Не сентиментальный: Недопустимое название — Викисловарь — inakhan.ru

Содержание

Вячеслав Старшинов. «Этот вовсе не сентиментальный человек заплакал»

В преддверии 80-летнего юбилея легендарного форварда «Спартака» и сборной СССР продолжаем публикацию книги Вячеслава Старшинова «Я — центрфорвард», которая вышла в свет в 1971 году.

Первая часть I Вторая часть I Третья часть I Четвёртая часть

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. МОЙ «СПАРТАК»

В Серебряном бору немосковская тишина, только поскрипывает снег под ногами. Спартаковский автобус уже пуст. Наш водитель ждет меня.
— Знаешь, ребята вчера щенка принесли, Володя Марков за молоком пошёл…
— Как назвали?
— Я предлагал Спартаком назвать, а Сашка Мартынок говорит — Спартаком не стоит, больно чахлый, назвали Цезарем…
Разговоры в столовой начинаются лишь в самом конце обеда. До этого едим сосредоточенно, тихо. Проголодались. Изредка Лёша Макаров посмотрит светлыми насмешливыми глазами на Сашу Якушева, рассеянно отодвигающего от себя тарелку, и скажет:
— Доедай, доедай! Для здоровья полезно, в рыбе фосфор, и волевое начало укрепляется, когда все доедаешь до конца.

..
— А главное, порядка больше,— добродушно добавляет Валерий Кузьмин…
По дороге к двухэтажному дому, где расположены наши спальни, Саша догоняет доктора и снова начинает мучить его расспросами. Он скоро сдает в институте зачет по физиологии…
После обеда приходит Женя Паладьев.
— Слава, у тебя есть лишняя тетрадка?
Получив тетрадку, Женя уходит к себе в комнату. Он готовится к госэкзаменам по теории и методике физического воспитания…
Хочу переодеться. Не тут-то было, кто-то стучится. Зимин или Мигунько? Точно. Так и есть. Зимин.

— Слав, дай что-нибудь почитать…
У меня с собой только «Пётр Первый» и «Звездные часы человечества». Поколебавшись, даю Жене Цвейга.
— Интересно? — спрашивает Женя.
Взял книгу. Стучится к Мартынюку и Маркову: посмотреть на щенка захотелось.
— Ребята, нет у вас сегодняшнего «Советского спорта»? Получает газету. Тут же забывает её у телевизора.

Ещё Володя Мигунько. Ему тоже вечно что-нибудь нужно. Вчера перед самой игрой в раздевалке не давал покоя Кузьмину:
— Валера, дай изоляцию…
Через несколько минут снова:
— Валера, дай шнурок…
Слышу голос Зимина, доносящийся с улицы:
— Я сегодня в Дом кино еду, меня пригласили…
За игру Женя никогда не получает средних отметок. Или два с минусом или пять с плюсом. Как он не похож на спокойного, рассудительного Володю Шадрина. Даже когда Шадрину очень плохо, он не сыграет хуже, чем на тройку. Правда, и пять с плюсом он получает редко…
Сейчас бы разойтись по своим делам. Но ребята снова, словно кто-нибудь их позвал, собираются вместе. Охают, ахают, вспоминают вчерашнюю игру…
И вдруг я вижу их, своих товарищей по команде, словно со стороны. Какие они… юные! Зритель видит их поднятыми на котурны коньков, одетыми в устрашающие хоккейные доспехи. Зритель видит их неуязвимыми.

.
А они расстраиваются почти до слез, радостно хохочут даже не очень смешной шутке. Веселятся и шалят, словно они и вправду дети малые, если им улыбается удача. Огорчаются так же по-детски до отчаяния, когда удача отворачивается от них. И я чувствую потребность нежно ободрить ребят. Рассказать им что-нибудь отвлекающее, обнадеживающее. И я вспоминаю, как утешал меня мой отец в нередкие минуты моих детских неудач…
— Да разве это горе, ребята?! Сколько мы им проигрывали, да как! И ведь старались изо всех сил, бывало, а пропускали по дюжине шайб… А однажды и чёртову дюжину они набросали нам. Помнишь, Борис? — обращаюсь к подошедшему Майорову.
И его суровое лицо светлеет, он улыбается.
— Что ты им рассказываешь? Их так не били, они у нас небитые, потому и расхныкались. А нам и погоревать-то некогда было, через день били нас — динамовцы, потом «Химик», а мы носов не вешали. Только злее становились.
— По-спортивному злее, — добавляю я.

И что-то, видимо, меняется в настроении ребят, словно светлее становится вокруг, хотя на самом деле вечереет, и над аллеями Серебряного бора зажигаются фонари…
Если игра вошла в твою жизнь, властно захватила главные позиции её, с игрой не хочется расставаться, так же как не хочется расставаться и с молодостью. Но уже понимаешь, что когда-нибудь это время придет…
Мой друг рассказал мне недавно один примечательный эпизод. Он большой любитель хоккея, мой друг, и, конечно же, пришел на матч ЦСКА — Спартак, открывающий сезон 1969/70 года.
Дворец спорта заполнен возбуждёнными болельщиками, предвкушающими большую хоккейную премьеру. Заняты уже почти все места на трибунах. Только что закончилась разминка команд. По лестнице поднимается высокий, начинающий полнеть мужчина. Он проходит по ряду и, взглянув еще раз на билет, втискивается на свое законное место между двумя спорщиками. Но те двое не сразу сдают позиции и продолжают обсуждать предстоящий матч, то и дело подталкивая с двух сторон своего молчаливого соседа.

Вроде бы даже обижены на него — зачем, мол, пришел, если ничего сказать не можешь…
А мой друг всё смотрел на этого мужчину, стараясь вспомнить, где же, где же он его видел…
Диктор по стадиону между тем сообщает о том, что через несколько дней во Дворце спорта состоятся большие эстрадные концерты… О том, что в конце недели на Большой спортивной арене — физкультурный праздник.
Мой друг оглядывается по сторонам… Стадион взволнованно ждёт игры… Все косятся на арку, ведущую под трибуну, за кулисы матча, откуда должны появиться хоккеисты. Как выглядят сегодня? Как настроение?.. И никто из болельщиков не знает, что в двадцатом ряду, на сто четырнадцатом месте сидит… «И знаешь, кто это был? — спросил мой друг и, пристально всматриваясь в мое лицо, выпалил: — Альметов. Александр Альметов».
Признаюсь, я часто думаю теперь об этом…

Так сложилось, что впервые мастеров игры в хоккей шайбой я увидел сразу очень близко.

Мне шёл восемнадцатый год, когда я был поставлен в команду «Спартака» на игру с воскресенским «Химиком». Было это в Воскресенске в 1958 году. До этого мне почти не приходилось видеть игры мастеров. Потрясение, которое я пережил в тот день, помешало, видимо, мне и тогда как следует разобраться в происходившем на площадке. Не знаю, что чувствовал Кузнецов, как и я оказавшийся тогда впервые в команде, но я был словно в бреду.
Куда бежать? Надо бежать вперед — я бегу назад… Так было… И может быть, именно потому, что хоккей предстал передо мной весь сразу и захватил меня полностью, я так и не успел выбрать пример для подражания, «не сотворил себе кумира». Я открывал для себя хоккей, а хоккей раскрывал меня…
Сейчас в нашем третьем молодежном звене выделяется девятнадцатилетний Костя Климов. У него хорошая техника. Так же, как его партнеры Анатолий Севидов и Геннадий Крылов, он легко и быстро катается на коньках. Парнишка он храбрый. Надеюсь, станет настоящим хоккейным бойцом.

Он хладнокровный, не по-юношески расчетливый, трезвый спортсмен.
Что же подчас мешает ему, тормозит его рост? Ему «мешает»… Владимир Викулов.
Костя по-детски влюблен в этого замечательного мастера. Да что там влюблен — он обожает его и копирует своего идола даже в мелочах!
В команде у нас над ним дружески подтрунивают:
«Наш Костя… Викулов!»
Костя подражает знаменитому хоккеисту в манере кататься, пытается повторять викуловские приемы.
Но, как у нас принято говорить, психофизическая структура и спортивный характер Климова не во всем соответствует выбранному им эталону. Костя, по-моему, самобытен и интересен сам по себе.
С другой стороны, наш Володя Шадрин, спортсмен, идущий своим, непроторенным путем, сумевший даже слабости свои превратить чуть ли не в достоинства. Потому-то так трудно играть против Шадрина, что он ни на кого не похож.

…Когда мы видим юного хоккеиста, только что перешедшего в команду взрослых, в команду мастеров, не будем судить его строго по первым играм.

Он преодолевает такой сложный, такой трудный барьер! Он расходует столько физических и духовных сил и так безудержно, что невозможно увидеть подлинное лицо игрока, правильно оценить его перспективу. Как тут важно поддержать мальчишку, вселить в него уверенность, дать ему почувствовать дружеский локоть товарищей по команде!
И только ли новичкам?
…В февральском матче 1969 года ЦСКА — «Спартак» перелом в игре наступил, вернее, наметился во втором периоде. Первая треть закончилась с ничейным счетом — 1:1. А во втором периоде, несмотря на некоторое наше игровое преимущество, изменить счет в свою пользу мы долго не могли. Это было очень зыбкое преимущество. Понимали это и мы, и армейцы. И знали, что огромное значение будет иметь вторая шайба. Только кто её забьет— «Спартак» или ЦСКА?
И вот наконец у Зимина стопроцентная возможность вывести команду вперед… Неминуемый гол! Мы все поднялись со своей скамейки, подхваченные какой-то стремительной силой… Нам показалось, что трибуны застонали: невозможный, необъяснимый промах! Какая досада! Какая нелепая ошибка!
И Женя Зимин чуть не плача поехал на скамейку запасных.

К тому времени Женя еще не вошел в свою лучшую форму, был временно выведен из состава первой сборной страны и в «Спартаке» играл не в своем, а во втором, шадринском, звене. Он очень старался, словно хотел доказать, что тренеры сборной к нему несправедливы… Он только-только находил свою игру в том сезоне…
Тяжело опустился он на скамью рядом с Борисом Майоровым. И обычно резкий, вспыльчивый, задыхающийся от досады и азарта Борис Майоров ласково сказал, склонившись к Жене:
— Ничего! Ещё забьешь сегодня, Ёжик…— И потрепал его огромной перчаткой по шлему. Какой же радостной благодарностью вспыхнули большие глаза Жени! Я почувствовал, что Борис сказал то, что, видимо, каждый из нас хотел сказать Зимину…
И Женя действительно через несколько минут забрасывает шайбу, которая выводит нас вперёд…
Так что же такое хоккейная команда?
Коллектив единомышленников? Да, конечно. Но я никогда не полагал, что мы все должны быть похожи друг на друга игровой манерой, игровым лицом.

Наоборот, хорошая команда — это очень разные игроки, яркие индивидуальности.
А что нас объединяет? Чем отличается спортивное мировоззрение команды ЦСКА, к примеру, от спортивного мировоззрения «Спартака»?
Складывались команды по-разному и в разное время. Самые «старые» в «Спартаке» пришли в команду десять-двенадцать лет назад. Пришли, когда хоккейные традиции «Спартака», если говорить откровенно, были только в названии команды, в её форме.
Анатолий Владимирович Тарасов, самый «старый» армеец в хоккее, руководит командой со дня её основания. «Программа» команды (система взаимоотношений, этика, характер и манера тренировок и др.) выработана давно, первыми поколениями армейцев вместе с Анатолием Владимировичем. Растущий от года к году авторитет тренера, его совершенно уникальная роль в отечественном хоккее наложили свой особый отпечаток на эту «программу». Так, основные игровые идеи армейцев — идеи их «главнокомандующего». В команде армейцев нет хоккейных «рядовых», все хоккеисты отличные «командиры-исполнители», умеющие чувствовать и понимать волю и идеи своего «главнокомандующего».

Игрок, приходящий в ЦСКА, как бы приходит под тактические знамена Тарасова. И он становится частью великолепно отлаженной и отлично функционирующей системы.
«Спартак» складывался по-иному.
В 1960 году мы занимали семнадцатое место. Гандикап не спасал нас от поражений. Но в тот же сезон, несмотря на результаты, появилась надежда. В команду пришли молодые Валерий Кузьмин, Алексей Макаров, Валерий Фоменков, Игорь Кутаков. И самая главная надежда — наш новый тренер Александр Никифорович Новокрещёнов.
Он был молод тогда, этот жизнерадостный, активный, «заводной» человек. Он не был ни известным хоккеистом в прошлом, ни известным тренером. Пришел он в «Спартак», покинув руководящую работу в федерации хоккея, имея скорее созерцательный, нежели практический, опыт тренерской работы. Но он успел побывать с нашими хоккейными делегациями в Канаде и, видимо, зорко всматривался в игру тамошних команд.
Наш обаятельный тренер энергично будоражил юных аутсайдеров. Никаких особенных технических новинок, никаких глубоких тактических ходов.

Но он поверил в нас…
Он придумал команде новую форму, подчеркивающую наш клубный патриотизм. На груди наших хоккеистов ярко и броско теперь было написано: «Спартак».
Он учил нас игре жёсткой, бескомпромиссной, видимо подсмотренной им в Канаде. «Держи палку жёстко!» восклицал он. «Шайбу под удобную руку — и хлещи!..» И мы «хлестали». Иногда дрались, преступали границы правил, но наш тренер не останавливал нас, не одергивал… Порой он вёл себя вовсе не как тренер, а как спартаковский болельщик-фанатик. Вступал в спор с судьями и с соперниками.
У «Спартака» появилась слава. Это была слава бесшабашной, импульсивной, но перспективной команды. Команды, способной на внезапный эмоциональный подъем. В следующем году мы были уже на шестом месте. И вот наступил 1962 год.

«Спартак» начал сезон, как заурядный коллектив.

И вдруг весной команда стала подниматься словно на дрожжах. Какой уж там гандикап! Перед «Спартаком» не устояла ни одна команда, кроме армейцев…
Мало кто понимал происходящее. Самые приверженные почитатели команды до последней минуты не могли поверить в такой внезапный успех. Тонкий знаток спорта, наш верный болельщик народный артист СССР Михаил Михайлович Яншин делился той весной своей радостью с моим другом:
— А что, молодой человек, пожалуй, «бронза» достанется «Спартаку» на сей раз?..
— А если «золото»?
— Ну, это вы хватили, друг мой! Так не бывает…
Но это случилось. ЦСКА не сумел выиграть у преисполненных воодушевления спартаковцев, и мы, сами не веря своему счастью, стали чемпионами СССР.
Больше всех в нашей дружной спартаковской семье радовался победе Александр Никифорович Новокрещёнов.
На следующий год наши успехи были скромнее. Эмоциональный взлет — это еще не стабильное мастерство. Да и команды высшей лиги стали относиться к нам иначе.

Серьёзнее, злее.
Чтобы сделать успехи постоянными, мало было задатков, нужна была серьёзная школа, а тут пробел был и у нас, и у Александра Никифоровича. У нас не хватало разнообразного хоккейного образования. Дать его команде Новокрещёнов уже не мог, его тренерские ресурсы были исчерпаны. И он покинул команду.
Но мы, ветераны «Спартака», с нежной благодарностью помним нашего «заводилу»-тренера. Казалось, дай ему клюшку, выскочит на поле и уж обязательно победит самого грозного соперника…

Потом был Всеволод Михайлович Бобров. Он сделал «Спартак» одной из сильнейших команд в стране.
Всеволод Михайлович пришел в «Спартак» не будучи ещё большим тренером. Это было так, как если бы в театр пришел руководить очень талантливый человек, очень большой актёр, но еще неизвестно какой режиссер. Ничего особенного от него на новом поприще не ждали. И вёл он себя не как таинственный в своих секретных мыслях «главнокомандующий», а как такой же член команды, как и другие, только постарше, и глядящий на игру со стороны. Да и способы утверждать свой авторитет у него были очень «актерские».
Однажды, вернувшись с очередного победного чемпионата мира, наши «асы» почувствовали себя вправе быть «усталыми»… Тогда он принёс откуда-то лист фанеры и поставил его вместо вратаря в ворота, наглухо закрыв их.
Потом отодвинул фанерный лист от стойки на толщину шайбы — не на ширину, а на толщину, то есть примерно на два пальца от стойки. Потом медленно отъехал к синей линии, попросил: «Набрасывай!»
И с ходу бросал шайбы, которые, не коснувшись фанеры, влетали в ворота… Ребром!
Уложив все тренировочные шайбы в ворота, он как бы невзначай сказал:
— Ну, чемпионы, давайте, повторите упражнение…
Пот лил по нашим лицам и грозил растопить лед, но то, что удавалось Боброву с такой легкостью, не удавалось никому…
Помню, как мы, молодые спартаковцы, ждали его прихода к нам в Сокольники. Ждали с трепетом. Он вошёл, высокий, стройный. Сначала сказал обычные слова о том, что постарается и т. п. Мы сидели молча, ожидая чего-то, сами не зная чего… И вдруг он, словно подсмеиваясь над своим волнением, улыбнулся обаятельно, как близкий, давно знакомый человек. Ребята зашевелились, заулыбались. заговорили… Понравился…
У Всеволода Михайловича чутье на талант. Он пригласил в «Спартак» маленького Женю Зимина, щуплого Мартынюка, Володю Мигунько. «Угадал» Сашу Якушева, Витю Блинова, Володю Шадрина. И новобранцев, и «старых» спартаковцев он сумел сплотить в дружную, весёлую команду. Придя к нам, он говорил, что для того, чтобы создать настоящий коллектив, нужно не менее трёх лет.
На третий год его работы в «Спартаке», в 1967 году, мы стали чемпионами страны.
Но дело не только в этом. Чемпионами мы стали и в 1962 году. Но тогда это была счастливая случайность, а теперь объективная закономерность. В продолжение этих трёх лет постоянно менялся облик команды. Резко повысилась дисциплина в быту и особенно дисциплина на поле. Сколько раз в те времена писалось и говорилось о чуть ли не хулиганских действиях спартаковских хоккеистов на площадке! С приходом Боброва нервная драчливость молодых спартаковцев ушла в прошлое. ..
До Боброва наши успехи во встречах с ЦСКА, лидером советского хоккея, были в общем-то случайны. Ибо до 1967 года и тактическая зрелость, и техническая оснащенность, и физическая подготовка «Спартака» были, конечно, ниже армейского уровня. Всеволод Михайлович настойчиво строил новый ансамбль. И он создал вторую команду экстра-класса в нашей стране, поднял «Спартак» на уровень ЦСКА.
Наша команда достигла пика в 1967 году. Об этом рубеже три года страстно мечтали и мы и Бобров. Монолитный коллектив, который ему удалось создать, играл без сбоев. «Спартак» выиграл турнир по всем статьям. И что не менее радостно — ни одного эксцесса за весь год.
Вообще, как хоккейный тренер Бобров возник стремительно и ярко, что свойственно его спортивному таланту. За три года он вырос в одного из ведущих тренеров страны.
Очень важная черта его спортивного характера — он уважает любого партнёра. Даже у слабого он находит что-то хорошее, полезное. Эта его черта тем более примечательна, что Бобров несомненно великий спортивный талант. Он готов вбирать в себя все новое и новое.
Летом, прощаясь с командой, Всеволод Михайлович сказал на собрании:
— Мне тяжело покидать коллектив… Я вас очень полюбил…
А дальше он говорить не мог. Этот вовсе не сентиментальный человек заплакал…
Он рос в «Спартаке» и со «Спартаком» не только как специалист, но и духовно…

Николай Иванович Карпов принял команду вскоре после неожиданного для всех ухода с тренерского поста Боброва. О Карпове мы знали, что он успешно тренировал в Финляндии команду второй лиги, что под его руководством она перешла в первую. Николай Иванович, бывший защитник «Крыльев Советов», игрок сборной СССР, ни как действующий хоккеист, ни как тренер не был похож на блестящего Боброва.
Человек он доброжелательный и спокойный, вместе со «Спартаком» пережил период, когда команду вновь стало лихорадить. Чаще улыбаясь, чем сердясь, никогда никого не обижая, он в 1969 году помог команде вернуть чемпионский титул. Он сумел сохранить ансамбль, а это тоже большое искусство.
Теперь Николай Иванович работает снова с зарубежными командами, ему есть, что сказать, чему научить своих теперешних питомцев…
В 1960 году «Спартак» занимал семнадцатое место.
К 1969 году мы уже были трёхкратными чемпионами страны.

…Решения, установки, поступки в «Спартаке», чьи бы они ни были, от запасного до начальника команды, по-деловому обсуждались, подвергались критическому обстрелу. Идеи рождались в коллективном труде. Наши тренеры рассчитывали на импровизацию, игровую интуицию хоккеистов гораздо больше, чем, скажем, Анатолий Владимирович Тарасов. Мне кажется, наш способ — более гибкий, более современный, более игровой.
Хотел того Анатолий Владимирович или нет, но он подчас подавлял авторитетом. С возражающими сразу переходил на «вы». А нам, спартаковцам, кажется: ум хорошо, два — лучше, а три и больше — тоже не помешают. В одном случае мыслит тренер, в другом — мыслит вся команда. Да и вообще, игра свободная от схемы, даже передовой, — залог движения вперед. Пока ЦСКА становится все больше и больше «режиссерской» командой. Мы же ансамбль скорее актерский…
«Спартаку присущ особый характер. Кому он нравится, кому нет, дело спортивного вкуса. Мне кажется, что легкое, переменчивое, похожее на весеннюю погоду вдохновение, с его апрельскими контрастами, неожиданностями, непостоянством, резкими необъяснимыми изменениями характерно для игры нашей команды. Да, «Спартак» больше полагается на вдохновение. А вдохновение капризно: может снизойти на команду, может надолго покинуть её.
Способность и склонность к импровизации, разнообразие игровых почерков, так сказать, «нетронутость» индивидуальностей иногда оборачиваются против нас. «Спартак» вдруг становится бесхарактерным, чуть ли не истеричным коллективом. Нам иногда не достает дисциплины игры. В этом отношении такие команды, как ЦСКА, «Динамо», «Химик», сильнее нас…
Выбор клуба для спортсмена — дело случая? Думаю, что нет. Конечно, бывает и так, что спортсмен не находит «свой» клуб, так сказать, с первой попытки. Поиски коллектива, которому ты больше всего нужен, в котором наиболее полно могут раскрыться твои способности, у молодого, юного спортсмена большей частью интуитивные… Ошибиться недолго. Но опытные тренеры, спортивные педагоги, руководители помогут, должны помочь юноше найти свое место, найти свой «цвет».
В хоккее немало путей «под цвета» того или иного клуба. Борис Михайлов, например, начал свой спортивный путь в саратовской «Энергии», затем надел свитер московского «Локомотива». Владимир Петров играл в «Крылышках». Но и тот и другой стали высококлассными хоккеистами в ЦСКА. И тот и другой именно в этом клубе, что называется, «нашли себя», нашли друг друга, нашли отличного партнера — Валерия Харламова. Несомненно, велика тут роль и «угадавшего» эту тройку Анатолия Владимировича Тарасова.
Но вот Виктора Якушева или Виктора Цыплакова просто невозможно себе представить в какой-нибудь иной команде, кроме их родного «Локомотива». Наверное, у этих превосходных спортсменов были случаи перейти в другие клубы, но они этого не сделали. Видимо, двум Викторам, и Якушеву и Цыплакову, никогда и не хотелось менять «цвета». Зачем? Они — лицо «Локомотива», полностью раскрыли свои спортивные дарования в этой своеобразной команде.
И разве то глубокое уважение, которым пользуются в спортивном мире лидеры «Локомотива», не основано, кроме всего, и на их твердой верности родной команде?
Я не могу себе представить Виталия Давыдова не в бело-голубой форме московского «Динамо». Игоря Чистовского или Виктора Коноваленко без свитера цветов горьковского автозавода, Валерий Никитин, Юрий Морозов — исконные игроки «Химика», верные ему и в удачах и в неудачах. Всё это хоккеисты высокого класса. И наоборот, много раз менявшие цвета своих форменных рубашек подававшие надежды Ерёмин или Васильев так и не нашли себя в хоккее.
Словом, я — спартаковец. И мне, видимо, присущи в определенной мере как достоинства, так и недостатки, свойственные спартаковскому характеру. ..
Срывы и неудачи нашей команды кажутся неожиданными. На самом же деле это проявления,— может быть, привлекательного, но далекого от совершенства — характера, того самого «духа», который в спортивной прессе принято называть спартаковским.
Амплитуда тут и впрямь широкая.
От семнадцатого места в 1959 году к неожиданному чемпионству 1962 года!
Выигрыш первенства СССР в 1967 году и провал, срыв в 1968 году!
И надо же, той весной неприятности начались в Киеве. «Спартак» поехал туда на две встречи. Первую выиграл со счетом 13:1 ! Вторую проиграл 0:2!
И сколько таких несуразностей!

В сезоне 1969/70 года команде приходится тяжело. К январскому матчу с армейцами мы отстаем от них на одиннадцать очков. Евгений Зимин и я лечимся от серьёзных травм, полученных во время игр в Канаде в составе сборной. «Спартак» выступает без первого звена. По логике, поражение неминуемо. Однако, вопреки всему, «Спартак» выигрывает со счётом 7:5. ..
Конечно, спартаковский «стиль» совсем не изобретение именно нашей хоккейной команды. Люди постарше меня, те, что хорошо помнят знаменитую футбольную команду московского «Спартака» конца 30-х годов, когда спартаковцам два года подряд удавалось делать «дубль», то есть завоевывать и первенство и Кубок, не раз замечали, что многие черты спортивного характера, скажем, Андрея Старостина или Владимира Степанова они вновь узнают в теперешней хоккейной команде «Спартака». И немудрено. Это же наши тренеры, учителя, наставники. Мой «Спартак»…

Продолжение следует

В прокате «Ангел-хранитель» — сентиментальный европейский боевик с Тилем Швайгером в роли Сильвестра Сталлоне

В прокате «Ангел-хранитель» — сентиментальный европейский боевик с Тилем Швайгером в роли Сильвестра Сталлоне.

Германия, наши дни. Девушка-сирота (Луна Швайгер, дочь режиссера) и ее друг-портье случайно оказываются в президентском номере отеля, снятом оружейным магнатом. Молодежь зачем-то лезет в чужой ноутбук с секретными материалами, в связи с чем юноша получает от злодея пулю, а девушка оказывается под программой защиты свидетелей. Охраняют ее трое полицейских, один из которых страдает от тучности, другой — женщина, а третий — хмурый ветеран войны в Афганистане (Тиль Швайгер). Догадайтесь, кто из героев выживет, когда их укрытие найдут головорезы, и кто будет прятать девушку следующие два часа — в отелях, в багажнике, на ферме и в лесу.

Весь январь и февраль мы только тем и занимались, что наблюдали, как борются с голливудским синдромом ветераны боевиков Сталлоне, Уиллис и Шварценеггер.

То, что в эту компанию сентиментальных немолодых мордоворотов вдруг попал 49-летний европеец Тиль Швайгер, — курьез российского проката. В других странах его фильм со скромными сборами прошел еще в 2012-ом году.

Но, как это часто бывает, совпадение только подчеркивает закономерность: «Ангел-хранитель» — это и правда кино в духе позднего Сталлоне. Режиссер и исполнитель главной роли — одного и то же лицо. В кадре — сплошные родственники и друзья.

Талантливая Луна Швайгер играет сироту-бунтаря, что-то среднее между девушкой с татуировкой дракона и Беллой из известно какой франшизы.

Два сына Швайгера тоже появляются в камео: один лежит в госпитале, другой возится с пулеметом. Будет чем похвастаться перед одноклассниками. Мориц Бляйбтрой, партнер Швайгера по «Достучаться до небес», играет сослуживца героя, потерявшего ноги в Афганистане, но сохранившего чувство юмора и отвагу. Эпизоды с ним — лучшее, что есть в фильме.

Сценарий — тоже в духе Сталлоне. Есть герой, готовый погибнуть за незнакомую девушку; есть друг, готовый погибнуть за героя; есть полиция, бессильная наказать зло — и есть зло, пощады которому все равно не будет.

Как и Сталлоне, Швайгер любит акцентировать внимание на собственном возрасте (хотя в свои 49 он выглядит на 40, если не меньше), подчеркивать, что он и его дочь — существа с разных планет, и шутить о том, что молодежь уже не та.

В одной из сцен шеф полиции сравнивает его героя с Рэмбо, и на планерке воцаряется неловкая тишина: подчиненные не знают, что это за динозавр такой.

Одному из героев приходится изображать Сталлоне жестами.

Сентиментальность, которая в американских боевиках еще как-то маскируется взрывами и гэгами, у Швайгера бьет через край. Перед тем, как убить очень второстепенного персонажа, режиссер дает ему пять минут, чтобы позвонить жене, узнать, что она беременна, и признаться ей в любви. Разговаривают в фильме вообще гораздо больше, чем стреляют. И темы для разговоров всегда соответствующие, возвышенные — воспоминания о войне, любовь, дружба;

в какой-то момент Швайгер даже с серьезным видом спрашивает у дочери, была ли она когда-нибудь на море.

При этом в плане зрелищности — например, хореографии перестрелок — «Ангел-хранитель», как и «Неудержимый» Сталлоне, драматически отстает от любого современного боевика. В конце фильма есть сцена осады, почти повторяющая финал «007: Координат «Скайфолл», но проигрывающая ему и в динамике, и в операторской работе, и по части спецэффектов.

«Ангела-хранителя» выручает его европейское обаяние.

Эта история о девочке-беглеце и защищающем ее немолодом самурае равняется даже не на «Леона», а на другую швайгеровскую мелодраму «Босиком по мостовой». В том фильме, как и в «Достучаться до небес», было полно мощной, непритворной нежности. Каким-то образом проникшая в «Ангела-хранителя», эта чувственность не портит боевик, а спасает его. Экшн здесь, может быть, и неважный, зато каждая встреча героев в полицейскими и злодеями сулит зрителю много удовольствия. При условии, что на экране в этот момент разговаривают, а не стреляют.

Воспитание чувств, или критическая сентиментальность

Тема, о которой пойдет речь ниже, представляется мне сейчас одной из важнейших. Не хотелось бы опускать ее до уровня тренда или тенденции. Это своего рода постстилевой манифестарный анализ явления, получившего достаточно широкое, но «аккуратное» распространение в современном искусстве. Артикулируя его основные характеристики, описывая художественную практику конкретных авторов, разрабатывая ее как основную сопротивленческую проблематику, я взял на себя смелость озаглавить это явление «Критической сентиментальностью».

Она не имеет непосредственной исторической параллели с сентиментализмом XVIII в. , но, тем не менее, некоторые черты стоило бы выделить как общие. Я приведу некоторые выдержки из статьи Большой советской энциклопедии, которые считаю необходимым реактуализировать в отношении современного искусства.

Во-первых, мы читаем, что это явление, «подготовленное кризисом просветительского рационализма», можно обозначить как разочарование, но, что еще важнее, – вполне возможно выявить параллель между сентиментализмом прошлого и его сегодняшним аналогом в глобальном масштабе. Феномен сентиментализма «наиболее законченное выражение получил в Англии, где ранее всего сформировалась идеология третьего сословия и выявились ее внутренние противоречия». Третье сословие – конкретный исторический термин, но пытаясь найти ему современный эквивалент, мы можем говорить о низшей ступени среднего класса, о «нематериальных рабочих», о людях, включенных в креативное производство, – «креативном классе»^{. На фоне социально-экономического кризиса неолиберальной доктрины (далее в БСЭ мы видим цитату о «разуме, скомпрометированном буржуазной практикой») низшие и наиболее многочисленные слои среднего класса проблематизируют свое существование в обществе и культуре через трансляцию и восприятие персонального опыта, всегда конкретного и очень личного. Этот опыт будет свободен от властных апроприаций, он сможет избежать традиционного превращения искусства в «пропаганду, дисциплину и релаксацию»^{. Именно этот тезис Маркузе, на мой взгляд, имеет непосредственное отношение к стратегиям «критического сентиментализма». Здесь стоит сразу же оговориться, что речь не идет об эскапизме, поэтому важно привести следующую цитату из статьи в БСЭ, чтобы четко отделить сентиментальное от метафизического и непостижимо духовного: «Но, в отличие от предромантизма, развивавшегося с ним параллельно, сентиментализму чуждо «иррациональное»: противоречивость настроений, импульсивный характер душевных порывов доступны рационалистическому истолкованию, диалектика души уловима». Таким образом, говоря о сентиментальности в современном искусстве, не стоит говорить о постконцептуальных романтических практиках, о работе с контекстом возвышенного, и уж тем более о герметичности. Напротив, сентиментальность связана со скрадыванием дистанции между зрителем и произведением, здесь важна «откровенность вплоть до саморазоблачения».}}

То есть, так или иначе, в сентиментализме идет речь о методе документирования, поскольку впервые в истории искусства документальность декларирует свою неоспоримую важность – появляются такие жанры, как дневники и путевые заметки. Не менее важные тезисы можно найти в БСЭ относительно сентиментального театра. Разрушая статуарный классицистический канон, в сентиментализме впервые появляются бытовые интерьеры и современный костюм, а также развивается реалистическая актерская школа. И здесь я вижу прямую параллель с ситуацией в современном искусстве, где реакционному официальному показу противостоит собственно то, что называет действительно современным искусством прогрессивное экспертное сообщество, то есть, говоря, как минимум, метафорически – это искусство, в котором новые дворцовые интерьеры заменяются на новые бытовые.

Здесь, так же как и в конфликте с просветительским и классицистическим каноном, важен конфликт с ситуацией официального показа. Именно в этом конфликте кроется то «критическое», которое необходимо обозначить для общего описания явления. Собственно, на этом конфликте строится функционирование сентиментализма. И совершенно не случайно, что этот текст помещается в номер о «Тоске». Как уже было обозначено ранее, «сентиментальное» вырастает из разочарования. Новое «сентиментальное» вырастает из очень понятного разочарования: краха утопий и надежд, лживости риторики успеха и признания, и, в конце концов, кризиса неолиберальной парадигмы.

Не стоит говорить об аутсайдерстве, так как это будет уже крайне романтическая характеристика. Разочарование в целом выступает формообразующим элементом. Сентиментальное искусство заведомо исходит из презумпции пессимизма и отрицает мессианское целеполагание. Искусство, в центр внимания которого поставлен человек, находящийся в постоянном бытовом противостоянии, сопротивлении миру и силе трения, исходит из невозможности существования позитивной ситуации, ситуации идеальной. Если официальный показ во всем блеске кричит о возможностях искусства, о ситуации радости или умиротворения, о громких событиях и великих героях, то искусство, о котором идет речь, придерживается противоположной позиции. Для него важно не быть включенным в механизмы социальных манипуляций власти. Поэтому, вооружившись довольно важным оружием меланхолии, автор производит работу, закрытую для апроприаций посредством запрограммированного, «вшитого» негативного личного опыта. Это похоже на тезис Рансьера о состояниях человека, которые выходят за рамки полномочий «администраторов наслаждений»^{. Из этих трех состояний: страха, фрустрации и ненависти, самым сентиментальным становится, конечно, фрустрация.}

С позиции «художника-шизофреника» (если охарактеризовывать авторов сентиментализма с позиции Делеза и Гватари^{довольно просто сложить с себя любую возможность сотрудничества с манипулятивной системой культурной индустрии, по крайней мере, той, что мы наблюдаем в Москве. То, что власть в обществе суверенной демократии, стремясь представить себя в образе «правительства ученых», задействует рычаги тотального управления всеми сферами жизни, как раз и порождает подобного рода сопротивление, которое не укладывается в поле администрирования из-за своей отдельности, даже некоторого юродства. И тогда получается, что это разочарование становится продуктивным. Оно становится тем мотивирующим механизмом, который позволяет художнику отстаивать свою субъективность в распространившихся метастазах финансово-культурной системы, оставаясь при этом «творческим работником» с возможностью рационально функционировать в этой роли. Этот трюк, к сожалению, иногда может не сработать, его вполне может обойти верно выстроенная кураторская конструкция, хотя эти исключения встречаются редко. Чаще же художники «критической сентиментальности» избегают иной контекстуализации своих работ, обходя маркетинговые манипуляции, оставаясь в стороне со своими сугубо личными, пережитыми высказываниями.}

Следующая важная черта этого явления характеризуется смещенной темпоральностью. Осознавая тот факт, что общество давно существует в ситуации вялотекущего социального бедствия, художники четко улавливают важность измере- ния времени. Сентиментальность замедляет зрителя. Автор предлагает потратить большее количество времени на просмотр работы, таким образом позволяя воспринимающему человеку дольше оставаться в состоянии «репатриированной», возвращенной субъективности. Время получения знания от своей работы художник в данном случае рассматривает как освобожденное, проведенное вне работы, развлечения или сна. Этому способствует и выстраивание прямого диалога со зрителем, как это чаще всего бывает в искусстве «критической сентиментальности». Естественно, этой характеристикой диктуются особенности видов искусства. Прежде всего, с темпоральностью работают фильмы, тотальные инсталляции и перформансы, тогда как другие жанры, такие как живопись, фото, графика, объекты, практически лишены такого преимущества. Чтобы воспринимать искусство во времени, в этих типах медиа, проект должен состоять из серий работ. Такого рода ограничение диктует довольно долгое производство произведений или подготовительный этап работы. При этом, чтобы добиться подобного эффекта, не обязательно задействовать «серьезные» финансовые ресурсы (однако чаще всего так и происходит), но необходимо по максимуму использовать ресурсы физические и интеллектуальные. Только так становится возможна артикуляция исповедального элемента, что требует немалых усилий, ведь выбранная риторика чаще всего оказывается не апробированной в официальной художественной системе. Однако это новаторство отнюдь не автореферентно, оно подчинено художественной задаче, и это стоит четко понимать, чтобы исключить «критическую сентиментальность» из «модерниствующей» эстетики (Ж. Рансьер)^.

Цель репатриации субъективности зрителю становится одной из основных. Отказываясь от слов «публика» или «аудитория», «критическая сентимен- тальность» проявляет этическую ответственность художника перед каждым конкретным человеком, который воспринимает его работу. Только так осуществляется диалог, который и призван объяснить зрителю, что время, отведенное на просмотр работы художника, потрачено не зря, чтобы уберечь его от вторичного, опосредованного разочарования. Подобная стратегия становится вполне серьезной альтернативой фашизоидному официальному показу, где зритель либо имеет возможность распознать работу мгновенно и воспринимает ее как развлечение, либо просто не имеет никакого шанса по- нять произведения в силу его герметичности или чисто формальных художественных задач. Таким образом, кроме примитивной радости подобного рода искусство ничего ему не предлагает. Оно действует согласно корпоративной логике формирования уже даже не потребителя, а мира для существования потребителя (М. Лазарто)^{. Напротив, искусство «критической сентиментальности» возвращает бывшего рабочего и потребителя в зону первичной реальности личного опыта, предоставляет ему драгоценное личное время. Этот альтернативный механизм противодействия – один из критериев «критичности» новой «сентиментальности».}

Осуществляя диалог со зрителем, такое искусство использует важнейший инструмент, с которым всеми силами борются и адепты формализма, и официальные производители развлечений от искусства. Этот инструмент – нарратив, который делает произведение доступным для понимания, объясняет причинно-следственные связи.

В последнее время на московской художественной сцене принято было отказываться от конкретного в пользу абстракции, формы, метафоры, чистого образа. Все эти элементы мешают восприятию, замыкают искусство внутри художественного сообщества, представляя зрителю лишь недосягаемое совершенство, сокровище. Тем самым, не считывая информации, посетитель выставки лишь обозначает для себя, что он увидел искусство (подчас, к сожалению, с большой буквы), не имея возможности понять высказывание.

«Критическая сентиментальность» позволяет художникам отказываться от герметичности и излишней элитарности. Навязывание чистой образности, работа с ней, метафоричность, визуальное обращение к настроению, – все это некогда было основными установками, насаждавшимися постсоветским обществом новому среднему классу, основному потребителю в сфере культурной индустрии. В московском искусстве ситуация складывается похожим образом, только добавляется масштаб и имперское величие. Поэтому так важен нарратив, сопротивляющийся вертикальной структуре восприятия, выстраивание диалога, который сопротивляется квазирелигиозному предстоянию перед искусством. Только рассказывая зрителю историю, которая сможет затронуть его эмоциональное, личное начало, высказывания современных художников достигают тех целей, которые они перед собой ставят. Нарратив здесь стоит понимать достаточно широко, в том числе и в политическом смысле, как личностный и событийный.

Необходимо вспомнить о «нарративном перевороте» 1980-х годов, о котором многие сегодня забыли и о котором Лиотар говорил^{: функционирование различных форм знания можно понять только через рассмотрение их нарративной, повествовательной природы. Искусство, о котором идет речь, также стоит рассматривать как новый виток нарративного переворота, связанный с переосмыслением повествования и артикуляцией личного опыта средствами искусства. Д. Шифрин^{определяет нарратив как «форму дискурса, через которую мы реконструируем и репрезентируем прошлый опыт для себя и для других». «Критическая сентиментальность» являет полифонию авторских нарративов, работающих с документацией реального, транслирующих опыт каждого отдельного художника каждому отдельному зрителю, добиваясь тем самым эмоционального и интеллектуального участия в прямом диалоге.}}

Переходя к примерам, стоит очертить временную границу, о которой пойдет речь. В основном, подобного рода авторы – художники 1990-х – 2000-х годов. Более ранние примеры будут не совсем чистыми и скорее являются исключением, особенно в российском искусстве, о котором прежде всего и хотелось вести разговор. Что касается Запада, то здесь таких примеров значительно больше. Я приведу два, на мой взгляд, самых очевидных. Во-первых, Йоханна Биллинг. Одна из последних ее работ, «This is How We Walk on the Moon», рассказывает о ситуации, которую начала создавать сама художница, а дальнейшее развитие события уже мало от нее зависело. В этом фильме молодые эдинбуржские музыканты впервые без чьей-либо помощи выходят на лодке в открытый океан. Все их действия, которые и составляют сюжет этого фильма, – трогательная борьба со стихией. Неуклюжие попытки спускать и натягивать парус, и, прежде всего, предельная концентрация и расслабление, живые эмоции героев, бытовая опасность, исследование возможностей защиты – все это и есть искусство на расстоянии человеческого прикосновения, полудокументальное, полупоэтическое, полувымышленное. Инсталлируя этот фильм, художница предлагает зрителям сесть на школьные стулья, она скрадывает начало и конец, ставя видео на цикл, предлагая уходить тогда, когда на экране появится изображение, которое зритель уже видел.

Вторая важная фигура для нашего анализа – это Даника Дакич, работающая с личными историями и переживаниями своих героев, будь то подростки из неблагополучных районов или жители социального жилого комплекса. В ее работах зрителю удается прочувствовать невероятную эмоциональную насыщенность каждого эпизода с каждым героем, каждого интервью и каждого постановочного движения. Она всегда включает в работы свой личный авторский нарратив, например голос гида в проекте «Эльдорадо». Фильмы Дакич всегда наполнены неожиданными элементами постановки, которые, что удивительно, часто добавляют еще больше сентиментальной искренности в рассказанные героями истории.

Помимо западных художников необходимо назвать и восточных. На мой взгляд, одним из самых последовательных художников критического сенти- ментализма можно считать Ценг Ю-Чина. В своих фильмах он исследует интимные коммуникации между людьми и их границы при помощи направ- ленного на них объектива камеры. В работе «Who’s listening? No.5» моделями художника выступили мать и ее четырехлетний ребенок. По ходу все нарастающей настойчивости материнской ласки ребенок начинает отвечать агрессией. Именно это фиксирует статичная камера. К сожалению, описывать искусство «критической сентиментальности» практически невозможно, так как акт коммуникации работы и зрителя происходит только при непосредственном контакте. Так и здесь. Оговорюсь лишь, что это одни из самых сильных эмоциональных переживаний, которые удавалось когда-либо зафиксировать художнику на камеру.

Теперь мы переходим к анализу российского искусства. Говоря о художниках старшего поколения, неожиданным, но очень метким примером будет Александр Петлюра и его многолетний проект, связанный с пани Броней. Мне важно заострить внимание именно на этом проекте, поскольку он является максимально искренним, практически исповедальным, серьезным, трудозатратным и очень долгим. В чем он заключался? Чужого, совершенно случайного пожилого человека художник сделал членом своей семьи. Автор также включил его в свою работу в качестве модели и проводил постоянный анализ поведения и отношений, выстраиваемых внутри семьи и в более широком, художественном контексте. Плодом этих отношений стали некоторые визуальные продукты Петлюры, но главным его произведением всегда была сама пани Броня, которая олицетворяла того человека, который обрел новую субъективность и уже больше никогда с ней не расстанется. Это был совершенно сентиментальный опыт работы как с моделью, так и со зрителем, и, повторюсь, каждый день этого многолетнего проекта транслировал зрителю эмоциональное состояние, репатриируя его субъективность. Подобный опыт сентиментальной утопии, на мой взгляд, является ключевым для российского искусства и понимания «критической сентиментальности». Ольга Чернышева также работает в абсолютно сентиментальном ключе. Ее последний проект «Настоящее Прошедшее», где исследовалось «одиночество человека в замкнутом пространстве»^{, являл собой пример того, как «критическая сентиментальность» может быть выражена не только в виде фильма или видео. Интерес к человеку, к частному переживанию, смещенная темпоральность в принципе все это заведомо входит в творческий метод Чернышевой.}

Что касается следующих поколений художников, то это как раз те авторы, о которых я писал в тексте «Cool Kids»^.

Можно рассмотреть несколько примеров конкретных работ. Одним из самых ярких я мог бы назвать полнометражный автобиографический фильм «Дохлая кошка» Я. Каждана. Эта довольно сложно развивающаяся художественная автобиография с включением документальных элементов рассказывает историю о разочаровании в маленьких дружеских коммунах 90-х годов. Здесь важные моменты – это не только смещенная темпоральность, но и автобиографический, личностный нарратив, предельная детализация переживания, ирония над понятием успеха или включенности в систему.

Еще одной ключевой сентиментальной работой можно считать многочасовой перформанс К. Перетрухиной «Меловой разговор», проведенный в Екатеринбурге в рамках фестиваля «Длинные истории», где художница писала на черном заборе мелом свою биографию, личные впечатления и мысли. Она приглашала зрителей вступить с ней в прямой диалог, также взяв в руки мел, и этот жест был очень результативным.

«Фабрика найденных одежд» (которую в начале ее творческого пути не зря сравнивали с Петлюрой) осуществляют многочисленные коммуникации со зрителями и героями. В качестве примеров – их проекты «Кабинет белых», последний фильм «Свидание в бутике» или даже говорящие платья, которые, естественно, тоже имеют некоторую длительность, осуществленную за счет аудиодокументации личной истории героя.

Говоря о совсем молодых художниках, я упомяну проект «Мундан» Алины Гуткиной. Это автопортрет, снятый на видео, где художница медленно отрезает себе дреды, расставаясь с утопией субкультуры, комодифицированной креативной индустрией.

И это лишь некоторые наиболее очевидные примеры работ, соответствующих манифестированному в этом тексте феномену «критической сентиментальности». Не стоит называть этот феномен движением, трендом или тенденцией, скорее это большой творческий метод, который был обобществлен за счет включения каждого авторского голоса в ту самую полифонию нарративов, в которой можно пока еще робко, но уже с надеждой усматривать долгожданную альтернативу официальному художественному показу. На данный момент «критическая сентиментальность» мне представляется крайне интересным, возможно, важнейшим явлением, в котором можно усмотреть разрыв с манипулятивными маркетинговыми технологиями культурной индустрии, порождающую губительную риторику успеха. Как результат этого текста, я хотел бы написать артикулированный здесь термин без кавычек: критическая сентиментальность.

Уменьшить и обласкать – Студия театрального искусства

«Мальчики» Сергея Женовача на фестивале «Золотая маска»

Студенческий спектакль в афише национального театрального фестиваля «Золотая маска» – дело небывалое. Несмотря на это, «Мальчики» Сергея Женовача, впервые сыгранные в Российской академии театрального искусства, а сейчас идущие на сцене Центра имени Мейерхольда, считаются на фестивале одним из фаворитов в номинации «Спектакль малой формы».

«Мальчики» – отдельная сюжетная линия в «Братьях Карамазовых», редко находящая себе место на сцене. Для студенческой постановки – это как будто резонный репертуарный выбор: во-первых, роли расходятся прекрасно, а во-вторых, когда же и мальчишествовать актерам, как не в этом возрасте? С другой стороны, берясь за «Мальчиков», Женовач рисковал: более сентиментальные, а местами откровенно экзальтированные страницы у Достоевского если и сыщешь, то с трудом. Но Женовач, по всей видимости, знал, на что шел. Он ставил программно-сентиментальный спектакль и восторженной экзальтации ничуть не опасался.

Все начинается с ненависти (первой идет сцена, где мальчишки забросают озлобившегося Илюшу камнями), а закончится всеобщей любовью, массовым братанием у Илюшеного погребального камня и знаменитой фразой Алеши Карамазова о том, как все мы непременно восстанем из мертвых и «весело, радостно расскажем друг другу все что было». Спектакль выдержан в манере хотя и просветленной, но аскетичной: мало того что сцена останется пустой на всем протяжении спектакля, так даже и ни одна музыкальная нота прервет излияния героя Достоевского. Ну разве что собачий вой иногда раздастся.

Собака по кличке Перезвон у Достоевского едва упоминается, а Женовач делает ее полноценным действующим лицом. Сергей Аброскин отчаянно виляет растянутым рукавом свитера, словно хвостом, и ластится, к кому ни попадя. Вроде бы простейший студенческий этюд на показ животных, но не только. Эти щенячьи восторги, эта преувеличенная жажда нежности и любви с далеко высунутым от усердия влажным языком могут служить чуть ли не метафорой спектакля.

У Женовача на прочь отсутствует не то что бы ирония по отношению к сентиментальничанию Достоевского, но даже и всякий естественный механизм сопротивления восторгам, свойственный застенчивой человеческой природе. Из полифонического романа Достоевского режиссер вытянул только одну линию, только один нежный мотив. Здесь нет ни Ивана с его чертом, ни безверия, и дьявол с Богом не борется за сердце человека. Женовач построил мир для Алеши, и все в этом мире есть Бог, есть любовь.

Нигде больше, как в «Мальчиках», вы не встретите у Достоевского столько уменьшительно-ласкательных слов. Тут тебе и цветочки для Илюшечки. И птички на могилки, и уйма других нежностей. Про «Мальчиков» Сергея Женовача хочется сказать, что это уменьшительно-ласкательный спектакль. Все, чего добивается режиссер, – заставить нас уменьшиться, сделать добрыми мальчиками и девочками, а затем обласкать нас. Сказать, что эта попытка бесспорна, было бы преувеличением. Но это режиссерское донкихотство дорогого стоит.

вся пресса

Откровения мужчин: 20 фильмов, которые заставляют их плакать — Что посмотреть

Британское издание BBC News Magazine провело опрос телезрителей-мужчин и на основе их отзывов составило рейтинг из 20 фильмов, способных растрогать даже самых суровых представителей сильного пола.

20 место

Верно, безумно, глубоко / Truly Madly Deeply, 1990

Саймон Хорли: «Если я хочу по-настоящему расслабиться и просто поплакать, то я выбираю „Верно, безумно, глубоко“»

19 место

Моя собачья жизнь / Mitt liv som hund, 1985

Патрик: «Шведский фильм о том, как маленький мальчик борется за жизнь больной матери и пытается справиться со всеми другими проблемами, которые на него навалились. Когда я смотрю этот фильм, я всегда думаю о том, что моя жизнь, пожалуй, просто прекрасна».

18 место

Рокки / Rocky, 1975

Бен Хартлпул: «Рокки завоевывает победу и говорит: „Это величайший день в моей жизни, кроме того дня, когда родился мой ребенок!“ Этот момент каждый раз потрясает меня до слез».

17 место

Ограбление по-итальянски / The Italian Job, 2003

Бен Холстед: «Короткий момент, когда бандиты разбивают Астон Мартин, заставляет меня плакать, как маленького мальчика».
16 место
Мост в Терабитию / Bridge to Terabithia, 2006
Теренс Фишер: «На сеансе в кинотеатре я и мой 12-летний сын — оба были в слезах. И я нисколько не стеснялся плакать перед своим ребенком, ведь это естественно — показывать свои истинные чувства».
15 место
Жизнь прекрасна / La vita è bella, 1997
Майкл Райли: «Единственный фильм, который заставил меня всплакнуть, это „Жизнь прекрасна“, когда в самом конце мальчик катается на танке в честь победы, а затем встречает свою маму».
14 место
Гнев / Man on Fire, 2004
Кристофер Милтон: «Солдат удачи жертвует своей жизнью ради спасения девочки. Не могу даже вспоминать об этом без слез!»
13 место
Ночь перед Рождеством / The Night Before Christmas, 1941

Джо Росс: «Том видит, как Джерри замерзает в снегу на улице и скорее забирает его в дом, где отогревает у огня и дает ему конфету. Джерри, в свою очередь, убирает мышеловку, которую он подсунул Тому в миску с молоком, и они становятся друзьями. Это самая трогательная сцена примирения и дружбы на свете!»
12 место
В парилке жизни / Miesten vuoro, 2010

Ану из Финляндии: «Фильм имел репутацию слезовыжимательного, и я пошел на него, чтобы это опровергнуть. Но как же я рыдал, да и остальные парни, что сидели со мной в зале. Отличная документалка, кстати».
11 место
Дети дороги / The Railway Children, 2000

Иэн Диккенс: «Конец этого фильма, когда маленькая девочка плачет и восклицает „Папочка, мой папочка!“ потрясает меня каждый раз. За свою жизнь я смотрел этот фильм раз 20−30, и всякий раз я превращаюсь в полную размазню».
10 место
Огненные колесницы / Chariots of Fire, 1981

Лоран МакКонелл: «Я лишь дважды видел, как плачет мой отец, и одним из этих моментов был, когда папа смотрел „Огненные колесницы“».
9 место
Поле чудес / Field of Dreams, 1989
Аноним из США: «Я ни разу не плакал с тех пор как родилась моя дочь. И впервые пустил слезу, посмотрев „Поле чудес“, в тот момент, когда Кевин Костнер поймал рыбу. Я покупаю этот фильм каждый раз, когда предыдущий носитель с ним затирается у меня до дыр, и буду покупать до самой смерти, и каждый раз буду плакать, это я вам точно говорю».
8 место
Бэйб: Четвероногий малыш / Babe, 1995
Крис Брумсгров: «Я — злобный 48-летний мужик, бывший спецназовец, игрок в регби и мотогонщик, но этот фильм уделал меня».
7 место
Дневник памяти / The Notebook, 2004
Боб: «Я громко зарыдал в самом конце. Все было бы не так плохо, если бы я в этот момент не сидел в переполненном кинозале, и окружающие не подумали, что мне стало плохо. Какой стыд!»
6 место
Чемпион / The Champ, 1979

Кит Айсторп из Шри Ланки: «Когда 18-летним юнцом я служил в армии, всем новобранцам однажды устроили показ фильма „Чемпион“. От нашей молодецкой бравады и следа не осталось. Все плакали, не только я».
5 место
Марли и я / Marley & Me, 2008
Крис Хеннеси: «Этот фильм заставляет меня плакать всякий раз, когда я его смотрю. Наверное, это потому, что у меня тоже есть собака, и я безумно люблю ее».
4 место
Пролетая над гнездом кукушки / One Flew Over the Cuckoo’s Nest, 1975
Майк из Эссекса: «У меня мутнеет в глазах, когда я смотрю финальную сцену. Не могу не плакать в этот момент».
3 место
Вверх / Up, 2009
Стив из Британской Колумбии: «Мой отец плакал целый час. Я, конечно же, пытался сдерживать эмоции, но у меня ничего не получилось. Я заревел как маленькая девочка. А вот мой тесть, похоже, робот: он не проронил ни одной слезы».
2 место
Побег из Шоушенка / The Shawshank Redemption, 1994
Крис Мэттли: «У меня был настоящий приступ рыданий, когда после всего пережитого друзья воссоединились. Они пережили все несчастья, и сила их дружбы заставляет и меня стремиться к лучшему».
1 место
Властелин колец: Возвращение Короля / The Lord of the Rings: The Return of the King, 2003
Энди Бишоп: «Я плачу каждый раз, когда смотрю сцену прощания героев в Серебристой гавани. Они столько всего пережили, а музыка Говарда Шора еще больше усиливает впечатления. Я не сентиментальный человек, но эту сцену актеры отыграли так, что оставаться равнодушным просто невозможно».
Источник: BBC News Magazine
27 мая 2016
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.
«Сентиментальный юноша с суровыми глазами» — МК
Точнее Марка Захарова не скажешь — «Кваша никогда не заботился о себе, дело было у него на первом месте». И о его гражданской позиции, пусть и у гроба, вспоминали во вторник более всего, ибо это актуально: Игорь всегда, от первого дня «Современника», одним из основателей которого он является, вкладывал в актерскую работу мощное гражданское начало, по словам Михаила Швыдкого, дав шестидесятникам новый нравственный код.
…10 утра, привычная для похоронной Москвы картинка: к театру «Современник» подогнаны три эвакуатора, вся обочина вплоть до Большого Харитоньевского переулка зачищается от машин: просто переставляют на другую сторону бульвара. Моросит дождь. В театре всё устроено с теплом, по-человечески: поклонников пускают к гробу через кулисы — многие пришли без цветов, но с авоськами — просто посидеть в зале, послушать речи, что не возбраняется.
Игорь Кваша в самом деле был дорог людям (видимо, знали лично по передаче «Жди меня»), а потому — что большая редкость — было много заплаканных лиц. Как много и полусумасшедших, возможно, провинциальных артистов, которые могли выйти на сцену с бокалом воды, поклониться залу и, улыбаясь, выйти прочь, чтобы заново встать в очередь. Сергей Юрский вдруг увидел знакомого-одногодку, с кем, вероятно, видится только на похоронах: «Уже каждую неделю встречаемся!» — развел Юрский руками. Евгения Симонова, как всегда, скромно села среди зрителей; расцеловался со всеми Михаил Жигалов; с тихим достоинством прошел Римас Туминас. Возложили цветы Иосиф Кобзон, адвокаты Генри Резник и Генрих Падва.
На сцене кроме вдовы, сына, внуков артисты «Современника», кто смог бросить всё и приехать: за Галиной Волчек сидели Гармаш и Неелова; позже подошли Олег Табаков, Леонид Ярмольник, Игорь Золотовицкий. Министр культуры Мединский выступать не стал, незаметно удалившись; от власти выступал г-н Капков, объявленный как «министр культуры Москвы». Не смогли вырваться, но прислали соболезнования Валентин Гафт (на лечении за рубежом), Чулпан Хаматова (у нее спектакль в Чечне), Елена Яковлева (обстоятельства не позволили вернуться из США).
Церемонию вел Михаил Ефремов. Фото: Сергей Иванов
Добрые фото Игоря Кваши, меняющиеся на экране, «Адажио Альбинони», органные хоралы, венки «От ленкомовцев», «От Et cetera»… Артист театра Артур Смольянинов прочел стихотворение Евтушенко об Игоре Кваше: «Что-то часто пишу я реквиемы, / После давнего „Бабьего Яра“. / Остаются всё более редкими / Обладатели редкого дара. Появилась в искусстве клиповость / и конвейерная ментальность. / И как нечто древней, чем клинопись / Вымирает сентиментальность… Не умели мы жить смиренненько / И надсмотрщиков бесили. / Если б не было „Современника“, / То была бы другая Россия».
Михаил Швыдкой: «Поначалу это было очень трогательно: как и все мужчины этой труппы, он хотел походить на Олега Ефремова, что-то копируя… Но потом стал самостоятельным и независимым артистом. Будучи при этом невероятно благородным человеком. Благородным до нетерпимости. До способности оскорбить кого-то, кто совершал, с его точки зрения, безнравственный поступок…».
Наталья Солженицына: «50 лет назад, в ноябре 1962-го, в журнале „Новый мир“ вышел „Один день Ивана Денисовича“. И первым, кто откликнулся на это произведение, был театр „Современник“. Игорь Кваша очень часто забегал к нам на Козицкий — наш дом многие люди с положением обходили по большой дуге, то были годы травли. Но Игорь не боялся, и это дорогого стоит. А позже, уже на закате лет, Кваша сыграл Сталина в „В круге первом“: этот маленький, желтозубый, желтоглазый, злой, но сильный старик был важным вкладом Игоря в культуру — для того, чтобы наша страна, переболев, никогда бы больше не увлекалась этим злодеем».
Москва простилась с Игорем Квашой
Смотрите фотогалерею по теме
Олег Табаков: «Кваша был едва ли не самым близким человеком Олегу Ефремову. Игорю удалось, по сути, отдать всю свою жизнь на сохранение театра… Я уже давно не работаю в этом театре, но то, что было, в те первые 14 лет — это самое прекрасное, нежное время, которое хочется всё время вспоминать. Таня (к вдове обращается), дай бог тебе сил; Игоря окружали хорошие люди, со знаком качества — и жена, и сын, среднее поколение… остается после него материал. Вот, собственно, и всё».
Владимир Андреев: «Ролан Быков говорил мне в театральной студии Дома пионеров: „смотри, какой суровый парень пришел“. У Игоря были действительно уж очень серьезные глаза, был пытлив до дела… Или когда встречали Новый год, Игорь сказал: „Буду сейчас жарить свою фирменную картошку“, — надел фартук, колпак и стал чудодействовать. Или как болел до последнего момента за свой „Спартак“, ругал его… Кваша был человеком, может быть, иногда ошибающимся. Но всегда искренним».
Под аплодисменты гроб вынесли на Чистопрудный бульвар…
очередная вампука про сентиментальных боксеров — Российская газета
Адонис, незаконнорожденный сын Аполлона (оцените мощный символизм), тяготится своей наследственностью и желает добраться до вершин боксерского олимпа исключительно собственными силами. Ну, то есть, не такими уж на самом деле и собственными. За помощью он обращается к другому богоподобному ветерану ринга — Рокки Бальбоа.
Тот, естественно, после недолгих уговоров соглашается. Далее следует неизбежное появление любовного интереса Адониса, тезки звезды белорусского R&B Бьянки. Потом тренировки, состоящие из быстрого монтажа под духоподъемную музыку (но без «Глаза тигра») и так далее до финала, где главный герой в слоу-мо с грохотом валится на пол, перед его широко закрытыми глазами проносятся все ключевые моменты предыдущих двух часов, и он вскакивает и на втором дыхании дает отпор громиле-чемпиону.
Единственное отклонение от стандартов бойцовского вампукостроения (да и то — в известной степени условное), случающееся где-то на третьей тридцатиминутке, по сути, нужно только для того, чтобы Сталлоне произнес пару пронзительных монологов. Без этого фильм не потерял бы абсолютно ничего, кроме части хронометража. Но и Слай не получил бы свой «Золотой глобус», так что свою миссию эта необязательная побочная драма выполнила.
В остальном «Крид: Наследие Рокки» сводится к схематичным диалогам вроде «- Ты будешь меня тренировать? — Нет, я завязал с этим. — Ну, пожалуйста. — Хорошо, я буду тебя тренировать». Между ними мелькают такие же схематичные персонажи — мама героя, представители тренерского штаба, подруга героя, соперники и спарринг-партнеры. Обрамляют клишированное действо два больших виртуозно поставленных поединка. И если и есть какие-то причины идти в кино на «Крид» — то это, безусловно, они.
Все прочее — в сотый раз пережеванная, передающаяся из поколения в поколение, из уст, простите, в уста жвачка. С непременными пафосными репликами, достойными быть увековеченными на мотивирующих картинках в VK-пабликах для адептов ЗОЖ. Созданная первыми «Рокки» формула замусолена до такого ослепительного блеска, что нам предстоит еще жить и жить с теперь уже сиквелами спин-оффа. В следующей серии, кстати, обещают очередного свирепого русского, наследника, стало быть, Ивана Драго.
2.5
8 вещей, которые люди не понимают сентиментально
«Сентиментальный» определяется как «чрезмерно склонный к чувствам нежности, печали или ностальгии».
Я не сентиментален. Я могу это признать. Мне нужно многое, чтобы быть исключительно искренним, а не юмористическим. Не знаю почему. Мне просто странно пытаться относиться к кому-либо сентиментально. И я не одинок.
1. Комната, полная плачущих людей — ваш худший страх.
[rebelmouse-proxy-image https: // media.rbl.ms/image?u=%2Ffiles%2F2016%2F06%2F19%2F636019139505691604-1826998233_james.gif&ho=https%3A%2F%2Faz616578.vo.msecnd.net&s=518&h=c38d59e079b34d168ab851c6e734b4c797e886b522073f4a11cc2ac07dec6696&size=980x&c=3340693329 crop_info = «% 7B% 22image% 22% 3A% 20% 22https% 3A // media.rbl.ms / image% 3Fu% 3D% 252Ffiles% 252F2016% 252F06% 252F19% 252F636019139505691604-1826998233_james.gif% 26ho% 3Dhttps% 253Faz8. .msecnd.net% 26s% 3D518% 26h% 3Dc38d59e079b34d168ab851c6e734b4c797e886b522073f4a11cc2ac07dec6696% 26size% 3D980x% 26c% 3D3340693329% 22% 7D «expandfelt в комнате больше
, чем неудобно. повод.Когда все вокруг плачут, будь то счастье или грусть, вы съеживаетесь, потому что просто не понимаете этого. Какими бы эмоциями ни было событие, вы не видите веских причин плакать по этому поводу.
2. Вы плохо умеете утешать людей.
[rebelmouse-proxy-image https://media.rbl.ms/image?u=%2Ffiles%2F2016%2F06%2F19%2F636019124230575737-1627541609_there%2520there.gif&ho=https%3A%16F%2Faz6. .net & s = 688 & h = b46ff01806bffcac5b8152f78696f42927321ccc40c9d29be0640fc0fb0c058c & size = 980x & c = 1947939654 crop_info = «% 7B% 22image% 22% 3A% 20% 22https.rbl.ms/image%3Fu%3D%252Ffiles%252F2016%252F06%252F19%252F636019124230575737-1627541609_there%252520there.gif%26ho%3Dhttps%253A%252F%252Faz616578.vo.msecnd.net%26s%3D688%26h%3Db46ff01806bffcac5b8152f78696f42927321ccc40c9d29be0640fc0fb0c058c% 26size% 3D980x% 26c% 3D1947939654% 22% 7D «expand = 1]
Поскольку вы не становитесь сентиментальным, трудно знать, как утешить сентиментального человека. Вы не совсем понимаете, почему он сентиментален это конкретная вещь или событие, но вы не можете быть придурком и оставить их.Вы являетесь мастером неловких, тихих похлопываний в ответ, но вы знаете, что все, что вылетает из вашего рта, будет звучать очень бесчувственно.
3. Быть сентиментальным — все равно что рвать зубы.
[rebelmouse-proxy-image https://media.rbl.ms/image?u=%2Ffiles%2F2016%2F06%2F19%2F636019128650064866-374861564_pain.gif&ho=https%3A%2F%2Faz616578.svo = 935 & h = 15fc6f96b80be75ec58f96bad4cf501586020dffd93c61653fd1343ba45d5915 & size = 980x & c = 1531781615 crop_info = «% 7B% 22image% 22% 3A% 20% 22https% 3A // media.rbl.ms/image%3Fu%3D%252Ffiles%252F2016%252F06%252F19%252F636019128650064866-374861564_pain.gif%26ho%3Dhttps%253A%252F%252Faz616578.vo.msecnd.net%26s%3D935%26h%3D15fc6f96b80be75ec58f96bad4cf501586020dffd93c61653fd1343ba45d5915%26size% 3D980x% 26c% 3D1531781615% 22% 7D «expand = 1]
Попадание в ситуацию, когда вы вынуждены вести себя глупо и сентиментально, заставляет вас чувствовать, что вас вот-вот стошнит. Это причиняет вам физическую боль. Для вашего малыша Большое-маленькое открытие, вы дали ей маленькую доску в рамке для фотографий.Вместо того, чтобы писать «Мечтай о большом, малышка» и других подобных глупых высказываниях, ты написал на нем «Ты собираешься учиться сегодня, мало», шутка Кевина Харта, которая превратилась в интернет-мем. (Правдивая история).
4. Праздники — это то, из чего сделаны кошмары.
[rebelmouse-proxy-image https://media.rbl.ms/image?u=%2Ffiles%2F2016%2F06%2F20%2F636020424108703766-1441554158_scared.gif&ho=https%3A%2F%2Faz616578.svo = 120 & h = d047665ec11231c825fcc832e6d5a082acf1f3d5a4bcc0bcf71011c85e96d4d7 & size = 980x & c = 1822196833 crop_info = «% 7B% 22image% 22% 3A% 20% 22https% 3A.rbl.ms/image%3Fu%3D%252Ffiles%252F2016%252F06%252F20%252F636020424108703766-1441554158_scared.gif%26ho%3Dhttps%253A%252F%252Faz616578.vo.msecnd.net%26s%3D120%26h%3Dd047665ec11231c825fcc832e6d5a082acf1f3d5a4bcc0bcf71011c85e96d4d7%26size% 3D980x% 26c% 3D1822196833% 22% 7D «expand = 1]
День матери? День отца? День благодарения? Нет, спасибо. Пока все вокруг говорят трогательные, трогательные истории и речи о близких, вы пытаетесь придумайте, как пошутить над своим отцом, чтобы рассмешить всю комнату.(Еще одна правдивая история.)
5. Вы не испытываете одержимости ностальгией.
[rebelmouse-proxy-image https://media.rbl.ms/image?u=%2Ffiles%2F2016%2F06%2F19%2F6360191339826285601781471566_eye%2520roll.gif&ho=https%3A%2F%2Faz6nd16.net = 579 & ч = f00d5c6071bbb13dc5086d069f400553114b119e24ba5273620bfc65eae1e2a2 & размер = 980X & с = 3911722891 crop_info = «% 7B% 22image% 22% 3A% 20% 22https% 3A // media.rbl.ms / изображение% 3Fu% 3D% 252Ffiles% 252F2016% 252F06% 252F19% 252F6360191339826285601781471566_eye% 252520roll .gif% 26ho% 3Dhttps% 253A% 252F% 252Faz616578.vo.msecnd.net% 26s% 3D579% 26h% 3Df00d5c6071bbb13dc5086d069f400553114b119e24ba5273620bfc65eae1e2a2% 26sizec 72273620bfc65eae1e2a2% 26sizec 722911% 3D980x2% 26sizec 722911% самые большие фильмы, выходящие в этом году, и все же у вас нет смертельного желания посмотреть его, в отличие от всей вашей ленты Facebook. Мемы о том, как сбивать с ног маленьких детей, просто чтобы попасть в кинотеатр, заставляют задуматься, должен ли этот человек оставаться в вашем списке друзей. Вы понимаете, что испытываете ностальгию по чему-то, что много для вас значит, и вы действительно испытываете ностальгию по некоторым вещам.Но похоже, что все полностью увлечены каждой мелочью, которая развлекала их в детстве. Если вам нужно еще раз услышать: «Я скучаю по 90-м» от человека, которому на рубеже веков было три года, вы можете просто потерять это.
6. Вдохновляющие украшения для дома с поговорками — проклятие вашего существования.
[rebelmouse-proxy-image https://media.rbl.ms/image?u=%2Ffiles%2F2016%2F06%2F19%2F636019142174493600-1297659962_zac.gif&ho=https%3A%2F%2Faz616578.vo.msecnd.net & s = 934 & h = 715845f45fd61c25c11d5c097495814639ac99510ca8da1a8a3b3dfbeacaf5c4 & size = 980x & c = 1988580013 crop_info = «% 7B% 22image% 22% 3A% 20% 16https% 3A% 20% 22https% 3A% 3A% 20% 22https% 3A% 3A% 20% 22https% 3A% 20% 22https% 3A% 252F636019142174493600-1297659962_zac.gif% 26ho% 3Dhttps% 253A% 252F% 252Faz616578.vo.msecnd.net% 26s% 3D934% 26h% 3D715845f45fd61c25c11d5c0974958% 3D715845f45fd61c25c11d5c097495814639ac99510a3d3d3d3c8c8c8c8c8c8c8c8c8c8c8c8c8c8c8d3 собирается в Кирклендс, Холлмарк и т. д., но как только вы видите деревянные ящики с милыми надписями на них, вы задаетесь вопросом, зачем вы вошли. Вы задаетесь вопросом, почему кто-то думает, что деревянный ящик с надписью «Благодарный, благодарный, благословенный» станет отличным домашним декором. Смотреть. Вы съеживаетесь, когда видите их в чьем-то доме. Сама идея покупки чего-либо, когда из-за глупых словечек хочется отвернуть этот предмет от себя.
7. Искренне делать комплименты людям — это счастливое чудо.
[rebelmouse-proxy-image https: // media.rbl.ms/image?u=%2Ffiles%2F2016%2F06%2F19%2F6360191476021807781855450515_hug.gif&ho=https%3A%2F%2Faz616578.vo.msecnd.net&s=778&h=0b300cee4d6b297af586009f6c7a915c4ff9234abfe5fa89e48ebbf752dbdb5a&size=980x&c=4162541549 crop_info = «% 7B% 22image% 22% 3A% 20% 22https% 3A // media.rbl.ms / image% 3Fu% 3D% 252Ffiles% 252F2016% 252F06% 252F19% 252F6360191476021807781855450515_hug.gif% 26ho% 3Dhttps% 253Avo% 256Fnd57.net % 26s% 3D778% 26h% 3D0b300cee4d6b297af586009f6c7a915c4ff9234abfe5fa89e48ebbf752dbdb5a% 26size% 3D980x% 26c% 3D4162541549% 22% 7D «expand = 1]
Вы родились без нежной кости.Вы не можете сделать кому-то комплимент, не превратив его в шутку, просто чтобы это не было сладко. Поэтому, когда вы действительно открыты и серьезно относитесь к кому-то искренне, вы чувствуете себя чудотворцем.
8. Но когда вы сентиментальны, вы имеете в виду это от всей души.
[rebelmouse-proxy-image https://media.rbl.ms/image?u=%2Ffiles%2F2016%2F06%2F19%2F63601914865
05-138345401_i%2520love%2520you.gif&ho=https%3A%657F .msecnd.net & s = 457 & h = 33e7efa532b5b194fc77c6f000f774afa2f234e48d6047a11e460f1b48f9ac92 & size = 980x & c = 2818355706 crop_info = «% 7B% 22image% 22% 3Aps% 20% 22image% 22% 3Aps% 20%rbl.ms/image%3Fu%3D%252Ffiles%252F2016%252F06%252F19%252F63601914865
05-138345401_i%252520love%252520you.gif%26ho%3Dhttps%253A%25F%252Faz6.net 3D33e7efa532b5b194fc77c6f000f774afa2f234e48d6047a11e460f1b48f9ac92% 26size% 3D980x% 26c% 3D2818355706% 22% 7D «expand = 1]
Как убрать сентиментальные предметы
Как избавиться от сентиментальных вещей и сохранить воспоминания
Избавление от ненужных вещей может быть одной из самых сложных организационных задач.Все мы привязываем чувства и воспоминания к предметам, но когда шкафы, ящики и шкафы начинают переполняться подарками на память, легко упустить из виду действительно особенные среди растущего моря беспорядка.
Избавившись от ненужных чашек, вы сможете по-настоящему насладиться предметами, которые вызывают у вас самые лучшие воспоминания. Джеки Голливуд Браун из Unclutterer, Рэйчел Джонс из Nourishing Minimalism и Мелисса Рассел из Simple Lionheart Life разбивают процесс на простые шаги, которым вы должны следовать.
Что такое сентиментальный беспорядок?
Сентиментальные предметы — это все, чему мы придаем эмоции и смысл. Это у всех разное. Для кого-то это детские рисунки и школьные документы. Для других это набор старинного фарфора, который раньше выставлялся в столовой их родителей.
Ссылки на статьи:
Чем вам нужна помощь?
Выберите этап устранения загромождения
Установить таймфрейм и систему
Сортировать сквозь беспорядок
Вернуться к сложным предметам
Бросить или пожертвовать предметы
Выделите предметы, которые у вас есть
Как избавиться от сентиментального беспорядка за 5 шагов
Трудно отказаться от вещей, которые у нас ассоциируются с любимыми или особенными местами.Но эти шаги могут упростить работу с сентиментальным беспорядком.
Шаг 1. Установите таймфрейм и систему
Прежде чем начать, полезно установить для себя ограничение по времени, чтобы вас не перегружали. Джонс рекомендует, чтобы ваши сеансы очистки не превышали трех часов, чтобы избежать выгорания. «Относитесь к этому как к важной встрече, как если бы вы записались на прием к стоматологу или врачу», — сказала она. «Не позволяйте ничему занять его место». Если вы знаете, что при сортировке у вас появятся эмоции, попросите члена семьи или друга помочь вам не сбиться с пути.
Не менее важно поставить четкие цели как для всего проекта, так и для отдельных сеансов очистки от мусора. Как только вы узнаете, в чем заключается ваша конечная цель, вы можете ставить более мелкие цели, соответствующие вашему графику, для каждого сеанса уборки.
Также полезно иметь под рукой близких родственников на случай, если они захотят взять то, что вам больше не нужно.
Совет от профессионала : не откладывайте на потом! Мелисса Рассел объясняет, что лучший способ — это просто начать. «Самая сложная часть большого проекта, такая как очистка от мусора, часто начинается.Как только ты начнешь идти, тебе будет легче продолжать ».
Выберите следующий шаг
Шаг 2. Избавьтесь от беспорядка
Возьмите три коробки и пометьте их: оставить, пожертвовать и выбросить. Во время сортировки вы должны поместить предметы в одну из этих коробок. Если элементы больше, вы также можете использовать скоординированные по цвету стикеры, чтобы указать, с каким полем они связаны.
Вопросы, которые следует задать при расстановке сентиментальных предметов
Браун рекомендует задавать себе три вопроса, оценивая свой сентиментальный беспорядок.
Если бы вам пришлось покупать товар по полной цене, вы бы стали?
Если кто-то, кто вам не нравится, подарит вам этот предмет, вы все равно сохраните его?
Этот предмет вызывает счастливые воспоминания?
Если вы ответили не более чем на один вопрос, вам следует избавиться от этого. Чтобы избежать чувства вины, Браун рекомендует помнить, что «вы не отдаете человека, любовь этого человека или любовь этого человека к вам».
Рассел продолжает говорить, что если вы не можете определить четкую причину, по которой вы храните предмет, значит, вы не цените его так сильно, как вы думали, и его не нужно хранить.
Избавляясь от значимых вещей, помните:
Не обременяйте себя хранить что-то только потому, что это подарок. Нет никаких обязательств по хранению вещей, которые вы не будете использовать.
Постарайтесь не чувствовать себя виноватым. Это ваш дом, и вы имеете право освободить место для всего, что для вас важно.
Подарите вещи, которые еще находятся в хорошем состоянии. Будь то мебель или набор тарелок, они все равно могут пойти в дом, где их будут использовать и ценить.
Делитесь семейными реликвиями с другими членами семьи. Если вы что-то унаследовали, поспрашивайте, может ли это кому-нибудь еще понадобиться.
Измените украшения или фоторамки во что-нибудь новенькое, если вы изобретательны.
Оставьте один, если их несколько. Если вы знаете, что не будете использовать все праздничные венки, которые были у вашей матери, просто выберите тот, который вы будете показывать в течение сезона.
Выберите следующий шаг
Шаг 3. Вернемся к сложным предметам
Если вы прошли через первый раунд сортировки, но ваша стопка для хранения все еще довольно полна, взгляните еще раз.В большинстве случаев вы найдете несколько вещей, которые теперь можете пожертвовать.
Если вам все еще трудно избавиться от эмоционального беспорядка, навсегда сохраните воспоминания, сделав их цифровыми. «Иногда может быть полезно сфотографировать сентиментальные предметы», — объясняет Браун. «Зная, что, если вам нужно, вы можете снова увидеть предметы, это может быть ключом к тому, чтобы отпустить их».
Джонс рекомендует задавать вопрос: «Помогает ли это мне жить той жизнью, которой я хочу жить?» при расхламлении сентиментальных предметов.
Выберите следующий шаг
Шаг 4. Бросьте или пожертвуйте предметы, с которыми вы расстаетесь
С вещами, рассортированными по разным ящикам, этот шаг должен быть довольно простым. Однако помните, что вы должны придерживаться своего первоначального решения расстаться с предметом, даже если у вас возникнут сомнения.
Чтобы получить предметы в хорошем состоянии, позвоните в местные комиссионные магазины и места для пожертвований перед посещением, чтобы убедиться, что они в настоящее время принимают эти предметы.Что касается вещей, которые вам нужно выбросить, лучший вариант будет зависеть от количества предметов и ваших временных рамок. Если у вас есть большие предметы или вы убираете весь дом, мы рекомендуем арендовать мусорный контейнер, чтобы быстро справиться с беспорядком. В противном случае вам, возможно, придется подождать до следующего дня массового сбора у обочины, чтобы выбросить свои вещи.
Найдите услуги по доставке мусора в вашем районе
Выберите следующий шаг
Шаг 5.Выделите предметы, которые вы решили оставить
Теперь, когда у вас есть свободное место и несколько предметов, которые особенно важны для вас, выделите им такое же особое место в вашем доме. Размещение фигурки на полке или обрамление любимого произведения искусства укрепит связь и поможет облегчить чувство вины, связанное с расхламлением.
Выберите следующий шаг
7 правил, которые помогут вам избавиться от сентиментальных вещей
Боретесь с тем, что избавиться от того, что оставить? Следуйте этим правилам, чтобы завершить работу и решить, что делать с определенными предметами:
Начните с простого пространства: Нельзя отрицать, что расхламление сентиментальных предметов — это непросто.Вместо того, чтобы начинать с комнаты, полной предметов, начните с сумки, затем коробки и продолжайте до комнаты. Также полезно начинать с тех мест, где у вас меньше личных вещей. Так что начните с кухни или столовой и последними доберитесь до туалета или спальни.
Помните, вы избавляетесь от предмета, а не от памяти: Во многих случаях вы действительно цените и берете с собой воспоминания, а не сам предмет. Держитесь за них, и этот предмет вам больше не понадобится.
Найдите выход, используя предмет в последний раз: Может быть, это фотоаппарат, которым вы научились делать снимки в детстве, или пила, которую вы использовали, когда только начинали свой столярный бизнес.Если это устаревший предмет, от которого вы перешли, используйте его еще раз, чтобы вспомнить старые добрые времена, прежде чем избавиться от него.
Храните предметы, которые приносят радость — и только те предметы: Вы помните, что у вас был предмет? Если нет, скорее всего, это никогда не приносило вам радости. Это те предметы, о которых вам нужно подумать и решить, действительно ли их следует хранить.
Найдите время, чтобы распознать действительно значимые предметы: Вы держитесь за что-то, потому что у вас не было времени по-настоящему осознать, что для вас значит память? Если это так, подумайте об этом предмете и времени, связанном с ним, чтобы понять, действительно ли за него стоит держаться.
Оцифровка воспоминаний: Вам не нужно полностью терять предмет только потому, что вы его выбросили. Такие вещи, как билеты на памятные концерты или спортивные мероприятия, старые фотографии и документы, можно легко оцифровать с помощью сканера, что позволит сохранить их в другом, менее загроможденном формате. Для более крупных вещей сфотографируйте их, прежде чем передавать или продавать их.
Выделите, что значит больше всего, и избавьтесь от всего остального: Возможно, вы потеряли любимого домашнего питомца и все еще держитесь за такие вещи, как ошейник, любимую игрушку, поводок, миску и фотографии.Вместо того, чтобы держаться за все, выберите несколько ключевых элементов и поместите их в дисплей, который позволит вам запомнить в организованном виде.
Сохранение сентиментального беспорядка в заливе
В то время как вы сделали работу по очистке сентиментальных сувениров, которые у вас сейчас есть, вы легко можете использовать дополнительное пространство, чтобы накопить больше вещей. Если вам нужно навести порядок в доме любимого человека, может оказаться утомительным убирать все сразу.
«Лучше не принимать эмоционально сложных решений во время скорби», — говорит Браун.«Если беспорядок накапливается и его необходимо убрать, подумайте о том, чтобы упаковать его и хранить в течение нескольких месяцев (с определенной датой окончания), а затем рассортируйте предметы».
Готовы заняться другими загроможденными помещениями в вашем доме? Прочтите наши советы о том, как избавиться от беспорядка и организовать домашнюю комнату за комнатой.
Как бороться с сентиментальным беспорядком
У вас есть предметы, которые вам не нужны, но которые вы все равно держите? Возможно, вы чувствуете связь с этими предметами, даже если они просто занимают место.Эти предметы мы называем сентиментальным беспорядком. Они бесполезны для вас, но вы сохраняете их по эмоциональным причинам. Со временем эти предметы могут накапливаться и стать серьезной проблемой. Здесь мы дадим вам несколько стратегий, как справиться с сентиментальным беспорядком, чтобы вы могли освободиться от их хватки.
Создайте цель для себя
Постановка цели в отношении того, как должен выглядеть ваш дом или насколько он чист, поможет вам решить, что сохранить. Придерживаясь поставленной вами цели, вы побуждаете себя делать трудный выбор.Без четкого представления о том, почему вы хотите избавиться от этих вещей, у вас гораздо меньше шансов выполнить это.
Определите, является ли вина фактором
Когда мы говорим о том, как бороться с сентиментальным беспорядком, нам часто приходится спрашивать, является ли вина причиной того, что мы цепляемся за вещи. Например, вам может не понравиться идея выбрасывать подарки от других людей. Если вы обнаружите, что вина — единственная причина, по которой у вас что-то еще есть, это хороший признак того, что вы можете отпустить это. Поначалу это может показаться неудобным, но со временем вы почувствуете себя намного лучше.
Сохранить один жетон группы
Один из хороших способов избежать беспорядка в доме — взять с собой лишь символическую часть группы предметов. Например, если вы унаследовали предметы коллекционирования любимого человека, которые их интересовали, но не вы, вам может показаться странным избавляться от них. Вы все еще можете наслаждаться воспоминаниями о них, сохраняя небольшой кусочек коллекции, вместо того, чтобы держаться за все, даже когда вы этого не хотите.
Пожертвовать, а не мусор
Бросать что-то в мусор никогда не кажется правильным, особенно когда дело касается сентиментального беспорядка.Пожертвование этих предметов может быть решением. Таким образом, вы дадите предметам новую жизнь с кем-то еще, кому они могут действительно понадобиться, вместо того, чтобы позволять им собирать пыль в вашем доме. Вы сможете убрать эти предметы, не чувствуя себя виноватыми из-за того, что выбросили их в мусор.
Если у вас есть много пожертвований на самовывоз, GreenDrop хочет забрать их из ваших рук. Позвоните нам, если вы хотите, чтобы мы пришли за вашими пожертвованиями, или доставьте их в один из наших удобных пунктов выдачи, чтобы избавиться от всего этого сентиментального беспорядка без чувства вины.
Давайте не будем сентиментальными — урон
Это день, когда мы отдаем детей
С полфунта чая
Вы просто открываете крышку, и ребенок выскакивает из нее
С двенадцатимесячной гарантией.
Это день, когда мы отдаем детей
С полфунта чая
Если вы знаете женщин, которые хотят детей
Просто пришлите их мне
В море есть островной выход
Там, где на деревьях растут младенцы
Ох, как весело раскачиваться на солнце
Но вы должны быть осторожны, если вы чихаете, вы чихаете
Остерегайтесь чихания
Розали Соррелс, «Враждебная песня-качалка»
В ответ на политические кризисы либерализм предлагает индивидуализированные и деполитизированные действия — например, ношение маски для вашего соседа, — которые создают иллюзию того, что политическая система, которая отказывается национализировать промышленность в направлении производства аппаратов ИВЛ и средств индивидуальной защиты или открывать многое потребность в больничных помещениях может быть устранена на уровне выбора потребителя.Со скоростью непредвиденного рефлекса либеральные реакции, подобные этим, освобождают людей от ненависти к экономической системе, которая отправляет малооплачиваемых основных работников на их работу с неадекватной защитой, обеспечивая при этом модные варианты масок для профессионально-управленческого класса, которые они могут носить при выгуле своих собак. Вступая в политическую жизнь неолиберального общества, мы чувствуем необходимость присоединиться к этому сентиментальному заблуждению, в отношении которого нет — и не должно быть — общественного согласия. В конце концов, ненависть к нашему излишне жестокому и часто глупому обществу совершенно рациональна, и это еще одна причина, по которой необходимо установить различные иррациональные защиты, которые либо направляют эту ненависть на козлов отпущения, либо подавляют ее сентиментальностью.Признание иррациональности этой сентиментальности и разочарования, которое она порождает в нас, необходимо для успеха нашей организационной работы.
Отрицание и отсрочка ненависти можно понимать как формирование реакции , форму психологической защиты, при которой мы, не осознавая, делаем или требуем противоположное тому, что мы чувствуем, чтобы отразить нежелательные чувства. В процессе мы также предотвращаем изменения. Например, заявление об альтруизме и участии, сделанное от имени ношения масок, дает нам ощущение, что, надевая маску, мы «что-то делаем».Но морально и уверенно маскировка может стать своего рода поступком, который также погубит. Он покрывает нас хрупкой оболочкой моральных чувств, которая защищает нас от переживания наших реальных условий и перенаправляет нас от оправданной ненависти к реальности, такой как наша эксплуататорская система здравоохранения, в комфорт моральной честности. Практические решения кризиса covid находятся вне индивидуального контроля, поэтому любая попытка заменить политические решения индивидуальными решениями также отрицает нашу индивидуальную уязвимость и подменяет организованную и «объективную» ненависть полицейским контролем над отдельными лицами.
Психоаналитик Д.В. Винникотт считал ненависть — ее чувство и принятие — основой человеческого развития. Он утверждает, что способность ненавидеть, быть ненавистным и выдерживать напряжение этих эмоций является важным шагом в развитии творческой и живой человеческой субъективности. Человек, неспособный психологически пережить ненависть, который отделяется от этого внутреннего опыта и соответствующих реальных или предполагаемых внешних угроз, не может сформировать четкое ощущение различия между внутренним и внешним.Вместо этого он или она только развивает способность каталогизировать вторжения и дезорганизуется из-за посягательств на его или ее усилия продолжать жить. Наша сентиментальная среда, в которой постоянно вытесняется ненависть к нашей социальной и экономической системе, порождает своего рода психоз, характерный для неолиберальной субъективности. Субъективные адаптации, развивающиеся в этой сентиментальной среде, особенно важно понимать в политической организации.
Это эссе рассматривает ненависть в двух различных, но взаимосвязанных контекстах: ненависть, порожденная нашей деградировавшей неолиберальной реальностью, и ненависть, которая разжигается, когда мы (как неолиберальные субъекты) пытаемся участвовать друг с другом в политической работе.В обоих случаях эта ненависть часто выражается патологически, а не объективно и продуктивно. Слева, мы должны научиться честно и намеренно противостоять ненависти, если мы надеемся создать продуктивное движение за политические перемены. Наша следующая большая задача развития, если мы собираемся двигаться вперед с какой-либо согласованностью, будет заключаться в том, чтобы научиться оставаться в живых, здоровым и относительно осознанным, когда речь идет о нашей собственной ненависти и ненависти к другим.
Ненависть и (капиталистическая) субъективность
Согласно концепции Винникотта, ненависть необходима для выживания.Потребности и требования, как собственные, так и чужие, властны и чрезмерно стимулируют, и требуют несентиментальной и честной конфронтации. Независимо от организации общества новорожденный ребенок должен ненавидеть (ситуацию голода, боли или сонливости), чтобы быть услышанным и заново формировать мир вокруг себя. Ненавидя, младенец взывает к удовлетворению потребности. В достаточно хорошей ситуации эти потребности выявляются и удовлетворяются опекуном, который, чувствуя их вместе со своим ребенком, также начинает называть их и решать их.Ребенок ненавидит недостаток, который создал его потребность, и тем самым заставляет часть своего окружения (которую он все еще воспринимает как продолжение себя) реагировать, устраняя этот недостаток. Этой реагирующей частью среды в большинстве случаев является мать ребенка, которая должна признать и выразить свое разочарование и даже ненависть к своему ребенку объективным и сдержанным образом, чтобы обеспечить эту среду для роста. Другими словами, она должна усвоить эту идентификацию с ненавистью своего ребенка таким образом, чтобы они оба могли использовать ее для роста.Только через этот трудный процесс роста ребенок может развить способность определять состояния недостатка и удовлетворения, различать внутреннее и внешнее и, в конечном итоге, понимать свою свободу действий и определять свое самоощущение. Ни одно из этих фундаментальных достижений не может произойти без ненависти. То есть ненависть — это переживание, присущее нашему биологическому виду. Ненависть позволяет нам осознавать наши потребности в выживании и действовать в соответствии с ними; чтобы различать наши внутренности в отличие от наших внешних, и распознавать внешнюю среду как арену работы.
Когда этот процесс идет наперекосяк, когда нет реакции на инфантильную потребность или когда потребности сами по себе презираются и ненавидятся окружающей средой, младенец остается дезорганизованным и беспомощным, испытывая эти потребности, не зная, откуда они исходят и как реагировать. Единственный выход для нее — превратить ненависть к переживанию нужды на переживание самой нужды. Здесь мы видим суть неолиберальной социальной патологии — ненависть к нужде, независимо от того, находится она в нас самих или в других.Независимо от того, насколько способны наши индивидуальные опекуны, мы все живем в социальной среде, которая отвергает первичный опыт ненависти; который подавляет протесты, которые мы проводим с младенчества до взрослой жизни, когда сталкиваемся с недостатками, с которыми мы не можем выжить: отсутствием здравоохранения, отсутствием жилья, отсутствием безопасности, отсутствием доступа к пище. Подобно пренебрежительным родителям, наше общество презирает и игнорирует потребности и подталкивает своих членов к пренебрежению и пренебрежению потребностями, зависимостью и связями — как своими, так и соседями.
Явное и прямое презрение и пренебрежение — не единственные способы, при которых людям отказывают в продуктивных каналах выражения ненависти.Сентиментальность работает так же, как и заставляет младенца к патологическому метаболизму его ненависти. В сентиментальной среде, в мире милых реакций и покровительственных похлопываний по голове, ненависть младенца остается непризнанной, и он никогда не развивает веру в то, что его окружение ответит на ее протесты за то, что они есть. Без какого-либо способа взаимодействовать с внешним словом и надежно спровоцировать ответ, как и прежде, остается ненависть к ее собственной потребности, которую все же необходимо отвергнуть или отделить и спроецировать на других.Когда человеку не дают выразить ненависть честно, объективно, но сдержанно, то есть собственные потребности становятся невыносимыми, возможность перемен кажется потерянной, а чувство собственного достоинства ничтожным. Сентиментальность часто является межличностным и социальным механизмом отрицания существования потребностей и ненависти, вызванной неспособностью общества удовлетворить их.
Капиталистическое общество увековечивает себя, предотвращая непосредственное, объективное и продуктивное столкновение с переживанием ненависти, и вместо этого направляет своих подданных к постоянной сентиментализации.Это требует, чтобы мы покрывали наши личные взаимодействия, какими бы полезными они ни были, добавлением вежливости. Здесь, в США, где рыночные операции маскируются под фальшивую репутацию, мы видим особенно серьезную диссоциацию от ненависти. Но, конечно, тот факт, что мы не можем выразить ненависть к отчужденной жизни, не означает, что наши потребности не существуют. Подобно младенцу, окружение которого не реагирует на его протесты, мы остаемся ненавидящими сам опыт нужды в других людях. То, что кажется ненавистью к другим — иммигрантам, либералам, сторонникам Трампа, — может на самом деле корениться в отсутствии какой-либо ощутимой реакции окружающей среды, прошлой или настоящей, на собственный опыт нужды.Это один из способов понять повествования о жестокой независимости, которые часто сопровождают рассказы о ненависти. Сторонник Трампа, по его собственному мнению, «поднял себя за шнурки», пренебрег собственной потребностью в других и научился обеспечивать себя. Менее очевидно, но более конкретно, он ненавидит выражение взаимозависимости и потребности в безопасности, выражаемое «библиотеками». Добрый либерал рано научился полагаться на свой ум; он пытается управлять небрежной материальной ситуацией, живя в своей голове, и теперь у него есть жесткая интеллектуальная защита, которая, по его мнению, делает его лучше других.Он получил хорошие оценки и теперь сомневается, что идиоты, голосовавшие за Трампа, вообще заслуживают голоса. Каждый из них представляет собой неолиберальную идентичность, в которой ненависть, обращенная к собственным потребностям, перерастает в индивидуальную грандиозность и жестокое, бесчеловечное презрение к другому.
Мы можем понимать ненависть как соответствующий эмоциональный регистр переживания отчуждения — регистр, который постоянно исключается в неолиберальном обществе. Эта сентиментальность надежно ведет к повторяющемуся отыгрыванию динамики дегуманизации.Опираясь на теорию отчуждения Маркса, мы можем увидеть, что в капитализме есть структурные механизмы, которые требуют обесценивающих, бесчеловечных взаимодействий. Добавьте сюда идеи Винникотта относительно развития этого предмета, и станет ясно, что ненависть является частью человеческого ответа на эту дегуманизацию и обесценивание. В то время как капитализм через отчуждение порождает избыток отсроченной ненависти, ненависть является важной частью человеческого опыта как такового, и ее несентиментальное выражение и проработка — необходимый элемент левой организации.
Контрперенос в политической среде
Ненависть неизбежно находит выражение в нашей политической жизни — не только в легких, но часто повторяющихся нарциссических травмах, присущих преодолению разногласий во взглядах на теорию, стратегию и тактику, но также и в попытках найти новые отношения друг с другом. , способы, которые странно чужды любому, кто живет большую часть своего времени в отчужденном обществе. На психоаналитическом языке межличностное разочарование, которое мы испытываем в своей организационной работе, является формой контрпереноса .В клинических условиях контрперенос относится к эмоциональным реакциям, которые аналитик испытывает во время беседы с пациентом, но этот термин также можно адаптировать к политическому вмешательству. Хотя политика не является и не должна быть терапией, психоаналитические концепции переноса и контрпереноса, а также идея Винникотта об уникальном месте ненависти в этой динамике часто помогают понять эмоции, возникающие в политической работе.
Винникотт теоретизировал три типа контрпереноса: первый возникает из странного, грубого, часто тревожного факта наших отличий друг от друга.При попытке политического участия в какой-либо группе неизбежно погружение в ее межличностную динамику, вызывающее эмоциональные реакции. Отчасти это связано просто с врожденными человеческими различиями; эмоциональные переживания, из-за которых отношения с одним человеком или группой ощущаются иначе, чем с другим, иллюстрируют первый тип контрпереноса. Вторая форма контрпереноса возникает из-за недостаточного познания себя (в положении члена группы, занимающегося политическими намерениями) и возникновения неожиданных эмоций из-за недостатка самопознания.Это проявляется, например, в спонтанных реакциях на групповые дебаты или аргументы, которые при более позднем размышлении не были полностью рациональными. Третья форма контрпереноса — и одна из них, особенно важная для выхода из повторяющихся воспроизведений расщепления и раскола, столь знакомых слева, — это то, что Винникотт описывает как объективную ненависть. Объективная ненависть, согласно Винникотту, — это разочарование, которое человек испытывает, когда объективно переживает неспособность другого человека общаться.
Называть неспособность говорить — это не моральное суждение — это описание.В некоторых обстоятельствах безжалостное отсутствие отношений — единственный способ выжить физически и психологически. Тем не менее, занимаясь политической работой, важно распознать, назвать и продолжить, когда вы чувствуете объективную ненависть, которая возникает из-за того, что она карикатурно, принижается или иным образом отрицает сложность. Отрицание и избегание нашей собственной ненависти и ненависти к другим неизменно ведет к задержке развития. Ужасное отрицание и избегание ненависти парадоксальным образом придает форму ненавистного объекта нашим действиям с почти сверхъестественной надежностью, делая бессознательное отыгрывание ненависти почти неизбежным.Следовательно, неспособность объективно переживать, сдерживать ненависть или справляться с ней — распознавать этот контрперенос как контрперенос — может быть серьезным препятствием для организации. Чтобы быть полезным, психоанализ должен объяснить и то, как мы сюда попали, и «природу эмоционального бремени, [которое рождается] при выполнении [этой] работы». То есть, если мы серьезно отнесемся к тезису о том, что неолиберальная эпоха, в которой мы живем, отчуждает и унизительна таким образом, что каждый из нас вступает в контакт с неинтегрированными и психотическими частями нашей личности, тогда мы можем сделать вывод, что Чем лучше мы понимаем, как развился такой социальный психоз, и чем лучше мы можем признать реакции, которые мы испытываем в результате пребывания в психотическом моменте, тем больше это понимание может обосновать нашу работу и тем менее разрушительным является наша собственная ненависть (или наша ненависть). тревожное избегание этого) может стать.
Как будто
Внутри левых политических формаций то, что делает переживания деструктивного отсутствия коммуникации настолько разочаровывающими, так это отсутствие, с психоаналитической точки зрения, качества «как будто». В эти тревожные моменты мы (левые, взаимодействующие с другими левыми) не реагируем на несогласие (в Твиттере, в групповых обсуждениях, в процедурных дебатах) застенчивым осознанием того, что мы отвечаем , как если бы формулировали позицию против абстрактных политических враги при разговоре с товарищами.Вместо этого различие трактуется как вражда и проводится с той же тональностью и тем же тоном, что и следовало ожидать от реальной борьбы с правящим классом; дебаты воспринимаются как непосредственная политическая борьба. Тяга контрпереноса, когда на приемном конце этих психотических внутригрупповых процессов, заключается в сдерживании, патологизации или удалении реактивных элементов, что, в свою очередь, усиливает отсутствие качества «как будто» и ускоряет левые организации к расколу.
Такие взаимодействия — без всякого «как бы» качества — характерны для сентиментальности.Когда выражение объективной ненависти исключается, а отрицание ненависти ложно обозначается как любовь, это означает, что любовь и ненависть будут патологически смешаны. Винникотт указал, что его высокофункциональные (в его терминологии невротические ) пациенты представляли его амбивалентным по отношению к ним, но ожидали, что его любовь к ним будет отделена от его ненависти, а его ненависть будет указывать за пределы отношений. Это предположение о том, что ненависть будет в основном направлена за пределы отлаженных рабочих отношений, имеет прямое организационное следствие в идее «внешней работы».«Как члены политической организации, мы все можем получать удовольствие друг от друга достаточно хорошо, помогая друг другу развиваться в плане навыков и политики, когда у нас есть внешняя задача, на которой нужно сосредоточиться. Кампания Берни Сандерса предложила нам такую гигантскую задачу, и неудивительно, что борьба левых была на низком уровне, когда казалось, что его кампания идет полным ходом. Когда мы пытаемся сосредоточиться на внешней работе, мы, по сути, пытаемся создать, в терминах Винникотта, невротическую систему — здоровое расщепление, которое позволяет нам порвать с психотической культурой, в которой мы живем.
Сентиментальная динамика выглядит и ощущается иначе, чем невротическая динамика, как в клинической, так и в политической обстановке. В сентиментальной среде любовь и ненависть объединяются в причудливом объекте, отражающем неспособность отделить любовь от ненависти (мифологический аналог — vagina dentata). Если клиническое участие является чрезмерно сентиментальным, тогда любовь аналитика, связанная с ненавистью, обречена на смерть, и с ней нужно бороться или убегать от нее. Но сентиментальность — это не просто индивидуальное явление; мы живем в патогенный период истории, в результате которого каждый из нас несет определенную степень психотического или антисоциального функционирования в социальное пространство.В сентиментальных антисоциальных ситуациях попытки создать невротическую систему за счет сосредоточения внимания на внешней работе теряются. Совместные контакты и переговоры, основанные на концепции двух людей, встречающихся на равных, встречаются с отрицанием или переопределением цели — не только из-за необходимости доминировать и исключать, но и потому, что достижение совместного контакта на равных будет сродни тому, чтобы быть любил или любил. Этого нужно избегать, даже рискуя разрушить (или иногда казалось бы, с целью разрушения) отношения.
Возможно, это объясняет, почему правый популизм, кажется, имеет преимущество в сентиментальных социально-политических моментах, подобных нашему собственному. Если мы примем теорию о том, что в неолиберальную эпоху любовь и ненависть слились в причудливую форму объекта — соблазнительную и разрушительную, — имеет смысл, что эта смесь работает в пользу правых, но является препятствием для левых. С точки зрения психоанализа, правые популисты обеспечивают психотический ответ смешанной любви и ненависти, тогда как левые пытаются создать невротический ответ любви, отделенной от ненависти; разлуку, которую гораздо труднее терпеть и которая приносит гораздо меньше внутреннего удовлетворения.
Идеальным воплощением любви, смешанной с ненавистью, стал момент, когда президент Трамп бросил бумажные полотенца в собравшуюся толпу в Пуэрто-Рико после урагана «Мария». Псевдо-забота смешивается со снисходительностью к самой потребности; ловец броска унижается удачей розыгрыша. Аналогичное, менее вопиющее проявление любви-ненависти проявляется в «пакетах ухода за ковидом», которые многие корпорации предоставляют своим основным сотрудникам — фирменная маска для лица и дорожная бутылка с дезинфицирующим средством для рук делают жесты в защиту, но упаковывают их вместе с ненавистное требование вернуться на небезопасное рабочее место.Этот жест выполняет работу сентиментальности, и, как неолиберальные субъекты, мы готовы проглотить его.
Когда Берни Сандерс, с другой стороны, спрашивает: «Готовы ли вы сражаться за кого-то, кого вы не знаете?» и проблематизирует само существование миллиардеров, он пытается отказаться от сентиментальности и создать своего рода невротический раскол между любовью и ненавистью, который делает возможным проект совместной работы для чего-то лучшего. Несмотря на внешность, создание этого раскола на самом деле является более трудным путем, поскольку он напрямую борется с нашими нуждами и разрушает иллюзию того, что власть имущие хоть сколько-нибудь заботятся о нашем благополучии.
Нам не нравится, как вы себя чувствуете
Здесь мы подходим к другой важной идее Винникотта — что пациентка может оценить в аналитике только то, что пациентка сама способна чувствовать. Конечно, нет прямого аналога терапевтического соглашения аналитик-анализируемый в случае политического вмешательства. Но важно признать, что с точки зрения одного человека, взаимодействующего с другими в политическом контексте, иногда другие не могут представить себе, что наша политическая повестка дня является нашей истинной мотивацией.Например, человек, который не может видеть ничего вне схемы аскриптивной идентичности, не сможет увидеть, что наши действия исходят из формы анализа и стратегии, которая действительно не сводится к аскриптивной идентичности. Мы либо окажемся прикованными к чужой схеме, либо наш отказ основывать наш анализ на аскриптивной идентичности будет интерпретирован как форма предубеждения или даже насилия. Ненависть (ненависть к себе или ненависть к другому) будет вменяться человеку, взаимодействующему с неолиберальным субъектом, потому что это единственная структура отношения к различию, имеющая смысл в сентиментальной структуре.Эта динамика самовоспроизводится, заставляя отрицать переживание ненависти, ложный невротический компромисс со стороны собеседника. На человека навешивают ярлык расиста, сексиста или гомофоба, если он действует на ненависти, порожденной призывом. Единственный способ преодолеть эту динамику, который кажется доступным — если кто-то принимает параноидальное мировоззрение культуры призыва — это подчинение, потому что динамика доминирования и подчинения — единственное, что можно вообразить в этом реляционном мире.
Таким образом, становится особенно важно не встречать эту ненависть отрицанием; понять ненависть, которая разжигается взаимодействиями в сентиментальном регистре опыта, и быть готовым отделить эту ненависть от ненависти, которую воображает другой.Не имея способности объективно обрабатывать ненависть, которую влечет за собой эта чушь, человек имеет тенденцию защищать объективно иррациональные взаимодействия, как если бы они были просто вопросом неполного знания. Интеллектуализация наших чувств и защитное погружение в наши умы и группы чтения — это понятно, но это также приводит к тупику, в котором ничего не меняется. Трудно найти способ отреагировать — без подчинения, отступления или доминирования — на объективную ненависть, испытываемую, когда человек попадает в психотическую, маниакальную или антисоциальную ситуацию.
Продуктивная ненависть
Аргумент Винникотта об объективной ненависти состоит в том, что аналитик не должен отрицать, что ненависть действительно существует в нем самом и что «ненависть, оправданная в данной ситуации, должна быть отсортирована и сохранена в хранилище для возможной интерпретации». Если применить это к политике, что значит хранить нашу ненависть в хранилище и правильно рассчитывать время для ее использования в наших политических вмешательствах? Как использовать ненависть, не вызывая стыда, который приводит к расколу? Как мы можем использовать нашу ненависть таким образом, чтобы способствовать росту?
Винникотт утверждает, что ненависть в клинических условиях должна сдерживаться путем установления границ терапевтических отношений.Психозы пациента ограничиваются объективной ненавистью, выраженной в конце часа, или гонораром, взимаемым терапевтом, оба из которых являются способами сказать пациенту что-то ненавистное, но объективно и без сентиментальности. В политической организации мы можем сдерживать нашу ненависть аналогичными несентиментальными способами. Объективная ненависть содержится в рамках правил, регулирующих нашу организацию: как долго каждый член может выступать, установленное время окончания собрания и формальные процедуры принятия решений.Устанавливая формальные правила, группа заявляет, что она занята работой , а не общественным собранием ради самих себя. Таким образом, это выражение содержит некоторую долю объективной ненависти, потому что оно ограничивает то, что группа предлагает своим членам.
Сосредоточение внимания на внешней работе — и разработка формальных правил для поддержания этого фокуса — дает левым способ вывести невротическую ситуацию из психотической. Когда мы слишком сильно сосредотачиваемся друг на друге и без нужды избегаем или патологизируем друг друга чувства ненависти или другие проявления потребности, мы неправильно осознаем то, что делаем.Сознательно мы можем думать, что развиваем себя и друг друга. Но когда мы делаем это в отсутствие способности формулировать, терпеть и обрабатывать объективную ненависть, мы вместо этого позволяем индивидуальным полицейским и ребяческим придиркам занять свое место. Конечно, левые политические круги должны уметь терпеть и участвовать в критике наших планов, мыслей и выводов, если мы вообще собираемся действовать. Нам нужна помощь друг друга в форме приверженности безжалостной критике, если мы собираемся выявлять тупики и ошибки мышления, которые мешают нам.Но если мы собираемся делать это продуктивно, нашей первой безжалостной деятельностью должно быть искоренение сентиментальности из нашего критического мышления и мотивационной схемы. У социалистов есть история этого; Важно отметить, что упор на создание власти рабочего класса происходит не из-за сентиментальных представлений о рабочем классе, а потому, что эта система может измениться только с помощью силы, которую организованный рабочий класс должен удерживать от своего труда. Сосредоточение внимания на внешней работе дает нам третье, помимо нас самих, то, что мы можем согласиться ненавидеть (а если мы сосредоточены на капитализме, ненавидеть по праву, поскольку он лишил нас того, что нам нужно развивать).Это также позволяет нам дышать, думать и обеспечивать структуру для творчества, необходимого для стратегических политических действий. Только вырвавшись из бессознательной сентиментальности душевной жизни при неолиберализме и погрузившись в нечто большее, похожее на серию невротических конфликтов — с упором на внешнюю работу, — мы можем расставить приоритеты и реализовать планы по захвату и удержанию власти.
Идеал эго Бенджамина Файфа — леди Банни.
Тейлор Хайнс номинально изолирует себя от covid, но на самом деле изолирует себя от ненависти.
Не сентиментальный порыв, а любовь, соответствующая кризису
Проповедь в прошлое воскресенье в церкви Св. Иоанна
Поскольку Чико продолжает ощущать последствия разрушительного пожара в лагере, я продолжал размышлять о том, как мы можем отреагировать.
Три были о пророчестве (Малахия 3, Псалом 126, Луки 3). И один был исключением — молитва Павла в 1-й главе Послания к Филиппийцам. Вот ключевой раздел, перефразированный Юджином Петерсоном:
«Итак, я молюсь о том, чтобы ваша любовь процветала и чтобы вы любили не только много, но и хорошо.Научитесь любить должным образом. Вам нужно использовать свою голову и проверить свои чувства, чтобы ваша любовь была искренней и разумной, а не сентиментальной ». Филиппийцам 1, Послание
Очевидно, что это не стандартный пророческий текст … за исключением того, что сообщает (вместо четвертого — говорит ), что сообщество в Филиппах было призвано сделать в свете их веры в обещанного Мессию, Иисуса.
Похоже, эта молитва важна и для нас в Чико.Почему? Павел направляет ранние христианские общины в Филиппах молиться как за «сердца», так и за «головы» — чтобы они были наполнены Христом, чтобы они могли откликнуться на Евангелие. Самый стандартный перевод звучит так: «И я молюсь, чтобы ваша любовь все больше и больше переполнялась знанием и полной проницательностью, чтобы помочь вам определить, что лучше».
Проблема сентиментального порыва

Нужно ли нам это время от времени, когда мы живем в опустошенном лагерном пожаре? Нам нужно испытывать глубокие эмоции сострадания к тем, кто пострадал от огня (как написала Энн Ламотт, моральные поступки исходят из нашей кишки в Новом Завете).Это может начаться там, но об этом нужно сообщить. Как мы собираемся продержаться так долго перед нами без любви, «искренней и разумной, а не сентиментальной»? Я могу сказать, что одна вещь, которую я узнала из работы Лоры в Центре Иисуса, заключается в том, что хорошая, сострадательная забота о бездомных среди нас требует действительно ясного мышления, планирования и реализации.
Видите ли, сентиментальный всплеск очень быстро может превратиться в усталость от сострадания и моральную вину. Я должен сказать, что мне бросила вызов эта статья в Aeon , «Плохие новости о человеческой природе, в 10 выводах из психологии».«И как, особенно когда проблемы продолжаются после пожара в лагере, мы можем начать обвинять жертв.
Мы верим в карму — предполагая, что угнетенные мира заслуживают своей участи. Прискорбные последствия таких убеждений были впервые продемонстрированы в ставшем уже классическим исследовании 1966 года, проведенном американскими психологами Мелвином Лернером и Кэролайн Симмонс. В своем эксперименте, в котором учащуюся женщину наказывали электрическим током за неправильные ответы, женщины-участники впоследствии оценили ее как менее симпатичную и достойную восхищения, когда они услышали, что будут видеть, как она снова страдает, и особенно если они чувствовали себя бессильными минимизировать это страдание. .С тех пор исследования показали нашу готовность обвинять бедных, жертв изнасилований, больных СПИДом и других в их судьбе, чтобы сохранить нашу веру в справедливый мир. В более широком смысле, те же или похожие процессы, вероятно, ответственны за наше подсознательное розовое восприятие богатых людей ». Aeon ,« The Bad News on Human Nature »
Такая моральная усталость может привести к откровенно аморальному отношению и поведению.
Видите ли, сентиментальный всплеск тоже очень быстро может превратиться в фрустрированное возмущение.Через неделю после пожара Лаура оказалась на стоянке пресвитерианской церкви в Бидуэлле. И церковь, после создания на неделю бесплатного «всплывающего» магазина, где можно было купить одежду и товары для пострадавших от пожара, решила не открывать для пожертвований в субботу.
Когда там была моя жена Лаура, подъехала машина с пожертвованиями. Очевидно, они сначала не проверили, что было нужно, и была ли церковь на планшире с пожертвованиями (что так и было). Они спросили, принимает ли церковь пожертвования.Она ответила, что не работает в Bidwell Pres, но думает, что сегодня они закрываются. И человек возмущенно парировал: «Что за церковь закрывается?» Я не уверен, что ответила Лаура — и был ли какой-либо ответ полезным — но, возможно, это такая церковь, которая берет перерыв, потому что хочет оставаться там для общества в течение многих месяцев и лет — такая, какая была в Чико. с 1868 года — и выражение любви и сострадания, искреннее и умное, а не сентиментальное.
Требуются настоящие, сострадательные действия
И, может быть, именно поэтому наш шериф округа Бьютт Кори Хонеа стал в Чико чем-то вроде рок-звезды — потому что он сочетает в себе заботу и силу. Это то, что нам нужно во время кризиса. В «Рождественском превью» в центре Чико, где магазины открыты в воскресенье вечером, а семьи гуляют по улицам с торговцами и развлечениями вокруг, мы увидели Кори, и все хотели сделать селфи с этим парнем, а не с Санта-Клаусом. Потому что он не только о сентиментальном порыве, но и о реальных действиях.Наши вопросы таковы: «Что мы слышим из этого текста сегодня? И как мы ответим? »
Для Чико-Парадайз, для округа Бьютт, мы должны уделять внимание науке об изменении климата и о том, как лучше всего управлять нашими лесами и бороться с пожарами, чтобы знать потребности вокруг нас и реагировать с состраданием.
Готовы ли мы заботиться и приносить любовь «искреннюю и разумную, а не сентиментальную»?
сентиментальных — WordReference.com Словарь английского языка

WordReference Словарь американского английского языка для учащихся Random House © 2021
sen • ti • men • tal ^{/ ˌsɛntəˈmɛntəl / USA произношение прил. или относящихся к нежным эмоциям, особенно. чрезмерно: сентиментальные мечты о любви и браке.
смущающе эмоционально: Давайте не будем слишком сентиментальны в наших отношениях.
ностальгический: сентиментальное путешествие в старый родной город.
сен • ти • ментал • изм , н. [бесчисленное множество]
sen • ti • men • tal • ist , n. [счетный]
сен • ти • мен • тал • я • ти / ˌsɛntəmɛnˈtælɪti / США произношение n.[бесчисленное множество]
сен • ти • мент • тал • лы , нареч. Полный словарь американского английского WordReference Random House © 2021
sen • ti • men • tal ^{(сеньто мужчины ′ tl), США произношение прил. выражает или апеллирует к сантиментам, особенно нежные эмоции и чувства, такие как любовь, жалость или ностальгия: сентиментальная песня.
относящийся к сантиментам или зависящий от них: Мы сохранили старую фотографию по чисто сентиментальным причинам.
слабоэмоциональный;
слабоумно восприимчивые или нежные: сентиментальные викторианцы.
, характеризующийся выражением сантиментов или утонченных чувств.
тональность + -al ¹ 1740–50
сенти • мужчины ′ тал • лы , нареч.
1. См. Соответствующую запись в «Несокращенный романтик, нежность, ностальгия»; сентиментальный, батальный.
1, 4. См. Соответствующую запись в Несокращенный беспристрастный.

Краткий английский словарь Коллинза © HarperCollins Publishers ::
сентиментальный / ˌsɛntɪˈmɛnt ^ə l / adj склонен чрезмерно потакать эмоциям
прямо апеллирует к эмоциям, особенно к романтическим чувствам
, связанным или характеризуемым сантиментами

ˌсентиментально adv ‘ сентиментальный ‘ также встречается в этих записях (примечание: многие из них не являются синонимами или переводами):
«О женщинах и соли» Габриэлы Гарсиа — не ваша стандартная, сентиментальная история иммигрантов
То, как кубинцы подходят или не подходят среди латиноамериканских иммигрантов и даже самих себя, — это повторяющаяся тема.Некоторые дикторы были удивлены консервативным кубинским избирательным блоком в ночь выборов 2020 года, но Гарсия пишет прямо им. Ее героиня Кармен не согласна с «некоторыми другими кубинцами ее возраста, которые говорили что-то вроде , мы не такие, как они», когда обсуждает задержанных на границе латинских мигрантов. Гарсия также обращается к широко распространенному расизму и колоризму в латиноамериканском сообществе: мать Кармен, Долорес, живущая на нынешней Кубе, нагло говорит соседке: «Черным мужчинам нельзя доверять.Жанетт чуть не подавилась своим cafecito, чувствуя себя неловко из-за вопиющего расизма бабушки. Но все не так просто. Как пишет Гарсия, «черным кубинцам не лучше жить в Майами, где расизм вежлив и тих. Фактически: в Майами кубинское является синонимом белого ».
«Я думаю, что идея о том, что все меньшинства автоматически найдут солидарность, ошибочна», — говорит Гарсия, даже среди кубинцев разного возраста и класса: в прошлом кубинцам, возможно, было разрешено убежище, но с изменяющейся иммиграционной политикой, Кубинцы сейчас среди задержанных на границе.
Гарсия ловко развенчивает множество мифов о женщинах и семьях иммигрантов. «Ты так думаешь?» Глория огрызается на свою дочь Ану. «Что я должен всем пожертвовать ради тебя?» Фантазия романтического коммуниста Кубы с классическими автомобилями на улицах — это всего лишь фантазия для американских туристов. «Им нравится слышать, как это тяжело», — говорит кубинская кузина Жанетт о продаже сувениров. Долорес, как и некоторые из моих родственников, довольна системой управления. В одном из самых тихих и могущественных моментов сериала Of Women and Salt Мейделис обвиняет свою кузину Жанетт в нежелании помочь ей приехать в Штаты; Жанетт, выздоравливающая наркоманка, которая с трудом может прокормить себя в Майами, должна удержаться от того, чтобы сказать своей кузине, что Куба, по сравнению с ней, «не так уж плоха».
Кроме того, существует миф для детей кубинских иммигрантов, таких как Жаннетта — и я — о том, что паломничество на остров станет глубоким, изменяющим жизнь опытом, озаряющим какой-то неизвестный, похороненный кусочек нас самих.}}