АНТРОПОМОРФИЗМ — это… Что такое АНТРОПОМОРФИЗМ?
(от греч. ἄνϑρωπος – человек и μορφή – форма) – наделение предметов природы, а также вымышленных мифич. существ (духов, богов) человеч. обликом и свойствами. А. – одна из характерных черт большинства религий. Уже др.-греч. мыслители, напр. Ксенофан (6 в. до н.э.), указывали на то, что все люди создают богов по своему образу (Ксенофан, В 14, 15, Diels). Позднее эта мысль развивалась Спинозой («Этика», см. Избр. произв., т. 1, М., 1957, с. 396 и др.), Вико («Основания новой науки об общей природе наций», 1940, с. 88 и др.), Вольнеем («Руины, или размышления о революциях империй», 1928, с. 53, 99–100) и др. Наиболее глубоко вскрыл значение А. в религии Фейербах: «…природа там, где она религиозно почитается, является для человека предметом не как природа,… а как человекоподобное, или, вернее, человеческое существо» (Избр. филос. соч., т. 2, М., 1955, с. 688). Эти мысли Фейербаха положительно оценили Маркс и Ленин. Большое значение А. в первобытном мышлении придавал Чернышевский: «…неразвитой человек видит в природе что-то похожее на человека, или, выражаясь технически, вносит в природу антропоморфизм, предполагает в ней жизнь, похожую на человеческую жизнь» (Избр. филос. соч., т. 1, 1950, с. 245). Ряд сов. ученых (Зеленин, Лосев) считает, что А. является поздней ступенью развития мифологии; первоначально человек представлял себе сверхъестеств. существа в виде животных (зооморфизм) или бесформ. чудовищ. Зеленин полагает, что именно переход от зооморфизма к А. означал наиболее существенный этап в развитии религии. Однако данные науки показывают, что антропоморфные представления о духах и демонах существовали параллельно с зооморфными. Кроме того, вплоть до наст. времени в религ. верованиях всех стран встречаются образы мифич. животных. А. ранних религий связан с погребальным культом (поверья о «живом мертвеце», о привидениях, о душах умерших), с тотемизмом, где в образах «тотемических предков» переплетаются животные и человеч. черты; известны и антропоморфные олицетворения явлений природы: солнца (чаще в образе женщины), месяца (в образе мужчины), грома, ветра и др. Такого рода антропоморфные представления существуют у австралийцев, семангов, андаманцев, ведда, огнеземельцев, калифорнийских индейцев и др.Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970.
Персональная выставка Марии Гаркавенко. «Praxis». Выставка. Санкт-Петербург 2011 — Музей современного искусства Эрарта
Речь, разумеется, идет о практике, субъектом которой является, ни много ни мало, человеческая душа, а целью — духовное восхождение: по мысли автора, это единственно возможный путь движения.
Мария Гаркавенко, отказываясь от теоретического осмысления религиозных и эзотерических текстов, практикует простую, на первый взгляд, живопись. Именно в этой простоте кроется прелесть и своеобразие её художественного мира. Творчество Гаркавенко действительно сродни древней духовной практике. Как, например, объяснить то, что художник, используя столь нехитрый набор приёмов, предпочитает возню с холстами и масляными красками графическому планшету? Здесь важен, разумеется, сам процесс создания работы: практика, возвращающая искусству функцию познания. Серия «Praxis», целиком и полностью основанная на личном и интуитивном опыте художника, является плодом длительной работы. Лишь присмотревшись, обнаруживаешь, что локальные цвета в работах Марии Гаркавенко имеют оттенки, а кажущийся герметичным внутренний мир автора оказывается проницаемым и для зрителя.
Здесь пришло время заговорить о магической силе искусства, вспомнив величайшего шамана Йозефа Бойса, провозгласившего художника в каждом человеке. Близка эта романтическая мысль и Марии Гаркавенко, предпочитающей теоретизированию интуитивные практики — живопись как самопознание и познание мира. В этот процесс может быть вовлечен и зритель, осмелившийся отыскать душевные силы, для того чтобы разъять себя на части и собственноручно выложить эти части на жертвенное блюдо. Этот ритуал доступен не только просветлённому жрецу искусства. По мысли автора, в сущности своей человек мало изменился со времён социально-магических практик древних народов — на протяжении всей жизни ему не раз приходится собирать себя по частям, приобретая определённый опыт, о котором свидетельствует мудрая полуулыбка персонажа Гаркавенко. Серия «Praxis» — кладезь для психоанализа, но интереснее подойти к этим работам путём самого автора — интуитивно, посредствам присущей каждому человеку магии творчества.
Мария Гаркавенко — живописец, отказавшийся от графического планшета и фотоаппарата в пользу универсального художественного языка, благодаря которому глубоко личное становится общечеловеческим, что позволяет зрителю и автору ощутить себя на одной лестнице, на одной ветви мирового древа и даже сплестись волосами. Это столь редкое для индивида ХХI века чувство включённости в какой-то единственно верный и органичный процесс — одна из основных целей практик Марии Гаркавенко.
Искусство зрения – Cadillac – Коммерсантъ
Зрение определяет окружающий мир, это наглядно показали импрессионисты, изображавшие мир живым, подвижным, переменчивым, воспринимаемым не только глазами, но как бы одновременно всеми органами чувств. Они писали не просто поле, или башню, а свое сиюминутное ощущение от этого поля или от этой башни. Живопись под их кистью становилась эмоциональной, активно вступая в контакт со зрителем. Но, как это обычно бывает в искусстве, прошли годы, прежде чем зритель понял и почувствовал импрессионистскую концепцию.
С технологиями все проще. Технологии наглядней, комфортней, практичней живописи и от этого куда быстрей завоевывают любовь. На самом деле, каждому с первого же раза будет понятно и приятно, что автомобиль видит (или чувствует?) хозяина, что он видит, когда темнеет, или когда идет дождь, что он и без водителя узнает, если рядом окажется преграда и вовремя остановится. Одним словом, в этот раз разговор пойдет об органах чувств Cadillac CTS 2014, и в первую очередь, конечно, о его зрении.
Но начнем все-таки не с непосредственных органов зрения (то есть фар), а с чувства хозяина. В ручках дверей Cadillac CTS 2014 вы не обнаружите замочных скважин. Вы просто подходите к автомобилю, беретесь за ручку и открываете дверь. Если все тоже самое проделает кто-то другой, то дверь не откроется. Как? — спросите вы. Очень просто: секрет в брелке, который лежит у вас в кармане. Вы открываете дверь, садитесь в машину, нажимаете на кнопку запуска двигателя и едете куда хотите. Никаких ключей! С помощью этого же брелка вы также можете дистанционно запустить двигатель. Стоит заметить, что система автозапуска в Cadillac CTS 2014 — заводская, а это позволит избежать переплат при страховке.
Вы едете и въезжаете, предположим, в длинный тоннель, но вам не нужно беспокоиться о том, не забыли ли вы включить дневной свет. Об этом позаботиться датчик света. Тоже самое и с дождем или с иными непредвиденными осадкам. Датчик определит появившуюся на лобовом стекле помеху и включит дворники. Если же дело происходит не в тоннеле, а на ночной дороге, то тут в дело вступают адаптивные ксеноновые фары. То есть линзы фар при маневре поворачиваются синхронно колесам. В результате освещенным оказывается именно тот участок дороги, который вам и нужно видеть. Надо признать, это невероятно комфортная опция.
В дороге, включив функцию адаптивного круиз контроля, мы можете пристроиться за едущим впереди автомобилем, и ваш Cadillac CTS 2014 будет набирать и сбавлять скорость синхронно поводырю. Если же ведущий автомобиль остановится, то остановится и ваш. Эта опция незаменима в плотном городском движении. Если же движение не слишком плотное и в использовании функции адаптивного круиз-контроля никакой необходимости нет, то на помощь вам придет функция мониторинга слепых зон. Те же, установленные за радиаторной решеткой радары, что отвечают за адаптивный круиз-контроль, сканируют пространство вокруг вашего Cadillac CTS 2014 и если даже вы не заметили в боковых зеркалах параллельно двигающегося автомобиля, — оповестят вас отлично заметными визуальными сигналами все на тех же боковых зеркалах.
Теперь (предположим, вы уже доехали до пункта назначения) — о парковке. Во-первых, при переключении на заднюю передачу, на 8-дюймовый дисплей системы CUE выводится картинка с камеры заднего обзора. На камере установлена широкоугольная оптика, так что обзор открывается большой. Во-вторых, на скорости ниже 20 км/ч у Cadillac CTS 2014 начинают работать датчики приближения, которые посредством звукового сигнала и/или вибрации водительского сидения оповестят вас об опасной близости преграды. Если вы не нажмете на тормоз (предположим, потому что не увидите никакой преграды в зеркалах), то система, когда автомобиль достигнет критического расстояния до этой преграды, активирует ручной тормоз, и ваш Cadillac CTS 2014 остановится.
Одним словом, судя по органам зрения и чувств, Cadillac CTS 2014 представляет собой полноценное антропоморфное существо, в чреве которого вам будет не только комфортно, но и безопасно.
Традиции Имени Божьего в Откровении Авраама
Традиции Имени Божьего в Откровении АвраамаАндрей А. Орлов (Университет Маркетт)
Введение
Значительная часть Откровения Авраама , раннего иудейского письменного памятника, сохранившегося только в славянском переводе, посвящена описанию небесного путешествия ветхозаветного патриарха. В подробном рассказе об этом путешествии, сообщающем о посвящении Авраама в небесные тайны, важная деталь, часто встречающаяся в других апокалиптических текстах, отсутствует. Авторы Откровения Авраама , по всей видимости, намеренно воздерживались от антропоморфных черт в описании Божества, появлением которых часто отмечены моменты высшего откровения в ранних иудейских апокалиптических преданиях. Это нежелание поддерживать предания, говорящие о Божьем Образе, выглядит достаточно необычно, если иметь в виду, что другие черты данного псевдоэпиграфического текста содержат явные отсылки к мотивам и темам традиции Божественной Колесницы – Меркавы , основанной на первой главе Книги пророка Иезекииля. Некоторыми известными исследователями раннего иудейского мистицизма уже отмечалось, что Откровение Авраама , возможно, представляет собой один из наиболее ранних образцов текстов традиции Меркавы , того течения иудейской мистики, в котором представления об Образе Божьем приобретают, очевидно, наиболее явное выражение. И тем не менее, несмотря на наличие в описании небесных реалий многих указанных аллюзий, авторы Откровения Авраама демонстрируют последовательное нерасположение к поддержанию одного из ключевых символов в традиции Божественной Колесницы – антропоморфного описания Божьей Славы. Подобная тенденция авторов славянского апокалипсиса выглядит довольно озадачивающе при наличии в том же тексте некоторых особенностей образности ангельского мира, сближающих Откровение Авраама с первой главой книги Иезекииля, повествованием которое является формообразующим преданием в традиции Меркавы, где представление об антропоморфном Образе Бога пронизывает весь нарратив.
Ранее уже отмечалось, что рассказ о видении Божьего Престола, приведённый в Откровении Авраама , основывается на откровении пророка Иезекииля и является прямым продолжением традиции Меркавы . В то же время, однако, исследователи замечали, что славянский псевдоэпиграф представляет собой попытку отойти от откровенного антропоморфизма пророческой книги. Так, Кристофер Роуленд, к примеру, отмечает очевидный отход от антропоморфности в описании Божьего Престола в 18-й главе Откровения Авраама . Наряду со многими отсылками к 1-й главе Книги пророка Иезекииля в изображении характерных деталей Престола Славы, присутствующих в 18-й и 19-й главах Откровения Авраама , Роуленд отмечает радикальный “парадигматический сдвиг” в описании Божества в том же тексте. Налицо, – говорит он, – “осознанное стремление … исключить всякие указания на человеческий образ, фигурирующий в первой главе книги Иезекииля.” По заключению Роуленда, таким образом “наблюдается влияние определенного направления в традиции апокалиптической мысли, уклоняющегося от непосредственного описания Божества…”
Подобные наблюдения относительно антиантропоморфных тенденций в славянском апокалипсисе весьма итригующи и заслуживают дальнейшего изучения. Даже беглый взгляд на данный текст позволяет увидеть что, несмотря на присутствие традиционной визуальной образности, его авторы стремились избегать антропоморфных описаний Божества и некоторых других небесных существ. Эта тенденция ведет к появлению новой апокалиптической символики, которая сочетает в себе традиционные и новаторские моменты. Предлагаемая статья посвящена исследованию этих новых концептуальных направлений, представленных в Откровении Авраама , в стремлении понять их место в общем контексте антиантропоморфных тенденций, характерных для данного славянского псевдоэпиграфа.
Библейские корни традиции Имени
Откровение Авраама – иудейский памятник, написаный предположительно в первые века нашей эры в Палестине. Он может быть разделен на две части. Первая часть этого произведения, включающая первые восемь глав, представляет собой агадическое повествование, в котором Авраам отвергает религиозную практику своего отца, Фарры. Вторую, апокалиптическую, часть образуют остальные главы этого произведения (9-32). В них описывается вознесение патриарха на небеса и посвящение Авраама в небесные и эсхатологические тайны его ангелом-толкователем – Иаоилом.
Первые восемь глав псевдоэпиграфа имеют форму разработанного мидраша и повествуют о ранних годах Авраама, который предстаёт здесь как невольный помощник своего отца Фарры, приверженного идолопоклонничеству. Концептуальные позиции, обозначенные в этой части, особенно в описаниях фигур различных идолов, очевидно, играют важную роль в прослеживаемом в тексте общем неприятии антропоморфных представлений Божества. Похоже, что более широкий контекст внебиблейских преданий о жизни Авраама и его противоборстве идолопоклонничеству своего отца, Фарры, используется авторами текста для выражения их собственных позиций, отвергающих возможность того, что Бог может иметь человекообразное Тело. В описаниях идола Бар-Эшата (“Сына огня”) и некоторых других человекоподобных фигур, чьи черты живо напоминают об известных антропоморфных образах, используемых при описании Божества у Иезекииля и в других библейских текстах и псевдоэпиграфах, нетрудно распознать тонкую полемику с традицией Божественного Тела. Ранее мне уже доводилось излагать своё осмысление природы и масштаба антиантропоморфных представлений в первой части Откровения Авраама. Настоящая статья задумана как продолжение исследования такого рода тенденций в Откровении Авраама и рассмотрение полемических положений второй, апокалиптической, части этого псевдоэпиграфа. Вторая часть славянского псевдоэпиграфа имеет форму рассказа о видении тайнозрителя и сообщает о небесных и эсхатологических откровениях, открытых Аврааму после его отречения от идолопоклонничества.
Одна из важных черт этой части текста – открытое авторское неприятие антропоморфизмов, что выражается в своеобразном описании Божества и ангельского сонма в главах 8–19. Хотя апокалиптическая образность, присутствующая в этой части псевдоэпиграфа, по всей видимости является производной от парадигмы Боговидения, характерной для ранней традиции Меркавы , подобно той, которую можно увидеть в 1-й главе Книги пророка Иезекииля, 14-й главе Первой книги Еноха и Эксагоге Иезекииля Трагика, авторы славянского текста последовательно демонстрируют своё стремление преобразовать эту традиционную теофаническую образность, приведя её в соответствие с антиантропоморфными образцами, в которых Божественное Присутствие подчёркнуто выражается через описание Божьего Голоса. В своём сравнительном анализе видений из книги Иезекииля и из Откровения Авраама Кристофер Роуленд отмечает, что, сохраняя в целом ангелологию, характерную для первой главы книги Иезекииля, авторы славянского апокалипсиса тщательно избегают антропоморфного описания Славы – Кавод , заменяя его указаниями на Голос Божий.
Указанные антиантропоморфные тенденции могут быть отмечены уже в начале апокалиптической части этого произведения. Самое первое явление Божества тайнозрителю, о котором сообщается в восьмой главе, совершается в виде откровения Голоса Божьего, описываемого сходящим с небес в потоке огня. Это своеобразное самопроявление Божества как Голоса, исходящего из огненного потока, будет в дальнейшем встречаться постоянно, и будет использоваться при описании богоявления в тексте настоящего апокалипсиса много раз, включая описание высшего откровения Аврааму, данного ему на седьмом небе. Там в описании окружения Престола, которое напоминает об ангелологии Иезекииля, подвижнику веры открывается не человекоподобный образ Бога, а не имеющий облика Глас Божий.
Отмеченная тенденция подмены антропоморфного описания Божества указанием на явление Его Голоса или Имени – конечно, не новшество, введённое авторами Откровения Авраама , а образец древней традиции Боговосприятия, корни которой могут быть найдены уже в библейских текстах.
В ветхозаветной части Библии можно проследить непростое противостояние между антропоморфными представлениями о Боге и неприятием таких представлений. Исследователи утверждают, что антропоморфная образность библейских текстов получила своё формативное выражение в идеологии израильского свящества, представленной в так называемом “священническом источнике.” Моше Вайнфелд указывает, что в контексте учения о богослужении, изложенного в священническом источнике, о Боге говорится “в высшей степени осязательных уподоблениях образам тела.” В традициях, связанных со священническим источником, Бог понимается как сотворивший человека по Своему образу и подобию (Быт. 1:27) и потому часто представляемый как обладающий человекоподобными формами. Исследования на эту тему показывают, что антропоморфизм авторов священнической традиции тесно связан с представлением о Божьем пребывании в определённом географическом месте на земле – Бог обладает человекоподобными формами и потому нуждается в жилище или обители. Моше Вайнфелд утверждает, что антропоморфная образность не была изобретением священнической традиции, но происходила из ранних, унаследованных ещё до Вавилонского пленения, месопотамских представлений о священном и о Божественных явлениях в конкретных образах. Исследователи отмечают, что священническое понимание “телесности” Божества находит наиболее явное выражение в учении о Славе Господней ( hwhy dwbk ). Это учение всегда выражалось в священнической традиции посредством символов, укоренённых в мифологической телесной образности. Одно из таких парадигмообразующих описаний Божьей Славы ( Кавод ) представлено в первой главе Книги пророка Иезекииля, которая может рассматриваться как своего рода манифест священнической идеологии телесной теофанической образности. Кавод представлен там как пребывающая на Престоле человеческая фигура, объятая пламенем.
Но Ветхий Завет содержит не только свидетельства заметного влияния антропоморфных воззрений; в нём представлены и полемические нарративы, противостоящие телесной образности в представлениях о Божестве. Исследователями уже давно было замечено критическое противостояние книги Второзакония и связанной с ней традицией ранним антропоморфным описаниям. Второзаконническая школа обычно воспринимается как традиция противоборства с антропоморфизмами и использованием телесной образности по отношению к Божеству; эта критическая традиция была позже поддержана Книгой пророка Иеремии и автором второй части Книги пророка Исайи (так называемым Второ-Исайей). Стремясь вытеснить древнее антропоморфическое учение, книга Второзакония и второзаконническая школа предложили вместо этого богословие Божьего Имени, не содержащее телесной образности, что предполагающее понимание обиталища Бога как указание на особое место пребывания Его Имени. Герхард фон Рад замечает, что формула “чтобы [там] пребывало Имя Его” ( wm # Nk # l ) отстаивает новое понимание Божества, которое по сути отвергает распространённое древнее верование, что Бог в самом деле пребывает внутри святилища. Примечательно, что второзаконническое учение об Имени ( Шем ) не отрицает полностью терминологию, присущую представлениям о Божьей Славе ( Кавод ) , но оно явно лишает её всякого намёка на телесность. Вайнфелд отмечает, что “понятие dwbk [ Кавод ], встречающееся во Второзаконии, подразумевает не сущность и субстанциальность Бога, как это было в ранних источниках, но Его блистание и величие,” обозначая, таким образом, “абстрактные, а не конкретно-телесные качества.”
Так, один из ранних примеров полемики между представлениями о телесности Божественной Формы ( Кавод ), которые зачастую также предстают в виде повествований о явлении Божественного Лица ( Паним ), и представлениями богословия Божественного Имени ( Шем ), может быть найден в 33-й главе библейской книги Исход, в которой сообщается, что в ответ на просьбу Моисея увидеть богоявление Славы ( Кавод ) Господь возвещает ему устное откровение: пророку даётся обетование о провозглашении ему Божьего Имени:
[Моисей] сказал: покажи мне славу Твою ( Kdbk ). И сказал [Господь Моисею]: Я проведу пред тобою всю благость Мою и провозглашу Имя ( M # b yt ) rqw ) Господне пред тобою… И потом сказал Он: лица Моего ( ynp ) не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых.
В данном рассказе можно видеть подчеркнутое противопоставление визуального и устного типов откровения, указание на то, что встреча с Богом возможна не только через Его явление в видении, но и через Его откровение в произнесении. Один из типов откровения часто заменяет собой другой – идея, намёк на которую уже содержится в 33-й главе Исхода, и которая более отчётливо выражена в 4-й главе Второзакония: “Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа ( hnwmt ) в тот день, когда говорил к вам Господь на [горе] Хориве из среды огня.” В этом отрывке из книги Второзакония исследователи видят “парадигматический сдвиг” – перенос модуса откровения из визуального плана в слуховой. В этом новом, Бого-возвещаемом , в противоположность к Бого-являемому , понимании даже откровение Бога Моисею на горе Синай (Исх. 19) – явление, находящееся в центре антропоморфической парадигмы, – оказывается истолкованным в терминах рассказа об устном откровении. Втор. 4:36 описывает богоявление на Синае как слышание Божьего Голоса: “С неба дал Он слышать тебе глас Свой, дабы научить тебя, и на земле показал тебе великий огнь Свой, и ты слышал слова Его из среды огня.” Откровение, таким образом, описывается не как совершившееся в виде дарования начертанных Богом скрижалей, что подразумевало бы Его телесность, но “заповеди были услышаны, возвещаемые из среды огня … ниспосланного Богом с небес.” Такой характер Божьего откровения, проявляющийся как исходящий из огня, и не имеющий облика, Голос, устраняет всякую необходимость в представлениях о предстающей в видимых образах антропоморфной Славы Божьей.
Описание Божиих проявлений и присутствия как голоса, исходящего из огня, становится, таким образом, одной из характерных черт богословия Имени. Классический пример такого рода описаний – это рассказ о явлении Бога пророку Илие на горе Хорив в Третьей книге Царств (19:11–13):
И сказал: выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, [и там Господь]. Услышав сие , Илия закрыл лице свое милотью своею, и вышел, и стал у входа в пещеру. И был к нему голос и сказал ему: что ты здесь, Илия?
Этот фрагмент живо напоминает описание богоявления в 8-й главе Откровения Авраама , где о Боге говорится как о “голосе Всемогущего, сходящем с небес в потоке огня.” И хотя в рассказе из Третьей книги Царств огонь показан не так рельефно, пламенность Божьего Гласа отражена в изображении тайнозрителя, укрывающегося своей накидкой, чтобы защититься от огненной природы Божественного Звука.
Глас Всемогущего: Мистика Звучания в
Откровении АвраамаТеперь, храня в памяти вышеприведённые примеры из библейских книг, развивающих представления о Славе и Имени Бога, рассмотрим подробнее, как же в Откровении Авраама передаётся Божье Присутствие.
Откровение Божественного ЗвучанияТеофанические описания Божьего Голоса в Откровении Авраама имеют явное сходство с традициями, нашедшими своё отражение в книге Второзакония и тех памятниках, которые находятся под её влиянием. Уже в восьмой главе, отмечающей переход к апокалиптической части этого произведения и сообщающей об отклике Авраама на Божий призыв во дворе дома Фарры, Божье Присутствие описывается как “голос Всемогущего,” исходящий из потока огня. Такое описание Самообнаружения Бога – как явления не имеющего облика “гласа,” а не как предстающего взору ангелоподобного или Божественного образа – становится для автора Откровения обычным средством выражения проявлений Божества.
Божий Голос постоянно упоминается в повествовании. Так, в 1-ом стихе 9-й главы Откровения Авраама голос “Превечного и Всемогущего Бога” повелевает Аврааму принести жертвоприношение, а в 10-й главе тот же голос определяет ангелу Иаоилу быть небесным путеводителем при вознесении патриарха.
Подобно явлениям Кавод в зрительной теофанической традиции, воспринимаемое на слух Самообнаружение Бога вызывает трепет и поклонение. Явление Божьего Голоса постоянно сопровождается в повествовании указаниями на поклонение Ему таким же образом, как апокалиптические традиции опирающиеся на зрительную образность описывают поклонение перед Кавод . Так, при изображении тайнозрителя, переживающего встречу с Божеством, в 1–3-м стихах 10-й главы Откровения Авраама , говорится, что дух его был исполнен страха, душа – покинула его, а сам он окаменел (“ быхъ яко камыкъ ”) и подобно камню пал на землю (“ и падохъ ниць на земли ”).
Потрясение адепта и его падение ниц во время исполняющей трепета встречи с Божеством не являются новшеством; указания на такое же воздействие Богооткровения часто встречается в теофанических повествованиях, начиная с самых ранних: уже в Книге пророка Иезекииля говорится о спонтанном поклонении провидца, совершаемом при приближении Славы Божьей. Существенная разница между этими двумя мистическими традициями, однако, состоит в том, что в Откровении Авраама он показан совершающим поклонение не перед Божественным Образом, но перед Божественным Голосом. Благоговение перед Божественным Звучанием показано и в других местах этого произведения, где не только сам Авраам, но и его ангельский спутник Иаоил тоже совершает поклонение такому явлению Божества:
И ѣще ему глаголющю и се огнь грядыи противу нама окрѣстъ. И гласъ бысть въ огни яко гласъ водъ многъ, яко гласъ моря въ възмущении его. И покляче съ мною ангелъ и поклонися ( Отк. Авр. 17:1–2).Воспевающий Превечного
Фигура небесного путеводителя Авраама – Иаоила – занимает чрезвычайно важное место в в богословской вселенной рассматриваемого славянского апокалипсиса. В нём можно увидеть один из его ключевых символов, определяющих понимание самого существа данного псевдоэпиграфа. Откровение Авраама показывает его посредствующим в откровении неизреченного Имени Божьего (“ неизрекомаго Имени Моего ”). Да и вне такого истолкования, пытающегося описать великое служение, порученное спутнику Авраама, сам факт, что он именуется “Иаоилом,” красноречиво свидетельствует об этом ангельском существе как о представителе Божьего Имени. И вовсе не случайно, что в тексте, демонстрирующем свою близкую связь с традицией богословия Имени, происходящего из библейской книги Второзакония, ангел-путеводитель главного действующего лица представлен как Ангел Имени. Исследователями уже была отмечена определяющая роль фигуры Ангела Имени ( hwhy K ) lm ) в концептуальных построениях богословской мысли, укоренённой в книге Второзакония и её окружении, где особенно подчёркивалась значимость Имени. Согласно одной гипотезе, фигура Ангела Господня (или Ангела Божьего Имени), обнаруживающаяся в книге Исход, определяет концептуальный исток богословия Имени. Триггве Меттингер замечает, что “когда богословы второзаконнической традиции отдавали предпочтение понятию Имени, они использовали термин, который уже был связан с идеей Божьего присутствия. В Исх. 23:21 говорится о том, как Бог предупреждал израильтян во время их странствий в пустыне, что им надлежит повиноваться ангелу-[путеводителю] и слушаться его голоса, ‘ибо имя Моё в Нём.’”
Иаоил может восприниматься и как являющий Имя Бога и в тоже самое время не являющий его. Это во многих отношениях парадоксальная фигура: он одновременно указывает на присутствие Бога посредством Тетраграмматона и в то же время препятствует его открытому почитанию. Такая неоднозначность его роли посредника в откровении Божьего Присутствия весьма схожа с той важной ролью, которую Ангел Метатрон играет в традиции Меркавы , где он выражает не только Имя Божье, но и самый Облик Божества, или точнее Меру Божественного Тела ( Шиур Кома ). Благодаря тому, что этот великий ангел может восприниматься как представитель Божественного Облика, он сам оказывается в двусмысленном положении. Так, согласно трактату Вавилонского Талмуда Хагига (15 a ), он является своего рода камнем преткновения для печально известного мистика по имени Элиша бен Абуя, принимающего Метатрона за второе божество и таким образом приходящего к еретическому утверждению о наличии “двух властей” ( twyw # r ` b ) на небесах. Поэтому, и в том, и в другом случае (талмудическом и псевдоэпиграфическом) проводится различие между Божеством и Его ангелоподобным проявлением. В Откровении Авраама Иаоил предостерегает Авраама от поклонения ему, поднимая его с колен. В талмудическом трактате Хагига (15 a ) дистанция между Божеством и Его представителем подчёркивается ещё более радикальным способом – великий ангел на виду у ангельских сонмов получает наказание в виде шестидесяти ударов огненными плетьми, чтобы впредь не возникало смешения между Самим Божеством и Его ангелоподобным образом. И всё же, несмотря на эти предостережения, границы между Богом и Его ангелоподобным проявлением в виде Шиур Кома или Имени остаются не всегда чётко обозначенными. Парадоксальная природа представления ангелом Имени Бога, по-видимому, находит своё отражение также и в Откровении Авраама , ибо там великий ангел показан возносящим молитву к Богу, в которой неожиданно оказывается присутствующим его собственное имя – “Иаоил.”
Тебе ОдеющагосяИдентификация богоявления, как откровения Голоса или Звучания в рассматриваемом превдоэпиграфе, выявляет важность вознесения хвалы как параллельного процесса устного выражения отношения творения к своему Творцу. Авторы данного текста, по-видимому, понимают прославление Бога как особое мистическое делание, которое во многих отношениях является паралелью визуальной мистики в традиции Кавод . Исследователями уже было отмечено, что устное призывание , важность которого подчёркивается в традиции почитания Имени, следует понимать как делание, целью которого является актуализация Божьего присутствия. Призыванием Божества (или, точнее говоря, Божьего Имени) во время молитвы мистик буквально “приводит” Божество в “существование,” вызывая Его из не-бытия в бытие, таким образом воспроизводя архетипический акт творения, описанный в первой главе Книги Бытия, где Бог Сам приводит в бытие всё сущее через призвание Имени.
Снова и снова ангел Иаоил предстаёт как твёрдый приверженец мистического молитвенного делания. Откровение Авраама называет его восхваляющим Превечного (12:4). Он выступает как особого рода совершитель хвалы и одновременно наставник в этом устном мистическом делании, передающий учение о нём различным Божиим творениям, как земным, так и небесным. В 10-й главе Откровения Авраама он описывается как небесный регент хора “Живущих” – хаййот :
Азъ есмь Иаоилъ сы именованъ от трясущаго сущая съ мною на седмѣи широтѣ на тверди, сила посредиемъ неизъглаголемаго слежаща имене въ мнѣ. Азъ есмь данъ по повелѣнию его смирити хѣровимьскыхъ животенъ другъ на друга претъбы. И учая носящая его пѣснь средѣствомъ чловѣчьскыя нощи седьмаго часа ( Отк. Авр. 10:8-9).
Такое служение Иаоила также может быть сопоставлено с тем, которое затем будет отведено Метатрону в традиции Чертогов и в иудейских мистических преданиях об Мере Божественного Тела ( Шиур Кома ), где он выступает как небесный руководитель хора, исполняющего литургию “Живущих.”
Роль Иаоила, как лидера прославления, возносимого Богу не ограничено только тем, что совершается в небесах. Так в Откровении Авраама он предстаёт как регент человеческих существ, вводящий мистика из числа людей, в данном случае Авраама, в совершение мистического делания – прославления Божества, которое подано здесь как альтернатива визуальной мистике.
И рече: Поклонися точью, Авраме, и глаголи пѣснь еиже тя научихъ! … И рече: Глаголи непрестая! И глаголахъ и глаголаше и самъ пѣснь ( Отк. Авр. 17:5–7).
Приведённые выше наблюдения относительно связей между визуальным и устным мистическим деланием позволяют отметить как особенно интересное описание Боговосприятия, которое оформлено в Откровении Авраама в парадоксальных антитезах видения/не видения: “И егоже узриши грядуща прямо нама въ мнозѣ гласѣ святъбы, то есть възлюбивыи тя Прѣвѣчныи. Самого же не зриши ” ( Отк. Авр. 16:3).
Эта неоднозначная смесь парадигм визуального и устного откровений наблюдается также в других частях данного текста. Так, в повествовании о посте Авраама данной в главе 12-й две мистические традиции представлены одновременно:
И идоховѣ два сама едина М дьнии и нощии. И хлѣба не яхъ ни воды не пихъ, зане брашно мое бяше зрѣти на ангела сущаго со мною и бесѣда его яже со мною бяше и питие мое ( Отк. Авр. 12:1–2).
Традиционная в визуальной мистике мысль о том, что провидец питаем созерцанием небесного существа, предстающего обычно в форме Божьей Славы ( Кавод ), мысль, также известная благодаря поздней интерпретации рассказа о Моисее, в которой он показан насыщающимся видением Божественной Шехины , имеет здесь свою параллель в виде идеи насыщения адепта слышанием голоса небесного существа, в данном случае ангела Иаоила.
Стоит также отметить, что в Откровении Авраама прославление, очевидно, понимается как своего рода одеяние, в которое облекается не имеющее облика Божество. В традиции Меркавы этому тоже есть параллель: Образ Божий предстаёт облечённым в одеяние, Халук ( qwlx ), подразумевающий антропоморфный характер Божьего Облика. В противоположность этим представлениям в Отк. Авр. 16:2-4 о Боге говорится как об облечённом в звучание ангельского прославления, что призвано подчеркнуть Его “нетелесное” присутствие:
И рече [Иаоилъ] ко мнѣ: Пребуди со мною, не боися! И егоже узриши грядуща прямо нама въ мнозѣ гласѣ святъбы , то есть възлюбивыи тя Прѣвѣчныи. Самого же не зриши. Да не ослабѣеть духъ твои зане азъ съ тобою есмь укрѣпляя тя ( Отк. Авр. 16:2–4).
Значимость ангельского прославления подчёркивается также в 18-й главе, где Престол Божий описан с привлечением образности, заимствованной из 1-й главы Книги пророка Иезекииля. Своеобразие Откровения Авраама в данном случае проявляется в очевидном акценте на символизме устного делания: в изображении “Живущих Существ” ( хаййот ) и небесных Колёс ( офаним ), авторы апокалипсиса подчеркивают, что те воспевают Божество:
И яко възвысися огнь въспаря на высочее, видѣхъ подъ огньмь престолъ от огня и многоочесныхъ окрстъ и глаголюще пѣснь. И подъ престоломъ животы четыри огньны поюща ( Отк. Авр. 18:2–3).
Таким образом, вместо указания на традиционную роль хаййот как своеобразного ангельского основания Престола (факт физического поддерживания ими антропоморфной Славы Бога может быть найден в первой главе Книги пророка Иезекииля), славянский апокалипсис описывает “Живущих” как воспевающих Божье Присутствие и тем самым акцентирует их новую роль — вознесение устной хвалы.
И не бяше инацѣмъ образомъ силы инояСамой поразительной деталью в описании Божьего Престола в 18-й главе, показывающей радикальное расхождение Откровения Авраама с теофаническим описанием книги Иезекииля, является то, что в высший момент откровения, когда мистику открывается созерцание Божественной Колесницы – которая, кстати, представлена без восседающего на ней – в тексте не даётся никакого указания на присутствие антропоморфной Славы Божьей, описываемой в книге Иезекииля (1:26) как Md ) h ) rmk twmd .
Вместо человекоподобного Облика, фигурирующего в видении Иезекииля, здесь адепту открывается всё тот же Голос, исходящий из среды огня и сопровождающийся звучанием “святьбы” ( кедуши ):
Единаче ми стоящю и смотрящю и видѣхъ въ слѣдъ животныхъ колесницю колесы огньны. Коеждо коло полно очесъ окрстъ и свыше колесъ бя престолъ егоже видѣхъ. И тъ бяше покрываемъ огньмь и огнь обхожаше окрстъ. И се свѣтъ нескажемъ обьстояше народа огньнаго. И слышахъ гласъ святьбы ихъ яко гласъ мужа единаго. И приде ко мнѣ гласъ от среды огня… ( Отк. Авр. 18:12–19:1).
Полемика с традициями Божьего Тела далее развивается в 19-й главе Откровения Авраама , которую можно охарактеризовать как своего рода кульминацию авторского противостояния концепции Божьей телесности. Здесь мистику дозволяется взглянуть в разверзшиеся высшие небеса, чтобы он (а также внимающие апокалиптическому повествованию) удостоверились, что в небесах не существует никакого образа Божества. Рассказ останавливается на этом, важнейшем, моменте довольно подробно:
И рече (гласъ от среды огня): Съглядаи протяжения яже суть подъ простертиемъ на немже ты управленъ еси, и вижь яко нѣсть ни на единомже протяжении иного развѣ егоже изиска или иже возлюби тя. И еще ему глаголющю и се разъверзошася протяжения подъ мною небеса. И видѣхъ на седмемъ на немже стояхъ твердьствѣ огнь распростертъ и свѣтъ и росу и мьножество ангелъ и силу невидимыя славы от свыше яже видѣхъ животенъ. Иного же не видѣхъ никогоже ту. И смотрихъ съ горы стояния моего на шестое простертие. И видѣхъ ту духовныхъ ангелъ бесплотное множество творяща повелѣния огньныхъ ангелъ на осмѣи тверди, якоже быхъ стоя на повешеньихъ ея. И се не бяше ни на томъ простерьтии инацѣмъ образомъ силы иноя, нъ точью духовныхъ ангелъ и яже на З мь твердествии сила юже видѣхъ ( Отк. Авр. 19:3-7).
Интересно, что текст не только неоднократно подчёркивает отсутствие какой-либо “телесной” манифестации Божества, даже при этом используя в своём отрицании слово “образ,” но также настаивает на отсутствии небесных тел даже у ангелов. Об этом говорит нарочитое именование их “бесплотными” и “духовными.” Для нашего исследования также существенно, что “сила,” которую тайнозритель видит на седьмом небе, понимается здесь не как проявление Божества, но как присутствие бестелесного ангельского множества.
Идол ревнованияПолемическое столкновение антропоморфной традиции Славы Божьей и бестелесной традиции Божьего Имени приобретает эсхатологическое измерение в 25-й главе, где Бог открывает Аврааму видение будущего Храма, осквернённого “идолом ревнования”:
Видѣхъ ту подобие идола ревнования яко подобие древодѣльско якоже дѣлаше оць мои и тѣло его мѣди льщащася и предъ нимъ мужь и поклоняшеся ему. И требникъ прямо ему и отроци закалаеми на немь в лице идолу. Ему же ркохъ: Что есть идолъ сьи или что есть требникъ, или кто суть жьромии или кто жьряи, или что есть цркы юже азъ вижю добролѣпну, хытроство и красоту твоея подъпрестольныя славы? И рече: Слыши, Авраме, си яже видѣ црковь и олтарь и добролѣпая есть ми мышление святительства имени славы моея, в нюже вселится всяка молба мужьска и въсходъ цѣсарь и пророкъ, и елико жертву положю дѣяти мнѣ въ придущихъ моихъ людехъ из племени твоего. А тѣло еже видѣ, то есть разгнѣвание мое имже разгнѣвають мя приидущи ми ис тебе людие. А мужь егоже видѣ закалающа, то есть прогнѣваяи. Жерьтва – убииство ихже суть мнѣ послушьство суда концания в зачало твари ( Отк. Авр. 25:1–6).
Настоящее описание представляет собой ещё один наглядный пример полемического взаимодействия традиций Славы и Имени , в котором представлены решающие символы обоих направлений. В этой, одной из наиболее значимых, частей псевдоэпиграфа, снова появляются мотивы, с которыми читатель сталкивался ранее, в первой части текста; а именно темы, связанные с идолопоклонничеством отца Авраама. Истукан, подобный тому, что был изготовлен в доме Фарры, теперь установлен в Храме Божьем. Описание идолопоклоннического служения фигуре из блестящей меди, называемой в рассказе “подобием древодѣльским, якоже дѣлаше о[те]ць мой” призвано, по-видимому, вызвать ассоциации с понятием “подобия,” очень важным и популярным термином в языке священнической теофанической парадигмы, примеры которого могут быть найдены в Быт. 1:26 и Иез. 1. Идолопоклонническому служению медному истукану затем противопоставлено истинное поклонение Богу, описанное в уже известных терминах традиции Имени . Здесь будущий, эсхатологический, Храм изображён как место, созданное не для пребывания богомерзкого блистающего идола, но для “святительства имени славы моея, в нюже вселится всяка молба мужьска.” Отчётливо видно, что авторы апокалипсиса пытаются перетолковать терминологию традиции Кавод и внести в её теофанический язык выражения, заимствованные из богословской парадигмы Божьего Имени. Несомненно также, что отношение этих авторов к антропоморфным представлениям проявляет себя как однозначно полемическое, что видно из факта именования блистающей фигуры “идолом ревнования.”
Заключение
Как было показано выше, Откровение Авраама представляет собой результат сложного взаимодействия концептуальных построений традиций Кавод и Шем , где богословие Божьего Имени и мистическое делание, основанное на внимании Божьему Гласу и его прославлении, соседствует рядом с парадигмой богоявления, характерной для “священнического источника,” Книги пророка Иезекииля, Первой книги Еноха и ряда других источников периода второго Храма. Следствием этого полемического столкновения двух направлений явилось продолжительное взаимное влияние. Тот комплекс представлений, который отражён в рассматриваемом славянском апокалипсисе, не следует интерпретировать только как отвержение антропоморфного теизма в пользу устного откровения Имени. Скорее, его следует рассматривать как переработку образности Меркавы в рамках парадигмы устного откровения, которое приводит к созданию новой символической вселенной, в которой оба направления могут теперь сосуществовать друг с другом. Такой синтез интересен ещё и тем, что его изучение открывает важную перспективу понимания природы более поздних течений иудейской мистики, в которых традиции Божьего Образа и Божьего Имени претерпевают творческое воссоединение. Как уже было отмечено, ведущая фигура в более поздней иудейской мистике, представленной традицией Чертогов ( Хейхалот) , и традицией Меры Божественного Тела ( Шиур Кома ), верховный ангел Метатрон часто предстаёт как небесный регент, направляющий “Живущих Существ” в совершении теми прославления Божества. Эти поздние мистические традиции изображают его также как N + qh hwhy , Малый Тетраграмматон , роль очень сходная с той, что отведена Иаоилу в Откровении Авраама .
Вышесказанное побуждает вспомнить гипотезу Гершома Шолема о существовании двух течений, которые, по его мнению, обусловили формирование представлений о Метатроне: одно – связанное с образом Иаоила, а другое – с фигурой седьмого допотопного патриарха Еноха. Роли и служения этих двух апокалиптических персонажей могут во многих отношениях рассматриваться как символы, наглядно демонстрирующие две парадигмы Боговыражения – посредством Божьего Образа и Божьего Гласа, позже объединившиеся в одно целое в лице главной ангельской фигуры традиции Меркавы . Ввиду этой значимости взаимовлияний между традициями Божьей Славы и Божьего Имени в поздней иудейской мистике Чертогов, концептуальное развитие, засвидетельствованное в Откровении Авраама не следует недооценивать. Вполне возможно, что представления, отражённые в данном славянском апокалипсисе, где мистика прославления Божьего Имени разворачивается в контексте существования известной образности традиции Божественной Колесницы, могут быть поняты как важное концептуальное связующее звено. В нём можно увидеть определённый переход от полемического столкновения традиции Имени с воззрениями, характерными для визуальной парадигмы Меркавы , к процессу их последующего постепенного объединения в русле поздней иудейской мистики.
Мобильный гид к выставке «“Мы храним наши белые сны”. Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905–1969»: Сергей Калмыков
Фантастика в творчестве Калмыкова — это в некоторой мере следствие его осознанного бегства от реальности. Родившийся в конце века, сформировавшийся как художник в атмосфере живого искусства рубежа столетий, он попадает в революционную мясорубку, которая перемалывала привычный уклад жизни и образ мыслей.
Искусство Калмыкова отличает дуализм, который прослеживается в любых формах его художественного творчества. С одной стороны, эскизы к конкретным спектаклям, с другой — картины, воскрешающие жизнь древних цивилизаций: Египта, Вавилона.
Героями «фантастического цикла» становятся «Кавалер-мот», «Великий костюмер» (оба с чертами Калмыкова), «дочь Костюмера» и многие другие персонажи. Кроме того, стоит обратить внимание на произведения, которые, по названию одной из картин Сергея Калмыкова, стали именоваться страхиладами. Созданные в 1944–1946 годы работы являли устрашающие образы: человекобык, антропоморфное существо с грушевидным лицом, старец с ослиными ушами, голубое существо с огромными глазами, тончайшими шеей и конечностями.
Калмыков оставил после себя дневники, альбомы, сшитые им из того, что было под рукой (иногда из обоев или оберточной бумаги). Богатейшее наследие художника хранилось в связках, рулонах. Он автор фантастических либретто с интригующими названиями «Лунный джаз», «Отель Сюлли», «Необычайные абзацы», «Кабинет гравюр», «Роскошные сюжеты», серия «Фабрика бумов»… В его альбомах рядом с пластическими образами часто можно обнаружить литературный текст.
Калмыков считал себя философом и поэтом, изобретателем и подлинным гением. В одном из своих многочисленных дневников художник замечал: «Нет, я не безумен. Я вижу особые миры. Мне раскрыты тайны живой при- роды. Я слышу, как растет трава. Я живу среди удивленных звезд миро- здания…»2. Он писал картины и тексты, выходящие за рамки общепринятой нормы, рассуждал об упразднении «понятий времени, чтобы линии могли вытянуться до бесконечности», проводил смелые опыты с технологиями, которые отвечали его убеждению, что «реальность должна интерпретироваться как миф»3.
Личность Калмыкова по-прежнему привлекает как зрителей, так и исследователей. Интерес к этому неординарному мастеру проявился еще при его жизни, поскольку и манера держаться с подчеркнутым достоинством, и привычка одеваться в костюмы, которые он шил из театральных декораций, резко выделяли его из толпы. Калмыков писал: «Вот представьте-ка себе, из глубины вселенной смотрят на вас миллионы глаз, и что они видят? Ползет и ползет по земле какая-то скучная одноцветная, серая масса — и вдруг как выстрел — яркое, красочное пятно! Это я вышел на улицу»4. Удивительно, но, если размышлять в этом направлении, можно прийти к мысли о том, что внешний вид художника, нарочито нелепый — чего стоят его расписные одежды с бубенчиками и позументами, — это своего рода протест против обывательских и государственных пут, против номенклатурного «можно» и «нельзя».
Еркежан Омарова
1. ЦГАРК, ф. р-1758. Здесь и далее: орфография и пунктуация автора сохранены.
2. ЦГАРК, ф. р-1758.
3. Там же.
4. ЦГАРК, ф. р-1758.
В Москве откроется дом-музей Чебурашки: Из жизни: Lenta.ru
В Москве будет построен дом-музей Чебурашки. Об этом РИА Новости рассказали в пресс-службе префектуры Восточного административного округа города, где и будет осуществлен проект по возведению дома персонажа сказки Эдуарда Успенского.
По словам собеседника агентства, дом-музей Чебурашки должен быть построен в Косинском парке. Сейчас проект находится в разработке, и пока неизвестно, когда именно его удастся реализовать и в какую сумму это обойдется. Известно, что в 2013 году планируется открыть в парке бульвар Сказок Успенского (как он будет выглядеть и что на нем расположится, не уточняется).
В настоящее время музей Чебурашки действует в детском саду номер 2550 в Кожухово. «Однако режимные рамки учебного заведения сильно ограничивают его работу», — заявил представитель пресс-службы округа. Он также сообщил, что идея открытия большого дома Чебурашки принадлежит директору музея при детсаде Наталье Морозовой.
«Известия» пишут, что у большого дома-музея будет построена стоянка, а к самому учреждению будут вести указатели на русском, английском и японском языках (Чебурашка пользуется большой популярностью; права на распространение мультиков про ушастое существо и его друзей японцы приобрели у «Мосфильма» в 2003 году). Власти надеются, что дом-музей Чебурашки привлечет в Москву множество туристов.
В реализации проекта решил поучаствовать и сам Эдуард Успенский. По данным издания, он готов передать музею несколько экспонатов, например, свою печатную машинку, игрушки, изображающие Чебурашку и других персонажей сказки.
Чебурашка — антропоморфное существо с большими ушами, покрытое густой коричневой шерстью. Внешне напоминает медвежонка. В книге Эдуарда Успенского не говорится, что именно это за существо. Известно лишь, что это некое экзотическое животное, которое уснуло в ящике с апельсинами и было отправлено в большой город. В городе Чебурашка знакомится с крокодилом Геной, работающим в зоопарке, и становится его другом.
В 1971 году на экраны вышел знаменитый мультфильм о Чебурашке, снятый Романом Качановым.
Выставка «География. Антропоморфные географические карты»
21 июля 2016 года в 17:00 в Малом зале Штаб-квартиры Русского географического общества в Санкт-Петербурге (пер. Гривцова, 10 А) состоится открытие выставки антропоморфных географических карт художника Леонида Васильевского. На выставке будет представлено более 10 оригинальных картин автора из серии «География».
Географические карты занимают в культурном пространстве особое место. Страны приобретают очертания и границы, которые уже многие века накладывают определенный отпечаток, как на индивидуальное сознание человека, так и на сознание человечества в целом, внося в картину мира свою лепту.
Представленная экспозиция посвящена географическим картам, на которых география места необычным образом объединена с историей и искусством. На этих картинах-картах в контуры различных географических регионов вписаны разного рода образы, причем, как правило, человекоподобные, именно поэтому такие карты и принято называть антропоморфными.
Куратор проекта: Петр Дмитриев тел: +7 911 925 40 80
www.ethnogenesis.info www.braidart.info.
Место: Малый зал Штаб-квартиры Русского географического общества в Санкт-Петербурге, пер. Гривцова, 10 А
Время работы выставки: с 21 июля по 23 августа 2016 года с 11:00 до 19:00 ежедневно. Вход свободный. Справки по телефону (812) 315-85-35
О художнике
Леонид Леонидович Васильевский родился 30 июня 1958 года в Ленинграде в семье художника-графика. В 11 лет он поступил в детскую художественную школу, а затем в художественное училище имени В.А. Серова. В 19 лет Леонид Васильевский начинал сотрудничать с рядом книжных издательств («Судостроение», «Медицина», «Наука» и другие) в качестве оформителя. Примерно в это же время художник увлекся иконописью, которая оказала влияние на его первые живописные работы.
С 1991 года Леонид Васильевский начал активно работать для церкви. К этому времени относятся: реставрация иконостаса в храме князей Бутурлиных (село Бородино, Суздаль), пишется иконостас Трифоно-Печенгского монастыря на Кольском полуострове. Несколько позже были созданы: иконостас монастыря Василия Великого в Варшаве, а также икона Спаса Смоленского для внешней стены алтаря Благовещенского храма на Васильевском острове Санкт-Петербурга и отдельные заказные иконы для храмов Павловска.
Географические карты, ставшие со временем одной из основных тем творчества художника, привлекли его внимание еще в школе. Знаковым можно считать и тот факт, что военной специальностью Леонида Васильевский является топография.
Замысел серии «География» созревал в середине 90-х годов после знакомства автора с работами В.И. Вернадского и особенно Л.Н. Гумилева, считавшего, что ландшафт, в котором происходит становление того или иного этноса, во многом формирует внутренний мир и даже облик самого народа, этот ландшафт населяющего.
Художник, развивая эту мысль, предполагает, что географические контуры территории, устойчиво занимаемой какой-то культурой (государством), непременно должны соответствовать какому-либо образу, отражающему внутреннюю сущность данного народа. Так появились карты, где государства (или целые метакультуры) представлены в виде разного рода существ (людей, животных), к тому же в той цветовой гамме и с использованием тех орнаментов, которые соответствуют этим народам.
Является ли антропоморфизм грехом? | Психология сегодня
Недавно я выступил перед аудиторией ученых и университетских профессоров, в ходе которого я упомянул «личность» собак и тот факт, что собаки могут испытывать такие эмоции, как любовь и отвращение. Один известный исследователь животных поднялся и обвинил меня в чрезмерном «антропоморфизме». Говоря обыденным языком, он намекал, что я обращаюсь с собаками, как если бы они были просто четвероногими людьми в шубах. Среди людей, изучающих собак или любое другое животное, это считается смертным грехом.Слово антропоморфизм происходит от греческих слов anthro для человека и morph для формы и предназначено для обозначения привычки приписывать человеческие качества и эмоции нечеловеческим существам. Это то, что мы, люди, делаем автоматически.
Это обвинение в антропоморфизме с моей стороны напомнило мне разговор, который я имел с Дональдом О. Хеббом в начале 1980-х. Он был блестящим психологом, исследование которого впервые дало нам понимание того, как взаимодействие с окружающей средой на самом деле помогает изменить структуру мозга человека.Хебб закончил читать серию лекций в университете, и теперь мы сидели в гостиной коллеги и болтали. Пока я мысленно реконструирую его комментарии, они начались после того, как я сказал Хеббу, что подумываю написать книгу об интеллекте собак, а затем, возможно, дополнить ее книгой о личности собак.
«Еще в 1940-х годах я два года проработал в Йеркской исследовательской лаборатории приматов, пытаясь описать темпераменты некоторых содержащихся в неволе шимпанзе, которых они использовали для поведенческих исследований.В то время существовал официальный запрет на использование антропоморфных описаний в научных отчетах о любых проведенных там исследованиях на животных. Я бы никогда не осмелился использовать слово «личность», говоря о шимпанзе. Мне сказали, что даже сказать что-то вроде «это животное испугалось» не было хорошей практикой, поскольку это намекало на то, что животное испытывает страх так же, как люди. Вместо этого от меня ожидалось просто описать условия, которые могли стимулировать поведение, а затем объективно описать это поведение.Например, когда я показывал шимпанзе модель человеческой головы без тела в натуральную величину, я должен был сказать, что животное побежало к задней части клетки и съежилось, закричало или захныкало, вместо того, чтобы просто сказать, что « животные были напуганы видом некоторых необычных или странных предметов ». Намекнуть на то, что животное «боится», было бы считаться антропоморфизирующим.
«Что ж, правда в том, что когда я действительно пытался объективно описать темпераменты и модели поведения животных, не используя слова, которые мы используем для описания человеческих эмоций, все, что у меня было, было гигантским беспорядком.Я имею в виду, что все, что я создал, было этим огромным списком конкретных действий и конкретных ситуаций. Вы действительно не могли найти никакого порядка, закономерностей или смысла в таких данных. К сожалению, на практическом уровне сосредоточение внимания только на конкретных действиях и поведении также было немного опасным. Пару раз я был настолько увлечен записью описаний поведения, что скучал по животному, сигнализирующему о том, что оно раздражено или недовольно мной, и я чуть не откусил несколько пальцев — или того хуже.
«Пока я проходил через все это, я не мог не заметить, что персонал или смотрители (вы знаете людей, которые заботятся о животных ежедневно, не имеют ученых степеней и не имеют нужно беспокоиться о чистоте исследования) вроде бы проблем не возникло.Они использовали ту же интуицию, которую мы обычно используем, когда наблюдаем за поведением людей. Из-за этого они могли описать одно животное как обладающее «доминирующей личностью», другое — как «нервное», третье считалось «дружелюбным зверем», третье — «застенчивым», и было даже одно, которое, как они утверждали, было » застенчивый. Это были явно антропоморфные утверждения, которые предполагали, что, как и люди, животные имели отличные и индивидуальные личности и что вы могли использовать их личности для предсказания будущего поведения животных.
«Если бы я пытался быть полностью объективным исследователем, особенно учитывая научные взгляды того времени, я бы отверг их утверждения как спекулятивные, антропоморфные, бессмысленные, но, честно говоря, я этого не сделал. Видите ли, слова что сотрудники по уходу за животными использовали для характеристики поведения этих животных были полезны и полезны. Когда они описывали животное таким образом новичку (или даже психологу, который не был слишком высокомерен, чтобы слушать), эта «личностная» информация позволяла это человек, чтобы предсказать, как животное отреагирует, и безопасно с ним взаимодействовать.
«Их антропоморфные описания, очевидно, предполагали, что у каждого животного были определенные взгляды и поведенческие предрасположенности. Это также подразумевало, что каждое животное испытывало предсказуемые эмоциональные изменения. Так ли это или нет, я не могу сказать, но это действительно дает понятное и практическое руководство. на поведение этих животных. Это явно сработало с шимпанзе, и я думаю, что оно должно сработать с любым животным, включая собак ».
Если бы Хебб был еще жив сегодня, я считаю, что он был бы доволен исследованиями, накопленными за последние 20 лет, показывающими, что в некоторых отношениях собаки очень похожи на людей — по крайней мере, очень молодых.Исследования показывают, что разум собаки имеет такие же умственные способности и примерно соответствует разуму человеческого ребенка в возрасте от 2 до 2,5 лет. Это означает, что немного антропоморфизации или размышления о собаках так же, как мы думаем о людях, на самом деле оказывается полезным.
Я не утверждаю, что собаки — это просто маленькие волосатые люди, а скорее, что размышление о поведении собак так же, как мы думаем о поведении молодых людей, может помочь нам понять и предсказать поведение собак, если мы ограничить сферу нашего мышления.Если мы используем в качестве отправной точки тот факт, что поведение и способности собак имеют тенденцию быть подобными поведению и способностям человека в возрасте 2 с половиной лет, тогда говорить об основных эмоциях собак, таких как любовь и страх, будет разумным. Если мы примем тот факт, что собаки, как и малыши, обладают индивидуальностью в том смысле, что у них также есть постоянная предрасположенность к определенным действиям, то мы можем использовать тот же тип мышления, который мы используем с людьми, для прогнозирования поведения собак. Это не антропоморфизм, это просто здравый смысл, признающий те сходства, которые существуют между разумом человека и разумом собаки.
Стэнли Корен — автор многих книг, в том числе: «Рожденные лаем», «Современная собака», «Почему у собак мокрый нос»? Следы истории, Как думают собаки, Как говорить о собаках, Почему мы любим собак, которых мы делаем, Что знают собаки? Интеллект собак, почему моя собака так себя ведет? Понимание собак для чайников, похитителей сна, синдром левши
Copyright SC Psychological Enterprises Ltd. Запрещается перепечатывать или перепечатывать без разрешения
антропоморфизм | религия | Britannica
антропоморфизм , интерпретация нечеловеческих вещей или событий с точки зрения человеческих характеристик, как когда человек чувствует злобу в компьютере или слышит человеческие голоса на ветру.Произведенный от греческих anthropos («человек») и morphe («форма»), этот термин впервые был использован для обозначения приписывания человеческих физических или умственных качеств божествам. Однако к середине XIX века он приобрел второе, более широкое значение явления, происходящего не только в религии, но и во всех областях человеческой мысли и деятельности, включая повседневную жизнь, искусство и даже науку. Антропоморфизм может возникать сознательно или бессознательно. Большинство ученых со времен английского философа Фрэнсиса Бэкона (1561–1626) согласились с тем, что тенденция к антропоморфизации препятствует пониманию мира, но она глубоко укоренилась и устойчива.
Люди во всех культурах приписывали божествам человеческие качества, часто включая ревность, гордость и любовь. Считается, что даже божества в животной форме или вообще без физической формы понимают молитвы и другое символическое общение. Самый ранний известный комментатор антропоморфизма, греческий поэт и религиозный мыслитель Ксенофан ( ок. 560– ок. 478 г. до н. Э.), Критиковал тенденцию воспринимать богов в человеческих терминах, а позже теологи стремились уменьшить антропоморфизм в терминах человека. религия.Однако большинство современных теологов признают, что антропоморфизм не может быть устранен без уничтожения самой религии, потому что объекты религиозного поклонения должны иметь черты, с которыми люди могут иметь отношение. Например, язык, который широко считается человеческой характеристикой, также должен присутствовать в божествах, если люди хотят им молиться.
Подробнее по этой теме
религиозная символика и иконография: антропоморфные мотивы
Предмет, который обычно изображается на религиозных картинах или скульптурах, является антропоморфным (человеческим) изображением.Человечество …
Нерелигиозный антропоморфизм также проявляется во всем мире. На протяжении всей истории люди сообщали, что видели человеческие черты на рельефе, облаках и деревьях. Художники повсюду изображали такие природные явления, как Солнце и Луна, имеющими лица и пол. В литературе и графике такое изображение часто называют персонификацией, особенно когда предметом является абстракция, такая как Смерть или Свобода. Антропоморфизм в науке широко критикуется, но не редкость.Например, первооткрыватели пульсара сначала приняли его обычные радиосигналы за послания из космоса, а Чарльз Дарвин (1809–1882), английский естествоиспытатель, разработавший теорию эволюции, описал Природу как постоянно стремящуюся улучшить свои создания.
Традиционные объяснения того, почему люди антропоморфизируются, можно разделить на два типа. Одна точка зрения, которой придерживается, среди прочего, шотландский философ Дэвид Хьюм (1711–1776), заключается в том, что это делается по интеллектуальной причине: чтобы объяснить незнакомый и таинственный мир с помощью модели, которую люди знают лучше всего, а именно самих себя.У этого рассказа есть достоинства, но оно не может объяснить, почему люди антропоморфизируют знакомые объекты, такие как домашние животные и домашняя утварь, или почему люди спонтанно видят лица в случайном порядке. Второе объяснение, данное Зигмундом Фрейдом (1856–1939) и другими, состоит в том, что люди антропоморфизируются по эмоциональной причине: чтобы враждебный или безразличный мир казался более знакомым и, следовательно, менее опасным. Это тоже имеет свои достоинства, но не объясняет, почему люди антропоморфизируются таким образом, чтобы пугать их, например, когда они слышат, как ветер хлопает дверью, и думают, что это злоумышленник.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасТретье и более общее объяснение состоит в том, что антропоморфизм является результатом неопределенности восприятия и практической необходимости различать людей, человеческие сообщения и человеческие следы в хронически неоднозначном мире. Поскольку каждое ощущение может иметь любую из различных причин, восприятие (а вместе с ним и познание) — это интерпретация и, следовательно, выбор среди возможностей. Как сказал историк и психолог искусства Эрнст Гомбрих (1909–2001), восприятие — это ставка.Те ставки, которые потенциально дают наиболее важную информацию, являются наиболее ценными, а самая важная информация обычно касается других людей. Таким образом, люди предрасположены воспринимать формы, звуки и другие вещи и события в терминах человеческой формы или действия как в бессознательном, так и в сознательном мышлении, которое оно порождает.
Абстракция и распознавание образов, включая аналогии и метафоры, лежат в основе большей части человеческого мышления. Они позволяют людям воспринимать (среди прочего) элементы человеческой формы или поведения даже там, где люди не видят целого, например, когда они видят изображение «человека на Луне».То, что видят люди, также определяется контекстом, включая культуру, так что, например, люди в некоторых частях мира вместо этого видят «женщину на Луне».
Когда интерпретация чего-либо как человеческого или человекоподобного заменяется интерпретацией этого как нечеловеческого, более ранняя интерпретация может быть понята как антропоморфизм. Например, люди могут сначала увидеть угрожающую фигуру в переулке, но позже поймут, что эта «фигура» — это мусорный бак. Согласно любому из трех объяснений, рассмотренных выше, антропоморфизм можно охарактеризовать как категорию интерпретаций, ретроспективно рассматриваемых как ошибочные.
Антропоморфизм: сколько людей и животных делят между собой, все еще спорят | Поведение животных
Люди давно пытались изобразить мир природы как отражение нас, от называть штормам такие имена, как Десмонд или Катрина, до надевания стильной синей одежды на Дональда Дака и Кролика Питера. Но наука о том, сколько людей на самом деле делят с другими животными, все еще остро оспаривается.
Широко распространенный образ кенгуру-самца, держащего голову умирающей самки перед ее джоуи, сразу же стал трогательным проявлением сумчатого горя, прежде чем несколько ученых отметили, что интересы кенгуру, вероятно, были немного больше. плотские, чем сначала думали.
Этот вид антропоморфизма, конечно, не нов — некоторые из старейших известных божеств сочетают в себе человека и зверя, — но только после описания Чарльзом Дарвином радости и любви между животными возникли споры о том, придерживаются ли люди исключительности. определенные черты характера.
Животные, такие как обезьяны и вороны, были замечены с инструментами, которые ранее считались заповедником людей. 44-летняя горилла по имени Коко имеет словарный запас трехлетнего ребенка после того, как выучила 1000 слов американского языка жестов.Она назвала себя «королевой» — свидетельство того, утверждает ее старший смотритель, что она понимает свой статус знаменитости.
Но многие ученые все еще стремятся провести резкие различия между людьми и другими животными. Некоторые предупреждают, что антропоморфизм, который сейчас регулярно демонстрируется через онлайн-публикацию видеороликов о истериках панд или смеющихся орангутанах, может быть вредным.
«Похоже, Интернет был создан для антропоморфизации животных», — сказала Холли Дансворт, антрополог из Университета Род-Айленда.«Люди — не единственные животные, способные образовывать прочные связи, но сказать, что кенгуру даже знал, что другой кенгуру умирает, выходит за рамки всего, что мы знаем. Никто не показал, что животные понимают, что такое смерть или откуда берутся дети. Нельзя сказать, что они думают так абстрактно ».
Хотя Коко удивительно владеет языком, ему не хватает нюансов и сложности того, как люди общаются друг с другом. По словам Дансворта, между «сигналами» и пониманием и расширением идей и абстрактных концепций есть ключевое различие.
«Другие животные сложнее, чем просто инстинкты, но меня очень устраивает объяснение, что им не нужны абстрактные рассуждения, чтобы выполнять такое сложное поведение», — сказала она. «Мы можем объяснить поведение отдельно от того, как думают люди».
Бессознательная вера в то, что медведи, лошади и дельфины обладают человеческими желаниями и мыслями, облеченными в странные костюмы, может быть вредной для детей, утверждают некоторые психологи.
В прошлом году Патрисия Ганеа, психолог из Университета Торонто, провела серию экспериментов с детьми от трех до пяти лет, в которых им давали информацию о животных в прямой фактической форме, а затем в более фантастической антропоморфной форме.
Она обнаружила, что дети, вероятно, приписывали человеческие характеристики другим животным и с меньшей вероятностью сохраняли фактическую информацию о них, когда им говорили, что они прожили свою жизнь как пушистые люди.
Ганеа сказал, что приписывание человеческих намерений и убеждений является «очень естественным способом объяснения определенного поведения животных» и может быть полезно для создания сочувствия к животным, с которыми плохо обращаются. .Но она добавляет, что есть и обратная сторона.
«Антропоморфизм может привести к неточному пониманию биологических процессов в мире природы», — сказала она. «Это также может привести к ненадлежащему поведению по отношению к диким животным, например, к попытке взять дикое животное в качестве« домашнего питомца »или неверному толкованию действий дикого животного».
Распространенное изображение животных в детских развлечениях, вероятно, усилит эту мысль, сказал Ганеа.
«Джимини Сверчок — это голос совести, а не точное описание поведения насекомых», — сказала она.«Но да, изображения людей, подобных животным, в средствах массовой информации, вероятно, увеличат тенденцию к антропоморфизации мира природы».
Но из множества экспериментов ясно, что некоторые животные ближе к «людям», чем другие. В ходе испытаний обезьяны отказались от еды, чтобы поесть старшие или более слабые члены клана. Шимпанзе по имени Сантино продемонстрировал замечательную способность планировать наперед — и затаить обиды — спокойно собирая и пряча груды камней, готовых бросить на посетителей, которые пялились на него в его вольере зоопарка в Швеции.
Сантино, шимпанзе, бросающий камни, наблюдает за группой посетителей в зоопарке Фурувик в Швеции. Фотография: Neurology / APЭто не только приматы. Ученые собрали доказательства того, что слоны жертвуют своим благополучием ради блага всей группы и оплакивают своих мертвецов. Молодые слоны, потерявшие родителей из-за браконьеров, страдают посттравматическим стрессовым расстройством, когда они громко и необычно трубят по ночам и проявляют другие признаки возбуждения. Картирование мозга нескольких разных видов показывает, что у них общие нейроны, аналогичные человеческим, которые обрабатывают социальную информацию и сочувствие.
«Категорически неправильно говорить, что у животных нет мыслей и эмоций, так же как неправильно говорить, что они полностью такие же, как мы», — сказал Карл Сафина, биолог и автор книги под названием Beyond Words: What Animals «Думай и чувствуй», в котором утверждается, что насмешка над антропоморфизмом рискует подорвать наше сочувствие к видам, которым мы помогаем уничтожить, невиданными темпами со времен динозавров.
«У человекообразных обезьян большой мозг и сложная социальная жизнь, волки живут организованными семьями.Но у сельдей нет социальной структуры. Поэтому нельзя сказать, что все животные одинаковы.
«Но люди — яркий пример всего. Мы одновременно и самое сострадательное, и самое жестокое животное, самое дружелюбное и самое разрушительное, мы испытываем наибольшее горе и причиняем наибольшее горе. У нас сложный случай ».
Идея о том, что кенгуру будет держать другого за голову, чтобы попрощаться, когда они умирают, «переборщила», сказала Сафина, но неверно отвергать любое понятие понимания или даже потери.
«Справедливо сказать, что у многих животных более богатая социальная жизнь и более богатая палитра стратегических способностей, чем мы думаем», — сказал он. «Мы должны лучше познакомиться с животными, с которыми живем в мире. Хотя бы потому, что они такие красивые и такие интересные ».
Почему антропоморфным животным всегда будет место в фэнтези
Поскольку Netflix недавно представила свою новую адаптацию Watership Down , теперь кажется прекрасным временем, чтобы оглянуться назад и спросить: в то время как зомби, дирижабли и множество других фэнтезийных вещей входят и выходят из моды, что именно это то, что дает историям с участием антропоморфных животных их стойкость?
Эта тема была у меня в голове с нескольких недель назад, когда я был в гостях у друзей в небольшом городке Уолла Уолла, штат Вашингтон.Поскольку эти друзья любят настольные игры, мы постарались сыграть во все, что они получили на Рождество. Больше всего им понравилась игра Everdell: , великолепно иллюстрированная игра про густой лес с 12-дюймовым картонным деревом, населенный барсуками, жабами, летучими мышами, мышами и другими животными, живущими без человека. понимание. Было весело играть, но меня больше всего привлекали иллюстрации.
Еще один мой недавний фаворит на настольных компьютерах — это Root, , который аналогичным образом отвечает интересам лесных людей.На этот раз лесные млекопитающие, птицы и рептилии находятся в состоянии войны, а иллюстрации стилизованы и карикатурны по сравнению с относительным реализмом Everdell . Но единственное, что объединяет эти две игры друг с другом, а также с разнообразным набором книг, телешоу и фильмов, — это приманка для человека, прилегающего к нему, но не совсем человека — антропоморфного.
Ястреб и соловей
Один из первых примеров того, как авторы обращаются к животным, чтобы рассказывать человеческие истории, — это стихотворение « Труды и дни», , стихотворение древнегреческого Гесиода, которое также является альманахом раннего фермера.Оплакивая, что человечество пало далеко от первой и самой успешной попытки богов создать расу смертных, Гесиод использует басню, чтобы проиллюстрировать жестокость «века железа». Ястреб хватает соловья, чтобы унести его поесть, и в полете ругает меньшую птицу за крик от боли:
Боже, чего ты кричишь? Вы во власти кого-то намного превосходящего вас, и вы пойдете, как бы я вас ни взял, хоть вы и певец. Я приготовлю тебе ужин, если захочу, или отпущу.Он дурак, который стремится соревноваться с более сильным: он проигрывает борьбу и получает увечья в дополнение к оскорблениям. (Строки 207-212, перевод M.L. West)
Это интересно не только как очень ранний пример антропоморфизма, который является литературным в противоположность религиозному. Что действительно увлекательно, так это то, как за долгие годы история о ястребе и соловье переделывалась разными способами. Эзоп, прадед сказок о животных, рассказал историю под названием «Ястреб, Соловей и Птица», в которой ястреб настолько отвлечен своей властью над соловьем, что сам становится добычей человека-охотника.Ученый-эзоп Бен Перри предполагает, что мораль этой версии состоит в том, что люди, расставляющие ловушки, должны остерегаться ловушек, расставленных другими.
Тем не менее, третья версия, также (возможно, ошибочно) приписываемая Эзопу, появилась через несколько столетий в период Средневековья и изменила сцену, так что ястреб стал героем: вместо жестокого опустошителя он был образцом аскетического содержания с небольшим, но надежная закуска, воплощающая фразу «птица в руке стоит двух в кустах».
Одни и те же два животных (иногда с приглашенной звездой-человеком) в одной и той же ситуации придерживались трех противоположных точек зрения.Это довольно ясный ключ к силе антропоморфной фантазии: фантастические зеркала, искажения и интенсификация реального мира, а животные — идеальные отражения людей во всей нашей неоднозначной славе. Но это еще не все.
Образцы животных
Root и Everdell — далеко не единственное доказательство того, что Ястреб и Соловей имеют потомков в наши дни. Рассказы о животных развивались на протяжении веков параллельно с большей частью эпической фантастики.Герои фауны выросли из аллегорических шифров в Bigwigs, мистера Тоадса и мисс Фрисби, с которыми мы знакомы сегодня, с их собственными богатыми мирами вокруг них.
И, конечно, есть столько же подходов к построению антропоморфного мира, сколько и к эпическому фэнтези. Некоторые классические произведения, такие как Animal Farm и The Wind in the Willows , изображают мир животных-героев с людьми, легко доступными, по крайней мере, для некоторых персонажей. Другие, такие как Watership Down и The Secret of NIMH , помещают людей на самый край конфликта как ужасающие и зловещие угрозы.
И еще Редволл. Если Watership Down — это Властелин колец антропоморфных животных, то мир Redwall больше похож на Greyhawk или Krynn: определенно мир-преемник, но не менее важен для развития жанра, чем он существует сегодня. За исключением некоторых заблудших тележек размером с человека в ранних книгах, Брайан Жак полностью исключает людей из поля зрения, чтобы животные могли развиваться сами по себе.
В результате получилось общество, персонажи которого балансируют на грани цивилизации и дикой природы.Модель Mouse Guard Дэвида Петерсона следует примеру Жака в использовании реальных ролей животных в экосистеме в качестве основы для построения мира — титульные силы отвечают за поддержание нескольких безопасных путей через враждебную дикую природу между поселениями мышей.
Помимо цивилизованных животных, единственное, что объединяет все эти работы, — это то, как трудно их поймать. Винни-Пух и Книга джунглей предназначены для детей (хотя и для детей всех возрастов). Скотный двор притворяется, но это не так, играя с традиционной формой басни, чтобы заострить ее сатирические и аллегорические грани — ее оригинальный подзаголовок «Сказочная история» делает это домом. «Песня Tailchaser» Тэда Уильямса и « The Builders » Дэниела Полански — это всего лишь фантастические повествования, ориентированные на взрослых. В Mouse Guard и Watership Down, персонажи-животные сталкиваются с реальными угрозами из миров, где большинство вещей больше и страшнее, чем они есть; в Warriors и Redwall, наши герои — высшие хищники.
Можем ли мы сказать что-нибудь верное об антропоморфной фантазии в целом? Что-нибудь, что объясняет его замечательную способность привлекать читателей — включая меня — снова и снова, независимо от формы, жанра или стиля?
Ясность рассвета
Давайте быстро обратимся к слону в комнате (и нет, это не факт, что я говорю о нескольких буквальных комнатах, содержащих настоящих слонов). Животные милые. Мыши милые, кошки милые, кролики очаровательны, даже жабы обладают неровной харизмой.Однако все они менее милы, когда залиты кровью или бегут за свою жизнь, поэтому, как бы все ни любили читать о милых вещах, должно быть что-то большее в работе, когда дело касается привлекательности главных героев-животных.
Чтобы понять это, я всегда вспоминаю знаменитую странную главу интерлюдии «Ветер в ивах», под названием «Волынщик у ворот Зари». Потусторонний Крот и любящая реки Крыса ищут пропавшего ребенка друга, когда они ненадолго замечают самого бога Пана.В «предельной ясности надвигающегося рассвета» Крот и Крыса поражены близостью силы природы:
… (Крот) посмотрел прямо в глаза Другу и Помощнику; увидел обратный взмах изогнутых рогов, блестящих в сгущающемся дневном свете; увидел суровый крючковатый нос между добродушными глазами, которые с юмором смотрели на них сверху вниз, а бородатый рот в уголках превратился в полуулыбку … увидел великолепные изгибы мохнатых конечностей, величественно расставленных на траве … Все это он увидел, на мгновение запыхавшийся и напряженный, яркое на утреннем небе; и по-прежнему, как он смотрел, он жил; и все же, пока он жил, он задавался вопросом.
После этого они вспоминают этот инцидент только как смутное ощущение невероятного ужаса и красоты. Рэтти пытается передать это чувство через стихи, но не может точно определить «реальное, безошибочное, простое — страстное — идеальное…»
Для меня определяющая характеристика фантастических историй о животных — это то, как они могут приблизиться к неизбежному, безошибочному событию. Как люди, мы часто слишком погружены в свои собственные структуры и традиции, чтобы воспринимать мир с какой-либо непосредственностью, которую представляет Пан.И все же для крысы и крота естественно наткнуться на такую магию, чтобы они больше были связаны с дикими, первобытными краями существования.
Приведем еще один пример: есть отличный веб-комикс Beyond the Western Deep, , авторов которого мне посчастливилось встретить на Boston Comic Con два года назад. В своем киоске на этаже дилеров Алекс Кейн и Рэйчел Беннетт рассказали мне, что, создавая мир, они пытались улучшить то, что можно было сделать с помощью историй о животных. Они процитировали «Песнь льда и огня» как источник вдохновения для своих семи рас млекопитающих.
Я думаю, что их работа более чем достигает этой цели, хотя я призываю всех посмотреть сами. Подобно Redwall и Mouse Guard , Beyond the Western Deep Использование персонажей-животных в реализует святой Грааль миростроительства: создание места, совершенно непохожего на наш собственный мир, но полного персонажей, которые сразу же нас привлекают. . В конце концов, ни одному автору не придется останавливать рассказ, чтобы объяснить, что такое белка или собака.
Мы не просто знаем белок, собак и кошек — мы хотим узнать их получше, увидеть их глазами мир, в котором до сих пор ходит Пан.Наши домашние животные и знакомые дикие существа имеют прямое отношение к тому реальному, безошибочному объекту, который Кеннет Грэм искал в своей «Водяной крысе» более ста лет назад. Переживание историй глазами животных позволяет нам использовать их доступ к первобытным чувствам и переживаниям, которые быстро сокращаются: реальная опасность, грубые эмоции, сильное удивление и ясное видение.
Для меня эта непосредственность — это то, к чему стремится вся фантазия. Истории о животных просто используют психологический ярлык, чтобы добраться до цели.Вот почему прямую встречу ястреба и соловья можно использовать, чтобы осудить мир в одну эпоху и научить бережливости в другую: мы все просто плывем на лодках, придумывая свои собственные тексты, чтобы понять это чудесное чувство, которое основную истину, которую мы не можем вспомнить.
Назад к нашим корням
Признаюсь, я люблю сказки о животных (достаточно, чтобы я даже написал одну). Я сижу в восторге от того, что каждая новая запись в жанре доказывает, что в старых основных ингредиентах еще много жизни, независимо от того, читаем ли мы о грозных ястребах, предприимчивых мышах или коварных кошках.И что меня действительно взволновало в последнее время, особенно после того, как я закончил Watership Down на Netflix, так это постоянная мысль о том, что прямо сейчас есть возможность для нового антропоморфного эпоса, определяющего поколения.
Прошло почти десять лет с момента выхода последнего романа Redwall , и хотя у нас все еще есть партии Warriors и Mouse Guard , которых стоит ждать, у меня такое чувство, что за поворотом грядет что-то грандиозное — сказка массивный по размеру и разнообразный по зоологии, «Память, скорбь и шип », состоящий из мышей, белок и жаб.Это может быть Beyond the Western Deep, или что-то совершенно новое и неожиданное — в любом случае я буду играть в Everdell , пока не придет время для моей следующей литературной поездки к Gates of Dawn.
Сэмюэл Чепмен — писатель, который живет в Портленде, штат Орегон, со своей девушкой, много копченой рыбы и постоянный моросящий дождь. Его короткометражка появилась в фильмах «Метафорозис», «Карточка» и «Терра» от Третьего Флэтайрона! Тара! Ужас! антология, а другие его мысли можно найти в его блоге «Чтобы снова найти цвета.Он также соглашается на вакансии внештатного сотрудника на своем профессиональном веб-сайте, а также публикует в Твиттере рождественские кризисные ситуации и нежелательные цитаты Слай Купера на @ SamuelChapman93.
антропоморфных животных | AMACO Brent
от AMACO brent
Создавайте причудливых и забавных животных в человеческой одежде.
Антропоморфизм приписывает человеческие черты нечеловеческим объектам и животным. На протяжении всей истории животных очеловечивали в религиозных, литературных или художественных целях. Предложите учащимся взглянуть на египетские образы и религию, греческую мифологию и современное искусство, чтобы найти множество различных источников вдохновения.Когда они закончат исследование, попросите их выбрать животное. Попросите их развить личность для существа и придумать историю и человеческий костюм. Повеселись!
Чтобы увидеть весь процесс, посмотрите здесь.
Начните с наброска или копии изображения выбранного животного и придайте ему образ через одежду. Примеры включают тираннозавра рекса в платье для выпускного вечера, кота в байкерской коже, кролика в пиратской шляпе и повязке на глаз или оленя в охотничьей одежде.
Сделайте второй набросок построения фигуры. Уменьшите изделие до самых простых форм, цилиндров, сфер и т. Д. Вместо того, чтобы пытаться сделать животное и добавить «одежду», которая может привести к неравномерной сушке и воздушным карманам, которые могут взорваться в печи, сделайте одежду частью форма.
Щипковые формы, которые можно соединить для тела. Отложите в сторону и дайте ей стать немного тверже (только под твердой кожей).
Раскатать плиты. Отрежьте основание или низ. У фигурок не обязательно должно быть плоское основание, но некоторые могут. На этом этапе неплохо проделать в основании отверстие для воздуха.
При необходимости сделайте опорную плиту.
Соедините зажимные формы, чтобы получилось тело. Забейте и поскользнитесь и используйте катушку, чтобы присоединиться. Обязательно сделайте отверстие, через которое воздух может проходить между корпусом и основанием.
Используйте пальцы или инструменты, чтобы придать телу общую форму, показать мускулатуру под одеждой и т. Д.При необходимости прорежьте отверстие для работы изнутри.
Используйте тонкую пластину, чтобы заделать отверстия, сделанные для манипулирования формой. Не кладите плиты поверх закрытой глины, так как вы можете задержать воздух, который может вылететь при обжиге.
Осторожно взбейте по форме.
Сделайте выемку для головы толщиной более 3/4 дюйма. Сделайте как горшок для переноски. Прижмите к телу, чтобы избежать накипи. Вырежьте рот, чтобы открыть.
Из плиты сделайте рот и язык.Сделайте зубцы и соедините накладкой.
Сделайте руки прочными и прикрепите к телу, надрезав, надев и запечатав шов небольшой спиралью. Таким же образом можно прикрепить пальцы ног и ноги. Добавьте дополнительную глину для хвоста.
Вырезать отверстие и надрезать
Разгладьте металлическим скребком или резиновым ребром. Пелерина из ткани складывается небольшими завитками.
Края ткани заправлены небольшим мотком, заглаженным с одной стороны.Оборки сделаны из маленьких витков, скомканных так, чтобы получилось покачивание, а затем надрезаны и прикреплены.
Используйте инструмент, чтобы придать текстуру. Для меха может потребоваться надрез или жесткая кисть, для чешуи может потребоваться круглый или цилиндрический инструмент. Здесь чешуйчатую фактуру делают деревянным дюбелем.
Вдавите глазницу и сделайте надрез.
Глазное яблоко состоит из небольшого шарика, который осторожно вдавливается в глазницу. Воспользуйтесь крышкой для ручки или небольшим инструментом, чтобы сделать зрачки в виде глаз.
Веки не обязательны в зависимости от животного. Здесь проушина сделана катушкой, текстурированной деревянным инструментом.
Множество деталей добавлено при помощи веточки — изготовление мелких деталей и стыковка. Обильно используйте толстую накладку и аккуратно нажмите, чтобы соединиться.
Готовый Деб готов к сушке и огню. Медленно и тщательно просушите перед обжигом бисквитного печенья.
Глазурь с глазурью, которая подойдет под фактуру и узор выбранного животного.Мы использовали глазури серии LG для тела Дебс и палитру Teachers Choice / Teachers Palette для ее платья, зубов и глаз.
Лисица была покрыта глазурью LG, ее одежда и веер использовали глазури линии Teachers Choice / Teachers Palette.
Принадлежности
- Карандаш
Бумага
Versa Clay No.20 влажный
Керамогранит терракотовый No 77 влажный
Лесной нож
Весло из твердой древесины
- Доска покрытая холстом Инструменты для моделирования из твердых пород дерева Резиновое ребро No.1 Палитра Глазури Учителя Жидкие глянцевые глазури Кисти для глазури Скалка из твердой древесины Полосы из твердой древесины Инструмент подсчета очков
- Белая художественная глина No 25
Пушистый секс: что это?
Фурри — это люди, которых интересуют антропоморфные животные или животные с человеческими качествами. Многие фурри создают своего собственного животного персонажа, известного как фурсона, который функционирует как их аватар в сообществе фурри.
В то время как каждая фурсона основана на каком-либо животном — собаке, кошке, рептилии, птице, диком животном или даже мифическом существе — они ходят прямо, как люди, и часто имеют мультяшный вид.
Фурри представляют свои фурсы с помощью искусства, письма, онлайн-идентичности или создания «фурсьютов», которые представляют собой тщательно продуманные костюмы с изображением животного человека. Некоторые меховые костюмы представляют собой полные костюмы, в то время как другие частичные, включая уши, хвосты или перчатки животных.
Фурри-фэндом процветает в онлайн-пространстве, но многие люди также встречаются на местном или национальном уровне, чтобы пообщаться с единомышленниками. Каждый год пушистые энтузиасты встречаются на конференциях по всей стране.
Само сообщество известно своим разнообразием и признательностью.Одна треть фурри-сообщества идентифицируется как исключительно гетеросексуальная, а фурри в пять раз чаще идентифицируют себя как ЛГБТК (лесбиянки, геи, бисексуалы, трансгендеры, транссексуалы, квиры, допросы, интерсексуалы, асексуалы, пансексуалы), чем население в целом.
Как исследовать пушистый секс
Если вас интересует фурри-сообщество, вы можете исследовать эти чувства разными способами.
Например, вы можете посещать конгрессы пушистиков, также известные как «пушистики». Эти публичные мероприятия позволяют сотням или даже тысячам пушистых фанатов присутствовать на панелях, мероприятиях, киосках с товарами, живой музыке, танцевальных конкурсах, играх и многом другом.Небольшие собрания пушистых сообществ, называемые «пушистыми встречами», позволяют местным пушистым энтузиастам встречаться и общаться.
В онлайн-пространстве вы можете участвовать в интернет-форумах и программах чата. Независимо от того, создаете ли вы свою собственную фурзону, публикуете и читаете фурри-контент или болтаете с другими фурри в Интернете, Интернет предлагает новые способы взаимодействия с сообществом.
Ролевые игры — это, в частности, способ исследовать пушистый секс в Интернете. Фурри часто разыгрывают свои фурри в виртуальном мире с другими фурри.Это может быть творческим выходом для фурри, чтобы пообщаться в среде с низкими ставками. Для других это может быть пространство для сексуальных исследований.
Умы животных
фотографий Авроры для The Chronicle Review
Мой пригородный район — одно из тех счастливых мест, где обитает множество животных и людей. За моим окном прыгают вороны; вниз по улице находится пруд, где лягушки прячутся в тростниках, а ласточки патрулируют поверхность, а моя беговая дорожка пролегает мимо прогуливающихся оленей и вдоль ручья, где нежатся черепахи и гнездятся солнечные рыбки.
Я слежу за ними всеми. Наблюдение за животными похоже на наблюдение за людьми в уличном кафе, захватывающее меня воображаемыми историями. Наблюдать за синицей — значит пожить минутку на деревьях. И когда я сталкиваюсь с моими соседями, не являющимися людьми, я часто задаюсь вопросом: что у них на уме?
Это захватывающий с научной точки зрения момент, чтобы задать этот вопрос. На протяжении большей части прошлого столетия официальный ответ склонялся к следующему: ничего особенного. За некоторыми примечательными исключениями, ученые определили животных как животных, управляемых инстинктами и неспособных к мысли, или управляемых простой реакцией на стимулы.Человеческий интеллект рассматривался как единичный, отличавшийся от других животных не только степенью, как писал Чарльз Дарвин в The Descent of Man, , но и натурой. Утверждать обратное означало вызвать обескураживающую черту антропоморфизма: приписывание человеческих характеристик объектам, у которых их нет, как у ребенка, играющего с мягкими игрушками. Это было ненаучно.
Как времена изменились: то, что когда-то считалось антропоморфным мышлением, теперь стало господствующей наукой. Это не значит, что исследователи стали рассматривать других животных как просто покрытые шерстью или перьями версии нас самих.Но они все больше обращают внимание на общую биологию сознания человека и животных. Появляется консенсус в отношении того, что изучать животных — значит ценить не только их отличия от нас, но и их глубокое сходство. Как пишет в книге приматолог Франс де Ваал, достаточно ли мы умны, чтобы знать, насколько умны животные? «антропоморфизм не всегда так проблематичен, как думают люди».
Достаточно ли мы умны — последняя из множества книг ученых и научно-популярных писателей: см. Также книгу Карла Сафины « За гранью слов: что думают и чувствуют животные», Натан Х. Ленца «Не такие уж и разные: в поисках человеческой природы в животных», Джонатана Балкомба «, что знает рыба: внутренняя жизнь наших подводных собратьев», и Дженнифер Акерман «Гений птиц», — все они были опубликованы за последний год или около того. Новое исследование описывает качества нечеловеческих животных, которые когда-то считались исключительными для нас: сочувствие, мысленное путешествие во времени, язык, самосознание и альтруизм. Журналы переполнены исследованиями разума животных, часто описываемыми на языке, который также используется для описания человеческого разума, а подвиги животного интеллекта, кажется, становятся вирусными еженедельно: осьминог, сбегающий из аквариума, вороны, собирающиеся оплакивать своих мертвецов, рыбы, решающие проблемы, скорбящие обезьяны и т. Д. и общение змей.
Не всем это нравится. Некоторые ученые считают, что это празднование умственных способностей животных часто проводится до того, как можно исключить альтернативные объяснения — «нелепые объяснения», которые «реже попадают в заголовки», как написала Сара Шеттлворт, психолог и зоолог из Университета Торонто в 2010 году. Тенденции в когнитивных науках эссе. Клайв Винн, изучающий познавательные способности животных в Университете штата Аризона, говорит, что «антропоморфные описания поведения животных выделяют больше дыма, чем света.«И стоит помнить, что научная антипатия к разуму животных частично возникла в результате небрежности многих первых антропоморфизаторов.
Протеже Дарвина, Джордж Романес, например, в 1880-х годах перешел от подержанных историй о животных, таких как история обезьяны, которая якобы пристыдила охотника, протянув окровавленную лапу, к выводам об их умственных способностях. Возможно, неудивительно, что собственный помощник Романа, К. Ллойд Морган, резко повернул к эмпирическому; его предостережение — что поведение животных никогда не следует рассматривать как свидетельство «высших психических способностей», если его можно объяснить одним «более низким по психологической шкале» — закрепится в каноне Моргана, определяющем грядущее столетие исследований.
Хотя приверженность канону Моргана, возможно, стала догматической, верно и то, что ученым не хватало более точных данных и теорий. Как отметила сама Шеттлворт, антропоморфизм сейчас сопровождается скрупулезными экспериментами и сложными исследованиями. Они описывают не только поведение, но и нейробиологию, и опираются на недавние исследования психологии и познания человека, что позволяет сравнивать внутреннюю работу разума животных с нашим собственным.
Конечно, у нас есть кое-что общее с млекопитающими и птицами, но рыбы?
Наиболее захватывающие области сейчас связаны с переходом от явно разумных видов, таких как шимпанзе и слоны, к менее понятным животным, и выяснение того, как сложные мысли возникают в результате взаимодействия более простых когнитивных процессов — как измерить не только интеллект, но и чувства и внутренний опыт , и что это цветущее, бурлящее изобилие умов означает для Homo sapiens.
«Настоящая работа только началась», — говорит де Ваал. «Теперь мы готовы перейти к деталям».
В возрасте 67 лет, занимая почетную должность профессора в Университете Эмори, де Ваал начал свою карьеру в конце 1970-х годов, вскоре после того, как основополагающая статья зоолога Дональда Гриффина The Question of Animal Awareness произвела фурор, предположив, что животные могут думать и причина. Это была радикальная идея — в некрологе New York Times Гриффина в 2003 году было сказано, что он «нарушил научное табу», — и исследование сочувствия, альтруизма и социального интеллекта у шимпанзе, о котором сейчас больше всего известен де Ваал, было принято. со скептицизмом.Выводы Де Ваала о том, что шимпанзе примирялись после боев и меняли уход за едой, и что они делали это сознательно, «были восприняты как подразумевающие невероятно высокий уровень познания», — вспоминает он.
Поначалу было трудно даже изучить такое поведение. «Я научился обращаться к основным темам, чтобы получить финансирование, и проверять свои более спекулятивные идеи просто в контексте такой финансируемой работы», — говорит де Ваал. «Я никогда не получал ни цента, например, за исследования в области примирения и сочувствия, хотя это то, чем я наиболее известен.«Хотя качество его науки в конечном итоге возобладает, для этого требовалось как внутреннее убеждение, так и толстая кожа.
Как бы это ни было трудно когда-то для де Ваала и других приматологов, их задача была сравнительно простой: шимпанзе — ближайшие живущие родственники человечества, а другие приматы все еще являются частью эволюционной семьи. Признать их интеллект — это в некотором смысле признать свой собственный. В последние годы шимпанзе были исключены из большинства медицинских исследований, и Национальные институты здравоохранения изучают, как используются обезьяны.Но наука и общество медленнее признают наше сходство с более отдаленными видами.
Возьмите крыс: они сильно недооцениваются, говорит де Ваал, и на них не распространяется действие Закона о защите животных, хотя результаты, полученные на обезьянах, часто затем демонстрируются на крысах. Фактически, в серии экспериментов, проведенных за последние несколько лет, было обнаружено, что крысы обладают эмпатией — способностью, которая, как иногда говорят, определяет человечество.
Это исследование было впервые описано в 2011 году в журнале Science Пегги Мейсон и Инбал Бен-Ами Бартал, нейробиологами из Чикагского университета и Калифорнийского университета в Беркли, соответственно, и основано на более ранних исследованиях того, как мыши испытывают «Эмоциональное заражение» или своего рода волновой эффект, при котором люди испытывают стресс, когда находящиеся поблизости люди испытывают стресс.Мейсон и Бен-Ами Бартал обнаружили, что крысы настолько остро чувствуют пойманных в ловушку товарищей по клетке, что предпочитают помогать им есть, даже предпочитая готовность к еде, а не шоколад, что для крысы немало. Дальнейшие исследования показали важность эмоций для этой реакции. Когда ученые дали крысам препарат, блокирующий их способность чувствовать стресс, они перестали помогать.
Эти находки были примечательны не только тем, что сделали лицо ненавистного грызуна более добрым и мягким, но и тем, что подчеркнули сложность сопереживания.Этот термин включает в себя разные формы, от прямой реакции этих крыс до людей, которые до слез тронуты воображением того, в каком затруднительном положении находится кто-то, кого они знают только из рассказа. Тем не менее, большая часть нашего повседневного сочувствия включает в себя заботливые реакции на людей перед нами. «Многие из характеристик, которые мы больше всего ценим в себе, являются аспектами нашей природы, которые возникли у других животных, — говорит Сьюзан Лингл, поведенческий эколог из Университета Виннипега, — и мы все еще разделяем эти черты». Быть антропоморфным — значит узнавать в себе животное.
Тем не менее, действительно ли крысы испытывают сочувствие или они просто ведут себя одинаково, обладая совершенно другой внутренней реальностью? Вопрос ставит то, что известно как проблема другого разума: единственные чувства, которые мы можем наблюдать напрямую и, следовательно, быть уверенными, — это наши собственные. Не имея возможности просить животных объясниться, ученые могут только сделать все возможное, чтобы построить траекторию на основе нескольких линий поведенческих, неврологических и эволюционных данных.
Иногда они расходятся во мнениях относительно того, где указывают линии.Это относится к нашему пониманию всех животных, а не только грызунов, но особенно поучительный пример снова исходит от крыс и могут ли они представить себя в прошлом и будущем. Технически известное как мысленное путешествие во времени, это основа человеческого опыта; в 1997 году два психолога, Майкл Корбаллис и Томас Саддендорф, заявили, что это представляет собой «разрыв между нами и другими животными», чья ментальная жизнь ограничена рамками настоящего момента.
В течение следующего десятилетия появились доказательства мысленных путешествий во времени у других видов. Исследователи сообщили о сознательном планировании, когда шимпанзе выбирали инструменты, которые им позже понадобятся, или западные сойки прячут пищу на следующий день. Корбаллис и Саддендорф оспорили эти выводы, заявив, что их можно объяснить механической ассоциацией действия и вознаграждения без обращения к мощным ментальным проекциям. Однако со временем у Корбаллиса, профессора Оклендского университета, появились опасения.
«Я думал, что мы стали немного придирчивыми, не принимая эти доказательства и вместо этого пытаясь разделить эти эксперименты», — вспоминает он. Между тем исследования мозга крыс показали те же неврологические сети, которые у людей лежат в основе мысленных путешествий во времени и пространственной памяти. Когда крысы, которые раньше получали удовольствие, путешествуя по лабиринту, позже отображали характерные образцы активности в этих сетях, как если бы они активно возвращались по своим следам и прокладывали будущий путь, Корбаллиса покачивали.
«Я среди тех, кто утверждал, что [мысленные путешествия во времени] — это уникальная человеческая способность», — писал он в 2013 году в журнале Trends in Cognitive Sciences, , — «но теперь я сомневаюсь, так ли это». Суддендорф, профессор Университета Квинсленда, упирался ему в пятки: каким бы ни был опыт крыс, он воссоединился в своем собственном письме Trends in Cognitive Sciences , оно просто не могло сравниться с богатством нашего. Вспоминая то, как мы «мысленно заполняем пространственные сцены актерами и действиями, встраиваем сценарии в более крупные повествования и размышляем о вероятности или желательности различных вариантов», Суддендорф сравнил разницу между нашим опытом и опытом крысы с различием между h3O как твердым или твердым веществом. газ.Элементы могут быть одинаковыми, но они принимают совершенно разные формы.
В настоящее время невозможно определить, кто прав. Ученые должны выносить суждения об этих траекториях свидетельств, и для Корбаллиса они неизбежно указывают на мысленное путешествие во времени. Кроме того, замечает он, способность помнить прошлое и воображать будущее имеет очевидные эволюционные преимущества. Он считает, что продолжающийся скептицизм отражает не объективную строгость, а глубоко укоренившееся желание доказать превосходство людей.
Корбаллис действительно допускает, что наши мысленные путешествия во времени, вероятно, намного богаче, чем у крыс. Мы можем расширить наши мысленные сценарии всевозможными фантазиями и гипотетическими предположениями. Крысы, которые живут рядом с мусорным ведром мексиканского ресторана, вероятно, не представляют себя внутри со всеми своими друзьями и большой семьей, устраивая вечеринку в стиле Ratatouille . Тем не менее, они могут хотя бы подумать о вкусных угощениях, ожидающих их после закрытия. Это разница в степени, а не в добре.
Я думаю об этом, наблюдая за воронами, хриплая банда которых правит воздушным пространством между моим домом и следующим кварталом и которые любят хранить еду в углублениях на вершинах телефонных столбов. Возможно, как сказал бы Суддендорф, они действуют на основе инстинктов и базового обучения: комбинация поведенческих распорядков, подкрепляемых, когда вороны позже заново открывают для себя пищу, которую они спрятали, без сознательной мысли о будущем. Или, по мнению Корбаллиса, вороны активно планируют время, когда они будут голодны.
Конечно, возможно. Подобно кустарниковым сойкам, вороны — это врановые птицы, семейство птиц, прославленное в таких книгах, как классический Mind of the Raven Бернда Генриха и энкомум 2012 г. Джона Марцлаффа Дары вороны: как восприятие, эмоции и мысли позволяют умным птицам вести себя подобным образом Люди. Это птичьи прощальные слова, которых часто сравнивают с человекообразными обезьянами; на данный момент подвиги вранового интеллекта — старая шляпа. Что еще более интригует, так это изучение мысли у других, менее интеллектуально известных птиц, таких как черношапочные синицы, которые живут в клочке леса рядом с улицей.
Они тоже хранят пищу — сотни семян в день, десятки тысяч осенью и зимой — места, о которых они помнят с удивительной точностью и на которые рассчитывают выжить. Это, по крайней мере, предполагает возможность предвидения, и действительно, некоторые предварительные исследования подтверждают эту идею, хотя такая способность может показаться за пределами их мозга размером с чечевицу. Тем не менее, было бы опрометчиво полагать, что синицы просты: действительно, исследования близкородственной птицы, большой синицы, показывают, что они обладают кое-чем еще, что впечатляет: основами языка.
Одним из них является «референтная коммуникация» или способность издавать звуки, которые не просто отражают какое-то внутреннее состояние, такое как вздох от удивления или крик бедствия, но относятся к чему-то конкретному и внешнему: например, к вороне , или крысиная змея, как описано в исследовании, проведенном за последние несколько лет Тошитакой Судзуки, этологом из японского университета Рикке. Затем в исследовании, опубликованном в этом году в Nature Communications, Судзуки и Майкл Гриссер из Цюрихского университета исследовали, как значение их звонков меняется в зависимости от порядка звуков.Включите запись последовательности звонков, которая означает «ищите опасность и подходите сюда», и птицы смотрят на горизонт и устремляются к громкоговорителю, но изменение чириканья не вызывает никакой реакции. Другими словами, птицы использовали синтаксис.
Мы до сих пор используем себя как мерило. Если животное достаточно похоже на нас, только тогда оно достойно того, чтобы его ценили.
В человеческих языках синтаксис позволяет генерировать все более разнообразные значения из ограниченного набора звуков.Ученые долгое время считали, что животным не хватает синтаксиса и словарного запаса, говорит Гриссер. «Проблема заключалась в том, что мы недостаточно внимательно слушали».
Пока расшифрована только одна фраза. Еще многое предстоит сделать. Если бы мы могли их понять, думает Гриссер, мы бы в основном подслушивали разговор, имеющий непосредственное отношение к птицам: «Я здесь». «Там может быть еда». «Моя территория». «Берегись, ястреб!» Однако есть пределы тому, что могут выявить эксперименты с воспроизведением. Гораздо легче расшифровать «ястреб» и «иди сюда», которые вызывают очевидные и легко поддающиеся количественной оценке ответы, чем «Как ты себя чувствуешь?» или «Я рада тебя видеть.
Такая болтовня могла быть в пределах умственных способностей птиц и, безусловно, должна иметь отношение к их социальной жизни, но ее трудно проверить экспериментально. Что является частью исторического уклона исследований интеллекта животных в сторону более легко эмпирических познаний: сам Де Ваал уклоняется от вопросов эмоций и субъективного опыта. «Даже с людьми, — говорит он, — это непростая тема», а в отношении животных «я не уверен, что мы когда-нибудь добьемся этого». Чтобы было ясно, де Ваал не утверждает, что богатых животных эмоций и чувств не существует.Он просто не очень оптимистично оценивает их строго.
Некоторые ученые реагируют на проблему «чужих умов», пытаясь уточнить свою терминологию. Заявляя, что ему не нравится антропоморфный язык, Ханс Хофманн, нейробиолог из Техасского университета в Остине, предпочитает говорить о стимулах, различающихся по значимости и валентности в зависимости от контекста. Он не отрицает эмоции животных, отмечая, что соответствующие нейронные субстраты присутствовали у последнего общего предка всех живых позвоночных, и что «аспекты аффективной обработки присутствуют у широкого круга видов», но ему не нравится слово.Это слишком расплывчато.
Другие исследователи относятся к этой идее с подозрением. Джозеф Леду, нейробиолог из Нью-Йоркского университета, видит «волну безудержного ментализма» в словах о «страхе», «удовольствии» и «голоде» животных. Леду говорит, что животные могут иметь субъективный опыт, но людям не следует спешить понимать их с точки зрения нашего собственного. Когнитивные процессы человека вполне могут вызывать внутренние переживания, сильно отличающиеся от переживаний животных. Клайв Винн считает, что наш собственный опыт формируется фундаментально уникальными способами благодаря человеческому восприятию, особенно — не считая синтаксиса синица — нашим богатым языком.
Это возможно, но это тоже гипотеза. Ученые не знают, как язык формирует человеческую субъективность; основы вполне могли быть заложены, когда наш язык все еще напоминал язык синих, или, если на то пошло, обезьян Кэмпбелла или луговых собачек, двух других видов, у которых был обнаружен синтаксис. Возможно, язык действительно формирует субъективность, но таким образом, что, как и в случае с мысленным путешествием во времени, основные компоненты производят нечто похожее, хотя и менее сложное. И Гриссер, который надеется количественно оценить силу привязанностей синица, измерив, сколько времени они тратят на то, чтобы присматривать за своими товарищами, оспаривает саму предпосылку о том, что язык имеет первостепенное значение.«Мы, люди, не думаем об эмоциях словами, — говорит он, — а, скорее, ощущаем чувства и бессловесные мысли.
Этолог и писатель Марк Бекофф считает, что первичные эмоции — включая страх, радость, счастье, ревность, гнев, любовь, удовольствие, печаль и горе — вероятно, широко распространены, и что слишком близкое к абстрактному описанию может стать формой того, что он называет «Антропо-отрицание». Возьмем, к примеру, эксперименты нейробиолога Яака Панксеппа в конце 1990-х годов с крысами, подвергнутыми «игровой, управляемой экспериментатором, мануальной, соматосенсорной стимуляции»: если они издают вокализации, связанные с положительными эмоциональными состояниями, почему бы не сказать — как это сделал Панксепп — что они смеются, когда их щекочут. ?
Трудно представить, чтобы крысы смеялись или разговаривали синицы, не воображая при этом, что они осознают себя.Попытка представить себе переживания в отсутствие самоощущения — это практически дзэн-коан: что ты, если тебя нет? В книге Not So Different, молекулярный биолог Натан Ленц определяет самосознание животных как «ощущение самих себя в отличие от других людей в контексте их окружающей среды и обстоятельств». Это не похоже на высокую планку, но идея остается спорной.
Лишь некоторые виды, включая дельфинов, слонов, орангутанов, сорок и совсем недавно скатов манты, способны узнавать себя в зеркале, что с 1970-х годов считается основополагающим тестом самосознания.У человеческих детей это обычно проходит к 3 годам. Тем не менее, некоторые исследователи считают, что использование зеркального теста ошибочно. Лори Марино, в прошлом нейробиолог из Университета Эмори, которая в 2001 году была частью исследовательской группы, которая продемонстрировала самосознание дельфинов, считает, что акцент, сделанный на тесте, сделал его инструментом исключения: животные, которые не демонстрируют нашу особую форму. самосознания полностью лишены способности.
«Мы до сих пор используем себя как мерило», — говорит Марино.«Если животное достаточно похоже на нас, только тогда оно достойно того, чтобы его ценили». Де Ваал разделяет некоторые из своих опасений, утверждая в Are We Smart Enough , что каждое животное «должно отделить свое тело от окружающей среды и обладать чувством свободы воли». По его словам, зеркала измеряют только одну форму самосознания; многие животные проводят всю свою жизнь, никогда не сталкиваясь с отражением, и могут полагаться на другие сигналы, такие как запах.
«Это, безусловно, относится к рыбам», — написал Кулум Браун, поведенческий эколог из Университета Маккуори, в обзоре интеллекта рыб за 2014 год, опубликованном в журнале Animal Cognition. «Химические сигналы играют очень важную роль в водных экосистемах. Существуют убедительные доказательства того, что рыбы способны распознавать себя с помощью химических сигналов ». Таким образом, даже рыбы узнают себя и других людей — существ, чьи невыразительные лица и инопланетные привычки настолько предрасполагают людей к тому, что люди считают их бесчувственными, что даже «вегетарианцы» их едят.
Рыбы — особенно интересный пример исследований познания животных, расширяющихся не только за пределы видов с очевидным интеллектом, но и за пределы целых эволюционных групп и в части животного царства, где многие ученые по-прежнему не склонны предполагать сходство с людьми.Или, говоря небрежно: конечно, у нас есть кое-что общее с млекопитающими и птицами, но рыбы?
Это напряжение полностью проявилось в недавней дискуссии, проведенной в журнале Animal Sentience , о том, чувствуют ли рыбы боль. Аргумент, что они этого не делают, отстаивает Брайан Ки, нейробиолог из Университета Квинсленда, основывается на неврологических различиях: рыбы могут иметь неприятные переживания, но их мозг слишком различается, чтобы вызвать эмоциональный резонанс, имеющий решающее значение для того, что мы понимаем как боль.Браун и другие ответили, что, несмотря на анатомические различия, мозг и химический состав рыб все еще могут генерировать нечто подобное, и что поведенческие исследования определенно показали, что они действуют так, как будто чувствуют боль. Ки возразил, что мозг рыбы все еще плохо изучен, а поведение — переоценено.
В некотором смысле дискуссия казалась лакмусовой бумажкой того, как разные исследователи взвешивают доказательства. Георг Стридтер, нейробиолог из Калифорнийского университета в Ирвине, занял золотую середину: «Дискуссия еще не решена», — писал он, и отмечал, что рыбы продемонстрировали множество других когнитивных способностей.К ним относятся то, что кажется страхом; способность считать, как описано у рыб-ангелов, которые различают стаи с разным количеством особей; физиологические реакции на стресс считаются маркерами сознания у других видов; долговременные воспоминания; и даже культура, экспериментально описанная на примере девятииглой колюшки, которая учится стратегиям кормления у своих соотечественников.
Помимо боли, под водой явно происходит какое-то необычное познание. Хотя говорить в целом о рыбах, которых насчитывается около 30 000 видов, может быть ошибочным, Браун считает, что результаты, полученные на модельных организмах, таких как рыбки данио или колюшки, можно широко экстраполировать.Гордон Бургхардт, этолог из Университета Теннесси в Ноксвилле, который в 1980-х годах ввел термин «критический антропоморфизм», чтобы описать, как ученые могут формулировать гипотезы о других видах, пытаясь представить жизнь с их точки зрения, давно сетовал на то, что черепахи и другие рептилии таковы. как рыбы, недооцененные из-за их, казалось бы, невыразительных лиц и незнакомых привычек. Многие основные аспекты истории жизни рептилий остаются неизвестными, и исследования черепах были искажены тенденцией замечать в основном то, что они делают вне воды, игнорируя социальные взаимодействия, которые происходят под ее поверхностью.
В 1990-х Бургхардт описал игру черепах — или, на его осторожном языке, участие в «не полностью функциональном поведении, отличающемся от более серьезных версий структурно, контекстуально или онтогенетически, и инициированном добровольно, когда животное находится в расслабленной или слабой стрессовой обстановке. ” (Драконы Комодо тоже, кажется, играют; на видео, как отмечает Бургхардт, они выглядят как собаки.) Совсем недавно он и Карен Дэвис, докторант того времени, также обнаружили свидетельства долговременной памяти у американских краснобрюхих черепах. , а также способность учиться, наблюдая за другими.Какой могла бы быть их эмоциональная жизнь? «Хотя природа субъективного опыта лишь частично доступна объективной науке, — писал Бургхардт в этом году в Animal Sentience, , — мы должны продолжать попытки понять ее». Несомненно, в них присутствуют неврологические сети, имеющие фундаментальное значение для социального взаимодействия и эмоционального вознаграждения, как и у всех позвоночных.
Для Бургхардта, который помнит, «когда нельзя было даже говорить о животных, которые голодны, потому что это было слишком антропоморфно», настоящий момент является чрезвычайно захватывающим.«В период сразу после Дарвина ученые искали общие черты между людьми и другими животными, но у них не было хороших инструментов или экспериментальных проектов», — говорит он. «Сейчас люди проводят эксперименты над явлениями, на которые 20 или 30 лет назад никто даже не смотрел. Они находят способности, о которых мы даже не подозревали, что у животных.
В последние годы ученые даже обнаружили, что насекомые обладают эволюционно древними структурами мозга, отвечающими за создание мысленных карт собственного места в космосе.Некоторые исследователи считают эти структуры основополагающими для человеческого сознания; если они есть, то насекомые тоже будут иметь сознание. Каким бы ни было ощущение быть пчелой, это что-то вроде ощущения.
Что это такое, как взаимодействуют инстинкт и осознание, как различные формы памяти формируют переживания, как эволюционные конвергенции и расхождения повлияли на развитие познания во времени и обстоятельствах — это уже передовые вопросы. Наука прошла долгий путь от рефлексивной приверженности К.Настороженность Ллойда Моргана по поводу «высших психических способностей» или утверждение известного бихевиориста Б. Ф. Скиннера о том, что другие животные «сознательны в том смысле, что находятся под контролем стимулов» и испытывают боль без большего осознанного резонанса, чем «они видят свет или слышат звук» . »
Другие вопросы касаются таких способностей, как мораль: могут ли ее биологические строительные блоки получить широкое распространение в животном мире? А как насчет мотивации? В конце концов, человек, у которого удовлетворены все физические потребности, но который на самом деле ничего не делает, кроме как сидит в комнате, не будет очень счастлив.Что может удовлетворить животное, помимо поиска удовольствия, избегания боли и продолжения рода?
«Я не думаю, что смогу понять это, если не попытаюсь с большой скромностью представить, каково это быть этим животным», — говорит Бекка Фрэнкс, когнитивный психолог из Университета Британской Колумбии. «Затем вы используете эти идеи для создания экспериментальной парадигмы, основанной на данных. Так и развивается наука ».
Франкс иногда сомневается в том, что акцент делается на экспериментах с мозгом животных.Даже когда ученые узнают больше о глубине мыслей и чувств животных, они продолжают относиться к животным как к средству достижения человеческих целей. Эту озабоченность разделяет Лори Марино, чьи исследования привели к ее нынешней роли защитника животных и активиста, направившего науку на отстаивание этических норм. «Мне бы хотелось узнать много вещей, — говорит Марино, — но я не собираюсь убивать дельфинов, втыкать электроды в их мозг или заниматься инвазивной работой только потому, что я хочу удовлетворить свое любопытство».
Тем не менее, многому еще можно научиться этическими способами; как и в случае с исследованиями на людях, этические ограничения могут побудить к большей изобретательности.И по мере того, как это исследование продолжается, Франс де Ваал призвал к «мораторию» на заявления о человеческой уникальности. «Мы все еще сталкиваемся с мнением, что познание животных может быть лишь плохой заменой тому, что есть у людей», — пишет он в книге «Достаточно ли мы умны». Только отбросив это предубеждение на несколько десятилетий, мы можем «затем вернуться к конкретному случаю нашего вида» с более глубокой основой для понимания того, что действительно отличает нас.
Что касается животных, с которыми я сталкиваюсь, бегая вдоль ручья, я думаю об исследовании Сьюзан Лингл из Виннипега.Она описывает, как матери белохвостых оленей реагируют на сигналы бедствия от младенцев, принадлежащих к другим видам млекопитающих, включая сурков, кошек и Homo sapiens. По словам Лингла, это автоматическое поведение, которое, вероятно, сопровождается сознательным осознанием и заботой. Эти мамы заботятся о несчастных.
Это напоминает другое направление исследований, посвященное так называемой «атрибуции психического состояния». Если эти матери-олени могут реагировать на плач человеческого ребенка, могут ли они представить, что чувствует этот ребенок?
Как описано в прошлом году в журнале Animal Behavior двух поведенческих биологов Венского университета, Эсмеральды Уркиса-Хаас и Курта Котршала, атрибуция психического состояния относится к тенденции животных проецировать мысли и чувства на других животных.Они говорят, что когнитивные основы этого можно найти во всем животном мире.