Нигилизм русский: Нигилизм в России | Понятия и категории

Автор: | 14.01.1981

Содержание

Нигилизм в России | Понятия и категории

НИГИЛИЗМ В РОССИИ. В России термин «нигилизм» впервые употреблен Н.И.Надеждиным в опубликованной в 1829 в «Вестнике Европы» статье «Сонмище нигилистов». Несколько позже, в 30–40-х гг. 19 в., его использовали Н.А.Полевой, С.П.Шевырев, В.Г.Белинский, М.Н.Катков и ряд других русских писателей и публицистов, при этом употребляя термин в различных контекстах. С ним были связаны как положительные, так и отрицательные моральные коннотации. М.А.Бакунин, С.М.Степняк-Кравчинский, П.А.Кропоткин, напр., вкладывали в термин «нигилизм» положительный смысл, не видя в нем ничего дурного. Ситуация изменилась во 2-й пол. 19 в., когда термин «нигилизм» приобрел качественно новый и вполне определенный смысл. Нигилистами стали именовать представителей радикального направления разночишгев-шестидесятников, выступавших с проповедью революционного мировоззрения, отрицавших социальные (неравенство сословий и крепостничество), религиозные (православно-христианская традиция), культурные («официальное мещанство») и иные официальные устои общества до- и пореформенной России, общепринятые каноны эстетики и проповедовавших вульгарный материализм и атеизм.

Отличительной особенностью российского нигилизма становится попытка в области осмысления социальных феноменов опереться на естественнонаучную теорию дарвинизма и экстраполировать ее методологию на процессы эволюции социума (человек есть животное; борьба за существование – основной закон органического мира; ценно и важно торжество вида, индивид же есть величина, не заслуживающая внимания). Рупором подобным образом понимаемого нигилизма в России нач. 60-х гг. 19 в. становится журнал «Русское слово», ведущую роль в котором играл Д.И.Писарев. При этом, правда, сам Писарев игнорировал термин «нигилизм» и предпочитал именовать себя и своих единомышленников «реалистами». Повсеместное распространение подобное толкование термина «нигилизм» получило с выходом в свет в 1862 романа И.С.Тургенева «Отцы и дети», главный герой которого «нигилист» студент Базаров отстаивал мысль о том, что «в теперешнее время полезнее всего отрицание», и выступал с разрушительной критикой социального устройства, общественной морали, образа жизни господствующих слоев российского общества.
Впоследствии русская литература дала целую галерею образов нигилистов от Рахметова и Лопухова в произведениях Чернышевского (где образы нигилистов-революционеров были выписаны с большой симпатией) до явных антигероев в романах Достоевского, Писемского, Лескова и др. Во 2-й пол. 19 в. термин «нигилизм» активно использовался правоконсервативной публицистикой для характеристики представителей революционного народничества 1860–70-х гг. и русского освободительного движения в целом.

Новую страницу в истории истолкования феномена «русский нигилизм» открыли в первые десятилетия 20 в. С.Л.Франк и Н.А.Бердяев. Франк в статье «Этика нигилизма» (сб. «Вехи», 1909) объявил «нигилистический морализм» основной чертой духовной физиономии русского интеллигента, первым русским нигилистом назвал Петра I, большевиков же охарактеризовал как выражение «универсального отрицания». Характеризуя русский нигилизм, Бердяев различал его узкий («эмансипационное умственное движение 60-х гг.») и широкий (течения мысли, отрицающие «Бога, дух, душу, нормы и высшие ценности») смыслы («Истоки и смысл русского коммунизма»).

Считая русский нигилизм религиозным в основе своей феноменом, Бердяев, однако, определяет его истоки противоречивым образом, считая их то православными, то гностическими. Нигилистическая ментальность, заявленная в образах Базарова, Рахметова и др., трансформируясь в ходе исторического развития, продолжается в русском коммунизме, где она, в частности, приобретает некоторые черты богоборчества в духе вульгаризированного Ницше, напр. у М.Горького.

Нигилизм в России – это не идеология или мировоззренческая концепция; это специфическая социально-психологическая, как правило неотрефлексированная, установка, особый способ реагирования на самые разные феномены общественной жизни, отличающийся гипертрофированной категоричностью, «тотальностью» отрицания, отрицанием недиалектическим, когда в отрицаемых явлениях не признается и не принимается ничего позитивного, рационального; нигилизм, как правило, выражается в уничижительных, обличительных и даже ругательных терминах; он враждебен всякому компромиссу.

Свои нигилисты того или иного рода имелись в самых разных общественных движениях и течениях мысли, но гл.о. феномен нигилизма был характерен для крайне лево- и праворадикальных направлений. В леворадикальных и революционных кругах 19 в. нигилизм наиболее ярко проявился у публицистов «Русского слова» во главе с Писаревым и в «анархистском» движении, в 20 в.– в анархо-синдикализме и в таком антиинтеллигентском движении, как «махаевщина» (В.К.Махайский и др.), в первые годы советской власти в пролеткультовском движении. На правом фланге спектра общественных движений в России 19 в. явно нигилистические мотивы были особенно характерны для выступлений и сочинений редактора обскурантского журнала 40-х гг. «Маяк» С.О.Бурачека, издателя не менее обскурантского журнала 60-х гг. «Домашняя беседа» В.И. Аскоченского, для Константина Леонтьева, идеологов черносотенного движения нач. 20 столетия.

В.П. Визгин, В.Ф. Пустарнаков, Э.Ю. Соловьев

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. III, Н – С, с. 85-86.

Литература:

Катков М. О нашем нигилизме. По поводу романа Тургенева. – «Русский вестник», 1862, № 7;

Гогоцкий С. Нигилизм. – Он же. Философский лексикон, т. 3. К., 1866;

Де-Пуле М. Нигилизм как патологическое явление русской жизни. – «Русский вестник», 1881, № 11 ;

Цион И. Нигилисты и нигилизм. М., 1886;

Страхов Н.Н. Из истории литературного нигилизма 1861–65. СПб., 1890;

Алексеев А.И. К истории слова «нигилизм». – В кн.: Сборник статей в честь акад. А.И.Соболевского. Статьи по славянской филологии и русской словесности. М.–Л., 1928;

Воровский В.В. Базаров и Санин. Два нигилизма. – Соч., т. 2. М., 1931;

Степняк-Кравчинский С.М. Нигилизм. – Он же. Подпольная Россия. М., 1960;

Новиков А.И. Нигилизм и нигилист. Опыт критической характеристики. Л., 1972;

Достоевский Ф. М. Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах. – Собр. соч. в 30 т., т. 20. Л., 1980;

Козьмин Б.П. Два слова о слове «нигилизм». – Он же. Литература и история. Сб. статей. М., 1982;

Karlowisch N. Die Entwickelung des russischen Nihilismus. В., 1880;

Oldenberg K. Der russische Nihilismus von seinen Anfängen bis zur Gegenwart. Lpz., 1888;

Coquart A.Dmitri Pisarev (1840–1868) et idéologie du nihilisme russe. P., 1946;

Hingley R. Nihilists. Russian Radicals and Revolutionaries in the Reign of Alexander II (1855–81), 1967;

Lubomirski J. Le nihilisme en Russie. P., 1979.

Витторио Страда. Русский и западный нигилизм

В последние двести лет по Европе бродил не только призрак коммунизма, о чем было возвещено его глашатаями, но и еще один призрак, отличный от первого, хотя и не лишенный с ним связей, бесцветный призрак нигилизма, который, в отличие от багрового, продержавшегося почти до конца XХ века, продолжает свои блуждания в новых формах.

Россия оказалась страной, где присутствие этих призраков проявилось больше всего, особенно присутствие первого, который, преже чем рассеяться, привел к неисчислимым жертвам и оставил пo себе катастрофические материальные и моральные разрушения. Но и призрак нигилизма тоже действовал вглубь, подготовив, между прочим, почвy для первого и пережив его. Это были явления вселенского масштаба, в первую очередь европейского, и для понимания их значения не только для русской культуры, их следует рассматривать на фоне цивилизации Старого света, так как Россия, обладая глубоким свое­образием, является его органической частью.

Говоря здесь о ниглизме, мы будем строить анализ его развития в микроисторическом плане русской интеллигенции, начиная с 60-х годов XIХ века, и одновременно в макроисторическом плане европейской культуры современности. А поскольку, как правило, русский нигилизм – это опыт, переживавшийся его представителями непосредственно, без характерной для нигилизма западноевропейского саморефлексии, то его корни лучше всего вскрываются через анализ, сделанный его наиболее проницательными критиками.

Очевидная предпосылка для оценки этого анализа — прямое знакомство с самими нигилистами и посвященными им историческими исследованиями.

Рождение нигилизма в России и самого термина «нигилизм» в том общественно-политическом и философско-этическом значении, в каком он утвердился с момента выхода в свет романа Тургенева Отцы и дети (1862 год), относится к поворотному периоду в истории и культуре России. Общие условия возникновения феномена российского нигилизма хорошо известны: политическая отсталость самодержавия относительно передовых западноевропейских стран; экономическая отсталость и связанный с этим характерный для феодализма «крестьянский вопрос», когда на более развитом Западе в центре внимания стоял уже типично капиталистический «рабочий вопрос»; идеологическая отсталость, проявлявшаяся в убежденности в духовном превосходстве Poccии перед Западом и в вере в ее особый путь развития, который позволит eй избежать трудностей, испытанных западными странами; социальная отсталость, в результате которой в это время создалась огромная масса разночинной молодежи, получившей образование в университетах и семинариях и нe имевшей доступа в структуры гражданского общества (так называемый мыслящий пролетариат), со всеми сопутствующими этому явлению проблемами, в том числе и психологического свойства.

Если все это составляло объективные предварительные условия для массовой культурно-политической радикализации, приток западных идей сыграл немаловажную роль катализатора феномена нигилизма, который, с другой стороны, усилил в сугубо русской манере нечто уже известное в западноевропейской реальности.

Остановимся на следующем описании нового для того времени социокультурного типа: «…из-за того, что разом рухнули религиозные и гражданские законы, дух человеческий полностью лишился благоразумного равновесия; он больше не знал, за что ухватиться, на чем остановиться, вследствие чего появились революционеры невиданного типа, которые доводили смелость до безумия, не останавливались ни перед какой новизной, не ведали внутренних препон и никогда не колебались ни перед каким бы то ни было замыслом. Не следует думать, что эти существа были мимолетным одноразовым созданием, обреченным на внезапное исчезновение: они образовали целую расу, которая размножилась и распространилась по всем частям цивилизованного мира, везде сохраняя одну и ту жe физиономию, одни и те же страсти, один и тот же характер». Автор этого описания продолжает свой анализ, объясняя, что эта новая каста накладывалась на реальное общество, взяв на себя политическую и интеллектуальную роль, противовес вполне определенному правительственно-чиновничьему сословию: «постепенно возводилось воображаемое общество, в котором все казалось простым и стройным, целесообразным, справедливым и разумным». Слова эти, казалось бы, вышедшие из-под пера авторов Вех, в применении к русской радикальной и нигилистической интеллигенции, на самом деле принадлежат Токвилю, так характеризовавшему новый тип европейского революционного интеллектуала, порожденного просветительским рационализмом и укрепленного духом якобинства, то есть явлениями культурно-политического порядка, по­действовавшими на новорожденную русскую интеллигенцию. Конечно, в России, в силу особенностей описанной выше исторической ситуации, этот новый социально-политический тип обрастал собственными национальными чертами, как в литературном персонаже, Базарове, так и в бесчисленном ряде реальных нигилистов, послуживших прототипами других литературных произведений, в частности, романов Достоевского.

Русский нигилизм возник как продолжение описанного Токвилем явления, как метаморфоза чего-то, что сложилось на европейском 3ападе и что, как это уже бывало и впредь будет случаться в других аналогичных случаях, заново откроется уже в интенсифицированных и экстремизированных формах в русской реальности в специфическом, cвойственном этой культуре, облике. С другой стороны, в западной культуре, в частности немецкой, феномен нигилизма, впервые проявившегося уже в ХVIII веке, нашел особый отзвук в философии Ницше – первого мыслителя, проанализировавшего суть нигилизма, причем не без серьезного влияния русской культуры и, главным oбрaзoм, Достоевского, по мысли конгениального немецкому философу.

Выше мы уже говорили, что будем рассматривать русский нигилизм не прямо, а через то, как он отобразился в зеркале его критиков. Особенно интересен в этом отношении Николай Страхов (не считая Достоевского, наиболее гениального, но и куда более сложного критика нигилизма, и поэтому требующего специфического анализа). Просвещенный консерватор и умеренный славянофил, Страхов занимает особое место в истории русской культуры своего времени: идейно и лично связанный с Достоевским и Толстым, Данилевским и Соловьевым, Леонтьевым и Розановым, в полемике с западниками он проявил значительную независимость суждений, и при всём своем антизападничестве он был тонким знатоком западноевропейской культуры и политической жизни своего времени. Кроме рецензии на Отцов и детей, в которой Страхов по-человечески симпатизирует Базарову, на тему нигилизма у него имеется ряд полемических статей шестидесятых годов, собранных в сборнике Из истории литературного нигилизма, а впоследствии над этим фундаментальным для русской и европейской культуры явлением он размышляет в трехтомнике Борьба с Западом.

Во входящем в борьбу с Западом очерке о Герцене он намечает этико-интеллектуальную траекторию Герцена, как он считает, диалектику нигилизма, отразившуюся в его духовном опыте: первоначальным переворотом в умственном развитии Герцена «было отречение от религии (. ..) от всех порядков старого мира и ожидание новой веси, возвещенной Европе немецкою философией и французским социализмом», а «второй переворот состоял в отречении и от этих новых верований, в признании того, что человечество потеряло всякую руководящую нить». В этом двойном отречении и состоял, по мнению Страхова, настоящий нигилизм Герцена или «по крайней мере его исходная точка». Результатом была «особая разновидность того странного и эксцентрического явления нашей литературы которое называется нигилизмом». Этот нигилизм, как «последовательное развитие нашего западничества», согласно Страхову «нужно считать прогрессом в нашем умственном движении», а в том, как он явился у Герцена, «глубоким и искренним усилием мысли». Этот нигилизм «есть страдание, отчаяние, ужас» и глубоко отличается от «фразёрства» caмодовольных нигилистов, «воображающих, что они владеют какою-то новою мудростью». По мнению Страхова, настоящий нигилизм означает «сомнение и мрак» и ничего общего не имеет с нигилизмом тех, кто мечтает «о пересоздании общества, о новых отношениях между людьми, о возможности скорого наступления золотого века». Герцен был редким по последовательности вольнодумцем, для которого «истина и свобода — единственные кумиры». Тем большую ценность приобретает в глазах Страхова убеждение Герцена, к которому он пришел к концу жизни, что Россия никогда не последует Европе в своем развитии, а пойдет собственным путем.

Страхов здесь теоретически обосновал своего рода позитивный нигилизм, родившийся как отрицание отрицания и ведущий в абсолютную пустоту, из которой можно выбраться посредством новой веры в будущую преображенную Россию, в противоположность негативному нигилизму, лелеющему абстрактные мечты о преобразовании всего мира. Такой славянофильской интерпретации Герцена, превращающей его в радикальнейшего отрицателя Запада, а до того бывшего радикальнейшим отрицателем России, я здесь не стану противопоставлять другую, которую я предложил в своей работе о Письмах старому товарищу и о столкновении Герцена с Нечаевым и Бакуниным. Показательно, что Страхов усматривает благородную разновидность нигилизма как в Герцене, так и в Базарове, чей нигилизм в романе Тургенева свидетельствовал о незаурядной душе, сломавшейся от встречи с двумя всемогущими иррациональными силами — любовью и смертью.

Но есть и другой нигилизм, проанализированный Страховым в Письмах о нигилизме, написанных тринадцать лет спустя после очерка о Герцене, в 1883 году, когда нигилизм вылился в терроризм, кульминировав в 1881 году в убийстве Александра II. Это был нигилизм негативный и активный, коллективный и организованный, крамольный и революционный, чья «дьявольская сила» требовала анализа и понимания. Страхову ясно, что проблема состоит не в индивидуальном поведении отдельных нигилистов, а в значении нигилизма как нового явления, не только русского, но и европейского, который он описывает в страстно-воодушевленных тонах: «нигилизм, это — грех трансцендентальный, это — грех нечеловеческой гордости, обуявший в наши дни умы людей, это — чудовищное извращение души, при котором злодеяние является добродетелью, кровопролитие – благодеянием, разрушение — лучшим залогом жизни. Человек вообразил, что он полный владыка своей судьбы, что ему нужно поправить всемирную историю, что следует преобразовать душу человеческую. Он, по гордости, пренебрегает и отвергает всякие другие цели, кроме этой высшей и самой существенной, и потому дошел до неслыханного цинизма в своих действиях, до кощунственного посягательства на все, перед чем благоговеют люди. Это – безумие соблазнительное и глубокое, потому что под видом доблести дает простор всем страстям человека, позволяет ему быть зверем и считать себя святым».

Далее Страхов высвечивает важнейший аспект негативного и активного нигилизма: аспект религиозный. Он пишет, что характерный для секулярного мира отказ от религии не может привести к отказу от религиозности. Наоборот, он приводит к псевдорелигии социальной справедливости, во имя которой допустимо любое преступление: «Но какая глубокая разница между настоящею религиею и тем суррогатом религии, который в различных формах все больше и больше овладевает теперь европейскими людьми!» Пустоту, оставшуюся на месте отринутых прежних ценностей, заполняет политика: «Нельзя вообще не видеть, что политическое честолюбие, служение общему благу заняло в нaшe время то место, которое осталось пустым в человеческих душах, когда из них исчезли религиозные стремления. Наш век есть по преимуществу век политический». Последствием этого является, в частности, то, что худшие стороны религиозности усваиваются как раз адептами новой политической псевдорелигиозности: инквизиция, как «ужасный примep «фанатического суеверия», возрождается «противниками всякого фанатизма и суеверия», которые оказываются «способны доходить до ужасов, равняющихся ужасам инквизиции», «загораясь новым, так сказать, обратным фанатизмом, обратным суеверием» . Страхов заключает: «нигилизм есть крайнее, самое последовательное выражение современной европейской образованности», выводя таким образом русский нигилизм за локально-национальные рамки, хотя по глубине анализа европейского нигилизма он значительно уступает Ницше.

Страхов предложил скорее не анализ, а феноменологию нигилизма, главным образом русского, различая в нем два типа и две фазы: благородный созерцательный нигилизм Базарова и Герцена и активный и пагубный нигилизм террористов, выявив общий для них момент: радикальное и тотальное отрицание, оборачивающееся утопическим по природе, догматическим и непререкаемым утверждением, обратнoй традиционной настоящей религии ложной религией, будь то вселенский миф идеального общества или миф исключительности милой сердцу славянофилов и народников воображаемой России. Достоевский пошел в своем анализе нигилизма дальше всех, выдвинув в своих романах типологию нигилизма: от созерцательного индивидуального нигилизма «подпольного человека», который в своем отрицании оказывается перед головокружительной поглощающей его пустотой, до экспериментального интеллектуального нигилизма Пpecтупления и наказания и Братьев Карамазовых и воинствующего крамольного нигилизма Бесов. Такова, по выражению Страхова, «дьявольская сила» этого нигилизма, что ни одному положительному идеалу не удается заклясть ее, и романы Достоевского остаются открыты для нескончаемого внутреннего диалога, каковы бы ни были позиции Автора.

Нигилизм в России будет подвергнут новому философскому анализу в Вехах, в особенности в статье Франка Этика нигилизма. Весь сборник — обличение этой «этики», свойственной русской радикальной интеллигенции, которую авторы этой острой книги впервые подвергли систематической критике, определяя поразившую русское общество болезнь, оказавшуюся неизлечимой, как показал кризис 1917 года.

Мы здесь остановимся только на центральных моментах очерка Франка. Он определяет нигилизм как «отрицание или непризнание абсолютных (объективных) ценностей» и утверждает, что «морализм русской интеллигенции есть лишь выражение и отражение ее нигилизма». Как объяснить это кажущееся противоречие, отмеченное eще Страховым, когда он выявил перетекание нигилизма в политику и революцию и установил его псевдорелигиозный xaрактер? Следует подчеркнуть что, в отличие от того, что по этому поводу думал Франк, эта проблема затрагивает, хотя и иначе, и западную, а не только «русскую интеллигенцию». Противоречие в том, что из нигилизма должен был бы логически вытекать аморализм в сфере практики. «Если бытие лишено всякого внутреннего смысла, если субъективные человеческие желания суть единственный разумный критерий для практической ориентировки человека в мире, то с какой стати должен признавать я какие-либо обязательности, и не будет моим законным правом простое эгоистическое наслаждение жизнью, бесхитростное и естественное carpe diem?» — пишет Франк. Но есть нигилизм и нигилизм: одна его форма, индивидуальная и пассивная, впервые представлена тургеневским Базаровым, другая, коллективистская и воинствующая, — российской радикальной интеллигенцией и ее западноевропейским аналогом.

Франк объясняет логическое противоречие «ангажированного», пользуясь современным языком, нигилизма психологической инверсией, в результате чего мораль, которая у тех, кто, не будучи нигилистами, признают «абсолютные (объективные) ценности», занимает подчиненное положение, становится основополагающей и заменяет ценностную пустоту. И поэтому мораль «абсолютизируется и кладется в основу всего практического мировоззрения». Согласно Франку, «это умонастроение, в котором мораль не только занимает главное место, но обладает безграничной и самодержавной властью над сознанием, лишенным веры в абсолютные ценности, можно назвать морализмом», и именно в этом «нигилистическом морализме» сущность «русского интеллигента». Следует сказать, что нигилистическая пустота может быть заполнена другими относительными ценностями вроде национального превосходства.

Не будем останавливаться на некоторых других весьма интересных моментах предложенного Франком анализа, например, на пассаже, где он говорит о «религии абсолютного осуществления народного счастья» — религии или псевдорелигии воинствующего народничества, сыгравшего «неизмеримо важную роль в общественной жизни последних десятилетий в форме революционного социализма». В другом месте Франк предвосхищает русскую, и не только, культурно-политическую ситуацию для большей части ХХ века: «Непризнание абсолютных и действительно общеобязательных ценностей, культ материальной пользы большинства обосновывают примат силы над правом, догмат о верховенстве классовой борьбы и «классового интереса пролетариата», что на практике тождественно с идолопоклонческим обоготворением интересов партии (…) отсюда чудовищная, морально недопустимая непоследовательность в отношении к террору правому и левому, к погромам черным и красным, и вообще не только отсутствие, но и принципиальное отрицание справедливого, объективного отношения к противнику».

Оставим Россию, где нигилизм стал преобладающей силой, и перейдем к Германии, где нигилизм стал предметом caмого глубокого философского анализа, принадлежащего Фридриху Ницше.

Ницше лапидарно определил, что сущность нигилизма в том, «что высшие ценности теряют ценность». Нигилизм — «отсутствие смысла», возникающее, когда непререкаемая сила традиционных ответов на вопрос «зачем?» жизни и бытия постепенно сходит на нет в долгом историческом процессе, кульминировавшим в характерной для современного человечества «бессмысленности”. Мы не будем прослеживать путь, на котором, согласно Ницше, происходила эта переоценка ценностей, начиная с Сократа и Платона и через христианство, вплоть до формулы «Бог умер», в которой сфокусирован нигилизм. Ницше приписывает возникновению нигилизма характер необходимости, ибо самые наши былые ценности находят в нем свое завершение. Так Ницше в наброске предисловия к «Воле к власти» описывает этот закономерный процесс всеобщей нигилизации: «Я описываю то, что грядет: пришествие нигилизма(…) Здесь я нe восхваляю и нe порицаю то, что это произойдет. Современный человек верит, исходя из опыта, то в ту, то в эту ценность, чтобы затем отбросить ee; круг устарелых и отброшенных ценностей расширяется все больше и больше; все чаще ощущается пустота и скудость ценностей; это движение неостановимо, хотя и прибегали к попыткам остановить его. В конце концов человек покушается на критику ценностей вообще; признает их происхождение; он знает достаточно, чтобы больше не верить ни в одну ценность: вот пафос, вот новый озноб… To, o чем я повествую, есть история будущих двух веков».

Ницше различает две формы, вернее, две стадии нигилизма: незавершенную и завершенную. Пeрвая стадия — это когда высшие традиционные ценности рассеиваются, но вместо них появляются другие, что свидетельствует о том, что еще есть вера в некую истину, например, в случае научного знания, как единственного подлинного знания, и в случае не теоретических, а связанных с действием вер вроде национализма или социализма. О завершенном нигилизме речь идет, когда уничтожаются все ценности, и традиционные, и их суррогаты, и поэтому «крайней формой нигилизма было бы утверждение, что любая вера, любое принимаемое за истину является необходимо ложным: ибо нет никакого истинного мира». Итог завершенного нигилизма, первым идеальным носителем которого объявляет себя Ницше, — идея «вечного возвращения», как высшее приятие бесконечно повторяющегося хаоса.

Русский нигилизм по форме или по стадии относится к незавершенному и является частью «европейского нигилизма», который Ницше предсказывал как судьбу 3апада, как «смерть христианского Бога», независимо от его конфессионального или национального выражения. Но есть еще один незавершенный нигилизм: немецкий, который развивался иначе, чем русский, но параллельно ему, однако пошел дальше русского, перейдя зыбкую границу, отделяющую его от завершенного. Можно понять природу этого национального нигилизма через анализ, проделанный Лео Штраусом, одним из крупнейших политических мыслителей нашего вpeмени, в лекции О немецком нигилизме, прочитанной в 1941 году в Америке и опубликованной только в 1999-м.

Штраус так формулирует начальные вопросы: «Что такое нигилизм? И в какой мере можно утверждать, что нигилизм есть явление специфически немецкое?» и уточняет: «Ответить на эти вопросы я нe в состоянии, могу лишь paзвить их», хотя последующее развитие темы представляет собой значительный вклад в дальнейшее исследование этой проблемы, которую сам Штраус считает «слишком сложной и слишком мало исследованной», чтобы еe можно было коротко исчерпать. Подойдя к заключению, мы не можем следовать Штраусу в его анализе и ограничимся тем, как он эту проблему поставил.

«Нигилизм мог бы значить: velle nihil , хотение ничего, разрушение всего, даже самих себя, и, следовательно, в сущности это воля к саморазрушению » — так Штpayc определяет вначале анализируемое явление. Переходя к «немецкому нигилизму», он утверждает, что “«абсолютный нигилизм» — не стремление к тотальному разрушению, в том числе и самих себя, a желание разрушить нечто специфическое: современную цивилизацию. Этот ограниченный, если можно так выразиться, нигилизм становится почти абсолютным только по этой причине: ибо отрицание современной цивилизации, HЕТ, не руководится и нe сопровождается никакой ясной концепцией». Мы не можем проследить штраусовский анализ немецкого нигилизма и его специфического “морализма», который от протеста «против современной цивилизации, против духа Запада и, в частности Запада англосаксонского”, приходит к «революции нигилизма», каковой был, по названию знаменитой книги Германна Раушнинга, националсоциализм.

Оставим еще более трудный вопрос отношениq между политической мыслью автора наиболее глубокого и оригинального после Ницше философского размышления o нигилизме – Мартина Хайдеггера — и нацистской революцией. Лео Штраус исторически возводит немецкий нигилизм к свойственному немецкой мысли отрицанию мира современности, к антизападничеству, родственному русскому, к противопоставлению либерально-капиталистической цивилизации, как она в основном утвердилась в англосаксонском и латинском мире. Этот анализ помогает понять два разных пути, по которым пошли в ХХ веке Германия и Россия, со сложным переходом от двух разных типов нигилизма к двум разным типам тотальной революции и революционного тоталитаризма.

Однако эти колоссальные проблемы выходят зa рамки задачи данной статьи, в которой мы хотели показать, как русский нигилизм, при всей его специфичности, является частью eвропейского, в свою очередь явления очень сложного, распадающегося изнутри не только на различные национальные формы, но разного по типологии и по стадиям развития.

В заключение можно сказать, что cегодня к рассмотренным выше формам нигилизма прибавилось два новых типа, определяемых нами как «массовый гедонистический нигилизм» и «религиозный террористический нигилизм»: первый свойственен западному миру, второй возник как антизападный в ином цивилизационном пространстве, a именно, исламском, вернее, в его радикальной части. Создалась новая историческая ситуация, которую здесь не место анализировать, и первые ростки которой проклюнулись полтора века назад в вызывавшем долгие споры литературном персонаже, Базарове, — выражении умеренного благородного нигилизма, делавшего этого молодого человека похожим, скорее, нa Гамлета или «лишнего человека», чем на первый симптом замышленного “нового человека» и той «дьявольской силы», которая вскорости неудержимо разгулялась именно в России. Призрак нигилизма начал тогда свои блуждания по Европе, и Ницше, возвестивший его приход, думал, что пишет историю ближайших двух столетий. Мы все еще находимся внутри этой истории, перед формами нигилизма, которых даже Ницше нe мог предусмотреть.

4. Нигилизм разрушения


Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Научный форум —> Первая десятка «Русского переплета» Темы дня:

Нас посетило 38 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

[AUTO] [KOI-8R] [WINDOWS] [DOS] [ISO-8859]



 

Современная русская мысль


Next: III.

Богословие Up: II. Ступени нигилистической Previous: 3. Витализм

Серафим Роуз

4. Нигилизм разрушения

Здесь, наконец, мы встречаемся с нигилизмом практически в «чистом виде», нигилизмом, чья ярость против творения и цивилизации не может быть удовлетворена до тех пор, пока не сведет их к абсолютному ничто. Нигилизм разрушения, как никакая другая форма нигилизма, характерен именно для нашего века. Разрушение существовало в довольно широком масштабе и прежде, и раньше были люди, «прославившиеся» разрушением, но никогда еще не возникало учения и продуманного замысла разрушения, никогда человеческий разум так себя не коверкал, ища оправдания этому явно сатанинскому делу и пытаясь даже создать программу его исполнения.

Даже у самых сдержанных нигилистов можно было заметить четкие следы проповеди разрушения. Так, реалист Базаров в романе И.С.Тургенева «Отцы и дети» заявлял, что в обществе нет ни одного института, который не следовало бы разрушить. Ниц-ше писал: «Кто хочет творить, должен сначала разрушить, сокрушить общепринятые ценности». Манифест футуристов, находившихся в одинаковой степени близости как с чистым нигилизмом, так и с витализмом, воспевал войну и «разрушающую руку анархиста». Большинство реалистов и виталистов не скрывали, что их целью является разрушение старого порядка и упразднение Абсолютной Истины.

Однако в чистом нигилизме то, что некогда было только прологом, становится самоцелью. Следующая фраза Ницше содержит основной принцип всякого нигилизма и оправдание прежде всего нигилизма разрушения: «Нет Истины, все дозволено» (Цитируется в Karl Jaspers, Nietzche and Christianity, Henry Regnery Company, 1961, (Gateway Edition), p.83.). Однако чрезвычайные последствия этой аксиомы были осознаны еще до Ницше. Макс Штирнер, с которым мы еще встретимся в следующей главе (Эта глава должна была быть об анархизме (см. в конце этой книги план труда «Царство Божие и царство человеческое») — ред.). объявил войну против всякого критерия и всякого принципа, противопоставляя свое «я» всему миру и победно смеясь над «гробом человечества», хотя пока еще он делал это только в теории. Сергей Нечаев осуществил эту теорию на практике, да столь успешно, что до сих пор он представляется неким мифом, если не демоном из глубин самого ада. Его жизнь была исполнена безграничной жестокости и безнравственности, проявляемыми для «пользы революции». Он послужил прототипом Петра Верховенского в «Бесах» Достоевского, романе, блестяще отразившем сознание крайнего нигилиста (книга полна представителей этого типа сознания), что кажется невероятным, что человек, его написавший, не испытал на себе дурмана нигилизма.

Михаил Бакунин, некоторое время находившийся под влиянием Нечаева, но затем увидевший, что последовательная практика нигилизма существенно отличается от его теоретического изложения, еще находясь под этим влиянием, написал «Катехизис революционера», леденящую душу апологию нечаевизма, где заявлял: «Наша цель — ужасное, полное, неумолимое и всеобщее разрушение». Такое мироощущение слишком типично для Бакунина, чтобы приписать его сиюминутному увлечению. Он закончил свою «Революцию в Германии», написанную еще до того, как родился Нечаев, следующим знаменитым призывом: «Возложим наше упование на вечный дух, разрушающий и уничтожающий, потому что он есть скрытый и вечно творящий источник всякой жизни. Страсть к разрушению есть страсть творческая!» Здесь витализм переплетается со стремлением к разрушению, но в конце концов побеждает последнее. Когда Бакунина спросили, что бы он сделал, если бы новый порядок его фантазий стал реальностью, он честно ответил: «Тогда я стал бы разрушать все, что создал» (Цитируется в E.H.Carr, Michael Bakunin, р.440).

Именно в духе Нечаева и «Катехизиса революционера» нигилистические убийцы — в ту пору их называли «анархистами», но у нас этот термин имеет несколько иное, более положительное, значение — с их «пропагандой действием» терроризировали правящие классы, да и не только их, в Европе, а особенно в России последней четверти XIX века. В том же духе Ленин, восхищавшийся Нечаевым, начал свое жестокое правление, этот первый в Европе удавшийся -опыт абсолютно беспринципной политики. Страсть к насилию, оторванная от революции, которая ее рационализировала, вовлекла Европу в 1914 году в первую из ее нигилистических войн и одновременно в другой области, в дадаистском искусстве, провозгласила: «Сметем все», «пусть не останется ничего, ничего, ничего». Однако только Гитлер со всей полнотой раскрыл природу и цели чистой «революции нигилизма», революции, сведенной к нигилистической альтернативе: Weltmacht oder Niedergang — мировое господство или тотальное разрушение; революции, чей лидер мог ликовать — даже еще не придя к власти -как ликовал бы Штирнер, говоря: «Нас можно уничтожить, но тогда мы унесем с собой целый мир — мир в огне» (Цитируется в Rauschning, op.cit., р.5).

Это, конечно, крайние проявления и их соответствующим образом и следует рассматривать: лишь немногие были способны на такой «чистый» нигилизм, и они не принадлежат к основному течению современной истории, но скорее — к ее побочным явлениям, — и подвергаются осуждению со стороны других, не столь крайних, нигилистов. Впрочем, их пример все равно представляется поучительным, и было бы ошибкой отказываться от него как от преувеличения или пародии. Далее мы убедимся, что разрушение является неотъемлемой частью программы нигилизма и наиболее четко выражает то преклонение перед Ничем, которое составляет основу нигилистического «богословия». Нигилизм разрушения — не преувеличение, но наиболее полное воплощение глубочайшей задачи всего нигилизма в целом. В нем нигилизм принимает самую ужасную, но самую истинную свою форму, в нем Ничто снимает с себя все маски и предстает во всей своей наготе.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский уподоблял душу человека глазу, который поражен грехом и не способен видеть духовное солнце (См. «Моя жизнь во Христе»; Jordanville, New York, Holy Trinity Monastery 1957, Vol. I, p. 178). Тем же образом можно воспользоваться, характеризуя развитие нигилистической болезни, которая есть ничто иное, как изощренная маска греха. Каждый православный знает.



Next: III.

Богословие Up: II. Ступени нигилистической Previous: 3. Витализм



Lipunov V.M.
Sat Jan 9 14:41:03 MSK 1999
Copyright (c) «Русский переплет»

Философско-социологический факультет ПГНИУ — РУССКИЙ И ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЙ ФИЛОСОФСКИЙ НИГИЛИЗМ: СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ

УДК 165.72(4-011+(470+571))

DOI: 10.17072/2078-7898/2015-2-40-47

РУССКИЙ И ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЙ ФИЛОСОФСКИЙ НИГИЛИЗМ: СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ

Нагой Фатима Нурдиновна
кандидат философских наук, доцент кафедры философии и социологии

Волгоградский филиал Российской академии народного хозяйства
и государственной службы при Президенте РФ,
400131, Волгоград, ул. Гагарина, 8;
e-mail: [email protected]

Феномен нигилизма последовательно отражается отечественной и западной культурой на протяжении двух столетий, что свидетельствует о динамизме и противоречивости исторических и культурных событий, подвижности границ мира, охваченного поиском выхода из кризисных состояний. Для человека западноевропейской культуры философский нигилизм реализует критическую функцию культуры, важным фактором историко-философского процесса выступает ситуация оборачивания веры в разум критическим отношением к его возможностям. Русский нигилизм отличает соединение критического отношения к наличному обществу и необходимости разработки и реализации программы радикальных реформ. Особый интерес и исследовательскую проблему статьи представляет решение задачи синхронизации, сближения и объединения русской и западной линии в осмыслении феномена нигилизма. В статье выявлены общие и особенные черты философского нигилизма в русле данных традиций. Русский нигилизм в отличие от западноевропейского не является выражением «усталости культуры», он представляет собой противоречивое выражение потребностей русской жизни, устремлен в будущее, обрисованное революционно настроенной мыслью. Разрушение старого в русском нигилизме непосредственно связано с поиском новой науки, нового искусства, нового человека, нового общества. Объединяющей силой в развитии двух традиций является понимание личности как ценности культуры и носителя культурных ценностей.

Ключевые слова: нигилизм, рационализм, иррационализм, пессимизм, индивидуализм, экзистенциализм, этический идеализм, система ценностей.

RUSSIAN AND WEST EUROPEAN PHILOSOPHICAL NIHILISM:


SIMILARITIES AND DIFFERENCES

Nagoy Fatima Nurdinovna
Ph.D., Associate Professor of Philosophy and Sociology Department

Volgograd branch of Russian Presidential Academy
of National Economy and Public Administration,
8, Gagarin str., Volgograd, 400131, Russia;
e-mail: [email protected]

The phenomenon of nihilism consistently reflected in domestic and western culture over the past two centuries, it testifies about dynamism and contradictions of historical and cultural events, about the mobility of borders of the world that engulfed the search out of the crisis. For a man of west European culture the philosophical nihilism implements critical function of culture, an important factor of historical and philosophy process is the issue of transformation faith into the mind of a critical attitude to its capabilities. Russian nihilism distinguishes the compound of a critical attitude to the existing society and the need to develop and implementing a program of radical reform. Of particular interest and the problem of the research in the article presents a solution to the problem of synchronization, convergence and unification of Russian and Western lines in understanding the phenomenon of nihilism.

The article reveals general and specific features of philosophical nihilism in line with these traditions. Russian nihilism in contrast to Western European nihilism is not the expression «culture fatigue», it is a contradictory expression of the needs of Russian life, looking to the future, described the revolutionary-minded thought. The destruction of the old in Russian nihilism is directly related to the search for a new science, new art, new man, a new society. The unifying force in the development of the two traditions is to understand the value of the person as a carrier of culture and cultural values.

Key words: nihilism, rationalism, irrationalism, pessimism, individualism, existentialism, ethical idealism, system of values.

Актуальность темы обусловлена наличием феномена нигилизма, который поступательно проявляется и отражается как культурой, так и общественным сознанием. В целом, нигилизм определяется через единство мировоззренческих и теоретических установок с необходимыми сопутствующими формами поведения людей, отраженными и вместе с тем обусловленными психологическими состояниями и мироощущением человека, отрицающего доминирующее представление об устройстве мира и общих правилах жизни в нем. Динамичная и нелинейная разработка этой темы идет начиная со второй половины XIX в.

Историко-теоретическим основанием начала обсуждения проблемы нигилизма в западной философии стала поляризация двух подходов. Для рационалиста Г. Гегеля логика представляла собой действительное соотношение между вещами, а его оппонент А. Шопенгауэр объяснил данный подход всего лишь привычками индивидуального человеческого мышления, сформулировал принцип индивидуализма, в рамках которого на месте логики оказалась психология [12]. Философский нигилизм для человека западноевропейской культуры с самого начала противостоит проявлению обществом «инстинкта смерти», а также реализует критическую функцию культуры, особенно проявляющую ее кризисы [4]. Результатом для философии стала ситуация, когда происходит оборачивание веры в разум критическим отношением к его возможностям. Можно сказать, что культура таким образом включила в себя критику — «иронизирование» человека над самим собой, когда смех выступает как инструмент или даже оружие такой критики, и произошло это приблизительно в одно время как в русской, так и в западноевропейской мысли.

Отношение самого известного западного нигилиста Ф. Ницше к феномену нигилизма было противоречивым, так же, как и его отношение к другим культурным феноменам — религии, науке, искусству [5]. Оно включало приветствие нигилизма как разрушения основ всякой веры и переоценки ценностей и, одновременно, выступление против психологической формы нигилизма как ослабления веры человека в себя. Иными словами, нигилизм как первый шаг такой переоценки необходим, но только отрицанием устаревших ценностей ограничиться нельзя, так как само по себе такого рода обесценивание способно обернуться цинизмом и пессимизмом. Следующий шаг — создание принципиально нового мироощущения, которое преодолевает пропасть между бытием и смыслом, позже речь пойдет о возвращении экзистенциальной тайны бытию, установлении нравственной неразрывности реального и идеального мира.

Таким образом, философский нигилизм обладает условным характером и требует преодоления, т.е. он представляет собой не результат, а средство выхода из ценностного кризиса европейской цивилизации. Ницше отказывает в однозначном доминировании рационалистическому аналитическому восприятию мира и концентрирует внимание на оформлении альтернативы как такого постижения мира, которое основано на целостном восприятии жизни как выражении воли, представляющей спонтанное духовное начало мира. Так выглядит преодоление нигилизма через восстановление цельности бытия, единства бытия и сознания, которые были утрачены в силу выбора рационального пути философией еще во времена Античности, забвения представления о человеке как природном интуитивном органическом существе через акцентирование человека познающего и противопоставленного природе в новоевропейском сознании. Как следствие, интеллект окончательно превращается в инструментальное средство для удобного рассмотрения мира, который в действительности лишен причинности, закономерности, последовательности. Ницшеанский нигилизм обладает условным характером и противостоит шопенгауэровскому пессимизму созидательным разрушением, принятием трагичности мира ради самоутверждения через повторение и возвращение к себе, выход за пределы биологической и социальной организации человека к духовным возможностям самого бытия.

Основоположник экзистенциализма М. Хайдеггер считает, что впервые понятие «нигилизм» как философское было введено Г. Якоби, который в письменном обращении к Фихте использовал термин «ничто» для обозначения того идеализма, которому противопоставляет свою позицию. Затем философ романтизма Ж. Поль нигилизмом назвал романтическую поэзию. Позже датский философ С. Кьеркегор обосновал положение о том, что эстетическая точка зрения есть позиция иронии и игры — выражение нигилизма, уровень первого шага в обретении экзистенции, шага непосредственного наивного человека, за которым может последовать этический и религиозный уровень выбора и решений [2]. Европейский (ницшеанский) нигилизм, по мнению М. Хайдеггера, шире понимания нигилизма через отрицание позитивизма, речь идет об историческом движении, в рамках которого «сверхчувственное» (божественное, святое) теряет приданную ему ценность. Нигилизм — событие, меняющее истину о сущем. Исчезновение прежних целей трактуется как освобождение и завершение, открывается критический образ истории [10].

В русской, прежде всего литературной, линии понятие «нигилизм» используется Н. Надеждиным в первой трети XIX в. Русский нигилизм в это время отличало соединение критического и даже разрушительного отношения к наличному обществу с потребностью и необходимостью разработки и воплощения радикальных общественных реформ. Следует отметить, что неожиданной стороной русского нигилизма выступил утилитаризм, так как считалось, что на смену абстрактному и предустановленному пониманию добра должно прийти учение о пользе, объявляющее критерием истины выгоду. Радикальные умонастроения стали одним из факторов разрушения эстетики «чистого» искусства, импульсом к становлению искусства как «сурового» суда над действительностью, отражения действительности как она есть, во всей полноте противоречий. Далее распространение нигилизма на науку и философию уже означало отрицание находящегося за пределами чувственного опыта и утверждение «невозможности метафизики».

Отметим, что сочинения Ницше получили известность в России только в последнее десятилетие XIX в. Задолго до этого сама русская философия уже сформировала те существенные особые черты, которые определили оригинальность как восприятия, так и переработки ницшеанских идей. Такой основой стали, в частности, многие из положений славянофилов А. Хомякова и И. Киреевского, направленные против отвлечённой системности рационализма западноевропейского мышления. Например, Киреевский противопоставил рационализму не ограниченное омертвляющим анализом цельное и «живое» познание, полагающее человеческую оценку явлений, прежде всего нравственно-эстетического характера. Далее он обличал кризис буржуазного (западноевропейского) сознания и общества, движущегося по пути меркантилизма. Позже усилиями А. Григорьева обновленное славянофильство вновь отвергает объяснительный рационализм и утверждает идею интуитивности и бессознательности творчества, органического единства и целостности мысли и жизни. Иными словами, введенное в обиход понятие «народных организмов» предвосхищает идеи и Н. Данилевского, и Ф. Ницше, и О. Шпенглера.

В свою очередь Н. Данилевский подводит черту обсуждению этого вопроса положением о том, что европейская цивилизация находится накануне неизбежного заката. Основные симптомы «болезни» — материализм, нигилизм, либерализм. Эти явления объявляются чуждыми по корням и даже вредными для естественного, органического развития. Кульминацией развития он считает славянскую цивилизацию — славяноцентризм, выступающий против доминирования европоцентризма. Его единомышленником выступил К. Леонтьев, отрицательно относившийся к современной ему Европе, обвинявший ее в поверхностности либерально-эгалитарного (уравнительного) прогресса, в то время как всякое уравнение (равенство) противоестественно, чуждо органическим законам мира, только в правовом поле идея равенства оправдывает свою положительную оценку. Заключительный этап в становлении общества Леонтьев обозначает как «вторичное смесительное упрощение», сущность которого образно представлена как ступень дряхлости человеческого организма. Причина социальной дряхлости общественного организма — утрата естественных начал разного рода неравенства (физического, социального, политического), смешение сословий, наций.

Это стало русским вариантом разведения идеи равенства и идеи справедливости с последующим акцентированием последней. По этому поводу Н. Данилевский приводит следующее сравнение: «Все различие между нашим нигилизмом и нигилизмом заграничным, западным заключается единственно в том, что там он самобытен, а у нас подражателен, и потому имеет некоторое оправдание, будучи одним из неизбежных результатов исторической жизни Европы, а наш висит на воздухе и… есть явление смешное, карикатурное» [1, с. 51].

Но нас интересует противоположное представление о содержании и судьбе нигилизма в России. Отметим, что в Германии нигилизм проявляет себя прежде всего в философии, а в России — в общественно-политической культуре с сильным идеологическим креном, в том числе в связи со слабой определенностью философской культуры. К числу русских нигилистов с течением времени начинают причислять даже просветителей, например, В. Белинского, Н. Добролюбова, Н. Чернышевского, Д. Писарева.

Нигилистические идеи Д. Писарева со временем становятся частью его концепции реализма. Идет формирование такого стиля мышления, который включает готовность и возможность пересмотра и отрицания освящённых временем и традицией понятий и оценок, а также тех социальных, нравственных и эстетических явлений, которые возникают на пути прогрессивного развития общества и личности, стремящейся к достижению цели. Нигилизм не является закрытой завершенной системой, он представляет собой принцип оценки со своей внутренней содержательной логикой. Контекст обозначен пониманием, что философия не система знаний, а философствование, подключающее нас к бытию, и мир в целом не столько рационален, сколько полон рационализаций.

Вместе с тем отношение Писарева к философии опиралось на отождествление философского знания с опытным научным знанием, с сохранением за философией социально-критической функции. Задачи публицистики, обращенной к думающей публике, у него звучат следующим образом: стереть предрассудки и выработать разумное миросозерцание, показать, что улетать мыслью в сферы фантазии преступно. Подчеркнем, что в рамках сформулированной цели объединены как задача отрицания (разбить предрассудки), так и задача построения (выработать миросозерцание).

В философии нигилизм начинается с отрицания незыблемой власти авторитетов. По поводу современных ему взглядов на творчество античных авторитетов Писарев пишет: «Исследователи, особенно немцы, проходя перед этими личностями, обезоруживают свою критику, скромно потупляют взоры и ограничиваются в отношении к ним ролью почтительного и аккуратного передатчика» [6, с. 31]. В то время как теория Платона — отрицание эмпирического права и утверждение приоритетности идеи, нивелирование личности и подчинение человека через превращение в винтик государственного механизма как единичности проявлению общего. Таким образом, с самого начала нигилизм в России выступал как закономерная составляющая развития русской философской мысли и социальной теории.

Обобщая сказанное, отметим, что русское наполнение понятия «нигилизм» подразумевает позицию, согласно которой следует признать в качестве «по-настоящему» существующего то сущее, которое дано в чувственном восприятии и, соответственно, представлено в нашем опыте. Как следствие, отрицается все то, что обосновано властью традиции или институтами власти. При сравнении с западноевропейским подходом обнаруживается размывание границ между объемами понятий «нигилизм» и «позитивизм», что объясняет присутствие среди представителей нигилизма мыслителей с различным и подчас противоположными мировоззренческими ориентирами. Более того, отрицательный тип человека (нигилиста) в русской литературе обозначил феномен оторванности интеллигенции от родных корней и соединение несогласия и отрицания со страданием в этом человеке.

Первым пересечением подходов и серьезным разбором философской концепции Ницше стала работа В.Преображенского, написанная в последнее десятилетие XIX в. Автор обращается к творчеству Ницше в поиске необходимого и реального пути преодоления мещанства и, одновременно, противостояния крепнущей социалистической социальной установке. Была дана достаточно глубокая критика моральных заповедей общества, в которых извращенно срослись христианский альтруизм и корпоративность, создавшие питательную почву для процветания утилитарного принципа полезности и счастья как отсутствия страдания.

В результате происходит обезличивание человека. Выход из регрессивного движения общества Преображенский, как и Ницше, видит в переоценке старых и провозглашении новых «скрижалей ценностей», возвышающих и облагораживающих человека. Главная заслуга немецкого философа — исторически первая западная постановка самой проблемы с позиции, находящейся над исторически преходящими нравственными оценками и воззрениями. Это позволило осуществить переход по ту сторону добра и зла, признать разнообразие морали, наличие «парадоксов» морали, включая несовпадение этического и практического, авторства правил нравственности, субъектов нравственного воспитания, иные вопросы, неразрешимые для теории морали. Такой взгляд на нравственность соотносит ее относительную и абсолютную природу, но с отказом от кантианской автономности морального закона. Уместно вспомнить положение Ницше о том, что у жизни нет иного смысла, кроме ее ценности и, соответственно, нравственно то, что поддерживает жизнь и безнравственно то, что ее прекращает. «Нравственность имеет только относительную ценность, а не абсолютную ценность. Относительная ценность нравственности измеряется упадком или взлетом жизни» [7].

Развернулась дискуссия, в рамках которой Н. Грот противопоставил «антихристианский» индивидуализм Ницше христианскому альтруизму Толстого, что еще раз обращает наше внимание на проблему соотношения гуманизма и гуманности, человеческого и человеколюбия, пассивного принципа «не вреди» и активного — «помогай». Сам автор выступил против концепции Ницше, защищающего «чистое» язычество и разрушающего нравственное миросозерцание христианина, и противопоставил ей позицию Толстого, утверждающего торжество христианских начал жизни. «Близость» этих очень разных мыслителей выражена в стремлении создать свободную личность и на этой основе новое общество и человечество. Но Грота интересует принципиальность их расхождения в выборе путей осуществления общего идеала. Пути эти с определенностью высказаны Ницше: «Чем больше зла, тем больше добра» (максимум зла, максимум добра), Толстой: «Чем меньше зла, тем больше добра» (минимум зла, максимум добра).

В связи с этим приведем три образа истории Ницше, образующие принцип историцизма против историзма: монументальная, антикварная и критическая. Человек — существо историческое. С другой стороны, положение Толстого «непротивление злу силою» отражает глубокое понимание того, что силою нельзя приумножить добро, нельзя сделать человека счастливым и свободным, следовательно, необходим поиск одной общей линии в мировой истории человеческой цивилизации без разрушительного плюрализма.

Только начиная с девяностых годов XIX в. идеи Ницше становятся одним из факторов движения эстетики декаданса (упадка), а также позицией для критики в русле очень разных идеалистических выступлений в философии и, прежде всего, в литературе. Так, Д. Мережковский, один из основателей «нового религиозного сознания», соотносит идеи Ницше с теми из течений русской философии, которые переосмысливают их в соответствии с идейными запросами русского идеализма.

Например, идею конца мира Мережковский считает значимой, так как она ставит человека и человечество на грань бытия и небытия, способствует осознанию конечности существования, так или иначе проявляет соотнесенность сущности и существования. Он показывает, что положения Ницше соответствуют и совмещаются с выводами, проистекающими «из глубин» русской жизни. «С двух разных, противоположных сторон подошли они к одной и той же бездне, дальше идти некуда, исторический путь пройден, дальше обрыв и бездна» (бездна заглядывает в нас) [3, с. 235] и приходит к выводу, что есть еще выход из этого кризиса рациональной и позитивной философии.

Таким выходом объявляется религия: когда кончается история, начинается религия, только она есть путь «созидающий», а не исторически обусловленный. Это интересная попытка использовать ницшеанский нигилизм для обоснования религии, более того, использовать, как это ни парадоксально, ницшеанскую критику религии в целом, его вывод о смерти Бога для оживления и усиления интереса к религии. И это в то время как Ницше «проклинает» христианство, заявляя, что оно, научив человека быть честным, ослабило тем самым природу.

Яркий представитель философии всеединства С. Франк описал в мемуарах историю своего знакомства с идеями Ницше. Основное впечатление от поэмы Ницше он обозначает как решение о внутреннем определении собственной судьбы. С. Франк определяет свою позицию как ситуацию «идеалиста-метафизика» — носителя духовного опыта, открывающего доступ (окно) к невидимой внутренней реальности бытия. Франк формулирует замысел — охарактеризовать подход Ницше как этический идеализм, и далее заключает, что учение Ницше: «нравственный кодекс жизни героя, впервые написанное евангелие для людей творчества и борьбы», «этика активного героизма», и даже «нравственный императив самопожертвования» [9, с. 46]. Заслуга Ницше — выработка новой этической системы на основе принципа любви к вещам и призракам.

Впервые выделенный и обозначенный вид нравственного чувства представлял собой одинаково удаленное как от эгоизма, так и от альтруизма, претендующее на большую ценность, чем человеколюбие чувство. Само понятие «любовь к призракам» было взято из положения Заратустры о том, что выше любви к ближнему любовь к дальнему и грядущему, а далее — любовь к вещам и призракам. В размышлении речь идет о любви к отвлеченным ценностям, которая преодолевается новым качеством чувства. В связи с этим приведем известное размышление Франка о природе зла как пустоте в душе человека, которой свойственно разрастание, иными словами, добро существует, а зло приходит. Речь идет о признании и принятии «моральных прав личности» как «священных и неотчуждаемых» прав человека, в то время как Ницше, протестуя против утилитаристского подхода, впадает в противоположную крайность и сближает «любовь к призракам» с эгоизмом.

В свою очередь Н. Тихомиров отмечает притягательность нигилистических идей Ницше для интеллигенции и поэтому связывает успех произведений М. Горького с ницшеанским характером героев его ранних рассказов. В целом, нигилизм Ницше оценивался в этом случае без учета конкретно-исторического контекста, прежде всего, ему придается характер бесполезного отрицания, в рамках которого ничего не разрешено, ничего не устранено, обнаруживается только безрезультатная постановка вопросов. Критика ведется с позиций абстрактного (отвлеченного) христианского гуманизма, вневременных вечных (общечеловеческих) ценностей, вместе с тем отметим те суждения, которые для нас представляют интерес. Как антитеза Ницше звучит Достоевский, который высказывает «смирение против гордыни» ради возрождения человека через силу христианской любви и понимание ограниченности сил человека. Речь идет о произрастании из ничтожества к величию.

Сложным и противоречивым было отношение к ницшеанскому нигилизму философа-идеалиста В. Соловьева, учение которого синтезирует высшие ценности — истину, добро и красоту во всеединое сущее на христианской основе. Это сущее выступает предметом философии в границах «мистического» объективного идеализма, который не совместим с ницшеанским отрицанием традиционной философии и традиционных ценностей религии и нравственности. Кроме того, находясь на позиции христианского гуманизма и высокой этической требовательности, мыслитель не мог принять апологию Силы и отрицание Добра. Соловьев не принял русское декадентство, выступил против культа индивидуализма, «сильной личности», против идеализации и признания конструктивности зла. Он с иронией пишет о «трепещущих» перед именем Заратустры.

Однако и Ницше, и Соловьев приходят к мысли о необходимости создать вместо традиционных умозрительных философских систем философию нового типа. Ею должна и может стать философия жизни, служащая не столько познанию мира, сколько выражению жизненной активности человека, цельного восприятия мира. Жизнь — понятие многоплановое, не поддающееся логическому определению, но именно она представляет собой нравственную ценность: будем мы о ней говорить в биологическом, космологическом или культурно-историческом смысле. Для Ницше основу жизни человека составляет органическое неравенство, «воля к власти», биологическая трактовка жизни как круга, вечного возвращения. Для Соловьева философия жизни — воплощение принципов христианства [8]. Ницше ищет социальный идеал в дохристианском варварском и раннем эллинском мире, стремясь оценить язычников, Соловьев же — в первом христианстве. Отвергая современную (буржуазную) цивилизацию, они оба искали ей альтернативу без учета реального процесса развития общества в мифологической или христианской иррациональности прошедших веков.

Значительной и близкой к западной форме отражением философского нигилизма стала позиция Л. Шестова — своеобразное русское ницшеанство до Ницше. Правомерность своего подхода он подкрепляет мыслью о том, что искусство не может быть ни выражением, ни объектом логического анализа, объяснение и понимание — разные формы обработки действительности. Задача искусства — выступать против регламентации, снять оковы с рвущегося к свободе человеческого ума, уничтожить «железную» необходимость. Отвергнув понимание искусства как отражения действительности, Шестов открывает в нем возможность собственных произвольных построений. Например, он представляет Достоевского как яркого выразителя тенденции, аналогичной ницшеанскому нигилизму. Позже Шестов займется отождествлением Достоевского и Кьеркегора, утверждая, что идеи и способы разыскания истины у них схожи. Шестов рассматривает творчество Достоевского как выражение и оформление персональных чувств и мыслей писателя. Он полностью отождествляет автора с его героями. Анархистская идея «подпольного» человека: «Свету ли провалиться, или мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться» — трактуется как авторская установка. Шестов видит в этом утверждение Достоевского о полной бессмысленности социального бытийствования вообще, хаотичности и в этом плане абсурдности жизни, надежд.

Вся прежняя философия, опиравшаяся на разум, оказывается бессильной перед ужасом и трагичностью жизни, зреет потребность в философии, осваивающей трагизм жизни и дающей возможность человеку повторить себя или самоутвердиться. Неограниченное сомнение — не что иное, как крах всех идеалов и ценностей. Смысл и философия трагедии Ницше и Достоевского состоит, вероятно, в том, что «надежда погибла навсегда, а жизнь есть». Жизнь и определяется как нечто бессмысленное по своей внутренней сущности, а если жизнь бесцельна, жестока и бессмысленна, то всякие планы ее переустройства в будущем столь же бессмысленны и иллюзорны. Таким образом, возвращается к жизни шопенгауэровское — мы живем в худшем из миров. Более того, такие планы порочны, ибо надежда на всеобщее счастье в будущем есть оправдание настоящего.

Описанный персонаж, отождествленный с Достоевским, приходит к отказу от всяких идеалов и надежд. Он считает идеи великого Сократа недоразумением, его призыв к самопознанию, веру в разум — бессмысленными. Позже, уже как защитник идей Кьеркегора, Шестов еще не раз обратится к Сократу, доказывая неприемлемость порождений разума, бессильного познать и изменить мир, использующего генерализирующий, обобщающий и, соответственно, упрощающий метод познания действительности. Мораль же неприемлема как форма оправдания науки в своей позитивной форме. Шестов критикует Канта за то, что тот освятил законы морали разумом, поставил веру в границы разума, установил неразрывную связь разума и чувства, настаивая на том, что наши чувства без мыслей слепы, а наши мысли без чувств — пусты. Наука имеет вечную союзницу — мораль, справиться следует сначала с моралью, а потом ограничить науку.

Человек может жить без моральных и научных ценностей, без центрированного мировоззрения, провозглашает философ. Он пишет о кризисе сознания интеллигенции, которая привыкла плакать над страданиями народа, взывая к справедливости, и требовать новых порядков, а теперь еще и разочаровалась в собственных идеалах. Принципиально новые установки — признание недостаточности науки и разума в силу сложности жизни, неустранимости в ней противоречий в перспективе — создают предпосылки признания нового типа реальности или «новой рациональности». Традиционная «определённость» должна быть отвергнута, потому что она создаёт иллюзию прочного знания. Более того, философия не должна объединяться с логикой, она есть искусство, выводящее человека в царство фантазии. Оптимизм, вера в разум и прогресс тождественны мещанским добродетелям и буржуазной добропорядочности. Истинное выражение свободы, по Шестову, — в алогизме, антисциентизме, иррационализме, в искажении всех привычных понятий и, наконец, в концепции теоретического нигилизма: пусть с ужасом отвернутся от нас будущие поколения, пусть история заклеймит наши имена как изменников общечеловеческому делу, — мы всё-таки будем слагать гимны уродству, разрушению, безобразию, хаосу, тьме… [11].

Таким образом, подводя итоги, подчеркнем, что русский нигилизм в отличие от западной линии — это не столько синоним неверия или «усталости культуры», ослабления веры человека в свои силы, а своеобразная переработка позитивизма, иррационализма, индивидуализма и социально-этического утопизма. Русский нигилизм — это противоречивое выражение потребностей жизни, которая спонтанна и вместе с тем целесообразна и устремлена в будущее, обрисованное революционно настроенной мыслью. Разрушение старого в русском нигилизме непосредственно связано с поиском новой науки и нового искусства, нового человека, нового общества.

Список литературы

  1. Данилевский Н.Я. Происхождение нашего нигилизма. URL: http://www.pereplet.ru/history/
    Author/Russ/D/Danilevskij/nihilism.html (дата обращения: 01.03.2015).
  2. КьеркегорС. Страх и трепет. М.: Республика, 1993. 383с.
  3. МережковскийД.С. Толстой и Достоевский. URL: http://az.lib.ru/m/merezhkowskij_d_s/text_
    1902_tolstoy_i_dostoevsky.shtml (дата обращения: 01.03.2015).
  4. НагойФ.Н. Онтологические и гносеологические модели философии истории: от прошлого к будущему // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2013. Вып.3(15). С. 66–73.
  5. НицшеФ. Антихристианин // Сумерки богов. М.: Политиздат, 1989. С.17–94.
  6. ПисаревД.И. Идеализм Платона. URL: http://iph.ras.ru/elib/Pisarev_Idealism_Platona.html (дата обращения: 01.03.2015).
  7. ПреображенскийВ.П. Фридрих Ницше: критика морали альтруизма. URL: http://www.nietzsche.ru/look/century/preobragen/ (дата обращения: 01.03.2015).
  8. СоловьевВ.С. Оправдание добра. Нравственная философия // СоловьевВ.С. Сочинения: в 2т. Т.1 М.: Мысль, 1988. С.47–
  9. Франк С.Л. Ф. Ницше и этика «любви к дальнему» // ФранкС.Л. Сочинения. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 6–64.
  10. Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Проблема человека в современной западной философии. М.: Просвещение, 1988. С. 261–313.
  11. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления // Шестов Л. Сочинения: в 2т. Т. 2. Томск: Водолей, 1996. С. 3–178.
  12. Шопенгауэр А. Афоризмы житейской мудрости. М.: Прогресс, 1990. 101 с.

Получено 09.03.2015

References

  1. Danilevsky N.Ya. Proishozhdenie nashego nigilizma [Our nihilism’s origin]. Available at: http://www.pereplet.ru/history/Author/Russ/D/Danilevskij/nihilism.html. (Accessed 01.03.2015). (In Russian).
  2. Kierkegaard
  3. Merezhkovsky D.S. Tolstoy i Dostoevsky [Tolstoy i Dostoevsky]. Available at: http://az.lib.ru/m/merezhkowskij_d_s/text_1902_tolstoy_i_dostoevsky.shtml (Accessed 01.03.2015). (In Russian).
  4. Nagoy F.N. [Ontological and gnoseological models of the philosophy of history: from the past to the future]. Vestnik Permskogo universiteta. Seriya «Filosofiya. Psihologiya. Sotsiologiya» [Perm University Herald. Series “Philosophy. P]. 2013, iss. 3(15),66–73. (In Russian).
  5. Nietzsche F. [The Antichrist]. Sumerki bogov [Twilight of the Gods]. Moscow, Politizdat Publ., 1989, pp. 17–94. (In Russian).
  6. Pisarev D.I. Idealism Platona [Plato’s idealism]. Available at: http://iph.ras.ru/elib/Pisarev_Idealism_Platona.html (Accessed 01.03.2015). (In Russian).
  7. Preobrazhensky V.P. Fridrih Nittsshe: kritika morali al’truizma [http://www.nietzsche.ru/look/century/preobragen/. (Accessed 01.03.2015). (In Russian).
  8. Solov’ev V.S. [Approval of good. Moral philosophy]. Solov’ev V.S. Sochineniya: v 2 t. T. 1. [Oeuvre in 2 vol. Vol. 1]. Moscow, Mysl’ Publ., 1988, pp. 47–580. (In Russian).
  9. Frank S.L. []. Frank S.L. Sochineniya [Oeuvre]. Moscow, Moscow State University Publ., 1990, pp. 6–64. (In Russian).
  10. Heidegger M. [European nihilism]. Problema cheloveka v sovremennoj zapadnoj filosofii [Problem of a man in modern western philosophy]. Moscow, Prosveschenie, 1988, pp. 261–313. (In Russian).
  11. Shestov L. [Apotheosis of groundlessness. Experience of antidogmatic thinking]. Shestov L. Sochineniya: v 2 t. T. 2 [Oeuvre in 2 vol. Vol. 2]. Tomsk, Vodolej Publ., 1996, pp. 3–178. (In Russian).
  12. Schopenhauer

The date of the manuscript receipt 09.03.2015

Просьба ссылаться на эту статью в русскоязычных источниках следующим образом:

НагойФ.Н. Русский и западноевропейский философский нигилизм: сходства и различия // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2015. Вып. 2(22). С. 40–47.
doi: 10.17072/2078-7898/2015-2-40-47

Please cite this article in English as:

Nagoy F.N. Russian and west european philosophical nihilism: similarities and differences // Perm University Herald. Series «Philosophy. Psychology. Sociology». 2015. Iss. 2(22). P. 40–47.
doi: 10.17072/2078-7898/2015-2-40-47

Русский нигилизм — Википедия Wiki Русский 2022

Русский нигилизм — это умонастроение поколения шестидесятников, сформировавшееся в России на рубеже 1850-х и 1860-х годов[1]. Tип шестидесятника-нигилистa был изобpaжен Typгeневым в oбpaзe Базapoвa в романе «Отцы и дети» (1862). Собственно идеологом нигилизма был Писарев (отрицавший это понятие, заменявший его понятием «реализм»), а также Чернышевский и Добролюбов. В 1862 году по России прокатилась волна поджогов (Петербург и города Поволжья), в организации которых обвиняли «нигилистов» (студентов русского и польского происхождения). Своего рода рупором нигилизма стал журнал «Русское слово», закрытый в 1866 году после покушения Каракозова на царя. В дальнейшем нигилизм повлиял на народничество (c 1870-х) и большевизм (через Чернышевского). К восьмидесятым годам слово «нигилист» существовало в языке лишь в виде своего рода ругательства[2], хотя так продолжали называть себя некоторые народники (см. «Нигилистка» Софьи Ковалевской, 1884).

Основные черты

Отличительными чертами нигилизма были атеизм, материализм, увлеченность европейскими естественно-научными достижениями (позитивизм), вера в возможность познания мира силами человеческого разума, утилитаризм в отношении к природе и чувствам, отрицание существующего общественного строя и стремление его разрушить, вера в будущее народа и критика его пассивности, темноты, невежества, демократизм, вера в возможности человека, активная позиция, стремление переделать жизнь. Нигилизм вырос на почве западничества, однако он был далек от восхищения чьей-либо духовной культурой (антиэстетизм). Все высшие проявления человеческого духа нигилисты называли предрассудками и хламом (идеи близкие к кинизму). Н. Бердяев в этом отношении противопоставляет Герцена («идеалистов 40-х») и нигилистов. Отмечается, что большинство нигилистов были разночинцами. По многим аспектам нигилисты были сторонниками революционной демократии, однако их отличал гипертрофированный эгоизм, эпатаж и крайний индивидуализм, препятствующий всякой организованной деятельности[3].

В литературе

Роман Тургенева «Отцы и дети» и, в частности, нигилизм главного героя вызвали широкую полемику в обществе[4].

В 1860—1870-х годах появился антинигилистический роман, в котором освободительное движение отождествлялось с нигилизмом[5]. К антинигилистическим относят романы «Взбаламученное море» (1863) А. Ф. Писемского, «Обойдённые» (1863), «Некуда» (1864) и «На ножах» (1870—1871) Н. С. Лескова, «Марево» (1864) В. П. Клюшникова, «Панургово стадо» (1869), «Две силы» (1874) и «Кровавый пуф» (1875) В. В. Крестовского, «Современная идиллия» (1865), «Бродящие силы» и «Поветрие» (оба — 1867) В. П. Авенариуса, «Марина из Алого рога» (1873) Б. М. Маркевича, «Скрежет зубовный» (1878) В. Г. Авсеенко, «Вне колеи» (1882) К.Ф. Орловского (Головина), отчасти «Бесы» и «Идиот» Ф. М. Достоевского и «Обрыв» И. А. Гончарова[6][5].

Тип русского нигилиста попал в английскую литературу: русские нигилисты стали персонажами произведений О. Уайлда (пьеса «Вера, или Нигилисты», рассказ «Преступление лорда Артура Сэвила»), А. К. Дойла (рассказы «Ночь среди нигилистов» и «Пенсне в золотой оправе»), Дж. Конрада (романы «Тайный агент» и «На взгляд Запада»), С. Моэма (роман «Рождественские каникулы»), Дж. М. Кутзее (роман «Осень в Петербурге»), Т. Стоппарда (драматическая трилогия «Берег утопии»)[7].

Примечания

Литература

  • Батюто А. И. Антинигилистический роман // История русской литературы: В 4 томах. — Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1982. — Т. 3. Расцвет реализма. — С. 279—314. — 876 с.
  • Визгин В. П., Пустарнаков В. Φ., Соловьев Э. Ю. Нигилизм // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
  • Ефимов, А. С. Русский антинигилистический роман 1860-1870 гг. и «готический сюжет» / Антон Сергеевич Ефимов // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – 2019. – № 12. – С. 18-22.
  • Кузнецов Ф. Ф. Нигилисты? Д. И. Писарев и журнал «Русское слово». 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Художественная литература, 1983. — 598 с.
  • Примечания // И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем: В 30 томах. Сочинения в 12 томах. — М.: Наука, 1981. — Т. 7. Отцы и дети. Повести и рассказы. Дым. — С. 409—558. — 559 с.
  • Терёхин, Валерий. «Против течений»: типология антинигилистического романа [3-е изд.] // Терёхин, В.Л. Утаённые русские писатели: монографии, статьи. — М.: Знак, 2009. — С. 3-114; ISBN 978-5-87789-055-8
  • Тюнькин К. И. Антинигилистический роман // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М. : Советская энциклопедия, 1962. — Т. 1. Аарне — Гаврилов. — С. 241—242.
  • Ушакова О. М. Русский нигилист как герой английской литературы // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. — 2016. — № 1. — С. 106—117.

Ссылки

Нигилизм как явление русской жизни и русское понятие по данным словарей 19-н.20 веков.

УДК 413.211

М. Н. Марченко (Брянск, Россия)

Нигилизм как явление русской жизни и русское понятие по данным словарей 19-н.20 веков.

В статье рассматривается история употребления в русских лексикографических изданиях слов «нигилизм, нигилист», появившихся в русском языке, прежде всего в результате осмысления образа Базарова из романа И.С.Тургенева «Отцы и дети».

Середина XIX века для России стала периодом тяжелых социальных потрясений. В это время на арену общественной борьбы выходят «новые люди» — разночинцы — со своими требованиями и новообразованиями, которые начали теснить дворян и их уклад жизни.

Именно столкновение этих двух сторон и прослеживает И. С. Тургенев в своем романе «Отцы и дети», который был опубликован в 1862 году. Он сразу же привлек внимание широких общественных масс и до сих пор продолжает вызывать огромный интерес читателей как остротой поставленных в нем вопросов, так и своими художественными достоинствами. В этом произведении Тургеневу удалось поднять глубокие политические, философские и эстетические проблемы, запечатлеть реальные жизненные конфликты, раскрыть суть идейной борьбы между основными общественными силами в России конца 50-начала 60-ых годов XIX столетия.

Образ главного героя романа Евгения Васильевича Базарова потряс воображение всей читающей публики. В русской литературе был впервые изображен разночинец-демократ — человек огромной силы воли и твердых убеждений. Аркадий Кирсанов, считавший себя его учеником, называет Базарова нигилистом. Да и Базаров не отрицает этого. Для людей того времени и того класса, куда попал Евгений Базаров это слово было сродни ругательству и звучало для них как-то варварски и дико.

Само слово нигилизм существует давно. «В средние века было еретическое учение нигилизм, преданное анафеме папой Александром III в 1179 году. Учение нигилизм … отвергало человеческое естество Христа.

В западной философской мысли термин нигилизм ввёл немецкий писатель и философ Ф. Г. Якоби. Это понятие использовали многие философы, … и чаще всего они понимали этот термин как осознание иллюзорности и несостоятельности христианской идеи надмирного Бога и идеи прогресса, которую считали версией религиозной веры». [1;97]

В русской же литературе слово нигилизм впервые употреблено Н.И.Надеждиным в статье «Сонмище нигилистов», опубликованной в «Вестнике Европы» в значении отрицателей и скептиков. В 1858 году вышла книга казанского профессора В. Берви: «Психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни». В ней тоже употребляется слово нигилизм, как синоним скептицизма. Критик и публицист Н. А. Добролюбов, осмеяв книгу Берви, подхватил это слово. Но оно не стало популярным до тех пор, пока И. С. Тургенев в романе «Отцы и дети» не назвал нигилистом Базарова. Его герой сразу превратился в обобщенный образ русского нигилиста, а автора записали в изобретателя самого понятия. Огромное впечатление, произведенное этим романом, сделало крылатым и термин нигилист. Никто, однако, из людей 60-ых годов официально его не принял. Писарев, который в ряде статей признавал в Базарове воплощение идеалов и взглядов нового поколения, называл себя «мыслящим реалистом». [1;97]

Таким образом, во второй половине XIX века нигилистами в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить существовавший в стране государственный и общественный строй, отрицали религию, проповедовали материализм и атеизм, а также не признавали господствовавшие нормы морали. В частности, так называли революционеров-народников. Слово имело явную негативную коннотацию. Нигилисты изображались как лохматые, нечёсаные, грязные мужчины и утратившие всякую женственность женщины.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что нигилист – это отрицатель, разрушитель, и в своем отрицании он не останавливается ни перед чем.

В романе встречается и авторское определение этого понятия, так Аркадий Кирсанов объясняет своему отцу и дяде, что «нигилист — это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип». [2;21] Павел Петрович, ярый противник нового течения, высказал мнение, что нигилист — это человек, «который ничего не уважает». [2;21]

История лексикографического отражения слова нигилизм представлена в «Идеологически-оценочном словаре русского языка ХIХ-начала ХХ веков» А.Л.Голованевского. [3;63] По данным этого словаря, впервые это понятие зафиксировал «Полный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка», изданный Е.П.Печаткиным в 1861 году, где дается следующее определение: «учение скептиков, не допускающих существования чего бы то ни было». [3; 63] Интересно то, что сам роман «Отцы и дети» на русском языке появился в 1862 году, то есть «Словарь 1861 года» учел историю употребления этого понятия в предшествующий появлению романа Тургенева период. «Словарь русского литературного языка» (БАС) связывает первую фиксацию слова нигилизм со словарем В.И.Даля, первое издание которого вышло позднее, чем у словаря Е.П.Печаткина.[4; 1283]

Позже в словаре И.Ф.Бурдона разных годов издания дефиниция нигилизм употребляет со значением, данным «Словарем 1861 года». [3;63]

В словаре В.И.Даля нигилизм — это «безобразное и безнравственное учение, отвергающее все, чего нельзя ощупать». [5;544] Здесь явно видна негативная оценочность слова, которая отражает и общественное отношение к данному течению. В словаре Ф. Толя слово нигилизм сохраняет отрицательную коннотацию, но трактуется уже больше как термин в смысле «материализма, необдуманного поборничества прогресса, хвастливого либеральничества,отрицания современной действительности». [6;1002]

К концу 1870-х годов слово нигилизм почти исчезло из русской полемической литературы, но стало употребляться в западноевропейской литературе как обозначение русского революционного движения. Его приняли и некоторые русские эмигранты, писавшие на иностранных языках о русском революционном движении. Так в 1884 году была издана повесть Софьи Ковалевской «Нигилистка».

В начале ХХ века данное понятие трактуется как «всякое отрицание исторических основ современной жизни»[7; 564] или «направление русской мысли конца 50-60-х годов, отрицающее религию, критикующее патриархальные условия семейной жизни и подчиненное положение женщины». [8;189] Примечательно, что на базе этого слова возникают новые термины, отраженные в третьем издании словаря В.И.Даля под редакцией И.А.Бодуэна де Куртенэ, например, «теоретический, научный нигилизм – отрицание всего, непризнавание авторитетов и принципов» и «практический нигилизм – разрушение существующего порядка, стремление к перевороту» [9;1412]. Мы видим, что с ходом времени развивается и само понятие, меняется специфика его трактовки, которая становится более научной и терминологической.

А.Н.Чудинова в редакции «Словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка» 1910 года говорит, что нигилизм – это «полемический термин для обозначения крайностей и уродливостей русского революционного движения». [3, 63] Таким образом, мы видим, что термин нигилизм в начале ХХ века в основном употребляется для обозначения исторических событий, происходивших в 60-ые годы XIX века. Это подтверждает и одна из дефиниций, данных в «Словаре современного русского языка»: «направление в среде русских разночинцев-шестидесятников, резко отрицательно относившихся к буржуазно-дворянским обычаям и традициям, к крепостнической идеологии». [4, 1284]

В словаре А.Л.Голованевского отмечается, что дефиниция нигилист впервые зафиксирована в первой редакции (1894 год) «Словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка» А.Н.Чудинова [3;63], а БАС относит первую фиксацию лексемы нигилист к 1898 году в «Объяснительном словаре иностранных слов» А.Д.Михельсона. [4;1283]

Как видим, явление нигилизма, по-видимому, было более распространенным, чем представление о конкретных личностях, исповедующих данное учение.

В настоящее время на семантической базе понятия нигилизм более широко распространен термин «правовой нигилизм», то есть неуважение к праву. «Он отражает широко распространенный феномен в правовой жизни российского общества. Его структурообразующим компонентом является идея, отрицающая социальные установки и несущая значительную идеологическую нагрузку, обусловленную не только тенденциями общественного развития и соответствующими ценностями, но и рядом психогенных факторов».[10;108]

Литература:

  1. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах. Т.21. — СПб: Семеновская Типолитография (И.А. Ефрона), 1890—1907. — 500 с.

  2. Тургенев И.С. Отцы и дети. (Роман для ст. школьного возраста)/ И.С.Тургенев. – Калининград: К-ое книжное изд-во, 1984. – 221с.

  3. Голованевский А.Л. Идеологически-оценочный словарь русского языка XIX – начала XX вв. / А.Л. Голованевский. – Брянск: Изд-во Брян. гос. пед. ун-та, 1995.-169 с.

  4. (Большой академический словарь)- Словарь современного русского литературного языка в 17 томах. Т.7/ Под ред. В.И.Чернышева — М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1948-1965. — 1610 с.

  5. Даль В.И. Толковый словарь в 4 томах. Т.2 – М.:, Издание книгопродавца-типографа М. О. Вольфа, 1955. – 779 с.

  6. Настольный словарь для справок по всем отраслям знания в 3 томах. Т 2/ Под ред. Ф.Толля и В.Р.Зотова. – Спб.: Ф. Толль, 1863-1864. – 1132 с.

  7. Словарь научных терминов, иностранных слов и выражений, вошедших в русский язык/ Под ред.В.В.Битнера. – Спб.: Вестник знания, 1905. — 951 с.

  8. Словарь политических, социально-экономических и некоторых других слов/ сост. Ачадов. – М., 1906.

  9. Даль В.И. Толковый словарь русского языка. В 4 томах. Т.2. 3-е изд./Под ред. И.А.Бодуэна де Куртенэ. – Спб.: Издательство товарищества М. О. Вольф, 1903-1909. — 1017 с.

  10. Гуляихин В. Н. Психосоциальные формы правового нигилизма человека // Вопросы права и политики. 2012. № 3. С. 108-148

  11. Тургенев И.С. Полн. СОБР. Соч. и писем: в 28-ми т. М.-Л.:Наука, 1960-1968.т.15, 245 с.

Сведения об авторе: Марченко Марина Николаевна, студентка 1 курса магистратуры филологического факультета, направление: «Филология» Брянского государственного университета имени академика И.Г.Петровского

Научный руководитель: Голованевский Аркадий Леонидович, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского

современный нигилизм, проблема языка etc.

На Библионочи с участием эксперта ЦСР Антона Цветова и начинающего автора Ольги Брейнингер состоялся интересный разговор, который вышел на серьезные вопросы, дав пищу для размышлений на тему «Отцы и дети в экспертной среде». «Глобальные русские», занимаясь технократическим проектом «глобализации смыслов», чуждых или малопонятных основной массе россиян, оказались в общемировом тренде.

«Глобальным русским», как и всему их поколению, рано или поздно будет принадлежать страна. И этой его части может грозить опасность потерять страну на уровне языка, а значит, и потерять её политически, закрыв себе возможности участвовать в формировании ее будущего облика.

Преодоление любых претензий на исключительность в мировых делах могло бы стать перспективным коллективным проектом нового поколения политиков всех стран, включая Россию, в рамках формирования нашего общего будущего.


На Библионочи с участием эксперта ЦСР Антона Цветова и начинающего автора Ольги Брейнингер состоялся интересный разговор, который вышел на серьезные вопросы, дав пищу для размышлений на тему «Отцы и дети в экспертной среде».

Так, участники дискуссии, относящие себя к «глобальным русским» (global Russians), говорили о происходящем — вследствие глобализации — синтезе русского и английского языков. Этот сегмент российской молодежи (условно до 35 лет) — не исключительно российское явление. По терминологии британца Дэвида Гудхарта (в его книге «Дорога куда-то») они относятся к глобальной космополитичной элите, слабо укоренённой в своих странах и имеющей сходные жизненный опыт, род занятий и достаток, интересы и ценности.

В этом состоит один из элементов нашей общности с Западом, где кризис доверия к элитам ярко проявился в Brexit, избрании Д. Трампа и в целом в нарастании феномена «популизма». Одной из предпосылок здесь явилось то, что элиты — в рамках пресловутой политкорректности — перестали говорить с электоратом на одном языке. Политкорректность превратилась в оруэлловский новояз, призванный контролировать общественные дебаты, табуировать те или иные темы и подавлять свободу слова. В итоге мы имеем системный кризис западного общества, включая его институты, политический процесс и демократию как таковую. Н. Фарадж и Д. Трамп показали, что их главное преимущество — способность говорить на одном языке с соотечественниками и по темам, которые реально их волнуют.

Этот опыт весьма востребован в нынешних условиях в России. Понятно, что «глобальным русским», как и всему их поколению, рано или поздно будет принадлежать страна. И этой его части может грозить опасность потерять страну на уровне языка, а значит, и потерять её политически, закрыв себе возможности участвовать в формировании ее будущего облика.

Уместен пример ряда других стран, где вестернизированные / глобализированные элиты потеряли контроль над ситуацией в собственных странах. Речь идет прежде всего о Турции, где светский режим, опиравшийся на военных со времён Ататюрка, а затем и поддержку НАТО, уступил место Партии справедливости и развития, исповедующей идеологию «братьев-мусульман». В Египте этим же элитам пришлось смириться с военным правлением как единственной альтернативой режиму всё тех же «Братьев-мусульман». По большому счету, речь идёт о куда более глобальной проблеме неспособности такого рода элит повести за собой всю страну.

Другой вопрос, напрямую связанный с нашим собственным историческим опытом, — это ни на чём не основанная уверенность либеральных элит в том, что они на стороне истории и прогресса и это гарантирует им успех чуть ли не автоматически. Так было в 1917 году. То же произошло и в 1990-е годы, когда всё кончилось тем, что Б. Березовский и М. Ходорковский (как об этом свидетельствует П. Авен в своей книге «Время Березовского») решили поделить Россию между собой.

Глобализация легко может быть прикрыта, урезана и подвергнута «управлению» в той или иной форме Вашингтоном, что следует из философии Д. Трампа. Сто лет назад куда более высокий уровень глобализации закончился катастрофой Первой мировой войны. Сейчас вопрос так не стоит, но очевидна тяга части западных элит решать проблемы развития в рамках своих отдельно взятых стран.

Волна глобализации, вновь схлынув, обнажит культурно-национальное «дно» государств и исторических регионов, прежде всего в Евро-Атлантике. Это будет сопровождаться уходом в национальные языки, притом что английский будет сохранять своё техническое значение. Действительно, такие слова, как background, narrative, credentials и др., трудно поддаются переводу, но их надо переводить, чтобы быть понятыми за пределами своего круга общения. В скобках можно заметить, что странным образом оправдались подозрения, что приём России в ВТО был верным предвестником распада международной многосторонней торговой системы, как в своё время создание «Группы восьми» — прологом упадка «семёрки», ставшей одной из фракций в «Группе двадцати» с участием России, Китая и других ведущих государств мира.

Тезис об автоматизме на деле ведёт к бездействию, прежде всего в политической жизни, и обрекает на поражение в борьбе за будущее страны. В этой связи сохраняют своё значение статьи, опубликованные в 1909 году в знаменитом сборнике «Вехи». Авторы призывали тогдашнюю интеллигенцию, прежде всего революционеров-наследников тургеневских нигилистов, поработать над собой, в том числе в части своего творческого самосознания, прежде чем ввергать страну в череду непредсказуемых потрясений (кстати, хороший вопрос: почему нигилизм не прижился на Западе?). В современных условиях речь идёт о попытке начать с нуля, то есть после распада Советского Союза, и при этом полностью игнорировать общемировой контекст и исторический опыт самой Европы, где налицо тенденция к ресуверенизации (начиная с Brexit и кончая Австрией), в авангарде которой усилиями парадоксального тандема Кремля и западных элит оказалась Россия. Есть опыт других, который у нас перед глазами. Его надо видеть и анализировать, чтобы не повторять чужие ошибки.

Но главное, пожалуй, в том, что молодое поколение экспертов не в состоянии и не считает нужным вести аргументированные дебаты по внешнеполитической проблематике, каждый раз впадая в общие рассуждения о пользе нормативности, рациональности, открытости и опасностях «третьего пути». Ведь именно культуры аргументированных дискуссий столь не хватает в нашей политической жизни, и в этом молодежь, занимающаяся международной проблематикой, могла бы показать пример. К тому же чтобы участвовать на равных в глобальном дискурсе и быть убедительными, надо шире читать, по крайней мере тех интеллектуально честных и болеющих за будущее своих стран западных политологов, которые являются носителями исторического сознания и пытаются анализировать нынешнее состояние мира и общества (Г. Киссинджер, Зб. Бжезинский, Э. Басевич, Дж. Стиглиц, Р. Хаас и многие другие), и не только западных.

В целом получается, что легче бороться с коррупцией, хотя кто-то справедливо заметил, что хуже коррупции может быть только борьба с коррупцией. Но ключевая проблема здесь в том, что тема коррупции не может быть основой полноценной, устремлённой в будущее политической платформы. Даже большевики понимали, что создание партии — долгосрочный проект, требующий комплексной позитивной программы. Вопреки критике «Вех» им удалось взять власть и модернизировать Россию, но какой ценой! Справедливости ради надо сказать, что в пользу такого варианта развития событий в России указывал императив предотвращения куда более опасной (и далеко не плодотворной: как-никак «социализация» западной экономики произошла в ответ на «вызов Советского Союза») внутризападной биполярности, что случилось бы, попади Россия в орбиту германской политики вследствие поражения в войне или подавления революции Германией.

Любопытный пример глобалистского мышления даёт Глеб Павловский в своей статье в последнем сдвоенном номере по Украине (март–июнь 2018 г.) журнала «Россия в глобальной политике». Он считает (как сторонники сохранения Великобритании в Евросоюзе надеются пережить/пересидеть евроскептическое старшее поколение), что поколение Z, появившееся на свет в этом тысячелетии, в 2030 г. придёт к власти на Украине и легко разделается с наследием предшествующих поколений, имея в виду, надо полагать, национал-олигархический режим. Однако последний может настолько закрепиться, включая подготовку себе молодой смены, что избавиться от него «Украине стартапов» (заселяющей европейскими смыслами «пустое пространство» так и не состоявшейся страны) будет совсем непросто. Другое дело, что раньше могут сработать совсем другие факторы, включая общую усталость подавляющего большинства украинцев от собственной элиты. Поможет ли им в этом Европа — вот вопрос!

Связывая свою травму не с распадом СССР, который они не застали, а с терактами 11 сентября 2001 года в США, «глобальные русские» изымают себя из основного потока российской жизни. Подобным же образом Крым политически уничтожил внесистемную оппозицию, которая реагировала на это событие не по его достоинствам, а исходя из своего отношения к российской власти. Прозвучавший на недавней сходке внесистемщиков в Вильнюсе тезис о «принуждении россиян к демократии» сильно напоминает «Устранить народ!» из «Бесов». Сюда следует добавить плохо скрываемый расчёт на внешнее давление, включая санкционное: зачем тогда вообще заниматься систематической политической работой?

Таким образом, «глобальные русские», занимаясь технократическим проектом «глобализации смыслов», чуждых или малопонятных основной массе россиян, оказались в общемировом тренде. Не будем забывать, что язык является носителем фундаментальных смыслов национальной культуры, её генотипа. Да и в целом, судя по собственному опыту, сказал бы, что, к примеру, трудно было бы обменять Луи Армстронга, «Битлз», Патрицию Каас и других кумиров моего поколения на сериалы, снятые «Марвелом» по комиксам. Не стоит проходить мимо и того обстоятельства, что молодёжь активна в самих западных странах, и эта активность разнонаправлена. К примеру, именно молодёжь поддержала лидера лейбористов Дж. Корбина и деятеля Демпартии США Б. Сандерса: тут почему-то никакого конфликта поколений (обоим за 70), а просто общее понимание неприемлемости консервируемого элитами статус-кво.

В своей схоластичной критике внешней политики Кремля «глобальные русские» забывают, что Россия не находится в вакууме и должна реагировать на внешние события и вызовы, в том числе в силу своего статуса постоянного члена СБ ООН и в соответствии с требованиями, предъявляемыми к стране с такой историей, как наша. В порядке аналогии: бывший зам. мининдел Великобритании и высокопоставленный функционер Европейской комиссии Р. Купер в своей книге «Breaking of Nations» (2003 г.) приводит историю о том, как решался вопрос о сохранении ядерного статуса Великобритании на переговорах между Г. Макмилланом и Дж. Кеннеди в Нассау в декабре 1962 г. Тогда США переходили на стратегическую систему АПЛ «Поларис» и начали испытывать сомнения по поводу того, нуждается ли Лондон в собственных независимых (с американской помощью) ядерных силах. Аргументируя свою позицию, британский премьер ссылался не на угрозу со стороны Советского Союза и необходимость вовлечения Германии в ядерное планирование НАТО, а именно на историю, включая «сопротивление нацистской Германии в 1940 г.» Главный аргумент, по свидетельству Макджорджа Банди (на которого ссылается Р. Купер), звучал так: «Отказаться (от независимых сил ядерного сдерживания) означало бы, что Британия не является страной, которая прошла через свою предшествующую историю». При этом он пригрозил своей отставкой и тем, что Лондон уйдёт в нечто похожее на полуизоляцию в рамках западного альянса. Вывод автора: «идентичность важнее интересов (если их формулировать исключительно рационально)».

Навязывание нам Западом конфронтации заставляет вспомнить эпизод, описанный то ли у Светония, то ли у Тацита. Молодой человек из хорошей семьи приходит к умудрённому опытом патрицию за советом, как ему поправить свои личные дела. Ознакомившись с его проблемами, тот сказал, что они могут быть решены только через гражданскую войну, т.е. никак не в рамках сложившегося порядка. То же, надо полагать, относится к проблемам Запада, заставшим элиты врасплох, да еще после длительного периода эйфории по поводу «победы в холодной войне» и «конца истории». И послевоенный миропорядок с центральной ролью ООН оказался им тесен.

Тут обширное поле для конкретной работы специалистов разного профиля в целях поиска реалистичных развязок и компромиссов, составляющих «хлеб» дипломатии. Для этого молодежь не должна быть «чистым листом бумаги», надо не отрицать, а преодолевать (overcome) доставшееся наследие, что требует интеллектуальной глубины, знания истории и экономики, основательного междисциплинарного подхода. Даже на Западе, где элиты сейчас упорствуют в своем отрицании реальности (live in denial), в свое время не отрицали, а преодолевали христианство — через Реформацию, правда, с выходом на свой вариант исключительности (в случае с Америкой — Manifest Destiny). Преодоление любых претензий на исключительность в мировых делах как раз и могло бы стать перспективным коллективным проектом нового поколения политиков всех стран, включая Россию, в рамках формирования нашего общего будущего.

1. Robert Cooper. The Breaking of Nations. Order and Chaos in the Twenty-First Century. Atlantic Books. London. 2003. p.127-129.


Нигилизм, русский язык — Философская энциклопедия Рутледжа

DOI

10.4324 / 9780415249126-E072-1

DOI: 10.4324 / 9780415249126-E072-1
Версия: v1, опубликовано в Интернете: 1998
Получено 22 ноября 2021 г. с https://www.rep.routledge.com/articles/thematic/nihilism-russian/v-1


Краткое содержание статьи

Термин «нигилист», хотя он впервые был использован в русском языке еще в 1829 году, приобрел свое нынешнее значение только в романе Тургенева «Отцы и дети» (1862), где он применяется к центральному персонажу, Базарову.После этого нигилизм быстро стал предметом полемических дискуссий в журнальной прессе и в литературных произведениях. Нигилисты были поколением молодых радикальных интеллектуалов, не принадлежащих к дворянскому сословию, которые исповедовали радикальный материализм, позитивизм и сциентизм. Главными теоретиками русского нигилизма были Николай Чернышевский и Дмитрий Писарев, хотя их авторитет и влияние выходили далеко за рамки теории. Нигилизм был широким социальным и культурным движением, а также доктриной.

Русский нигилизм отрицал не нормативное значение мира или общий смысл человеческого существования, а скорее определенный социальный, политический и эстетический строй. Несмотря на свое название, русские нигилисты действительно придерживались убеждений — прежде всего в самих себе и в силу своей доктрины, способной вызвать социальные изменения. Однако расплывчатость их позитивных программ отличает нигилистов от последовавших за ними революционных социалистов. Русский нигилизм, пожалуй, лучше всего рассматривать как интеллектуальный пул периода 1855–1866 гг., Из которого возникли более поздние радикальные движения; в нем был потенциал как якобинства, так и анархизма.

Цитирование статьи:
Ловелл, Стивен. Нигилизм, Русский, 1998, DOI: 10.4324 / 9780415249126-E072-1. Энциклопедия философии Рутледжа, Тейлор и Фрэнсис, https://www.rep.routledge.com/articles/thematic/nihilism-russian/v-1.
Авторские права © 1998-2021 Routledge.

Нигилизм и нигилисты | Encyclopedia.com

Нигилизм был тенденцией мысли среди русской интеллигенции примерно в 1850-х и 1860-х годах; «нигилисты» — ярлык, который широко применялся к радикалам в интеллигенции с 1860-х по 1880-е годы.

Хотя термин интеллигенция получил широкое распространение только в 1860-х годах, число образованных молодых россиян, принадлежащих к высшему или среднему классу, росло за несколько десятилетий до этого времени и под влиянием новейших западных философских взглядов. и социальных теорий, русская интеллигенция включала представителей со все более радикальными идеями в каждое новое поколение после 1840-х годов. Термин «нигилизм» был впервые популяризирован писателем Иваном Тургеневым в 1862 году (хотя он использовался в России и за рубежом за несколько десятилетий до этого) для характеристики мятежной и весьма нетрадиционной молодежи, появившейся в России к концу 1850-е гг.Нигилисты отвергли идеализм и относительный оптимизм героев предыдущего поколения русской интеллигенции, которыми руководили эссеист Александр Герцен и литературный критик Виссарион Белинский. Нигилизм с его «критическим реализмом» придавал интеллектуальную респектабельность восстанию против устоявшихся ценностей и условностей приличного общества, защищавшего институты семьи, дворянства, церкви и государства. Многие из молодых нигилистов принадлежали к растущему числу разночинцев, или людей различных слоев общества, таких как сыновья и дочери священников, низшие чиновники и другие слои ниже аристократии.

Одним из образцов для нигилистов был Дмитрий Писарев, литературный критик, который подверг критике самые известные в мире произведения искусства и литературы и занял крайнюю позицию в пользу натуралистического реализма и научного утилитарианства. Самым известным прототипом нигилиста был персонаж Базарова в романе Тургенева « отцов и сыновей » ( Отси и дети ), отвергавший все общепринятые ценности и нормы. Этот роман вызвал бурю споров, поскольку в нем изображен раскол между идеалистическими русскими либералами предыдущего поколения и явно аморальными нигилистами молодого поколения.В то время как ведущие деятели предыдущего поколения, поддерживающие либеральные принципы и социалистические идеалы, надеялись на постепенное реформирование общества и улучшение морального сознания людей, нигилисты призывали к революционным изменениям с полным разрушением устоявшихся институтов. Часто говорят, что рост нигилизма в интеллигенции отражал слабость социальных корней и привязанность к традициям прошлого у многих молодых представителей интеллигенции.Сам Тургенев продолжал симпатизировать постепенным реформам, но Писарев приветствовал ярлык нигилиста как форму похвалы.

Нигилисты щеголяли своей нестандартностью и якобы твердолобым реализмом. Как описывает Адам Ярмолинский в книге Road to Revolution: A Century of Russian Radicalism (1962), «консерваторам, напуганным угрожающими последствиями новой свободы, нигилизм ассоциировался с атеизмом, свободной любовью, мятежами, оскорблением всякой приличия и принятым подходом. вера со стороны мужчин и, как часто, «эмансипированной» женщины, не имеющей отношения к женщине.«И все же термин« нигилизм »с самого начала использовался неправильно. Хотя нигилистов часто описывали как людей, которые больше ни во что не верили, на самом деле они верили в свои собственные идеи со страстью и даже с фанатической силой. Нигилисты верили в это». эмансипация личности «или появление независимых, критически мыслящих индивидов, чье мировоззрение заменило сентиментальный идеализм научной строгостью и реализмом, было средством проложить путь к новому обществу, поскольку это было возможно только для исключительного меньшинства. достичь просветления.На нигилистов повлияли теории, пришедшие из Западной Европы, в том числе немецкая философия и французская социалистическая мысль, но больше всего на них произвели впечатление новые открытия и теории в области естественных наук, так что они фактически поклонялись науке, которую они рассматривали как руководство людьми нового типа, которые возвестили бы начало нового общества.

На смену нигилизму вскоре пришел популизм среди радикальной интеллигенции. Различие между нигилизмом и популизмом размывается во многих отчетах, как это действительно было в трудах многих наблюдателей с 1860-х по 1880-е годы, которые называли Николая Чернышевского, великого героя народников, нигилистом.В действительности, хотя народники находились под сильным влиянием нигилистов, между двумя школами мысли были резкие различия. В то время как нигилисты прославляли меньшинство якобы блестящих, смелых и нестандартных интеллектуалов и презирали непросвещенное большинство общества, народники идеализировали русских крестьян как морально превосходящих их и теоретически стремились учиться у крестьян, которые для Новое поколение радикалов составило народ и человек.Хотя народники соглашались с необходимостью революционных изменений, они считали, что крестьянская община может стать основой уникальной русской формы социализма. У нигилистов никогда не было последовательной программы политических изменений. Это может частично объяснить, почему на смену им пришли популисты, хотя в популистской стратегии трансформации были свои собственные пробелы.

См. Также: базаров владимир александрович; интеллигенция; писарев дмитрий иванович; популизм; тургенев, иван сергеевич

библиография

Келли, Эйлин М.(1998). На другой берег: русские мыслители между необходимостью и случаем. Нью-Хейвен, Коннектикут: Издательство Йельского университета.

Томпкинс, Стюарт Рамзи. (1957). Российская интеллигенция: создатели революционного государства. Норман: Университет Оклахомы Press.

Вентури, Франко. (1960). Корни революции: история народнических и социалистических движений в России девятнадцатого века, тр. Фрэнсис Хаскелл. Нью-Йорк: Вайденфельд и Николсон.

Альфред Б.Evans Jr.

Современное нигилистское движение — Создано Мэтью Уолшем — В категории: Избранные, Журнальные статьи, Мэтью Уолш, Мнение — С метками: ACA, здравоохранение, неоконсерваторы, неоконсерваторы, нигилизм, Обама, революция, россия, Трамп — Parkman Post

В 1860-х годах в России возникло контркультурное движение. В ответ на авторитарное подавление индивидуальных свобод российские нигилисты стремились к социальным изменениям и свержению автократического режима. Они отвергли почти все политические и социальные институты России в пользу эмпирических, научных истин.Напоминающее Просвещение, нигилистическое движение презирало клерикальную власть и распространило свое неприятие духовных институтов на непоколебимый материалистический агностицизм. Форма анархизма нигилистов коренится в стремлении мыслителей к социальным изменениям, бесстрашном неприятии истеблишмента и глубоких размышлениях.

Все известные революции были связаны с некоторой степенью нигилизма: французские революционеры стремились полностью реструктурировать французский политический и социальный порядок, а антиклерикализм французской революции предвещает подобное неприятие церкви в российском нигилистическом движении.Для американских революционеров революционный нигилизм был просто средством обретения независимости: американское общество после революции сохранило некоторые характеристики британского общества, особенно церковь. Даже кубинская революция, которая привела к установлению деспотического правительства, опиралась на нигилистические желания Гевары и Кастро. Поэтому в большинстве случаев нигилизм — это просто средство для достижения цели. Его роль в революции зависит от цели революции: в случае Франции нигилизм сохранялся на каждом этапе революции.На Кубе нигилизм служил исключительно способом свергнуть Фульхенсио Батиста. Уникальность русского нигилистического движения заключается в его философских, а не революционных корнях. В отличие от трех вышеупомянутых революций, нигилизм был системой интеллектуальной мысли в России 19 века, и он стал воинствующим только во время русской революции 1917 года.

Материализованный нигилизм:

Отголоски нигилизма в Америке 21 века проявились перед выборами 2016 года, вопреки тому, что большинство предполагало.Избрание Барака Обамы и вызванный этим обструкционизм Республиканской партии, особенно в отношении Закона о доступном медицинском обслуживании, дали Америке первый запах нигилизма. Республиканская оппозиция ACA не предложила альтернативы. В этом не было необходимости. Все, что им нужно было сделать, это использовать систему сдержек и противовесов.

Яростный отказ Республиканской партии от Закона о доступном медицинском обслуживании был формой государственного нигилизма. Он не был основан ни на стремлении к революции или реформе; это был нигилизм из ничего.Если перенестись к выборам 2016 года и беспрецедентной победе Дональда Трампа, республиканцы получили шанс материализовать свой нигилизм. Несмотря на восьмилетнюю борьбу между республиканцами и Законом о доступном медицинском обслуживании (и предположительные знания, которые республиканцы должны были иметь в отношении законодательства в области здравоохранения), Республиканская партия потерпела массовый провал в своих усилиях по отмене и замене Obamacare. Результатом нигилизма республиканцев стал провал, потому что в их отрицании Obamacare им не хватало содержания.В отличие от четырех вышеупомянутых революций, в которых нигилизм использовался как инструмент для реализации новой политики, республиканцы использовали его только для противодействия демократам. Они выступали за законопроект о здравоохранении с меньшим упором на вмешательство государства, но редко заявляли об этом желании отменить Закон о доступном медицинском обслуживании. Способность Республиканской партии воспрепятствовать Obamacare показала, что американская система сдержек и противовесов допускает нигилизм. Однако провал республиканцев в законопроекте о здравоохранении продемонстрировал, что нигилизм — лишь временный инструмент для перемен.Без осязаемого решения бездумный отказ от оппозиции никогда не сработает.

Неотъемлемой чертой русского нигилизма были его связи с более глубокой идеологией. Хотя слово «нигилизм», от латинского слова «ни за что», nihil , подразумевает идеологию отречения, русские нигилисты были анархистами с благородными целями. Их стремление к более эгалитарному обществу требовало отказа от институтов, поддерживающих социальное неравенство и подавление индивидуального мышления.Благодаря этому они разработали философию. С другой стороны, нигилистические действия республиканцев проистекали скорее из партийных (и потенциально расовых) различий, чем из идеологических различий. Их не репрессировали. Они просто хотели помешать президенту. Сам Барак Обама признал, что он рассмотрел бы разработанный республиканцами законопроект о здравоохранении, если бы он был лучше, но ни один республиканец не ответил на его призыв. Отказ республиканцев сотрудничать с президентом, который заявил, что он открыт для двухпартийного сотрудничества, показывает, что их нигилизм был поверхностным.Это было основано на конкуренции, а не на консервативных ценностях.

Нигилизм во внешней политике США:

Концепция американской исключительности после Второй мировой войны породила нигилистическую, неоконсервативную внешнюю политику, которая определила последние шестьдесят лет участия Америки в международных делах. Паранойя, которая стала характерной для «Красной паники», включала отголоски нигилистических настроений: консервативные деятели, такие как Джо Маккарти и Барри Голдуотер, считали коммунизм злой, посягающей идеологией, которую следует победить вмешательством Америки.В свою очередь, этот пандемический страх перед коммунизмом оправдал войну во Вьетнаме, войну с единственной целью — ослабить влияние коммунизма в Восточной Азии. Обеспечение, по крайней мере, части поддержки населением войны во Вьетнаме показало, что нигилизм в элитных рядах правительства может распространяться и на простых людей.

Неоконсервативный нигилизм опасен и является источником пренебрежения к Соединенным Штатам в мире. Он предполагает, что западные принципы плюрализма применимы во всех странах, независимо от их истории.Он игнорирует неудачи Соединенных Штатов в использовании военной мускулатуры. И, наконец, это ухудшает отношения Соединенных Штатов с остальным миром, вызывая нежелание всего мира сотрудничать с Америкой.

Самыми разительными различиями между русскими нигилистами и неоконсервативными нигилистами были причины и цели: нигилизм русской революции коренится в экзистенциальных, социальных, политических и философских вопросах. Своей философией они стремились создать общество, которое ценило свободу, равенство и разум выше устаревших авторитарных догм.Будучи интеллектуалами, русские нигилисты обосновывали свои убеждения моральными и экзистенциальными аргументами. Их распространение нигилизма на материализм и агностицизм показывает глубоко интеллектуальные корни русского нигилистического движения. Напротив, неоконсервативным нигилистам не хватает интеллектуальной мысли и рассудительности русских философов. Неоконсервативный нигилизм не имеет отношения к идеологии; напротив, это поверхностная миссия без благородных намерений. Отсутствие намерений в американском нигилизме приводит к неэффективной и деструктивной внешней политике: в отличие от русских философов неоконсервативные нигилисты уделяют минимальное внимание восстановлению мира наций, в которое они вмешиваются.В результате раздоры продолжаются. Символические взрывы с целью ослабления тиранического режима становятся бесполезными, когда режим свергнут и заменить его нечем. Если Америка по-прежнему будет выбирать бездумное вмешательство, а не продуманную дипломатию, глобальные конфликты никогда не будут разрешены. Вмешательство может быть оправдано, но его нужно тщательно выполнять.

Нигилизм в Трампе:

Феномен Трампа стал последним воплощением нигилистических настроений. Дональд Трамп потворствовал разочарованию своих избирателей в связи со статус-кво и их пренебрежением к политической элите.Способность Трампа подняться в овальный кабинет без конкретных политических планов или приличия опытного политика раскрыла нигилистические желания его избирателей. Вслед за растущей националистической тенденцией в западном мире популистский нигилизм победил политическую элиту в Соединенных Штатах. В отличие от Франции рейтинг одобрения бывшего президента не был крайне низким. Фактически, безработица, уровень преступности в городах и нелегальная иммиграция снижались во время президентства Обамы, вопреки предвыборным заявлениям Дональда Трампа.В начале кампании Трампа он разъяснил свою близость к националистической, протекционистской политике и свое презрение к экономической глобализации. Его сторонники поддержали это сообщение.

Число рабочих мест в угольной и обрабатывающей промышленности продолжает сокращаться, к большому огорчению сторонников Трампа. Безапелляционная атака Трампа на политику, сдерживающую рост добычи угля и производства, дала понять его сторонникам, что он понимает их тяжелое положение. Для обездоленных утешение, которое они искали в Трампе, аналогично российскому нигилистическому движению: оба были связаны с разочарованием в политической элите и преследовали цель демонтировать истеблишмент.Несмотря на их сходство, разница между нигилизмом Трампа и нигилизмом русской революции интеллектуальная. Как и в случае с неоконсервативной политикой, в обещаниях Дональда Трампа мало смысла, а его идеология не имеет основы в интеллектуальной мысли или опыте. Русские нигилисты пользовались доверием, потому что были натренированными мыслителями с любопытным умом. Как и в случае с неоконсервативной политикой, в обещаниях Дональда Трампа мало смысла, его идеология не опирается на интеллектуальную мысль или опыт.В отличие от них, русские нигилисты пользовались доверием, потому что были натренированными мыслителями с любопытным умом. Трамповскому нигилизму не хватает видения, необходимого для эффективного управления.

Хотя большая часть избирателей Трампа попадает в категорию «бесправных», избиратели Трампа разнообразны, по крайней мере, в социально-экономическом отношении. Не все, кто голосовал за Трампа, испытывали финансовые трудности. Некоторые были консерваторами, которые боялись Клинтона. Некоторые из них были альтернативными правителями, которые рассматривали Трампа как воплощение своих желаний белого национализма.Некоторые просто хотели перемен. Однако кампания Трампа явно была направлена ​​на то, чтобы обратиться к бесправным рабочим через нигилистические обещания в надежде, что они примут те же нигилистические убеждения и проигнорируют его вопиющую некомпетентность.

Дональд Трамп провалился в первые несколько месяцев своего правления. Его воинственность не исчезла, равно как и его склонность к войнам в Твиттере. Он продолжал унижать средства массовой информации и обвинять их в клевете, и он изо всех сил пытался принять закон.В то время как проблемы Трампа в первые четыре месяца могут продемонстрировать результат материализованного американского нигилизма, социальные революции и восстания показали, что нигилизм может быть эффективным инструментом при правильном использовании. Благодаря феномену Трампа мы узнали, что неоспоримо наличие законного разочарования в отношении элиты, а риторика политической элиты усугубила это разочарование. Следовательно, многие упускают из виду отсутствие у президента доверия, квалификации и знаний.Чтобы облегчить разочарование рабочего класса Америки, нигилизм в стиле Трампа — не выход. Вместо этого кандидаты в президенты 2020 года должны найти способ включить прагматические политические предложения с учетом пожеланий тех синих воротничков, которые подавляющим большинством поддержали Трампа.

Рекомендуемое изображение: http://etc.usf.edu/clipart/23800/23849/nihilist_23849.htm

Нигилистическое движение | Бейкер-стрит вики

Убийство царя Александра II нигилистами, 1881

Нигилистское движение было революционным анархистским движением, действовавшим в России в середине 19 века.Он возник в начале правления царя Александра II как реакция на консерватизм российского общества и самодержавие его правительства. Нигилисты отвергали все формы традиционной власти и избегали традиционных социальных норм. Они считали, что общество должно быть организовано с научной точки зрения; кроме того, они отвергали такие понятия, как искусство и красота, и были известны своей небрежной одеждой.

Движение, в основном состоящее из разочаровавшихся студентов университетов, изначально было академическим, но вскоре начало выступать за насильственное свержение существующей социальной иерархии.Различные группы нигилистов безуспешно пытались разжечь крестьянские восстания, что вызвало резкую реакцию со стороны российского правительства. Война нигилистов против царского правительства переросла в череду взрывов и убийств правительственных чиновников. В их числе несколько покушений на самого царя, несмотря на его многочисленные либеральные реформы. Попытки завершились успешной атакой в ​​1881 году, когда Александр был убит бомбой, брошенной в его экипаж.

Это событие ознаменовало конец движения нигилистов как основной силы в российской политике.Сын Александра, сменивший его на посту Александра III, немедленно положил конец либеральным реформам своего отца и начал еще более жесткое преследование нигилистов. Всестороннее наблюдение со стороны тайной полиции вскоре раскрыло и ликвидировало большинство основных групп, а последовавшие за этим массовые аресты и казни навсегда устранили угрозу, которую они представляли для правительства России.

Появления в Canon

«Приключение золотого пенсне»

Шерлок Холмс и бывшие нигилисты Анна и Сергий

Анна и Сергий когда-то были членами группы нигилистов в России под названием Братство.Они познакомились в университете и поженились, хотя Сергий был лет на тридцать старше своей жены. В какой-то момент их камера была причастна к убийству полицейского, что привело к жестким ответным мерам со стороны властей. Чтобы спасти свою жизнь, Сергий предал жену и товарищей полиции. Он сбежал в Англию, чтобы избежать возмездия со стороны Братства, в то время как другие его члены были либо казнены, либо сосланы в Сибирь.

Среди последней группы был близкий друг Анны по имени Алексис, который по иронии судьбы был единственным членом ячейки, который выступил против убийства полицейского.Анна утверждает, что ее муж, завидующий ее отношениям с Алексис, пытался добиться его казни, украв ее дневник и переписку с Алексис, что доказало бы его невиновность; Однако вместо этого Алексис был приговорен к работе в сибирской соляной шахте.

Много лет спустя, в 1894 году, Анна, будучи освобожденной из тюрьмы, разыскала своего мужа, чтобы забрать документы, необходимые для освобождения Алексиса. Она обнаружила, что он поселился в Кенте под именем «профессор Корам». Она ворвалась в дом, чтобы украсть бумаги, но была удивлена ​​помощником профессора Уиллоби Смитом и убила его в последовавшей борьбе.Пытаясь сбежать, она случайно вошла в комнату мужа; однако он не мог выдать ее из страха, что она раскроет его истинную личность, поэтому он спрятал ее в своей комнате. Шерлок Холмс, конечно, вскоре обнаруживает ее местонахождение, но Анна смертельно отравляет себя, чтобы не попасть в тюрьму. Перед смертью она заставляет Холмса пообещать отнести документы в российское посольство в Лондоне, чтобы очистить имя Алексис, что он и Ватсон услужливо и делают.

«Его последний поклон»

Во время допроса немецкого агента фон Борка Холмс перечисляет некоторые из своих дел, связанных с семьей шпиона.Холмс отмечает, что он спас дядю фон Борка, графа фон унд цу Графенштейн, от убийства нигилистом по имени Клопман.

Внешние ссылки

Прудон и трансформация русского «нигилизма»

ДЖЕЙМС АЛЛЕН РОДЖЕРС

ПРОУДОН И ТРАНСФОРМАЦИЯ РУССКОГО «НИГИЛИЗМА» *

«В этом отрицании, в этом уничтожении старого общественного образа жизни — ужасная сила Прудона. «Александр Герцен писал в своих мемуарах1. Отношения Пьера-Жозефа Прудона и Герцена были предметом огромной исследовательской работы, 2 но роль Прудона в трансформации более позднего русского нигилизма 1886-х гг. Осталась незамеченной.Русские нигилисты позаимствовали у Прудона несколько конкретных доктрин. Вместо этого они искали в его произведениях негативный дух, родственный их собственному, который осуждал государство и общество. Они видели в Прудоне, как и Герцен ранее, призыв к уничтожению старого общественного образа жизни. В 60-х гг. XIX в. Произведения Прудона стали появляться в русском переводе. Эта неожиданная популярность в России удивила Прудона, отметившего, что его «читали и обсуждали даже в самых отдаленных уголках Сибири» 8. Молодой нигилист П.Г. Заичневский, перевел «Qu’est-ce que la propriété?» Прудона? на русский язык, но полиция арестовала его в 1861 году до того, как рукопись была передана в подпольную прессу4.

Ранние русские нигилисты сочли подходящим не только нападение Прудона на политические и экономические основы государства. Его описание революции как прогрессивного и естественного явления

* Эта статья выросла из более крупного исследования дарвинизма и русской революционной мысли, которое стало возможным благодаря стипендии Российского исследовательского центра при Гарвардском университете.1. Александр Герцен, Собрание сочинений, 30 тт. (Москва, 1954-1963), X: 185. 2. Рауль Лабри, Герцен и Прудон (Париж, 1928). См. Также превосходное эссе Мишеля Мерво, «Герцен и Прудон», CMRS, XII, 1-2 (1971): 110-145 и прилагаемый сборник писем: 145-188. 3. Р. Лабри, указ. соч .: 199. 4. Франко Вентури, Корни революции (Нью-Йорк, 1960): 285. Полиция также обнаружила в комнате Заичневского П.-Ж. «Правосудие в революции и эглизе» Прудона, 4 тома.(Париж, 1858 г.). Ф. Вентури, op. соч .: 763, п. 2. Кружок Заичневского также перевел на русский язык «Систему экономических противоречий или философию нищеты» Прудона, 2 тт. (Париж, 1846 г.), а также его «Идей женеральной революции в эпоху недомогания» (Париж, 1851 г.). См. R. Labry, op. cit .: 239. Вышеуказанные даты публикации совпадают с датами первоначальной публикации во Франции.

Парижское обозрение — Когда Оскар Уайльд вступил в сговор с русскими

Оскар Уайльд

В 1880 году Оскар Уайльд без особых событий принял решение написать пьесу о русском терроризме.Я говорю, что это было без происшествий, потому что спектакль (его первая) « Вера»; или «Нигилисты », появившиеся в потоке других криминальных триллеров, приключенческих сказок и даже любовных романов о русских нигилистах и ​​их террористических заговорах. Пьеса Веры Уайльд была вдохновлена ​​реальной фигурой Веры Засулич, покушение которой в 1878 году на губернатора Санкт-Петербурга сделало ее международным громоотводом, особенно в Англии, где общественность опасалась, что русские нигилисты могут разжечь внутреннюю напряженность и вдохновить Ирландские сепаратисты.Во многих отношениях опасения российского вмешательства разворачивались в викторианской Британии в манере, мало чем отличавшейся от того, что мы наблюдаем сегодня. Как и в эпоху Уайльда, призрак внешней угрозы позволял разоблачить внутренние противоречия.

Английские издатели стремились ко всему, что удовлетворило бы спрос общественности на террористические интриги, особенно если смотреть через призму российского внешнего агитатора. В рассказе сэра Артура Конан Дойля 1894 года «Приключение золотого пенсне» Шерлок Холмс раскрывает убийство с участием беглых русских нигилистов.Роман Генри Джеймса 1885 года « Принцесса Касамассима, » рассказывает о лондонском переплетчике по имени Гиацинт, который оказывается вовлеченным в террористический заговор; Роман был данью Джеймса роману Ивана Тургенева о русском нигилизме «Девы » (1877). В этих «динамитных романах» (как их называли) часто снимались русские роковые женщины, которые заманивали невинных, ничего не подозревающих британских мужчин в темный преступный мир нигилистического заговора и терроризма. Например, в приключенческом романе Джорджа Альфреда Хенти , осужденный как нигилист (1892), главный герой, молодой человек по имени Годфри Буллен, соблазняется агентом по имени Катя на участие в заговоре с целью обеспечить побег революционного лидера. .После непреднамеренного вовлечения в заговор Годфри высылают в Сибирь… конечно.

Но с угрозой ирландского терроризма (и чему способствовало новое изобретение, названное динамитом), взрывы и убийства, совершаемые нигилистами в России, ударили по британской публике слишком близко к дому. В сентябре 1880 года в Великобритании поступили сообщения о двух предполагаемых русских заговорах: один — взорвать царскую яхту, Levadia , а другой — разбомбить поезд великого князя Константина.Тот факт, что ни одна из угроз не была доказана, мало что могло успокоить общественную панику и истерию в СМИ по поводу потенциального присутствия русских нигилистов в Англии. Британская пресса была особенно склонна связывать эти опасения с национальными опасениями по поводу независимости Ирландии. Юмористический журнал Punch часто описывал восстания в Сухопутной войне (1879–1882) как дело рук «ирландских нигилистов». А в сентябре 1881 года по всему Каслбару в Ирландии были распространены плакаты, в которых заявлялось, что «нигилизм не ограничивается Россией», и призывались «нигилисты Каслбара» восстать против англичан.

В пьесе

Уайльда рассказывается история Веры Сабуров, внушающей страх нигилистки, которая повергла в ужас всю Москву. В первых сценах она работает в гостинице своего отца в Сибири, которая обслуживает в первую очередь офицеров, работающих в ближайших исправительных лагерях. Вскоре после начала спектакля Вера и ее отец Петр узнают ее брата Дмитрия (который, по их мнению, изучал медицину в Санкт-Петербурге) среди группы заключенных. Вера узнает, что Дмитрий осужден за революционную деятельность, и решает отомстить за него, сама примкнув к нигилистам.Однако она влюбляется в другого члена террористической ячейки, Алексея, который в конечном итоге оказывается сыном царя. Вере приходится выбирать между любовью к Алексею и стремлением положить конец тирании.

Обращение к теме русского нигилизма было рискованным шагом для Уайльда. Его ирландское происхождение сделало Веру сразу подозрительной в глазах британцев. Уайльд был не только ирландцем, его семья была известна своими ирландскими республиканскими симпатиями. Мать Уайльда, Джейн, известная под псевдонимом Сперанца, регулярно писала статьи в ирландской националистической газете Nation .Она была тесно связана с причиной молодой Ирландии, которая призвала к вооруженному восстанию ирландцев против британцев. Как объясняет ученый Майкл Ньютон, который написал о Вере : «Это была пьеса явно ирландского автора, двусмысленно восхваляющая мятежи, убийства и республиканское правление». И хотя правительства Великобритании и России в то время соперничали в военном отношении за господство в Центральной Азии, они были едины в своей борьбе против радикального терроризма. Они опасались сговора между русскими нигилистами и радикальными ирландскими движениями за независимость, такими как Братство Фений.Когда российский император Александр II был успешно убит в Санкт-Петербурге в 1881 году, пьеса Уайльда, премьера которой первоначально планировалась в Лондоне, была приостановлена ​​на неопределенный срок.

Модель

Wilde’s Vera была произведена в более безопасных условиях Нью-Йорка. Премьера его состоялась в Театре на Юнион-стрит 20 августа 1883 года. Несмотря на известность Уайльда и огромную маркетинговую кампанию (костюмы были выставлены в витринах универмага Лорда и Тейлора на Пятой авеню), Vera закрылась всего через неделю. к плохим продажам билетов и мрачным отзывам.Газета New York Herald охарактеризовала пьесу как «затянувшуюся драматическую гниль», а театральный критик из New York Daily News назвал ее «глупой, очень приправленной историей любви, интриг и политики с русским языком. аксессуары из меха и темных фонарей и покрытые бантами болтовни о свободе и людях ». Именно «Вера» содержит часто цитируемую строку Уайльда: «опыт — имя, которое люди дают своим ошибкам».

Однако тема русского нигилизма продолжала интересовать Уайльда.В своем рассказе 1891 года «Преступление лорда Артура Сэвила» лорд Артур, ища бомбу, чтобы уничтожить члена семьи, обращается к своему другу графу Рувалову, «молодому русскому с очень революционными наклонностями». Рувалофф, якобы прибывший в Лондон для написания книги о временах Петра Великого в Англии, многие считают нигилистом. Уайльд не обращает на это внимания, написав, что лорд Артур «чувствовал себя обязанным признаться [Рувалоффу] в том, что он не имел ни малейшего интереса к социальным вопросам, и просто хотел взрывную машину для чисто семейного дела.”

И все же Вера , наиболее откровенная русская нигилистическая работа Уайльда, редко ставится на сцену. Для исследователей работ Уайльда это обычно низводится до статуса сноски, отклонения от критически успешной карьеры. Но более широкий контекст пьесы, особенно то, что ее отмена в Лондоне могла быть вызвана ирландским происхождением Уайльда (в сочетании с русской темой пьесы), преподносит урок того, что традиционно лежало в основе обвинений русских в «сговоре». В прошлом страхи перед внешним (российским) агитатором часто использовались для проверки лояльности людей, у которых было очень мало причин чувствовать себя лояльными: ирландцы в Великобритании, афроамериканцы во время красной паники.Сегодняшние опасения по поводу сговора с Россией имеют совершенно другой оттенок: они связаны с сильным, а не бессильным парадигматическим сдвигом, который заставил многих не понять, во что верить. Возможно, эпистемологические опасения настоящего, когда новости о сговоре с русскими приходят в то время, когда мы не знаем, какие новости настоящие, а какие фальшивые, лучше всего выражены персонажем Вера , князем Павлом, одним из лояльных царю. советники, которые переходят на другую сторону и присоединяются к нигилистам.Когда революционеры сказали: «Это, должно быть, новая атмосфера для вас, принц Павел. Мы говорим друг с другом правду здесь, — отвечает он в истинно уайлдовской манере, — как вы, должно быть, нашли это заблуждением.

Дженнифер Уилсон — докторант кафедры российских и восточноевропейских исследований Пенсильванского университета.

странствующих героев, преданных писателей — Иерусалимский институт Ван Лира

Нигилисты и нигилизм в русской литературе, 1862-1866 гг.

9227 Нихиландер, русские герои, русские писатели,
Автор

Рафи Циркин-Садан

Издательство Ван Леера и Хакиббуц Хамеухад
Язык Иврит
Год публикации 2015
Серия Теория в контексте Серии
Литература 1862–1866 гг. предлагает всесторонний взгляд на литературный, философский и социальный дискурс в России 1860-х годов.В те годы нигилизм и нигилисты составляли главную литературную и социальную проблему, волновавшую писателей, литературоведов и читателей в России. Концепция нигилизма и его истоки в немецкой философии стали синонимом радикального скептицизма и недоумения метафизики. Распространение нигилизма в России породило новый поджанр европейского романа: нигилистический роман, в основе которого — молодой главный герой, отвергающий общепринятые взгляды во всех сферах жизни, включая религию, науку, политику и искусство.Эти литературные персонажи — такие как Базаров в романе « Отцы и дети», Ивана С. Тургенева, главные герои сериала Что делать? Николай Г. Чернышевский и Раскольников в Преступление и наказание Федора М. Достоевского — быстро стали культурными иконами. Через литературную критику нигилизм распространился из литературы в историческую реальность и даже оказал решающее влияние на распад социальной и политической систем. Таким образом, нигилизм в русской литературе является предметом не только для литературоведов, но и для исследования интеллектуальной и культурной истории России.

Д-р Рафи Циркин-Садан является научным сотрудником Израильского межуниверситетского академического партнерства по изучению России и Восточной Европы и Даат Маком — Израильского центра передовых исследований (I-CORE) по изучению культур местности. в еврейской современности. Его книга « еврейская буква в Пушкинской библиотеке: творчество Я. Х. Бреннера и его связь с русской литературой и мыслью» [на иврите] была издана в 2013 году Институтом Бялика.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *