Философские суждения: ФИЛОСОФСКИЕ СУЖДЕНИЯ. Краткий курс сталинизма

В жизни мы часто слышим фразы «это не поддается логике» или «это нелогично». В целом мы понимаем, что речь идет про неверное суждение, ошибочные выводы. Но в чем конкретно нарушена логика — сказать трудно. Существуют 4 закона логики, с помощью которых можно легко отделить ложь от правды. Логика — это древняя наука, появившаяся в 4 веке до н.э., ее основателями были Аристотель, Сократ, Платон и многие другие известные философы, которые усердно изучали законы и формы правильного логического мышления. Давайте разберем на простых примерах значения основных четырех законов логики и как их применить в жизни.

Закон тождества

Любая мысль должна соответствовать самой себе, то есть иметь конкретное значение и быть точной и понятной. Самый известный пример: «ученики прослушали урок». Термин «прослушали» в этом предложение может иметь два определения: то ли ученики ничего не слушали на уроке, то ли, наоборот, внимательно изучали новую тему. Главное, на что необходимо обращать внимание, так это на неоднозначные слова, которые могут иметь несколько значений. Сложнее всего распознать нарушение тождества в сложных утверждениях:

• Что вы выберите: счастье или конфету? — Счастье.
• Как вы считаете, что лучше счастья? —Ничто!
• Но конфета лучше, чем ничто.
• Поэтому конфета получается лучше счастья.

В примере понятие «ничто» в первом варианте означало «отказ от выбора варианта», во втором, как отсутствие чего-либо.

Закон противоречия

Две отрицающих друг друга мысли не могут быть одинаково верными. Например, когда говорят «черный пес» и «белый пес», имея в виду одного и того же пса в одном промежутке времени, то правильным может быть только одно утверждение. В жизни важно выявлять противоречия, отделять игру слов от лжи.

Закон исключенного третьего

Два противоречащих утверждения не должны быть одинаково ложными. Тут важно отличать противоречащие от противоположных утверждений. Первые суждения не имеют третьего варианта, например, большая квартира и небольшая квартира. Противоположные суждения допускают, что возможен и другой вариант, например, «маленькая квартира» и «большая квартира», другой вариант — «средняя квартира». На простых примерах принцип понятен, а вот в жизни противоречащие суждения обычно разделены длинным предисловием, который сбивает с мысли.

Закон достаточного основания

Истинная мысль должна быть основана на аргументах, чтобы быть истинной. Важно, что само утверждение должно следовать из этих фактов. Например, «я готовился к экзамену, поэтому я не заслужил двойку». Один факт не подтверждает утверждение, студент мог просто прочесть лекции и не заучивать нужный материал. Данный закон помогает не делать преждевременных выводов и не верить, например, разной желтой прессе.

Проверьте себя прямо сейчас, как хорошо вы разбираетесь в логике, пройдите бесплатный онлайн-тест на логику.

Поощряю лицеистов высказывать любые суждения

Виктор Горбатов, старший преподаватель факультета философии ВШЭ, объясняет, что привнес новый стандарт в работу старшей школы, зачем в лицее ВШЭ нужно изучать курс теории познания и почему никогда нельзя навязывать школьникам свое мнение.

— Разница есть. Все-таки студент — по крайней мере, согласно сложившейся системе ожиданий — представляет собой автономную, уже сформировавшуюся личность. У него развиты навыки критического мышления, и, сидя на лекции, он не пассивно вбирает в себя биты информации, но может анализировать ее источники, уровни, способы интерпретации. У школьника эти навыки еще только предстоит сформировать, и это достаточно сложная задача, несмотря на то, что наши лицеисты очень любознательные, высоко мотивированные ребята, и в эрудиции многие из них не уступают первокурсникам.

— Методы работы со студентами и старшими школьниками должны быть разными?

— Несомненно. В университете обучение подчинено задачам освоения огромного массива знаний, потому что университеты производят профессиональных интеллектуалов, специалистов в своей области. Старшая школа предназначена для другого — она производит человека, способного обучаться. В идеале — способного обучаться всю жизнь, а не только до получения аттестата о среднем образовании.

Поэтому лицеистам я предоставляю даже больше возможностей для самостоятельной работы на занятиях, чем студентам, — даю им меньше «теории», не сыплю именами ученых, вообще стараюсь поменьше говорить на занятиях сам. Зато поощряю их высказывать любые суждения, у нас постоянно идут дискуссии.

Студентам я бы предпочел прочесть об Эшере большущую лекцию. А лицеистам решил предоставить возможность самим рассказать мне и своим товарищам о том, как они видят те или иные темы в его творчестве

Большую роль в обучении лицеистов играют учебно-исследовательские проекты. Каждый такой проект — своего рода квест, который ученик должен пройти самостоятельно, получить собственные результаты и грамотно представить их публике. Например, недавно в Москве прошла выставка работ Эшера, одного из интереснейших, на мой взгляд, художников ХХ века. Я предложил ученикам самим погрузиться в его творчество, пройдя по нескольким интеллектуальным «маршрутам». Эту маршруты могли включать разного рода теоретические и исторические вопросы, математические проблемы и искусствоведческие понятия, интеллектуальные головоломки (все творчество Эшера — сплошная головоломка), творческие эксперименты. Те ребята, кого это заинтересовало, разделились на группы, и каждая выбрала определенную тему — одни решили рассказать, как на гравюрах Эшера отражены мотивы любви и смерти, другие исследовали парадоксы и иллюзии в его творчестве, третьих привлекла тема совмещения противоположностей.

Понимаете, студентам я бы предпочел прочесть об Эшере большущую лекцию. А лицеистам решил предоставить возможность самим рассказать мне и своим товарищам о том, как они видят те или иные темы в его творчестве. И в итоге остался очень доволен, потому что ребята не только сами уловили те вещи, которые я считал важным до них донести, но и подметили некоторые тонкие нюансы, которые я сам вначале не заметил.

— Зачем нужен отдельный курс теории познания в программе лицея? Ведь далеко не все пойдут на факультет философии.

— Задача курса гораздо шире — помочь ребятам научиться понимать, что многие вещи, кажущиеся очевидными, на самом деле таковыми не являются. Курс включает элементы логики, психологии, философии, лингвистики, когнитивных наук. Мы изучаем всевозможные системы и теории познания, сравниваем различные пути и методологии, рассматриваем их ограничения.

Поясню на примере. В рамках курса математики школьники изучают теорию вероятностей, им говорят: вот формула, вот так она используется в расчетах. Но что именно при этом мы считаем? Где «сидит» вероятность — в самих вещах, или в нашей голове? Является ли она характеристикой познаваемого предмета или всего лишь отражает неполноту нашего знания о нем?

Есть «частотная» интерпретация вероятности, которой фактически нет дела до субъекта с его ожиданиями — скажем, вероятность выпадения двух «шестерок» на двух игральных костях. Ее-то, в основном, изучают математики. А есть «байесовская» интерпретация, в которой вероятность трактуется как субъективная оценка истинности суждения, выступающая основой для принятия субъектом решений в условиях неполной информации.

Я не хочу сказать, что одна интерпретация верна, а другая нет. Просто во многих вопросах они оказываются несовместимы, одни и те же закономерности видят по-разному. И часто оказывается так, что вот мы доказали некую теорему, а что именно она означает, сказать затрудняемся.

Хорошей иллюстрацией может служить проблема Монти Холла, которую мы с ребятами разбирали на одном из прошлых занятий. Как получилось, что 90% читателей популярного американского журнала (и среди них известные математики — такие, как П. Эрдеш) ответили на простейший вопрос, касающийся оценки вероятностей в игровом телешоу, совершенно неправильно? Они не поняли, как нужно считать, или просто не разобрались, что именно должно быть посчитано?

Одна моя ученица посвятила свой проект вопросу о том, мог ли Сталин быть внебрачным сыном Пржевальского

Еще больше проблем в социально-гуманитарных науках, поскольку они используют гораздо более сложную, многосоставную в философском плане методологию. Там интерпретативная природа знания видна как нельзя лучше. Одна моя ученица посвятила свой проект вопросу о том, мог ли Сталин быть внебрачным сыном Пржевальского.

Тема неожиданная и вроде бы даже несерьезная. Но главной задачей для нее было на примере этого кейса произвести теоретико-познавательный анализ моделей аргументации в исторической науке. Какого рода доводы приводят сторонники и противники гипотезы, на какие источники опираются, по каким критериям их оценивают? Какие концепции реальности, познания и истинности они привлекают для обоснования своей правоты? От недельного эпизода в жизни Пржевальского, находившегося проездом на Кавказе, она предложила слушателям взобраться на довольно высокие вершины философских обобщений.

Моя цель — помочь ребятам самим прийти к некоторым выводам, к которым философы пришли много лет назад, и сформировать собственные аргументированные воззрения на то, что такое истина, что такое реальность, до какой степени следует всегда оставаться реалистом, до какого предела иногда можно доходить в скептицизме.

— Несколько лет назад шли бурные дискуссии о стандарте старшей школы, теперь он принят и используется в лицее. Влияют ли какие-то его положения на вашу работу, на особенности преподавания вашего курса?

— Хорошая метафора нового стандарта старшей школы — буква «Т». Человек знает много из разных областей «по верхам». Это «перекладина». А в какой-то одной области он углубленно работает, является узким специалистом. Это «ножка». Невозможно знать все одинаково хорошо, но и нельзя знать только что-то одно, без понимания широкой перспективы и контекста. Каждый должен по-своему решать эту дилемму, сам расставлять приоритеты.

Понимаете, я не за «ножку» и не за «перекладину». Хотелось бы, конечно, иметь более устойчивую модель знания, но в современной культуре она именно такова, и с этим ничего не поделаешь. Я за то, чтобы, по крайней мере, ножка и перекладина были скреплены надежными гвоздями — «широкие» и «узкие» знания должны быть прочно связаны между собой. Роль такого крепежа между разными дисциплинами, одни из которых лицеисты изучают широко, а другие углубленно, играет курс теории познания. Эту особенность привнес новый стандарт — раньше образование в старшей школе было гораздо шире, и такой жесткой необходимости в связи не было.

Я стараюсь это учитывать и уделять в рамках моего курса внимание особенностям разных наук — и естественных, и общественных, и гуманитарных. Например, в курсе биологии ребята изучают, как устроены различные рецепторы — зрительные, слуховые и прочие. А на наших занятиях мы рассуждаем об ограниченности чувственного познания. Причем не абстрактно, а на конкретном материале.

Например, у нас был урок, посвященный оптическим обманам. Знаете такую иллюзию, когда из-за комбинации выпуклых и вогнутых поверхностей фигура начинает «двигаться» при изменении ракурса, с которого мы ее наблюдаем — бумажная собачка как будто поворачивает голову, наблюдая за вами? Или когда, став на определенную точку зрения, вы можете наблюдать геометрически невозможные объекты, как будто пространство перестало быть евклидовым? На том уроке ребята сами попробовали сделать такие иллюзии — «движущихся» зверей, «треугольник Пенроуза», «невозможную лестницу». Было увлекательно. Но главное — они лучше стали понимать, что в наш эмпирический опыт привносит сам объект, а что — имеющаяся в нашем распоряжении «оптика» — в том числе, и встроенная в наш мозг. Так мы соединяем в рамках теории познания биологию, физику и немного философии — ведь чтобы начать изучать оптический обман, нужно поставить вопрос о том, правду ли говорят наши глаза.

Еще одна особенность работы по новому стандарту связана с тем, что у меня учатся очень разные дети. Одни специализируются на математике, другие — на экономике, третьи — на гуманитарных предметах. Одним интереснее рассуждать в терминах этики и общественной пользы, другим ближе рассмотрение разных теорий с точки зрения строгой логики и последовательности. Мне приходится учитывать это на занятиях, и часто один и тот же урок в разных группах складывается совершенно по-разному. Общим является только одно — ученики должны быть озадачены сформулированными проблемами и попытаться найти их решение на языке тех теорий, которые являются для них наиболее значимыми.

— Возникают ли у вас сложности в работе с лицеистами?

В головах у школьников, к сожалению, застряло большое количество штампов, с которыми приходится бороться. Некоторые из них сидят очень глубоко, другие весьма поверхностны. Порой эти штампы даже вступают в противоречие между собой — но их обладатель, как правило, замечает это последним

— Знаете, главная проблема одна. В головах у школьников, к сожалению, застряло большое количество штампов, с которыми приходится бороться. Некоторые из них сидят очень глубоко, другие весьма поверхностны. Порой эти штампы даже вступают в противоречие между собой — но их обладатель, как правило, замечает это последним.

Один из таких штампов я бы описал как «наивный реализм». Мол, есть сама собой разумеющаяся объективная реальность, которая без малейших искажений «вливается» тебе в мозг посредством органов чувств и оседает там в виде абсолютной истины. Поэтому, когда на первом занятии я попытался поставить перед ребятами серию традиционных скептических вопросов: существует ли объективная реальность? что мы можем знать о ней? изменится ли что-то для нас, если так называемая «реальность» на самом деле не существует? и есть ли на самом деле вообще какое-то «на самом деле»? — они были неприятно удивлены. Им поначалу показалось, что это какая-то странная ересь, но потом многие задумались. И благодаря естественной гибкости подросткового сознания, проблему догматизма мы преодолели достаточно просто.

Гораздо труднее бороться с другой крайностью — наивным релятивизмом. Мол, все относительно — сколько людей, столько и мнений. Но действительно ли мнений так много? Не сводятся ли они в основном к горстке довольно стандартных клише? И, что гораздо важнее, все ли они одинаково достоверны? Многие ребята довольно далеко ушли в своем скептицизме, и уже сами порой осаживают меня, когда я пытаюсь апеллировать к «здравому смыслу» и «общеизвестным истинам». Но они понемногу начинают понимать, что нельзя просто противопоставить «общеизвестным истинам» свое голословное субъективное мнение, это собственное мнение нужно с большим трудом вырабатывать и обосновывать, чтобы оно чего-то стоило.

Я вижу, как у лицеистов формируется здоровый скепсис, который ничуть не мешает огромному любопытству

Таким образом, проблема радикального скептицизма тоже преодолевается. Я вижу, как у лицеистов формируется здоровый скепсис, который ничуть не мешает огромному любопытству. И хорошо, если это любопытство толкает их за границы привычных представлений и ожиданий. Скажем, есть такой странный топологический объект — лента Мебиуса. На одном из занятий я попробовал расшатать ожидания ребят и поставил вопрос: что будет, если ее разрезать пополам? Мало кто знает, что получатся не две отдельные ленты, а одна, в два раза длиннее исходной. До сих пор помню, как я сам удивился, проделав это в первый раз. Но дальше этого мои замыслы не простирались. Зато двое ребят меня поразили — они склеили огромную ленту Мебиуса из листов А4 и разрезали вдоль не один, а целых 8 раз. Им было просто интересно, что же будет дальше. Что получилось — словами не описать. И ничего, что на это у них ушла вся перемена, ведь дело того стоило.

— Студенты ВШЭ три года подряд выбирали вас лучшим преподавателем. В лицее такого конкурса пока нет, но все же, по вашему мнению, каким должен быть лучший преподаватель с точки зрения мотивированных старшеклассников?

— Это человек, который даже из самых лучших побуждений никогда не навязывает школьникам свое мнение, но дает им дорасти до формулирования собственного.

Как говорит одна моя коллега, ребенок в чем-то подобен цветку. Все хотят, чтобы он рос и цвел все пышнее и пышнее. Глупый человек для этого схватит цветок руками и будет тянуть вверх, в результате вырвет его с корнем. Умный человек будет его удобрять и поливать, помогать ему набираться сил самому.

То же и с учениками. Плохой преподаватель пытается внушить школьнику как можно больше собственных мнений и выводов, которые забудутся через неделю после контрольных. Хороший преподаватель попытается помочь своему ученику сформировать критическое мышление, способность формулировать самостоятельные обоснованные суждения. И эти качества останутся у человека навсегда, как остается у людей все то, чего они добиваются сами.

Екатерина Рылько, специально для новостной службы портала ВШЭ

суждение — это… Что такое суждение?

Философы о женщинах

Великие и не очень философы умели сохранять нейтральность и строгость суждений, размышляя об устройстве мира, о боге, об обществе и его потребностях. Но была у них такая тема, мучительно сложная тема, на которой всё шло наперекосяк. Тема это, конечно же, половая.

И всё бы хорошо, если бы лишённые внятной аргументации рассуждения о природной женской сучности были просто высказаны вслух и тотчас же забыты. Но нет же — некоторых угораздило их записать. Что же они там записали — в нашей подборке.

Мы, конечно, не судим авторов слишком строго — они жили во время, когда о социальных механизмах конструирования гендерных различий мужчины старались даже не подозревать. Вместе с тем, крайне желательно, чтобы находящиеся в здравом уме люди сейчас этой ерунды не повторяли.

«Женщины могут быть образованными, но для выс­ших наук, как философия, и для некоторых произведений искусства, требующих всеобщего, они не созданы. Женщины могут обладать остроумием, вкусом, изяществом, но идеальным они не обладают. 

Различие между мужчиной и женщиной таково же, как различие между животным и растением: животное больше соответствует харак­теру мужчины, растение больше — характеру женщины, ибо она больше представляет собою спокойное раскрытие, получающее своим началом более неопределенное единство чувства.

Государство подвер­гается опасности, когда женщины находятся во главе правительства, ибо они действуют не согласно требованиям всеобщего, а руководясь случайными склонностями и мнениями. 

Женщины получают свое образование какими-то неведомыми путями и как бы через атмосферу представления, больше благодаря жизни, чем благодаря приобрете­нию знаний, между тем как мужчина достигает своего положения лишь посредством завоеваний мысли и многих технических стараний».

«Кто-нибудь, пожалуй, спросит, стоят ли женщины под властью мужчин по природе или в силу положительного закона? Ведь если это так только в силу закона, то для нас нет, следовательно, никаких оснований устранять женщин от управления. Но если мы обратимся за поучением к опыту, то увидим, что такое положение вещей объясняется слабостью самих женщин.

Ибо невиданное ещё дело, чтобы мужчины и женщины правили вместе, но всюду на земле, где только есть мужчины и женщины, мужчины правят, а женщины находятся в подчинении, и, таким образом, оба пола живут в согласии.

Но, напротив, амазонки, которые, по преданию, когда-то правили, не терпели мужчин в своей стране, но растили только девочек; рождённых же ими мальчиков убивали. 

Ведь если бы женщины по природе были равны мужчинам и по силе души, и по силе ума, в которых главным образом заключается человеческая мощь, а следовательно, и право, то, конечно, среди столь различных наций нашлись бы и такие, где оба пола управляли на равном основании, и другие, где мужчины управлялись бы женщинами и получали бы такое воспитание, что отставали бы от них в умственных качествах. 

Но так как этого нигде нет, то можно вполне утверждать, что женщины по природе не имеют одинакового с мужчинами права: они, напротив, с необходимостью уступают мужчинам и поэтому невозможно, чтобы оба пола управляли на равном основании, и ещё менее, чтобы мужчины управлялись женщинами. 

Если, кроме того, мы обратим внимание на человеческие аффекты, на то именно, что мужчины по большей части любят женщин только вследствие аффекта похоти, а дарования их и рассудительность ценят лишь постольку, поскольку они отличаются красотою, и, кроме того, что мужчины не терпят, чтобы любимые ими женщины в чём-нибудь проявляли благосклонность к другим, и т. п., то легко убедимся, что равное участие мужчин и женщин в управлении сопряжено с большим ущербом для мира».

«У женщины более сильна прирожденная склонность ко всему красивому, изящному и нарядному. Уже в детстве женщины с большой охотой наряжаются и находят удовольствие в украшениях. Они чистоплотны и очень чувствительны ко всему, что вызывает отвращение. 

Они любят шутку, и, если только у них хорошее настроение, их можно забавлять безделушками. Очень рано они приобретают благонравный вид, умеют держать себя и владеют собой; и все это в таком возрасте, когда наша благовоспитанная мужская молодежь еще необузданна, неуклюжа и застенчива. 

Женщины очень участливы, добросердечны и сострадательны, прекрасное они предпочитают полезному, и то, что у них остается от расходов на пропитание, они охотно откладывают, чтобы тратить больше на внешний блеск и наряды.

Раздумье и долгое размышление благородны, но трудны и не особенно подходят для лиц, у которых естественная прелесть должна свидетельствовать лишь о прекрасной природе. 

Трудное учение или слишком отвлеченные рассуждения (даже если бы женщине удалось достигнуть в этом совершенства) сводят на нет достоинства, присущие женскому полу».

«Женщины втайне всегда интригуют против высшей души своих мужей; они хотят отнять у нее её будущность в угоду безбоязненному и спокойному существованию в настоящем.

Естественная склонность женщин к спокойному, равномерному, счастливо-гармоническому существованию и общению, маслоподобный и умиротворяющий элемент в их действиях на жизненном море непроизвольно противодействует более героическому внутреннему побуждению свободного ума. Не замечая того, женщины поступают так, как если бы с пути странствующего минералога убирались все камни, чтобы он не повредил себе ноги, тогда как он именно и вышел в путь, чтобы натыкаться на них».

«Чем благороднее и совершеннее какая-нибудь вещь, тем позднее и медленнее достигает она своей зрелости. Мужчина приобретает зрелости рассудка и духовных сил едва ли раньше двадцати восьми лет; женщина — с восемнадцатым годом. Но зато такой уж и рассудок: вполне скудно отмеренный.

Поэтому женщины всю свою жизнь остаются детьми, видят всегда только ближайшее, прилепляются к настоящему, принимают видимость вещей за сущность дела и предпочитают мелочи важнейшим занятиям. 

Благодаря именно разуму, человек не живет, как животное, только в настоящем, а обозревает и обсуждает прошедшее и будущее, откуда и проистекают его осторожность, заботливость и частая озабоченность. К происходящим от этого выгодам и невыгодам женщина причастна менее мужчины, вследствие своего более слабого разума. 

Она, скорее, отличается духовною близорукостью: её интуитивный (непосредственно воспринимающий) ум остро видит вблизи, но имеет тесный кругозор, в который не входит отдаленное. 

Поэтому все отсутствующее, прошедшее, действует на женщин гораздо слабее, чем на нас, отчего и проистекает чаще встречаемая в них и подчас доходящая до безумия наклонность к расточительности (мотовству). 

Женщины убеждены в душе своей, что назначение мужчин — зарабатывать деньги, а их — тратить, если возможно — еще при жизни мужа или же, по крайней мере, после его смерти».

«В то время, как мужчина, взятый с анатомической точки зрения, может психологически вполне походить на женщину, женщина никогда психологически на мужчину походить не может, как бы мужествен ни был её внешний вид и как бы мало женственно ни было впечатление, которое она производит.

Теперь мы можем с достоверностью дать окончательный ответ на вопрос об одаренности полов: есть женщины с некоторыми чертами гениальности, но нет женского гения, никогда его не было (даже у мужественных женщин, о которых говорит история и первая часть нашего труда), никогда его и не будет. Кто в этом вопросе проявит нерешительность и настолько расширит понятие гениальности, что под него отчасти подойдут и женщины, тот тем самым окончательно разрушит это понятие.

Природа женщины, существенной чертой которой является отсутствие определённости логических понятий, не менее убедительно, чем слабо развитая сознательность её, доказывает, что у женщины нет своего «я».

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Теория суждения Канта> Суждение, вера и научное знание (Стэнфордская энциклопедия философии)

Как указывает Кант в известном письме своему ученику Маркусу Герцу (10: 129–130), главный вопрос его критической философии в в целом и (что в конечном итоге станет) Critique of Pure Причина , в частности, такова: «что является основанием ссылка на то, что мы называем «представлением» (‘ Vorstellung’) к объекту? » В других слова: насколько объективно действительны (и в частности априори) ментальные представления возможны? Это основная тема Кантовская «теория познания» ( Erkenntnistheorie ).Теория познания у Канта смысл, однако, не следует путать с эпистемологией или теорией знания в современном понимании, специальная теория оправданного истинное убеждение (или обоснованное истинное убеждение плюс X , чтобы учесть проблема Геттье о когнитивно-смысловой удаче) с особым ссылка на скептицизм. Таким образом, первый Critique — это трактат в когнитивной семантике , а не трактат в эпистемология. Но в его всеобъемлющей когнитивно-семантической структуре Кант также разрабатывает чрезвычайно интересный и важный эпистемология суждения.

В этой связи контраст между теорией Канта суждение и теория суждения Фреге особенно актуальны. Для Фреге пропозициональное содержание или мысли, состоящие из когнитивно значительные, внепространственно-временные «чувства» ( Sinne ), которые однозначно определяют мирские комплексы, состоящие объектов и «понятий», т.е. не кантовских понятий, но вместо этого ненасыщенные n-разрядные функции от объектов до истинностных значений (грубо говоря, недвижимость и реальные отношения), так или иначе «Схваченный»; и тогда суждение состоит в рациональном продвижение когнитивного субъекта от каким-то образом усвоенной мысли к истинность.Следовательно, для Фреге, поскольку истинностные значения возникают в уровень ссылки или Bedeutung предложений, а не на уровне их смысла , рационального когнитивного субъект занимается правдой или ложью только в контексте утвердительные пропозициональные установки. Но по Канту, для кого суждение — когнитивно-семантическое ядро ​​всего рационального человеческого деятельности, и для которых эпизоды суждения существенно создания предложений преднамеренных действий ( Handlungen ) (A69 / 94), любая пропозициональная установка является примером «принятия за истину» ( das Fürwahrhalten ) (A820 / B848) (9: 66) и, таким образом, представляет собой определенный способ, которым рациональный когнитивный агент напрямую задействован с истинностью суждения.

В свою очередь, принятие за истину имеет три основных вида: (i) «Мнение» ( Meinen ), (ii) «научный знание »( Wissen ) и (iii)« вера » ( Glauben ) (A820–831 / B848–859). Мнение — это эпистемическая пропозициональная установка, не отвечающая «Убеждение» ( Überzeugung ), т. Е. Объективный достаточность для рационального / оценивающего субъекта, а также не соответствует «Убеждение» ( Überredung ), т.е. просто субъективная достаточность для рационального / оценивающего субъекта.Следовательно, полагая включает в себя такие субъективно и объективно неубедительные взгляды, как предложение, выдумка, предположение и т. д.

Эпистемическая вера, напротив, включает субъективную достаточность или убеждение для рационального / оценивающего субъекта, но также и само по себе не соответствует убеждению, которое включает как субъективную достаточность или убеждение и также объективной достаточности, которая сама по себе, в свою очередь, обязательно включает истину таким образом, чтобы исключить любое своего рода случайная связь между эпистемической верой и истиной, я.е. когнитивно-смысловой удачей, и по этой причине ее еще называют «Уверенность» ( Gewisshheit ). Наконец, тогда научное знание — усовершенствованное эпистемологическое убеждение, что достигнуто убежденность, т. е. объективная достаточность или определенность.

В отличие от многих эпистемологов 20-го и 21-го веков, Кант считает, что апостериорное научное знание или эмпирическая уверенность относительно контингента истины не только реально возможны, но и реализуются в естественных наука и повседневный опыт, а также априори научные знание или неэмпирическая уверенность в необходимых истинах действительно возможно и реализовано в точных науках и философии.Априори научное знание или неэмпирическая уверенность могут быть либо (i) необъяснимый и обладающий неотъемлемой когнитивной феноменология, в этом случае это рациональное «понимание» ( Einsicht ), то есть то, что Декарт назвал бы «Ясная и отчетливая рациональная интуиция», иначе (ii) логический вывод, т. е. основанный на логической демонстрации или доказательстве (A783–794 / B810–822), хотя даже в этом случае его статус поскольку научное знание в конечном итоге основано на предпосылках, гарантированных рациональное понимание (Hanna 2006, гл.7). Потому что Кант различает тщательно между (i) неотъемлемой феноменологией, которая характерно для рационального понимания, и (ii) объективная достаточность априорного эпистемического убеждения и соответствующего ему неслучайная или избегающая удачи связь с необходимой истиной, это следует, что множитель (i) может быть получен, даже если множитель (ii) не получать. Следовательно, в отличие от Декарта и других классических инфаллибилисты-рационалисты, но также, что немаловажно, как и недавние «Умеренные» рационалисты, Кант — фаллибилист о рациональном понимании, а.к.а. рациональная интуиция (см., например, BonJour 1998).

Как правильно отметили несколько недавних интерпретаторов Канта, эффективно разработано, однако, полагая или Glauben для Кант встречается не только в эпистемическом режиме, но также может возникать в несколько различных неэпистемических режимов; отсюда эпистемическая вера, как как бы сложный и важный он ни был, он также должен быть помещен в более крупный контекст кантианской этики веры (Stevenson 2003, Chignell 2007a, Chignell 2007b, Kain 2010, Pasternack 2011, Pasternack 2014).Более точно, по мнению Канта, или Glauben делится на четыре отдельные доксические подвиды: (а) эпистемологические (или ориентированное на научное знание) убеждение, (б) «доктринальное» (или спекулятивно-теоретическое) убеждение, (c) «прагматическое» (или инструментальная) вера и, наконец, (г) «моральная» (или этическая) убеждения, последнее из которых, в свою очередь, может быть наиболее проясняющим записано на английском языке как «верящий в», хотя слово Glauben в этой связи обычно вводит в заблуждение. переводится как «вера».Этот перевод вводит в заблуждение именно потому, что слово «вера» в английском может, как известно, относятся к нерациональным или даже иррациональным психическим состояниям различных виды; но то, что Кант имеет в виду под понятием моральной веры или вера — это эпистемически объективно недостаточный пропозициональная установка, которая, тем не менее, обеспечивает полную и достаточную практическое обоснование , в связи с предоставлением причин система моральных принципов, основанная на категорическом императиве, для выбирая и действуя так, как будто, на невозможное , один также был в положение иметь эпистемологические убеждения и научные знания с уважать какое-то не имеющее истинной ценности суждение о ноуменальных объектах или ноуменальные предметы.Напротив, наиболее близкий к рациональному познавательному субъект может подойти к чему-либо эпистемическому или научному, касающемуся такого предложение должно иметь «доктринальный» или чисто умозрительный теоретическая вера по отношению к нему, и, как отмечает Кант, «Есть что-то нестабильное в простой доктринальной вере. [потому что] от этого часто отталкивают трудности, возникающие в спекуляция »(A827 / B855), т. е. рационально неизбежное диалектические заблуждения и противоречия. Он тогда тоже сразу указывает, что «все обстоит совершенно иначе в случае Моральная вера …. [f] или там совсем необходимо, чтобы что-то произошло, а именно, чтобы я выполнял моральные закон по всем пунктам »(A828 / B856). Наиболее важные виды моральная вера или вера в то, что Кант называет «Постулаты чистого практического разума» (5: 122–134), которые в первую очередь включают бессмертие души и существование Бога. В этике веры Канта душа бессмертие и существование Бога (а также, как и что важно, небытие Бога) являются предполагаемыми целями в которые невозможно поверить эпистемически, а также невозможно узнать с научной точки зрения, но в то же время они указывают определенные морально обязательные способы жить своей жизнью как рациональный человеческий агент.

Поэтому, когда Кант классно пишет в предисловии B к Критика чистого разума , что «я должен был отрицать Wissen , чтобы освободить место для Glauben ”(Bxxx), в отличие от часто принимается за то, что он имеет в виду, то, что он на самом деле говорит, это что ему пришлось ограничить сферу эпистемических убеждений и научных знание посредством его критической эпистемологии и трансцендентального идеалистической метафизики, чтобы освободить место для полностью и достаточно практически оправданная моральная вера или верование.Это тоже известно как учение Канта о примате практического . В Таким образом, моральное убеждение философски превосходит эпистемологическое убеждение (включая точные науки), а также доктринальные убеждения (в том числе любая умозрительная метафизика). Но в то же время рациональное обоснование этого философски основного пропозиционального отношения суждение , и в этом смысле кантовская теория суждение также является основанием для его метафилософии.

Теория суждения Канта> Завершение картины кантовской метафизики суждения (Стэнфордская энциклопедия философии)

Завершение картины кантовской метафизики суждения

А.Суждения об опыте, категориях и вывод B

До сих пор в разделе 3 мы сосредоточились на связи между трансцендентальным идеализмом и кантовской теорией смысла и истинность эмпирических суждений. Но в каком-то смысле это тележка перед лошадью, потому что, прежде всего, Кант хочет показать, что синтетические априорные суждения, выражающие первые принципы кантовской собственная метафизика природы значима и верна только в том случае, если трансцендентальный идеализм прав.В качестве первого шага к демонстрации Кант предлагает следующий очень известный аргумент:

1. Эмпирические суждения или суждения опыта «О» или направленных на объекты опыта.
2. Учитывая сильнейшую версию трансцендентального идеализма, логические формы, заложенные в пропозициональное содержание суждений опыта навязывается неструктурированные сенсорные представления или сознательные восприятия в чтобы конституировать объекты опыта.
3. Эти логические формы представляют собой «чистые концепции понимание »(априорные концепции) или« категории »( априорные концепции, поскольку они конкретно относятся к объектам), которые первоначально полученный из чистой общей логики, когда толковался как исчерпывающая теория логико-синтаксической и логико-семантической формирует из и в пропозициональном содержании.
4. Поскольку пространственно-временные формы интуиции обязательно управляют всеми сознательными восприятиями, а также чистыми концепциями понимание или категории, которые управляют всем пропозициональным содержанием суждения, в равной степени подпадают под способность апперцепции или рационального самосознание, когда апперцепция напрямую сочетается с способность воображения и его образного синтеза или синтеза speciosa (комбинацию которых Кант называет «оригинальной синтетическое единство апперцепции »), и так как сильнейшая версия трансцендентального идеализм верен , отсюда следует, что объективность любого объекта опыта строго определяется формами интуиции плюс категории, которые одинаково неявно присутствуют в суждениях об опыте об этих объектах, а также буквально наложены на эти объекты опыт способности судить субъекта в актах суждение.
5. Следовательно, категории обязательно применимы ко всем и только объекты опыта и объективно действительны.

Только что обрисованный аргумент представляет собой уменьшенную версию Трансцендентальный вывод чистых концепций рассудка в издание B книги Critique of Pure Reason (B129 – B169), более известный как «вычет B». Это конечно не место для критического обсуждения множества различных возможные интерпретации вычета B; и это не место для свяжите вычет B с вычетом A.Для наших целей прямо сейчас необходимо отметить три важных момента.

Во-первых, как отмечали многие комментаторы, есть интимная и действительно необходимая связь между теорией суждения Канта и B Удержание. Без тезиса о центральности и тезис о приоритете предложения, аргумент не мог быть даже действительно, гораздо меньше звука. Кантовская концепция объективности объекты опыта и роль, которую категории играют в Определяя эту объективность, оба сильно зависят от предположения что все человеческое познание основано на суждении, а также на дальнейшее предположение, что субъективное познание существенно пропозициональный.

Во-вторых, как отмечали также многие комментаторы, вывод B Дедукция тесно зависит и опять-таки обязательно обязательно от кантовского концепция роли способности апперцепции или рационального самосознание в характере суждения. Без Канта учение о том, что единство предложения строго определяется самопредставления высшего порядка, введенные факультетом апперцепции, не может быть, чтобы чистые концепции понимание, как логические формы, обязательно перенесется в объекты опыта как составляющие их объективную структуру.

И наконец, в-третьих, как, возможно, заметили немногие комментаторы, стержнем аргумента является антецедент шага 4, который утверждает, что единство пространственно-временных форм интуиции и единство пропозиционального содержания в суждениях составляет тождественно то же единство , а именно единство, навязанное способностью рационального самосознание по категориям, когда оно непосредственно сочетается со способностью воображения и его образным синтез.Другими словами, согласно Канту, пространственно-временное интуитивное единство содержания нашего сознательные перцептивные представления обязательно также полностью логико-концептуального единства. Если бы это утверждение не соответствовало действительности, тогда единство сознательного восприятия предметов в пространстве и времени может отличаться от единства суждений, и, предполагая трансцендентный идеализм, хотя категории обязательно применительно ко всем объектам опыта, тогда еще могут быть некоторые пространственно-временные объекты сознательного восприятия, к которым категории либо , а не действительно применяется, либо, по крайней мере, не обязательно : то есть могут быть какие-то объекты человеческой интуиции , которые также не являются объектами человеческий опыт , в том сильном смысле, что эти объекты человеческая интуиция на самом деле или, возможно, может оказаться быть номологически дурным или непринужденным , тем самым выходящие за рамки категорий.Назовем такие категориально-анархические объекты мошенническими объектами . Примеры мошеннических объектов включают объекты интуиция, которая систематически участвует в антиномологическом поведении (магия), чисто случайное или недетерминированное поведение (чистая случайность), телеологическое поведение (организменная жизнь), произвольный порядок представлений во внутреннем смысле (спонтанность сознания) или инкомпатибилистическая причинная детерминация в источнике намеренного действия человека (практическая спонтанность свободы).Детерминированные причинные законы естествознание, а значит, и объективно действительная категория причины и следствия, просто потерпят неудачу. применять ко всем таким мошенническим объектам восприятия. Мы будем вернемся к этому ключевому моменту о реальной возможности категориальной анархии в Разделе 4.1.

Б. Трансцендентальные суждения, трансцендентальный схематизм и вторая аналогия опыта

В пазл нужно вставить последний кусочек, чтобы дать нам довольно полная картина кантовской метафизики суждения.Мы видели в Раздел 2.2.3, что проект Канта в первом Critique может можно трактовать как попытку объяснить, как синтетические априорные суждения возможны. Но какая связь между этим проектом и B Удержание? Ответ заключается в том, что вычет B, если он верен, показывает, что категории объективно действительны, а затем объективно действительны синтетические априорные суждения , содержащие категории, могут быть сформулированы для того, чтобы сформулировать общие метафизические истины о возможность познания объектов опыта и соответственно (предполагая самую сильную версию трансцендентального идеализма) о возможность самих предметов опыта.Теперь допуская, что эти категориальные синтетические априорные суждения правильно сформированы как в отношении их логической формы, так и семантического содержания, тогда он будет следует, что они композиционно наследуют объективную значимость составляющие их категориальные концепции. Итак, эти суждения будут однажды объективно достоверный, неэмпирический или априорный, обязательно верный, а также синтетический или нелогичный. Кроме того, они также будут конкретно около объектов возможных человеческих опыт. Короче говоря, они составят предмет кантовского собственная трансцендентальная метафизика природы.Кант называет такие суждения «Принципы чистого понимания» (A148 / B187) и соответственно, он также называет расширение своей теории суждения к этим принципам, «аналитика принципов» или «Трансцендентное учение о силе суждения» (A137 / 176).

Трансцендентальное учение о силе суждения состоит из двух частей: (1) «схематизм чистых понятий понимание »или трансцендентальный схематизм (A137 – A147 / B176–187), и (2) система всех принципов чистого понимания (A148–235 / B187–294), что формально соответствует архитектоническому формат таблицы категорий, который, в свою очередь, имитирует архитектурный формат таблицы логических форм в суждениях (см. Раздел 2.1.1):

Таблица категорий

1. Категории количества: Единство, Множественность, Тотальность
2. Категории качества: реальность, отрицание, ограничение
3. Категории отношения: наследование и существование (субстанция и т. Д.) accidens), Причинность и зависимость (причина и следствие), сообщество (взаимность между агентом и пациентом)
4. Категории модальности: возможность — невозможность, Существование — Отсутствие, Необходимость — Непредвиденное обстоятельство (CPR A80 / B106)

Система принципов

1. Аксиомы интуиции
2. Ожидания восприятия
3. Аналогии опыта
4. Постулаты эмпирического мышления в целом (CPR A161 / B200)

Теперь можно сформулировать два наводящих вопроса.Во-первых, что делает подшипник трансцендентальный схематизм категорий трансцендентное учение о суждении? Как мы видели мимоходом Раздел 1, схемы являются продуктом способности воображения, и более конкретно, это дополнительные правила для интерпретации общие концептуальные правила с точки зрения более конкретных образных пространственно-временные формы и чувственные образы. Схемы нужны Канту чтобы преодолеть два очевидных пробела: онтологический пробел между абстрактные универсалии и конкретные детали, с одной стороны, и когнитивный разрыв между концепциями и интуицией, с другой стороны.Этот сохраняется не только на уровне эмпирических суждений, где когнитивные разрыв между концептуальными (атрибутивными или описательными) частями суждение, с одной стороны, и интуитивное (непосредственно ссылочной) части судебного решения о другом, но также и в трансцендентный уровень, где разрыв между чистыми понятиями или категории с одной стороны и отдельные объекты опыта с другой. Другие. Основная идея Канта состоит в том, что схемы могут служить посредником между с одной стороны (абстрактные универсалии, эмпирические концепции, чистые концепции) и другая сторона (конкретные детали, эмпирические интуиции, объекты опыта) именно потому, что они одновременно образно-формальный и также внутренне чувственный.Но есть также явно семантический аспект доктрины схематизма, потому что схемы можно рассматривать как особые правила для интерпретируя иначе неинтерпретируемых элементов на одном стороны, с точки зрения промежуточных пространственно-временных сенсорных структур или модели, так что элементы с одной стороны могут быть затем применены к элементам на другой стороне, которые, в свою очередь, будут функционировать как семантические значения элементов на первой стороне. Все трансцендентное схемы, согласно Канту, выражают различные формальные свойства время: свойства «временного ряда, содержание времени, порядок времени и общая сумма времени »(A145 / B184–185).Какие это означает, что каждое объективно обоснованное суждение, независимо от того, эмпирические или априорные, и в частности синтетические априори, должны неявно включать схематический априори формальный временной компонент, который функции как промежуточная структура для интерпретации чисто логические элементы суждений и, тем самым, обеспечение их применимости объектам реального или возможного опыта.

Во-вторых, какое отношение имеет система принципов к трансцендентное учение о суждении? Как уже упоминалось выше, принципы чистого понимания как синтетические априорные предложения об объектах опыта, составляют предмет кантовской трансцендентальная метафизика природы.Следовательно, предполагая сильнейшую версию трансцендентального идеализма, каждый такой принцип говорит нам, как одна из категорий частично составляет объекты опыта в целом, определяя объективно реальная феноменальная структура во всех возможных мирах человеческий опыт. Например, рассмотрим вторую аналогию с Опыт, который Кант описывает как «принцип временного последовательность согласно закону причинности », и в котором говорится, что «Все изменения происходят в соответствии с законом связь причины и следствия »(A189–211 / B232–256).В соответствии с Первая аналогия, Кант рассматривает «изменения» или единичное число события, как моментальные приписывания различных феноменальных свойств (всегда происходит во временной последовательности таких моментов) лежащий в основе постоянно неизменный (или, во всяком случае, временно прочная) материальная субстанция в пространстве, которая тем самым является носителем эти свойства, а также метафизический аналог логического субъект предикации (A182–189 / B224–232). На этом фоне и снова принимая сильнейшую версию трансцендентального идеализма, фундаментальная идея Канта в Вторая аналогия состоит в том, что единичные события феноменальной природы являются причинами тогда и только тогда, когда они в достаточной мере определят или потребуют позднее единичные события согласно определенным законам природы.Это в свою очередь отвечает на беспокойство Юма по поводу отсутствия необходимой связи в феноменальной природы, настаивая на том, что причинно-следственные связи сенсорные явления во временной последовательности посредством познания субъектов через суждениями опыта, и не существуют ни сами по себе, ни в сырые данные сенсорного опыта. Кант также настаивает на том, что обязательно все такие причинные последовательности феноменальных событий временны необратимым, хотя он и не делает (вопреки знаменитому и остроумное обвинение в том, что Кант здесь совершает « non sequitur ошеломляющая грубость »[Strawson 1966, 137]) утверждают обратное: а именно, что обязательно каждая необратимая во времени последовательность феноменальные события причинны.Наконец, Кант также считает, что все и только объекты опыта таковы, что каждый из их реальных атрибуты во времени причинно обусловлены более ранними событиями согласно определенным законам природы; и это резко отличает их из временных последовательностей феноменальных свойств, которые упорядочены просто произвольно, что зависит от капризов просто внутреннее чувство или феноменальное сознание. Итак, синтетический априорный принцип причины и следствия также является критерием объективность объектов опыта.В итоге второй Аналогия опыта, как и всякий принцип чистого понимания, объективно достоверное и обязательно верное синтетическое априорное суждение потому что он выражает как чистое понятие, так и категорию (в данном случае категория причины и следствия) и соответствующую априорную схему (в данном случае последовательный характер времени [A144 / B183]), что (в в этом случае регулируемым образом, при экзистенциальном условии, что соответствующее причинное событие действительно происходит) гарантирует применение эту категорию к объектам опыта.

Эстетическое суждение (Стэнфордская энциклопедия философии)

1. Правосудие вкуса

Что такое суждение вкуса? Кант выделил две фундаментально необходимые условия для суждения быть суждением вкус — субъективность и универсальность (Кант 1790/2000). Другие условия также могут способствовать тому, что это значит быть суждение о вкусе, но они вытекают из или основываются на два основных условия. В этом отношении Кант последовал примеру Юма и других писателей британской сентименталистской традиции (Юм 1757/1985).

1.1 Субъективность

Первое необходимое условие суждения о вкусе — это то, что он по сути субъективно . Это означает, что приговор вкуса основывается на чувстве удовольствия или неудовольствия. Это это это отличает суждения вкуса от эмпирических суждений. Центральные примеры суждений вкуса — суждения о красоте и красоте. уродство. Суждения вкуса могут касаться искусства или природы.

Этот субъективистский тезис был бы чересчур строгим, если бы его истолковывали. «атомистическим» способом, так что некоторые субъективные ответ соответствует любому вкусу, и наоборот.Иногда судят о вкусе на индуктивных основаниях или на основании основа авторитета. Более целостная картина взаимосвязи между ответ и суждение сохраняют дух субъективизма доктрины, но более точно соответствуют нашей реальной жизни. В субъективистская доктрина нуждается в уточнении, чтобы иметь дело с случаи индукции и власти. Но отказываться от него нельзя. В доктрина в основном верна.

Однако неясно, что делать с субъективностью суждение вкуса.Нам нужен отчет о природе удовольствия на какие суждения о красоте основаны.

После определенного момента этот вопрос не может решаться независимо от метафизические вопросы о реализме, потому что метафизика, которую мы предпочитаем, обязательно повлияет на наше представление о природе удовольствия, которое мы получаем Красота. В частности, нам нужно знать, есть ли удовольствие в красота представляет свойства красоты и уродства, которые вещи владеть. Если нет, то связаны ли наши познавательные способности, которые мы развернуть для понимания мира, как думал Кант? Или это не дело познавательных способностей, но вопрос сентиментальных реакции, которые, как думал Юм, воспитываются по-разному? Эти очень сложные вопросы.Но есть кое-что, что мы можем сказать о удовольствие найти что-то прекрасное, не поднимая температура слишком высокая.

Кант по-разному говорит об удовольствии от прекрасного, которое падает. за исключением того, что мы могли бы назвать его «глубоким» описанием природа удовольствия в красоте, согласно которой это гармоничное свободная игра познавательных способностей, воображения и понимание. Согласно «поверхностному» счету Канта удовольствия от красоты, это не просто чувственное удовлетворение, как в удовольствие от ощущений или от еды и питья.В отличие от таких удовольствия, удовольствие от красоты вызвано восприятием представление вещи. (Говоря современным языком, мы бы сказали, что это говоря, что удовольствие от красоты имеет намеренное содержание.) Более того, в отличие от других видов преднамеренных удовольствий, удовольствие в красота «бескорыстна». Это примерно означает, что это удовольствие, не связанное с желанием — удовольствие от красоты без желаний. То есть удовольствие не основано ни на желании, ни на он производит один сам по себе. В этом отношении удовольствие от красоты в отличие от удовольствия от приятного, в отличие от удовольствия от того, что хорошо для меня, и в отличие от удовольствия в том, что морально хорошо.Согласно Канту, все такие удовольствия «интересны» — они связаны с желанием. Это обсуждается в разделе 3 ниже. Это все важно насколько это возможно, но это все отрицательно. Нам нужно знать, что удовольствие от красоты это , как и то, что это не . Что можно сказать о более позитивном характере?

1.2 Нормативность

Чтобы увидеть, что особенного в удовольствии от красоты, мы должны сместите фокус обратно, чтобы рассмотреть, что особенного в суждении вкус.Для Канта суждение вкуса претендует на «универсальное срок действия », который он описывает следующим образом:

… … Если [кто-то] объявляет что-то красивым, то он ожидает такого же удовлетворения от других: он судит не только за сам, но для всех, и говорит о красоте, как будто это собственность вещей. Следовательно, он говорит, что вещь — это красив, и не рассчитывает на согласие окружающих со своим суждение об удовлетворении, потому что он часто находил их согласен со своим, но скорее требует от них .Он упрекает их, если они рассуждают иначе, и отрицает, что у них есть вкус, поскольку он тем не менее требует, чтобы они имели это; и к этому невозможно сказать: «У каждого свой особенный вкус». Это все равно что сказать, что нет вкуса вообще, то есть никакое эстетическое суждение, которое могло бы обоснованно претендовать на согласие всех. (Кант 1790, 5: 212–213 [2000: 98]; см. также 2000: 164–166–139)

Идея Канта состоит в том, что, оценивая вкус, мы требуем или требуем согласие с другими людьми, чего мы не делаем в своих суждениях о красоте канареечного вина, которое является всего лишь вопросом индивидуальные предпочтения.В вопросах вкуса и красоты мы думаем, что другие должны , чтобы разделить наше мнение. Вот почему мы обвиняем их если они этого не сделают. Потому что суждение вкуса так стремление к универсальной действительности, что кажется « как будто [красота] были собственностью вещей ».

Итак, если бы приведенная выше цитата была всем, что Кант хотел сказать, разъясняя суждение вкуса, то он не сказал бы достаточно. Для ответа на следующий вопрос остается незавершенным: , почему нам требуется что другие разделяют наше мнение? Мы могли бы захотеть, чтобы других поделились наше мнение по всевозможным странным причинам.Может быть, мы почувствуем больше комфортный. Может быть, мы выиграем пари. И если мы скажем, что они должно быть , чтобы судить определенным образом, мы должны сказать больше. В чем смысл это правда? Что делать, если кто-то не может оценить отличное произведение искусства, потому что они убиты горем? Что, если это отвлечет кто-то из какого-нибудь социально достойного проекта? Что это за природа «должен»?

Мы можем переформулировать суждение о том, как мы должны судить, в строгих терминах. говоря, что существует определенное нормативное ограничение на нашу суждения о вкусе, отсутствующие в наших суждениях о милости канареек-вина.Самым примитивным выражением этой нормативности является это: одни правильные , другие неправильные . Или возможно, даже осторожнее: некоторые суждения лучше, чем прочие . Мы не думаем, что что-то красиво, просто до мне , в том смысле, что мы могли бы сказать, что некоторые вещи просто случаются с доставить мне чувственного удовольствия. Конечно, мы можем сказать «Я считаю X красивым», потому что мы желаем выразить неуверенность, но когда мы судим уверенно, мы думаем нашего суждения как правильное .А это значит, что мы думаю, что противоположное суждение было бы неверным. Мы предполагаем, что не все суждения о красоте одинаково уместны. «Каждому их собственный вкус »относится только к суждениям о вежливости и мерзость, которую Кант называет «суждениями о согласии» (см. Кант 1790, 5: 212–213, 291–292 [2000: 97–98, 171–172]).

Конечно, некоторые люди всего знают о еде (особенно в Франция, Италия, Индия и Япония). Есть эксперты и авторитеты по готовить вкусную еду и знать, что будет вкусным (Кант 1790, 5: 213 [2000: 98]).Но эти люди знают, что будет на вкус доставляет удовольствие определенному вкусу. В некотором смысле, некоторые вещи просто вкуснее, чем другие, и некоторые суждения о совершенстве в еде лучше других. Есть даже смысл, в котором некоторые правильные и другие неправильные. Тем не менее, это только относительно «Нормальные» люди. Нет представления о правильности согласно которому кто-то с очень необычными удовольствиями и неудовольствием виноват, или в соответствии с которым большинство людей может быть неправильный.(Кант говорит, что суждения о согласии имеют «Общая», но не «универсальная» действительность; 1790, 5: 213 [2000: 213].) Но в случае суждений о вкусе или красоте, правильность не является заложницей того, что нравится или судит большинство людей. Мы можем говорят, что использовать много соли или сахара — ошибка, но это только потому что он поглощает ароматы, которые понравятся большинству люди.

Сказать, что суждение вкуса претендует на правильность, могло бы кажется, просто отклоняется от проблемного «должного», то есть участвует в оценке вкуса проблематичного «Правильность» или «лучшее».Это может быть неизбежный. Мы имеем дело с нормативным понятием, а некоторые нормативные понятия могут быть объяснены другими, мы не можем выражать нормативные понятия в ненормативной форме.

В или случаях правильность вкусовых предпочтений может быть невозможно решить. Мы можем даже подумать, что нет правильный ответ, если нас попросят сравнить два очень разных вещи. Но во многих случаях других мы думаем, что — это , правильный и неправильный ответ, к которому мы стремимся, и что наши суждения могут быть ошибочными.Если мы так не думаем, в по крайней мере, в некоторых случаях, тогда мы не судим о вкусе — мы делаем что-то еще.

Верно, что некоторые люди иногда высказывают мнение, что нет суждения вкуса действительно лучше, чем у других. Они говорят, «В вопросах вкуса нет правильного и неправильного». Другие выразят ту же мысль, говоря, что красота «Относительно» индивидуального суждения или предпочтения, или он «социально относительный». Такой релятивизм является частью интеллектуальный воздух в определенных областях гуманитарных наук.Особенно, многие интеллектуалы выразили неприязнь к идее, что суждения вкуса действительно имеют какие-либо нормативные требования, как будто это было бы неотесанно или репрессивный. Однако, если мы описываем нашу мысль такой, какая она есть, не как должно быть, то никуда не деться от того, что нормативность — необходимое условие суждений о вкусе или красоте. Два момента должны смутить релятивиста. Во-первых, люди, которые говорят такого рода вещи просто теоретизируют . На случай, если суждения о красоте, релятивистская теория не идет в ногу с общепринятыми практика, особенно собственная практика.Как и в случае с моральным релятивизмом, почти всегда может поймать якобы релятивиста на суждениях создание красоты и действие на основе не относительных суждений о красоте — для например, в своих суждениях о музыке, природе и бытовом быту объекты. Релятивисты не практикуют то, что проповедуют. Во-вторых, один то, что приводит человек к этому неправдоподобному релятивизму, что так не соответствует их собственной практике, воспринимается связь релятивизма с толерантностью или антиавторитаризмом.Этот то, что они видят в нем привлекательным. Но это все с ног на голову. Ибо если «Все относительно», и никакое суждение лучше любого другие, затем релятивисты ставят своих собственных суждений за пределы критика, и они не могут ошибиться. Только те, кто так думают в суждениях есть правильное и неправильное, могу скромно признать, что они может ошибаться. То, что выглядит как идеология толерантности, на самом деле как раз наоборот. Таким образом, релятивизм лицемерен и нетерпимый.

Замечу, что некоторые так называемые «экспериментальные философы» недавно поставили под сомнение тезис о том, что суждения о вкусе стремятся к правильности на основе эмпирических данных о тех которые судят о вкусе (Cova & Pain 2012).Но это не так ясно, что цитируемые ими эмпирические данные подтверждают, что скептический тезис. Дело в том, что экспериментальные субъекты отмечают поля, которые прямо спрашивают о правильности суждений. Но в психологических экспериментах есть требование непрозрачности. Укажите эксперимент подопытным. Более того, люди часто занимаются философскими рассуждениями, что идет вразрез с их актуальная концептуальная практика. Например, некоторые новички в введение в классы моральной философии утверждает, что все моральные взгляды одинаково верны, и думать иначе — очень плохо.Люди, которые думают определенным образом, могут быть несовершенными в самопознании, так же, как те, кто принимает участие в социальных ритуалах, могут быть не в состоянии опишите эти ритуалы (критические обсуждение). Также следует иметь в виду, что скептический тезис также было бы очень удивительно, учитывая, что он отходит не только от столетия, но тысячелетия размышлений о нашей эстетической жизни. В ответы на анкеты о правильности суждения не раскрывают глубина мыслей людей.

1.3 Пересмотр нормативности

В нормативном притязании на суждения вкуса, сформулированном выше, других людей не фигурируют в аккаунте. Это суровое объяснение того, что имел в виду Кант, или, возможно, того, что он должно было иметь в виду, когда он сказал, что суждение вкуса требует «Универсальная справедливость», в отличие от суждений о милость канареечного вина. Учитывая этого аккаунта, мы можем объясняет тот факт, что мы думаем, что другие должны делиться нашими суждение.Они должны поделиться этим под страхом вынесения суждения, которое неверный или несоответствующий. И это будет , почему мы делаем в факт, смотрите на других, чтобы разделить наше мнение; мы не хотим, чтобы они делали неверные суждения. Похоже, что ссылка Канта на другие человек при характеристике нормативности суждений вкуса выпал из картины как несущественный.

Однако неясно, согласится ли с этим Кант, поскольку он характеризует нормативность таким образом, что связана с его возможной объяснение его возможности.Кант выражает нормативную идея очень специфическим образом. Он пишет:

[мы] требуем такого согласия повсеместно (Kant 1790, 5: 214 [2000: 99])

Кант говорит, что суждение вкуса включает

его действительность для всех. (Кант 1790, 5: 212 [2000: 97])

Напротив, Кант считает, что, хотя мы иногда говорим как если , то наши суждения о согласных универсально действительны («Баранина с чесноком вкуснее»), на самом деле это не так: решения по приемлемой апелляции только к по большей части , но не к всего человека (Кант 1790, 5: 213 [2000: 98]).

Однако суровая характеристика пытается уловить более основную идея нормативности — та, которая может служить целью соперника объяснения. Чтобы объяснить, как субъективно универсальные суждения возможны, у Канта сложная история о гармоничном взаимодействие познавательных способностей — воображения и понимание — что, по его мнению, составляет удовольствие от красоты (Кант 1790, 5: 219 [2000: 104]). Этот «глубокий» отчет об удовольствии красота очень спорна и не особенно правдоподобна (см. Бадд 2001).Но мы можем понять, почему это дает Кант. Для Канта нормативная претензия на суждение вкуса уходит корнями в более общие работа наших когнитивных способностей, которые, как считает Кант, мы можем предположить другие делятся. Таким образом, у нас есть начало объяснения того, как такое удовольствие может служить основанием для универсального суждения. Однако Кант мало что может сказать о природе «Универсальность» или нормативность, которая объясняется такое умозрительное описание удовольствия от красоты. Это не случайно что Кант формулирует обязательство в межличностных терминах, учитывая куда он идет.И это не большая вина с его стороны, что он так. Но для наших целей нам нужно отделить то, что объясняется от его объяснения. Если объяснение Канта не работает, мы хотим остаться с характеристикой нормативности, которой он был пытаюсь объяснить. Нам нужно отделить проблему Канта от его решение, так что первое остается, если второе терпит неудачу. Может быть альтернативные решения его проблемы.

1.4 Нормативность и удовольствие

Как описано, нормативность присваивается оценкам вкуса самих себя.Что это значит для удовольствия в красоте? Поскольку суждения вкуса основаны на реакциях удовольствия, это мало смысла, если бы наши суждения были более или менее подходящими, но наших ответов не было. Нормативное требование наших суждений о вкусе должно происходить из того факта, что мы думаем, что около ответов лучше или лучше соответствуют своему объекту, чем другие. Ответы только лицензионные решения, которые могут быть более или менее подходящими, потому что сами ответы могут быть более или менее подходящими.Если я получу удовольствие от питья канареечного вина, а вы — нет, ни один из нас не будет думайте о другом как о , ошибочно . Но если вы этого не сделаете получить удовольствие от сонетов Шекспира , я думаю о вас как о заблуждении — не только о вашем суждении , но Ваш нравится . Я думаю, что я прав, , чтобы иметь свой ответ , и что ваш ответ неисправен . Тот, кто думает, что есть, по мнению Юма слова, «равенство гения» между некоторыми низшими композитор, с одной стороны, и Я.С. Бах, с другой стороны, дефектная чувствительность (Hume 1757 [1985: 230]). Роджер Скратон хорошо ставит точку, когда говорит:

Когда мы изучаем [башню Эйнштейна и колокольню Джотто]… наше отношение — это не просто любопытство, сопровождаемое некоторыми неопределенное удовольствие или удовлетворение. Внутренне мы подтверждаем наши предпочтение как действительное…. (Scruton 1979: 105)

Это причина , почему мы требуем того же чувства от другие, даже если мы этого не ожидаем.Мы думаем, что наш ответ больше соответствует своему объекту, чем его противоположность. И, в свою очередь, это равно , почему мы думаем, что наше суждение об этом объекте более правильно, чем его противоположность. Нормативность суждения выводит от нормативности чувства.

Но как может одних чувств быть лучше или хуже других? К ответив на этот вопрос, мы должны спросить: насколько далеко заходит нормативность суждения вкуса заложены в самом чувстве? Реалист о красота скажет, что в чувстве встроена нормативность в силу его репрезентативного содержания; сами чувства могут быть более или менее достоверно.Удовольствие от красоты, например, объект подлинного свойства красоты; мы находим красоту приятно. Юмовский сентименталист, вероятно, скажет, что нормативность — это то, что мы каким-то образом конструируем или навязываем нашим удовольствия и неудовольствия, в которых нет такого содержания. И у Канта его собственный счет, который обращается к когнитивным состояниям, которые не верования. Вопрос спорный. Однако то, что мы можем сказать наверняка в том, что это окончательное удовольствие в красоте, которое она лицензирует суждения, претендующие на правильность.Помимо этого, будет теоретическое расхождение.

Эта нормативность определяет суждение вкуса и является его вторая определяющая характеристика, которую мы должны добавить к тому факту, что оно основано на субъективных признаках удовольствия или неудовольствия.

1.5 Суждения вкуса и главный вопрос

Мы можем резюмировать это так: суждения вкуса занимают середину между суждениями о вежливости и мерзости и эмпирическими суждениями о внешнем мире.Суждения вкуса подобны эмпирическим суждения в том, что они универсальны, но они не похожи на эмпирическое суждение в том, что они сделаны на основе внутреннего субъективный ответ. И наоборот, суждения вкуса подобны суждениям. милости или мерзости в том, что они сделаны на основе внутренняя субъективная реакция, но они не похожи на суждения о вежливости и мерзость, не претендующие на универсальную значимость. Чтобы сократить различия в другую сторону: в отношении нормативности суждения вкус подобен эмпирическим суждениям и в отличие от суждений о вежливости или мерзость, но с точки зрения субъективности вкусовые суждения в отличие от эмпирических суждений и подобных суждений о вежливости или гадость.Итак, у нас есть тройное деление: эмпирические суждения, суждения о вкусе и суждения о вежливости или неприятности. А также суждения вкуса имеют две точки сходства и несходства с каждой стороны только что отметили.

Как признал Кант (более или менее вслед за Юмом), все это из , что теоретизировать. Сложный вопрос ли , и если да то как , то субъективно такое возможно универсальное суждение. На первый взгляд, два характеристики находятся в противоречии друг с другом.Наша загадка такова: какова должна быть природа удовольствия от красоты, если суждения, которые мы основываем на это может претендовать на правильность? Это большой вопрос в эстетика. Проблема Канта была правильной, даже если его решения не было.

Однако до сих пор мы надеялись получить более ясное представление о том, что это такое. это находится под пристальным вниманием в этой дискуссии. Как только мы вооружимся скромным объясняя, что такое суждение о вкусе, мы можем перейти к более амбициозные вопросы о том, представляют ли вкусовые суждения реальные свойства красоты и уродства, а если нет, то как еще нормативность эстетического суждения требует пояснения.Мы можем даже подумайте, действительно ли вся наша практика вынесения суждений вкус неполноценный, и от него следует отказаться. Но обо всем по порядку первый.

2. Другие особенности эстетических суждений

Эстетическое суждение — это нечто большее, чем просто субъективность и нормативность, и это следует описать более полно. Следующее обзор ряда других возможных особенностей эстетического суждения: истина, независимость от разума, неэстетическая зависимость и беззаконие.

2.1 Эстетическая правда

Нормативность эстетических суждений может быть переработана в терминах . определенной концепции эстетической истины. Для некоторых целей это полезно для этого. Можно подумать, что развертывание идеи эстетическая правда обязывает нас к существованию эстетического реальность. Но это беспокойство проистекает из предположения, что сильная концепция соответствия истины — это все, что когда-либо было истине в любая область, где мы могли бы использовать это понятие. Во многих области — например, научная и психологическая мысль — строгое соответствие концепции истины, вероятно, будет поставлено под сомнение.Однако концепция истины, применимая в эстетике, может быть согласно которому истина подразумевает лишь некую нормативность описано выше, согласно которому бывают правильные и неправильные суждения вкуса, или, по крайней мере, некоторые суждения лучше, чем другие.

Если мы развернем понятие истины, мы сможем выразить нормативную идею говоря, что если суждение истинно, то его противоположность ложна. Или мы можно сказать, что закон непротиворечия применим к эстетическому суждения: есть некоторые эстетические суждения, такие, что они и их оба отрицания не могут быть правдой.Этот принцип не обязательно распространяется на всех. суждения о вкусе, если они занимают значительную часть их.

Такая нормативная концепция истины сильнее, чем понятие истины. истина, которая является просто средством «семантического согласия»; что То есть нормативная правда — это больше, чем тонкий «дискотативный» правда. Даже суждения приятных о милости Канареечное вино, может иметь доступ к несущественной дискредитации понятие истины. Можно сказать, что «Канарейка — хорошее вино» — это истинно тогда и только тогда, когда канареечное вино хорошее », не поднимая температура.Однако суждения о вкусности канареечного вина не выдерживают критики. не стремиться к нормативному пониманию истины. Нет права и неправильные ответы на вопрос, действительно ли канареечное вино хорошее. Итак, ни суждения о том, что это хорошо, ни суждения о том, что это нехорошо, можно ли сказать, что если это правда, то его противоположность ложный. Но это то, что мы говорим о некоторых эстетических суждениях.

Однако, хотя мы, , можем описать эстетическую нормативность в терминах . по правде говоря, нам не нужно этого делать.Эстетическая «правда», по сути, мало что добавляет к понятию правильности, которое у нас уже есть столкнулся. Мы можем обойтись без слова «правда». Мы можем сказать что что-то не может быть одновременно красивым и уродливым (в том же отношении в то же время), и что если что-то красиво, то это не некрасиво (в том же отношении в том же время). ^[1]

2.2 Зависимость от разума и неэстетическая зависимость

При понимании нормативности суждений вкус — который мы могли бы выразить или не выразить с точки зрения эстетики правда — мы можем и должны добавить более сложные нормативные функции, которые также важны.

Одна из таких характеристик — , независимость от разума . Независимость от разума лучше всего выразить как отрицательный тезис: красиво ли что-то не зависит от моего мнения. Думая так, это не значит. Это можно переформулировать в условных терминах: это не тот случай, когда если я считаю что-то красивым, значит, это прекрасно. Это обычное дело смысл. Например, большинство из нас думает, что наши суждения улучшились. так как мы были моложе. Мы думаем, что некоторые из наших прошлых суждений были в ошибке.Мысль об этом в то время не сделала его таковым. Возможно Верен более сложный и изощренный тезис о зависимости от разума; но простое утверждение о зависимости ума попирает здравый смысл.

Мы также думаем, что красота, уродство и другие эстетические свойства зависит от неэстетических свойств. Зависимость контрастирует с независимость разума в том смысле, что в нем говорится, какие эстетические свойства зависит от , а не от того, от чего они не зависят на: эстетические свойства вещи зависят от ее неэстетичности характеристики.Это отношение зависимости подразумевает (но не тождественно с) отношение или отношения супервентности: (а) два эстетически непохожие вещи также должны быть неэстетически непохожими; (б) что-то не может измениться эстетически, если не изменится неэстетично; и (c) что-то не могло быть эстетически разные, если они не были отличны эстетически. Эти, соответственно: межобъектная супервентность, межвременная супервентность, и межмирная супервентность. («Супервентность» часто обсуждались под заголовком «зависимость», но на самом деле это отдельные отношения, сложным образом связанные.) Работы Сибли «Эстетические концепции» и «Эстетика / Неэстетика» были пионерами в обсуждении зависимость эстетического от неэстетического (Sibley 1959, 1965). (Интересно, что он никогда не описывал зависимость в модальные условия.)

Это утверждение очень интуитивно понятно, но давайте попробуем сказать что-то еще в поддержка этого. Кажется, это глубокий факт о красоте и других эстетические свойства, что они по своей природе «общительны»; красота не может быть одинокой. Что-то не может быть просто красивым; если что-то красивое, значит, должно быть в силу неэстетичности характеристики.Кроме того, знание этого ограничивает наши суждения. о красоте и других эстетических свойствах. Мы не можем просто судить об этом что-то красивое; мы должны судить, что это красиво в добродетели его неэстетических свойств. Обычно мы так поступаем, и не делать этого — странно. (Даже в случаях свидетельских показаний мы думаем, что эстетическое свойства вещи сохраняются в силу неэстетических свойств, которые специалист по эстетике знает.) Конечно, мы могли не иметь в виду каждое неэстетическое свойство вещи, и точно не знаю, как неэстетические свойства производят эстетический эффект.Но мы думаю, что определенные неэстетические свойства несут ответственность для эстетических свойств и без этих неэстетичных properties, эстетические свойства не были бы реализованы. Красота не парит на воле, и признание этого составляет эстетическая мысль. Поэтому наша эстетическая мысль в основе своей отличается от наших представлений о цветах, с которыми мы часто в сравнении. Возможно, цвета каким-то интимным образом связаны с внутренним или внешние физические свойства поверхностей вещей, такие как отражательные свойства.Но цветное мышление этого не предполагает. Кто-то может даже подумать, что цвета — это всего лишь свойства вещей. Но нельзя думать, что красота обнажена; это важно для эстетики мысль осознать, что эстетические свойства вещи возникают из его неэстетические свойства.

Принципы правильности, независимости разума и зависимости могут быть сформулировано в режиме собственности или в терминах правды. Мы можем их бросить так или иначе. Можно сказать, что то, красиво ли что-то, не зависит от того, что мы думаем об этом, но это действительно зависит от его неэстетические особенности.Или мы можем с таким же успехом сказать, что правда о эстетические суждения не зависят от наших эстетических суждений, но это зависит от неэстетических истин. Изменения семантического восхождения маленький.

2.3 От каких неэстетических свойств зависят эстетические свойства?

Некоторые утверждали, что от того, какие эстетические свойства зависят (их «База зависимости») выходит за рамки внутренней физической и сенсорные особенности объекта эстетической оценки (Walton 1970), который следует Гомбрич 1959, особенно стр.313). База неэстетической зависимости, Уолтон считает, что всегда включает в себя «контекстуальный свойства »- вопросы, связанные с происхождением работы искусство или другие произведения искусства. Другие оспаривают это (Zangwill 1999). Этот является одним из аспектов дебатов по поводу формализма во многих областях. Эти вопросы важны, и они являются предметом существенной эстетической различия в подходах к созданию и оценке различных искусств, а также в эстетике природы. Но все такие дебаты предполагают что какая-то зависимость тезис выдерживается.Спорный вопросы касаются степени базы зависимости эстетические свойства, а не , имеют ли эстетические свойства какая-то неэстетическая зависимость.

Одна точка зрения состоит в том, что эстетические свойства зависят от появления вещей — то, как вещи выглядят или звучат, для пример (см. Mitrović 2013, 2018). Если да, то есть а в том смысле, в котором эстетические свойства зависят от разума, поскольку видимости для некоторого наблюдателя.Однако некоторые говорят, что могут быть эстетические свойства абстрактных объектов, такие как математические или логические доказательства или структуры. Некоторые говорят, что идеи или концепты в концептуальном искусстве могут быть носителями эстетического характеристики. (Schellekens 2007). Те эстетических свойств будет независимым от разума. Вопрос об эстетических свойствах абстрактные объекты — спорная тема (Kivy 1991, Barker 2009).

2.4 Зависимость и беззаконие

До сих пор мы делали положительные заявления об особенностях эстетические суждения.Давайте теперь рассмотрим утверждение, что нет интересные неэстетические законы или принципы эстетики, и утверждают, что отношение эстетической / неэстетической зависимости может иметь место, хотя таких интересных законов и принципов нет. Здесь «Интересные» законы или принципы вкуса означают обобщения о том, что все такое-то и такое-то неэстетический вид такого-то эстетического вида, и эти обобщения можно использовать для прогнозирования эстетических свойств на основа познания неэстетических свойств.В этом смысле многие считают правдоподобным отсутствие законов вкуса и эстетики свойства аномальные.

Проблема источника правильности эстетического суждения заключается в следующем. независимо от того, существуют ли законы, правила или принципы вкуса. Нет оснований полагать, что возможность правильных или верных суждений зависит от наличия законов, правил или принципы, из которых мы можем вывести наши правильные или истинные суждения. ^[2]

Тем не менее, об аномальности эстетики стоит задуматься. согласно своему праву.Многие эстетики сходятся во мнении, что эстетика аномальный в указанном выше смысле. Но они не согласны объяснение аномальности.

Заметным исключением из этого консенсуса является Монро Бердсли, которая утверждает — героически и необычно — что есть ровно три эстетических принципа: эстетически все отлично либо объединенными, либо интенсивными, либо сложными (Beardsley 1958: chapter XI). Однако «тринитарная» позиция Бердсли сталкивается с трудностями, подобными тем, с которыми сталкиваются философы-моралисты, которые обращение к «толстым» понятиям.Если Бердсли настаивает на закономерная связь между его тремя толстыми предметными эстетическими свойств (единство, интенсивность и сложность) и эстетической ценности, он может сделать это только ценой допущения аномальности между три толстых основных эстетических свойства и неэстетичный характеристики. Есть три уровня, и можно придерживаться законов между верхний и средний слои только теряя законы между средним и нижние слои. Может быть, интенсивность всегда эстетична, но есть нет никаких законов о том, что делает вещи напряженными.

Таким образом, учитывая аномальность эстетических свойств, нам необходимо объясни это. У Юма и Канта есть большая правдоподобность. предположение, что аномальность эстетики объясняется первая особенность суждений вкуса — суждения вкуса по сути субъективны, в отличие от обычных эмпирических суждений о физические, сенсорные или семантические свойства (Hume 1757 [1985: 231–232]; Кант 1790, 5: 213–216, 281–286 [2000: 99–101, 136–142, 162–167]). Вот почему два виды понятий не «номологически созданы для каждого другое »(как Дональд Дэвидсон [1970] говорит о психических и физических концепции).Как мы можем привести существенно субъективный диапазон номологически соответствуют ряду эмпирических суждений? Эти два вида суждений отвечают на совершенно разные наборы ограничения. Фрэнк Сибли заметил, что эстетические концепции не положительно «управляемый условиями» (Sibley 1959). И мэри Мазерсилль утверждал, что нет никаких законов вкуса. Но ни то, ни другое многое, чтобы объяснить эти факты. Обращение к субъективности объясняет, что Сибли и Мазерсилл замечают и описывают. Действительно, Мазерсилл пишет ее «Первого тезиса» (FT), что нет подлинных принципы или законы вкуса: «… FT занимает центральное место в эстетика, и нет ничего более фундаментального, из чего он мог бы быть производным »(Mothersill 1984: 143).Но кажется, что это может быть выведено из субъективности суждений вкус.

Такая аномалия — это одно, зависимость или супервентность. Другая. Несмотря на то, что эстетические свойства аномальны, они зависят от и супервен по неэстетичным свойствам. Многие находят такое сочетание отношений, неудобных вне эстетики, например, в моральном философия и философия разума. Тем не менее, вроде бы хорошо причины принять оба принципа в эстетике. Оба твердо уходят корнями в обыкновенную эстетическую мысль.

2.5 Примат правильности

Эстетические суждения имеют определенные существенные черты и соответствующие им к этим функциям относятся определенные принципы. Мы можем сгруппировать правильность, независимость ума и неэстетическая зависимость вместе. Однако это не мешает сосредоточиться на признаке правильности или универсальности Действительность для этого — самая основная из характеристик. Если эстетический суждения не претендовали на правильность или универсальную действительность, они могли не претендую на другие характеристики.Если объяснять правильность или универсальность обоснованность — проблема, то же самое и объяснение независимости разума и зависимость. Но ясно, что — это , проблема с объяснением все три функции. Почему в нашей эстетической мысли эти три функции и, таким образом, работать в соответствии с этими тремя принципами? А также каков источник права эстетических суждений их? Юм и Кант тратят много умственных усилий на эти вопросы. Эти предпосылки эстетических суждений должны быть объяснены и оправдано.Учитывая, что наши эстетические суждения имеют эти обязательства, нам нужно знать, как такие суждения возможны, насколько они актуальны, и насколько они законны. Описав и проанализировав, как мы Сделанное здесь нам нужно объяснить и обосновать. Но, как отмечалось ранее, мы сначала нужно хорошее описание того, что мы пытаемся объяснить, и оправдывать.

3. Незаинтересованность

3.1 Незаинтересованность: все более и менее амбициозные

Идея, которая играет большую роль в обсуждении Кантом субъективная универсальность суждения о вкусе бескорыстие; и поэтому эту идею нельзя упускать из виду.Кант делает два утверждения: (а) что удовольствие от прекрасного «Бескорыстный»; и (б) только удовольствие от прекрасное «бескорыстно» (Кант 1790, 5: 204–210 [2000: 90–96: 42–50]). Эти утверждения важны для проекта Канта, Кант связывает бескорыстие с претензией на универсальное обоснованность вкусовых суждений. Прежде чем мы пойдем дальше, это важно признать, что немецкое слово « interesse » имеет особое значение в восемнадцатом века немецкий, и его не следует путать с похожим по звучанию Английские слова или даже современные немецкие слова.По Канту interesse — это удовольствие, не связанное с желание; оно не основано на желании и не порождает его.

Следует выделить более амбициозный тезис Канта о том, что только удовольствие в прекрасном бескорыстно от его меньше амбициозное утверждение, что удовольствие от прекрасного равно бескорыстно — поскольку кажется, что в принципе могло быть прочие бескорыстные удовольствия. Однако менее амбициозное заявление достаточно спорно.

Более бесспорный компонент менее амбициозного утверждения состоит в том, что удовольствие от прекрасного не основано на удовлетворении желания. Конечно, вероятно, что когда мы получаем удовольствие от то, что мы находим красивым, это не удовольствие от мысли что у нас есть то, чего мы желаем. Кант хочет удовольствия от красиво, чтобы быть открытым для всех (поэтому не должно быть «эстетического удачи »), и если желания меняются от человека к человеку, кажется, что мы не могли требовать удовольствия от каждого, так как идея универсального действия требует.Претензия на универсальную действительность быть потеряно, если удовольствие от красоты не было бескорыстным в смысле не основанный на желании. Этот аспект идеи бескорыстие имеет много правдоподобия.

3.2 Проблемы с незаинтересованностью

Однако не так уж и ясно, что удовольствие от прекрасного невозможно. порождают желания, которые Кант также требует, чтобы удовольствие было бескорыстный. Вопрос в том, может ли удовольствие производить желание от себя .Кант допускает, что у нас есть некоторые общие озабоченность красотой, означающая, что желание может вытекать из суждения красоты, но, по Канту, у таких желаний нет своего источник исключительно в наслаждении прекрасным (Кант 1790, разделы 41 и 42, по «эмпирическому интересу» и «интеллектуальному интересу». интерес. Это может быть что у нас есть желания прекрасных вещей, как допускает Кант в разделы 41 и 42 Critique of Judgment , но пока поскольку эти желания не присущи удовольствию от красоты, доктрина, согласно которой любое удовольствие бескорыстно, не нарушается.(Критики Канта иногда упускают этот момент.)

Менее амбициозный тезис вызывает споры из-за второго составная часть. Противник Канта утверждал, что удовольствие от красоты может вызвать желание само по себе. Непонятно, кто прав эта точка.

Более того, бескорыстно ли только удовольствие в красоте, и никакие другие удовольствия не являются бескорыстными — амбициозные Тезис — тоже спорен. Это живые проблемы. Взгляды Канта могут многое сказать в свою пользу.Но мы также можем посочувствуйте сомневающимся.

Юм, вероятно, отрицал бы разделение Канта удовольствия на красоту. от мотивации, которая побуждает нас действовать. Как и другие британцы сентименталисты, Юм считает, что чувства и страсть падают на активная сторона человеческого разума. Итак, настроения активны в самих себя. С другой стороны, этот аспект британской сентименталистские взгляды — это слабость в их общем мировоззрении, поскольку они нет места для способности практического разума, а это значит, что им не хватает внятной концепции человеческих действий (Korsgaard 1996, 2009 г.).Юмовская психология не имеет правдоподобного понимания человеческого агентство; нас подталкивают наши страсти.

В своей книге «Генеалогия морали » Фридрих Ницше нацелен на Кантовское разделение удовольствия в красоте от желания разделение, призванное сделать красоту доступной всем человеческие существа (Ницше 1887 [1998], книга 3, раздел 6, первая страницу, но не то, что следует, которая нацелена на Шопенгауэра). Этот критика отличается от критики идеи, что суждения красоты действительны для всех людей.Протесты Ницше что идея удовольствия от красоты отрезана от особенности и идиосинкразии нашей страстной жизни нереально и нежелательно. Непонятно, кто здесь прав. В Суть вопроса — природа удовольствия в прекрасном. Является ли имеют свой источник в том, что разделяют люди, или в том, что отличает их? Кант мог бы возразить против Ницше, что видеть удовольствие в красота как результат того, что различается между людьми, а не только местами люди во власти своего хорошего или плохого эстетического воспитания, но также делает несостоятельными нормативные претензии на правильность или универсальность справедливость, которые являются частью суждений о красоте, как мы обычно представить себе их.«Должен» в данном случае, кажется, подразумевает «жестяная банка». Если нам не хватает того, что нужно, чтобы оценить определенную красоты, то от нас этого нельзя требовать, а нормативность рассудок вкуса был бы утерян. По крайней мере, так кажется. Если суждения красота основывалась на разнообразных удовольствиях или неудовольствиях, тогда кажется что претензия на правильность является мошеннической.

Но это произойдет только в том случае, если мы последуем за Кантом в поиске удовольствия в красоту и наше право судить о красоте на способностях, которые все люди разделяют.Возможно, есть редкие красавицы, которые только элитные особенные души могут оценить. Для Канта существует эстетическая «Должно», которое связывает всех людей только потому, что мы разделяем когнитивные способности, необходимые для получения удовольствия от вопрос. Но это не единственный возможный источник эстетического «должен». Одно некантианское предложение — найти источник нормативности суждения о вкусе в мире, а не в что разделяют люди. Это означало бы вызвать своего рода «Эстетический реализм», при котором красота и уродство подлинные свойства мира, которые делают наши суждения лучше или худший.Такой взгляд может показаться метафизически экстравагантным. Проблема, однако вот как понять эстетическое «должно» без такой взгляд. Нелегко! С реалистической точки зрения, красота не должна быть универсально доступный. Но если это так, то кажется, что причина Кантовское учение о бескорыстии отпадает. В Кантианский и, возможно, гумэнанский взгляд находит источник нормативности в чем мы делимся. Но Ницше спросил бы: есть ли и должно ли быть то, что люди разделяют в своем отношении к красоте? Мы хотим аристократический или демократический эстетика? ^[3]

4.Понятие эстетики

4.1 Некоторые терминологические замечания

Обратимся теперь к современному понятию эстетики. В предикат «эстетический» может определять множество различных видов вещи: суждения, переживания, концепции, свойства или слова. это вероятно, лучше всего принять эстетических суждений как центральные. Мы можем понимать другие эстетические вещи с точки зрения эстетики суждения: эстетические свойства — это те, которые приписываются эстетические суждения; эстетические переживания — это те, которые основывают эстетические суждения; эстетические концепции — это те, которые используются в эстетические суждения; а эстетические слова — это те, которые имеют функция использования в языковом выражении эстетического суждения.

Наиболее распространенное современное понятие эстетического суждения принимать суждения о красоте и уродстве как парадигмы — то, что мы называется «вкусовыми суждениями» в части 1. И исключает суждения о физических свойствах, таких как форма и размер, и суждения о сенсорных свойствах, таких как цвета и звуки. Однако, помимо суждений о красоте и уродстве, современное понятие эстетического суждения обычно используется для охарактеризовать класс суждений, который также включает суждения изысканность, шаловливость, нежность и элегантность.В этом отношении современное понятие кажется шире, чем у Канта, поскольку он сосредоточился только на суждениях о красоте и уродстве. Однако есть также в том отношении, в котором современное понятие кажется более узким чем представление Канта. Кант использовал понятие, чтобы включить оба суждения о красоте (или вкусе), а также о суждениях приемлемо — например, решение о том, что Canary-wine красиво (Кант 1790, 5: 203–204, 214 [2000: 89–90 и 99]). Но современное понятие, в отличие от Канта, обычно исключает суждения приятный.Более того, современное понятие обычно исключает суждения об изобразительном и смысловом содержании произведения искусства. Для Например, хотя суждение о том, что картина представляет собой цветок, может быть «релевантным» для эстетического суждения об этом, это не является эстетическим суждением.

4.2 Проблема

Возникает вопрос: является ли современная классификация «Эстетический» произвол? Что отличает суждения как эстетические? Что они имеют общего? И как они отличаются от других видов суждения? Формируют ли эти суждения воспитанный вид?

Попутно стоит упомянуть, что понятие эстетического суждение не следует разъяснять в терминах идеи произведение искусства; мы делаем эстетические суждения о природе и делаем неэстетические суждения о произведениях искусства.

Формулировка и защита понятия эстетики в современном раз связан с Монро Бердсли (1958, 1982) и Фрэнком Сибли (1959, 1965). Но их работы подверглись нападкам со стороны Джорджа Дики, Теда. Коэн и Питер Киви среди других (Дики 1965, Коэн 1973, Киви 1975).

Как отмечалось в разделе 2.4, Бердсли героически утверждал, что эстетическое опыт отличается единством, интенсивностью и сложность. Дики в ответ утверждал, что такие характеристики либо необязательные условия эстетического опыта, либо иначе то, что описание Бердсли их было неадекватным.Часть об атаке Дикки было совершенно не к делу, поскольку он путаница эстетических переживаний с переживаниями произведений искусства; тот факт, что некоторые впечатления от произведений искусства не такие, как у Бердсли описывает не имеет значения. Но нельзя отрицать, что Дики был прав что даже если проблемы с характеристикой трех характеристик были решено, все равно маловероятно, чтобы три бердслейских особенности являются необходимыми (или достаточными) условиями эстетического опыт. Тем не менее, все, что можно было бы показать, это то, что Обращение Бердсли к эстетике неадекватно.Необычайное и героическое учение о троице Бердсли невозможно сохранить, не означает, что понятие эстетического следует отказаться. Это было бы ошибочным наведением из одного пример.

Сибли утверждал, что различение эстетических свойств требует особая чувствительность, тогда как различение неэстетичного Свойства могут быть достигнуты любым человеком с нормальными глазами и ушами. Кроме того, Сибли утверждал, что это отличительная черта эстетических терминов. или концепции, которые не были «обусловлены условиями», в ощущение, что у них нет неэстетических позитивных критериев для их заявление.Он считал способность вкуса особой умственной способности, которыми обладают люди с особой чувствительностью. Этот учет эстетики был нецелесообразен, поскольку позволял критикам как Коэн и Киви, утверждая, что приписывание многих эстетических свойств на самом деле не требовал специального факультета, так как каждый может отличить изящную линию от некрасивой. Более того, некоторые эстетические приписывания, такие как элегантность, кажутся неэстетично «регулируется состоянием», по словам Сибли смысл. Тем не менее — еще раз — что положительный отзыв Сибли об эстетике — это неправдоподобное не должно приводить нас к отчаянию по поводу эстетики.На с другой стороны, пессимистическая индукция, теперь с двумя примерами ниже пояс, возможно, выглядит менее нездоровым, особенно учитывая два таких выдающихся показателя.

Несмотря на это, Сибли был минимально прав, полагая, что приписывание эстетических свойств вещи требует большего, чем просто зная его неэстетические свойства. Будь то лишнее что-то явно сложное, эрудированное, изощренное или не обусловленный условиями, это что-то сверх неэстетичного понимание.Так что, возможно, нам следует продолжать попытки сформулировать понятие эстетики или, по крайней мере, полезное понятие эстетический.

4.3 Иерархическое предложение

Одна из стратегий заключается в следующем. Начните с описания того, что это такое быть оценкой вкуса или красоты и уродства, что было изложено в части 1, а затем использовать это, чтобы прояснить более широкое понятие эстетическое суждение. Напомним, что утверждалось, что Кант был прав, с квалификации, чтобы думать, что решающее значение в суждении вкус — это то, что он называет «субъективным универсальность »; суждения вкуса — это те, которые (а) основаны на реакции удовольствия или неудовольствия, и (б) требовать универсального валидность, где это можно минимально интерпретировать как нормативное стремление.Настоящая стратегия заключается в использовании этого кантовского счета в чтобы обосновать более широкую категорию эстетики, которая включает суждения вкуса наряду с суждениями изящности, тусклости, деликатность, элегантность и все остальное.

Назовем суждениями вкуса или суждениями красоты и уродства, «Вердиктные эстетические суждения», и назовем другие эстетические суждения (изящности, пустоватости, элегантности, деликатность и др.) «содержательные эстетические суждения». В идея состоит в том, что эти суждения по существу эстетичны в силу особая близость к вердиктным суждениям вкуса, которые субъективно универсальный.(Можно предположить, что суждения о красоте и уродство совпадает с оценкой эстетических достоинств и недостатков. Однако, даже если красота воспринималась как существенная эстетика таких понятий, как элегантность, утонченность или изысканность, остались бы некоторые другое всеобъемлющее понятие эстетических достоинств или превосходства, и мы может принять это понятие как центральное.)

При таком подходе суждения об изысканности, тусклости, деликатности и элегантность стоит в особом и интимном отношении к суждениям красота и уродство (или эстетические достоинства и недостатки), и это только в силу этой интимной связи, что мы можем думать обо всех этих суждения как принадлежащие к той же категории.

Теперь, что это за особые интимные отношения между приговоренными а содержательные эстетические суждения? Во-первых, суждения по существу описать способов быть красивым или уродливым (Burton 1992, Zangwill 1995). Это часть того, что есть для того, чтобы быть элегантный, нежный или изящный, что он прекрасен в конкретном путь . А во-вторых, это часть , что означает содержательные эстетические суждения, которые подразумевают вердиктную эстетику суждения.Это иерархическое предложение.

[Примечание: это утверждение не обязательно должно содержать около слов вроде «Изысканный» и «нежный», но речь идет о частные материальные судебных решений , которые мы лингвистически выражаться такими словами в определенных случаях. И Бердсли, и Похоже, Сибли совершил ошибку, поставив эти вопросы на языковой уровень, а не уровень мысли; они должны иметь сосредоточен не на эстетических словах, а на эстетических суждениях и ответы.Сибли действительно сказал в сноске 1 к Сибли 1959, что он был озабочены «употреблением» эстетических слов, но он и все остальные проигнорировали эту квалификацию.]

Давайте теперь посмотрим, как работает это иерархическое предложение. Рассмотрим абстрактный узор из изогнутых линий, который элегантен. Может быть необходимо , что узор красивый. Это потому, что красота зависит от или определяется , что конкретно шаблон. Но это не часть того, что значит быть , этот образец. что это красиво.То есть узор обязательно красивый но по сути это не красиво. (Об общем различии между необходимостью и сущностью, см. Fine 1994.) Кроме того, мы можем думайте об этом узоре, не считая его прекрасным.

Напротив, и необходимо, и необходимо, чтобы то, что элегантно, прекрасно. И это отражено в наших концепции и суждения. Мы можем думать о шаблоне без этого думать о нем как о красивом, но думать о узоре как об элегантном — значит думать о нем как о прекрасном, по крайней мере, в некоторых отношениях.Следовательно элегантность — это эстетическое понятие.

Таким образом, иерархическое предложение, кажется, характеризует непроизвольное и полезное понятие эстетики. Если так, то современный широкий понятие эстетики может быть подтверждено. Нам нужен иерархический а не эгалитарная концепция эстетических представлений.

Чтобы увидеть, как это работает, рассмотрим репрезентативные свойства. Они эстетические свойства? Предположим, что картина представляет собой дерево и красивое изображение дерева.Это не просто красиво и — представление дерева, но красивое — как — дерево представление (Zangwill 1999). Конечно, картина представляет дерево, имеет отношение к тому, красиво ли оно потому что это часть того, от чего зависит его красота. Но быть красивым не является частью того, что должно быть представлением дерева. Кроме того, думать, что картина изображает дерево, значит не думать что это красиво. Красота не является обязательным свойством представление, и мышление представления не означает думая о нем как о прекрасном, даже если может быть необходимо, чтобы он красивый.Следовательно, репрезентативные свойства не эстетичны. характеристики.

Однако это предложение сталкивается с проблемой. Джеррольд Левинсон утверждал что не все существенные свойства имеют оценочную валентность (Левинсон 2001). Один из его примеров — «крайне мрачный». Существование Совершенно мрачный, кажется, не всегда бывает прекрасным или уродливым. Защитник иерархии мог бы ответить, что это конкретное использование эти слова, в контексте, которые выделяют черты, имеющие оценочный валентности. Если это так, то конкретным примером абсолютной мрачности может быть ценный аспект вещи, однако это с другими случаями абсолютного мрачность.Но можно было бы ответить, что отдельные случаи абсолютного мрачность может быть нейтральной по отношению к ценностям? Вопрос сложный.

Если иерархическое предложение терпит неудачу, то нам не хватает одного способа оправдывая понятие эстетики, и неясно, что есть другой способ. Levinson’s думает об эстетических свойствах как определенный вид свойств внешнего вида. Но, во-первых, это будет исключить эстетические свойства абстрактных объектов приказом; а также во-вторых, остается вопрос, какой внешний вид свойства эстетические свойства.

4.4 Красота и возвышенность

Одно понятие, которое трудно поместить среди других эстетических понятий, заключается в том, что возвышенности. Существует давняя и почтенная традиция думать, что красота и возвышенность имеют равный статус фундаментальной эстетики категории. Возвышенность бывает разных видов. Кант различает «Математически» и «динамически» возвышенно, грубо говоря, в соответствии с нашим ощущением масштабности или силы вещи. Фундаментальный вопрос о красоте и возвышенности заключается в следующем: они исключают друг друга.По долгому и почтенному традиция, если что-то возвышенное, то это некрасиво и порок наоборот. Многие считают, что возвышенность исключает красоту. Но это под вопросом.

Если мы понимаем красоту узко, то есть она просто означает определенное элегантность и привлекательность (как это делает Левинсон в Levinson 2012), то это было бы узким понятием красоты, которое было бы существенным эстетическое свойство. Это понятие красоты может исключать возвышенность. Однако неясно, есть ли причина ограничивать красота в этом роде.Если наоборот красота (или хотя бы концепция красоты ) — это общая всеобъемлющая эстетика значение, тогда можно было бы предположить, что возвышенность должна быть понимал как вид красоты. В этом случае получится из того, что это возвышенность , которая является предметной эстетикой концепция, а не красота. С этой точки зрения красота и возвышенность не являются противостоят друг другу. Вместо этого возвышенность — это своего рода великолепный красота или эффектный или необычный способ быть красивой.

Эдмунд Берк связывает возвышенность не только с болью, но и с удовольствием. опираясь на идею Аристотеля о «катарсисе» (Берк 1757). Идея, кажется, состоит в том, что суждения о возвышенности обоснованы. как на удовольствие, так и на боль, тогда как суждения о красоте основаны на только по удовольствию. Хотя это может соответствовать эстетическому опыту ветра и дождь в шторм на море или в гору, это не подходит возвышенность звезд на небе и возвышенная нежность паутина, где нет волнующего ужаса.Итак, боль это не всегда верно в отношении возвышенного.

Рихард Вагнер утверждал, что музыкальная возвышенность Девятая симфония Бетховена, и это было ее большим нововведением, чтобы вывести нас от чисто музыкально-прекрасного к возвышенному (Вагнер 1870, контраст Ханслик 1950, 1986. Многие музыковеды следуют за Вагнером (например, Рихард Тарускин [1989, готовится к печати]). Но с той точки зрения, где возвышенность связана с опасностью и крайностью, непонятно что у нас есть правдоподобная история того, почему люди ищут возвышенное в Музыка.Это что-то вроде острых ощущений, например, ярмарочные аттракционы или рок? скалолазание, когда люди считают себя в опасности или, по крайней мере, не могу не представить, что они есть? Их опыт Таким образом, девятая Бетховена смешалась с болью? Это кажется вряд ли. Боль и страх естественным образом отражаются на человеческом лице, но человеческие лица публики, слушающей Бетховена Девятая не сильно отличается от человеческих лиц, слушающих Моцарт, Шопен или Чайковский. Их лица не похожи на лица тех на аттракционах или скалолазах, которым приходится делать сложные шаги.Кроме того, у аудитории Девятого нет мотивации убегать от концертный зал. Они должны быть пристегнуты к своим сиденьям, чтобы предотвратить побег, как на ярмарке? Напротив, на субстанциальный взгляд на возвышенное как на некую красоту, есть особый вид удовольствия, характеризующий переживание возвышенное, на котором основаны суждения о возвышенном. Это интенсивный удовольствие, конечно. Но интенсивность не предполагает смешения с боль.

Возвышенность в изобразительном искусстве, таком как живопись, — другое дело. иметь значение.Замечательная картина Джона Мартина Апокалипсис , для Например, вызывает какой-то ужас, по крайней мере, воображаемый ужас. А также тогда мы могли бы правдоподобно сказать, что эта возвышенность не является чем-то вроде Красота. Это своего рода художественное совершенство. Это говорит о том, что нам следует избегать унитарного теория возвышенного. Некоторая возвышенность — это способ быть красивой, и некоторые нет.

4.5 Эстетическая мораль

В последнем большое внимание уделялось содержательным эстетическим суждениям. половина ХХ века.Если иерархическое предложение верно, их нельзя изучать изолированно, поскольку роль таких суждений служить вердиктным эстетическим суждениям о красоте и уродстве. Красота и уродство — главные эстетические понятия, придающие смысл более широкий класс, который включают современные эстетики как «Эстетический». Широкое понятие эстетики можно фиксируется тем, что значит судить о том, что что-то красиво или некрасиво, или что у него есть эстетические достоинства или недостатки. Видя красоту и уродство как выдающиеся эстетические понятия, мы можем понять унитарное категория эстетики, которая включает изысканное и простое, элегантность и возвышенность, что исключает физическое, чувственное и репрезентативные свойства вещей, а также их согласованность.Иерархическое предложение, кажется, позволяет нам сделать полезное различие между эстетическим и неэстетическим и ответ Критики Бердсли и Сибли. Таким образом, понятие эстетику можно защитить. Некоторые читатели могут подумать, что Левинсон правильно о содержательных эстетических концепциях и суждениях, в которых Если на понятии эстетики будет висеть вопросительный знак над ним.

моральных суждений как воспитанных интуиций | Отзывы | Философские обзоры Нотр-Дама

Ханно Зауэр предлагает продуманную защиту нового вида рационализма в отношении моральной психологии.Более традиционные рационалистические модели предполагают, что моральные суждения возникают в результате размышлений и тщательного взвешивания причин. Эти модели вышли из моды в последние годы, и становится все более популярным представление о том, что моральные суждения вместо этого формируются нашей «моральной интуицией» — быстрыми и часто эмоционально заряженными реакциями на морально значимые ситуации, которые порождаются бессознательными когнитивными процессами. процессы и механизмы. Это изменение в том, как мы обычно думаем о моральной психологии, было вызвано растущим объемом эмпирических исследований, которые, среди прочего, предполагают, что люди формируют моральные суждения так быстро, что на эти суждения невозможно надлежащим образом повлиять с помощью размышлений. что на эти суждения в значительной степени влияет эмоциональная вовлеченность, и что, когда людей прямо просят объяснить и защитить свои моральные суждения, они часто апеллируют к соображениям, которые не могут объяснить или защитить эти суждения (см., например, Greene et al.2001 и Хайдт 2001). Другими словами, похоже, что у нас есть действительно веские эмпирические основания полагать, что моральные суждения — это автоматические и интуитивные реакции на морально значимые ситуации, тесно связанные с нашими эмоциональными реакциями на эти ситуации, а не продукт контролируемого и рефлексивного размышления. Цель Зауэра — защитить рационализм, продемонстрировав, что при правильном понимании он полностью согласуется с растущим объемом эмпирических исследований.

Я хотел бы сосредоточиться только на одной части этой защиты, где Зауэр утверждает, что не только рационализм полностью согласуется с доказательствами того, что моральные суждения являются автоматическими и интуитивными реакциями на морально значимые ситуации, но и что у нас есть веские эмпирические основания полагать, что автоматические и интуитивные реакции на значимые с моральной точки зрения ситуации сами формируются в результате обдуманного размышления и тщательного взвешивания причин.Основной ход в этой части его защиты — попытаться продемонстрировать, что обдумывание и тщательное взвешивание причин играют значительную роль в формировании, поддержании и исправлении нашей моральной интуиции, так что тот факт, что моральная интуиция играет значительную роль. роль в моральном суждении полностью согласуется с точкой зрения, что моральные суждения возникают в результате размышлений и тщательного взвешивания причин. В слогане или названии книги: «Моральные суждения — это воспитанные моральные интуиции.«

Вторая часть его защиты включает аргумент о том, что эмоциональные реакции на морально важные ситуации считаются подлинными моральными суждениями только тогда, когда они выбирают морально значимые особенности этих ситуаций, и что в этом случае они демонстрируют чувствительность к моральным причинам, чего и требует рационализм. Я предоставляю людям, более активно участвующим в недавних дебатах о моральном сентиментализме, судить эту вторую часть защиты.

Я думаю, что идея о том, что моральные суждения представляют собой образованные моральные интуиции, заслуживает серьезного рассмотрения, в немалой степени, потому что я думаю, что Зауэру удалось показать нам, что представление о моральных суждениях как образованных моральных интуициях могло бы согласовать рационализм с эмпирическими доказательствами того, что моральные суждения являются автоматическими и интуитивными реакциями на важные с моральной точки зрения ситуации.Сказав это, я хочу предположить, что Зауэр еще не доказал, что моральную интуицию можно воспитывать. Он приводит два разных типа причин думать, что они могут: эмпирические исследования, сфокусированные на нашей моральной интуиции, которые, по его мнению, предоставляют прямые доказательства того, что моральные интуиции можно воспитывать, и эмпирические исследования, которые сосредотачиваются на других видах интуиции, которые, по его мнению, обеспечивают косвенное свидетельство того, что нравственную интуицию можно воспитывать. Меня беспокоит то, что проводимые им эмпирические исследования не дают достаточных оснований полагать, что моральные интуиции можно воспитывать, по крайней мере, в том смысле, что они нужны ему для обеспечения того вида примирения, которого он хочет.

Начнем с его прямых показаний. «Experimentum crucis» Зауэра для утверждения, что наша моральная интуиция поддается разуму, исходит из недавней работы Джошуа Грина и его коллег, целью которой является показать, что моральные интуиции людей по поводу знаменитого случая инцеста Джонатана Хайдта отвечают законным вызовам этой интуиции ( Пакстон, Ангар и Грин 2012). Есть основания беспокоиться о том, чтобы указать на эту работу в защиту идеи, что мы можем обучить нашу моральную интуицию, а именно, что не совсем ясно, показали ли Грин и его коллеги, что люди меняют свою моральную интуицию или просто они меняют свое мнение. .В конце концов, один из способов, которым люди могут ответить на вызовы своей моральной интуиции, — это отбросить эту интуицию, независимо от того, изменится эта интуиция или нет. Это, возможно, то, что делают многие люди, когда они учатся решать «проблему Монти Холла» или когда они учатся преодолевать иллюзию Мюллера-Лайера, и ничто в этой работе не исключает возможности того, что именно это происходит, когда люди моральные интуиции по поводу инцеста Хайдта оспариваются.

Это беспокойство — то, что Грин и его коллеги не сделали достаточно, чтобы показать, что моральные интуиции людей относительно дела об инцесте Хайдта на самом деле меняются, а не то, что их взвешенные взгляды на этот случай меняются, несмотря на их моральную интуицию, — усугубляется тем фактом, что Зауэр указывает на недавнюю работу Мэтью Файнберга и его коллег в качестве дополнительного доказательства того, что моральные интуиции людей по поводу инцеста Хайдта реагируют на законные вызовы этой интуиции, несмотря на тот факт, что эта работа совершенно четко направлена ​​на то, чтобы показать, как люди преодолевают свои моральные интуиции по поводу инцеста Хайдта. дело с инцестом, что вряд ли можно квалифицировать как воспитание этой интуиции в том смысле, который явно имеет в виду Зауэр (Feinberg et al.2012). Итак, проблема в следующем. Что Зауэру нужны для того, чтобы примирить рационализм с эмпирическими данными, так это доказательства того, что обдуманное размышление и тщательное взвешивание причин формируют наши автоматические и интуитивные реакции на морально значимые ситуации, а не только то, что наши автоматические и интуитивные реакции на морально значимые ситуации иногда дают способ размышления и тщательного взвешивания причин. Исследования, которые он набирает, просто не дают достаточных оснований полагать, что это именно то, что происходит.

А как насчет его косвенных свидетельств? Поскольку было проведено мало эмпирической работы для изучения возможности воспитания нравственной интуиции людей, Зауэр строит большую часть своих аргументов на основе предполагаемых сходств между моральными интуициями и другими видами интуиции, философскими или иными, и какие эмпирические исследования были проделаны для изучения можно ли воспитать другие виды интуиции. Однако есть две причины беспокоиться об этой стратегии. Первый довольно простой и понятный.Просто неясно, действительно ли моральные интуиции задействуют те же когнитивные механизмы, которые задействованы в производстве и поддержании других видов интуиции, включая другие виды философских интуиций. Фактически, с точки зрения психологии или когнитивной нейробиологии, есть веские основания полагать, что интуиции образуют довольно разнородный класс психических состояний или эпизодов, что предполагает, что здесь нельзя придавать большого значения свидетельствам того, что некоторые виды интуиции могут быть образован в соответствующем смысле (Надо 2011).

Вторая причина для беспокойства заключается в том, что просто неясно, демонстрируют ли исследования, которые он набирает для этой цели, то, что он должен от них продемонстрировать. Возьмем лишь один центральный пример. Зауэр говорит, что «наиболее убедительные доказательства того, как испытуемые могут обучать своим интуитивным суждениям, получены из исследований социальных предрассудков и активации стереотипов», ссылаясь на влиятельную работу Лори Рудман и ее коллег по «разучиванию» скрытых предубеждений. (Рудман и др., 2001). Эта работа направлена ​​на то, чтобы показать, что скрытые установки податливы и что существуют интервенционные стратегии, которые можно использовать, чтобы помочь людям изменить их скрытые установки.Проблема для Зауэра в том, что идея о том, что мы можем избавиться от неявных предубеждений, остается довольно спорной. Фактически, текущий консенсус, похоже, состоит в том, что интервенционные стратегии дают только краткосрочные эффекты; различные вмешательства немедленно уменьшают неявные предпочтения, но этот эффект проходит через пару дней, что говорит о том, что неявные предпочтения на самом деле довольно устойчивы (Lai et al., 2016). Более того, даже когда мы сосредотачиваем свое внимание на краткосрочной эффективности интервенционных стратегий, мы видим, что только определенные виды интервенционных стратегий вызывают даже краткосрочные изменения (Forscher et al.на рассмотрении). Это подчеркивает еще один важный момент в воспитании нашей моральной интуиции; Это не только открытый вопрос, можно ли воспитать моральную интуицию, но и открытый вопрос, как это образование должно выглядеть и каковы будут образовательные преимущества.

Хотя я не думаю, что Зауэр доказывал, что моральные интуиции можно воспитывать, по крайней мере, в том смысле, в котором он, кажется, нуждается в них, чтобы примирить рационализм с эмпирическими доказательствами того, что моральные суждения являются автоматическими и интуитивными реакциями на моральные убеждения. Я очень рад, что он пытается доказать это, и считаю, что его попытка является глубоким и важным вкладом в то, как мы думаем о моральной психологии.Кажется, это как раз тот шаг, который необходимо сделать рационалистам, и я думаю, что любой, кто интересуется моральной психологией, должен отнестись к этому шагу и к этой книге очень серьезно. Предстоит еще поработать, но мне кажется, что это именно то, что нужно делать.

ССЫЛКИ

Файнберг, Мэтью, Робб Виллер, Ольга Антоненко и Оливер П. Джон. (2012). Освобождение разума от страстей: преодоление интуиционистских моральных суждений посредством переоценки эмоций. Психологические науки 23: 788-795.

Форшер, Патрик С., Кальвин К. Лай, Джордан Р. Акст, Чарльз Р. Эберсол, Мишель Харман, Патриция Г. Девайн и Брайан А. Носек. (На рассмотрении). Метаанализ изменения неявной предвзятости.

Грин, Джошуа Д., Р. Брайан Соммервилл, Ли Э. Нистром, Джон М. Дарли и Джонатан Д. Коэн. (2001). ФМРТ-исследование эмоциональной вовлеченности в моральное суждение. Наука 293: 2105-2018.

Хайдт, Джонатан.(2001). Эмоциональная собака и ее рациональный хвост: социальный интуиционистский подход к моральному суждению. Психологический обзор 53: 814-834.

Lai, Calvin K., et al. (2016). Уменьшение скрытых расовых предпочтений: II. Эффективность вмешательства во времени. Журнал экспериментальной психологии: Общие, 145: 1001-1016.

Надо, Дженнифер. (2011). Почему интуиция? Философия и феноменологические исследования 86: 15-41.

Пакстон, Джозеф М., Лео Ангар и Джошуа Д.Грин. (2012). Размышление и рассуждение в моральном суждении. Когнитивная наука 36: 163-177.

Пинильос, Н. Анхель, Ник Смит, Г. Шьям Наир, Питер Макретто и Сесилия Ман. (2011). Новый вызов философии: эксперименты и намеренное действие. Разум и язык 26: 115-139.

Рудман, Лори А., Ричард Д. Эшмор и Мелвин Л. Гэри. (2001). Автоматические предубеждения «разучивания»: податливость скрытых предрассудков и стереотипов. Журнал личности и социальной психологии 81: 856-868.

Жертвенные утилитарные суждения действительно отражают заботу о высшем благе: Разъяснение через разделение процессов и суждения философов