Теория социальных систем парсонса: Социализации теория Т. Парсонса » Социология молодежи. Электронная энциклопедия

Толкотт Парсонс — Гуманитарный портал

Толкотт Парсонс родился в 1902 году в Колорадо Спрингс, в семье протестантского проповедника. Его отец, Эдвард Парсонс, придерживался либеральных взглядов и интересовался наукой, которую рассматривал как важное дополнение к социально-евангелическому вероисповеданию. Мать Толкотта, Мэри Парсонс, была известна как сторонница суфражизма — движения за политические права женщин. В конце 1920-х годов Парсонс поступил в Амхерст Колледж в Нью-Йорке, где изучал под руководством Л. Хендерсона биологию и экономику. Благодаря Хендерсону Парсонс глубоко освоил социологическую теорию В. Парето, многие идеи которой получили впоследствии развитие в общей теории социального действия. В 1924–1925 годах Парсонс получил возможность учиться в Лондонской школе экономики. Его научные интересы формировались под влиянием преподававших в школе экономистов Г. Ласки, Р. Туни, Э. Кеннана, Л. Гобхауза, М. Гинзберга. Эволюционизм и либерализм были преобладающими воззрениями в Лондонской школе экономики, и континентальный спекулятивный идеализм расценивался здесь как причуда. Наиболее значительное влияние на Парсонса в Лондоне оказал антрополог-функционалист Б. Малиновский. Именно на семинаре Малиновского была подготовлена одна из первых опубликованных работ Парсонса «Магия, наука и религия» (1925). Парсонс провёл критический анализ распространённого взгляда на экономику и социальные порядки «примитивных сообществ» как на «нерациональные» и малоразвитые и указал на неадекватность позитивистских «научных» объяснений такого неизбежного события человеческой жизни как смерть. Отсюда вытекает необходимость в функциональном религиозном элементе примитивных культур, которые поддерживают саморегуляцию поведения. Функциональная интерпретация культуры как системы взаимодействующих элементов, соответствующих биологическим потребностям и выражающихся в социальной дифференциации, значительно повлияла на формирование парсонсовского понимания социальной системы. В 1925 году Парсонс продолжил своё образование в Германии, в университете Гейдельберга. Дух немецкой спекулятивной философии, традиции И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля, приверженность историческому идеализму составляли явный контраст по отношению к сциентистской ориентации Лондонской школы экономики. Социальные науки в Гейдельберге находились под сильным влиянием романтического взгляда на историю и культуру как на развитие «народной души», которая не может быть предметом отстранённого научного анализа. В дополнение к историческому идеализму в университете развивалась марксистская линия, также признающая уникальность культурно-исторических типов, но рассматривавшая их как результат развития производительных сил. Неокантианская социальная теория М. Вебера была явной и доминирующей альтернативой позитивистским и марксистским идеям. На философском факультете Гейдельберга Парсонс учился под руководством А. Вебера. Значительное влияние на Парсонса оказал К. Ясперс, который вёл курс по критической философии. Ясперс открыл для Парсонса не только трансцендентальный идеализм И. Канта, но и методологические возможности учения Э. Дюркгейма. В Гейдельберге Парсонс познакомился с К. Мангеймом, развивавшим социологию знания. Это имело исключительно важное значение, поскольку в Лондонской школе экономики к высоким абстракциям тогда относились пренебрежительно, например, Э. Дюркгейм не признавался из-за мистического, по мнению М. Гинзберга, понятия «коллективного представления». Б. Малиновский тоже относился к Дюркгейму довольно сдержанно. Углублённое чтение трудов М. Вебера и В. Зомбарта по истории хозяйства, сотрудничество со специалистом по экономической теории марксизма Э. Ледерером побудили Парсонса к интенсивной работе по изучению современного капитализма. Диссертация Парсонса в Гейдельбергском университете была посвящена сопоставлению методологических подходов К. Маркса, М. Вебера и В. Зомбарта. В 1926 году Парсонс вернулся в Гарвардский университет. В своих публикациях конца 1920-х годов он развивал веберовский тезис о капитализме как экономической системе, основанной на исторически определённых культурных нормах. В 1930 году он перевёл на английский язык и опубликовал труд М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». В то же время Парсонс считал, что задача различения аналитических и исторических категорий осталась у М. Вебера нерешённой. Проблема, на взгляд Парсонса, заключается в разработке системной аналитической теории современных обществ. Поиск оснований такой теории осуществлялся в области неоклассической политической экономии. В Гарварде Парсонс имел возможность обсуждать эти вопросы с экономистами, придерживающимися неоклассических методологических установок: Ф. Тауссигом, У. Рипли, Э. Геем и Й. Шумпетером. Под влиянием Тауссига Парсонс занимается поиском общих методологических посылок в экономической теории и социологии. В 1931 году в Гарвардском университете был создан факультет социологии, который возглавил П. Сорокин. Отношения Сорокина и Парсонса оставались достаточно сложными на всём протяжении их работы в Гарварде. Однако уже к началу 1940-х годов, когда Парсонс получил постоянную профессуру, на факультете сложилась сильная школа структурного функционализма. Среди студентов факультета были Р. Мертон, К. Дэвис, Р. Уильямс, У. Мур. В 1940-е годы Парсонс придерживался структурно-функциональной методологии. Впоследствии он не использовал этот термин, но школа Парсонса получила наименование структурного функционализма, категориальный аппарат которого стал широко использоваться не только в социологии, но и в политической науке, психологии, исследованиях культуры. Синтезировав теоретические подходы М. Вебера, Г. Зиммеля, Э. Дюркгейма, В. Парето, А. Маршалла, З. Фрейда, Парсонс разработал общую теорию действия и, в частности, социального действия как самоорганизующейся системы (структурный функционализм). В последней, которая задана набором функциональных проблем любой системы (адаптация, достижение цели, интеграция, поддержание образца), Парсонс аналитически вычленяет подсистемы социальной структуры, культуры, личности. Ориентации действующего лица (актора) описываются при этом с помощью набора стандартных (типовых) переменных. Этот теоретический язык Парсонс использовал для описания социальных систем, институтов и отношений. В центре социологической теории Парсонса находится вопрос о том, как возможно общество, то есть социальный порядок, нормативная регуляция поведения. «Я всегда предполагал, что социальный порядок, хотя и несовершенный, существует реально, а вслед за этим задавался вопросом о том, при каких условиях можно объяснить факт его существования», — писал Парсонс. Понятие общества соотносится не с совокупностью индивидов, а с организованными формами взаимодействия между людьми, которые поддерживаются социальной системой, стремящейся к устойчивому равновесию. Соответственно, социальные действия должны рассматриваться как институциональные образцы («паттерны»), поддерживающие системное целое. Решающее значение в человеческом действии имеют нормативные факторы, аналитически не зависимые от личных мотивов, экономических интересов в обычном смысле, интересов политической власти — таков основной тезис парсонсовской социологии. Социологическая концепция Парсонса отличается выраженной «надындивидуальной» системной направленностью и безразличием к так называемой проблеме человека. Обычно под человеком, «личностью», понимают некоторую уникальную индивидуальность, скрытую от внешнего контроля и непонятную не только посторонним, но и самому/самой себе. Парсонс рассматривает «личность» как системный феномен, отдельно от индивида, и тем самым преодолевает двусмысленности, связанные с романтическим противостоянием субъективного и объективного миров. «Личность» становится специфическим языком описания, обособленным от языка социальной системы, культуры и поведения. Действительно, по Парсонсу, «личность» не человек, а система действия, совокупность ролей и ожиданий. Сама дифференциация «личности» от других систем позволяет обществу решать проблемы адаптации. Таким образом, парсонсовский «новый синтез» — попытка объединить традиции социологического номинализма и социологического реализма в общей теории действия — представляет собой развёрнутую версию аналитического реализма. Распространение структурного функционализма в 1950–1960-е годы повлекло за собой его активную критику со стороны леворадикальных социологов. Критики указывали преимущественно на теоретическую неверифицируемость структурного функционализма, его аналитическую направленность, статичность, невнимание к изменениям, конформизм по отношению к социальным порядкам, антимарксизм, пренебрежение активной жизненной позицией личности, апологетику капитализма. Однако Парсонс продолжал развивать свою теорию даже в условиях резких политизированных выпадов. Впоследствии структурный функционализм был воспринят не только в аналитической и позитивистской школах, но и неомарксизмом. Своеобразные версии структурного функционализма развивались Л. Альтюссером, Э. Манделем, Ю. Хабермасом. Изучение в конце 1930-х и 1940-е годы проблем профессионализации медицины и детальное ознакомление с психоанализом позволило Парсонсу рассмотреть терапию как деятельность, принадлежащую к обширному семейству типов «социального контроля». Парсонс активно сотрудничает с антропологами К. Клакхоном, Э. Мэйо, У. Уорнером, психологом Г. Оллпортом. В 1940-е годы он также изучает теорию личности, проводит исследование профессиональных норм в медицине. В 1946 году в Гарвардском университете был создан факультет социальных отношений, которым Парсонс руководил в течение десяти лет. Опубликованные в 1950-е годы монографии «Социальная система», «К вопросу об общей теории действия», «Экономика и общество» содержали развёрнутые теоретические описания функциональных реквизитов, поддерживающих социальное равновесие. В развитии парсонсовской теории особенно важную роль сыграли его системная теория действия начала 1950-х годов и эволюционно-функциональная концепция, развитая в конце 1960-х. Теория социальных систем разрабатывалась в относительно небольших исследованиях «среднего уровня» о профессионализации, социальной стратификации, изменяющихся функциях семьи, ролевых репертуарах, этнических стереотипах, религиозных установках, нормах научной деятельности. Парсонсом написаны десятки статей, в которых развивалась идея модернизации современных обществ. После того, как Парсонс в 1973 году оставил Гарвардский университет, он преподавал в Университете штата Пенсильвания, Броуновском университете, Университете Ратджерса, Калифорнийском университете в Беркли, Университете Куансей Гакин в Токио, читал лекции в Европе. До своей кончины он работал над книгой «Интеграция современных обществ». В 1979 году Гейдельбергский университет проводил конференцию, посвящённую пятидесятилетию со дня присуждения Парсонсу степени Dr. Phil. На конференции читали доклады Парсонс и ведущие немецкие социологи. 8 мая 1979 года, через день после конференции, в Мюнхене, Толкотт Парсонс скоропостижно скончался.

Презентация на тему: Структурно-функциональная теория социальных систем Т.Парсонса

1

Первый слайд презентации

Структурно-функциональная теория социальных систем Т.Парсонса

Изображение слайда

2

Слайд 2

Толкотт Парсонс  (1902-1979) — американский социолог-теоретик, глава школы структурного функционализма, один из создателей современной теоретической социологии и социальной антропологии. Он был сыном священника. Изучал биологию и философию в  Амхерсте, затем учился в Лондонской школе экономики и  Гейдельбергском университете. В 1927-1973 преподавал вГарварде, где создал и возглавил междисциплинарный Отдел социальных отношений. В 1962-1968 несколько раз был в СССР, в частности выступал на семинаре Ю. А. Левады в Институте социологии в Москве.

Изображение слайда

3

Слайд 3

Синтезировав теоретические подходы Макса Вебера, Георга Зиммеля, Эмиля Дюркгейма, Парето, Зигмунда Фрейда, разработал общую теорию действия и, в частности, социального действия (структурный функционализм) как самоорганизующейся системы. В последней, которая задана набором функциональных проблем любой системы (адаптация, достижение цели, интеграция, поддержание образца). Парсонс аналитически вычленяет подсистемы социальной структуры, культуры, личности. Ориентации действующего лица ( актора ) описываются при этом с помощью набора стандартных (типовых) переменных. Парсонс и его теория имели решающее значение для становления социологии в качестве академической дисциплины. На раннем этапе исследований Парсонс стремился найти определённый компромисс между «социологизмом» Э.Дюркгейма, жёстко детерминировавшим человеческое поведение влиянием внешней социальной среды, и «понимающей» теорией социального действия М.Вебера, описывающей человеческое поведение через соответствие «идеальным типам». На ранние работы Парсонса значительное влияние оказали В.Парето, предлагавший сходную с веберовской модель деления человеческих действий по мотивации на «логические» и нелогические, А.Маршалл, Г.Зиммель, З.Фрейд.

Изображение слайда

4

Слайд 4

В качестве основных структурных категорий он выделяет систему ценностей, институционализированные нормы поведения, социальные общности и роли, понимаемые как нормативно регулируемые комплексы поведения каждого из участников системы. Парсонс выделяет 4 уровня структурной иерархии общества: 1.первичный «технический» уровень, где отношения строятся по типу «лицом к лицу»; 2.« менеджериальный » уровень, где отношения строятся по типу организованной группы 3. «институциональный»уровень, где субъектами отношений выступают уже не индивидуумы, а организации; 4.« социетальный » уровень, интегрирующий общество в виде определенной национальной и политической общности. Парсонс выделяет 4 таких функции — самосохранения (сохранения форм и управления напряжением), интеграции, достижения целей и адаптации. Все функции подчинены гл. обр. поддержанию состояния равновесия системы, сохранению ее гомеостазиса.

Изображение слайда

5

Слайд 5

Социальные системы   — институциональные системы рассматриваемые как устойчивые комплексы правил, норм, установок, регулирующих человеческое поведение и преобразующих его в систему ролей и статусов. Социальная система имеет структуру с взаимосвязанными уровнями: индивид — группа (коллективы) — институты — общество в целом. Каждому из этих уровней соответствует свой тип иерархии: технический, « менеджериальный », институциональный и социетальный. Социальные системы

Изображение слайда

6

Слайд 6

На социетальном уровне социальная система организуется в виде слияния 4-х подсистем: экономической (функция — адаптации), политической (функция — целедостижение ) фидуциарной (функция — латентность) социетальной общности (функция — интеграции). Социетальная общность  — ядро всей социальной системы — это система или совокупность коллективов, организованных и упорядоченных на основе единых нормативных образцов, включает нормы, ценности и нормативные образцы. В качестве обобщённого средства взаимообмена между людьми здесь признаются «влияние» и «солидарность», а не деньги, власть или ценностные качества.

Изображение слайда

7

Слайд 7

Нормативный порядок включает: социальный порядок и социальные нормы (неизменные правила, которыми руководствуются большие массы людей в силу приданного нормам легитимного статуса). Социальный порядок возникает под воздействием 2-х процессов: -Тенденции социальной системы к самосохранению. -Тенденции к сохранению определённых границ и постоянства по отношению к среде (гомеостатическое равновесие). Партикуляризм (или универсализм) — акторы должны решить, оценивать ли человека с помощью общих критериев (универсализм) или использовать уникальные критерии, применимые лишь в отношении конкретного человека (партикуляризм). Аффективная нейтральность или аффективность  — акторы могут находиться в определённых отношениях либо по причинам инструментальным, не затрагивающим их чувств (аффективная нейтральность), либо по эмоциональным причинам ( аффективность ).

Изображение слайда

8

Последний слайд презентации: Структурно-функциональная теория социальных систем Т.Парсонса

Спасибо за внимание!

Изображение слайда

Культурология Парсонса

Культурология Парсонса

Функционалистская трактовка культуры нашла свое продолжение в работах известного социолога Талкотта Парсонса (Parsons), который формулировал концепцию культуры в контексте своей теории социального действия. Он писал, что «культура обладает следующими основными функциями: вопервых, функцией передачи опыта, способствуя тем самым непрерывности общественной традиции, вовторых, функцией обучения, в третьих, функцию объединения членов социального коллектива. Таким образом, являясь, с одной стороны продуктом социальной системы, она, с другой стороны, сама регулирует систему социального взаимодействия. «[1]

Согласно теории Парсонса, «первичным социальным объектом » является «единичное действие «, которое, в конечном счете, в комбинации с другими социальными объектами, составляет «систему действий » или «взаимодействий » между «Я » (ego) и «другим » (alter). Это взаимодействие создает определенное культурное поле, в рамках которого возникают культурные (или, как Парсонс иногда говорил) символические объекты. Смысл социальных действий зависит от их положения внутри культуры, поскольку только последняя определяет их значение, их символический смысл. Социальный деятель может вступать в отношения с миром только посредством знаков и символов. Вне культурного, символического поля не может существовать взаимодействия. «Культурный элемент, — по Парсонсу, — это символический элемент культурной традиции: идея или верование, символ или ценностная модель. «[2]

В другом месте Парсонс писал, что «наиболее фундаментальной теоремой теории действия является утверждение, что структура системы действия состоит из институциолизированных (в социальные и структурные системы) и интериоризированных (в личностях и организмах) моделей культурных значений. «[3] Таким образом, культура существует как система моделей внутри человеческого сознания и в как система символов для сознания коллективного.

Парсонс подчеркивал, что сфера культуры имеет свою собственную логику. Культура, будучи системой, обладает своими собственными принципами логических переходов и семантических соответствий, своей собственной структурой и не зависит от мотиваций и конкретных ситуативных предпочтений субъекта социального действия, использующего те или иные культурные формы. Культура (и исходная логика культуры, и продукты культуры), таким образом, не могут быть просто редуцированы к мотивам субъекта социального действия, потому что сами культурные основания, будучи интериоризированы, определяют то, какую из возможных альтернатив он выбирает. Культура не может быть редуцирована и к социальным отношениям. Культуру необходимо отделять как от социальной, так и от ментальной реальности.[4]

Тем не менее ее можно рассматривать как интериоризированный стержень, который способствует выбору индивидом между различными возможными ориентациями и установками. Посредством этого культуры проявляет себя в направленности действий индивида и в его способностях постоянно соотноситься в своих действиях с системой норм и ценностей. «Культура понимается Парсансом как упорядоченная символическая система, то есть, символически посредничествующий паттерн ценностей и стандартов того, что представляется в данной культуре уместным, который позволяет построение комплекса управляющих действием, нормативных, общепринятых правил, посредством которых генерируются и используются важные культурные объекты. Если символическая система имеет законность для всех участвующих деятелей, она способна «дать порядок действию «. По крайней мере для раннего Парсонса этот общий порядок охватывает не только систему стандартов, регулирующих использование символов, но также сами объекты, символически выраженные, позволяя дифференцировать между принципами символического порядка и действиями, являющимися их продуктами. Это определение культуры включает ряд эксплицитных или молчаливых предположений. Согласно еще одному определению, культура обнаруживает свою объективную реальность в основанных на интеракции субъективно координируемых представлениях деятелей и в их ориентациях по отношению к действию и способности систематически подходить к тем комплексам правил, которые помогают им конструировать и использовать их ориентации. Но так как деятели, взаимно конструирующие культурную реальность, обращаются за помощью к межсубъективным символам, которые включаются в физическую реальность и функция которых зависит от экстернализации субъективного значения, понятие культура представляется изменчивой. В этом модифицированном определении культуры Парсонс подчеркивает тот момент, что культура имеет свою собственную логику. «[5]

Аналитическое различение культуры и социальной системы становится особенно важным, когда Парсонс начинает рассматривать культуру как часть более широкой «системы действия «. Теоретический сдвиг был уже подготовлен первоначальной концептуализацией культуры, так как Парсонс всегда считал, что культура была бы не способна выполнять свою управляющую действием функцию, если ее не рассматривать как систему; культура, таким образом, не есть случайный список принципов или серия невзаимосвязанных артефактов. Это центральное теоретическое убеждение теперь выло встроено в более широкий тезис: каждый индивидуальный акт или комплекс взаимосвязанных действий должно анализировать как «систему » или как упорядоченный комплекс дифференцированных элементов. Чтобы удобнее было проводить этот анализ, Парсонс сначала дифференцирует три (и позже четыре) подсистемы «основной системы действия «: социальную систему, культурную систему, систему личности и систему поведения. «Парсонс нуждался в независимой культурной системе как контрольной системе иерархически более высокого уровня. Согласно кибернетическим принципам этой фазы теоретического развития, последняя могла бы быть способна, как низко энергетическая и высоко информативная система, контролировать и регулировать работу других подсистем всеохватывающей системы действия; они в свою очередь рассматриваются как системы с информацией более низкого разряда и более высокого энергетического уровня. Наконец, культурная система, так определяемая, может быть легко связана с теоретической идеей, что подсистемы и потенциальные системы любой более всеохватывающей системы (включая саму всеобщую систему действия) могут вступать в отношения взаимообмена стабилизацией и равновесием. «[6] В более поздней концепции культуры Парсонса «все предшествующие определяемые элементы культуры сохранялись, но претерпели более глубокую теоретическую интерпретацию в свете биологической генетики и теории генеративной грамматики Хомски. Как и прежде культура берется в значении «символических формулировок » когнитивной и экспрессивных ориентаций и как «система упорядоченных — символически опосредованных, то есть, — «выборочных стандартов «, и, как и прежде, концепция культуры связана с теоретической идеей символического, иерархического контроля тех подсистем. Но концепция культуры Парсонса теперь дополнительно к этому содержит тезис, что культурноконститутивный комплекс стандартов должен быть понимаем как код; такой код имеет диспозиционных характер и реализуется в конструировании или генерации конкретных символических актов. Этот код является эксплицитным аналогом принципов исторической грамматики, которые служат для формулирования индивидуальных сообщений и изречений, или генетического кода, который детерминирует генерацию видов и внутри которого создаются вариации. Это похоже на генеративную (или структуралистскую) лингвистическую модель «культуры как языка «, наиболее основной объясняющий принцип которой локализуется в «культурно структурируемом Ссимволическом кодеТ «. Парсонс интерпретирует все формы личной интеракции и межсистемного обмена как основанных на языкоподобном коде; эта интерпретация по смыслу дает ему право понимать связи и взаимообмен внутри и между независимо дифференцированными системами и подсистемами как продукты определенных форм «коммуникации «. В тоже самое время парсоновская теория взаимной интерпретации дивергентных систем и подсистем приобрела новую форму. Интерпретация систем представлялась теперь как форма символического посредничества. Наконец, Парсонс имел эмпирически надежное объяснение для относительной долговечности культурной системы, сравниваемой с временной природой единичных актов, так как очевидно, что контрольная система культуры, понимаемая как код, может меняться только частично и как результат развивающейся мощности энергии, которая, для Парсонса, означала харизматическую энергию. «[7]

«В антропологической науке, писал Парсонс, нет общего согласия в отношении определения концепции культуры. Но для настоящих целей можно выделить три ключевых положения: первое, что культура передается, она конституирует наследие или социальную традицию; второе, ей обучаются, что не является проявлением, в особом содержании, человеческой генетической конституции; и третье, что она присуща всем своими носителями. Культура, таким образом, является с одной стороны продуктом, а с другой детерминатором систем человеческой социальной интеракции. Первый пункт, передаваемость, служит наиболее важным критерием для отличия культуры от социальной системы, потому что культура может распространяться от одной социальной системы к другой. В отношении к отдельной социальной системе это «патернированный » элемент, который и аналитически и эмпирически может абстрагироваться от социальной системы. Существует важная взаимозависимость между культурными паттернами и другими элементами социальной системы, но эти другие элементы не обладают совершенной «патернированной интегрированностью » с культурой или друг с другом. Символическая система имеет свой собственный модус интеграции, который можно назвать «паттерном последовательности «. Наиболее близкий пример — логическая последовательность когнитивной системы, но художественные стили и системы ценностной ориентации подлежат тому же самому типу критериев интеграции, что и система паттернов. Но как интегральная часть конкретной системы социальной интеракции паттерн в культурной системе может быть только приблизительно реализован из-за напряжений, вытекающих из императивов взаимозависимости между ситуационными и мотивационными элементами конкретного действия. К этой проблеме можно подойти через определенные культурного паттерна. Это одно из самых общих выражение в антропологической литературе, и оно относилось изначально к изучению интеллектуального содержания. Но, расширяясь, оно стало общим термином для процесса, посредством которого необходимая интеграция элемента культуры в конкретном действии индивида становится мотивационной. Личность обучается согласовываться с нормой (паттернированным поведения) или оценивать художественный стиль. Обучение в этом широком смысле означает инкорпорацию элементов культурного паттерна в системы действия индивидуальных деятелей. Анализ способности обучаться сопряжен с локализацией культурного элемента в системе личности. Один из аспектов этой проблемы совместимость данного культурного элемента с другими элементами культуры, которые тот же самый индивид уже изучил или ожидается, что изучит. Но есть и другие аспекты. Каждый отдельный деятель является биологическим организмом, действующим в внешней среде. И генетическая конституция организма и не социокультурное окружение ставят пределы этому обучению, хотя эти пределы очень трудно специфицировать. И, наконец, каждый отдельный деятель подвержен острой необходимости в интеракции в социальной системе. Это последнее суждение особенно важно для проблемы культуры из-за того аспекта культурной традиции, который связан с ее принятие членами культуры. Такая традиция должна быть присуща одной или более конкретными социальными системами и только тогда может быть названа «функцией «, когда является частью их реальных систем действия. В терминах действия эта проблема может резюмирована так: может ли быть культурная система, состоящая из культурных паттернов, быть связана с необходимостями одновременно личностной и социальной систем? Такой крайний случай несовместим с принципом функциональных императивов одновременно личностной и социальной систем. Интеграция системы общего действия является чемто вроде «компромисса » между «напряжениями » ее личностного, социального и культурного компонентов таким образом, что ни один из них близко не подходит к «совершенной » интеграции. Что касается отношения между культурной и социальной системой, то решающим моментом здесь является то, что «научение » и воплощение в жизнь системы культурных паттернов деятелями в социальной системе не может быть понято без анализа мотивации в отношении в конкретным ситуациям, не только на уровне теории личности, но на уровне механизмов социальной системы. «[8]

Существует определенный момент логической симметрии в отношениях социальной системы к культуре с одной стороны и личности — с другой. «И личностная и социальная системы являются типами эмпирической системы действия, в которой одновременно и мотивационный и культурный элементы или компоненты скомбинированы и в этом смысле параллельны друг другу. Основой интеграции культурной системы является последовательность паттернов, а личности — ее структурная последовательность паттернов плюс функциональная адекватность мотивационного баланса в конкретной ситуации. Культурная система не «функционирует » иначе как часть конкретной системы действия. Система социальных отношений, в которую включается деятель, имеет не просто ситуационное значение, но является прямой составляющей самой личности. Но даже там, где эти отношения социально структурированы единообразным образом для группы индивидов, из этого еще не следует, что способы, которыми эти единообразные «роли » структурированы, являются тем же самым образом составляющими каждой из различных личностей. Каждая роль интегрируется в ту или иную личностную систему, и поэтому не «означает (в точном смысле) ту же самую вещь » для любых двух из них. Отношение личности к единообразной ролевой структуре является отношением взаимосвязанности и взаимопроникновения, но не «включения «, где свойства личностной системы конституируются посредством ролей, из которых она якобы «составлена «. Существуют важные гомологии между личностной и социальной системой. Но это именно — гомологии, а не отношение макрокосммикрокосм — разница здесь фундаментальная. Трудность возникает как от попытки трактовать социальную структуру как часть культуру, так и попытки трактовать «социальную мотивацию » как прикладную психологию в том смысле, что она является непосредственным применением теории личности. Корректной будет другая формула. Фундаментальные строительные камни теории социальных систем, такие как личностная и культурная теория, являются общими для всех теорий действия. Именно для всех, а не для некоторых из них. Но способы, которыми эти концептуальные материалы должны встраиваться в теоретические структуры не одинаковы в случае трех главных фокусов теории действия. Психология, как наука о личности, не является, таким образом «фундаментом » теории социальных систем, но одной из главных ветвей большого дерева теории действия, другой ветвью которого является теория социальных систем. Общим фундаментом является не теория индивида как единицы общества, но теория действия как «материал «, из которого строятся как личностные, так и социальные системы. «[9]

Т. Парсонс и Эдвард Шилз в своей совместной работе дали культурной системе следующее определение: «Культурная система есть система, обладающая следующими характеристиками: (1) Система конституируется не посредством организации интеракций и не посредством организации действий одного деятеля (как такового), но посредством организации ценностей, норм и символов, которые управляют выбором деятелей и которые ограничивают типы интеракций, которые могут иметь место среди деятелей. (2) Таким образом, культурная система не является эмпирической системой в том же самом смысле, что и личность и социальная система, потому что она представляет из себя специальный тип абстракций элементов из этих систем. Эти элементы, однако, могут существовать отдельно как физические символы, передаваться от одной эмпирической системы действия к другой. (3) В культурной системе паттерны регулирующих норм (и другие культурные элементы, которые управляют выбором конкретных деятелей) не могут создаваться из случайных и несвязанных элементов. То есть, если система культуры должна проявляться в организации эмпирической системы действия, она должна иметь определенную степень последовательности. (4) Таким образом, культурная система есть паттерн, различные части которого взаимосвязаны для формирования систем ценностей, верований и систем экспрессивных символов. «[10]

Итак, культурология Парсонса представляет собой синтез функционалистского подхода (который был для Парсонса основным) с символическим, получившим свое развитие в трудах следующего поколения этнологов. Однако этнологи нового поколения практически отказались от функционалистского подхода. Нам же, с точки зрения формирования теории этнопсихологии важна именно возможность сочетания этих подходов, то есть признание за символом функциональной роли, признание функциональности знаковой системы, что может быть выведено из трудов Парсонса. Кроме того, для этнопсихологии особую важность имеет тезис о том, что культуре присуща своя собственная логика, и она не может быть сведена к системе мотиваций и ценностей. Между ценностями и культурой имеется определенная связь, но она не непосредственна. Огромное значение для этнопсихологии имеет и категория «действие «. Однако, хотя Парсонс объявляет категорию «действие » центральной в своей теории, он, на наш взгляд, разработал ее не достаточно глубоко, или точнее было бы сказать, он скорее использовал данное понятие, чем объяснял его суть. Для этнопсихологии же особенно важным является именно выяснение сути понятия «действие «. Кроме того, Парсонс не рассматривает действие в качестве элемента культурной традиции, тогда как для этнопсихологии оно является центральным ее элементов, о чем речь идет в разделе «Теории традиций «. Теория культуры Парсонса представляет собой хорошо разработанную функциональную модель культуры, разграниченную те только от личности как системы, но и от социальной системы и системы поведения. Единственным и принципиальным ее недостатком с точки зрения этнопсихологии, является ее статичность и равновесность, в то время как этнопсихология операется на концепцию функционального внутрикультурного (внутриэтнического) конфликта.

[1] T. Parsons. The Social System. London: Routledge and Kegan Paul, 1951, p. 15.

[2] T. Parsons. The Social System, p. 4.

[3] T. Parsons. The Pount of View of the Author. In: M. Black (ed.) The Social Theories of Talcott Parsons. Englewood Cliffs, NJ: PrenticeHall, 1961, p. 342.

источник неизвестен

(PDF) The innovations in the theories of T. Parsons at the turn of the XX-XXI centuries

17

внимания выдвигаются два взаимосвязанных понятия — “комму-

никация” и “система”. В теории Лумана коммуникация выступает

тем элементарным процессом, который конституирует, создает со-

циальную реальность. Этот процесс характеризуется определенным

“смыслом”, поскольку в нем всегда присутствуют нереализованные

возможности событий и действий, каждое из которых могло быть

тем, каким стало, или совершенно иным, вследствие чего человек

постоянно осуществляет выбор из многих возможностей. Выбороч-

ными являются внимание и понимание отправителя и получателя

сообщений, содержание информации и способ ее передачи (восприя-

тие). Процесс коммуникации замкнут на себе, ибо в него включены

только те индивиды, которые коммуницируют между собой, сле-

довательно, он самореферентен. Каждый из коммуницирующих

знает, что восприятия его партнера, как и приходящие ему самому

сообщения, могли бы быть и другими. Эту вариантность сообще-

ния и его восприятия Луман вслед за Парсонсом называет “двой-

ной контингентностью”. В процессе коммуникации получатель

сообщения может принять или отклонить его. Отклонение тоже

является актом коммуникации, поскольку одно и то же сообще-

ние может иметь разный смысл для разных людей (например, со-

общение о мяче, забитом в ворота одной из футбольных команд

или победе одной из них), в коммуникации заключена возмож-

ность разногласия, “потенциального конфликта”. Такой конфликт

превращается в социальную реальность в случае отказа, отклоне-

ния коммуникации. В этом случае коммуникаторы (как отдельные

индивиды, так и целые социальные системы) оказываются перед

выбором: избежать конфликта или же разрешить возникшую про-

блему посредством давления, влияния, насилия. Социальные сис-

темы, как считает Луман, многообразны, а в их совокупности

можно выделить три основных типа. Первый из них — системы

взаимодействия, которые возникают и функционируют в тех слу-

чаях, когда присутствующие индивиды воспринимают друг друга,

а также воспринимают само взаимное восприятие. Личное при-

сутствие является здесь принципом формирования границ таких

систем. Примерами могут служить семейный ужин (в отличие от

самой семьи), игра в покер, массовая демонстрация, поездка на

такси. В каждом из подобных случаев присутствующие имеют

приоритетное рассмотрение, а забота об отсутствующих уменьша-

ется, независимо от того, каково их влияние. Второй тип систем —

социетальные системы, они свободны от каких-либо ограничений,

являются всеохватывающими, независимыми и “авторитарными”.

В качестве примера такой системы можно привести мировое со-

общество, являющееся не просто совокупностью личностных и

Талкотт Парсонс | Американский социолог

Талкотт Парсонс (родился 13 декабря 1902 года, Колорадо-Спрингс, Колорадо, США — умер 8 мая 1979 года, Мюнхен, Западная Германия), американский социолог и ученый, чья теория социального действия повлияла на интеллектуальные основы несколько дисциплин современной социологии. Его работа связана с общей теоретической системой анализа общества, а не с более узкими эмпирическими исследованиями. Ему приписывают введение работ Макса Вебера и Вильфредо Парето в американскую социологию.

После получения степени бакалавра искусств После окончания Амхерст-колледжа в 1924 году Парсонс учился в Лондонской школе экономики и в Гейдельбергском университете, где получил степень доктора философии. в 1927 году. Он поступил на факультет Гарвардского университета в качестве преподавателя экономики и начал преподавать социологию в 1931 году. В 1944 году он стал профессором, а в 1946 году он был назначен председателем новой кафедры социальных отношений, и этот пост Парсонс занимал до 1956. Он оставался в Гарварде до выхода на пенсию в 1973 году.Парсонс также был президентом Американского социологического общества в 1949 году.

Парсонс объединил клиническую психологию и социальную антропологию с социологией — слияние, которое до сих пор существует в социальных науках. Считается, что его работы составляют целую школу социальной мысли. В своей первой крупной книге The Structure of Social Action (1937) Парсонс использовал элементы из работ нескольких европейских ученых (Вебера, Парето, Альфреда Маршалла и Эмиля Дюркгейма) для разработки общей систематической теории социального действия, основанной на по волюнтаристскому принципу — i.е. выбор между альтернативными ценностями и действиями должен быть хотя бы частично свободным. Парсонс определил локус социологической теории как находящийся не во внутреннем поле личности, как постулировали Зигмунд Фрейд и Вебер, а во внешнем поле институциональных структур, разработанных обществом. В книге «Социальная система » (1951) он обратил свой анализ к крупномасштабным системам и проблемам социального порядка, интеграции и равновесия. Он выступал за структурно-функциональный анализ, исследование способов, которыми взаимосвязанные и взаимодействующие единицы, образующие структуры социальной системы, способствуют развитию и поддержанию этой системы.

Другие работы Парсонса включают Очерков социологической теории (1949; ред. 1954), Экономика и общество (1956; с Нилом Дж. Смелзером), Структура и процессы в современных обществах (1960), Общества: эволюционные и сравнительные перспективы (1966), Социологическая теория и современное общество (1967), Политика и социальная структура (1969) и Американский университет (1973; с Джеральдом М. Платтом и Нилом Дж. .Смелсер).

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

границ | От сознательных ценностей к молчаливым убеждениям: оценка влияния Парсонса на современную социологию

Введение

Как следует понимать влияние культуры на действия? Выдвинутый на первый план интерпретацией Парсонса теории социального действия Вебера, этот вопрос традиционно рассматривался двумя способами: культура рассматривается как обеспечивающая цели или конечные интересы, на которые акторы ориентируют свои действия; или культура рассматривается как обеспечивающая означает или привычки, стили, навыки и представления, которые люди используют, чтобы ориентироваться в мире, оставляя конечные цели или цели своих действий, в конечном счете, на усмотрение самого человека.Хотя эта последняя точка зрения была популярна в социологии по крайней мере в течение последних 20 лет, была выдвинута третья альтернативная точка зрения, подкрепленная утверждением, что рассмотрение культуры исключительно как средство создает разрыв между мотивацией и смыслом (Vaisey, 2009, p. 1678). и, следовательно, между культурой и действием. То есть, как спрашивает Вайси (2009), стр. 1678, если культура предоставляет только проблемы и «инструменты» или решения, и эти факторы слабо связаны между собой, так как люди могут использовать несколько инструментов в своих ответах на одни и те же проблемы, тогда как и почему человек выбирает конкретные инструменты, которые они используют?

Чтобы восполнить этот пробел, Вейси (2009) берет утверждение, что убеждения и ценности составляют аспекты репертуара человека (Swidler, 1986; DiMaggio, 1997), и использует его, чтобы переосмыслить способы использования таких инструментов в призывах к действию. .Vaisey (2009) изменяет идею о том, что ситуации побуждают актера либо бессознательно, либо сознательно использовать свои инструменты, чтобы понять ситуацию, в альтернативную формулировку, где такие инструменты обуславливают этот самый побуждающий независимый воспринимаемый призыв к действию ситуации, тем самым давая культура — прямая связь с действием, формируя само восприятие ситуации за пределами рефлексивной досягаемости актера; Выбор используемых инструментов позиционируется как продукт из этой независимой обработки, а не как собственная оценка ситуации.Следовательно, при таком переосмыслении этот «третий альтернативный» (Swidler, 2008, стр. 616) взгляд на культуру и действие утверждает, что культура может и действительно может независимо мотивировать действия, предоставляя людям культурные представления, которые мотивируют их действия за пределами любой формы личная оценка и предоставляет инструменты, с помощью которых они могут выполнить « постфактум, обоснований» того, почему они выбрали то действие, которое они совершили после факта (Vaisey, 2009, стр. 1687). Значение теперь становится центральным для анализа и в первую очередь рассматривается не как активная работа, выполняемая актером, вызванная ситуацией и ее призывом к действию (Swidler, 2003), а как глубоко укоренившаяся в интернализованном культурном репертуаре индивида, подталкивая актера к ситуациям. , отвечая, используя жесткую логику действий, которые лежат за пределами ее осознания, и, таким образом, формируя действие изнутри (Lizardo et al., 2016).

Хотя эта третья точка зрения справедливо выдвигает на первый план роль мотивации в формировании действия, я утверждаю, что, рассматривая мотивацию как находящуюся в основном в культурных репертуарах или культурных «элементах» (Lizardo et al., 2016, p. 293), она охватывает только часть связи культуры и действия. Таким образом, мотивация к действию должна рассматриваться как зависящая от внешней культуры в тех возможностях для действий, которые она предоставляет в сочетании с культурными возможностями, которые выборочно используются для осмысления таких ситуаций (Elder-Vass, 2010; Decoteau, 2016; Lizardo et al., 2016). Помещая мотивацию в первую очередь в репертуар индивида, я считаю, что социологи, используя эту точку зрения, продвигают вводящий в заблуждение взгляд на культуру и действия, восходящие к «парсонианской» культуре как модели цели (Lizardo et al., 2016, p. 298), где идеи господствовали как «неподвижная движущая сила теории действия» (Swidler, 1986, p. 274). Однако главное отличие состоит в том, что, хотя Парсонс оправдал свое внимание к системному уровню, представив людей как очень сознательных и преднамеренных, но в то же время весьма нормативных в своих действиях (Lizardo et al., 2016, с. 294), современные социологи склонны рассматривать действия как в значительной степени бессознательные и полагающиеся на ситуативную логику, а не на общие нормы. При этом высокосознательный, но парадоксально нерефлексивный, нормативно сверхдетерминированный субъект в парсонианской социологии (Joas and Knöbl, 2013) теперь бессознательно и ситуативно сверхдетерминирован в современной социологии (Archer and Elder-Vass, 2012; Akram, 2013). По иронии судьбы, этот новый взгляд предвосхищается и сознательно противопоставляется самому Парсонсу.

Культура как средство, цель или и то и другое?

В книге «Экономика и общество » (1968) Вебер выдвинул теорию действия, согласно которой индивиды действуют в соответствии со своими предполагаемыми интересами, и которая в конечном итоге внесла вклад в происхождение волюнтаристской теории действия , прослеженной Парсонсом (Holton and Turner, 1986). ; Серебро, 2011). Отличительной чертой Вебера в этой линии теоретизирования было то, что он ввел субъективность актера посредством идей в свой анализ, придав своей теории широко воспринимаемый «идеалистический» ярлык (Parsons, 1949, стр.12). Такой идеализм стал очевидным благодаря утверждению Вебера (Weber, 1968) о том, что помимо простого действия ради собственных интересов, интересы, в отношении которых действуют индивиды, можно в целом свести к идеальным типам интересов, основанным на особом типе субъективного значения, приписываемого им. конкретная ситуация индивидуума (Cohen et al., 1975; Lee and Munch, 1979). Это были следующие типы: ценностная рациональность , при которой актер действовал с намерением достичь цели или цели, которую он или она сознательно желает; инструментальная рациональность , при которой актер чувствовал, что ему необходимо выполнить действие как средство для достижения некоторой конечной цели; аффективное действие, при котором актер действовал в соответствии со своими импульсами или чувствами; и традиционных действий , которые были продуктом глубоко укоренившихся рутин или привычек (Weber, 1968, стр.24–25). Вебер (1968) утверждал, что значение, которое человек видит в ситуации, можно рассматривать через одну или более из этих идеальных типичных линз, что делает действие относительно непредсказуемым и трудным для определения, поскольку люди воспринимают ситуации, основанные на том, какие из них « сферы »(Oakes, 2003, стр. 27) или типы используется, чтобы понять их смысл. Таким образом, индивиды, придерживающиеся этой точки зрения, действуют по своей воле, но социально структурированными способами, основанными на том, как они формируют или получают команду увидеть ситуацию с точки зрения ее значения, что позволяет социологу исследовать, как и почему эти прочтения существуют и происходят так же, как и они (Gerhardt, 2011, стр.21). Таким образом, собственные работы Вебера, часто оформляемые как идеалистические, могут рассматриваться как более институциональные (Collins, 1980, 1986) и соответствующие последним достижениям в социологической мысли о структурированных и расположенных точках (Haraway, 1988, p. 575). ) характер индивидуального действия.

Хотя Вебер (1968), стр. 26, не придавал особого значения ни одному из этих идеальных типов действий, поскольку он видел, что каждый из них использовался в разной степени в зависимости от случайностей, присутствующих в жизни человека, Парсонс считал, что все эти формы действия и интереса могут быть сведены к пониманию человека. социальных норм (Parsons, 1949, Cohen et al., 1975; Александр, 1983). Такое утверждение могло быть сделано потому, что Парсонс (1949) считал, что такие нормы содержат окончательное обоснование того, почему эти действия должны и должны выполняться, тем самым делая действия во всех этих «сферах» в конечном итоге рациональными , поскольку все действия могут быть рассматривается как стремление к достижению целей, установленных культурой, а не просто к конкретным личным или даже идеальным типичным мотивам для действий, таких как выполнение чего-либо рутинным или инструментальным образом (Cohen et al., 1975, с. 231). Таким образом, Парсонс утверждал, что, поскольку все действия человека требуют понимания того, что это за действия и почему они имеют коллективное значение, они, таким образом, уходят корнями в нормативные представления о мире, которые, кроме того, обеспечивают те самые интересы, в соответствии с которыми лежат эти очевидно различные обоснования (Burger, 1977; Тернер, 1991). Таким образом, такие идеальные типы социального действия интегрированы на более глубоком, коллективном, нормативном уровне, поэтому каждый из них отличается только на уровне конкретного качественного значения, переживаемого индивидуумом (Parsons, 1949, стр.76). Такое мнение ясно выражено в следующих утверждениях Парсонса (1949): во-первых, что:

Логической отправной точкой для анализа роли нормативных элементов в деятельности человека является факт опыта, согласно которому люди не только реагируют на стимулы, но в некотором смысле пытаются согласовать свои действия с образцами, которые … считаются желательными »(Parsons, 1949, стр.76).

И, во-вторых, поскольку этот нормативный элемент присутствует во всех действиях, «все действия должны рассматриваться как попытки соответствовать нормам» (Parsons, 1949, p.76–77), утверждение, которое может быть истолковано только как утверждение наличия нормативного понимания во всех прочтениях социальной жизни и, как таковое, придает ему центральное место в действии.

Таким образом, используя эту формулировку веберовской теории социального действия, Парсонс полагал, что он может расширить контингентную ситуационную теорию действия, разработанную Вебером, в соответствии с которой ситуации побуждают людей действовать, основываясь на множестве потенциальных логик и структур, в общую теория действия, согласно которой социолог может предсказать действие, основываясь на социальных нормах, существующих в обществе (Cohen et al., 1975; Вагнер и Ципприан, 1986; Тернер, 1991; Оукс, 2003 г.). То есть уровень анализа можно было бы поднять на одну ступень выше, обойдя такие вариации действий и дойдя до более глубокого источника: как культура обеспечивает саму ткань, из которой создаются такие варианты в форме интегративных норм, в отличие от дискретных сфер жизнедеятельности. действия, которые различались по своему присутствию в действии, основанном на исторических случайностях. Это также связано с «тезисом конвергенции» Парсонса (Holmwood, 2014, p. 39), в соответствии с которым проблемы как в утилитарном, так и в ценностно-ориентированном подходах к изучению действия согласовываются посредством синтеза собственных подходов Маршалла, Парето, Дюркгейма и Вебера. новые идеи волюнтаристского действия .Синтезируя рациональные и ценностные аспекты действия в рамках целостной социальной системы, как он видел, как они проявляются в трудах этих мыслителей, Парсонс полагал, что он может решить проблемы акцента, присущие обоим типам счетов.

Однако, занимаясь этой синтетической работой, Парсонс подвергался критике за чрезмерную абстрактность и отсутствие эмпирических референтов (Mills, 1959; Holmwood, 2014). Критика Парсонса Миллсом (Mills, 1959, стр. 42), например, была сосредоточена на том, как его акцент на ценностях сводил к минимуму способность его программы изучать конкретные социальные явления, а именно институты.Аналогичным образом, Холтон и Тернер (2015), стр. 5, заявляют, что акцент Парсонса на отображении ценностных качеств решений и действий индивидов, а не на сосредоточении внимания на видах структурного неравенства, которыми были озабочены социологи, такие как Миллс (1959), заставил его обвинить в приверженности консервативной, буржуазной социологии. .

Важно отметить, что собственную работу Парсонса не следует интерпретировать как ведущую к такого рода поиску более глубоких, скрытых, системных причин действия за счет эмпирической глубины (Alexander, 2014; Holton and Turner, 2015).Например, Герхардт (2011), стр. 33, обсуждает, насколько далек от того, чтобы сопротивляться социальным изменениям или эмпирической работе в более широком смысле, глубокая озабоченность Парсонса демократией и современностью закрепила его работу по изучению социальных проблем. Частично акцент Парсонса на «великой» теории и, возможно, его основная мотивация при написании Структура социального действия (1949) было его намерением внести систематический анализ в изучение демократических и других социальных проблем, затронутых мыслителями. в различных дисциплинах, но еще не объединил через общих тем.Обобщая такую ​​работу, Парсонс считал, что сможет поделиться своими взглядами на условия жизни человека, сделав социологию «систематической социальной наукой» (Gerhardt, 2011, стр. Viii). Работа Парсонса не только не увлекалась абстракцией, но и была направлена ​​на усиление направлений исследований, которые были сосредоточены на более интерпретирующих измерениях человеческого опыта. При этом работа Парсонса не должна рассматриваться как продвигающая чисто волюнтаристское индивидуальное действие, с одной стороны, или анализ, одновременно определяющий и определяющий структуры, с другой, а как «теория систем действия» (Turner, 1991, p.XVI). Опять же, за этим стояло двоякое намерение: более четкое понимание современных социальных проблем и объединение направлений исследований, которые расходятся, несмотря на их параллели (Parsons, 1949, 1991).

Культура как средство действия: «Набор инструментов» или репертуарный взгляд на культуру

В то время как доминирующее прочтение Парсонса (Swidler, 1986; Gerhardt, 2011) представляет его как интерпретацию теории социального действия Вебера таким образом, чтобы утверждать, что культура всегда дает людям их основные заботы и, следовательно, цели их действий, многие социологи подвергли критике это понятие, заявив, что Вебер рассматривал конечные проблемы как вызывающие поведение — таким образом, составляющие цель действия — только в определенных случаях, а культура просто предоставляла средства для действия большую часть времени (Cohen et al., 1975; Ли и Мунк, 1979; Свидлер, 1986). То есть, перечитывая работу Вебера, многие социологи пришли к выводу, что Вебер на самом деле представлял гораздо более слабую связь культуры и действия, в результате чего культуры наделяют людей как привычками, навыками, стилями, так и общим пониманием, чтобы разобраться в ситуациях. как требования к действию, необходимые для стимулирования такого рефлексивного исследования, в то время как в редких случаях предоставление им более жесткой, менее спорной или интерпретируемой логики для действий, основанных на определенных религиозных идеологиях (Swidler, 1986).В то время как это последнее утверждение подверглось критике из-за того, что оно дает представление о социальной жизни, в котором идеи мотивируют действия вне контекстов, побуждающих акторов осмыслить ситуацию (Swidler, 1986), в остальном сфокусированность Вебера на ситуационном или интересном подходе вновь всплыла на поверхность. -интерпретации его работы. Такая переработка или «де-парсонизация» подхода Вебера (Cohen et al., 1975, p. 229) к социальному исследованию хорошо отражена в статье Свидлера (Swidler, 1986) «Культура в действии» , которая также дает явное Я утверждаю, что критику веберовского подхода к идеям, чтобы, как я утверждаю, избавиться от веберовской теории семян, которая подтолкнула Парсонса к детерминистской интерпретации этой идеи и, как будет продемонстрировано позже в статье, интерпретаций других социологов, которые неявно признают культуру заканчивается просмотр.

В книге Культура в действии (1986) Энн Свидлер начинает с вопроса, какую роль идеи или культура в более широком смысле играют в формировании действия. В противовес представлению о культуре как конечной цели, безоговорочно обеспечиваемому Парсонсом и условно Вебером, она утверждает, что «культура влияет на действие не путем предоставления конечных ценностей, на которые ориентировано действие, а путем формирования репертуара или« набора инструментов » привычки, навыки и стили, на основе которых люди конструируют «стратегии действия» »(Swidler, 1986, p.273). То есть культура строго предоставляет средства для действия, а не его цели, оставляя последнее на усмотрение самого человека. Это связано с тем, что культура дает человеку проблемы, а также понимание для рассмотрения и решения таких вопросов, но не может точно контролировать, как и почему человек занимается этим делом (Swidler, 1986, стр. 275). Столь сильное заявление в пользу такого взгляда на роль культуры в действии подтверждается ее собственным контрпримером того, когда культура действительно, кажется, обеспечивает цели действий для индивидов, то, что она называет «нестабильными временами», такими как времена «высокой идеологии». в котором Вебер рассматривал религиозные идеи как побуждающие к действию (Swidler, 1986, p.278).

В такие нестабильные или высокоидеологические времена люди сначала не понимают, как организовать свои действия: либо у них отсутствуют четкие конечные цели для культурного оборудования, которым они уже обладают, либо они утратили способность дожить до конца, которому они обладают. когда-то они были довольны работой. Например, человек, потерявший супруга, с которым они были женаты в течение нескольких лет, вместе с друзьями и детьми, которые возникли вместе с их союзом с этим человеком, может почувствовать, что его привычки, навыки и стили, такие как повседневное бодрствование вплоть до крика ребенка, целование своего партнера на ночь, прогулки с соседями — больше не являются средством стабильной или ожидаемой жизни, как это было раньше, из-за неспособности человека выполнять эти действия.Таким образом, эта ситуация открывает два возможных сценария. В первом сценарии эта потеря может привести человека к поиску новой конечной цели, которая приведет к появлению новых привычек, навыков и стилей и, таким образом, заменит те, которые теперь уже не работают или даже не выполняются (Swidler, 2003, с. 77). ). Если, однако, человек не приступит к такому «поиску восходящей идентичности», в ходе которого он откажется от всех своих инструментов в поисках новых, направленных на «лучшую жизнь» (Swidler, 2003, 2008), то он может войти в второй сценарий, в котором она может попытаться найти новые способы создания этих «инструментов» и, таким образом, использовать элементы своего репертуара для какой-то новой цели, феномена, известного как «удовлетворение» или максимальное использование своих средств (Lizardo and Strand, 2010) .Независимо от того, плывет ли человек вверх по течению в надежде начать новую жизнь или просто «удовлетворяет» и максимально использует свои средства, в обеих ситуациях активная работа остается прежней: поиск новых целей или целей деятельности в рамках своей культуры. .

Культура как цель и средство действия

В то время как теоретики репертуара (Swidler, 1986, 2003; Lamont, 1992; DiMaggio, 1997) утверждают, что культура строго предоставляет человеку средства для действий, оставляя свои цели и мотивацию на усмотрение того, как они воспринимают требования, с которыми они сталкиваются на протяжении всей своей жизни. , роль таких инструментов или репертуаров оспаривается социологами.Суть дебатов вокруг этих инструментов лежит в отношении онтологического статуса или уровня сплоченности таких сборок культурных элементов: составляют ли элементы репертуара диспозиции, способные обуславливать поведение вне контекста сценариев, которые вызывают действие ( Вайсей, 2009)? Или они просто составляют «набор», который используется для принятия решений только при столкновении с проблемами (Swidler, 1986, 2003). В этом разделе я сосредоточусь на первом заявлении о диспозициях, с явными и неявными утверждениями Вейси (2009) и других социологов о том, что культура осаждается в направлениях действий, удерживаемых в подсознании индивида, которые информируют его о принятии решений до его принятия. их рефлексивный анализ ситуации.То есть этот лагерь утверждает, что рефлексивность или выбор инструментов действительно является « post hoc оправданием», поскольку такая способность — просто пена на вершине глубоко укоренившихся расчетов и мотиваций, которые были вложены в индивидуума путем прямого, практического, бессознательно отфильтрованного и, следовательно, чисто социального, мирского опыта.

Вейси и двойственный процесс культуры

В своей работе Motivation and Justification (2009) Вайси утверждает, что социологи культуры склонны выбирать между видением действия как мотивированного ценностями и убеждениями и видением действия как вызванного ситуативными требованиями.Он утверждает, что эти разные взгляды на причинное влияние культуры происходят из-за того, что социологи чрезмерно подчеркивают либо ситуации, либо значения акторов, пренебрегая надлежащим балансом этих двух факторов при объяснении действия (Vaisey, 2009, p. 1676). Что касается тенденции сосредотачиваться на ситуациях, Вайси (2009), стр. 1677–1678, утверждает, что существует разрыв между мотивацией и смыслом, присущий широко популярному репертуарному подходу в социологии, поскольку он утверждает, что этот взгляд придает слишком много причинной силы ситуативным требованиям, поскольку он видит личные мотивы в форме ценностей и убеждения как просто « постфактум обоснований» действий, которые люди предпринимают, причем настоящими «движущими силами» являются институциональные требования к действующему лицу.Решение, которое Вайси (2009), стр. 1679, предлагает «двупроцессный» взгляд на культуру, в котором репертуар информации, которую культура предоставляет человеку, можно рассматривать как бессознательно удерживаемую движущую силу действия, которой иногда может управлять и обучать сознательный индивид. Таким образом, Вайси (2009), стр. 1705, утверждает, что, рассматривая культуру как обладающую этой двойной функцией — обеспечение глубоко укоренившейся бессознательной мотивации для действий, наряду с инструментами, необходимыми для отражения post hoc того, почему человек действовал так, как он, и тех, кто способен на это «Перенаправить» свои будущие действия — смысл может быть точно уловлен социологическим анализом.

Действительно, несмотря на критику полезности модели двойного процесса (Leschziner and Green, 2013), эта модель все чаще используется социологами, стремящимися соединить макро- и микроуровни анализа (Lizardo et al., 2016). Более того, в свете критики, такой как критика, сделанная Leschziner and Green (2013) и Williams (2016b) относительно сложности классификации переживаний людей как бессознательных или сознательных, Lizardo et al. (2016), стр. 298, утверждают, что очень полезность этой модели заключается в его способности правильно формировать мысли и действия как бессознательные или сознательные.Таким образом, вместо критики модели двойного процесса в целом, Lizardo et al. (2016), стр. 298, предполагают, что эту модель следует рассматривать как широкую, зонтичную основу, которая может быть применена к множеству эмпирических проблем.

Может ли культура быть средством и целью?

Хотя может показаться, что такой взгляд на культуру и действие, состоящий из двух процессов, дает представление о том, как культура бессознательно влияет на действие и как акторы могут «преодолевать» такие обусловливающие эффекты (Vaisey, 2009, p.1687–1703), я утверждаю, что это изображение культуры делает это, предполагая, что интернализованная культура может фильтровать восприятие четко разграниченными, жесткими и зависящими от предметной области способами. То есть идея о том, что одним из них может в значительной степени руководствоваться их репертуар, требует, чтобы ситуации вызывали или запускали определенные культурные понимания или инструменты, а не другие, шаблонными способами, таким образом позволяя человеку обладать различными предрасположенностями к действию за пределами его рефлексивного или сознательного понимания ( Арчер, 2003, стр.5–7). Такое утверждение затем представляет собой тесную связь культуры и действия, в результате чего вместо того, чтобы рассматривать ситуации как порождающие рефлексивную оценку, которая затем порождает культурное понимание, основанное на том, как ситуация была воспринята (Archer, 2003, стр. 13), накопленный запас знаний определяет сам мир, который мы видим. Затем действия становятся «единичными действиями» (Swidler, 1986, p. 276), оцениваемыми не по их отношению к более широкой «стратегии действия», а по четким определениям, накопленным в результате культурного опыта.

Вопрос, который поднимает эта тесная связь, заключается в том, могут ли ситуации обойти рефлексивность человека, которая приводит к изначально инновационному и ситуативному выбору используемых инструментов или пониманий, тогда как и почему люди различаются по логике, которую они применяют. по ситуациям? Ответ на этот вопрос, как довольно ясно утверждает Вейси (2009), заключается в его понимании того, что такие различия существуют из-за того, что индивиды усваивают различных убеждений и ценностей, которые затем бессознательно направляют выбор за пределы своей рефлексивной способности.То есть, с этой точки зрения, принятие решений перекладывается на умственные способности человека посредством автоматических «горячих» и «быстрых» (не осознанных) «выборов», которые наша интуиция делает на нас на основе предыдущий опыт, который у нас был, но не более чем бессознательной системой (Lizardo and Strand, 2010, p. 214). Так, Vaisey’s (Vaisey, 2009), стр. 1685–1686, утверждают, что культура может мотивировать действие, не будучи явно известна актеру, похоже, не сводит опыт к жестким единичным действиям, рассматривая переживания как «связанные», однако его идея о том, что такие наборы интуиции основаны на конкретных убеждениях а ценности в форме «моральных схем» рассказывают другую историю: интернализация определенной логики знаменует собой порождение открытой системы, но в конечном итоге регрессирует к всеобъемлющей логике этой «системы», обнаруженной в первоначальной идее, которая побудила Это.Например, с помощью данных опроса, которые он собрал у подростков, Вейси (2009) обнаружил, что моральные взгляды, привитые этим людям на раннем этапе, оказали большее влияние на будущее девиантное поведение этих людей, чем более часто используемые переменные, такие как доход домохозяйства или структура семьи. Хотя эти люди отвечали на вопросы одинаково, их различные моральные взгляды, казалось, бессознательно направляли их жизненные решения, тем самым делая эту гипотезу достоверной (Vaisey, 2009, p. 1705). Таким образом, при использовании этой информации утверждение, что конкретные, глубоко усвоенные убеждения и ценности могут обозначать траекторию свободных, но шаблонных жизненных траекторий и моделей поведения, кажется, обоснованным, что делает действия, по-видимому, сводимыми к более крупным стратегическим объединениям, но тем не менее соответствующим логике. глубоко укоренившихся культурных ценностей, а не увиденных актером.Кроме того, такой жесткий, но нечеткий взгляд на культуру и действие также согласуется с недавними работами в области психологии, а также с длинной линией социологии, которая доказывала рутинный характер действия, рассматривая поведение на микроуровне или индивидуальном уровне как действительно творческое и творческое. новаторский, но производный от культурных значений на самом глубоком уровне (Dewey, 1922; Bargh, 1992; Joas, 1996).

Теперь я продемонстрирую, как эта точка зрения, наряду с поддерживающими ее отраслями психологии и социологии, основывается на предположении, что идеи обладают способностью независимо мотивировать действие.Я утверждаю, что такое допущение требует позиционирования идей как интернализованных до рефлексивно или непосредственно индивидом, и, таким образом, фундаментально как социальных дарований, которые работают за пределами рефлексивного понимания актера. С этой точки зрения культура, следовательно, рассматривается как движущая сила действия изнутри наружу, что влечет за собой необходимость избавить социальную теорию от активного агента, способного использовать свои инструменты в качестве способностей, а не использоваться ими диспозиционным образом. Таким образом, хотя они используются для того, чтобы вернуть смысл «де-парсонизированному» взгляду на идеи Вебера о культуре и действиях (Cohen et al., 1975), эта точка зрения опирается именно на те аспекты схемы Парсона, которые она критикует больше всего: допущения о ценностном консенсусе и чрезмерно детерминированных действиях. Однако в то время как Парсонс (1949), стр. 96, подчеркнули, как ценности приобретают значимость в конкретных ситуациях для людей и являются необходимым явлением, которое необходимо учитывать, чтобы понять, почему люди не обманывают и не проявляют других «рациональных» антиобщественных форм поведения чаще, чем это имеет место, этот новый «де-парсонизированный» взгляд ставит в приоритет стоимость за счет любого ощущения непредвиденных обстоятельств (Williams, 2016b, p.2). Хотя социологию Парсона можно поручить минимизировать рефлексивность и индивидуальность индивидов при оценке как действий, так и структуры (Holton, Turner, 2015), она, по крайней мере, намеревается открыть исследования, которые более серьезно относятся к этим факторам (Joas and Knöbl, 2013, p. 78). И наоборот, пользователи модели двойного процесса и других моделей, которые подчеркивают ценности в действии, закрывают личные качества действия, переводя внимание с личных мотивов на общие мотивации к действию (Vaisey, 2009; Williams, 2016b, p.1).

Этот акцент, я утверждаю, может — возможно, парадоксальным образом учитывая его акцент на локализованном действии — восходит к работам Пьера Бурдье. Его исследование диспозиционных качеств мысли и действия сигнализировало о сдвиге в социологическом исследовании от преимущественно ситуативных, случайных действий к неявно мотивированным, типизированным действиям (Archer, 2007) и было продолжено сторонниками модели двойного процесса в попытках вернуть ценности. в центре внимания. Однако вместо того, чтобы систематически оценивать, где и почему возникают такие ценности, я утверждаю, что эти исследователи минимизируют систематические связи между сферами ценностей (Weber, 1968; Oakes, 2003), которые были ключевыми в подходе Парсонса к ценностям.Другими словами, точно так же, как Парсонс (1949) критиковал Вебера за минимизацию связей между различными идеальными типами действия, я считаю, что современные исследователи, которые опираются на идеи Бурдье о ситуативной, но диспозиционной природе действия, как правило, сосредотачиваются на контекстуальных особенностях за счет более широких возможностей. понимание того, как и почему определенные поведенческие модели выходят на первый план и отступают, как и во всем социальном мире.

Как «Habitus» подразумевает, что идеи рассматриваются как самостоятельное формирующее действие

Недавно Лизардо и Стрэнд (2010) опубликовали статью, в которой обсуждаются способы разделения практических теорий на потоки в зависимости от того, какое значение они придают процессу социализации.С учетом того, что теоретики «инструментария» слабо акцентируют внимание на этом аспекте жизни, а теоретики, придерживающиеся бурдьезианской ветви теории практики — «сильные теоретики практики» — делают больший акцент на этом аспекте, был сделан вывод, что эти два варианта теории практики концептуализируют « отпечатки »опыта совершенно иначе (Lizardo, Strand, 2010, p. 204–209). То есть теоретики репертуара непоколебимы в своем заявлении о том, что элементы культуры никогда не могут выступать в качестве источника действия (Swidler, 1986, стр.274), в то время как сильные теоретики практики утверждают, что могут, и что они делают это посредством бессознательных убеждений и ценностей, которые составляют основу, на которой строятся размышления (Vaisey, 2009; Lizardo and Strand, 2010). Таким образом, с более сильной точки зрения, становится ясной точка зрения Парсонса, Вебера (условно) и Вейси о том, что идеи действительно могут независимо формировать чьи-то действия до рефлексии, то есть до вовлечения актера в процесс принятия решений. выступал за использование представления о том, что практический опыт осаждается на диспозиции способами без нашего осознания и, таким образом, должен быть способен мотивировать действие также без этого осознания (Vaisey, 2009; Lizardo and Strand, 2010).Затем культура получает прямую связь с действием в качестве толкателя действия, при этом индивид является просто «всадником» этой бессознательной массы культурной логики, которая превратилась в принудительного «слона» (Haidt, 2001, стр. 820; Vaisey) , 2009, p. 1683), что по большей части идет туда, куда ему заблагорассудится. Образ «культурного наркомана», который является пассивным реципиентом заранее определенных целей культуры (Archer, 2003, с. 78), затем возвращается на первый план, поскольку культура занимает теперь переднюю, центральную и заднюю стороны сцены. связь действий, не оставляя места для рефлексивных способностей индивида, чтобы реально влиять на культуру, которую он усваивает, или выстраивать линии действий по отношению к более крупным «стратегиям».”

Хотя в собственном трактовке и определении концепции Бурдье (Bourdieu, 1984, 1990) никогда не говорится явно, я утверждаю, что этот взгляд на культуру как движущее действие или культуру как цель является неотъемлемой частью этой концепции, несмотря на то, что: Так же, как и в случае с теорией социального действия Вебера, она оставляла место для выявления слабой связи между культурой и действием.

Habitus: динамический или регрессивный фильтр?

Хотя Бурдье (1977) определил габитус со многих сторон, я считаю, что следующее определение дает общее резюме:

Система устойчивых, переносимых диспозиций, которая, объединяя прошлый опыт, функционирует в каждый момент как матрица восприятий, оценок и действий и делает возможным достижение бесконечно разнообразных задач, благодаря аналогичным схемам передачи, позволяющим решать аналогичные формы задачи ‘(Бурдье, 1977, с.95, курсив мой.

Таким образом, для Бурдье (1977), габитус — это культурный дар или «инструмент», предоставляемый культурой человека, который позволяет людям воспринимать окружающий мир. Однако это по своей сути стратифицированное наделение из-за того, как оно дается человеку. То есть способности человека к восприятию взаимно конституируются их биологией и культурой посредством габитуса , в котором человек переживает отложение в ментальных структурах, которые теперь начинают направлять восприятие (Bourdieu, 1984, стр.3–78). Это происходит в основном за счет таких культурно-биологических структур, генерирующих «практические метафоры» (Bourdieu, 1984, p. 173) для действия, позволяя одному типу действия плавно переходить к другому. Например, узнав, что можно общаться с помощью речи с человеком, который оказывается их матерью, а затем расширить это действие, чтобы общаться с другим человеком. Такое действие практично на данном этапе из-за точной логики, лежащей в основе того, как и почему происходит такое общение, не требующему реализации актором, который просто расположен к такому типу поведения из-за того, что он действительно хорошо функционировал для него в прошлом ( Бурдье, 1984, с.172–173), но кто также зависит от «схем», которые он генерирует, неравномерно в зависимости от того, какой именно опыт в него был привит.

Используя это понятие практической логики, Бурдье расширяет концепцию габитуса на различные идеальные типы, зависящие от предметной области, такие как «рабочий класс габитус » и даже более поздние употребления, такие как «расовый габитус » (Бургуа и Шонберг. , 2009), улавливая этот элемент практической метафорической генерации и транспонируемости, когда внутренняя структурная логика определяет действия и решения на практическом уровне, несмотря на их культурное происхождение.Например, люди с «расовым габитусом » могут рассматривать свои возможности особым образом, основываясь на своем конкретном опыте, который оседает в «естественных» представлениях об их мире, что может быть возможно для человека с «габитусом рабочего класса ». нет, потому что они обладают другим набором значений и практической логикой. Кроме того, в соответствии со свободным логическим обрамлением культуры и действия, наблюдаемым в репертуарных теориях, человек может по-новому влиять на ситуацию, используя свою предрасположенность к действию в одной области жизни бессознательно в другой, таким образом делая габитус «гибкий» и «динамичный» (Lizardo, 2004, стр.393), а не рассматривать такие предрасположенности как просто побуждающее действие.

В то время как Habitus на уровне накопленной практической логики, кажется, хорошо отражает то, что теоретики репертуара называют привычками, навыками и стилями, в том смысле, что эта концептуализация явно группирует эти неструктурированные инструменты в предрасположенности к действию — например, «рабочий класс». расположение или габитус , состоящий из повседневных привычек , стиля одежды и рабочего навыка — , где логика габитуса сильно отличается от логики «культуры как инструмента» (Vaisey, 2009, п.1679) заключается в том, как воспринимается приобретение таких культурных ценностей. В то время как теория репертуара основывается на предпосылке, что такие инструменты существуют только по отношению к рефлексивному агенту, способному использовать эти инструменты (Swidler, 1986, стр. 276), габитус Бурдье подразумевает, что конституируется сама субъективность или самоощущение человека. такими культурными способностями. То есть, хотя габитус можно рассматривать просто как генеративную концептуальную схему, основанную на собственном опыте, из-за утверждения, что этот тип схемы сформирован до рефлексии (Archer, 2010, стр.287), высказывается идея о том, что культура проникает в индивидуума напрямую, поэтому не позиционирует такие способности как относящиеся к такому чувству себя, и как таковая либо полностью исключая ее из картины, либо рассматривая ее как конституцию этих самых мощности.

Родство Бурдье с Джорджем Х. Мидом и их парное отрицание субъективности

Хотя в его работе нет однозначных ответов, я утверждаю, что использование Бурдье габитуса предполагает социально сконструированное Я из-за сходства этой теории с Джорджем Х.Взгляд Мида на формирование личности. Такое сходство заключается именно в том, что эти мыслители разделяли мнение о том, что культура входит в человека пре-рефлексивно, тем самым формируя его восприятие до формирования у них отражающего «я» или «пользователя» культурных инструментов.

В своей работе «Разум, Я и общество » (Mead, 1934, p. 154) Мид утверждает, что общество входит в индивидуума посредством правил, составляющих нормативное действие, то есть посредством обобщенного другого , т. Е. представление общества индивидом или «отношение всего общества».Считается, что такая интернализация общества происходит в году после того, как в году индивид приобрел язык, поскольку для размышлений о таких социальных значениях необходимо иметь возможность общаться интерсубъективно — действительно, это демонстрируется его идеей о том, что только с играми возникает истинная самооценка , в то время как игра просто позволяет человеку выполнять новые действия, причем язык является одновременно средством и способностью делать это (Mead, 1934, стр. 135–154). Таким образом, Мид позиционирует этот процесс как процесс, в котором самосознание индивида буквально представляет собой способность видеть себя глазами общества и, таким образом, осознавать социальные коды, которые индивиды будут использовать при оценке этого индивида.

Таким образом, такая точка зрения предполагает, что самость возникает как после познания общества, таким образом оставляя рефлексию, которая сама полагается на самость, от которой нужно размышлять (Mead, 1934, p. 135), как действие, которое происходит. после того, как культура уже осаждена в восприятии прямым, непосредственным образом. Таким образом, рефлексия не играет никакой роли в формировании первоначального восприятия, оставляя их за пределами рефлексивного восприятия актера и как «естественные» компоненты их мировоззрения, что позволяет рассматривать их как «единичные действия» с ясными социальными значениями, в отличие от активно позиционируемых значений. в отношении определенных стратегий, влияющих на восприятие актера.Несмотря на явную теорию спонтанности Мида (Mead, 1934) посредством концепции «я» или неопределенного аспекта личности, действия которого невозможно предсказать (Williams, 2016a, стр. 12), видя исходный уровень Выбор происходит после овладения языком, Мид считает, что восприятие и принятие решений глубоко социализированы.

Другими словами, если культура имеет прямой доступ к когнитивным способностям человека и действительно является их составной частью, причем способом, опосредованным только биологией и социопространственным положением, эти факторы влияют на то, какая культура будет непосредственно имплантирована человеку (Mead, 1934). ; Bourdieu, 1977, 1984; Vaisey, 2009), затем «парсонианское» представление о том, что культура человека может обеспечить конкретные цели, свободную от ситуационных ограничений и потенциальных визуализаций, то есть, что она может обеспечить жестких логик (Geertz, 1973; Swidler , 1986, с.278) к действию, также следует удерживать. Это потому, что, как я утверждаю, единственный способ, с помощью которого культура как конечная точка зрения может рассматриваться как эмпирически обоснованный, — это если культура может обойти рефлексию, создав те самые основы, которые сознательно или неосознанно отражаются и, следовательно, воспринимаются индивидуумом как естественные и естественные. таким образом, он не может рассматриваться как-либо иначе (то есть в свете возникающей стратегии действия ). Только при таком позиционировании культура может настолько тесно информировать действие, что составляет его цель.Для веберовского кальвиниста, например, идеал, согласно которому трудовая этика указывает на ее положение на небесах, составляет образ жизни для этих типов людей, а не конкретное его прочтение, тем самым подталкивая действия к этой жесткой надситуационной логике ( Swidler, 1986; Weber, 1992). Если бы эти кальвинисты смогли представить себе другой образ жизни, тогда их религиозные изображения жизни не смогли бы подтолкнуть их к действиям, как это утверждал Вебер.

Действительно, отмечая тот факт, что эта точка зрения присуща любому прочтению концепции габитуса , именно эта идея культуры как изначально естественной составляет саму основу габитуса Бурдье и общей теории социальных отношений. воспроизводство: классовое неравенство воспроизводится из-за привычек, которые воспринимаются как необходимость (Bourdieu, 1984, стр.24), и, таким образом, культура как природа, поэтому раннее проникновение культуры в нас рассматривается как естественный и неотфильтрованный опыт. Опять же, я утверждаю это, основываясь на том факте, что габитус подразумевает, что все восприятия становятся возможными благодаря интернализованным ментальным структурам, которые существуют как до рефлексивных способностей, так и за их пределами (Bourdieu, 1977; Lizardo, 2004; Vaisey, 2009), факт, также обнаруженный в теории Я Мида (Mead, 1934, p. 154), которая утверждает, что рефлексия требует уже интернализации других обобщенных или правил общества и, таким образом, приобретения предрасположенностей до способности размышлять.

Что делает этот формирующий элемент габитуса релевантным для моего аргумента, так это то, что, поскольку габитус , диспозиции или их обобщенные другие предшествуют этой способности к рефлексии, его можно рассматривать как руководство, как и, что более важно , почему этот процесс работает: к концам таких структур, а не к целям, выбранным рефлексивным актором. То есть, если мой габитус снабжает меня репрезентациями, которые я использую, чтобы понять стимулы, с которыми я сталкиваюсь, то любые мои размышления также должны выполняться с использованием этих предрефлексивных, культурно одаренных репрезентаций.Поскольку они были интернализованы до моей рефлексивности, я не принимал участия в их формировании, оставив их исключительно продуктом культуры в сочетании с моим собственным физическим положением в пределах моей культуры; поскольку я усвоил эти структуры напрямую, без рефлексивного вмешательства, то они не наделены моим собственным восприятием, то есть моим представлением о них в связи с определенной стратегией действия или идентичности, и, таким образом, они чисты по форме и, следовательно, остаются отчетливо культурными . Выводы Вайси (Vaisey, 2009) о том, что моральные взгляды в значительной степени, но по большей части бессознательно формируют наш жизненный путь, в таком случае представляется весьма обоснованным.Следуя этой логике в той мере, в какой это ведет нас, действия и мысли человека являются личными только постольку, поскольку он может смешивать жесткую логику для действий по-новому, основываясь на своей собственной склонности к ошибкам и «нераспознаваемости» (Bourdieu, 1984, стр. 172) ситуаций, тем самым оставляя действие действительно как структуру для структурирования взаимоотношений ментальных структур с внешними структурами (Lizardo, 2004, стр. 379) или с «внешними культурными каркасами» (Swidler, 1986, 2003), к чему я сейчас обращусь.

Личное как пена

Хотя аргумент, который я делаю, может показаться антисоциологическим и игнорирующим тот факт, что Бурдье (1984), стр.173, действительно рассматривали такие «структурные значения» как активируемые ситуациями, а не как скрытое их информирование и, таким образом, оставляя их субъективными, поскольку они требуют активного агента, воспринимающего такие ситуации, идея, которую я пытаюсь выдвинуть, состоит в том, что дорефлексивная природа Gabbus и практические знания в этой области теории подразумевают, что культурные значения являются чисто культурными, объективными или социальными, поскольку они существуют за пределами актора. Поскольку они существуют за ее пределами и действительно находятся вне ее «дискурсивного» понимания (Vaisey, 2009, p.1686), то это означает, что люди на самом деле не знают, почему они делают то, что они делают, поскольку истинное место действия находится в телесных схемах, которые усвоили эту чистую, личностно неопосредованную культуру.

Такая точка зрения действительно отмечена в следующем утверждении, выдвинутом Вейси (2009) относительно достоверности данных интервью, особенно с точки зрения достоверности объяснений, которые люди дают о том, как и почему они действуют:

Поскольку методы интервью связаны только с дискурсивным сознанием , они не могут исключить возможность того, что глубоко усвоенные моральные влечения и отталкивания (основанные на схематических ассоциациях, приобретенных посредством культурного опыта, а не на сознательных убеждениях) имеют мотивационно важные модели (Vaisey, 2009). , п.1687 г., курсив мой).

Используя логику, изложенную Бурдье и Мидом относительно дорефлексивных истоков культурного понимания, Vaisey (2009), p. 1687, можно логически заключить, что данные интервью просто достигают преломлений более глубоких коллективных репрезентаций , причем последние создаются не самим индивидом, а коллективом (Durkheim, 1982, p. 52). Таким образом, роль социолога сводится к прямому доступу к культуре посредством своих бессознательных способностей, минуя дискурсивного или сознательного агента, который просто «неправильно распознает» ситуации.Поскольку концепция габитуса Бурдье (Bourdieu, 1977) рассматривает только социопространственное местоположение — физическое положение человека в обществе с точки зрения его доступа к культурным ресурсам, таким как работа, образование и другие формы производства капитала, — как влияющее на то, как и почему индивид интернализирует культуру таким образом, как они это делают, интернализованная культура остается чисто культурной или надиндивидуальной по своему составу, таким образом оставляя рефлексивные оценки просто как выбор между жесткой логикой, а не как составляющие такие значения из-за конкретных стратегий действий, в которые они вписываются. или активировать внутри человека.Такая логика, опять же, становится расплывчатой ​​только из-за присущего им динамизма и гибкости (Bourdieu, 1984, p. 101), вкупе со склонностью к ошибкам актера, который может развернуть понимание в ситуации, на самом деле не вызванной им, опрометчиво реагируя на мои действия. босс на работе, например, из-за того, что был поглощен драмой с другом. Хотя такие ситуации могут привести меня к созданию собственных значений для вещей, в рамках этой теории, где истоки таких мыслей выходят за рамки моих рефлексивных способностей и чисты по своему состоянию, то есть они просто воспроизводят институциональное значение внутри моего ментальные структуры (Бурдье, 1984, с.101), вопрос о том, как и почему я пришел к этим личным выводам, не продвигает социологию дальше, поскольку она не занимается ни генезисом, ни распространением таких значений. Культура сажает семена, которые я проращиваю из-за моего собственного заблуждения относительно того, как применять данные мне значения, оставляя механизмы, стоящие за этим процессом имплантации подлинно социологического источника действия и моих нераспознаний, просто как продукт этого более глубокого процесса.

Нужно ли использовать привычку для уменьшения силы ситуации?

В то время как Бурдье может защитить себя от этой «парсонианской» культуры как конечной интерпретации, поскольку он утверждает, что структура габитуса принимает свое значение только по отношению к внешней культуре в форме полей (Бурдье, 1984; Лизардо, 2004) Я поддерживаю свой аргумент, что, обходя индивидуальную рефлексивность, он по-прежнему продвигает прямую связь между культурой и действием, с отношением поля Habitus как отношения структуры к структуре (Bourdieu, 1984; Lizardo and Strand, 2010), в очередной раз отбрасывая идею «несоциализированного» или, по крайней мере, недостаточно социализированного индивида, способного отражать до начала своего понимания социальных кодов или значений.Таким образом, без этой способности отражать социальные коды и значения рассматриваются как незаметно проникающие в человека и, как таковые, выходящие за рамки ее будущих размышлений из-за того, что они так глубоко укоренились.

Такая критика оправдана самим фактом, что Бурдье (1984), с. 113, утверждали слабую связь между этими диспозициями и действием с точки зрения гибкости и динамичности первых, в том смысле, что практическая логика и метафоры действия, порождаемые диспозициями, могут применяться к ситуациям не из той же области, в которой эти диспозиции были первый опытный.То есть, хотя определенные действия могут быть «практикой, превращенной в необходимость» в тех областях, в которых они были произведены (Bourdieu, 1984, стр. 101), они могут быть использованы или применены в других ситуациях творческими способами таким же образом, как и репертуар. теоретики позиционируют инструменты. Например, диспозиции, которые ответственны за то, что индивид рабочего класса имеет вкус к своей участи в жизни, в то время как в зависимости от неравных отношений, существующих в их родном обществе, работают, чтобы предоставить инструменты и метафоры для действий в других областях, которые одновременно поддерживают и поддерживают гарантия полезности этого вкуса.Таким образом, инновации и творчество в индивидуальном действии происходят не от рефлексивного агента, который привносит в ситуации личностно окрашенные значения, а благодаря работе с ситуациями, которые пересекают внутренние культурные значения человека и, таким образом, требуют «переоснащения» его логики. чтобы сделать ситуацию осмысленной, по-прежнему подразумевая тесную связь между культурой и действием, хотя теперь и в одежде динамизма.

Таким образом, в то время как Бурдье (1984) и сторонники габитуса или концепции устойчивой диспозиции (Vaisey, 2009; Lizardo and Strand, 2010) рассматривают это как неотъемлемую гибкость структуры габитуса , я утверждаю, что эта теория уделяет больше внимания тому, как ранние, предварительно приобретенные предрасположенности адаптируются к новым ситуациям, чем тому, как такие ситуации на самом деле требуют действия и влияют на него, тем самым создавая регрессивную теорию действия.То есть, похоже, существует противоречие между тем, чтобы рассматривать свой габитус как гибкий в этом смысле и рассматривать культуру и действие как слабо взаимосвязанные, что возвращает нас к дилемме, на которую указывает Свидлер (1986) в трактовке Вебером идей и произвольных действий. Если логика, которую люди используют при столкновении с проблемными сценариями, зависит от оценки субъектом значения этой ситуации (Weber, 1968; Swidler, 1986, 2003), то именно то, что побудит человека прочитать ситуацию через конкретную ситуацию. габитус над другим? Что побуждает индивида сочетать предрасположенность с институциональным спросом, независимо от того, возник ли он на самом деле в этой области?

В самом деле, я считаю, что ответ на этот вопрос лежит у Бурдье (Bourdieu, 1984), p.466, собственная работа, в которой утверждается, что актер не может явно мыслить такие структуры, поскольку они «функционируют ниже уровня сознания и языка, вне досягаемости интроспективного исследования или контроля со стороны воли», подразумевает тесную связь между культурой и действием. . Это утверждение подразумевает, что такие структуры безусловно, формируют обработку информации, когда им подсказывают ситуации, тем самым приводя восприятие к безоговорочному регрессу к структурной логике, которую они приобрели.Любая неплотность прилегания возникает просто потому, что человек не знает окончательно, какая структура будет формировать его восприятие. Таким образом, вопрос о том, как и почему один габитус приводится в действие, когда его побуждают действовать, открывает только два довольно неудовлетворительных варианта.

Во-первых, следуя логике поля , такой выбор можно рассматривать как связанный с требованиями, которые ситуация предъявляет к действующему лицу (Бурдье, 1984, стр. 101). Например, в контексте рабочего места, где человек знает, что ему платят за оказание услуг для работодателя, приветствие человека, который, как он знает, является клиентом, может вызвать «габитус рабочего» , а не, скажем, « друг габитус » из-за этого понимания ситуационных требований.

Во-вторых, однако, и следуя логике, согласно которой культура как цель или культура как средство и цель, такое побуждение может быть сведено к самому уровню Habitus в форме «желаний уровня Habitus » (Bourgois and Schonberg, 2009), которые формируют прочтение ситуаций до рефлексивной оценки и, таким образом, осознание того, с какой дилеммой они сталкиваются. Например, моя роль игрока в видеоигры может побудить меня рассматривать клиента в этом рабочем сценарии как человека, который может играть в те же видеоигры, что и я, что побудило меня увидеть ее таким образом и спросить ее, играет она или нет. несмотря на то, что я знаю кодексы поведения на рабочем месте.

Таким образом, наличие как логики институциональных требований, так и логики личных убеждений, чувств или настроений создает ситуацию, в которой габитус как модель действий теряет силу. Если действительно такие ментальные структуры были приобретены до рефлексии и предсознательно, таким образом составляя наши самые основы рационального мышления и смещая наши решения в пользу этих основ, то что именно позволяет нам выбирать — или бессознательно выбирать и выбирать за нас — какую логику мы используем при интерпретации ситуации? В то время как Вайси (2008), стр.607, утверждает, что теоретики репертуара вкладывают слишком много сил во внешние, ситуативные требования, воспринимаемые актером, утверждая, что это продвигает «скиннеровский» взгляд на социальную жизнь со стимулом-реакцией, я считаю, что именно такие требования побуждают к выбору линий. действия. Однако такие требования делают это не потому, что их рассматривают по очереди, как предполагает эта «скиннеровская» критика, а в рамках более широких стратегий, таких как то, кем человек видит себя и что он видит в мире.Однако такого рода более широкие идентичности и проекты идентичности не имеют языка в габитусе или диспозиционных взглядах. В результате я утверждаю, что они требуют более детального внимания к взаимодействию между индивидуальной и социальной структурой, и поэтому просят повторно использовать некоторые ключевые идеи Парсонса (1949) в этом вопросе, а именно его акцент на включение нескольких уровни анализа в одном исследовательском проекте и его стремление рассматривать различные нормативные или культурные представления как взаимно составляющие общую смысловую систему.

Попытки преодолеть привычку и рефлексивность: рефлексивный привычка и рефлексивные режимы

В то время как я сосредоточился на ученых, которые либо использовали, либо оспаривали концепцию габитуса, ряд ученых стремились уточнить эту концепцию и — неявно и, возможно, непреднамеренно — провести исследование, используя острую осведомленность Парсонса (1949) о необходимости анализа. индивидуальные мысли и действия в разнообразной манере. Ключевым элементом этой традиции является Клэр Л. Декото (2016), стр.303, и ее концепция рефлексивного габитуса . Отмечая утверждения Арчера (Archer, 2007) о регрессии и стазисе, выдвинутые против габитуса, Декото (2016) утверждает, что эту концепцию можно спасти, включив идеи Арчера о рефлексивности в само ее формирование. Вместо того, чтобы рассматривать габитус и рефлексивность как противоположность, Декото (2016), стр. 318, утверждает, что уникальное позиционирование людей в нескольких областях дает им бесчисленное множество ситуационных логик и пониманий для интерпретации их миров и, следовательно, наделяет концепцию габитуса чувством рефлексивности.

Арчер, однако, критикует рефлексивный габитус за то, что он по-прежнему совершает ту же фундаментальную ошибку, что и первоначальная концепция габитуса: структурные влияния, ошибочно принимаемые за природу, рассматриваются как образующие те самые основы, на которых строятся все рефлексивные оценки. Вместо того, чтобы пытаться спасти эту концепцию, Арчер (2007), стр. 145, утверждает, что люди развивают определенные способы участия в рефлексивных оценках — рефлексивные «режимы» — на основе опыта, который они получили в начале своей жизни со своими семьями.Арчер (2007) утверждает, что у людей есть относительно стабильные способы рефлексивного мышления. У нее четыре ключевых типологии: коммуникативные рефлексивы, автономные рефлексивы, мета-рефлексивы и раздробленные рефлексивы. Варьируя как с точки зрения того, насколько мнение других влияет на рефлексивные оценки, так и с точки зрения того, насколько успешны такие оценки для действий, Арчер (2007) использует типологии коммуникативных, автономных, мета-рефлексивных и раздробленных рефлексивных реакций, чтобы позволить интерпретация того, как и почему люди ведут себя именно так (Каэтано, 2015).

Однако утверждение Арчер (Archer, 2010) о том, что рефлексивным стилям усваивается на протяжении жизни, несколько проблематизируется ее предыдущими утверждениями о дорефлексивной природе рефлексивности. В самом деле, Акрам и Хоган (2015) и Декото (2016) утверждают, что, лишив рефлексивности социализированных элементов, собственные утверждения Арчера о приверженности и реализации своих проектов или стратегий различными способами не могут быть легко осмыслены. Если рефлексивность — это постоянная способность людей, почему она должна принимать определенные формы или «режимы» на протяжении всей жизни? В то время как Арчер (2010) фокусируется на опыте раннего детства, что может помешать более позднему опыту кристаллизоваться в такие формы? Такие вопросы, как эти, работают над тем, чтобы концепция рефлексивного режима Арчера (Archer, 2010) казалась похожей на рефлексивный габитус в той мере, в какой эта концепция становится очень похожей на исходную формулировку габитуса из-за акцента на раннем габитусе. жизненный опыт в формировании своих предрасположенностей, а также несостоятельный из-за отсутствия спецификации его развития для любого данного человека.

Обсуждение

Я считаю, что это загадочное качество работы Арчера (Archer, 2010) над рефлексивными режимами в сочетании с спасением Декото (Decoteau, 2016) концепции Gabbus посредством включения рефлексивности демонстрируют неявную приверженность со стороны авторы к «парсонианской» культуре как конечная точка зрения. В обоих случаях считается, что переживания относительно беспроблемным образом оседают внутри людей в виде предрасположенностей или склонностей к действию.Несмотря на внимание к явно рефлексивным или усвоенным аспектам этих диспозиций пост — в отличие от Бурдье, которому, как упоминалось выше, поручено позиционировать развитие диспозиций как предшествующее развитию рефлексивных способностей индивида (Archer, 2010). ) — эти авторы до сих пор считают, что однажды сформировавшиеся предрасположенности оказывают сильное влияние на индивидуальные мысли и действия.

В то время как диспозиции могут и действительно часто делают сильно влиять на то, что люди думают и делают (Leschziner, 2015), упор на диспозицию над ситуативными или иными реляционными элементами мысли и действия обезличивает (Strauss, 2006) эти явления.Как и сторонники модели двойного процесса или структуры двойного процесса (Vaisey, 2009; Lizardo et al., 2016), культура рассматривается как непрерывно влияющая на когнитивные и эмоциональные способности людей. Например, вопросы относительно степени, в которой переживания проявляются в диспозициях в форме интернализованных когнитивных схем (Williams, 2016b, p. 6), отодвигаются на второй план. Таким образом, я утверждаю, что утверждения относительно специфики исследования с использованием таких концепций, как габитус , рефлексивный габитус , рефлексивные режимы и модель / структура двойного процесса, в более широком смысле продвигают то, что Миллс (1959) рассматривал как и великая теория , и абстрактный эмпиризм.Вместо явного теоретического обоснования того, как и почему культура формирует действия, использование этих концепций позволяет исследователям делать заявления об этом процессе, которые, по-видимому, противоречат друг другу. Напряженность между рефлексивным габитусом и рефлексивными модами , с одной стороны, свидетельствует об этой проблеме, в то время как недавние дебаты относительно относительной дискретности автоматических и размышляющих когнитивных способностей свидетельствуют о концептуальных трудностях, присущих модели / структуре двойного процесса другой (Leschziner, Green, 2013; Leschziner, 2015; Lizardo et al., 2016).

Что объединяет критикуемые выше концепции и модели, так это то, что они отвергают единое синтетическое исследование. Действительно, аналогичные настроения были выражены социологами, специализирующимися во многих различных областях, хотя и не относились к тому, что я назвал повторной парсонизацией области социологии. Исследователи, изучающие широкий круг тем, призвали учитывать множество факторов при анализе решений, которые люди принимают в отношении важных аспектов своей жизни, начиная от того, как они выбирают образование для своего ребенка (Lareau, 2003), до того, как они решают взять на себя обязательства. преступности (Vaughan, 1998), тому, как человек выбирает конкретную карьеру (Leschziner, 2015).В таких случаях исследователи склонны утверждать, что существует разрыв между исследованиями, посвященными динамике населения в целом, и исследованиями, посвященными локализованному поведению (например, Lamont et al., 2014). Хотя изучение обоих этих вопросов важно, эти исследователи утверждают, что часто существует тенденция к построению моделей на каждом уровне за счет более богатого и целостного объяснения (Morgan and Winship, 2015). Это приводит, как они утверждают, не только к конкурирующим объяснениям, но и к концептуально расплывчатым (Western, 1996).Эти исследователи часто утверждают, что усилия по пониманию индивидуальных решений должны выходить за рамки рассмотрения решений как основанных либо на внешних факторах, либо как на личном выборе отдельных лиц, к более точному расположению индивидуального принятия решений в контексте, в котором оно происходит (Baldry et al. , 2007).

Чтобы уйти дальше как от великой теории, так и от абстрактного эмпиризма, я также утверждаю, что как методологически, так и аналитически плодотворно представить процесс принятия решений в целом как временной континуум, отмеченный тремя различиями, основанными на том, когда человек оценивает тот или иной предмет. : ориентация на будущее — когда человек оценивает то, что еще не произошло, и поэтому имеет ожидания по этому поводу; ориентация на настоящее — когда человек оценивает что-то, что в настоящее время происходит в его или ее жизни, и, следовательно, может иметь отношение к этой вещи; и ориентация на свое прошлое — когда человек оценивает что-то, что случилось с ним в прошлом, и, следовательно, может дать оценку этому (Mische, 2014).Рассмотрение решений как совокупности ожиданий, установок и оценок требует, чтобы социологи принимали во внимание широкий спектр теорий, которые уже существуют в наших инструментах, при одновременном анализе решений любого данного человека в любой момент времени. Идеи социализации и формирования диспозиций (Bourdieu, 1984), случайный характер принятия решений (Swidler, 1986), динамический характер личностного роста и формирования идентичности (Ibarra, 1999) и относительная стабильность интерсубъективно разделяемых категорий такие как роли (Goode, 1960; Wacquant, 1990) должны одновременно влиять на решения, поскольку они принимаются отдельными лицами, чтобы дать полный отчет о действиях отдельных лиц.

Заключение

В этой статье я выдвинул аргумент, что культура должна рассматриваться как предоставление ресурсов, которые люди используют для навигации по миру. Я утверждал, что эта точка зрения прямо противоположна взглядам, которые утверждают, что эти ресурсы могут независимо мотивировать чьи-то действия, обеспечивая им цели или конечные проблемы, к которым они могут привязаться. Ключевым моментом в моем отказе от этой последней точки зрения является идея о том, что видение культуры как способной обеспечивать такие цели для действий требует видения этих целей как способных рассматриваться вне ситуаций и, таким образом, ясными, неоспоримыми способами, как таковые, способствующие «повторному» Парсонизированный взгляд на теорию действия Вебера, согласно которой культура предоставляет как средства, так и цели действия.

Если цели действия, которые люди ищут в своих культурах, представляют собой средства, с помощью которых эти люди активно конструируют свою собственную идентичность, то что это означает для социологов? В отличие от утверждений Вайси (2009), стр. 1687, эти полуструктурированные и глубинные интервью дают социологам доступ только к «дискурсивному сознанию» опрашиваемых, тем самым оставляя истинные движущие силы действий недоступными для социолога, видя идентичность как активно конструируемую индивидом, и как выстраивает линии своего поведения. Действие, которое человек предпринимает, давая им их конкретное значение, означает, что эти интервью не упускают никаких внутренних движущих сил, но позволяют социологу исследовать механизмы, ответственные за утверждения личности индивида, и, таким образом, конкретные направления действий, которые они выстраивают как часть их более крупных стратегий или планов действий (Martin, 2011; Pugh, 2013).То есть интервью позволяют социологу увидеть, как люди формируют ситуации, наполняя эти ситуации своего рода идеальным типичным значением Weber (1968), стр. 26, утверждали, что это так, и использовали эту информацию в качестве трамплина для исследования институциональных дилемм, перед которыми ставятся такие стратегии. Например, опрос «наркомана» может дать информацию о том, как действующие лица борются за удовлетворение требований, которые, по их мнению, общество одновременно предъявляет и подавляет. Это дало бы социологу доступ к конкретным обоснованиям и стратегиям, которые они используют, и, таким образом, позволило бы им увидеть, какую культуру использует респондент и почему.

Представление о культуре и действии, которое я продвигал, требует дополнительной работы по определению того, как и почему люди приступают к поискам идентичности, которые они выполняют. Это включает в себя не только видение того, какие институциональные требования запускают определенные направления действий среди групп лиц или отдельных лиц в целом, но и персонализированные последовательности действий (Гарро, 2000; Штраус, 2006). Персонализация предполагает рассмотрение использования культуры как тесно связанной с самооценкой индивидов (Leschziner, 2015, стр.167) и их контексты действия. Это требует использования методов, которые исследуют особенности действий людей способами, не поддающимися широким обобщениям и однонаправленным причинным утверждениям (Jerolmack and Khan, 2014).

Таким образом, вдали от «третьей альтернативы» (Swidler, 2008, p. 616), продвигаемой Вайси (2009) и рассматриваемой как логически вытекающей из «теории сильной практики» (Lizardo and Strand, 2010, p. 204) с ее акцентом Что касается структуры для структурирования отношений, то действительно «де-парсонизированный» взгляд на интерпретативную ветвь социологии Вебера, по-видимому, является именно тем, что требуется (Cohen et al., 1975). Использование последних достижений когнитивной науки о природе и функциях интуиции — многообещающий путь, по которому следует идти (Leschziner, 2015; Williams, 2016a, b). Такие идеи неявно использовались во многих социологических работах, начиная от классических представлений Дюркгейма (Durkheim, 1895) о процессе рефракции (Williams, 2016b) до работы Воана (Vaughan, 1986) о процессе разъединения или разрыва отношений. Во всех этих направлениях исследований действие рассматривается как несущее чувство спонтанности, которое не сводится ни к шаблонному, схематически детерминированному действию, с одной стороны, ни к интенсивному обдумыванию или рефлексивной оценке, с другой (Williams, 2016b).Вместо этого это исследование выдвигает на первый план одновременно активные и пассивные аспекты действия, обосновывая действие в тех контекстах, в которых оно происходит. При этом сурьмы, доминирующие в социологическом теоретизировании — особенно структурное агентство — становятся более управляемыми.

Использование этого исследования означает резко отказаться от таких звонков, как Lizardo et al. (2016) для беспроблемного использования общих теоретических рамок. Рассмотрение действия как всегда контекстуализированного, а деятельности как всегда встроенного (Korteweg, 2008, p.437) перемещает исследования от конкретных моделей и методов моделирования к более ситуативному анализу. Такая работа может быть ближе к той, к которой стремился сам Парсонс, несмотря на многочисленные критические замечания в адрес его работы как в высшей степени абстрактной (Gerhardt, 2011). Несмотря на такие спорные недостатки, исследовательская программа Парсонса — особенно его упор на одновременный анализ объективных и субъективных аспектов индивидуального восприятия и опыта — служит моделью для ситуативного синтетического социологического анализа.

Авторские взносы

Автор подтверждает, что является единственным соавтором данной работы, и одобрил ее к публикации.

Заявление о конфликте интересов

Автор заявляет, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Список литературы

Акрам, С. (2013). Полностью бессознательный и склонный к привычке: характеристики агентности в структуре и диалектика агентности. J. Theory Soc. Behav. 43, 45–65. DOI: 10.1111 / jtsb.12002

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Акрам, С., и Хоган, А. (2015). О рефлексивности и поведении себя в повседневной жизни: размышления о Бурдье и Арчере. руб. J. Sociol. 66, 606–625. DOI: 10.1111 / 1468-4446.12150

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Александр, Дж. К. (1983). Современная реконструкция классической мысли: Талкотт Парсонс .Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Александр, Дж. К. (2014). Современная реконструкция классической мысли: Талкотт Парсонс . Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Арчер, М. С. (2003). Быть человеком: проблема агентства . Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Арчер, М. С. (2007). Пробираясь сквозь мир: Рефлексивность человека и социальная мобильность . Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Арчер, М. С., и Элдер-Васс, Д. (2012). Культурная система или круги нормы? Обмен. Eur. J. Soc. Теория 15, 93–115. DOI: 10.1177 / 1368431011423592

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Болдри К., Бейн П., Тейлор П., Хайман Дж., Схолариос Д., Маркс А. и др. (2007). Значение работы в новой экономике . Нью-Йорк: Пэлгрейв Макмиллан.

Google Scholar

Барг, Дж. А.(1992). Экология автоматизма: к созданию условий, необходимых для создания эффектов автоматической обработки. г. J. Psychol. 105, 181–199. DOI: 10.2307 / 1423027

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бурдье П. (1977). Очерк теории практики . Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Бурдье П. (1984). Отличие: социальная критика суждения вкуса .Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Google Scholar

Бурдье П. (1990). Логика практики . Стэнфорд: Издательство Стэнфордского университета.

Google Scholar

Бургуа П. и Шенберг Дж. (2009). Кирилл . Лос-Анджелес, Калифорния: Калифорнийский университет Press.

Google Scholar

Burger, T. (1977). Талкотт Парсонс, проблема порядка в обществе и программа аналитической социологии. г. J. Sociol. 83, 320–339. DOI: 10.1086 / 226549

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Каэтано А. (2015). Определение личной рефлексии: критическое прочтение подхода Арчера. Eur. J. Soc. Теория 18, 60–75. DOI: 10.1177 / 1368431014549684

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коэн Дж., Хейзелригг Л. Э. и Поуп У. (1975). Де-Парсонизирующий Вебер: критика интерпретации Парсонса социологии Вебера. г. Социол.Ред. 40, 229–241. DOI: 10.2307 / 2094347

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коллинз Р. (1980). Последняя теория капитализма Вебера: систематизация. г. Социол. Ред. 45, 925–942. DOI: 10.2307 / 2094910

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коллинз Р. (1986). Веберовская социологическая теория . Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Декото, К. Л. (2016). Рефлексивный габитус: критический реалист и бурдьезианское социальное действие. Eur. J. Soc. Теория 19, 303–321. DOI: 10.1177 / 13684310155

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Дьюи, Дж. (1922). Природа и поведение человека . Нью-Йорк: Современная библиотека.

Google Scholar

Дюркгейм Э. (1895). Правила социологического метода . Нью-Йорк: Свободная пресса.

Google Scholar

Дюркгейм Э. (1982). Правила социологического метода . Нью-Йорк: Свободная пресса.

Google Scholar

Элдер-Васс, Д. (2010). Причинная сила социальных структур: возникновение, структура и действие . Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Гарро, Л. К. (2000). Вспоминая то, что известно, и конструирование прошлого: сравнение теории культурного консенсуса и теории культурных схем. Ethos 28, 275–319. DOI: 10.1525 / eth.2000.28.3.275

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Герц, К.(1973). Интерпретация культур . Нью-Йорк: Основные книги.

Google Scholar

Герхардт, У. (2011). Социальная мысль Талкотта Парсонса: методология и американский этос . Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Haraway, D. (1988). Установленные знания: научный вопрос в феминизме и привилегия частичной перспективы. Феминистский стад. 14, 575–599. DOI: 10.2307 / 3178066

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Холмвуд, Дж.(2014). Основы социологии? Талкотт Парсонс и идея общей теории . Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Холтон, Р. Дж., И Тернер, Б. С. (1986). Талкотт Парсонс об экономике и обществе . Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Холтон, Р. Дж., И Тернер, Б. С. (2015). Талкотт Парсонс об экономике и обществе . Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Ибарра, Х. (1999). Временные «я»: экспериментирование с образом и идентичностью в профессиональной адаптации. Адм. Наук. Q. 44, 764–791. DOI: 10.2307 / 2667055

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Джеролмак, К., и Хан, С. (2014). Разговоры дешевы: этнография и ошибочные установки. Sociol. Методы Рез. 43, 178–209. DOI: 10.1177 / 0049124114523396

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Йоас, Х. (1996). Творчество действия . Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Google Scholar

Иоас, Х., и Knöbl, W. (2013). Война в общественной мысли: Гоббс до наших дней . Принстон: Издательство Принстонского университета.

Google Scholar

Кортевег, А. (2008). Дебаты по шариату в Онтарио: гендерные аспекты, ислам и представительство мусульманских женщин. Gender Soc. 22, 434–454. DOI: 10.1177 / 0891243208319768

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ламонт, М. (1992). Деньги, мораль и нравы: культура французов и американского высшего среднего класса .Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Google Scholar

Ламонт, М., Бельжан, С., Клер, М. (2014). Что отсутствует? Культурные процессы и причинные пути к неравенству. Socio Econ. Ред. 12, 573–608. DOI: 10.1093 / ser / mwu011

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ларо, А. (2003). Неравное детство: класс, раса и семейная жизнь . Беркли: Калифорнийский университет Press.

Google Scholar

Ли, К.С., Мунк П. А. (1979). Fractured Weber: критика интерпретации Парсонса. Qual. Социол. 2, 26–41. DOI: 10.1007 / BF023

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лещинер, В. (2015). За столом шеф-повара: кулинарное творчество в элитных ресторанах . Стэнфорд, Калифорния: Издательство Стэнфордского университета.

Google Scholar

Лещинер В., Грин А. И. (2013). Размышления о еде и сексе: осознанное познание в рутинной практике в той или иной области. Sociol. Теория 31, 116–144. DOI: 10.1177 / 0735275113489806

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лизардо О. (2004). Когнитивные истоки габитуса Бурдье. J. Theory Soc. Behav. 34, 375–401. DOI: 10.1111 / j.1468-5914.2004.00255.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лизардо О., Моури Р., Сепульвадо Б., Штольц Д. С., Тейлор М. А., Ван Несс Дж. И др. (2016). Что такое модели двойного процесса? Значение для культурного анализа в социологии. Sociol. Теория 34, 287–310. DOI: 10.1177 / 0735275116675900

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лизардо О. и Стрэнд М. (2010). Навыки, инструменты, контексты и институты: прояснение взаимосвязи между различными подходами к познанию в культурсоциологии. Поэтика 38, 204–227. DOI: 10.1016 / j.poetic.2009.11.003

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мартин, Дж. Л. (2011). Объяснение социальных действий .Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Мид, Г. Х. (1934). Разум, Я и общество: с точки зрения социального поведенческого человека . Чикаго, Иллинойс: Издательство Чикагского университета.

Google Scholar

Миллс, К. У. (1959). Социологическое воображение . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Миш, А. (2014). Оценивайте будущее в действии: проективные грамматики в дебатах Рио + 20. Theory Soc. 43, 437–464. DOI: 10.1007 / s11186-014-9226-3

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Морган, С. Л., и Уиншип, К. (2015). Противоречие и причинный вывод: методы и принципы социальных исследований, второе издание . Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Оукс, Г. (2003). Макс Вебер о ценностной рациональности и ценностных сферах: критические замечания. J. Классическая социология. 3, 27–45. DOI: 10.1177 / 1468795X03003001693

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Парсонс, Т. (1949). Структура социального действия . Нью-Йорк: Свободная пресса.

Google Scholar

Парсонс Т. (1991). Социальная система . Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Пью, А. Дж. (2013). Какая польза от интервью для размышлений о культуре? Демистифицирующий интерпретативный анализ. г. J. Cultur. Социол. 1, 42–68. DOI: 10.1057 / ajcs.2012.4

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Свидлер А. (2003). Разговоры о любви: как важна культура . Чикаго, Иллинойс: Издательство Чикагского университета.

Google Scholar

Свидлер А. (2008). Прокомментируйте книгу Стивена Вейси «Сократ, скиннер и Аристотель: три способа размышления о культуре в действии». Sociol. Форум 23, 614–618. DOI: 10.1111 / j.1573-7861.2008.00080.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Тернер, Б.С. (1991). «Предисловие», в Социальная система, , изд. Т. Парсонс (Лондон: Рутледж), xiii – xxx.

Google Scholar

Вайси, С. (2009). Мотивация и обоснование: к теории двойного процесса культуры в действии. г. J. Sociol. 114, 1675–1715. DOI: 10.1086 / 597179

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Воган, Д. (1986). Разобщение: поворотные моменты в интимных отношениях . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Воган Д. (1998). Рациональный выбор, ситуативное действие и социальный контроль организаций: решение о запуске претендента. Law Soc. Ред. 32, 23–61. DOI: 10.2307 / 827748

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Wacquant, L.J.D. (1990). Выходящие роли или выходящая ролевая теория? Критические замечания по поводу того, как Эбо становится бывшим. Acta Sociol. 33, 397–404. DOI: 10.1177 / 0001699300410

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вагнер, Г., и Зипприан, Х. (1986). Проблема референции в теории причинного объяснения Макса Вебера. Hum. Stud. 9, 21–42. DOI: 10.1007 / BF00142907

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вебер М. (1968). «Основные социологические термины», в Экономика и общество: Очерк интерпретирующей социологии , Vol. I, редакторы Г. Рот и К. Виттич (Нью-Йорк: Бедминстер Пресс), 3–62.

Google Scholar

Вебер М. (1992). Протестантская этика и дух капитализма .Нью-Йорк: Рутледж.

Google Scholar

Вестерн, Б. (1996). Расплывчатая теория и модель неопределенности в макросоциологии. Sociol. Методол. 26, 165–192. DOI: 10.2307 / 271022

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Уильямс, Л. Х. (2016b). Разговор о педофилии: рефлексивное управление желанием. Девиантное поведение , 1–13. DOI: 10.1080 / 01639625.2016.1257880

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Социальные системы: определение и теория — видео и стенограмма урока

AGIL Paradigm

Хотя сами социальные системы, вероятно, существовали столько времени, сколько люди жили коллективно, эта концепция возникла как академическая теория в книге социолога Талкотта Парсона , Структура социального действия .В ходе этой работы Парсонс построил парадигму AGIL , которую он использовал для определения четырех основных условий, необходимых обществу для выживания: адаптация, достижение цели, интеграция и задержка.

Парадигма AGIL — довольно сложная система для оценки функциональных потребностей общества, но его структура позволила ему разбить каждую категорию на подкатегории. При этом Парсонс смог классифицировать различные социальные системы и проанализировать, как они пересекаются друг с другом, чтобы внести свой вклад в успешное целое.

Парсонс считал, что условия парадигмы AGIL статичны и не зависят от изменений в культуре и обществе и могут быть применены к любому обществу, независимо от места и времени. Из-за этого теория вызвала серьезную критику за то, что она чрезмерно сложна, слишком жестка и не желает учитывать культурные различия.

Примеры социальных систем

Хотя парадигма AGIL и вызвала определенную критику, она служит основой теории систем.Цель общей теории систем — объяснить, почему, когда определенные отдельные части соединяются, они образуют нечто большее и иногда полностью отличаются от независимых частей? Это сложный вопрос, который лучше объяснить на примере.

Рассмотрим мой предыдущий пример города или города, в котором есть предприятия, семьи, правительственные учреждения и т. Д. По отдельности в этих частях нет ничего, что предполагало бы, что, собранные определенным образом, они создадут функционирующее сообщество.Классифицируя отдельные части, общая теория систем пытается найти объяснение того, почему они создают что-то, что, казалось бы, намного больше или отличается от того, что можно было бы предположить по характеристикам частей.

Поскольку функциональное целое (в данном случае город) не может быть объяснено простым объединением всех частей вместе, то, по мнению социологов, объяснение должно быть связано с тем, как они взаимодействуют друг с другом. . Например:

1. Люди тратят деньги на местные предприятия
2. Предприятия платят налоги городу и штату
3. Государство использует налоги для оплаты государственного образования
4. Дети получают образование и начинают работать
5. Рабочие тратят деньги на местные предприятия.

В этом примере все социальные системы (бизнес, правительство, государственное образование и т. Д.) Взаимодействуют друг с другом, чтобы город продолжал функционировать и двигаться вперед, а не останавливался или становился банкротом.

Резюме урока

Хотя это довольно сложная концепция, социальные системы — это просто отдельные части, составляющие функционирующее целое, такое как общество. В течение 1950-х годов социолог Талкотт Парсонс построил AGIL Paradigm , чтобы проанализировать, как определенные социальные системы объединяются, чтобы соответствовать основным условиям успешной цивилизации.Хотя теория вызвала критику за ее жесткость, она стала основой для общей теории систем , которая используется для разбивки и категоризации отдельных частей целого, чтобы понять, почему их отношения создают полную и часто успешная организация.

Перейти к основному содержанию Поиск

Поиск

• Где угодно

Быстрый поиск где угодно

Поиск Поиск

Расширенный поиск

• Войти | регистр

Пропустить основную навигацию Закрыть меню ящика Открыть меню ящика На главную

• Подписка / продление
  • Учреждения
  • Индивидуальные подписки
  • Индивидуальные продления
• Библиотекари
  • Платежи, полные тарифы 9080 Пакет для Чикаго
  • Полный охват и охват содержимого
  • Файлы KBART и RSS-каналы
  • Разрешения и перепечатки
  • Инициатива развивающихся стран Чикаго
  • Даты отправки и претензии
  • Часто задаваемые вопросы библиотекарей
• Агенты,
  Тарифы, заказы и платежи
  • Полный пакет Chicago
  • Полный охват и содержание
  • Даты отправки и претензии
  • Часто задаваемые вопросы агента
• Партнеры по издательству
  • О нас
  • Публикуйте у нас
  • Новые журналы
  • Публикация
  tners
• Обновления из прессы
  • Подпишитесь на уведомления eTOC
  • Пресс-релизы
  • Медиа

• Книги издательства Чикагского университета
• Распределительный центр в Чикаго
• Чикагский университет

• Положения и условия
• Заявление о публикационной этике
• Уведомление о конфиденциальности
• Доступность Chicago Journals
• Доступность университета

• Следуйте за нами на facebook
• Следуйте за нами в Twitter

• Свяжитесь с нами
• Запросы СМИ и рекламы
• Открытый доступ в Чикаго

• Следуйте за нами на facebook
• Следуйте за нами в Twitter

Талкотт Парсонс — Социология — Oxford Bibliographies

Введение

Талкотт Парсонс (р.1902 – г. 1979) родился в семье священника конгрегации Новой Англии. Его отец, Эдвард Смит Парсонс (р. 1863 — ум. 1943), стал президентом колледжа Мариетта в Огайо в 1902 году. Будучи студентом Амхерст-колледжа, Парсонс был свидетелем того, как президента колледжа Александра Мейкледжона несправедливо обвиняли в совершил проступок и увидел, как разрушилась вдохновляющая интеллектуальная атмосфера. Что, в свою очередь, способствовало тому, что в начале 1920-х он стал откровенным левым, за которым следило Федеральное бюро расследований.Благодаря учебе в Лондонской школе экономики и в Гейдельбергском университете (1925–1927) он стал ученым в области социальных наук, который применил свое мышление к обществу и окружающему миру, пожизненный ученик Макса Вебера, но также человек, который стал часто участвует в политике дня. Он преподавал в Гарварде с 1927 года и работал там профессором с 1936 года до выхода на пенсию, где сосредоточился на социальной теории, основанной на эмпирическом опыте, но имеющей методологическое кредо, выходящее за рамки эмпиризма.В течение пяти десятилетий, с 1920-х по 1970-е годы, он разработал социальную теорию, когда дважды пересмотрел свой подход — «структурный функционализм» его «средней» фазы (с начала 1940-х до начала 1960-х годов) получил международное признание в 1950-х годах. но следует также признать ранние работы и поздние произведения. Начиная с 1960-х годов и получив отклик в XXI веке, критики оценивали его теорию как консервативную, даже абстрактную. На протяжении десятилетий он продолжал работать над своей теорией систем — которую он намеревался разоблачить в последний раз в 1970-х — незаконченный великий опус, не опубликованный при его жизни, объясняет американское общество как социальное сообщество в процессе становления.Он умер в Мюнхене, Германия, 8 мая 1979 года, в день, когда отмечается тридцать четвертая годовщина безоговорочной капитуляции нацистской Германии, дата, имеющая для него особое значение, поскольку он помог организовать перевоспитание послевоенной Германии после Мировой войны. Вторая война.

Общий обзор

Творчество Парсонса состоит из семнадцати книг и более двухсот научных статей. Его тема повсюду — современное индустриальное общество, в котором демократия служит как теоретической, так и эмпирической повесткой дня для социологии как социальной науки.Шесть его книг состоят из сборников статей, часто посвященных какой-либо современной социальной проблеме или текущей мировой ситуации с концептуальной точки зрения. Его работы также касаются семьи, медицины, религии, права, экономики, расовых отношений и политики, и это лишь некоторые темы. Его первые очерки (Parsons 1991) касаются в основном капитализма, его первый opus magnum, The Structure of Social Action (Parsons 1937), опирается на теории четырех европейских мыслителей для объяснения типа социального действия (как в действующей и мошенничество, аномия, а также харизма и ритуал), который безраздельно царит в фашизме, когда его собственная система отсчета — волюнтаризм как предвестник гуманизма.Его работа о национал-социализме (Parsons 1993) свидетельствует о его политической проницательности. В своем втором opus magnum, Социальная система (Parsons 1951), он утверждает, что современное индустриальное общество по своей структуре и принципам работы превосходит другие формы общества; таблица из пяти двухсторонних переменных сопоставляет ценностные ориентации в демократических и недемократических режимах. Вслед за Социальная система , схемы AGIL и LIGA плюс четырехфункциональная матрица социальной структуры (структур) (с Нилом Смелзером) являются аналитическими приборами, последний рассматривает социальную систему через функции — адаптацию, достижение цели, интеграция и сопровождение шаблонов соответственно.Подход был пересмотрен в начале 1960-х, структурный функционализм был заменен анализом средств взаимодействия — денег, политической власти, влияния и ценностных обязательств — не только в их взаимосвязи, но и как аренах институционализации, экономики, государственное устройство, социальное сообщество и культура / образование (см. Parsons 1969). Другая тема, «эволюционные универсалии», проливает свет на развитие общества в условиях западной демократии (Parsons 1971), истоки которой лежат в классических культурах, таких как Древняя Греция.На этом третьем этапе своего творчества Парсонс занимается вопросами, связанными с революцией в образовании, включая то, как американский университет служит хранилищем гуманизма (Parsons and Platt, 1973) вместе с гражданскими свободами и гражданскими правами, войной во Вьетнаме и постколониализмом, дело Уотергейта и апартеид в Южной Африке. После своей смерти он оставил большую незаконченную рукопись «Американское социальное сообщество» (Parsons 2007).

• Парсонс, Талкотт. 1937 г. Структура социального действия: исследование по социальной теории с особым упором на группу недавних европейских писателей . Нью-Йорк: Макгроу-Хилл.

  Чтобы противодействовать социальной теории, господствовавшей в то время в Соединенных Штатах, когда социальный дарвинизм господствовал в понимании социальной жизни, книга выступает против утилитаризма, а также бихевиоризма и позитивизма. Методологическая проблема заключается в том, что следует избегать «ошибки неуместной конкретности» (Уайтхед), признавая, что факты нуждаются в концептуальной основе (Хендерсон).Работы четырех европейских мыслителей — Альфреда Маршалла, Вильфредо Парето, Эмиля Дюркгейма и Макса Вебера — служат материальной базой, на которой он приводит доводы в пользу двуединой структуры социального действия, в которой социология имеет объяснения, которые ни экономика, ни политология может предложить. Его усилия увенчались признанием вклада Макса Вебера, немецкого социолога, который в то время был относительно неизвестен в американской социологии.

• Парсонс, Талкотт. 1951. Социальная система .Гленко, Иллинойс: Свободная пресса Гленко.

  Задуманная как сборник современного индустриального общества, концептуальная система отсчета книги опирается на Макса Вебера (« inter -action»), чтобы обсудить, во-первых, структуру (структуры) социальных действий, составляющих систему (системы). ) общества, кульминацией которого является универсализм — достижение, обозначающее «американский этос»; во-вторых, личность, которая примыкает к структурной установке или поддерживает ее, объяснение которой связано с социализацией и девиантностью; в-третьих, культура как идеи, которые могут быть идеологическими или когнитивными, как в религии или науке, плюс эмоциональная ориентация (и).Чтобы доказать, насколько плодотворен этот подход, в главе отношения врача и пациента изображаются как социальная система, которая означает взаимные действия — вдохновляющее начинание. В заключительных главах обсуждаются социальные изменения, а также теория систем в целом.

• Парсонс, Талкотт. 1969. Политика и социальная структура . Нью-Йорк: Свободная пресса.

  Эта работа направлена ​​на то, чтобы зафиксировать положение теории систем в конце 1960-х годов. Чтобы доказать, что политика и социальная структура долгое время были его темами, Парсонс перепечатывает некоторые из своих более ранних и недавних работ — о национал-социализме, маккартизме, проблеме гражданства чернокожих американцев и международной политике в период холодной войны и в отношении форума. Организации Объединенных Наций.Он документирует, где находится дискуссия о воспроизведении медиа-теории взаимодействия с эссе о политической власти, влиянии и ценностных обязательствах. Заключительная глава «Политика и общество» фокусируется на некоторых недавно развивающихся государствах, арене социальной интеграции в дифференцированном обществе, в которое эволюционируют Соединенные Штаты.

• Парсонс, Талкотт. 1971. Система современных обществ . Энглвуд Клиффс, Нью-Джерси: Prentice Hall.

  Общество Парсонса : эволюционные и сравнительные перспективы (Энглвуд Клиффс, Нью-Джерси: Прентис Холл, 1966) сосредоточено на «эволюционных универсалиях» в развитии западной цивилизации, в которой Соединенные Штаты теперь являются «новым ведущим обществом».Это тема, означающая «Сохранение модели и социальное сообщество». Идея состоит в том, что модернизация доминирует в мире, обеспечивая гражданские права и справедливые условия жизни как жизнеспособную перспективу: теория систем (пересмотренный формат) является адекватной концептуальной основой для понимания этого. Базовая линия — это теория интерактивных средств массовой информации, в которой влияние заменяет власть в качестве ресурса с «ненулевой суммой»: социальное сообщество становится носителем цивилизованности, и социальные изменения в Америке могут быть парадигматическими.

• Парсонс, Талкотт.1991. Ранние очерки . Отредактировано и с введением Чарльза Камика. Чикаго: Univ. Чикаго Пресс.

  Помимо хорошо проработанного биографического введения Камика, книга содержит двадцать ранних текстов, охватывающих три темы, к которым Парсонс обращается в предшествующие годы и во время работы над Структура социального действия , в период с 1928 по 1929 годы. 1937. Сборник включает эти очерки в разделы «Капиталистическое общество и его происхождение», «Исследования по развитию теории действия» и «Основы аналитической социологии» соответственно.

• Парсонс, Талкотт. 1993. Талкотт Парсонс о национал-социализме . Отредактировано и с введением Уты Герхардт. Нью-Йорк: Альдин де Грюйтер.

  Ранее опубликованные, а также неопубликованные источники документируют, как Парсонс анализирует немецкий (и итальянский) фашизм, поскольку он также принимает участие в «военных действиях» в Гарварде и обеспокоен послевоенной Германией и охваченным конфликтами послевоенным миром, который может последовать в после разработки атомной бомбы. Во вступительном эссе деятельность и писания Парсонса рассматриваются в контексте событий 1938-1947 годов.

• Парсонс, Талкотт. 2007. Американское общество: теория социального сообщества . Отредактировано и с введением Джузеппе Шортино. Боулдер, Колорадо: Парадигма.

  Эта работа основана на незаконченной рукописи, хранящейся в архивах Гарвардского университета, под названием «Американское социальное сообщество», которая была завершена с 1971 по 1979 год. Хотя редактор посмертной публикации вставил субтитры, которые якобы делают главы с их пространные аргументы более читабельны, достаточно остатков оригинального текста, чтобы отметить эту работу как кульминацию позднего творчества Парсонса.Начиная с кризиса Уотергейта и студенческих волнений, книга стремится задокументировать, как функционирует социальное сообщество в современных Соединенных Штатах. Идея состоит в том, что в 1960-е годы происходят серьезные социальные изменения, и необходимо дать ответы на новые актуальные вопросы: как можно сопоставить исторически беспрецедентное равенство в обществе с новыми формами неравенства? Каким образом солидарность и интеграция могут сочетаться с идентификацией, чтобы поддерживать плюрализм? Как сочетаются социальный класс и новый профессионализм на «рынке труда»? Что за гемейншафт можно найти в родстве, религии, стиле жизни и, несомненно, в образовании с его продолжающейся «образовательной революцией»? Глава «Индивидуальность и« институционализированный индивидуализм »» превозносит Rechtsstaat и показывает, как рациональность и мораль в социальной мысли примиряются в теориях Дюркгейма и Фрейда.

• Парсонс, Талкотт и Джеральд М. Платт. 1973. Американский университет . Кембридж, Массачусетс: Гарвардский унив. Нажмите.

  DOI: 10.4159 / harvard.9780674423626

  Теория действия включает организм, личность, социальную жизнь и культурный мир соответственно. Когнитивный комплекс представляет собой наследие западной культуры в современном высшем образовании — его якоря — профессионализм и гуманизм. Книга делает американский университет образцом того, как эмпирические исследования могут окрасить картину, нарисованную социальной теорией.Некоторые свидетельства вытекают из работы комитета по реформе университетов, которую Парсонс как президент Американской академии искусств и наук инициировал по всей стране (1967–1971). Обратите внимание на главы «Общее образование и социализация студентов: бакалавриат», «Университет и прикладные профессии: профессиональные школы» и «Университет и« интеллектуалы »».

Пользователи без подписки не могут видеть полный контент на эта страница.Пожалуйста, подпишитесь или войдите.

Талкотт Парсонс: ничьи теории не были больше

Это то, что Парсонс, получивший образование как в области биологии, так и экономики, стремился сделать в социологии, и это помогает объяснить, почему теория Парсона настолько сложна, что немногие социологи, а тем более непрофессионалы, утверждают, что понять это полностью. Он неоднократно предупреждал своих читателей, что имеет дело не с конкретными явлениями, а с «аналитическими абстракциями», набором логических категорий, в которые вписываются все социальные действия.

Парсонс однажды написал, что он хотел заменить марксистскую дихотомию между капитализмом и социализмом различием между Gemeinschaft (первичным, лицом к лицу сообществом дома и семьи) и Gesellschaft (безличным бюрократическим обществом). Собственно, к этому и стремились почти все социологические «отцы». Они не обязательно были антимарксистскими, но исторически капитализм и социализм были конкретными, частными сущностями, слишком жесткими и узкими, с точки зрения социолога, чтобы объяснить все человеческие общества.Различие Gemeinschaft-Gesellschaft, напротив, представляет собой логический тип социальных отношений, достаточно широкий, чтобы охватить любое общество, от деревенского до индустриального.

По мнению Парсонс, все социальные отношения подпадают под следующие категории, которые можно использовать в качестве основы для сравнения различных обществ:

• Нормы или стандарты, которые могут быть «универсалистскими» или «партикуляристскими».

• Статусы, которые могут быть получены в результате работы или учебы, или присвоены, то есть присвоены.

• Роли, которые могут быть конкретными, например, роль учителя, или размытыми, как роль отца.

• Эмоции, которые могут быть нейтральными или беспристрастными или аффективными, то есть частичными.

Парсонс пытался показать, что все социальные группы, от родственных групп до сложных обществ, имеют четыре «функциональных требования», если они хотят оставаться стабильными. То есть им нужны систематические способы удовлетворения четырех основных потребностей: достижение целей, приспособление к окружающей среде, интеграция различных слоев общества и устранение отклонений от принятых стандартов.Но Парсонс не был механистом. Он считал, что общества стремятся реализовать ценности, и что их ценности (например, мотив достижения в американской системе) оправдывают все другие действия. Ценности для Парсонса были частью культурной системы; роли социальной системы; мотивации системы личности и биологических функций системы организма. Он считал, что все четыре системы находятся под контролем «кибернетического контроля», заложенного в системе ценностей.

Все эти идеи были результатом усилий Парсонса по установлению «морфологии» общества, способа изучения формы и структуры общества.Его очень сложному и дифференцированному видению можно противопоставить гораздо более простую идею Маркса о том, что вся социальная структура является классовой структурой и что все социальные отношения, будь то в литературе или в воспитании детей, можно рассматривать через призму класса. Мощный луч, правда, но одномерный.

Сколько выживет в архитектонической системе Парсонса — вопрос открытый. В последнее десятилетие многие социологи, посчитав его концепции слишком абстрактными, вернулись к истории. Другие обратились к феноменологии или детальному исследованию небольших сегментов социального поведения; другие — к «интерпретативной» социологии или акценту на значении.Но остаются большие непреодолимые проблемы. Отойдя от частностей и ища инвариантные отношения, как далеко по пути, пройденному Парсонсом, нужно идти? Социологи еще долго будут обсуждать этот вопрос.

(Больше идей и тенденций, стр. 22.)

Модели социальных изменений

В своих поисках объяснения социальных изменений социологи иногда изучают исторические данные, чтобы лучше понять текущие изменения и движения. Они также опираются на три основные теории социальных изменений: эволюционных, функционалистских, и конфликтующих, теорий.

Эволюционная теория

Социологи XIX века применили работу Чарльза Дарвина (1809–1882) по биологической эволюции к теориям социальных изменений. Согласно теории эволюции , общество движется в определенных направлениях. Поэтому ранние социальные эволюционисты считали общество прогрессирующим на все более и более высокие уровни. В результате они пришли к выводу, что их собственные культурные установки и поведение были более развитыми, чем в более ранних обществах.

Огюст Конт, которого называют «отцом социологии», был приверженцем социальной эволюции.Он видел, что человеческие общества постепенно прибегают к использованию научных методов. Точно так же Эмиль Дюркгейм, один из основателей функционализма, рассматривал общества как переход от простых социальных структур к сложным. Герберт Спенсер сравнил общество с живым организмом, в котором взаимосвязанные части движутся к общей цели. Короче говоря, Конт, Дюркгейм и Спенсер предложили однолинейных эволюционных теорий , которые утверждают, что все общества проходят через одну и ту же последовательность этапов эволюции, чтобы достичь одной и той же судьбы.

Однако современные социальные эволюционисты, такие как Герхард Ленски-младший, рассматривают социальные изменения как полилинейные, а не однолинейные. Теория полилинейной эволюции утверждает, что изменения могут происходить несколькими путями и не обязательно ведут в одном и том же направлении. Теоретики полилинейности отмечают, что человеческие общества развивались по разным направлениям.

Функционалистская теория

Социологи-функционалисты подчеркивают, что поддерживает общество, а не то, что его меняет. Хотя на первый взгляд может показаться, что функционалисты мало что говорят о социальных изменениях, социолог Талкотт Парсонс считает иначе.Парсонс (1902–1979), ведущий функционалист, считал общество в его естественном состоянии стабильным и сбалансированным. То есть общество естественным образом движется к состоянию гомеостаза . Для Парсонса значительные социальные проблемы, такие как забастовки профсоюзов, представляют собой не что иное, как временные трещины в социальном порядке. Согласно его теории равновесия , изменения в одном аспекте общества требуют корректировок в других аспектах. Когда этих приспособлений не происходит, равновесие исчезает, угрожая общественному порядку.Теория равновесия Парсонса включает эволюционную концепцию непрерывного прогресса, но преобладающей темой является стабильность и баланс.

Критики утверждают, что функционалисты минимизируют последствия изменений, потому что все аспекты общества тем или иным образом способствуют общему здоровью общества. Они также утверждают, что функционалисты игнорируют использование силы влиятельными лицами общества для поддержания иллюзии стабильности и интеграции.

Теория конфликта

Теоретики конфликта утверждают, что, поскольку богатые и могущественные общества обеспечивают статус-кво, в котором сохраняются благоприятные для них социальные практики и институты, изменения играют жизненно важную роль в устранении социального неравенства и несправедливости.

Хотя Карл Маркс принял эволюционный аргумент о том, что общества развиваются в определенном направлении, он не согласился с тем, что каждая последующая стадия представляет собой улучшение по сравнению с предыдущей стадией. Маркс отмечал, что история развивается поэтапно, когда богатые всегда эксплуатируют бедных и слабых как класс людей. Рабы в Древнем Риме и современный рабочий класс подвергаются одной и той же эксплуатации. Только в результате социалистической революции, возглавляемой пролетариатом (рабочим классом), как объяснял Маркс в своей книге « Das Kapital » 1867 года, любое общество перейдет к заключительной стадии своего развития: к свободному, бесклассовому и коммунистическому обществу.

Взгляд Маркса на социальные изменения активен; он не полагается на то, что люди остаются пассивными в ответ на эксплуатацию или другие проблемы в материальной культуре. Вместо этого он представляет инструменты для людей, желающих взять под контроль и вернуть себе свободу. В отличие от функционализма и его упора на стабильность, Маркс считает, что конфликт желателен и необходим для инициирования социальных изменений и избавления общества от неравенства.

Критики Маркса отмечают, что теоретики конфликта не всегда понимают, что социальные потрясения не обязательно приводят к положительным или ожидаемым результатам.

.