Какого вида интроспекции не существует: Ваш браузер не поддерживается

Автор: | 25.06.1982

Содержание

Личностная рефлексия и интроспекция

Развитие самосознания в раннем юношеском возрасте в значительной степени определяется формированием таких его аспектов, как личностная рефлексия и интроспекция. В психологической и философской литературе понятия «рефлексия» и «интроспекция» не всегда разделяются и часто употребляются как синонимы. Однако мы считаем (и данные психологических экспериментов дают тому основание) необходимым развести эти понятия, что позволит глубже изучить различные пути развития самосознания.

На основе анализа философской и психологической литературы мы понимаем рефлексию как исследовательский акт, направленный человеком на себя как субъекта жизнедеятельности.

Дж. Локк, один из пионеров психологического изучения рефлексии, понимал под последней наблюдение, которому ум (или душа) подвергает свою деятельность. При этом образуется некоторое новое знание. Образование нового знания выступало в качестве одной из основных функций рефлексии в различных философских системах (Спиноза, Локк, Лейбниц, Кант, Фихте, Гегель).

Это же свойство рефлексии использовалось и в психологических экспериментах по изучению мышления, когда благодаря рефлексии испытуемый находил решение задачи.

Личностная рефлексия понимается как исследование самим человеком своей аффективно-потребностной сферы, возникающее только в процессе общения, причем в основном в конфликтных ситуациях. Осуществляя личностную рефлексию, человек исследует себя как субъекта общения и получает о себе как о личности новое знание. Характерная черта личностной рефлексии — исследование человеком своего внутреннего мира и поведения в связи с переживаниями других людей, участников конфликта. В результате такого исследовательского процесса человек предстает перед собой в новом свете, поскольку соотнесение своих чувств и переживаний с чувствами и переживаниями другого человека позволяет ему увидеть конфликтную ситуацию и себя в ней как бы со стороны (децентрация), а это способствует более правильной оценке собственного поведения.

Когда говорится, что для осуществления личностной рефлексии очень важно увидеть себя со стороны, глазами другого человека, то имеется в виду не абстрактный человек, а вполне конкретный — участник данной конфликтной ситуации или какое-то третье значимое лицо.

Интроспекция подразумевает сосредоточенность индивида на своих психических процессах и переживаниях, анализируя которые психолог может получить материал для умозаключений о протекании и развитии психической жизни человека. Существуют различные классификации методов интроспекции. Дж. Рэдфорд (J. Radford, 1974) различает три вида самонаблюдения, или интроспекции:

1. Метод классической интроспекции, когда «индивид сообщает о собственном опыте: он намерен наблюдать свои психические состояния совершенно так же, как астроном наблюдает звезды». Эффективность этого метода во многом зависит от квалификации наблюдателя. Недаром методом классической интроспекции в основном пользовались сами ученые-психологи.

2. «Самоотчеты: случаи, когда индивид сообщает о своих переживаниях, не пытаясь при этом быть объективным, например о переживаниях в необычных обстоятельствах».

3. «Размышление вслух: используется та же методика, что ив известных экспериментах К. Дункера (1945) по решению задач».

В результате интроспекции испытуемый отмечает в себе те или иные изменения в протекании психических процессов или переживаний, но не всегда может сделать вывод, который позволит ему узнать нечто новое о себе, о своей психической жизни. Нередко такой вывод на основании искусно данного самоотчета может сделать другой человек, не погруженный внутрь чувствований и переживаний испытуемого.

Мы считаем, что интроспекция дает материал для получения нового знания, но сам человек путем интроспекции (внутреннего восприятия своей психической жизни) редко может прийти к новому знанию о себе. Для получения этого знания интроспекция должна быть дополнена другим психическим процессом, которым, с нашей точки зрения, является децентрация. Сплав интроспекции с децентрацией, по всей видимости, и есть тот феномен, который обозначается термином «рефлексия». Данная точка зрения имеет свои корни в философской литературе по рефлексии. Так, Фихте рассматривал рефлексию как внутреннее восприятие, которое, как и внешнее, состоит из созерцания и мышления.

Предметом созерцания выступают состояния и переживания человека. Мышление рефлексии Фихте называет вторым мышлением, в отличие от первого, общего мышления. Общее мышление создает объект и появляется вместе с сознанием. Рефлективное мышление создает Я человека, которое, тем самым, получает бытие. У Гегеля есть рассуждение о том, что рефлексия — это выхождение за пределы непосредственного ко всеобщему. С. Л. Рубинштейн характеризует рефлексию как способность человека мысленно выводить себя за пределы непосредственного процесса жизни, занять позицию вне ее для суждения о ней.

Все вышесказанное дает нам основание рассматривать рефлексию и интроспекцию как различные стороны самосознания, причем, видимо, рефлексия позволяет подняться самосознанию на более высокий уровень развития. Чем с большего количества новых позиций человек увидит себя в своей жизнедеятельности, тем шире и богаче станет его самосознание, тем адекватнее он сможет оценить сложившуюся ситуацию и начать в ней действовать.

Личностная рефлексия способствует такому самоанализу человека, когда учитываются потребности и переживания других людей; она играет существенную роль в развитии самосознания и общения, способствуя взаимопониманию людей. Этим объясняется необходимость изучения данного явления в раннем юношеском возрасте — периоде становления личностного самоопределения и формирования зрелой личности.

Для изучения личностной рефлексии и интроспекции в раннем юношеском возрасте нами была разработана методика, которая представляет собой проективный опросник, состоящий из 10 рассуждений. Часть рассуждений относятся к феноменам рефлексии, часть — к феноменам интроспекции. Кроме того, в опроснике есть позиции, которые нельзя отнести ни к рефлексии, ни к интроспекции.

Испытуемому предлагалось, прослушав (или прочитав) каждое рассуждение, сделать применительно к себе вывод: свойственно ему или нет рассуждать таким образом. Фактически учащийся должен был произвести по отношению к себе исследовательский акт, чтобы понять, свойственна ли ему умственная деятельность такого рода.

Среди предлагаемых испытуемому рассуждений были два, которые, как мы выяснили из предварительных бесед с ребятами, в основном им не свойственны. К этим рассуждениям относились следующие:

№ 2. Интересно, как это я получил правильный ответ. Даже самому непонятно, как это вышло. Попробую разобраться. Что я делал здесь? А здесь? Почему у меня это получилось? Как я здесь рассуждал? (логическая рефлексия).

№ 10. «Склонность моя к отвлеченным размышлениям до такой степени неестественно развила во мне сознание, что часто, начиная думать о самой простой вещи, я впадал в безвыходный круг анализа своих мыслей, я не думал уже о вопросе, занимавшем меня, а думал о том, о чем я думал. Спрашивая себя: о чем я думаю?— я отвечал: я думаю, о чем я думаю. А теперь о чем я думаю? Я думаю, что я думаю, о чем я думаю, и так далее. Ум за разум заходил…» (Л. Н. Толстой. Детство. Отрочество» Юность) (интроспекция).

Эти рассуждения были включены в методику, чтобы с большей уверенностью можно было считать, что испытуемые действительно осуществляют интересующий нас исследовательский акт.

Если бы основная масса учащихся отметили, что им свойственны такие рассуждения, то надежность методики пришлось бы поставить под сомнение. Но в проведенных экспериментах обнаружилось, что очень немногие старшеклассники считали присущими себе рассуждения подобного рода: в первом случае (№ 2) 30% испытуемых предполагали в себе способность так рассуждать, а во втором (№ 10) — только 20% , Приведем примеры рассуждений, которые относятся к феноменам личностной рефлексии: № 3. Интересно: что думает обо мне наша новенькая? С плохой стороны я вроде бы себя не проявлял. А могла ли она заметить во мне что-нибудь хорошее? Навряд ли, наверное, уже заметила, что я люблю приврать.

№ 4. Меня стало раздражать то, что говорил мой собеседник, и я начал вставлять в разговор колкие замечания в его адрес. Но тут же в моей голове пронеслась мысль: «Что ты делаешь, ведь это невежливо, воспитанные люди так себя не ведут».

№ 5. Опять я поругался с мамой. А ведь ей, наверное, сейчас плохо. Она, наверное, страдает, что у нее такой неблагодарный сын. Вот я считал, что она неправа, но я ведь тоже хорош.

№ 6. Вчера поругался с лучшим другом. Сегодня он даже не смотрел на меня. Что же он не страдает, как я, или просто делает вид, что ему все равно? Думаю, что ему тоже не очень сладко. Наверное, тоже переживает. А ведь ссора вышла какая-то нелепая, если разобраться как следует, то оба виноваты. Понимает ли это он? Нет, он, наверное, думает, что я один во всем виноват, а он тут ни при чем, что не по его вине мы поссорились. А может быть, он думает, как и я, но не хочет первым идти мириться?

Рассуждение, стоящее в опроснике под № 3, можно обозначить как рефлексивное ожидание. Здесь испытуемый пытается понять, что думает о нем другой человек, при этом он анализирует свои поступки и пытается представить, какое впечатление произвели они на интересующего его человека.

В ситуации, описанной под № 4, человек способен осуществить контроль над собой непосредственно в момент развития конфликта, при .этом он видит и оценивает себя как бы со стороны, понимая, что его слова должны быть неприятны собеседнику.

Рассуждения № 5 и 6 — пример самоанализа, возникшего вследствие конфликтной ситуации с близкими людьми, когда человек, анализируя свои поступки, пытается понять переживания другого по поводу этой же ситуации. В результате возникает новая точка зрения на случившееся и появляется возможность более адекватно оценить себя и ситуацию.

В опроснике также включены рассуждения №7, и 8, позволяющие определить склонность учащихся к интроспекции, т. е. к размышлению о себе и своих поступках вне контекста тех переживаний, которые они своими действиями рождают в других людях.

№ 7. Все-таки, что я за человек? Хороший или плохой? Если посмотреть на себя без прикрас. Добрый? Не всегда, но чаще добрый, а вернее, добрый, когда это несложно. А можно ли назвать это добротой? Ведь доброта должна идти от сердца, а не от разума. А у меня холодный, трезвый ум, который все взвешивает, прежде чем принять какое-то решение. А разве это плохо, разве плохо быть рассудительным? Но с другой стороны, разве можно сказать, что я рассудительный, разве попадет в такую нелепую историю рассудительный человек? № 8. Ну что же я за человек такой: грублю, дерусь, обзываюсь, дома почти не помогаю, уроки забросил. Да неужели я не могу взять себя в руки, ведь самому же противно таким быть.

Обработка полученных результатов проводилась следующим образом. Составлялась таблица, где слева указывалась фамилия испытуемого, а справа —№ рассуждений из опросника. Если учащийся считал, что ему свойственно рассуждать так, как описывалось в данной ситуации, то напротив соответствующего номера в таблице ставился « + », если нет, то «—». Когда о наличии или отсутствии какого-то показателя (например, личностной рефлексии) приходилось судить сразу по нескольким рассуждениям, вывод о свойственности данного показателя испытуемому делался в том случае, если на большинство вопросов он давал положительный ответ. Если же у испытуемого получалось поровну плюсов и минусов, то его результаты при подсчете не учитывались. Полученные данные позволили нам выявить количество учащихся, вообще обладающих или не обладающих личностной рефлексией; среди первых выделить тех, кто осуществляет ее после происшедшего конфликта, и тех, кто проявляет личностную рефлексию непосредственно в момент развития конфликта.

Достоверность различия процентов определялась по критерию Стьюдента для процентов (Н. А. Плохинский, 1970) на 5%-ном уровне значимости. Анализ результатов приводится для группы испытуемых из 97 человек (52 учащихся IX и 45— X классов). 75% девятиклассников считают, что им свойственны рассуждения, являющиеся, по сути дела, феноменами личностной рефлексии, для 25% несвойственно осуществлять личностную рефлексию.

С нашей точки зрения, ситуация конфликта должна быть, наиболее частым источником возникновения личностной рефлексии. Полученные данные свидетельствуют о том, что у 82% девятиклассников (из тех, кому свойственна личностная рефлексия) так и происходит и только у 18% школьников конфликт в общении не становится источником личностной рефлексии. Но, как правило, конфликт вызывает рефлексию уже после своего осуществления. Если бы рефлексия осуществлялась непосредственно в момент развития конфликта, то последний, скорее всего, можно было бы предотвратить. Осуществление рефлексии непосредственно в процессе развития конфликта — более сложная задача, так как в этот момент человек находится во власти аффекта. Согласно результатам эксперимента после конфликта личностную рефлексию проявляют 82% девятиклассников, а в момент развития конфликта — 56%. Разность процентов между количеством учащихся, проявляющих личностную рефлексию после осуществления конфликта и в момент развития последнего, статистически достоверна.

Полученные результаты свидетельствуют, что в IX классе личностная рефлексия гораздо чаще может способствовать адекватному пониманию конфликтной ситуации и своего места в ней уже после осуществления конфликта и значительно реже помогает предотвратить конфликт.

Среди учащихся X класса 80% .можно отнести к обладающим личностной рефлексией и соответственно 20%— к тем, у кого она отсутствует.

Качественный анализ развития личностной рефлексии в этот возрастной период показывает, что у 90% учащихся из обладающих ею ситуация конфликта рождает личностную рефлексию уже после осуществления последнего, а 71% десятиклассников умеют проявить личностную рефлексию непосредственно в момент развития конфликта. Разность процентов между количеством учащихся, проявляющих личностную рефлексию после осуществления конфликта, и числом тех, кто проявляет рефлексию непосредственно в момент его развития, статистически достоверна. Следовательно, и в X классе личностная рефлексия гораздо чаще используется как способ разобраться в происшедшем конфликте, нежели для его предотвращения.

При сравнении результатов по IX и X классам оказалось, что пи по одному параметру (количество учащихся вообще обладающих или не обладающих личностной рефлексией; количество учащихся, проявляющих личностную рефлексию после осуществления пли в момент развития конфликта) разность процентов между ними недостоверна. Поэтому IX и X классы в плане развития личностной рефлексии можно рассматривать как одну возрастную группу, однородную по количественной выраженности проявления рефлексии и по качественному ее развитию.

При изучении интроспекции мы получили данные, что 93% девятиклассников свойственно проявлять интроспекцию, а 7% учащихся она не присуща. Среди десятиклассников 88% считают, что им свойственно проявлять интроспекцию, в противоположную группу соответственно попадает 12%.

Разница результатов между IX и X классами статистически недостоверна. Значит, и в отношении развития интроспекции учащихся IX и X классов можно объединить в одну возрастную группу. Количество ребят, склонных к интроспекции в этом возрасте, составляет 91%.

Сравним полученные результаты по представленности рефлексии и интроспекции в старшем школьном возрасте. Напомним, что личностная рефлексия в этом возрастном периоде встречается в 77%, а интроспекция — в 91 % случаев. Разность процентов достоверна даже на 1%-ном уровне значимости, тогда как выбранный нами уровень значимости — 5%. Отсюда можно сделать вывод, что интроспекцией обладают практически все учащиеся старших классов, а личностной рефлексией — нет.

Рассмотрим, каким образом должно это сказаться на развитии самосознания. Интроспекция позволяет человеку заглянуть в глубину своих чувств, переживаний, устремлений, побуждений и т. д., говоря другими словами, в глубину аффективно-потребностной сферы. Но что дает это для развития самосознания? Интроспекция способствует более обостренному восприятию Я человека. В раннем юношеском возрасте это выливается в отношение к себе как к уникальной личности, которую не могут понять окружающие.

В своих теоретических посылках мы исходим из того, что личностная рефлексия — это сплав интроспекции с децентрацией. Под последней понимается умение увидеть ситуацию не со своей позиции, а с точки зрения другого человека, но для этого надо стремиться понять его внутренний мир. В применявшемся нами опроснике была ситуация, направленная на выявление такого стремления.

№ 9. Напротив меня в вагоне метро сидела женщина средних лет с. печальным и усталым лицом, с пустым, ничего не выражавшим взглядом. Ее лицо невольно привлекло мое внимание, и я начал думать о ней. Может быть, у нее горе, может быть, она потеряла кого-то из близких, и теперь ей все безразлично: внутри пусто, безрадостно, и жмет тоска.

В IX классе 55% школьников считают, что им свойственно задумываться о переживаниях других людей, в X классе таких учащихся 68%. Разность процентов недостоверна. Значит, и в этом случае IX и X классы можно рассматривать как одну возрастную группу. Количество ребят, задумывающихся о переживаниях других людей, составляет 61%. Объединив результаты IX и X классов, можно вычислить, есть ли корреляция между личностной рефлексией и стремлением представить себе внутренний мир другого человека. Используя методы четырехпольной корреляции и X2, получаем, что интересующие нас факторы статистически значимо связаны на 1%-ном уровне значимости.

Выше мы уже писали, что разность процентов между количеством старшеклассников, склонных к интроспекции (91%), и количеством школьников, проявляющих рефлексию (77%), достоверна. Кроме того, разность процентов между количеством учащихся, склонных к интроспекции (91%), и количеством учащихся, интересующихся внутренним миром других людей (61%), также статистически достоверна. Следовательно, возрасту ранней юности гораздо более интересен свой внутренний мир, нежели внутренний мир других людей. Как уже отмечалось, это ведет к такому развитию самосознания, когда человек начинает откоситься к себе как к уникальной личности, не понятой окружающими.

Углубленный анализ своего Я без соотнесения его с потребностями и переживаниями других людей может приводить к серьезным проблемам в межличностном общении, вследствие чего эти проблемы начинают занимать в жизни старшеклассников существенное место.

Нам представляется, что путь к преодолению проблем в общении лежит через дальнейшее развитие личностной рефлексии. В раннем юношеском возрасте личностная рефлексия в основном используется как способ разобраться в происшедшем конфликте (т. е. возникает уже после конфликта), а не для его предотвращения. По-видимому, осуществление рефлексии непосредственно в момент развития конфликтной ситуации возможно при сильно развитой децентрации. В связи с этим считаем необходимым уделять особое внимание в старшем школьном возрасте развитию у учащихся стремления понять внутренний мир других людей и умения оценивать свои поступки глазами других людей. Это должно оказать существенное влияние на формирование личностной зрелости и на процесс личностного самоопределения. С. Л. Рубинштейн подчеркивал, что Я субъекта не может быть изучено и понято через отношение только к самому себе: «Отдельное, в частности, мое Я (Я данного субъекта) может быть определено лишь через отношения с другими Я».

(Visited 1 780 times, 2 visits today)

Лекция Х.Кохута «Интроспекция и эмпатия как метод и процесс. Влечение и самость»

Эта лекция была прочитана Хайнцем Кохутом 22 ноября 1974 года для студентов Чикагского университета психоанализа. В данной лекции  Кохут рассказывает об интроспекции и эмпатии как методе и процессе, а не «технике». Он говорит, что несовершенство в методе неизбежно, и стремление к усовершенствованию – лучшее, что мы можем сделать. Кохут обращается к своим ранним статьям, и подчеркивает, что аналитик является эмпатийным, и что эта когнитивная деятельность определяет анализ. Он показал, что нет другого способа аналитического наблюдения, кроме эмпатии, что нет никакого другого способа узнать психологические данные, кроме как через интроспекцию и эмпатию.

Также в этой лекции Кохут рассматривает и противопоставляет влечение и самость. С точки зрения Х. Кохута, сдвиг акцентов о первичности самости имеет огромное клиническое значение. Он защищает свою теорию, считая ее полностью в духе психоаналитической традиции.  Кохут считает, что смещение акцентов, которое он предложил, ничего не выбрасывает из предыдущей классической теории психоанализа, предложенной З. Фрейдом, а только ее дополняет. Говоря о самости, Кохут задается вопросом, остается ли он в рамках теории либидо. Он развивает эту тему, говоря, что он только уточняет некоторые моменты, детализирует, и что его теория полностью совместима с классическим пониманием теории либидо.

Перевод с английского Евграшина М.В.

Кохут: Хорошо, давайте начнем. Остались ли какие-то вопросы, касающиеся наших прошлых встреч? Да, д-р Л.

Кандидат: Мне хотелось бы узнать о разнице между стыдом и виной, а также получить исчерпывающую информацию о либидо и нарциссических аспектах по этому вопросу. У меня также есть несколько вопросов о мазохизме. Я надеялся, что кое-что из этого будет обсуждаться.

Кохут: Да, хорошо. У кого-нибудь еще есть темы для обсуждения?

Кандидат: Мне было бы интересно узнать о вашем использовании термина перенос. У меня сложилось впечатление, что он в значительной степени был ограничен аналитической ситуацией и что он не может быть введен в любую другую область. Тем не менее, вы, кажется, используете его в более широком смысле. Вы выводите его из психоаналитического контекста.

Кохут: Хорошо. Кто-то еще хочет добавить другие предложения по темам? Они не должны быть ограничены спецификой моих интересов — Я не так уж и ограничен в моих интересах. Да, мои статьи и книги были посвящены одному направлению в последние годы, но это не значит, что меня не интересует ничто другое. Так что я не думаю, что вам нужно ограничивать себя.

Кандидат: Еще одна область, о которой, может быть, важно поговорить — это психология самости и некоторое представление о характере процесса интернализации.

Кохут: Я не совсем понял, что вы сказали перед тем, как сказать характер процесса интернализации. Вы имели в виду что-то конкретное?

Кандидат: Да, с точки зрения предыдущих тем психологии самости мне бы хотелось уточнить концепцию развития самости.

Кохут: О, я понял. Хорошо. Что-нибудь еще? Мы собираем темы. Есть что-нибудь конкретное, что вы думаете, было бы полезно услышать? Не обязательно прямо сейчас, может в будущем?

Кандидат: Я надеюсь, что мы вернемся к тому, на чем остановились в конце первой лекции, когда вы начали говорить о соподчиненной позиции психологии самости.

Кандидат: Я хотел бы услышать больше о том, как концептуально можно интегрировать теории развития либидо и объектных отношений в нарциссические расстройства так, как вы делали в прошлый раз с механизмом паранойи. Мне показалось интересным, как ваше толкование паранойи соотносится с толкованием Фрейда, и как оно может быть интегрировано, чтобы улучшить наше понимание развития синдрома.

Кохут: Вы задали мне немало работы. Хорошо, чтобы ответить на все вопросы по всем темам, которые вы предложили, может и года не хватить. Но мне кажется, что некоторые вопросы взаимосвязаны, по крайней мере если рассматривать их более широком смысле. Давайте возьмем последний вопрос первым, так как я думаю, что с ним связаны и некоторые другие вопросы. Как представление о нарциссических нарушениях, касающееся дефектов самости, вписывается в рамки теории либидо. Как только идет речь о нарциссизме, само использование этого термина приводит к теории либидо. Что бы мы ни говорили о проблемах нарциссических нарушений личности в терминах нарциссизма, несмотря на введение определенных уточнений, и некоторых изменений, и даже значительных изменений — мы по-прежнему остаемся в рамках теории либидо. Конечно, вы оказываетесь в затруднительной ситуации, когда начинаете говорить о теории либидо. Прежде всего, вы должны спросить себя, что вы на самом деле знаете о либидо. Невозможно, прослушав курс психоанализа в течение одного-двух лет, не признавать на какой зыбкой почве мы находимся, когда даем определения некоторым основным понятиям психоанализа. Что такое либидо? Понятно, что с одной стороны можно дать слишком конкретное определение, с другой стороны можно стать на скользкий путь, когда остается мало пользы от определения. Обозначает ли это понятие что-то биологическое, как я думаю, Фрейд и был склонен постулировать? Говорим ли мы о либидо только потому, что некоторые соматические проявления, в основе которых лежит либидо, до сих пор не найдены или еще не были химически изолированы, но которые надеемся когда-нибудь найти? И будет ли психологический подход в будущем заменен биохимией или какой-либо другой наукой, которая имеет отношение к биохимии? С другой стороны, есть те, кто говорит об основных понятиях психоанализа на таком абстрактном уровне, что эти понятия не более чем систематизация принципов или способов мышления, способов обсуждения случайного поведения, и затем понятия становятся настолько скользкими, что кажется, что они ускользают от нас. Среди большого количества этих проблем я всегда чувствовал, что мы должны держаться за соблюдение нашей деятельности, держаться за описание того, что мы действительно делаем. Мы должны сосредоточить наше внимание на материале, который мы действительно наблюдаем, и мы должны брать не только ту часть нашей теории, которая более или менее близка к наблюдаемым данным, но также и ту часть, которая находится довольно далеко от того, что мы можем непосредственно обнаружить, и еще более высокий уровень абстракции и обобщения фактических данных, с которыми мы имеем дело. И, как вы знаете, я давно высказал убеждение, что фактические данные, с которыми мы имеем дело, являются психологическими данными, психологически воспринимаемыми данными. Мы не воспринимаем биохимические данные. Наши данные не могут перейти на новый уровень, мы должны иметь с ними дело в том виде, в котором мы их воспринимаем, даже если наши представления далеки от наших наблюдений. Как вы помните, я давно понял, что метод наблюдения, основанный на интроспекции и эмпатии, который мы имеем в нашем распоряжении, находится в самом центре теории глубинной психологии, что и определяет сам характер психоаналитической теории. Моя старая статья по интроспекции и эмпатии — в большей степени непонятая работа, хотя на самом деле в ней нет ничего, насколько я могу видеть, что не поддается пониманию. Мне кажется, некоторые читатели всегда считают, что в этой статье я призываю аналитиков быть эмпатийными, или что я рекомендую, чтобы они были интроспективными. Другими словами, некоторые люди считают, что эта работа касалась вопросов, связанных с техникой, или, что она рекомендует определенный вид поведения аналитика и аналитического исследователя. Это не так. То, что я хотел сказать, что в аналитической работе интроспекция и эмпатия играют важную роль, что анализ без интроспекции и эмпатии немыслим. Это не был совет терапевтической позиции. Не было так, как будто я сказал, что аналитик должен быть эмпатийным — Я сказал, что он является эмпатийным, и что эта когнитивная деятельность определяет анализ. Я говорил, что нет другого способа аналитического наблюдения, кроме эмпатии, что нет никакого другого способа узнать психологические данные, кроме как через интроспекцию и эмпатию.

Единственное, что я теперь добавлю к этим простым базовым моментам, которые я сделал почти двадцать лет назад, это то, что я, возможно, стал еще более твердо уверен в теоретических умозаключениях на предмет того, что основная деятельность, которую аналитики выполняют — это эмпатическое наблюдение. С тех пор как мы имеем дело с данными об интроспекции и эмпатии, с тех пор как мы имеем дело с данными, которые мы наблюдаем этими средствами, или на основании такого рода отношений, я представляю мои данные в соответствии с тем, что они лежат в контексте интроспекции или эмпатического восприятия мира. Когда я, например, говорю о нарциссизме, или наоборот, когда я говорю о объектных отношениях, будь то объект любви или объект ненависти, речь идет не о физическом или воображаемом отсутствии другого человека или других людей, в первую очередь, или присутствии другого человека или других людей, во вторую очередь. Речь идет о том, воспринимается ли другой как часть себя или как отдельный от себя. Другими словами, основной вопрос моего различия между нарциссизмом и объектной любовью не в различии между нарциссизмом и объектными отношениями. Вопрос объектных отношений — иллюзорен по той простой причине, что наиболее важные нарциссические переживания имеют отношение к другим людям. Это важный вопрос, однако, если кто-то спрашивает, имеет ли он отношение к этому, потому что он является источником или ресурсом самооценки, потому что он тот образ величия, с которым он хочет слиться, частью которого он хочет стать или, с другой стороны, любит ли (или ненавидит) он отдельный объект. Это правда, что даже вначале другое лицо вовлечено, поскольку социальная реальность все еще оказывает влияние, так как внутренний интроспективный опыт играет немаловажную роль, мы имеем дело с самостью. Именно поэтому я ввел термин объекты самости, чтобы главным образом это прояснить. Теперь, так как мы используем концептуальную основу нарциссизма, и применяя ее к наблюдаемому явлению, мы все еще остаемся в рамках теории либидо. Как я уже сказал, это может быть теория либидо, которая с моей точки зрения приобрела детальность. Это теория либидо с одной стороны четко основывается на данных эмпирического исследования инструментами интроспекции и эмпатии, и в то же время эта теория не имеет ничего общего с любым биохимическим эквивалентом понятия либидо. В будущем, может быть, станет возможным установить биохимические эквиваленты интроспективного опыта, который в настоящее время можно выразить только в психологических терминах (например, в терминах теории либидо), но в настоящее время мы должны признать, что то, что мы наблюдаем — это определенный интроспективный и эмпатический катексис психических представлений, и что мы обобщаем некоторые их аспекты, говоря о либидо, агрессии, влечениях. Мы можем признать, что у нас есть влечение, и что оно может быть сильнее или слабее, мы можем признать, что это влечение имеет определенное направление, и мы можем описать его, и мы сопоставляем влечение и определенные процессы во внешнем мире. Мы говорим об энергетических процессах во внешнем мире, когда есть движение, когда за ними стоит какое-то давление, когда работа должна быть сделана, когда мы видим процессы, разворачивающиеся в определенном направлении, в определенном порядке. И метафорически мы сопоставляем интроспективно катектированные представления и, путем абстрагирования дальше, говорим о психической энергии. Но мы имеем дело с психологическим миром, с интроспективно и эмпатически катектированным миром, и абстракции — это кодовые слова для этого психологического мира. Другими словами, я принимаю психологическую жизнь серьезно, именно как психологическую жизнь. Для многих людей очень трудно принять такой образ мышления. Эти трудности часто подкрепляются с философскими аргументами, но я думаю, что они берут начало именно в традиционных взглядах, которых придерживаются умы ученых 19-го и начала 20-го веков, которые не верили и до сих пор не могут поверить, что психологическая наука возможна. Конечно, это трудно для интроспективно-эмпатической науки достигнуть согласия в подтверждении правильности данных. В наблюдении множество ошибок, это легко может ввести в заблуждение. Все, что я могу сказать, что эти данные — это все, что у нас есть, и что мы должны делать все возможное с тем, что у нас есть. Мы должны узнать, какие есть гарантии защиты от ошибок в нашем наблюдении, но мы не можем от него отказаться, потому что тогда мы отказываемся от всего. Я попытался определить нашу науку как интроспективную и эмпатическую науку сложных психологических состояний. То, к чему мы стремимся, когда сталкиваемся с этим миром интроспективного и эмпатического опыта, — это создание какого-то порядка, создание какой-то систематизации. То, что мы используем термины, которые взяты из не-интроспективных физических наук, на мой взгляд, вполне допустимо. Это терминологическая аналогия не будет вредить нам до тех пор, пока мы знаем, что мы делаем, и с какими явлениями имеем дело. На самом деле, это не нанесло ущерб физическим наукам, что некоторые их термины используются по аналогии с психологическими. Термин энергия все-таки первоначально относится к человеческому труду. Это то, что люди делают: ergon подразумевает работу, в частности работу фермера в поле. Это происхождение не нанесло никакого вреда абстрактному значению термина энергии в физических науках. Вполне целесообразно использовать термины, заимствованные из других наук, потому что мы их уже знаем, — до тех пор, пока они надлежащим образом определены в конкретных рамках, где они используются.

Но вернемся к вопросу законности интроспективно-эмпатической науки сложных психологических состояний. Реальность по своей сути непостижима. Вы, наверное, уже слышали это от меня, и вы, вероятно, услышите это от меня снова. Мы не знаем, что такое реальность. Все, что мы знаем, это то, что мы чувствуем. Мы полагаемся на чувства. И тем не менее, опираясь на наше чувственное восприятие, мы предполагаем, что у нас нет иллюзий, мы предполагаем, что, когда другие люди сообщают нам, что у них есть подобный опыт, мы имеем дело с чем-то достаточно надежным, куда мы можем попытаться привнести какой-то порядок, и поэтому мы стараемся как раз навести порядок в нашем чувственном восприятии через наши теории и гипотезы о внешнем наблюдаемом мире. Все, что я утверждаю сейчас, что психоанализ в своих лучших проявлениях делает точно то же самое со всеми сложностями, он исследует психологический мир, мир внутренней жизни, мир внутреннего опыта человека. Мы должны серьезно принять реальность внутреннего опыта. Наряду с тем, что это возможно доказать, очень трудно быть уверенным, что вы и я разделяем те же ощущения, когда я говорю, что эта стена желто-зеленая, и вы говорите, что стена желто-зеленая, мы все еще полагаемся на то, что мы говорим об одном и том же. Когда мы наблюдаем пациентов эмпатически, когда мы наблюдаем интроспективно за собой, когда подобный опыт есть у вас и у меня, мы можем признать, что существует много источников ошибок, но благодаря тяжелой работе и постоянным попыткам мы защищаем себя от предубеждений, мы можем бороться с этими ошибками. Понятно, что существуют очень специфические трудности в наблюдении за областью сложных психических состояний, с которыми не сталкиваются науки, которые имеют дело с наблюдением за физическими явлениями внешнего мира. Тем не менее, у нас есть одно явное преимущество в наблюдении за внутренним миром других, которого у нас нет, когда мы наблюдаем внешний мир. Это преимущество в том, что по своей сути, наблюдаемый подобен наблюдателю. Таким образом, последовательное интроспективное исследование себя дает возможность подготовиться к более последовательному и более надежному восприятию внутренней жизни других людей, используя свой глубокий опыт эмпатического аппарата. Да, наши наблюдения по-прежнему полны ошибок, полны возможностей ошибок — но наша наука еще очень молода. Были допущены ужасающие ошибки, и все еще будут допускаться в физических науках, но не остается ничего другого как работать, улучшать и исправлять. Совершенства не существует. Существует только стремление к совершенству. Существует только направление в науке, а не абсолютный результат.

Теперь вернемся к вопросу о нарциссизме в теории либидо. Пока мы говорим о нарциссическом феномене, мы используем теорию либидо. Находясь в теории либидо, наше представление о нарциссизме, возможно, несколько отличается от традиционного, но мы все еще в концептуальных рамках теории либидо. И пока мы остаемся в концептуальных рамках теории либидо, нам доступен важный элемент — его можно было бы назвать ключевым концептуальным приемом психоаналитической теории — мы можем использовать термин, понятие катексис. Мы можем объяснить, как что-то более или менее катектировано с особой формой интенсивности — с зарядом, с либидинальным зарядом. Теперь встает вопрос, на который необходимо ответить, когда мы говорим о самости и ее катексисе, остаемся ли мы полностью в области теории либидо. Очевидно, что да, до определенного момента. Концепция либидинально катектированной самости может оказаться неким отклонением от предыдущих способов концептуализации, но это не выводит ее за пределы обычных рамок. Например, когда мы говорим, что интроспективно-эмпатическое наблюдение не подтверждает тот факт, что существует простая связь противоположного или антагонистического или обратного между объектным либидо и нарциссическим либидо, между объектной любовью и нарциссической поддержкой, между катексисом объектов и катексисом самости, то мы просто уточняем или корректируем кое-что в предыдущей теории, при этом не отказываясь от предыдущей теории. В конкретном приведенном примере мы уточняем предыдущую теорию, когда говорим, что пока некоторые явления не могут быть так описаны.Таким образом старая теория должна применяться по-разному, но мы все еще мыслим в установленных концептуальных рамках. Когда мы говорим о становлении самости, например, в целом мы остаемся в рамках классической теории, т. е. мы применяем динамическую, генетическую и структурную точки зрения. Мы говорим, что самость должна быть либидинально катектирована, что человек должен быть способен любить себя, что самоуверенность — это способность катектированной самости, и мы также говорим, и это критический момент, что эти психические акты катектированной самости не противопоставляются, они не ослабляют и не уничтожают сильную любовь человека к другому человеку. На самом деле, наблюдение скажет нам, что интенсивные переживания любви идут рука об руку с повышенной самооценкой — по крайней мере, они не обязательно приводят к снижению самооценки. Так, в определенных пределах психология самости достаточно хорошо вписывается в рамки слегка измененной теории либидо. Например, мы можем описать переплетение объектно-либидинальных и нарциссических сил, и мы можем увидеть их взаимное влияния. Все эти вещи по своей сути совместимы. Подумайте, например, о таких вопросах, как развитие сексуального либидо в изложении Фрейда в трех очерках по теории сексуальности, классическая, фундаментальная работа по развитию либидо. Фрейд говорит о влечениях, об их физических источниках, целях, объектах, их интенсивности и направлении, он описывает влечения по отношению к участию основных телесных зон, эрогенных зон, и он обращает внимание на то, что влечения по большей части определяются врожденными данными. Он считает их генетическими в биологическом смысле, то есть, что конкретная предсказуемая последовательность определяет, какая ведущая зона тела содержит наибольшее количество либидо в любой момент времени, и что эта последовательность разворачивается по определенному сценарию и придерживается биологических факторов в любой культурной среде. Сначала идет оральное либидо, далее — анальность, и это биологический процесс. Нельзя сказать, что культура наложила эту последовательность на ребенка, скорее культура — сначала выкармливание, потом приучение к туалету — последовала примеру естественно разворачивающейся биологической последовательности. Хотя на сегодняшний день хронологическая первичность оральной зоны описана, я думаю, мы могли бы совсем немного подискутировать на эту тему. То же самое относится к хронологической позиции анальной зоны, т. е. время приучения к туалету является еще более открытым вопросом. Фрейд мог бы сказать, что на оральном этапе существует врожденная либидинизация из анальных и уретральных областей, что либидинизация речевого аппарата приводит к развитию речи, и что тогда культура, образовательное окружение, приспосабливается к развивающим предопределенным факторам, то есть потребностям ребенка. И в целом я думаю, что это были правильные выводы, и что они имеют большое значение. Однако, эти зоны тела и виды деятельности, которые им соответствуют, затрагивают очень базисный психологический опыт. Мы имеем дело с опытом, который имеет отношение конкретно к описанным зонам тела или, в терминах интроспективной и эмпатической психологии, мы имеем отношение с опытом, который ограничен сферой внимания к этим зонам тела. Пока мы ограничиваем наше внимание на этих конкретных зонах тела, мы имеем дело с очень простым опытом. Тем не менее, объясняющая сила из этих теорий была велика. Возьмем, к примеру, удивительное открытие, что некоторые очень сложные психологические отношения в более позднем возрасте могут быть соотнесены с базисным опытом в период раннего психологического созревания. Согласно Фрейду (и Абрахаму), такие сложные характерные особенности взрослых как скупость, аккуратность, и щедрость, имеют отношение к некоторым специфическим способам такого простого опыта, как у ранних ощущений вокруг анальной и оральной областей. Этот опыт помогает объяснить очень сложные взрослые установки. Они объясняют, например, те установки, которые мы имеем в виду в дальнейшей жизни, когда мы говорим, что так и так, это скупой парень, прижимистый парень. Теперь есть один вопрос: правильна ли такая теория? Я думаю, да. Существует огромный материал, доступный при наблюдении снова и снова, который позволяет нам сказать, что по крайней мере в некотором роде это правильно. Другой вопрос, достаточно ли этого? На это я бы сказал нет. Я не верю, что такие установки как скупость или щедрость достаточно объяснить, ссылаясь на удерживающую анальность или удовлетворяемую оральность. Почему я так говорю? Давайте сравним психологию самости с психологией влечений, используя аналогию органической и неорганической химии, и как они используются для объяснения биологических явлений. Нельзя сказать, что неорганическая химия ошибочна. И, кроме того, органическая химия не могла появиться без неорганической химии, которая была первой. Далее, верно также и то, что есть некоторые очень сложные явления в биологической сфере, которые могут быть объяснены без использования органической химии, они не требуют объяснений с помощью органической химии. Есть несколько очень сложных органических состояний, весьма сложных заболеваний, таких как, например, йоддефицитный гипотиреоз, где сталкиваются с основной проблемой, когда отсутствие одного единственного неорганического элемента является причиной заболевания. Конечно, существует много других важных вещей, о которых можно было бы сказать то же самое, которые могли бы содержать размышления насчет органической химии, но основное клиническое превосходство достигается за счет открытия отсутствия одного неорганического элемента и его восстановления в сложных биологических условиях. Но это исключение. В целом, одной неорганической химии было бы недостаточно для объяснения большей части органических заболеваний — даже понимание органической химии само по себе требует четкого понимания, и настойчивого изучения неорганической химии. Теперь, я не верю, что различие, которое я здесь нарисовал, дает ясную картину отличий между психологией влечений и психологией самости. Психология влечений значительно сложнее, чем неорганическая химия. По крайней мере, психология влечений с поддерживающей концепцией структурной психологии, теорией сублимации, теорией защиты, является теорией, которая основана на комплексной концепции психического аппарата. Она допускает формулировки гораздо большей сложности, чем предложенные аналогии с неорганической химией. Тем не менее, аналогия дает правильное понимание характерной разницы, если не степени разницы, психологии влечений и психологии самости.

Вернемся снова к более специфической теме: анальность, или, что еще более специфично, анальность и какое она имеет отношение и как связана с такого рода явлением, которое мы привыкли называть анальный характер. Понятно, что недостаточно размышлять о генетических определяющих этого комплекса характерологических состояний взрослой жизни исключительно с точки зрения стимуляции анальной слизистой оболочки. Анальное эротическое возбуждение является элементом, но только одним элементом в общем опыте. Важным моментом является нечто совсем, совсем другое. Вот к чему мы пришли, говоря об анальности, опыт ребенка состоит не только в простом опыте телесной анальной стимуляции. Повышенный анальный опыт раннего детства не является первичным обусловленным влечением, а довольно регрессивным состоянием после гораздо более сложного неудачного опыта. Нормальное развитие, другими словами, не может быть как следует описано в терминах развития влечения, но оно всегда должно быть описано в терминах, которые объединены в более широкие группы, где влечения играют особую роль. Но простой одиночный опыт влечения, особенно когда он связан с отдельными частями тела, это уже продукт дезинтеграции более сложных переживаний раннего детства. Давайте вернемся к опыту анальной фазы. Я не верю, что он начинается с гипер-стимуляции анального прохода. Я думаю, что он начинается со сложного взаимодействия между матерью и ребенком вокруг акта дефекации, и что все зависит от того, насколько успешным или неудачным был опыт взаимодействия между матерью и ребенком вокруг данного акта. Когда мать реагирует на фекальные «подарки» ребенка или на то, что он сходил куда нужно, или на улучшение способности ребенка контролировать свой сфинктер, она не реагирует на анальный проход или сфинктер, она даже не реагирует на фекалии, она реагирует на Чарли, Лизу, Тома, Сью, включая его или ее приятный «подарок», и включая его или ее развивающиеся способности. Другими словами опыт, который он или она получает из всего этого, — это опыт самости анального периода, или, позвольте мне сказать, даже самость в области анального опыта. Чарли чувствует: я великий, я могу положить эти вещи здесь. Конечно, «эти» — это чудесные фекалии и они делаются где-то там, но реальный результат — блеск в глазах матери от его поступка или ее недовольство его работой, и бесчисленное количество вариаций таких переживаний. Однако, если у нас есть мать с нарушениями личности, которая действительно неспособна эмпатически относиться к этой фазе созревания, чтобы сказать: мой Чарли сейчас это делает, и раньше он делал это, и я знала, что он может сделать это, я знала, что произойдет, но это мой ребенок, и я позвала его по имени, и я очень горжусь им. Это совсем другое. Если она не может сделать этого, а реагирует только на продукты выделения, на фрагментарные аспекты всего Чарли, если она реагирует с сильным интересом только на анус или фекалии, то она способствует фиксации, как мы называем это с точки зрения теории либидо, не потому, что эта проблема так удовлетворяется в данный конкретный момент, а потому что удовольствие самости именно этого периода развития не поощряется и не поддерживается его матерью. И даже навряд ли, что мать очень заинтересована в фекалиях, или очень заинтересована в анальной области, это может быть или не быть. Она может просто не быть в состоянии реагировать на всего ребенка, на полноту его анального поведения, которое происходит в момент его главного, наиболее значимого, проявления. Позднее будет что-то еще, это будет его успешный бросок в бейсбольном матче, и когда он придет домой, если на этого анально фиксированного Чарли, или Сью, или Тома не реагируют, то он будет впадать в депрессию. Его самость станет декатектированной, специфическая связность самости, которая концентрируется вокруг этого специфического действия, будет фрагментирована на части снова, и в этой фрагментации, в этом специфичном частичном разрушении самости, он отклоняется от удовлетворения полноценной работы самости к интенсивному, но ограниченному либидинальному удовольствию специфической эрогенной зоной.

Эти патологические продукты дезинтеграции, однако, не должны сбиваться с толку счастливыми случаями основной биологической активности. Шаг вперед в развитии опыта взаимодействия с окружающим миром является неотъемлемой частью «органической химии» опыта связной самости. И специфика самости, которая относится к каждой конкретной фазе развития, не является изолированным физическим ощущением, а образует большой эмпирический блок с резонирующим реагированием и с положительным опытом взаимодействия объектов самости. С чем мы имеем дело, когда сталкиваемся, скажем, с анальной фиксацией в более позднем возрасте, например, в форме символического выражения сдерживания фекалий или фекальной мастурбации — стул удерживается внутри прямой кишки и в анальной области, а не отпускается? С чем мы имеем дело, когда сталкиваемся с длительным анальной мастурбацией ребенка? Это психологические продукты дезинтеграции, проявления фрагментов не отвечающей на депрессию самости, которая пытается вытеснить некоторую часть доступного для этого удовольствия, которая пытается подтвердить свое существование таким специфическим образом, потому что у нее не было опыта радости от принятия себя целиком. Другими словами, я вижу эту часть психического развития не как первичное анальное влечение, которое постепенно сублимируется в нечто более сложное и более зрелое. Я думаю, все обстоит иначе. Я рассматриваю первичный опыт как сложный несексуальный для всей самости, который предлагает себя объектам самости, а когда или если это не удается, мы наблюдаем более ограниченный интенсивный вклад в продукты дезинтеграции, что вызывает чувство удовлетворения у здоровой (анальной) самости. Теперь вы можете признать, что хотя все это немного отличается от классического представления и даже если это имеет несколько другой уклон, это более органическая, чем неорганическая психологическая химия, если вы еще раз позволите мне эту аналогию. Это все еще не очень далеко от точки зрения, которую предусматривает классическая теория либидо, потому что мы все еще говорим об отношении самости к объектам самости в психодинамических, психоэкономических и структурных терминах. Разумеется, анальный опыт и связанное анальное либидо уже не считаются первичными психологическими структурами — но мы все еще ​​говорим о самости, как о структуре, структуре, которая катектирована либидинальной энергией, и мы говорим, что ее катексис специально зафикстровался около этой конкретной фазы созревания — «анальной фазы» — через принятие либидинального ответа матери. Одобрение объектов самости и интерес, который ему отвечает, приводит к повышенному нарциссическому состоянию, укрепляющемуся анальной самостью. Все эти формулировки можно рассматривать как лежащие в рамках теории либидо, хотя и в рамках специального раздела теории либидо, которая занимается развитием нарциссизма, рассматривает развитие личности (самости). Вплоть до этого момента, такие отличия как новые формулировки могут показаться вам, и что важно, как я действительно полагаю, изменениями, которые были вызваны новым значением самости, но я подчеркивал ранее, базовые рамки классической теории сохраняются.

Я не буду отрицать, однако, что сдвиг акцентов о первичности самости имеет огромное клиническое значение, поскольку, используя такую теоретическую позицию, вы приходите к совершенно другому чувству, отношению, к тому, как вы наблюдаете за вашими пациентами. И, во-вторых, он будет незаметно, но значительно менять реакцию аналитика на анализанта. Это будет оттенок тона его голоса, это будет оттенок его общего мировоззрения. Он не будет рассматривать маструбирующего ребенка как дурного, который потакает себе в запрещенных удовольствиях, он будет думать о ребенке по-другому: почему ребенок стал настолько подавленным, что он мастурбирует, вот в чем вопрос. Очень разные точки зрения. Это не означает, что это тот случай, когда чрезмерная самоуверенность и чрезмерная требовательность должны быть противопоставлены ограничениям сеттинга. Такие ограничения должны учитывать развивающиеся способности ребенка. Если устанавливаются ограничения, если регрессивное потворство влечениям удается обуздать, то самость ребенка будет укрепляться. Это заброшенный ребенок, оставленный с пальцем во рту или в анусе или делающий все, что угодно другое; это поверхностный, изолированный родитель, который игнорирует депрессию ребенка и его обращение к зональному удовольствию; чуткий родитель отреагирует на озабоченность ребенка его эрогенными зонами, и предложит ему переживания большей сложности, переживания, которые активируют всю самость ребенка.

Но как я уже говорил, насколько важно, как я считаю, что эти изменения мировоззрения полностью в духе психоаналитической традиции. Смещение, которое я защищаю, не выбрасывает что-то, а добавляет. Оно не отменяет важной, и все еще ценной пояснительной концептуализации оригинальной, сравнительно несложной теории, классической теории либидо. Эти формулировки были первыми большими шагами в новой науке, и даже если мы признаем сейчас, когда они не могут проявить себя с лучшей стороны для всех явлений, которые мы наблюдаем, они должны быть признаны необходимой основой нашей постоянно развивающейся науки, ступеньками, которые ведут к современной концептуализации. Но в какой момент мы оставляем прошлые теории позади? Или, более конкретно, находимся ли мы до сих пор в старых рамках либидо, когда мы говорим о фазе психического развития, в котором самость формируется, в котором самость существует? Мой ответ: нет, я так не думаю. Проблема, с которой мы здесь имеем дело, гораздо более сложная, чем что-либо из того , чем я пытался заниматься до сих пор — хотя в каком-то смысле это также очень просто. То, что я утверждаю, на основе эмпирического наблюдения — и я подчеркиваю, что, поскольку мы находимся в опасности попасть в плохую компанию здесь, и я хочу подчеркнуть, что это не просто идеалистическая концепция, а что-то, что можно наблюдать, и что может с пользой применяться в клинической ситуации — то, что я утверждаю, что как только базовая самость была создана в ранней жизни, когда основные стремления заложены, как только основные идеализированные цели оформились, и как только ребенок понял, что есть определенные таланты и навыки, характерные для него, которые ведут от его стремлений к целям, то что-то новое было введено в глубинную психологию. Задача психоанализа уже не только восстановление психического аппарата, когда он в беспорядке и нуждается в перепрограммировании и перенаправлении. Длительный процесс психотерапевтического психоанализа уже не проводится только с одной простой целью — помочь психическому аппарату пациента быть состоянии бесперебойно и эффективно работать, путем нормального психического аппарата предполагается запустить, то есть, в частности, сделать его способным использовать энергию либидо и деструктивно-инстинктивную энергию для социально приемлемых, адаптивных целей с помощью хорошо функционирующих механизмов, которые усмиряют, отвлекают, нейтрализуют, и сублимируют либидо. Нет, раз мы имеем дело с формированием самости, мы переходим в область, которая находится за пределами объяснительной способности теории либидо. Как только у нас появляется сформированная самость, это больше не психический аппарат, механизм, а элемент, который хочет идти своим путем, хочет выразить себя, хочет достичь очень конкретных, индивидуально определенных целей.

Это мое впечатление — и я попытался сформулировать это впечатление определенным образом — что, как только самость формируется, мы должны смотреть на это с двух различных точек зрения. С одной стороны мы должны рассматривать самость, как простую структуру — как содержание психики, интроспективно наблюдаемое в себе и эмпатически осознаваемое в других людях. Даже если мы рассматриваем самость просто как содержание психического аппарата, когда мы смотрим на нее таким образом, мы также признаем, что она выступает в каком-то смысле формирующим фактором. Допустим, что человек подвергается воздействию особых внутренних или внешних стимулов, скажем, например, сексуального желания. Даже если мы ограничим наше представление самости, рассматривая ее лишь как одно из содержаний психического аппарата, мы не будем смотреть на сексуальное желание только в терминах влечения, которое должно найти выход или должно быть сублимировано. Как я попытался показать вам ранее в связи с анальным влечением, мы представляем себе его как интегрированную часть полной самости. Сексуальное влечение становится, даже в этой ограниченной концепции, связанным с тем, что человек думает о себе — понятие влечения расширяется до того понятия, когда человек ощущает себя как сексуальное существо с сексуальным желанием. И поскольку это так, самость, даже как содержание психического аппарата, является важным формирующим центром — она ​​вписывается в психологический мир, который в целом контролируется законами принципа удовольствия и реальности, которые являются одним и тем же. (Это ясно для вас, не так ли? Я не должен вдаваться в подробности, не так ли? Принцип реальности и принцип удовольствия составляют единое целое. Это, в сущности, одно и то же.) Мы чувствуем, и мы реагируем под формирующим влиянием самости упорядоченно и нехаотично. Понятие самости является важным концептуальным средством в оценке человека, который стремится к удовольствию, который приспосабливается к миру, в котором стремящийся к удовольствию человек избегает боли.

Мы достигли здесь важного момента, а именно момента, где понятие индивида как психического аппарата, даже понятие индивида как психического аппарата, который содержит самость, становится неудовлетворительным. Это объясняет, почему человек ищет более или менее сублимированное удовольствие в различных телесных зонах — человек гоняющийся за сексом или наслаждающийся сублимированным удовольствием анальности в живописи, или что-либо еще. Человек заинтересованный именно в таком, в принципе вполне предсказуем, по крайней мере, в долгосрочном периоде, в рамках теории либидо и принципа удовольствия-реальности. Человек будет стремиться к тому, что реалистично и приятно. Он будет предсказуемо избегать то, что реально больно. Его действия будут определяться принципом удовольствия и реальности, результатом будет то, что он на самом деле хочет обнаружиться в этом балансе удовольствия и боли. И традиционный психоанализ нацелен на оказание помощи человеку в достижении этой цели. Но, и это важный момент, который я упоминал ранее, все это справедливо только до тех пор, пока самость понимается как структура, в рамках психического аппарата, пока она рассматривается как структура. Но эта концептуализация идет вразрез с эмпирическими наблюдениями, я серьезно: мы можем, с помощью интроспекции и эмпатии, констатировать тот факт, что самость существует, что самость приходит к существованию в определенный момент времени, и что она имеет определенный шаблон, конкретную программу. Позвольте мне объяснить далее. Несколько лет назад, в еще не опубликованной незаконченной работе, я сравнил в основном запрограммированную самость, стремления ядерной самости, со сжатой пружиной, которая должна разжаться, с заводом часов, который должен закончиться. Другими словами, как только упорядоченная самость сформировалась, что-то в человеке урегулируется, что характеризует его глубоко более стойким и решительным, чем все варианты его характера, которые объясняются различной сублимацией и защитами, относительно конкретных влечений, которые имеют то или иное преобладание у человека. А теперь вторая точка зрения, которую я обещал вам ранее. Это не философия, это не абстракция, и не сомнительные размышления, это появилось в результате наблюдения за людьми и долгих и упорных размышлений о том, что же с ними происходит. Таким образом, вторая точка зрения состоит в том, что как только это основное программирование произошло в человеке — он не может (и это часто случается) выразить словами, что это такое, хотя иногда он может более или менее научиться выражать это словами в анализе — он ориентируется на то, что он чувствует на самом деле. Это «я», это «истинное Я», которое хочет выразить себя, не имеет выбора относительно основных паттернов и целей. И это основное стремление, это специфическое, индивидуальное стремление, на мой взгляд, находится по ту сторону принципа удовольствия. То, что человек стремится выразить паттерны самости — не удовольствие. Ему может удастся попутно получить какое-то либидинальное удовольствие, но это будет случайным. Отдельные паттерны самости обеспечивают опыт, который отличается от удовольствия, даже от самых сублимированных форм удовольствия. Я буду использовать для этого слово, хотя я знаю, что это слово, которое вызовет подозрения у ученых: слово «радость». Я использую его для создания контраста, чтобы провести различие с «удовольствием» — радость самореализации по сравнению с удовольствием даже наиболее сублимированных основных чувственных желаний. Как только самость сформировалась, она больше не является стимулирующей для любой из эрогенных зон, что, возможно, сыграло роль в определении формы тех или других ее составляющих. Это не связано со стимулированием нервных окончаний. Но даже самые сложные приятные переживания могут — и этот установленный факт является огромным успехом гениального Фрейда и работы других авторов по психологии влечений — даже самые сложные удовольствия нашей жизни могут в конечном счете быть взаимообратно связаны, со всей должной осторожностью, с базисным опытом, таким как анальная, оральная или фаллическая сексуальность. Без сомнения, многие нарциссические стремления людей уходят корнями в зоны раннего удовольствия. Но есть основной сегмент в человеческой личности — специфический градиент напряженности между определенными основными амбициями, определенными талантами и навыками, и определенными идеализированными целями — который мы знаем как самость, основной сегмент личности, который если однажды был запрограммирован, не может быть никем повторно запрограммирован. Можно сказать, что есть детерминированные предпосылки, касающиеся формирования самости Можно описать, как она формируется, можно сказать, что есть определенные способности, с которыми рождается человек, в том числе, возможно, с преобладанием областей. Можно сказать, что существует взаимодействия между врожденными способностями, между матерью и отцом и братьями и сестрами и их специфическим одобрением и неодобрением по отношению к врожденному багажу, который ребенок представляет миру, и так далее и так далее. И все это правда. Тем не менее, как только все эти взаимодействия произошли, через определенное время что-то еще происходит. Я буду использовать механистические аналогии. Происходит фиксация на чем-либо. С этого момента у человека есть центр, ядро ​​- то, что я называю ядерной самостью. И с этого времени у ядерной самости могут возникнуть трудности с самовыражением, и она может быть только частично сформирована, хотя ясно, как она должна быть полностью сформирована, но она еще главным образом не достигла выразимого доминирующего влияния на цели и поведение человека. И на мой взгляд, именно это, именно эти возможные цели, как только формируются — находятся по ту сторону принципа удовольствия. Это необходимо, чтобы пережить конкретный период и прийти к определенному результату, достичь такого результата не мазохистически, потому что самость хочет умереть, и не потому, что цель — утрата способности к дифференцировке. Цель состоит в том, чтобы пережить, что наиболее центрально признано как чье-то специфическое стремление, чьи-то специфические идеалы и пути и средства их выражения. Я не сомневаюсь, что в данный конкретный момент я могу сказать только очень грубо определяемые вещи об этой ядерной самости и кривой ее разворачивания. Я убежден, однако, что одновременно рассматривая человека, как животное, ищущее удовольствие, я называю его Человек Виновный, я думаю, есть еще один аспект человека, ищущего не удовольствие, а самовыражение , и я называю этот аспект человека — Человек Трагический. Я называю их оба в негативном ключе, учитывая тот бесспорный факт, что неудачи человека затмевают его успехи. Мы, как правило, не в состоянии следовать удовольствиям наших чувств без разрушающих конфликтов — Виновный человек, и мы, как правило, не в состоянии прожить собственную центральную программу без разрушения или распада на части в процессе — Трагический человек. Я не буду защищаться, если вы засмеете эти термины как высокопарные фразы. Реальная проблема заключается не в названиях — они всегда имеют большие недостатки. Правда, преимущество в назывании вещей в том, что имя идеально сравнительно легко фиксируется в уме. Но недостатком является упрощение, что название сразу же вдохновляет и, что действительно может привести к уничтожению оригинальной идеи.

Мы прошли долгий путь сегодня от того, где мы начали о понятиях нарциссических нарушений личности и как они вписываются в рамки теории либидо. Наше время истекло, но у нас будет, о чем поговорить в следующий раз.

Понравилось это:

Нравится Загрузка…

«Язык помогает человеку оставаться внутренне свободным». Декан философского факультета МГУ Владимир Миронов — об автономии философов, интроспекции и диалоге культур

Владимир Миронов скончался 20 октября, и это его последнее интервью.

Оглавление:

Философия во взаимодействии с обществом

— Как вы смотрите на взаимосвязь между академией, философией и обществом? Философия — должна быть башней из слоновой кости или же должна быть социально включенной?

— Конечно, философия должна быть включенной в общество, так как она, по выражению К. Маркса «душа культуры» или «квинтэссенция своего времени». Что это значит? Философия не может замыкаться в самой себе, в узком профессиональном кругу, ибо она касается каждого (К. Ясперс). Легко найти общее внутри узкого профессионального сообщества, но ведь одна из задач философии — объяснить общество, если хотите, сделать его лучше. Представьте: мы с вами спорим об этических проблемах, и мы оба философы. Мы поймем друг друга, хотя, быть может, и не сможем найти общий язык; мы выделим этические идеи, которым человечество должно следовать, но сможем ли мы это довести до сознания любого человека?

Я на лекции привожу такой пример. Вы пошли покурить на лестничную площадку, выходит ваш сосед и говорит: «Вася, с завтрашнего дня ты должен жить так». И перечисляет 10 заповедей, напоминающих библейские. Понятно, что вы его пошлете куда-нибудь, в лучшем случае обратно в его квартиру. С какой стати я должен следовать? А вот когда вам скажут, что эти принципы изложены в виде заповедей в Библии, это приобретает иной смысл и ценность.

Когда Кант формулирует этические принципы, он ведь выступает не только и не столько от своего имени, а утверждает, что бытие так устроено: «если хочешь того-то — действуй так-то». Это означает, что даже очень сложные философские рефлексии мы должны уметь выносить на уровень обыденного сознания. Это большая сложность для философии, так как в отличие от науки, философия не может дистанцироваться от обыденного сознания, и, более того, обыденное сознание — один из источников философии.

Поэтому, если философ, например, рассуждает о принципах бытия, нравственности и пр., он должен это доводить до общественного сознания, а значит, выходить за рамки чисто кабинетной философии. Именно в такие моменты философия становится актуальной для общества, то есть «философией современного мира». Именно в этом качестве она затребована обществом, проникая «в салоны, в дом священника, в редакции газет, в королевские приемные, в сердца современников — в обуревающие их чувства любви и ненависти». Конечно, здесь возникает проблема некоторого упрощения философских идей. Но в этом заключается и талант философа. На самом деле очень просто говорить сложно, даже о простых вещах. И очень трудно говорить просто о вещах сложных. Для этого нужен особый талант, и это не каждый может, в том числе и из профессиональных философов. Кстати, К. Марксу, когда он это писал, было чуть более 20 лет, что разрушает еще один стереотип о том, что мудрость приходит с годами.

Как сохранить и не упростить философию и не превратить ее только в лекции в пивных, как сегодня модно (наши коллеги тоже читают лекции там) — это очень серьезная проблема.

Гегель говорил, что философия делает ясным то, что было смутным в мифе. Цель философии — разъяснять, а не запутывать. Сегодня доминирует некая мода, которую можно выразить следующим образом: если я истинный философ, то меня должно быть трудно понимать обычному человеку. Значит, чем меньшее количество людей меня понимает, тем в большей степени я философ. Правда, в этом случае идеальной является ситуация, когда такой философ и себя не понимает перед зеркалом, но это уже сфера скорее психиатрии.

Академия не как социальный институт, а как некое коммуникационное смысловое пространство академической науки — место для дискуссий. Это не место для упрощения мыслей, но в тоже время это подготовка почвы для их реализации в обществе. Это своеобразное экспертное сообщество. Но оно же работает не на себя, а для всего общества в целом. Соответственно, высказать результаты своей рефлексии надо, в том числе таким образом, чтобы это было доступно обществу, публике, если хотите. Экспертное мнение — это не просто совокупность различных точек зрения исследователей, но некий выверенный вывод, сопряженный с познанием истинного положения дел. Он не должен обязательно совпадать с господствующей властной позицией и может ей противоречить.

Кстати говоря, я могу привести пример реального варианта создания такого научно-исследовательского коммуникационного пространства. У нас на факультете функционирует «Центр исследования сознания». Он как раз вносит существенный вклад в исследование классических философских проблем, таких как сознание-тело, свобода воли, тождество личности. Им организуется активная дискуссия по этим вопросам на международном уровне, приглашаются ведущие иностранные специалисты и выпускается собственная серия книг. Только за последние годы у нас на факультете выступили крупнейшие философы и признанные эксперты в своей области, такие как Дэниел Деннет, Дэвид Чалмерс, Патриция Черчленд, Дерк Перебум, Джесси Принц, Николас Хамфри, Джон Фишер, Джон Сёрл, Тимоти Уильямсон, Дэниел Столяр. Оригинально организовано даже руководство этого центра, в котором три содиректора. Это зав. кафедрой истории зарубежной философии, д.ф.н., проф. Вадим Валерьевич Васильев, который сам по себе занимает синтетическую позицию в понимании философии и широко популяризирующий ее. Это д.ф.н., проф. Дмитрий Борисович Волков. Очень интересный ученый, но главное — чрезвычайно активный человек, который организует те самые лекции и встречи с западными философами. И, наконец, наш американский коллега, безмерно любящий Россию проф. Роберт Хауэлл, который также обеспечивают данную коммуникацию. Это очень демократическая по организации структура, в работу которой втянуто много наших молодых и талантливых ученых. Они имеют свой подкаст, свой ютуб-канал, постоянно организуют летние школы с участием представителей других стран. Например, этим летом была проведена научная школа для молодых ученых «Сознание и интроспекция», в которой приняли участие представители Австралии, России, США и Швеции.

Читайте также

«Многознание уму не научает». Как перестать собирать факты и начать мыслить

— Закрытость языка может быть определенной формой самозащиты, например, многие пытались в советское время сделать свой язык герметичным, чтобы избежать идеологической цензуры. Она может происходить и от недопонимания себя, и от страха перед рискованными, на взгляд автора, интерпретациями его идей. В последний год возобновилась дискуссия о разделении академии и общественной жизни — например, в связи с публичными скандалами в ВШЭ, в которых одна сторона отстаивает позиции политизированности, а другая полного нейтралитета. Что вы думаете об этом?

— Мы сейчас с супругой работаем над статьей, которая называется приблизительно «язык власти или власть языка». Там речь как раз пойдет о том, что та или иная система власти формирует или деформирует язык, вводя необходимую систему понятий, причем в данном случае как раз на самом широком уровне. Эту проблему, например, затрагивал Виктор Клемперер, анализируя изменения языка в нацистской Германии. Язык не просто форма самозащиты, но средство определения границ того самого смыслового пространства, в котором потом существует человек. Это пространство неоднородно и зависит в том числе от социокультурных обстоятельств. Одновременно, как вы правильно отметили в своем вопросе, язык может выступать и формой самозащиты, опять же создавая локальное смысловое пространство для входящих в него. При этом можно было использовать те же самые слова, но они приобретали иное значение.

Именно язык часто помогал оставаться человеку внутренне свободным внутри самого жесткого тоталитарного режима.

Что не противоречит и обратному, когда индивид остается абсолютно несвободным внутри самой оголтелой демократии, например, в условиях нынешней борьбы за политкорректность и выстраивания системы, когда политкорректность становится орудием давления на личность, что, по сути, и есть выражение тоталитаризма.

О проблеме соотношения академической (научной) и общественной жизни. Вы знаете, я сейчас скажу непривычную вещь. Я как преподаватель, который начал работать в университете в конце 70-х годов уже прошлого века в условиях вроде бы жесткого идеологического режима и эпохи застоя, в определенном смысле чувствую себя сегодня менее свободным в изъявлении своей позиции. В ушедший период у меня была большая степень внутренней свободы, которую я мог проявить, общаясь со студентами на семинарах и лекциях за счет создания доверительной атмосферы, между нами. Понятно, что были некоторые внешние ограничения, но никто особо не вмешивался в содержание твоих занятий. Со стороны студентов бывали, конечно, исключения, когда информация о семинаре в виде «идеологической жалобы» доходила до парткома, но в целом со студентами выстраивалось своеобразное интимное пространство. Ты говорил с ними откровенно о том, что думаешь, в том числе и оценивая жизнь страны, раскрывался перед ними, а они также отвечали доверием и принятием этих «правил игры». Часто на семинарах я мог высказывать мысли, которые не мог более сказать никому, не ожидая от студентов подвоха и провокаций.

А вот сегодня мы оказались в удивительной ситуации, когда благодаря развитию медийных средств (смартфонов и пр.), любое твое высказывание может быть зафиксировано и непредсказуемо выставлено для более общего обозрения, например в социальных сетях. Более того, этим начинают манипулировать, вырывая фрагменты твоих высказываний из общего контекста, иногда ради безобидной шутки, как, например, сборник цитат из лекций во «ВКонтакте», до серьезных провокаций. Причем никто из студентов не спрашивает у преподавателя, а согласен ли он на такую демонстрацию. В результате я вынужден отказываться от той самой интимности, ибо это может быть использовано против меня. И это не отдельный случай, он характерен не только для нашей страны, когда осуществляется буквально «травля» преподавателей под тем или иным предлогом, в том числе и по соображениям ложно трактуемой политкорректности.

Я, кстати говоря, вообще против излишнего распространения трансляционных средств, например, при той же защите диссертаций. Это моя позиция. Ибо понятно, что человек знающий, что его транслируют, всегда будет несколько корректировать свои мысли, особенно если речь идет о защите по общественным и прежде всего политическим наукам. Если исследователь защищает диссертацию по политологии, которая связана, например, с критикой власти, а он живет в этом обществе — понятно, что он очень серьезно будет корректировать свои тезисы, зная, что его записывают и транслируют, более того, возникает проблема давления. Откуда пошла такая тяга, тоже понятна. От низкого качества некоторых диссертаций. Но нельзя из-за этих случаев не доверять всему научному сообществу.

Задолго до распространения движения Black Lives Matter в университетах начались кампании обвинения преподавателей, например, за то, что, читая историю философию, они игнорируют женщин или не упоминают темнокожих философов. Причем часто инициаторами таких компаний вступают именно студенты. В Германии были случаи, когда преподавателя фактически снимали с лекций за то, что он рассказывал о философе, для которого были характерны излишне правые взгляды, и лектора стали обвинять в фашизме. Сейчас дошло до обвинений, например, Д. Юма и И. Канта в расистских взглядах. Я даже иронично сказал своему заведующему кафедрой истории философии В. В. Васильеву, который как раз очень любит философию Д. Юма и является автором огромной монографии о нем, что пора уже защищать философа. Кстати, они вроде организовывают круглый стол по данной проблеме в Институте философии.

У нас этот процесс также происходит. И что любопытно, опять же через язык, когда начинают внедряться понятия типа «авторка» вместо автор, «докторка» вместо доктор уже по гендерным соображениям. Ректор (правильнее теперь сказать ректорша) университета в Дрездене видит в этом процессе вообще главную задачу университета. У нас это тоже набирает обороты. Я участвовал в дискуссии, когда один из ее инициаторов утверждал, что студенты должны определять, кто им читает лекции. То есть во главу угла ставится не знание или профессионализм, а, скажем так, оценка, в том числе и политических взглядов преподавателей. Более того, он доходил до того, что в университетах должны быть созданы некие небольшие организации или комиссии, которые определяют возможность привлечения или отстранения преподавателей. Я ему тогда сказал, а не напоминает ли это вам некие современные «парткомы». Например, он считал, что в нашем университете не имеет права читать лекции преподаватель N, поскольку у него слишком правые взгляды. Я ему тогда на это ответил, что, получается, если бы к нам пришел Хайдеггер, мы тоже должны были бы ему запретить читатель лекции по известным соображениям. Но ведь если преподаватель излагает материал, например, по истории философии и является специалистом в этой сфере, причем здесь его политические взгляды.

Читать могут все компетентные люди. Иное дело, что должно быть сформировано и свободное пространство обсуждения тех или иных научных взглядов.

Это проблема внутренней университетской свободы, а как раз политике не место в аудитории как для студентов, так и для преподавателей, как говорил М. Вебер. Поэтому политические взгляды и идеологические предпочтения не могут навязываться аудитории. Это не значит, что политика не может исследоваться, да еще на гуманитарных факультетах, но она исследуется теоретически как особого типа деятельность, а университет не должен политизироваться.

— При этом политические темы могут быть неразрывно связаны с философскими проблемами и во многих случаях политизация неизбежна. Многие западные университеты оказывается центром в том числе и политической дискуссии.

— Дискуссии о политической деятельности, анализ последней вовсе не является политизацией. Политизация — это привнесение тех или иных политических интересов в образование и науку, что может быть реализовано в предписаниях, о ком преподаватель может говорить в аудитории, а о ком нет по политическим соображениям. В этом случае, например, Ф. Ницше также можно обвинить в фашистских взглядах, и это делалось с целью обвинить и запретить его упоминание в курсе истории философии. Политическая дискуссия как выражение разных позиций может иметь место в университете, и это нормально, но это не должно переходить в политическую деятельность. Для реализации своих политических амбиций есть другие места. Но здесь еще специфическая проблема характерная для нашей страны.

У нас иногда гипертрофированно смещена ответственность университета за своего студента. Например, в Германии если вы вышли из университета — университет за вас никакой ответственности не несет.

Если вы курите наркотики, то попадаете под законы, связанные с этим, если вы нарушаете какие-то правила поведения, вы тоже отвечаете по закону, и это не связано с вашей принадлежностью к университету. У нас, к сожалению, хотя это никоим образом не регламентировано, университет фактически несет ответственность за поведение студента вне своих стен. А учитывая жесткую иерархическую структуру наших университетов, конечным ответственным за всё является ректор, а на факультете декан, которые за некоторые проступки своих студентов могут иметь кучу неприятностей. Это я уж неоднократно испытал на себе как декан философского факультета.

Можно ли сохранить автономию исследователя?

— Cейчас философов пытаются заставить работать в логике эффективности. Насколько для вас имеет смысл говорить об эффективности и производительности философии, о количестве публикаций? Мы знаем, что многие из философов, которые важны для русскоязычной культуры, почти не писали, а предпочитали разговаривать.

— Всё, что происходит с наукометрией, — маразм, безумие и глупость по самым разным компонентам. Начиная с традиционных примеров: у Витгенштейна была всего одна работа, а у Эйнштейна в свое время всего одна публикация — он работником патентного бюро был.

Ясно, что эффективность даже естественных наук не измеряется цитированием и тем более количеством публикаций. Переход на эти наукометрические критерии в качестве эффективности модифицирует научный труд: то есть люди просто научаются отвечать наукометрическим критериям, я уже не говорю о фирмах, где надо платить деньги, которые обещают вам обеспечить высокое цитирование.

У меня, кстати, с наукометрическими показателями всё нормально, поэтому я имею право об этом говорить. Кроме того, это становится и формой политической регуляции. Например, политолога, который сегодня будет критиковать Россию и российское государство, будут публиковать в западных журналах гораздо охотнее. В то же время, если вы занимаетесь как филолог исследованием какого-то редкого наречия в России, где гарантия, что это будет интересно западным ученым?

И, наконец, наносится удар по собственным традициям. У нас всегда высоко оценивались кроме монографий еще и некоторые ежегодники, которые могли издаваться всего несколько раз в год. Сегодня многие из них оказываются вне списка литературы, который принесет вам публикационные баллы. Например, Институт философии РАН издает историко-философский ежегодник, который очень котируется среди философов. Но я помню, каких трудов стоило в свое время включить его в список ВАК (а я почти десять лет был председателем экспертной комиссии по философии, социологии и культурологии) из-за формальных критериев. Хотя для любого философа публикация в этом ежегоднике считалась высшей степенью его профессиональной оценки.

Наш факультет тоже много лет выпускает такие ежегодники, которые для нас очень важны. Но мы, чтобы поднимать культуру наших публикаций, ориентируемся на наукометрические требования, которые чаще всего сводятся к количеству. В одной из своих статей я обозначил этот процесс как «наукометрическое безумие». Наш ректор В. А. Садовничий когда-то правильно сказал, что вместо того, чтобы вкладывать деньги в поднятие наукометрических показателей, лучше было бы потратить их на поддержку наших собственных журналов, в том числе и на их профессиональный перевод и распространение.

Может быть интересно

«Литература — это не просто тексты, а тексты во взаимодействии со средой». Роман Лейбов — о Тартуской школе и точных методах в литературоведении

Так же, кстати говоря, абсурдна и система рейтингов. В Германии, например, в свое время Гамбургский университет просто отказался в них участвовать. Доходит до смешного и даже грустного. Ив Жэнгра описывает ситуацию, когда до сих пор два немецких университета борются за то, что А. Эйнштейн принадлежит данному университету. Дело в том, что он получил Нобелевскую премию в 1922 году. А лауреат Нобелевской премии приносит баллы в определении рейтинга университета. Однако до войны это был один Берлинский университет. После войны в связи с разделением Германии на две страны образовались два университета. Гумбольдтовский в Восточной части Берлина и Свободный университет в Западной. После объединения Германии они существуют как два отдельных университета. И вот сегодня в связи с рейтингом университеты спорят между собой, хотя к качеству университетского образования данных структур А. Эйнштейн не имеет никакого отношения. Моя позиция, что рейтинг университетов в целом просто невозможен, ибо каждый из них принадлежит своей собственной стране и зависит от культуры данной страны, а значит, и различным образом структурируется. В лучшем случае такие рейтинги объективны лишь для одной конкретной страны. В рейтинги можно играть, конечно, но достаточно на них взглянуть, чтобы понять, кто и по каким соображениям в нем доминирует.

Иначе говоря, цитирование и количество публикаций — это следствие качества научной работы, но не ее прямая цель. Но как это часто происходит на уровне управленческих решений, удобно свести сложные задачи к простым, в частности оценивать работу ученого или преподавателя суммой индикаторов, предписанных к исполнению. Такая упрощенная оценка может адекватно отражать функционирование простой и однородной системы, но наука и образование представляют собой весьма сложные и разнообразные системы. В результате наукометрические показатели начинают рассматриваться как цель сама по себе. Мы как дети радуемся наконец-то увеличивающемуся валу публикаций как удою молока, даже не отдавая отчета, что это не является прямым отражением успехов науки или качества преподавания. Соответственно, количество не может быть главным показателем эффективности научной деятельности. Научное открытие может быть отражено и в одной работе. Во многом, то же самое относится и к показателям цитируемости. Высокие показатели цитирования не всегда являются показателями качества, скорее как раз чаще цитируют более общепринятые научным сообществом результаты, а не идеи, например, какого-нибудь работника патентного бюро, типа А. Эйнштейна.

В истории полно примеров, когда наиболее важные результаты получаются изначально малоизвестными учеными, а в показателях наукометрических могут лидировать весьма посредственные.

Кроме того, сам принцип цитирования у гуманитариев и естественников несколько отличается. В естественных науках статья — это некий итог проведенного научного исследования обобщающего характера или фиксирующего новые результаты. За этим очень часто стоит целый коллектив ученых. В гуманитарных науках несколько иная ситуация. Научная статья по философии, филологии или истории — это не обязательно изложение новых результатов. В гуманитарном знании текст выступает еще и как как личностная оценка, в которой важное место занимают, например, эмоции. Кроме того, в центре гуманитарных наук всегда стоит человек, будь то его история или настоящее, будь то индивид или общество. А человек — всегда есть представитель собственной культуры, системообразующим фактором которой выступает живой язык. Гуманитарная наука привязана к языку, ибо анализирует в том числе особенности его функционирования. Есть простое решение поднять цитируемость. Отказаться от использования русского языка. Через десяток лет, поверьте, общая цитируемость повысится, но, к сожалению, вряд ли будет комфортно читать Пушкина в переводе на английский.

Это становится очень удобно для управленческого менеджмента. Простые критерии оценки упрощают принятие решений, в том числе о вкладе ученого или преподавателя в работу и жестких кадровых решений. Например, талантливый преподаватель, который мало пишет научных работ (и это вовсе не нужно для реализации его преподавательского статуса), может не пройти конкурс и быть уволенным. Схожим образом, начинают ранжировать научные и учебные учреждения. За наукометрической модой стоят более глубинные процессы трансформации современной культуры и таких ее составляющих, как наука и образование. Именно, в связи с этим появляются трактовки медицины или образования как сферы услуг. Наука также начинает трактоваться не как сфера фундаментального исследования, а как некая отрасль технологических приложений. И всё это рассматривается как источник прибыли.

А если это так, то возникает необходимость ранжирования этих источников для того, чтобы дифференцировать выделяемые государственные или частные средства. И здесь удобнее всего применять именно количественные показатели. В результате умственный труд, который всегда обозначался как наиболее свободный, также начинает подчиняться академическому капиталу. Соответственно, это требует вертикального жесткого управления, а для этого проще всего использовать упрощенные показатели, результаты, индикаторы и пр. Ученые и преподаватели превращаются в наемных рабочих, которым можно установить любые параметры для трудовой деятельности, заставив их трудиться более интенсивно, что было предсказано еще К. Марксом.

— Видите ли вы эффективные механизмы противодействия такой псевдорыночной логике, когда пытаются управлять университетом точно так же, как если бы это был завод?

— У меня скорее пессимистический настрой: в стране отсутствует реальное экспертное сообщество. Эксперты у нас назначаются, реформу образования проводили 20 лет назад те же люди, которые сегодня требуют денег на новую реформу образования. Реформа, которая длится более 20 лет, скорее уже контрреформа.

Нужно дать реальную автономию университетам: должны быть ведущие университеты — МГУ, ВШЭ, СпБГУ, — которым нужно разрешить принимать абитуриентов так, как они считают нужным, без всякого ЕГЭ.

Потому что где-то достаточно ЕГЭ, а в бывшие техникумы вообще можно принимать по росту и полу. А где-то человек должен понимать, что, придя в МГУ, ВШЭ, СпБГУ, он должен дополнительно знать что-то еще — это нормально! Это никакая не элитарность, это просто уровень университета.

Пока у нас не будет собственных автономных экспертных университетских сообществ, к слову которых будут прислушиваться госструктуры, — ничего не будет.

— Помимо автономии университета есть еще автономия преподавателя и есть экономические способы управления ей. Повсеместны краткосрочные контракты, институт постоянного контракта почти отсутствует; допустимы ситуации, когда ведущим исследователям, как в ВШЭ, посреди июля вручают постановление о слиянии и сокращении, много таких историй было и в РГГУ, да и не только там. Кроме того, механизмы оплаты труда совершенно непрозрачны, и руководство может манипулировать множеством надбавок. Что вы думаете о распространении такой системы контроля внутри университетской системы России?

— Я не сторонник этой системы, потому что она вытекает из того, что мы обсуждали выше. Если мы с вами наемные работники как преподаватели, то в качестве основного судьи выступает работодатель. Работодатель установит вам критерий в виде нагрузки. Сегодня существует только одно ограничение, что нагрузка преподавателя не должна быть выше 900 часов, а сейчас ее часто трактуют как минимальную.

Необходима автономия университетов и факультетов — за ними должно быть последнее слово. Московский университет часто обвиняют в консерватизме, но у нас автономии осталось гораздо больше, чем во многих университетах. Возникает проблема — а как же должна система работать, а система должна работать через конкурсы. Но мы должны понимать, что конкурсы должны носить реальный характер, мы же понимаем, что ученый совет, который проводит конкурс, это совокупность тех же преподавателей в основном приличного возраста, поскольку они заведуют кафедрами. Нет гарантии, что они эффективно оценят работника, который не очень хорошо работает. Я думаю, что и здесь экспертное мнение гораздо важнее, чем те или иные показатели. Поверьте, внутри факультета мы прекрасно знаем, кто действительно работает, а кто имитирует деятельность.

Поэтому я сторонник того, чтобы выборы были на всех уровнях университета. Я уже декан, стыдно сказать, как долго, — с 1998 года, но у меня всё время были выборы. Конечно, выборы 1998 года и нынешние несколько отличаются. Кстати, и в 1998-м, и через 5 лет, в 2003-м, в выборах участвовал весь коллектив философского факультета, и я этого не боялся. Более того, некоторые мои коллеги из ученого совета говорили — пусть выборы будут только в ученом совете, я говорю — нет, потому что как только выборы ограничиваются ученым советом, есть опасность, что на декана будет оказываться давление со стороны совета при решении тех или иных проблем.

Я за широкий выбор, но демократия должна кончаться там, где кончились выборы. Выбрали человека деканом, ректором, и у него должна присутствовать власть и механизмы ее реализации. Не нравится кому-то, ждите следующих выборов, если это, конечно, не какие-то серьезные нарушения. Руководитель не должен быть заложником демократических процедур, что вот, мы тебя выбрали, давай нам делай — такое тоже бывало. Нужно совместить выборность руководителя и серьезные полномочия для решения задач.

Что касается контрактов — всё, что происходило в ВШЭ, — происходит по всей стране; эти механизмы поменяли не университеты, вопрос к тем, кто принял эти условия. Можно ли этим механизмам противиться, я не знаю, но в нашем университете до сих пор декан избирается на 5 лет, утверждается ректором, так же как и заведующие кафедр. С преподавателями же можно заключить контракт на меньшие сроки в зависимости от того, какие критерии принимаются. Виктор Антонович занимает такую позицию: критерии эффективности, связанные с наукометрией, имеют право на существование, но последнее слово принадлежит экспертному сообществу, в качестве которого выступает ученый совет факультета и ученый совет университета. У нас есть случаи, когда у человека есть провалы на том или ином наукометрическом критерии, но при этом он блестящий преподаватель, и мы голосуем за него и заключаем с ним контракт.

— Вы говорите о таком демократическом централизме и достаточно широких полномочиях избранной главы, но мы знаем, что в развитых демократических сообществах политическое присутствует не только на этапе собственно выборов, но и во всем функционировании сообщества. Это отличает демократические общества от обществ, которые пытаются имитировать демократию или воспроизводить власть лидера. Что вы об этом думаете в отношении собственно научного администрирования академического?

— Я в двоякой ситуации, я декан уже 22 года. Круто достаточно, причем всё время избирался. Я сторонник того, чтобы были ограничения по срокам, но при одном условии: это должно соблюдаться для всех, потому что обычно в нашей стране есть правила сменяемости, но кто-то вдруг оказывается не сменяемым — это первое.

Второе — я сторонник даже ограничений возрастных для преподавателей. Я встречался с Гадамером в 1998 году, которому было тогда 98 лет. Он в 65 ушел на пенсию: если у него отнять подростковый возраст, то это еще целая жизнь. Это не значит, что он ушел из университета: он не имел права занимать должностей, но университет его взял, и он работал. Должны быть формы работы с людьми, которые ушли по возрасту. Но это системная и государственная проблема, так как она упирается в размер пенсии, которая, конечно, в нашей стране является достаточно невысокой.

Разумные ограничения должны существовать, а уж насколько они должны различаться по отношению к разным руководителям — лидер кафедры, факультета, университета, страны, — это другой вопрос, но они должны существовать. Мы должны понимать, что мы не сможем работать в этой должности вечно.

Как философы наблюдают за собой?

— Московская конференция исследования сознания посвящена интроспекции, то есть внутреннему наблюдению за своими идеями и состояниями, как философскому методу. Интроспекция в истории философии была универсальным методом или же она появилась в какой-то определенный момент истории?

— Интроспекция как внутреннее наблюдение существовала всегда, и человек всегда понимал, что он не может, рассуждая о мире, обойтись без какого-либо внутреннего взора. Поэтому эта проблема всегда стояла, хотя и не формулировалась в явном виде.

Среди тех, кто ее впервые ввел в явном виде, нужно вспомнить прежде всего Локка с его разделением внутреннего и внешнего опыта. То, что определяет наши чувства и ощущения, либо нашу внутреннюю рефлексию, — он разделил на внутренний опыт и на внешний опыт.

Есть внешний опыт, который мы ощущаем, и есть чувственная рефлексия, которая достигается не совсем понятным образом. Поэтому возникает сложность: пусть мы даже сможем достаточно легко определить, что является внешним воздействием. К примеру, если нас сильно ударить — это внешнее воздействие, которое сразу окажет некое влияние. Но одно и то же внешнее воздействие может вызвать разные опыты!

Поэтому со времен Локка стали говорить о трудностях этой проблемы. С одной стороны, есть восприятие, которое, как Юм уже позже пишет, можно подразделить на впечатления и идеи, но которое по-разному оказывает влияние на формирование образов в нашем сознании.

Это шаги, которые были связаны с переходом к более современной науке. Здесь также нельзя обойти Канта, который вводит проблему априорной формы чувственности: есть чувства, которые идут к нам через ощущение, условно говоря, простые чувства, а есть априорные формы, которые имеют более сложный характер.

Например, наше сознание так устроено, что мы всегда смотрим на мир сквозь призму пространственно-временных отношений. Возникает проблема — а как же быть с явлениями, где гарантия, что эти априорные формы не искажают сущность объекта.

Можно представить себе субъекта, существо, у которого априорные формы чувственности будут иные или, например, пространство, а время не будет заложено в его сознание, как он будет видеть мир? Наверное, не так, как мы. Например, для нас дальтоник является неким исключением из общего правила. Но представьте обратную ситуацию: большинство людей дальтоники и видят мир соответствующим образом. Что будет исключением? В какие цвета для нас будет окрашен мир? Более того, количество дальтоников достаточно большое. По разным подсчетам — это каждый десятый человек. Возникает вопрос, а каков реальный цвет нашего мира? Есть красивая фраза у Гегеля: «Сущность нам является, а явление существенно». Когда мы видим какие-то явления, которые до нас доходят, это не значит, что мы видим сущность этого объекта, потому что это явление оборачивается к нам своей одной стороной. Или, как отмечал И. Кант, всегда есть «вещь в себе», которая не всегда явным образом выступает как «вещь для нас». Мы ее видим такой, каковой она нам является, например в зависимости от предметной области или каких-то иных обстоятельств. Отсюда возникает проблема агностицизма: мы на самом деле познаем только то, что нам является.

Если преломить это сквозь призму наук, то окажется, что любой ученый надевает на себя предметные очки, опредмечивая мир. Если я смотрю на человека как физик-механик и мне нужно построить инвалидную коляску, мне достаточно понимать человека как совокупность рычагов, но в то же время я понимаю, что человек к совокупности рычагов не сводится. Подобными проблемами занимался Декарт и многие другие — но сегодня проблема интроспекции распадается на две большие линии: аналитическую и феноменологическую, которые мы могли бы разделить. Аналитическая линия пытается разделить чувственное на разные составные части, а феноменологическая, рассматривает описание внутреннего опыта как таковое.

— Как, на ваш взгляд, соотносятся аналитическая и феноменологическая линии, являются ли они взаимодополняющими и исследуют нечто разными методами или же они ставят разные вопросы? Есть ли какие-либо ограничения, встроенные в саму методологию этих линий, которые делают каждую из них неполной или каждая из них может претендовать на полноценную философскую программу?

— Вы сказали очень хорошую и важную вещь, ее не все произносят: речь идет о синтетической линии — и здесь я дискутирую с коллегами очень часто.

Разделения философии на аналитическую и феноменологическую, идеализм и материализм, континентальную философию и опять же аналитическую — очень условны, и, учитывая, что некоторые философы живут достаточно долго, у каждого философа мы могли бы проследить смену этих парадигм.

Очень мало философов, которые начинают исследовать что-то с заданной позиции, философ анализирует мир.

Когда изучают философию на первых курсах, говорят, вот, были греческие материалисты, Фалес, например. Но мы же понимаем, что Фалес не был материалистом — у него без нуса («Ума». — Прим. ред.) мир невозможен, поэтому вода для Фалеса — это не вода из-под крана, а некоторый образ, а значит идея.

В этом смысле любой философ идеалист. Мы можем сказать — этот позитивист, а этот экзистенциалист, но мы можем указывать и на то, и на другое: вот Витгенштейн, сложнейшая фигура, с одной стороны, позитивист и сциентист, а с другой — прямо противоположное.

Тем не менее попытаюсь затронуть и проблему различения обеих линий. Натуралистическая установка такова: если мы нечто познаем, надо найти объект, который мы познаем, и, исследуя сам объект, мы поймем специфику познания. Она появляется достаточно рано в философии, и ее оппонентом выступал Эдмунд Гуссерль, с которым связывают феноменологическую традицию. Он выступает с критикой такого подхода, потому что внутри познаваемого образа присчитывание материального оказывается очень сложным.

Поэтому Гуссерль с самого начала предлагает дистанцироваться от реальности, поскольку мы всё равно преломляем всю реальность через наше сознание. У нас есть объекты, есть наше сознание и есть реальность, она внешняя, но мы не можем ее познать, не преломляя через наше сознание. Поэтому вопрос о реальности выносится за скобки.

Гуссерль говорит: давайте мы как философы будем заниматься исключительно феноменом сознания, отсюда — и феноменология. Можно допустить, что феномен сознания не обладает характеристиками реального мира, потому можно его изучать отдельно, выделяя множество актов сознания и исследуя их.

Аналитические философы увлечены современной наукой, нейроисследованиями и пытаются найти место нашему сознанию в природе. Это то, что для феноменолога чуждо, потому что сознание в виде человека присутствует в природе, но сознание — это образование разума.

Читайте также

«Личность — это отчасти вымышленная конструкция». Аналитический философ, бизнесмен и коллекционер Дмитрий Волков — о личности как рассказе, свободе воли и 17 гремлинах

Когда я еще учился на факультете, нам тогда говорили, что в образах, которые репродуцируются сознанием, нет ни грамма вещества. Да, происходят какие-то нейродинамические процессы, на основании которых возникает образ, но в себе никакой материи он не содержит. А аналитические философы пытаются найти некоторые аналоги в самих материальных процессах.

Чалмерс рассматривает вопрос о том, как ментальные состояния соотносятся с нейронными процессами. Мы можем выделить некоторые ментальные состояния, давайте поищем, какие нейронные процессы им соответствуют. Но я не думаю, что состояния можно свести к этим процессам. У Деннета и Сёрла позиции примерно те же — полемика между ними идет по достаточно узким вопросам.

Сознание для них — некоторое подобие компьютера, а на самом деле, я повторяю, сознание к материи не сводимо. Поэтому как бы мы ни открывали эти нейродинамические зависимости, всё равно эта проблема будет оставаться, и это притом, что мы всё время рассматриваем человека фактически как единственное существо, обладающее сознанием. Мы исходим из того, что сознание строится благодаря нейродинамическим кодам, таким как у человека, но мы же можем допустить и другое, что оно может выглядеть по-другому.

Мы недавно в связи с этим спорили с Дмитрием Волковым — говорили о современных смартфонах и так далее. И я сказал, что человек становится периферийным устройством смартфона, а Дмитрий мне возразил: «А разве нога или рука не является периферийным устройством мозга?»

На самом деле это не так. Философ Маркус Габриель недавно написал книгу «Я не есть мозг», в которой пытается доказать, что мы не можем свести сущность человека только к явлениям мозга. Как он хорошо пишет, Гомер, Софокл или Шекспир могут нам больше рассказать о сущности человека, чем нейронауки. Мозг, как и центральная нервная система есть условия наличия в человеке духовного или духа. Но необходимое условие еще не является достаточным. Поэтому наше «я» мы не можем идентифицировать только с мозгом, и человек остается существом духовным. Это то, что в философии относится к философии духа как особой саморефлексии.

Это синтетичная, интересная, дискуссионная — и постоянно стоящая проблема. Она синтетична. Мы всё время будем находить какие-то примеры, которые будут нас одновременно объединять и разводить — это нормальная ситуация в философии.

Философия отлична от науки. В науке последняя по времени научная теория более адекватно отражает действительность, а в философии Платон или Декарт могут оказаться более современными, чем любой современный философ.

Поэтому философия — это некое смысловое пространство, в которое погружены все философы, прошлого и настоящего. Они все современны друг другу, в их трудах устаревают только конкретные знания о мире, которые переходят в науку. Поэтому в философии происходит постоянная миграция проблем. То, что было актуальным, может уйти не периферию этого смыслового пространства, а потом вдруг вновь возникнуть, но уже в ином виде, связанным с развитием наук. Как, например, психофизическая проблема Декарта. В этом смысле все философы современны друг другу. Синтез идей позволяет философам, занимающим прямо противоположные позиции, сосуществовать и дополнять друг друга, потому что философы решают проблемы, а не констатируют, что я идеалист или материалист и поэтому буду решать так, а не по другому.

— На самом деле аналитические философы часто привязаны к своей линии и периодически можно услышать высказывание, что существует только аналитическая философия.

— Эта позиция ущербна, потому что она выводит за скобки всё остальное и игнорирует историю философии. Аналитическая философия в этом смысле напоминает иногда некоторую секту.

— Есть ли, на ваш взгляд, мыслители, которые в своей линии мысли пытаются выстроить диалог между разными линиями и синтезировать?

— Их достаточно много, но из современных я назвал бы Вадима Валерьевича Васильева, который идет от классической линии Канта, а потом анализирует аналитическую линию и пытается найти какие-то аспекты, которые позволяют их объединить.

— Результаты интроспекции должны быть вербализованы, но все ли внутренние состояния поддаются вербальному описанию? Ограничивает ли язык наше описание феноменов сознания?

— Ответ простой — не все, и мы только их и будем описывать. Философ никогда не скажет, что мир познаваем — в чем-то познаваем, в чем-то нет, так же и здесь.

Возможна ли визуальная философия?

— Современная культура становится всё более визуальной и всё менее текстовой. Может ли эта ориентация на иные, чем текстовые, формы восприятия давать какую-то почву для философии — которая может оказаться не текстовой, а, скажем, визуальной или аудиальной? Ведь, например, искусство постоянно меняет свои формы.

— Это очень хороший вопрос. Мы здесь не должны лить крокодиловы слезы, что старая культура гибнет. Это процесс развития. Например, когда возникала письменная культура, Сократ тоже рассуждал, что письменность наносит некоторый вред. Ведь если мы будем писать и фиксировать наши знания, то мы будем плохо обучать людей. Человек будет становиться не мудрым, а знающим, но знающим данный текст, который написан. А текст к мудрости, говорил Сократ, не приближает. Поэтому я не буду мою мудрость записывать, потому что мой текст могут исказить. Например, прочитает глупый человек и сделает не те выводы, а меня как автора уже нет, и я защитить текст не смогу, говорил он.

Позже, когда возникает печатная культура, в университетах появляется дискуссия: не нужно ли тогда отказаться, например, от лекций как устной речи, пусть студенты читают книжки. Были судебные процессы в университетах, когда преподаватели предлагали студентам читать, а не слушать, студенты писали заявления в ученый совет, что просим нам вернуть диктовку.

Соответственно, сегодня, когда возникает большой блок, связанный с использованием аудиовизуальных средств восприятия, то надо понимать, что восприятие через образ будет расширяться и также займет свое место в культуре. Мы стоим на пороге очередного синтеза, так как, например, образное мышление, характерное для искусства, и неожиданным образом визуальные средства, связанные с искусством, дают возможность создать нечто, что одновременно будет связано и с наукой как таковой. Начиная с каких-то простых экспериментов, когда некоторые открытия в науке пытаются описать музыкальным или цветовым образом, и до более сложных экспериментов.

В конечном счете всему есть свое место. Устная речь, письменная речь, текст и видео, визуальная информация будут занимать свое место, у них, думаю, будет своя специфика, и они будут одновременно друг друга дополнять. Отказ от текста не произойдет, это будет нечто дополнительное. Тут, кстати, сразу возникает куча проблем. Например, одинаковым ли образом представители разных культур воспринимают визуальный ряд. Маклюэн это исследовал и упоминал эксперименты, в которых оказалось, что представители разных культур по-разному, например, просматривают фильмы. Это интересная проблема, всегда ли визуальный ряд для всех одинаков, насколько его восприятие зависит от нашей культурной заданности.

Таким образом, речь может идти не о визуальной философии как таковой, когда философию можно привязать к чему угодно и тогда появляется философия стула или философия бизнеса, а относительно новый предмет исследования для философии.

— Здесь можно сразу вспомнить об античной математике, в которой доказательством мог быть чертеж. Могут ли здесь аналогичные визуальные и философские аргументы, на ваш взгляд, возникать?

— Думаю, могут. Более того, тут возникают интересные философские проблемы, что есть бытие… Понятно, раньше мы воспринимали все-таки в основном, что бытие — это нечто внешнее. А как быть с виртуальным бытием, созданным на основе технологий, и всегда ли мы можем распознать разницу?

Раньше всё казалось просто: обжегся, и то, чем я обжегся, имеет отношение к реальному бытию, а сегодня мы можем оказаться в ситуации, когда виртуальное образование может вообще не отличаться от бытия. С позиции такой дигитальной философии реальность может рассматриваться как некая проекция информационных кодов, а значит, можно допустить, что могут быть и иные проекции. То есть вся наша реальность есть, по сути, виртуальная реальность. Соответственно, требует уточнение понятие материального, которое уже несводимо просто к реальности, и тогда наше восприятие оказывается более важным для понимания сущности такой реальности. То, что всегда считалось субъективным восприятием, трансформируется в единственную возможность понимания мира и возможности множества его моделей, которые лишь материализуются посредством новейших технологий. Таким образом материальные объекты заменяются виртуальными. Тогда мы находимся внутри виртуального бытия, и возникает проблема — а кто его создал. Это серьезные вызовы современной философии и современной науки: они заставляют оттачивать классические аргументы — что же такое бытие, что же такое сознание, как они соотносятся.

— Касательно виртуального бытия есть старые философские дискуссии, связанные с религиозным опытом, относительно которого тоже проблематична дихотомия внешнего и внутреннего — возможно, эти теологические аргументы можно перенести на виртуальное. Есть философ Алексей Гринбаум, он на базе религиозной философии прошлого пытается решать проблемы этики в цифровом мире, например.

— Я бы сказал даже более круто — удивительно, что до сих пор теоретики от религии этим не активно пользуются, потому что виртуальная реальность была всегда интересна теологам, хотя они вкладывали в это разное содержание.

Собственно, мы начали уже об этом говорить. Если наш мир виртуальный, то у него должен быть создатель, и как всемогущее существо он не мог ограничить себя созданием лишь одного мира, и их должно быть множество. Об этом писал и Фома Аквинский, и Лейбниц. Более того, Фома Аквинский вводит в обиход сам термин «виртуальность» еще XIII веке. Это было связано с проблемой обоснования существования духовных ценностей. Ведь они не материальны, но весьма существенны для нас. По мнению Аквината, виртуальное образование возникает в результате нарушения гармонии между душой и телом. Тело материально, и оно умирает, а душа виртуальна и существует в этом состоянии после смерти тела. Поэтому духовные ценности живут собственной жизнью, оказывая влияние на материальную реальность.

Я также об этом писал в одной из своих работ. Эти ценности далее материализуются в знаковых системах и таким образом переходят от эпохи к эпохе. Получается, духовные ценности не являются просто слепком мира, это зафиксированные, например, нравственные ценности и добродетели. Философы часто вынуждены сами конструировать такие внематериальные образования, например, Абсолютный дух, Абсолютный разум. Это необходимо, чтобы иметь точку отсчета, от которой всё начинается. В теологическом смысле это почти аналогия Бога, но сконструированная человеком. Думаю, что для теологии это весьма перспективное направление мысли, вплоть до возможности построения некоторой новой мировой религии.

Философия и диалог культур

— История философии, которая сейчас существует, ограничена историей мысли Античности, а затем нескольких западноевропейских обществ. Может ли она быть переизобретена так, что включит в себя неевропейские формы мысли на тех же правах, на которых существует Платон и Аристотель. Может ли она китайскую или индийскую, к примеру, или иные формы мысли представлять не как некую специфическую восточную философию, а как часть единого смыслового поля.

— Я начну с воспоминания. Когда я был в Японии, мы беседовали с философами, и они мне рассказывали, какой должна быть философия и как в Японии она отличается от европейской философии. Есть иероглифы и нет прямой понятийной системы потому, что, если вы переводите, например, японский стих, приводили они пример, вы должны рядом еще и рисовать картинку, потому что иероглиф — это еще и визуальный образ.

Долго я их слушал, мы беседовали, а потом я говорю как декан факультета — ну ладно, это всё хорошо, а покажите мне учебный план, как у вас учат философию в Японии, и они мне показали его. И как вы думаете, что я увидел? Курс по истории философии начинается всё с той же античной философии. То же самое я потом повторил в Китае, получив аналогичный результат. Понятно, что там присутствует и своя философия, как у нас присутствует русская, которая вряд ли включена в преподавание во всех странах, но общие принципы преподавания весьма сходные.

Может быть интересно

«Границы — это последняя схватка глобального капитализма». Афроеврейский философ Льюис Гордон — о том, почему свобода важнее безопасности, а настоящая любовь направлена к Иному

А знаете, с чем это связано? На самом деле, это почти детективная загадка. Так произошло, что греки задали нам цивилизационный путь развития, основанный на примате рационально-теоретического сознания, что затем приводит и к становлению наук, и к развитию технологий. Возможны были другие варианты развития человечества, но реализовался именно этот. Это не безобидный путь, ибо он связан с подчинением себе природы и нарастанием противоречий между развитием человечества и мира. Человек становится могущественным настолько, что может угрожать существованию мира, но вряд ли возможен обратный путь. Кроме того, рациональный и доказательный вектор развития автоматически отбрасывал то, что не поддается такому обоснованию, и оно просто отбрасывалось. Часто это и сегодня происходит, когда нечто объявляется ненаучным или лженаучным, но не учитывается фактор, что сама наука развивается и таких отбрасываний в ней самой достаточно много.

Но мы прекрасно понимаем, что абсолютного доказательства всего быть не может. Посмотрите, как развились ситуации: в Греции начала доминировать рационально-теоретическая линия, а линия ценностно-эмоциональная в большей степени доминировала на Востоке, и поэтому в том же Египте в качестве представителя философии выступал жрец, который выходил из башни и говорил: будет затмение солнца. Мы понимаем, что перед этим он занимался наукой и действительно мог это предсказать, но он выносил эти истины на массу, как истины, которые ему даны, а непосвященным не даны, и для того, чтобы вы в эти истины проникли, вы должны погрузиться в особую атмосферу. Наша с вами цивилизация приняла греческий рационально-теоретический путь развития, со всеми его минусами и проблемами. Она утвердила идею, что мы должны осваивать природу, что мы цари природы. Сейчас пандемия показала нам относительность нашего господства над природой.

Оказалось, что мы остаемся существами биологическими, а значит, находимся в ситуации биологической борьбы за выживание, в том числе и с вирусами. Грубо говоря, вирус имеет не меньшее право на существование, чем мы с вами, хотя мы и обладаем разумом.

Очевидно, что в восточной философии есть огромный потенциал, который, с одной стороны, мы можем осваивать, а с другой — в силу культурной заданности мы можем не освоить его никогда.

И еще о диалоге культур. Диалог подразумевает как раскрытие одной культуры для понимания другой, так и, напротив, ее закрытие перед другой, некую фильтрацию, например, иной системы ценностей. Поэтому не всегда возможно простое заимствование или пересаживание культурных явлению на почву другой культуры. Простой пример. В советское время, в конце 70–80-х годах стала популярна борьба — карате, кружки создавались. Потом спустя 3–4 года эти кружки стали закрывать, знаете почему? Люди начали использовать приемы карате, чтобы совершать убийства. А в Японии не зафиксировано случаев убийства людей с помощью карате, потому что за этим стоит целая философия, и поэтому перенос на другую почву элементов другой культуры не так прост.

Это касается не только борьбы, но и экономики, политики и философии. Гегель мог родиться только в Германии, как и Кант, а Соловьев только в России. Не в силу какой-то лучшести или худшести культуры, а в силу того, что эта культурная заданность много определяет.

Рассуждаем дальше по вашему вопросу. Казалось бы, а можем ли мы действительно выстроить, вспомним библию, Вавилонскую башню? Вот Вавилонская башня, один язык, одна культура и всем удобно, однако Господь Бог не принимает этот вариант глобалистской башни, и всех рассыпает по разным культурам — хотя, казалось бы, с точки зрения управления Вавилонской башней было бы проще управлять. А почему? Потому что это ответ философский — единство разнообразного всегда богаче тотального единства.

Поэтому разнообразие — это очень важно, мы не отрицаем диалога и контакта с другим, мы должны уважать другого, но в то же время и уважать себя, свое разнообразие. Я очень не хотел бы, чтобы вдруг возникла некая система, где была бы некая единая философия — это мне очень напоминает господство диалектического и исторического материализма, когда мы удивлялись, а как же там работают ученые в других странах, которые не изучают этой философии?

— Мой вопрос, скорее, не о единой системе, а о едином поле — в смысле, в каком существуют в едином поле, скажем, аналитическая философия и феноменология. Более того, эти формы знания могут быть и рациональными, как логика в буддизме или иудаизме. Имеет смысл сравнение не с Вавилонской башней, о которой в современных терминах сказали бы «модернистский проект», а с сетью. Так, в портовых городах люди говорят на своих языках и постепенно формируются пиджины, с помощью которых говорящие одновременно начинают понимать друг друга.

— Это хороший образ, но в сетевой структуре всегда есть опасность кластерности и замкнутости в своем кластере. Неслучайно на уровне высокой культуры, которая становится мировой ценностью, то есть носит общий характер, мы можем хорошо понимать друг друга, и, по сути, нам безразлично, на каком языке исполняется та или иная оперная ария. А вот на уровне низовой культуры и обыденных стереотипов, как ни странно, мы быстро видим, что человек принадлежит к другой культуре. Общий язык коммуникации, например английский, здесь скорее вредит, так как разрушает диалог как взаимопроникновение разных культур, а значит, и разных языков. Другой всегда должен быть в диалоге. Когда к нам на факультет приехал Хабермас, мы с моей супругой, известной переводчицей, долго думали, как его переводить. Но оказалось, что он хотел выступать на английском языке, и мы с трудом убедили Хабермаса, чтобы он читал у нас лекции на немецком, он был уверен, что надо на английском — ведь кто сегодня поймет на немецком. Но ведь тем самым ради коммуникации как таковой мы отказываемся (а в философии это очень важно) от специфики философской рефлексии, связанной со своей культурой.

Поэтому я согласен с возможностью сетевой интерпретации, например общества, но я вижу опасность того, что такие сетевые связи могут создать предпосылки именно тотального единства, а не единства разнообразия. Можно, конечно, оставить образ сети, в качестве кластеров которой выступают отдельные культуры, но тогда надо предусмотреть, каким образом будет осуществляться преодоление кластерности и обеспечение диалога разнообразного.

— А что для вас разные культуры? Вы их воспринимаете как нечто тоже само по себе устроенное сетевым способом или как нечто единое, как единые блоки?

— У меня чисто семиотический подход. Я рассматриваю в данном случае культуру в широком смысле как текст. Текст не обязательно напечатанный или написанный: какой-либо памятник культуры — это тоже текст, мы можем интерпретировать его, он нам о чем-то расскажет, как древняя амфора, которая была просто сосудом, в которую наливали и выливали что-то, но вдруг вдруг сегодня трактуется как культурная ценность.

Культура представляет собой Текст с большой буквы, в котором зафиксированы значения, а значит, закодирован смысл. Поэтому другая культура для меня — это закодированный текст, с которым я веду диалог, и я нахожусь в ситуации невозможности полной расшифровки этого диалога.

И, как отмечал Ю. М. Лотман, в диалоге более важна не область пересечения культур, а, напротив, область их несовпадения, которую нужно понять и внести в свое культурное понимание.

У нас была конференция по Хайдеггеру вместе с немцами, которая кончилась тем, что они сделали вывод: бессмысленно Хайдеггера переводить на русский язык, потому что это не имеет никакого отношения к Хайдеггеру, более того, его еще на немецкий надо нормально перевести.

— Сразу возникает вопрос о проблеме индивидуального языка, потому что языки двух любых людей, если они выходят за рамки повседневной передачи информации, также требуют перевода, как и разные культуры.

— Это правильная аналогия. Но есть и разница — каждый человек является представителем своей культуры. Я живу с женой-немкой, мы поженились в 1976 году и до сих пор есть проблемы, которые показывают разницу восприятия многих вещей. Мы должны уважать другого, это не значит, что другой хуже или лучше — он другой, и мы его должны понять, мы должны себя приспособить под этого другого, если мы живем вместе и наши культуры сосуществуют. Я сегодня дискутировал с Дмитрием Волковым, а перед этим дискутировал с одним из министров образования на такую тему: давайте мы все на английском языке начнем писать. Есть очень простой выход для этого — давайте запретим говорить по-русски и через 5–10 лет цитирование повысится и будем все друг друга понимать, но при этом и Пушкина надо будет тоже переводить. Готовы мы к таким культурным потерям, нужно это для нашей культуры? Это большой вопрос. В Германии, как мне Гасан Гусейнов рассказывал, ученые разучились давать обозначения новым явлениям на немецком языке — ведь везде английский.

— В России в естественных науках ровно то же.

— Другой пример, который Виктор Антонович Садовничий приводил: в 60-е годы американцы, которые приезжали в Советский Союз, делали доклад на русском языке. Это отражало и уважение к степени развитости нашей науки, прежде всего физики и математики. Сегодня мы предпочитаем делать научный доклад на английском, даже если не очень хорошо его знаем, а в вузах вводим курсы на английском языке. Еще понятно, когда такой курс читает носитель языка, приглашенный в страну. При этом не обязательно, чтобы он читал только на английском, может и на французском или немецком.

У меня была любопытная история на эту тему. Меня пригласили во Францию, в Сорбонну, читать лекцию и спросили, на каком языке я буду читать, я сказал — французский я не очень знаю, а вот на немецком был бы готов. А потом подумал: почему, когда француз приезжает к нам, мы его не просим выступать по-русски, он выступает по-французски, мы ищем переводчика и платим ему. Мы перезвонили в Сорбонну и сказали, что будем читать лекцию на русском языке. Французы подумали, но согласились. Приехал во Францию, выступил, три лекции прочитал, взяли с собой переводчика, и потом после лекций меня пригласил к себе руководитель и сказал, вы знаете, мы ваш случай разбирали специально и очень вам благодарны, потому что это правильное отношение к своему языку и проявление уважения к своей культуре.

Психосоматическая организация эмоций и проблема интроспекции

Структурная формула молекулярной эмоциональной единицы, сохраняющей специфическую характеристику именно эмоционального гештальта, как было доказано, двухатомна или двухкомпонентна. Один из членов такой формулы — это психическое отражение объекта эмоции, а второй — это психическое же отражение состояний ее субъектаносителя. Теоретический анализ такой двухкомпонентной единицы предполагает знание структуры обоих компонентов, описание их параметров на общем для них научном языке, а затем объяснение совокупности параметров путем ее выведения из общих принципов организации этой целостной единицы. Фактическое положение дел в науке таково, что о когнитивном компоненте эмоции, отображающем ее объект, нам сейчас известно значительно больше, чем о компоненте, в котором воплощено психическое отражение состояний субъекта — носителя эмоции. Здесь нам известно по существу лишь то, что эти состояния носителя эмоций существенно связаны с потребностями. Однако само понятие потребности, явным образом относящееся именно к состояниям носителя психики, в своем самом общем виде фактически лишено собственно психологического содержания. Определяемое как выражение нужды носителя психики в каком-либо внешнем объекте, оно в равной мере может быть отнесено не только к психическому, но и к чисто нервному, допсихическому уровню, и даже к организмам, вообще не имеющим нервной системы. Таким образом, речь идет об иерархической системе потребностей носителя.

Логически следуя из теоретических положений, психосоматическое единство эмоций является вместе с тем непреложным жизненным и клиническим фактом. Последний выражен в хорошо известном не только психически, но и соматически патогенном действии отрицательных эмоций и, соответственно, не только психически, но и соматически целебном, саногенном действии положительных эмоций (в известном диапазоне). Другим выражением психосоматического единства эмоций, следующего из иерархической структуры их субъекта, является и особая, парадоксальная специфичность феноменологической картины эмоций. Эта особая специфичность, резко выделяющая эмоции из других психических процессов, состоит в том, что эмоциональные процессы одновременно являются наиболее плотскими, соматичными, объективно физиологически выраженными и вместе с тем наиболее субъективно психологичными психическими явлениями, ближе всего примыкающими к самым интимным тайникам структуры субъекта как носителя психики.

Такая представленность в феноменологической картине эмоций иерархической структуры их субъекта, одновременно содержащей его исходный — соматический и его производный — психический уровни, вплотную подводит к следующему принципиальному теоретико-стратегическому вопросу. Дело в том, что по самой сути их природы эмоции, в отличие от мышления, являются непосредственным отражением отношений субъекта к объекту. В силу рассмотренной выше необособимости отражения отношений от отражения их членов такой непосредственный характер отражения относится к обоим членам отображаемого отношения. Что касается когнитивных компонентов эмоции, отображающих ее объект, то ранее было показано, что все их уровни вплоть до самого абстрактно-понятийного включают в себя непосредственные образные компоненты и тем самым со своей стороны обеспечивают непосредственный характер эмоционального гештальта.

Что же касается субъектного компонента отображаемых в эмоциях отношений, то здесь дело обстоит существенно сложнее. Как было показано, субъект включает в себя по крайней мере два основных уровня организации: исходный — соматический и производный — психический. Эти уровни отличаются друг от друга не степенью своей абстрактности и обобщенности, как это имеет место в уровнях когнитивных компонентов, а существенно разными формами организации в качестве носителей своих свойств. Факт наличия непосредственного чувственного отражения состояний тела как носителя эмоций теоретически объяснить несложно. Непосредственно чувственное отражение состояний тела как носителя эмоций представлено в интерорецептивных ощущениях, включенность которых в картину эмоций не вызывает никаких сомнений. Необходимость включенности интерорецептивных ощущений, отображающих состояния внутренних органов, в картину эмоций служит эмпирическим основанием концепции Джемса-Ланге. Комментируя соответствующие положения этой концепции, С. Л. Рубинштейн (1988) указывал, что если убрать из феноменологической картины эмоций все непосредственно чувственные компоненты, отображающие соответствующие состояния внутренних органов, то эмоция как таковая исчезнет, останется лишь ее когнитивный компонент. Это, однако, касается прежде всего исходного, соматического носителя эмоции как психического процесса. Но ведь в ней непосредственно отражаются и состояния психического носителя. Что же такое непосредственно чувственное психическое отражение психического же явления? В свое время Дж. Локк обозначил его как внутренний опыт в отличие от опыта внешнего. В психологии же такое непосредственно чувственное отображение психикой себя самой получило название интроспекции, внутреннего зрения или психического самонаблюдения. Утверждение о наличии такой непосредственной формы психического самоотражения составило основу теоретического тезиса о непосредственной данности психики себе самой. В этом тезисе и в его феноменологических эмпирических основаниях коренится вывод идеалистического монизма о производном характере внешнего опыта по отношению к опыту внутреннему и дуалистический эквивалент этого вывода, согласно которому оба вида опыта параллельны. Следующим логико-философским шагом на этом пути был вывод о том, что человек ощущает и воспринимает не внешние объекты и их свойства, а лишь свои ощущения и восприятия, т. е. образы этих объектов, а сами объекты лишь мысленно конструирует. Еще один шаг в том же направлении, — и объекты оказываются лишь мысленной конструкцией образов, существование которой само представляет собой логическую фикцию, как это имеет место в философской концепции Беркли и Маха. И если теперь уравнять с этой точки зрения эмоции и когнитивные процессы в отношении форм их психического отражения, т. е. если распространить понятие интроспекции в одинаковой мере на когнитивные и эмоциональные процессы, то мы неизбежно окажемся перед следующей логико-философской и психологической альтернативой. Если в восприятии нам непосредственно представлен его объект, а не образ, то фикцией является интроспекция, т. е. непосредственная данность субъекту образа; если же такая непосредственная данность субъекту образа является не фиктивной, а реальной, то тогда возникают два возможных следствия из этой исходной посылки: либо, как уже упоминалось, внутренний опыт является исходным, а внешний опыт представляет собой производный по отношению к нему результат мыслительного конструирования, либо же между обеими формами опыта вообще нет соотношения исходного и производного, а есть лишь отношения равноправности и параллельности. По отношению к когнитивным процессам, в отличие от процессов эмоциональных, такая альтернатива остается действительно реальной, а не фиктивной. Нами было показано, что в восприятии и мышлении субъекту непосредственно открываются не сами образы и мысли, а их объекты и частично акты манипулирования с ними. Сами же образы и мысли, которые, конечно, также являются объектами познания и доступны самопознанию субъекта, открываются ему не в непосредственном их отражении, а в результате осмысливания процессов собственного восприятия и собственного мышления. Тем самым образы и мысли открываются субъекту в результате опосредствованного их познания, а не непосредственного созерцания или отражения.

Оборотной стороной этой констатации является положение о том, что интроспекция, или самонаблюдение, в смысле прямого чувственного отражения субъектом своих собственных образов и мыслей является психологической фикцией, поскольку непосредственному отражению открываются здесь опять-таки не сами образы и мысли, а их объекты. В частном случае вывод о том, что непосредственному психическому отражению открываются именно объекты, относится и к непосредственному же отражению телесного носителя эмоциональных процессов, ибо отражаемое в органических ощущениях состояние телесного носителя эмоций является частным случаем состояния физического объекта. Существенно по-иному, однако, дело обстоит с формами самопознания производного, психического субъекта, ибо здесь объектом психического отражения является психическое же образование, психический носитель психических процессов и свойств. И если когнитивные психические процессы не могут быть объектом непосредственного психического отражения, а познаются только опосредствованным, косвенным путем на основе их осмысливания, то естественно возникает вопрос, распространяется ли это положение и на эмоциональные процессы, т. е. на непосредственное отражение субъектом своих собственных психических состояний. Если эмоции действительно представляют собой непосредственное психическое отражение отношения субъекта к внешним объектам и если вместе с тем, как это было показано выше, такое отражение отношений необособимо от непосредственного же отражения его членов, т. е. его объекта и субъекта, то это значит, что в высших эмоциях человека, которые являются отражением отношения именно психического субъекта к соответствующим объектам, непосредственно отражаются психические состояния психического же субъекта. Иными словами, высшие эмоции, ближайшим носителем которых является психический субъект, не просто осознаются или осмысливаются, а именно непосредственно переживаются последним.

Переживание по исходному смыслу этого понятия есть именно непосредственное отражение самим субъектом своих собственных состояний, а не свойств и отношений внешних объектов, поскольку даже непосредственное психическое отражение свойств и отношений внешних объектов есть знание об этих свойствах и отношениях, а не переживание в собственном смысле этого понятия. И не случайно, повидимому, как в русском, так и в немецком языках слово «переживание» имеет своим корнем слово «жизнь», ибо объектом непосредственного психического отражения здесь является носитель психики как живая система. Таким образом, по отношению к формам познания психическим субъектом своих собственных психических же состояний непосредственное чувственное отражение последних есть реальность, которая воплощается именно в переживаемости эмоций. Но это означает, что по отношению к этим важнейшим, хотя и частным формам познания непосредственный внутренний опыт или соответствующая ему форма интроспекции представляют собой не фикцию, а также психическую реальность. Отрицать это важнейшее положение, засвидетельствованное всем жизненным опытом человечества, как и опытом многовекового развития различных форм и видов искусства, нет никаких ни эмпирических, ни теоретических оснований. И если оно все-таки отрицается, то это может быть объяснено только давлением исходной теоретической схемы. В основе такой теоретической схемы лежит опять-таки достаточно распространенная ошибка, а именно, ошибка отождествления уровней обобщенности, в данном случае выраженная в отождествлении родовых и видовых признаков психических явлений.

Видовой признак когнитивных психических процессов, состоящий в том, что они недоступны прямому чувственному отражению субъекта, а в них ему открывается объективное содержание, трактуется здесь как родовая особенность всех психических процессов. Тогда справедливый для когнитивных процессов вывод о фиктивности по отношению к ним внутреннего опыта или интроспекции распространяется на всю психику, и положение о внутреннем опыте и интроспекции вообще интерпретируется как психологическая фикция. Но в таком случае фикцией неизбежно оказывается и факт переживаемости высших эмоций, имеющих своим ближайшим носителей психический субъект или личность. А это уже, как упоминалось, явно противоречит жизненным и научным фактам и обоснованным теоретическим обобщениям.

Но если в данном случае внутренний опыт и интроспекция представляют собой психологическую реальность, то неизбежно возникает существенный вопрос, как внутренний опыт соотносится с опытом внешним, какой из этих двух видов опыта является исходным и какой — производным или же они независимы друг от друга. Все эти вопросы, обращенные к проблеме метода — аналог вопроса о соотношении между объектами этих двух видов опыта, т. е. между телесным носителем психики и ее психическим субъектом. Как было показано в первых главах, суть проблемы состоит в соотношении исходных и производных уровней иерархической системы субъектов-носителей соответствующих психических процессов и свойств. Не нуждается, вероятно, в дополнительном комментировании положение о том, что весь ход исторического развития гносеологии, онтологии, экспериментальной и теоретической психофизиологии однозначно свидетельствует в пользу того, что исходным является уровень телесного субстрата психики, а уровень ее психического субъекта — производным. Но тогда на экспериментально-теоретическом базисе этого положения в данном пункте анализа возникает аналогичная задача, касающаяся соотношения внешнего и внутреннего опыта или, иначе, показаний, так сказать, экстроспекции и интроспекции в формировании структуры эмоциональной единицы или эмоционального гештальта. Если мы признаем непосредственно чувственный, т. е. по сути дела интроспективный, характер психического отражения состояний психического субъекта, то отсюда неизбежным образом следует задача показать его производность по отношению к непосредственно чувственному же отражению субъекта соматического и, далее, производность по отношению к непосредственно чувственному отражению физических объектов, частным случаем которых телесный носитель психики является.

В поисках решения этой остро дискуссионной, теоретически чрезвычайно принципиальной и трудной задачи естественно обратиться к широкому эмпирическому базису, содержащемуся в жизненном опыте, в фактическом материале психологии различных видов искусства, а также нейропсихологии и клинической психологии. Последующий ход поиска соответствующей гипотезы опирается, кроме того, и на более узкий эмпирический базис, составляющий непосредственную фактическою основу настоящего исследования.

Уже упоминалось, что проблема эмоций, составляющих средний класс триады психических процессов, разработана гораздо хуже, чем проблема структуры и механизмов когнитивных процессов и процессов психической регуляции деятельности, располагающихся по краям спектра психических процессов. Такое положение дел определяется общей закономерностью теоретического развития, состоящей в том, что краевые объекты какого-либо ряда или спектра явлений чаще всего имеют более четко выраженную структуру, чем объекты промежуточные и переходные, границы между которыми, соответственно, более размыты. Поэтому краевые объекты такого ряда открываются познанию раньше и легче, чем объекты средние. Исходя из этого, в поисках соответствующих гипотез для объяснения производного характера опыта эмоциональной интроспекции естественно обратиться к обоим краевым классам психологической триады, т. е., во-первых, к когнитивным процессам, анализу которых были посвящены предыдущие главы, и, во-вторых, к несколько опережающему рассмотрению некоторых напрашивающихся аналогий, относящихся к организации психически регулируемых двигательных актов и к психическому отражению последних.

Изложенные в предшествующих главах монографии эмпирические материалы и основанные на них теоретические обобщения, касающиеся структуры когнитивных процессов, позволяют сделать два взаимосвязанных вывода, имеющих непосредственное отношение к поиску гипотезы для объяснения производного характера внутреннего эмоционального опыта.

Первый из этих выводов состоит в том, что все уровни иерархии когнитивных процессов, включая высший уровень понятийного мышления, содержат элементы непосредственно чувственного образного отражения реальности, от которых все эти высшие уровни когнитивных процессов в принципе не могут быть полностью обособлены. Этот упоминавшийся и в данном разделе вывод приводится в качестве предпосылки следующего, второго заключения. Оно состоит в том, что компоненты непосредственно чувственного образного психического отражения, включенные во все высшие уровни когнитивных процессов, вплоть до абстрактно-понятийных структур, являются производными по отношению к исходной форме непосредственного сенсорно-перцептивного отражения. Эти производные образные компоненты мыслительных процессов, перестроенные и даже в некоторых своих элементах заново построенные мыслью, тем не менее сохраняют непосредственный характер, непосредственный в смысле своей прямой чувственной пространственно-временной предметной организации, в которой абстрактное символическое мыслительное оперирование остается скрытым. Однако это уже не исходная, первичная форма чувственной непосредственности собственно сенсорноперцептивных образов, а форма, так сказать, опосредствованной, производной н е посредственности.

Производна непосредственность не только умственных, но и вторичных образов или представлений памяти, поскольку последние вызываются не центростремительно, т. е. не действием прямого раздражителя извне, а центробежно по механизму какого-либо условно-рефлекторного взаимодействия. Однако в этом случае такая опосредствованная, вторичная непосредственность вторичных образов производна главным образом лишь по своему механизму, поскольку по структуре своей вторичные образы в предельных случаях могут полностью воспроизводить структуру и характер образов первичных. В случае же образов воображения или умственных образов мы имеем дело с производной непосредственностью как с точки зрения действия центробежных механизмов (в отличие от центростремительных механизмов собственно сенсорно-перцептивных образов), так и в смысле перестроенной, модифицированной новой структуры. Но так или иначе непосредственность представлений памяти, образов воображения и мыслительных образов является уже не первичной, исходной, а, так сказать, вторичной, опосредствованной, производной. Эта непосредственность вызвана иным способом, но она сохраняет основную природу и структуру чувственных образов, имеющих пространственно-временную предметную организацию. В контексте реализуемого здесь поиска гипотезы эта ситуация близка к искомой лишь в смысле наличия здесь производной, вторичной формы непосредственного внешнего опыта. Речь здесь идет именно о внешнем опыте потому, что субъекту в обеих формах этой непосредственности открываются не сами образы как таковые в их психической ткани, а их объекты, ибо во всех случаях субъект ощущает, воспринимает, представляет и воображает через посредство образов именно объекты, являющиеся их содержанием. Поэтому здесь есть искомая нами производная, вторичная форма непосредственности, однако нет непосредственности интроспекции, открывающей субъекту не внешний объект, в частности свое тело, а именно психическое состояние.

Несколько ближе к искомой форме вторичной, производной непосредственности психического самоотражения подводит аналогия, относящаяся к организации психически регулируемых двигательных актов и к их психическому отражению. Ближе потому, что объектом этого отражения в данном случае является уже не внешняя реальность, а телесный носитель психики. Если выше речь шла о производной непосредственности перестроенных, так сказать, сверху образных компонентов когнитивных процессов, иначе говоря, о соотношении первичной и вторичной психосенсорики, то здесь речь пойдет о соотношении моторики и психомоторики. Любой моторный акт представляет собой раздражение, вызывающее соответствующее ему кинестетическое и проприорецептивное ощущение. Экспериментально доказано, что существует и обратное отношение: представление о движении, образ движения центробежно вызывает редуцированное мышечное сокращение и редуцированное движение (феномен идеомоторного акта). Если субъект в некоторых случаях не ощущает центробежно вызванных редуцированных движений своих соответствующих органов, движений, наличие которых в микроформе объективно может быть зарегистрировано, то во всяком случае он испытывает мышечное напряжение. Вторичный образ или представление о движении имеет необходимым компонентом своей структуры и своего психофизиологического механизма реальное мышечное напряжение и его непосредственное кинестетико-проприорецептивное ощущение. Но в отличие от исходной формы непосредственной первичной кинестетикопроприорецептивной сенсорики это уже вторичная, производная форма центробежно опосредствованной непосредственности кинестетико-проприорецептивных ощущений, вызванных опять-таки сверху, но не только в качестве образов памяти, а в качестве хотя и редуцированных, но тем не менее вполне реальных сенсорных образов. Эта ситуация отличается от того, что имеет место в области экстерорецептивной сенсорики. Последняя, как в форме ее исходной, так и в форме сверху вызванной, производной непосредственности, также включает вторичные периферические изменения рецепторных аппаратов.

Однако само внешнее раздражение в его объективной физической внеположности по отношению к носителю психики и независимости от него здесь уже не может быть центробежно воспроизведено. В случае же идеомоторного акта мы имеем дело с внутренним проприорецептивнокинестетическим раздражением, которое может быть воспроизведено сверху, хотя и в количественно редуцированной, но качественно в своей подлинной форме. Такая сверху воспроизведенная непосредственно образная структура является уже, однако, не первичной, а производной формой непосредственности или чувственно образной данности субъекту. Таким образом, как экстерорецептивная, так и кинестетикопроприорецептивная сенсорика включает в себя формы как исходной, так и производной непосредственности. Однако в рамках этой общности между экстеро— и проприорецептивной сенсорикой производная форма непосредственности проприорецептивной сенсорики обладает указанной выше особенностью, вытекающей из ее отнесенности не к независимым от носителя психики внешним объектам, а к самому носителю психики (в данном случае соматическому). Выявив соотношение форм производной и исходной непосредственности психического отражения, относящейся к крайним массам психологической триады, вернемся к ее среднему классу, а именно, к искомой форме непосредственного психического самоотражения в области эмоциональных процессов. Уже самый факт рассмотренной в первых главах соотнесенности трех основных видов ощущений (экстеро-, проприо— и интерорецептивных) с тремя классами психологической триады дает основание ожидать, что и в ее среднем классе, т. е. и в эмоциональных процессах, имеется аналогичное соотношение исходной и производной форм чувственной непосредственности. Рассмотрим это на примере различных форм боли, которая является одновременно и сенсорным, и эмоциональным психическим процессом.

По собственному опыту каждому хорошо известно, что существует боль телесная и наряду с этим — другая форма боли, которая, содержа в себе соматические компоненты, не переживается, однако, как боль собственно физическая. В этом случае говорят о душевной боли или, иначе, о том, что «болит душа». Это непосредственно переживаемое различие телесной, с одной стороны, а с другой — душевной, так сказать, психической боли аналогично различию между физическим самочувствием и настроением как самочувствием душевным. И душевная боль, и настроение получают соответствующие соматические отклики. Когда у человека «болит душа» или у него плохое настроение, он испытывает при этом и некоторые непосредственные телесные ощущения, но переживаются они, по меткому выражению польского психоневролога Кемпинского, как телесная манифестация душевного состояния. Что же все это означает? В чем суть различия этих двух форм: переживания боли или самочувствия, которое может содержать в себе, конечно, не только болевые компоненты и поэтому является более общим переживанием, имеющим более сложный психофизиологический состав? Как уже упоминалось, ожидаемый ответ на этот вопрос вытекает из аналогии между идеосенсорикой (далее — идеомоторикой) и здесь, в этом контексте, — идеосоматикой (или психосоматикой). Большой опыт как лабораторных, так и клинических исследований свидетельствует о том, что соматические болезненные сдвиги, оказывающие свое первичное действие на интерорецепторы и вызывающие соответствующие интерорецептивные, в том числе и болевые, ощущения, могут быть, однако, вызваны и центробежно, т. е. могут носить вторичный, производный характер. Таковы, например, хорошо известные формы вегетативных, так сказать, интерорецептивных реакций на словесные раздражители, реакций, получающих свое особенно явное и интенсивное выражение в процессах внушения и гипноза, но проявляющихся также и в обычном состоянии бодрствования, хотя в значительно более редуцированных формах. Хорошо известно, что таким центробежным путем могут быть вызваны воспалительные процессы типа ожоговых реакций. Когда в организме возникают подобного рода центробежно вызванные рецепторные сдвиги, они в порядке обратной связи оказывают свое усиливающее воздействие на рецепторные аппараты определенных внутренних органов, и, если речь идет о болевых эмоционально-сенсорных процессах, здесь возникает прямое и непосредственное переживание боли. Картина эта по своей сущности действительно представляет собой прямую аналогию того, что имеет место в области моторики и идеомоторики.

Суть предполагаемого различия между непосредственным переживанием телесной боли, с одной стороны, и боли душевной — с другой, состоит в следующем: если субъект в состоянии сенсорно различить, что его болевое переживание вызвано не прямым центробежным внутрителесным раздражителем, а идет изнутри и связано с соответствующим периферическим сдвигом, вызванным из центра, то такого сенсорно-эмоционального различения уже, по-видимому, вполне достаточно для того, чтобы эта производная форма центробежно вызванного болевого ощущения или болевой эмоции переживалась как боль не соматическая, а именно душевная или психическая.

В этом пункте анализа последующее движение требует некоторого теоретико-философского отступления, диктуемого необходимостью уточнить феноменологическое и теоретико-концептуальное значение понятия «психическое» в его специфических отличиях по сравнению с физическим или соматическим. Дело в том, что, вопреки острейшей философской и теоретико-экспериментальной задаче противопоставления и последующего соотнесения психического и физического как производного и исходного в рамках общности их фундаментальных закономерностей, фактическое феноменологическое и теоретическое содержание этого противопоставления, к сожалению, остается до настоящего времени достаточно бедным. Базируется оно в значительно большей мере на простых сенсорно-перцептивных, нежели на теоретико-философских основаниях. Попробуем здесь отдать себе достаточно ясный теоретический и интуитивно-феноменологический отчет в том, что стоит за противопоставлением понятий «душевное переживание» и «переживание телесное».

Весь многовековой опыт философско-теоретической и экспериментально-психологической работы, в частности опыт экспериментально-теоретического исследования, представленного в настоящей монографии, достаточно определенно свидетельствует, что за этим противопоставлением стоят важнейшие основания и что между психическим и соматическим проходит фундаментальная эмпирическая и теоретико-концептуальная пограничная линия. Однако так дело обстоит только в том случае, если мы берем обобщение теоретического и экспериментального опыта, выраженное в целостной современной системе научных фактов и понятий. Если же мы берем отдельное конкретно переживаемое различение психического и соматического состояния и даже если мы берем отдельно взятое понятие психического в его противопоставлении соматическому, то дело обстоит радикально иначе. Чем отличается по своему прямому психическому составу переживание душевной боли или душевного состояния от переживания физической боли или соматического состояния? Чем они отличаются именно ло прямому, непосредственному интуитивнофеноменологическому составу? Какое здесь имеется прямое интуитивно-феноменологическое и даже в конечном счете концептуальное содержание, кроме того только, что душевная боль именно как душевное состояние, противопоставленное собственно телесному, переживается тоже как некое телесное, органическое состояние (иначе это не было бы болью), однако вызванное хотя и скрытой в теле, но не совпадающей прямо с ним причиной?

Специфику этого переживания можно было бы обозначить таким парадоксальным словосочетанием, как чувство нетелесной телесности или, может быть, телесной нетелесности. За ним, по-видимому, не стоит ничего, кроме сенсорного или сенсорно-эмоционального различения переживания боли или самочувствия, вызванного в одном случае центробежно, а в другом — центростремительно. Идущее от прямых соматических сдвигов состояние переживается как боль телесная, а вторично, центробежно вызванное телесное состояние, дифференцируемое от первичного, переживается именно как производное, вторичное, внутреннее. Переживается оно хоть и непосредственно, но как идущее откуда-то изнутри, а не прямо от самого тела. Таким образом, по-видимому, психофизически — это именно сенсорная дифференцировка, психофизиологически же за этим стоит различие центростремительного и центробежного механизмов. Такая производная форма, по психологическому составу представляющая собой переживание состояний как идущих не извне, а именно изнутри, и есть не что иное, как переживание чего-то, что отображает состояния не внешних объектов и не тела как формы этих объектов, а именно внутреннее состояние субъекта.

Но объект эмоции отображен когнитивным компонентом двучленной формулы эмоционального гештальта. Как было показано выше, когнитивные компоненты эмоционального гештальта, относящиеся ко всем уровням организации, начиная с сенсорно-перцептивного и кончая концептуальным, корнями своими, однако, уходят именно в экстерорецептивную сенсорику, которая в терминах приведенной выше аналогии была обозначена как идеосенсорика или психосенсорика, точнее — как идео— или психоэкстерорецептивная сенсорика. Тем самым все уровни когнитивного компонента эмоции через эту экстерорецептивную сенсорику содержат в себе разные формы и уровни непосредственного внешнего опыта, именно внешнего, т. е. непосредственно отображающего не сами по себе психические структуры, а разные формы и уровни объективной реальности, представляющей собой предметы соответствующих эмоций.

Второй компонент эмоциональной единицы уходит своими корнями в интерорецептивную сенсорику. В той мере, в какой в ее общем спектре доминируют формы сенсорики первичной, или центростремительной, мы имеем дело с отображением состояний по преимуществу телесного носителя и соответственно — с эмоцией, отражающей отношение именно телесного носителя к ее объекту. И в этом случае тело как носитель эмоции и как совместный объект интеро— и экстерорецептивной сенсорики представлено в психике как такой ее носитель, который при всей своей специфичности вместе с тем воплощает в себе частную форму внешнего опыта, поскольку тело, отображаемое в форме не только интерорецептивной, но и зримой экстерорецептивной наглядной сенсорики, явным образом представляет собой частный случай других телесных объектов. Исходя из этого, непосредственное интерорецептивное отражение состояния телесного носителя не может быть отнесено ни к интроспекции, ни к внутреннему опыту, поскольку мы здесь имеем дело именно с непосредственной экстеро— и интерорецептивно представленной формой отражения телесного аппарата как частного случая физических объектов. В той же мере, в какой в спектре интерорецептивных ощущений, воплощающих в себе отношение к объекту эмоции, доминируют компоненты центробежные, представляющие собой не прямую телесную реакцию на объект эмоции, а именно целостную центробежно вызванную реакцию психического субъекта, и в той мере, в какой эта сенсорика дифференцируется самим субъектом от сенсорики первичной, центростремительной, эта форма непосредственной переживаемости состояний носителя психики не может быть отнесена к внешнему опыту. Она отличается от него именно тем, что это реакция целостного субъекта, идущая изнутри, реакция «я», внутренне детерминированная взаимосвязью составных частей психического целого. Именно в этом своем качестве такая эмоция непосредственно переживается как отношение не телесного, а внутреннего, скрытого, психического носителя к тому, что является ее объектом.

Такое непосредственное переживание состояния психического носителя эмоции не может быть истолковано как форма непосредственного внешнего опыта, ибо этот носитель представлен здесь в непосредственной психической структуре не как внешний физический, биологический или социальный объект, а как объект внутренний, скрытый и противопоставляемый и физическому объекту эмоции, и ее соматическому, органическому носителю. Этот случай центробежно вызванной интерорецепции представляет собой форму интроспекции, форму внутреннего опыта именно как непосредственного переживания состояния психического носителя.

Таким образом, получается, что психологический состав двухкомпонентной эмоциональной единицы содержит в своей полимодальной сенсорной структуре элементы внешнего и внутреннего опыта, экстроспекции и интроспекции, отображающие, соответственно, как объект эмоции, так и состояние ее носителя. Каждому из этих органически взаимосвязанных компонентов эмоциональной единицы принадлежит своя особая роль в структуре психической ткани эмоционального гештальта. Есть много серьезных оснований полагать, что органическая взаимосвязь элементов внешнего и внутреннего опыта в структуре непосредственной переживаемости эмоций получает свое наиболее полное выражение в искусстве. Такая полнота изображения эмоциональных состояний средствами искусства достигается, по-видимому, за счет удачного использования интермодальных ассоциаций между обоими компонентами эмоционального гештальта при одновременном или последовательном воспроизведении особенностей объекта эмоций в их адекватном сочетании с интроспективно переживаемыми откликами самого субъекта эмоции именно на данные особенности ее объекта. Можно также предположить, что в этом сочетании бимодальных компонентов эмоциональной единицы, воплощающей в себе единство элементов внешнего и внутреннего опыта, скрыта тайна интуиции, которая вместе с тем является важнейшим средством именно художественного познания действительности вообще и психической реальности в особенности. По всей вероятности, именно богатству совместных возможностей в этом сочетании элементов внешнего и внутреннего опыта мы обязаны тому, что искусство далеко опередило науку в отображении внутренней жизни человека.

Существенно важно подчеркнуть, что в современной научно-психологической, искусствоведческой и эстетической литературе имеются серьезные исследования, тонко и глубоко раскрывающие специфические отличия форм художественного познания действительности и возможностей их проникновения в глубины структуры субъекта по сравнению с абстрактными концептуальными возможностями научно-теоретического психологического познания. Так, например, именно такие средства и возможности художественного познания глубоко проанализированы и чрезвычайно демонстративно раскрыты в фундаментальных исследованиях Б. Д. Днепрова (1978).

Однако в контексте настоящего раздела монографии не менее важно повторить, что отождествление возможностей соответствующих жанров и соответствующих задач художественного и собственно научного познания природы психики, психического субъекта ведет к серьезным теоретическим и эмпирическим недоразумениям и существенно тормозит и прогресс науки о психике, и теоретически осмысленный прогресс художественного познания и выбора адекватных его форм и средств. Разведение жанров, возможностей и задач художественного и научного познания природы психики и психического субъекта особенно актуально именно по отношению к проблеме эмоций, которые самой своей специфической непосредственной сущностью провоцируют отождествление форм изображения эмоциональных состояний с их концептуальным теоретико-экспериментальным анализом. Здесь необходимо со всей возможной настойчивостью подчеркнуть, что психологическая теория эмоций, вопреки их живой, конкретной сущности и их явной, так сказать, антиабстрактности, должна оперировать не изображениями эмоциональных состояний, а абстрактными концептами, без чего собственно научная теория в принципе невозможна. Соответственно этому важнейшей первоочередной задачей построения научно-психологической теории эмоций является расчленение и только затем соотнесение содержащихся в структуре эмоциональной единицы элементов внешнего и внутреннего опыта, экстроспекции и интроспекции, когнитивных компонентов и компонентов, представляющих собой отражение состояний телесного и психического носителей, вычленение структуры интермодальных и бимодальных ассоциаций между элементами структурной формулы эмоций.

В проблеме соотношения внешнего и внутреннего опыта важнейшей первоочередной задачей, как уже было упомянуто, является раскрытие производного характера интроспекции по отношению к экстроспекции и внутреннего опыта по отношению к опыту внешнему. Произведенный выше анализ психофизиологических и психосоматических механизмов эмоциональных процессов в связи с вопросом о соотношении интро— и экстроспекции и внутреннего и внешнего опыта как раз и представляет собой шаг по пути раскрытия именно производного характера интроспекции по отношению к экстроспекции и внутреннего эмоционального опыта по отношению к опыту внешнему.

Рассмотренные в данной главе специальные вопросы, имеющие принципиальное значение для построения психологической теории эмоций и важные для ряда вопросов последующего продвижения, представляют собой ответвления от магистральной линии анализа, к которой сейчас необходимо вернуться и задача которой — найти в структуре эмоций универсальные характеристики и признаки, объединяющие эмоциональные процессы с процессами Других классов психологической триады. Это возвращает нас, таким образом, к поиску родовых свойств психических процессов и их видовых модификаций, представленных в картине двухкомпонентной структуры эмоционального гештальта. Чтобы решить эту задачу, необходимо прежде всего выявить эмпирические характеристики эмоциональных процессов, как это было сделано применительно к процессам когнитивным в предшествующих главах монографии. Речь идет о составлении перечня эмпирических характеристик эмоциональных процессов и о последующей их теоретической интерпретации. Очередной шаг по пути решения этой задачи представлен в следующей главе.

Мозг – источник сознания?

Современные научные исследования все чаще ставят ученых перед необходимостью искать точки соприкосновения между наукой и буддизмом. Особенно это касается такой спорной и малоизученной на Западе сферы как функционирование сознания.

Существует много способов описать цель буддийского пути. Например, можно сказать, что его цель – положить конец страданию и достичь состояния вневременного счастья. Также можно сказать, что абсолютная цель – состояние Будды, Просветление, или, каким бы словом мы это ни обозначили, – состояние наивысшего функционирования, когда достигают своего совершенства мудрость, активная и всеобъемлющая любовь, бесстрашие, радость и многие другие качества. А если мы хотим сделать акцент на основе или причине этого высшего состояния, то для буддиста – это познание совершенной природы собственного ума. 

Последнее определение знаменательно тем, что оно отчетливо отражает общность интересов буддизма и науки. Например, психофизиология, особенно когнитивная нейрология в последние десять-пятнадцать лет уделяет все больше внимания исследованию ума, т. е. сознания.

Некоторых исследователей переполняет небывалый энтузиазм при одной только мысли о наступлении того дня, когда наконец то все состояния сознания и даже само сознание можно будет объяснить с помощью нейробиологических процессов. Почему современные ученые считают, что у нас скоро появится материалистическое объяснение феномена сознания, и какие гипотезы наиболее популярны? В чем заключаются эти воззрения и можно ли совместить их с буддийским понятием сознания? 

История изучения сознания

Начало научному изучению сознания было положено в XIX веке. В 1879 г. Вильгельм Вундт открыл в Лейпциге первую в мире психологическую лабораторию. Он ставил своей целью исследовать сознание посредством «экспериментальной интроспекции». Для того чтобы вызывать различные состояния сознания, использовались раздражители, поддающиеся измерению.

Изначально предполагалось, что эти состояния, подобно химическим соединениям, имеют сложную структуру. Задачей интроспекции было распознать эти структуры и выявить таким образом главные составные части. Установив связь умственных процессов с внешними измеримыми раздражителями и реакциями, Вундт совершил переворот в психологии и перевел ее из разряда гуманитарных наук в естественнонаучные.

Однако разногласия по поводу содержания и значения внутренних переживаний преодолеть не удалось, из за чего к началу XX века как сознание, так и экспериментальная интроспекция стали запретными темами в психологии. Джон Уотсон, основоположник бихевиоризма – основного направления психологии первой половины XX века, заявлял: «Кажется, пришло время, когда психология должна полностью откреститься от сознания… ее единственной задачей является прогноз и контроль поведения, и интроспекция не может входить в число ее методов». 

Лишь в 1980 е годы положение стало меняться, и проблема сознания вызвала новую волну интереса. В какой-то мере этот поворот можно объяснить растущим пониманием того, что психология, исключающая из рассмотрения феномен сознания, не является полноценной наукой, поскольку психология – это исследование поведения и внутренних переживаний.

Интерес к феномену сознания оживился также благодаря появлению новых, более совершенных методов наблюдения за изменениями в человеческом мозге и теле. Кроме того, граница между философией и наукой начала размываться, когда проблема «сознание – тело» перестала быть чисто философской и оказалось возможным, хотя бы частично, эмпирически исследовать ее. Проблемами, находящимися на стыке этих двух дисциплин, стала заниматься новая наука – нейрофилософия. 

Терминология

Прежде чем мы начнем предметный разговор, необходимо определиться со смысловым наполнением термина «сознание».

Сознание как состояние бодрствования. Часто под сознанием подразумевается состояние бодрствования. Осознающий человек обычно способен воспринимать информацию и взаимодействовать с окружающим миром или общаться. В этом смысле сознание поддается количественному измерению – от глубочайшей бессознательности (комы) до состояния высшей ясности или внимательности. 

Сознание как ощущение (внутренний опыт).  Если мы бодрствуем либо сознательны в описанном выше смысле, то мы, как правило, осознаем что-то. Иными словами, в своем втором значении «сознание» описывает содержание наших субъективных ощущений в течение какого-то времени. Например, наше восприятие себя как личности в сравнении с нашей неспособностью ощущать себя, например, камнем. Здесь мы имеем дело с качественной, субъективной стороной сознания, которую философы часто называют «Квалиа» (лат. Qualia). 

Сознание как (скрытое) знание. В речевом обиходе слово «сознание» используется в более общем смысле. Например, я уже с самого утра осознаю, что сегодня вечером я хотел медитировать, даже если я не размышлял об этом в течение дня. Далее приводятся еще несколько толкований термина «сознание» в смысле самосознания. 

Самосознание как уверенность в себе или вера в свои собственные силы. Мы говорим о самосознании, когда необходимо показать, насколько глубоко мы доверяем себе, своей личности. Тот, кто очень уверенно выступает перед многочисленной аудиторией, имеет развитое самосознание. Если же он все время говорит только о себе, то у него, возможно, завышенная самооценка. 

Самосознание как уверенность в себе или вера в свои собственные силы. Способность осознавать себя, т. е. иметь представление или понятие о своей личности, тоже называется самосознанием. В психологии развития наличие концепции самоосознавания напрямую привязывается к способности индивида узнавать себя в зеркале. Считается, что к этому способны дети от полутора лет, а также шимпанзе и орангутанги, другие же приматы – нет.

Самосознание как осознавание нашей способности осознавать. Мы обладаем способностью осознавать состояния нашего ума. Они помогают нам объяснять самим себе наше поведение: наши желания, представления, ожидания и убеждения часто очень сильно окрашивают нашу речь. 

Как видно из этого короткого и далеко не полного перечня, у термина «сознание» много толкований, и очень важно понимать, о чем мы говорим, прежде чем вступать в дискуссию. В данной статье мы будем использовать слово «сознание» в значении «состояние бодрствования» и «ощущение». 

Сознание в психофизиологии

В психофизиологии большое внимание уделяется исследованию нейрологических основ состояний сна и бодрствования. В этой области выделились два основных направления:

  1. Измерение электрической активности мозга при различных состояниях сознания и
  2. влияние определенных структур мозга на регуляцию различных состояний сознания.

В 1929 году Ханс Бергер, австриец, живший в то время в Йене, опубликовал статью «Об энцефалограмме человека». В этой работе он описывал явления, открытые еще в конце XIX века ливерпульским врачом Ричардом Кэтоном. С помощью простейших средств Кэтон измерял электрические сигналы на поверхности мозга животных и установил, что изучаемые показатели менялись, когда в глаз испытуемого попадал свет.

Бергер заимствовал этот принцип для экспериментов с людьми – он проводил электрические измерения, подсоединив датчики к голове своего наголо обритого сына Клауса. Несмотря на то, что эти исследования получили мировую известность, в 1938 году нацисты заставили Бергера закрыть лабораторию. А в 1941 году, после ряда трагических происшествий ученый покончил с собой.

Своей целью Бергер ставил исследование физиологических основ сознания, поэтому первая статья исследователя заканчивалась обширным перечнем вопросов, над которыми работали и до сих пор работают его научные преемники. В первую очередь его интересовало воздействие, которое оказывают на ЭЭГ сенсорная стимуляция, сон, изменяющие сознание психотропные вещества и умственная деятельность. 

Бергер различал два ритма, которые возникали в состоянии бодрствования: альфа-ритм с частотой 8–13 Гц, называемый «пассивной ЭЭГ» и обычно наблюдаемый при закрытых глазах испытуемого, и бета-ритм с частотой выше 13 Гц, наблюдаемый в активной фазе работы мозга. В скором времени выяснилось, что более медленные ритмы – тета-волны (4–7 Гц) и дельта-волны (менее 3,5 Гц) связаны с состояниями сна, пониженной активности и / или тревожности. 

Спустя несколько десятилетий было обнаружено, что во время сна возникает несколько так называемых фаз быстрого сна (БДГ-фазы, от БДГ – быстрые движения глаз, англ. REM-phase), т. е. периодов, характеризуемых быстрыми движениями глаз (при закрытых глазах), во время которых человек видит сны и интенсивно их переживает. ЭЭГ во время этой фазы очень похожа на ЭЭГ бодрствующего человека, в то время как во время фаз, отличных от БДГ, преобладают более медленные дельта-ритмы, из за чего эти фазы называются также «медленный или медленноволновый сон». 

Кроме того, в нескольких исследованиях изучалось влияние медитации на характер ЭЭГ. Если говорить в общем, то состояние медитации обладает специфическими признаками, отличающими ее от состояний релаксации, сна, гипноза и обычного бодрствования. Например, как показало одно широкомасштабное исследование мозга дзен-буддистов, имеющих большой медитационный опыт, альфа-ритмы вскоре после начала медитации становились все более доминирующими.

Затем их интенсивность повышалась, а частота падала до семи-восьми волн в секунду (7–8 Гц) – нетипичный для среднестатистического человека характер волн. Причем эти изменения ЭЭГ в значительной степени соответствовали оценке медитационного состояния участников эксперимента, которую давал их наставник. 

Однако чтобы окончательно установить характер влияния, оказываемого разными видами медитации на деятельность мозга, и оценить значение возникающих в результате изменений, необходимы дальнейшие исследования. Изучение различных видов активации работы мозга и стимуляции сознания также ставит задачу выяснить, какие структуры головного мозга участвуют в регуляции соответствующих состояний, какие процессы протекают на уровне нервных клеток и какие химические вещества при этом задействованы. И хотя это очень важная область знаний, я не буду останавливаться на ней подробно, так как ее серьезный анализ предполагает привлечение большого объема информации, что выходит за рамки нашей статьи. 

До сих пор мы рассматривали, как различные состояния (бодрствующего) сознания проявляются в доступной измерению мозговой активности. Сейчас мы подходим к еще более увлекательной, как мне кажется, теме – содержанию сознания. Исследование зрительного восприятия в значительной мере способствовало развернутой и детальной расшифровке нейрональных механизмов, задействованных при проявлении всевозможных элементов сознания.

Так, на сегодняшний день известно, что в зрительном восприятии принимают участие как минимум 30–40 функциональных и анатомических областей мозга и что зрительная информация «протекает» по этим ареалам параллельными, но связанными друг с другом потоками.

Далее, были обнаружены области мозга, активные при обработке того или иного типа информации, такие как, например, fusiform face area («веретенообразная область распознавания лиц») и parahippocampal place area («парагиппокампальная область пространственного опознавания» – участок головного мозга, расположенный в районе гиппокампуса, который позволяет человеку представлять себе всевозможные пейзажи или пространственные образы)1

В первой области мозговая активность возрастает, когда испытуемому нужно распознавать лица, а во второй – когда необходимо концентрироваться на каких либо пространственных образах, например, изображениях зданий. Активация каждой из соответствующих зон регистрируется даже тогда, когда прозрачные картинки с изображением лица и дома накладываются друг на друга, и испытуемому нужно просто направлять внимание то на один, то на другой объект.

Можно сделать вывод, что на данном этапе обработки информации мозговая активность больше коррелирует с содержанием сознания, чем с физическими свойствами возбудителя. На этих и многих других экспериментах основывается уверенность ученых-нейрологов, что всякое изменение в ощущениях или поведении отражается в изменении характера нейрональной активности. 

Далее, принято различать эксплицитные и имплицитные нейрональные процессы. Первые соответствуют осознанному восприятию, вторые – реакции на раздражитель, которая не воспринимается осознанно. В качестве классического примера можно привести «слепозрение» (англ. blindsight). Частичное разрушение первичной зрительной коры ведет к слепоте в соответствующей зоне зрительного поля.

Тем не менее, некоторые пациенты оказываются в состоянии видеть предметы в этой области, не зная об этом. Когда, например, в «слепую точку» их зрительного поля попеременно проецировали латинские буквы «Х» и «О», то они говорили, что ничего не видят. Но когда их все же просили угадать, какая буква была изображена, то процент правильных ответов значительно превышал среднестатистический.

Таким же образом была доказана неосознанная способность различать положение предметов в пространстве, движения, простые формы и цвета. Конечно, сами пациенты вряд ли найдут этой способности какое-то практическое применение, поскольку ее нельзя сознательно вызывать у себя и задействовать в повседневной активности. Но для понимания механизма зрительных процессов и связанных с ними состояний сознания она имеет очень большое значение.

В одном из недавних исследований были сопоставлены области активизации в мозгу слеповидящих пациентов при осознанном и неосознанном распознавании визуальных стимулов. Результаты показали, что здесь имеют место не количественные различия (т. е. большая или меньшая активность в той или иной области мозга): оказывается, при сознательном и бессознательном восприятии активизируются строго определенные области. Есть надежда, что подобные открытия помогут выявить разницу между сознательными и бессознательными процессами. Пока же данные исследования находятся в зачаточном состоянии, и остается только ждать, подтвердятся ли полученные результаты. 

Этот краткий обзор позволяет получить представление о средствах, с помощью которых нейрологи исследуют процессы восприятия и сознания. Теперь же обратимся к тому, как они объясняют возникновение сознания. 

Нейрологические теории сознания

Основываясь на постоянно растущем объеме знаний о механизмах работы мозга, участвующих в процессах сознательного и бессознательного восприятия, некоторые ученые приступили к теоретическому изучению аспектов мозговой активности, ответственных за возникновение сознания. И хотя обычно говорят о «нейрональных коррелятах сознания» (англ. neural correlates of consciousness, NCC), нередко приходится слышать мнение, что на самом деле причиной, или источником, сознания являются соответствующие процессы в головном мозге.

Теории возникновения сознания очень разные, но все же несколько из них сходятся на необходимости существования определенной, охватывающей весь мозг нервной активности, которая в наибольшей степени определяет сознание. Сегодня большинством ученых таковой считается нервная активность, синхронизируемая в частотном диапазоне порядка 30–90 Гц (т. н. гамма-диапазон), когда в большом количестве нервных клеток одновременно происходит электрический разряд со скоростью 30–90 раз в секунду («горение»).

Перенос информации путем синхронизации нервных клеток имеет множество преимуществ. Так, каждая нервная клетка может динамически участвовать во многих процессах. Имеются также данные о том, что синхронное горение очень важно для восприятия объектов. Вот упрощенный пример: мы видим красный круг. Поскольку цвет (красный) и форма (круг) обрабатываются разными нейронными группами, возникает так называемая проблема увязки или синхронизации (англ. binding problem).

Каким образом сочетаются или связываются различные признаки, чтобы в итоге мы воспринимали красный круг? Предполагается, что это происходит путем синхронизации участвующих в процессе нейронных групп в гамма-диапазоне.

Мой коллега, Томас Грубер, любезно предоставил мне результаты одного своего эксперимента в этой области. Сначала он давал испытуемым посмотреть нарисованные карандашом изображения различных предметов. Потом он показывал им те же рисунки, но предметы на них были расчленены так, что форма была едва узнаваема либо не узнаваема вообще. При этом сеть из 128 электродов измеряла электрическую активность на коже головы испытуемых (ЭЭГ). В случае, когда предмет был еще узнаваем, наблюдалось значительное повышение синхронизации в гамма-диапазоне, когда же узнать предмет было нельзя, роста синхронизации практически не отмечалось. 

Одним из главных популяризаторов мнения о том, что гамма-синхронизация имеет решающее значение в механизмах, отвечающих за визуальное осознание, является Вольф Зингер, глава франкфуртского Института исследований мозга Макса Планка. 

Первопричина сознания?

Фундаментальный в нейрологии взгляд, согласно которому мозг является основой всех поддающихся и не поддающихся измерению умственных процессов, редко ставится под сомнение. С этой точки зрения, результаты упомянутых исследований практически вынуждают нас сделать вывод, что подобные процессы в мозге действительно являются первопричиной сознания.

Но если копнуть поглубже, то мы увидим, что не существует убедительного объяснения относительно того, каким же образом психологические процессы, сопровождающие процессы сознания, могут быть источником последнего. И хотя многие думают, что изучение нейрональных коррелятов сознания даст ответ на вопрос о происхождении последнего, остается совершенно неясным, как в результате материального процесса возникает нечто духовное. 

В буддийской же философии, напротив, сомнению подвергается тезис о первичности материи. Любое восприятие материи является процессом сознания. Поэтому невозможно говорить о каком либо объекте (материя, мозг) как о независимо существующем от экспериментирующего и анализирующего наблюдателя (субъекта).

К тому же физика, особенно квантовая физика, цель которой – объяснить основы материального мира, показывает, что за идеей физического бытия стоит крайне упрощенное восприятие реальности, а наши концепции микрокосма, построенные на логике «или – или» нельзя признать безусловно верными.

Согласно принципу неопределенности Гейзенберга, траектория частицы, описываемая координатами и скоростью (точнее говоря, импульсом – производным скорости и массы), не поддается точному определению. Чем точнее мы определяем координаты, тем менее точно поддается определению скорость, и наоборот.

Получается, что не частица находится однозначно в том или ином состоянии, но сам процесс измерения. Иначе говоря, ответ в каждом случае определяется самим задаваемым вопросом – мы получаем различные данные о состоянии частицы в зависимости от того, какой параметр измеряем.

Очевидно, здесь можно усомниться в истинности представления об однозначном, четко определенном способе существования мельчайших составных частиц материи, если только, конечно, мы не станем довольствоваться примитивными идеями о проявлении феноменального мира, но будем пытаться все глубже и глубже исследовать их сущность. Здесь еще много неоткрытых возможностей, и то, что мы будем наблюдать, зависит от самого процесса наблюдения и методов измерения.

Как может нечто, не обладающее независимыми свойствами, быть основой независимого существования? Не выдерживает логического анализа и утверждение о существовании мельчайших неделимых частиц. У неделимых частиц не было бы таких свойств, как растяжимость, направления растяжения, разные стороны и т. д. Если они обладают этими свойствами, то подвержены дальнейшему делению. А если этих свойств у них нет, то они никак не могут быть составными частями более крупных тел, ведь последние не смогли бы принять определенную форму без понятий «верх», «низ» и т. д. 

Любая попытка доказать существование материи представляет собой сознательный процесс. Поскольку материя не может возникать независимо от сознания, то идея о том, что материальный мозг является основой всего, включая сознание, представляется крайне произвольной. Эта идея рождается потому, что наш ум подвержен необычайно сильной привычке смотреть наружу, не имея при этом опыта осознавания самого себя. В результате переживаемым внешним явлениям мы приписываем большую реальность, чем внутреннему пространству или уму, который все это познает. 

Поскольку материя никогда не возникает независимо от сознания, а во время медитации, напротив, появляются такие состояния, когда мы просто осознаем, не нуждаясь в объекте осознавания, медитирующему буддисту не представляет особого труда воспринимать ум и сознание как основу всех переживаний.

Для прояснения такого взгляда ученому, не занимающемуся медитацией, очень весомым аргументом послужило бы научное доказательство того, что сознание может существовать независимо от мозгового вещества. Здесь на помощь приходят результаты интересных исследований, проводимых в Великобритании. Исследователи опросили множество пациентов, перенесших остановку сердца, но возвращенных к жизни. Остановка сердца считается состоянием, когда мы находимся ближе всего к клинической смерти.

Особый интерес в контексте взаимосвязи мозга и сознания представляет собой тот факт, что хотя в течение 10–20 секунд после остановки сердца не наблюдается никакой поддающейся измерению мозговой активности, около десяти процентов опрошенных пациентов помнят о своих переживаниях во время остановки сердца. При этом большинство из подобных воспоминаний сопоставимы с уже изученным опытом – их можно отнести к так называемым околосмертным переживаниям, когда умирающие видят туннель, ясный свет, умерших родственников или мистических существ, а также воспринимают себя вне своего тела и видят все сверху.

Проявление ясных, структурно оформленных мыслительных процессов при наличии внимательности и памяти в то время, когда мозговая деятельность не регистрируется, непросто объяснить посредством общепринятых в науке истолкований опыта клинической смерти. Например, галлюцинации, вызываемые различными веществами, обычно возникают только в функционирующем мозге.

Кроме того, утверждается, что мыслительные процессы зависят от взаимодействия нескольких областей мозга, которое невозможно в состоянии клинической смерти. К тому же, реминисценция (способность помнить, память) считается в медицине очень точным индикатором тяжести повреждений мозга: у пациентов обычно нет никаких воспоминаний с момента непосредственно перед повреждением мозга и первое время после него. Такая же потеря памяти должна происходить и при остановке сердца.

Эти и подобные аргументы можно привести против обычной интерпретации опыта клинической смерти, хотя и нельзя полностью исключать тот факт, что воспоминания опрошенных пациентов – это не собственно воспоминания, реконструкции, созданные (пусть даже бессознательно).

 Неоспоримым и крайне убедительным, на мой взгляд, является тот аргумент, что некоторые пациенты смогли вспомнить то, что происходило вокруг них во время остановки сердца и последующей реанимации, а присутствовавший там персонал клиники подтвердил правильность этих воспоминаний. И пациенты были в состоянии сообщить, что происходило вокруг них, несмотря на то, что их мозг, вне всякого сомнения, не мог выполнять функции, отвечающие за процессы сознания. Если бы мозг был источником сознания, то такие воспоминания были бы невозможны. Приведенные выше рассуждения должны были показать отношение к теме сознания в современной нейронауке2

Конечно же, данный обзор является неполным, а местами и крайне упрощенным. Кроме того, не каждый психофизиолог разделяет изложенные здесь взгляды. Например, недавно появились новые подходы к изучению обсуждаемой проблемы, которые в будущем, возможно, окажутся важными и интересными. Так, некоторые ученые обратили внимание на большую диспропорцию в исследованиях.

В то время, как накоплено, систематизировано и детализировано множество знаний о самых разных мозговых процессах, нам до сих пор мало известно об аспекте, который мы, собственно, пытаемся объяснить. О самом феномене переживания, ощущения мы знаем сравнительно мало и полагаемся на предположение, что все будут испытывать примерно одно и то же, подвергаясь воздействию одинаковых раздражителей.

Наука еще очень далека от детальной систематизации самого ощущения. Некоторые исследователи пришли к любопытному выводу: медитацию можно использовать как испытанный тысячелетиями и имеющий четкую структуру инструмент для исследования переживаний. Остается лишь ждать, когда этот подход получит более широкое признание, а лаборатории наполнятся подопытными медитаторами. 

Что нам дает все вышесказанное? Надеюсь, я смог прояснить, что нейронаука достигла невиданных результатов в объяснении мозговых процессов, которые взаимосвязаны с нашими переживаниями. Это знание будет очень полезным для создания интеллектуальных роботов. В медицине это знание имеет ключевое значение для разработки кохлеарных имплантатов и искусственной сетчатки, позволяющих людям вновь обретать слух и зрение. 

Если же мы хотим познать наш ум и сознание, то по прочтении этой статьи должно было стать ясно, что одного научного подхода недостаточно. Дискуссии на эту тему (надеюсь, что и эта статья тоже) могут быть полезны для устранения недопонимания и развития более ясного взгляда на то, как нельзя объяснить наш ум и его функцию сознания.

Они должны укреплять убежденность в том, что любой подход, рассматривающий объект и субъект как разделенные элементы, является ограниченным. Действительное же познание, напротив, возникает тогда, когда мы все это отпускаем и пребываем в том, что в самом деле реально. Когда мы осознаем, не нуждаясь в объекте осознавания; когда возникает естественное состояние, свободное от концепций и представлений, то внезапно появляется переживание основополагающего бытия всех явлений. 

Перевод с немецкого: Влад Вольский, Александра Фукс 


Петер Малиновский 

Родился в 1964 году, доктор психологии, занимается психофизиологией. С 1990 года ученик Ламы Оле Нидала, основал буддийский центр в Брауншвейге, в котором жил до 1998 года, затем во время написания диссертации жил и участвовал в работе центра в Констанце. В 2001 году основывал еще один центр, на этот раз в Ливерпуле. Путешествующий учитель с 1994 года.

Методы психофизиологии 

Прорыв в развитии новых методов измерения мозговой активности только недавно позволил узнать о мозге то, о чем говорилось в этой статье.

В методе электро¬энцефалограммы (ЭЭГ) несколько электродов помещаются на кожу головы испытуемого для измерения изменений электрического напряжения, возникающих при воздействии раздражителя. При этом считается, что таким образом измеряется электрическая активность многих одновременно действующих нейронов. И если точное определение источника активности проблематично, поскольку регистрация сигналов осуществляется на некотором расстоянии от самого мозга, то точность измерения времени очень высока и лежит в области миллисекунд. 

Подобным же обаразом в магнитоэнцефалографии (МЭГ) измеряется магнитное поле, возникающее вследствие электрической активности нейронов. Этот метод технически гораздо более сложно организован, однако его преимущество в том, что сигнал меньше глушится черепной коробкой и кожей головы. 

Оба эти метода особенно чувствительны к изменениям мозговой активности во времени, тогда как описанные ниже методы применяются в случаях, когда необходимо получить более точную информацию о том, какие области мозга задействованы в его определенных функциях. 

В позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) испытуемому вводится инъекция радиоактивного вещества, содержащего субатомные частицы с коротким периодом полураспада, излучающие гамма-кванты (позитроны). Поскольку кровяное давление возрастает в отдельных областях мозга, когда они активны, то в эти области попадает больше введенного вещества. Это излучение можно зарегистрировать датчиками, установленными на голове, и тем самым определить, какие области мозга особенно активны при определенных когнитивных процессах. 

Далее, функциональная магнитно-резонансная томография (англ. functional Magnetic Resonance Imaging, fMRI) позволяет зарегистрировать повышение притока крови при умственной активности. Для этого генерируется очень сильное внешнее магнитное поле, которое задает направление движению водородных ядер (протонов). Затем производится магнитный импульс, чтобы заставить протоны двигаться в другом направлении. При этом засекается время, за которое протоны возвращаются на свою исходную позицию. Это время характеризует свойства вещества и может использоваться для выявления изменений содержания кислорода в крови. 

Поскольку изменения кровотока наступают сравнительно медленно, оба эти метода дают ограниченную информацию об изменениях во времени, но они позволяют определять местоположение объектов с точностью до миллиметра.

Кое-что из психологии 

Читатель может задаться вопросом: как связаны психология и психофизиология? Для этого случая здесь приводится краткая расшифровка терминов. Когда мы говорим о психологии, то обычно подразумеваем область знаний, которая занимается изучением, диагностикой и лечением психических нарушений. Но это было бы правильнее называть клинической психологией и психотерапией.

Надо отметить, что основанный Зигмундом Фрейдом психоанализ обычно рассматривается как особая (и далеко не единственная!) форма психотерапии, в основе которой лежат определенные представления о человеке. Другое же направление – когнитивная психология – изучает свойства человеческого интеллекта и мышления.

Эта область психологии включает такие важные разделы, как психология восприятия, внимания и памяти, психолингвистика, в последнее время все большее значение приобретает психология сознания. Когнитивная психология придерживается строго научных методов.

С ней тесно связана когнитивная нейрология (Cognitive Neuroscience), которая занимается биологическими основами когнитивности. Наряду с упомянутыми существует раздел нейропсихологии, в рамках которого изучается проблема точной диагностики повреждений мозга и лечения последствий их воздействия на умственные способности и психику пострадавшего.

Метод интроспекции в истории психологии

   До конца 19-го века метод интроспекции (самонаблюдения, внутреннего наблюдения) был и главным, и единственным методом психологии.

Основные утверждения представителей интроспективной психологии:

— процессы сознания «закрыты» для внешнего наблюдения,

— но процессы сознания способны открываться (репрезентироваться) субъекту,

— процессы сознания конкретного человека могут быть изучены только им самим и никем более.

Одним из главных идеологов метода интроспекции стал философ Дж. Локк (1632-1704), который развил тезис Декарта о непосредственном постижении мыслей. Дж. Локк утверждал, что существует два источника всех знаний: объекты внешнего мира и деятельность нашего собственного ума.

На объекты внешнего мира человек направляет свои внешние чувства, результате получая впечатления о внешних вещах. Есть ещё особое внутреннее чувство: рефлексия.

Рефлексия — по Локку — «наблюдение, которому ум подвергает свою деятельность». Под деятельностью ума Локк понимал мышление, сомнение, веру, рассуждения, познание, желание. Рефлексия предполагает особое направление внимания на деятельность собственной души, а также достаточную зрелость субъекта.

Дети заняты в основном познанием внешнего мира, поэтому рефлексии у них почти нет. Однако рефлексия может не развиться и у взрослого, если он не проявит склонности к размышлению над собой и не направит на свои внутренние процессы специального внимания.

Локк считал возможным раздвоение психики на два уровня:

— процессы первого уровня (восприятие, мысли, желания и т. д.),

— процессы второго уровня (наблюдение, созерцание этих мыслей и образов восприятия).

По Локку, чтобы овладеть методом рефлексии, надо долго упражняться.

На Локка большое влияние оказали работы философов — сторонников сенсуалистического материализма (всё даётся нам только в ощущениях, эти ощущения надо анализировать в объективных категориях).

Параллельно с учением Дж. Локка в науке стало развиваться ассоциативное направление. Истоком этого учения тоже был сенсуалистический материализм. Известные представители ассоциативного направления: Д. Юм и Д. Гартли. Причину психических явлений они видели в вибрации, которая возникает в мозге и нервах. Нервная система — это система, подчинённая физическим законам. Продукты её деятельности включались в строго причинный ряд, ничем не отличающийся от такого же во внешнем, физическом мире. Этот причинный ряд охватывает поведение всего организма — и восприятие вибраций во внешней среде, и вибрации нервов и мозгового вещества, и вибрации мышц. В качестве основополагающего принципа вводится ассоциация, под которой понимается некое притяжение представлений, устанавливающее между ними внешние механические связи. Все сложные образования сознания, включая сознание своего «я», а также объекты

внешнего мира, являются лишь «пучками представлений», объединённых между собой внешними связями — ассоциациями.

Юм скептически относился к рефлексии Локка. Он писал, что когда мы вглядываемся в себя, то никаких впечатлений ни о субстанции, ни о причинности, ни о других понятиях, будто бы выводимых, как писал Локк, из рефлексии, не получаем. Единственное, что мы замечаем, это комплексы перцепций, сменяющих друг друга. Поэтому единственным способом, с помощью которого можно получить информацию о психическом, является опыт, то есть впечатления (ощущения, эмоции и т. д.) и «идеи», которые суть копии впечатлений. Труды Юма предопределили возникновение первых экспериментальных методов психологии.

К середине XIX в. ассоциативная психология стала господствующим направлением. В рамках неё в конце XIX в. стал весьма широко использоваться метод интроспекции. Увлечение интроспекцией было повальным, проводились грандиозные эксперименты по проверке метода интроспекции. Ширилось и крепло убеждение в том, что интроспекция как метод психологии имеет целый ряд преимуществ перед объективными методами. Считалось, что в сознании непосредственно отражается причинно-следственная связь психических явлений. Считалось, что интроспекция, в отличие от наших органов чувств, которые искажают информацию, получаемую при изучении внешних объектов, поставляет психологические факты в чистом виде.

Увлечение интроспекцией привело к кризису в психологии. Оказалось, что далеко не всё, происходящее в психике человека рефлексируется его сознанием. Поэтому нельзя сознание отождествлять с психикой. Более того, оказалось, что есть подсознательное, которое в каких-то вопросах противостоит сознанию.

Интроспективная психология дала психологии в целом весьма много. Она породила ряд теорий, описывающих психическое под разными углами зрения:

— теория элементов сознания (В. Вундт, Э. Титченер),

— психология актов сознания, (Ф. Брентано),

— теория потока сознания (У. Джемс),

— теория феноменальных полей,

— описательная психология (В. Дильтей).

Интроспективная психология прямо и косвенно повлияла на появление и развитие многих других перспективных направлений в психологии. В чём-то, например, интроспективная психология повлияла на бихевиоризм.

В рамках интроспективной психологии в 1879 г. Вундт в Лейпциге создал первую экспериментальную психологическую лабораторию.

В современной психологии сплошь и рядом существуют методы, использующие данные самонаблюдения. Однако, если в классической интроспективной психологии наблюдение происходило в основном за собственными мыслями, суждениями, работой ума, то сейчас объект и предмет интроспекции в целом шире, однако в каждом конкретном эксперименте реализуются серьёзные ограничения, направленные на повышение объективности, научности результата. Сегодня речь идёт, как говорят, об отдельных «фактах сознания».

Литература

Маклаков А. Г. Общая психология. СПб: Питер, 2001.

 


См. также

Интроспекция История психологии Методы психологии

 


   RSS     [email protected] 

Самоанализ и запросы самоанализа GraphQL

Введение

Если вы ищете полный запрос самоанализа для получения всей схемы GraphQL, вы можете перейти по этой ссылке. Мы ожидаем, что читатель хоть немного знаком с основными концепциями GraphQL. Эта статья является частью нашего бесплатного курса языка GraphQL.

Язык GraphQL строго типизирован . Это большое преимущество перед REST API. Система типов GraphQL не только уменьшает количество ошибок, но также помогает нам спроектировать систему с гораздо лучшей архитектурой.Кроме того, система типов позволяет нам разрабатывать различные инструменты и механизмы, которые могут повысить эффективность разработки. Один из лучших примеров — инструмент GraphQL Playground. С помощью инструмента GraphQL Playground мы можем запрашивать всю систему типов схемы. Это помогает нам документировать схему в реальном времени или использовать GraphQL Playground для нашей разработки. Это также позволяет нам использовать запросы самоанализа для получения информации о системе типов и уменьшения сложности внешнего интерфейса. В этой статье мы более подробно рассмотрим, как работают запросы самоанализа, какие типы запросов самоанализа мы можем использовать; и как мы можем их применить.

Запросы самоанализа

Все запросы самоанализа в GraphQL имеют префикс с двумя символами подчеркивания, например __схема . Поэтому в схеме GraphQL мы не можем определять новые поля с этим префиксом в имени. Мы должны быть уверены, что избегаем коллизий при именовании. Следовательно, все имена с этим префиксом недопустимы в полях общего типа. Согласно спецификации у нас есть следующие варианты запросов самоанализа: __schema , __type и __typename .Используя SDL (язык определения схемы), мы можем определить эти запросы следующим образом:

 
 

__schema: __Schema!

__type (name: String!): __Type

__typename: String!

На каждом сервере GraphQL мы должны иметь возможность выполнять эти запросы самоанализа в рамках типа операции Query.

__schema — запрос самоанализа для выборки схемы GraphQL

Самый важный запрос, который также используется в качестве основного источника для самой GraphQL Playground, — это запрос, который позволяет нам получить всю схему.Имя этого запроса — __schema , а его определение SDL —

 
 

type __Schema {

types: [__Type!]!

queryType: __Type!

mutationType: __Type

subscriptionType: __Type

директивы: [__Directive!]!

}

С помощью этого запроса мы можем получить информацию о директивах, доступных типах и доступных типах операций. Базовый запрос самоанализа для получения системы типов схемы может выглядеть следующим образом:

 
 

{

__schema {

директивы {

name

description

}

subscriptionType

name description

name description

name description

name description

}

типов {

имя

описание

}

queryType {

name

description

}

mutationType {

name

description

0004 name

0004 description

description

description

name

описание

}

}

}

Однако много полей в наборах для queryType , mutationType , subscriptionType и типы совпадают, поэтому мы c и определите фрагмент, чтобы иметь многоразовые части логики и сделать запрос намного чище, а также улучшить набор выбора для получения более подробной информации о типе.Мы даже можем брать фрагменты, используемые в самой GraphQL Playground. Эти фрагменты выглядят так:

 
 

фрагмент FullType на __Type {

вид

имя

описание

поля (includeDeprecated: true) {

name

description

args4 ... 9000Val 9000Val

}

Тип

{

... TypeRef

}

устарел

Причина устаревания

}

inputFields {

...InputValue

}

интерфейсов {

... TypeRef

}

enumValues ​​(includeDeprecated: true) {

name

description

isDeprecated

000

0005000500050004 deprecation ..TypeRef

}

}

фрагмент InputValue на __InputValue {

name

description

type {

...TypeRef

}

defaultValue

}

fragment TypeRef on __Type {

kind

name

ofType {

kind

name

kind ofType

kind

name

ofType {

kind

name

ofType {

kind

name

ofType {

kind

name

000

000

}

}

}

}

}

}

}

Мы видим, что GraphQL Playground использует фрагмент TypeRef , который рекурсивно запрашивает схему GraphQL.Это может иметь некоторые ограничения, но фрагмент должен иметь достаточную глубину запроса, чтобы охватить почти все схемы. Мы можем предотвратить вредоносные запросы, отключив дополнительную глубину запроса на сервере GraphQL. Давайте выполним этот запрос, чтобы увидеть всю используемую интроспекцию GraphQL Playground:

 
 

query IntrospectionQuery {

__schema {

queryType {

name

}

mutationType {

name}

...FullType

}

директивы {

имя

описание

местоположения

аргументов {

... InputValue

}

}

}

0

должен получить схему GraphQL в формате JSON. В нашем случае это

 
 

{

"данные": {

"__тип": {

"вид": "ОБЪЕКТ",

"имя": "Планета",

"описание ": null,

" fields ": [

{

" name ":" id ",

" description ": null,

" args ": [],

" type ": {

«kind»: «NON_NULL»,

«name»: null,

«ofType»: {

«kind»: «SCALAR»,

«name»: «ID»,

«ofType»: null

}

},

"isDeprecated": false,

"deprecationReason": null

},

{

"name": "createdAt",

"description": null,

" аргументы ": [], 9000 5

"type": {

"kind": "NON_NULL",

"name": null,

"ofType": {

"kind": "SCALAR",

"name": "DateTime ",

" ofType ": null

}

},

" isDeprecated ": false,

" deprecationReason ": null

},

{

" name ":" updated

",

"description": null,

"args": [],

"type": {

"kind": "SCALAR",

"name": "DateTime",

"ofType": null

},

"isDeprecated": false,

"deprecationReason": null

},

{

"name": "name",

"descri ption ": null,

" args ": [],

" type ": {

" kind ":" SCALAR ",

" name ":" String ",

" ofType ": null

},

"isDeprecated": false,

"deprecationReason": null

},

{

"name": "description",

"description": null,

"args": [] ,

"type": {

"kind": "SCALAR",

"name": "String",

"ofType": null

},

"isDeprecated": false,

" deprecationReason ": null

},

{

" name ":" planetType ",

" description ": null,

" args ": [],

" type ": {

«kind»: «ENUM»,

«name»: «PlanetTypeEnum»,

«ofType»: null

},

«isDeprecated»: false,

«deprecationReason»: null

}

] ,

«inputFields»: null,

«interfaces»: [

{

«kind»: «INTERFACE»,

«name»: «Node»,

«ofType»: null

}

],

"enumValues": null,

"possibleTypes": null

}

}

}

С помощью этого запроса мы видим, что можем получить информацию обо всех этих различных функциях схема:

  • Запросы
  • Мутации
  • Подписки
  • Типы
  • Directi ves

__type

При использовании запроса самоанализа __type мы можем запросить точный тип, который нас интересует.Для этого нам необходимо указать имя аргумента типа. Чтобы получить полную информацию об определенном типе, мы можем использовать поля типа сверху и попытаться вызвать запрос самоанализа для типа, который называется Planet в нашей схеме. Мы можем повторно использовать фрагмент FullType снова, чтобы сохранить код, поэтому запрос будет выглядеть следующим образом:

 
 

query introspectionPlanetType {

__type (name: "Planet") {

... FullType

}

}

__typename

Это третий и последний доступный запрос самоанализа.Разница в том, что этот запрос доступен для всех типов при запросе. Это показывает нам, какой тип мы запрашиваем, и важно для кэширующих клиентов, таких как Apollo или Relay, для создания кеша. Давайте посмотрим, что происходит, когда мы выполняем его с нашим запросом Planets .

 
 

{

планет {

узлов {

id

имя

createdAt

updatedAt

__typename

}

}

000

0 "данные

25 {

«планеты»: {

«узлы»: [

{

«id»: «470206925720530945»,

«имя»: «Марс»,

«createdAt»: «2018-07-21T12) : 34: 27.314Z ",

" updatedAt ": null,

" __typename ":" Planet "

},

{

" id ":" 470206925720530944 ",

" name ":" Earth ",

" createdAt ":" 2018-07-21T12: 34: 27.314Z ",

" updatedAt ": null,

" __typename ":" Planet "

}

]

}

}

}

Мы видим, что __typename равно имени типа, которым в нашем случае является Planet.Это также полезно для определения уникальных идентификаторов клиентов кэширования. Например, в клиенте Apollo мы используем

 
 

id + __typename

по умолчанию для нормализации (если оба доступны) в качестве уникальных идентификаторов для автоматического обновления кеша.

Приложения

Как мы уже обсуждали, запросы самоанализа в основном используются для оперативной документации схемы и для создания многофункциональных IDE для выполнения различных запросов. Наиболее известные IDE построены на основе GraphiQL.Лично я предпочитаю использовать GraphQL Playground в больших проектах, поскольку у нее есть несколько замечательных дополнительных функций, таких как определения заголовков для запросов GraphQL. Запросы самоанализа также могут использоваться во многих различных сценариях использования, чтобы уменьшить сложность внешнего интерфейса и избежать дублирования логики:

  • Получение значений перечисления
  • Получение всех полей для определенного типа
  • Перечислить все возможные интерфейсы

Весь запрос самоанализа, который используется самой GraphQL Playground, может быть скопирован из этой сути.

Самоанализ - обзор | Темы ScienceDirect

Теории интроспекции со смещенным восприятием

Недавно была выдвинута новая теория интроспекции в качестве дополнения к описанию сознания, которое отождествляет сознание с определенными формами ментальной репрезентации (теория обычно известна как репрезентативная или интенциональная теория. сознания и была подробно разработана Фредом Дрецке и Майклом Таем). Он отрицает наличие специфических ментальных черт всего опыта (так называемые квалиа , ) и вместо этого утверждает, что сознание, по сути, является вопросом представления разуму содержания ментальных репрезентаций.Например, если кто-то представляет канадский флаг, он представляет собой ярко-красный кленовый лист на белом фоне, окруженный двумя одинаково яркими красными полосами. Механизм сознания состоит в том, что содержание изображения флага является содержанием сознательного опыта. В этом есть определенные очевидные преимущества. Он избегает постулирования причудливых сущностей с небольшой перспективой ассимиляции в научной картине мира (например, воображаемый канадский флаг, который нельзя найти нигде в физической вселенной).Перспектива интеграции с натуралистическим мировоззрением также присутствует или, по крайней мере, сводится к проблеме натурализации ментальной репрезентации. Здесь стоит упомянуть, что основным соперником этой теории сознания является так называемая теория мышления высшего порядка (HOT) (см. Статью Сигера о сознании). Механизмы интроспекции двух теорий весьма схожи, поскольку обе требуют концептуализации ментального состояния, как ментального как условия для сознательной интроспекции.(Для теорий HOT бессознательная интроспекция существует и фактически является тем, что объясняет цель интроспективного состояния, являющегося сознательным состоянием.)

Теория интроспекции, которая естественно согласуется с этим взглядом на сознание, утверждает, что интроспекция зависит от взаимодействия сознания. и концепции через механизм, называемый смещенным восприятием (которое выходит за рамки самоанализа). Примером Дрецке является то, что он узнал, что почтальон прибыл, по лаю собаки.Чтобы получить такое знание, нужно слышать собаку (сознание), а также знать, что означает лай собаки (понятия). Интроспективное знание наших собственных состояний восприятия также требует, чтобы мы воспринимали сознательно, но также знали, что такое восприятие. Как мы уже отмечали, знание концептуально, поэтому для его формулировки требуется соответствующее поле концепций. Интроспективное знание требует области концепций, которые вместе образуют наше представление о разуме, или народной психологии, набора концепций, готовых под рукой для всех достаточно зрелых людей.

Эта теория не требует какого-либо восприятия наших психических состояний как таковых, а просто требует, чтобы мы обладали определенными менталистскими концепциями, которые мы можем успешно применить к себе, когда мы воспринимаем мир (включая наши собственные тела). Таким образом, когда я сознательно воспринимаю красный цвет, у меня есть интроспективное знание своего опыта, потому что я могу применить и применяю концепцию восприятия красного к этому случаю моего сознательного восприятия опыта. Мне не нужно воспринимать свое восприятие (как утверждает теория I-сканера), чтобы сделать это приложение, не больше, чем мне нужно воспринимать мое восприятие лающей собаки, чтобы применить концепцию «лающей собаки» к этому объекту. .Конечно, мне нужно воспринимать красный цвет, чтобы интроспективно применить концепцию «восприятие красного», но это просто вопрос перцептивного сознания.

Модель смещенного восприятия интроспекции разделяет с теориями свидетельств идею о том, что интроспекция требует ввода информации, из которой будет следовать менталистическая концептуализация, но отрицает, что интроспекция зависит от точно таких же свидетельств, которые мы используем при приписывании психических состояний другим. .Вместо этого он использует тот факт, что мы являемся сознательными существами и можем развить или приобрести способность описывать свое сознание, так сказать, на один шаг дальше, как ментальную особенность нас самих. Способность осознавать эпистемологическую дистанцию ​​между миром и восприятием мира - это не какой-то неясный прото-картезианство; это жизненно важный шаг к самосознанию и осознанию собственной идентичности.

Одна из трудностей со смещенной моделью восприятия состоит в том, что она, кажется, трансформирует интроспективное знание в умозрительное знание, таким образом пренебрегая даже приемлемым уровнем безошибочности и прозрачности, которым, очевидно, обладает интроспекция.То есть, он не учитывает то, что действительно особенного в интроспективном знании. Действительно, кажется странным утверждать, что мы делаем вывод о том, что мы ощущаем, скажем, вкус яблока, основываясь на нашем сознании вкуса яблока. Хотя многие сторонники модели смещенного восприятия интроспекции сравнивают интроспективное знание с умозрительным знанием, этой идее можно сопротивляться. Вместо этого, возможно, можно будет уподобить интроспективное знание не более чем концептуальной категоризации. Кажется не совсем правильным утверждать, что кто-то «делает вывод» о том, что собака находится во дворе (собака, которая прекрасно видна и фактически видна) на основе некоего базового чисто сенсорного материала, даже если такой материал играет роль в концептуализации.Точно так же нам не нужно делать вывод о том, что мы «видим» собаку, исходя из нашего визуального опыта. Нам нужно только обладать концепцией видения и иметь возможность применять эту концепцию в соответствующих обстоятельствах.

Интересный вопрос об этой модели интроспекции заключается в том, как ее расширить за пределы области интроспективного знания сознательных перцептивных состояний, чтобы включить в нее интенциональные и эмоциональные ментальные состояния. Например, рассмотрим проблему того, как мы обретаем интроспективное знание наших собственных убеждений или желаний.По всей вероятности, вы, читатель, верите, что на Марсе нет жирафов, и у вас есть, по крайней мере, сейчас, интроспективное знание, что вы обладаете этой верой. Но не похоже, что можно обнаружить какую-либо особую внутреннюю ментальную особенность, по которой человек узнает, во-первых, какое убеждение находится под вопросом (например, жирафы живут на Марсе, а трава зеленая), и, во-вторых, действительно ли это содержание является тем, которое считается (в противоположность, скажем, развлечениям, сомнениям, сомнениям и т. д.). Вместо этого кажется, что кто-то знает, что кто-то считает, что жирафы не живут на Марсе, просто потому, что выяснили (или вспомнили, если по какой-то причине вы это уже выяснили в прошлом), что жирафы на Марсе не живут.Как будто говорят себе: «жирафы на Марсе? Ни в коем случае (чем бы они дышали, как они туда попали и т. Д.) », И отсюда один и подтверждает, что жирафы не живут на Марсе, и другой полагает, что жирафы не живут на Марсе.

Самый простой способ усвоить это понимание веры - это постулировать некоторую особенность сознательного опыта, которую мы могли бы назвать «принятие за истину». шесть футов высотой », когда думала я и когда думала кто-то, кто знает, что их рост меньше шести футов.Я принимаю это за истину, мне это кажется правильным, я с радостью усваиваю или поддерживаю это в рамках своей когнитивной экономики; другой человек отвергает это, находит - в буквальном смысле этого слова - невероятным и не принимает это в свою систему убеждений.

Если постулат о том, что существует акт «принятия за истину», то модель смещенного восприятия интроспекции может быть легко распространена на случай веры. Известно, что кто-то верит, что жирафы не живут на Марсе, потому что он «видит» истинность этого предположения и знает, что это позволяет применять к нему концепцию веры.

Модель также может быть расширена на другие преднамеренные состояния. Помимо веры, второе и не менее фундаментальное интенциональное состояние - это желание. Чтобы приспособиться к желанию, нужно постулировать нечто вроде эмпирической особенности «принимать за хорошее». Возможно, это интуитивно даже более приемлемо, чем «принятие за истину». У нас есть много выражений, которые, кажется, почти напрямую относятся к такой особенности опыта. , например, когда мы говорим о чем-то, что «выглядит неплохо для еды».

С учетом интроспективного знания убеждений и желаний нетрудно расширить теорию на другие интенциональные состояния и весьма значимый подкласс. состояний - включающих как когнитивные, так и сенсорные элементы - составляющих эмоциональное сознание.

Помимо беспокойства по поводу того, что учет смещенного восприятия делает интроспекцию неправдоподобно похожей на умозаключительное знание, еще одно серьезное беспокойство заключается в том, что она ошибочно приравнивает интроспекцию к разновидности самопроизвольной генерации наших ментальных состояний, а не к доступу к уже существующим ментальным состояниям. Грубо, но, надеюсь, ярко, проблема заключается в том, что этот отчет не может провести различие между интроспективным знанием убеждения и (предположительно также интроспективным) знанием о том, что человек только что приобрел убеждение.Фактически, существует опасность того, что смещенное восприятие может привести к ложному интроспективному утверждению, если оно будет предпринято для получения знаний о том, какими были убеждения до того, как задействовать механизм смещенного восприятия. Не совсем понятно, что это скорее ошибка, чем функция. В конце концов, если ребенок не верит в Санта-Клауса, просто размышляя о неправдоподобности, присущей обычным историям, то для интроспекции кажется вполне правильным выдвинуть утверждение, что ребенок не верит в Санта-Клауса.

Но здесь возникает интересный вопрос о том, следует ли рассматривать интроспекцию больше как своего рода «измерительный инструмент», раскрывающий текущее состояние ума, или больше как задействованную способность, которая, по крайней мере, частично активно формирует сознание, согласно принципы рациональности, а также, возможно, другие нормативные принципы. Представление о том, что интроспекция играет роль в самопостроении, привлекательно (и имеет очевидное сходство с трансцендентальным подходом), но, похоже, не противоречит позитивным представлениям об интроспективных механизмах, обсужденных выше.

rfc7662

 Инженерная группа Интернета (IETF) J. Richer, Ed.
Запрос комментариев: 7662 октябрь 2015 г.
Категория: Трек стандартов
ISSN: 2070-1721 гг.


                     Самоанализ токена OAuth 2.0

Абстрактный

   Эта спецификация определяет метод для защищенного ресурса для запроса
   сервер авторизации OAuth 2.0 для определения активного состояния
   Токен OAuth 2.0 и для определения метаинформации об этом токене.Развертывания OAuth 2.0 могут использовать этот метод для передачи информации о
   контекст авторизации токена с сервера авторизации
   на защищаемый ресурс.

Статус этой памятки

   Это документ Internet Standards Track.

   Этот документ является продуктом Инженерной группы Интернета.
   (IETF). Он представляет собой консенсус сообщества IETF. Она имеет
   получил публичное рецензирование и был одобрен к публикации
   Инженерная группа управления Интернетом (IESG).Дополнительная информация о
   Интернет-стандарты доступны в разделе 2 RFC 5741.

   Информация о текущем статусе этого документа, исправлениях,
   а о том, как оставить отзыв о нем, можно узнать по адресу
   http://www.rfc-editor.org/info/rfc7662.

Уведомление об авторских правах

   Авторские права (c) 2015 IETF Trust и лица, указанные в качестве
   авторы документа. Все права защищены.

   Этот документ подпадает под действие BCP 78 и Правового регулирования IETF Trust.
   Положения, касающиеся документов IETF
   (http: // попечитель.ietf.org/license-info) действует на дату
   публикация этого документа. Пожалуйста, просмотрите эти документы
   внимательно, поскольку они уважительно описывают ваши права и ограничения
   к этому документу. Компоненты кода, извлеченные из этого документа, должны
   включить упрощенный текст лицензии BSD, как описано в Разделе 4.e
   Правовые положения Trust и предоставляются без гарантии, как
   описано в упрощенной лицензии BSD.






Расширение стандартов [Страница 1] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


Оглавление

   1.Вступление  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2
     1.1. Условные обозначения. . . . . . . . . . . . . . . . . 3
     1.2. Терминология. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
   2. Конечная точка самоанализа. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
     2.1. Запрос на самоанализ. . . . . . . . . . . . . . . . . . 4
     2.2. Самоанализ. . . . . . . . . . . . . . . . . 6
     2.3. Ответ об ошибке. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .8
   3. Соображения IANA. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9
     3.1. Реестр ответов самоанализа токена OAuth. . . . . . . 9
       3.1.1. Шаблон регистрации. . . . . . . . . . . . . . . . 10
       3.1.2. Первоначальное содержимое реестра. . . . . . . . . . . . . . 10
   4. Соображения безопасности. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 12
   5. Соображения о конфиденциальности. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14
   6. Список литературы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . 15
     6.1. Нормативные ссылки  . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15
     6.2. Информативные ссылки. . . . . . . . . . . . . . . . . 16
   Приложение A. Использование с токенами подтверждения владения. . . . . . . . 17
   Благодарности. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17
   Адрес автора. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

1. Введение

   В OAuth 2.0 [RFC6749] содержимое токенов непрозрачно для клиентов.
   Это означает, что клиенту не нужно ничего знать о
   содержание или структура самого токена, если таковая имеется.Тем не мение,
   есть еще большой объем метаданных, которые могут быть прикреплены к
   токен, такой как его текущий срок действия, утвержденные объемы и информация
   о контексте, в котором был выпущен токен. Эти кусочки
   информация часто имеет жизненно важное значение для создания защищенных ресурсов.
   решения об авторизации на основе представленных токенов. С
   OAuth 2.0 не определяет протокол для изучения сервером ресурсов.
   метаинформация о токене, полученном от
   сервер авторизации, было реализовано несколько различных подходов
   разработан, чтобы восполнить этот пробел.К ним относятся использование структурированного токена
   форматы, такие как JWT [RFC7519] или проприетарный межсервисный
   механизмы связи (такие как общие базы данных и защищенные
   служебные шины предприятия), которые передают информацию о токенах.

   Эта спецификация определяет протокол, который позволяет авторизованным
   защищенные ресурсы для запроса сервера авторизации для определения
   набор метаданных для данного токена, который им был предоставлен
   клиент OAuth 2.0. Эти метаданные содержат информацию о том,
   в настоящее время активен (или если срок его действия истек или он был аннулирован иным образом),
   какие права доступа предоставляет токен (обычно передаются через
   OAuth 2.0) и контекст авторизации, в котором токен
   был предоставлен (в том числе, кто авторизовал токен и какому клиенту он



Расширение стандартов [Страница 2] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   был выдан). Самоанализ токена позволяет защищенному ресурсу
   запрашивать эту информацию независимо от того, присутствует ли она в
   сам токен, что позволяет использовать этот метод вместе с или
   независимо от значений структурированных токенов.Дополнительно защищенный
   ресурс может использовать механизм, описанный в этой спецификации, чтобы
   проанализировать токен в конкретном контексте решения об авторизации
   и выясните соответствующие метаданные о токене, чтобы сделать это
   решение об авторизации.

1.1. Условные обозначения

   Ключевые слова «ДОЛЖНЫ», «НЕ ДОЛЖНЫ», «ОБЯЗАТЕЛЬНО», «ДОЛЖНЫ», «НЕ ДОЛЖНЫ»,
   «ДОЛЖЕН», «НЕ ДОЛЖЕН», «РЕКОМЕНДУЕТСЯ», «НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ», «МОЖЕТ» и
   «НЕОБЯЗАТЕЛЬНО» в этом документе следует толковать, как описано в
   [RFC2119].Если не указано иное, все имена и значения параметров протокола
   чувствительны к регистру.

1.2. Терминология

   В этом разделе определяется терминология, используемая в данной спецификации.
   Этот раздел является нормативной частью данной спецификации, налагающей
   требования при внедрении.

   В этой спецификации используются термины «токен доступа», «авторизация».
   конечная точка »,« разрешение авторизации »,« сервер авторизации »,« клиент »,
   «идентификатор клиента», «защищенный ресурс», «токен обновления», «ресурс»
   владелец "," сервер ресурсов "и" конечная точка токена ", определенные OAuth 2.0
   [RFC6749], а термины «имена утверждений» и «значения утверждений» определены
   Веб-токен JSON (JWT) [RFC7519].

   В данной спецификации определены следующие термины:

   Самоанализ токена
      Акт запроса о текущем состоянии токена OAuth 2.0.
      посредством использования сетевого протокола, определенного в этом документе.

   Конечная точка самоанализа
      Конечная точка OAuth 2.0, через которую выполняется интроспекция токена.
      операция завершена.

2. Конечная точка самоанализа

   Конечная точка самоанализа - это OAuth 2.0 конечная точка, которая принимает
   параметр, представляющий токен OAuth 2.0, и возвращает JSON
   [RFC7159] документ, представляющий метаинформацию о
   токен, включая информацию о том, активен ли этот токен в данный момент. В



Расширение стандартов [Страница 3] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   определение активного токена зависит от авторизации
   сервер, но обычно это токен, выпущенный этим
   сервер авторизации, не просрочен, не отозван и
   допустимо для использования на защищенном ресурсе, выполняя самоанализ
   вызов.Конечная точка самоанализа ДОЛЖНА быть защищена транспортным уровнем.
   механизм безопасности, как описано в разделе 4. Средства, с помощью которых
   защищенный ресурс обнаруживает место самоанализа
   конечная точка выходит за рамки данной спецификации.

2.1. Запрос на самоанализ

   Защищенный ресурс вызывает конечную точку самоанализа по протоколу HTTP.
   POST [RFC7231] запрос с параметрами, отправленными как
   данные "application / x-www-form-urlencoded", как определено в
   [W3C.REC-html5-20141028].Защищенный ресурс отправляет параметр
   представляющий токен вместе с необязательными параметрами, представляющими
   дополнительный контекст, который известен защищенному ресурсу, чтобы помочь
   сервер авторизации в своем ответе.

   жетон
      ТРЕБУЕТСЯ. Строковое значение токена. Для токенов доступа это
      значение "access_token", возвращаемое из конечной точки токена
      определено в OAuth 2.0 [RFC6749], раздел 5.1. Для токенов обновления
      это значение "refresh_token", возвращаемое конечной точкой токена
      как определено в OAuth 2.0 [RFC6749], раздел 5.1. Другие типы токенов
      выходят за рамки данной спецификации.

   token_type_hint
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Подсказка о типе токена, отправленного для
      самоанализ. Защищенный ресурс МОЖЕТ передать этот параметр в
      помочь серверу авторизации оптимизировать поиск токенов. Если
      сервер не может найти токен, используя данную подсказку, он ДОЛЖЕН
      расширить поиск по всем поддерживаемым типам токенов. An
      сервер авторизации МОЖЕТ игнорировать этот параметр, особенно если он
      может автоматически определять тип токена.Ценности для этого
      определены в реестре «Подсказки по типу токена OAuth».
      в отзыве токена OAuth [RFC7009].

   Конечная точка самоанализа МОЖЕТ принимать другие ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ параметры для
   предоставить дополнительный контекст для запроса. Например, авторизация
   сервер может пожелать узнать IP-адрес клиента, осуществляющего доступ к
   защищенный ресурс, чтобы определить, будет ли правильный клиент
   предъявляя жетон. Определение этого или любых других параметров
   выходят за рамки данной спецификации, должны быть определены службой
   документация или расширения к этой спецификации.Если
   сервер авторизации не может определить состояние токена



Расширение стандартов [Страница 4] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   без дополнительной информации он ДОЛЖЕН возвращать самоанализ
   ответ, указывающий, что токен не активен, как описано в
   Раздел 2.2.

   Чтобы предотвратить атаки сканирования токенов, конечная точка ДОЛЖНА также требовать
   некоторая форма авторизации для доступа к этой конечной точке, например, клиент
   аутентификация, как описано в OAuth 2.0 [RFC6749] или отдельный
   Токен доступа OAuth 2.0, например токен носителя, описанный в OAuth.
   2.0 Использование токена носителя [RFC6750]. Методы управления и
   проверка этих учетных данных аутентификации выходит за рамки этого
   Технические характеристики.

   Например, ниже показан защищенный ресурс, вызывающий
   конечная точка интроспекции токена для запроса о носителе OAuth 2.0
   токен. Защищенный ресурс использует отдельный носитель OAuth 2.0.
   токен для авторизации этого вызова.

   Ниже приводится ненормативный пример запроса:

     POST / интроспекция HTTP / 1.1
     Хост: server.example.com
     Принять: приложение / json
     Тип содержимого: application / x-www-form-urlencoded
     Авторизация: предъявитель 23410913-abewfq.123483

     token = 2YotnFZFEjr1zCsicMWpAA


   В этом примере защищенный ресурс использует идентификатор клиента и
   секрет клиента для аутентификации в конечной точке самоанализа.
   Защищенный ресурс также отправляет подсказку типа токена, указывающую, что
   он запрашивает токен доступа.

   Ниже приводится ненормативный пример запроса:

     POST / интроспекция HTTP / 1.1
     Хост: server.example.com
     Принять: приложение / json
     Тип содержимого: application / x-www-form-urlencoded
     Авторизация: Базовая czZCaGRSa3F0MzpnWDFmQmF0M2JW

     token = mF_9.B5f-4.1JqM & token_type_hint = access_token









Расширение стандартов [Страница 5] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


2.2. Самоанализ

   Сервер отвечает объектом JSON [RFC7159] в "application /
   json "со следующими членами верхнего уровня.активный
      ТРЕБУЕТСЯ. Логический индикатор того, представлен ли токен
      в настоящее время активен. Особенности «активного» состояния токена
      будет меняться в зависимости от реализации авторизации
      сервер и хранимая им информация о его токенах, но "истинный"
      возврат значения для "активного" свойства обычно указывает
      что данный токен был выпущен этим сервером авторизации,
      не был отозван владельцем ресурса и находится в пределах его
      данное временное окно срока действия (например,г., по истечении срока его выдачи и
      до истечения срока его годности). См. Раздел 4 для получения информации о
      осуществление таких проверок.

   сфера
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Строка JSON, содержащая список разделенных пробелами
      области, связанные с этим токеном, в формате, описанном в
      Раздел 3.3 OAuth 2.0 [RFC6749].

   ID клиента
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Идентификатор клиента для клиента OAuth 2.0, который
      запросил этот токен.

   имя пользователя
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Удобочитаемый идентификатор владельца ресурса, который
      авторизовал этот токен.token_type
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Тип токена, как определено в разделе 5.1 OAuth.
      2.0 [RFC6749].

   exp
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Целочисленная временная метка, измеряемая в секундах.
      с 1 января 1970 года по всемирному координированному времени, указывая, когда истечет срок действия этого токена,
      как определено в JWT [RFC7519].

   я
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Целочисленная временная метка, измеряемая в секундах.
      с 1 января 1970 года по всемирному координированному времени, указывая, когда этот токен был
      изначально выпущен, как определено в JWT [RFC7519].

   nbf
      ПО ЖЕЛАНИЮ.Целочисленная временная метка, измеряемая в секундах.
      с 1 января 1970 года по всемирному координированному времени, указывая, когда этот токен не будет
      использовался ранее, как определено в JWT [RFC7519].



Расширение стандартов [Страница 6] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   суб
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Тема токена, как определено в JWT [RFC7519].
      Обычно машиночитаемый идентификатор владельца ресурса, который
      авторизовал этот токен.aud
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Зависящий от службы строковый идентификатор или список строк
      идентификаторы, представляющие целевую аудиторию для этого токена, как
      определено в JWT [RFC7519].

   мкс
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Строка, представляющая эмитента этого токена, как
      определено в JWT [RFC7519].

   jti
      ПО ЖЕЛАНИЮ. Строковый идентификатор токена, как определено в JWT
      [RFC7519].

   Конкретные реализации МОГУТ расширить эту структуру своими собственными
   специфичные для службы имена ответов как элементы верхнего уровня этого JSON
   объект.Имена ответов, предназначенные для использования в разных доменах, ДОЛЖНЫ быть
   зарегистрирован в реестре "OAuth Token Introspection Response"
   определено в разделе 3.1.

   Сервер авторизации МОЖЕТ по-разному реагировать на разные
   защищенные ресурсы, отправляющие тот же запрос. Например,
   сервер авторизации МОЖЕТ ограничить область действия данного токена.
   возвращается для каждого защищенного ресурса, чтобы предотвратить использование защищенного ресурса
   узнав о большей сети больше, чем это необходимо для ее
   операция.Ответ МОЖЕТ быть кэширован защищенным ресурсом для улучшения
   производительность и снизить нагрузку на конечную точку самоанализа, но
   стоимость живучести информации, используемой защищаемым ресурсом для
   принимать решения об авторизации. См. Раздел 4 для получения дополнительной информации.
   относительно компромисса, когда ответ кэшируется.















Расширение стандартов [Страница 7] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   Например, следующий ответ содержит набор информации
   об активном токене:

   Ниже приводится ненормативный пример ответа:

     HTTP / 1.1 200 ОК
     Тип содержимого: приложение / json

     {
      "активный": правда,
      "client_id": "l238j323ds-23ij4",
      "имя пользователя": "jdoe",
      "scope": "читать писать дельфин",
      "sub": "Z5O3upPC88QrAjx00dis",
      "aud": "https://protected.example.net/resource",
      "iss": "https://server.example.com/",
      «exp»: 1419356238,
      «iat»: 1419350238,
      "extension_field": "двадцать семь"
     }

   Если вызов самоанализа авторизован должным образом, но токен не
   активен, не существует на этом сервере или защищенный ресурс
   не разрешено интроспектировать этот конкретный токен, тогда
   сервер авторизации ДОЛЖЕН вернуть ответ самоанализа с
   Поле "active" установлено в значение "false".Обратите внимание: чтобы тоже не раскрывать
   большую часть состояния сервера авторизации третьей стороне,
   сервер авторизации НЕ ДОЛЖЕН включать какую-либо дополнительную информацию
   о неактивном токене, в том числе о том, почему токен неактивен.

   Ниже приведен ненормативный пример ответа для токена, который
   был отозван или недействителен по иным причинам:

     HTTP / 1.1 200 ОК
     Тип содержимого: приложение / json

     {
      «активный»: ложь
     }

2.3. Ответ об ошибке

   Если защищенный ресурс использует OAuth 2.0 учетных данных клиента для
   аутентифицироваться в конечной точке самоанализа, и ее учетные данные
   недействителен, сервер авторизации отвечает HTTP 401
   (Неавторизовано), как описано в разделе 5.2 OAuth 2.0 [RFC6749].





Расширение стандартов [Страница 8] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   Если защищенный ресурс использует токен носителя OAuth 2.0 для авторизации
   его вызов конечной точке самоанализа и токен, используемый для
   авторизация не содержит достаточных привилегий или иным образом
   недопустимый для этого запроса, сервер авторизации отвечает
   Код HTTP 401, как описано в разделе 3 OAuth 2.0 жетон на предъявителя
   Использование [RFC6750].

   Обратите внимание, что правильно сформированный и авторизованный запрос для неактивных или
   в противном случае недопустимый токен (или токен защищенного ресурса не
   разрешено знать о) не считается ответом с ошибкой этим
   Технические характеристики. В этих случаях сервер авторизации ДОЛЖЕН
   ответить самоанализом с "активным" полем, установленным на
   "false", как описано в разделе 2.2.

3. Соображения IANA

3.1. Реестр ответов самоанализа токена OAuth

   Эта спецификация устанавливает «Самоанализ токена OAuth.
   Реестр ответов.Имена и описания метаданных клиента регистрации OAuth:
   зарегистрирован в соответствии со спецификацией [RFC5226] через две недели
   период обзора в списке рассылки [email protected], в
   совет одного или нескольких Назначенных экспертов. Однако, чтобы учесть
   присвоение имен до публикации, Назначенный (-ие) эксперт (-ы)
   могут одобрить регистрацию, как только убедятся, что такой
   спецификация будет опубликована.

   Запросы на регистрацию, отправленные в список рассылки для просмотра, должны использовать
   соответствующий предмет (e.g., "Запрос на регистрацию токена OAuth
   Название ответа самоанализа: пример ").

   В течение периода проверки назначенные эксперты либо
   одобрить или отклонить запрос на регистрацию, сообщив об этом решении
   в список для проверки и IANA. Отказ должен включать объяснение
   и, если применимо, предложения о том, как сделать запрос
   успешный.

   IANA должна принимать обновления реестра только от назначенных экспертов.
   и направлять все запросы на регистрацию в рассылку с отзывами.
   список.Расширение стандартов [Страница 9] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


3.1.1. Шаблон регистрации

   Имя:
      Запрошенное имя (например, "пример"). Это имя дело
      чувствительный. Имена, которые соответствуют другим зарегистрированным именам в случае
      бесчувственный способ НЕ ДОЛЖЕН приниматься. Имена, которые совпадают
      заявки, зарегистрированные в реестре JSON Web Token Claims
      установленный [RFC7519] ДОЛЖЕН иметь сопоставимые определения и
      семантика.Описание:
      Краткое описание значения метаданных (например, «Пример
      описание").

   Сменить контроллер:
      Для RFC Standard Track укажите «IESG». Для других документов дайте
      имя ответственной стороны. Прочие сведения (например, почтовый
      адрес, адрес электронной почты, URI домашней страницы) также могут быть включены.

   Документ (ы) спецификации:
      Ссылка на документ (-ы), в котором указана конечная точка токена
      метод авторизации, предпочтительно включая URI, который можно использовать
      для получения копии документа (ов).Указание на
      соответствующие разделы также могут быть включены, но это не обязательно.

3.1.2. Первоначальное содержимое реестра

   Первоначальное содержимое ответа самоанализа токена OAuth.
   реестр следующие:

   o Название: «активный»
   o Описание: активный статус токена
   o Изменить контроллер: IESG
   o Документы спецификации: раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: "имя пользователя"
   o Описание: идентификатор пользователя владельца ресурса.
   o Изменить контроллер: IESG
   o Спецификации: Раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: "client_id"
   o Описание: идентификатор клиента клиента.
   o Изменить контроллер: IESG
   o Документы спецификации: раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).




Расширение стандартов [Страница 10] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   o Название: "область действия"
   o Описание: Авторизованные объемы токена
   o Изменить контроллер: IESG
   o Спецификации: Раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: "token_type"
   o Описание: Тип токена
   o Изменить контроллер: IESG
   o Документы спецификации: раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: "exp"
   o Описание: отметка времени истечения срока действия токена.
   o Изменить контроллер: IESG
   o Документы спецификации: раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: "iat"
   o Описание: отметка времени выпуска токена.
   o Изменить контроллер: IESG
   o Спецификации: Раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: «nbf»
   o Описание: метка времени, до которой токен недействителен.
   o Изменить контроллер: IESG
   o Документы спецификации: раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: "sub"
   o Описание: Тема токена.
   o Изменить контроллер: IESG
   o Документы спецификации: раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: «aud»
   o Описание: Аудитория токена
   o Изменить контроллер: IESG
   o Спецификации: Раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

   o Имя: "iss"
   o Описание: эмитент токена.
   o Изменить контроллер: IESG
   o Документы спецификации: раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).




Расширение стандартов [Страница 11] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   o Название: "jti"
   o Описание: уникальный идентификатор токена.
   o Изменить контроллер: IESG
   o Спецификации: Раздел 2.2 RFC 7662 (это
      документ).

4. Соображения безопасности

   Поскольку существует множество различных и допустимых способов реализации OAuth
   2.0, следовательно, есть много способов авторизации
   сервер, чтобы определить, активен ли токен в настоящий момент.
   Однако, поскольку серверы ресурсов, использующие интроспекцию токенов, полагаются на
   сервер авторизации для определения состояния токена,
   сервер авторизации ДОЛЖЕН выполнять все применимые проверки по
   состояние токена. Например, эти тесты включают следующее:

   o Если срок действия токена истекает, сервер авторизации ДОЛЖЕН определить
      независимо от того, истек ли срок действия токена.o Если токен может быть выпущен до того, как его можно будет использовать,
      сервер авторизации ДОЛЖЕН определять, действителен ли токен.
      период еще начался.
   o Если токен может быть отозван после того, как он был выпущен, авторизация
      сервер ДОЛЖЕН определить, был ли отозван
      место.
   o Если токен был подписан, сервер авторизации ДОЛЖЕН
      проверить подпись.
   o Если токен можно использовать только на определенных ресурсных серверах,
      сервер авторизации ДОЛЖЕН определять, может ли токен
      использоваться на сервере ресурсов, выполняющем вызов самоанализа.Если сервер авторизации не может выполнить какую-либо соответствующую проверку,
   сервер ресурсов мог принять ошибочное решение по безопасности на основе
   этот ответ. Обратите внимание, что не все эти проверки будут применимы.
   для всех развертываний OAuth 2.0, и это зависит от сервера авторизации
   чтобы определить, какие из этих проверок (и любых других) применяются.

   Если оставить без защиты и без дросселирования, конечная точка самоанализа
   может предоставить злоумышленнику возможность опросить серию возможных
   значения токена, ловля действительного токена.Чтобы предотвратить это,
   сервер авторизации ДОЛЖЕН требовать аутентификации защищенных
   ресурсы, которым необходим доступ к конечной точке самоанализа, и СЛЕДУЕТ
   требовать, чтобы защищенные ресурсы были специально авторизованы для вызова
   конечная точка самоанализа. Особенности такой аутентификации
   учетные данные выходят за рамки данной спецификации, но обычно
   эти учетные данные могут принимать форму любого действующего клиента
   механизм аутентификации, используемый с конечной точкой токена, OAuth 2.0
   токен доступа или другая авторизация или аутентификация HTTP
   механизм.Единое программное обеспечение, выступающее одновременно в роли клиента и



Расширение стандартов [Страница 12] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   защищенный ресурс МОЖЕТ повторно использовать одни и те же учетные данные для токена
   конечная точка и конечная точка самоанализа, хотя и потенциально
   объединяет действия клиента и защищаемого ресурса
   части программного обеспечения и сервера авторизации МОГУТ потребовать
   отдельные учетные данные для каждого режима.Поскольку конечная точка самоанализа принимает токены OAuth 2.0 как
   параметры и отвечает информацией, используемой для авторизации
   решения, сервер ДОЛЖЕН поддерживать безопасность транспортного уровня (TLS) 1.2.
   [RFC5246] и МОЖЕТ поддерживать дополнительные механизмы транспортного уровня.
   соответствие требованиям безопасности. При использовании TLS клиент или
   защищенный ресурс ДОЛЖЕН выполнить проверку сертификата сервера TLS / SSL,
   как указано в [RFC6125]. Соображения безопасности реализации
   можно найти в Рекомендациях по безопасному использованию TLS и DTLS.
   [BCP195].Чтобы предотвратить утечку значений токенов доступа на сервер
   журналы через параметры запроса, сервер авторизации предлагает токен
   самоанализ МОЖЕТ запретить использование HTTP GET для интроспекции.
   конечной точке и вместо этого требовать, чтобы метод HTTP POST использовался в
   конечная точка самоанализа.

   Чтобы не раскрывать внутреннее состояние сервера авторизации,
   ответ самоанализа для неактивного токена НЕ ДОЛЖЕН содержать
   любые дополнительные претензии помимо обязательной «активной» претензии (с ее
   значение установлено на «ложь»).Поскольку защищенный ресурс МОЖЕТ кэшировать ответ
   конечная точка самоанализа, разработчики системы OAuth 2.0, использующие эту
   протокол ДОЛЖЕН учитывать компромиссы между производительностью и безопасностью.
   присуща кэшированию такой информации о безопасности. Меньше
   агрессивный кеш с коротким таймаутом обеспечит защищенный
   ресурс с более актуальной информацией (из-за необходимости запрашивать
   конечной точки интроспекции чаще) за счет увеличения
   сетевой трафик и нагрузка на конечную точку самоанализа.Более того
   агрессивный кеш с большей продолжительностью минимизирует сетевой трафик
   и загрузить конечную точку самоанализа, но с риском устаревания
   информация о токене. Например, токен может быть отозван
   в то время как защищенный ресурс полагается на значение кэшированного
   ответ для принятия решения об авторизации. Это создает окно
   в течение которого отозванный токен может использоваться на защищаемом ресурсе.
   Следовательно, приемлемый срок действия кеша должен быть
   тщательно продуманный, учитывая озабоченность и деликатность
   доступ к защищенному ресурсу и вероятность того, что токен будет
   отозван или аннулирован в промежуточный период.Очень чувствительный
   среды могут полностью отключить кеширование на защищенных
   ресурс, чтобы полностью исключить риск устаревшей кэшированной информации,
   опять же за счет увеличения сетевого трафика и нагрузки на сервер. Если



Расширение стандартов [Страница 13] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   ответ содержит параметр "exp" (срок действия), ответ
   НЕ ДОЛЖНЫ кэшироваться дольше указанного в нем времени.Сервер авторизации, предлагающий интроспекцию токена, должен уметь:
   понять значения токенов, представленные ему во время этого вызова.
   Точные средства, с помощью которых это происходит, - это детали реализации и
   выходит за рамки данной спецификации. Для неструктурированных токенов
   это может принять форму простого запроса к базе данных на стороне сервера
   против хранилища данных, содержащего контекстную информацию для
   токен. Для структурированных токенов это может быть сервер
   анализ токена, проверка его подписи или другая защита
   механизмы, и возвращая информацию, содержащуюся в токене, обратно
   к защищенному ресурсу (позволяя защищенному ресурсу быть
   не знает содержимого токена, как и клиент).Обратите внимание, что
   для токенов, содержащих зашифрованную информацию, которая необходима во время
   процесс самоанализа, сервер авторизации должен иметь возможность
   расшифровать и проверить токен, чтобы получить доступ к этой информации. Также обратите внимание
   что в случаях, когда сервер авторизации не хранит информацию
   о токене и не имеет средств доступа к информации о
   токен, анализируя сам токен, он, скорее всего, не может предложить
   служба самоанализа.

5. Соображения о конфиденциальности

   Ответ самоанализа может содержать конфиденциальную информацию.
   такие как идентификаторы пользователей для владельцев ресурсов.В этом случае
   НЕОБХОДИМО принять меры для предотвращения разглашения этой информации
   непреднамеренные вечеринки. Один из способов - передать идентификаторы пользователей в виде
   непрозрачные специфичные для службы строки, потенциально возвращающие разные
   идентификаторы для каждого защищаемого ресурса.

   Если защищаемый ресурс отправляет дополнительную информацию о
   запрос клиента к серверу авторизации (например, IP-адрес клиента
   адрес) с использованием расширения этой спецификации, такая информация
   может иметь дополнительные соображения конфиденциальности, что расширение
   следует подробно.Однако природа и последствия таких
   расширения выходят за рамки данной спецификации.

   Исключение конфиденциальной информации из ответа самоанализа
   это самый простой способ минимизировать проблемы с конфиденциальностью.











Расширение стандартов [Страница 14] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


6. Ссылки

6.1. Нормативные ссылки

   [RFC2119] Брэднер, С., «Ключевые слова для использования в RFC для обозначения
              Уровни требований », BCP 14, RFC 2119,
              DOI 10.17487 / RFC2119, март 1997 г.,
              .

   [RFC5226] Нартен, Т. и Х. Альвестранд, "Рекомендации по написанию
              Раздел соображений IANA в RFC », BCP 26, RFC 5226,
              DOI 10.17487 / RFC5226, май 2008 г.,
              .

   [RFC5246] Диркс, Т. и Э. Рескорла, «Безопасность транспортного уровня.
              (TLS) Протокол версии 1.2 ", RFC 5246,
              DOI 10.17487 / RFC5246, август 2008 г.,
              .

   [RFC6125] Сен-Андре, П. и Дж. Ходжес, "Представление и
              Проверка подлинности службы доменного приложения
              в инфраструктуре открытых ключей Интернета с использованием X.509
              (PKIX) Сертификаты в контексте транспортного уровня
              Безопасность (TLS) », RFC 6125, DOI 10.17487 / RFC6125, март
              2011 г., .

   [RFC6749] Hardt, D., Ed., «Платформа авторизации OAuth 2.0»,
              RFC 6749, DOI 10.17487 / RFC6749, октябрь 2012 г.,
              .

   [RFC6750] Джонс, М. и Д. Хардт, «Авторизация OAuth 2.0.
              Платформа: использование токена на предъявителя », RFC 6750,
              DOI 10.17487 / RFC6750, октябрь 2012 г.,
              .

   [RFC7009] Lodderstedt, T., Ed., Dronia, S., and M. Scurtescu, "OAuth
              2.0 Token Revocation », RFC 7009, DOI 10.17487 / RFC7009,
              Август 2013 г., .

   [RFC7159] Bray, T., Ed., "Данные JavaScript Object Notation (JSON)"
              Формат обмена », RFC 7159, DOI 10.17487 / RFC7159, март
              2014 г., .

   [RFC7231] Fielding, R., Ed. и J. Reschke, Ed., "Передача гипертекста.
              Протокол (HTTP / 1.1): семантика и контент », RFC 7231,
              DOI 10.17487 / RFC7231, июнь 2014 г.
              .




Расширение стандартов [Страница 15] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


   [RFC7519] Джонс, М., Брэдли, Дж. И Н. Сакимура, "Веб-токен JSON
              (JWT) ", RFC 7519, DOI 10.17487 / RFC7519, май 2015 г.,
              .

   [W3C.REC-html5-20141028]
              Хиксон, И., Берджон, Р., Фолкнер, С., Лейтхед, Т.,
              Навара, Э., О'Коннор, Э. и С. Пфайфер, "HTML5", World
              Рекомендации консорциума Wide Web
              REC-html5-20141028, октябрь 2014 г.,
              .6.2. Информативные ссылки

   [BCP195] Шеффер, Ю., Хольц, Р., и П. Сен-Андре,
              "Рекомендации по безопасному использованию транспортного уровня
              Безопасность (TLS) и безопасность транспортного уровня дейтаграмм
              (DTLS) ", BCP 195, RFC 7525, май 2015 г.,
              .

































Расширение стандартов [Страница 16] 

RFC 7662 OAuth Introspection, октябрь 2015 г.


Приложение.Использование с жетонами доказательства владения

   С токенами на предъявителя, такими как те, которые определены в OAuth 2.0 Bearer Token
   Использование [RFC6750], защищенный ресурс будет иметь в своем распоряжении
   вся секретная часть токена для отправки в
   служба самоанализа. Однако для стиля доказательства владения
   токены, защищенный ресурс будет использовать только идентификатор токена
   во время запроса вместе с криптографической подписью на
   запрос. Для проверки подписи запроса защищенный
   ресурс может отправить идентификатор токена в
   конечная точка самоанализа сервера авторизации для получения необходимого
   ключевая информация, необходимая для этого токена.Подробности этого использования
   выходящие за рамки данной спецификации и будут определены в
   расширение данной спецификации вместе с определением
   жетоны доказательства владения.

Благодарности

   Благодаря рабочей группе OAuth и работе с управляемым доступом пользователей
   Группа для отзывов и обзора этого документа, а также различных
   разработчики как клиентских, так и серверных компонентов этого
   Технические характеристики. В частности, автор хотел бы поблагодарить Аманду.
   Анганес, Джон Брэдли, Томас Бройер, Брайан Кэмпбелл, Джордж
   Флетчер, Пол Фримантл, Томас Харджоно, Ева Малер, Джош Мандель,
   Стив Мур, Майк Шварц, Прабат Сиривардена, Сара Сквайр и
   Ханнес Чофенниг.Адрес автора

   Джастин Ричер (редактор)

   Почта: [email protected]



















Более насыщенный уровень стандартов [стр. 17]
 

границ | Гуссерлианская феноменология как вид самоанализа

Введение

Большинство феноменологов строго разделяют феноменологию и интроспекцию (см. Thomasson, 2003, p. 239; Smith, Thomasson, 2005, p. 9; Zahavi, 2007, p. 76; Staiti, 2009c, p. 231; Fuchs, 2015). , п.809). Хотя Гуссерль (1971, стр. 38) дистанцировал свой метод от внутреннего наблюдения психологии, он иногда характеризовал его как интроспекцию (см. Husserl, 1973c, стр. 23; De Palma, 2015, стр. 203). В соответствии с этим более современные мыслители открыто используют феноменологию для интроспективных попыток (см. Shear, Varela, 1999; Depraz et al., 2003). Итак, какова связь между феноменологией и интроспекцией?

Хотя Гуссерль четко различал феноменологию и психологию, он (см. Depraz, 1999, стр.103–105; Staiti, 2009a), тем не менее, упомянул психологический путь в феноменологию. И если кто-то хочет пройти через это, как утверждается в этой статье, самоанализ является наиболее подходящей отправной точкой. В связи с этим Гуссерль (1977, стр. 6) назвал Вильгельма Дильтея пионером, который изо всех сил пытался открыть метод изучения «внутреннего опыта». Однако он был недоволен «противопоставлением натуралистически ориентированной извне и описательно внутренней психологии» Дильтея (Husserl, 1977, p. 10). Поскольку декартовский дуализм, лежащий в основе грубой внутренней и внешней дихотомии, вводит в заблуждение, что внутренний опыт представляет собой одно однородное поле res cogitans (см. Husserl, 1970, стр.211–15). Скорее, внутри того, что можно было бы назвать «внутренним опытом» (см. Раздел «Определение интроспекции» ниже), существует нескольких уровней, которых нуждаются в четкой дифференциации, например, психологический, трансцендентальный и телесный планы.

Помимо неоднородности внутреннего опыта, Гуссерль (1977, стр. 11) спрашивает: «[В] психологии, которая полагается исключительно на внутренний опыт и описание психической жизни, как мы можем прийти к универсальности закона?» Это показывает, что Гуссерль не был как таковым, против исследований, основанных на внутреннем опыте, особенно с учетом того, что он хотел описать общие законы сознания на основе их фактического опыта .Вместо этого его интересовало, как методологически различить индивидуальные (идиосинкразические) и общие аспекты внутри него .

Примечательно, что многие исследователи, отдаляющие феноменологию от интроспекции, предполагают, что интроспекция дает только идиосинкразические результаты, присущие сознанию определенного человека. Однако нет причин ограничивать фокус интроспекции только идиосинкразическими переживаниями. Чтобы полностью понять и ответить на вопрос Гуссерля о том, как различать общие и идиосинкразические особенности сознания, имеет смысл предположить, что интроспекция как таковая дает как идиосинкразических, так и общих переживаний (см. Breyer and Gutland, 2016, стр.12–14). Это также соответствует утверждению Гуссерля (1983, с. 41) о том, что «все люди видят« идеи »,« сущности »и видят их, так сказать, непрерывно». Таким образом, трудность заключается в том, что четко распознает эти существенные структуры как таковые в сознании.

Таким образом, в данной статье утверждается, что феноменология не противостоит интроспекции per se , а скорее является попыткой усовершенствовать ее, сделав ее научной и систематической. Это достигается путем предоставления метода идентификации и описания общих черт сознания.Структура этой статьи сосредоточена на доступном представлении метода Гуссерля. Там, где это уместно или полезно, он также связывает феноменологию Гуссерля с особенностями, обычно связанными с интроспекцией, а также с философиями Юма и Канта.

Определение самоанализа

В своей статье об интроспекции в Стэнфордской энциклопедии философии Швицгебель (2016) отмечает: «Никакая простая характеристика не получила широкого признания». Вместо единого определения он перечисляет черты, общие для многих интроспективных исследований.Соответственно, и вместо произвольного определения интроспекции таким образом, чтобы оно точно соответствовало методологии Гуссерля, следующая статья связывает метод Гуссерля с этими особенностями списков Швицгебеля.

Чтобы получить первое представление об интроспекции, можно отметить с помощью Schwitzgebel (2016), что это слово происходит от латинского «смотреть внутрь». Слово «в» вызывает понятие пространства, но используется только метафорически для указывают на смещение внимания к опыту, которому нет места во внешнем пространстве .Как мы можем с уверенностью заявить о его направлении? Можно заметить, что внешний мир, помимо своего простого существования, также является нам . И этот образ мира - это переживание без пространственного положения во внешнем мире. В гуссерлианском смысле интроспекция направлена ​​на это переживание и способ его переживания.

Пример. Предположим, вы посетили Galleria dell'Accademia во Флоренции, чтобы посмотреть оригинал Давида Микеланджело. После того, как вы войдете, статуя Давида впервые появится в вашем поле зрения.Однако вы негласно знаете, что статуя существовала сотни лет назад. Таким образом, начало ее появления в вашем сознании не совпадает с началом существования статуи . По мере того, как вы приближаетесь к статуе, ее внешний вид увеличивается по сравнению с вашим полем зрения. Когда вы подойдете достаточно близко, его часть может даже покрыть все ваше поле зрения. Однако вы молчаливо знаете, что увеличение внешнего вида не означает увеличения размера существующей статуи.Более того, когда вы перемещаетесь по статуе, она предстает перед вами под разными углами. Опять же, вы неявно знаете, что это изменение углов происходит из-за вашего движения и что статуя стоит на месте. Наконец, когда вы уходите и больше не видите Дэвида, вы молчаливо понимаете, что существование статуи не закончилось, а только она появляется вам.

Прочитав это описание, вы, вероятно, заметите, что в повседневной жизни вы редко обращаете внимание на то, как мир кажется вам сознательно. Вместо этого мы заинтересованы в существующем мире и вещах, существующих в нем.Конечно, нас часто волнует внешний вид - например, то, как мы или другие выглядим. Но этот интерес также связан с наличием, отсутствием или расположением существующих вещей, таких как одежда, волосы, аксессуары и так далее. Напротив, нас редко интересуют явления как феномены сознания. Более того, этот вид сам по себе нигде не заметен внешне, как мраморная статуя. Вы можете наблюдать, как другие посетители смотрят на статую, но вы не испытываете их сознательных переживаний статуи.Таким образом, сознательное восприятие явлений контрастирует с внешним пространством и всем, что в нем (включая процессы в нашем мозгу). Чувствуя эту противоположность тому, что является внешне наблюдаемым, можно понять, почему люди начали говорить о intro spection, чтобы выразить другое направление, которое принимает наблюдение сознания. Хотя использование пространственного направления в метафорическом смысле для обозначения чего-то без места в пространстве , безусловно, сбивает с толку, использование «интроспекции» по крайней мере понятно.

Понимание интроспекции таким образом удовлетворяет первому из шести условий, о которых упоминает Швицгебель (2016), так называемое «психическое состояние » : интроспекция - это процесс, который генерирует или направлен на генерирование знаний, суждений или убеждений о ментальности событиях, состояниях или процессах, а не о делах вне нашего разума, по крайней мере, не напрямую ». Представление эпохи ниже сделает этот сдвиг фокуса более четким.

Соответственно, слово «интроспекция», используемое здесь, относится к изучению не внешнего мира , а того, как мы осознаем его, а также других ментальных феноменов, которым нет места во внешнем пространстве.В следующих разделах показано, как Гуссерль предлагал это сделать.

Очерк феноменологической методологии Гуссерля

Метод Гуссерля легче понять, если рассматривать его как преодоление проблем, с которыми столкнулись более известные философии Юма и Канта.

Реакция Гуссерля на Юма - или Принцип всех принципов

Юм (2007, стр. 45) задает известный вопрос, на каком основании мы предполагаем, что в мире существуют необходимые связи, такие как причинность.Он предположил, что «все наши идеи - не что иное, как копии наших впечатлений». Следовательно, он предположил, что для исследования таких идей, как причинность, мы «[p] производим впечатления или исходные чувства, из которых копируются идеи» (Hume, 2007, p. 46). Это приводит его к известному утверждению, что только «когда […] за одним и тем же объектом всегда следует одно и то же событие; Затем мы начинаем поддерживать понятие причины и связи. Тогда мы чувствуем […] привычной связью […], и это чувство является исходным элементом той идеи, которую мы ищем »(Hume, 2007, стр.56–57). Юм (2007, с. 51) подчеркивал, однако, что это чувство , а не переживание необходимой причинности как таковое.

Гуссерль принял утверждение Юма об интуитивной данности любого теоретического предложения, которое следует рассматривать как необходимое (или существенное). Это ясно видно из того, что Гуссерль (1983, с. 44) называет «принципом всех принципов : , что всякая изначальная презентативная интуиция является узаконивающим источником познания, что все изначально [...] предлагало нам в». интуиция »должна приниматься просто как то, что она представлена ​​как , но также и только в тех пределах, в которых она представлена ​​там .Мы действительно видим, что каждая теория может снова извлечь свою истину только из исходных [sic] данных ». Таким образом, значение «интуиции» у Гуссерля таково, что оно может выполнять, а также опровергать наши (теоретические) убеждения.

Требование, чтобы всех элементов теории были даны интуитивно, прежде чем она будет признана истинной, заметно отличается от научного метода. Начиная с девятнадцатого века, наука начала использовать гипотетико-дедуктивные рассуждения (см. Carrier, 2009, p. 18). С тех пор ненаблюдаемые элементы принимались в научных теориях, если они приводили к предсказаниям, подтвержденным эмпирическими наблюдениями.Следствием этого стала неопределенность Дюгема-Куайна: две или более теории, отличающиеся постулируемыми ненаблюдаемыми элементами, могли одинаково хорошо предсказывать ход реальных эмпирических наблюдений (см. Carrier, 2009, p. 20). Известный пример этого явления в физике - бомовская механика против стандартной модели квантовой механики. Обе теории одинаково хорошо предсказывают наблюдаемые события, но делают это, постулируя совершенно разные ненаблюдаемые элементы. Когда несколько теорий имеют равную эмпирическую основу, общее предложение - предпочесть ту, которая требует меньшего количества гипотетических элементов - практика, известная как «бритва Оккама».”

Поскольку Гуссерль требует строгой корреляции между всеми элементами теоретического предложения и фактического наблюдения, ему не нужна бритва Оккама. Ибо принцип всех принципов запрещает гипотетические элементы. Это требование соответствует тому, что Швицгебель (2016) называет «условием непосредственности : интроспекция дает суждения или знания о собственных текущих ментальных процессах относительно непосредственно или сразу .«Психические переживания не должны выводиться, логически выводиться или выдвигаться гипотезы; вместо этого они должны быть действительно пережитыми , если кто-то хочет заявить о существовании интроспективного опыта.

Принцип всех принципов, кроме того, выполняет то, что Швицгебель (2016) называет «условием временной близости : интроспекция - это процесс, который генерирует знания, убеждения или суждения только о , продолжающейся в настоящее время психической жизни». Описывать сегодня то, что я испытал неделю назад, было бы против принципа всех принципов, поскольку этот принцип требует от человека описания того, что представляет собой здесь и сейчас.Тем не менее, описание актов запоминания возможно, поскольку воспоминание - это то, что человек переживает здесь и сейчас, даже если он переживает его таким образом, что видит текущий опыт как , повторно представляющий то, что представил сам более ранний момент времени. Аналогичным образом возможны описания ожиданий, ожиданий и т. Д.

Однако возникает вопрос: что Гуссерль делает с такими элементами, как причинность? Учитывая озабоченность Юма, как Гуссерль достигает интуитивного выполнения категориального отношения, такого как причинность? Это тот момент, когда нужно взглянуть на реакцию Канта на Юма, чтобы лучше понять решение Гуссерля.

Реакция Канта на Юма

Кант увидел опасность, которую скептицизм Юма представляет для науки, и отверг эмпирическую дедукцию причинности. Вместо этого он предположил, что наш опыт задолго до того, как мы сделаем какие-либо осознанные суждения о нем, уже и обязательно структурирован по таким категориям, как причинность. Тем самым он своеобразным образом одновременно соглашался и не соглашался с Юмом. Он согласился с Юмом в том, что он предположил, что такие понятия, как причинность, не связаны в рамках (аналитического) мышления, а вместо этого нуждаются в неконцептуальном (синтетическом) носителе для объединения.Однако он не соглашался с Юмом в том, что он отвергал установление таких отношений, как причинность, на основе фактического эмпирического опыта (апостериори). Вместо этого он предположил, что реальный опыт, каким мы его знаем, возможен только в том случае, если он уже (априори) структурирован такими категориями, как причинность. Таким образом, хотя опыт является синтетическим носителем , который устанавливает необходимые связи, такие как причинность, необходимость этих связей не может быть установлена ​​путем наблюдения опыта.

Но как категории становятся эмпирическими структурами? Чтобы объяснить это, Кант (1999, A 24–25 / B 39, A 31–32 / B 47) нетрадиционно предложил рассматривать пространство и время не как концептуальные отношения, как Аристотель (1963, стр.1b − 2a), но как чистая интуиция и как форма интуиции (см. Kant, 1999, A 20 / B 34–35). После этой переосмысления Кант смог использовать время и пространство как неконцептуальных носителей концептуальных отношений. Он утверждал, что причинность представляется нам в форме определенной временной последовательности и что эта последовательность восприятий составляет с необходимостью , поэтому, если события имеют причинную связь. Таким образом, такая категория, как причинность, предлагается как обязательно (априорно) присущая нашему опыту, поскольку она диктует определенную временную последовательность явлений.

Кант, кроме того, использовал пространство и время, чтобы установить непреодолимый разрыв между миром сам по себе и миром , каким он кажется нам . Он утверждал, что пространство и время являются субъективными потребностями того, каким мир кажется нам, людям. Под словом «субъективный» Кант подразумевает не индивидуумов, человеческих субъектов, а всех людей. Пространство и время субъективны относительно мира самого по себе . Однако они в то же время являются объективными по сравнению с тем, как кажется нам , поскольку для нас восприятие объектов невозможно без этих структур.Таким образом, пространство и время являются необходимыми фильтрами человеческого опыта. Кант (1999, A 42 / B 59) утверждал, что как только мы абстрагируемся от того, как мир кажется нам, людям, «пространство и время сами по себе исчезнут». Следовательно, эти фильтры искажают восприятие вещей и мира такими, какие они есть в себе.

Это различие между внешностью и вещами в себе заметно отличается от различия между статуей внешнего вида Давида и его физическим существованием , приведенным выше.Приведенное выше описание было таким, что мы узнаем существующую статую через ее появления и не предполагая что-то вроде непознаваемой статуи в себе. Это важное различие между описаниями опыта Гуссерля и Канта, которое сейчас будет более подробно описано.

Некоторые реакции Гуссерля на Канта

Гуссерль отверг кантовское различие между явлениями и вещами в себе и хотел «радикально устранить ложную трансцендентность, которая все еще играет свою роль в учении Канта о« вещи в себе », и создать чисто феноменологическую концепцию мира» (Husserl, 2008). , п.xxxix, мой перевод). Таким образом, для него физическая вещь не является проявлением непостижимой вещи сама по себе. Вместо этого Гуссерль (1983, стр. 92, см. Также 2003, стр. 67, 2004, стр. 129) считал «фундаментально ошибочным полагать, что восприятие […] не достигает самого физического объекта».

Во-вторых, Гуссерль отверг кантовский путь доступа к знанию об априорных структурах. Кант (1999, A 35 / B 52) утверждал, что «в опыте нам никогда не может быть дан объект, который не принадлежал бы условиям времени.Если, однако, все интуиции и переживания, которые мы можем получить, уже временны, мы не можем интуитивно изучить, как временность и чувственная интуиция вообще переплетаются . В результате доступ Канта к процессам, предшествующим нашему опыту, равен умозрительным . Канту (1999, A 91-92 / B 123–124) это было хорошо известно, поскольку он явно отвергал необходимость установления причинности на основе опыта (апостериори). Он указал, что вся его система - это, в конечном счете, мысленный эксперимент, цель которого - добиться проверки посредством того, что является мыслимым без противоречий (см. Kant, 1999, B xviii – xix).

Гуссерль (1970, с. 115) не согласился с этими предположениями об интуитивно недоступных процессах, якобы формирующих наш реальный опыт. Он жаловался, что Кант прибегает к «мифическому построению понятий». Он запрещает своим читателям переносить результаты его регрессивной процедуры в интуитивные концепции […]. Таким образом, его трансцендентные концепции весьма своеобразно неясны ». Следовательно, Гуссерль стремился интуитивно исследовать сознательные процессы, формирующие опыт, каким мы его знаем.

Одной из важных особенностей, которую Гуссерль (1960, с. 144, 1970, с. 199) действительно принял, был так называемый «поворот Коперника» Канта. Чтобы объяснить, как мы, как субъекты, можем обладать знаниями об объектах, Кант (1999, B xvi-xvii) предположил, что мы представляем внешний вид объекта на основе форм, которые мы находим в себе как переживающих субъектов. В соответствии с этим Гуссерль (1960, с. 114) постулировал « врожденных» априори , без которого немыслимо эго как таковое ». Это объясняет, почему он (см. Husserl, 1968, стр.250, 300, 328, 344) предполагали, что наш мировой опыт относительно абсолютной трансцендентальной субъективности, которая его составляет.

Гуссерль также принял утверждение Канта (1999, A 51 / B 75): «Мысли без содержания пусты, интуиции без понятий слепы». Принятие этого означает, что один всегда должен искать правильную корреляцию между любой данной интуитивной концепцией и концепцией, поскольку только вместе они могут иметь смысл. Кант (1999, A 240 / B 299) поясняет: «[I] t также является необходимым условием для одного , чтобы сделать абстрактным понятием осмысленным , т.е.е., интуитивно отобразить соответствующий ему объект, поскольку без этого концепция осталась бы (как говорят) без смысла ». Поскольку категории являются концепциями, это также переносится на них. Таким образом, в аналогичном ключе Гуссерль (2001b, стр. 306) писал: «По самой природе случая все категориальное в конечном итоге основывается на чувственной интуиции, что […] интеллектуальное понимание […] без какого-либо чувственного основания. , это ерунда ». Гуссерль всегда требовал сенсорной основы для феноменологического исследования априорных (эйдетических) структур.

Промежуточное резюме

Таким образом, предположения, на которых основан методологический подход Гуссерля, следующие:

(а) Вместе с Кантом Гуссерль предполагает, что существует априорных законов , управляющих состояниями и процессами сознания.

(b) Более того, он предполагает, что эти законы выполняются через деятельность трансцендентальной субъективности.

(c) Тем не менее они одинаковы для всех .

(d) Таким образом, они также являются обобщаемыми результатами интроспективного исследования сознания.

(e) В отличие от Канта и в соответствии с Юмом, Гуссерль стремится исследовать эти законы , основываясь на интуиции .

(f) Наконец, он предполагает вместе с Кантом, что концепции и интуиции необходимо исследовать в строгой корреляции.

С учетом этих предположений возникает ряд вопросов, которые необходимо решить в следующих разделах:

(1) Если Гуссерль отвергает кантовские «вещи в себе», как он представляет и изучает связь между появлением объекта и объектом, который появляется?

(2) Как Гуссерль исключает возможность того, что наши предубеждения и предубеждения искажают наши описания?

(3) Какие методологические шаги предпринимает Гуссерль, чтобы найти надежную основу для интроспективного исследования?

(4) Опираясь на опыт, как Гуссерль избегает своих результатов, имея только, как выразился Кант (1999, B 3), «предполагаемую и сравнительную универсальность (посредством индукции)»?

(5) Как Гуссерль гарантирует, что его метод дает результаты, независимые от особенностей сознания отдельного наблюдателя?

Феноменологическая

эпоха : Вступая в интроспективные основания

Сравнивая статую Давида с ее внешним видом, было отмечено, что мы, естественно, озабочены существующим миром и существующими в нем объектами.Чтобы сместить осознание в сторону того, как мир кажется нам, Гуссерль (1983, стр. 57–60) советует не интересоваться вещами и, в конечном счете, существованием всего мира . Идея состоит в том, что как только вы отстраняетесь от размышлений о том, что такое на самом деле , у вас появляется необходимая свобода для изучения того, как его внешний вид связан с тем, что вы думаете, что это . Гуссерль называет это «феноменологической эпохой » (). То, что в результате происходит с нашими естественными убеждениями о существовании, называется «заключением в скобки» или «заключением в скобки».Гуссерль (1983, стр. 61) поясняет: «Я не отрицаю этот« мир », как если бы я был софистом; Я не сомневаюсь, что это факт, как если бы я был скептиком; скорее я использую «феноменологическое», которое также полностью отключает меня от любых суждений о пространственно-временном фактическом бытии ».

Гуссерль (1977, с. 145) комментирует, что «, а не , имеющий в качестве темы или отказ от тематической области […]» эпохи, является существенным изменением способа, которым реализуется объектное сознание […].Таким образом, это смещение внимания. Это актуально для интроспекции, поскольку существует решающее различие между тем, что происходит в сознании, и тем, что мы замечаем в этом . Гуссерлианская эпоха - это средство осознания сознательных процессов, которые обычно проходят незамеченными. Следовательно, если вы практикуете epoché, это не значит, что вы действительно создаете аспекты сознания, которые вы начинаете осознавать, а, скорее, вы переключаете свое внимание на них.

Это выявляет важную двусмысленность слова «сознательный»: оно может относиться к сознательным процессам и явлениям, которые существуют независимо от того, кто-то явно обращает на них внимание , или может означать , что их заметили .Следовательно, на вопрос, осознает ли человек, что внешность Дэвида увеличивается в размерах при приближении, можно ответить утвердительно или нет. Ведь это факт, что он увеличивается, но обычно мы не обращаем на это особого внимания. Чтобы установить однозначную терминологию, отныне слова «сознание» и «сознание» используются для обозначения процессов и явлений, независимо от того, являются ли они фокусом внимания или нет. Слова «осведомленность» и «осведомленность», с другой стороны, используются, чтобы подчеркнуть тот факт, что кто-то узнает о сознательном процессе или состоянии, которое он явно не замечает раньше.

Этот терминологический контраст позволяет идентифицировать наивность, которая является одной из причин, по которым интроспекция имеет «плохую репутацию» (Spener, 2011, p. 280). Распространенное заблуждение состоит в том, что, если мы погрузимся в самоанализ, мы можем легко сообщить обо всем, происходящем в сознании. Это определенно неверно, поскольку мы обычно не только осознаем только определенные аспекты сознания, но также сомнительно, сможет ли наше осознание когда-либо охватить целостность сознания.Следовательно, важный вопрос для любого интроспективного подхода: как нам достичь осознания различных аспектов сознания и как мы можем быть уверены, что не пропустили ни одного (см. Smith, 2005, p. 95)?

Для Гуссерля ответ заключается прежде всего в различных градациях эпохи. Мы можем заключить в скобки некоторые или даже все отдельные объекты. Следующим шагом является определение нас как существующих людей. Заключительные и наиболее всеобъемлющие скобки эпохи заключают в скобки не только все объекты и эмпирические субъекты, но и весь мир, который является универсальным горизонтом (см. Husserl, 1959, p.161). Это заключение в скобки всего мира, включая нас как эмпирических субъектов, в то же время является входными воротами в то, что Гуссерль называл «трансцендентальной феноменологией».

Эпоха как средство познания аспектов сознания, которые всегда присутствуют, но обычно проходят незаметно для нас, выполняет две особенности, перечисленные Швицгебелем.

Одно из них - «условие обнаружения . : интроспекция включает в себя некую настройку на или обнаружение ранее существовавшего психического состояния или события, где интроспективное суждение или знание (когда все идет хорошо) причинно , но не , онтологически зависит от целевого психического состояния »(Schwitzgebel, 2016).Другими словами: эпоха не создает подлинного существования того, что мы переживаем в ней. Вместо этого он позволяет нам осознать богатую сознательную жизнь, которая существует независимо от того, практикуем мы эпоху или нет.

Однако это непростой момент, поскольку мы можем задаться вопросом о точной связи между изменением опыта, подразумеваемым в , когда мы становимся осознающими что-то, и особенностью сознания, которую мы таким образом осознаем из . Идентичен ли опыт осознания той особенности сознания, которую мы осознаем, или существует расстояние ? С этим связано и беспокойство о том, что самоанализ, внимание и размышления могут изменить или исказить то, что мы надеемся пережить с их помощью.Что касается этого беспокойства, нужно сначала осознать, что изменение данности - это та самая причина, по которой мы используем эти техники: а именно, мы хотим испытать что-то лучшее, более ясное, более тонкое и так далее. Это изменение, однако, касается только формы данности, а не данного содержания .

В этом контексте Гуссерль (1983, стр. 181–90), кроме того, обсуждает критику Х. Дж. Ватта, который утверждал, что феноменология невозможна, потому что опыт, который мы получаем без рефлексии, радикально отличается от того, что мы наблюдаем рефлексивно или интроспективно.Гуссерль приводит два контраргумента: во-первых, он (см. Husserl, 1983, p. 185f) подчеркивает, что самому Ватту необходимо поразмыслить над своим опытом сомнения относительно отражения, чтобы выразить его, и, таким образом, использует то, что он хочет сделать бесполезным . Во-вторых, чтобы заявить о радикальном изменении от предрефлексивного осознавания к рефлексивному, нужно быть в адекватном положении, чтобы сравнить два состояния, то есть иметь надежные знания о дорефлексивном осознавании.Гуссерль (1983, стр. 186) критически отмечает, что, таким образом, « знаний, рефлексивно немодифицированных психических процессов […] постоянно предполагается, и в то же время возможность этого знания ставится под сомнение». Следовательно, провозглашение различия между дорефлексивным и рефлексивным переживаниями порождает вопрос о том, как достигается подразумеваемое позитивное и определенное осознание дорефлективного опыта.

Чтобы быть уверенным: отражение - не единственное средство осознать что-то сознательное.Подробное сравнение рефлексии и внимания выходит за рамки данной статьи. Тем не менее, важно отметить: опираясь на Гуссерля, Захави (2015, стр. 186) утверждает, что «внимание - это особая черта или способ нашего первичного действия», тогда как «отражение - это новый (обоснованный) акт». Брейер (2011, стр. 249 и 252) также предлагает рассматривать рефлексию как радикализацию внимательного осознания для выявления значимых структур. В этой статье «замечать» и «осознавать» охватывают как направленность внимания, так и рефлексивную осведомленность.

Другой особенностью является « условие усилия : самоанализ не постоянный, легкий и автоматический . Мы не занимаемся самоанализом каждую минуту. Самоанализ включает в себя какое-то особое размышление о своей собственной психической жизни, которое отличается от обычного несаморефлексивного потока мыслей и действий »(Schwitzgebel, 2016). Соответственно, можно рассматривать эпоху (также рассматриваемую ниже редукцию) как «неестественную […] в том смысле, что она противоречит естественному отношению» (Depraz et al., 2003, с. 99). Таким образом, переживание трансцендентальной сферы требует, чтобы эпоха была одновременно неестественным усилием и средством обнаружения.

Имманентный объект, Ноэма и вещь

Когда вы практикуете epoché, вы можете заметить, что воспринимаете Давида трехмерно. Однако в любой момент вам представляется только одна из многих сторон Давида. Куда бы вы ни пошли, всегда будет невидимая тыльная сторона, а также другие расстояния, с которых вы можете испытать Дэвида. Если вы видели их раньше, у вас будет более определенное и детальное представление о том, как они выглядят.Но даже в этом случае не хватает фактического впечатления от текущей задней стороны. Незаметно для вас, злонамеренный посетитель мог нанести красную краску на тыльную сторону, так что ваши воспоминания об этом будут отличаться от текущего состояния.

Эта возможная разница между вашим ожиданием задней стороны статуи и ее реальной задней стороны указывает на дальнейшее различие. В сознании у вас, очевидно, есть способ как запоминать, так и предвосхищать черты Давида - и все же настоящий Давид может отличаться.Вы узнаете о том, что настоящий Дэвид отличается от ваших ожиданий, через действительно появляющуюся сторону. Следовательно, в восприятии Дэвида задействованы три «компонента»: (1) текущая сторона, (2) то, что вы думаете о Дэвиде, и (3) настоящий Дэвид, о котором вы имеете «прямую связь» через текущую появляющаяся сторона.

В принципе, то, что вы думаете о Давиде, может полностью соответствовать настоящему Давиду. Однако испытать Дэвида из всех сторон и расстояний одновременно невозможно.Вы можете воспринимать только одну сторону как данность, и эта сторона никогда не включает в себя все, что можно испытать в отношении Дэвида в этот момент. В этом смысле полный опыт Давида невозможен, в то время как частичный возможен. Невозможность переживать вещь со всех сторон - одна из причин, по которой Гуссерль (1999, стр. 27) сказал, что вещь всегда превосходит (превосходит) то, что дано ей в реальном опыте.

Однако вы также можете сосредоточить свое внимание на внешнем виде таким образом, чтобы не обращать внимания на только что описанные трансцендентные аспекты.С этой точки зрения вы воспринимаете феномен не как сторону какой-то вещи , а как чистое «это-здесь» (Husserl, 1999, стр. 24) в вашем поле зрения. Этот результат рассмотрения «голого феномена» и есть то, что Гуссерль называет «имманентным объектом». Имманентный объект, по крайней мере, на первый взгляд, ничего не упускает и поэтому является « абсолютной данностью » (Husserl, 1999, p. 24). Эта абсолютная данность имманентного объекта контрастирует с тем, как трансцендентный объект никогда не передается со всеми его характеристиками.

И все же, что важно, Гуссерль (1999, стр. 27–28) открыл второе значение слова «трансцендентный». Первое значение относится к тому факту, что вещь всегда имеет характеристики на сверх тех, которые в настоящее время даны вам в опыте. Второе значение можно проиллюстрировать утверждением Аристотеля (2016, с. 65) о том, что «камень находится не в душе, а, скорее, в ее форме». Когда вы воспринимаете камень, ваше восприятие - это не камень, а восприятие камня. Например, в отличие от настоящего камня, вы не можете уловить свое восприятие камня и бросить его в пруд.Тем не менее, ваше восприятие камня - это форма , в которой вы можете сознательно осознавать физический объект, такой как камень, и даже его физические свойства (такие как плотность и форма). Тем не менее, камень остается физическим объектом независимо от того, воспринимаете вы его или нет. Это означает, что вы можете осознавать особенности , которые сами по себе не являются особенностями сознания . Теперь Гуссерль также использует слово «трансцендентный» для обозначения таких объектов и их свойств, которые сами по себе не являются сознанием.Камень как физическая вещь , следовательно, является «трансцендентным объектом» во втором смысле.

Оба значения слова «трансцендентный» относятся к чему-то, что в некотором смысле находится вне сознания . Первое значение относится к тому факту, что в реальном восприятии вещи всегда не хватает впечатлений от нее . Однако эти отсутствующие впечатления в принципе могут стать сознательными (хотя и не все одновременно). Второе значение относится к характеристикам , из которых мы, , являемся сознательными , но которые сами по себе не являются характеристиками сознания .Например, механическая причинность применима к камню, но не к восприятию камня. Таким образом, необходимо различать «восприятие камня» как сознательного объекта и «фактического камня» как физического объекта, который является трансцендентным во втором смысле.

Гуссерль называет сознательный объект, который мы испытываем, когда воспринимаем трансцендентные объекты как камень, «ноэмой». Он выбирает дерево, чтобы проиллюстрировать это. Дерево как трансцендентный объект или «физическая вещь, принадлежащая природе […] может сгореть, разложиться на свои химические элементы» (Husserl, 1983, p.216). Дерево как ноэма «не может сгореть; в нем нет химических элементов, сил, никаких реальных свойств »(Husserl, 1983, p. 216).

Два значения слова «трансцендентный» подразумевают, что есть также два значения слова «имманентный». Уже введенный смысл «имманентного» относится к тому факту, что в данный момент времени только некоторые характеристик объекта проявляются в опыте . Тем не менее, в некотором роде , эти отсутствующие функции , тем не менее, испытаны , даже если они не дают себе в опыте.Для вы предполагаете, что объект имеет этих функций, даже если они отсутствуют в отношении текущих впечатлений. Вы можете, например, узнать цвет , который, по вашему мнению, имеет задняя сторона Дэвида, и описать его как , как вы, , ожидаете. Фактически, без каких-либо таких предположений об отсутствующих аспектах физического объекта он вообще не мог быть испытан. Ведь если вы повернете объект, вы узнаете о новых аспектах того же объекта , но эти аспекты нуждаются в концепции объекта, которая их предвосхищает или, по крайней мере, оставляет для них место.

Вы могли заметить, что это второе значение имманентного, таким образом, идентично ноэме. Ибо ноэма - способ, которым вы осознаете вещь, которая является не самим сознанием , - это насквозь сознательный феномен, который может быть описан как таковой. Это означает, что ноэма является трансцендентной, по отношению к имманентному объекту, и в то же время имманентной, по отношению к тому, что само не является сознанием. В феноменологии провести эти различия так же сложно, как и важно.Сам Гуссерль (1983, с. 308) признает, что в его Логических исследованиях все еще в основном отсутствуют описания ноэмы. Чтобы выразить своеобразный статус ноэмы, можно было бы также назвать ее «трансцендентным tal », а не объектом «превзойти ent », поскольку это относится к тому, как мы сознательно осознаем чего-то , трансцендентного сознанию .

Во избежание двусмысленной терминологии, далее в этом тексте:

(1) « Имманентный объект » относится к «голому» сознательному феномену без всех намерений отсутствующих в настоящее время впечатлений.

(2) « Noema » или « transcenden tal object » относится к явлениям, которые:

(а) трансцендентный в смысле , включая все намерения, от которых абстрагируются, чтобы осознавать имманентный объект; и

(б) по-прежнему имманентно сознанию в отличие от «сознательно-внешних» вещей.

(3) « Вещь » или « превосходит ent объект » относится к тому, что не является само по себе сознанием (например, камень как физический объект) и, следовательно, является трансцендентным во втором смысле.

Эти различия, особенно различие между ноэмой и вещью, очень важно как для психологии, так и для самоанализа. Без них слово «объект» будет запутанным и опасным (см. Kaiser-el-Safti, 2015, p. 5). Это принципиальное различие - важная отправная точка для понимания того, как, например, что-то физическое может быть осознанно пережито . Если бы это было невозможно, было бы трудно представить себе, как вообще могли бы возникнуть такие науки, как физика и химия.

Чтобы противопоставить научный подход и феноменологический подход, можно сказать: ученый изучает свойства (например, физические, химические) трансцендентных объектов и не обращает внимания на то, как он осознает их с помощью ноэм. С другой стороны, феноменолог изучает свойства ноэмы, не интересуясь свойствами трансцендентных объектов.

Однако в этом есть лишь доля истины, поскольку в истории науки становилось довольно сомнительно, являются ли эмпирические качества, такие как цвета или запахи, объективными свойствами вообще.Галилей (1957, стр. 274), Ньютон (1952, стр. 124–25) и другие утверждали, что эти эмпирические качества полностью субъективны. Гуссерль (1970, стр. 23–59) указал, что наука принимает в качестве объективных только те эмпирические качества, как геометрическую форму, которые позволяют провести прямую количественную оценку . Из-за этого наука изучает только некоторые особенности нашего восприятия вещей, в то время как остальные отклоняются как «чисто субъективные». Это приводит к утверждениям, что эти эмпирические качества могут быть полностью сведены к естественным процессам.Против этого Фрэнк Джексон (1986) написал свою знаменитую статью «Чего Мэри не знала». Однако я могу только намекнуть здесь на возможность пересмотра статуса так называемых вторичных чувственных качеств (или квалиа) на основе феноменологического анализа.

Влияние этого мнения на квалиа состоит в том, что наука ищет «реальный мир» как нечто отличное от того, как мы его воспринимаем. Это сродни утверждению Канта о том, что наше восприятие объектов отличается от самих объектов.Как следствие предположения, что мы не воспринимаем мир таким, какой он есть, нам нужно предположить, что наш опыт не представляет нам мира, а вместо этого представляет его некоторым косвенным образом . Гуссерль категорически не согласился с этим предположением по причинам, о которых будет рассказано в следующем подразделе.

Восприятие не представляет объект, оно представляет его

Поскольку он опровергает рассуждения Канта о вещах в себе, для Гуссерля не существует Давида в себе, который был бы навсегда вне досягаемости нашего сознательного опыта.Ведь ноэма позволяет вам осознавать статую Давида даже с учетом ее физических свойств. Так что нет необходимости искать «настоящего Давида» помимо того, как вы его осознаете. Вместо этого вы можете осознавать Давида как (хотя только частично в первом смысле слова «трансцендентный»).

Следуя Гуссерлю (2001b, стр. 284), восприятие «дает объекту« присутствие »простым, непосредственным образом». Таким образом, это не относительно вещей, это представляет вещей.Однако мы также можем изображать вещь. Мы делаем это, например, когда вспоминаем или воображаем объект. В таких случаях именно нас, , с нашей умственной деятельностью, передают объект. В отличие от этого, вещь в восприятии представляет собой . Такие действия, как запоминание или ожидание, остаются относительно этого способа представления, поэтому они против - присутствуют. Кроме того, если вы представите зеленый кактус, вы можете перекрасить его в пурпурный цвет. Но если вы, , воспринимаете как зеленый кактус, никакое подобное мысленное действие или намерение не приведет к изменению цвета.При восприятии, как выразился Шилдс (2011, с. 232), воля субъекта «бессильна перед лицом феноменального». Это свидетельствует о восприятии, предлагающем первоначальный контакт с объектом, поскольку здесь объект представляет собой что-то от себя без какого-либо искажения субъективной воли.

Предположение науки и Канта о том, что «реальный мир» отличается от того, как мы его воспринимаем, - это мощные современные предрассудки, мешающие нам увидеть, что вещи представляют себя в восприятии.Кант (1999, A 320 / B 376) утверждал, что «род» всех сознательных явлений «составляет репрезентаций в целом». За ними последовали многие другие философы, в частности Шопенгауэр (2010, стр. 23), который утверждал: «Мир - это мое представление»: - это верно для каждого живого, когнитивного существа ». Гуссерль (2001a, стр. 276) не соглашается и доходит до того, что говорит, что понимание всех сознательных переживаний как репрезентаций ( Vorstellungen ) «является одним из худших концептуальных искажений, известных философии.Несомненно, он несет ответственность за бесчисленное множество эпистемологических и психологических ошибок ».

Именно здесь становится очевидным контраст между Гуссерлем и Кантом в том, что касается интроспекции. Если интроспекция означает изучение того, как мир кажется нам субъективно в сознании, возникает проблема, что в философии Канта то, как мир кажется нам субъективно , уже влечет за собой все, что мы когда-либо узнаем о мире объективно .Категории рассудка вплетены в наш субъективный опыт посредством его пространственно-временной структуры. Это те же самые структуры, которые мы выражаем в сознательных суждениях о мире. Помимо этого, мы никогда не узнаем, насколько мир сам по себе . Таким образом, интроспекция по Канту дает как субъективное, так и объективное знание. Вместо этого Гуссерль отвергает предположения о непознаваемом мире как таковом и видит сам мир как сознательно представимый в форме ноэмы, даже если представленный аспект мира сам по себе не является сознанием.Тем не менее, возможность различать ноэму и трансцендентный объект позволяет нам провести четкую грань между феноменологией и такими науками, как физика. Это заметно отсутствует у Канта, поэтому самоанализ в его системе не может дать исключительно субъективных результатов.

Гуссерль (1983, стр. 92) утверждает, что те, кто ищет «реальный» мир за пределами того, который мы переживаем, «введены в заблуждение, думая, что трансцендентность, принадлежащая пространственной физической вещи, является трансцендентностью, принадлежащей чему-то изображенному или представленному знаком .«Мы, конечно, можем осознавать что-то с помощью знака, но Гуссерль (1983, стр. 93) поддерживает« непреодолимое существенное различие »между этим значащим сознанием и восприятием. Ведь когда «мы интуитивно воспринимаем что-то в сознании как изображение или знаковое указание на что-то другое; имея одно в нашей области интуиции, мы направляемся не к нему, а к другому »(Husserl, 1983, p. 93). Вместо этого в «непосредственно интуитивных действиях» мы интуитивно интуитивно ощущаем «это само»; […] Не существует осознания чего-либо , для которого интуитивное могло бы функционировать как «знак» или «изображение» »(Husserl, 1983, p.93). Вот почему для Гуссерля (1983, с. 92) «фундаментально ошибочно полагать, что восприятие […] не достигает самой физической вещи», и это также его ответ на вопрос (1), поднятый выше.

Результат этого раздела, выраженный в аристотелевской терминологии, таков: Тот факт, что мы переживаем вещь в форме , когда мы осознаем ее , не мешает нам знать ее бессознательные черты (содержание) . Таким образом, мы вполне можем сознавать нечто, превосходящее сознание, например закон классической механики, который не является законом сознания .Это предполагает даже наука. В противном случае было бы трудно объяснить, как человек, читающий книгу по физике, тем самым расширяет свои знания о физических законах, а не о законах сознания. А физическое - это только один из многих трансцендентных слоев, доступных через осознание их.

Следующие разделы посвящены ноэме и в основном игнорируют трансцендентные объекты. Это означает, однако, попадание в мир, который нам очень не известен в повседневной жизни. Чтобы найти в нем ориентацию , требуется другой методический прием.

Феноменологическая редукция: корректировка интроспекции

Эпоха - это «ворота входа» (Husserl, 1970, p. 257) в сферу, которая остается неизвестной нам в повседневной жизни. Но мы кое-что приносим с собой: наши знания и опыт. Однако, поскольку сфера, в которую мы вступаем, в значительной степени неизвестна, наши привычные предположения и суждения, верные для трансцендентного мира, могут оказаться здесь опасными предрассудками. Поэтому то, что требует Гуссерль, похоже на общую амнезию предрассудков или состояние отсутствия предпосылок, как Захави (2003, стр.44) называет это.

Однако подавление предрассудков, к чему призывает Гуссерль, - это только одно методологическое требование для достижения правдивого описания. Есть еще один, который, кажется, ускользает от внимания Гуссерля. Поскольку нам нужно не только удерживать от слепого применения концепций, с которыми мы уже знакомы (то есть предрассудков), нам также необходимо приобрести новые концепции , чтобы иметь возможность точно описать новую сферу. Другими словами: нам нужно не только смотреть и описывать то, что мы видим, без предубеждений, как Гуссерль (1956, стр.147) нам нужно выучить . Это обучение - это не только одно из новых слов или новое словоупотребление, это также приобретение новых значений. Связь этих значений со словами, используемыми при описании, является еще одним и также проблематичным шагом (см. Smith, 2005, стр. 99), который более подробно рассматривается в Критическом обсуждении метода Гуссерля. Одна из причин, по которой Гуссерль упускал из виду приобретение значений, действительно новых для описывающего субъекта, заключалась в том, что он (см. 1960, с. 114) предполагал a priori врожденное для эго.Предполагая, что это исключает не только необходимость, но и возможность обретения новых значений. Поскольку все они врожденные, они готовы к спонтанному применению, когда это потребуется. Вторая причина, по которой Гуссерль упустил из виду это требование, состоит в том, что он (см. Husserl, 2001b, стр. 260–261) предполагал, что значения нуждались в сенсорной интуиции, чтобы быть адекватными. Это предположение делает излишним спрашивать о концептуальном содержании в дополнение к сенсорной интуиции , поскольку последняя, ​​по-видимому, обеспечивает значение концепции.

Эти два предрассудка Гуссерля важны для понимания предлагаемой им методологии. Ибо ответ на вопрос, как убедиться, что предложение правдиво описывает вновь возникшую сферу, прост: оно должно полностью соответствовать тому, что мы интуитивно переживаем. Таким образом, этот процесс является редукцией нашего описания к тому, что мы переживаем, и, таким образом, является ответом Гуссерля на вопросы (2) и (3), поднятые выше.

Хотя это может показаться простым, на самом деле это одно из самых сложных методологических требований.Преодоление наших предрассудков как слепых механизмов суждения, которые обычно случаются с нами пассивно и незаметно, - трудная задача. Однако проблема заключается не в том, что предрассудки всегда ошибочны. Они могут быть правы или неправы в отношении данного опыта. Опасно их слепое приложение , их пассивное , происходящее с нами. Ведь если они ошибаются, и мы их не замечаем, они искажают наши попытки точно описать наш опыт.

В заключение: Гуссерль (1977, стр.67) полагал, что попытка привести описание в соответствие с тем, что переживается, может быть успешной и, если это так, приведет к использованию концепций с адекватной интуитивной основой. Но даже если допустить, что такое описание может адекватно выразить опыт, как мы можем гарантировать, что этот опыт является обобщаемым, а не идиосинкразическим по отношению к сознанию конкретного человека? Чтобы показать, как метод Гуссерля преодолевает это препятствие, необходимо ввести понятие интенциональности и акта воображения.

Намерение, ноэзис и мотивация

Хотя ноэме всегда не хватает интуитивной данности всех ее характеристик, тем не менее, она полностью интроспективно доступна и различима (см. Husserl, 1970, стр. 241–243). Например, я могу легко заметить и интроспективно описать , как я предполагаю, что Дэвид похож. Хотя результат может звучать как описание трансцендентного объекта, тем не менее, это описание того, как мы осознаем Давида.Гуссерль (1983, стр. 216) подчеркивает, что «эти описательные утверждения, даже если они могут звучать как утверждения о действительности, претерпели радикальную модификацию смысла». То есть: нас больше не интересует, действительно ли задняя сторона Дэвида имеет текстуру , как мы предполагаем, но мы обращаем внимание на тот факт, что мы предполагаем, что у него есть определенная задняя сторона, и начинаем задаваться вопросом, , как и почему мы это делаем. .

Причина, по которой ноэма полностью доступна для интроспективного исследования, состоит в том, что она является строгим коррелятом сознательного акта , который также доступен интроспективно.Гуссерль называет это действие «ноэзисом». Оба эти слова происходят от древнегреческого ν ĩν - «думать» или «понимать». Однако, когда мы воспринимаем что-то, ноэзис имеет предпосылку: имманентный объект. Таким образом, если не учитывать трансцендентный объект, то, когда мы воспринимаем, задействованы три элемента: (1) имманентный объект (2) действие или ноэзис (3) ноэма как результат и коррелят этого действия. Другой способ выразить отношение - сказать, что всякий раз, когда мы что-то воспринимаем, при более внимательном рассмотрении мы воспринимаем «что-то как нечто».«Первое нечто - имманентный объект, второе - ноэма - и оба связаны посредством сознательного акта, ноэзиса.

Формула «что-то появляется как нечто» также называется «интенциональностью». Интенциональность - это общий термин для самых разных сознательных действий. Фактически, наш опыт мира как такового основан на бесчисленных сознательных действиях . Эти ноэтические действия также имеют результат или эффект, а именно ноэму. Эти действия выполняете вы.Следовательно, вы можете сказать, что вы имеете в виду эту красную вещь на кухонном столе в качестве яблока. Но при ближайшем рассмотрении может оказаться, что на самом деле это помидор. Это показало бы, что вы можете знать о том, как вы намеревает ноэму, хотя трансцендентный объект может требовать другого способа намерения. Это также объясняет, почему, когда вы ищете что-то, в каком-то смысле вы уже переживаете то, что ищете, а именно ноэму как способ обозначить эту конкретную вещь.Однако вы только находите то, что ищете, когда вещь , которую вы намереваетесь также , представляет собой в реальном восприятии (см. Brandl, 2005, стр. 170–71).

Когда что-то появляется, и вы имеете в виду это как что-то, это отношение не причинности , а «мотивации», как это называет Гуссерль (1983, с. 107, 1977, с. 107–108). Этот красный предмет побуждает вас, , воспринимать его как яблоко; это не заставляет вас воспринимать это как яблоко.В повседневной жизни большинство мотиваций и соответствующих им намерений проявляются пассивно (см. Husserl, 1966). Тем не менее, с помощью epoché вы можете осознавать эти действия, и как только вы осознаете их, вы можете свободно пробовать разные намерения, например, «вишня», «груша» и так далее. Если вы это сделаете, большую часть времени намерение будет неуместным, поэтому свобода не в том, чтобы видеть мир так, как вам нравится. Слово «мотивация» используется потому, что в механической причинности задействованы не только два фактора, такие как причина и следствие, но и субъект.Таким образом, имманентный объект мотивирует вас, , намеревать его как эту, а не как ноэму, но вы можете попробовать другой. Эта свобода, лежащая в основе нашего восприятия мира, связанная с этим возможность ошибиться и вовлеченность субъекта, являются причиной, по которой уместно говорить о вашем намерении видеть его именно таким, а не таким образом.

Заметить ноэзис означает осознать , составляющую деятельность , которая постоянно лежит в основе опыта мира, каким мы его знаем.Это показывает, что феноменология - это не кабинетная рефлексия, а изучение реальных психических процессов. Цель феноменологии - открыть и описать сознание посредством изучения основных элементов сознания, действий, структур и их взаимосвязи. Чтобы лучше понять метод Гуссерля, необходимо противопоставить акты воображения и восприятия.

Воображение против восприятия

Представьте себе слона в водовороте. Теперь подумайте: что только что произошло в вашем сознании? Пока вы представляли этот сценарий, вы, вероятно, на мгновение испытали что-то сероватое.Обратите внимание, что это сероватое переживание произошло в дополнение к вашим текущим сенсорным впечатлениям. Кроме того, вы знали, что это сероватое переживание не было чем-то, что вы воспринимали своими глазами. Вместо этого вы испытали это, потому что представляли слона. Во время этой попытки ваши постоянные сенсорные впечатления сформировали своего рода фон для вашего воображения слона, который был на переднем плане вашего осознания. Образ слона также, вероятно, был более нестабильным по сравнению с ощущениями, лежащими в основе вашего нынешнего восприятия, например.г., те слова в этом тексте.

Эти различия в отношении продолжающихся ощущений были причиной того, что Гуссерль использовал другое слово для обозначения переживаний, происходящих в воображении. Он назвал их «фантасматами» (в единственном числе: «фантазма»). Фантасматы составляют имманентные объекты в актах воображения. Однако в акте восприятия вы испытываете ощущение и пытаетесь на основе этого ощущения воспринять коррелирующий объект. Это означает, что ощущение берет верх, и вы пытаетесь создать адекватный намеренный объект.Обычно это происходит наоборот в актах воображения. Когда вы хотите что-то вообразить, вы с самого начала знаете , какой намеренный объект вы хотите вообразить. Затем ваши усилия направлены на переживание фантазмы, которая является подходящей основой для представления намеренного объекта. Обычно для того, чтобы испытать устойчивую фантазму, требуется немалая практика, что становится очевидным при рассмотрении буддийских техник медитации (см. Wallace, 1999).

В отличие от воображения, Гуссерль (1970, стр.105) рассматривал восприятие с лежащими в его основе ощущениями как «первичный способ интуиции». Тем не менее, он сделал воображение основой своей феноменологической методологии. Чтобы понять, почему, необходимо ввести понятие категориальной интуиции Гуссерля вместе с эйдетической вариацией.

Категориальная интуиция и эйдетическая вариация: интроспективные исследования

В шестом из своих Logical Investigations Гуссерля (2001b, стр. 181–334) интересовало, как мы оцениваем истинность предложения в свете восприятия, которое оно описывает.Предложение всегда влечет за собой категории, такие как «есть» или «причины». Для Гуссерля категории - это не фиксированное количество понятий, а общий термин для концептуальных отношений . Концептуальные отношения не могут иметь прямой (т. Е. Один к одному) корреляции между отдельными ощущениями (или фантасматами). Однако Гуссерль утверждал, что если индивидуальных релятов , связанных посредством концептуального отношения, представлены интуитивно , то , означающее категории, может также достичь интуитивного выполнения .Он назвал это «категориальной интуицией».

Гуссерль (2001b, стр. 292–293) тем самым обнаружил любопытный факт, что значение категории одинаково хорошо выполняется , если ее реляты интуитивно даны как ощущения или фантасматы. Другими словами: различия между восприятием и воображением не играют никакой роли в интуитивном выполнении категории как таковой. Это относится не только к реляционным концепциям, но и к унитарным, таким как «вещь». Для того, чтобы понятие «вещь» реализовалось интуицией, фантазма служит так же хорошо, как и реальное восприятие.Это открытие стало отправной точкой для феноменологической методологии под названием «эйдетическая вариация».

Вы можете взять такое понятие, как «вещь», и начать воображать различные возможные переживания, связанные с ней. Гуссерль (1973b, стр. 341) заметил, что «тогда становится очевидным, что единство проходит через это множество последовательных фигур, что в таких свободных вариациях исходного изображения, например, вещи, инвариант обязательно сохраняется как необходимая общая форма , без которой такой объект, как эта вещь, в качестве примера такого рода, был бы вообще немыслим.Он объяснил: «Эта общая сущность - это эйдос , идея в платоновском смысле, но постигаемая в ее чистоте и свободная от всех метафизических интерпретаций, поэтому принимаемая в точности так, как она дана нам непосредственно и интуитивно в видении. идеи, которая возникает таким образом »(Husserl, 1973b, p. 341). Название «эйдетическая вариация» выражает этот способ интуитивного восприятия эйдос посредством создания множества возможных вариантов для достижения интуитивного осознания лежащей в основе необходимой общей формы.

Эйдетическая вариация - это компромисс между Юмом и Кантом. Юм требовал обоснования утверждений о концептуальных отношениях, таких как причинность , соответствующими интуициями . Кант, однако, отверг , обосновав их на индукции, основанной на восприятии , поскольку это никогда не могло доказать их необходимость.

Решение Гуссерля состоит в том, чтобы обосновать утверждения об априорных законах сознания не в перцептивной интуиции (ощущении), а в свободных вариациях воображения (фантасматы).Категориальная интуиция играет ключевую роль в утверждении Канта о существовании синтетических априорных суждений, таких как причинность, которые нуждаются в неконцептуальном носителе. В эйдетической вариации фантасматы образуют интуитивную основу таких категориальных априорных суждений (см. Jansen, 2005, p. 127). Существенный закон, согласно которому физическая вещь не может быть визуально представлена ​​со всех сторон и со всех сторон, является примером категориального суждения, которое достигается посредством эйдетической вариации. Согласно Гуссерлю, все, что является существенным (необходимым) в концепции (эйдосе), становится интуитивно очевидным в его эйдетической вариации.Таким образом, эйдетическая вариация не является кабинетной спекуляцией, поскольку она основывает свои теоретические утверждения на действительной интуиции.

Гуссерль (1983, стр. 11) также утверждает, что « [p] основание и, для начала, интуитивное схватывание сущностей не подразумевает ни малейшего постулирования какого-либо индивидуального фактического существования; чистые эйдетические истины не содержат ни малейшего утверждения о фактах ». Другими словами: результаты эйдетической вариации не являются апостериорными суждениями, зависящими от фактического восприятия.Вместо этого они суждения об априорных структурах возможных переживаний. Таким образом, свобода вариаций преодолевает ограничения индуктивной методологии, которая зависит от фактов, представленных нам через ощущение. В то время как воображение, таким образом, « составляет жизненно важный элемент феноменологии » (Husserl, 1983, p. 160), варьирование фантасм, тем не менее, является не целью эйдетической вариации, а ее средством достижения интуитивного понимания основных законов.

Эйдетическая вариация, таким образом, является ответом на вопросы (4) и (5).Основывая эйдетические вариации на воображении, а не на реальном восприятии, Гуссерль стремится преодолеть недостатки эмпирической индукции. Кроме того, существенный закон ( Wesensgesetz ), например, что никакая физическая вещь не может быть видна со всех сторон и на расстоянии одновременно, не является чем-то особенным для индивидуального сознания. Это даже не свойственно какой-либо культуре - в Китае это так же хорошо, как и в Чили. На самом деле индивидуальные варианты, через которые разные люди проходят в воображении, чтобы интуитивно понять эйдетическую структуру, различаются.Но сам закон абстрагируется от этих особенностей: Гуссерль (1973b, стр. 341) утверждает, что во время эйдетической вариации «то, что отличает варианты, остается для нас безразличным»

Так же, как и при проведении математических расчетов, возможны ошибочные суждения при выполнении эйдетической вариации. Вот тут-то и появляется интерсубъективность как долгожданное и полезное исправление. Именно потому, что эйдетическая вариация абстрагируется от особенностей, зависящих от наблюдателя, другие могут подтвердить или опровергнуть мои описания, поскольку они испытывают те же самые существенные структуры.Таким образом, хотя этот метод совершенно другой, в феноменологическом описании сознания, как и в науке, есть способ достичь объективных, в смысле независимых от наблюдателя, описаний.

Здесь уместно обсудить последнюю недостающую особенность интроспекции, которую упоминает Швицгебель. Это называется « условие от первого лица : интроспекция - это процесс, который порождает или направлен на создание знаний, суждений или убеждений, касающихся только собственного ума и никого другого, по крайней мере, не напрямую» (Schwitzgebel , 2016).Поскольку Гуссерль стремится испытать общих законов сознания, он не был заинтересован в описании специфических или идиосинкразических аспектов его индивидуального сознания. Вместо этого он хотел испытать на себе те законы и структуры, которые действуют и в умах других. Однако опыт общности этих законов в эйдетической вариации не таков, чтобы кто-то воспринимал их как эффективные в своем собственном и в других умах . Их можно пережить только в собственном уме.Таким образом, здесь нет прямого опыта других задействованных умов. Следовательно, если условие от первого лица относится к переживаниям, идиосинкразическим для собственного разума, феноменология Гуссерля фокусируется на переживаниях (существенных структурах), которые не имеют этой особенности. Если это означает, что общие законы переживаются только в собственном сознании, а не в сознании других, метод Гуссерля имеет эту особенность.

Различие Гуссерля между феноменологией и интроспекцией

Феноменология , непосредственно интуитивно интуитивная основных законов, управляющих сознанием, была причиной, по которой Гуссерль видел ее в отличие от внутреннего наблюдения психологии.В его понимании психология рассматривает феномены сознания как единичных эмпирических фактов и пытается вывести общие из повторяющихся наблюдений (см. Husserl, 1983, p. Xx; Cai, 2013, p. 15). Конечно, такая трактовка сознательных явлений возможна. Тем не менее, это действительно отличалось бы от феноменологии, поскольку, если бы кто-то ограничил значение слова «интроспекция» этим процессом, феноменология была бы чем-то другим. Тем не менее, и это узкое значение интроспекции, и эйдетическая вариация смотрят в одном направлении и на самом деле стремятся к чему-то похожему.

Они стремятся к чему-то похожему в том смысле, что эмпирическая индуктивная процедура в конечном итоге не интересуется отдельными эмпирическими фактами. Вместо этого он собирает их, чтобы вызвать общих . Таким образом, он должен исключить некоторые эмпирические наблюдения, хотя они и являются действительными эмпирическими фактами, как простой шум, чтобы достичь понимания общих законов, управляющих этими наблюдениями. Хотя этот доступ к общим является косвенным, индуктивным и статистическим, он, тем не менее, интересен чем-то весьма близким к существенным структурам.

Оба исследования смотрят в одном направлении, в том смысле, что феноменология не размышляет о существенных структурах, управляющих сознанием; это интуитивно их интуитивно, как они даны в сознании . Интуиция эйдетической вариации не только замысловато переплетается с, возможно, идиосинкразическими переживаниями, а именно с фантасматами, которые она меняет, но и зависит от них как от своей основы. Хотя, основываясь на этом, он затем выделяет то, что эмпирическая индукция игнорирует или не «видит», тем не менее частично способ взглянуть на собственное сознание в том же направлении, что и интроспекция в узком смысле.Более того, интуиция сущностей сама направлена ​​на то, что интуитивно дано в сознании. Таким образом, если интроспекция означает изучение своего сознания посредством фактического наблюдения за ним , эйдетическая вариация интроспективно как фантасматы, так и сущности.

Критическое обсуждение метода Гуссерля

Теперь, когда метод Гуссерля описан вместе с некоторыми его достижениями и потенциалом, для междисциплинарного диалога по интроспекции критически важно хотя бы обрисовать некоторые из его проблем и слабых сторон.

Прежде всего, большинство описаний Гуссерля касается зрения. Хотя он дал некоторые описания слуха и осязания (см. Husserl, 1973a, 1991a, b), описания запаха и вкуса немногочисленны. Кроме того, относительно слабо развиты области желаний и чувств. Кроме того, остается проблематичным то, как мы достигаем осознания того, что другие думают, чувствуют и хотят. Решения Гуссерля, например, о том, что я проецирую модуляцию своего эго на другого на основе ассоциативного спаривания его и моего тела (см. Husserl, 1960, стр.89–150), на практике часто кажутся скорее умозрительными, чем правдивыми. Следовательно, упомянутые аспекты нуждаются в расширении, возможно, даже в модификации метода.

Серьезная критика Depraz et al. (2003, стр. 70) заключается в том, что Гуссерль и многие следующие за ним феноменологи «никогда не утруждают себя вопросом, как они могут писать как феноменологи». Depraz et al. (2003, с. 65) правильно «настаивают на том, что интуиция в целом может быть реализована без выражения». Это критика того, как точно передать опыт на языке, что является процессом, сравнимым с переводом.Конечно, для описаний Гуссерль (1983, стр. 151) требует, чтобы «используемые концепции действительно точно соответствовали тому, что дано», но он не вдавался в подробности о том, как достичь этого методологически. Поэтому Depraz et al. (2003, стр. 70) правы в том, что «экспрессивное исполнение остается слепым пятном в феноменологическом анализе» и что «Гуссерль почти не обращался с этим».

Ситуацию усложняет то, что феноменологи, такие как Мерло-Понти (2002, стр. 54), заявляли о «значимости восприятия, не имеющей эквивалента во вселенной понимания.Ибо, если существует непреодолимый разрыв между эмпирическим значением и описательными концепциями в результате рефлексии опыта , феноменологическое описание будет обречено на провал. С этим связан резкий контраст в феноменологии между предрефлексивным смыслом жизненного мира и объективными концепциями как целью научных описаний. Это сложный вопрос, который здесь не решается. Требуется детальное понимание различий и отношений между, с одной стороны, опытом, дорефлексивным значением, рефлексивными концепциями и словами как элементами языка, и, с другой стороны, актами восприятия, мышления. , судя и говоря.

Субъективизация конституции Гуссерлем также сомнительна. Пример: если я иду по улице, моя ходьба подчиняется закону всемирного тяготения. Но даже при том, что ходьба , моя активность , было бы неверно предполагать, что гравитация субъективная . И все же Гуссерль, кажется, полагает, что трансцендентальная субъективность не только участвует в конституции, но и что конституирующая деятельность субъективна. Он, вероятно, допускает это, поскольку он также предполагает априорную врожденность субъективности.Однако может случиться так, что трансцендентная конституция - это в соответствии с априорными законами без того, чтобы субъект был источником этих законов. Субъект может участвовать в этих законах, когда он активен, как наша ходьба участвует в гравитации.

Внутреннее развитие и динамика сознания создают дополнительные проблемы. Например, Гуссерль (1960, стр. 74) описал опыт младенца как , эйдетически отличный от опыта взрослого на .Однако, если сама эйдетическая структура сознания подвержена изменениям, все, что мы обнаруживаем у взрослых, не обязательно может быть перенесено на другие стадии сознательной человеческой жизни. Это не должно угрожать обобщаемости в сознательной жизни взрослых. Но новорожденный не может практиковать эйдетическую вариацию, не говоря уже о том, чтобы дать адекватный отчет о том, на что похоже ее сознание. Соответственно, попытки Гуссерля объяснить происхождение сознания проблематичны.

Наконец, вера Гуссерля в то, что концепции и эидеи нуждаются в сенсорной основе, чтобы восприниматься как значимые, является проблематичной.Кроуэлл (2016, стр. 193) отмечает, что «признание […] отношения самореализации […] еще не означает феноменологию мышления». Эйдетическая вариация, несомненно, полезна для определения того, может ли чувственный опыт соответствовать идеальному значению. В этом смысле, как выразился Янсен (2005, стр. 127), он может служить «иллюстративной моделью для опыта». Тем не менее, поскольку идеальное значение функционирует также как критерий для определения степени чувственного удовлетворения , феноменология Гуссерля предполагает, но не исследует, переживание самих мыслей.

Результаты

Обсуждение феноменологии в связи с шестью интроспективными особенностями, которые упоминает Швицгебель, показало, что феноменология может рассматриваться не только как своего рода интроспекция, но и как довольно изощренный метод ее практики. Принцип всех принципов гарантирует, что утверждения основаны на реальной интуиции ( Spectare ), и тем самым предотвращает произвольные предположения о ненаблюдаемых сущностях. Эпоха уводит осознание от трансцендентного мира и помогает обратить внимание на сознание как таковое.

Затем оставшиеся два методологических шага помогают надежно закрепить результаты. Редукция гарантирует, что значения, используемые в описании, полностью соответствуют реальному опыту. Это позволяет замечать и устранять ложные предрассудки. Эйдетическая вариация также помогает проверить утверждения о необходимых структурах, не будучи зависимыми от реального восприятия. Свобода этого изменения помогает преодолеть ограничения эмпирической индукции. Его результаты можно обобщить, поскольку он лишь косвенно использует возможно идиосинкразические фантасматы.Наконец, интерсубъективная проверка результатов так же важна в феноменологии, как и в науке.

Одним из величайших достижений Гуссерля было опровержение кантовского предубеждения о том, что мир - это только наше представление. Пока человек ослеплен этим предубеждением, он не может даже четко отличить intro -spection от extro -spection. Однако Гуссерль показал, как мы можем осознавать то, что само по себе не является сознанием.Следовательно, мы можем осознавать не только психологический, но также физический и идеальный планы и стремиться к более четкому пониманию этих различных слоев и их отношений. Однако феноменология изучает только слои сознания и не учитывает те, которые трансцендентны сознанию. Таким образом, выявление и понимание всех слоев, а также их взаимодействия - задача, для которой естествознание так же важно, как феноменология и психология.

Авторские взносы

Автор подтверждает, что является единственным соавтором данной работы, и одобрил ее к публикации.

Финансирование

Плата за публикацию этой статьи оплачивается Центром документации и исследований феноменологии факультета философии Университета Сунь Ятсена, Гуанчжоу, Китай.

Заявление о конфликте интересов

Автор заявляет, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Благодарности

Я хочу выразить благодарность в общей сложности четырем рецензентам.Их критические замечания и предложения значительно помогли улучшить качество и ясность этой статьи. Кроме того, я хочу искренне поблагодарить Стивена Сиварда за его помощь в улучшении моего английского. Наконец, я благодарен Кристиану Тьюису, прежде всего за приглашение внести свой вклад в этот том, но также за множество полезных комментариев во время процесса рецензирования, которые во многом помогли улучшить эту статью.

Сноски

Список литературы

Аристотель (1963). Категории и интерпретация , ed J.Л. Акрил. Оксфорд: Clarendon Press.

Аристотель (2016). De Anima , под ред. И пер. С. Шилдс. Оксфорд: Clarendon Press.

Брандл, Дж. Л. (2005). «Теория имманентности интенциональности», в Феноменология и философия разума , ред. Д. В. Смит и А. Л. Томассон (Oxford: Clarendon Press), 167–182.

Google Scholar

Брейер, Т. (2011). Attentionalität und Intentionalität. Grundzüge einer phänomenologisch-kognitionswissenschaftlichen Theorie der Aufmerksamkeit .Мюнхен: Вильгельм Финк.

Брейер, Т., и Гутланд, К. (2016). Феноменология мышления: философские исследования характера когнитивных переживаний . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Рутледж.

Google Scholar

Цай, В. (2013). От адекватности к аподиктичности. Развитие понятия отражения в феноменологии Гусерля. Husserl Stud. 29, 13–27. DOI: 10.1007 / s10743-012-9119-0

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Перевозчик, М.(2009). Wissenschaft im Wandel: Ziele, Maßstäbe, Nützlichkeit. Информ. Филос. 3, 16–25.

Google Scholar

Цербоне, Д. Р. (2003). «Феноменология: прямые и гетеро», в A House Divided: Comparing Analytic and Continental Philosophy , ed C. G. Prado (Amherst: Humanity Books), 105–138.

Google Scholar

Кроуэлл, С. (2016). "Что такое думать?" in Феноменология мышления: философские исследования характера когнитивных переживаний , ред.Брейер и К. Гутланд (Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Рутледж), 183–206.

Google Scholar

Деннет, Д. К. (1992). Объяснение сознания . 1-е изд. Бостон, Массачусетс: Книги Бэк-Бэй.

Де Пальма, В. (2015). Der Ursprung des Akts. Husserls Begriff der genetischen Phänomenologie und die Frage nach der Weltkonstitution. Husserl Stud 31, 189–212. DOI: 10.1007 / s10743-015-9176-2

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Депраз, Н. (1999).Феноменологическая редукция как практика. J. Сознание. Stud. 6, 95–110.

Google Scholar

Депраз, Н., Варела, Ф. Дж., И Вермерш, П. (2003). О познании: прагматика переживания . Амстердам; Филадельфия, Пенсильвания: Джон Бенджаминс.

Google Scholar

Галилей Г. (1957). «Пробирщик» в Открытиях и мнениях Галилео , отредактированный и пер. С. Дрейк (Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Doubleday & Co), 231–280.

Gutland, C. (готовится к печати). Denk-Erfahrung. Eine phänomenologisch orientierte Untersuchung der Erfahrbarkeit des Denkens und der Gedanken . Альбер Тезен. Фрайбург: Альбер.

Хьюм, Д. (2007). Исследование о человеческом понимании , ред П. Милликан. Оксфордская мировая классика. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Гуссерль, Э. (1913/1982). идей, т. 1, , пер. T.E. Кляйн и В. Э. Поль (Дордрехт: Kluwer).

Гуссерль, Э. (1973a). Ding und Raum, Vorlesungen 1907, ed U. Claesges Bd. XVI. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль, Э. (1973b). Опыт и суждение. Исследования по генеалогии логики. изд. Л. Ландгребе, перевод С. Черчилля и К. Америкса. Лондон: Рутледж.

Гуссерль, Э. (1973c). Zur Phänomenologie der Intersubjektivität. Дриттер Тейл: 1929-1935 . под ред I. Kern. Bd. XV. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль, Э. (1956). Erste Philosophie (1923/24). Erster Teil: Kritische Ideengeschichte , ed R. Boehm. Bd. VII. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль, Э. (1959). Erste Philosophie (1923/24). Zweiter Teil: Theorie der Phänomenologischen Reduktion , ed R. Boehm. Bd. VIII. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль, Э. (1960). Декартовы медитации. Введение в феноменологию , под редакцией и пер.Д. Кэрнс. Гаага: Спрингер.

Google Scholar

Гуссерль, Э. (1966). Analysen zur passiven Synthesis. Aus Vorlesungs- und Forschungsmanuskripten (1918-1926) , ред М. Флейшер. Bd. XI. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль, Э. (1968). Phänomenologische Psychologie. Vorlesungen Sommersemester 1925. , 2nd Edn. ed W. Biemel. Bd. IX. Гуссерлиана. Дордрехт: Спрингер.

Гуссерль, Э. (1969). Формальная и трансцендентальная логика , пер.Кэрнс. Гаага: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль, Э. (1970). Кризис европейской науки и трансцендентальной феноменологии. Введение в феноменологическую философию , под редакцией и пер. Д. Карр. Эванстон: издательство Северо-Западного университета.

Google Scholar

Гуссерль Э. (1971). Ideen zu einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie . Дриттес Бух: Die Phänomenologie und die Fundamente der Wissenschaften, ed M. Biemel.Bd. В. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль Э. (1977). Феноменологическая психология. Лекции, Летний семестр, 1925 г. , под ред. И пер. Дж. Скэнлон. Гаага: Мартинус Нийхофф.

Google Scholar

Гуссерль, Э. (1983). Идеи, относящиеся к чистой феноменологии и феноменологической философии , пер. Ф. Керстен. Гаага: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль, Э. (1991a). Ideen zu einer Reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie. Zweites Buch. Phänomenologische Untersuchungen zur Konstitution, ред М. Биемель. Bd. В. Гуссерлиана. Дордрехт: Спрингер.

Гуссерль, Э. (1991b). К феноменологии сознания внутреннего времени (1893-1917) , пер. Дж. Б. Бро. Дордрехт: Kluwer Academic Publishers.

Google Scholar

Гуссерль, Э. (1999). Идея феноменологии: перевод Die Idee Der Phänomenologie Husserliana II , отредактированный и пер. Л. Харди.Дордрехт: Kluwer Academic Publishers.

Гуссерль, Э. (2001a). Логические исследования. Vol. I., ред. Д. Моран, пер. Дж. Нимейер Финдли. Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Гуссерль, Э. (2001b). Логические исследования. Vol. II, изд. Д. Моран, пер. Дж. Нимейер Финдли. Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Гуссерль, Э. (2003). Transzendentaler Idealismus. Texte aus dem Nachlass (1908-1921) , ред Р.Д. Роллингер. Bd. XXXVI. Гуссерлиана. Ден Хааг: Мартинус Нийхофф.

Гуссерль, Э. (2004). Wahrnehmung und Aufmerksamkeit. Texte aus dem Nachlass (1893-1912) , под ред. Т. Вонжера и Р. Джулиани. Дордрехт: Спрингер.

Google Scholar

Гуссерль, Э. (2008). Die Lebenswelt. Auslegungen der vorgegebenen Welt und ihrer Konstitution , ed R. Sowa. Bd. XXXIX. Гуссерлиана. Дордрехт: Спрингер.

Google Scholar

Джексон, Ф.(1986). Чего Мэри не знала. J. Philos. 83, 291–95.

Google Scholar

Янсен, Дж. (2005). О развитии трансцендентальной феноменологии воображения Гуссерля и ее использовании в междисциплинарных исследованиях. Phenomenol. Cogn. Sci. 4, 121–132. DOI: 10.1007 / s11097-005-0135-9

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кайзер-эль-Сафти, М. (2015). Рефлексия и самоанализ. Эйн Очерк философского контекста эмпирической психологии. Erwägen - Wissen - Ethik 26, 3–18.

Google Scholar

Кант И. (1999). Критика чистого разума , ред. П. Гайер и А. В. Вуд. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Google Scholar

Келли, М. Р. (2014). Использование и злоупотребления учением Гуссерля об имманентности: призрак спинозизма в теологическом повороте феноменологии. Хейтроп Дж. 55, 553–564. DOI: 10.1111 / j.1468-2265.2010.00659.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Kriegel, U.(2011). «Когнитивная феноменология как основа бессознательного содержания», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 79–102.

Google Scholar

Левин, Дж. (2011). «О феноменологии мышления», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 103–120.

Google Scholar

Ломар, Д. (1990). Wo lag der Fehler der kategorialen Repräsentation? Zu Sinn und Reichweite einer Selbstkritik Husserls. Шпилька Гуссерля . 7, 179–197.

Google Scholar

Мерло-Понти, М. (2002). Феноменология восприятия , пер. К. Смит. Лондон: Рутледж.

Google Scholar

Ni, L. (1998). Urbewußtsein und Reflexion bei Husserl. Husserl Stud. 15, 77–99.

Google Scholar

Питт, Д. (2011). «Самоанализ, феноменальность и доступность намеренного содержания», в Cognitive Phenomenology , ред. Т.Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 141–173.

Google Scholar

Шопенгауэр А. (2010). Мир как воля и представление , Vol. 1, под ред. К. Джанэуэя, Дж. Нормана и А. Велчмана, пер. Дж. Норман, А. Велчман и К. Дженэвей. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Шир, Дж., И Варела, Ф. Дж. (1999). Взгляд изнутри: подходы к изучению сознания от первого лица . Лондон: Выходные данные Academic.

Google Scholar

Шилдс, К. (2011). «От имени когнитивных квалиа», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press) 215–235.

Google Scholar

Сиверт, К. (2011). «Феноменальная мысль», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М. Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 236–267.

Google Scholar

Смит, Д. У. (2005).«Сознание с рефлексивным содержанием», в Феноменология и философия разума , ред. Д. В. Смит и А. Л. Томассон (Оксфорд: Clarendon Press), 93–114.

Google Scholar

Смит, Д. У., и Томассон, А. Л. (2005). Феноменология и философия разума . Оксфорд: Clarendon Press.

Google Scholar

Спенер, М. (2011). «Разногласия по поводу когнитивной феноменологии», в Cognitive Phenomenology , ред. Т. Бейн и М.Монтегю (Оксфорд; Нью-Йорк, Нью-Йорк: Oxford University Press), 268–284.

Google Scholar

Стайти, А. (2009a). Cartesianischer / Psychologischer / Lebensweltlicher Weg , ed H.-H. Гандер. Husserl-Lexikon. Дармштадт: Wissenschaftliche Buchgesellschaft.

Стайти, А. (2009b). Epoché , изд. H.-H. Гандер. Husserl-Lexikon. Дармштадт: Wissenschaftliche Buchgesellschaft.

Стайти, А. (2009c). Systematische Überlegungen zu Husserls Einstellungslehre. Husserl Stud. 25, 219–233. DOI: 10.1007 / s10743-009-9061-y

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Стрекер, Э. (1983). Phänomenologie und Psychologie. Die Frage ihrer Beziehung bei Husserl. Z. Philos. Forschung 37, 3–19.

Томассон А. Л. (2003). Самоанализ и феноменологический метод. Phenomenol. Cogn. Sci. 2, 239–254. DOI: 10.1023 / B: PHEN.0000004927.79475.46

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вермерш, П.(1999). Самоанализ как практика. J. Сознание. Stud. 6, 17–42.

Google Scholar

Уоллес, Б.А. (1999). Буддийская традиция саматхи: методы очищения и исследования сознания. J. Сознание. Stud. 6, 175–187.

Google Scholar

Захави, Д. (2003). Феноменология Гуссерля . Стэнфорд: Издательство Стэнфордского университета.

Захави, Д. (2007). Субъективность и взгляд от первого лица. Саузерн Дж.Филос. 45, 66–84. DOI: 10.1111 / j.2041-6962.2007.tb00113.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Захави, Д. (2015). «Феноменология отражения», в Комментарий к идеям Гуссерля I , под ред. А. Стайти (Берлин; Бостон, Массачусетс: De Gruyter), 177–194.

Google Scholar

различных методов сообщения раскрывают различные виды метакогнитивного доступа

Аннотация

В экспериментальных исследованиях сознания участников просят поразмышлять над своим собственным опытом, по-разному публикуя отчеты о них.По этой причине участнице необходим некоторый доступ к содержанию ее собственного сознательного опыта, чтобы сообщить. В таких экспериментах отчеты обычно состоят из различных оценок уверенности или прямых описаний собственного опыта. В то время как разные методы отчетности обычно используются взаимозаменяемо, недавние эксперименты показывают, что разные результаты получаются с разными видами отчетности. Мы утверждаем, что существует не только теоретическая, но и эмпирическая разница между различными методами отчетности.Мы предполагаем, что различия в чувствительности разных шкал могут показать, что разные типы доступа используются для выпуска прямых отчетов об опыте и метакогнитивных отчетов о процессе классификации.

Ключевые слова: метапознание, сознание, осведомленность, подсознательное восприятие, видение

1. Введение и определения

Хотя «метапознание», «словесные отчеты» и даже «интроспекция» стали законными понятиями в когнитивной нейробиологии, они редко четко определены, и их отношения к познанию и сознанию часто еще более неуловимы.Здесь мы пытаемся показать, как эти концепции могут быть поняты, как они соотносятся друг с другом, и представить эмпирические аргументы, которые подтверждают гипотезу о том, что интроспекция может быть уникальным типом метапознания, т.е. что интроспективные отчеты эмпирически отличаются от других видов метакогнитивных исследований. отчеты.

В исследованиях сознания авторы обычно называют свои поведенческие меры сознательного опыта интроспективными или метакогнитивными [1–3], и эти два термина часто используются как взаимозаменяемые, хотя с теоретической точки зрения они различаются.В принципе, метапознание - это любой когнитивный процесс, связанный с другим когнитивным процессом, тогда как интроспекция тесно связана с сознательным опытом. Таким образом, метапознание - это процесс более высокого порядка с познанием в качестве объекта, тогда как интроспекция - это процесс более высокого порядка с сознательным опытом в качестве объекта.

Хотя сознание и познание по нескольким причинам могут быть связаны с сильно перекрывающимися мозговыми процессами, эти концепции определяются по-разному. Познание, как описано в знаменательной публикации «Когнитивная психология » Нейссера [4], определяется как преобразование и использование сенсорной информации, а также то, как эти процессы работают даже при ее отсутствии, например, в галлюцинациях или воображении.«Трансформации» или «процессы» сами по себе не наблюдаемы, но предполагаются на основе наблюдений за поведением. Таким образом, познание является своего рода обработкой, и его обычно можно определить функционально - например, ученый-когнитивист может изучить работу и назначение системы памяти. В когнитивной науке нет ничего необычного в исследовании определенных когнитивных состояний, которые, как говорят, связаны с другими когнитивными состояниями, а не с внешними явлениями, - так называемые метакогнитивные состояния [5].Важным аспектом теории когнитивной науки является идея о том, что наши знания о самих себе в основном основаны на выводах и не основаны на привилегированном доступе к собственным умственным процессам. Тем не менее утверждается, что эта выводимая информация часто причинно связана с нашими действиями. Именно потому, что у нас есть определенные представления о наших собственных качествах или недостатках, мы решаем выбрать один карьерный путь или отказаться от другого. Мы решили заплатить деньги, чтобы посетить один конкретный концерт, потому что думаем, что хотим определенной музыки.Таким образом, человек может, в принципе, выполнять метакогнитивное суждение, не пытаясь напрямую оценить свои умственные процессы или стратегии, хотя в других случаях метакогнитивное суждение может включать некоторую оценку внутреннего процесса. Это может быть, например, случай, когда участника психологического эксперимента просят оценить его уверенность в успешном выполнении задачи визуального различения. Другими словами, метапознание не требует, чтобы информация, используемая для оценки умственного процесса, была получена путем исследования системы (с использованием другого, внутреннего умственного процесса), хотя в некоторых случаях это возможно.

Слово «сознание» имеет несколько значений. Одно использование слова «сознание» применяется к общему или фоновому состоянию человека (то, что иногда называют «сознанием состояния»). В этом смысле человек находится в сознании, если он, скажем, бодрствует и бодрствует, а не спит или даже находится в коме. Однако большинство попыток уловить значение термина «сознание», похоже, сосредоточены на втором аспекте - содержании сознания. Некоторые философы используют такие термины, как «квалиа», тогда как другие предпочитают «субъективный опыт», «феноменальное сознание», «сознательное осознание» и тому подобное.

Сознание стало быстрорастущей темой в эмпирических исследованиях, и, следовательно, ученые методологически зависят не только от наличия или отсутствия сознания, чтобы изучать его. Им нужно, чтобы участники могли дать какой-то отчет или наблюдаемые извне признаки того, что они что-то переживают, что приведет к возобновлению интереса к тому, как участники отчитываются, и к самоанализу. Однако самоанализ - вряд ли новый метод. В начале экспериментальной психологии Уильям Джеймс, например, считал, что одним из методов изучения разума должно быть прямое внутреннее наблюдение за сознанием [6].Общим для классических, а также более поздних дискуссий об интроспекции является необходимая связь с сознательным опытом. Широко обсуждаемая версия, упомянутая, среди прочего, Уильямом Джеймсом, определяет интроспекцию как рефлексивный, ретроспективный процесс, в котором проверяется след в памяти исходного целевого психического состояния. В более поздних источниках интроспекция понимается и исследуется как «онлайн» проверка текущих и текущих психических состояний. Однако имеющиеся определения интроспекции согласны с тем, что его следует определять как своего рода наблюдение или внимание к тому, что субъективно переживается [6–8], по этой причине не может быть интроспекции без опыта как предмета определения.

Как мы видим из приведенного выше контекста, есть много интуитивных сходств между концепциями метапознания и интроспекции, но эти два понятия определяются по-разному. В то время как метапознание функционально определяется как любое когнитивное состояние, связанное с другим когнитивным состоянием, интроспекция может касаться только специфически сознательного состояния. В этом смысле можно сказать, что обе концепции относятся к «второму порядку», поскольку они относятся к другому состоянию (первого порядка).

На основании рассуждений можно сделать различия, показанные в.показывает, как интроспекция и метапознание определяются по-разному, хотя их использование во многом пересекается. Метапознание - это концепция с функциональным определением, тогда как интроспекция определяется с субъективной точки зрения. Это различие мало что говорит об отношениях между метапознанием и интроспекцией. Ясно, что отношения не должны быть предметом противостояния. Скорее, интроспекция может быть особым видом метапознания.

Таблица 1.

Структура определений.

Психическое состояние «первого порядка» Психическое состояние «второго порядка»
функционально определено познание метапознание
субъективно определенное сознание субъективно определенное сознание

(a) Методологические последствия

Так же, как сознание не следует путать с интроспекцией, самоанализ не следует путать с отчетом.В этом контексте отчет является предполагаемым сообщением участника и может быть доставлен устно или посредством любого другого контролируемого поведения (знаки, нажатия кнопок или что-то еще). Мы можем обладать полным метакогнитивным или интроспективным знанием некоторого ментального события, но выбрать не сообщать о нем, лгать о нем или сообщать только об одном его аспекте, не упоминая при этом другой. Таким образом, интроспекция и метапознание полностью отделимы от отчетов. Однако обратное не так: сообщения о сознательных или когнитивных состояниях неотделимы от интроспекции или метапознания.

Эти концептуальные различия логически приводят к ряду методологических следствий. Прежде всего, одно методологическое следствие состоит в том, что любое нейробиологическое исследование когнитивных процессов с использованием метапознания или сознания с использованием интроспекции будет иметь трудности с выяснением того, какие активации мозга связаны с состояниями первого и второго порядка. Это, однако, не означает, что экспериментальным путем невозможно разделить уровни. Во-первых, состояния второго порядка в принципе не могут существовать без одновременного присутствия состояния первого порядка, о котором идет речь.Состояния первого порядка, однако, не находятся в каких-либо зависимых отношениях с состояниями второго порядка. Можно предположить определенную временную связь между ними, так что ментальные состояния первого порядка всегда возникают перед состоянием второго порядка, которое относится к состоянию первого порядка.

Количество методологических аргументов против использования интроспекции для изучения сознания впечатляет. Однако большинство из них вращается вокруг одного центрального утверждения о том, что интроспекция не дает надежной и достоверной информации о сознательных процессах.Нисбетт и Уилсон [9] представили эмпирические доказательства того, что субъекты имеют ограниченный интроспективный доступ к причинам своего выбора и поведения. В одном примере они показали, что участники склонны предпочитать предметы, представленные справа, однако, когда их спрашивали, они никогда не упоминали местоположение объекта как причину, по которой предпочитали его. Однако участники, дающие интроспективный отчет о том, что им нравятся предметы, представленные справа по какой-то другой причине, кроме местоположения объекта в пространстве, могут дать совершенно хороший и научно пригодный отчет о том, что они испытали.Нисбетт и Уилсон правильно отвергли интроспекцию как методологию изучения (некоторых аспектов) выбора и принятия решений, поскольку поведенческие данные предлагали совершенно иное объяснение, чем то, которое сообщили участники. Принимая во внимание, должно быть ясно, что интроспективный отчет по определению касается только переживаемого, а не когнитивных процессов [9,10].

Обсуждение основывается на философских дебатах о том, исправимо ли самоанализ или нет, и есть ли у нас «привилегированный доступ» к нашему собственному сознанию.В представленной здесь точке зрения, где сознание считается субъективным, а интроспекция - это внимание к сознанию, интроспекция неисправима в том смысле, что никакая внешняя мера не может напрямую получить доступ к опыту человека. Интроспективный отчет, конечно, может быть исправлен самим субъектом при более внимательном рассмотрении, если он лгал или иным образом каким-то образом сообщал неоптимально в первый раз. В этом смысле вас могут попросить вычислить, скажем, 956 минус 394 и дать правильный ответ, но когда вас спросят, как вы это сделали, составьте отчет, описывающий метод, который логически приведет к неправильному ответу.Это сделает ваш отчет ложным как описание того, как вы на самом деле выполняли вычисления. Тем не менее, он может быть верным как интроспективный отчет, рассказывающий о том, что вы испытываете, исследуя свою память о том, что произошло.

Другой аргумент против интроспекции состоит в том, что интроспекция не является исключительной, то есть она не касается конкретно и исключительно релевантного состояния сознания [11]. Обратной стороной аргумента является то, что интроспекция не является исчерпывающей, то есть в сознательном состоянии может быть больше, чем то, что улавливается интроспекцией.Быстрый ответ на обе стороны этого аргумента состоит в том, что он путает самоанализ с отчетом. Отчет не может быть исчерпывающим и исключительным, поскольку один, очевидно, может не отражать все аспекты или сообщать слишком много. Однако можно предположить, что этот аргумент имеет более глубокий смысл. Например, может случиться так, что мы не исследуем весь свой опыт одновременно, но, как и в случае с другими функциями внимания, для дальнейшей обработки выбирается только частичная информация. Если бы это было так, можно было бы попросить участников проанализировать некоторые аспекты опыта, но не все.В таком случае это имело бы большое значение для экспериментального изучения сознания. Точные формулировки инструкций могут иметь большое влияние на то, как участник относится к своему собственному опыту и к каким аспектам осуществляется интроспективный доступ.

Поскольку индивидуализация различных содержаний сознания, когнитивных состояний и процессов является эмпирическим вопросом, эти предположения кажутся, по крайней мере в принципе, открытыми для эмпирического исследования и разрешения. Сознательное содержание индивидуализируется в процессе самоанализа, тогда как когнитивные состояния и процессы индивидуализируются путем вывода из поведения.Соображения до сих пор предсказывают, что разные типы инструкций и разные типы отчетов приведут к различным результатам в экспериментах с сознанием из-за модуляции «типа доступа» или «объекта интроспективного внимания». Мы обсудим эти результаты ниже.

2. Эксперименты с использованием субъективных отчетов

Прежде чем обсуждать самые последние экспериментальные данные, мы кратко рассказываем, как такие меры использовались в эмпирической науке и как можно было оценить качество меры.

(a) Субъективные измерения: методы и проблемы

Субъективные измерения используются в психологической науке более 100 лет. Возможно, о первом исследовании сообщил Сидис [12]. Он представил участникам отдельные буквы или цифры на разном расстоянии. Участники делали (интроспективные) суждения о том, могут ли они видеть то, что было на карте, с последующей попыткой идентификации. Сидис заметил, что даже когда участники утверждали, что не видят буквы или цифры, они выполнили задание на идентификацию без особого шанса.Этот вид парадигмы также упоминается как субъективный порог или подход диссоциации , и с тех пор использовался в многочисленных исследованиях, включая совсем недавние эксперименты [13]. В этом случае предполагается, что бессознательная обработка данных ответственна за любую непредвиденную производительность, обнаруженную, когда стимулы ниже так называемого субъективного критерия (т.е. когда участники заявляют, что не имеют опыта идентификации стимула) [14]. В более позднем варианте этого, вместо этого участников просят сообщить, что они уверены в своей правоте.Этот метод называется установлением бессознательной обработки по «критерию предположения» [15].

Уже сейчас мы видим разницу между разными шкалами осведомленности. При использовании шкалы, предложенной Сидисом, участников просят только интроспективно сообщить о своем опыте, но не делать никаких выводов о точности процесса классификации. С другой стороны, когда участников просят сообщить, что они уверены в своей правоте (или в немного другой парадигме, описанной ниже, сделайте ставку на то, что они верны), они выполняют метакогнитивное суждение («насколько хороша была классификация?»), и предполагается, что они используют (только) свой сознательный опыт в качестве основы для этого суждения [16].Таким образом, один тип шкалы поощряет самоанализ (оценку ясности опыта), тогда как другой тип шкалы поощряет метапознание (оценку качества процесса классификации). В пользу обоих типов шкал приводятся различные теоретические аргументы [17], и в дальнейшем мы сосредоточимся в основном на эмпирических различиях. Однако оба типа шкал используют метод диссоциации, как отмечалось ранее.

Есть определенные проблемы с подходом диссоциации.Как участник, когда вы видите что-то настолько смутно, что у вас почти нет уверенности в том, что вы видите, вы можете неохотно утверждать, что вы действительно что-то видите. Во всяком случае, можно ожидать, что эта тенденция усилится, если вы узнаете, что экспериментатор проанализирует ваши данные, чтобы увидеть, действительно ли вы правы, когда утверждаете, что что-то видите. Другими словами, на самом деле следует ожидать, что участники экспериментов скрывают информацию об очень расплывчатых переживаниях или о классификациях, которым они очень мало доверяют.Однако от субъективной оценки требуется, чтобы она выявляла все соответствующие сознательные знания (или весь опыт) [11,18–20]. Технически это называется полнота [11], и можно ожидать, что разные меры будут различаться по степени полноты.

К сожалению, мы не можем просто решить проблемы, связанные с плохой полнотой, используя шкалу, которая показывает наибольшую чувствительность, поскольку некоторые шкалы могут ошибочно классифицировать бессознательные процессы как сознательные и, таким образом, давать «противоположные» результаты.Если, например, мы использовали чисто поведенческий критерий, такой как точность задания, для проверки наличия сознательного опыта - это действительно иногда выполняется, когда экспериментаторы хотят убедиться, что сознательный опыт отсутствует [14,21], - мы рискуем классифицировать некоторую бессознательную информацию как сознательную. Если мы должны доверять нашей шкале, она не должна классифицировать какую-либо бессознательную информацию как осознанную, то есть она должна быть исключительно [11]. Как и в случае с полнотой, мы можем ожидать, что разные шкалы будут различаться по степени их исключительности.

Очевидно, что субъективные измерения сознания должны быть максимально исчерпывающими и исключительными, но не совсем понятно, как это сделать. Поскольку мы не можем просто использовать наиболее чувствительную шкалу (которая может не быть исключительной), нам пришлось бы сравнивать только те шкалы, которые, у нас нет оснований полагать, могут ошибочно принять бессознательную обработку за сознательную. Если нет a priori причин подозревать, что набор шкал является субоптимально исключительным, мы можем сравнить их чувствительность, и шкала, которая является наиболее чувствительной, будет наиболее полной.Таким образом, это будет предпочтительный масштаб (при прочих равных). Два распространенных способа сравнения шкал: (i) количество подсознательной обработки, которую они показывают, и (ii) насколько хорошо и насколько последовательно оценки коррелируют с точностью? В обычных обстоятельствах для того, чтобы шкала была максимально исчерпывающей, она должна указывать как можно меньше подсознательного восприятия (т.е. существует большая разница в точности, когда участники утверждают, что ничего не видят, и когда они утверждают, что имеют четкий опыт). Еще одним тестом на надежность меры является ее стабильность, например дело не в том, что «ничего не видеть» связано с одним уровнем точности в один момент и совершенно другим уровнем в следующий. Один или несколько из этих методов использовались для сравнения различных шкал осведомленности в ряде экспериментов. Эти эксперименты кратко изложены ниже.

(b) Влияние ступеней шкалы

В целом, влияние на полноту было исследовано для двух типов манипуляций со шкалой.Во-первых, были изучены модификации количества и описания шагов шкалы, а во-вторых, были изучены изменения в типе шкалы (например, сообщают ли участники о сознании, уверенности или чем-то еще). Что касается первой манипуляции, мы в первую очередь знаем об исследованиях, в которых используются чисто интроспективные измерения и, следовательно, не используются другие метакогнитивные навыки (например, оценка достоверности в процессе классификации). По этой причине в этом разделе в большей степени используются чисто интроспективные меры.

В ряде экспериментов было выявлено превышение вероятности результатов, когда участники заявляют, что не испытывали стимула (т.е. когда стимул не воспринимается в соответствии с субъективным порогом, установленным в интроспективном отчете). Однако Рамсой и Овергаард [2] обратили внимание на тот факт, что во многих подобных исследованиях субъективные переживания делятся на «ясные, яркие переживания» и «совсем ничего», причем такое разделение может не отражать описания, данные участниками, а предыдущие исследования могут таким образом использовали неподходящие интроспективные меры.Участники часто утверждают, что испытывают стимулы по-разному от испытания к испытанию, и по этой причине Рамсой и Овергаард исследовали, было ли обнаружено какое-либо подсознательное восприятие, использовали ли участники шкалу, которая следовала их собственным описаниям опыта, а не дихотомию `` все или ничего ''. шкала. Как в пилотном исследовании, так и в реальном эксперименте участники выполняли задачу визуального различения (принудительный выбор положения (три возможных местоположения), формы (три геометрические фигуры) и цвета (три разных цвета) стимула) и впоследствии сообщали о своей осведомленности. .Их попросили построить собственную шкалу осведомленности. Как правило, участники использовали четырехступенчатую шкалу со следующими пометками: «Нет опыта», «Краткое представление», «Почти четкое переживание» и «Ясное переживание» (эта шкала будет называться шкалой восприятия или PAS, в будущих экспериментах). Когда участники использовали категорию «Краткое представление», они не сообщали об осознании формы, цвета или формы (вместо этого они сообщали только об общем смутном опыте того, что они что-то видели).Некоторые участники включали два дополнительных шага, но они не имели отдельного описания и использовались редко.

Результаты показали, что каждый рейтинг PAS связан с разным уровнем точности, причем точность возрастает в зависимости от рейтинга PAS. Другими словами, индивидуальные субъективные оценки соответствовали разным уровням объективных показателей. Кроме того, не было обнаружено статистически значимых результатов с превышением вероятности, когда участники использовали шаг шкалы «без опыта».Однако, если также был включен шаг шкалы, для которого участники утверждали, что не видят особенности или местоположение стимула (т. Е. Категория «Краткое представление»), то результативность с высокой вероятностью действительно была обнаружена, как и в предыдущих исследованиях. Исследование можно критиковать за то, что оно не сравнивает результаты с результатами, полученными по реальной дихотомической шкале, и отчасти по этой причине второе исследование было проведено Overgaard et al . [22]. Другой целью исследования было выяснить, было ли осознание постепенным в общем смысле - т.е.е. может ли какая-либо особенность восприниматься более или менее ясно, или частичное осознание - это просто полное осознание индивидуальных особенностей, как предполагали другие [23].

Данные Ramsøy & Overgaard [2], похоже, подтверждают идею о постепенности осознания в общем смысле, т. Е. что любая особенность стимула может восприниматься постепенно. Даже отрезок линии или точка могут восприниматься более или менее четко. Тем не менее, основываясь на данных, было трудно исключить, что сообщения о частичной осведомленности были вызваны восприятием участниками, например, одной линии геометрической фигуры.По этой причине в исследовании 2006 года использовались очень простые стимулы: участникам были представлены маленькие серые линии на белом фоне. Большинство серых линий были наклонены на 45 ° по часовой стрелке от вертикали, но в каждом испытании небольшая группа линий в одном квадранте дисплея вместо этого была наклонена на 270 °. Эта группа линий была целью, и участников попросили сообщить, в каком квадранте появилась цель, а затем оценить свою осведомленность о цели дихотомически или с помощью PAS.

Результаты повторили ранее сделанные выводы о том, что точность возрастает в зависимости от рейтинга PAS.Кроме того, точность была выше, когда участники оценивали стимул как невидимый по дихотомической шкале, чем когда они оценивали его как невидимый по PAS (35% против 31%) - PAS, таким образом, оказывается более исчерпывающим, чем дихотомическая шкала, - и точность была обнаружена намного ниже, когда участники оценивали стимул по дихотомической шкале, чем по PAS (78% против 94%). Если бы сознание всегда было «все или ничего», было бы мало или совсем не было бы причин, по которым эти различия следовало бы наблюдать, и Overgaard et al .[22] пришли к выводу, что есть свидетельства того, что сознание - это постепенное явление, даже когда используются очень простые стимулы.

Разница между использованием дихотомической меры осведомленности и четырехступенчатой ​​меры (PAS) также была исследована при слепом зрении. Пациенты со слепым зрением, возможно, не сообщают о визуальных впечатлениях в той части своего поля зрения, которая соответствует нервному повреждению V1, и, таким образом, считают себя (частично) слепыми. Тем не менее, в некоторых лабораторных тестах они показывают результаты намного выше случайности при выполнении задач с принудительным выбором зрительной стимуляции в слепом поле [24].Распространенная интерпретация состоит в том, что зрение может происходить при полном отсутствии осознания, однако в нескольких статьях сообщалось о наличии слабых зрительных переживаний при слепом зрении [25,26]. Заметив, что PAS кажется более исчерпывающим, чем дихотомический показатель, Overgaard et al. [27] исследовал, можно ли было бы прийти к другим выводам, если бы больного со слепым зрением тестировали с помощью PAS, а не дихотомической меры.

Они обследовали пациентку с повреждением левого зрительного коры и очевидной соответствующей слепотой в правом поле зрения.В первом эксперименте ей подарили буквы в разных частях поля зрения. Она не смогла сообщить о каких-либо письмах, отображаемых в верхнем правом квадранте, несмотря на то, что она успешно сообщила о том, что видела все буквы, представленные в другом месте. Во втором эксперименте пациенту представили геометрические фигуры (как в здоровом, так и в травмированном поле) и попросили угадать, какая из них была представлена ​​в каждом испытании, а затем оценить ее осведомленность по дихотомической шкале. Были воспроизведены типичные результаты слепого зрения; в испытаниях, в которых пациентка сообщала, что стимул «не виден» в ее травмированном поле, она, тем не менее, показала результаты намного выше вероятности (46% по сравнению с уровнем вероятности 33%), и точность не сильно различалась в зависимости от рейтинга осведомленности.Однако, когда PAS использовался в третьем эксперименте, наблюдалась сильная взаимосвязь между рейтингом осведомленности и точностью, и она казалась очень похожей на взаимосвязь в неизменном поле. Другими словами, было показано, что, по крайней мере, для этого конкретного пациента с слепым зрением, наблюдаемая выше вероятность лучше объяснялась слабым опытом, чем неизменной обработкой в ​​отсутствие осознания, когда использовалась PAS, что указывает на то, что 4-балльная шкала осведомленности каждый шаг, отмеченный участниками, был более исчерпывающим, чем дихотомическая шкала осведомленности.

Нам известно лишь о нескольких исследованиях, изучающих влияние различных шкал уверенности на сознание, и они дают несколько неоднозначные результаты. Во всех этих исследованиях используется искусственное изучение грамматики и проверка сознательных / бессознательных знаний. В этой парадигме участников обычно сначала просят запомнить большое количество цепочек букв. Затем участникам сообщают, что каждая строка подчиняется одному из двух сложных правил, и во второй части эксперимента им снова предъявляют строки, и для каждой строки их просят указать, считают ли они, что она подчиняется правилу a или b. .После каждой классификации участники сообщают о своей уверенности, и можно исследовать взаимосвязь между достоверностью и точностью. Довольно удивительно, что Танни и Шанкс [28] и Танни [29] обнаружили, что двоичная шкала «высокий / низкий» способна обнаруживать различия между сознательной и бессознательной обработкой, тогда как непрерывная шкала от 50 до 100 (что указывает на предполагаемую точность по случайности). для полной уверенности) не было. Однако в обоих исследованиях использовалась очень сложная задача (точность около 55%).Динес [30] предположил, что результаты могут отражать то, что наши суждения об уверенности не являются числовыми как таковые, и преобразование нашего чувства уверенности в число может быть шумным процессом.

Диенес [30] повторил эксперимент, используя шесть различных шкал (шкала «высокий / низкий», шкала «предположить / не догадаться», шкала «50–100» с описанием значений чисел, шкала «50–50»). Шкала 100 'без описания того, что означают числа, шкала' числовых категорий 50–100 ', где можно указать только 50, 51–59, 60–69,…, 90–99, 100 и, наконец, 6-ступенчатую шкала со словесными категориями).Используя те же стимулы, что и Танни и Шанкс, он обнаружил, что в целом не было разницы между шкалами - единственная шкала, которая, казалось бы (но не значительно) показала немного хуже, была шкала числовых категорий. Он пришел к выводу, что тип весов не имеет большого значения, по крайней мере, в очень сложной задаче. При использовании более простых стимулов сравнение чувствительности шкалы «высокий / низкий» и «50–100» дало противоположный результат Танни и Шанкса, т.е. более мелкозернистая шкала была более чувствительной.

Взятые вместе, исследования, обсужденные выше, показывают, что при интроспекции дихотомические шкалы во многих случаях неоптимальны, а субъективная мера в задачах визуального осознания, кажется, выигрывает, позволяя участникам определять количество шагов шкалы и их описание (или, по крайней мере, с использованием шкалы, созданной участниками аналогичных исследований, а не произвольно созданной экспериментатором). Для шкал, использующих метакогнитивные суждения о выполнении классификации, исследовалось только искусственное обучение грамматике.Здесь кажется, что, когда точность задачи очень низкая, использование мелкозернистой шкалы не имеет значения (или, возможно, ухудшает результаты), тогда как мелкозернистая шкала оказывается полезной, когда задача несколько проще. Далее мы обсудим исследование сравнения шкал, то есть того, работает ли шкала, использующая чисто интроспекцию, лучше или хуже, чем шкалы, использующие метакогнитивные суждения о точности задачи.

(c) Влияние типа шкалы

В различных экспериментах использовались разные меры осведомленности, но очень мало исследований изучали, какая из используемых шкал является наиболее исчерпывающей.При изучении сознательного опыта наиболее интуитивно понятным вопросом является, вероятно, именно сознательный опыт (то есть просьба участников проанализировать свой опыт). По крайней мере, это самый старый метод, и он до сих пор очень часто используется (например, в экспериментах с PAS). Однако, как упоминалось ранее, интроспекция часто критиковалась как неточная, и многие ученые предпочитают функционально определенные меры. Рейтинги уверенности (CR) использовались в качестве альтернативы рейтингу опыта отчасти потому, что они не просят участников оценить свой опыт как таковой, а вместо этого спрашивают участников об их понимании познавательного процесса.Кроме того, такие меры могут использоваться во многих различных парадигмах (например, одна и та же шкала достоверности может использоваться независимо от того, просматривает ли участник геометрические фигуры, видит движение или даже выполняет искусственное изучение грамматики). CR использовались либо в отношении самого восприятия, и в этом случае участники сообщают о своей уверенности в том, что они что-то восприняли (обратите внимание, что этот тип шкалы имеет некоторые интроспективные качества) [31,32], либо в отношении работы участников, в которой В этом случае они сообщают о своей уверенности в том, что дали правильный ответ [15,30,33].

Предложение участников сделать ставку на их классификацию использовалось как альтернатива рейтингам опыта или уверенности. Первоначально азартные игры использовались в тех случаях, когда нельзя было ожидать, что участники поймут шкалу уверенности; Ruffman et al. [34] использовал его с 3-летними детьми, а Shields et al. [35], Kornell et al. [36] и Kiani & Shadlen [37] использовали его с макаками-резусами. Недавно Persaud et al. [16] использовали пари после принятия решения (PDW) со взрослыми людьми (нормальными участниками и пациентом, страдающим слепотой), и они утверждали, что это должен быть предпочтительный метод, поскольку он, по их мнению, не требует самоанализа (т.е. утверждалось, что это объективная мера), и перспектива заработка побуждает участников раскрывать все свои знания. Таким образом, PDW был заявлен как показатель с наивысшей степенью полноты, однако прямого сравнения полноты с точки зрения эффективности на субъективном пороге и корреляции между точностью и рейтингом ставок / осведомленности не проводилось. Утверждение, что PDW является объективной мерой, было быстро оспорено Сетом [38], который утверждал, что PDW требует метакогнитивных суждений, как и любая шкала достоверности, и Clifford et al. [39] утверждал, что бессознательная обработка указана в экспериментах Persaud et al . вероятно, будет следствием того, какой критерий участники установили, когда делать высокие ставки (другими словами, результаты могут быть вызваны неоптимальной полнотой). Кроме того, Sandberg et al. [17] обратил внимание на тот факт, что использование PDW с реальными деньгами изменяет выполнение задачи объективной классификации.

Чтобы эмпирически проверить утверждения, сделанные в статьях PDW, Dienes & Seth [40] сравнили шкалу PDW с другой метакогнитивной мерой, которая не побуждала участников к непосредственному самоанализу (шкала достоверности) в контексте искусственной грамматики. парадигма обучения.Дайнс и Сет хотели проверить, действительно ли PDW является лучшим или более объективным показателем осведомленности, чем шкалы CR, когда участники принадлежат к популяции, которая, как ожидается, будет способна понимать и использовать шкалы CR (в данном случае взрослые люди с хорошо развитыми людьми). языковые способности). В дополнение к простому сравнению шкал они провели тест на неприятие риска, чтобы проверить, был ли PDW более тесно связан с неприятием риска, чем CR.

Диен и Сет провели два эксперимента.В своем первом эксперименте они просто попросили участников отнести цепочки букв к одной из двух категорий и либо оценить свою уверенность в правильности, либо поставить одну или две сладости. Хотя CR выполнялся численно лучше, они не обнаружили статистически значимой разницы между группами по количеству бессознательной обработки на субъективном пороге или по корреляции между CR и точностью. Они также исследовали другую меру, тесно связанную с корреляциями достоверность – точность, тип 2d ', и здесь тоже не обнаружили никакой разницы.Интересно, однако, что они наблюдали отрицательную корреляцию между неприязнью к риску и типом 2d ′ и, в некоторой степени, между неприязнью к риску и корреляцией достоверности и точности, когда участники использовали ставки, но не когда они использовали CR. Другими словами, чем больше вы не склонны к риску, тем меньше предполагаемое количество сознательных знаний, измеряемых шкалой ставок, но не шкалой достоверности.

Во втором эксперименте Дайнес и Сет изменили процедуру ставок, так что участники больше не могли ничего терять.После классификации участники могли придерживаться своего решения и получить сладкое, если они были правы, или просто случайным образом определить, получат ли они сладкое или нет, вытащив карту (вероятность 50%). В этом случае нижняя ступенька шкалы явно связана с полной случайностью, и, таким образом, можно сказать, что участникам дано указание использовать эту ступеньку шкалы только тогда, когда они считают, что они полностью случайны, т. Е. шкала теперь напоминает стандартную шкалу достоверности.Неудивительно, что эта манипуляция привела к тому, что участники использовали шкалу очень похоже на то, как шкала достоверности использовалась в эксперименте 1, и корреляция между неприятием риска и осознанным знанием исчезла. Корреляция между точностью и осведомленностью также была незначительно выше, чем для PDW в эксперименте 1 (но не отличалась от CR). Таким образом, общий вывод исследования Динеса и Сета состоит в том, что PDW не демонстрирует превосходных результатов в парадигмах искусственного изучения грамматики, и если ученые хотят избежать нежелания риска, влияющего на экспериментальный результат, им, возможно, придется изменить инструкции для построения шкалы PDW. очень похоже на шкалу уверенности.По этой причине шкала достоверности кажется более предпочтительной по сравнению со шкалой PDW, когда можно ожидать, что участники смогут использовать такую ​​шкалу.

В отличие от Динеса и Сета, Сандберг и др. . [17] использовали визуальную парадигму, и они не только исследовали уверенность в своей правоте и сделке, но и сообщили о перцептивном опыте, выявленном интроспективно на PAS. Участников попросили различать кратко представленные геометрические фигуры (четыре варианта), а затем оценить свою осведомленность по одной из трех шкал (PDW, CR и PAS).Все шкалы имели четыре шага шкалы. Интересно, что Sandberg et al . [17] обнаружили, что PAS показывает самую низкую точность на самом низком шаге шкалы. Был обнаружен уровень точности 27,9%, что лишь немногим выше вероятности, 25%, без поправки на множественные сравнения. Для сравнения: для CR была получена точность 36,6%, а для PDW - 42%. Корреляция между точностью и оценкой осведомленности также была исследована для всех шкал. И снова PAS показал наилучшие результаты; была обнаружена лучшая общая корреляция, и рейтинги использовались более последовательно по длительности стимула (т.е. каждая оценка осведомленности более последовательно связана с определенной оценкой точности, чем в других шкалах). Таким образом, эксперимент подтвердил выводы Dienes & Seth [40] о том, что CR работает аналогично или немного лучше, чем PDW, но в другой парадигме. Кроме того, эксперимент показал, что интроспективные отчеты об осведомленности работают лучше, чем любая из двух других шкал.

Одной из возможных причин результатов может быть распределение ответов. Когда участники используют PAS, они используют все шаги шкалы примерно одинаковое количество раз, тогда как участники использовали PDW и в некоторой степени CR более дихотомически.Это приводит к тому, что оценки осведомленности 1 и 4 используются для многих различных уровней точности, что дает худшую корреляцию и плохую полноту при оценке осведомленности 1. Неспособность увеличить ставки можно объяснить неприятием риска, как показали Динес и Сет [40 ], но это не может объяснить, почему PAS работает лучше, чем CR. Одно прямое, но несколько спорное (см. Dienes & Seth [41] и Timmermans et al. [42]) объяснение состоит в том, что участники вполне могут сообщать о небольших различиях в опыте, но они не знают, что эти небольшие различия являются достаточно значительный, чтобы изменить производительность.В этом контексте интересно отметить, что CR и PDW требуют метакогнитивного понимания процесса классификации, что, как показали Нисбетт и Уилсон, ненадежно, в то время как PAS - нет. Другими словами, сообщение об уверенности в ответе может считаться более сложной задачей, чем сообщение об осведомленности о стимуле, и оптимальное выполнение этой задачи требует некоторой степени самоанализа наряду с успешным дополнительным метакогнитивным процессом соотнесения опыта и точности - навыка, который участники могут не всегда владею.Эту гипотезу нелегко проверить, но экспериментальные планы могут быть предложены на основе того факта, что метапознание - это навык (обнаружены индивидуальные различия и специфические нейронные корреляты [1,43]). Таким образом, если CR и PDW сообщают о налоговых метакогнитивных навыках в большей степени, чем самоанализ, то на них больше могут повлиять отвлекающие задачи или необходимость быстро отчитаться.

Интроспективное измерение также сравнивалось с PDW Nieuwenhuis & de Kleijn [44]. Они исследовали моргание внимания в четырех экспериментах, используя шкалу осведомленности и ставки.Во время моргания внимания способность обнаруживать целевой стимул, T2, ухудшается, если предъявлять его вскоре после другой цели, T1, в серии быстро предъявляемых стимулов. Как Overgaard и др. . [22], Nieuwenhuis и de Kleijn хотели исследовать утверждение, что сознание - это феномен «все или ничего». Sergent & Dehaene [23] обнаружили, что это, по крайней мере, имело место во время моргания внимания, и до сих пор в этой парадигме не было обнаружено непрерывного перехода от бессознательной к сознательной обработке.Серджент и Дехаен использовали 21-балльную шкалу, которую критиковали за то, что она запутывала участников [22]. Nieuwenhuis и de Kleijn сократили количество шагов шкалы до 7 (все еще произвольное, хотя и меньшее число) в своем первом эксперименте и повторили результаты Серджента и Деана. Однако, когда они использовали ставки во втором эксперименте, дихотомическая картина ответа в некоторой степени исчезла. Это несколько удивительно, поскольку в вышеупомянутых экспериментах было обнаружено, что отыгрыш был плохой мерой.Изучение задач, а также шкалы восприятия и шкалы ставок дает этому некоторое объяснение.

Мигание внимания в большинстве случаев представляется как задача обнаружения, а не как задача идентификации, которая является типом задачи, для которой, например, разрабатывается PAS. Nieuwenhuis и de Kleijn попросили участников выполнить задание на различение для T1, просто сообщая о четкости T2, которая может присутствовать, а может и не присутствовать (когда ее не было, вместо этого был показан пустой слайд).В этом случае рейтинг осведомленности и ответ на ставку относятся к оценке присутствия / отсутствия (задача обнаружения), которая, тем не менее, явно не выполняется. Для ставок участникам разрешалось делать ставки на три разные суммы на отсутствие или наличие T2 и даже не делать ставки, тогда как оценки осведомленности производились по единой шкале от «не видно» до «максимальная видимость». Таким образом, самый низкий рейтинг осведомленности «не видел» охватывает все, начиная с полной уверенности в том, что ничего не отображается (например,грамм. совершенно четкое восприятие пустого слайда) до незнания ничего. Другими словами, самая низкая ступень шкалы восприятия соответствовала комбинации четырех ступеней шкалы ставок. В этом смысле две шкалы нельзя сравнивать, и кажется, что существует потребность в построении шкалы восприятия, которую можно было бы использовать в задачах обнаружения. Учитывая все это, Nieuwenhuis и de Kleijn, тем не менее, продемонстрировали непрерывный переход между сознательной и бессознательной обработкой в ​​своем втором эксперименте.Однако, поскольку во втором эксперименте не было обнаружено моргания внимания, они выполнили два дополнительных эксперимента, сложность которых была увеличена за счет изменения целевых однозначных чисел и отвлекающих факторов на отдельные буквы. В этих экспериментах участников также просили идентифицировать как T1, так и T2 после оценки их осведомленности или размещения ставок (все еще основанных на существующих / отсутствующих суждениях). При увеличении сложности задачи была обнаружена закономерность непрерывного перехода как для шкал ставок, так и для шкал восприятия.В этом случае шкала PDW, казалось, работает так же хорошо или немного лучше, чем шкала осведомленности с произвольным числом шагов, которая не была создана с учетом задачи обнаружения.

(d) Влияние интенсивности стимула

Интересно, что все типы шкал (интроспектива, уверенность или пари) показывают, что бессознательная обработка информации происходит при очень определенной интенсивности стимула. В эксперименте Sandberg и др. . [17] они обнаружили, что стимулы необходимо предъявлять в течение 50 мс, чтобы участники могли идентифицировать их с большей вероятностью.Когда стимулы предъявлялись в течение 130 мс (или более), участники могли идентифицировать их с точностью почти 100%. Бессознательное восприятие, на что указывает субъективный пороговый анализ (точность задания, когда участники заявляют, что не осознают), нанесено на график a . Здесь можно увидеть, что вся бессознательная обработка происходит в пределах этого временного окна, то есть бессознательное восприятие начинается, когда производительность отклоняется от случайности, и снова исчезает вскоре после достижения максимальной производительности.Однако одна большая проблема для анализа на субъективном пороге состоит в том, что трудно сделать какие-либо выводы о бессознательной обработке при высокой интенсивности стимула. Причина этого в том, что в анализе используются только оценки осведомленности, равные 1, и когда интенсивность стимула очень высока, участники редко заявляют, что ничего не видят (т. Е. Количество наблюдений резко снижается, когда стимулы предъявлялись более 100 мс как обозначены полосами в a ). Тем не менее, это возможное «окно подсознательного восприятия» было подтверждено путем анализа данных другим способом.

Окно подсознательного восприятия. Подсчитанное подсознательное восприятие на протяжении продолжительности стимула в задаче визуальной идентификации у 12 участников с использованием шкалы перцептивной осведомленности с использованием двух различных методов анализа. Бессознательное восприятие можно рассчитать с помощью субъективного порога. Здесь бессознательное восприятие объясняет любое исключительное действие, когда участник утверждает, что не испытал стимула. Бессознательное восприятие также можно оценить по относительной разнице между средней точностью и ответами осведомленности [45].Этот метод основан на том факте, что точность и осведомленность задачи могут быть описаны как сигмовидные функции длительности стимула, то есть то, что было названо психометрической и сознательной кривой [46]. Используя этот метод, подсознательное восприятие рассчитывается путем вычитания сигмовидных функций точности из сигмовидных функций осведомленности. ( a ) Подсознательное восприятие рассчитывается с использованием субъективного порога. Планки погрешностей указывают 95% доверительные интервалы (ДИ), рассчитанные на основе биномиальных распределений.( b ) Подсознательное восприятие рассчитывается путем вычитания сигмовидной функции осведомленности из сигмовидной функции точности. Обратите внимание, что оба метода анализа показывают, что бессознательное восприятие происходит только при длительности стимула около 50–150 мс.

Sandberg et al. [45] обратил внимание на тот факт, что точность и осведомленность в задачах визуального различения могут быть описаны как сигмовидные функции интенсивности стимула, как это было впервые предположено Koch & Preuschoff [46].Давно известно, что средняя точность задания может быть описана как сигмовидная функция (стандартная психометрическая кривая), но Sandberg et al . [45] обнаружили, что это справедливо и для рейтингов осведомленности. Подгоняя сигмовидные функции к средней точности и осведомленности (с учетом различий между участниками), можно сделать групповые оценки точности и функций осведомленности. Сандберг и др. . [45] обнаружили, что в целом функция осознания отставала от функции точности, что можно было рассматривать как показатель бессознательного восприятия.Их анализ подтвердил, что осведомленность, как правило, отставала от точности, и что осведомленность росла медленнее, чем точность. Другими словами, функции точности и осведомленности начинают увеличиваться с нижнего плато примерно в одно и то же время, но функция осведомленности увеличивается гораздо медленнее.

Поскольку в анализе использовалась каждая точка данных (то есть оценка точности и осведомленности для всех испытаний, а не только тех, в которых участники заявляли об отсутствии осведомленности), общий доверительный интервал, с помощью которого оценивались сигмоиды, был очень мал по сравнению с доверительным интервалом субъективной оценки. пороговые подходы, и это позволило провести дополнительный анализ.Для того, чтобы оценить длительности стимула, для которых уровень осведомленности наиболее четко отставал от точности, функция осведомленности была вычтена из функции точности. Результат этого вычитания показан на рисунке, и ясно, что этот метод открывает `` окно подсознательного восприятия '', которое очень похоже на то, которое было обнаружено при использовании подхода субъективного порога (хотя CI несколько уже для оценок кривой и кривой плавнее).

3. Заключительное обсуждение

Подводя итог вышеизложенному контексту, кажется, что, по крайней мере, для задач визуального различения, наилучшие результаты достигаются при использовании меры, наиболее сильно опирающейся на интроспекцию, т.е.е. PAS, но не другие метакогнитивные навыки. В одном эксперименте [17], сравнивающем PAS с CR и отыгрышем, PAS указывал на меньшее подсознательное восприятие, а также на лучшую и более стабильную корреляцию между точностью и осведомленностью, тогда как отыгрыш показал худшие результаты. Это, по-видимому, указывает на то, что на PAS не влияет неприятие риска (как и на CR), и, возможно, интроспективная задача сообщения о ясности восприятия для участников проще, чем оценка точности, что может потребовать как ясности восприятия, так и метакогнитивного знания того, как это соответствует разные уровни точности.В настоящее время неясно, работают ли шкалы на основе интроспекции, созданные участниками, также лучше в экспериментах по искусственному изучению грамматики и морганию внимания.

Недихотомические интроспективные шкалы дают более исчерпывающие результаты, чем дихотомические. Они указывают на меньшее подсознательное восприятие и на лучшую корреляцию между точностью и осведомленностью. Шаги шкалы на 4-х балльной шкале PAS соответствуют уровням точности, которые остаются довольно стабильными в различных условиях в рамках одного и того же эксперимента.Небольшие объемы бессознательной обработки, кажется, обнаруживаются независимо от того, какая шкала используется в качестве меры осознания (хотя в ранних экспериментах с PAS, а также в эксперименте с слепым зрением не было обнаружено никаких значительных превосходных результатов).

Таким образом, при рассмотрении недавних результатов с использованием прямых интроспективных отчетов кажется очевидным, что способ, которым участники проинструктированы сообщать, оказывает значительное влияние на результаты. Мы считаем, что это эмпирическое подтверждение утверждения о том, что интроспективные отчеты следует рассматривать отдельно от других видов метакогнитивных отчетов, и что различия, показанные в них, поддерживаются.Необходимы дальнейшие исследования, чтобы сделать вывод о том, насколько строго следует интерпретировать эти различия.

В одной интерпретации различие представлено на нейронном уровне и отражает естественное различие психических состояний. Эта версия осторожно предлагается в Overgaard et al . [22], которые сообщают о различных паттернах нейронной активации, когда просят участников сообщать интроспективно о визуальном опыте, в отличие от того, чтобы их просили сообщить не интроспективно (т.е. не обращая внимания непосредственно на их переживания). Однако иная интерпретация позволила бы воздержаться от онтологических обязательств и ограничить различие методологической областью. Согласно этой более слабой версии, мы получаем разные результаты с разными инструкциями не из-за различий в природе, а исключительно из-за различий в методологии. Хотя этот вывод сразу кажется более простым, он требует другой онтологии, способной учесть эмпирические результаты.

Независимо от выбора интерпретации, мы считаем, что показали, что необходимо проводить некоторые различия между когнитивными и сознательными состояниями, метапознанием и интроспекцией, и что эти различия имеют важное значение для того, как мыслить и экспериментировать с разумом.

запросов самоанализа с помощью GraphQL | DigitalOcean

Хотя в этом руководстве содержится контент, который, по нашему мнению, принесет большую пользу нашему сообществу, мы еще не тестировали или отредактировал его, чтобы обеспечить безошибочное обучение.Это в нашем списке, и мы над этим работаем! Вы можете помочь нам, нажав кнопку «сообщить о проблеме» в нижней части руководства.

С GraphQL вы можете запускать запросы самоанализа, чтобы узнать о доступных полях и типах схемы GraphQL. Эта возможность самоанализа также дает GraphiQL возможность предоставлять документацию о схеме и автозаполнении.

Давайте воспользуемся конечной точкой общедоступного API Star Wars SWAPI, чтобы выполнить несколько запросов самоанализа.

__типа

Сначала давайте запустим запрос, чтобы узнать о типе фильма, используя встроенный __type:

  query FilmType {
  __type (название: "Film") {
    Добрый
    имя
    fields {
      имя
      описание
      тип {
        имя
      }
    }
  }
}
  
  • Kind дает нам значение перечисления для типа, например OBJECT, SCALAR или INTERFACE.
  • Имя дает нам имя типа.
  • Описание , ну дает нам описание!

А вот как выглядит ответ:

  {
  "данные": {
    "__тип": {
      "kind": "ОБЪЕКТ",
      "name": "Фильм",
      "поля": [
        {
          "имя": "название",
          "description": "Название этого фильма.",
          "тип": {
            "name": "Строка"
          }
        },
        {
          "name": "episodeID",
          "description": "Номер серии этого фильма.",
          "тип": {
            "name": "Int"
          }
        },
        ...
  

Обратите внимание на использование встроенного __type (типа __Type) здесь для получения информации о типе конкретного объекта или интерфейса.


Вот еще один пример использования фрагмента, чтобы узнать больше о конкретном типе:

  query LearnAboutFilm {
  __type (название: "Film") {
    ...AboutType
  }
}

фрагмент AboutType на __Type {
  fields {
    имя
    описание
    args {
      имя
      описание
    }
  }
  интерфейсы {
    имя
    описание
  }
  inputFields {
    имя
    описание
  }
  possibleTypes {
    Добрый
    имя
    fields {
      имя
      описание
      тип {
        Добрый
        имя
        описание
      }
    }
  }
}
  

__схема

С помощью __schema мы можем спросить сервер о самой схеме. Давайте посмотрим на пример:

  query LearnAboutSchema {
  __schema {
    types {
      имя
      Добрый
    }
    queryType {
      fields {
        имя
        описание
      }
    }
  }
}
  

И ответ:

  {
  "данные": {
    "__schema": {
      "типы": [
        {
          "name": "Корень",
          "kind": "OBJECT"
        },
        {
          "name": "Строка",
          "kind": "SCALAR"
        },
        {
          "name": "Int",
          "kind": "SCALAR"
        },
        ...
        "queryType": {
        "поля": [
          {
            "name": "allFilms",
            "описание": null
          },
          {
            "имя": "фильм",
            "описание": null
          },
          ...
  

__typename

__typename может использоваться как часть обычных запросов, чтобы узнать о типе конкретного поля:

  query LearnAboutFilm {
  allFilms {
    фильмы {
      __typename
      заглавие
    }
  }
  фильм (id: "ZmlsbXM6Mw ==") {
    __typename
    заглавие
  }
  звездолет (id: "c3RhcnNoaXBzOjc1") {
    __typename
    имя
    модель
  }
}
  

А вот ответ:

  {
  "данные": {
    "allFilms": {
      "фильмы": [
        {
          "__typename": "Фильм",
          "title": "Новая надежда"
        },
        {
          "__typename": "Фильм",
          "title": "Империя наносит ответный удар"
        },
        ...
      ]
    },
    "film": {
      "__typename": "Фильм",
      "title": "Возвращение джедая"
    },
    "starship": {
      "__typename": "Звездолет",
      "name": "V-крыло",
      «модель»: «Истребитель V-образного крыла класса Альфа-3 Нимбус»
    }
  }
}
  

Запросы API без схемы

Что такое запрос самоанализа GraphQL

Это интроспекционный запрос GraphQL:

 
query IntrospectionQuery {
  __schema {
    queryType {имя}
    mutationType {имя}
    subscriptionType {имя}
    types {
      ...FullType
    }
    директивы {
      имя
      описание
      args {
        ... InputValue
      }
      onOperation
      onFragment
      на поле
    }
  }
}

фрагмент FullType на __Type {
  Добрый
  имя
  описание
  fields (includeDeprecated: true) {
    имя
    описание
    args {
      ... InputValue
    }
    тип {
      ... TypeRef
    }
    устарела
    deprecationReason
  }
  inputFields {
    ... InputValue
  }
  интерфейсы {
    ... TypeRef
  }
  enumValues ​​(includeDeprecated: true) {
    имя
    описание
    устарела
    deprecationReason
  }
  possibleTypes {
    ...TypeRef
  }
}

фрагмент InputValue на __InputValue {
  имя
  описание
  тип {... TypeRef}
  значение по умолчанию
}

фрагмент TypeRef на __Type {
  Добрый
  имя
  ofType {
    Добрый
    имя
    ofType {
      Добрый
      имя
      ofType {
        Добрый
        имя
      }
    }
  }
}
         
       

Подождите. Какие?

Запросы API GraphQL без схемы

Давайте снова разорвем запрос самоанализа.

Мы запустим этот запрос самоанализа для приветственного мира API-интерфейсов GraphQL, схему которых мы не знаем.

.

Если мы хотим запросить API, разработанный кем-то другим, мы, вероятно, не знаем типов.

Начнем с того, что зададим GraphQL типы с __schema . Это поле доступно для корневого типа запроса.

 
{
  __schema {
    queryType {имя}
    mutationType {имя}
    subscriptionType {имя}
    types {
      имя
      описание
    }
  }
}
        
       

Попробуйте это ...

Открыть https: // graphql.org / swapi-graphql / в своем браузере, чтобы следить за ним.

Это дает нам все типы в нашей схеме ( здесь для краткости сокращено до ).

 
{
  "данные": {
    "__schema": {
      "queryType": {
        "name": "Корень"
      },
      "mutationType": ноль,
      "subscriptionType": null,
      "типы": [
        {
          "name": "Корень",
          "описание": null
        },
        {
          "name": "Строка",
          "description": "Скалярный тип` String` представляет текстовые данные, представленные как последовательности символов UTF-8.31 - 1. "
        },
        {
          "name": "FilmsConnection",
          "description": "Подключение к списку элементов".
        },
        {
          ...
        },
        {
          "name": "__DirectiveLocation",
          "description": "Директива может быть смежной со многими частями языка GraphQL, a __DirectiveLocation описывает одну из таких возможных смежностей."
        }
      ]
    }
  }
}
         
       

Любые поля, которым предшествует двойное подчеркивание, например __schema является частью системы самоанализа.Другие включают __type , __field и т. Д.

Вы могли заметить String и Int в ответе, это встроенные скалярные типы, как описано.

Любой другой тип, такой как FilmConnection и DirectiveLocation , определены в системе типов (часто в нашем файле schema.js ).

Двигаемся дальше ...

Если мы добавим фрагмент к __Type в интроспективном запросе следующим образом:

 
{
  __schema {
    types {
      ...FullType
    }
  }
}

фрагмент FullType на __Type {
  Добрый
  имя
  описание
}
        
       

Возвращаемся ...

 
{
  "данные": {
    "__schema": {
      "типы": [
        {
          "kind": "ОБЪЕКТ",
          "name": "Корень",
          "описание": null
        },
        {
          "kind": "СКАЛЯРНЫЙ",
          "name": "Строка",
          "description": "Скалярный тип` String` представляет текстовые данные, представленные как последовательности символов UTF-8.31 - 1. "
        },
        {
          "kind": "ОБЪЕКТ",
          "name": "FilmsConnection",
          "description": "Подключение к списку элементов".
        },
        {
          ...
        },
        {
          "kind": "ENUM",
          "name": "__DirectiveLocation",
          "description": "Директива может быть смежной со многими частями языка GraphQL, a __DirectiveLocation описывает одну из таких возможных смежностей."
        }
      ]
    }
  }
}
         
       

вид дает нам значение перечисления для типа, например OBJECT , SCALAR и ENUM . name дает нам имя типа

Далее еще ...

Согласно запросу самоанализа, мы ожидаем, что типов будут иметь name , полей и т. Д. С использованием фрагмента FullType .

Итак, __Type , например Film , должен иметь имя и полей .

Мы также ожидаем, что каждое из этих полей будет иметь имя и тип

Таким образом, каждое из полей Film должно иметь тип и имя с использованием TypeRef среди прочего..

Мы также ожидаем, что каждый тип поля Film будет иметь, среди прочего, имя и вид .

Это полный рот :)

Мы можем попробовать это следующим образом:

 
{
  __type (название: "Film") {
    имя
    fields {
      имя
      тип {
        ... TypeRef
      }
    }
  }
}

фрагмент TypeRef на __Type {
    Добрый
    имя
}
         
       

Или просто ...

 
{
  __type (название: "Film") {
    имя
    fields {
      имя
      тип {
        Добрый
        имя
      }
    }
  }
}
         
       

Как и ожидалось, мы получаем все поля фильма.

 
{
  "данные": {
    "__тип": {
      "name": "Фильм",
      "поля": [
        {
          "имя": "название",
          "тип": {
            "kind": "СКАЛЯРНЫЙ",
            "name": "Строка"
          }
        },
        {
          "name": "episodeID",
          "тип": {
            "kind": "СКАЛЯРНЫЙ",
            "name": "Int"
          }
        },
        {
          "name": "OpeningCrawl",
          "тип": {
            "kind": "СКАЛЯРНЫЙ",
            "name": "Строка"
          }
        },
        {
          "имя": "директор",
          "тип": {
            "kind": "СКАЛЯРНЫЙ",
            "name": "Строка"
          }
        },
        {
          ...
        },
        {
          "имя": "идентификатор",
          "тип": {
            "kind": "NON_NULL",
            "имя": ноль
          }
        }
      ]
    }
  }
}
         
       

Подводя итоги ...

Используя запрос самоанализа, мы можем:

  1. Узнать, что у нас есть фильмы в GraphQL API.
  2. Вернуть все поля фильма с его именем и типом.

Вы начинаете осознавать силу запросов самоанализа?

Получение всей схемы из GraphQL API с помощью

introspectionQuery

Типичный вариант использования более крупного модуля graphql / utilities - получение всей схемы с сервера GraphQL с помощью запроса интроспекции .

Это происходит в два этапа:

  1. Клиент, используя запрос интроспекции , запрашивает у системы самоанализа сервера достаточно информации для воспроизведения системы типов этого сервера.
  2. Функция buildClientSchema создает и возвращает экземпляр GraphQLSchema, используя результаты introspectionQuery , который затем можно использовать со всеми инструментами GraphQL.js

Давайте реализуем это - Node.js .

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *