Релятивист это: Релятивизм как эпистемологическая проблема Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение» — inakhan.ru

Содержание

Релятивизм как эпистемологическая проблема Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

18 ноября 2003 г. в Институте философии РАН состоялось двенадцатое заседание семинара «Проблемы рациональной философии» (руководители Д.И. Дубровский, И.Т. Касавин). С докладом на тему «Релятивизм как эпистемологическая проблема» выступила Л.А. Микешина, содоклад представил М.А. Розов. Кроме этого, выступали B.C. Степин, И.Т. Касавин, Е.А. Мамчур, Л.А. Маркова, В.М. Межуев, А.Л. Никифоров и др. Некоторые из представленных материалов мы и публикуем сегодня.

елятивизм как эпистемологическая проблема

Л А МИКЕШИНА

Проблема релятивизма сегодня по-прежнему актуальна и не только потому, что она постоянно «возрождается из пепла», но и по причине новых источников, порождаемых современной наукой, допускающей плюрализм как сосуществование и диалог разных концепций и эквивалентных описаний, а также постмодернистских подходов, широко проникающих в различные сферы культуры и, в частности, в эпистемологию.

Очевидно, что релятивизм, долгие годы пребывавший на «обочине» гносеологических и методологических исследований и олицетворявший препятствие для получения истинного знания, в современной эпистемологии должен быть переоценен и переосмыслен как концептуальное выражение неотъемлемой релятивности знания, его динамизма и историчности.

Необходимость уточнения понимания релятивизма в познании. Прежде всего должно быть осознанно, что релятивизм как эпистемологическая проблема не исчерпывается упрощенным и «архаическим» его понима-

нием, жестко определяемым абсолютностью и «единственностью» истины. Так, К. Поппер в «Мифе концептуального каркаса» определяет релятивизм как воззрение, отрицающее абсолютную или объективную истину и признающее «существование одной истины для греков, другой для египтян, третьей — для сирийцев и так далее»1. Вместе с тем он признает «идею культурного релятивизма» и более того, как известно, исходит из принципа фаллибилизма, признавая, что научное знание носит лишь гипотетический характер и подвержено ошибкам и предполагает принципиальную фальсифицируемость.

, культурно-исторических, социальных, психологических и ценностных факторов. Главные формы: этический (моральный), эпистемологический (познавательный) и культурный релятивизм. Этический релятивизм полагает, что не существуют безусловные, общие для всех культур моральные ценности и нормы, коренящиеся в неизменной, внеисторической человеческой природе. Необходимо принимать во внимание социальный контекст и нормы данного общества, которые признаются правильными для одного и неправильными для другого общества.

Эпистемологический релятивизм, широко обсуждаемый в современной философской литературе, не имеет однозначных оценок и рассматривается как одна из фундаментальных проблем. Известно, что Р. Рорти говорит о существовании двух традиций в современной философии, связанных с различием в понимании истины: одна — это традиция Плато-на-Канта-Гегеля, понимавших путь к истине как движение к верному представлению о мире «как он есть сам по себе», которая основу достоверных X’ суждений видит в чувственных данных и ясных идеях.

Фуко, Ж. Деррида, а также представителей американского прагматизма и Ч аналитической философии У. Джемса, Р. Рорти, У. Куайна, Т. Куна и др. К Однако сами они не считают себя противниками рационализма и не ут-I верждают, что истины — всего лишь «удобные фикции», но отказываются от традиционного философского проекта — найти прочные и неизменные критерии и основания для суждений. Я думаю, что позиция Рор-

Ф X (О

Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 572.

ти требует уточнения: релятивизм не является самостоятельной тенденцией, а тем более направлением среди других, но настойчиво проявляется как неотъемлемое свойство познания вообще, что стало явным особенно в современном познании, где плюрализм и «множественность миров», подходов, критериев, систем ценностей, парадигм становятся общепризнанными.

В контексте и идеалах классической рациональности релятивизм по-прежнему подвергается критике и категорическому неприятию. В представлениях об абсолютной истине, абсолютном наблюдателе, признании истины как объективного, независимого от сознания, определенного, адекватного знания релятивизм не может быть признан как имеющий право быть. Однако многолетняя борьба с этим феноменом не дает результата, а современные науки и постмодернистские подходы вынуждают признать релятивность знания как неотъемлемый и значимый момент познавательной деятельности человека.

Очевидно, что предпосылки релятивизма в познании (и как феномена, и как концепции) — это прежде всего различные объективные свойства материального и духовного мира, такие как изменчивость, развитие, объективная неопределенность явлений и процессов, развитие и изменение самого человека, общества, человечества в целом. Это традиционно признаваемые и описываемые характеристики мира, которые не могут быть отрицаемы, однако, признавая данный факт, философы и ученые не всегда с ними соотносят неизбежность возникновения релятивизма.

освобождения сознания и разума от реального человека и мира — это Ц путь трансцендентальной философии, выявившей богатейшие возмож- К ности мира абстракций и идеализаций, но утратившей целостного по- 5 знающего человека. В случае трансцендентального субъекта, или «созпа- ¡0 ния вообще», проблема релятивизма как релятивности знания просто не ® возникает; изменчивость и неопределенность мира и способов представ- «о ления знания либо не принимаются во внимание, либо для них создают Н

логический, математический аппарат, а субъект «живет» по законам предельно абстрактного автономного мира «теоретизма» и априорных принципов. Это сфера точных наук, логики, отчасти философии, если она построена как трансцендентальная система или, например, на основе феноменологической редукции. Близки к этому также логический позитивизм и аналитическая философия с их стремлением к методологически и логически строгому, аргументированному знанию.

Однако кто объявляет войну релятивизму и надеется на победу, тот должен остаться только на этом уровне философского и научного анализа — трансцендентального субъекта, автономной, закрытой системы рассуждения.

Но это можно пытаться сделать только в узкой сфере познания — абстрактно-теоретической, формализованной, трудно осуществить в опытных, эмпирических науках и совсем невозможно в гуманитарном и социальном познании, где культурно-исторические, временные и пространственные, социально и индивидуально личностные свойства актора и автора, т.е. эмпирического субъекта, представляют суть дела.

Итак, основаниями для постоянного воспроизводства релятивизма непосредственно в духовной и познавательной деятельности человека служат именно те свойства эмпирического субъекта, которых искусственно лишается «сознание вообще» как трансцендентальный субъект с целью достижения всеобщности и необходимости, преодоления случайного и индивидуально-личностного. В случае эмпирического субъекта речь идет о восстановлении «человеческого измерения» познания и его субъекта, сочетания духовного и телесного начал, соответственно происходит «снижение» уровня абстракции, что создает опасность выйти за пределы собственно философского анализа.

«простирающуюся на все времена длительность», истина принадлежит к Ч области абсолютно обязательного, основанного на идеальности. Однако (К Гуссерль позднего периода осознает неполноту и односторонность та-I кой позиции. Стремясь преодолеть объективизм и натурализм в науч-ц ном познании, он ставит проблему введения в науку человеческих смыс-Ф

2 Гуссерль Э. Логические исследования. Часть первая. Пролегомены к чистой логике. СПб., 1909. С. 101.

лов и «жизненного мира». Он признал, что истине не чужда и повседневная жизнь человека, хотя «истина и обнаруживается здесь лишь в своей обособленности и релятивности».

Мне представляется, что вся философия в понимании релятивизма должна пройти путь Гуссерля, осознав, что сведение «человеческого измерения» в познании (сознании) только к психологическому (психическому) и толкование релятивизма только на основе «единственности истины» существенно обедняют и даже искажают саму проблему истинного познания.

С введением «жизненного мира» и осознанием присутствия человеческих смыслов в основании науки Гуссерль, по существу, признал объективную значимость культурно-исторических и социально-психологических параметров познания (культурный релятивизм), хотя и остался противником психологизма в традиционном (индивидуально-психологи-ческом) смысле.

Проблема релятивизма в социологии познания. Напомню некоторые подходы к этой проблеме в истории философии. Поиск нетрадиционной оценки и решения проблемы релятивизма осуществил КМангейм — один из основоположников социологии познания, исходивший из того, что решение проблемы релятивизма особенно значимо для этой области знания и одновременно связано с переосмыслением эпистемологии, теории познания в целом. Он осознает ограниченные возможности традиционной теории познания, которая базируегся на достаточно узком «эмпирическом поле» — естественных науках. Концепция Мангейма рассматривает моменты многообразия, изменчивости, релятивности, существенно отличающие ее от традиционной рационалистической, а по существу «абсолютистской» и догматически неизменной теории познания.

Мангейм обозначает саму суть проблемы: знание, претендующее на «абсолютность», «истину в себе», — это знание, фиксирующее с помощью логико-эпистемологических средств объект вне времени, изменений и динамизма, вне перспективы и ситуации, но по существу, а не по претензиям, являющееся «частным подходом». В то время как релятивизм открыто не претендует на «истину в себе» и окончательность полученного знания, а стремится найти средства и приемы — «эпистемологический X аппарат» для повременного и ситуационно обусловленного, относитель- и ного и конкретного процесса получения знания. Именно в связи с этим Мангейм вводит понятия «динамических стандартов мышления и практики», «динамической истины», полагая, что «будет создан стандарт ди- Ч намики, ее форма и переопределено соотношение между абсолютным и к

относительным соответствием новому динамическому видению». Такой 2

Л С

>»

ас и

подход позволит преодолеть так называемый «безусловный релятивизм», внутреннюю противоречивость которого отметил еще Платон, указавший, что утверждение относительности само претендует на абсолютную ценность. В то же время не следует считать релятивизмом признание того, Н

что «абсолютное начало» может быть понято только в генетическом процессе и с определенных позиций, во времени и в ситуации, это другое, а именно «статистическое и динамическое качество концепции истины». То, что истина «доступна только в разных плоскостях, — это само по себе аспект этой истины, множественность же этих плоскостей подразумевает не произвольный их характер, а всего-навсего их приближение к подвижному объекту с подвижных позиций»3.

Мангейм вводит понятие реляционизма, понимая под этим соотнесение высказывания с определенной интерпретацией мира и социальной структурой как ее предпосылкой. Открыто не претендуя на окончательность полученного знания, он стремится найти средства и приемы — «эпистемологический аппарат» для «повременного и ситуационно обусловленного», относительного и конкретного процесса получения знания. Реля-ционизм переходит в релятивизм, если он сочетается с идеалом абсолютных, оторванных от наблюдателя и перспективы его видения истин. Историзм, отождествлявшийся с релятивизмом (о чем также писал Гуссерль) и поэтому оценивавшийся отрицательно, прежде также не входил в поле рационального познания. По Мангейму, становление историзма связано с идеей эволюции. Сегодня очевидно, что поскольку реальное, «фактическое» знание имеет свою историю и формируется в контексте истории культуры и социума, то должны быть найдены формы рационального осмысления историзма и введения его в философию познания. Кто и как искал?

В. Дильтей, разрабатывая методологию исторического знания, «критику исторического разума», наук о культуре в целом, искал и предлагал новые способы и типы рациональности, передающие релятивность исторического познания, но стремящиеся сохранить «научность» и преодолеть необоснованный релятивизм.

Французский социолог П. «иначе чем на вероятностных основаниях, невозможно знать, что идея

0) X я

‘ Мангейм К. Очерки социологии знания. Теория познания — мировоззрение — историзм. М., 1998. С. 1б9-

разума соответствует независимому объекту»4. Он исходит из того, что после Канта есть лишь два разумных подхода — скептицизм, борьба с которым оборачивается догматизмом, и релятивизм, утверждающий, что знание не имеет абсолютного обоснования. Со времен Платона философы считают необходимым бороться с релятивизмом, но «мало кто глубоко размышлял о его законных источниках». Ситуация усугубляется тем, что отрицательное отношение к «моральному релятивизму» как бы переносится на эпистемологический релятивизм, тем самым «затемняя» правомерность и суть самой проблемы.

Отмечу, что традиционно одной из причин, порождающих релятивизм в познании, считается некорректное решение проблемы ценностей в познании, дихотомии «факт — оценка (ценность)», нарушение стандартов современной науки, требующих жесткого разведения этих феноменов. Однако обращение к античной философии (соотношение знания и добродетели), анализ работ Декарта (например, «Рассуждения о методе»), Лок-ка, Юма показывает, что они не ставили явно проблему свободы науки от ценностей и не разводили жестко, как в современной науке, «факты» и «ценности», полагая, в частности, моральные нормы непосредственно включенными в правила научного метода. Если сегодня настойчиво утверждается, что под влиянием ценностей познание «деформируется», в нем «пускает корни» релятивизм, то можно напомнить, что Кант, напротив, среди причин ошибок и иллюзий теоретического разума видел также отсутствие контроля со стороны морального (т.е. ценностного) сознания, или практического разума.

Отношение к релятивизму в научном познании. Анализ истории науки показывает, что релятивность принципов и правил метода, или, по выражению П. Фейерабенда, «либеральная практика», привычна для науки, «разумна и абсолютно необходима» для ее развития.

X и X

4 Рокмор Т. Математика, фундаментализм и герменевтика // Вопросы философии, 1997, № 2. С. 89.

5 Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 177.

Обращение к релятивизму в истории идей и принципов математики и физики показывает, что он вовсе не возникает только как следствие культурно-исторических, социальных и психологических факторов развития науки. Мне представляется, что здесь также необходимо провести различение причин релятивизма — внутренних, как филиации идей и логико-методологических принципов, и внешних — социокультурных факторов в науке. Иными словами, нельзя утверждать, что релятивизм появляется потому, что развитие науки философы стремятся объяснить с привлечением факторов культурно-исторического характера — «культурный релятивизм», и именно в этом русле лежит выявление специального направления (или традиции) в философии познания и науки, называемого Рорти «релятивизмом».

Вместе с тем, один из современных философов науки (естествознания) Я. Хакинг в своей известной книге «Представление и вмешательство. Начальные вопросы философии естественных наук» (1982) вообще не употребляет понятия «релятивизм», и не только потому, что его цель — «науч-II ный реализм», а не рациональность и «разум», но и потому, как я понимаю, что его представление о рациональности, истине, «образе науки» в целом не нуждается в этом термине. Он стоит на стороне Фейерабенда, который был «давним врагом догматической рациональности» и призывал к тому, чтобы не было канонов рациональности, привилегированных «хороших оснований», предпочтительной науки или парадигмы. Для него рациональность тоже «лишена очарования», а как способ мыслить о содержании естественной науки реализм «гораздо интереснее», поскольку он принимает объекты, упоминаемые в теории, действительно существующими. Необходимо также считаться с тем, что существует много типов рациональности, стилей мышления, методов, «образов жизни», представляющих различные, но рациональные доводы. ковом пришли в современную философию и культуру из самой науки

(О скорость приближается к световой; мир макротел и мир микрочастиц, и

Н т. д. Представители эволюционной эпистемологии рассуждают о мезо-

косме — мире средних размерностей как собственно человеческом мире, определяющем его «коренную интуицию». Современная наука не только допускает, но даже нуждается в сосуществовании и диалоге разных типов рациональности как классической, так и неклассической, признающей релятивизм как неотъемлемое и постоянно воспроизводящееся свойство научного познания.

Итак, исследования эпистемологического релятивизма показали, что фактически существуют различные его смыслы: во-первых, абсолютизируется сам момент релятивности как изменчивости, неустойчивости, связанными с индивидуальными особенностями познающего и именно в этом случае преобладают отрицательные оценки данного феномена, как неплодотворной формы релятивизма, разрушающего классические представления об абсолютности и единственности истины; во-вторых, релятивизм понимается как обязательный учет фундаментальной обусловленности познавательной деятельности многочисленными факторами различной природы, и в этом смысле он предстает неотъемлемым свойством и особенностью как эмпирического, так и теоретического познания.

Сегодня очевидно, что то, что считалось «противосмысленным» — эмпирические элементы, изменчивость, временность, ценностные предпочтения, культурно-историческая обусловленность, — не «помехи», а фундаментальные параметры реального, «живого» человеческого познания, отвлечение от которых либо неправомерно, либо осуществляется но необходимости в силу неразвитости понятийного аппарата и чрезвычайной сложности «живого» релятивного познания. Как я понимаю, за хитроумными уловками выхода к «чистому сознанию» и хирургическими приемами по отношению к психологизму, историзму и релятивизму скрывалось, по-видимому, отсутствие разработанного категориального аппарата и соответствующих приемов философского анализа бесконечно сложного, меняющегося во времени и ситуации человеческого познания.

Современная эпистемология, все чаще обращающаяся к опыту не только естественных, но и социально-гуманитарных наук, нуждается в разработке новых понятий и методов, в расширении сферы и выявлении иных форм рационального. Требуется разработка логических оснований со-циальных и гуманитарных наук, расширение области применения логи- и ки, в том числе неформальной, и это дело не безнадежно. За многими современными проблемами — интерпретации, конвенции, истины и правдоподобия, гипотетического реализма, когнитивной веры, неявного с( знания и других — в той или иной степени стоит проблема релятивизма, IX

разные формы рационального осмысления которого предлагают сегод- х

л с

ня философы, методологи и логики. Задача состоит в том, чтобы найти логические понятия, приемы и методы для фиксации в гуманитарном и социальном знании слабо формализуемых рассуждений, расплывчатых идей, а также изменчивых и неопределенных феноменов, служа- н

щих условием и предпосылкой релятивизма в познании. Разумеется, такая задача неизмеримо более сложная, чем применение логики и математики к формализованному, «точному» естественнонаучному знанию.

Чтобы показать, что эта задача уже осознается и существуют попытки ее решения, обратимся к одному из отечественных примеров, особенно значимых для социально-гуманитарного знания.

Еще в работах A.C. Есенина-Вольпина была выдвинута концепция неологицизма, утверждавшая необходимость расширения прерогатив логики не только на естественнонаучное, но и на гуманитарное знание; излагались идеи теории рассуждений и организации знаний в гуманитарных науках и тех научных дисциплинах, понятийный аппарат которых содержит расплывчатые идеи, а способы рассуждений слабо формализованы6.

В.К. Финн, как философ и логик, поддержал идеи неологицизма, рассматривая его в качестве «философии обоснованного знания», особенно для социальных и гуманитарных наук, и осуществил дальнейшее развитие этих идей в новом ключе. Он исходит из того, что синтез логицизма и психологизма возможен, ибо объектом логического исследования теперь становится рассуждение на всех этапах рождения мысли: творческом, контрольном и исполнительском. Это значимо прежде всего для логической проблематики гуманитарного знания, поскольку оно обладает чертами, делающими логическую формализацию трудно выполнимой. Гуманитарное знание опирается не на понятия, а на идеи, при этом идея понимаегся как терм, т.е. имя, окруженное релевантным знанием; формализация рассуждений в этой сфере требует расширения понятия логического вывода и нетривиальных металогических средств. В частности, необходимо применение правил правдоподобного вывода в гуманитарных теориях, имеющих «открытый» характер, т.е. характеризующихся неполнотой знаний, требующих многозначных логик. Дополнительная сложность гуманитарных понятий — отсутствие, как правило, точных определений, отсюда возникает проблема различения понятий, имеющих определения и не имеющих их.

Рассуждение рассматривается как более общая логическая форма, ина-X че — «логический вывод есть частный случай логического рассуждения», и Оно позволяет осуществлять «построение последовательности аргумен-тов, вынуждающих принятие некоторого утверждения, которое и являет-^ ся целью рассуждения». Рассуждение есть синтетическая конструкция, Ч включающая абдукцию (по Ч.С. Пирсу, это принятие гипотез посредством К объяснения исходных данных), индукцию, дедукцию и метатеоретичес-X кие средства управления выводом, — это ДСМ-рассуждения (названы по ц имени Джона Стюарта Милля) и аргументативные рассуждения. По Фин-0) —

X 6 Есенин-Вольпин A.C. Философия. Логика. Поэзия. Защита прав человека. М.,

(б

1999 (см., в частности, статьи «О логике нравственных наук», «Теория диспутов и логика доверия»).

ну, в этих типах рассуждений существует проблема релятивизации в определении истинностных значений, а именно: истинностные значения в ар!ументационных теориях определяются относительно заданного множества аргументов и функций оценки. Это не пугает Финна, он осознает и утверждает другое: истинностные значения в этом случае детерминируются не положением дел, но принятыми допущениями и применяемыми процедурами и, таким образом, теория истины для ДСМ-рас-суждений и аргументационных рассуждений является неклассической7.

На этом примере видно, что «борьба» с релятивизмом как с неотъемлемым свойством познания — это не истребление, что невозможно, но его рефлексия, экспликация и «рационализация» с помощью эпистемологических и логических средств, как уже существующих, так и тех, которые должны еще разрабатываться. Одновременно необходимо переосмыслить основные понятия классической теории познания — рациональности, субъекта, объекта и особенно истины, наивно-реалистического понимания ее объективности, «абсолютности» и «единственности», выявить их неклассические смыслы, реализуемые в современной науке.

и >•

1 Финн В. К. Интеллектуальные системы и общество. М., 2001.

К Я X Л

ц ф

(О

Что такое моральный релятивизм?

Вопрос: Что такое моральный релятивизм?
Ответ:
Моральный релятивизм более доступен к пониманию в сравнении с моральным абсолютизмом. Абсолютизм утверждает, что моральность основывается на универсальных принципах (природные законы, совесть). Христианские абсолютисты верят, что Бог является высшим источником нашей общей моральности и она, таким образом, неизменна, как и Он. Моральный релятивизм утверждает, что моральность не базируется ни на каких абсолютных стандартах. По мнению его сторонников, этические «истины» скорее зависят от переменных, таких как ситуация, культура, чьи-то чувства и т.

д.

Относительно морального релятивизма можно привести несколько аргументов, которые демонстрируют его сомнительную природу. Во-первых, хотя многие из аргументов, используемых в поддержку релятивизма, могут сначала выглядеть убедительно, им всем присуще логическое противоречие, так как все они предлагают «правильную» моральную схему, которой все мы должны следовать. Но это само по себе является абсолютизмом. Во-вторых, даже так называемые релятивисты отрицают релятивизм в большинстве случаев. Они не скажут, что насильник или убийца свободен от вины, поскольку не нарушил собственных стандартов.

Релятивисты могут доказывать, что различные ценности среди различных культур свидетельствуют о том, что моральность относительна для различных людей. Но эти аргументы смешивают действия индивидов (что они делают) с абсолютными стандартами (должны ли они делать это). Если культура определяет, что плохо и что хорошо, как мы можем осуждать нацистов? Как бы ни было, они лишь следовали морали своей культуры. Действия нацистов можно называть неправильными лишь при условии, что убийство является общекультурным преступлением. Тот факт, что у них была «своя мораль», не меняет этого. Более того, хотя многие люди по-разному практикуют моральность, они все равно разделяют общие моральные ценности. Например, противники и сторонники абортов не могут согласиться между собой, является ли аборт убийством, но единодушны, что убийство – это плохо. Поэтому даже это доказывает существование абсолютной универсальной морали.

Некоторые люди утверждают, что изменение ситуации влияет на изменение морали – в разных ситуациях те или иные поступки могут быть по-разному восприняты. Но существует три вещи, на основании которых мы должны судить поступки: ситуация, действие и намерение. Например, мы можем осудить кого-то за преднамеренное убийство (намерение), даже если оно и не было осуществлено (действие). Поэтому ситуации являются лишь частью морального решения, потому что устанавливают контекст для избрания определенного морального действия (применения универсальных принципов).

Главный аргумент, к которому обращаются релятивисты, заключается в толерантности. Они утверждают, что говорить кому-то, что их моральные стандарты ошибочны, является проявлением нетолерантности, а релятивизм принимает все взгляды. Но это – заблуждение. Прежде всего, со злом никогда не следует мириться. Должны ли мы мириться с мнением насильника о том, что женщины являются лишь объектами наслаждения, доступными для злоупотребления? Во-вторых, эта позиция противоречит сама себе, так как релятивисты не терпят нетолерантность или абсолютизм. В-третьих, релятивизм не может объяснить, почему каждый должен быть толерантным. Сам факт, что мы должны быть толерантными к другим людям (даже если мы не хотим этого), основан на абсолютном моральном правиле, что мы всегда должны относиться к людям справедливо – но это снова абсолютизм! Фактически, без универсальных моральных принципов не может быть доброты.

На самом деле, все люди рождены с совестью и все мы инстинктивно знаем, когда поступают неправильно по отношению к нам или когда поступаем так мы. Мы действуем так, будто ожидаем, что и другие следуют этим правилам. Даже будучи детьми, мы знали разницу между «честным» и «нечестным». Нам бы пришлось принять ложные принципы, чтоб убедить себя, что мы неправы, а моральный релятивизм прав.

ФЕНОМЕН ГАЛИЛЕЯ И ЕГО ВОЗМОЖНЫЕ ПРИЧИНЫ

Специальную теорию относительности (СТО) обычно формулируют, указывая то, чем она отличается от нерелятивистской физики Ньютона. Например, говорят, что динамические уравнения в теории Ньютона инвариантны относительно галилеевых преобразований системы координат, тогда как динамические уравнения в теории относительности инвариантны относительно преобразований Лоренца. Добавляют, что в теории относительности невозможно движение тел со скоростью большей скорости света и нельзя передать сигнал со скоростью большей скорости света. Все эти явления рассматриваются как проявление принципов теории относительности.

Однако, если эти явления и представляют собой признаки теории относительности, то это – некоторые вторичные признаки. Принципы теории относительности должны формулироваться без ссылки на способы описания (системы координат), потому что принципы – это наиболее общие закономерности, которые должны допускать бескоординатную формулировку. В частности, если имеется слабое гравитационное поле и геометрия пространстве-времени несколько отличается от геометрии Минковского, то утверждение об инвариантности динамических уравнений относительно преобразований Лоренца становится неверным, поскольку группа Лоренца перестает быть группой движений пространства-времени.

Принципы релятивистской физики и физики нерелятивистской представляют собой утверждения о свойствах пространства событий (пространства-времени). В релятивистской физике в пространстве событий имеется только одна пространственно-временная структура \sigma , тогда как в нерелятивистской физике имеется две независимые пространственно-временные структуры: S и T. Каждая из трех структур \sigma, S, T представляет собой вещественное число от двух точек, принадлежащих пространству-времени, причем структура \sigma является функцией от пространственно-временных структур: S и T.

\sigma (P,Q) =(c**2T(P,Q) – S(P,Q))/2 (1)

для любых P,Q, принадлежащих пространству-времени \Omega.

T(P,Q) представляет собой квадрат временного интервала между точками P и Q, тогда как S(P,Q) представляет собой квадрат пространственного интервала между точками P и Q. Что касается \sigma, то \sigma (P,Q) представляет собой пространственно-временной интервал между точками P и Q. Он связан с пространственным и временным интервалами посредством соотношения (1).

Под физической геометрией понимается множество точек \Omega, с заданной не нем мировой функцией \sigma (P,Q). На множестве точек (событий) пространства-времени физическая геометрия пространства-времени может быть задана двояко: (1) если в качестве мировой функции взята структура \sigma, то получается релятивистская теория. (2) если в качестве мировой функции взята структура S, то получается нерелятивистская теория. При этом если в качестве мировой функции берется структура S, то к мировой функции добавляется дополнительная структура T. В результате физическая геометрия пространства-времени превращается в обогащенную геометрию, т.е. физическую геометрию с добавленной к ней дополнительной структурой.

Пространство-время в нерелятивистской теории описывается обогащенной геометрией, содержащей две структуры S и T, причем обе структуры предполагаются существующими объективно, а не только в расчетах теоретика. Наличие двух структур позволяет построить в пространстве-времени множество (абсолютно) одновременных событий. Например, множество событий Q, одновременных событию Р определяется условием

S(P,Q) = 0 (2)

В релятивистской теории такое множество построить нельзя, поскольку в релятивистской теории имеется только одна структура.

Нерелятивистская теория обогащенной геометрии пространства-времени может строиться с использованием мировой функции \sigma, определяемой через структуры S и T с помощью соотношения (1). В принципе это должно привести к тем же результатам, что и построение обогащенной геометрии с мировой функцией S и T, поскольку физическая геометрия определяется однозначно заданием мировой функции, а обогащенная физическая геометрия определяется однозначно мировой функцией и дополнительной структурой. Однако, при этом некоторые определения могут оказаться различными.

Итак, принцип теории относительности заключается в утверждении, что пространство событий описывается только одной пространственно-временной структурой (т.е. описывается геометрией, а не обогащенной геометрией). Какая геометрия и какая мировая функция при этом используются –это детали, которые не упоминаются при формулировке принципа. Нерелятивистское описание становится близким к релятивистскому, когда использование временной структуры Т оказывается несущественным по каким-то причинам.

Обычно при нерелятивистском описании обогащенной геометрии пространства событий используется мировая функция S . Если использовать в качестве мировой функции структуру \sigma то описание окажется более приближенным к релятивистскому описанию. Рассмотрим в качестве примера понятие близких событий. Событие (точка) А является близким к событию (точке) В, если точка А находится малой окрестности OB точки В.

T(A,B) = 0 и S(A,B) < \epsilon (3)

В случае, если в качестве мировой функции используется структура \sigma условие (3) записывается в виде

T(A,B) = 0 и -\sigma(A,B) < \epsilon (4)

Ясно, что в силу (1) и T(A,B) = 0 соотношения (3) и (4) эквивалентны.

Если мы желаем определить понятие близости событий в релятивистском случае, то необходимо отбросить ограничение T(A,B) = 0, как ограничение, порожденное несуществующей пространственно-временной структурой. Условие (3) следует отбросить, поскольку оно содержит структуры, не существующие в релятивистском случае. Тогда возникает следующая дилемма: (1) либо нужно отказаться от понятия близких событий (точек) в релятивистской теории, (2) либо определить малую окрестность OB точки В условием

OB = \ set of A satisfying -\sigma(A,B) < \epsilon (5)

OB есть множество точек, прилежащих к световому конусу с вершиной в точке В. Если \epsilon стремится к нулю, то OB превращается в световой конус вершиной в точке В.

Такое представление о близости событий обладает интранзитивностью, т.е. если точка A близка к точке В и точка В близка к точке С, то, вообще говоря, точка А не близка к точке С . Такая ситуация достаточно неожиданна, поскольку в евклидовой геометрии. если точка A близка к точке В и точка В близка к точке С, то точка А близка к точке С . Другими словами, в евклидовой геометрии условие близости точек обладает транзитивностью.

С одной стороны, интранзитивность близости событий в релятивистской концепции пространства-времени очень непривычна и толкает нас к отрицанию понятия близости событий. С другой стороны, электромагнитное взаимодействие заряженных частиц в соответствии с запаздывающим потенциалом Льенара — Вихерта означает, что частицы взаимодействуют друг с другом только через близкие точки. Это может интерпретироваться в том смысле, что заряженные частицы взаимодействуют только в результате прямого столкновения. При этом, с понятием о близости событий, заимствованным из нерелятивистского описания геометрии пространства-времени оказывается несовместимым то обстоятельство, что близкие события могут оказаться разделенными большими пространственными и временными интервалами и что для любого события на мировой линии частицы найдется близкое событие на мировой линии любой другой частицы, существующей достаточно долго.

В современном изложении теории относительности понятие близких событий не используется. Иногда используют термин «дальнодействие», когда говорят о прямом электромагнитном взаимодействии частиц без рассмотрения электромагнитного поля как переносчика взаимодействия. Иначе говоря, в релятивистской теории неявно используют нерелятивистское понятие близости (3), основанное на пространственном расстоянии в некоторой системе координат (обычно лабораторной), которое не является инвариантной величиной. Например, два события: вспышка сверхновой в удаленной галактике и наблюдение этой вспышки на Земле являются близкими событиями, разделенными нулевым пространственно-временным интервалом. Однако их рассматривают как далекие события, разделенные очень большим пространственным и временным интервалами. Это — пережиток привычного нам нерелятивистского подхода к описанию физических явлений, который порождает непоследовательность в изложении и восприятии в релятивистской теории пространства-времени, сопровождающуюся необходимостью введения системы координат как опоры нашего восприятия пространства-времени.

Представление о прямом гравитационном и электромагнитном взаимодействии частиц не нуждается во введении гравитационного и электромагнитного полей, которые оказываются свойствами пространства-времени. Движение заряженной частицы в заданном электромагнитном поле математически описывается как свободное движение частицы в заданном пятимерном пространстве-времени Калуцы-Клейна. Представление об электромагнитном и гравитационном полях как о свойствах пространства-времени позволяет уменьшить число существующих сущностей, что позволяет эффективнее работать с динамикой частиц. В этом случае свойства электромагнитного (и гравитационного) поля возникают как свойства пространства-времени и описываются его мировой функцией. Происходит процесс, называемый геометризацией физики.

По идее геометризация физики должна свести описание физических явлений к описанию в терминах одной величины и тем самым упростить построение теории. Поясню это на примере геометрии. Если геометрия строится на основе нескольких аксиом, описывающих свойства разных геометрических объектов, то мы сталкиваемся с необходимостью согласования всех этих аксиом. Математически это означает, что система аксиом должна быть непротиворечива. Это означает, что получение любого утверждения геометрии разными путями должно приводить к одному и тому же результату. Поскольку геометрических утверждений очень много, а путей их получения во много раз больше, то задача установления непротиворечивости данной системы аксиом представляется неподъемной. Насколько я знаю, непротиворечивость системы аксиом доказана лишь для собственно евклидовой геометрии. Что касается римановой геометрии, то исследователи просто верят в ее непротиворечивость, хотя на самом деле это не так. Об остальных геометрических изысках я уж не говорю.

При описании геометрии в терминах и только в терминах мировой функции у нас имеется только одна величина (пусть даже это сложная функция от двух точек). Все остальные утверждения и в величины определяются мировой функцией. Они автоматически изменяются известным образом при изменении мировой функции. Задача состоит лишь в правильном определении мировой функции реального пространства событий. Мы избавлены от выбора многочисленных аксиом и их согласования. В данной ситуации наиболее привлекательной чертой конструкции является ее монизм, т.е. использование одной величины в качестве фундамента теории.

Идея построения единой теории поля А.Эйнштейна привлекательна главным образом своим стремлением к монизму. Однако при построении единой теории поля нельзя избежать описания свойств пространства-времени, что нарушает монизм построения. Идея геометризации физики представляется более реальной, поскольку при этом все силовые поля «загоняются» в геометрию и описываются в терминах мировой функции.
Иначе говоря, идея геометризации ближе к монизму конечной теории, чем идея теории единого поля.

Главным препятствием на пути геометризации физики являются наши убогие знания геометрии, когда мы не умеем описывать геометрию в терминах и только в терминах мировой функции. Мы не можем представить себе геометрию без системы координат, хотя евклидова геометрия излагается в курсе средней школы (учебник Киселева) без упоминания такого понятия, как система координат. Использование системы координат при описании геометрии привносит в описание дополнительную информацию, которой нет в геометрии и от которой нельзя избавиться никаким преобразованием систем координат. Это обусловлено тем, что физическая геометрия (например, дискретная) не имеет определенной (метрической) размерности. Вводя систему координат, мы сами, того не желая, превращаем геометрию в обогащенную геометрию, навязывая ей дополнительные структуры, не существующие в природе.

Геометризация физики приводит к геометризации массы частицы, когда вместо мировой линии частицы и приписываемой ей дополнительной величины (массы), рассматривается мировая цепь, состоящая из одинаковых прямолинейных звеньев. Длина каждого звена представляет собой геометрическую массу \mu, связанную с обычной массой m частицы соотношением
m = b\mu (6)
где b есть некоторая универсальная постоянная. Геометризация массы избавляет нас от дискуссии о природе массы и о связи между инертной и тяжелой массой, поскольку в обоих случаях природа массы и гравитационного поля чисто геометрическая.

При переходе от нерелятивистской динамики к релятивистской были модифицированы динамические уравнения движения частицы, а описание состояния частицы осталось прежним нерелятивистским. В нерелятивистской физике состояние частицы описывается положением частицы и ее импульсом (или точкой в фазовом пространстве координат и импульсов). В релятивистском случае состояние частицы описывается точкой на мировой цепи частицы. При этом информация о направлении мировой цепи в рассматриваемой точке является информацией о состоянии частицы. На первый взгляд, можно определить направление мировой цепи вектором (импульсом) и рассматривать состояние частицы как точку в фазовом пространстве. Однако важным является то обстоятельство, что определенный таким образом импульс, задается в определенной системе координат. Рассмотрение состояния частицы как точки в фазовом пространстве
можно использовать при описании отдельной детерминированной частицы.

Когда рассматривается движение недетерминированной частицы, то рассматривается статистический ансамбль, состоянием которого является плотность состояний. В нерелятивистском случае плотность состояний \rho(x,p) определяется соотношением

dN = \rho(x,p)dVdp (7)

где dN есть число частиц в элементе фазового объема dVdp. k(x) является 4-вектором. Она не может интерпретироваться как плотность вероятности чего бы то ни было. В этом случае мы вынуждены описывать статистический ансамбль просто как динамическую систему типа сплошной среды. Такое описание будет динамическим описанием. Разумеется, можно использовать динамическое описание и в нерелятивистском случае. Однако, обычно используют вероятностное описание, полагая, что вероятностное описание является общим видом статистического описания. Это является серьезной концептуальной ошибкой, приводящей к важным последствиям.

Дело в том, что уравнение Шредингера представляет собой статистической описание недетерминированных частиц. Понять это нельзя с точки зрения вероятностного описания, потому что случайная составляющая движения шредингеровской частицы является релятивистской, хотя среднее движение этой частицы является нерелятивистским. Принято считать, что нельзя рассматривать уравнение Шредингера как уравнение, реализующее статистическое описание недетерминированной частицы, потому что недетерминированная частица описывается уравнением, линейным по плотности вероятности, тогда как шредингеровская частица описывается уравнением линейным по амплитуде вероятности. То обстоятельство, что шредингеровская частица является релятивистской (по случайной составляющей) и ее надо описывать с помощью динамического статистического описания (а не вероятностного), как-то не приходит в голову.

Недетерминированость частицы может быть обусловлена геометрией пространства-времени. Тогда квантовые эффекты могут быть сведены к геометрическим эффектам, а квантовая механика может быть изложена в терминах мировой функции, что означает прогресс в геометризации физики. Однако это оказывается невозможным, если описание состояния частицы окажется нерелятивистским при релятивистских динамических уравнениях. Возникает вопрос, почему такая простая вещь как последовательное релятивистское описание движения частиц не было получено в течение почти столетнего развития теоретической физики? Более того, почему работы, содержащие развитие последовательного релятивистского описания, появившиеся в последние годы двадцатого века, не привлекло внимания научной общественности? Краткий ответ будет такой. Мы имеем дело с феноменом Галилея, когда правильные работы, меняющие фундаментальные положения существующей теоретической физики не воспринимаются научным сообществом. Развитие теоретической физики происходит по пути, ведущем в тупик. Теоретическая физика оказывается в кризисе.

Попробуем понять, как появилась непоследовательность в развитии теории относительности, когда динамические уравнения были релятивистскими, а уравнение состояния частицы оставалось нерелятивистским. Появление теории относительности в начале двадцатого века не было принято всеми физиками. Изменение фундамента физики воспринималось с большим трудом. Вначале релятивистские эффекты воспринимались просто как поправки к нерелятивистской физике. Старались не менять понятия нерелятивистской физики, или менять их в минимальной степени. Динамические уравнения релятивистской физики, содержащие характерные радикалы, были получены в результате модификации нерелятивистских динамических уравнений. Описание состояния частицы оказалось возможным оставить нерелятивистским, поскольку оно было пригодно для описания детерминированных частиц. Об описании недетерминированных частиц первое время не задумывались. В результате оно осталось нерелятивистским. В дальнейшем изменить его было трудно, во-первых, потому что никто не думал, что нерелятивистские квантовые частицы следует считать релятивистскими, а во-вторых, потому что к нерелятивистскому описанию состояния частицы привыкли и считали его релятивистским. Одним словом, считалось, что с фундаментом релятивистской динамики частиц все в порядке, и решение проблемы выхода из кризиса надо искать не в фундаменте теоретической физики, а на ее поверхности.

Считалось, что нужно изобретать новые гипотезы о строении элементарных частиц. В конечном счете, многие нововведения типа струн и увеличения размерности пространства-времени представляли собой модификации геометрии пространства-времени, но не в фундаменте геометрии, а на ее поверхности при сохранении убогого знания и понимания основ геометрии (геометрия рассматривалась как логическое построение, а не как наука о расположении геометрических объектов). Такой подход выродился в подгоночный менталитет теоретиков, когда теоретик отказывается рассматривать какие-либо модификации теории, если они не приводят немедленно к объяснению новых экспериментов и экспериментиков. От изменений фундамента теории до объяснения экспериментов долгий путь. По этой причине лишь немногие решались затрагивать фундамент современной теоретической физики. Процветали верхушечные теории, объясняющие один-два эксперимента и несостоятельные при объяснении других экспериментов. Так выглядит феномен Галилея в современной теоретической физике.

Теоретики решили задачу о релятивистской неметалличности золота

Поликристалл золота

Wikimedia Commons

Физики из Новой Зеландии, Словакии, Голландии и Израиля добились рекордной точности предсказания электронных свойств атома золота с помощью методов квантовой химии. Ученые предсказали значение электронного сродства и первого потенциала ионизации с точностью в единицы миллиэлектронвольт — на порядок лучше, чем в предыдущих работах. Сложность расчетов связана с релятивистскими энергиями электронов золота, требующих поправок из области специальной теории относительности. Исследование опубликовано в журнале Physical Review Letters, кратко о нем сообщает Physics.

Современная квантовая физика позволяет с большой точностью вычислить электронные свойства небольших атомов — для водорода расхождение между теоретическими расчетами и экспериментальными данными составляет триллионные доли электронвольта, для большинства ионов с небольшим количеством электронов — порядка тысячных долей электронвольта. Однако с движением вниз по таблице Менделеева сложность расчетов возрастает. В частности, появляется важный фактор — релятивистское сжатие. Из-за высокого заряда ядра атома внешние электроны обладают кинетической энергией, которая соответствовала бы околосветовым скоростям. Это, в свою очередь, требует специальных поправок, которые грубо можно описать как кажущееся увеличение массы электрона и уменьшение «радиуса» его орбитали.

Эти поправки приводят к серьезным изменениям в свойствах материалов, с которыми можно встретиться в повседневной жизни. К примеру, благодаря релятивистским эффектам золото и цезий — желтые, а ртуть — жидкая. Кроме того, эти эффекты сказываются на химических свойствах веществ: сродство («стремление») золота к электрону оказывается сопоставимым с таковым у типичных неметаллов — галогенов. Из-за этого оказываются стабильными ауриды щелочных металлов, в которых ионизированное отрицательно заряженное золото играет роль аниона (как хлор в хлориде натрия).

Попытки теоретически описать такое большое сродство к электрону дают результаты, не совпадающие с экспериментом. Ошибка расчетов составляет сотые и даже десятые доли электронвольта (экспериментально определенное сродство составляет 2,3086 электронвольта). Авторы новой работы увеличили точность расчетов и добились расхождения между теорией и экспериментом в тысячные доли электронвольта.

В своих расчетах физики использовали метод связанных кластеров, учитывающий корреляции между пятерками электронов оболочки атома и возбужденные состояния этих кластеров. До этого в расчете учитывались лишь пары и тройки электронов. Расширение до четверок и пятерок соответствовало значительному увеличению вычислительной сложности задачи. Кроме того, авторы учитывали вклады эффектов квантовой электродинамики, например, лэмбовский сдвиг, вызванный квантовыми флуктуациями вакуума. Его величина оказалась около 26 миллиэлектронвольт.

В результате физикам удалось вычислить потенциал ионизации золота (энергия, необходимая для отрыва электрона) с ошибкой в 3,2 тысячных электронвольта, а энергию сродства к электрону — с ошибкой в 1,4 тысячных электронвольта.

Релятивистские эффекты проявляются не только на атомарном уровне. К примеру, как выяснила международная группа физиков при участии российских ученых, они могут влиять на свойства сверхпроводников. Более известными проявлениями эффектов уже общей теории относительности является прецессия орбиты Меркурия и потребность вводить поправки при определении положений спутников на околоземных орбитах.

Владимир Королёв

Некоторые нелинейные эффекты В релятивистской задаче двух тел

org/ScholarlyArticle»>

Александров, А. Н. и Пирагас, К. А.: 1976, Тезисы докладов Всесоюзной конференции,Современные теоретические и экспериментальные проблемы теории относительности и гравитации, Минск.

Ъажанский, Е. Л.: 1972,Тезисы докладов Третьей Советской гравитационной конференции, Ереван.

Вейнберг, С.: 1975,Гравитация и космология, ‘Мир’, М.

Боголюбов, Н. Н. и Митропольский, Ю. М.: 1974,Асимптотичесиие методы в теории нелинейных колебаний, ‘Наука’, М.

Богородский, А. Ф.: 1940, Циркуляр ГАО АН СССР No. 30.

org/ScholarlyArticle»>

Епихин, е. Н.: 1976, Кандиидатская, Москва.

Зелъдович, Я. Б. и Новиков, И. Д.: 1967,Релятивистская астрофизика, ‘Hayka’, M.

Λандау, Л. Д. и Лифзи, ц, Е. М.; 1973,Mexahuka, ‘Hayka’, M.

Hagihava, Y.; 1973,Jap. J. Astrophys. εophys. 3.

hadkinsan, D. E.: 1972),G.R.G. 3, 351.

Google Scholar

Петров, А. З.: 1965,Новы=ye мвые методы в общей теории относителбности, ‘Hayka’, M.

Пирагас, К. А.: 1973, Докторская диссиртация, Киев.

Пирагас, К. А. и Кривенко, О. П.: 1971, Препинт ИТФ-71–113Р, Киев.

Пирагас, К. А.: 1968, Сб.Гравитация и теория теория относитеэббности, выш. 4, Казань.

Фок, В. А.: 1955,Теория пространства времени и тядотения.

Урок 21. релятивистские эффекты — Физика — 11 класс

Физика, 11 класс

Урок №21. Релятивистские эффекты

На уроке рассматриваются понятия: энергия покоя, полная энергия частиц; связь массы и энергии в специальной теории относительности; релятивистский импульс частицы, релятивистская кинетическая энергия; принцип соответствия.

Глоссарий урока:

Релятивистская механика — раздел физики, где описывается движение частиц со скоростями близкими к скорости света.

Закон взаимосвязи энергии и массы — тело обладает энергией и при нулевой скорости, такую энергию называют энергией покоя.

Релятивистская энергия составляет сумму собственной энергии частицы и релятивистской кинетической энергии.

Безмассовыми называют частицы массы, которых в состоянии покоя равны нулю, они существуют только в движении, при этом во всех инерциальных системах отсчёта их импульс и энергия не равны нулю.

Массовыми называют частицы, для которых масса является важной характеристикой, мерой инертности тела.

Принцип соответствия – это подтверждение законов Ньютона и классических представлений о пространстве и времени, рассматриваются как частный случай релятивистских законов при скоростях намного меньших скорость света.

Согласно принципу соответствия любая теория, претендующая на более глубокое описание явлений и на более широкую сферу применимости, должна включать предыдущую теорию, как предельный случай.

Обязательная литература:

Мякишев Г.Я., Буховцев Б.Б., Сотский Н.Н. Физика.11 класс. Учебник для общеобразовательных организаций М.: Просвещение, 2017. – С. 239 – 241.
Рымкевич А.П. Физика. Задачник. 10-11 классы. – М.: Дрофа, 2013. — С. 147 – 149

Дополнительная литература:

Анциферов Л.И., Физика: электродинамика и квантовая физика. 11кл. Учебник для общеобразовательных учреждений – М.: Мнемозина, 2001. – С. 253-260.
Кирик Л.А., Генденштейн Л.Э., Гельфгат И.М.. Задачи по физике. 10-11 классы для профильной школы. – М.: Илекса, 2010. – С. 311-315.
Айзексон У., Эйнштейн. Жизнь гения; пер. с анг. А.Ю. Каннуниковой. – М: АСТ, 2016 – С.144-157

Основное содержание темы

«Основы физики претерпели неожиданные и радикальные изменения благодаря смелости молодого и революционно мыслящего гения.»

Вернер Гейзенберг

Эти слова и множество других восхищённых эпитетов будут высказаны в адрес гениального учёного Альберта Эйнштейна. Эйнштейн не боялся опровергать общепринятые утверждения. Он разрушил представление об абсолютном времени и незыблемости пространства. Его теория утверждала, что есть движущиеся системы координат со своим относительным временем. А пространство существует, пока в нём существует всё материальное. Время идёт тем медленнее, если быстрее движется тело. Такие удобные и понятные принципы классической физики: о постоянстве массы, длины, времени, скорости — опровергаются следствиями из постулатов специальной теории относительности Эйнштейна.

Альберт (Einstein) Эйнштейн

14 марта 1879 г. – 18 апреля 1955 г.

Физик-теоретик, один из основателей современной теоретической физики, лауреат Нобелевской премии по физике 1921 года, общественный деятель-гуманист.

По законам классической физики: масса – это мера инертности тела. Но Эйнштейн утверждает другое: масса – это мера энергии, содержащейся в теле.

Любое тело обладает энергией уже в силу своего существования. Альбертом Эйнштейном была установлена пропорциональность между энергией и массой:

На первый взгляд, простая формула, является фундаментальным законом природы, законом взаимосвязи энергии и массы.

Согласно этой формуле тело обладает энергией даже при нулевой скорости, в таком случае энергию называют E энергией покоя. А массу, которая входит в формулу Эйнштейна назовём m₀массой покоя.

Как же будет выглядеть закон взаимосвязи массы и энергии для движущегося тела? К нему добавляем радикал (релятивистский множитель) из преобразований Лоренца:

Такую формулу называют релятивистской энергией или полной энергией движущегося тела.

Релятивистская механика — раздел физики, где описываются движения тел и частиц со скоростями близкими к скорости света, где используются преобразования Лоренца, перехода из одной инерциальной системы в другую, когда одна система движется относительно другой со скоростью вдоль оси ОХ.

Любые изменения физических величин, связанные с сокращением размеров:

эффект замедления времени:

изменение массы тела при изменении энергии:

закон сложения скоростей:

в специальной теории относительности называют релятивистскими изменениями.

По законам классической физики полная энергия равна сумме кинетической и потенциальной энергий тела или частицы

Отсюда выразим кинетическую энергию тела

Релятивистская энергия составляет сумму собственной энергии частицы и релятивистской кинетической энергии

В классической физике кинетическая энергия вычисляется по формуле

Получим ещё одно выражение

Выразим кинетическую энергию из формулы релятивистской энергии:

Поставим релятивистский радикал, который можно преобразовать при малых скоростях и получим релятивистскую кинетическую энергию частицы:

Или другой способ выражения кинетической энергии, если использовать классическую кинетическую энергию, то получим

— выражение для определения релятивистской кинетической энергии.

Путём не сложных математических вычислений можно доказать, что формула определения кинетической энергии в классической физикеи формула кинетической энергии в релятивистской физике равны между собой.

Давайте проверим работают ли главные законы механики — законы Ньютона в релятивистской физике.

Первый закон Ньютона: существуют системы отсчёта, называемые инерциальными, относительно которых тело движется прямолинейно и равномерно, если на него не действуют другие тела.

Первый постулат СТО Эйнштейна: все физические явления протекают одинаково во всех инерциальных системах отсчёта, или никакими опытами, проводимыми в инерциальной системе отсчёта, невозможно установить её движение относительно других инерциальных систем.

Внимание! Они не противоречат друг другу!

Третий закон Ньютона: силы с которыми тела действуют друг на друга равны по модулю и направлены вдоль одной прямой в противоположные стороны. Этот закон тоже работает в релятивистской физике (смотрите первый постулат СТО).

А что же со вторым законом классической механики? Второй закон Ньютона: ускорение тела прямо пропорционально силе и обратно пропорционально его массе.

Рассмотрим предельный случай: если на тело долгое время t (время стремится к бесконечности) действовать с постоянной силой F = const, то ускорение будет постоянным a = const. Ускорение в свою очередь, зависит от скорости, с которой движется тело:

Отсюда скорость тоже будет стремиться к бесконечности, а это невозможно (смотрите второй постулат СТО), так как скорость тела или частицы не может быть больше предельного значения скорости света ()!

Но давайте рассмотрим другую формулировку второго закона Ньютона, когда сила прямо пропорциональна изменению импульсов тела ко времени этого изменения:

В классической механике импульс равен произведению массы тела или частицы на его скорость: , где m – постоянная величина, мера инертности тела.

В релятивистской механике выражение импульса можно записать, используя преобразования Лоренца:

При скоростях намного меньших, чем скорость света 𝟅с, формула принимает вид классической механики Ньютона

Эти проявления — подтверждение законов Ньютона и классических представлений о пространстве и времени, рассматривают как частный случай релятивистских законов при скоростях намного меньших скорости света и называют принципом соответствия. Согласно принципу соответствия любая теория, претендующая на более глубокое описание явлений и на более широкую сферу применимости, должна включать предыдущую теорию, как предельный случай. То есть законы классической механики подтверждаются релятивистской, но только для частиц или тел, движущихся с малыми скоростями.

В природе существуют такие частицы (фотоны, мюоны, нейтрино), скорость которых равна или близка к скорости света. Массы таких частиц в состоянии покоя равны нулю, эти частицы называют безмассовыми. Они существуют только в движении, но во всех инерциальных системах отсчёта их импульс и энергия не равны нулю. Тогда подтверждается утверждение Эйнштейна, что масса – это мера энергии тела. Частицы, для которых масса является важной характеристикой — мерой инертности, называют массовыми.

Найдём соотношение между энергией и импульсом:

Взаимно уничтожаются подкоренные выражения, сокращается произведение массы на скорость света, и мы получим простое соотношение энергии и импульса, где нет зависимости от массы.

Энергия и импульс связаны соотношением

Поэтому во всех инерциальных системах отсчёта импульс и энергия не равны нулю. При превращениях элементарных частиц, обладающих массой покоя , в частицы у которых , их энергия покоя целиком превращается в кинетическую энергию вновь образовавшихся частиц. Этот факт является наиболее очевидным экспериментальным доказательством существования энергии покоя.

Во всех инерциальных системах отсчёта импульс частицы и её энергия связаны соотношением:

или

— эта формула является фундаментальным соотношением энергии и импульса для массовых частиц релятивистской механики. Эти соотношения экспериментально подтверждены.

Следовательно, для безмассовых частиц, где или , выражение примет вид

Основное выражение энергии через её импульс записывают так:

Отсюда, масса, движущейся частицы, будет равна

Если частица покоится, то её значение можно определить из основной формулы Эйнштейна взаимосвязи массы и энергии:

В обычных условиях, при нагревании тела или его охлаждении, при химической реакции, эти приращения массы происходят, их можно вычислить, но изменения массы не так заметны. Энергию, полученную из расщепления ядер на атомных электростанциях, используют на благо человека, где незначительные массы радиоактивного топлива вырабатывают энергию, питающую электроэнергией огромные города. Но, к сожалению, такую энергию, высвобождающуюся при цепной реакции, люди использовали и военных целях, для уничтожения городов, людей. Поэтому, только в последствии, понимая ответственность за свои открытия, учёные искренне становятся общественными деятелями: правозащитниками и борцами за мир.

Рассмотрим задачи тренировочного блока урока:

1. Чтобы выработать количество энергии, которой обладает тело массой 1 кг, Красноярской ГЭС потребуется времени _________ суток (1,5·10⁷; 173,6; 182,3). Мощность Красноярской ГЭС 6000МВт.

Дано:

m = 1 кг

P = 6000 МВт = 6·10⁹Вт

t — ? (сутки)

Воспользуемся выражением, описывающим зависимость энергии тела от массы:

И зависимостью мощности от работы и времени:

Выразим секунды в часах, а затем в сутках:

Ответ: 173,6 суток.

2. Чему равен импульс протона, летящего со скоростью 8,3·10⁷ м/с? На сколько будет допущена ошибка, если пользоваться формулами классической физики? Данные поученных вычислений занесите в таблицу:

Физические величины	Показатели
Масса покоя протона, m	1,67·10^-27кг
Скорость света, с	3·10⁸ м/с
Скорость движения протона, 𝟅	8,3·10⁷ м/с
Импульс протона по классическим законам, р_к	?
Импульс протона по релятивистским законам, р_р	?
Разница в вычислениях импульса протона,	?

Воспользуемся формулами для определения импульса релятивистским и классическим способами:

Вычислим разницу показаний:

Физические величины	Показатели
Масса покоя протона, m	1,67·10^-27кг
Скорость света, с	3·10⁸ м/с
Скорость движения протона, 𝟅	8,3·10⁷ м/с
Импульс протона по классическим законам, р_к	1,38·10^-19кг·м/с
Импульс протона по релятивистским законам, р_р	5,2·10^-19 кг·м/с
Разница в вычислениях импульса протона,	в 3,8 раза

Инвариантная масса • Физика элементарных частиц • LHC на «Элементах»

Инвариантная масса — исключительно важная характеристика коллектива частиц, описывающая их разлет относительно друг друга. Без измерения и обсуждения инвариантной массы не обходится практически никакой анализ современных коллайдерных данных. Однако прежде, чем рассказывать об инвариантной массе, начнем с одного недоразумения, касающегося понятия массы.

Масса не растет со скоростью!

Есть широко распространенное убеждение, что масса растет со скоростью; ее часто называют «релятивистской массой». Это убеждение основано на неправильной интерпретации связи между энергией и массой: мол, раз с увеличением скорости растет энергия, значит растет и масса. Это утверждение встречается не только во многих популярных книжках, но и в школьных и даже в вузовских учебниках физики.

Это утверждение неверно (для пущей педантичности см. приписку ниже мелким шрифтом). Масса — в том виде, в котором это слово понимает современная физика, и в особенности физика элементарных частиц, — от скорости не зависит. От скорости зависит энергия частицы и ее импульс, при околосветовых скоростях меняются законы динамики и кинематики. Но масса частицы — величина, которая связана с полной энергией E и импульсом p формулой

m² = E²/c⁴ – p²/c²,

остается неизменной. В популярных материалах эту величину называют «массой покоя» и противопоставляют ее «релятивистской массе», но подчеркнем еще раз: это разделение проводится только в популярных материалах и в некоторых курсах физики. В современной физике нет никакой «релятивистской массы», в ней есть только «масса», определенная этим уравнением. Термин «релятивистская масса» — это неудачный прием популяризации физики, давным-давно уже от настоящей физики оторвавшийся.

Для читателя, который уже наслышан об этой проблеме, а может быть, даже поучаствовал в спорах по поводу нее, такая точка зрения может показаться несколько «экстремистской». Ведь формально мы можем ввести понятие релятивистской массы и переписать все уравнения с помощью нее, а не настоящей массы, и никакой математической ошибки мы при этом не совершим. Так почему же «релятивистскую массу» лишают права на существование?
Дело в том, что этот термин бесплоден с научной точки зрения и вреден с педагогической. Во-первых, опыт показывает, что он вовсе не упрощает понимание теории относительности (если под пониманием подразумевать что-то большее, чем просто знание нескольких слов). Во-вторых, он сбивает с толку «житейскую интуицию» непосвященного читателя и часто приводит его к ошибочным умозаключениям (например, о том, что тело, движущееся со скоростью, достаточно близкой к скорости света, неизбежно превратится в черную дыру из-за «возросшей массы»). Этот термин подспудно настраивает интуицию читателя на принятие выводов о том, что с частицей могут происходить изменения, зависящие от системы отсчета. И наконец, — повторим снова! — «релятивистская масса» не соответствует ни одной реальной характеристике частицы, которые знает современная физика; это исключительно прием популяризации физики.
Поэтому с образовательной точки зрения намного полезнее вообще не вводить этот термин.

Подробнее про происхождение и вред этого заблуждения см. в многочисленных публикациях выдающегося физика Льва Борисовича Окуня, например в заметке «Релятивистская» кружка.

Инвариантная масса

Пусть у нас есть две частицы с энергиями E₁ и E₂ и импульсами p₁ и p₂ (жирный шрифт указывает на то, что импульс — вектор). Это могут быть две сталкивающиеся или две разлетающиеся частицы, неважно. Их массы, разумеется, вычисляются по энергиям и импульсам в соответствии с приведенной выше формулой.

Мы хотим теперь что-то узнать о свойстве этой пары частиц как единой системы. Мы можем написать полную энергию E₁₂ и полный импульс p₁₂ этой системы, E₁₂ = E₁ + E₂, p₁₂ = p₁ + p₂, при этом импульсы суммируются как вектора. А значит, мы можем вычислить и некую похожую на массу величину m₁₂ по формуле

m₁₂² = E₁₂²/c⁴ – p₁₂²/c².

Эта величина m₁₂ и называется инвариантной массой пары частиц. Ее важнейшее свойство состоит как раз в том, что она инвариантна, то есть не зависит от системы отсчета, в которой мы проводим вычисление (хотя энергии и импульсы зависят).

Обратим внимание, что инвариантная масса вовсе не равна сумме масс двух частиц! Более того, несложно доказать, что m₁₂ ≥ m₁ + m₂, причем равенство возможно только тогда, когда две частицы движутся с одинаковыми скоростями (то есть первая частица покоится с точки зрения второй). Итак, для пары частиц у нас имеются три независимых характеристики, не зависящие от системы отсчета: m₁, m₂ и m₁₂.

Если мы изучаем не две частицы, а больше, то инвариантные массы по этим правилам можно сосчитать не только для всей системы целиком, но и для любой пары, тройки и вообще любой комбинации этих частиц. Заметьте, что сосчитав эти массы, мы еще ничего не утверждаем про сами частицы, про их происхождение, про то, в каких «отношениях» они состоят друг с другом. Это просто дополнительные кинематические величины, которые не зависят от системы отсчета.

Инвариантная масса как «метка» происхождения частиц

Инвариантная масса характеризует, насколько бурно частицы разлетаются друг от друга, насколько интенсивен этот разлет (или их столкновение, если речь идет о сталкивающихся частицах). Говоря совсем упрощенно, если разлет частиц представить себе как «микровзрыв» коллектива частиц, то инвариантная масса характеризует «энергетический баланс» этого микровзрыва. Для примера на рис. 1 показаны две ситуации, в которых энергии двух частиц E₁ и E₂ и модули их импульсов |p₁| и |p₂| одни и те же, но инвариантные массы разные.

Главная польза от инвариантной массы в том, что она помогает узнать происхождение этих частиц: получились ли они от распада какой-то одной промежуточной нестабильной частицы или же родились в разных процессах. В первом случае их инвариантная масса примерно совпадает с массой этой нестабильной частицы, а во втором случае она может быть произвольной. Этот прием сплошь и рядом используется при анализе результатов столкновений элементарных частиц; именно с помощью него мы узнаем о быстротечном существовании нестабильных частиц и умеем отделять разные типы событий друг от друга.

Возьмем ставший уже знаменитым пример: поиск хиггсовского бозона на Большом адронном коллайдере через его распад на два фотона. Если хиггсовский бозон рождается в столкновении, он может распасться на два фотона (рис. 2, слева). Но такая же пара фотонов может получиться и сама по себе, безо всяких промежуточных частиц, просто за счет излучения фотонов кварками (рис. 2, справа). Детектор в обоих случаях увидит пару фотонов и не сможет сказать, за счет чего они появились. Просто детектируя фотоны, мы не сможем доказать, что у нас действительно иногда происходит рождение и распад бозона Хиггса.

На помощь приходит изучение инвариантной массы двух фотонов m_γγ. В каждом конкретном событии с двумя фотонами надо вычислить эту инвариантную массу, а затем подсчитать, сколько событий с какой инвариантной массой у нас получилось, и построить график: количество событий в зависимости от m_γγ. Если хиггсовского бозона в данных нет (или пока не видно), эта зависимость будет плавной — ведь энергии и импульсы двух фотонов не связаны, поэтому инвариантная масса может получиться какой угодно. Если же хиггсовский бозон есть, на графике должен проступить бугорок. Этот бугорок — это те дополнительные события, которые получились именно за счет рождения бозона Хиггса и его распада на два фотона. Положение бугорка укажет на массу бозона, а его высота — на интенсивность этого процесса.

На рис. 3 показаны данные детектора ATLAS по результатам 2011-го и 2012 года в области инвариантной массы двух фотонов от 100 до 160 ГэВ. Виден более-менее плавный фон, уменьшающийся с ростом m_γγ и вызванный как раз независимым рождением двух фотонов. И на этом фоне хорошо заметен нужный бугорок в районе 125 ГэВ. Он не слишком сильный, но благодаря маленьким погрешностям у него большая статистическая значимость, а значит, существование новой частицы, распадающейся на два фотона, можно считать экспериментально доказанным.

Дополнительная литература:

Релятивизм — обзор | ScienceDirect Topics

Способствует ли эта форма релятивизма угнетению или культурному империализму или избегает их?

Защитники этой версии этического релятивизма, такие как Шепер-Хьюз, часто утверждают, что их теоретическая позиция — важный способ избежать культурного империализма. Копельман, напротив, считает, что он скорее способствует угнетению и культурному империализму, а не избегает его. Эта точка зрения, утверждает она, влечет за собой не только утверждение, что обрезание женских гениталий является правильным в культурах, где это одобрено, но и утверждение, что все, что имеет широкое общественное одобрение, является правильным, включая рабство, войны, дискриминацию, угнетение, расизм и пытки. То есть, если утверждение, что действие является правильным, означает, что оно имеет культурное одобрение, то из этого следует, что одобряемые культурой акты войны, угнетения, порабощения, агрессии, эксплуатации, расизма или пыток являются правильными. С этой точки зрения, неодобрение других культур не имеет значения для определения того, правильны ли действия или нет. Соответственно, неодобрение людей в других культурах, даже жертв войны, угнетения, порабощения, агрессии, эксплуатации, расизма или пыток, не учитывается при принятии решения о том, что правильно или неправильно, кроме как в их собственной культуре.

Копельман утверждает, что в этой версии этического релятивизма возражения людей из других культур являются просто выражением их собственных культурных предпочтений, не имеющих никакого морального статуса в обществе, которое участвует в рассматриваемых действиях. Копельман утверждает, что это приводит к отвратительным выводам. Если эта теоретическая позиция будет последовательно придерживаться, утверждает она, это приводит к выводу, что мы не можем делать межкультурные суждения с моральной силой о любой социально одобренной форме угнетения, включая войны, пытки или эксплуатацию других групп. Пока эти действия одобряются в обществе, которое их делает, они правы. Тем не менее, мировое сообщество считало, что оно выносило важные межкультурные суждения с моральной силой, когда оно критиковало коммунистическое правительство Китая за подавление протестного митинга продемократических студентов, южноафриканцев за поддержку апартеида, Советы за использование психиатрии для подавления инакомыслия и резня этнических групп в бывшей Югославии и в Руанде. В каждом случае представители критикуемого общества обычно говорили что-то вроде: «Вы не понимаете, почему это морально оправдано в нашей культуре, даже если в вашем обществе этого не было.«Если этический релятивизм правдоподобен, то и эти ответы должны быть правдоподобными, а они — нет. Копельман пишет, что им неприятно предполагать, что мы настолько разные, что не можем осмысленно и рационально разговаривать на морально важные темы.

Защитники этического релятивизма могут ответить, что культуры иногда пересекаются, и, следовательно, протесты жертв внутри или между культурами должны учитываться. Но этот ответ порождает еще две трудности. Если это означает, что взгляды людей в других культурах имеют моральный статус и угнетатели должны учитывать взгляды жертв, такие суждения несовместимы с этой версией этического релятивизма.Они несовместимы с этой теорией, потому что представляют собой межкультурные суждения с моральным авторитетом. Во-вторых, как мы уже отмечали, эта версия этического релятивизма не является полезной теорией для установления того, что правильно, а что неправильно.

У релятивистов, которые хотят отстоять разумные социальные кросс-культурные и моральные суждения о ценности свободы, равенства возможностей или прав человека в других культурах, кажется, есть два варианта. С одной стороны, если они согласны с тем, что некоторые межкультурные нормы имеют моральный авторитет, они также должны согласиться с тем, что некоторые межкультурные суждения об обрезании / калечении женских половых органов также могут иметь моральный авторитет.Шервин — релятивист, идущий по этому пути, тем самым отказавшись от критикуемой здесь версии этического релятивизма. С другой стороны, если они защищают эту версию этического релятивизма, но при этом делают кросс-культурные моральные суждения о важности таких ценностей, как терпимость, групповые преимущества и выживание культур, им придется признать непоследовательность в своих аргументах. Например, Шепер-Хьюз выступает за терпимость к другим системам культурных ценностей. Она не считает это утверждение непоследовательным.Она говорит, что толерантность между культурами — это правильно, , но это кросс-культурное моральное суждение с использованием моральной нормы (терпимости). Точно так же релятивисты, которые утверждают, что неправильно устранять ритуалы, придающие смысл другим культурам, также непоследовательны в своих суждениях, предполагающих наличие подлинного межкультурного морального авторитета. Даже изречения, которые иногда используют защитники этического релятивизма, такие как «Когда в Риме поступают, как римляне», морально дозволено принять все культурные нормы, в какой бы культуре ни находились. Таким образом, для защитников этой версии этического релятивизма непоследовательно делать межкультурные моральные суждения о толерантности, групповой пользе, межобщественном уважении или культурном разнообразии.

Копельман утверждает, что с учетом этих трудностей бремя доказательства лежит на защитниках этой версии этического релятивизма. Они должны показать, почему мы не можем делать то, что, как нам кажется, мы иногда должны делать и можем делать очень хорошо, а именно, участвовать в межкультурном моральном обсуждении, сотрудничестве или критике и оказывать поддержку людям, чье благополучие или права находятся под угрозой в других культурах.Защитники этического релятивизма должны учитывать то, что кажется подлинным моральным авторитетом международных профессиональных сообществ, которые занимают моральные позиции, например, в отношении борьбы с пандемиями, прекращения войн, прекращения угнетения, продвижения санитарного просвещения или искоренения бедности. Ответы о том, что наши профессиональные группы сами являются своего рода культурами, кажутся правдоподобными, но несовместимыми с этой версией этического релятивизма, как уже обсуждалось. Некоторые защитники этического релятивизма возражают, что устранение важных ритуалов из культуры чревато разрушением общества.Шепер-Хьюз настаивает на том, что эти культуры не смогут выжить, если они изменят такую центральную практику, как женское обрезание. Однако этот контраргумент не является решающим. Рабство, угнетение и эксплуатация также необходимы для некоторых образов жизни, но немногие будут защищать эти действия, чтобы сохранить общество. Более того, Эль Дарир отвечает на это возражение, подвергая сомнению предположение о том, что эти культуры могут выжить только при продолжении клитородэктомии или инфибуляции. Она утверждает, что эти культуры с большей вероятностью будут преобразованы войной, голодом, болезнями, урбанизацией и индустриализацией, чем прекращением этой древней ритуальной хирургии.Еще один аргумент состоит в том, что, если рабство, угнетение и эксплуатация неправильны, независимо от того, существуют ли групповые выгоды или нет, то решение об искоренении калечащих операций на женских половых органах не должно зависеть от процесса взвешивания их выгод для группы.

Такие релятивисты также непоследовательно считают, что групповая выгода настолько важна, что другие культуры не должны вмешиваться в местную практику. Это делает групповую выгоду важнейшей межкультурной ценностью, что, по утверждению этических релятивистов, не может быть оправдано.Если нет межкультурных ценностей относительно того, что неправильно или правильно, защитник этического релятивизма не может постоянно говорить такие вещи, как «Одна культура не должна мешать другим», «Мы должны быть терпимыми к другим социальным взглядам», «Все культура одинаково ценна »или« Неправильно вмешиваться в другую культуру ». Каждое из этих утверждений представляет собой межкультурные моральные суждения, предполагающие авторитет, основанный на чем-то отличном от одобрения конкретной культуры.

Этический релятивизм | философия | Британника

Этический релятивизм , доктрина о том, что в этике не существует абсолютных истин и что то, что является морально правильным или неправильным, варьируется от человека к человеку или от общества к обществу.

Аргументы в пользу этического релятивизма

Геродот, греческий историк V века до н.э., продвинул эту точку зрения, когда заметил, что в разных обществах разные обычаи и что каждый человек считает, что обычаи своего собственного общества лучше всех. Но, по словам Геродота, ни один набор социальных обычаев не может быть лучше или хуже любого другого. Некоторые современные социологи и антропологи сходным образом утверждали, что мораль, поскольку она является социальным продуктом, по-разному развивается в разных культурах.Каждое общество разрабатывает стандарты, которые используются людьми внутри него, чтобы отличать приемлемое от недопустимого поведения, и каждое суждение о правильном и неправильном предполагает тот или иной из этих стандартов. Таким образом, по мнению этих исследователей, если такие практики, как полигамия или детоубийство, считаются правильными в обществе, то они подходят «для этого общества»; и если одни и те же практики считаются неправильными в другом обществе, тогда эти практики неправильны для этого общества. Не существует такой вещи, как то, что «действительно» правильно, помимо этих социальных кодексов, поскольку не существует нейтрального в культурном отношении стандарта, к которому мы могли бы обратиться, чтобы определить, какое мнение общества является правильным.Существуют разные социальные коды.

Геродот
Статуя сидящего человека, которого называют Геродотом; в Лувре, Париж.
© Photos.com/Jupiterimages
Второй тип аргументов в пользу этического релятивизма принадлежит шотландскому философу Дэвиду Юму (1711–1776 гг.), Который утверждал, что моральные убеждения основаны на «чувствах» или эмоциях, а не на разуме. Эта идея была развита школой логического позитивизма 20-го века и более поздними философами, такими как Чарльз Л.Стивенсон (1908–79) и Р. Хейр (1919–2002), который считал, что основная функция морального языка — не констатировать факты, а выражать чувства одобрения или неодобрения по отношению к одному действию или влиять на отношение и действия других. Согласно этой точке зрения, известной как эмотивизм, правильное и неправильное связаны с индивидуальными предпочтениями, а не с социальными стандартами.
Дэвид Хьюм
Дэвид Хьюм, картина маслом Аллана Рамзи, 1766 г .; в Шотландской национальной портретной галерее, Эдинбург.
Предоставлено Шотландской национальной портретной галереей
Этический релятивизм привлекателен для многих философов и социологов, потому что он, кажется, предлагает лучшее объяснение изменчивости моральных убеждений.Он также предлагает правдоподобный способ объяснить, как этика вписывается в мир, описанный современной наукой. Даже если естественный мир в конечном итоге состоит из ничего, кроме ценностно-нейтральных фактов, говорят релятивисты, этика все же имеет основу в человеческих чувствах и социальных установках. Наконец, этический релятивизм кажется особенно подходящим для объяснения достоинств терпимости. Если с объективной точки зрения собственные ценности и ценности общества не имеют особого значения, то подход «живи и дай жить другим» по отношению к ценностям других людей кажется уместным.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишись сейчас
Начиная с 1960-х и 1970-х годов этический релятивизм ассоциировался с постмодернизмом, сложным философским движением, ставившим под сомнение идею объективности во многих областях, включая этику. Многие постмодернисты считали саму идею объективности сомнительным изобретением эпохи модерна, то есть постпросвещения. Со времен Просвещения большинство философов и ученых считали, что существует объективная, универсальная и неизменная правда обо всем, включая науку, этику, религию и политику, и что человеческий разум достаточно силен, чтобы открыть эту истину.Таким образом, конечным результатом рационального исследования была одна наука, одна этика, одна религия и одна политика, которые были бы применимы для всех людей во все эпохи. Однако согласно постмодернизму вдохновленная Просвещением идея объективной истины, которая повлияла на мышление практически всех современных ученых и философов, является иллюзией, которая сейчас рухнула.
Они утверждают, что это развитие во многом связано с работами немецкого философа Фридриха Ницше (1844–1900) и его последователей.Ницше отверг наивную веру в то, что человеческие убеждения просто отражают реальность. Напротив, каждое из наших убеждений основано на «перспективе», которая не является ни правильной, ни неправильной. В этике, соответственно, нет моральных фактов, а есть только моральные интерпретации явлений, которые порождают различные существующие моральные кодексы. Мы можем попытаться понять эти моральные принципы, исследуя их истории и психологию людей, которые их принимают, но нет никаких сомнений в том, чтобы доказать, что те или иные из них «истинны».Ницше утверждает, например, что те, кто принимает иудео-христианскую этическую систему, которую он называет «рабской моралью», страдают от слабых и боязливых личностей. По его словам, другой, более сильный человек отвергнет эту этику и создаст свои собственные ценности.
Постмодернисты считают, что западное общество вышло за рамки современной интеллектуальной эры и теперь находится в периоде постмодерна, который частично характеризуется осознанием того, что человеческая жизнь и мысль — это мозаика, включающая множество точек зрения.«Истины», включая истины науки и этики, следует признавать как верования, связанные с определенными традициями, которые служат определенным целям в определенное время и в определенных местах. Стремление к абсолютам рассматривается как ошибочный поиск невозможного. В течение второй половины 20-го века наиболее известными защитниками этой точки зрения были Мишель Фуко (1926–84) и Жак Деррида (1930–2004).
Несколько типов
Несколько типов
ЭТИКА
Глава третья: Релятивизм
Секция 1.Несколько типов
Люди развивают размышления о морали с течением времени. Они делают это в результате взаимодействия с отдельными людьми и общественностью. учреждения. В разных общества, каждое со своей культурой, есть разные идеи относительно того, как люди должны себя вести. Разные общества и культуры имеют разные правила, разные нравы, законы и моральные представления.
В ХХ веке люди стали вполне осознавать эти различия. Влияние этой информации в сочетании с теориями экзистенциалисты и прагматики стали весьма значимыми в сфере этики. В Экзистенциалисты с их теорией радикальной свободы и человеческого выбора и ответственность поместила мораль в сферу принятия решений каждым человеком. До существования существ не было сущностей, и не было бы не быть правил до существования существ, которые будут устанавливать правила для себя.В Прагматики также отошли от веры в абсолюты, обобщения и любые универсальные критерии суждения. Для прагматиков реальность была не данностью, а человеческим фактором. строить и отражать критерии общества для суждения по поводу истины. Итак, пришло передать как часть постмодернизма, что была бы школа или традиция мысли, согласно которой все размышления об этике также зависит от принятия решений людьми в социальных рамках. Эта школа считает, что не существует универсального или абсолютного этические принципы, которым должны подчиняться все люди.
Через двадцатое века многие люди стали принимать во многом релятивистские перспектива. Релятивизм имеет вошел в сознание многих людей, даже тех, кто придерживался некоторые абсолютистские идеи. Да , есть люди, придерживающиеся непоследовательных и противоречивых представлений о мораль и этика.Как это случилось?
Сначала проясним некоторые термины:
Культурный релятивизм
Описательный этический релятивизм
Нормативный этический релятивизм
Культурный релятивизм описывает простой факт, что существуют разные культур, и у каждого из них разные способы поведения, мышления и чувство, как его члены учатся этому у предыдущего поколения. Существует огромное количество доказательств, подтверждающих это утверждение. Практически каждый человек на планете хорошо знает, что люди во всем мире делают что-то по-разному. Люди по-разному одеваются, по-разному едят, по-разному говорят языков, поют разные песни, имеют разную музыку и танцы и много разных обычаев.
Это научная теория хорошо подтверждены доказательствами, собранными культурными антропологами.
Описательный этический релятивизм описывает тот факт, что в разных культурах одним из вариантов является чувство морали: нравы, обычаи и этические принципы могут различаться из одной культуры в другую. Там есть много информации, чтобы подтвердить это. То, что считается моральным в одной стране, может считаться аморально и даже незаконно в другой стране.
Это научная теория хорошо подтверждены доказательствами, собранными культурными антропологами.
Примеры:
Мораль в США
Аморальный
Есть говядина
Индия
Распитие алкогольных напитков, Азартные игры
Ближневосточные исламские страны
Женщины в школе или на работе
Афганистан
под Талибаном
Женщины в шортах с открытым лицом
Иран, Саудовская Аравия, Судан
Или наоборот
Аморально в США
Морально или приемлемо
Убийство новорожденных самок
Китай, Индия
Калечение женских половых органов
Многие африканские народы (Это женский обрезание)
Семья убивает женщину, члена семьи, которая изнасилован
Сомали, Судан
Можете ли вы подумать о другом Примеры?
Нормативный этический релятивизм это теория, утверждающая, что не существует общепризнанных моральных принципов. принципы.Теория нормативного этического релятивизма утверждает, что моральный правильность и неправильность действий варьируется от общества к обществу, и это нет никаких абсолютных универсальных моральных норм, обязательных для всех людей раз. Теория утверждает, что все размышления об основных принципах морали (этики) всегда относительно. Каждый культура устанавливает основные ценности и принципы, которые служат основа нравственности. В теория утверждает, что это так сейчас, всегда было так и будет всегда будет так.
Это философский теория, которая НЕ ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ доказательствами, собранными культурными антропологами, и наука не могла подтвердить теорию о прошлом и будущее! Это теория, что есть доказательства против этого. (см. следующие разделы)
В следующем разделе мы внимательно изучите эту теорию, ее выводы и критику. рассмотрите приведенную ниже таблицу, в которой показано различие между абсолютизмом и релятивизм.
Релятивизм
Нигилизм
— моральных принципов не существует
Абсолютизм
Существуют универсальные этические принципы, применимые ко всем людям.
Есть абсолюты.
Культурный релятивизм
Существует моральное ядро, без которого
и.общество не будет процветать
ii. Физические лица не будет процветать
Описательный этический релятивизм
Нормативный этический релятивизм
нет универсальных критериев
А) существуют моральные истины
ни абсолютов, ни даже допуска
B) Разум может открывать истину
без критики большинства
C) их продвижение в наших интересах
сводится к субъективизму
Мы не должны выносить моральных суждений в отношении других людей и обществ.
Мы судим и должны судить других людей и общества с разумом, сочувствием и пониманием.

Вы когда-нибудь думали или слышал и не оспаривал идею о том, что мы не должны выносить моральные суждения других людей? Есть ли у тебя когда-либо думал, что каждый человек должен принять собственное мнение о том, что его или ее моральные правила будут? Иметь вы когда-либо соглашались с мыслью, что «Если вы не пройдете милю в другом мужские мокасины, вы не можете судить о нем »?
Вы когда-нибудь думали, что в то время как какое-то действие может быть для вас морально неправильным, оно может быть правильным для другого человека или, наоборот, думали ли вы, что пока кто-то действует может быть морально правильным для вас может быть морально неправильным для вас другой человек? Есть ли у тебя думали, что каждый человек должен вырабатывать свою мораль?
Ну, если вы ответили, «Да» на любой из вышеперечисленных, у вас есть релятивистские идеи, работающие в вашей системе мышления.Сейчас же вы можете спросить себя, действительно ли вы принимаете эти идеи?
Вы верите, что должны выйти и убить нескольких человек, чтобы сделать вывод, что сериал убийца что-то не так делает? Делать вы действительно верите, что вам нужно похитить, изнасиловать, убить и съесть несколько молодых людей, чтобы прийти к выводу, что Джеффри Дамер что-то неправильное, морально неправильное и ужасное?
Вы думаете, что убийство новорожденные младенцы, потому что они самки, это неправильно даже для китайцев? Вам не кажется, что когда-то китайцы, индийцы и африканцы более высокое качество жизни и более образованные, что они будут и должны прекратить делать то, что причиняет вред, убивает или унижает женщин? Если да, то и в вас работают абсолютистские идеи.
Как можно удерживать противоположные идеи на то же время?
Давайте начнем думать об этих имеет значение.
Карл Веллман, « г. Этические последствия культурной относительности , The Journal of Философия , Vol. 60, выпуск 7 (28 марта 1963 г.): стр. 169–184.
Перейдем к некоторым важным отличиям.
Два типа Моральный релятивизм : культурный и индивидуальный
Культурный мораль Релятивизм

Часто можно услышать следующего типа утверждения: с нашей стороны неправильно навязывать им свою мораль, потому что у них другой набор убеждений.

Рене Декарт, 17 век Французский философ отмечает в следующем отрывке разницу между системы верований разных культур и очевидная разумность каждый:
Но у меня было я осознал, даже еще во время учебы в колледже, что никакого мнения, однако абсурдным и невероятным, можно себе представить, чего не придерживаются некоторые философов; а потом, путешествуя, я заметил, что все те, чье мнение явно противоречит нашему, не попали в этот счет варваров и дикарей, но, напротив, многие из этих народов одинаково хорошо, если не лучше, использует свой разум, чем мы.- Начиная с Беседа о методе правильного ведения рассудка и поиске истины в Наук

Аборт запрещен в Ирландия. Более того, вера в то, что аборт — это ужасная мораль. преступность широко распространена. В Японии аборты не только легальны, но и очень часто считается морально нейтральным. Отвечая на вопрос: является ли аборт моральным неправильный? культурный релятивист говорит: да, в Ирландии аборт — это плохо.В Япония, нет — это не морально неправильно.
Обратите внимание, что релятивист не говорит: «В Ирландии люди считают, что это неправильно, и в Японии люди считают, что это не так ». Нет, его точка зрения сильнее чем это. В Ирландии аборт — это морально неправильно, а в Японии — НЕЛЬЗЯ. аморально.
Индивидуальная мораль Релятивизм (также называемый Субъективный релятивизм, или просто субъективизм)
Если вы физическое лицо релятивист, вы считаете, что моральные обязательства зависят от убеждений, но вы думаете, что релевантным является убеждение индивидуального морального агента, а не культуры, из которой происходит агент.
Опять же, обратите внимание субъективист не просто говорит: Джо считает, что списывание экзаменов — это морально приемлемо, когда нужна хорошая оценка, в то время как Мэри не думает, что обман всегда приемлем с моральной точки зрения. Нет, субъективист делает сильнее утверждают, что обман — это плохо для Мэри, но НЕ для Джо.
Релятивизм и Моральная объективность
Согласно моральной релятивизм, является ли действие / суждение / решение / выбор морально правильным или обязательно зависит от убеждения, что это действие / суждение / решение / выбор морально правильные или обязательные.Релятивисты не утверждают, что нет источник обязательства, ни то, что нет никаких действий, которые являются морально неправильными. Релятивисты часто заявляют, что действие / суждение и т. Д. Требуется с моральной точки зрения. человек. Например, если человек считает аборт морально неправильным, тогда это неправильно — для нее. Другими словами, для Сьюзан было бы морально неправильно сделать аборт, если Сьюзен считала, что аборт — это всегда морально неправильно. (Это также было бы морально неправильным, по мнению релятивистов, если бы Сьюзен сделала аборт когда она считала, что иметь один — неправильно только ей.) Короче, релятивистам не нужно отказываться от объективности моральных суждений; но они нужно отказаться от других ключевых концепций, таких как универсализм; подробнее об этом позже.
Повторяю: релятивизм не влечет * отсутствие объективных обязательств. Человек может верить что моральные обязательства относятся к культуре и в то же время верят что человек из этой культуры действительно обязан соблюдать все моральный кодекс, которого придерживается культура.
* Entail — если A влечет за собой B, то, если A истинно, B должно быть истинным.
Релятивизм — Интернет-энциклопедия философии
===================================================
Чтобы перейти к следующему разделу главы, нажмите здесь >> раздел.
Авторские права Стивен О Салливан и Филип А.Пекорино 2002. Все права зарезервированный.
Мартин Куш о слабостях релятивизма
Надеемся, вам понравится эта статья из литературного приложения The Times, бесплатная для подписчиков The Wall Street Journal.
Диалог сегодня не является популярной формой философского письма. Поэтому удивительно встретить «тетралог» одного из самых влиятельных современных представителей логики и эпистемологии.Тимоти Уильямсон — профессор логики Оксфордского университета в Уайкхэме. На сегодняшний день почти все его работы написаны в запрещающей технической прозе. Таким образом, рецензируемая книга открывает новую главу для Уильямсона: адресовать более широкую аудиторию и обучать философским аргументам и навыкам тех, кто не связан с этой дисциплиной.
Большая часть книги — критика «релятивизма». Учитывайте мораль. Морального релятивиста впечатляет тот факт, что моральные суждения варьируются от одной группы или культуры к другой.Обычно каждая группа способна обосновать свои суждения в свете своих различных моральных стандартов. И слишком часто ни одна из сторон не может убедить другую. По крайней мере, в некоторых таких случаях релятивист готов сделать вывод, что каждая сторона относительно права — права по отношению к их системе стандартов — и что нет никакого смысла быть абсолютно правыми.
Тетралог
Уильямсона находится в современном поезде. Разговор начинается с дебатов между Бобом, сторонником колдовства, и Сарой, энтузиастом науки.Сара не может убедить Боба, что нет никаких доказательств, подтверждающих его убеждения в колдовстве. Появляется Зак, постмодернистский враг хороших аргументов. Он предлагает релятивистский способ рассматривать разногласия Сары и Боба как «безупречные»: оба они правы со своей точки зрения. Боб и Сара не уверены. Одна из проблем в том, что Зак не желает сам консультироваться с ведьмами. Неужели он, в конце концов, думает, что Боб неправ — абсолютно неправ? Зак допускает, что даже сам релятивизм верен только с его точки зрения.Разве это не оставляет места для кого-то другого, кто имеет право отрицать релятивизм?
Введите Роксану, серьезную защитницу «абсолютизма» (противоположность релятивизма). Она учит Сару, что мы не должны преувеличивать вероятность ошибки. Например, невозможно думать, что мы могли ошибаться относительно того, 5 + 7 = 12. А у Роксаны в запасе больше базовых уроков. По ее мнению, отдавать предпочтение правде лжи — это просто очевидное предпочтение говорить вещи такими, какие они есть, чем говорить то, что на самом деле не так.
Абсолютизм, релятивизм и метаэпистемология | SpringerLink
Если Богосян прав в том, что B-абсолютизм созвучен здравому смыслу и традиционному мышлению (а B-релятивизм — нет), то мы должны ожидать, что основные принципы B-абсолютизма, указанные выше, находятся среди — или, по крайней мере, по крайней мере, не в противоречии с метаэпистемологическими предпосылками, которые лежат в основе типичных эпистемологических дебатов первого порядка. В этом разделе мы рассмотрим одну из таких дискуссий — одну, касающуюся нашего эпистемологического обоснования перцептуально сформированных убеждений — и утверждаем, что основные взгляды, которые мы рассматриваем, лучше всего читать как , отвергающие по крайней мере один из пяти основных принципов B-абсолютизма.
Как отмечалось в начале, мы не предполагаем, что взгляды, которые мы рассматриваем в этом тематическом исследовании, догматизм и консервативность, являются правильными . (На самом деле, они не могут быть правильными, поскольку они несовместимы!) Мы также не предполагаем, что они исчерпывают пространство вариантов. Конечно, нет (см., Например, Lyons 2009; Siegel 2010). В самом деле, спор о догматизме / консерватизме — это всего лишь один представительный внутренний спор в эпистемологии перцептивного обоснования, в котором (мы покажем) ни одна из сторон не привержена всем принципам B-абсолютизма.И этого самого по себе достаточно, чтобы нанести серьезный ущерб предположению, что B-абсолютистский пакет (изобилующий его пятью составляющими компонентами) является единственной жизнеспособной альтернативой B-релятивизму.
Догматизм и консервативизм
Точка разногласий в споре между догматиками и консервативистами касается того, дает ли наш перцептивный опыт немедленный (а именно, не предполагающий никаких выводов и не предполагающий никаких других убеждений) .Догматики, подобные Джиму Прайору, отвечают утвердительно (см. Pryor 2000, 2004). Как говорит Прайор:
Догматик об оправдании восприятия говорит, что когда вам перцептивно кажется, что p имеет место, у вас есть своего рода оправдание для веры p , которое не предполагает и не основывается на вашем оправдании чего-либо еще […] иметь это оправдание для веры p , вам нужно только иметь опыт, который представляет p как имеющийся.Никаких дополнительных знаний, размышлений или фоновых убеждений не требуется. Конечно, другие ваши убеждения могут опровергнуть или подорвать это оправдание. Но для этого не требуется никаких других убеждений (2000, 519).
Догматизм влечет за собой то, что, если кто-то имеет опыт, как если бы p , тогда он, таким образом, prima facie оправдан, полагая, что p. ^{Footnote 9} Разумеется, оговорка prima facie догматика означает, что рассматриваемое оправдание необоснованно.Например, если кто-то пережил красную стену, но ошибочно полагает, что на нем очки с красными тонами, тогда его prima facie оправдание оказывается несостоятельным. ^{Footnote 10} Тем не менее, согласно догматику, даже если эпистемическое значение перцептивного опыта в некоторых случаях может быть отвергнуто, перцептивный опыт как таковой во всех случаях имеет эпистемологическое значение. Таким образом, мы можем сформулировать основной тезис догматизма следующим образом:
догматизм: Наш опыт как таковой дает нам непосредственных и prima facie оправданий для веры в их содержание.^{Сноска 11}
Консервативисты отвергают утверждение догматиков о том, что наш опыт дает нам немедленное и prima facie оправдание для веры в его содержание. Это отрицательный тезис консервативиста :
отрицательный консервативизм: это не тот случай, когда наш опыт как таковой дает нам непосредственное prima facie оправдание для веры в их содержание.
Консервативист сочетает это отрицательное утверждение с утверждением, в котором указывается, какая дополнительная информация необходима для того, чтобы опыт prima facie оправдал их содержание.Назовите это положительным тезисом консерваторов:
консервативно-позитивный: для того, чтобы опыт дал нам prima facie оправдания для веры в его содержание, необходима дополнительная информация; их просто переживания, как будто того-то и того-то недостаточно; кроме того, необходимо (i) наличие внешнего мира, с которым человек причинно взаимодействует; и (ii) что внешний мир в основном правильно раскрывается человеку посредством чувственного опыта.^{Сноска 12}
Конечно, если бы условия (i) и (ii) было трудно выполнить, возник бы угроза скептицизма. Однако, придерживаясь консервативной линии Райта, выполнить эти условия легко. У нас есть «незаработанные рациональные гарантии», которые Райт называет правами на (i) и (ii). ^{Сноска 13} Таким образом:
право на консервативность: у нас есть права (т. Е. Незаработанные рациональные гарантии) на (i) и (ii).
Объединив эти части, консервативист привержен следующему тезису:
консервативизм: Наш опыт дает нам prima facie оправданий для веры в их содержание не просто потому, что они представляют собой переживания, как если бы такие-то и такие-то, но потому что мы имеем право принять, что существует внешний мир, с которым человек причинно взаимодействует и что этот мир по большей части правильно раскрывается через чувственный опыт.
История Райт рассказывает о , почему у нас есть эти права, и об их природе, является сложной, и нам нет необходимости подробно исследовать ее здесь для наших целей. Достаточно сосредоточиться на том, что (а не почему) говорят догматики и консерваторы, поскольку в каждом случае мы находим общие утверждения об условиях, при которых определенный вид веры — в данном случае перцептуальные убеждения — имеет положительное значение. эпистемический статус. То есть догматик и консервативист привержены определенным эпистемологическим принципам (догматизм и консервативизм).
На этом мы завершаем обзор дискуссии между догматиками и консервативистами. В сектах. 3.2–4 мы утверждаем, что оба указанных выше принципа обоснования восприятия (догматизм и консервативизм) требуют отказа от одного из основных принципов В-абсолютизма. Повторим еще раз: дело не в том, что одна из этих точек зрения на обоснование восприятия верна (они не могут быть одновременно правильными!), Или в том, что они исчерпывают пространство вариантов. Скорее, дело в том, что это живые варианты эпистемологии восприятия, и, как мы будем утверждать, было бы ошибкой рассматривать их как приверженные полному B-абсолютистскому пакету.
Догматизм и универсальность
Б-абсолютизм считает, что эпистемологические принципы удовлетворяют объективности и универсальности. То есть любой истинный эпистемический принцип является членом уникального набора объективно истинных принципов, которым связаны все рациональные агенты. Предположим, ex hypothesi , что догматизм является правильным и фактически находится в пределах этого набора. Мы особенно заинтересованы в универсальности. универсальность подразумевает, что если догматизм верен для нас, то он также верен и для людей, оказавшихся в совершенно иных, возможно, совершенно иных, обстоятельствах, чем мы; их опыт, равно как и наш, дает таким людям непосредственное prima facie оправдание для веры их содержанию.Мы собираемся возразить, что это неправдоподобно.
Один вид обстоятельств, который сильно отличается от наших обычных обстоятельств (по крайней мере, очень отличается в отношении связи между нашим опытом и нашими представлениями об их содержании), — это дома иллюзий, намеренно созданные для того, чтобы вещи выглядели иначе, чем они есть. находятся. Но существование таких локальных сред, расположенных в пределах нашей более эпистемически гостеприимной глобальной среды, не вызывает проблем в сочетании догматизма и универсальности.Если человек (невольно) находится в доме иллюзий, у него все еще есть непосредственное prima facie оправдание для веры в содержание иллюзорных переживаний. Просто это оправдание prima facie очень легко опровергнуть; например, если кто-то обнаруживает, что находится в доме иллюзий. ^{Footnote 14} Это кажется правильным результатом, по крайней мере, в рамках традиции эпистемологии, согласно которой эпистемологическое оправдание не обязательно должно приводить к истине.^{Footnote 15} Учитывая, что наш чувственный опыт обычно раскрывает наш мир таким, какой он есть на самом деле, то есть дома иллюзий, странные молнии, обманчивые конструкции, галлюцинации и т.п. несколько правдоподобно, что наш мир — это мир, в котором, как говорит догматик, функционирует оправдание. Вполне вероятно, что у нас есть prima facie оправдания наших перцептивных убеждений именно потому, что наш мир в большинстве случаев правильно открывается нам.Это совместимо с тем фактом, что, когда у человека появляется некоторая причина полагать, что его перцептивные переживания иллюзорны, ему не хватает ultima facie оправдания для веры в содержание иллюзорных переживаний.
Но помните, что универсальность влечет за собой, что если догматизм верен для нас, то он верен также и для людей, оказавшихся в очень разных, возможно, даже радикально обстоятельствах. Нам повезло в том, что наш мир по большей части правильно открывается нам.Вполне вероятно, что наши системы восприятия надежно представляют окружающую среду, потому что это способствовало нашему выживанию. Как выразился ученый-зрение Стивен Палмер:
Зрение
разработано, чтобы помочь в выживании и успешном воспроизводстве организмов. Желательные объекты и ситуации b. # ψ необходимо найти и приблизиться. Следует избегать опасных предметов и ситуаций […] ψ . Таким образом, чтобы вести себя эволюционно адаптивным образом, мы должны каким-то образом получать информацию о том, какие объекты присутствуют в окружающем нас мире, где они расположены и какие возможности они предоставляют нам (Palmer 1999, 6).
Но это случайный факт о том, какие мы существа и какой мир мы живем. В то время как наши способности восприятия порождают убеждения, которые в нормальных условиях в основном верны, мы можем представить себе существ, которым не так повезло. То есть мы, конечно, можем представить себе существ, для которых достоверное представление окружающей среды не способствовало их выживанию. Возьмите кроликов. ^{Footnote 16} У кроликов есть системы восприятия для обнаружения опасности, но эти системы производят большое количество ложных срабатываний.Обычно они правильно идентифицируют опасные вещи как опасные, но регулярно ошибочно определяют безопасные вещи как опасные. Мы можем рассказать историю, в которой это было жизненно важно для выживания кроликов; кроликам гораздо лучше быть в безопасности, чем сожалеть, поэтому существует эволюционное обоснование наличия систем обнаружения опасности, которые систематически порождают ложные убеждения (см. Stich 1991).
Обладая небольшим воображением, мы можем представить себе существ с системами восприятия, которые не только систематически ошибаются в том, что является опасным, но и систематически порождают большое количество ложных представлений о своей внешней среде.Возможно, более важно, чтобы у наших существ были убеждения, которые делают их счастливыми, чем то, что у них есть верные убеждения (если у них нет убеждений, которые делают их счастливыми, они испытывают ужасающую депрессию). Или, возможно, их окружение таково, что для них было бы больше проблем, чем того стоит точное представление своего внешнего окружения. Представьте, что они живут в мире изобилия, где у них много еды, нет проблем с поиском партнеров, нет хищников и конкурентов. В такой среде вам не нужны истинные представления о том, где находится еда или где находится вероятный партнер; еда и вероятные партнеры повсюду.Вам не нужны сложные системы для выявления угроз, потому что угроз нет. Поскольку эти вещи не нужны, у наших существ не было бы причин иметь их.
Мы хотим сделать паузу, чтобы подчеркнуть две вещи о типах сценариев, которые мы предполагаем. Во-первых, даже те, кто думает, что эволюционное происхождение наших систем восприятия является важной частью эпистемологического объяснения нашего оправдания наших перцептивных убеждений, признают, что случайный факт наших систем восприятия был «выбран для», потому что они надежно произвел истинные убеждения.Дело не в том, что эволюция должна была предоставить нам надежные системы восприятия; Дело в том, что так оно и было, и мы можем рассматривать это как относящееся к обоснованию восприятия. Вот как об этом говорит Питер Грэм (видный сторонник такой точки зрения):
[I] t a priori не обязательно, чтобы каждое существо со своим окружением [sic.] Использовало надежные репрезентативные системы. Но мы это уже знали. Вопрос в том, были ли воспроизведены некоторые когнитивные системы, на самом деле , потому что они достоверно порождали истинные убеждения.Я , а не , утверждаю, что естественный отбор выберет по надежности; Я только утверждаю, что это было . Хотя мать-природа не преследует истину ради нее самой, иногда поиск истины ради выживания — ее лучший вариант (Graham 2012, 475; курсив в оригинале).
Итак, нет ничего невероятного в существах, чьи системы восприятия были воспроизведены не потому, что они надежно породили истинные убеждения, а по какой-то другой причине.
Во-вторых, возможно, есть веские причины полагать, что наши системы восприятия не могут по необходимости порождать верования, которые всегда являются ложными. Некоторые захотят защитить это, ссылаясь на идею Дэвидсона о том, что вера по своей природе достоверна (см., Например, Davidson 1986). Другие будут ссылаться на идею Куайна о том, что ложь не способствует выживанию (Quine 1969). Хотя это сложный вопрос, мы полагаемся на то, что считаем важным, хотя и недооцениваемым.Мы можем допустить, что существует такая степень или уровень ошибки, что, если система восприятия (или система, порождающая убеждения в целом) падает ниже ее, интерпретация невозможна (Дэвидсон) или выживание очень маловероятно (Куайн). Назовите этот уровень «порогом Куайна». Но нет очевидной причины, по которой порог Квайнина должен быть особенно высоким. Что еще более важно, нет очевидной причины, по которой он должен быть даже близок к уровню, который требуется для восприятия (или какой-либо другой системы), чтобы быть надежным.^{Footnote 17} Чтобы понять это, рассмотрим кроликов. Возможно, их системы обнаружения опасности нуждаются в достаточной настройке, чтобы выжить. Действительно, это очень правдоподобно; Если бы эти системы не распознавали опасные вещи как опасные, кролики не выжили бы, по крайней мере, ненадолго. Но это не повод полагать, что их системы обнаружения опасности надежны. Достаточно надежный для выживания не значит надежный. Это просто означает, что они делают все правильно, чтобы кролики могли воспроизводить потомство.^{Footnote 18}
По этим причинам мы не берем те виды существ и сценариев, которые мы предполагаем, чтобы столкнуться с какими-либо очевидными проблемами с идеями Дэвидсона об интерпретации, ^{Footnote 19} или менее философски загруженной идеей, которая нужна существам. истинные убеждения, чтобы выжить. Дело просто в том, что у человека может быть достаточно истинных убеждений, чтобы их можно было интерпретировать, или чтобы выжить, имея при этом больше ложных, чем истинных убеждений.
Что мы можем сказать о наших существах с точки зрения догматизма? Предположим, ex hypothesi , что догматизм верен.Если мы объединим догматизм с универсальностью, мы получим результат: опыт наших созданий дает им непосредственное prima facie оправдание для веры в их содержание точно так же, как наш опыт дает нам такое оправдание. Но это кажется откровенно ложным. Подумайте, чем отличаются наши существа от тех, кто невольно попадает в дом иллюзий. Когда кто-то невольно находится в доме иллюзий, у него все еще может быть непосредственное оправдание prima facie , потому что сам дом расположен в более широкой глобальной среде, которая в большинстве случаев правильно открывается человеку через восприятие.Но наши существа расположены в более широкой глобальной среде, которая не всегда правильно открывается им через восприятие. Как только вы отбрасываете дружественную более широкую глобальную среду, вы отбрасываете основание для предположения, что существует prima facie непосредственного оправдания.
Прежде чем перейти к консерватизму, мы хотели бы поднять возражение и ответить на него. Хотя суть догматизма Прайора заключается в утверждении , что наш опыт дает нам непосредственное оправдание, которое они делают, в некоторых местах Прайор идет дальше и говорит , что то, что это такое о нашем опыте, в силу чего они играют такую эпистемическую роль.Например, Прайор пишет в сноске, что наш опыт дает нам непосредственное оправдание, которое они делают , потому что «феноменальной силы» или того, как наш опыт представляет нам предложения. Он говорит, что «трудно объяснить, что представляет собой эта« феноменальная сила », но я думаю, что это важное понятие, и что оно должно быть частью истории о том, почему наш опыт дает нам такое оправдание» ( 2000, 547, сноска 37). Хотя это, по общему признанию, расплывчато, и необходимо сказать больше о том, что составляет феноменальная сила, это может быть использовано для мотивации новой формулировки тезиса догматика:
догматизм *: благодаря своей феноменальной силе наш опыт дает нам непосредственных и prima facie оправданий для веры в их содержание.
Можно ли совместить эту более явную формулировку с универсальностью? Трудно понять, как это сделать. Возможно, феноменальная сила (независимо от того, как мы ее определяем) опыта наших предполагаемых существ отличается от феноменальной силы нашего собственного опыта. В этом случае догматизм * теперь явно касается нас , в частности феноменальной силы наших переживаний. Так что это явно не универсальный принцип.
Мы заключаем, что принятие догматизма требует отказа от универсальности.догматизм не является универсально истинным эпистемическим принципом, и это так, даже если догматизм лучше всего понимать на фоне объективности, обобщения, следствия и познаваемости.
Консервативизм и универсальность
Теперь давайте предположим, снова ex hypothesi , что консервативизм верен. универсальность подразумевает, что если консервативность верна для нас, то она также верна и для людей, оказавшихся в совершенно иных, возможно, совершенно иных, обстоятельствах, чем мы; их опыт, как и наш, дает им prima facie оправдания для веры в их содержание, потому что они также имеют право признать, что существует внешний мир, с которым они причинно взаимодействуют, и что этот мир в основном правильно раскрывается через их чувства. опыт.Мы собираемся возразить, что это тоже неправдоподобно.
консервативность включает в себя два утверждения. Первое утверждение касается условий, в которых опыт дает prima facie оснований для веры в их содержание. Условия следующие: (i) что человек имеет право признать, что существует внешний мир, с которым он причинно взаимодействует; и (ii) что у человека есть право признать, что внешний мир в большинстве случаев правильно открывается человеку через чувственный опыт.Во втором утверждении говорится, что мы отвечаем этим условиям, потому что у нас действительно есть такие права, которые для нас являются незаслуженными и не требуют никаких дополнительных доказательств, знаний или тому подобного. Как выразился Райт, если кто-то имеет право на какое-то предложение p , тогда p «вне всякого рационального упрека, даже несмотря на то, что я не могу указать на какие-либо когнитивные достижения в моей жизни, будь то эмпирические или априорные, логические или логические , результат которого можно обоснованно утверждать, что я узнал, что P, или мне удалось получить доказательства, оправдывающие P »(2004, 174–75).
Сравните теперь утверждение консерваторов о том, что у нас есть право на (ii) — вид, что внешний мир в основном правильно открывается нам через чувственный опыт, — с утверждением догматика, что наш опыт дает нам непосредственных и prima facie оправдания веры в их содержание. Как мы отмечали в разд. 3.2, утверждение догматика правдоподобно только для субъектов, для которых внешний мир обычно правильно открывается им через чувственный опыт.Точно так же утверждение консерваторов о том, что мы имеем право признать, что внешний мир в основном правильно открывается нам, хотя чувственный опыт кажется правдоподобным только для субъектов, для которых мир является , как правило, в основном правильно раскрывается через чувственный опыт. Возьмем наших существ, для которых мир , а не , как правило, правильно раскрывается посредством чувственного опыта. Точно так же, как непонятно, почему опыты таких существ в столь радикально отличном мире должны дать им немедленное prima facie оправдание верить их содержанию (это был аргумент из разд.3.2), точно так же, как и , непонятно, почему у них должны быть незаслуженные права признавать, что они находятся в мирах, которые в большинстве случаев правильно раскрывают себя.
Конечно, консервативист может указать на то, что антискептический элемент позиции — а именно, позитивное утверждение, что у нас есть права, которыми мы обладаем, — сохраняется в нашем мире именно из-за особенностей нашего мира в сочетании с тем, что считается нормальный когнитивный состав в этом мире. Однако сравните этот момент с возражением догматика: догматизм должен применяться в нашем мире , не обязательно в других.Такой ответ в случае догматизма равносилен отказу от универсальности. Сказать, что догматизм применим только в нашем мире или, что более слабо, только для существ со схожими когнитивными характеристиками, встроенными в миры со схожими характеристиками, значит сказать, что он не универсален. То же самое и с консервативистами. Консервативизм, изобилующий оговоркой о том, что права полностью незаслужены и не предполагают никаких когнитивных достижений, не является универсальным (например, действителен в мирах, очень отличных от нашего собственного, в которых обитают существа, очень отличные от нас) Таким образом, во многом по тем же причинам, мы заключаем, что если универсальность истинна, консервативизм ложен.
Мы утверждали, что если универсальность истинна, то и догматизм, и консервативизм ложны. Теперь напомним, что наша цель здесь состоит в том, чтобы «отойти» от типовой эпистемологической дискуссии первого порядка и исследовать, лучше ли рассматривать ее как связанную с приверженностью B-абсолютизму и, в частности, универсальности. Если мы правы в том, что универсальность создает проблемы как для догматизма, так и для консервативизма, то мы считаем это хорошей причиной думать, что ни догматики, ни консервативисты не должны рассматриваться как приверженцы универсальности.универсальность — это метаэпистемологический тезис, который доставил бы проблемы как догматикам, так и консерваторам. Так что им лучше отказаться от этого. Мы можем выразить эту аргументацию как редукцию против характеристики Богоссяна метаэпистемологического ландшафта следующим образом:
Reductio
1.
B-абсолютизм — единственная жизнеспособная метаэпистемологическая альтернатива релятивизму [предположение, для редукции]
2.
Сторонники догматизма и консервативизма не являются B-релятивистами [предпосылка] ^{Footnote 20}
3.
Итак, сторонники догматизма и консервативизма — B-абсолютисты [из 1 и 2].
4.
B-абсолютизм предполагает приверженность универсальности [от B-абсолютизма]
5.
Итак, сторонники догматизма и консервативизма привержены универсальности [от 3 до 4].
6.
Если универсальность подразумевает, что догматизм и консервативизм ложны, тогда догматизм и консервативизм не привержены универсальности [предпосылка]
7.Универсальность
предполагает, что и догматизм, и консервативность ложны. [Предпосылка]
8.
Следовательно, догматизм и консервативность не привержены B-абсолютизму (противоречию).
Из приведенного выше reductio следует почерпнуть то, что есть некоторые «живые варианты» (помимо B-релятивизма) в эпистемологии — в частности, в эпистемологии восприятия — которые не лучше всего рассматривать как приверженные универсальности.^{Footnote 21} Таким образом, мы можем сделать вывод, что ни догматизм, ни консервативность не следует рассматривать как универсальное применение . Действительны ли они для данного эпистемического субъекта, зависит от глобальной среды, в которой находится субъект. Как мы скажем, их следует рассматривать как среду — относительных эпистемических принципов («E-релятивизм»). Иногда они выполняются для некоторых агентов, но не для других в другое время, несмотря на сохранение других видов статусов, традиционно связанных с абсолютистским пакетом, а не с B-релятивистским пакетом.
В заключительном разделе мы скажем немного больше об этой позиции E-релятивизма, которая, по нашему мнению, игнорируется в характеристике метаэпистемологии Богосяном. Но прежде чем обратиться к этим более широким вопросам, мы хотим рассмотреть два возможных направления отступления универсалистского абсолютиста Богосяна. Поскольку мы думаем, что обе линии связаны с одной и той же проблемой, мы объясним обе, прежде чем переходить к общей проблеме.
Первой линией будет защита догматизма и консервативизма как универсальных требований путем добавления к ним оговорок или предложений ceteris paribus (и, таким образом, избежать аргумента reductio, отклонив посылку (7)).Например, догматизм мог бы сказать, что универсально верно, что ceteris paribus , наш опыт дает нам непосредственное и prima facie оправдание для веры в их содержание, а консервативизм может сказать, что это универсально верно, что ceteris paribus , наш опыт дайте нам prima facie оправдания для веры в их содержание, потому что мы имеем право признать, что существует внешний мир, с которым человек причинно взаимодействует, и что этот мир в основном правильно раскрывается через чувственный опыт.Но можно утверждать, что все вещи просто не равны в мирах, которые не раскрывают себя правильно, например, в тех, где обитают существа, подверженные постоянным иллюзиям. ^{Footnote 22}
Вторая линия состоит в том, чтобы утверждать, что и догматизм, и консервативизм можно рассматривать как принципы низшего порядка, которые выводятся из принципов высшего порядка, которые можно правдоподобно рассматривать как универсальные в понимании Богоссяна. Мысль заключалась бы в том, что любые причины, которые у нас есть для того, чтобы думать, что конкретный эпистемический принцип не универсален, на самом деле являются просто причинами для того, чтобы думать, что соответствующий принцип должен быть «локальной» версией некоторого более общего — и универсального — эпистемического принципа.^{Footnote 23}
Проблема обеих этих строк состоит в том, что они приводят к проблемам с двумя другими компонентами абсолютистского пакета: обобщением и следствием. Эти принципы говорят, что мы можем объяснить отдельные эпистемологические суждения («вера Катрионы оправдана»), рассматривая их как вытекающие из общих эпистемических принципов, которые (если мы предполагаем универсальность) универсально истинны. Во-первых, проблема состоит в том, что догматизм и консервативизм должны влекать за собой определенные эпистемологические суждения, но если универсально верные версии догматизма и консервативизма включают клаузулы при прочих равных условиях , то неясно, как они могут повлечь за собой истину или ложность тех или иных эпистемических суждений.При отсутствии уточнения того, все ли равно равны, истолкованные таким образом принципы не повлекут за собой каких-либо конкретных эпистемических суждений.
Во второй строке проблема состоит в том, что догматизм и консервативизм следует рассматривать как производные от некоего более общего эпистемического принципа, и этот более общий принцип, как предполагается, влечет за собой определенные эпистемологические суждения. Но каков был бы этот принцип? С одной стороны, трудно понять, какой принцип может лежать в основе обеих точек зрения. Вспомните принцип, который Богосян называет «наблюдением»:
Наблюдение
: для любого наблюдательного утверждения p, если S визуально кажется, что p и обстоятельства D выполняются, то S prima facie оправдано верить в p (Boghossian 2006a, 86).
Но этот принцип не влечет за собой догматизм и консервативность: догматики отрицают, что любые обстоятельства должны иметь место для того, чтобы наш перцептивный опыт предоставил нам prima facie оправдания их содержания.
С другой стороны, даже если подходящий принцип может быть найден, не легче увидеть, как он может повлечь за собой определенные эпистемологические суждения, чем увидеть, как принцип, который строится в клаузулах ceteris paribus , может повлечь за собой определенные эпистемические суждения. .Подходящим принципом должно быть очень абстрактных. По сути, это должно было бы сказать не больше, чем то, что у нас иногда есть prima facie оправдания наших перцептивных убеждений. Сказать что-либо еще — что у нас есть такое оправдание при соблюдении определенных условий — означало бы поставить вопрос против догматика. ^{Footnote 24}
Релятивизм и метафизика ценности | Британский журнал эстетики
Абстрактные
Я утверждаю, что релятивисты в отношении эстетического и другого оценочного языка сталкиваются с некоторыми из тех же возражений, что и ненатуралисты в этике.Эти возражения касаются метафизики, необходимой для того, чтобы это работало. В отличие от (некоторых) контекстуалистов, релятивисты считают, что оценочные суждения не об отношении, в котором вещи соответствуют определенным стандартам. Тем не менее, истинность таких предложений будет зависеть от различных стандартов. Я утверждаю, что релятивизм требует наличия состояний вещей, очень отличных от других вещей, о существовании которых известно. Более того, похоже, нет убедительных причин для постулирования таких сущностей. Однако если их не существует, то релятивизм приводит к ошибочной теории.Это непривлекательно, поскольку релятивизм призван сохранить истинность многих оценочных утверждений.
1. Введение
Релятивизм вызывает интерес как семантика оценочного языка. ¹ Альтернатива контекстуалистическим и экспрессивистским взглядам. ² Хотя релятивизм часто используется для интерпретации (явно субъективных) утверждений вроде «Ревень восхитителен» и «Поездка на американских горках была забавной», его также можно применить к моральному и эстетическому языку.Макс Кёльбель показывает, как его версия может допускать различные степени объективности при работе с такими областями. ³
Большинство критических дискуссий сосредоточено на вопросе о том, оправдан ли релятивизм в свете лингвистических паттернов, ⁴ или приводит ли он к подлинному несогласию, ⁵, но я сосредоточусь на метафизике , необходимой для его работы . Релятивизм — это в первую очередь взгляд на значение оценочных утверждений, и анализ значения обычно не гарантирует, что какое-либо конкретное утверждение действительно истинно.Это зависит от того, действительно ли существует то, что представлено выраженным суждением. Я вызову сомнения в существовании относительного оценочного положения вещей. Хотя я сосредоточусь на точке зрения Макфарлейна, вопросы, которые я поднимаю, относятся ко всем взглядам, которые позволяют истинности оценочного предложения варьироваться в зависимости от некоторых субъективных факторов, таких как стандарт вкуса или субъективные реакции.
Я понимаю, что большинство выдвинутых аргументов покажутся слабыми философам, которых нисколько не беспокоит ненатурализм в этике.Таким образом, часть этой статьи можно рассматривать как попытку показать, что некоторые аргументы, выдвинутые против ненатурализма, также применимы к релятивистским взглядам. Я думаю, что это удивительно и, надеюсь, интересно само по себе, но я также считаю, что люди, которых привлекает релятивизм в какой-то оценочной области, с большей вероятностью разделяют опасения, высказанные критиками этического ненатурализма.
Работа организована следующим образом: раздел 2 объясняет привлекательность релятивизма, противопоставляя его контекстуализму и экспрессивизму.Раздел 3 поднимает метафизические проблемы. В разделе 4 обсуждается конкретный способ ответа на них, и я завершаю его в разделе 5.
2. Обещание релятивизма
Привлекательность релятивизма можно объяснить, противопоставив его определенным формам контекстуализма, с одной стороны, и экспрессивизма, с другой. Интересующие меня контекстуалисты считают, что оценочные утверждения вроде
«Дэмиен Херст — великий художник»
неявно относятся к стандартам, идентичность которых определяется контекстом.⁶ Они считают, что такие утверждения неявно говорят об отношении художника к соответствующим стандартам. Таким образом, контекстуалисты могут сказать, что «Дэмиен Херст — великий художник» означает, что Херст высоко ценит стандартный такой-то и такой-то (обычно какой-то стандарт, которому привержен оратор).
У таких просмотров есть разные проблемы. Самые важные из них проистекают из разговорных паттернов, которые, кажется, не подходят для этого анализа эстетического языка. Чтобы проиллюстрировать это, давайте предположим, что в случае (искренних) эстетических высказываний соответствующие стандарты действительно принадлежат говорящему.Далее предположим, что Джон придерживается стандарта, который высоко ценит Херста. Контекстуализм предполагает, что если Джон говорит
«Дэмиен Херст великий художник»
, то то, что он говорит, верно. Но тот, кто считает Херста ужасным художником, не склонен к сказать , что это правда.
Контекстуализм также предполагает, что, если Джон говорит
«Дэмиен Херст великий художник»
, а Сара говорит
«Дэмиен Херст не великий художник»,
, то, пока Джон ссылается на это другой стандарт, чем Сара, они на самом деле не расходятся друг с другом (по крайней мере, не в том смысле, что Джон придерживается другого взгляда на истинность того же утверждения, что и Сара).⁷ Идея о том, что это противоречит внешнему виду, известна как проблема несогласия .
Эти и связанные с ними проблемы во многом объясняют привлекательность релятивистской альтернативы. Релятивисты полагают, что оценочные суждения верны или ложны по отношению к определяемым контекстом стандартам, но что эти суждения не о стандартах, людях, которые их придерживаются, или отношении, в котором к ним относятся люди, вещи или действия. ⁸ Итак, согласно релятивистскому эстетическому языку, когда Джон говорит
«Дэмиен Херст — великий художник»
, он ничего не говорит об отношении Херста к каким-либо стандартам.Тем не менее, правда утверждения действительно зависит от стандартов (это относительно стандартов). Какие стандарты? По словам Джона Макфарлейна, соответствующие стандарты — это стандарты оценщика предложения. ⁹ Так что было бы неправильно сказать, что утверждение Джона о том, что Дэмиен Херст — великий художник, верно на тот случай, если Херст высоко оценивает по стандартам Джона . Утверждение может быть верным с точки зрения Джона, но оно неверно с точки зрения Сары.
Возможность соотнесения истинности предложений с параметрами, значения которых не являются частью их содержания, предлагается знакомыми механизмами из семантики возможных миров. Часто говорят, что истинностная ценность предложения зависит от «обстоятельств оценки», которые обычно включают в себя по крайней мере (и максимум) возможный мир. ¹⁰ Однако тот факт, что что-то держится в реальном, а не в каком-то другом возможном мире, не рассматривается как часть того, что говорится.Например, утверждение «трава зеленая» не является «трава зеленая в мире x », потому что в противном случае оно было бы истинным (или ложным) при оценке во всех возможных мирах. Если это имеет смысл, также имеет смысл включить другие элементы в обстоятельства оценки:
Если пойти дальше в этом направлении, релятивист может представить себе содержание, которое является «нейтральным с точки зрения чувства юмора» или «стандартным». нейтрального вкуса »или« нейтрального эпистемического состояния », а также обстоятельств оценки, которые включают параметры чувства юмора, стандарта вкуса или эпистемического состояния.Этот шаг откроет возможности для того, чтобы истинностная ценность предложения могла изменяться в зависимости от этих «субъективных» факторов примерно так же, как она изменяется в мире оценки. То же самое утверждение — скажем, яблоки восхитительны — может быть верным по отношению к одному стандарту вкуса и ложным по отношению к другому. ¹¹
Таким образом, в случае эстетического языка содержание может быть «нейтральным с эстетической точки зрения», но тем не менее истинным или ложным в зависимости от стандарта.
Идея о том, что эстетическое содержание нейтрально с точки зрения эстетических стандартов, позволяет Саре и Джону не соглашаться по поводу истинности одного и того же предложения.В конце концов, ни Сара, ни Джон тогда не будут говорить о своих стандартах. Если вы добавите идею о том, что истинность предложения зависит от точки зрения оценщика (как это делает Макфарлейн), это также объяснит, почему Сара не склонна называть утверждение Джона истинным. Ведь если она — оценщик, то ее стандарты делают это ложным.
Таким образом, релятивизм, кажется, улучшает контекстуализм в отношении возможности разногласий и оценки явно противоречивых утверждений с точки зрения истинности и ложности.В то же время релятивизм избегает проблем, традиционно связанных с экспрессивистскими взглядами.
Экспрессивисты считают, что содержание оценочных утверждений не может быть понято как репрезентация фактов, обладающих некоторой независимостью от разума, или фактов, которые состоят из ментальных состояний или отношений к разуму. Оценочные предикаты вообще не приписывают вещам свойства. ¹²
Экспрессивисты по-разному относятся к функции оценочного языка.А. Дж. Айер считал, что такие моральные слова, как «неправильно», служат лишь для выражения эмоций. ¹³ Ричард Хэйр считал, что моральные утверждения имеют как описательное, так и предписывающее содержание, причем последнее является императивом. ¹⁴ Аллан Гиббард считает, что моральные предложения выражают состояние планирования различных непредвиденных обстоятельств. ¹⁵
Несмотря на эту вариацию, все экспрессивисты разделяют знакомую ношу: главным образом, объяснять значение оценочных слов в контекстах, явно не подходящих для их предполагаемой основной цели, и логические отношения между предложениями, в которых такие слова встречаются.Например, неясно, как можно выразить эмоцию, сказав: «Джон считает, что пытать ради развлечения — это правильно». Также непонятно, почему это должно влечь за собой императив или выражать состояние планирования. Что касается логических отношений, мы видим, что «пытать ради развлечения — неправильно» и «пытать ради развлечения — это хорошо» логически несовместимы. Обычно это объясняется истиной: они не могут быть одновременно правдой. Однако, поскольку экспрессивисты отрицают, что содержание морального предложения является репрезентацией морального факта, они также отрицают, что моральная истина — это прочная связь между репрезентацией и миром.Но если истина не является надежным свойством, неясно, как она может иметь объяснительную ценность. Например, если «p истинно» означает то же самое, что и «p» (как в теории истины с избыточностью), как тот факт, что p истинно, может объяснить, почему оно несовместимо с not-p? Точно так же, если предикат истинности — это просто средство для косвенного утверждения предложений (как в случае Хорвича), как может тот факт, что p истинно, объяснить, почему из этого следует, что not-p ложно? ¹⁶
Кажется, что релятивисты избегают обеих проблем.Поскольку релятивисты думают, что моральные предикаты приписывают свойства, у них нет особых проблем с объяснением значения «неправильного» в отчетах о пропозициональной установке, условных выражениях или дизъюнкциях. Во всех этих контекстах значение предиката является свойством. Релятивизм также совместим с представлением о том, что истина — это надежное свойство. Например, релятивисты могут сказать, что истина есть соответствие. Конечно, они не могут сказать, что истина (для оценочных суждений) — это двухместное отношение между предложением и миром, поскольку распределение оценочных свойств в мире зависит от оценщика или перспективы.Но они могут сказать (или так кажется), что истина — это трехместное отношение между предложением, перспективой и миром. Если это так, они могут обратиться к истине, чтобы объяснить логические отношения. ¹⁷
Таким образом, релятивизм кажется привлекательным для антиреалиста в вопросах морали и других оценочных областей: он проводит многообещающий курс между контекстуализмом и экспрессивизмом. Однако я думаю, что эти преимущества имеют свою цену: релятивисты требуют существования весьма любопытных положений дел.
3. Релятивистская метафизика ценности
Релятивисты обращаются к формальной семантике, чтобы мотивировать возможность «стандартных нейтральных» оценочных суждений, суждений, истинность которых варьируется в зависимости от стандарта (морального, эстетического, вкусового и т. Д.). Однако мне кажется, что релятивистам следует сделать немного больше, чем предположить такую возможность. Они также должны доказать, что положения дел, представленные такими предложениями, существуют. В конце концов, релятивизм отчасти мотивирован желанием сохранить истины суждений о ценности.Это не должно быть разновидностью теории ошибок.
Ясно, однако, что анализ содержания утверждения обычно не говорит нам сам по себе, является ли утверждение истинным. Еще один вопрос, соответствует ли это содержание чему-либо в действительности. Скажем, оценочные предложения отображают оценочное положение вещей. Существует ли относительных оценочных состояний вещей (оценочных состояний вещей, как их понимает релятивист)?
Одна из причин, по которой существование относительного оценочного положения вещей неочевидно, заключается в следующем.Формальный аппарат, к которому апеллирует релятивист, позволяет релятивизировать истину ко всему, что нам нравится: стандартам вкуса, времени, состоянию моих волос и т. Д. Но, очевидно, не все релятивизации имеют смысл. Например, утверждение, что «курение вызывает рак» верно по отношению к состоянию моих волос, — это чепуха. Это ерунда, потому что нет никакой связи между склонностью курения вызывать рак и состоянием моих волос. Поскольку предположение представляет положение дел, согласно которому курение вызывает рак и , этот факт никоим образом не зависит от состояния моих волос, релятивизм состояния моих волос в отношении этого утверждения является неправдоподобным.
Сказанное выше не означает, что обстоятельства оценки (или контексты оценки) не могут содержать параметры, которые в некоторых случаях не используются или чей вклад в определение истинности предложения в контексте равен нулю. Дело скорее в том, что истинность утверждения «Курение вызывает рак» не меняется на в зависимости от состояния моих волос, так что этот параметр не может повлиять на истинность высказанного предположения. Релятивисту в оценочном языке нужно, чтобы значение стандартного параметра составляло разницы на истинности оценочных суждений.Имеет ли это смысл, зависит от характера их содержания.
Каково содержание оценочного утверждения, по мнению релятивиста? Я думаю, мы знаем две вещи: во-первых, это несводимо к другим типам контента (или, по крайней мере, несводимо к тем, которые фигурируют в существующих конкурирующих анализах). Предположим, что содержание оценочного утверждения было таким же, как и в других анализах оценочного языка (скажем, контекстуалистском или корнельском реалистическом). В таком случае было бы загадочно, как точка зрения эксперта может повлиять на то, получено ли оценочное положение дел (точно так же, как было бы загадочно, как правда о том, что « курение вызывает рак » может варьироваться в зависимости от состояния моих волос).Во-вторых, содержание оценочного утверждения не связано (с субъективными стандартами, точками зрения или ответами). В конце концов, если бы это было так, релятивисты унаследовали бы проблему несогласия контекстуалистов (люди не обсуждали бы один и тот же предмет). Таким образом, оценочное суждение представляет собой способ рассмотрения мира отдельно от отношения вещей к стандартам или субъективным реакциям. Таким образом, можно было бы также сказать, что предложение представляет собой способ, которым мир является независимыми оценщиками.
Я думаю, что эти свойства оценочного содержания вызывают сомнения в существовании необходимого положения вещей. Прежде всего обратите внимание на то, что ненатуралисты в этике разделяют убеждение релятивистов в несводимости содержания оценочных утверждений. Его нельзя анализировать ни в чем другом, по крайней мере, в неоценочных терминах. Я также считаю, что релятивист разделяет точку зрения ненатуралистов, согласно которой оценочные суждения истинны постольку, поскольку то, что они представляют, получает.Поскольку содержание оценочного предложения несводимо, его истинность, вероятно, зависит от существования несводимых оценочных положений вещей. Некоторые (и я подозреваю всех) антиреалисты в отношении морали с подозрением относятся к несводимому оценочному положению вещей. Например, Джонас Олсон защищает ошибочную теорию морального языка. Ошибка может быть связана с тем фактом, что моральный язык включает в себя приверженность нередуцируемым нормативным причинам, которые являются фактами, имеющими несократимое свойство быть такими, чтобы считаться в пользу чего-то или против чего-либо: сводится к свойству действия быть средством для удовлетворения некоторого желания или к свойству действия быть в соответствии с каким-то правилом или нормой.Когда между некоторым фактом и определенным курсом поведения возникает нередуцируемое нормативное предпочтительное отношение, этот факт является нередуцируемым нормативным основанием для такого поведения. Такие несводимые нормативные предпочтительные отношения кажутся метафизически загадочными. Как могут быть такие отношения? ¹⁸
Обратите внимание, что ничто в этом возражении не зависит от того факта, что моральные причины являются объективными характеристиками мира , если под этим мы подразумеваем, что они существуют независимо от желаний или правил.Скорее, возражение состоит в том, что нормативные факты, которые не состоят из в отношении желаний или правил, являются загадочными. Это возражение, если оно имеет хоть какую-то силу, нацелено как на релятивистов, так и на ненатуралистов. Ибо релятивист тоже привержен существованию несводимых, нереляционных оценочных состояний вещей. Конечно, такое положение вещей складывается в зависимости от отношения к оценщикам, но они не состоят в таких отношениях . Если бы они это сделали, то релятивизм не улучшил бы контекстуализм; он также будет придерживаться идеи, что содержание оценочного предложения — это относительное положение дел.Таким образом, кажется, что релятивисты подвержены (одной из версий) аргументации Маки, основанной на квирности: оценочные состояния дел, как их понимают релятивисты, должны быть сущностями совершенно иного рода, чем все остальное, что известно во Вселенной.
Олсон отмечает, что ненатуралисты в этике могут следующим образом ответить на его вопрос о том, как могут возникать нередуцируемые отношения предпочтения:
Ненатуралисты могут возразить, что неясно, какое объяснение мы просим здесь.Они могли утверждать, что это фундаментальный факт реальности, что существуют несводимые нормативные отношения разума, и они могли бы прямо отказаться признать, что в таких отношениях есть что-то странное . ¹⁹
Однако я так понимаю, что релятивисты сравнительно менее счастливы, чем ненатуралисты, реагировать таким образом. В конце концов, релятивизм мотивируется картиной мира, очень похожей на картину обычного антиреалиста. Эта картина представляет собой картину, в которой реальность, не зависящая от оценщиков, не содержит оценочных фактов, и такова, что оценочные факты каким-то образом являются результатом результатов оценочной деятельности человека.Если окажется, что релятивистам необходимы оценочные положения вещей, которые нельзя понять с точки зрения такой активности, это может вызвать опасения.
Можно добавить, что дополнительным источником странности является тот факт, что неприводимые и нереляционные состояния релятивистов создаются стандартами, даже несмотря на то, что эти положения дел не связаны со стандартами. Джесси Принц, например, говорит, что релятивизм
, по-видимому, подразумевает, что одно и то же свойство, скажем неправильность, будет приходить и уходить в зависимости от того, кто предъявляет моральные претензии; если «неправильный» всегда относится к одному и тому же свойству, почему это свойство должно расти и уменьшаться в зависимости от лингвистического контекста? ²⁰
Таким образом, релятивисты могут оказаться в худшем положении, чем ненатуралисты, в том смысле, что ненатуралисты могут объяснить, почему моральные качества не растут и не ослабевают в зависимости от языкового контекста: они не растут и не ослабевают именно таким образом потому что это нереляционные свойства.Кажется, что релятивисту не хватает объяснения, почему свойства, которые в остальном идентичны свойствам ненатуралистов, ведут себя иначе.
Но здесь релятивисты, кажется, могли бы ответить следующим образом. Многие вещи таковы, что они «приходят и уходят» в зависимости от значения какого-либо параметра. Трава зеленая только в некоторых мирах, но не в других. Некоторые скажут, что Сократ сидит только относительно одних времен, но не относительно других. Почему должно быть более загадочным, что оценочные факты зависят от параметров стандартов?
Я думаю, что этот ответ в некоторой степени справедлив, хотя он вряд ли рассеивает все опасения по поводу относительных оценочных свойств.Неудивительно, как зеленая трава может зависеть от рассматриваемого нами мира. В конце концов, миров состоят из фактов, содержащихся в них. Я не думаю, что релятивисты могут сказать, что стандарты аналогичным образом конституируются оценочными положениями дел, достижение которых зависит от них. Во-первых, если бы стандарты были сформулированы таким образом, то природа или сущность оценочных состояний дел была бы независима от стандартов (последние, в конце концов, были бы , состоящими из первых), что сделало бы неясным, почему оценочные положения дел не мог получить независимо от чьих-либо ценностей.Во-вторых, если бы стандарты состояли из оценочных состояний дел, которые имеют место только относительно чего-то помимо мира, тогда неоценочные утверждения о стандартах (например, «Стандарт S влечет за собой то-то и то-то») должны быть истинными. или ложный только относительно чего-то помимо мира. Похоже, что это не так.
Относительность моментов напряженных фактов может быть больше похожа на относительность ошибочности стандартов, если только времена не состоят из напряженных фактов, которые они «содержат».Однако даже если это не так, остается спорным вопрос о том, есть ли каких-либо напряженных суждений, что уменьшает диалектическую силу обращения к теории относительности времени.
Но даже если никто не находит ничего странного в неприводимых оценочных положениях дел, которые растут и ослабевают в зависимости от судьи, релятивисты все равно сталкиваются с проблемой оправдания. Ненатуралистов часто призывают оправдать постулат о неразложимости оценочного положения вещей, и если это разумный вызов, я думаю, что релятивист тоже с ним столкнется.Разница между релятивистами и ненатуралистами состоит в том, что в то время как последние думают, что существуют несводимые оценочные состояния дел, которые достигаются независимо от стандартов оценщиков, релятивисты полагают, что существуют такие положения дел, которые получают в зависимости от от стандартов оценщиков. Насколько я могу судить, никто другой не допускает подобных вещей в своей онтологии. Это в некоторой степени удивительно. В то время как можно было бы подумать, что релятивисты, как и другие антиреалисты в отношении оценочной реальности, онтологически консервативны, на самом деле это не так.Релятивисты добавляют незнакомый набор свойств и фактов. Такой шаг требует оправдания: почему мы должны думать, что они существуют?
Один из способов ответить на этот вопрос — показать, что соответствующие свойства выполняют пояснительную работу. Может ли восприятие оценочных свойств сыграть роль в приобретении нами оценочных убеждений? Это кажется маловероятным. Конечно, релятивисту не нужно ничего в дополнение к тому факту, что люди по-разному реагируют на мир или разрабатывают определенные стандарты, чтобы объяснить, как они приходят к оценочным суждениям.Таким образом, это не может служить оправданием постулирования относительного оценочного положения вещей.
Кроме того, если бы восприятие оценочных свойств действительно сыграло роль в приобретении оценочных убеждений (а это включало нечто большее, помимо признания того, что определенные вещи соответствуют или не соответствуют соответствующим стандартам), мы бы столкнулись с вопросом, почему правильно и неправильное восприятие точно соответствовало стандартам или ответам человека. Почему человек со стандартным S (правильно) воспринимает X как прекрасное, когда человек со стандартным не-S (правильно) воспринимает его как уродливое, если красота или уродство вещи не заключается в соблюдении или несоответствии их соответствующим стандартам ?
Кажется, ответ должен заключаться в том, что факт, что что-то красиво, скажем, вызвано наличием соответствующих стандартов, хотя сам этот факт не включает эти стандарты.Однако из этого следует громоздкий рассказ об оценочном восприятии. Эта история могла бы выглядеть примерно так: во-первых, люди приходят к разным стандартам (сортируют мир по-разному по какому-то критерию). Эти стандарты затем создают несводимые и нереляционные ценностные факты. Затем люди воспринимают эти ценные факты и в результате выносят нормативные суждения. Сравните это с историей, согласно которой люди по-разному сортируют мир по какому-то критерию и на этом основании выносят оценочные суждения.Это кажется более правдоподобным. Таким образом, не похоже, что восприятие оценочных свойств может поддерживать существование относительного оценочного положения вещей. Я изо всех сил пытаюсь понять, что еще может сделать это, пока оценочные свойства не состоят в функциях определенного вида. Я вернусь к этому ниже.
Как насчет того самого факта, что оценочные свойства делают оценочные утверждения истинными и сохраняют определенные разговорные шаблоны? Мы можем быть вполне уверены в том, что фраза «Яблоки вкусные» иногда верна, а также можем быть вполне уверены в том, что это утверждение не может быть истолковано как косвенное, касающееся ответов или стандартов людей.Итак, мы вправе постулировать существование относительных оценочных свойств, потому что они соответствуют нашему языковому поведению.
Я думаю, что этот аргумент опровергается предыдущими соображениями. Если наше лингвистическое поведение в части само по себе не объясняется тем фактом, что мы обнаруживаем относительные оценочные свойства (как я только что утверждал, это не так), почему такое поведение должно поддерживать их существование? Если есть какая-то причина сомневаться в существовании определенных сущностей, нам нужно нечто большее, чем апелляция к тому факту, что мы, кажется, говорим о них и ведем себя так, как если бы некоторые из наших утверждений были правдой.И я думаю, что есть основания сомневаться в существовании относительных оценочных свойств: их причудливости.
Ранее я выделил два различных свойства содержания оценочных суждений, как их понимает релятивист. Первое — это несводимость: оценочное содержание должно быть несводимым к другим видам контента, поскольку сводимость сделала бы загадочным, почему их истинность может варьироваться в зависимости от стандартов (точно так же, как нельзя просто утверждать, что истина «курение вызывает рак» зависит от состояния моих волос).Второй — нереляционность: оценочные суждения не отражают относительного положения вещей, например, «А запрещено стандартом S» или «А таково, что вызывает определенную реакцию в X». Если бы они это сделали, релятивист столкнулся бы с теми же трудностями, что и контекстуалисты, которых часто обвиняют (не в последнюю очередь сами релятивисты) в пересмотре вместо анализа содержания оценочных утверждений. Таким образом, релятивист привержен идее о том, что оценочные суждения представляют мир таким, какой он есть, без каких-либо отношений к оценщикам, их стандартам или ответам.Но я думаю, что существует противоречие между семантическими и метафизическими убеждениями релятивиста.
Напряжение можно выявить очень просто: часть того, что мотивирует релятивизм, — это идея о том, что мир, как он есть, без оценщиков не содержит никаких ценностных фактов. Но тогда, если предполагается, что оценочные суждения представляют то, как мир на отличается от его отношения к оценщикам, им нечего представлять в этом мире. Таким образом, кажется, что правильное (истинное) оценочное представление должно представлять перспективу на мир, поскольку не существует бесперспективных оценочных состояний вещей.Это, однако, поставило бы релятивистов перед проблемами контекстуализма: если я представляю перспективу P, а вы — перспективу Q, мы говорим мимо друг друга. Таким образом, метафизические обязательства релятивиста лишают ее подходящего репрезентативного содержания для оценочных суждений.
Если приведенные выше аргументы работают, а релятивизм является правильным объяснением семантики оценочного дискурса, то это приводит к теории ошибок: если нет несводимых, нереляционных оценочных состояний дел, то предложения, которые их представляют, не могут быть true независимо от того, соответствует ли истина стандарту или перспективе .Однако теоретико-ошибочная форма релятивизма мало привлекательна. Ведь он был специально разработан для того, чтобы сохранить истинность различных оценочных утверждений.
4. Свойства как функции
Я перечислил четыре возражения против оценочного положения вещей, как их понимает релятивист. Первый был аргументом из странности: оценочные факты, не связанные с субъективными реакциями или стандартами, загадочны. Второй аргумент отличался от квирности: относительные оценочные положения дел не только несводимы и нереляционны, они также растут и ослабевают в зависимости от стандартов судьи.Третий — аргумент от объяснительной бессилия: относительные оценочные положения вещей, кажется, ничего не объясняют. Четвертый аргумент был связан с непоследовательностью: оценочные суждения должны отражать независимость мира от оценщиков, но, по мнению самих релятивистов, — нет оценочного способа, которым мир независим от оценщиков.
Все эти возражения предполагают, по крайней мере, три тезиса: (1) что оценочные суждения (в релятивистской структуре) репрезентативны, (2) что для верного представления оценочных фактов требуются две отдельные сущности (репрезентация и то, что репрезентируется) и (3) ), что оценочные свойства не состоят в функциях.
Возьмем тезис (1) о том, что оценочные предложения репрезентативны. Если релятивист отрицал это, тогда никакие возражения, апеллирующие к природе представляемого, не могли бы сдвинуться с мертвой точки. Поскольку все четыре аргумента зависят от этого, все они потерпят неудачу.
Или возьмем тезис (2) о том, что для точного представления требуются две различные сущности (представление и то, что представлено). Все четыре возражения зависят от идеи, что представление является правильным или неправильным, в зависимости от существования чего-то независимого от представления, а именно от того, что оно представляет.Четыре возражения направлены на существование необходимого независимого пункта. Это означает, что если бы не требовалось независимого положения дел для верного представительства, ни одно из возражений не сработало бы.
Однако я считаю, что релятивисты не заинтересованы в отрицании репрезентативности оценочных суждений. Ведь если бы они отказались от этой идеи, стало бы непонятно, чем их позиция отличается от экспрессивизма. Экспрессивисты отрицают, что оценочные утверждения представляют собой оценочные факты (за исключением некоторого дефляционного смысла).Верно, что это отрицание совместимо с различными представлениями о природе оценочного языка. Большинство экспрессивистов думают, что он выражает некогнитивные состояния. Релятивисты могут дать ему какую-то другую цель, которая влечет за собой непредставительность. Но, во-первых, они должны были бы объяснить, какова должна быть эта цель, а во-вторых, как она позволяет избежать проблем экспрессивизма в философской логике и философии языка. В любом случае я буду исходить из предположения, что релятивисты хотят, чтобы оценочные суждения отражали оценочные аспекты мира.Если некоторые релятивисты отвергают это предположение, то мои проблемы их не трогают.
Я также считаю, что релятивисты придерживаются идеи, что для верного представления оценочных фактов требуются две отдельные сущности: репрезентация и то, что репрезентируется. Возможно, приверженность дефляционной теории истины, согласно которой «истина» не означает свойство в каком-либо устойчивом смысле, соблазнит человека отрицать это утверждение. В конце концов, «верное представление» звучит как «истинное представление», и если истина не является относительной, почему для верных представлений требуются две отдельные сущности? Думаю, причина в следующем.Даже дефляционисты сказали бы, что для истинности предложения p требуется p . И , может ли p зависеть от чего-то отличного от представления p (например, когда p касается свойств львов или частиц). Взгляд релятивистов на содержание оценочных суждений также предполагает, что для их истинности требуется нечто большее, чем существование оценочных репрезентаций. Конечно, предполагается, что эти предложения касаются чего-то, что само по себе не является репрезентацией.
Это оставляет нам тезис (3), утверждение, что оценочные свойства не состоят в функциях. Вот почему это актуально. Некоторые философы отождествляют свойства, такие как треугольность, с функцией от возможного мира до набора индивидов (расширение свойства в этом мире). Таким образом, чтобы проиллюстрировать свойство в мире, нужно попасть в расширение в этом мире. Конечно, релятивисты утверждают, что быть восхитительным или красивым — это не просто относиться к миру.Это также относительно стандарта вкуса. Таким образом, свойство быть восхитительным не может быть функцией мира для группы индивидов, но должно быть функцией мирового стандарта вкуса для группы индивидов.
Предположим, релятивист сказал, что оценочные свойства просто — это функций от пары <мир, стандарт> до набора индивидов. ²¹ Это может помочь ответить на четыре возражения. Первый и второй возражения были аргументами из странности.Но, по-видимому, даже люди, привлеченные такими аргументами, думают, что функции существуют. Если функции существуют, а оценочные свойства являются функциями, тогда нет особой проблемы с существованием оценочных свойств. Более того, отождествление свойств с функциями объясняет, почему свойство быть восхитительным само по себе не зависит от наших реакций на мир, в то время как пример свойства зависит от наших ответов. Функции являются абстрактными объектами и поэтому не зависят от человеческих реакций, таких как удовольствие.Но демонстрирует ли объект свойство быть восхитительным , зависит ли от переменных ответов, поскольку функция, которую обозначает «вкусно», принимает стандарты в качестве аргументов.
Третий аргумент заключался в том, что относительное оценочное положение дел не имело объяснительной силы. Но, по-видимому, есть основания полагать, что функции существуют. И если функции существуют, вполне вероятно, что существуют все возможные функции, включая те, которые составляют относительные оценочные свойства.В таком случае на релятивиста нет особого бремени, чтобы оправдать постулирование относительных оценочных свойств.
Не сразу понятно, как идея о том, что оценочные свойства являются функциями, связана с четвертым аргументом против релятивизма. Этот аргумент заключался в том, что оценочные суждения должны отражать независимость мира от оценщиков, в то время как, по мнению самих релятивистов, — это , нет оценочного способа, которым мир независим от оценщиков.
Возможно, релятивисты могут сказать следующее: если отождествлять свойства с функциями, можно также отождествлять предложения с функциями от возможных миров (и, возможно, других вещей) до значений истинности. Затем можно добавить, что суждение представляет собой мир, а функция, составляющая предложение, обеспечивает определенное распределение истинностных ценностей по возможным мирам. Если это так, то против четвертого аргумента можно возразить. В этом случае все, что требуется для утверждения вроде «Яблоки вкусные», чтобы представить мир, — это обеспечить определенное распределение истинностных ценностей.Нет сомнений в том, что он это делает.
Прежде чем я буду обсуждать идею о том, что свойства являются функциями, обратите внимание, что если для релятивистов единственный способ противостоять возражениям — это отождествить свойства с функциями, их точка зрения будет стоять или падать с этой противоречивой точкой зрения. Это кажется нежелательным. Но я также считаю, что свойства на самом деле не являются функциями. Приведу три аргумента. Некоторые из них направлены на отождествление нерелевантных свойств с функциями. Но я считаю, что если представление о том, что свойства являются функциями, неправдоподобно в случае нерелевантных свойств, оно также неправдоподобно в случае относительных свойств.
Во-первых, не выглядит как , как если бы свойства были функциями. Джордж Билер выражает эту мысль следующим образом:
Как неправдоподобно, что знакомые чувственные свойства являются функциями — цветом чернил, ароматом кофе, формой вашей руки, особой болезненностью ожога или зудом от укуса комара. Никакая функция — это цвет, запах, форма или ощущение. ²²
Идентификация свойств с функциями объединяет инструмент для моделирования свойств с самими этими свойствами, точно так же, как график, представляющий температуру объекта во времени, отличается от самой температуры.
Во-вторых, кажется, что человек может быть знаком с функцией от возможных миров (или чего-то более детализированного) до множеств индивидов, не будучи знаком с предполагаемым свойством. Возьмите свойство быть вкусным. Интуитивно слепой человек может знать, какие объекты выбирает функция, связанная с вкусом, в любом возможном мире, не зная, что такое вкус. Это кажется странным, если быть собственностью — это не что иное, как выполнение определенной функции. В конце концов, слепой к вкусу человек может знать все, что нужно знать о таких функциях.
В-третьих, если отождествлять свойства с функциями от возможных миров до наборов индивидов, то обязательно коэкстенсивные свойства будут одними и теми же свойствами. В этом можно сомневаться. Как недавно утверждал Джонас Олсон, свойство быть изречением Юма и свойство быть правильным изречением о том, существуют ли отношения необходимого совместного расширения между различными свойствами, интуитивно не являются одним и тем же свойством. ²³ Правильное изречение по этому поводу — интересное свойство, которое изречение Юма имело бы, если бы оно было истинным.Но быть изречением Юма в любом случае не является интересным свойством изречения Юма.
Поэтому я не считаю правильным отождествлять свойства с функциями. Но если относительные свойства, такие как вкусность, не могут быть отождествлены с функциями от пар x > до наборов индивидов, сомнительно, что существует что-либо, что удовлетворяет требованиям к относительным свойствам и, следовательно, положениям дел.
5. Заключение
Я утверждал, что релятивизм в отношении оценочного языка сталкивается с некоторыми из тех же трудностей, что и этический ненатурализм.Кажется, это требует существования несводимых оценочных положений вещей. Более того, такое положение дел увеличивается и уменьшается в зависимости от судьи, даже если они не связаны с отношениями с судьей. Непонятно, почему мы должны признать, что такое положение дел существует, поскольку ему, кажется, не хватает (правильного) объяснительных ролей. Если эти аргументы веские, релятивизм приводит к теории ошибок: оценочные суждения касаются оценочных положений дел, которых не существует. Это в равной степени относится и к утверждениям о вкусе еды, красоте искусства или моральных качествах поступков.Если так, то релятивизм не является многообещающим путем для антиреалистов, которые хотят сохранить истинность многих оценочных суждений. ²⁴
© Британское общество эстетики 2020.
Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями некоммерческой лицензии Creative Commons Attribution (http://creativecommons.org/licenses/by-nc/4.0/), которая разрешает некоммерческое повторное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии правильного цитирования оригинальной работы.По вопросам коммерческого повторного использования обращайтесь по адресу [email protected].
Релятивизм Часть III: Пределы релятивизма
В Части II (Объем релятивизма) мы рассмотрели эксперимент профессора Джона Хика с кроликом и уткой, призванный проиллюстрировать релятивизм в его различных формах — культурной, моральной и религиозной. Изображение, которое использует Хик, намеренно создано так, чтобы оно выглядело либо как утка, либо как кролик, в зависимости от того, как ваш мозг интерпретирует данные перед ним.
Это умная иллюстрация релятивистского мышления. Одна группа людей смотрит на мир и интерпретирует его одним способом, другая группа или культура видят ту же информацию и интерпретируют ее по-разному. Одна группа считает побивание камнями прелюбодеев справедливым, в то время как другие считают это варварством; в одной культуре воров заставляют применять программы восстановительного правосудия, в то время как в другой ворам отрезают руки. В этом нет правильного или неправильного, это просто «утки» и «кролики», поскольку каждое сообщество по-своему смотрит на жизнь.То же, конечно, можно применить и к физическим лицам.
Презумпция релятивизма
Эскиз Утки-Кролика невольно раскрывает скрытое предположение релятивистов. На самом деле картина не является наброском ни кролика, ни утки. Это набросок, который намеренно нарисован так, чтобы он выглядел как утка и кролик. Незнающие участники эксперимента могут иметь право увидеть утку или кролика, но человек, показывающий картинку, проводящий эксперимент, прекрасно знает, что это умное произведение искусства, созданное для того, чтобы обмануть людей.
Релятивизм утверждает, что может видеть всю картину целиком, в то время как все мы видим уток и кроликов.
Что это говорит о релятивисте? Ну, во-первых, это показывает, что релятивист неявно заявляет, что знает что-то, чего не знают другие: он или она явно знает, что люди смотрят на вещи не полностью, а лишь частично или относительно. Но откуда это знает релятивист? Откуда религиозный релятивист знает, что в конечном итоге неверно, что Иисус был Богом во плоти и умер на кресте? Откуда моральный релятивист знает, что аборт не является неправильным в абсолютном смысле? Откуда культурный релятивист знает, что женское обрезание не является насильственной и неоправданной практикой? Имеет ли релятивист, подобный тому, который проводит эксперимент с кроликом и уткой, особый доступ к макро-Истине ситуации, о которой остальные из нас ничего не знают?
Релятивизм утверждает, что может видеть всю картину целиком, в то время как все мы видим уток и кроликов.Когда релятивисты говорят: «У каждого человека своя правда — все относительно», они предполагают, что знают что-то, что еще предстоит открыть подавляющему большинству. И они никогда не останавливаются, чтобы рассказать нам, откуда они это узнали.
Подразумевает ли разнообразие относительность?
Философы соглашаются, что основной причиной роста релятивизма было явное разнообразие взглядов людей на культурные, моральные и религиозные вопросы. На это указывали ранние культурные антропологи.Понимание ценное, и христиане с удовольствием с ним согласятся. Но означает ли это разнообразие, что нет Истины вне мнений мужчин и женщин? Другими словами, ведет ли описательный релятивизм логически к нормативному релятивизму, который мы обсуждали. Нет, говорят большинство философов.
Не может быть относительно верно (для христиан), что Иисус действительно умер на кресте, и относительно верно (для мусульман), что он этого не сделал.
Возьмем этот пример. Большинство людей, живших в 12 веке, считали, что Земля больше Солнца; большинство людей сегодня верят в обратное.Означает ли это разнообразие мнений (на протяжении веков), что правда о Солнце просто относительна? Конечно, нет. Разнообразие мнений не имеет ничего общего с Истиной. Недостаточно сказать, как часто говорят: «То, что верно для одного человека, не обязательно должно быть истиной для другого». Это предложение грамматически достоверно: в нем есть подлежащее, объект и глагол. Но это не соответствует реальному миру. В каком смысле люди XII века считали, что Земля больше Солнца? Ни в коем случае.Эта «верная» фраза пытается сказать, что это было мнение людей 12 века. «Истина» — совершенно неправильное слово. Дело здесь в том, что разнообразие мнений о культурных, моральных и религиозных вещах логически не подразумевает относительность того, что утверждается. Если повторить мой предыдущий пример, то, что Иисус действительно умер на кресте, не может быть относительно верно (для христиан) и относительно верно (для мусульман), что он этого не сделал. Это либо правда, либо ложь. Вопрос в следующем: каково основание для принятия решения об истинности или ложности этих мнений?
Самоопровержение
Основная проблема релятивизма — это проблема, которую Платон поднял почти две с половиной тысячи лет назад.Релятивизм противоречив. Вы не можете утверждать, что истина относительна, и ожидать, что люди примут то, что вы говорите, как «истину» безотносительно. Если утверждение верно абсолютно, это доказывает, что не все верно относительно. И, если утверждение относительно верно, мы можем отклонить его как мнение. В стихотворении английского журналиста Стива Тернера это хорошо сказано:
Мы считаем, что каждый человек должен найти истину
, которая подходит ему
Реальность адаптируется соответствующим образом.
Вселенная перестроится. История изменится.
Мы считаем, что не существует абсолютной истины.
За исключением истины, что не существует абсолютной истины.
Если правда, что истина относительна, автоматически существует одна истина, которая не относительна (истина релятивизма). И, если вы разрешите это исключение, будет очень сложно запретить другие исключения. А потом рушится вся волна релятивизма. Философы называют это «проблемой исключения».Чтобы поддержать тезис о том, что «истина относительна», релятивисты должны исключить свою собственную истину из картины. Другая форма проблемы освобождения выглядит так. Релятивисты часто настаивают на том, что, поскольку все морали относительны — ни одна мораль не лучше другой, — мы должны уважать и терпеть их все. Однако уважение и терпимость сами по себе являются моральными ценностями, которые, как утверждает релятивист, мы должны принять. Как вы можете настаивать на определенных моральных ценностях (терпимости и уважении) в то же время, когда вы утверждаете, что объективных моральных ценностей не существует.Если нет объективных моральных ценностей, то даже терпимость и уважение не лишены этой относительности. На каком основании тогда убежденный релятивист может требовать терпимости и уважения?
Релятивизм и толерантность
Вероятно, самая привлекательная черта релятивизма для обычного человека с улицы — это кажущаяся связь между релятивизмом и толерантностью. Если я настаиваю на том, что моральные, культурные и религиозные «истины» просто относительны — что никто не прав или нет, — тогда это, вероятно, вызовет терпимость к взглядам других людей.И нет никаких сомнений в том, что сегодня нам нужно больше терпимости!
Это стремление к терпимости — это то, что христианское мировоззрение разделяет с релятивистами. Но нужно помнить о двух вещах, прежде чем мы решим, что толерантность лучше всего достигается с помощью релятивизма. Во-первых, релятивистская позиция не более дружелюбна по отношению к христианам, мусульманам, сторонникам жизни, суданцам и так далее, чем абсолютистская. В конце концов, релятивист по-прежнему говорит, что христиане ошибаются, считая Иисуса Истинным и Реальным, и что мусульмане также ошибаются, считая их (противоположные) взгляды на Иисуса Истинными и Реальными.
Хотя релятивисты редко говорят об этом так, релятивизм настаивает на том, что «истины», которых придерживаются разные люди, в более широком смысле ложны.
Опять же, релятивист на самом деле говорит, что сторонники аборта ошибаются, когда говорят, что аборт — это действительно убийство, и что сторонники выбора также ошибаются, когда говорят, что прерывание плода — это действительно вопрос выбора. Суданцы ошибаются, считая женское обрезание действительно допустимым поведением человека, а жители Запада ошибаются, считая эту практику в действительности отвратительной.Короче говоря, хотя релятивисты редко говорят об этом так, релятивизм настаивает на том, что «истины», которых придерживаются разные люди, в более широком смысле ложны. Я не понимаю, насколько это более уважительно или терпимо, чем человек, который прямо говорит христианину, мусульманину, борцу за жизнь, суданцу или жителю Запада: «Я считаю, что вы ошибаетесь; правда в том, что… »
Во-вторых, то, что многие релятивисты называют «терпимостью», оказывается низшей версией добродетели. Сегодня для многих толерантность означает не что иное, как готовность принять любую точку зрения как истинную и действительную.Но я хочу предположить, что это вовсе не толерантность. Это просто стратегия избегания аргументов.
Истинная толерантность не предполагает принятия каждой точки зрения как истинной и действительной; это включает в себя отношение с любовью и смирением к тому, чье мнение вы считаете ложным и недействительным. Например, толерантный сторонник жизни — это не тот, кто принимает как истинную и обоснованную идею о том, что убивать нежелательные зародыши — это нормально. Нет: толерантный защитник жизни — это тот, кто, отвергая аргументы сторонников абортов, тем не менее относится к сторонникам выбора с добротой и уважением.
Точно так же быть толерантным жителем Запада не означает принимать как действительную традиционную суданскую практику обрезания молодых девушек. Он включает в себя изложение моих противоположных аргументов, всегда уважая суданский народ как других членов человеческой семьи. Истинная терпимость — это благородная способность относиться с изяществом к тем, с кем вы не согласны. Для христиан это должно быть второй натурой, поскольку Господь, провозглашенный в христианском Евангелии, является воплощением смирения, любви и кротости.К сожалению, часто это не так.
Основы социальной реформы
Релятивизм не только не имеет монополии на толерантность, но, что не менее важно, он теряет всякую основу для социальных реформ и развития. Время от времени на протяжении истории определенные люди и группы осознавали глубокие моральные недостатки в своем обществе и работали над реформами. Это не было частью естественной эволюции от одной социальной этики к другой; Обычно это был момент кризиса и противостояния.
Если вещи только «правильные» или «неправильные» по отношению к обществу, движения, призывающие к моральным изменениям, почти по определению ошибочны и незаконны.
Очевидные примеры включают движение против рабства Уильяма Уилберфорса (1759-1833), движение за права женщин Элизабет Кэди Стэнтон (1815-1902), движение за гражданские права под руководством Мартина Лютера Кинга (1929-1968) и движение за положить конец апартеиду, отстаивавшемуся Нельсоном Манделой (род. 1918). Этим людям (и их армиям сторонников) требовалось нечто большее, чем тщательная моральная проницательность; им часто требовалось огромное моральное мужество перед лицом сильного и жестокого сопротивления. И все же, проявляя настойчивость, такие реформаторские движения смогли существенно улучшить общество.
Однако релятивизм режет нерв всей такой моральной реформы. Если что-то только «правильно» или «неправильно» по отношению к обществу, движения, призывающие к моральным изменениям, почти по определению ошибочны и незаконны. Как говорится в статье «Релятивизм» в Британской энциклопедии: «у релятивистов нет оснований для оценки социальной критики, возникающей в свободном или открытом обществе… [и] на самом деле, похоже, подрывает саму идею социальной реформы». Словом, релятивист вряд ли может призывать к реформе общества одновременно с утверждением, что вне общества нет моральных истин.
Ситуация с релятивизмом еще хуже, когда дело касается моральной реформы в обществах. Если не существует моральной истины, внешней по отношению к культурным рамкам, не может быть никаких оснований, на которых одно общество могло бы побуждать другое общество изменить свои пути. Именно об этом говорила Американская антропологическая ассоциация в 1947 году, когда Организация Объединенных Наций обсуждала насущный вопрос универсальных прав человека. К счастью для мира, ООН отвергла такой релятивизм и в следующем году приняла Всеобщую декларацию прав человека 1948 года — замечательный документ, в котором утверждается, что моральные абсолюты выходят за рамки времени и культуры.Документ начинается:
Итак, Генеральная Ассамблея провозглашает эту Всеобщую декларацию прав человека общим стандартом достижений для всех народов и всех наций, с тем чтобы каждый человек и каждый орган общества, постоянно помня об этой Декларации, стремиться, обучая и образование для поощрения уважения этих прав и свобод и прогрессивными мерами, национальными и международными, для обеспечения их всеобщего и эффективного признания и соблюдения как среди народов самих государств-членов, так и среди народов территорий, находящихся под их юрисдикцией.
Артикул 1 . Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны действовать по отношению друг к другу в духе братства.
Я бы с удовольствием процитировал все 30 статей этого вдохновляющего документа, но вышеизложенного достаточно, чтобы проиллюстрировать то, что категорический релятивизм отрицает: что некоторые моральные истины являются абсолютными и обязательными для всех обществ, независимо от культуры.
К чему «относительны» вещи?
В основе релятивизма лежит утверждение, что «истины» истинны только относительно структуры. Например, «истины» о божественности и смерти Иисуса верны только в рамках христианства (они не верны в рамках ислама). Задача релятивизма — связать убеждения с их основами. Женское обрезание основано только на суданской культуре. Мораль имеет основу только в отношении общества, в котором она согласована.И так далее.
По общему признанию, здесь есть что-то ценное, что подчеркнули релятивисты: наши убеждения должны зависеть от структуры, они должны иметь точку отсчета. В противном случае это просто случайные снимки в темноте. Но это опасная истина, которую раскрывают релятивисты, поскольку сразу приходит в голову вопрос: от каких рамок зависит сам релятивизм? Или к какой точке отсчета относится релятивизм? Ответ: нет, кроме как в сознании релятивистов.
Если можно показать, что наши взгляды соответствуют более чем прихотям человеческой культуры и разума, релятивизм теряет свою основу и актуальность.
Вопрос об ориентире — это вопрос, который соответствует всем утверждениям о мире, будь то научные, моральные, культурные или религиозные. Другими словами, каждое заявление должно иметь под собой основания. Когда традиционные суданские мужчины заявляют, что обрезание девочки-подростка — благородное дело, они должны в таком многокультурном обществе, как наше, объяснить причины, по которым такая практика является приемлемой.В противном случае они не могут жаловаться, когда жители Запада протестуют против того, что этот обычай нарушает права женщин.
Конечно, верно и то, что жители Запада также должны приводить причины для своего протеста. Причины укажут ориентир или основу. Так, например, жители Запада могут попытаться выдвинуть медицинские, социологические и психологические аргументы против женского обрезания. Но если бы выяснилось, что для соответствующих взглядов не было никаких оснований, кроме слов «это то, что думает наша культура», то ни одна из сторон дебатов не имела бы твердой основы для критики другой.В этом случае было бы целесообразно некий безропотный релятивизм. Моя точка зрения проста. Если можно показать, что наши взгляды соответствуют не только прихотям человеческой культуры и разума, релятивизм теряет свою основу и актуальность.
Это статья не для того, чтобы очертить основы христианского мировоззрения, но стоит задуматься над более важным моментом. У христиан есть основания думать, что есть Бог, которому все мы принадлежим. У них есть основания полагать, что Бог явил Себя в учении, чудесах, смерти и воскресении Иисуса Христа.И у них есть основания думать, что Библия — это Слово Бога человечеству. Убедившись в этом, христиане находят утешение в том, что их взгляды не определяются культурой, традициями или психологическим складом ума. Они живут и думают в соответствии с Абсолютом — Абсолютом, который проявился на человеческой сцене. Этот комфорт — то, что релятивизм не может воспроизвести.
Но христианское мировоззрение не только утешительно; это захватывающе. Люди иногда опасаются, что, следуя христианским ориентирам, они не будут идти в ногу с современной культурой.Это вполне может быть так, но это часть острых ощущений от подпевания вечной мелодии, а не музыкально сочиненный джингл. Истина, актуальная для всех человеческих культур во все времена, по определению в какой-то момент будет противоречить какой-либо конкретной человеческой культуре. Почему? Потому что общества постоянно меняются, иногда совпадая с истиной, иногда отклоняясь от нее. Быть последователем Иисуса — это часть удовольствия, когда человек может свободно относиться к культуре — любить одни ее части и отвергать другие.Будь то 1 век или 21 век, сила и волнение учения Иисуса заключается в том, что оно звучит как голос извне человеческого общества. Это голос, который знает нас слишком хорошо и призывает нас жить за пределами исторической «вспышки» нашей конкретной культуры.
Джон Диксон — директор Центра общественного христианства и почетный сотрудник факультета древней истории Университета Маккуори (Австралия)
Отредактированная версия этой статьи опубликована в: Simon Smart (Ed) A Spectator’s Guide to Worldviews , (Blue Bottle Books), 2007.
Прочтите Часть I и Часть II этой статьи.
Дополнительная литература:
Sissela Bok, Common Values , Columbia MO: University of Missouri Press, 1995.
Gilbert Harman, Explaining Value: And Other Essays in Moral Philosophy , Oxford: Clarendon Press, 2000.
Джон Хик, Радуга вер: критические диалоги о религиозном плюрализме . Лондон: SCM Press, 1995.
.
Роберт Кирк, Релятивизм и реальность: современное введение .Лондон: Рутледж, 1999.
.
Ханс Кунг (редактор), Да глобальной этике: голоса из религии и политики , Нью-Йорк: Континуум, 1996.
Джеймс Рэйчелс, «Субъективизм», в A Companion to Ethics (Blackwell Companions to Philosophy) , под редакцией Питера Сингера. Оксфорд: Блэквелл, 1993, 432-441.
Ми-Кён Ли, Эпистемология после Протагора: ответы на релятивизм у Платона, Аристотеля и Демокрита . Оксфорд: Clarendon Press, 2005.
Майкл Уолцер, Толстый и тонкий: моральные аргументы дома и за рубежом , Нотр-Дам IN: University of Notre Dame Press, 1994.
Дэвид Б. Вонг, Моральная теория относительности , Беркли, Калифорния: Калифорнийский университет Press, 1984.
«Релятивизм», в A Companion to Ethics (Blackwell Companions to Philosophy) , под редакцией Питера Сингера. Оксфорд: Блэквелл, 1993, 442-450.
Ф.

Мораль в США	Аморальный

Есть говядина	Индия
Распитие алкогольных напитков, Азартные игры	Ближневосточные исламские страны
Женщины в школе или на работе	Афганистан под Талибаном
Женщины в шортах с открытым лицом	Иран, Саудовская Аравия, Судан

Аморально в США	Морально или приемлемо
Убийство новорожденных самок	Китай, Индия
Калечение женских половых органов	Многие африканские народы (Это женский обрезание)
Семья убивает женщину, члена семьи, которая изнасилован	Сомали, Судан

Релятивизм	Нигилизм — моральных принципов не существует	Абсолютизм Существуют универсальные этические принципы, применимые ко всем людям. Есть абсолюты.
Культурный релятивизм		Существует моральное ядро, без которого и.общество не будет процветать ii. Физические лица не будет процветать
Описательный этический релятивизм
Нормативный этический релятивизм
нет универсальных критериев		А) существуют моральные истины
ни абсолютов, ни даже допуска		B) Разум может открывать истину
без критики большинства		C) их продвижение в наших интересах
сводится к субъективизму
Мы не должны выносить моральных суждений в отношении других людей и обществ.		Мы судим и должны судить других людей и общества с разумом, сочувствием и пониманием.

	Итак, Генеральная Ассамблея провозглашает эту Всеобщую декларацию прав человека общим стандартом достижений для всех народов и всех наций, с тем чтобы каждый человек и каждый орган общества, постоянно помня об этой Декларации, стремиться, обучая и образование для поощрения уважения этих прав и свобод и прогрессивными мерами, национальными и международными, для обеспечения их всеобщего и эффективного признания и соблюдения как среди народов самих государств-членов, так и среди народов территорий, находящихся под их юрисдикцией.
	Артикул 1 . Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны действовать по отношению друг к другу в духе братства.

Релятивизм как эпистемологическая проблема Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Что такое моральный релятивизм?

ФЕНОМЕН ГАЛИЛЕЯ И ЕГО ВОЗМОЖНЫЕ ПРИЧИНЫ

Теоретики решили задачу о релятивистской неметалличности золота

Некоторые нелинейные эффекты В релятивистской задаче двух тел

Урок 21. релятивистские эффекты — Физика — 11 класс

Инвариантная масса • Физика элементарных частиц • LHC на «Элементах»

Масса не растет со скоростью!

Инвариантная масса

Инвариантная масса как «метка» происхождения частиц

Дополнительная литература:

Релятивизм — обзор | ScienceDirect Topics

Способствует ли эта форма релятивизма угнетению или культурному империализму или избегает их?

Этический релятивизм | философия | Британника

Аргументы в пользу этического релятивизма

Несколько типов

Мартин Куш о слабостях релятивизма

Абсолютизм, релятивизм и метаэпистемология | SpringerLink

Догматизм и консервативизм

Догматизм и универсальность

Консервативизм и универсальность

Релятивизм и метафизика ценности | Британский журнал эстетики

Абстрактные

1. Введение

2. Обещание релятивизма

3. Релятивистская метафизика ценности

4. Свойства как функции

5. Заключение

Релятивизм Часть III: Пределы релятивизма

Презумпция релятивизма

Подразумевает ли разнообразие относительность?

Самоопровержение

Релятивизм и толерантность

Основы социальной реформы

К чему «относительны» вещи?

Добавить комментарий Отменить ответ