содержащегося (или «внутреннего» ”Или цитируется) предложение на немецком языке:

Т:

Утверждение, выраженное немецким предложением «Schnee ist weiss», истинно тогда и только тогда, когда снег белый.

Мы видим, что в этом Т-предложении участвуют предложения на двух различных языках. Однако если мы переключим внутреннее предложение или предложение в кавычках на предложение на английском языке, например на «Снег бел», то получим:

Т:

Утверждение, выраженное английским предложением «Snow is white», истинно тогда и только тогда, когда снег белый.

В последнем случае выглядит так, как будто только один язык (английский), а не два, участвует в выражении Т-предложения.Но, согласно теории Тарского, по-прежнему задействованы два языка: (i) язык, одно из предложений которого цитируется, и (ii) язык, который приписывает истинность утверждению, выраженному этим цитируемым предложением. Процитированное предложение считается элементом объектного языка , а внешнее (или содержащее) предложение, в котором используется предикат «истина», находится в метаязыке .

Тарский обнаружил, что во избежание противоречий в своей семантической теории истины ему пришлось ограничить объектный язык ограниченной частью метаязыка.Среди других ограничений только метаязык содержит предикаты истинности, «истинный» и «ложный»; объектный язык не содержит предикатов истинности.

Важно видеть, что Т-предложение Тарского — это , а не , говорящее:

Снег белый тогда и только тогда, когда снег белый.

Это последнее утверждение, безусловно, верно (это тавтология), но оно не является важной частью анализа концепции истины — на самом деле здесь даже не используются слова «истина» или «истина», равно как и он включает объектный язык и метаязык.Т-условие Тарского делает и то, и другое.

а. Расширение семантической теории за пределы «простых» утверждений

Полная теория Тарского предназначена для работы (почти) со всеми предложениями, выраженными с помощью непроблематичных повествовательных предложений, а не только «Снег бел». Но ему нужна конечная теория, поэтому его теория не может быть просто бесконечным набором Т-утверждений. Кроме того, Тарский хочет, чтобы его теория истинности раскрыла логическую структуру в предложениях, которая позволяет обоснованным рассуждениям сохранять истину.Чтобы сделать все это, теория должна работать с более сложными предложениями, показывая, как значения истинности этих сложных предложений зависят от их частей, таких как значения истинности составляющих их предложений. Таблицы истинности показывают, как это делается для простого языка логики высказываний (например, сложное предложение, выраженное словами «А или В», истинно согласно таблице истинности, тогда и только тогда, когда предложение А истинно или предложение В истинно, или оба верны).

Цель Тарского — определить истину для еще более сложных языков.Теория Тарского не объясняет (анализирует), когда имя обозначает объект или когда объект подпадает под предикат; его теория начинается с этих фактов. Ему нужно то, что мы сегодня называем модельной теорией для количественной логики предикатов. Его настоящая теория очень техническая. Он использует понятие нумерации Гёделя, фокусируется на удовлетворении, а не на истине, и приближается к ним через процесс рекурсии. Идея использования удовлетворения рассматривает истинность простого утверждения, такого как «Сократ смертен», говоря:

Если «Сократ» — это имя, а «смертен» — предикат, то «Сократ смертен» выражает истинное суждение тогда и только тогда, когда существует объект x такой, что «Сократ» относится к x и «смертен» удовлетворяется x.

Для формального языка логики предикатов Тарского он сформулировал это в более общем виде следующим образом:

Если «a» — это имя, а «Q» — предикат, то «a — это Q» выражает истинное высказывание тогда и только тогда, когда существует объект x, такой, что «a» относится к x и «Q» удовлетворяется пользователя x.

Идея состоит в том, чтобы определить предикат «истинно», когда он применяется к простейшим (то есть несложным или атомарным) предложениям на объектном языке (языке, см. Выше, который сам по себе не содержит предикат истины «истинно»).Предикат «истинно» — это предикат, который встречается только в метаязыке, то есть на языке, который мы используем для описания объектного языка. На втором этапе его теория показывает, как предикат истинности, если он был определен для предложений, выраженных предложениями определенной степени грамматической сложности, может быть определен для предложений следующей большей степени сложности.

Согласно Тарскому, его теория применима только к искусственным языкам — в частности, классическим формальным языкам символической логики — потому что наши естественные языки расплывчаты и бессистемны.Другие философы — например, Дональд Дэвидсон — не были столь же пессимистичны, как Тарский, в отношении анализа истины для естественных языков. Дэвидсон добился прогресса в распространении работ Тарского на любой естественный язык. Это, по его словам, в то же время обеспечивает центральный компонент теории значения языка. Дэвидсон развивает первоначальную идею, которую Фреге заявил в своем Основных законах арифметики , что значение повествовательного предложения задается определенными условиями, при которых оно истинно, — это значение задается условиями истинности.

В рамках более широкой исследовательской программы, начатой Тарским и Дэвидсоном, многие логики, лингвисты, философы и когнитивные ученые, часто совместно, проводят исследовательские программы, пытаясь выяснить условия истинности (то есть «логику» или семантику для ) суждения, выраженные такими сложными предложениями, как:

Каждое из этих направлений исследований содержит свои интригующие проблемы. Все должны преодолеть трудности, связанные с двусмысленностью, временами и индексными фразами.

г. Может ли семантическая теория объяснить необходимую истину?

Многие философы делят класс предложений на два взаимоисключающих и исчерпывающих подкласса: а именно, предложения, которые условны (то есть те, которые не являются ни обязательно-истинными, ни обязательно-ложными), и те, которые не являются условными (то есть , те, которые обязательно истинны или обязательно ложны).

По семантической теории истины, условные предложения — это те, которые истинны (или ложны) из-за некоторого определенного способа, которым оказался мир.Например, все следующие предложения условные :

	Снег белый.		Снег фиолетовый.
	Канада принадлежит ООН		Это неправда, что Канада принадлежит к ООН

Противоположный класс предложений включает те, чья истинность (или ложность, в зависимости от обстоятельств) зависит, согласно семантической теории, не от какого-то конкретного мира, а от любого способа, которым мир бывает.Представьте, что мир изменился так, как вам нравится (при условии, конечно, что его описание остается логически последовательным [то есть логически возможным]). Даже в этих условиях истинностные значения следующих (не связанных) утверждений останутся неизменными:

Однако некоторые философы, которые принимают семантическую теорию истины за случайные предложения, отвергают ее из-за неконтингентных. Они утверждали, что истинность неконтингентных предложений имеет иное основание, чем истинность случайных предложений.Истинность неконтингентных предложений возникает, говорят они, — не благодаря тому, что они правильно описывают мир, — а благодаря определениям терминов, встречающихся в предложениях, выражающих эти предложения. В связи с этим неконфликтные истины считаются истинными по определению , или, как иногда говорят, в вариации этой темы, как вопрос концептуальных отношений между концепциями, играющими в рамках предложений, или — еще один (родственный) способ — в отношении значений предложений, выражающих предложения.

Очевидно, что в этом конкурирующем описании используется своего рода теория лингвистической истины. В этой альтернативной теории истина для определенного класса предложений, а именно класса неконтингентных предложений, должна быть учтена — не в их описании того, как устроен мир, а, скорее, из-за определенных особенностей наших человеческих лингвистических конструкций.

г. Лингвистическая теория необходимой истины

Нужно ли таким образом дополнять семантическую теорию? Если бы кто-то принял семантическую теорию истины, нужно ли было бы также принять дополнительную теорию истины, а именно теорию лингвистической истины (для неконтингентных суждений)? Или можно ли использовать семантическую теорию истины для объяснения значений истинности всех предложений , как случайных, так и неконтингентных? Если да, то как?

Чтобы увидеть, как можно утверждать, что семантическая теория истины может быть использована для объяснения истинности неконтингентных предложений, рассмотрим следующую серию предложений, первые четыре из которых являются случайными, а пятая — неконтингентной:

Шмелей меньше семи или больше десяти.
Шмелей меньше восьми или больше десяти.
Шмелей меньше девяти или больше десяти.
Шмелей меньше десяти или больше десяти.
Шмелей меньше одиннадцати или больше десяти.

Каждое из этих предложений при переходе от второго к пятому становится немного менее конкретным, чем его предшественник. Каждый из них может считаться верным при большем диапазоне вариаций (или обстоятельств), чем его предшественник.Когда мы достигаем пятого члена ряда, мы получаем предложение, которое верно при любых и любых обстоятельствах. (Некоторые философы — некоторые из них в семнадцатом веке, очень многие другие после середины двадцатого века — используют идиому «возможные миры», говоря, что неконфликтные истины истинны во всех возможных мирах [то есть при любых логически возможных обстоятельствах ].) С этой точки зрения, то, что отличает неконтингентные истины от случайных, заключается не в том, что их истина возникает как следствие фактов о нашем языке или значений и т. Д.; но их истинность связана с объемом (или числом) возможных обстоятельств, при которых утверждение истинно. Условные предложения верны в некоторых, но не во всех возможных обстоятельствах (или возможных мирах). Напротив, неконфликтные предложения верны во всех возможных обстоятельствах или ни при каких. Нет никакой разницы в природе истины для двух классов предложений, только в диапазоне возможностей , в которых утверждения истинны.

Сторонник семантической теории допустит, что в теориях лингвистической истины, несомненно, есть мощное понимание.Но они возразят, что эти лингвистические теории на самом деле не проливают света на природу самой истины. Скорее, они обращают внимание на то, как мы часто обращаемся к , устанавливая истинность неконтингентных предложений. Хотя, безусловно, можно экспериментально (и индуктивно) установить истинность необоснованного утверждения о том, что все тети — женщины — например, один может постучать во множество дверей, спрашивая, были ли какие-либо из жителей тетями, и если да, то они были женщинами — это было бы ненужным упражнением.Нам не нужно тщательно исследовать мир, чтобы выяснить истинность утверждения, что все тети — женщины. Мы могли бы, например, просто обратиться к английскому словарю. Как мы, , устанавливаем, , узнаем, , , определяем , что истинностные значения неконтингентных предложений могут (но не обязательно) быть неэкспериментальными средствами; но из этого не следует, что природа истинности неконтингентных суждений фундаментально отличается от истинности случайных суждений.

С этой последней точки зрения семантическая теория истины подходит как для случайных, так и для неконтингентных предложений. Ни в том, ни в другом случае семантическая теория истины не предназначена быть теорией того, как мы могли бы выяснить, какова истинностная ценность любого конкретного предложения. В самом деле, одним очень важным следствием семантической теории истины является то, что она допускает существование предложений, истинностные ценности которых в принципе непознаваемы для людей.

И есть вторая мотивация для продвижения семантической теории истины для некондиционных суждений.Каким образом математика может быть использована (вместе с физическими теориями) для объяснения природы мира? В семантической теории ответ состоит в том, что необусловленные истины математики правильно описывают мир (как и любой возможный мир). Обычно считается, что лингвистическая теория, которая заставляет истину неумышленных истин математики проистекать из особенностей языка, имеет большие, если не непреодолимые, трудности в решении этого вопроса.

5. Теории когерентности

Теория соответствия и семантическая теория объясняют истинность предложения как возникающего из отношения между этим предложением и особенностями или событиями в мире. Теории когерентности (которых существует несколько), напротив, объясняют истинность предложения как возникающего из отношений между этим предложением и другими предложениями.

Теории когерентности ценны, потому что они помогают раскрыть, как мы приходим к нашим утверждениям истины, нашим знаниям.Мы постоянно работаем над объединением наших убеждений в единую систему. Например, когда пьяный водитель говорит: «Перед нами танцуют розовые слоны на шоссе», мы оцениваем, верно ли его утверждение, рассматривая, какие другие убеждения мы уже приняли как истинные, а именно:

Слоны серые.
Этот регион не является местом обитания слонов.
Поблизости нет ни зоопарка, ни цирка.
Известны случаи, когда люди в сильном опьянении испытывали галлюцинации.

Но, пожалуй, самая важная причина для отклонения иска алкоголика следующая:

Все остальные в этом районе утверждают, что не видят розовых слонов.

Короче говоря, утверждение алкоголика не согласуется с очень многими другими утверждениями, которым мы верим и которым у нас есть веские причины не отказываться. В таком случае мы отклоняем утверждение пьяного как ложное (и забираем ключи от машины).

В частности, теория истины утверждает, что утверждение истинно тогда и только тогда, когда оно согласуется с ___ . Например, одна теория когерентности заполняет этот пробел «верованиями большинства людей в обществе». Другой заполняет пробел «собственными убеждениями», а третий — «убеждениями интеллектуалов в своем обществе». Основные теории согласованности рассматривают согласованность как требующую хотя бы логической согласованности. Метафизики-рационалисты будут утверждать, что предложение истинно тогда и только тогда, когда оно «согласуется со всеми другими истинными предложениями». Некоторые метафизики-рационалисты идут дальше логической последовательности и заявляют, что предложение истинно тогда и только тогда, когда оно «влечет (или логически подразумевает) все другие истинные предложения».Лейбниц, Спиноза, Гегель, Брэдли, Бланшард, Нейрат, Гемпель (в конце его жизни), Даммет и Патнэм отстаивали теории истины когерентности.

Теории когерентности тоже имеют своих критиков. Утверждение о том, что висмут имеет более высокую температуру плавления, чем олово, может согласовываться с моими убеждениями, но не с вашими. Это, таким образом, приводит к утверждению, которое одновременно «верно для меня» и «ложно для вас». Но если «истина для меня» означает «истина», а «ложь для вас» означает «ложь», как предполагает теория когерентности, то мы имеем нарушение закона непротиворечивости, которое разрушает логику.Большинство философов предпочитают сохранять закон непротиворечивости любой теории истины, которая требует ее отклонения. Следовательно, если кто-то делает разумное замечание, говоря: «Это верно для меня, но не для вас», то этот человек должен иметь в виду просто: «Я верю этому, а вы нет». Истина не относительна в том смысле, что что-то может быть правдой для вас, но не для меня.

Вторая трудность с теориями когерентности состоит в том, что убеждения одного человека (или любой группы) неизменно противоречат друг другу.Например, человек может верить как «Отсутствие заставляет сердце расти», так и «вне поля зрения, из ума». Но согласно основной интерпретации «связности», ничто не может соответствовать противоречивому набору. Таким образом, большинство предложений, не будучи связанными, не будут иметь истинностных ценностей. Этот результат нарушает закон исключенного третьего.

И есть третье возражение. Что означает «совпадает с»? Чтобы X «согласовывался с» Y, по крайней мере X должен согласовываться с Y. Хорошо, тогда что означает «согласовываться с»? Было бы неправильно сказать, что «X согласуется с Y» означает «возможно, что и X, и Y будут истинными вместе», потому что этот ответ предполагает само понятие истины, которое предполагается анализировать.

Некоторые защитники теории когерентности ответят, что «согласуется с» означает «гармонично с». Противники, однако, пессимистично относятся к перспективам разъяснения концепции «гармонично с» без необходимости в какой-то момент ссылаться на концепцию совместной истины .

Четвертое возражение состоит в том, что теории когерентности фокусируются на природе проверяемости, а не на истине. Они сосредотачиваются на целостном характере проверки истинности предложения, но не отвечают на главную проблему: «Что такое сама истина?»

а.Постмодернизм: новейшая теория когерентности

В последние годы одна конкретная теория когерентности привлекла много внимания и немало шума и гнева. Философы-постмодернисты просят нас внимательно обдумать, как утверждения наиболее убедительных или политически влиятельных людей принимаются как «общие истины». Хотя все согласны с тем, что влиятельные люди — движущие силы и толчки — оказывают глубокое влияние на убеждения других людей, споры вращаются вокруг того, является ли принятие другими их верований полностью вопросом их личного или институционального положения.Наиболее радикальные постмодернисты не различают принятие как истинного от как истинного ; они утверждают, что социальные переговоры между влиятельными людьми «конструируют» истину. Они утверждают, что истина не лежит вне рамок человеческих коллективных решений; это, в частности, не «отражение» объективной реальности. Или, говоря другими словами, в той мере, в какой существует объективная реальность, это не что иное, как то, что мы, , говорим, как . Таким образом, мы, люди, являемся окончательными арбитрами в том, что истинно.Консенсус — это истина . «Субъективное» и «объективное» объединены в одно нераздельное соединение.

Эти постмодернистские взгляды были встречены социологами с большей симпатией, чем физиками. Социологам легче согласиться, например, с тем, что утверждение о том, что у людей есть супер-эго, является «конструкцией» (определенных) политически влиятельных психологов, и что в результате оно (должно рассматриваться) как истина. Напротив, ученые-физики — по большей части — скорее не желают рассматривать предложения в их собственной области как какой-то просто продукт консенсуса среди выдающихся ученых-физиков.Они склонны полагать, что утверждение о том, что протоны состоят из трех кварков, истинно (или ложно) в зависимости от того, точно ли оно описывает объективную реальность. Они не склонны верить, что истинность такого утверждения вытекает из заявлений выдающихся ученых-физиков. Короче говоря, ученые-физики не считают, что престиж и социальное влияние важнее реальности.

6. Прагматические теории

Прагматическая теория истины утверждает (примерно), что утверждение истинно, если в него полезно верить.Пирс и Джеймс были ее главными защитниками. Полезность — важнейший признак истины. Убеждения, которые приводят к наилучшей «отдаче», являются лучшим оправданием наших действий, способствуют успеху, — это истины, по мнению прагматиков.

Проблемы, связанные с прагматическим описанием истины, аналогичны проблемам, рассмотренным выше с теориями когерентности истины.

Во-первых, кому-то может быть полезно поверить в предложение, но также полезно не поверить кому-то другому.Например, Фрейд сказал, что многим людям, чтобы избежать отчаяния, необходимо верить, что есть бог, который внимательно следит за каждым. Согласно одной из версий прагматической теории, это утверждение истинно . Однако другим людям может быть бесполезно верить в это утверждение. Они были бы раздавлены, если бы поверили, что есть бог, который бдительно присматривает за каждым. Таким образом, в силу симметрии аргументов, это утверждение ложно . Таким образом, прагматическая теория ведет к нарушению закона непротиворечивости, говорят ее критики.

Во-вторых, определенные убеждения, несомненно, полезны, хотя — по другим критериям — они считаются объективно ложными. Например, некоторым людям может быть полезно поверить, что они живут в мире, окруженном людьми, которые их любят или заботятся о них. Согласно этой критике, прагматическая теория истины переоценивает силу связи между истиной и полезностью.

Истина — это то, во что в конечном итоге пришел бы верить идеально рациональный исследователь, говорят некоторые прагматики.Истина — идеальный результат рационального исследования. Критика за то, что мы теперь не знаем, что происходит в долгосрочной перспективе, просто показывает, что у нас есть проблемы со знанием, но не показывает, что значение слова «истина» теперь не подразумевает ретроспективного взгляда на будущее. Тем не менее, как теория истины, раскрывает ли это слово «истина»?

7. Дефляционные теории

Что объединяет все обсуждаемые до сих пор теории истины, так это предположение о том, что предложение истинно только в том случае, если предложение имеет то или иное свойство — соответствие фактам, удовлетворение, согласованность, полезность и т. Д.Дефляционные теории отрицают это предположение.

а. Теория избыточности

Основная дефляционная теория — это теория избыточности, которую отстаивают Фреге, Рэмси и Хорвич. Фреге выразил эту идею так:

Следует отметить, что предложение «Я чувствую запах фиалки» имеет то же содержание, что и предложение «Это правда, что я чувствую запах фиалки». Таким образом, кажется, что к мысли ничего не прибавляется, если я приписываю ей свойство истины.(Фреге, 1918)

Когда мы утверждаем предположение явно, например, когда мы говорим: «Я чувствую запах фиалки», то утверждение «Это правда, что я чувствую запах фиалки» было бы излишним; это ничего не добавит, потому что оба имеют одинаковое значение. Сегодняшние более минималистские сторонники теории избыточности отступают от этого замечания о значении и говорят просто, что они обязательно эквивалентны.

Когда концепция истины действительно окупается, так это тогда, когда мы не можем или не можем утверждать суждение явно, а имеем дело с косвенной ссылкой на него.Например, если мы хотим сказать: «То, что он скажет завтра, правда», нам нужен предикат истины «истинно». По общему признанию, это утверждение является косвенным способом сказать: «Если он завтра скажет, что пойдет снег, то пойдет снег; если он завтра скажет, что пойдет дождь, то пойдет дождь; если он завтра скажет, что 7 + 5 = 12, тогда 7 + 5 = 12; и так далее.» Но фразу «верно» нельзя исключить из «то, что он скажет завтра, правда», не создав неприемлемую бесконечную связь. Предикат истины «истинно» позволяет нам обобщать и говорить вещи более лаконично (действительно, чтобы сделать эти утверждения с помощью всего лишь конечного числа высказываний).Короче говоря, теория избыточности может работать в определенных случаях, говорят ее критики, но ее нельзя обобщать на всех; остаются непокорные случаи, когда «верно» не является избыточным.

Сторонники теории избыточности отвечают, что их теория признает существенный момент о необходимости концепции истины для косвенной ссылки. Теория утверждает, что это все , для которых нужна концепция истины, и что в противном случае ее использование излишне.

г. Перформативная теория

Перформативная теория — это дефляционная теория, которая не является теорией избыточности.Его отстаивал Стросон, считавший семантическую теорию истины Тарским в основном ошибочной.

Перформативная теория истины утверждает, что приписывание истинности предложению на самом деле не характеризует само предложение и не говорит что-то лишнее. Скорее, он что-то говорит нам о намерениях говорящего . Оратор — через свое согласие с ним, одобрение, похвалу, принятие или, возможно, признание — лицензирует наше принятие (веры в) предложения.Вместо того, чтобы сказать: «Это правда, что снег белый», можно было бы заменить «Я принимаю утверждение, что снег белый». Ключевая идея состоит в том, что высказывание некоторого предложения P, что оно истинно , означает замаскированное высказывание «Я рекомендую вам P» или «Я поддерживаю P» или что-то в этом роде.

Этот случай можно несколько уподобить случаю с обещанием . Когда вы обещаете заплатить сестре пять долларов, вы не заявляете о предложении, выраженном словами «Я заплачу вам пять долларов»; скорее вы выполняете действие , обещая ей что-то.Точно так же, согласно перформативной теории истины, когда вы говорите: «Это правда, что Ванкувер находится к северу от Сакраменто», вы тем самым даете своему слушателю лицензию верить (и действовать в соответствии с верой), что Ванкувер находится к северу от Сакраменто.

Критики перформативной теории обвиняют ее в том, что она требует слишком радикального пересмотра нашей логики. У аргументов есть предпосылки, которые верны или ложны, но мы не рассматриваем предпосылки как действия, — говорит Гич. Другие критики жалуются, что, если все приписывание «верно» означает жесты согласия, как считает Стросон, то, когда мы говорим

«Пожалуйста, закрой дверь» верно,

, мы согласимся на то, чтобы дверь была закрыта.Поскольку это абсурд, говорит Хью Прайс, что-то не так с перформативной теорией Стросона.

г. Прозенциальная теория

Prosentential Theory of Truth предполагает, что грамматический предикат «истинно» не функционирует семантически или логически как предикат. Все варианты использования слова «верно» являются предполагаемыми. Когда кто-то утверждает: «Это правда, что идет снег», человек просит слушателя рассмотреть предложение «Идет снег» и говорит: «Это правда», в то время как замечание «Это правда» воспринимается целостно как утверждение, по аналогии с местоимением.Местоимение, такое как «она», заменяет на имени человека, о котором идет речь. Точно так же «Это правда» — это , заменяющее рассматриваемого предложения. То же самое и с выражением «Это правда». Согласно теории прозрения, все употребления слова «истина» могут быть сведены к употреблению слов «это правда» или «это правда» или их вариантов с другими временами. Поскольку эти последние варианты использования слова «истинный» не могут быть исключены из нашего языка во время анализа, теория прозрения не является теорией избыточности.

Критики теории замечают, что она не может дать объяснения того, что является общим для всех наших употреблений слова «истина», например, в неанализированных операторах «это-будет-правда-это» и «это-верно». «правда-то» и «это-правда-то».

8. Связанные вопросы

а. От истины к знанию

В течение нескольких поколений дискуссии об истине сводились к вопросу: «Как может утверждение быть истинным, если мы, , не знаем, что истинно?» Известное беспокойство Аристотеля заключалось в том, что случайные предположения о будущем, такие как «Завтра будет морское сражение», не могли быть правдой сейчас, из опасения, что это отрицает свободу воли участвующих в нем моряков.Сторонники теории соответствия и семантической теории утверждали, что утверждение не обязательно должно быть известно, чтобы быть истинным. Они говорят, что истина возникает из отношения между предложением и тем, каков мир. Никто не должен знать, что эти отношения существуют, и — если на то пошло — нет необходимости даже в каких-либо сознательных или использующих язык существах, чтобы эти отношения установились. Короче говоря, истина — это объективная характеристика предложения, а не субъективная.

Для того, чтобы истинное суждение стало известно, оно должно (по крайней мере) быть обоснованным убеждением.Обоснование, в отличие от самой истины, требует особого отношения между предложениями. Чтобы предложение было обоснованным, оно должно, по крайней мере, согласовываться с другими утверждениями, которые были приняты. По этой причине согласованность предложений играет решающую роль в теории познания. Тем не менее, по мнению сторонников теории соответствия и семантической теории истины, она не играет никакой роли в теории истины.

Наконец, следует ли согласованность , которая играет такую центральную роль в теориях познания, рассматривать как объективную связь или как субъективную? Неудивительно, что теоретики ответили на этот последний вопрос по-разному.Но рассмотрение этой проблемы выходит за рамки теорий истины.

г. Алгоритмы истины

Изложение того, что означает «истина», не должно указывать нам, что является истиной, или как мы можем узнать, что является правдой. Точно так же описание того, что означает «холостяк», не должно указывать нам, кто такой холостяк, и не должно указывать, как мы можем узнать, кто такой. Однако было бы интересно, если бы мы смогли найти способ определить для любого предложения, истинно ли оно.

Возможно, это могла бы сделать какая-нибудь машина, предполагали философы. Для любого формального языка мы в принципе знаем, как генерировать всех предложений этого языка. Если бы мы построили машину, производящую одно за другим все многочисленные предложения, то в конечном итоге были бы произведены все те, которые выражают истины. К сожалению, вместе с ними мы также генерируем все те, которые выражают ложные утверждения. Мы также знаем, как построить машину, которая будет генерировать только предложений, выражающих истину.Например, мы можем запрограммировать компьютер так, чтобы он генерировал «1 + 1 не равно 3», затем «1 + 1 не равно 4», затем «1 + 1 не равно 5» и так далее. Однако генерировать всего и только предложений, выражающих истину, — совсем другое дело.

Лейбниц (1646-1716) мечтал достичь этой цели. Механизируя дедуктивное мышление, он надеялся построить машину, которая генерирует все и только истины. Как он выразился: «Насколько лучше будет подчинить математическим законам человеческое мышление, которое является самым прекрасным и полезным из того, что у нас есть.Это позволило бы уму «освободиться от необходимости думать непосредственно о самих вещах, и все же все окажется правильным». Его реальные достижения в этом отношении неутешительны, но его мечта вдохновила многих более поздних исследователей.

Некоторый прогресс в решении общей проблемы захвата всех и только тех предложений, которые выражают истинные суждения, может быть достигнут путем ограничения фокуса определенной областью. Например, возможно, мы сможем найти некую процедуру, которая даст все и только истины арифметики, химии или политической истории Египта.Здесь ключом к прогрессу является понимание того, что универсальные и вероятностные истины «захватывают» или «содержат» гораздо больше конкретных истин. Если мы знаем универсальные и вероятностные законы квантовой механики, то (как утверждали некоторые философы) мы, таким образом, косвенно (имеем возможность) знать более конкретные научные законы о химической связи. Точно так же, если мы можем аксиоматизировать область математики, то мы косвенно захватили бесконечно много конкретных теорем, которые могут быть выведены из этих аксиом, и мы можем надеяться найти процедуру принятия решения для истин, процедуру, которая гарантирует правильный ответ. на вопрос «Это правда?»

Значительный прогресс был достигнут в начале двадцатого века в проблеме аксиоматизации арифметики и других областей математики.Рассмотрим арифметику. В 1920-х годах Дэвид Гильберт надеялся очень точно представить арифметические предложения на формальном языке, затем вывести все и только теоремы арифметики из неоспоримых аксиом и тем самым показать, что все истинные предложения арифметики в принципе могут быть доказаны как теоремы. Это поставило бы понятие истины в арифметике на очень прочную основу. Аксиомы «уловят» все и только истины. Однако вскоре надежды Гильберта не оправдались. В 1931 году Курт Гёдель (1906-1978) в своей Первой теореме о неполноте доказал, что любой классический самосогласованный формальный язык, способный выражать арифметику, должен также содержать арифметические предложения, которые не могут быть выведены в рамках этой системы, и, следовательно, предложения выражаются этими предложениями нельзя было доказать истинность (или ложность) в рамках этой системы.Таким образом, понятие истины выходит за рамки концепции доказательства в классических формальных языках. Это замечательное и точное понимание природы истины.

г. Можно ли исключить «верно»?

Можно ли дать определение «истинно» так, чтобы его можно было заменить его определением? К сожалению, для ясности этого вопроса не существует единого понятия «определение». Очень много лингвистических приемов можно считать определениями. Эти устройства включают в себя предоставление синонима, предложение примеров, указание на объекты, которые удовлетворяют определяемому термину, использование термина в предложениях, противопоставление его противоположностям и противопоставление его терминам, с которыми его часто путают.(Для дальнейшего чтения см. Определения, словари и значения.)

Однако современные теории определения не получили особого признания, не говоря уже о принятии, за пределами определенных академических и специализированных кругов. Многие упорствуют в прежнем наивном взгляде на то, что роль определения состоит только в том, чтобы предложить синоним для термина, подлежащего определению. Эти люди имеют в виду такие примеры, как: «гипостазировать» означает (или является синонимом) «овеществлять».

Если бы кто-то принял этот старый взгляд на определение, можно было бы потребовать от теории истины, чтобы она давала определение «истинно», которое позволяло бы исключить его во всех контекстах языка.Тарский был первым, кто ясно показал, что никогда не может быть такого строгого определения «истинно» на его родном языке. Это определение допускало бы линию рассуждений, которая породила парадокс лжецов (вспомните выше) и, таким образом, привело бы нас к внутреннему противоречию. (См. Обсуждение в статье «Парадокс лжецов» теоремы Тарского об неопределимости 1936 года.)

Крипке попытался избежать этой теоремы, используя только «частичный» предикат истинности, так что не каждое предложение имеет значение истинности.По сути, «ремонт» Крипке позволяет определять предикат истинности в пределах его собственного языка, но за счет допуска определенных нарушений закона исключенного третьего.

г. Может ли теория истины избежать парадокса?

Краткий ответ: «Нет, если он содержит собственное понятие истины». Если язык становится точным путем формализации, и если он содержит свой собственный так называемый глобальный предикат истины, то Тарский показал, что язык позволит нам найти путь к противоречию.Этот результат показывает, что у нас нет согласованного понятия истины (для языка в этом языке). Некоторые из наших убеждений об истине и связанных с ними концепциях, которые используются в аргументе против противоречия, должны быть отвергнуты, даже если они могут казаться интуитивно приемлемыми.

Нет никаких оснований полагать, что парадокса можно избежать, отказавшись от формальных языков в пользу естественных языков. Парадокс лжецов впервые появился на естественных языках. Есть и другие парадоксы истины, такие как парадокс Лёба, которые вытекают из принципов, приемлемых как для формальных, так и для естественных языков, а именно из принципов modus ponens и условного доказательства.

В лучших решениях парадоксов используется аналогичная методология, «системный подход». То есть они пытаются устранить неопределенность и быть точными в отношении разветвлений своих решений, обычно показывая, как они работают, на формальном языке, который имеет основные черты нашего естественного языка. Парадокс лжецов и парадокс Лёба представляют собой серьезную проблему для понимания логики нашего естественного языка. Основные решения сходятся в том, что — чтобы разрешить парадокс — мы должны вернуться назад и систематически реформировать или прояснить некоторые из наших исходных убеждений.Например, решение может потребовать от нас пересмотреть значение слова «верно». Однако, чтобы решение было приемлемым, оно должно быть представлено систематически и подкреплено аргументами об общем характере нашего языка. Короче говоря, должно быть как систематическое уклонение, так и систематическое объяснение. Кроме того, когда дело доходит до разработки этого систематического подхода, цель создания согласованной основы для последовательной семантики естественного языка намного важнее, чем цель объяснения наивного способа, которым большинство говорящих используют термины «истинный» и «неверный». .Поздний Витгенштейн не согласился. Он отверг систематический подход и поставил потребность сохранить обычный язык и наши интуитивные представления о нем над необходимостью создания последовательной и последовательной семантической теории.

e. Является ли цель научных исследований истиной?

За исключением особых случаев, большинство ученых-исследователей согласятся, что их результаты верны лишь приблизительно. Тем не менее, чтобы разобраться в этом, философам не нужно принимать никаких специальных понятий, таких как «приблизительная истина».Вместо этого достаточно сказать, что цель исследователей — достичь истины, но они достигают этой цели лишь приблизительно или лишь в некоторой степени.

Другие философы считают ошибкой утверждать, что цель исследователей — достичь истины. Эти «научные антиреалисты» рекомендуют говорить, что исследования, например, в области физики, экономики и метеорологии, нацелены только на пользу. Когда они открыто не отождествляют истину с полезностью, инструменталисты Пирс, Джеймс и Шлик выбирают этот антиреалистический путь, как и Кун.Они сказали бы, что атомная теория не верна или ложна, а скорее полезна для предсказания результатов экспериментов и для объяснения текущих данных. Гир рекомендует говорить, что наука стремится к наилучшему доступному «изображению» в том же смысле, в каком карты представляют собой ландшафт. Карты не соответствуют действительности; скорее, они подходят лучше или хуже. Точно так же научные теории созданы для того, чтобы соответствовать миру. Ученые не должны стремиться создавать истинные теории; они должны стремиться к построению теорий, модели которых являются репрезентациями мира.

9. Ссылки и дополнительная литература

Брэдли, Раймонд и Норман Шварц. Возможные миры: введение в логику и ее философию , Hackett Publishing Company, 1979.
Дэвидсон, Дональд. Исследования истины и интерпретации , Oxford University Press, 1984.
Дэвидсон, Дональд. «Структура и содержание истины», The Journal of Philosophy , 87 (1990), 279-328.
Хорвич, Пол. Истина , Basil Blackwell Ltd., 1990.
Мейтс, Бенсон. «Две антиномии», в Skeptical Essays , The University of Chicago Press, 1981, 15-57.
МакГи, Ванн. Истина, неопределенность и парадокс: эссе по логике истины , Hackett Publishing, 1991.
Киркхэм, Ричард. Теории истины: критическое введение , MIT Press, 1992.
Крипке, Саул. «Очерк теории истины», Journal of Philosophy , 72 (1975), 690-716.
Куайн, W.V. «Правда», в « Quiddities: периодически философский словарь» , The Belknap Press of Harvard University Press, 1987.
Рэмси, Ф. П. «Факты и предположения», в Proceedings of the Arisotelian Society, Supplement , 7, 1927.
Russell, B. Проблемы философии , Oxford University Press, 1912.
Стросон, П. Ф. «Правда», в Анализ , т. 9, вып. 6, 1949.
Тарский, Альфред, «Семантическая концепция истины и основы семантики», в Философия и феноменологические исследования , 4 (1944).
Тарский, Альфред. «Понятие истины в формализованных языках», в Логика, семантика, метаматематика , Clarendon Press, 1956.

Информация об авторе

Брэдли Дауден
Эл. Почта: [email protected]
Калифорнийский государственный университет Сакраменто
США

Norman Swartz
Электронная почта: [email protected]
Университет Саймона Фрейзера
Канада

«Постправда» побеждает «Альт-Райт» как слово года Оксфорда

«Постправда» было названо международным словом года 2016 года от Oxford Dictionaries, побеждая политически заряженную область, в которую входили «взрослые» ». alt-right »,« Brexiteer »,« Glass Cliff »и« проснулся.

Использование словосочетания «постправда», определяемого как «относящееся к обстоятельствам или обозначающее обстоятельства, при которых объективные факты менее влияют на формирование общественного мнения, чем апелляции к эмоциям и личным убеждениям», — увеличилось на 2000 процентов по сравнению с прошлым годом, согласно данным анализ Oxford English Corpus, который ежемесячно собирает около 150 миллионов слов устного и письменного английского из различных источников.

Кэтрин Коннор Мартин, глава отдела словарей США в Oxford University Press, заявила, что этот рост наиболее резко вырос в июне после голосования по Brexit и Дональда Дж.Трамп добился выдвижения республиканцев на пост президента, сделав это слово необычайно глобальным.

«Что мы нашли особенно интересным, так это то, что в нем заключено трансатлантическое явление», — сказала она. «Часто, глядя на слова, вы обнаруживаете, что они действительно важны в Великобритании, но не в США».

Термин, чье первое известное употребление в этом конкретном смысле было в эссе 1992 года в журнале The Nation, в котором цитируется скандал Иран-контрас и война в Персидском заливе, не представляет собой совершенно новую концепцию.Но это действительно, как сказала г-жа Мартин, отражает шаг за пределы «правдивости», чеканки Стивена Колберта, которую Мерриам-Вебстер и Американское диалектное общество выбрали своим словом года десять лет назад.

«Правдивость — это юмористический способ обсуждения качества конкретных утверждений», — сказала она. «Постправда — это прилагательное, описывающее гораздо более важные вещи. Это говорит о том, что правда в основном не имеет отношения к делу «.

Слово года в Оксфорде выбрано, чтобы отразить «дух, настроение или заботы» данного года, а также подчеркнуть тот факт, что английский язык постоянно меняется.В прошлом году победителем был вообще не слово, а смайлик «Face With Tears of Joy». (Вздох. Это было тогда.) В 2014 году лавр ушел в «вейп».

Некоторые из пунктов шорт-листа этого года могут оказаться эфемерными, например, «кулрофобия» — крайний или иррациональный страх перед клоунами, — который резко усилился после серии сообщений об ужасных клоунах.

«Это принадлежит к действительно интересному классу слов, обозначенных в словаре как« редкие », которые обычно произносятся только тогда, когда люди хотят сказать:« Для этого есть слово », — г-жа- сказал Мартин.

Другие, такие как «альтернативные правые», похоже, обладают большей выносливостью, хотя этот термин подвергся семантической атаке со стороны некоторых левых. В последние дни эти критики усилили аргументы в пользу того, что это слишком мило — возможно, даже постправда? — эвфемизм для белого превосходства.

Сатурн — шестая планета от Солнца.		[английский]
Saturn je šestá planeta od slunce.		[чешский]
Сатурн находится на шести планетах плюс éloignée du soleil.		[французский]
		[Иврит]
Saturn er den sjette planeten fra solen.		[норвежский]

Каждое утверждение истинно или ложно.		[Закон исключенного среднего.]
Ни одно из утверждений не является одновременно истинным и ложным.		[Закон непротиворечия.]

Понятие истины в теории познания Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

«Объективная истина» в УПК должна превратить следователей из преследователей в исследователей

Объективная истина УПК обеспечит справедливость правосудия — Российская газета

Платон мне друг, но истины не надо

Истина — Циклопедия

[править] Смотрите также

Достижение юридической истины как условие соответствия приговора суда требованию справедливости

Похожие статьи

Доказательственное значение материалов одного

Проблема расхождения позиций адвоката (защитника)…

Специфика

Проблемы

Виды

Типичные ошибки, допускаемые

Цель доказывания в

Проблемные вопросы, возникающие в практике

7. Истина и ее критерии. Философия: конспект лекций

определение истины от The Free Dictionary

правда — WordReference.com Словарь английского языка

существительное истины — Определение, изображения, произношение и примечания к использованию

«Постправда» названа словом года по версии Oxford Dictionaries | Справочники и книги по языкам

Остальная часть короткого списка

Определение постправды: структуры, агенты и стили

Дополнительная литература по электронным международным отношениям

Истина | Интернет-энциклопедия философии

Содержание

1.Основная проблема

2. Какие вещи верны (или ложны)?

а.Онтологические проблемы

г. Ограничения на правду и ложь

г. Какие предложения выражают суждения?

г. Проблемные случаи

3. Теория соответствия

4. Семантическая теория Тарского

а. Расширение семантической теории за пределы «простых» утверждений

г. Может ли семантическая теория объяснить необходимую истину?

г. Лингвистическая теория необходимой истины

5. Теории когерентности

а.Постмодернизм: новейшая теория когерентности

6. Прагматические теории

7. Дефляционные теории

а. Теория избыточности

г. Перформативная теория

г. Прозенциальная теория

8. Связанные вопросы

а. От истины к знанию

г. Алгоритмы истины

г. Можно ли исключить «верно»?

г. Может ли теория истины избежать парадокса?

e. Является ли цель научных исследований истиной?

9. Ссылки и дополнительная литература

Информация об авторе

«Постправда» побеждает «Альт-Райт» как слово года Оксфорда

Добавить комментарий Отменить ответ