Беседа определение в психологии: Страница не найдена

Партнерская беседа — конспект — Психология

Тема: Партнерская беседа. ПЛАН: 1. Понятие, сущность, принципы и функции партнерской беседы. 2. Этапы деловой беседы. 1. Понятие, сущность, принципы и функции партнерской беседы. Понятие «деловая беседа» весьма широко и достаточно неопределенно. Это и служебное совещание и просто деловой разговор заинтересованных лиц; т.е. проще говоря – это устный контакт между партнерами, связанными отношениями дела. • Под деловой беседой понимают речевое общение между собеседниками, которые имеют необходимые полномочия от своих организаций, фирм для установления деловых проблем или выработки конструктивного подхода к их решению. • Значение деловой беседы велико. Это наиболее благоприятная и зачастую единственная возможность убедить собеседника в обоснованности вашей позиции с тем, чтобы он с ней согласился и поддержал её. • Главная задача деловой беседы – убедить собеседника принять конкретные предложения. • Функции деловой беседы: • взаимное общение работников из одной деловой среды; • совместный поиск, выдвижение и оперативная разработка рабочих идей и замыслов; • контроль и координирование уже начатых деловых мероприятий; • поддержание деловых контактов; • стимулирование деловой активности. • Принципы ведения деловой беседы: • получение оперативной деловой информации; • способствование расширению интеллектуальных возможностей и активизации коллективного разума ее участников при принятие важных управленческих решений. 2. Этапы деловой беседы. • Этапы деловой беседы: • подготовка мероприятия • начало беседы • информирование присутствующих • аргументирование выдвигаемых положений. • Завершение деловой беседы. • Подготовка мероприятия – это планирование сбор материала и его обработка; анализ собранного материала и его редактирование. • Начало беседы имеет следующие задачи – установление контакта с собеседником по методике, состоящей из пяти пунктов: снятие психологических барьеров; нахождение совпадающих интересов; определение принципов общения; выявление качеств, опасных для общения; адоптация к партнеру и установление контакта: • создание рабочей атмосферы (зависит от первых сказанных фраз). • Привлечение внимания к предстоящему деловому разговору. • Информирование присутствующих – это передача сведений с которыми вы хотите познакомить. Она должна быть точной, ясной (не

Виды психологического консультирования | Онкологический диспансер Санкт-Петербурга

Помимо разных направлений и методов, в психотерапии и психологической помощи есть несколько форм работы, о которых следует знать пациентам, так как за каждой формой стоят определённые возможности. Иногда пациент хотел бы прийти со своим супругом или супругой, но не говорит об этом, считая, что психолог – это только личная беседа. Или видел кинофильм, где психологи работают с группами, и считает, что это единственный вид психологической работы.

Итак, виды (формы) психологической помощи бывают: индивидуальная, групповая, семейная.

Индивидуальная беседа – это самый распространенный способ работы, так как он, с организационной точки зрения самый простой. Личная беседа с психологом «лицом к лицу», в отдельном кабинете, предполагает, прежде всего, конфиденциальность, где личные переживания доверенные психологу не выходят за границы кабинета. Длительность такой беседы в среднем составляет от 30 до 60 мин. Количество встреч оговаривается отдельно в каждом случае и зависит от запроса пациента и возможностей психолога. Индивидуальная беседа нужна для решения самых вопросов от поверхностных, например, принятие решения в конкретной ситуации, до серьезных личностных вопросов — смысл жизни, осознание внутренних переживаний, общее понимание жизненного контекста пациента, «психологический диагноз» и т.д.

Групповая работа – это серия регулярных встреч с психологом (ведущим группы) и несколькими пациентами одновременно. В среднем от 5 до 7 человек. Такие группы необходимы, когда в психологической помощи пациенту могут быть важны мнения, взгляды, переживания и опыт других людей. Например, когда основная проблема пациента – сложности в общении. Или пациенту важно видеть, как другие справляются со своими сложностями. Группы могут обладать поддерживающим эффектом, а также мощным ресурсом в поиске ответов актуальных и перспективных жизненных задач.

Семейная встреча бывает двух видов: супружеская или в формате полной семьи. Чаще всего практикуется первый вариант, т.к. супруги являются «ядром» семьи. Поскольку многие ситуации кризисов – это проблема не только пациента, но и всей семьи в целом, то и работать важно совместно. Семейные консультации часто нужны для определенного рода информирования «второй половины» о состоянии пациента, и о том, какие действия могут быть предприняты для облегчения жизни пациента в условиях его семейной системы. Но также возможно и длительное сопровождение семьи от момента кризиса и до восстановления и поддержания новых семейных отношений.

Метод наблюдения, беседы, диагностическое интервью, контент-анализ.

Наиболее достоверная информация получается методом наблюдения. В процессе наблюдения поведение человека можно разделить на:

• существенные аспекты
• несущественные аспекты

Нужно уделить внимание существенным аспектам.

Для проведения наблюдения не требуется получения согласия со стороны испытуемого и установление с ним контакта, не требует создания положительной мотивации.

Недостатки:

• для получения достоверной информации требуется большое количество времени
• результаты трудно поддаются формализации, т.е. количественной оценки
• крайний субъективизм его результатов. Диагност является измерителем субъективизма. Все проходит через призму наших установок. В результате мы получаем, что хотели получить. Результаты поведения зависят от опыта диагноста и его личностных особенностей.

1925 год — Басов сформулировал требования по отношению к методу наблюдения.

Кеттелом также были предложены требования к методу наблюдения.

1. Поведение испытуемого должно оцениваться во многих его ролях и с разных сторон.
2. Наблюдатель должен проводить с испытуемым много времени (не менее 2-3 месяца). При этом желательно не менее 3-4 сеансов в неделю. Длительность сеансов зависит от цели наблюдения.
3. Заранее, до начала процесса наблюдения должны быть определены те симптомы поведения, которые следует фиксировать в процессе наблюдения. Должна быть установлена связь симптомов с теми психологическими характеристиками, которые психодиагност хочет определить
4. Психодиагност должен быть заранее натренирован в проведении наблюдения
5. Должны быть исключены ролевые отношения для беспристрастности наблюдения
6. Кеттел считает, что за испытуемым должно вестись наблюдение не менее 10 психологами. Оценка, полученная на основе наблюдений должна быть средняя, из тех, которую дают эти 10 психологов. Психологи должны быть независимы друг от друга.

Метод психодиагностического наблюдения.

1. Всегда заранее определены: цель, задачи и объект наблюдения.
2. Заранее выбираются ситуации для наблюдения.
3. Заранее устанавливается связь внешних поведенческих симптомов с теми психологическими характеристиками, которые психолог хочет оценить.
4. Психологу нужно определить, каким будет способ фиксации внешних поведенческих проявлений:
   • есть или нет проявление
   • степень выраженности симптома
   • отдельные ступени выраженности симптома

Они могут записываться качественно или количественно.

Метод беседы.

Метод необходим любому психологу. При любом диагностическом обследовании необходима беседа.

Цели:

1. установление контакта, настройка на сотрудничество.
2. Создание положительной мотивации, усиление мотивации к обследованию.
3. Получение диагностической информации.
4. Снижение тревожности и оказание психологической помощи испытуемому.

Если беседа ведется для оказания психологической помощи — это будет психотерапевтическая беседа или клиническое интервью.

Диагностическое интервью и клиническое интервью нельзя противопоставлять, они дополняют друг друга. Любое интервью — налаживание контакта и настройка на сотрудничество. Хорошее психотерапевтическое интервью — постановка диагноза.

Беседа — сложный метод для психолога.

Сложности:

1. В процессе беседы психолог вступает во взаимодействие с испытуемым и использует информацию путем метода наблюдения, фиксирует мимику, жесты, позы… Оценивает отношение испытуемого к беседе.
2. Получает информацию с помощью беседы — обращает внимание на формальную сторону беседы, на саму манеру речи… Такого рода наблюдения дают информацию, важную с точки зрения личностных особенностей человека.
3. Психолог, участвуя в беседе, сам воздействует на испытуемого, на то, что говорит испытуемый. Тем самым психолог может менять ситуацию, содержание ответов испытуемого. Ситуация беседы: собеседники находятся в ассиметричных позициях. Чаще всего получается, что психолог спрашивает, испытуемый — отвечает. Следовательно данная ситуация может привести к нарушению доверительности испытуемого. Возможен отказ отвечать на вопросы. Психолог перед беседой говорит, что он будет задавать вопросы, а после испытуемый задает все свои вопросы психологу.
4. Каждый психолог априорно воспринимается своим собеседником как специалист по межличностным отношениям. Следовательно, повышенные требования к личности самого психодиагноста.

Каким должен быть психодиагност?

Психодиагност должен обладать такими качествами как: коммуникабельность, направленность на другого человека, высокая эмпатия. Он должен быть терпим, тактичен, обладать высоким уровнем рефлексии.

Диагностическое интервью.

1. Нужно сформулировать цель и задачу психодиагностического интервью.
2. Регистрация и обработка вербального материала. Критерием выступает наличие или отсутствие предварительной подготовки плана или программы. Также важно, на чьей стороне находится инициатива проведения интервью. По этим критериям психодиагностическое интервью делят на:
   • управляемое или программное. В данном виде психодиагностического интервью есть заранее составленный план, инициатива на стороне психолога.
   • неуправляемое или непрограммируемое. Неуправляемое интервью — инициатива на стороне клиента (беседа исповедального характера), без вопросов со стороны психолога. Психолог в этой ситуации должен быть активным слушателем и должен следовать принципам недирективной психотерапии. Должен установить контакт, выражать эмпатию, относиться с уважением к словам клиента.

В подгруппе неуправляемого интервью:

1. стандартизированное интервью. Заранее сформирован план, определена жесткая тактика беседы, сохраняется последовательность задавания вопросов. Недостаток — меньше похоже на естественную беседу, больше похоже на экзамен, диагностику, следовательно, снижение искренности, следовательно, искажение ответов. Стандартизированное интервью можно проводить, когда у клиента сложилась установка, когда ему самому выгодно изложить информацию. К детям желательно применять стандартизированное интервью.
2. свободное интервью — заранее составлен план беседы, подготовлены вопросы. Нет жесткой последовательности вопросов. Вопросы задаются с учетом ответа на предыдущий. Позволяется поддержать естественность ситуации, искренность клиента. Такое интервью требует от психолога большого опыта. Свободное интервью проводится при индивидуальном обследовании, при консультировании отдельных лиц, когда нужно понять затруднения, проникнуть во внутренний мир испытуемого.

Любой психодиагност должен уметь составить диагностическое интервью. Правила составления диагностического интервью:

1. этап психодиагностического интервью — введение, цель которого настройка клиента на сотрудничество.
2. этап психодиагностического интервью — свободные, неуправляемые высказывания испытуемого без помощи психолога.
3. этап психодиагностического интервью — вопросы задает психолог. Задаются общие вопросы.
4. этап психодиагностического интервью — диагностическое интервью.
5. этап психодиагностического интервью — заключительные слова психолога, выражение признательности за то, что человек ответил на вопросы.

Как нужно составлять сами вопросы для психодиагностического интервью?

1. Нужно определиться — как обращаться к клиенту (с подросткового возраста на «Вы»).
2. Какие слова использовать для беседы. Лексика должна соответствовать той социальной, возрастной группе, к которой принадлежит испытуемый.
3. Вопросы составляются таким образом, чтобы ответы были искренними.

Приемы составления вопросов для психодиагностического интервью.

1. Прием предварительного такта в вопросах. Вопросы должны формулироваться заранее и в самой формулировке нужно уменьшить неприятное отношение к затрагиваемым темам. (Например: всем приходится иногда драться. А тебе?)
2. Комментарий, который использует психолог, включая в вопрос рассказ о себе. (Например: мальчишки часто дерутся. Пауза. Испытуемый должен что-то сказать о себе).
3. Использование эвфемизмов — замена, уменьшающая отрицательную оценку (Например: вы с братом часто не понимаете (деретесь) друг с другом?)
4. Письменный ответ на некоторые особо неприятные вопросы. Существует несколько видов вопросов:
   • прямые (Ты боишься грозы?)
   • косвенный (Что ты делаешь, когда бывает гроза?)
   • проективный (Дети боятся грозы?)

Общие правила составления диагностического интервью:

1. Интервью не должно быть очень длинные, не более 40 минут.
2. Регистрация должна осуществляться в момент проведения интервью (Запись, звукозаписывающая техника). Регистрация не должна быть слишком навязчивой и не должна мешать искренним ответам испытуемого.

Как проводить беседу с детьми и подростками?

Отличие состоит в том, что взрослые обращаются к психологу сами, а детей приводят учителя или родители. У детей отсутствует мотивация общения с психологом. Бывает сложно наладить контакт, доверительные отношения. От психолога требуется изобретательность, опыт… Это касается маленьких детей, а также трудных детей.

Что помогает наладить контакт?

Игра. У психолога должны быть под рукой игры, игрушки, головоломки, цветные карандаши. Нужно вовлечь в совместную с психологом деятельность. Важна форма обращения к ребенку. Психолог должен называть его по имени, так, как называют ребенка в семье. Говорить на понятном ему языке, учитывая возраст, пол, специфические условия жизни. Нужно понять насколько ребенок способен к рефлексии, самонаблюдению. (ближе к подростковому возрасту). У ребенка нет навыков припоминания. Важно: умение правильно сформулировать и вовремя задать вопрос. Это помогает ребенку осознать свои переживания.

Проективные и косвенные вопросы позволяют получить больше информации, чем задавание прямых вопросов. Нужно уметь занять позицию недирективной психотерапии — это дает возможность к правдивым ответам. Также всегда нужно помнить, что ребенок имеет право на тайну личной жизни.

Контент-анализ.

Контент-анализ — это метод формализованного изучения содержания документов и различного рода текстов. Метод перевода текстовой информации в количественную.

Объекты изучения контент-анализа:

• документы личностные, письма…
• материалы групповой и массовой коммуникации: записи разговоров, дискуссий, приказы, объявления, реклама, радиопередачи
• продукты деятельности людей

Сущность контент-анализа заключается в систематической надежной фиксации заданных единиц, изучаем их содержание. В дальнейшем обрабатываем при помощи математических методов. Для исключения субъективности при анализе документов применяются особые приемы — контрольная сетка, которая не позволяет уйти в субъективность. Главное не подсчет, обязательно соотношение частоты их появления, по сравнению с другими элементами. Использование методов математической статистики.

Контент-анализ используется как вспомогательная техника дл обработки данных, полученных из нестандартизированного интервью.

Контент-анализ возник в США в 40-е годы. Первоначально метод контент-анализа применялся для анализа прессы. Каковы этапы проведения контент-анализа?

1. Качественная оценка самих документов и выяснение того, есть ли в них предмет для подсчета. Два ограничения для использования контент-анализа:
   • так как контент-анализ основан на повторяемости частоты встречи — когда есть достаточное количество однородных документов или немного, но объемных документов.
   • не всегда удается четко выделить содержимое для подсчета. Содержание не любых документов можно формализовать
2. Выделение самих единиц для анализа: может иметь разную словесную форму (смысловое содержание)
3. Отыскание выделенных единиц в тексте и подсчет
4. Использование методов математической статистики

Беседа, как метод исследования

 
 
 
 
 
 
 

РЕФЕРАТ

по  психологии

На  тему «Беседа, как  метод исследования» 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Содержание 

1 Сущность метода  беседы………………………………………………………. 3

2 Основный типы  бесед в исследовании………………………………………..5

3 Структура беседы………………………………………………………………..7

Список использованных источников………………………………………..…...9 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    1 СУЩНОСТЬ МЕТОДА БЕСЕДЫ 
 

    Беседа  — специфичный для психологии метод исследования человеческого поведения, так как в других естественных науках коммуникация между субъектом и объектом исследования невозможна. Диалог между двумя людьми, в ходе которого один человек выявляет психологические особенности другого, называется методом беседы. Психологи различных школ и направлений широко используют ее в своих исследованиях. Достаточно назвать Пиаже и представителей его школы, гуманистических психологов, основоположников и последователей «глубинной» психологии и т.д.

    Беседа  является методом получения информации на основе ответов собеседника на вопросы, поставленные психологом при прямом контакте. В ходе беседы исследователь выявляет особенности поведения и психического состояния собеседника. Условием успеха беседы является доверие испытуемого к исследователю, создание благоприятной психологической атмосферы. Полезную информацию во время беседы дает внешнее поведение испытуемых, их мимика, жесты, интонация речи.

    Целью метода беседы обычно ставится проверка и уточнение в непосредственном общении с собеседником ряда непонятных для психолога вопросов, возникших в ходе изучения социально-психологических и индивидуально-психологических качеств его личности. Кроме того, целью беседы является уточнение структуры мотивационной сферы, так как поведение и деятельность обусловливаются обычно не одним, а несколькими мотивами, которые вероятнее всего можно выявить в общении с собеседником.

    Беседа  позволяет мысленно моделировать любые  нужные психологу ситуации. Бесспорно, что о намерениях лучше всего судить по поступкам, а не по словам. Однако субъективные состояния собеседника могут и не найти выражение в его поведении в данных обстоятельствах, но проявляются в иных условиях и ситуациях.

    Успешное  использование беседы как метода исследования возможно    при    соответствующей    квалификации    психолога, предполагающей умение установить контакт с испытуемым, дать ему возможность максимально свободного выражения своего мнения. Искусство использования метода беседы состоит в том, чтобы знать, о чем спрашивать и как спрашивать. При соблюдении требований и надлежащих предосторожностей беседа позволяет получить не менее надежную, чем в наблюдении или при психологическом анализе документов, информацию о событиях прошлого, настоящего или планируемого будущего. Однако во время беседы необходимо отделять личные отношения от содержания беседы.

    Достоинством  метода беседы является то, что она  базируется на личном общении, что устраняет  некоторые отрицательные моменты, возникающие при использовании  вопросника. Беседа дает и большую  уверенность в правильном понимании вопросов, так как исследователь имеет возможность детально объяснить вопрос. Предполагается и большая достоверность ответов, ибо устная форма беседы, которую ведут лишь два лица, создает предпосылки того, что ответы на вопросы не будут оглашены.

    Недостатком метода беседы по сравнению с вопросником  является растянутость, довольно медленное накопление данных при обследованиях массового характера. Именно поэтому на практике охотнее прибегают к вопроснику, так как он обеспечивает экономию времени.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     ОСНОВНЫЕ  ТИПЫ БЕСЕД В ИССЛЕДОВАНИИ  
 

     Как известно, беседа является одним из самых продуктивных методов исследования в психологии личности, дающих возможность  вглядеться во внутренний мир человека, во многом понять его сложное, часто  противоречивое содержание.

     Особое  место беседы в арсенале методов  исследования  связано также с  тем, что, хотя данный метод не требует  привлечения сложной дополнительной аппаратуры и оборудования он в то же время, как ни один другой, предъявляет высокие требования к экспериментатору-психологу, его мастерству, профессиональной зрелости.

     Возможности беседы как диалога — инструмента  встречи человека с человеком  — связаны, в частности, с широтой  выбора типа беседы в спектре от «полностью контролируемой» до «практически свободной». Основными критериями отнесения  беседы к определенному типу являются особенности предварительно подготовленного  плана (программа и стратегия) и  характер стандартизации беседы, т. е. ее тактика. Под программой и стратегией, как правило, подразумевают составленный психологом в соответствии с целями и задачами беседы набор смысловых  тем и последовательность движения между ними. Чем выше степень стандартизации беседы, тем более строг, определен и неизменяем набор и форма вопросов психолога в ней, т, е. тем более жесткой и ограниченной является его тактика. Стандартизация беседы означает также и то обстоятельство, что инициатива в ней перемещается на сторону психолога, задающего вопросы.

     Таким образом, полностью контролируемая беседа предполагает жесткую программу, стратегию и тактику, а противоположный полюс — практически свободная беседа — отсутствие заранее сформулированной программы и наличие инициативной позиции в беседе у того, с кем она проводится. Между ними располагаются следующие основные типы бесед:

     — стандартизированная беседа— стойкие  программа, стратегия и тактика;

     — частично стандартизированная —  стойкие программа и стратегия, тактика значительно более свободная;

     — свободная — программа и стратегия  заранее не определяются или же только в основных чертах, тактика совершенно свободная.

     Полностью и частично стандартизированная  беседа дает возможность сравнения  разных людей; беседы такого типа являются более емкими в отношении времени, могут опираться на меньший клинический опыт психолога и ограничивать непреднамеренное воздействие на испытуемого.

     Однако  их большим недостатком является то, что они представляются не вполне естественной процедурой, имеющей более  или менее выраженный оттенок  экзаменационного опроса, и поэтому  сковывающей непосредственность и вызывающей к действию защитные механизмы.

     Как правило, к подобного типа беседам  прибегают в том случае, если психологом уже установлено сотрудничество с собеседником, исследуемая проблема несложна и носит скорее частичный  характер.

     Беседа  свободного типа всегда ориентирована  на конкретного данного собеседника. Она позволяет получать множество  данных не только прямым, но и косвенным  образом, поддерживать контакт с  собеседником, отличается сильным психотерапевтическим содержанием, обеспечивает высокую  спонтанность проявления значимых признаков. Подобный тип беседы характеризуется особенно высокими требованиями к профессиональной зрелости и уровню психолога, его опыту и умению творчески пользоваться беседой.

     В целом процедура проведения беседы предполагает возможность включения  в нее разнообразных модификаций  — тактических приемов, позволяющих особенно обогатить ее содержание. Так, в беседах с детьми хорошо оправдывают себя куклы, различные игрушки, бумага и карандаш, драматические сценки. Аналогичные приемы возможны и в беседах со взрослыми людьми у необходимо только, чтобы они органично входили в систему разговора. Предъявление конкретного материала (например, шкалы) или обсуждение содержания только что выполненного испытуемым рисунка становится не только «зацепкой» для дальнейшего хода беседы, развертывая его программы, но и позволяет получить дополнительные косвенные данные об испытуемом. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     СТРУКТУРА БЕСЕДЫ 
 

     Несмотря  на очевидное многообразие типов  беседы, все они имеют ряд постоянных структурных блоков, последовательное движение по которым обеспечивает беседе полную целостность.

     Вводная часть беседы играет очень важную роль в композиции. Именно здесь необходимо заинтересовать собеседника, привлечь его к сотрудничеству, т, е. «настроить его на совместную работу.

     Принципиальным  является то обстоятельство, кто инициировал  проведение беседы. Если она происходит по инициативе психолога, то ее вводная часть должна заинтересовать собеседника темой предстоящего разговора, пробудить желание участвовать в нем, сделать понятной значимость его личного участия в беседе. Чаще всего это достигается посредством апеллирования к прошлому опыту собеседника, проявлением доброжелательного интереса к его взглядам, оценкам, мнениям.

     Испытуемому сообщается также о примерной  продолжительности беседы, ее анонимности, и, если это представляется возможным, то о ее целях и дальнейшем использовании результатов.

     Если  инициатором предстоящей беседы является не сам психолог, а его  собеседник, обращающийся к нему по поводу своих проблем, то вводная  часть беседы должна отчетливо продемонстрировать главным образом следующее: что психолог тактично и бережно относится к позициям собеседника, он ничего не осуждает, но и не оправдывает, принимая его таким, каков он есть.

     Во  вводной части беседы происходит первая проверка ее стилизации. Ведь набор  используемых психологом выражений  и оборотов, обращение к собеседнику  зависят от возраста последнего, пола, социального положения, жизненной  среды, уровня знаний. Иными словами, словарный состав, стиль, концептуальная форма высказываний должны вызывать и поддерживать у собеседника  положительную реакцию и желание  давать полную и истинную информацию.

     Продолжительность и содержание вводной части беседы принципиально  зависят от того обстоятельства, будет ли она единственной с данным собеседником или у нее возможно развитие; каковы цели исследования и т.д.

     На  начальной стадии беседы особую роль для установления и поддержания контакта играет невербальное поведение психолога, свидетельствующее о понимании и поддержке собеседника.

     Невозможно  дать готовый алгоритм вводной части  беседы, репертуар фраз и высказываний. Важно наличие отчетливого представления  о ее целях и задачах в данной беседе. Их последовательная реализация, установление прочного контакта с собеседником позволяют переходить к следующему, второму этапу.

     Его характеризует наличие общих  открытых вопросов по теме беседы, вызывающих как можно больше свободных высказываний собеседника, изложение им своих мыслей и переживаний. Такая тактика позволяет психологу накопить определенную фактическую событийную информацию.

     Успешное  выполнение этой задачи позволяет перейти  к этапу подробного прямого обсуждения основной темы беседы (эта логика развития беседы реализуется и внутри развития каждой частной смысловой темы: следует от общих открытых вопросов переходить к более специфическим, конкретным). Таким образом, третьим этапом беседы становится подробное исследование содержания обсуждаемых проблем.

     Это кульминация беседы, один из самых  сложных ее этапов, поскольку здесь  все зависит только от психолога, от его умения задавать вопросы, слушать ответы, наблюдать за поведением собеседника. Содержание этапа подобного исследования полностью определяется конкретными целями и задачами данной беседы.

     Завершающая фаза — это окончание беседы. Переход к ней возможен после  успешного и достаточно полного  проведения предшествующего этапа  исследования. Как правило, здесь  в той или иной форме делаются попытки ослабить напряжение, возникающее  в ходе беседы, и выражается признательность за сотрудничество. Если беседа предполагает свое последующее продолжение, то ее завершение должно сохранить готовность собеседника к дальнейшей совместной работе.

     Конечно, описанные этапы беседы не имеют  жестких границ. Переходы между ними являются постепенными и плавными. Однако «перескакивание» через отдельные фазы беседы может привести к резкому снижению достоверности получаемых данных, нарушить процесс общения, диалога собеседников. 
 
 
 
 

Список  используемых источников 

1. Андреева  Г. М. Социальная психология. Учебник  для высших учебных заведений — 5-е  изд. // М.: Аспект Пресс, 2002.
2. Бодалев А.А. Психология о личности. –  М., 1999. 
3. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. Курс лекций. — М., 1999.
4. Маклаков А. Г.  Общая психология. // Питер.: СПб, 2001

Терапевтические беседы (или психотерапия)– что это такое? | Твоя психология

Терапевтические беседы (или психотерапия)– что это такое?

Терапевтическая беседа является одним из видов лечения различных неврозов, хотя ее особенности будут колебаться в зависимости от потребностей клиента и психологической школы специалиста.

Что такое терапевтические беседы?

Терапевтические беседы, или, как их еще называют, психотерапия, основанные на одной основной идее о том, что общаясь о вещах, которые вас беспокоят, можно помочь их прояснить и объективно оценить.

Некоторые психотерапевты придерживаются определенной школы психологии, таких как когнитивная психология или бихевиоризм. Некоторые используют более разноплановый подход, беря техники и принципы из нескольких различных теорий.

Для определенных неврозов, специалисты по психическому здоровью (психологи и психиатры) обычно используют сочетание когнитивной и бихевиоральной стратегий, которые содержат в себе знакомство с предметом страха/беспокойства или неприятной ситуацией с лечебной целью.

Что лучше – терапевтические беседы или медикаментозное лечение?

Это уже очень давний спор в среде специалистов по психическому здоровью, которая касается неэффективности терапевтических бесед в противовес медикаментозному лечению.

Согласно медицинской модели, психические проблемы являются результатом физиологических отклонений и их нужно лечить с помощью лекарств, операций или иных медицинских процессов.

Приверженцы терапевтических бесед верят, что психические нарушения очень часто основаны на реакции на свое окружение. Поэтому их можно лечить с помощью обсуждений, решение конфликтных ситуаций, поведенческих изменений и изменений в мышлении.

Сегодня большинство членов сообщества по психическому здоровью убеждены, что правда находится где-то посередине. Некоторые отклонения могут быть вызваны физиологическими изменениями, в то время как другие являются результатом конфликта или нездоровых реакций.

Много случаев объединяют два фактора. Именно поэтому многие специалисты сочетают медикаментозное лечение и терапевтические беседы когда назначают план лечения.

Цели терапии

Конечной целью любого вида терапии является помощь клиенту более успешно справляться с определенными нарушениями или ситуациями. Конкретные лечебные цели зависят от личности клиента, терапевтических теорий и каждой конкретной ситуации.

Цели могут быть четко определены, например, такие как бросить курить, или более абстрактные, такие как управление злостью.

Когда терапевтические беседы используют для лечения страхов, то в целом рассматривают две цели. Первая заключается в том, чтобы помочь клиенту преодолеть страх. Вторая заключается в том, чтобы помочь клиенту научиться управлять своими страхами, что он смог жить нормальной, полноценной жизнью.

Некоторые виды терапевтических бесед имеют еще одну цель. В психоанализе и подобных терапиях целью является выявить и разрешить скрытый конфликт, который вызывает тревожность или другие нарушения. В межличностном и смежных терапиях, целью является решить проблемы в межличностных отношениях, возникших вследствие неврозов или других расстройств.

Развитие терапевтических бесед

Терапевтические беседы начинаются с первой встречи, которую часто называют вступительной беседой. В течение этой встречи клиент рассказывает что именно привело его к терапии. Это называется презентация проблемы.

Терапевт тогда начинает задавать вопросы, которые помогают прояснить природу проблемы, ее продолжительность и глубину.

Он также пытается определить цель терапии для клиента. К концу первой сессии, терапевт будет иметь исходные данные для плана лечения, хотя много терапевтов будут ждать до второго сеанса для более содержательного плана лечения.

Некоторые терапевты предпочитают хранить плана лечения как ориентир для себя и показывают клиенту только по его требованию.

Вопреки плану лечения, клиент должен всегда оставаться под контролем терапевтического прогресса. Проблема может требовать больше или меньше сессий, чем планировалось изначально. Члены семьи и друзья также могут быть приглашены на такие сессии.

Могут быть также рекомендованы дополнительные средства, такие как группы поддержки.

Групповые терапевтические беседы

Хотя терапевтические беседы, как правило, происходят один на один, групповые терапевтические беседы также могут быть очень эффективными. В традиционной групповой беседе, наличие группы играет важную роль.

Известное еще как терапевтическое среду, оно создается в рамках группы с целью структурированности, поддержки и чувства безопасности. В рамках этого безопасного и доверительного среды, члены группы часто могут выразить свои чувства, противостоять собственным негативным чертам характера и экспериментировать с изменениями в поведении.

Конечно, нужны время и усилия, чтобы построить ощущение единства. Популярность быстрой психотерапии привело к иного стиля групповой терапии – семинаров.

Ограничены во времени до одного вечера или, возможно, одной недели, семинары могут рассматриваться как групповая психотерапия.

Такие короткие групповые сессии используют методы индивидуальной когнитивно-бихевиоральной терапии, которая одновременно демонстрируется группе людей.

Подписывайся ставь лайк если тебе было интересно!

Деловая беседа.

Общение в деятельности менеджера

Деловая беседа

Деловая беседа – это речевое общение работников с целью установления профессиональных отношений или разрешения производственных проблем.

Деловая беседа имеет ряд профессиональных функций . Основными из них являются:

– поддержание деловых контактов;

– совместное выдвижение и разработка проектов;

– координация и контроль совместной деятельности;

– стимулирование деловой активности.

Деловая беседа обычно развивается по определенному сценарию. Основными этапами деловой беседы являются: начало, ход, принятие решения, завершение .

Начало беседы специалисты рассматривают как настройку инструмента перед концертом; как настроишь, так и сыграешь. Поэтому нельзя недооценивать этот этап.

Начало беседы, в свою очередь, делится на две части. Они получили следующие образные названия: «психологический контакт» и «дебют содержания» . Обе части весьма важны для дальнейшего хода беседы.

Психологический контакт состоит из двух элементов – приветствия и создания благоприятной атмосферы для разговора.

Приветствие имеет свои правила этикета. Младшие (по возрасту или социальному положению) первыми приветствуют старших, мужчины – женщин.

Создание благоприятной атмосферы обязательно предполагает положительные высказывания в первых фразах. Можно похвалить фирму-партнера, город, страну, погоду… Не следует начинать беседу с отрицательных высказываний.

Дебют содержания беседы располагает двумя методами: «зацепки» и прямого подхода. Предпочтение любого из них зависит от ситуации.

Метод зацепки предполагает использование в качестве «мостика» для перехода к содержанию беседы какие-то личные впечатления, случаи, анекдоты, необычные вопросы, которые должны «зацепить» собеседников.

Метод прямого подхода к содержанию беседы заключается в непосредственном переходе прямо к делу, без вступления. Такой подход образно называют «холодным». Однако он уместен в случаях кратковременных или не слишком важных деловых контактов. Он может использоваться и в ситуациях, когда партнеры хорошо знают друг друга.

Наиболее типичными ошибками начала деловой беседы являются:

– Неуверенность, извинение, негативное высказывание. Нельзя начинать деловую беседу фразами: «Пожалуйста, если у Вас есть время, выслушайте меня» или «Извините, если я помешал». Это изначально ставит собеседников в неравное положение, а говорившему отводит роль «просителя».

– Неуважение к собеседнику. Не следует начинать разговор фразами типа: «Давайте с этим делом поскорее покончим» или «Я тут проходил мимо, дай, думаю, поговорим». Такое начало принижает значимость встречи и демонстрирует невысокий социальный статус собеседника.

– Претензии к собеседнику. Крайне неразумно начинать беседу с замечаний или претензий, например: «Так трудно было добиться этой встречи», «Вы думаете так, а у меня на этот счет другое мнение».

Ход беседы – ее основная часть – содержит ряд составляющих и методических приемов, которые позволяют добиться конструктивного результата. Среди них можно выделить:

– вопросы собеседников и их психологический смысл;

– замечания и их причины;

– психологические приемы влияния на собеседника.

Вопросы собеседников и их психологический смысл . Существуют пять основных видов вопросов. Они отличаются по смысловой нагрузке и требуют разного реагирования.

1. Закрытые вопросы – это те, на которые ожидается ответ «да» или «нет». Увлекаться ими нежелательно, так как они создают психологическую атмосферу допроса. Поэтому их целесообразно задавать при необходимости получить быстрое принципиальное подтверждение или возражение.2. Открытые вопросы – это те, которые требуют развернутого ответа. Это вопросы типа: «кто?», «что?», «как?», «сколько?», «почему?» Они используются, когда нужна дополнительная информация о мотивах, позициях собеседника. Опасность открытых вопросов состоит в том, что ответы на них могут быть многословными и затянутыми. При этом можно «заговорить» и суть вопроса, и уйти в сторону от существа беседы в целом («потерять нить» разговора).

3. Риторические вопросы не требуют ответа, а направляют мысль в определенную сторону. Ответы здесь очевидны. А вопрос лишь подчеркивает необходимость, парадоксальность ситуации.

4. Переломные вопросы – направленные на «переключение» на новую информацию. Они используются в случаях достаточно полного обсуждения предыдущей темы или, наоборот, если обсуждение зашло в «тупик».

5. Вопросы для обдумывания – это приглашение к размышлению, обсуждению и комментированию сказанного. Обычно такие вопросы способствуют взаимопониманию, поиску консенсуса.

Замечания собеседников и их причины . Они обычно свидетельствуют о том, что вас внимательно слушают, следят за разговором, проверяют аргументацию, все обдумывают. Однако замечания могут нести и иную смысловую нагрузку.

Различают четыре основных вида замечаний: конструктивные, субъективные, сопротивления и ироничные .

Конструктивные замечания уточняют информацию, выясняют позицию. Их причиной становятся неполные или неясные сведения.

Субъективные замечания высказываются с целью показать себя, заявить свое особое мнение. Причиной обычно является недостаточное внимание к личности собеседника.

Замечания сопротивления – это демонстрация несогласия с информацией или позицией. Как правило, причина этих замечаний в недостаточности учета интересов собеседника.

Ироничные замечания – это выпады против собеседника или его позиции. Они появляются, как правило, вследствие отсутствия настроя собеседника на общение.

Правильная реакция на вопросы и замечания собеседника поможет спасти конструктивный дух беседы и добиться искомого результата. Методика беседы содержит общие правила ответов на вопросы и замечания собеседника. Ниже приведены шесть наиболее распространенных из них.

– Уважение к собеседнику. Не следует сразу реагировать отрицательно, если вас что-то не устраивает. Нужно сначала выслушать партнера, в чем-то признать его правоту: «Вы очень верно заметили что.., но вместе с тем…», и только потом показать какие-то нюансы, дать дополнительную информацию или новый поворот.

Ни в коем случае нельзя переходить на личности. Реакция типа «Да вы на себя посмотрите!» или «Будь я на вашем месте» совершенно неуместна.

– Конкретно и по существу. Следует стремиться сохранять суть беседы, реагировать при этом лаконично и строго в рамках темы.

– Поиск вариантов. Не надо упорствовать в спорной позиции. Можно заявить: «Это интересный подход. Но есть и другой… предлагаю обсудить это».

– Недопущение превосходства. Не нужно парировать все подряд, а своими вопросами и замечаниями не следует «загонять в угол» собеседника. Беседа ведется, ориентируясь на выигрыш, но без «демонстрации явного преимущества».

– Без раздражения. В состоянии эмоционального всплеска человеку трудно быть объективным. Почаще вспоминайте высказывание древних римлян: «Юпитер, ты сердишься, значит ты не прав».

– Использование юмора. Смех способен разрядить самую сложную ситуацию. Если обстоятельства представлены в юмористическом виде, то и взаимопонимание найти легче.

Вопросы в ходе беседы предполагают немедленный ответ. А вот к замечаниям это не относится. По времени ответы на замечания могут быть: сразу, позднее и никогда .

Ответ сразу предполагается, если собеседник после замечания специально делает паузу, приглашая тем самым к ответу. Если вы при этом готовы, можно отвечать, а если же не готовы, попросите «тайм-аут».

Ответ позднее дается тогда, когда после замечания собеседник продолжает мысль. Прерывать его не рекомендуется. К замечанию и ответу на него можно вернуться позже.

Ответ никогда используется при враждебных замечаниях. Их вообще лучше игнорировать.

Во время беседы собеседники так или иначе влияют друг на друга. Существует много психологических приемов влияния на собеседника. Рассмотрим пять наиболее употребляемых.

– «Имя собственное».

Это периодическое произнесение вслух имени-отчества собеседника (либо его звания, титула, должности). Д.Карнеги замечает по этому поводу: «Звучание собственного имени для человека – самая приятная мелодия».

Психологическая природа этого приема базируется на следующем:

– имя человека и его личность неразделимы; называние имени есть признание личности собеседника;

– без периодического называния имени общение становится «обезличенным», ситуация воспринимается как отсутствие интереса к личности собеседника;

– признание личности вызывает удовлетворение собеседника, положительные эмоции, желание сотрудничать.

– «3еркало отношения».

Устойчивое дружеское отношение к собеседнику непроизвольно вызывает ответное расположение. А вот неприятному собеседнику не улыбаются, с ним ведут себя напряженно и настороженно.

Психологическая природа данного приема такова: обычно люди улыбаются друзьям и приятным людям, но не противникам, ведь одной из ведущих потребностей человека является безопасность (опасность не исходит от друзей и хороших людей).

– Комплименты. Это похвалы с небольшим преувеличением тех достоинств, которые признает за собой собеседник. Можно выделить три уровня приятных реплик: похвала (положительная оценка), комплимент (небольшое преувеличение) и лесть (сильное преувеличение). По отношению к умным людям лесть не срабатывает, она даже может вызвать негативные чувства, а вот комплимент вполне приемлем.

Чтобы комплименты сыграли свою конструктивную роль, их надо использовать согласно следующих правил:

Правило одного смысла заключается в том, что комплимент должен отражать только позитивные качества человека, не допускать двойного толкования.

Правило без гипербол означает отказ от применения прилагательных, которые превращают комплимент в лесть. Например: «Вы всегда исключительно пунктуальны».

Правило учета самооценки – знать, как оценивает собеседник то из своих качеств, которые вы собираетесь похвалить. Если она будет преувеличенной, получится лесть. Если же ваша оценка будет ниже самооценки, получится неуклюже, неуместно и некрасиво. Например, человеку с блестящей памятью говорят «комплимент»: «Я поражаюсь Вашей памяти: Вы сразу запомнили номер телефона».

– «Терпеливый слушатель» . Это умение заинтересованно слушать.

– «Личные интересы» . Внимание к личным интересам собеседника располагает его к вам. Дружеское участие, внимание к его проблемам действуют безотказно, располагая собеседника в вашу пользу.

Из предложенных психологических приемов влияния на собеседника можно сделать следующий вывод: несмотря на кажущуюся простоту для понимания не всегда удается освоить и постоянно ими пользоваться. Для этого следует некоторое время целенаправленно в них упражняться до естественного (подсознательного) уровня использования, то есть довести до автоматизма.

Принятие решения в беседе, как правило, не фиксируется письменно. Однако устно оно должно быть произнесено четко и однозначно. Если собеседник выразился не очень понятно, следует дать свою формулировку и попросить подтвердить, правильно ли вы его поняли во избежание двойного толкования (когда один собеседник имеет в виду одно, а другой – другое). Поэтому всегда важные решения следует формулировать четко и однозначно.

Завершение беседы во многом подчиняется правилам ее начала. И обязательное условие – положительная конструктивная нота. При достигнутом соглашении сделать это легко. Но если решение не найдено и беседа получилась трудной, в ней все равно надо расставить положительные акценты. Это может стать основой для дальнейшего конструктивного делового сотрудничества.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

«Метод беседы в психологии» А.

М. Айламазьян

Page 2 and 3: УДК 159.9:371.71 БВК 88.8 М

Page 4 and 5: 4 ние иного порядка

Page 6 and 7: 6 Камера дает общий

Page 8 and 9: 8 ствовать, убеждаю

Page 10 and 11: 10 чения влияния воп

Page 12 and 13: I. МЕТОД БЕСЕДЫ В ПС

Page 14 and 15: 14 щий (высказывающи

Page 16 and 17: 16 их порождающих: п

Page 18 and 19: 18 А как быть с «субъ

Page 20 and 21: 20 дуры порождения о

Page 22 and 23: 22 увеличивает прод

Page 24 and 25: 24 ства, благодарнос

Page 26 and 27: 26 моих отношений и

Page 28 and 29: 28 неожиданным и заг

Page 30 and 31: стаивая, сам не зна

Page 32 and 33: 32 И вдруг он, впроче

Page 34 and 35: 34 в рамках которого

Page 36 and 37: 36 обследуемым (напр

Page 38 and 39: 38 Особенным образо

Page 40 and 41: 40 В свете всего выш

Page 42 and 43: 42 работает довольн

Page 44 and 45: 44 Если обратиться к

Page 46 and 47: 46 прямым предметом

Page 48 and 49: 48 ли, что в создании

Page 50 and 51: II. МЕТОД БЕСЕДЫ В ИС

Page 52 and 53:

52 беседы характери

Page 54 and 55:

54 живаний. Такая та

Page 56 and 57:

56 говорящего, возни

Page 58 and 59:

58 чиной путаницы. С

Page 60 and 61:

60 общаются. Не так л

Page 62 and 63:

62 поддерживается в

Page 64 and 65:

На расс»>64 ношениям. На расс

Page 66 and 67:

66 Предлагаемая в да

Page 68 and 69:

68 яснению содержан

Page 70 and 71:

70 знают себя, в чем

Page 72 and 73:

72 фиксировать в нем

Page 74 and 75:

74 В заключении необ

Page 76 and 77:

76 седовали (если вы

Page 78 and 79:

78 жна быть соблюден

Page 80 and 81:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/80″ title=»80 ничего интересно»>80 ничего интересно

Page 82 and 83:

82 касаться. А полож

Page 84 and 85:

84 ются академики ил

Page 86 and 87:

86 ни, подумать над н

Page 88 and 89:

88 сессии и увидеть

Page 90 and 91:

90 В колонке «Стадия

Page 92 and 93:

Категориинаблюден

Page 94 and 95:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/94″ title=»VI. МЕТОД БЕСЕДЫ В ПР»>VI. МЕТОД БЕСЕДЫ В ПР

Page 96 and 97:

96 ных суждений, а не

Page 98 and 99:

98 напряженности, бл

Page 100 and 101:

100 впрок. Его пробле

Page 102 and 103:

102 субъективно живе

Page 104 and 105:

104 проживание через

Page 106 and 107:

106 кому прошлому (бл

Page 108 and 109:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/108″ title=»108 консультанта, не»>108 консультанта, не

Page 110 and 111:

110 на психическое с

Page 112 and 113:

112 Именно страх поз

Page 114 and 115:

114 А. — Не-ет. Я прие

Page 116 and 117:

116 своей женщиной, с

Page 118 and 119:

118 тему. «Облегченн

Page 120 and 121:

120 взаимодействия.

Page 122 and 123:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/122″ title=»122 ли взаимодействи»>122 ли взаимодействи

Page 124 and 125:

124 ствами: 1) широтой

Page 126 and 127:

126 о «выпадении» ин

Page 128 and 129:

128 Отсутствие визуа

Page 130 and 131:

130 ций в диаде «конс

Page 132 and 133:

132 лости. Невелик ее

Page 134 and 135:

134 ента по отношени

Page 136 and 137:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/136″ title=»136 цировано консуль»>136 цировано консуль

Page 138 and 139:

138 А. — Да, то что с н

Page 140 and 141:

К. — Мгм… А потом о

Page 142 and 143:

142 К. — А что Вы… А.

Page 144 and 145:

144 проверяет наши ч

Page 146 and 147:

«та» — досадное пр

Page 148 and 149:

148 что она мне об эт

Page 150 and 151:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/150″ title=»К. — Каковы впечатл»>К. — Каковы впечатл

Page 152 and 153:

152 ном пространстве

Page 154 and 155:

154 этой же рассогла

Page 156 and 157:

156 3) обратить внима

Page 158 and 159:

К. Р. Роджерс Прилож

Page 160 and 161:

160 интересовались и

Page 162 and 163:

162 хотерапии? Мог ли

Page 164 and 165:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/164″ title=»164 ких отношений. Не»>164 ких отношений. Не

Page 166 and 167:

166 щью которого инд

Page 168 and 169:

168 Пример приведен

Page 170 and 171:

170 Пример: «Я могу ч

Page 172 and 173:

172 Временами чувств

Page 174 and 175:

174 нии, более типичн

Page 176 and 177:

176 Когда чувства «п

Page 178 and 179:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/178″ title=»178 собой — то, что "Я»>178 собой — то, что «Я

Page 180 and 181:

180 счете». Взволнов

Page 182 and 183:

182 мидесятой беседы

Page 184 and 185:

184 шестой стадии ко

Page 186 and 187:

186 ратно было в прош

Page 188 and 189:

188 Переживание таки

Page 190 and 191:

190 которых раньше с

Page 192 and 193:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/192″ title=»192 шения. Он осознае»>192 шения. Он осознае

Page 194 and 195:

194 дии чувства, кото

Page 196 and 197:

К. Р. Роджерс ХАРАКТ

Page 198 and 199:

198 что очень многие

Page 200 and 201:

200 чей лечила около

Page 202 and 203:

202 Что касается эмо

Page 204 and 205:

204 нил программу ма

Page 206 and 207:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/206″ title=»206 хочет быть лично»>206 хочет быть лично

Page 208 and 209:

208 лишь четыре пере

Page 210 and 211:

210 глубине души я ес

Page 212 and 213:

212 преклонно уважат

Page 214 and 215:

214 понять, почему я

Page 216 and 217:

216 Именно в этом, мн

Page 218 and 219:

218 ЛИТЕРАТУРА Абрам

Page 220 and 221:

yumpu.com/xx/document/view/19198367/-/220″ title=»220 СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕ»>220 СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕ

Page 222:

МЕТОД БЕСЕДЫ В ПСИХ

Разговор — это все | Психология сегодня

«Они заканчивают мои предложения». Для многих это может означать: «Они меня поймают» или «Я чувствую, что меня слышат и понимают», но для других это может отталкивать, вызывая чувство «почему ты не дашь мне закончить?» или «Не пытайтесь предсказать меня!» Ключ к хорошему общению — это знать своего партнера и читать его сигналы. Это ключевые элементы того, что может удерживать пары вместе, что определяет их любовь и дружбу, как лидеры вдохновляют на здоровый диалог и решение проблем посредством командообразования и активного слушания, и мы учимся слышать тех, кто говорит не так, как мы.В эпоху сокращенных текстов, отредактированных картинок и хвастливых, но расплывчатых светов, какова роль реального разговора?

Определяемый как «неформальный обмен идеями с помощью устных слов» и производный от «конверсари», означающего «жизнь среди, близость, близость», беседа кажется мостом, позволяющим уязвимости, юмору и эмоциям соединяться с фактами и реальностью. это подчеркивает нашу человечность. Что это значит для людей с ограниченными или менее традиционными формами общения? Как мы их слушаем? признать их ценность? Учитесь и делитесь опытом? Мы слушаем иначе, мы стремимся понять с большей энергией, и мы обращаем внимание на дыхание, зрительный контакт, громкость, движение и остаемся открытыми для наивысшей вероятности или самого близкого возможного ясного намерения.Вовлеченность и молчание могут говорить одинаково эффективно, когда мы обращаем внимание на обстоятельства.

Как специальный педагог и как исполнительный директор, я постоянно участвую в беседах в самых разных формах. С годами мое определение разговора сместилось от залпа теннисного мяча с наблюдательным и описательным замечанием к объему, жестам и драматическому толчку — в попытках прыгнуть в двойной голландский манер, когда это возможно, время от времени проталкиваясь локтем, чтобы быть услышанным , видели и уважали.А теперь я научился доверять, позволять разговору включать паузы и больше слушать — это проще и плодотворнее. Это также привело к уменьшению непонимания, большей внимательности и более восприимчивому тону. Это не значит, что у меня все еще нет вопросов и моментов, эта статья — один шаг к пониманию и просветлению в разговоре!

Это постоянная эволюция, выясняющая намерение разговора на основе партнера, контекста, состояния души и, честно говоря, настроения.В моей «гражданской» жизни мне оказывали снисхождение и иногда аплодировали за творческие циклы ассоциаций и поэтических бредов, и я прощаю приступы забывчивости, которые, как правило, побуждают легко исправляться или приводят к другим забавным диалогам, но когда приходит время поддерживать студентов , сотрудников, родителей и для того, чтобы представлять сообщество нейроразнообразных людей, которым я занимаюсь, существует другой уровень ответственности, сосредоточенности и баланса между сдержанностью и откровенностью. Художественная форма беседы переходит от развлечения и самовыражения к действию, удержанию пространства и защите; стоимость намного выше. При этом предусмотрительность, ясность и темп становятся основой для плодотворной беседы.

Идеи можно передать и понять множеством способов.

Источник: AXLE themes

Для деловой женщины и главы некоммерческой организации, определяющей профессионализм и порядочность, требуется постоянная проверка и усиление набора не подлежащих обсуждению вопросов, касающихся того, как к вам будут обращаться, как вы создаете и поддерживаете границы, и как вы позволяете или не разрешаете , люди используют слова, когда власть играет с вами или против вас.Обращаясь к группам и взаимодействию 1: 1, которое вы изучаете, вы изучаете совершенно разные вселенные, а затем, возвращая его нашим ученикам, мы также осознаем силу нашей среды, сенсорную обработку и личностные различия.

Чтобы пролить свет на то, как вести наиболее эффективный и острый разговор как в личном, так и в корпоративном или профессиональном плане, я имел честь взять интервью у влиятельной Кэти Лав, президента и генерального директора Motherwell Resources LLC, компании, занимающейся менеджментом. консалтинг и коучинг руководителей.Кэти — сертифицированный тренер для руководителей и член Международной федерации коучинга. Ее идеи — мощные инструменты для создания команды и роста лидерства. Мы рассмотрели роль и перекрестие социальных и профессиональных разговоров, а также принципы здорового диалога.

«Я считаю, что общение на рабочем месте ЧРЕЗВЫЧАЙНО важно. Одним из отличительных признаков хорошо функционирующих команд является доверие, и люди, которые делятся информацией, личной и профессиональной, лучше работают вместе.Социальная беседа — важный компонент этого обмена. Это позволяет людям больше узнать о том, кто мы есть, что для нас важно, каковы наши ценности; это позволяет нам раскрывать информацию о себе без угрозы. Невербальное общение жизненно важно. Исследования показывают, что только около 7% общения на самом деле является результатом слов. Остальное — тон, язык тела, тембр голоса, зрительный контакт и т. Д.

Три моих главных принципа, которых можно и чего нельзя делать

DO:

Используйте «I» в общении. Не упускайте из виду свою точку зрения и не обвиняйте других и не говорите таких вещей, как «ты всегда…»

Послушайте! Большинство людей формируют свои собственные ответы вместо того, чтобы по-настоящему слушать другого человека.

Не бойтесь разницы в разговоре. Но убедитесь, что вы относитесь к различиям с уважением и действительно прислушиваетесь к точке зрения другого человека.

НЕЛЬЗЯ:

Не думайте о себе. Задайте другому человеку вопросы. Хорошие разговоры двусторонние.Не думайте, что вы всегда правы. С точки зрения «мой путь или шоссе» далеко не уедешь. Не забывайте обращать внимание на собственное тело и свои реакции. Замедлять. Слушать. Не позволяйте эмоциям убегать от вас. «

«И, наконец, я определяю разговор как возможность поделиться с другим человеком и научиться у него. Это подарок самому себе».

Этот подарок часто лучше всего сочетается с чувством внимательности, заботы и уважения. Важно оставаться на слуху и сейчас и прислушиваться не только к точным словам или знакам, которые кто-то вам дает, но и сохранять настрой на включение чуткой точки зрения, чтобы действительно поставить себя на место вашего собеседника. Мы все разделяем множество слоев и индикаторов сообщений, которые не всегда напрямую связаны с тем, о чем мы, как кажется, говорим.

Беседы часто могут иметь разное значение для каждого участника. Марилисанда Монтес де Ока, молодой специалист, сейчас занимается юридическими исследованиями в Нью-Йоркском университете и имеет опыт работы в области психологии. Она помогла выполнить и записать исследование EVEnt (эмоциональное вокальное исследование) Conversation Therapy, посвященное влиянию и стилю того, как мы смотрим на общение в сообществе аутистов. Я взяла интервью у Марилисанд, чтобы узнать об уроках, извлеченных из этого исследования, и ее собственном опыте в отношении того, что на самом деле означает разговор. …

«Мой самый большой вывод о коммуникации при работе с участниками исследования заключается в том, что то, что человек имеет больше вербализаций, доступных для себя, на которые он может опираться, не означает, что он является более активным участником беседы, чем отдельный человек. у кого нет слов, легко доступных для себя. Важность общения: в основном оно связывает нас с другими и связывает других с нами. Это заставляет нас чувствовать себя частью чего-то.Это важная часть создания сообщества. Для меня хороший разговор означает, что я перестал чувствовать себя ближе к человеку, с которым разговаривал. Возможно, мы что-то поделились или чему-то научились вместе, но мы оба были вовлечены и ушли, узнав больше о другом человеке. «

Истина в том, что разговор — это не просто слова и зрительный контакт, триггер и ответ, а скорее принятие друг друга как при отдаче, так и при получении, будь то общий язык, смех, позирование или вопросы! Несмотря ни на что, есть обмен и признание.Само по себе это так много … Доктор Стэнли Гринспен, детский психиатр и основатель DIR / Floortime Model TM сказал это лучше всего: «Нет ничего лучше, чем быть понятым». Поскольку эта статья подходит к заключению, я напоминаю вам, что как хорошо разговор, он никогда не заканчивается. Пока мы снова не «поговорим».

Как вести более содержательный разговор

Признать светскую беседу необходимым первым шагом

Чтобы улучшить общение, не отказывайтесь от светской беседы.Это давно признано универсальным способом создать сцену и установить взаимопонимание. Как описал в своем эссе, опубликованном в 1923 году новаторский антрополог Бронислав Малиновский, эти первоначальные разговоры, хотя они и не являются «ни результатом интеллектуального размышления, ни обязательно вызывают размышления у слушателя», тем не менее «выполняют социальную функцию». Он писал, что благодаря светской беседе «создаются узы союза».

«Я считаю светскую беседу неактивным ингредиентом лекарства», — говорит мне Мель.«Неактивный ингредиент необходим для удержания таблетки. Светская беседа делает именно это … вам нужно использовать светскую беседу, чтобы, надеюсь, перейти к более предметным разговорам ».

Другими словами, стоит потерпеть небольшой разговор, потому что он закладывает основу для чего-то более богатого. Возможно, когда вы впервые встречаетесь с кем-то, вам придется поговорить о своем путешествии — об уровне трафика и выбранном вами маршруте автострады — но вам не обязательно оставаться там навсегда, и, к счастью, есть много вещей, которые вы можно сделать, чтобы быстрее добраться до важных вещей.

Задавайте лучшие вопросы

По понятным причинам многие из нас любят говорить на темы, которые нас лично интересуют. Но ключевой способ улучшить разговор — это на мгновение выйти из головы и больше подумать о другом человеке. А это значит задавать вопросы. Американская журналистка и писательница Селеста Хедли, чей доклад на TED 2015 года о способах улучшения беседы был просмотрен более 23 миллионов раз, рекомендует использовать открытые вопросы в стиле журналиста, начиная с того, кто, что, когда, где, почему и как.»Попробуйте спросить [другого человека] такие вещи, как» Как это было? » «Как я себя чувствую?», — говорит она мне. «Потому что тогда им, возможно, придется остановиться на мгновение и подумать над этим, и вы получите гораздо более интересный ответ».

Для большего вдохновения вы можете ознакомиться со списком из 36 вопросов, составленным Ароном и его коллегами в 1990-х годах и известным сегодня как «Процедура быстрого знакомства». Позже список был популяризирован в статье New York Times «Чтобы влюбиться в кого-нибудь, сделай это» (2015), но изначально он был разработан для не романтического контекста, чтобы увидеть, закончатся ли два незнакомца, задавая вопросы. чувство близости друг к другу уже через 45 минут.Есть три группы вопросов, каждый из которых становится более личным и завершается такими вопросами, как: «Если бы вы умерли сегодня вечером, не имея возможности общаться ни с кем, о чем бы вы больше всего сожалели, не сказав кому-то? Почему вы еще не сказали им? »В первоначальном исследовании команда Арона обнаружила, что два незнакомца чувствовали себя ближе друг к другу после ответов на 36 вопросов, чем пары, ответившие на список вопросов« светской беседы », например« Как часто делают? стричься? »

Однако такие списки не всегда обеспечивают простой ярлык. Правильные вопросы требуют суждения о вашем собеседнике и контексте, в котором вы находитесь. «Я не знаю, какую исследовательскую статью я мог бы показать вам, в которой говорится о . Вот как вы задаете правильные вопросы », — говорит Мел. «Это своего рода мягкий навык, которым обладают люди». В 2013 году Арон также посоветовал проявлять осторожность, сказав The Wall Street Journal : «Вы хотите действовать медленно и взаимно». Будьте признательны: исследование, проведенное в 2017 году психологами Гарвардского университета, показало, что люди, задающие вопросы, обычно больше нравятся своим собеседникам.И в этом нет ничего удивительного — задавая вопросы, вы даете другому человеку возможность выразить себя и поделиться своим мнением, что почти всем нам нравится делать.

Слушайте ответы

Задавать вопросы — это только начало. Что снова и снова возникает в связи с темой хорошего разговора, так это важность истинного слушания и то, как редко люди это делают. В своей классической книге самопомощи « 7 привычек высокоэффективных людей » (1989) Стивен Кови пишет: «Большинство из нас не слушают с намерением понять.Мы слушаем с намерением ответить ». Чтобы исправить этот инстинкт, вам нужно не только задавать хорошие вопросы, но и прилагать согласованные усилия, чтобы по-настоящему выслушать ответ.

Это не должно быть рутиной. На самом деле, Сандстрем считает, что удовольствие от разговоров более высокого качества отчасти дает проявление любопытства. «[Разговор], вероятно, будет лучше, если вы сосредоточитесь на другом человеке и пытаетесь узнать о нем», — говорит она.

Если вам сложно найти мотивацию задавать вопросы и слушать других, может быть полезно еще раз подумать о том, насколько другой человек это оценит.«[Задание дополнительных вопросов] заставляет людей чувствовать, что их слышат и слушают», — говорит Сандстрем. Примечательно также, что исследование Гарварда, показывающее, насколько мы любим задавать вопросы, также показало, что мы особенно ценим уточняющие вопросы. «Иногда мне нужно напоминать себе, что [задавать вопросы] — это просоциальный акт, вроде акта доброты, поэтому я могу обманом заставить себя набраться смелости и поговорить с кем-то», — говорит Сандстрем. Помните, что содержательные разговоры хороши для вас. и для вашего партнера — это беспроигрышный опыт, который стоит дополнительных усилий.

Будьте готовы рассказать что-нибудь о себе

В развитии всех отношений наступает критический момент перехода — будь то переход от знакомства к любовному интересу, от коллеги к доверенному лицу, от соседа к другу. Это момент, когда вы решаете рассказать о себе что-то более личное. Психологи называют это самораскрытием , и это ключевой шаг в развитии близости. Эксперты по коммуникациям Аманда Карпентер и Кэтрин Грин из Университета Рутгерса в Нью-Джерси сравнивают акт самораскрытия с очищением лука.Каждый раз, когда человек делится чем-то важным о себе, слой откладывается, обнажая что-то более глубокое и важное, пока, в конце концов, они не достигнут сердцевины. «Требуется время, чтобы достичь« основного я »другого, наиболее интимных подробностей о другом человеке», — писали они в 2016 году. «Основная личность включает в себя наиболее личную информацию о человеке».

Раскрытие части вашего внутреннего «я» — даже только первого слоя — может помочь вести к лучшему и более содержательному разговору.И это побудит вашего партнера открыться, благодаря так называемой «норме взаимности» . Это строгое невысказанное социальное правило, которое гласит, что, когда один человек делится чем-то личным, другой будет чувствовать себя обязанным сделать то же самое взамен — чтобы сохранить чувство справедливости и баланса. «Самораскрытие — это важная вещь, которая помогает людям чувствовать себя ближе друг к другу», — говорит Сандстром. «Когда вы раскрываетесь кому-то другому, это побуждает другого человека раскрыться вместе с вами, и это взаимное, возрастающее самораскрытие — вот что приводит к чувству близости.’

Если это кажется немного сложным, помните, что вам не нужно сразу или вообще сразу переходить к сердцевине лука. Самораскрытие может включать в себя разделение довольно небольшой части себя. Это также может помочь понять, что это смелый жест. «Я бы сказал, осмелюсь перейти на новый уровень в разговоре», — говорит Мель. Гардинер соглашается: «Может быть, самое простое, на чем нужно сосредоточиться в ваших существующих отношениях, — это проявить смелость и рассказать что-то о себе … Это может быть страх, это может быть цель, это может быть ценность или убеждение.Это может быть что-то, что случилось с вами в прошлом, о чем вы им не сказали. Я думаю, это кое-чему поможет ».

Приходите учиться

Если вы заранее знаете, что собираетесь встретиться с конкретным человеком или группой людей, то, чтобы повысить шансы на более значимую встречу, также может быть полезно принять обучающий настрой. Это особенно актуально для содержательных разговоров на работе или в образовательном контексте, где смысл, вероятно, будет извлечен не столько из обмена личной информацией, сколько из предметного, удовлетворительного разговора на интересную или важную тему или проблему. Это может включать небольшую подготовку (например, немного почитать о чьих-то интересах или их профессиональном опыте, или прочитать тему запланированного разговора) и проявить готовность внести свой вклад. Это также требует некоторой скромности и непредубежденности — быть готовым признать то, чего вы не знаете, и быть готовым учиться. Такое отношение может предоставить вам богатую и плодотворную среду для изучения чего-то нового, что в конечном итоге может принести вам смысл.

Будьте готовы отдавать и брать

В основе хорошего разговора лежит взаимность.Магия с большей вероятностью произойдет, если вы и другая сторона будете соблюдать простое правило: я дам вам возможность высказаться, и я должным образом выслушаю то, что вы хотите сказать. «Вы задействуете этот принцип взаимности», — говорит Мел. «Вы проявляете интерес к другому человеку, следовательно, другой человек проявляет к вам интерес. А затем вы создаете чувство принадлежности через взаимные взаимодействия ». Таким образом, значимые разговоры представляют собой динамичный и запутанный танец, отдачу и принятие, постоянный мониторинг того, что говорит другой человек, что вы говорите и как другой человек отвечает.Ничто из этого не является особенно простым, и это может не произойти естественным образом, возможно, поэтому хорошие разговоры так редки. Но если мы помним о важности взаимных уступок и готовы приложить усилия, то не будет причин, по которым все мы не сможем найти больше возможностей для более значимого разговора.

GoodTherapy | Тангенциальность

Тангенциальность — это склонность говорить на темы, не связанные с основной темой обсуждения. Хотя большинство людей время от времени проявляют тангенциальность, постоянная и крайняя тангенциальность может указывать на лежащее в основе психическое заболевание, особенно шизофрению.

Тангенциальность и психическое здоровье
Иногда каждый идет по касательной. Действительно, именно способность изменить тему разговора часто помогает продвинуть разговор вперед. Однако крайняя касательность может указывать на состояние психического здоровья.

Люди, страдающие психическими расстройствами, могут быть настолько сосредоточены на собственном внутреннем диалоге, что не могут сосредоточиться на разговоре или вопросах; в некоторых случаях их внутренние диалоги могут помешать им понимать разговор.Тангенциальность также обычна во время сильного беспокойства. Люди, испытывающие тревогу, могут проявлять неприязнь, чрезмерно обсуждая, казалось бы, несвязанные темы или будучи неспособными прислушиваться к мнению или идеям другого человека. Когда тангенциальность вызвана тревогой, она часто длится недолго, но хроническая тангенциальность может указывать на постоянную проблему с тревогой.

Люди, пострадавшие от травмы, могут пойти по сторонам, чтобы не обсуждать травму, или потому, что они настолько подавлены, что не могут ясно мыслить.

Примеры касательности
Упоминание чего-то, что произошло ранее днем ​​во время дискуссии о финансах, является примером касательности, но недостаточно крайним, чтобы ставить диагноз расстройства мышления. Более тревожные примеры касательности возникают, когда человек постоянно уходит по касательной и совершенно не может участвовать в обсуждении. Постоянное прикосновение может привести к проблемам в общении с другими людьми и, следовательно, негативно повлиять на межличностные отношения.Например, когда терапевт задает вопрос: «Как прошла ваша неделя?» человек может ответить: «Когда мне было пять лет, мою кошку убили». Когда терапевт спрашивает о кошке, человек может начать обсуждать что-то совершенно иное, например, религиозные убеждения или предыдущие болезни.

Артикул:

1. Колман А. М. (2006). Оксфордский психологический словарь . Нью-Йорк, Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
2. Кринг, А. М., Джонсон, С. Л., Дэвисон, Г.С., & Нил, Дж. М. (2010). Аномальная психология . Хобокен, Нью-Джерси: Джон Уайли и сыновья.

Последнее обновление: 18.01.2018

Пожалуйста, заполните все обязательные поля, чтобы отправить свое сообщение.

Подтвердите, что вы человек.

Невербальная коммуникация — обзор

Коммуникация и язык

Эффективная вербальная и невербальная коммуникация является инструментом для лучшего понимания эмоционального и мотивационного состояния тестируемого и, в конечном итоге, правильной оценки.Невербальное общение сильно различается в разных культурах: одни культуры больше полагаются на невербальное общение, чем другие. Значение невербальных коммуникативных знаков может различаться в разных культурах и может даже иметь противоположное значение (например, кивок головой означает согласие в большинстве европейских стран, но имеет прямо противоположное значение в Болгарии).

Тесты могут вызывать некоторые непреднамеренные ответы, или ответы, типичные для некоторых групп, могут систематически изменять результаты: например, предоставление ожидаемых ответов, подходящих для культуры большинства, вместо тех, которые характерны для тестируемого.В некоторых культурах многословие может считаться грубым; в других это может быть показателем умственных способностей и дружелюбия. Иногда формат теста может требовать уровня владения языком, который может быть сложной задачей для тестируемого.

Языковой фон объясняет различия в результатах тестов между разными этническими группами (латиноамериканцы и белые неиспаноязычные) и между двуязычными и одноязычными группами одной и той же этнической принадлежности (Gasquoine, Croyle, Cavazos-Gonzalez, & Sandoval, 2007; Mungas, Reed , Haan, & González, 2005) даже после учета соответствующих демографических переменных (Harris & Llorente, 2005).Предлагаемые причины разной производительности двуязычных и одноязычных связаны с двумя конкурирующими механизмами: интерференцией между двумя языками и уменьшением частоты использования конкретного языка (Rivera Mindt, Arentoft, et al., 2008).

Чтобы сохранить действительность тестирования для лиц, для которых английский не является родным или родным языком, необходимо обязательно определить язык, на котором следует проводить тестирование. Нет четких доказательств того, дает ли тестирование на родном и приобретенном языке экзаменуемого аналогичные или разные результаты, и если различия существуют, то какими они могут быть. Для двуязычных следует оценивать лингвистическое владение обоими языками. Двуязычные люди говорят на разных языках в разных контекстах и ​​с разными людьми; беглость и компетентность в каждом языке могут отличаться, и они могут работать лучше, если тестируются на одном языке, а не на другом. Двуязычие можно рассматривать как спектр: с одной стороны, это люди, которые владеют одним из двух языков и имеют базовые знания другого, а с другой — двуязычные с одинаковым уровнем владения обоими языками (Albert & Obler, 1978). .В Руководстве APA (2003 г.) говорится, что тестируемые должны проходить тестирование на соответствующем языке и, если это невозможно, их направляют к провайдеру, говорящему на этом языке. Если этого не сделать, тестирование может привести к недействительным оценкам и неправильной классификации лица, принадлежащего меньшинству, как инвалида. Однако руководств и инструментов для оценки уровня владения языком и двуязычия в настоящее время недостаточно (Elbulok-Charcape, Rabin, Spadaccini, & Barr, 2014).

Знание языка никогда не следует предполагать на основании наблюдаемого социального общения, потому что обработка речи в социальных ситуациях с большим количеством невербальных ситуационных сигналов сильно отличается от ситуации тестирования, где такие сигналы ограничены.Поскольку уровень владения языком может варьироваться в зависимости от оцениваемых навыков, предпочтительнее оценивать чтение, письмо, речь и понимание. Точная оценка включает как субъективные, так и объективные критерии. Первые включают вопросы о знании языка и его использовании, грамотности, образовании и академических достижениях в конкретном языке, а также меры аккультурации (Llorente, 2007). Объективные критерии состоят из тестов на беглость речи и именования (например, Boston Naming Test; Rosselli et al., 2002). Многодоменная оценка (например, Woodcock Munoz Language Survey-Revised) не дает никаких преимуществ при оценке уровня владения языком по сравнению с индивидуальными тестами (Miranda et al., 2016).

Индекс языкового доминирования может быть рассчитан на основе самооценки и объективных оценок. Билингвов с преобладанием английского языка должен сдавать экзамен англоговорящий психолог, а двуязычный экзаменатор поможет установить степень двуязычия. Двуязычные люди, не владеющие английским языком, должны оцениваться на их доминирующем языке психологом, свободно владеющим этим языком и знающим соответствующую этническую и культурную принадлежность.Для относительно сбалансированного двуязычного человека мера аккультурации может помочь определить язык экзамена (Ponton, 2001). Однако тестирование на обоих языках предпочтительнее, чтобы собрать информацию, которая более доступна на одном языке, чем на другом (Paradis, 2008). Из-за возможности языкового вмешательства рекомендуется проводить тестирование на разных языках отдельными блоками. Интерпретация результатов должна учитывать недостатки двуязычных по сравнению с моноязычными при произнесении низкочастотных слов и / или при выполнении задач, которые увеличивают языковое вмешательство (Иванова и Коста, 2008). Некоторые языковые задания (например, вербальная память) не выявили эффекта языкового тестирования и могут с большей уверенностью использоваться с двуязычными (Gasquoine et al., 2007).

Отдельной задачей является определение того, достаточны ли языковые знания психолога и знакомство с культурой для тестирования двуязычного или не говорящего по-английски тестируемого (Ponton, 2001). Руководства по обучению и компетентности недостаточны, и решение о том, способен ли он / она проводить экзамен на том или ином языке, остается на усмотрение этического и профессионального суждения психолога.Литература в основном предлагает самопроверку: является ли психолог носителем языка или сбалансированным двуязычным языком; равен ли его / ее уровень владения языком тем, кто закончил аспирантуру в иностранном университете или прожил в стране несколько лет (Rivera Mindt, Arentoft, et al., 2008). Психолог, который говорит на том же языке, что и тестируемый, но принадлежит к другой культуре, должен знать языковые регионализмы и культурные особенности. В качестве альтернативы может быть использована группа экзаменатора первичного звена (квалифицированный практикующий врач) и вспомогательного экзаменатора (знающего язык и культуру экзаменуемого и обученного принципам проведения экзамена) (Woodcock & Munoz-Sandoval, 1996).Идеальным вариантом были бы профессионально подготовленные носители языка, но от психолога требуется по крайней мере равное владение языком (языками) и знакомство с культурой (культурами) тестируемого (Ardila et al., 2002). Таксономия лингвистической компетенции обеспечивается Американским советом по преподаванию иностранных языков (ACTFL; Американский совет по преподаванию иностранных языков, 2012), Национальными стандартами изучения иностранных языков в 21 веке (NSFLL) или лингвистическими исследованиями (Savignon, 2007). ). Руководство по социокультурной компетентности можно найти в Руководстве APA по мультикультурному образованию, обучению, практике, исследованиям и организационным изменениям для психологов (2003).

Обычно следует избегать использования интерпретаторов для тестирования (Candelaria & Llorente, 2009; Llorente, 2008). Изменение способа проведения теста путем введения переводчика требует повторной стандартизации для обеспечения достоверности и надежности результатов (Melendez, 2001). Переводчики могут изменять вопросы и ответы, искажать важное психологическое значение информации или могут быть не в состоянии передать качественную лингвистическую информацию, что имеет решающее значение, например, для пациентов с афазией.Лица, у которых уже были отношения с тестируемым (например, друзья, родственники, коллеги), никогда не должны использоваться для интерпретации, поскольку их мотивация объективно передавать информацию, их уровень владения языком и аккультурации, а также потенциальное отсутствие подготовки в области перевода и этика может повлиять на качество интерпретации.

Оценки с использованием переводчиков для судебно-медицинских целей легко оспариваются в суде (LaCalle, 1987). Использование переводчиков допустимо только в том случае, если тестируемый говорит на редком языке, а многочисленные попытки найти психолога, говорящего на этом языке, не увенчались успехом.В этом случае следует использовать высококачественные услуги устного перевода с обученными профессиональными переводчиками (желательно с психологическим или медицинским образованием) (Paradis, 2008). Психолог должен обучить переводчика процессу оценки и ожиданиям от перевода. Рекомендации по работе с переводчиками предоставлены Ponton and Corona-Lomonaco (2007) и позиционным документом Национальной академии нейропсихологии (Judd et al., 2009). Когда используются переводчики, в отчете должны быть подчеркнуты ограничения достоверности результатов тестирования.

Использование норм для других языков или норм двуязычного тестирования, которых в настоящее время не существует, или «корректировка» результатов тестов — это возможные способы учета тестирования на иностранном языке и двуязычия (Ardila et al., 2002). Психолог должен оценить, насколько хорошо тесты и нормы применимы к неанглоязычному / двуязычному испытуемому, и сделать четкие комментарии в отчете относительно потенциальных ограничений (Rivera Mindt, Arentoft, et al., 2008). Полезные рекомендации о том, как подготовиться к двуязычным экзаменуемым и работать с ними, представлены в нескольких публикациях (Llorente, 2008; Paradis, 2008; Rivera Mindt, Byrd, Saez, & Manly, 2010).

Беседа между психологией и антропологией

Ethos. Авторская рукопись; доступно в PMC 2010 11 августа.

Опубликован в окончательной отредактированной форме как:

PMCID: PMC2919784

NIHMSID: NIHMS216752

Шерил Маттингли

Профессор кафедры антропологии и кафедры профессиональной науки и медицины Университет Южной Калифорнии.

Нэнси К. Луткехаус

Профессор антропологии и заведующий кафедрой антропологии Университета Южной Калифорнии.

К. Джейсон Труп

Доцент кафедры антропологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

Шерил Маттингли, профессор кафедры антропологии и кафедры профессиональной науки и профессиональной терапии Университета Южной Калифорнии.

См. Другие статьи в PMC, в которых цитируется опубликованная статья.

Abstract

Мы представляем специальный выпуск Ethos, посвященный работе Джерома Брунера и его многолетним попыткам поиска новаторских способов наладить диалог между психологией и антропологией.Статьи в этом специальном выпуске помещают ориентированный на смысл подход Брунера к психологии и его новаторскую работу по повествованию в более широком контексте траектории развития обеих областей исследования. Работы Брунера оказали огромное влияние на подполя культурной психологии и психологической антропологии, особенно из-за его важного вклада в наше понимание интимных отношений между культурой и разумом. Мы исследуем прошлое и текущее взаимодействие Брунера с такими выдающимися фигурами, как Лев Выготский, Жан Пиаже, Альфред Крёбер, Клод Леви-Стросс и Клиффорд Гирц, чтобы выявить точки совпадения и противоречия между его версией культурной психологии и современными теоретическими основами и практикой психологической антропологии. .Мы также рассматриваем его практический и теоретический вклад в области медицины, права и образования.

Ключевые слова: Джером Брунер, культурная психология, психологическая антропология, значение, нарратив, разум, культура

Хотя Джером Брунер оплакивал историческое разделение антропологии и психологии, на протяжении всей своей долгой и выдающейся карьеры психолога его работа имела большое влияние на объединение этих двух дисциплин. Статьи в этом специальном выпуске Ethos отражают влияние психологии на антропологию и наоборот.Они делают это благодаря сосредоточению внимания на вкладе Брунера и влиянии его работы на антропологов, а также на том, как антропология повлияла на его развитие в области культурной психологии.

Более полувека Брунер настаивал на месте значения в любом психологическом исследовании человеческой деятельности и человеческой психики. Эта фундаментально интерпретируемая точка зрения лежит в основе когнитивной революции, в которой он сыграл ключевую роль в конце 1950-х годов.Его история о том, что вдохновило на такую ​​революцию, заключается в том, что в психологии того периода доминировал бихевиоризм, построенный на теории реакции человека на стимулы. Смысловая психология, предложенная Брунером и его коллегами, должна была противоречить этой редукционистской концепции. Он формулирует это так: цель когнитивной революции «состояла в том, чтобы обнаружить и формально описать значения, которые люди создают в результате их встреч с миром, а затем выдвинуть гипотезы о том, какие процессы создания смыслов были задействованы.Он сосредоточился на символической деятельности, которую люди использовали для конструирования и осмысления не только мира, но и самих себя »(1990: 2). В этой декларации были заложены основы междисциплинарного исследования человеческой деятельности, междисциплинарности, которую Брунер с энтузиазмом применил в своей собственной работе. Ибо, как он продолжает, если значение должно стать центральным термином для психологии, то психология должна «объединить усилия с родственными ей интерпретирующими дисциплинами в гуманитарных и социальных науках» (1990: 2).Антропология была особенно важной сестринской дисциплиной по причинам, которые вскоре станут очевидными.

Брунер никогда не отступал от этого заявления о том, что создание смысла должно лежать в основе исследования деятельности и ума. Большая часть его интеллектуального вклада, который был столь широким, можно проследить до разработки того, что поставлено на карту в принятии значения как центральной проблемы психологии и социальных наук. Антропология сыграла ключевую роль из-за решающего интеллектуального шага со стороны Брунера, настойчивого утверждения о том, что значение не является чем-то либо детерминированным (в большей или меньшей степени) врожденными биологическими побуждениями, либо созданным (пусть даже интрапсихически) в индивидуальном сознании.Скорее, говоря о значении, следует начать, подчеркивает он, с концепции «культуры», а не «биологии». Как он пишет (1990), он намеревался противостоять взгляду на связь между биологией и культурой, унаследованному гуманитарными науками от XIX века. В этой версии культура задумывалась как наложение на «биологически детерминированную человеческую природу». Предполагалось, что причины человеческого поведения лежат в этом биологическом субстрате ». Вместо этого он утверждает, что «культура и поиск смысла в культуре являются истинными причинами человеческих действий» (1990: 20).

Культура конституирует значение, потому что повседневные практики создания смысла основываются на символических системах, «уже« существующих », глубоко укоренившихся в культуре и языке» (1990: 11). По удачному выражению Брунера, культура предлагает «общий набор инструментов». Этот набор инструментов нельзя было рассматривать, как это часто бывает, просто как нечто «добавленное» к природе. Напротив, Брунер отмечает, что «большой разрыв» в эволюции был преодолен с появлением языка и культуры. Он цитирует Гирца, чтобы подчеркнуть свою точку зрения: мы, люди, «неполные или незаконченные животные, которые завершают или завершают себя через культуру» (1990: 12).Заявление Брунера о том, что люди в основе своей являются творцами культуры, говорит о замечательной истории теоретических работ. Что особенно удивительно в интеллектуальной карьере Брунера, так это абсолютная разносторонность его проектов, его готовность мыслить широко, преодолевать всевозможные дисциплинарные барьеры в своем творческом поиске понимания человеческого разума. Герц пишет яркий портрет:

В психологии гораздо больше решительных и непримиримых, типов esprit de systeme (Павлов, Фрейд, Скиннер, Пиаже, Хомский), чем гибких и адаптируемых, добросовестных (esprit de finesse) ( Джеймс, Бейтсон, Сакс).Но именно к числу последних принадлежит Джером Брунер, автор или соавтор более двадцати книг, и бог знает, сколько статей почти по такому же количеству предметов явно принадлежит. В своей запыхавшейся, неустойчивой, но в какой-то степени последовательной карьере, охватывающей почти шестьдесят лет, Брунер задел почти все направления психологии и изменил некоторые из них. [2000: 188]

На протяжении всей карьеры Брунера, сначала в Гарварде, затем в Оксфорде, а затем в Нью-Йоркском университете, присутствовала концепция «культуры», сформулированная антропологами.Иногда это было приглушенным и приглушенным, как на пике его фундаментальной работы, которая привела к когнитивной революции в психологии, а иногда это было сформулировано более открыто, как в его нынешней разработке того, что он и другие назвали «культурной психологией». ” Несмотря на давний интерес Брунера к культуре и его мнение о том, что антропология и психология должны быть более тесно связаны, он скептически относился к определенным направлениям антропологов в своем движении к психологии.Как станет очевидно из дальнейшего, у него были особые трудности с тем, что, несомненно, на протяжении десятилетий многие считали как внутри, так и за пределами дисциплины, как наиболее согласованные усилия культурной антропологии по объединению двух областей: культуры и школы личности. Он нашел действительно полезную антропологическую основу для культурной психологии только с последующими дисциплинарными сдвигами, особенно с появлением школы интерпретации антропологии. Развитие культурной психологии влечет за собой изменяющийся набор бесед между психологией и антропологией, кратко обрисованный ниже.

Смена разговоров между психологией и антропологией и подъем культурной психологии: краткая история

В антропологии давно существует интерес к психологическим вещам. Так, например, когда британский зоолог, ставший антропологом, А.К. Хэддон, организовал первую этнографическую экспедицию Кембриджского университета в Меланезию в 1898 году, он привел с собой трех психологов, Уильяма Макдугалла, Чарльза С. Майерса и У. Р. Риверса в составе исследовательской группы. .В последнюю минуту к партии присоединился врач, которому суждено было внести важный вклад в психологию и антропологию, К. Г. Селигман. ¹

Психология сыграла решающую роль в обучении некоторых ранних антропологов. Например, Вильгельм Вундт, выдающийся немецкий психолог XIX века, на которого Брунер ссылается в своей статье в этом выпуске, имел в числе своих многочисленных учеников будущих антропологов Франца Боаса и Бронислава Малиновского. Как указывает Брунер, Вундт среди своих многочисленных интересов включал исследование Volkerpsychologie (народная психология), определяемое как «психологическое объяснение мысли, веры и действий первобытного человека на основе фактов, предоставленных этнологией» ( Вундт 1916: 7).Когда Франц Боас иммигрировал в Соединенные Штаты, он продолжил целенаправленное наступление на научный расизм (1911). Используя данные из различных источников, он утверждал, что «нет принципиальной разницы в способах мышления первобытного и цивилизованного человека. . . [таким образом] нельзя поддерживать точку зрения, согласно которой нынешние человеческие расы находятся на разных стадиях эволюционного ряда и что цивилизованный человек достиг более высокого места в ментальной организации, чем примитивный человек »(Boas 1911: 8).Относительно мало оригинальных исследований было проведено на предмет сравнительных мыслительных процессов после этого до конца 1950-х годов, когда зародилась когнитивная антропология (Bock 1988: 21).

К 1920-м годам влияние Зигмунда Фрейда и его учеников, включая психоаналитика-отступника К.Г. Юнга, оказало влияние как на американскую, так и на британскую антропологию (Bock 1988). Так, например, Бронислав Малиновский использовал данные о матрилинейных жителях Тробрианских островов, чтобы оспорить универсальность сформулированной Фрейдом формулировки Эдипова комплекса (Stocking 1986), а Маргарет Мид (1930) использовала материал жителей острова Манус, чтобы внести поправки в выводы Фрейда.Увлечение антропологов Фрейдом и психоанализом может быть наиболее убедительной причиной того, что Брунер, изначально заинтересованный в понимании познания, чувствовал, что его сосредоточение на уточнении психоаналитической теории в свете межкультурных данных мало его интересовало.

Однако была еще одна точка слияния психологии и антропологии, которая произошла в 1920-х годах, которая оказала длительное влияние на развитие того, что мы теперь называем «интерпретирующей» антропологией, того способа антропологического исследования, который больше всего связан с пониманием символов и их роли. в создании смысла.Это ознаменовалось принятием антропологами представления психологов о конфигурации или паттерне. Как писал Брунер, «теория гештальта была главным образцом конфигурационистской тенденции в те ранние годы. Его кредо заключалось в том, что все системы — физические, биологические и ментальные — обладают внутренним характером управления локальными элементами, составляющими их »(2004: 16). Более того, считалось, что «целое больше, чем сумма его частей». Для нескольких антропологов, включая Эдварда Сепира, Рут Бенедикт и протеже Бенедикта Маргарет Мид, концепция «культурной конфигурации», выведенная ими из психологического понятия конфигурационизма, стала мощным инструментом культурного анализа, наиболее широко разработанным Бенедикт в своих бестселлерах Образцы культуры (1934) и Хризантема и меч (1946). ²

Брунер, начиная со студенческих лет в Университете Дьюка в середине 1930-х годов, где у него был сосед по комнате, изучавший антропологию, четко знал антропологическое понятие «культура». Однако в те ранние годы антропологическое понятие культуры казалось ему оторванным от феномена разума, изучаемого лабораторными психологами. И именно к лабораторной экспериментальной психологии тяготел Брунер, выбрав Гарвард для учебы в аспирантуре.

Однако в 1940-х и 1950-х годах в Гарварде недавно созданный междисциплинарный департамент социальных отношений обосновался на одном этаже Уильяма Джеймса Холла, в то время как старый факультет психологии (где находился недавно созданный Центр когнитивных исследований Брунера) занимал другой этаж. Совершенно очевидно, что Брунер предпочел преподавать на обоих факультетах. По его словам, Департамент социальных отношений «стал моим новым домом. Я принял это. Но я никогда не мог отказаться от «старого Департамента» как от «справочной группы». ³ В результате своих двойных ведомственных ассоциаций Брунер был настроен на диалоги гарвардских антропологов Клайда Клакхона и Джона Уайтинга, которые также преподавали на кафедре социальных отношений, с другими психологически ориентированными антропологами из «Культуры и культуры». Личность », такие как Бенедикт, Мид, Грегори Бейтсон и Ральф Линтон.

Избегая психоанализа, разработанного для Вены Фрейда, и исследований, сосредоточенных на культуре и личности, где интеллектуальный союз тем «выявил», как позже прокомментировал Брунер, «худшее в обоих супругах», он, тем не менее, сохранял острую осведомленность о бесчисленном количестве различных способы воспитания детей в разных культурах.Он признал важность ухода за детьми как значительного фактора инкультурации, например, процессов формирования балийского ребенка, которые впоследствии формируют взрослого члена балийского общества (Bruner 2000: ix – xii). И, действительно, чтение Personality , классического введения Гордона Олпорта (1937) в антропологическое исследование личности летом 1938 года, как сказал Брунер, «склонило его к поступлению в Гарвард» [где преподавал Олпорт], а не в Йельский университет. аспирантура (Bruner 1983: 35).

В целом, однако, изучение личности в целом, которое интересовало многих психологов, а также психоаналитиков, не было темой, которая интеллектуально занимала Брунера. «Что отталкивает меня от« теории личности », — пишет Брунер, — так это ее деконтекстуализированный способ работы с мотивами и предрасположенностями. Ему не хватает чувства места и обстановки »(1983: 136).

Первоначально антропологов привлекли к изучению личности их убеждение в том, что сосредоточение внимания на личности дает им возможность изучать человека в связи с его или ее культурой.Так, например, для Эдварда Сепира локусом культуры был индивид, а не некоторая экстернализованная сверхорганическая сила, как утверждал Альфред Крёбер (см. Этот выпуск Брунера). Для Сапира изучение индивидуальной личности было средством понимания «системы, которая ищет и создает смысл». Определяя личность как систему, а не просто как набор черт, мышление Сепира отражало влияние гештальт-психологии с ее акцентом на паттерны и конфигурации, то есть на организацию опыта в психологически значимые единицы. ⁴ Согласно Сапиру, «каждый человек обладает уникальной культурой, потому что, во-первых, его личная история приводит его в контакт с уникальной конфигурацией влияний в манере, совместимой с уникальной организацией его личности» (Handler 2005: 116). Более того, культура не является фиксированной или статичной, но подвержена изменениям, поскольку она постоянно переосмысливается отдельными личностями (Handler 2005). В Чикагском университете Сапир читал курс под названием «Психология культуры». В 1931 году его пригласили работать в Институте человеческих отношений Йельского университета, где он организовал семинар «Влияние культуры на личность».Семинар был посвящен «значению культуры, ее психологической значимости для личности, относительности ее ценностей и проблеме согласования личностных вариаций и культурных вариаций». ⁵

В конце 1920-х и на протяжении 1930-х годов антропологи, такие как Сапир, Бенедикт, Мид, Кора дю Буа и Линтон, все чаще участвовали в междисциплинарных диалогах с психологами и психиатрами, такими как Лоуренс Франк, Абрам Кардинер и Гарри. Стек Салливан.К ним присоединилось все большее число европейских психоаналитиков-эмигрантов, в том числе Карен Хорни, Эрих Фромм и Эрик Эриксон, которые собрались в Нью-Йорке в 1930-х годах после бегства из все более фашистской Европы. Антропологов пригласили выступить с докладами в Нью-Йоркском психоаналитическом институте, где психиатр Абрам Кардинер проводил семинары по психокультурной теории. В конце концов, по велению Ральфа Линтона Кардинер перенес свой семинар из института на факультет антропологии Колумбийского университета (Manson 1986: 72–94).И психиатры, и антропологи выиграли от этого междисциплинарного диалога. Согласно Сапиру, культурная антропология

ценен [для психиатрии], потому что он постоянно открывает заново нормальное. Для психиатра и для изучающего личность человека в целом это имеет огромное значение, поскольку личности обусловлены не общим процессом приспособления к «нормальному», а необходимостью приспособления к максимально возможному разнообразию паттернов идей и действий. закономерности по случайностям рождения и биографии.[1966: 151]

Психиатрия могла бы научить антропологов отдавать должное человеку, не просто как представителю культуры, но как носителю определенных идей, сформированных культурой (Sapir 1966: 141). В самом деле, именно контакт с антропологами был ответственен за формирование чувствительности к культурному контексту, которую психоаналитики, такие как Хорни и Эриксон, выражали в своей работе. Хорни, например, признал влияние Рут Бенедикт на ее главную книгу Невротическая личность нашего времени (1999). ⁶ Бенедикт также оказал большое влияние на работу Эриксона, как и антропологи Скаддер Микил, Бейтсон и Мид. ⁷ Таким образом, косвенно антропологи сыграли роль в развитии основополагающей концепции идентичности Эриксона, когда он развивал эту концепцию в книге Детство и общество (1963).

Для Брунера, однако, такой же проблемой, как деконтекстуализация личности большинством теоретиков личности или, как в случае с Эриксоном, его неофрейдистская ориентация, было отсутствие у них интереса к изучению разума и процессу создания смысла.Именно его забота об изучении развития или эволюции разума привела Брунера задолго до структурных, когнитивных и интерпретационных антропологов в Соединенных Штатах, чтобы проявить интерес к послевоенным работам Жана Пиаже и Льва Выготского. Хотя психолог развития Пиаже ошибался во многих деталях, по словам Брунера,

он внес огромный вклад в наше понимание разума ребенка и того, как он растет, а также в наше понимание разума в целом.И я думаю, что он сделал это во многом так же, как Клод Леви-Стросс внес свой вклад в наше понимание человеческой культуры — настаивая на ее структурах и взаимосвязанности, ее глубоких правилах, ее производных структурах. [Bruner 1983: 138]

Для Брунера структурализм Пиаже был приверженностью квиетизму и изоляции личности, что весьма отталкивало. «Таким образом, ребенок, который является отцом мужчины в мире Пиаже, действительно является спокойным ребенком и одиноким» (1983: 138–139).

Мир Выготского, однако, был совершенно другим местом. Взросление в этом мире, как отмечал Брунер, «наполнено сознанием и произвольным контролем, обучением говорить, а затем выяснением того, что это значит, неуклюжим принятием форм и инструментов культуры, а затем обучением их использованию надлежащим образом. »(1983: 139). Эти темы творчества Выготского также вошли в антропологическое сознание. Как вдумчиво написал Брунер в своем предисловии к изданию MIT Press книги Выготского «Мысль и язык » (1973), хотя основной темой тома является «отношение мысли и языка, это более глубокое изложение весьма оригинальной и продуманной теории интеллектуальной развитие.Концепция развития Выготского — это в то же время теория образования »(Bruner 1973: v).

Как Брунер также пишет во введении, Выготский был архитектором того, что психолог Павлов назвал «Второй сигнальной системой», системы, которая является посредником между человеком и миром физического стимулирования, чтобы человек мог реагировать «в в терминах его собственной символической концепции реальности »(1973: x). Именно это понимание представляло наибольший интерес для антропологов, поскольку именно здесь вступает в игру понятие культуры.Подводя итог различию между Пиаже и Выготским, Брунер отмечает: «Гений Пиаже заключался в признании фундаментальной роли логических операций в умственной деятельности человека. Выготский должен был признать, что индивидуальная человеческая интеллектуальная сила зависит от нашей способности использовать человеческую культуру и историю в качестве инструментов разума »(1996a: 2).

Что больше всего увлекло Брунера в творчестве Выготского, так это его рассмотрение контекста как критического элемента, формирующего умственное развитие. Это было в 1960-е годы, когда Брунер и его аспиранты непосредственно столкнулись с доказательствами той роли, которую культурный контекст играет в развитии психики.Они обнаружили это весьма драматично в результате исследования, которое студенты Брунера проводили в таких местах, как Африка, где Патрисия Гринфилд изучала школьных и необразованных детей волоф в Сенегале, и на Аляске, где Ли Райх работал среди эскимосов. Брунер и его ученики опубликовали результаты этого исследования в книге « исследований когнитивного роста» (Брунер и др., 1966). Это была книга, размышляет Брунер, «сравнение западных детей с волофами из Сенегала и эскимосами воодушевило тех, кто был культурно ориентирован.«Но это также была книга, — сказал он, — которая действительно шла вразрез с барабанной дробью, под которую тогда шла психология развития» (1983: 146). Однако именно с исследованиями, приведенными в этой книге, области антропологии и психологии снова начинают переплетаться новыми сложными и генеративными способами, которые привели к созданию того, что мы теперь называем «культурной психологией».

В то же время, когда Брунер и его ученица Патрисия Гринфилд изучали детей волоф в Сенегале, когнитивное исследование Майкла Коула математических концепций среди детей Кпелле в Либерии (проведенное вместе с его коллегой Джоном Гаем) привело Коула к более непосредственному взаимодействию с антропологами. и лингвисты, чтобы лучше понять культурный контекст обучения и мышления (Cole et al.1971; Гей и Коул 1967). Как и Брунер, Коул осознавал важную роль языка и символики в познании и, таким образом, влияние культуры на сознание и создание смысла. В то время как психологи, такие как Брунер, Гринфилд и Коул, подходили к этим вопросам с когнитивной точки зрения, психологически ориентированные антропологи преследовали несколько различных направлений в своих исследованиях познания. , «я» и эмоции, а также оживление антропологического исследования концепции культуры посредством развития областей интерпретирующей антропологии и теории культуры, предшественников того, что антропологи теперь также называют «культурной психологией».”

Одним из самых важных представителей в развитии интерпретирующей антропологии и теории культуры является Гирц, который сам является продуктом Гарвардского факультета социальных отношений. В 1973 году он опубликовал свой основополагающий сборник статей « Интерпретация культуры ». Хотя самой известной работой в сборнике является «Глубокая игра: заметки о балийских петушиных боях» Гирца, в сборнике есть еще две статьи, заслуживающие исторического внимания: «Влияние концепции культуры на представление о человеке» и « Рост культуры и эволюция разума »(Гирц, 1973).Ведь именно эти две статьи знаменуют начало того, что сегодня антропологи, такие как Ричард Шведер и Брэд Шор, ранние теоретики в этой области, называют «культурной психологией».

В своей статье о культуре и эволюции разума Гирц ссылается на работу Брунера, а также на работы нескольких других психологов и ученых, занимающихся изучением эволюции человеческого поведения и особенно развития человеческого разума. В частности, Гирц цитирует статью Брунера и Постмана (1947) об «Эмоциональной избирательности в восприятии и реакции», чтобы подчеркнуть свою точку зрения о том, что для того, чтобы люди действовали, им необходимо «руководство со стороны символических моделей эмоций» (Bruner and Postman 1947: 69–77 ).Другими словами, «чтобы принять решение, мы должны знать, как мы относимся к вещам; и чтобы знать, как мы относимся к вещам, нам нужны публичные образы чувств, которые могут дать только ритуалы, мифы и искусство »(Geertz 1973: 82).

Ранние работы Брунера о восприятии также напрямую повлияли на мышление Ирвинга А. Хэллоуэлла, возможно, одного из наиболее влиятельных психологических антропологов своего поколения в настоящее время. Действительно, в статье, озаглавленной «Тест Роршаха на личность и культуру» (1967), Хэллоуэлл стремится подчеркнуть «культурные факторы в структуризации восприятия», опираясь непосредственно на Брунера и Почтальона (1947), а также на одну из более ранних статей Брунера. «Теория восприятия и тест Роршаха» (1948).Ссылаясь на статью Брунера, Хэллоуэлл (1967: 39–40) отмечает, что Брунер указал, что «можно утверждать, что Роршах неявно предоставил аксиому, вокруг которой должна быть построена первая глава динамической теории восприятия. . . «Принцип, согласно которому каждое выступление человека является выражением всей его личности», включая восприятие »(1948: 157–158). ⁸ Вслед за Брунером и Почтальоном, Хэллоуэлл подчеркивает необходимое отношение восприятия к действию, заявляя, что

Общая функция восприятия должна быть истолкована со ссылкой на то, как индивид готов вести себя в мире, который упорядочен, стабилен и значим для него.Вряд ли можно утверждать, что человеческое существо претерпевает перцептивную адаптацию к абстрактному миру в целом или что на него никоим образом не влияет опыт других. Напротив, объекты его мира и их свойства — это те, которые упорядочиваются и осмысленно определяются для него с помощью различий, классификаций, концепций, качеств и ценностей, которые подчеркиваются его культурой. [1967: 40]

Таким образом, в диалоге с ранними работами Брунера о восприятии Хэллоуэлл предполагает, что субъективный опыт обязательно возникает в «системе взаимозависимых отношений между обучением, структурой и функционированием человеческой личности и динамикой восприятия. ”(1967: 40), понимание, которое глубоко повлияло на мышление психологических антропологов со времен Хэллоуэлла.

Пробуждение вод в наше время: пересечения между психологической антропологией и культурной психологией Брунера

Современная психологическая антропология — это область, которая расширилась за счет включения многих точек зрения, влияющих на понимание субъективного опыта: теории практики, когнитивной науки, нейробиологии, эволюционной психологии и т. Д. реляционный психоанализ, теория выгостковской деятельности, феноменология и воплощение, и это лишь некоторые из них. Тем не менее, значительное количество психологических антропологов стремились подчеркнуть тот факт, что никогда не бывает так, что разум tabula rasa сталкивается с культурными формами, усваивает их, а затем впоследствии воспроизводит.

Такая «факсимильная модель» культуры и субъективности (Strauss and Quinn 1997) — одна из наиболее часто критикуемых точек зрения в современном психологическом антропологическом теоретизировании. Заинтересованность в опровержении таких «факсовых моделей» в целях признания сложностей, присущих интернализации культурного смысла, — это, пожалуй, то, что больше всего отличает озабоченность современных психологических антропологов от опасений их сверстников (Throop 2003). Как отмечает Брунер в своем вкладе в этот выпуск журнала Ethos , возможно, именно это также отличает культурных психологов от многих их коллег по психологии.Признание персонализации полученных культурных форм — процесса, на который влияет социальное положение человека, конкретная жизненная траектория, а также сложность и изменчивость субъективной жизни, опосредованной повседневными взаимодействиями, заботами и привязанностями, — является одной из преобладающих перспектив в этом традиция в психологической антропологии. Идеи о влиянии предопределенных психических структур, функций и процессов, независимо от того, были ли они основаны на когнитивной, психодинамической или эволюционной основе, являются еще одним.

Эта последняя тенденция в психологическом антропологическом теоретизировании, кажется, временами довольно резко контрастирует с диалогом Брунера с такими ключевыми антропологическими фигурами, как Леви-Стросс, Гирц и даже Крёбер. И все же именно творческое использование Брунером этих мыслителей, возможно, самым непосредственным образом способствует подрывной природе его видения культурной психологии. Однако для значительного числа психологических антропологов Леви-Стросс, Крёбер и Гирц продвигают подходы к культурной субъективности, которые рассматриваются как в значительной степени, если не порой полностью, без динамизма и сложности субъективного опыта, факт которого Брунер это прекрасно понимает.

Действительно, неокантианские структуралистские предположения Леви-Стросса о способах, которыми универсальная структура человеческого разума в конечном итоге формирует его культурно разнообразные продукты, уделяют мало внимания тому, как мифы, символы и тропы воплощаются, переживаются и передаются. актерами в определенное время и в определенных контекстах. Точно так же, хотя его работы о себе, эмоциях и разуме послужили пробным камнем для антропологов, заинтересованных в продолжении диалога с культурой и психологией, интерпретативный взгляд Гирца на культуру как текст, его полностью семиотическое понимание субъективного опыта и его опора на таких влиятельных философов-антименталистов, как Гилберт Райл и Людвиг Витгенштейн, делает социального актора Герца агентом со слишком «тонкой» субъективной жизнью.

Остатки (часто довольно явные) психоаналитического влияния заметны в этом призыве к признанию эмоциональной и воображаемой сложности субъективной жизни, присутствующей в нынешних штаммах психологической антропологической критики структурной и интерпретативистской антропологии. Тем не менее, внутрикультурные вариации, направляющая или мотивационная сила культурных схем и отчетливое персонализированное изменение общих культурных форм, в равной степени беспокоят психологических антропологов, опирающихся на когнитивные и феноменологические традиции, и тех, кто более явно приписывает такие психоаналитические методы. влияет.Несомненно, ряд читателей-психологов-антропологов могут усомниться в склонности Брунера ссылаться на антипсихологистские антропологические точки зрения. Однако его постоянный упор на сложности субъективной жизни позволяет избежать полного охвата психоанализа (как отмечает Люткехаус в этом выпуске), а его внимание к тому, как повествование отражает такую ​​сложность и помогает людям ориентироваться в ней, указывает на критическое и творческое использование психоанализа. структурные и интерпретативные мыслители в формулировании видения культурной психологии.

Использование Брунером Выготского перекликается с рядом влиятельных точек зрения в современной психологической антропологии (см., Например, Holland and Lave 2001). Подчеркивая деятельность и действие культурных акторов, тщательно размышляя о конкретных механизмах, посредством которых культурные формы передаются в контексте социальной практики, и сосредотачивая внимание на способах, которыми культурные артефакты опосредуют человеческую деятельность (см. Cole 1996), Выготский Культурно-историческая психология действительно нашла много покупок в современной психологической антропологии.

Возможно, именно взгляд Брунера на центральную роль нарратива в посредничестве человеческого опыта и действий, однако, служит ключевым мостом между его видением культурной психологии и современными интересами к субъективному опыту в психологической антропологии. Дело не только в том, что в некотором базовом смысле рассказ о мотивах имеет дело с «превратностями человеческих намерений» (Bruner 1986: 16). Но более радикально, как предполагает Мэттингли в своей статье, расшифровка намерений зависит от нашей способности помещать действие в разворачивающиеся повествовательные контексты, то есть наша способность интерпретировать мотивы требует помещения действия в контекст разворачивающейся истории (Брунер, этот выпуск) ).

Повествование, познание и самость

Одним из самых значительных вкладов Брунера в дискуссии как в психологии, так и в антропологии было его поразительное и блестящее рассмотрение повествования как способа рассуждения, как формы языка, как решающего «общего инструмент »для постоянного осмысления и структурирования практических действий, а также в качестве средства создания собственной идентичности. В течение последних 20 лет он систематически развивал то, что по сути является нарративным взглядом на культуру и разум, утверждая, что сама реальность построена нарративно.Эта нарративная перспектива была сформулирована во множестве статей и книг, начиная с самых известных глав в книге Actual Minds, Possible Worlds , в которой он выдвигает утверждение, что повествование «имеет дело с превратностями человеческого намерения» ( 1986: 13). Это достаточно разумное наблюдение по поводу повествования. Само по себе это не особенно удивительно. Удивление проистекает из его последующего утверждения о том, что понятие намерения само по себе «нередуцируемо» в человеческом разуме.Это один из основных способов восприятия и интерпретации мира людьми, один из двух основных способов мышления. «Намерение, — замечает Брунер, — распознается немедленно и интуитивно: оно, кажется, не требует для своего распознавания какого-либо сложного или изощренного интерпретирующего действия со стороны смотрящего» (1986: 17). Он предполагает, что может даже существовать биологическая основа для нарративного восприятия мира, своего рода «человеческая готовность к повествованию», то есть «предрасположенность организовать опыт в повествовательную форму, в сюжетные структуры и так далее» (1990: 45).

В хорошо известной главе книги Actual Minds, Possible Worlds , озаглавленной «Два режима мышления», Брунер связывает истории с типом мышления, коренящимся в примитивной склонности интерпретировать поведение с точки зрения намерения: «Можно сделать сильное аргумент в пользу несводимости концепции намерения (так же, как Кант сделал для концепции причинности) »(1986: 17). Чтобы доказать это, он прибегает к некоторым увлекательным психологическим экспериментам. Эти эксперименты подтверждают идею о том, что даже когда показаны простые нечеловеческие фигуры (например,ж., треугольники и круги), приведенные в движение, люди непреодолимо приписывают одушевленность, в которой фигуры воспринимаются как связанные друг с другом и движущиеся намеренно (1986: 17–19). Субъекты исследования описывают и связывают эти намеренные движения повествовательно, изобретая сюжеты, в которых, например, большие прямоугольные хулиганы гоняются за меньшими кругами и треугольниками. В этих экспериментах Брунер переходит от «неупорядоченных повествований» к повествовательному дискурсу, добавляя к повествовательному мышлению другие ключевые особенности.

Следуя ученым в области антропологии, истории и теории литературы, Брунер утверждает, что все рассказы объединяют бедственное положение, характеры и сознание (1986: 21). Он уделяет особое внимание представлению о том, что в рассказах обычно говорится о нарушении некоторого канонического положения вещей. Он также отдает предпочтение способу, которым нарративы «субъъюнктивизируют» реальность, «торговлю человеческими возможностями, а не устоявшимися достоверностями» (1986: 26). Иными словами, рассказы представляют мир не таким, как он обязательно или всегда есть, как устоявшиеся факты, но как — и здесь он следует за Тодоровым — «психологически в процессе и как таковой случайный или сослагательный» (1986: 29).Как сказал Ролан Барт, в рассказах мы знаем, что все могло быть иначе.

В « Актах смысла », опубликованном четыре года спустя, Брунер снова вводит повествование как основной способ мышления. Но здесь он сосредотачивается на связи между повествованием и культурой. Суть аргумента Брунера о центральной роли нарратива для понимания человеческого познания начинается с его утверждения, что любая «ментальная наука» нуждается в исследовании «концепции значения и процессов, посредством которых значения создаются и обсуждаются в сообществе. »(1990: 11).С таким зарядом нужно начинать с культуры.

Культура предоставляет глубоко укоренившиеся «символические системы», предлагающие инструменты, необходимые для конструирования смысла. Люди рождаются в мирах, состоящих из уже существующих символических систем. Брунер говорит о значении с точки зрения классически антропологического понятия культуры. Смысл через культуру «делается публичным и разделяемым» (1990: 12–13). Он подчеркивает возможность интерпретации — выяснения того, чем занимаются другие, — именно из-за публичной природы значения.«Каким бы двусмысленным или многозначным ни был наш дискурс, мы все же можем сделать наши значения достоянием общественности и обсудить их там. . . Интерпретация, какой бы «толстой» она ни была, должна быть общедоступной, иначе культура и ее отдельные члены придут в беспорядок »(1990: 13). Культура предоставляет канон для понимания того, чем занимаются другие, и даже предоставляет «процедуры переговоров». . .для того, чтобы вернуться на правильный путь, когда канонические отношения нарушаются »(1990: 19).Культура дает нам возможность читать мысли других, потому что культурный мир — это мир, в котором значения являются общественными и общинными, а не индивидуальными и частными.

Представление Брунера о «культуре» полностью прагматично, конструктивистски, антиэссенциалистски и плюралистично. Он с одобрением отмечает «плюрализм современной жизни», предлагая более сложный взгляд на культуру, чем единичная форма жизни или беспроблемная приверженность общим ценностям. Скорее, его конструктивизм побуждает его принять «непредубежденность» или «готовность истолковывать знания и ценности с разных точек зрения без потери приверженности собственным ценностям» (1990: 30).Его культурная психология основана на этом видении: «Я считаю конструктивизм культурной психологии глубоким выражением демократической культуры» (1990: 3).

Сосредоточившись на повествовании как культуре, Брунер вводит еще один вид связи между повествованием и культурой, поскольку его понятие культуры также является повествовательным. Вступая в (культурную) жизнь, люди попадают в историю, которая началась до них и которую им помогут понять с помощью старейшин:

Это как если бы мы выходим на сцену в пьесе, разыгрывание которой уже началось, — пьесе, чей несколько открытый сюжет определяет, какие роли мы можем играть и к каким развязкам мы можем идти.Остальные на сцене уже имеют представление о пьесе, достаточное для того, чтобы переговоры с новичком были возможны. [1990: 34]

Эта метафора культуры как драмы подготавливает почву для его аргумента о том, что культурная психология больше всего должна интересоваться «народной психологией» или, другими словами, «здравым смыслом». Здравый смысл в любой культурной сфере предлагает «более или менее нормативные описания того, как человеческие существа« тикают », каковы наши собственные и другие умы, на что можно рассчитывать ситуативное действие» (1990: 35) и другие необходимые практические вопросы. перемещаться в определенном мире.Здесь важно нарративное мышление; Организационный принцип народной психологии — повествовательный, а не логический или концептуальный. Чем занимается народная психология? Сам материал, из которого состоит рассказ: «агенты-люди, делающие что-то на основе своих убеждений и желаний, стремление к достижению целей, встреча с препятствиями, которые им лучше всего или которые их лучше всего, — все это растягивалось с течением времени» (1990: 42–43) . Как отмечает Шор, «в этом видении рассказывание историй — это не столько наш способ передачи смысла, сколько сам семинар по созданию смысла» (этот выпуск).Шор далее отмечает, что Брунер настаивает на том, что, хотя повествование может быть врожденной способностью разума (следовательно, заданной биологически) и в этом смысле «глобальным человеческим потенциалом», это в значительной степени усвоенный навык, «местный навык, сформированный исторически и культурно специфическим нарративом». ресурсы »(этот выпуск). Статья Шора в этом выпуске предлагает богатую этнографическую документацию именно этого местного процесса, поскольку он исследует жизнь лагерных собраний в Салеме, штат Джорджия, как пространство, где «традиции семейного союза». . .гарантирует создание семейных рассказов ».

Как мы можем видеть из связей, проведенных между повествованием, культурой и «здравым смыслом» в рамках Брунера, культура не является по сути повествовательной, потому что происходящее в жизни обязательно драматично. Наоборот. Брунер утверждает, что культура предлагает нам инструменты интерпретации, чтобы сделать вещи обычными, банальными и, следовательно, понятными. Он обращается к основному продукту когнитивной психологии и когнитивной антропологии — понятию схемы для развития своего аргумента.Основываясь на классических работах Бартлетта, он утверждает, что наше восприятие опыта и процессы его запоминания упорядочены повествовательной манерой повествовательными схемами. Эти повествовательные схемы основаны на «крупномасштабных нарративах», которые являются частью «народных психологических представлений о мире» (1990: 59). Жить в культурном мире означает быть окутанными местными каноническими культурными схемами, схемами, которые мы усвоили как часть нашего погружения в конкретный социальный мир. Эти схемы (или стандартные истории) позволяют людям сравнительно легко маневрировать, в достаточной степени понимая друг друга, чтобы выполнять повседневные практики в сценах повседневной жизни.

Но культура также предлагает повествовательные инструменты для обнаружения и объяснения правонарушений. Культура может иметь своей ключевой задачей делать вещи обычными или банальными, но она также предоставляет ресурсы для борьбы с продолжающимися нарушениями канонического. И именно игра между обычным и необычным — вот что мы выбираем и должны рассказывать. Культура предлагает нам способ посредничества между обычным и экстраординарным, фундаментальную часть текущей работы по выяснению ситуаций.Во всех своих повествовательных работах Брунер подчеркивает бреши. Он заявляет, что «нарративы строятся только тогда, когда нарушаются основополагающие убеждения народной психологии» (1990: 39).

Может показаться парадоксальным связывать нарративное мышление с и культурно каноническим — с народными психологическими ожиданиями того, как, например, «работать с почтой», а также с теми самыми ситуациями, в которых ожидаемое игнорируется. Как нарративная мысль лежит в основе наших интерпретаций обычного, но, тем не менее, когда-либо достигает дискурса только тогда, когда дела идут наперекосяк? Решая эту загадку, Брунер повторяет, что культура предлагает людям канонические способы поведения, но — из-за плюрализма и множественности точек зрения, присущих любому культурному миру — она ​​также предоставляет способ интерпретировать и согласовывать отклонения от некоторых ожидаемых норм поведения, различий. смысла и веры.Он настаивает на том, что жизнеспособная культура должна иметь доступный репертуар интерпретирующих стратегий, направленных именно на то, чтобы сделать «отступления от этих норм значимыми с точки зрения устоявшихся моделей убеждений» (1990: 47). Повествования устанавливают связь между ожидаемым и необычным. Истории предоставляют средства для объяснения того, почему все пошло в неожиданном направлении; они одновременно изображают обыденное и отходят от него. Они также постоянно подчеркивают согласованное, расположенное и интерпретируемое качество социальной жизни, даже признание того, что другие, действуя с другой точки зрения, могут рассказать другую историю.

В антропологии ближайшего союзника в развитии нарративной теории разума Брунера можно найти в работах тех ученых, которые придерживаются герменевтического или интерпретативистского подхода. Хотя интерпретирующая антропология не сделала нарратив основной концепцией, ее акцент на людей как на творцов смыслов и интерпретаторов — культурных читателей мыслей — согласуется с нарративными рамками Брунера. Примечательно, что понятие Гирца о «толстом описании» — краеугольной конструкции интерпретирующей антропологии — имеет близкое родство с нарративной концепцией чтения мыслей Брунера.Гирц отмечает, что антропологи не столько наблюдают за тем, как обстоят дела, сколько делают «толстые описания» — антропологические интерпретации того, как субъекты культуры интерпретируют свой мир и к чему эти интерпретации приводят их. «То, что мы называем нашими данными, — знаменито замечает Гирц, — на самом деле является нашими собственными конструкциями построений других людей того, что они и их соотечественники задумывают» (1973: 9). В этом смысле Гирц заключает: «Прямо на фактической основе, твердом роке, насколько это вообще есть [антропологическое] предприятие, мы уже разъясняем: и, что еще хуже, объясняем объяснения» (1973: 9).

Брунер черпает вдохновение у интерпретирующих антропологов, таких как Гирц, в создании своей культурной психологии, но он также бросает вызов антропологии, чтобы признать центральную роль повествования в культурной интерпретации. Можно сказать, что Брунер предлагает антропологии особый, повествовательный способ понимания того, что делают антропологи, когда они объясняют экспликации. Ключевая антропологическая задача, которая лежит в основе психологических антропологических исследований с самого начала, — это формулирование и интерпретация народной психологии, свидетельствующей о конкретных встречах и событиях.Выполняя эту задачу и отображая эти события с помощью «толстых описаний», антропологи рассказывают истории из историй других людей. Интересно, что, как отмечал сам Брунер, классическая иллюстрация толстого описания Гирца на самом деле является рассказом (2005). В нем рассказывается история некоего еврейского торговца по имени Коэн, который попадает в беду, когда, ограбленный каким-то берберским соплеменником, он жалуется французским властям, что требует компенсации за украденную овцу. Попытки торговца получить справедливое возмездие за кражу, следуя традиционным берберским практикам, только доставляют ему неприятности с французскими властями, которые, не зная берберских традиций, совершенно неправильно понимают действия Коэна и бросают его в тюрьму.

Гирц предлагает нам историю культурных разногласий и недопонимания между берберскими и французскими властями в Марокко в 1912 году, проиллюстрированную одним драматическим событием. И, что примечательно, история Гирца — это не просто «повествование» в каком-то универсальном смысле, но повествование особого культурного типа, которое имеет особое и постоянное значение в современном мире. Гирц мог бы рассказать трагическую историю о Коэне, еврейском торговце: люди убиты, Коэн заключен в тюрьму, а его семья считает его мертвым.Но в руках Гирца это превращается в мрачно-ироническую комедию ошибок, удобный повествовательный жанр для антрополога, исследующего слабые места и роковые возможности культурного непонимания. Другими словами, Герц дает нам не только историю, но и историю, которая сама по себе является продуктом его собственного культурного мира. Как утверждает Брунер, повествование является центральным для интерпретации, но оно также имеет локальные культурные формы. Повествования, с помощью которых люди познают мир, культурно специфичны: они бывают определенных, культурно доступных типов, жанров, которые обеспечивают репертуар возможных рассказов.

Признание влияния культурно артикулированных нарративов на интерпретирующие схемы социальных акторов подразумевается в работах многих культурных антропологов (см., Например, Mattingly and Garro 2000). Это было явно выражено в большей части культурной психологии, вдохновленной Брунером, и действительно оказало значительное влияние на писания многих мыслителей, которые идентифицируют себя как психологические антропологи (см., Например, Shore 1996). Интересно рассмотреть, чем этот конкретный подход может отличаться от использования повествования для оценки напряженности между личными и коллективными формами понимания и, тем не менее, дополнять его (см.Obeyesekere 1981; Холлан 2000). Например, для людей, опирающихся на личностно-центрированный (Levy and Hollan 1998, Hollan 2001) и феноменологический (Csordas 1990, 1994) подходы в психологической антропологии, такие рассказанные истории могут быть использованы для доказательства лежащей в основе динамики конфликта и сложности в личности человека. психическая жизнь. Или, возможно, для доказательства конкурирующих сенсорных и воплощенных регистров опыта, не исчерпанных в повествовательной форме. В этом отношении у читателей есть широкие возможности поработать над дальнейшим изучением способов, которыми брунеровская культурная психология и более личностно-ориентированные феноменологические подходы к повествованию, познанию и самопознанию в психологической антропологии важны для информирования и оспаривания. друг друга.

Для интеллектуального досягаемости Брунера типично то, что он не довольствовался формулированием этой повествовательной структуры только для психологии или гуманитарных наук. Он также задумался о ее значении для практических целей. Он исследовал и расширил свое понимание, исследуя два чрезвычайно важных предприятия: образование и право. Тщательное изучение анализа разума в праве, проведенного Амстердамом и Брунером (2000), и особенно роли нарратива в управлении этим рассуждением, можно найти в вкладе Бреннейса в этот вопрос.

Работа Брунера над повествованием имела огромное значение и в других практических областях, в первую очередь в медицине (Charon, Montello, 2002; Good and Good, 2000; Mattingly, 1998). Некоторых читателей может удивить тот факт, что благодаря постоянному интересу Брунера к нарративу так много практических вкладов, что Гирц (2000) также сделал интригующее наблюдение, что нарративная теория культуры и создания смысла Брунера радикальна, гораздо более радикальна, чем сам Брунер признает. или, возможно, даже распознает:

остается ощущение, что Брунер недооценивает взрывоопасность своих собственных идей.Утверждать, что культура устроена социально и исторически, что повествование является основным, а у людей, возможно, основным способом познания, что мы собираем самих себя, в которых мы живем, из материалов, лежащих в окружающем нас обществе, и разрабатываем «теорию познания». разум », чтобы постигать« я »других, что мы действуем не напрямую в мире, а в соответствии с нашими убеждениями о мире, что с рождения мы все активные, страстные« творцы смыслов »в поисках правдоподобных историй, и что« разум ни в каком смысле нельзя рассматривать как «естественный» или «голый», а культуру рассматривать как дополнение ».. . означает занять позицию, которую справедливо можно назвать радикальной, если не сказать подрывной. [2000: 196]

Один из способов прочтения статей, собранных в этом выпуске Ethos , — это попытки разобраться с временами «подрывной» природы идеи Брунера о культурной психологии и примирить ее. Действительно, будь то в терминах доказанных разрывов, когда люди работают над примирением радикально отличающихся культурных предположений друг с другом, в разрывах, которые кажутся непреодолимыми при посредничестве различных уровней анализа между коллективными и индивидуальными явлениями, или в терминах постоянно постоянных эпистемологических дебатов по поводу солипсизм, интерсубъективность и проблема других умов, авторов и читателей этого выпуска сами должны исходить из набора культурных нарративов, готовых под рукой, чтобы разобраться в сложностях и загадках человеческого существования и социальной жизни.Ряд убедительных линий разломов может быть нанесен на карту после работ Брунера, и мы обратимся теперь к наиболее сложным из них.

Возможность универсальной культурной психологии

В статье Брунера для этого вопроса он представляет краткую критическую историю того, что, по его мнению, является рядом неудачных попыток разработать действительно обобщаемую культурную психологию. То есть культурная психология, которая является не просто описательной, но работает, чтобы ограничить универсальную оценку воздействия культуры на психические процессы.Развитие такой точки зрения Брунером основано на его взгляде на то, что культура универсальна: (1) разграничивает и рутинизирует обычное, (2) ограничивает и определяет возможное, и (3) предлагает средства, позволяющие осмыслить нарушения. или нарушения того, что в противном случае ожидается с культурной точки зрения. Таким образом, именно посредством повествования или повествования отдельные акторы могут посредничать между обычным, неожиданным и возможным.

Хотя существует ряд важных точек соприкосновения между видением Брунера культурной психологии и способами, с помощью которых антропологи (психологические и другие) пытались осмыслить отношения между культурой, разумом и деятельностью, попытки разграничить универсалистский теоретический подход. позиция вызывает скептический, если не критический, отклик у некоторых.Как указывает Брунер, давней отличительной чертой антропологического предприятия было развитие почти экзистенциального беспокойства при столкновении с принятыми категориями, особенно с теми, которые предлагаются как отражение универсальной истины.

Фактически, именно благодаря погружению в другую культуру — через непосредственное участие в ее общих практиках, убеждениях, предположениях и восприятиях — антропологи могут начать трудную работу по прямому противостоянию своим собственным укоренившимся предположениям.Возможно, это скрытое чувство неловкости перед лицом признания условности обыденного подогревает антропологический дискомфорт провозглашениями обобщаемой теории (см. Этот выпуск Бреннайса).

Тем не менее, интересно отметить, что многие из антропологов, участвовавших в этом вопросе, пытались различными способами ответить на призыв Брунера искать универсалистскую культурную психологию, неизбежно встроенную в сложности и особенности повседневной жизни.В этом свете в главе Шора дается богатое этнографическое описание исторической, духовной и социальной природы ежегодного собрания в Салемском лагере в Джорджии, основанное на более общем обсуждении практик работы с памятью, которые имеют последствия, выходящие далеко за пределы лагерных «палаток». ” Повторяющийся, циклический и медленный темп ежегодных собраний, как предполагает Шор, влияет на автобиографическую память, организацию событий во времени и формирование идентичности. Фактически, исходя из этого исследования лагерной жизни, Шор постулирует концепцию гиперритуализации как интенсивной формы ритуализированного повторения, внутренне ценимой как средство создания отмеченного священного времени и пространства.Его обсуждение объектов памяти также является темой, которая, хотя культурно и исторически укоренена в специфике лагерного опыта, имеет важное значение для других мест, контекстов и времен, в которых воспоминания могут воплощаться в объективированных формах.

Для Шведера особенности и сложности «традиций медицины» в Ориссе, Индия, обеспечивают основу для обсуждения того, что он и его коллеги назвали «большой тройкой» причинных онтологий или объяснений страданий.Как и Шор, Шведер использует определенные культурные обычаи как средство ограничения и ограничения возможных универсалий человеческих форм бытия в мире. К ним относятся ориентации на страдание, основанные на телесных (например, биомедицинских), межличностных и моральных объяснениях. Взаимодействуя между особенностями традиций медицины в Ориссе, концепциями здоровья в Соединенных Штатах и ​​тремя причинными онтологиями страдания, которые, как считается, возникают в совершенно разных культурных и исторических контекстах по всему миру, как, например, Шор, Шведер следует за Брунером. видение этнографической культурной психологии с более общими значениями.

Создание культуры: память, значение и практика

Критически соприкасаясь с понятием Кробера (1917) о культуре как «сверхорганической» и взглядом Гирца на культуру как способ «вообразить реальное», мы приходим к еще одному пути. в котором Брунеровское видение культурной психологии может бросить вызов некоторым преобладающим антропологическим предположениям о взаимодействии между культурными формами и индивидуальной субъективной жизнью. Действительно, многие современные психологические антропологи согласны с Сепиром, а не с Крёбером, полагая, что «все люди склонны впечатлять себя своим социальным окружением и, хотя обычно в бесконечно малой степени, считать свою индивидуальность в том направлении, в котором они движутся. непрекращающийся поток, которому неизбежно подвержены форма и содержание социальной активности »(Sapir 1917: 441).Поскольку, как отмечает Сапир, это не социальная группа, а, скорее, «всегда индивидуум, который действительно думает и действует, мечтает и восстает» (1917: 442).

Таким образом, как для культурных психологов, так и для психологических антропологов (не говоря уже обо всех серьезных теоретиках культуры), ключевой вопрос, который возникает с точки зрения Брунера, касается локуса культуры, ее распространения и ее эффектов (см. Также этот выпуск Маттингли). В то время как Брунер признает, что большая часть его работы вместе с Выготским сосредоточена на процессах интернализации, он также серьезно заинтересован в том, чтобы поставить под сомнение то, как получается, что люди не только усваивают культурные значения, но и как они «легитимизируют их, экстернализируя их в институционализированную форму. сверхорганический мир «за пределами» нас »(Брунер в этом выпуске).И, возможно, именно в своей работе по пониманию социально-исторической устойчивости и веса таких институтов, как американская правовая система, Брунер считает необходимым критически переосмыслить сверхорганизм Крёбера в терминах своей версии культурной психологии.

Помимо вопросов суперорганизма, для большинства теоретиков культуры обсуждение записи культуры на уровне индивидуального опыта означает рассмотрение вопросов значения, памяти и локальных форм, в которых формируются, трансформируются и закрепляются воспоминания и значения.Это, конечно, как замечает Люткехаус (этот вопрос), также связано с давним стремлением Брунера исследовать, как культурные и социальные контексты влияют на индивидуальное обучение и приобретение общих норм, ценностей и форм понимания.

Мыслим ли мы в терминах непропозициональных и воплощенных форм памяти, вытекающих из концепции «габитуса» Пьера Бурдье (1977), или декларативных, эпизодических и повествовательных следов прошлого опыта, артикулированных в контексте автобиографической памяти ( Garro 2001), всегда существуют сложные отношения между индивидуальной памятью, усилием за смыслом и культурными ресурсами, которые информируют и позволяют такие усилия (см. Также Garro 2000).Актуальность брунеровской культурной психологии для выделения на передний план роли культуры, опосредованной повествовательными практиками, в формулировании опыта, памяти и социальных действий, возможно, наиболее ярко проявляется в статьях Джеймса Верча, Шора и Маттингли. В каждой из этих статей также очевидны попытки примирить жизненный опыт людей с впечатлением внеиндивидуальных сил.

Например, Верч (этот выпуск) рассматривает пересечение повествовательной и коллективной памяти, поддерживая Бартлетт (1932), утверждая, что, хотя идея бестелесной формы коллективной памяти в лучшем случае неубедительна, это факт, что память — его содержание, форма и способ запоминания — во многом определяется социальными, историческими и культурными контекстами, в которых он возникает.Он продвигает понятие схематических шаблонов, задействованных в конкретных сообществах практиков. Хотя содержание конкретных повествований внутри сообществ и между людьми может значительно различаться, Брунер предполагает, что коллективные формы памяти могут быть привиты в более базовые и менее рефлексивно доступные схематические повествовательные шаблоны. По словам Брунера, они служат формочками для печенья, организующими рамку, через которую воспринимаются реальность и история (2002: 6–7). Мы видим в Верче согласованные усилия по разработке способов исторического присвоения, реализации, отражения и преобразования коллективных сил через призму индивидуального опыта и выражения в повествовании.

Статья Шора также напрямую касается вопросов исторического, социального и культурного формирования памяти, практики и субъективного опыта. По словам Шора, лагерь представляет собой «театр памяти». По его словам: «За три года, когда я посещал лагерное собрание в Салеме, разговаривал, смотрел и слушал, я начал понимать, что сила лагерного собрания была связана с его отличительной способностью управлять памятью». Он предоставляет место для «обновления личности», которое Шор определяет как «не чисто внутренний процесс, но.. . [один] обычно зависит от социальной поддержки. Вечеринки по случаю дня рождения и празднования, годовщины и все обряды перехода на этапах жизни помогают выстроить обновление внутренней идентичности, примиряя личное самоощущение человека с тем, что он видит другим »(этот выпуск). Эти мемориальные процессы говорят о важности более тщательного обдумывания способов, которыми значение, память и культурные формы динамически переплетаются в жизненном опыте и его постоянных остатках, проявляющихся в материальных, социальных и воображаемых формах.В историческом и этнографическом описании лагеря Салем Шор делает иной акцент на многогранном обмене коллективными и индивидуальными процессами, нежели в том, что Верч в основном полагается на письменное изложение исторических событий в России.

В статье Маттингли подчеркивается, каким образом различное понимание определения и места культуры, в свою очередь, влияет на способы, которыми как психологические антропологи, так и культурные психологи проводят свои теоретические рассуждения и исследования.Динамичный, гибридный и плюралистический взгляд Маттингли на культуру основан на анализе взаимодействия в реальном времени между семьями и практикующими врачами. Такие взаимодействия оказываются важным местом для артикуляции, оспаривания и трансформации культурного и личного смысла. Выявляя порой неоднозначные, оспариваемые и, тем не менее, порождающие участки «размытых зон между ними», Мэттингли исследует те случаи, в которых, как считается, мало общего между собеседниками.Она заявляет, что «в то время как Брунер сосредотачивается на повествовательном чтении мыслей как на внутрикультурном деле, я смотрю на ситуации, когда среди участников есть сильное предположение, что они на самом деле не разделяют культурные рамки, ситуации, когда взаимодействие очень часто укрепляет участников. «опыт культурных различий» (этот выпуск).

Путешествие на Фиджи: экспериментальные методы, подробное описание и наблюдение за участниками судейство.Вместо этого это практика ориентации на культурные влияния на субъективную жизнь; культурные влияния, к которым следует относиться серьезно, независимо от контекста, в котором они возникают. Хотя существует множество различных подходов к размышлению о возможных способах ориентации на культуру, методология является ключом к достоинствам брунеровской культурной психологии. Что именно означает культурно-психологический подход к конкретным проблемам человеческого существования? Каким образом культурные психологи могут получить доступ к глубоко укоренившимся и само собой разумеющимся предположениям о психической жизни без контрастного полотна, обеспечиваемого путем изучения субъективного опыта в контексте самобытного культурного рельефа? Иными словами, возможна ли культурная психология в зонах интимного знакомства с конкретными практическими сообществами, к которым человек уже принадлежит? Кроме того, можно ли быть культурным психологом, применяя экспериментальные методы? И наоборот, считается ли подробное описание и включенное наблюдение, долгое время являвшиеся отличительной чертой антропологических исследований, существенными для деятельности культурной психологии? Или это две разновидности ряда подходящих методологий, которые можно использовать?

Это вопросы, выходящие за рамки этих кратких вводных комментариев.Однако это вопросы, которые лежат в основе попыток дать определение культурной психологии и родственной ей дисциплины психологической антропологии. Действительно, когда мы смотрим на подробное этнографическое описание лагерной жизни в Джорджии Шором, продольный микроанализ Маттингли взаимодействий между афроамериканскими семьями и практикующими медиками или долгосрочную этнографическую работу Шведера в Ориссе, мы получаем представление о брунерианской культуре. психология, которая, хотя и не обязательно требует поездок в далекие страны, твердо опирается на натуралистические и качественные методологии, которые определили антропологические подходы к проблеме культуры, социального действия и субъективного опыта.

Аналогичным образом, в материалах Сузуки, Дэвиса и Гринфилда авторы собирали данные не с помощью лабораторных процедур или стандартизированных оценочных мероприятий, а, скорее, с антропологической точки зрения: из естественных полевых условий, условий, используемых спортивными командами старших классов. Проводя культурное сравнение представлений о самосовершенствовании и самоуничижении в контексте четырех различных этнических групп и их участия в многонациональных спортивных командах старшеклассниц, они утверждают, что «даже в этих самых естественных условиях сильные появились свидетельства индивидуалистических и коллективистских моделей похвалы и критики.Центральное место в их исследованиях занимает анализ разнообразных повествовательных форм данных, связанных с описаниями событий и взаимодействий, возникающих в таких конкурентных условиях. Они взяты из журнальных записей игроков и полевых заметок следователей. Опять же, методологический подход, знакомый антропологам, психологически ориентированным или нет.

Это правда, что статьи Маттингли, Шведера, Шора, Сузуки и его коллег в разной степени полагаются на наблюдение и в некоторой степени участие.Тем не менее, существуют различия между описательной количественной оценкой, использованной в Suzuki и его коллегах при интеграции наблюдений, ведения журнала и рефлексивных оценок; Комбинация видеозаписи и данных наблюдений Маттингли; и более традиционные антропологические и качественные подходы Шведера и Шора. Более того, эти натуралистические, качественные и наблюдательные подходы, кажется, временами контрастируют с более «далекими от опыта» (Geertz 1973) формами нарративного и когнитивного анализа, предпринятого Верчем.Чрезвычайно проницательный и проницательный анализ Верча ориентирован на явно рефлексивные способы выражения в форме письма, формы выражения, которая, возможно, находится в некотором отдалении от более воплощенных и чувственных разновидностей опыта, очевидных в повседневных взаимодействиях, которые являются центром наблюдательных и совместных качественных методологий. .

Хотя методологические подходы сами по себе редко являются определяющими для конкретной области исследования, степень, в которой культурные психологи и психологические антропологи рассматривают свои соответствующие области как основанные на конкретных методологических подходах, и степень, в которой такие подходы влияют на развитие теории , упоминаются (по крайней мере, косвенно) в статьях этого выпуска журнала Ethos .Независимо от того, едут ли на Фиджи или нет, культурные психологи и психологические антропологи должны продолжать задаваться вопросом, как вопросы методологии влияют на достоверность, достаточность и качество данных, используемых для достижения конкретных теоретических и практических целей. Различные методологические подходы, использованные в материалах, посвященных этому вопросу, могут служить основой для начала, должно быть, явного и подробного размышления о подходах к исследованию культурных паттернов субъективного опыта и социальных действий.

Пробивая воды между теорией и практикой: Брунер как общественный интеллектуальный и практический теоретик

Поистине поразительным аспектом влияния Брунера является то, в какой степени его идеи послужили дальнейшему развитию не только исследований и теоретизирования в психологии и антропологии, но и также непосредственно повлияли на ряд практических вопросов в области права, образования и медицины. Мы уже упоминали несколько примеров того, как его работы достигли этих арен, и вклады в настоящий сборник говорят об этой практически задействованной стороне работы Брунера.Особенно хорошо известно влияние Брунера на образование, которое также подчеркивается в статье Люткехауса. Как она отмечает, в дополнение к его вкладам в области педагогической психологии из публикации The Process of Education в 1960 году по The Culture of Education в 1996b, Брунер сыграл ключевую роль в формировании национальной программы Head Start и в разработке новой учебной программы по естественным наукам для начальной школы, где он работал в тесном сотрудничестве с антропологами из Гарварда над созданием учебной программы «Человек, курс обучения» (MACOS).Действительно, и Head Start, и учебная программа MACOS (которая вводила антропологию для детей начальной школы) имели и продолжают оказывать прямое влияние на поколения детей и учителей. В последнее время его влияние, пожалуй, наиболее очевидно для родителей и учителей, которые являются приверженцами «подхода Реджо-Эмилия» (или просто «подхода Реджо-Эмилия») к дошкольному образованию. Брунер, привлеченный акцентом на символическом языке детей и вниманием к физической среде инновационного дошкольного образования, начатого родителями в деревнях вокруг Реджо-Эмилии в Италии, был советником сторонников подхода Реджо и восторженным представителем педагоги и родители в США и за рубежом (Cadwell 2003; Rinaldi 2006).

Его рассмотрение повествования как способа мышления оказало огромное влияние на изучение клинической практики. Ученые в области медицинской антропологии, социологии и психологии использовали его работу в своих исследованиях болезней и исцеляющих рассказах (например, Charon 2006; Charon and Montello 2002; Good and Good 2000; Mattingly 2004, 2006, этот выпуск; Mattingly and Garro 2000). ; Ochs and Capps 2001; Shweder в этом выпуске). В сфере здравоохранения Брунер оказал значительное влияние в недавних попытках «очеловечить» медицинское образование.Он помог сформировать текущие дискуссии о том, что в биомедицине стало называться «нарративной этикой». Повествовательная этика — движение, которое выросло за последние два десятилетия, возникло, когда клинические специалисты пришли к выводу, что

центральное место повествования в работе здравоохранения. . . . Нарративные подходы к этике признают, что единичный случай возникает только в процессе его повествования и что обязанности возникают в процессе его слушания. Как пациент рассказывает о болезни.. . то, что аудитория побуждает чувствовать или думать — все эти повествовательные аспекты здравоохранения имеют огромное и определяющее значение с точки зрения этики и ухода за пациентами. [Харон и Монтелло 2002: ix]

Интересно, что литературная, образная и субъективная ориентация Брунера на повествование может быть более заметной в этой практической области, чем когда его аргументы адресованы психологам и социологам.

Брунер всегда работал с широкоугольным объективом, и неудивительно, что он легко перемещается между тонкими мирами общения младенец-родитель и пациент-опекун и более общедоступными мирами образования, медицины и, в последнее время, закона. .Изучая американскую юридическую практику, он и его коллеги также находят в основе вещей истории:

[Закон] наводнен историями. Клиенты рассказывают истории юристам, которые должны понять, что делать с тем, что они слышат. По мере того, как говорят клиенты и юристы, история клиента превращается в судьбы и перспективы, сюжеты и странствия в возможные миры. (То, что юристы называют «продумыванием порядка действий», — это повествовательный проект об опасностях совершения того или иного паломничества.) [Амстердам и Брунер 2000: 110]

В настоящее время он преподает в основном студентам юридических факультетов Нью-Йоркского университета. Здесь Брунер обнаруживает, что «проблема культурного разума скрывается в основе того, что делают юристы» (этот вопрос). В статье Бреннейса мы находим обсуждение интереса Брунера к праву и, в частности, его исследования того, как нарратив является необходимой частью юридической практики и юриспруденции. Бреннейс обращается к книге Амстердама и Брунера Minding the Law , которая внесла значительный вклад в юридическое мышление и практику.Ссылаясь на эту работу, Бреннейс исследует повествование как «ноэтическое пространство», способ мышления по аналогии и основу для построения теории. При этом Бреннейс подчеркивает стремление Брунера рассматривать создание разума и культуры не как бестелесное навязывание схем повседневной жизни, а, скорее, как постоянную работу практического воображения, использование ноэтического пространства культуры, которое, а Бреннейс цитирует Амстердам и Брунер здесь — это «воображаемое пространство, изобилующее альтернативами реальному» (2000: 237; Brenneis, этот выпуск).Бреннейс опирается на Брунера, чтобы аргументировать повествовательную природу по крайней мере некоторых видов построения теорий, рассматривая несколько примерных случаев. Сюда входит роль случаев в китайской традиционной медицине и дзэн-буддийский коан в качестве индексирующих повествований. На основе этих примеров он переходит от практики к практике построения теории, утверждая, что «теория» может и действительно часто создается посредством принципиального и творческого наложения историй, изученных, рассказанных и интерпретированных »(этот выпуск).

Изучая Брунера как интеллектуала, интерес которого к практике был неразрывно связан с его интересом к теории, Бреннейс предлагает особенно богатое понимание.По его словам, «очень важно, что в моменты практики и педагогики теория формулируется, обсуждается, трансформируется и становится понятной».

Заключение

Какую бы позицию вы ни выбрали в отношении различных вопросов, рассмотренных выше, ясно, что видение Брунера, а также его расширение, трансформация и критическая оценка в статьях, собранных в этом выпуске, являются важной основой. для продолжения того, что, безусловно, является необходимым и важным диалогом между психологией и антропологией (не говоря уже об этих областях и многих других дисциплинах, на которые повлияли идеи Брунера) о природе субъективной жизни и ее разнообразных культурных, социальных и личных контекстах.По крайней мере, собранные здесь статьи должны способствовать такому диалогу и способствовать развитию исследований и теоретизирования как в психологической антропологии, так и в культурной психологии о различных способах, которыми социальные акторы становятся лично и культурно предрасположенными к восприятию, оценке, суждению, воображению, чувству, и вести себя в повседневной жизни.

Благодарности

Мы хотели бы выразить нашу благодарность за полезные комментарии от двух анонимных рецензентов, а также Дуга Холлана и Джанет Келлер за их помощь в реализации этого специального выпуска.Кроме того, один из соавторов (Шерил Маттингли) выражает признательность за поддержку со стороны Национального центра исследований в области медицинской реабилитации, Национальных институтов здоровья детей и развития человека, Национальных институтов здоровья.

Сноски

¹ В последние годы Кембриджская антропологическая экспедиция 1898 года к Торресову проливу вновь привлекла внимание антропологов и других людей, интересующихся ранней историей британской антропологии. Риверс, который продолжил дополнительное этнографическое исследование в Меланезии (результаты которого он опубликовал в виде двухтомного тома The History of Melanesian Society [1914]), исследовал видение этой экспедиции.Он был автором Инстинкт и бессознательное (1920) и Конфликт и сон (1923) и отредактированного тома Психологии и этнологии (1926), а также многих других работ. Статья К. Г. Селигмана «Антропология и психология: исследование некоторых точек соприкосновения» появилась в 1924 году. У. Макдугалл был автором книги An Introduction to Social Psychology (1908). Чарльз Майерс написал An Introduction to Experimental Psychology (1911) и Mind and Work (1921).

² Подробнее об использовании Бенедиктом концепции конфигурации см. Mead 1974, Handler 1986, Lutkehaus 2005.

³ См. Boas, The Mind of Primitive Man (1911: 77).

⁴ Интересно, что на Брунера тоже повлияла работа Курта Коффки, одного из трех немецких психологов, чьи работы наиболее тесно связаны с Сепиром и другими антропологами, интересующимися понятием конфигурации. гештальт-психология, Принципы гештальт-психологии (1937).См. Bruner 1983: 70–71.

⁵ См. Регна Дарнелл 1986. Среди студентов, принявших участие в этом семинаре, были Уэстон Ла Барре, Джон Уайтинг и Скаддер Мекил, которые стали психологическими антропологами. В семинаре также принял участие психолог Ирвин Чайлд.

⁶ Подробнее о влиянии Бенедикта на Хорни см. Babcock 1995 и Quinn 1987.

⁷ Микель, который обучался в Йельском университете под руководством Сепира, взял с собой Эриксона в поле в конце 1940-х (Bock 1988: 128. ; Coles 1970: 33).

⁸ Цитата Брунера в этом отрывке взята из Роберта У. Уайта (1944: 228).

Информация для авторов

Шерил Маттингли, профессор кафедры антропологии и кафедры профессиональной науки и профессиональной терапии Университета Южной Калифорнии.

Нэнси К. Луткехаус, профессор антропологии и заведующая кафедрой антропологии Университета Южной Калифорнии.

К. Джейсон Труп, доцент кафедры антропологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

Цитированная литература

• Олпорт Гордон В. Личность: Психологическая интерпретация. Х. Холт; Нью-Йорк: 1937. [Google Scholar]
• Амстердам Энтони Г., Брунер Джером С. Соблюдая закон. Издательство Гарвардского университета; Кембридж, Массачусетс: 2000. [Google Scholar]
• Babcock Barbara. «Не в абсолютном единственном числе»: перечитывая Рут Бенедикт. В: Бехар Рут, Гордон Дебора А., редакторы. Писательская культура женщин. Калифорнийский университет Press; Беркли: 1995. С. 104–130.[Google Scholar]
• Бартлетт Фредерик. Вспоминая: исследование экспериментальной и социальной психологии. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 1932. [Google Scholar]
• Бенедикт Рут. Образцы культуры. Хоутон Миффлин; Бостон: 1934. [Google Scholar]
• Бенедикт Рут. Хризантема и меч: образцы японской культуры. Хоутон Миффлин; Бостон: 1946. [Google Scholar]
• Боас Франц. Разум первобытного человека. Макмиллан; Нью-Йорк: 1911. [Google Scholar]
• Bock Philip K.Переосмысление психологической антропологии: непрерывность и изменение в изучении человеческой деятельности. В. Х. Фриман; Нью-Йорк: 1988. [Google Scholar]
• Bourdieu Pierre. Очерк теории практики. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 1977. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Теория восприятия и тест Роршаха. Журнал личности. 1948. 17 (2): 157–168. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Процесс обучения. Издательство Гарвардского университета; Кембридж, Массачусетс: 1960.[Google Scholar]
• Брунер Джером С. Введение. В кн .: Выготский Л.С., редактор. Мысль и язык. MIT Press; Кембридж: 1973. С. v – x. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. В поисках разума: очерки автобиографии. Харпер и Роу; Нью-Йорк: 1983. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Актуальные умы, возможные миры. Издательство Гарвардского университета; Кембридж, Массачусетс: 1986. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Акты смысла. Издательство Гарвардского университета; Кембридж, Массачусетс: 1990.[Google Scholar]
• Брунер Джером С. Празднование расхождения: Пиаже и Выготский .. Основной доклад на совместном заседании конференции «Growing Mind Conference» и «конференции Выготского-Пиаже» 2-го Конгресса социокультурных исследований. А. де Рибопьер, председатель; Женева, Швейцария. 15 сентября 1996 г. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Культура образования. Издательство Гарвардского университета; Кембридж, Массачусетс: 1996b. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Предисловие.В: Де Лоаш Джуди, Готтлиб Альма, редакторы. Мир младенцев: воображаемые руководства по уходу за детьми для семи обществ. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 2000. С. ix – xii. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Создание историй: закон, литература, жизнь. Фаррар, Штраус и Жиру; Нью-Йорк: 2002. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Краткая история психологических теорий обучения. Дедал Зима. 2004-2004: 13–20. [Google Scholar]
• Брунер Джером С. Кодированные сообщения: символическая психологическая антропология.Издательство Чикагского университета; Чикаго: 2005. [Google Scholar]
• Брунер Джером С., Почтальон Лео. Эмоциональная избирательность в восприятии и реакции. Журнал личности. 1947; 16 (1): 69–77. [Google Scholar]
• Брунер Джером С., Оливер Роуз Р., Гринфилд Патрисия М. Исследования когнитивного роста: сотрудничество в Центре когнитивных исследований. Wiley; Нью-Йорк: 1966. [Google Scholar]
• Кэдвелл Луиза Б. Реализация обучения: подход Реджио к дошкольному образованию.Издательство педагогического колледжа; Нью-Йорк: 2003. [Google Scholar]
• Харон Рита. Нарративная медицина: уважение к рассказам о болезнях. Издательство Оксфордского университета; Нью-Йорк: 2006. [Google Scholar]
• Харон Рита, Монтелло Марта. Истории имеют значение: роль повествования в медицинской этике. Рутледж; Нью-Йорк: 2002. [Google Scholar]
• Коул Майкл. Культурная психология: дисциплина «однажды и в будущем». Издательство Гарвардского университета; Кембридж, Массачусетс: 1996. [Google Scholar]
• Коул Майкл, Гей Джон, Глик Джозеф, Коул Шарп Дональд У.Культурный контекст обучения и мышления. Базовые книги; Нью-Йорк: 1971. [Google Scholar]
• Коулз Роберт. Эрик Эриксон: рост его работы. Литтл, Браун; Бостон: 1970. [Google Scholar]
• Csordas Thomas. Воплощение как парадигма антропологии. Ethos. 1990. 18 (1): 5–47. [Google Scholar]
• Чордас Томас. Священное Я. Калифорнийский университет Press; Беркли: 1994. [Google Scholar]
• Darnell Regna. Судьба сапирской альтернативы.В: Stocking GW Jr., редактор. Малиновский, реки, Бенедикт и другие: очерки культуры и личности. University of Wisconsin Press; Мэдисон: 1986. С. 156–183. [Google Scholar]
• Эриксон Эрик Х. Детство и общество. У. В. Нортон; Нью-Йорк: 1963. [Google Scholar]
• Гарро Линда. Культурные знания как ресурс в рассказах о болезнях: воспоминания через отчеты о болезнях. В: Маттингли Шерил, Гарро Линда., Редакторы. Повествование и культурное построение болезни и исцеления.Калифорнийский университет Press; Беркли: 2000. С. 70–87. [Google Scholar]
• Гарро Линда. «Вспомнившееся прошлое в культурно значимой жизни: воспоминания как культурный, социальный и когнитивный процесс». В: Мэтьюз Холли, Мур Кармелла, редакторы. Психология культурного опыта. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 2001. С. 105–150. [Google Scholar]
• Гей Джон, Коул Майкл. Новая математика и старая культура. Холт, Райнхарт и Уинстон; Нью-Йорк: 1967. [Google Scholar]
• Geertz Clifford.Интерпретация культур: избранные очерки. Базовые книги; Нью-Йорк: 1973. [Google Scholar]
• Geertz Clifford. Доступный свет: антропологические размышления на философские темы. Издательство Принстонского университета; Princeton: 2000. [Google Scholar]
• Good Byron J., DelVecchio Good Mary-Jo. «Художественная литература» и «Историчность» в рассказах врачей: социальные и нарративные аспекты изучения медицины. Калифорнийский университет Press; Лондон: 2000. [Google Scholar]
• Hallowell Irving A.Тест Роршаха в исследованиях личности и культуры. В: Хэллоуэлл Ирвинг А., редактор. Культура и опыт. Schocken Books; Нью-Йорк: 1967. С. 32–74. [Google Scholar]
• Хэндлер Ричард. Критики против культуры: антропологические наблюдатели массового общества. University of Wisconsin Press; Мэдисон: 2005. Энергичный мужчина и стремящаяся женщина: Поэзия, личность и культура у Эдварда Сепира и Рут Бенедикт. С. 96–122. [Google Scholar]
• Холлан Дуглас. Конструктивистские модели разума, современный психоанализ и теория развития культуры.Американский антрополог. 2000. 102 (3): 538–550. [Google Scholar]
• Холлан Дуглас. Развитие личностно-ориентированной этнографии. В: Мур Кармелла К., Мэтьюз Холли Ф., редакторы. Психология культурного опыта. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 2001. С. 48–67. [Google Scholar]
• Holland Dorothy, Lave Jean., Редакторы. История в личности: постоянные трудности, спорные практики, интимные идентичности. Школа американской исследовательской прессы; Санта-Фе: 2001. [Google Scholar]
• Хорни Карен.Невротическая личность нашего времени. Рутледж; Нью-Йорк: 1999. [Google Scholar]
• Koffka Kurt. Принципы гештальт-психологии. Harcourt, Brace and Co .; Нью-Йорк: 1937. [Google Scholar]
• Kroeber Alfred. Сверхорганический. Американский антрополог. 1917; 19 (2): 163–213. [Google Scholar]
• Леви Роберт И., Холлан Дуглас В. Личностно-ориентированное интервьюирование и наблюдение. В: Рассел Бернард Х, редактор. Справочник по методам культурной антропологии. АльтаМира Пресс; Уолнат-Крик, Калифорния: 1998.С. 333–364. [Google Scholar]
• Lutkehaus Nancy. [1974] Вперед. Рут Бенедикт: гуманист в антропологии. Колумбийская классика в антропологии. Маргарет Мид, au. Издательство Колумбийского университета; Нью-Йорк: 2005. С. xviv – xli. [Google Scholar]
• Мэнсон WC. Абрам Кардинер и неофрейдистская альтернатива в культуре и личности. В: Stocking George W., Jr., редактор. Малиновский, реки, Бенедикт и другие: очерки культуры и личности. University of Wisconsin Press; Мэдисон: 1986.С. 72–94. [Google Scholar]
• Мэттингли Шерил. Исцеляющие драмы и клинические сюжеты: повествовательная структура опыта. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 1998. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
• Mattingly Cheryl. Рассказы о производительности в клинической практике. В: Hurwitz Brian, Greenhalgh Trisha, Skultans Vieda., Редакторы. Нарративное исследование здоровья и болезней. Блэквелл; Лондон: 2004. С. 73–94. [Google Scholar]
• Мэттингли Шерил. Покахонтас идет в клинику: популярная культура как Lingua Franca в культурном пограничье.Американский антрополог. 2006. 108 (3): 94–501. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
• Мэттингли Шерил, Гарро Линда, редакторы. Повествование и культурное построение болезни и исцеления. Калифорнийский университет Press; Беркли: 2000. [Google Scholar]
• Макдугалл В. Введение в социальную психологию. Menthuan; Лондон: 1908. [Google Scholar]
• Мид Маргарет. Сноска этнолога к Тотему и табу . Психоаналитический обзор. 1930. 17 (3): 297–304.[Google Scholar]
• Мид Маргарет. Лидеры серии «Современная антропология». Издательство Колумбийского университета; Нью-Йорк: 1974. Рут Бенедикт: гуманист в области антропологии. [Google Scholar]
• Майерс Чарльз. Введение в экспериментальную психологию. Университетское издательство; Кембридж: 1911. [Google Scholar]
• Майерс Чарльз. Разум и работа. Патнэм; Нью-Йорк: 1921. [Google Scholar]
• Obeyesekere Gananath. Волосы Медузы. Издательство Чикагского университета; Чикаго: 1981. [Google Scholar]
• Охс Элинор, Кэппс Лиза.Живое повествование: создание жизней в повседневном повествовании. Издательство Гарвардского университета; Кембридж, Массачусетс: 2001. [Google Scholar]
• Quinn Susan. Ее собственный разум: жизнь Карен Хорни. Книги саммита; Нью-Йорк: 1987. [Google Scholar]
• Ринальди Карла. В диалоге с Реджио Эмилией: слушание, исследование и обучение. Рутледж; Лондон: 2006. [Google Scholar]
• Rivers WHR. История меланезийского общества. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 1914. [Google Scholar]
• Rivers WHR.Инстинкт и бессознательное. Кеган Пол; Лондон: 1920. [Google Scholar]
• Rivers WHR. Конфликт и мечта. Кеган Пол; Лондон: 1923. [Google Scholar]
• Rivers WHR. Психология и этнология. Кеган Пол; Лондон: 1926. [Google Scholar]
• Сэпир Эдвард. Публикация Калифорнийского университета по американской археологии и этнологии. 1. Vol. 13. Калифорнийский университет Press; Беркли: 1917. Положение Яны в штоке Hokan. С. 1–34. [Google Scholar]
• Сэпир Эдвард.Культурная антропология и психиатрия. В: Мандельбаум Давид, редактор. Эдвард Сепир, культура, язык и личность. Калифорнийский университет Press; Беркли: 1966. С. 140–163. [Google Scholar]
• Селигман Чарльз Г. Антропология и психология: исследование некоторых точек соприкосновения. Журнал Королевского антропологического института. 1924; 54: 13–46. [Google Scholar]
• Shore Bradd. Культура в разуме. Издательство Оксфордского университета; Oxford: 1996. [Google Scholar]
• Stocking George W.Антропология и наука об иррациональном: встреча Малиновского с фрейдистским психоанализом. В: Stocking George W., Jr., редактор. Малиновский, реки, Бенедикт и другие: очерки культуры и личности. University of Wisconsin Press; Мэдисон: 1986. С. 13–49. [Google Scholar]
• Штраус Клаудиа, Куинн Наоми. Когнитивная теория культурного значения. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 1997. [Google Scholar]
• Throop C. Jason. О формировании культурного разума — сравнительная оценка некоторых недавних теорий «интернализации» в психологической антропологии.Транскультурная психиатрия. 2003. 40 (1): 109–139. [PubMed] [Google Scholar]
• Выготский Лев С. Мысль и язык. MIT Press; Кембридж, Массачусетс: 1973. [Google Scholar]
• Уайт Роберт В. Интерпретация творческих произведений. В: Mc.V Hunt J, редактор. Личность и поведенческие расстройства. Рональд Пресс; Нью-Йорк: 1944. С. 214–251. [Google Scholar]
• Вундт Вильгельм. Элементы народной психологии. Макмиллан; Нью-Йорк: 1916. [Google Scholar]

(PDF) Социальная психология и язык: слова, высказывания и разговоры

Дуглас, К.М. и Саттон Р. М. (2003). Влияние целей коммуникации

и ожиданий на абстракцию языка.

Journal of Personality and

Social Psychology, 84

, 682 — 696.

Дуглас, К. М., Саттон, Р. М., и Уилкин, К. (2008). Не могли бы вы вспомнить свой

язык? Исследование способности коммуникаторов подавлять языковые искажения —

.

Journal of Language and Social Psychology, 27

, 123 — 139.

Дудукович, Н. М., Марш, Э. Дж., И Тверски, Б. (2004). Рассказывать историю или

рассказывать прямо: эффекты развлекательного пересказа в сравнении с точным пересказом

на память.

Прикладная когнитивная психология, 18

, 125–143.

Дулани Д. Э. и Хилтон Д. Дж. (1991). Диалоговая импликатура, сознательная репрезентация и ошибка конъюнкции.

Social Cognition,

9

, 85 — 110.

Дункан С. и Фиске Д. В. (1977).

Личное взаимодействие: исследования,

методы и теория

. Хиллсдейл, Нью-Джерси: Эрлбаум.

Дункан, С. Д., Касселл, Дж., И Леви, Э. (ред.). (2007).

Жест и динамическое измерение

языка

. Амстердам: Джон Бенджаминс.

Дюркгейм, Э. (1915).

Элементарные формы религиозной жизни

. Лондон:

Allen & Unwin.

Эхтерхофф, Г., Хиггинс, Э. Т., и Гролл, С. (2005). Аудитория — настройка эффектов

на память: роль общей реальности.

Journal of Personality and

Social Psychology, 89

, 257–276.

Echterhoff, G., Higgins, E. T., Kopietz, R., & Groll, S. (2008). Как цели коммуникации определяют, когда настройка аудитории искажает память.

Журнал экспериментальной психологии: Общие, 137

, 133 — 144.

Эдвардс Д. и Поттер Дж. (1992).

Дискурсивная психология

. Лондон: Мудрец.

Эль-Алайли А., Майерс К. Дж., Петерсон Т. Л. и Листад А. Л. (2008). «Я не хочу показаться высокомерным

, но…. ”Влияние использования заявлений об отказе от ответственности на восприятие

человека.

Бюллетень личности и социальной психологии, 34

,

130–143.

Эпли, Н., Кейсар, Б., Ван Бовен, Л., & Гилович, Т. (2004). Перспектива

принимая как эгоцентрическую привязку и настройку.

Journal of Personality

and Social Psychology, 87

, 327 — 339.

Эпли Н., Морведж К. и Кейсар Б. (2004). Перспективный взгляд на

детей и взрослых: эквивалентный эгоцентризм, но дифференциальная коррекция.

Журнал экспериментальной социальной психологии, 40

, 760 — 768.

Эриксон Б., Линд, А.Э., Джонсон, Б.С., & О’Барр, В.М. (1978). Стиль и формирование впечатления речи

в судебной обстановке: Эффекты

«мощной» и «бессильной» речи.

Journal of Experimental Social

Psychology, 14

, 266 — 279.

Эрвин-Трипп, С. М. (1968). Социолингвистика. В Л. Берковиц (ред.),

Достижения экспериментальной социальной психологии

(том 4, стр. 91 — 165).Новый

Йорк: Academic Press.

Эстес, З., Вержес, М., и Барсалу, Л. В. (2008). Голова вверх, ступня вниз: Объект

слов направляют внимание на типичное местоположение объекта.

Психологический

Science, 19

, 93 — 97.

Evans J. W .; Уолтерс А. С .; Люк — Вудрафф М. Л. (1999). Сцена на смертном одре

повествования: конструкт и лингвистический анализ.

Death Studies, 23

,

715 — 733.

Fast, L. A., & Funder, D. C. (2008). Личность, проявленная в слове

Использование

: Корреляции с самоотчетом, отчетом о знакомстве и поведением.

Журнал личности и социальной психологии, 94

, 334 — 346.

Феррейра В. С. и Делл Г. С. (2000). Влияние неоднозначности и лексической доступности

на синтаксическое и лексическое производство.

Когнитивная психология, 40

,

296 — 340.

Фидлер, К. (2008). Язык: набор инструментов для обмена и влияния на социальную реальность

.

Перспективы психологической науки, 3

, 38 — 47.

Фидлер К., Блюмке М., Фризе М. и Хофманн В. (2003). О различных вариантах использования лингвистической абстрактности: от LIB до LEB и далее.

Европейский журнал социальной психологии, 33

, 441–453.

Фидлер К., Семин Г. Р. и Финкенауэр К.(1993). Словесная битва

между гендерными группами: языковой подход к межгрупповым процессам

.

Исследования человеческого общения

,

19

, 409 — 441.

Филдинг, Г., и Эвед, К. (1980). Влияние речи пациентов на

врача. В R. N. St. Clair & H. Giles (Eds.),

Социальные и психологические

логические контексты языка

(стр.51 — 72). Хиллсдейл, Нью-Джерси: Эрлбаум.

Фиш, С. (1980).

Есть ли в этом классе текст? Орган толкования

сообщества

. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Фиске А. (1992). Четыре элементарных формы социальности: Основа единой теории социальных отношений

.

Psychological Review, 99

, 689 — 723.

Фиск, С. Т., Кадди, А. Дж. К., и Глик, П.(2007). Универсальные измерения

социального восприятия: теплота и компетентность.

Trends in Cognitive

Science, 11

, 77 — 83.

Fitch, K. L., & Sanders, R. E. (1994). Культура, общение и преференции

для прямоты в выражении директив.

Связь

Теория, 4

, 219 — 245.

Фитцсимонс, Г. М., и Кей, А. К. (2004). Язык и межличностное мышление —

: причинные эффекты вариаций в использовании местоимений на восприятие

близости.

Бюллетень личности и социальной психологии, 30

, 547 — 557.

Флинн, Ф. Дж., И Лейк, В. К. Б. (2008). Если вам нужна помощь, просто спросите:

Понимание соответствия прямым запросам о помощи.

Журнал

Личность и социальная психология, 95

, 128 — 143.

Форгас, Дж. П. (1999a). Ощущение и речь: влияние настроения на вербальные коммуникативные стратегии.

Бюллетень личности и социальной психологии, 25

,

850 — 863.

Форгас, Дж. П. (1999b). О хорошем самочувствии и грубости:

аффективно влияет на использование языка и формулировки запросов.

Journal of Personality and

Social Psychology, 76

, 928 — 939.

Fox Tree, J. E. (2002). Расшифровка пауз и гудков при разворотах.

Discourse Processes, 34

, 37 — 55.

Fox Tree, J. E., & Schrock, J. C. (1999). Маркеры дискурса в спонтанной речи

: О, какая разница, когда «ах».

Journal of Memory и

Language, 40

, 280 — 295.

Fraser, B., & Nolan, W. (1981). Ассоциация почтения с языковой формой —

тик.

Международный журнал социологии языка, 26

,

93 — 109.

Фасселл, С. Р., и Краусс, Р. (1989a). Влияние целевой аудитории

на формирование и понимание сообщений: Ссылка в общей базовой структуре

.

Журнал экспериментальной социальной психологии, 25

,

203 — 219.

Фасселл, С. Р., и Краусс, Р. (1989b). Понимание друзей и незнакомцев:

Влияние дизайна аудитории на понимание сообщения.

Европейский

Журнал социальной психологии, 19

, 509 — 526.

Фасселл, С. Р., и Краусс, Р. (1991). Точность и предвзятость в оценках знаний других людей.

Европейский журнал социальной психологии, 21

, 445 — 454.

Фасселл, С. Р., и Краусс, Р. (1992). Координация знаний в общении: влияние предположений говорящих о том, что знают другие.

Journal of Personality and Social Psychology, 62

, 378 — 391.

Gaertner, S., & Bickman, L. (1971). Влияние расы на выявление

вспомогательного поведения.

Journal of Personality and Social Psychology, 20

,

218 — 222.

Галинский А., Маги Дж. К., Инеси М. Э. и Грюнфельд Д. (2006). Мощность

и

перспективы не принимаются.

Психологические науки

, 17, 1068 — 1074.

Галлуа, К., Огай, Т., и Джайлз, Х. (2005). Коммуникационное жилье

теория: взгляд назад и взгляд вперед. В W. Gudykunst (Ed.),

Theoriz-

о межкультурной коммуникации

(стр. 121 — 148). Таузенд-Оукс,

Калифорния: Сейдж.

Гарсия, М. Т., и Барг, Дж. А. (2003). Автоматическая оценка новых слов:

Роль поверхностной фонетики.

Journal of Language and Social

Psychology, 22

, 414 — 433.

Гарфинкель, Х. (1967).

Исследования по этнометодологии

. Энглвуд Клиффс, Нью-Джерси:

Прентис — Холл.

Гаррод, С., и Андерсон, А. (1987). Говоря, что вы имеете в виду в диалоге:

Исследование концептуальной и семантической координации.

Cognition, 27

,

181 — 218.

Ссылки 29

c36.indd 29c36.indd 29 19.10.09 19:40:49 PM 10.09.09 19:40:49

Сплетни — IResearchNet

Любопытство по поводу сплетен, похоже, сосредоточено на одном вопросе: что «считается» сплетнями? Разговор о том, кто в Голливуде идет к алтарю? Обсуждаете странное поведение друга на вечеринке? Критикуете выбор одежды друга? Делаете ставки на то, как долго продлится последний роман общего друга? Рассказываете другу о странных пищевых привычках другого друга? Обсуждаете новости о послужном списке кандидатов в президенты? Раздумываете, использует ли любимый бейсболист стероиды? Это любопытство не связано с определением сплетен как таковых.Речь идет о категоризации случаев разговоров о людях, которые не присутствуют, с точки зрения морали, невинных разговоров или греховной клеветы, целенаправленных или праздных, правды или лжи. Не сплетни и не сплетни.

Определение сплетен для большинства из нас неявно включает в себя моральное измерение. И именно это затрудняет определение сплетен, особенно для тех, кто хочет их изучать. Подход судьи Верховного суда Поттера Стюарта «Я знаю, когда увижу» (к определению непристойности) не годится для социальных психологов.Большинство социальных психологов согласны с тем, что сплетни — это разговоры о людях, которых нет. И большинство согласны с тем, что разговор о людях превращается в сплетню, когда в дискурс проникают оценки, особенно негативные. Сказать «Джон поступил в каждую школу, в которую он подавал документы» — это, вероятно, не сплетня. Но если бы это было сказано, закатив глаза, это могло бы быть сплетней. Если бы за ним последовало «У его родителей много денег», мы бы сейчас были в разговоре, наполненном нелестными оценками Джона.Для большинства из нас это сплетня.

Сплетни можно определить поведенчески как неформальные оценочные комментарии о людях, которых нет. Можно добавить к этому определению, что комментарии негативны или нелестны по отношению к человеку, о котором идет речь. Однако более глубокое понимание того, что такое сплетня, может прийти через понимание их цели. Те, кто рассматривал адаптивные преимущества сплетен, указывают на две основные цели: передачу информации и социальные связи. Информация о том, кто что и с кем делает, служит нам, когда мы планируем свои собственные шаги в социальном ландшафте.У нас могли возникнуть серьезные проблемы, если мы, например, не знали, кто кого романтически интересует, кто стремится к лидерству или кто забирает больше, чем их доля ресурсов сообщества. Сплетни также являются источником изучения и даже определения социальных норм. Об этом свидетельствует метаанализ антропологических исследований, который показал, что основными темами сплетен были «личные качества и идиосинкразии, поведенческие сюрпризы и несоответствия, недостатки характера, несоответствия между реальным поведением и моральными утверждениями, плохие манеры, социально неприемлемые модели поведения. , недостатки, нарушения, упущения, предположения, ошибки, неудачи и неудачи.”

Многие считают, что еще одна основная функция сплетен — налаживать и поддерживать социальные связи. По словам Робина Данбара, психолога-эволюциониста, социальная выгода сплетен, возможно, даже была тем пряником, который двигал эволюцию языка. Он считает, что язык эволюционировал для того, чтобы говорить о других членах социальной группы, и что это позволило нашим ранним предкам сформировать союзников, которые защищали их от преследований со стороны других членов группы, что является неизбежной частью групповой жизни.Это также позволило обнаружить «халявщиков» — членов группы, которые берут больше, чем дают, — то, что принесло бы пользу большинству в обществе.

Но почему сплетни должны быть негативными разговорами о людях? Одна из возможностей состоит в том, что люди обменивают ценную социальную информацию посредством негативных сплетен. Как будто они сделали друг другу небольшой подарок. Другая возможность состоит в том, что, поскольку они занимались деятельностью, которую многие считают сомнительной с моральной точки зрения, — плохо отзываясь о других, — они, возможно, чувствовали себя «соучастниками преступления».«Негативный разговор означает, что человек разделяет уверенность, частное мнение и надеется, что это останется в тайне между сплетниками. Положительный разговор не имеет такого значения. Разделение секрета с кем-то создает близость, потому что несет в себе неявное сообщение о том, что слушателю доверяют.

Еще одна возможность состоит в том, что обмен негативным мнением о других людях является формой самораскрытия, а самораскрытие, как известно, заставляет людей чувствовать себя ближе. Чувства по поводу действий или характера другого человека могут считаться очень личными для некоторых людей, и делиться ими может казаться актом самораскрытия.

Удовлетворяющее всех определение сплетен может никогда не быть достигнуто. Отчасти проблема в том, что определение сплетен меняется с перспективой. Когда мы говорим о людях, которых нет рядом, мы принимаем во внимание наши намерения (моральное соображение), когда решаем, считается ли то, что мы говорим, сплетнями или нет. Но с точки зрения стороннего наблюдателя невозможно узнать мотивы и намерения сплетников, поэтому использование моральных терминов для определения сплетен с этой точки зрения проблематично, особенно для исследователей.