Основная часть внутреннего мира человека неподконтрольная сознанию: Вставьте в предложение пропущенное слово. Основная часть внутреннего мира человека, неподконтрольная сознанию и обособленная от него.

Путешествие в глубь сознания — презентация онлайн

1. § 4 Путешествие в глубь сознания

§4
Путешествие в глубь сознания
Гацко Л.В.
• «Мы знаем столько, сколько
удерживаем в памяти»
Ф. Бэкон,
английский мыслитель

3. Что такое сознание?

Сознание — состояние человека в здравом уме
Сознание — способность правильно
отражать явления действительности
Сознание — свойственный человеку способ
отношения миру
Сознание — это способность человека
соотносить себя с миром

4. Сознание ?

• Учебник — стр.28-29
Что отражается
в сознании
человека?

6. Самосознание — сознание самого себя;

Самосознание сознание самого себя;
это осознание человеком своего общественного статуса и
своих жизненно важных потребностей, мыслей, чувств,
мотивов, инстинктов, переживаний, действий.
• Учебник — стр. 29

7. Зигмунд Фрейд (1856 – 1939)

Австрийский
психиатр,
основатель
психоанализа
Толкование сновидений,
жестов, оговорок

8. Что такое бессознательное?

Противоположность сознательному
сознательное
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ
ПСИХИКА
бессознательное
• Учебник — стр. 31

9. Вставьте в предложение пропущенное слово

• ____________________- основная часть
внутреннего мира человека,
неподконтрольная сознанию и
обособленная от него.

10. На основании текста на с.31 учебника запишите, что Катя делала сознательно, а что бессознательно

Сознательные действия
Бессознательные
действия

11. Уровни бессознательного

• Рефлексы (отдернули руку от горячего чайника)
• Аффекты (сверхэмоциональная реакция)
• Машинальные действия (постоянно
повторяющиеся)
• Состояние обморока
• Сон
• Интуиция (предчувствие)
• Инсайт (озарение)
• Забытые факты детской биографии

12. Способы проникновения в бессознательное

• гипноз
• толкование снов
• толкование жестов
• толкование оговорок
• метод свободных ассоциаций

13. Выберите правильный ответ

1. Осознание человеком своих качеств, способностей,

интересов, идеалов, мотивов поведения называется
a) Сознанием
b) Познанием
c) Обществознанием
d) Самосознанием
2. Способом анализа бессознательного у человека
является
a) Жест
b) Изучение обществознания
c) Знакомство с биографией З. Фрейда
d) Толкование снов

14. Домашнее задание

§ 4, читать,
отвечать на вопросы 1-7

Имморализм посттоталитарного общества в России – Левада-Центр

Мы публикуем стенограмму и видеозапись лекции директора «Левада-Центра», главного редактора журнала «Вестник общественного мнения» Льва Гудкова на тему «Имморализм посттоталитарного общества в России. Характер и природа русского национализма»

, прочитанной 12 февраля 2015 в рамках Открытого гражданского лектория Сахаровского центра.

Екатерина Хмельницкая:Я рада в очередной раз приветствовать вас в Открытом гражданском университете. Сегодня Лев Дмитриевич Гудков, директор Левада-центра, прочитает вам лекцию «Имморализм посттоталитарного общества в России. Характер и природа русского национализма». Прошу любить и жаловать.

Лев Гудков: То, что я буду вам рассказывать, основано на материалах наших исследований – социологических опросов общественного мнения, которые наш центр ведёт с конца 1988 года.

Нынешний взрыв патриотизма, национализма, консолидации вокруг власти для либеральной, демократически настроенной публики оказался совершенно неожиданным. Первая реакция на это, конечно – «не верю я про эти 85%». Когда спрашиваешь – а сколько? – говорят – 60%, некоторые – 20%. Проблема, как мне кажется, не столько в сопротивлении данным опросов или в нежелании слышать то, что не нравится, сколько в неготовности нашей публики анализировать происходящее, понимать длительные процессы. Общий уровень понимания социальных проблем нашего общества не просто низкий, он – убогий. И это не случайно: само по себе социологическое знание, пришедшее из обществ другого типа, отражающее другие типы человеческих связей и отношений, оказывается более сложным, нежели массовое или интеллигентское сознание, воспроизводящие социальную структуру нашего общества. Поэтому даже якобы «более продвинутая» часть российского образованного и «мыслящего» сообщества не знает собственного состояния и не готова самостоятельно думать, а потому – всячески защищается от неприятных фактов, если они подрывают лестное мнение о самих себе, оказывающееся основой ее групповой идентичности. Крайне редкие исключения в этом плане, такие как Сергей Адамович Ковалев, лишь подчеркивают эту несостоятельность нашей образованщины.

Чтобы выбраться из этого состояния, первое, что, как мне кажется, необходимо вернуться к «сознанию большого времени», выйти из круга текущих вопросов, понимание того, что события важны не только за ближайшие два-три года, а что надо принимать во внимание, брать гораздо большие временные масштабы, чтобы понимать не только расстановку сил, но и те факторы, те силовые поля, которые складываются в гораздо более длительное время. Они устойчивы, хотя подчас не видны, поскольку образуют неконтролируемые, несознаваемые поля массового сознания. Вот этого как раз «большого времени» и не хватает для учёта нынешних процессов и явлений.

В первую очередь эти проблемы понимания возникают при попытках уяснить себе, чем вызвано нынешнее возбуждённое состояние общества, почему вдруг население консолидировалось вокруг власти, по отношению к которой оно до этого держалось очень критически и отчужденно. То есть все то, что связано с украинскими событиями, с авантюрой нынешнего руководства на Украине, присоединением Крыма и прочим. Я постараюсь попозже показать некоторые данные наших исследований.

Прежде всего, мне кажется, надо учитывать ту природу нашего общества, которая не понятна большинству ни аналитиков, ни публике. Действует установка, что в 1991 году произошла революция, переход к демократии и всё, что из этого следует. Раз революция, то далее действует, в лучшем случае, логика обычных транзитологических концепций, то есть одобренные наукой политической экономией или политологией рецепты, что надо сделать для того, чтобы произошли демократические преобразования, возникли соответствующие институты и прочее. Такое мышление по аналогии, как это происходило в других странах социалистического лагеря, со схожими режимами – Польше, Чехии, балтийских республиках и других местах. Но эти нормативные рекомендации (и применение самых общих понятий – авторитаризм, демократия, гражданское общество) и схемы не принимают во внимание особенности нашей страны. В первую очередь, разнородность и разнонаправленность институциональных изменений.

Как показывают данные наших многолетних исследований и их интерпретации, изменения в постсоветской, посткоммунистической России носят крайне неравномерный характер. Быстрее всего меняются те сферы жизни, те отношения, которые не связаны с коллективной идентичностью и с институтами, которые её воспроизводят.

Наиболее консервативной оказывается система власти, неподконтрольная обществу (да общество и не выработало механизмов для контроля, нет даже сознания необходимости этого контроля) и те институты, на которые эта власть опирается – это, прежде всего, судебная система, правоохранительные органы, армия (не смотря на все четырнадцать попыток её реформировать, в общем, не очень удачных). Также не менее важны в этом плане крайняя консервативность системы репродуктивных институтов – системы массового образования, воспитания, информации. Вот все эти институты в наименьшей степени изменились, если сравнивать с советским временем.

А что изменилось? Изменились экономические отношения, изменилась массовая культура, резко изменились характер и система потребления, приблизившись к уровню небедных европейских стран. В какой-то степени начала меняться система коммуникаций, но после 2003 года, после установления авторитарного режима бывших чекистов, вся эта система была постепенно взята под контроль, произведена информационная зачистка, и сфера информации и массовой коммуникации превратилась в систему пропаганды, практически полностью, монопольно контролируемой Кремлём. Надежды самоуверенных либералов на то, что интернет сам собой может быть альтернативой институту пропаганды, механизму пропаганды оказалась иллюзорной. Как впрочем, и реформаторов гайдаровского призыва, этих экономических детерминистов (постмарксистского толка), что рынок сам собой приведет к демократии. Само собой, по щучьему велению, не получается.

Для того чтобы понять, с чем мы имеем дело, давайте нарисуем исходную рамку соотнесения. Что такое тоталитарная система, из которой Россия как будто пытается выйти, или что есть тоталитарный режим?

Как правило, с «тоталитаризмом» связывается исключительно регрессии, ГУЛАГ, коллективизация, жёсткое давление власти на общество, все ужасы массового террора. На самом деле, это только очень небольшая часть, вторичных признаков тоталитарных систем.

Тоталитарные режимы представляют собой соединение нескольких очень важных плоскостей. В своё время, когда эти режимы только начали формироваться, первые попытки их описания были предприняты в Италии, итальянскими политологами самых разных направлений – социал-демократами, католиками, коммунистами и прочими. Затем – немецкими, как их называли в Германии, «ренегатами», то есть выходцами из прежней компартии. Именно они дали наиболее значимые описания новых формирующихся институтов – партии нового типа, системы доктринации населения, новых организационных форм консолидации отдельных групп и слоев населения вокруг нового режима (появление детских, юношеских женских, корпоративных объединений и т.п.). Попытка систематизации новых режимов – не описания отдельных сторон, допустим, системы воспитания, партийности, идеологии – а именно систематизация этих режимов приходится на 50-е годы. В 1953 году, 5 мая – отмечу это интересное совпадение – в Нью-Йорке состоялась вторая конференция по тоталитаризму, по концепциям тоталитаризма, где Карл Иоахим Фридрих, немецкий по происхождению социолог и политолог выдвинул первое описание так называемого тоталитарного синдрома. Потом, через несколько лет, со своим аспирантом, известным теперь Збигневом Бжезинским, они систематизировали это в виде концепции тоталитарного синдрома в книге «Тоталитарная диктатура и автократия» (1956).

Очень важно, что они, в отличие от историков, не ставили перед собой задачи описания какого-то отдельного, конкретного жестокого режима – советского, нацистского или фашистской Италии. Они ставили совершенно другую задачу: дать основания для сравнительного, а потому – типологического, анализа различных репрессивных режимов принципиально новых типов. Их задачей была выработка теоретического языка для анализа таких форм и их сравнения для последующего изучения вновь возникающих систем господства. Таких режимов в середине 1950-х годов возникало всё больше и больше. К 70-80-м годам, по некоторым оценкам, можно было говорить, что порядка 40% из действующих политических систем, можно так или иначе могли включить ряд репрессивных тоталитарных режимов (помимо соцлагеря, сюда следовало или можно было отнести Китай, Кубу, Вьетнам, Иран, Ирак, пномпеневскую Камбоджу, многие африканские режимы, только-только освободившиеся от колонизации и пытающиеся начать модернизацию и т.п.).

Каковы признаки тоталитаризма? Что, собственно, входит в тоталитарную систему? Первое и самое главное – однопартийные системы господства: сращение государственного аппарата и партии и, соответственно, установление партийно-идеологического контроля над всей системой массового управления. Это очень важно, потому что возникает совершенно новое явление, так называемая «номенклатура». Это подготовка кадров, контроль исключительно по принципу идеологической лояльности режиму и расстановка партийных функционеров на все ключевые посты, что обеспечивает контроль над всеми социальными процессами, над всеми социальными перемещениями в обществе, от мобильности до экономики и систем воспитания. Возникает система капиллярного контроля над всеми сторонами жизни общества, начиная с детских садов и кончая управлением искусством, литературой, армией, идеологией и средствами массовой информации, государственным управлением и судопроизводством и всем прочим. Тем самым право и судейская система начинают подчиняться идеологическим установкам партии или фюрера, вождя, тем самым вводится очень важный принцип – фюрер всегда прав. Сегодняшние отзвуки этого вам должны быть хорошо знакомы: «Путин всегда прав». Это не я сказал, это Володин сказал.

Второй очень важный признак – это миссионерская, тотальная,эсхатологическая идеология (поскольку претендует на объяснение всего и всея). Эта идеология основана на строительстве «нового общества», на обещании нового, небывалого общественного состояния, будь то тысячелетний Рейх, будь то коммунистическое будущее. Важно, что этот мотив открывает (обещает, пробуждает надежды и иллюзии) некоторую перспективу, прежде всего – подрастающему поколению, и возможность вертикальной мобильности, «решения всех проблем», предлагаемую в ответ на демонстрацию лояльности режиму. Тоталитарные системы – это всегда идеологии молодых. Чуть попозже я скажу, почему это так важно.

Очень важный признак – это харизматический вождь, национальный лидер, подчас – революционный, стоящий надо всеми институтами и задающий все цели и все смыслы, импульсы для управления всей системой.

Следующий признак (называют всего шесть или семь этих признаков) – это всевластие тайной политической полиции, обеспечивающей тотальный контроль, дрессуру общества, принуждение несогласных, устранение оппозиции и любых критиков, создающих условия для принуждения к единому поведению и к всеобщему единомыслию. Всевластие тайной политической полиции чрезвычайно важно потому, что признание этого обстоятельства вводит принцип перманентного чрезвычайного состояния, то есть отмену для сотрудников ГБ норм действующего права или, по меньшей мере, радикально ограничивает его значимость. Это очень важное положение, которое определяет статус госбезопасности, политической полиции, его положение над правом, экстраординарность её положения по отношению ко всем другим институтам, неподконтрольность никакому другому институту. Она подчиняется исключительно вождю, либо высшему политическому руководству, которое тоже стоит над всеми институтами.

Следующий признак – это полная монополия власти на средства массовой информации и превращение их в систему пропаганды, обеспечивающей единомыслие.

Ещё одна важная вещь – это массовый террор, осуществляющийся политической полицией и репрессивной машиной. Массовые репрессии часто воспринимаются и интерпретируются как чисто иррациональное явление, а на самом деле – они чрезвычайно функциональны для такого социального устройства. Почему это важно? Потому что в обществе, пронизанном таким тотальным единством управления, фактически отсутствуют механизмы вертикальной мобильности, а значит – и смены власти. Это центральная проблема всех репрессивных режимов: отсутствие механизмов смены и упорядочивания власти. Это значит, что рано или поздно возникает ситуация склеротизации всех каналов управления и, что описано всеми социологами, то есть присвоение бюрократического статуса, использование его почти в феодальных целях. Для того чтобы разрешить проблему сращения статуса и его использование в собственных, чисто эгоистических целях, режим должен проводить периодические чистки. Это чрезвычайно важно. Конечно, есть некоторая логика саморазвития террора в интересах того или иного ведомства или отдельных функционеров, которые раскручивают эту машину. Но, в принципе, репрессии – очень важный механизм дисциплинирования номенклатуры, управляющего аппарата.

И, наконец, не всегда, но часто существующий признак – плановая экономика, то есть подчинение экономики политическим целям. Это тоже важная предпосылка, потому что она позволяет мобилизовать для политических целей ресурсы всего социума.

Пик авторитарных режимов приходится на конец 1930-х – 1940-е годы. Большинство работ, связанных с тоталитаризмом, как раз ограничиваются этим периодом. Большинство из них описывает отдельные системы террора, политическое и партийное устройство, экономику, системы воспитания и прочее, и прочее. Но главный вопрос, который возникает при этом, остается без ответа. А он чрезвычайно важен для нас: что происходит с тоталитарными режимами позже? Есть ли выход из этих структур господства?

Большая часть тех классических режимов, которые уже описаны, потерпели поражение и разрушены в результате военных поражений. Нацистская Германия, фашистская Италия и некоторые другие, близкие к ним. Почему я так акцентирую проблему «большого времени»? Для нас самое важное – понять, что происходит, какова логика дальнейшего развития, если режимы сохраняются? Каковы внутренние факторы разложения, преобразования этих режимов?

Но политическая, социологическая, политологическая мысль останавливается перед этим вопросом и не дает никакого ответа. Эта область оказывается совершенно неизученной.

Одной из важных задач нашего большого проекта, инициированного ещё Юрием Александровичем Левадой, – исследование «Простой советский человек», попытка проследить и понять процесс разложения этих режимов. Что происходит с такого рода системами с течением времени? Какова логика их распада или возможности реставрации, или рецидива?

С моей точки зрения, с начала 2000-х годов мы имеем дело с попыткой если не реставрации тоталитарного режима, то его модификации. Если сравнивать нынешний режим с классической схемой тоталитарного синдрома, то мы не видим некоторые его признаки, они выбыли. Это исчезновение идеологии и образа будущего, что очень важно. Второе – это прекращение террора, потому что террор заканчивается под влиянием интересов самой номенклатуры после смерти Сталина и некоторых пертурбаций в высшем руководстве. Принимается целый ряд законов, которые ограничивают репрессии в масштабе, запрещая возбуждение уголовных дел против членов высшего руководства, потом – против коммунистов и так далее. То есть, прежде всего, ограничиваются возможности тайной политической полиции заводить дела против членов самой системы. Для нас здесь самая главная задача – прослеживать последствия этих действий, которые не преднамеренны, которые рассчитаны на ближайшие цели самозащиты номенклатуры, оставшейся после Сталина. Но последствия этого оказываются чрезвычайно интересными.

Возьмём такой признак, как прекращение террора. Что из этого следует? По одному из исследований наших коллег, проведённом в 1993-1995 году (это исследование «Циркуляции элит», основанное на изучении биографий высшего руководства, во времена Сталина, Брежнева и Ельцина). Оказалось, что прекращение террора привело к склеротизации каналов вертикальной мобильности. По анализу биографий видно, что если в конце сталинского периода, скажем, в 1951 году, для того, чтобы занять первую номенклатурную должность кандидату в номенклатуру, например, претенденту на должность освобождённого секретаря большой организации или завода, необходимо было работать в статусе «ожидающего» три года, то в конце брежневской эпохи этот срок растянулся до 21 года. Иначе говоря, произошла полная закупорка и стагнация вертикальной мобильности. Что вызвало сильнейшее напряжение внутри самой бюрократии. Вы помните, что такое застой. Если не все помнят, то я вам скажу, что такое время застоя. Это интенсивное производство людей с высшим образованием, направленное, прежде всего, на обеспечение нужд военно-промышленного комплекса, это мощная инвестиция в систему образования во времена Хрущёва – (то был единственный период, с 1960 до 1965, когда инвестиции в образование составляли 6% ВВП; сегодня это в три, даже в четыре раза меньше). Именно тогда принимаются постановления ЦК о финансировании науки и решении об обязательном среднем образовании. Напомню, что в 30-е годы уровень образования населения в среднем составлял три года. К середине 50-х годов это уже была семилетка, а к концу советского периода это уже приближалось к одиннадцати годам. То есть образовательный капитал создавал ресурсы для подъёма, для мобильности, но одновременно с ростом слоя образованных людей возникали и напряжения в самой системе образования и управления, включая и производство, формировался относительный избыток образованного слоя. Опять-таки, чтобы была понятна природа общества – число людей с высшим образованием в начале 50-х годов составляло 0,2%. В 80-х годах эта доля составляла 8 или 9%. А сегодня это 23%. Общество радикально менялось и, соответственно, изменялись и запросы, и культурный капитал. Но поскольку социальная система не дифференцировалась в соответствии с функциональными запросами структурных образований, подсистем, не получавших статус автономных институтов (науки, образования, экономики), то накапливалось относительное перепроизводство этого образованного слоя. Оно никуда не девалось, поскольку каналов для развития не было. Я говорю только об очень ограниченном кусочке проблематики тоталитаризма.

Возникло то самое состояние застоя, безвыходности, бесперспективности, что сказывалось и на отношении внутри самой бюрократии. Слой геронтократии, который рос по понятным демографическим причинам, закрывал возможности карьеры для следующего поколения бюрократов, карьеристов и честолюбцев (а вне бюрократии в тоталитарных режимах, как мы знаем, ничего не было).

Первой задачей Горбачёва было именно необходимость устранить этот слой омертвелых геронтократов, разраставшийся с прекращением террора. Вы помните, с чего началась перестройка – он сложными интригами и маневрами убрал триста членов ЦК и кандидатов в члены ЦК, секретарей обкомов, которые блокировали возможность изменений. Иначе говоря, первое следствие прекращения террора – это сильнейшее напряжение внутри самой тоталитарной системы управления, внутри номенклатуры, и появления мотивов для её трансформации, чисто бюрократической.

Это один из моментов. Можно было бы рассмотреть и другие, но времени тогда не хватит, поэтому я их опущу. Другое следствие, которое не так заметно, это изменения идеологии. Проспективная идеология, построение небывалого общества, обещание всеобщего благоденствия, благополучия и достатка, стухла уже к середине 1970-х годов. Уже почти никто не верил в то, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, как обещал Хрущёв. Хронический дефицит, связанный с плановым распределением в экономике, создавал сильнейшее напряжение в сфере мотивации и, соответственно, производительности труда. Чем выше был образовательный и культурный уровень, тем выше были потребности и запросы населения. А экономика, ориентированная лишь на военно-промышленную модернизацию, не обеспечивала эти потребности и создавала сильнейшую неудовлетворённость, хронический дефицит и снижение готовности к труду, мотивации. Возникло то самое явление, которое выражалось формулой: «они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем». То есть полное исчезновение производительной мотивации. Халтура как социальное явление приобрело тотальный характер, то же самое и следует сказать о коррупции. Но сама по себе идея нового, небывалого, исключительного общества никуда не делась. Она трансформировалась в сознание нашего «особого пути», представление, что мы выше всех, мы – особые, новые, резко отличаемся от всех. И через какое-то время это закрепилось уже без всякой связи с идеей нового общества, осталось лишь сознание, что мы – особые, отличные от всего мира. Это дало некое чувство, которое можно назвать имперской спесью, чувством этнического превосходства, чувством особости и внутренний изоляционизм по отношению ко всяким другим странам. Наконец, сама по себе коммунистическая идеология умерла естественным образом именно потому, что не могла реализоваться. Взамен неё где-то к концу 60-х – началу 70-х годов медленно, но отчётливо проступила идея русского национализма. Русский национализм связан с этой идеей особости нашего характера. Я потом подробнее остановлюсь на этой чрезвычайно важной вещи, а пока бегло очерчу иные последствия.

Из планово-распределительной экономики выросла не только коррупция, но и дефицитарное сознание. С одной стороны, закрепилась идея справедливости иерархического распределения, что каждому положено то, что соответствует занимаемой им должностью, местом в иерархии. С другой стороны, возникла сильнейшая социальная зависть и чувство несправедливости существующего порядка. Тотальное сознание, которое мы уловили уже на первых замерах, что система прогнила, мафиозная система привилегий изжила себя. (На этом, кстати говоря, взошёл Ельцин, который стал бороться с привилегиями начальства. Его чисто популистская демагогия, езда в троллейбусе, демонстративный отказ от служебной машины принималось населением с восторгом). Но это было явно недостаточным, потому что идея равенства распределения теснейшим образом была связана с закрытым обществом и с сознанием того, что государство обязано обеспечить и рабочее место, и определённый уровень жизни, и благосостояние, и прочее, и прочее. И эта идея сохранилась сегодня в виде патерналистского сознания, патерналистского отношения к государству. Она жива сегодня, но выражается она в очень стёртом виде, условно говоря, в виде приверженности к программам социал-демократических партий (как на Западе), но которая вообще-то не имеет ничего общего с европейской социал-демократией. Она скорее связана именно с идеей справедливости и долга государства обеспечения всех всем. Вот тогда это будет справедливое, заботливое государство. Если посмотреть на наши опросы, то мы увидим, что от двух третей до трёх четвертей опрошенных говорят, что они не в состоянии прожить без помощи государства, без его заботы. Однако, когда мы спрашиваем: «Рассчитываете ли вы на эту помощь?», – только небольшое число говорит, что да, рассчитывают. В основном же люди полагаются на самих себя.

И, наконец, ещё очень важная вещь. Это адаптация к репрессивному государству. Исчезновение террора не означает исчезновение системы принуждения и социального контроля. Человек через коррупцию, через халтуру, через двоемыслие научился уживаться с этой властью, обманывая его, обманывая себя, обманывая других, принимая то, что называется комфортной позой при насилии.

Насилие – чрезвычайно важная характеристика подобных систем. Можно сказать, что насилие – это доминантный код всех социальных отношений. Почему? Потому что государство монополизировало право на представление коллективных ценностей. Представление о национальном целом, коллективном целом, они все связаны с властью. А коллективное целое – это очень традиционные, очень важные для населения представления. Они всегда окрашены позитивно. Это наше «героическое прошлое», это – «большая страна». За счёт чего эта страна возникла? За счёт колонизации и завоеваний, прежде всего, подчинения других. Это империя. Это наше героическое прошлое, это войны, которые вела Россия с целью расширения своей территории, захвата чужих земель и установления системы внутренней колонизации, которое продолжалось до конца XIX века. Этот одна сторона. С другой стороны – по опросам – главная, опорная коллективная ценность и символ, то, на чём сходятся все респонденты, вне зависимости от своих политических или идеологических установок, это – победа в Великой отечественной войне. Торжество этой победы и принесённые жертвы сакрализуют победу. В этой системе идеологии, преподавания истории, воспитания они обратным светом озаряют и оправдывают всю советскую государственную машину: необходимость и коллективизации, и форсированной военно-промышленной модернизации, и принудительного труда, и принудительной урбанизации, и оправданность ведения превентивных войн, захвата части Финляндии, Манжурии, раздел Польши и прочее. Как вы помните, Вторая мировая война началась не 22 июня 1941 года, а 1 сентября 1939 года, с раздела Польши и совместного парада войск гитлеровской Германии и Советского Союза в Брест-Литовске. Героизм, требование самопожертвования, требование подчинения частных интересов коллективному целому, аскетизм, самоотверженность, характерные для военно-мобилизационного общества, – всё это предполагает безусловный приоритет коллективного начала, всего целого над индивидуальным. Повседневные интересы частного человека, индивидуальные или семейные – они всегда приносятся в жертву обеспечению коллективного целого. А право определять, что является коллективным целом и что есть его интересы полностью апроприировано властью или сохраняется властями. Поэтому насилие героизируется и очень позитивно оценивается, не случайно огромная часть нашей культуры связана именно с войной. Я не говорю о революции, вся тематика революционного насилия, её пафос забыты, я говорю о последней войне – «жила бы страна – и нету других забот», «а нам нужна одна победа, одна на всех и за ценой не постоим».

Этот позитивно окрашенный мотив насилия чрезвычайно важен. По сути, он означает полную дисквалификацию ценностей индивидуального, частного существования. Насилие, с точки зрения социологии, это и несть отказ индивидууму в признании его самодостаточности и самостоятельности. Западная культура вся строится на необходимости компромисса, взаимного учёта ценностей, потому что европейская культура возникла в конкуренции самых разных сил: городов – с императором, религиозных конфессий и церквей – между собой, отдельных земель – друг с другом, – то возникли механизмы компромисса, регуляции, права, прежде всего – рецепция римского права, потом – городского права как механизмов согласования. А здесь мы имеем дело с культивированием ценностей только одномерного коллективного сознания, то есть ценностей, по сути, насилия, и систематического отказа от значимости частного существования. Приспосабливаться к этому человек может только одним способом: лукавя, вступая в двусмысленные или коррупционные отношения с властью, обманывая, приспособляясь, имитируя лояльность и согласие подчинения. То есть тем самым задаётся двойной статус существования, двоемыслие – вещь, когда-то описанная Оруэллом, а ещё раньше, лет за семьдесят до него, как ни странно – Салтыковым-Щедриным. Только он называл это «двоеголосием» или «двоедушием», но описывал примерно ту же самую структуру сознания – вот эту самую двойственность учёта сил, лукавость, цинизм, возникающие при этическом релятивизме. Для того чтобы сохраниться в такой репрессивной системе, человек должен постоянно отказываться от идеи общего блага, не доверять другому или никому. Все международные исследования и сравнения показывают крайне низкий уровень доверия среди россиян, и личностного, и социального. Россия по этим параметрам находится где-то рядом с Чили, Филиппинами, Доминиканской республикой, Хорватией – всё это зоны межэтнических или межконфессиональных конфликтов, где очень сильна межличностная агрессия. А противоположным полюсом будут, естественно, скандинавские страны, протестантские страны Европы.

Возникло также чрезвычайно интересное явление коллективного заложничества, то есть сознания, что ты не можешь сам по себе выступать в защиту собственных интересов, поскольку любое твоё выступление против власти подставляет других людей. В тоталитарные, сталинские времена было понятно, что любое проявление нелояльности грозит не только действующему подобным образом человеку, но и его семье, коллегам, тянет за собой по цепочке всех близких и знакомых. Поэтому даже если человек думал по-другому, он был вынужден соответствовать этим нормам коллективного заложничества, имитировать и послушание, и лояльность. Это, конечно, стерилизовало все механизмы этики, принципы общей морали и общего блага, заставляя людей тем самым демонстрировать показную солидарность и обманывать всех и вся. Так возникла сильнейшая интенция выживания, или то, что мы называем «стратегией пассивной адаптации» через снижение запросов, через отказ от высших ценностей. Выжить можно, только если вы ограничиваете свои запросы, свои нормы и образ жизни простым выживанием. Тогда, действительно, не выскакивая из уравнивающей всех колеи, вы можете сохраниться.

Эти социальные навыки, социальные механизмы организации жизни чрезвычайно устойчивы и важны, и они сохранились до сих пор. Собственно, на этом и держится нынешняя культура – на таком низком уровне готовности к политическому участию, к отстаиванию своих прав, к проявлению солидарности. Ещё раз повторю: постоянное чувство общего произвола, зависимости, унижения, неполноценности, – все это чрезвычайно важно именно потому, что оно задает чувство неполноценности индивидуального существования, компенсирующееся возвышающим сознание м принадлежности к большому целому. Но развал СССР ликвидировал это чувство причастности к великой державе, к супердержаве, когда «нас все уважали, потому что боялись». Подчеркну этот мотив подавленной фрустрации, связанный с распадом СССР, с исчезновением этого компенсирующего уровня коллективных значений: как в песне – «зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей». Мне нравится здесь это «зато», которое указывает на подавленность и хроническое чувство неполноценности. Также у Галича есть замечательные подобные примеры, помните его цикл про Клима Петровича? Когда тот добивается правды, чтобы его коллективу присвоили звание «Цеха коммунистического труда»,

«А так, – говорят, – ну, ты прав, – говорят, –

И продукция ваша лучшая!

Но все ж, – говоря, – не драп, – говорят, –

А проволока колючая!..»

Вы помните эту песню? Так вот, это сознание хронической ущербности чрезвычайно болезненно, оно оказалось не менее болезненным, чем падение жизненного уровня в середине 90-х годов. Вот эти ожидания чуда, быстрого процветания, как в «нормальных странах», которые были в начале перестройки, очень быстро растаяли под влиянием экономического кризиса, роста безработицы, задержек оплаты труда. Напомню, что по нашим данным в 1996-1997 году в отдельные месяцы до 60% страдали от задержек зарплаты, которые в среднем продолжались до семи месяцев. Даже не очень понятно, как люди выживали. Этот тяжелейший кризис выживания стёр всякие иллюзии относительно демократии, либеральных свобод, прав человека и прочего. Он создал мощный фон для прихода авторитарного лидера, который, «наконец, навёл бы порядок в стран» и «вывел страну из экономического кризиса». Первые три позиции из списка массовых требований к будущему президенту в 1998-1999 годах или ожиданий того, что должен в первую очередь сделать будущий национальный лидер, сводились именно к «выводу страны из кризиса» (об этом заявляли 72-74% населения), второе требование – это «восстановление статуса великой державы», об этом тогда говорили 62-63%. Меня удивило это, когда я недавно пересматривал наши старые данные. Не коррупция, не преступность, не административный произвол, не сокращение расходов на медицину, а именно восстановление статуса великой державы.

За этим стоял и стоит сильнейший комплекс национальной неполноценности, который оказался чрезвычайно сильным и значимым для основной массы людей. Большинство до 2012 или даже до 20013 года считало, что Россия утратила этот статус великой державы, что мы плетёмся в самом хвосте других, более развитых стран, превращаемся во второсортную державу. Все усилия Путина, все усилия официальной пропаганды сводились именно к восстановлению этого статуса, игре на этом комплексе ущербности. Отсюда очень умела, очень точная по своему социальному адресу, усиленная пропаганда Победы в войне, которая до этого (в 1990-х годах) не очень-то педалировалась.

Она началась примерно с 2004 года, с подготовки юбилея Победы в следующем, 2005 году. Отсюда – реабилитация Сталина, и очень важный тезис Путина– «нам нечего стыдиться своего прошлого», «у нас великая страна», «великое прошлое», «у каждой страны есть свои скелеты в шкафу». Всё это отвечало чрезвычайно болезненным комплексам ущемлённости массового сознания.

Оглядываясь назад, я думаю, что Путин – это в некотором смысле воплощение «среднего человека», «серости», со всеми его комплексами, со всем его садизмом и насилием, ограниченностью, и отсюда – повышенной склонностью к демонстрации силы. И что чрезвычайно важно – с готовностью унижать других и демонстрировать собственное торжество. Люди угадывают в его комплексах, жестах, скрытых проблемах себя. Не случайно наибольшей популярностью он пользуется как раз у молодёжи, ищущей в нём образец для самоидентификации. А наиболее критично к нему относятся люди пожилые, что интересно.

Поэтому нынешний взлёт патриотизма совершенно не случаен и, более того – он вполне оправдан. Сейчас я попробую показать вам наши данные.

Вы видите на этом графике что-то вроде кардиограммы массовых настроений или графика погоды. Данные представлены почти за двадцать лет. Тяжелейший провал в 90-х годах; затем – приход авторитарного лидера и «свеча» – рост надежд на изменение к лучшему в связи с новым начальством; а дальше спады, связанные с «Курском», с трагедией в Беслане. Дальше – восстановление и новый провал, связанный с монетизацией и с попыткой пенсионной реформы. Но если выровнять эти отдельные провалы, то мы получим общий тренд: устойчивый подъём с 2000 до 2008 года, до войны с Грузией. Август 2008 года – это пик поддержки, воинственная националистическая риторика тогда обеспечивала массовый подъём и поддержку населения. Напомню, что именно тогда была задействована риторика «фашистский режим Саакашвили», которая потом была очень успешна применена по отношению к Украине. А дальше, после кризиса 2008 года и возвращения Путина в президентское кресло начался довольно быстрый спад его поддержки и нарастание массового неудовольствия. Попытка залить это перед выборами деньгами, обещаниями и финансовыми вливаниями в социальную сферу, повышение социальных расходов немножко подняла массовые настроения, но всё равно это быстро свалилось – вплоть до января 2014 года. Недовольство росло, и мне казалось, что делегитимация режима уже носит совершенно необратимый характер. Это было время массовых протестов, выступлений городского класса.

Но после первого испуга режим развернул очень мощную деятельность по подавлению оппозиции, по установлению контроля над организациями гражданского общества, по дискредитации их как иностранных агентов, были приняты целый ряд дискредитирующих оппозицию репрессивных законов и так далее. Страх перед повторением в России «оранжевой революции» был очень сильным стимулом для усиления режима.

Но одних репрессий было недостаточно, поэтому резко усилилась традиционалистская риторика – «духовные скрепы», «возвращение» к православным традициям, к корням, и, самое главное, поношение Запада. Стали подвергаться дискредитации те идеи, те ценности, которые лежали в основе протестного движения или, по крайней мере, его значительной части.

В этой ситуации начавшийся Майдан представлял собой очень серьёзную угрозу для режима. И как альтернативная модель развития, и как крах планов восстановления доминантной роли России на постсоветском пространстве, то есть возвращении к роли «великой державы», к геополитическому проекту, который, собственно, питал легитимность Путина.

На первый взгляд, казалось, что развёрнутая пропаганда била только по Украине. Мы же живём сейчас в том информационном поле, где все сомнения в том, что к власти на Украине пришли «бандеровцы, фашисты, нацисты», что «киевские каратели» угрожают «геноцидом» русскому населения, что проводится политика дискриминации, что на Украине произошёл государственный переворот, возник хаос и т.п. Мысль, что «чрезвычайные обстоятельства» требуют защиты русских, что нарушать суверенитет нехорошо, но данные обстоятельства оправдывают это. И, наконец, утверждение, которое чуть позже я проиллюстрирую: что Россия не просто защищает «своих», но она возвращает свои исторические территории, восстанавливает свой статус великой державы, демонстрируя всему миру свою силу, свою способность к возрождению, к защите национальных интересов. Как сказал один из наших респондентов на фокус-группе: «мы показали всем им зубы, мы заставили их нас уважать».

Но одновременно сохраняется представление о политическом устройстве России как о закрытой авторитарной системе.

Как вы видите, представления о распределении влияния в точности повторяют тоталитарную систему. Вся власть у Путина, он – «лидер», «вождь», «фюрер, дутче», «каудильо», опирающийся на политическую полицию, силовые структуры, на олигархов, бюрократию. А те организации, те силы, которые способны представлять «общество» в его многообразии, в его сложности, не пользуются у населения никаким влиянием.

И это не просто рецидив старого сознания, это ещё и возрождение тех патерналистских иллюзий, о которых я говорил – что государство должно нас обеспечивать, государство должно наводить порядок, а президент, как стоящий надо всеми институтами, он должен (и он в состоянии) обеспечить справедливость и гарантировать социальную справедливость.

И одновременно никаких иллюзий у населения в этом смысле нет. Люди понимают, что Путин опирается на силовые структуры, на спецслужбы, на олигархов, на государственных чиновников, бюрократию и представляет, в свою очередь, их интересы. Однако, вопреки этому, ждут от власти помощи и заботы, сознавая, что власть вряд ли даст им это, что она обязательно их наколет, обманет, но другого и быть не может. Поэтому остается только надеется. Сознание иллюзорности надежд становится основанием для сильного массового недовольства. Но это недовольство реализуется не в политической активности, не в собственном участии, а в смещенной агрессии: в ксенофобии. Вы видите, что максимум напряжения, подъем ксенофобии, угроз и страхов приходится именно на октябрь 2013 года, не на 2014 год, когда ксенофобия и внутренняя агрессия были сфокусированы и канализированы на Украину. Аннексия Крыма дала такой мощный эффект торжества и самоудовлетворения, чувства демонстрации силы, что устранило или отодвинуло в сторону все претензии к власти. Присоединение Крыма и политика в отношении Украины, война на Донбассе, противостояние и демонстрация силы в отношении Запада резко повысили уважение россиян к самим себе. Я бы сказал, вдвое увеличили. А претензии к власти и представления о власти как о коррумпированной и эгоистичной не столько изменились, сколько взяты в скобки. То, что приводило к недовольству, к массовым протестам (вы помните эти лозунги: «Путин – вор», «Путина на нары» на демонстрациях протеста), оно никуда не делось, все это просто отодвинулось. Потом эйфория стала проходить, и к концу года, как видите, все индексы настроения, экономического оптимизма пошли вниз. Пузырь начал немножко сдуваться. Чувство неудовлетворённости, тревоги, приближающегося кризиса усилились к концу 2014 года, когда рубль рухнул, когда началась инфляция и сказались санкции, и ожидания будущего пошли вниз. Но запас терпения ещё достаточно велик, и сохраняются все иллюзии в отношении власти, а значит – и поддержка власти.

Главным механизмом консолидации – это рост негативизма и антизападных настроений. Враждебность к Западу чрезвычайно велика, сегодня она работает как механизм укрепления коллективной идентичности. Список врагов показывает, что отношение к Западу непосредственно связано с его возможностями «оторвать от нас» тех, кто соблазняется «другим путем», тем самым «проявляя неуважение к нам», кто поворачивается к нам спиной. Если мы возьмём данные не за три года, как здесь, а чуть раньше, скажем, данные 2015 года, то на первом месте там были страны Балтии – Латвия, Литва, Эстония, страны «ренегаты» империи. Они немного чередовались в зависимости от той компании, которую власть проводила – то «бронзовый солдат», то дискриминация русских в Латвии, ещё какой-то прецедент. Но главное, что вся ненависть обращалась на ближайшие страны, которые выбрали европейский путь развития и правовое государство и тем самым дистанцировались от России. Именно они, так же как и Грузия, как и Украина в первый период антиоранжевой пропаганды, стали главным врагом. Сегодня это связка «Соединённые Штаты и Украина». Отсюда – падение позитивного отношения к Америке, Америка сегодня – главный враг. Мифы, которые сегодня распространяются по ТВ и другим СМИ, кремлевскими троллями в интернете совершенно фееричны: что Россия хочет извести большую часть населения России, оставив 18 миллионов для обслуживания трубы, ещё что-то подобное. Всё это всплывает в наших исследованиях совершенно фантастическим образом. То же самое по отношению к Евросоюзу.

На этом я закончу, я и так слишком долго говорил, поэтому давайте перейдём к вопросам.

Из зала:Добрый вечер. Спасибо за прекрасную лекцию, пять вам баллов с плюсом.

Лев Гудков: Спасибо, я запишу это в дневник.

Из зала: Сразу несколько вопросов. По «Вестнику» («Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии», издание Левада-Центра – прим.) – рекомендуете ли вы его для популярного чтения. Я думаю, что здесь сидят практики (в политическом смысле), я сам постоянно участвую в выборах. У себя в Крылатском я проводил соцопрос, брал всю навальновскую базу, так как я член «Партии прогресса» и, конечно, их социологическая служба – ФБК – мне помогала в этом. Кстати, как вы к ней относитесь? Будем, например, рассматривать Леваду-Центр и ФБК по выборам мэра. Мне будут нужны данные, скоро будут выборы, мне будут нужны данные по 2016 и по 2017 годам. Скорее всего, в Москве соединят и выборы в государственную думу, и выборы муниципальных депутатов.

Лев Гудков: По «Вестнику» – мне было бы приятно, если бы его читали. Я считаю, что это очень полезное чтение. Ещё более полезное чтение – работы Юрия Левады, к сожалению, они вне поля внимания. Это трудное чтение, но я думаю, что более глубокого понимания, анализа и интерпретации у нас сегодня в России просто нету. А «Вестник» – читайте, что уж тут можно сказать.

Насчёт выборов мэра. Мне тут трудно сказать, потому что мы в ту кампанию провели только два замера, на большее, на проведение регулярной серии опросов у нас не было денег – это был как раз период наших проверок. Замеры были только в начале июле и, кажется, 30 августа, перед самыми выборами. Это явно недостаточно для прогнозирования. Тем не менее последний замер оказался интересным, не в плане цифр для угадывания, а в плане определения масштабов электората Навального.

Собянин хотел сыграть в честные выборы, поэтому было резко ослаблено использование административного ресурса, давления на электорат. Это привело к снижению явки зависимого электората, собственно собянинского. По нашим опросам около 80% из тех, кто был готов голосовать за Навального, заявили о том, что они «точно придут голосовать». А в электорате Собянина таких было, насколько я помню, что-то около 40-45% готовых придти. То есть у последних мотивация была гораздо слабее. А так как не было обычной мобилизации, то значительная часть собянинских избирателей, его электората, просто не пришли на выборы, полагая, что все будет как всегда, тогда как сторонники Навального явились в гораздо большем числе, чем можно было предполагать. По нашим исходным данным за Навального были готовы голосовать 18% от всех потенциально решивших участвовать в выборах – это примерно 600 тысяч. Кажется, за него проголосовало 630 тысяч, да? То есть мы ошиблись совсем на чуть-чуть. Но при снижении явки за Собянина процент сторонников Навального вырос до 27%. Не за счёт неточности данных наших опросов, а за счёт снижения давления на избирателей.

Наверное, социологи Навального сработали неплохо. Тут я ничего не могу сказать, я не очень знаком с их методикой. Мне кажется, что корректнее и точнее срабатывала команда Коневой, которая еженедельно отслеживала динамику избирательских предпочтений и, в конечном счете, благодаря этому выстроила точный тренд снижения избирателей Собянина и роста поддержки Навального. Мне кажется, в этом случае она была наиболее профессиональна. Вот, собственно, только это я могу сказать, так как не очень знаком с работой команды Навального.

Из зала: Спасибо большое за лекцию. Позвольте мне вернуться в глобальное поле, с которого вы начинали, рассказывая о тоталитарных режимах, в том числе – об опыте нашей страны. У меня возник такой вопрос: вы упомянули то, что мы знаем из истории – самые яркие тоталитарные режимы прекратили своё существование благодаря некоему воздействию извне.

Лев Гудков: Два или три, если учитывать Хусейна.

Из зала: А есть ли данные о другом опыте – возможно ли из этого состояния выйти благодаря внутреннему развитию, благодаря трансформации страны, а не под воздействием насильственного вмешательства извне? Или это единственный вариант их разрушения?

Лев Гудков: Есть очень мало работ, которые показывают рост внутреннего напряжения в социалистических обществах. Это исследования Жоржа Крупника, французского социолога. Есть исследования Ежи Мачкува, польского социолога, сегодня живущего в Германии, преподающего в Регенсбургском университете. Ну и это почти всё. Нет исследований факторов внутреннего разложения.

Косвенным образом, сегодня интересны ранние опыты анализа польских социологов, группирующихся вокруг «Солидарности» и журнала «Сизифус», которые исследовали сохранение структур гражданского общества, ещё довоенных, прошедших через войну, через социалистическое время, тех, которые потом и привели к появлению «Солидарности». Это, прежде всего, костёл, некоторые организационные формы, которые возникли еще во время войны, в Сопротивлении – «Летучий университет», другие подпольные организации, носители этики сопротивления террору. В Чехии есть очень неплохая книжка Коровициной («Чешский человек в первом десятилетии 2000-х годов») анализ по гражданскому обществу в Чехии как основе модернизации, где проводится идея, что период тоталитаризма в Чехословакии был достаточно короткий, а потому он всё-таки не уничтожил какие-то гражданские структуры, подобие связи между предшествовавшим обществом и началом сопротивления, Пражской весны. Без этого полуживого, но все-таки сохранившегося гражданского общества, без ретрансляции и памяти невозможна была бы Бархатная революция 1989 года. Какой-то намёк на такие структуры есть и работах наших прибалтийских историков и политологов, но это плохо прописано в балтийских странах, где период тоталитаризма тоже был гораздо короче, чем в России, поэтому там сохранилась, во-первых, память о предшествующей государственности плюс передача фамильного опыта, а во-вторых – некоторая этика сопротивления в виде фольклорных сообществ, земляческих и прочего. Но это и всё.

Систематической работы, тем более, той, которая мне кажется важной, а именно: анализа невидимых следствий, которые образуют коллективное подсознание как в положительном, так и в негативном смысле – вот этого анализа нету. Что жалко, потому то мне это кажется очень важным в исследованиях тоталитаризма. Не описания «классических» тоталитарных режимов, а изучения выхода из них, факторов их внутреннего разложения, наличия внутреннего сопротивления.

Наш проект «Советский простой человек» начинался в 1989 году. Юрий Александрович Левада, начиная проект, думал, что вот, всё, конец, обвал, как он это называл – «аваланш», то есть горная лавина, всё, система посыпалась. И нам, социологам тогдашнего ВЦИОМ, остаётся только исследовать, как меняется человек, сформированный в советских условиях, или как он уходит (в силу демографических причин). Левада полагал, что собственно, уход этого человека (этого типа человека) и обрушил всю систему. И дальше, как по поплавкам по течению реки, мы можем отслеживать изменения. Однако, уже на следующем шаге, замере 1994 года – а мы их проводим каждые примерно пять лет, то есть у нас есть данные по пяти замерам – возникли проблемы с интерпретацией. Было видно, что этот «советский человек» воспроизводится, не уходит. А в 1999 году пришлось пересматривать уже пересматривать исходные посылки, поскольку возникли сильнейшие реставрационные ожидания, иллюзии, связанные с приходом авторитарного лидера. Поэтому уже в 2003 году, после следующего замера, Левада пришёл к выводу, что надо отказаться от идеи, что это «уходящая натура», как он сначала назвал этого «человека». Он писал, что дело не в том, что думает о себе молодое поколение, более образованное, более толерантное, более идеалистичное, более прозападно или либерально ориентированное, – а в том, что с этим молодым поколением делают сохранившиеся институты, как они его перемалывают. Результатом этого столкновения романтизма и либеральных установок с реальностью, с необходимостью вписываться в систему, оказывается имморализм, цинизм, апатия, приспособление и реставрация (в каком-то смысле) предыдущего мира. Чувства рессентимента, зависти, ущемлённости чрезвычайно сильны. Они воспроизводятся, передаются от дедов к внукам, через головы поколения родителей, которые поддерживали перестройку, но которые в результате, по их словам, оказались главными проигравшими.

Из зала: Здравствуйте, Лев Дмитриевич. Вы сказали, что первые, так сказать, здания тоталитарных режимов опираются на молодёжь, и обещали более подробно рассказать, но пока ещё не дошли до этого. Можете несколько слов об этом сказать?

Лев Гудков: Первые исследования тоталитаризма, которые, как я уже говорил, начались эмигрантами из Италии, позднее, Германии, обращали внимание не только на новые политические формы, например, сращение партии и государства, двуконтурность этих режимов, на новую идеологию этих партий, которые категорически отрицали все предшествующие институты – буржуазную демократию, формальное право, либерализм, просвещение, культуру, – как писал Джованни Джентиле, соавтор Муссолини, в «Основах фашизма», – нужна воля, железная воля и ничего, кроме воли в государстве для проведения диктатуры и устранения гнилой демократии. Эти исследования также затрагивали описание новых, непривычных техник и практик социализации, создание детских, подростковых, молодёжных организаций (типа нашей пионерской, октябрятской, комсомола), благодаря которым формировался новый тип человека: преданный партии, полностью лояльный, ориентированный в будущее, отрицающий всё прошлое как отжившее, как пережиток. В этом смысле – человек свободный от культуры. Это был не просто новый тип человека, формируемый новыми институтами, но и материал, из которого выстраивалась вся тоталитарная система. В поле внимания исследователей находились именно эти системы, грубо говоря, пионеры, комсомольцы, «Молодая гвардия», гитлерюгенд, а также – «идейные» женские, спортивные организации, объединения промышленников и профсоюзов, подчинение их партии, то есть их функционирование как частей того, что называлось в Италии «корпоративным государством», и установление таким образом, тотального контроля над всей социальной структурой, подчинение государственным целям экономики, милитаризация ее и т.п. Но главное при этом – благодаря установке на ликвидацию страх форм и институтов, на массовые репрессии нежелательных или объявленных врага ми групп – открывались каналы мобильности для молодёжи. Не нужно было длительное время учиться, работать в жестких структурах, осваивая по мере обретения компетентности и практического опыта необходимые знания управления и т.п. Здесь террор и идеологическая преданность открывали совершенно другие возможности для карьеры. Без этого стремительного продвижения абсолютно лояльных партии и вождю «новых кадров», без этой новой школы, такой, как она была создана в советское время, после всех педагогических экспериментов в 20-е годы, вообще после отмены и разрушения старой школы (гимназии) и систематического преподавания, отказа от всех учебных программ, без этих новых форм педагогики, сопровождавшихся целой системой ограничения доступа к высшему образованию (вы, надеюсь, помните, кто такие лишенцы и в чем, собственно, заключалось это «лишение»?) и прочего, не была бы создана та тоталитарная система. Если говорить о советском времени, то советская школа сложилась только к концу 20 – началу 30-х годов. Первая программа исторического, например, обучения относится к 1934 году, тогда преподавание истории было вновь введено в школы. Тип советской школы радикально отличался от предшествующих. Это было типовое, единообразное образование, рассчитанное на всех, очень жёстко, бюрократически устроенное, по единым учебникам, по единым стандартам. Новая школа не сразу функционировать и действовать, потому что сначала надо было создать систему подготовки учителей, а потому уже отправлять их в школы. Поэтому первые выпуски этого нового поколения приходятся на предвоенные годы, и это поколение практически всё погибло. Поэтому по-настоящему советская школа развернулась уже в послевоенное время. А это все означает разрастающуюся лакуну образования и культуры, цену которых до сих пор не осознали.

Все тоталитарные режимы работают над молодёжью. Возьмите кубинское общество, возьмите китайское, историю культурной революции, когда молодёжь натравливали на предшествующие поколения и использовали как инструмент террора и устранения старого поколения с его остатками революционного идеализма. Я сейчас не смогу обо всём этом рассказать, но это очень интересная тема – тоталитарной обработки молодёжи.

Из зала: Лев Дмитриевич, скажите, пожалуйста, – социология даже не как наука, а как инструмент измерения общественного мнения, в какой мере сама влияет, воздействует на общественные реакции, формирует какие-то тренды?

Лев Гудков: Никак. Честно вам скажу: никак не влияет. Наши исследования предлагают обществу зеркало для того, чтобы оно могло всмотреться в себя. Если вы смотритесь в зеркало, а зеркало – это очень интересная вещь именно с точки зрения социологии и культурологии. Где висит зеркало в нашем доме? В прихожей и ванной, правильно? Когда вы просыпаетесь, вы в ванной смотрите, всё ли у вас в порядке. Или когда приходите снаружи или уходите – тоже проверяете. То есть вы модифицируете себя, формируете под взгляд Другого, готовитесь к взаимодействию с внешним миром. Поэтому зеркало – не просто отражение, это ещё и представление себя другим. Это не случайная функция зеркала, с зеркалом вообще связано много интересного, оно символически чрезвычайно нагружено. Зеркало в магических процедурах –проводник в другой мир, либо в верхний, либо в нижний. Это магический кристалл. Не случайно в живописи, особенно возрожденческой, зеркало выступает как очень частый атрибут, показывая другую перспективу, либо другой вид, это очень сложная игра. Но для того, чтобы видеть себя с точки зрения Другого, нужно уметь представлять себе мир Другого или других, видеть все сложность общества или точнее – многообразие других. Социология – это возможность понять и учесть это многообразие других, мотивы и значимость других, отличных от нас.

Так что в той мере, социология действительна только в той мере, в какой вы используете социологию, готовы воспринять других, так вы её и оцениваете. Сама по себе социология не случайно возникает в конце XIX века, она появляется в результате процессов модернизации и усложнения общества, его дифференциации, когда внезапно для многих возникают совершенно новые явления: это время появления современного, модерного общества. Сословный порядок разрушается, возникают новые практики и новые отношения между людьми. Поэтому первое, что начинает описывать социология, это жизнь мегаполисов. Это работы Георга Зиммеля, из которых возникает позднее американская чикагская школа. Или Эмиль Дюркгейм. Его классическая работа – «Самоубийство», изучение процессов распада и компенсирующих его, вновь образуемых интегрирующих механизмов. Дюркгейм – классик французской социологии, он начинал с анализа интегративных форм. Он всё хотел написать социологию морали, но не закончил, а промежуточная работа – это как раз социология распада. И именно он ввел формулу: социология рождается из духа «общества». «Общества», а не населения, это частая ошибка. «Общество» – это совокупность социальных отношений, основанных на солидарности и на взаимных интересах. Но принципиально здесь: это отношения без насилия и господства. Вспомните русское слово «общество», оно родственно словам «содружество», «ассамблея», «сообщество», «шляхетство». В языке осталось старое понятие – общество «Самолёт», «высшее общество», «хорошее общество», торговое общество «Кавказ и Меркурий», «Вольное экономическое общество» и т.п. «Общество» – это всегда отношения равноправных или, точнее, – равнозначимых действующих лиц, а не господина и раба. При крепостном праве нет общества.

Сам по себе социология – это не техника измерений, это – способ видеть, понимать, интерпретировать. А измерения – техническая вещь. Так же, как химия не сводится к переливанию чего-то из пробирки в пробирку, в ней есть теория, то же самое и в социологии. Так что самое интересное в социологии – это, конечно, понимание человека и человеческих связей.

Из зала: А ведутся ли у вас, или велись какие-то исследования элиту? нынешнюю, конечно. Нам не повезло, в отличие от Прибалтики, там тоталитарный режим длился меньше времени, и там осталась всё-таки хоть какая-то элита, связанная, предположим, с Европой. У нас её практически не осталось. Но за двадцать лет сформировалась бизнес-элита, государственная. Их нынешние настроения полностью совпадают с настроением большинства? Население радуется – опустим железный занавес, закроемся от мира, будем есть свою сметану, всё это замечательно. А бизнес-элита? Как они на это смотрят? Есть ли у вас какие-то на этот счёт исследования, идут ли они тоже в этом тренде?

Лев Гудков: Мы два, даже три раза пытались проводить исследования элиты. Первое, я упомянул его, это – «Циркуляция элит» в 1993-1995 годах. То был не опрос, а анализ биографий, документов. Результаты чрезвычайно интересны. Они опубликованы в нашем журнале в 1995-1996 годах. Второй раз был опрос экспертов, которых представили как «элиту», он получился неинтересным. А третье – это большое исследование 2005-2007 годов, начатое по инициативе Евгения Григорьевича Ясина, «Либеральной миссии». Это был именно опрос представителей элит. Он проходил с колоссальным трудом. Мы опрашивали сами, это было невыносимо трудно. В 1993, 1994 годах всё было открыто. На сломе системы все были доступны, по привычке отказывались отвечать только «красные директора». А администрация и бизнес-элита были открыты. Но к 2005 году система уже закаменела, бетонировалась, и доступ был чрезвычайно труден. Поскольку я сам тоже вёл опросы, я знаю, что для получения согласия, допустим, члена Совета Федерации или руководителя департамента какого-нибудь министерства, на интервью надо было двадцать пять, тридцать раз звонить и добиваться. Первый вопрос, когда ты опрашиваешь какого-нибудь сенатора или думского чиновника – А зачем мне это надо? А что скажет моё начальство? Число отказов было совершенно фантастическим. А после этого система просто закрылась и стала совершенно недоступной. По результатам этих исследований 2005-2007 годов вышла книга, она есть в интернете, на сайте «Либеральной миссии», она называется «Современные элиты России». Там есть материалы опросов. Кратко могу вам сказать, что отличие элиты от массы – микроскопическое. Наша элита – массовидная, оппортунистична, цинична и ничем не отличается от массы населения. Тогда ещё был жив Левада и говорил, что это – не элита, а «назначенные быть элитой». Что не одно и то же.

Оригинал

Вконтакте

Facebook

Twitter

Роль современных коммуникаций в формировании массового сознания

Бурное развитие электронной, компьютерной техники поставило на повестку дня вопрос о влиянии средств массовой коммуникации (далее СМК) на формирование духовного мира современного человека. Человек впервые за свою историю получил техническую возможность создать информационные технологии, которые из простых систем поиска, переработки и передачи информации очень быстро превратились в механизмы постоянного и широкомасштабного контроля и трансформации его же собственного сознания. Дело в том, что, в отличие от традиционных «материальных» технологий, продуктом которых является тот или иной товар в виде отдельной от самого человека вещи или услуги, продуктом информационных технологий по необходимости является определенное состояние самого сознания.

Влияние информации на сознание индивида имеет не только позитивную окраску. Дело в том, что в информационном обществе начала XXI века существует более широкая перспектива для манипуляции массами. В связи с этим видный исследователь информационного общества С. Московичи утверждает, что оно стало возможным только потому, что на протяжении всего нескольких поколений был совершен переход от культуры слова к культуре наглядных образов[1]. Московичи обращает особое внимание на то, что масштабы манипуляции сознанием личности во многом определяются возросшей мощью и возможностями средств коммуникаций. Согласно его трактовке, мы имеем дело со стратегией массового «гипноза», коллективного внушения, когда не человек создает информацию, а информация создает человека.

Динамичное и направляемое информационное воздействие приводит к тому, что человек начинает во все большей степени жить не в реальном мире, а в мире информационных фантомов. Даже повседневную, привычную и неопровержимую реальность, с которой сознание сталкивается буквально на каждом шагу, он оценивает уже исходя в основном из опыта и системы ценностей, получаемых не от своего непосредственного окружения, а от комплекса существующих в обществе информационных технологий, в первую очередь от средств массовой информации. При этом получаемые и осваиваемые сознанием опыт и система ценностей являются не естественно вызревшими в ходе исторически обусловленных социальных отношений, а искусственно имплантированными в них специалистами в области информационных технологий в соответствии с целями заказчика – государства, частных компаний и лиц.

Неоднозначность и сложность современной коммуникационной ситуации, когда информация не только расширяет горизонты развития человечества, но и активно воздействует на внутренний мир личности, породили и неоднозначность их оценки среди исследователей. Если одни исследователи с восторгом перечисляют богатства способов массовой коммуникации, рассматривая их как совершенно новые, характерные лишь для XXI века явления, то другие за происходящими явлениями глядят с опаской, высказывая мнение, что преувеличенное внимание к ряду позитивных тенденций развития средств массовой коммуникации приводит к недооценке роли собственно манипулятивного фактора в структуре коммуникаций.

На наш взгляд, такая недооценка является следствием фактической реальной «затененности» современной личности различными коммуникациями. Мы должны учитывать, что СМК породили не только особые способы подачи информации, но и массу как субъекта-носителя (потребителя) особого типа сознания[2]. Поэтому совершенно корректно будет поставить вопрос о перспективах более детального анализа механизмов формирования и влияния информации в сознании масс.

Если внимательно присмотреться к способам организации информационного потока в современном обществе, то станет очевидным, что под воздействием СМК происходят значительные изменения культурного образа человека. Существует ли у него свобода выбирать из предложенной ему информации и различных продуктов культуры то, что в значительной степени отвечает его внутреннему миру? Нет, не существует. Напротив, мы можем со всей уверенностью констатировать, что сегодня существует определенный мировоззренческий конфликт, поскольку в рамках одного общества могут свободно сосуществовать не просто различные, но и прямо противоположные системы ценностей и норм. Современная демократия дала человеку не только возможность обладать некоторым количеством либеральных свобод, но и поставила его в ситуацию, когда он просто-напросто не знает, чему же отдать ценностный приоритет. При этом чувство осознания собственной индивидуальности основывается исключительно на том, что человек включен в процесс этого «ценностного референдума», а не на том, как он сам видит свое бытие в мире. Все это существенно дискредитирует нравственную основу общества, ведет к потере «подлинно человеческого», провоцируя тенденции к дегуманизации не только общества, но и всей культуры. На наш взгляд, такое положение вызвано именно подавляющим воздействием информации и, как следствие этого, наличием определенной информационной зависимости человека.

Чтобы понять, что такое информация и почему она играет именно такую роль в современную эпоху, необходимо четко различать сообщение (или послание), интерпретацию или (восприятие) и коммуникацию. Сообщение (message) – это «вещь», то есть передаваемый продукт интеллектуальной деятельности человека; интерпретация – это «мысль», то есть приобретаемое знание; коммуникация – это лишь операция передачи, трансляции. Но в совре- менном обществе (в чем согласно подавляющее большинство исследователей), именно эта операция трансляции есть определяющее, доминирующее звено в триаде сообщение – коммуникация – интерпретация.

В предыдущие периоды развития человеческого общества доминирующую роль играл процесс накопления знаний. Не случайно, что именно в прошлом были в общих чертах созданы те системы объяснений реальности, которые с небольшими изменениями до- шли до нашего времени и играют по-прежнему основную роль в процессе накопления объективной информации об окружающем мире. Принципиальное отличие современной эпохи заключается в ином – сейчас неизмеримо больше коммуникаций. Тиражирование (не путать с созданием) интеллектуального продукта, передача сведений о нем посредством печатных изданий, телеграфа, радио, телевидения, лекций и семинаров в рамках системы всеобщего образования, а теперь еще и сети Internet – вот что коренным образом отличает современное общество как информационное. И за словом «информация» кроется именно коммуникация, а не процесс накопления знаний. Например, наблюдая современных политиков и их избирателей, биржевых брокеров и их клиентов, журналистов и их аудиторию, нетрудно заметить: более информированный человек – это не тот, кто больше знает, а тот, кто участвует в большем числе коммуникаций.

Огромная техническая, экономическая, политическая и культурная роль информации объясняется именно тем, что она не содержательна («знание») и не предметна («продукт»). Информация операциональна. Информация служит обоснованием (оправданием) действий. Поэтому-то она столь необходима современному человеку.

В традиционном обществе, построенном на религиозном оправдании деятельности, и даже в обществе модернизирующемся, построенном на идеологическом оправдании деятельности, информация никак не могла претендовать на ту роль, что играет теперь. Только как коммуникация, а не как знание или предмет информация способна вызывать новые операции. Люди действуют, используя информацию, а коммуникационные потоки не только не поглощаются как ресурс деятельности, подобно сырьевым или энергетическим ресурсам, а напротив – умножаются и ускоряются. Это происходит потому, что информация не столько ресурс, сколько стимул (мотив) деятельности.

Итак, в современную эпоху информация – это коммуникация, побуждающая к действию. Если мы определим информацию подобным образом, то станет понятным, почему главным феноменом компьютерной революции стал Internet, а не обещанные футурологами гигантские электронные банки данных или искусственный интеллект. Мы отлично знаем, что в глобальной сети Internet не создается никакого знания, но зато многократно увеличиваются возможности осуществления коммуникаций,

В организованном подобным образом информационном потоке на первое место выходит не передача данных о свойствах товара или услуги, т. е. рациональная денотация объекта, а создание его образа, мобилизующего скорее аффективные коннотации. Именно образ приносит прибыль в современной экономике и стимулирует развитие рекламного бизнеса. Не за монополию на передачу сведений воюют владельцы СМИ, а за создание выгодного им или их заказчикам образа событий. По меткому определению, данному М. Мак-Люэном еще в 60-х гг., действительным содержанием сообщения является сам сообщающий[3]. Это отношение предполагает обязательное наличие у интерпретатора позитивного или негативного образа сообщающего, и наличие адекватного знания при этом не является обязательным.

Таким образом, не в знании и не в его передаче, а в коммуникации, как создании привлекательных образов, заключается сила современного бизнесмена, политика, ученого, художника и т. д. Поэтому совершенно прав А. Турен, когда, избегая терминов «знание» и «информация», пишет, что в постиндустриальную эру социальные конфликты возникают по поводу «символических благ»[4].

То, что коммуникация как создание образов играет в современном обществе решающую роль, подтверждает и концепция нынешнего лидера теоретиков информационного общества М. Кастельса. Кастельс начинает свой труд с тезиса о переходе от капитализма к информационализму, в условиях которого успех зависит в первую очередь от способности генерировать, обрабатывать и эффективно использовать информацию, основанную на знаниях. Однако, вопреки этой декларации, анализ новых форм экономики и культуры вынуждает Кастельса опираться на понятия «коммуникационная система», «сетевое общество», «образы», а отнюдь не на категории, указывающие на центральную роль знания[5].

Позволим себе высказать мысль о том, что доминирование образности над рациональностью в процессе осуществления коммуникаций влияет не только на способы организации информации, но и на характер, «анатомию» всего общества в целом. Под влиянием «виртуально» ориентированного коммуникационного потока происходит «переопределение» общества. Когда общество является зависимым от электронных средств коммуникации и то, что считается социальной реальностью, «утрачивает» устойчивость и определенность, тогда возможно говорить об эфемерности, нестабильности, неопределенности, парадоксальности, иррациональности или вовсе об исчезновении социального бытия.

Если взглянуть на современное состояние коммуникаций с исторической точки зрения, то становится очевидным, что в прошлом, до изобретения письма, человек жил в акустическом пространстве: лишенный границ, направления, в мире эмоций, при посредстве первобытной интуиции, где речь являлась основным социальным «путеводителем». Изобретение письма положило конец господству эмоциональности; оно породило архитектуру, города, дороги, литературу и философию. Затем печатная техника со- здала публику. Мир электроники в свою очередь породил массу. При высоких скоростях электронных коммуникаций более стали невозможны чисто визуальные средства постижения мира. Они стали слишком медленными, чтобы быть своевременными и эффективными, поскольку коммуникация осуществляется на более высоких скоростях, нежели постепенное, рациональное накопление знаний.

Как только информация получена, она тут же замещается еще более свежей. Сформированный таким образом мир вынудил современного человека отойти от привычки классифицировать факты, выстраивать их в рациональную систему объяснений.

Как же влияет современная коммуникация на познавательную активность массовой личности? Не секрет, что XIX–ХХ вв. стали веком масс, веком появления общества массового потребления, веком стандартизированности не только условий жизни, но и мышления. В этом смысле XXI век стал веком не только масс глобального масштаба, но и веком «патологической» зависимости этих масс от информации (точнее от коммуникаций). Современная коммуникационная технология за последнее десятилетие своего развития стала доступной почти каждому члену массового общества. Масса стала активно включаться в виртуальную коммуникацию. Во многом это стало возможным благодаря Internet. Коммуникации, осуществляемые таким образом, не регулируются институциональными и групповыми нормами, которые направляют взаимодействие людей в их «несетевой» жизни. Это среда развития виртуальных сообществ, альтернативных реальному обществу. Активность индивидов, осуществляющих коммуникации через Internet, их силы и время переориентируются со взаимодействия с реальными друзьями, родственниками, коллегами на коммуникации своего виртуального эго со столь же виртуальными партнерами. Такое общество как раз и привлекательно обезличенностъю, а еще более – возможностью конструировать и трансформировать виртуальную личность. Такого рода свобода позволяет возникать, существовать, распадаться многочисленным виртуальным сообществам, для которых «виртуальность» означает в первую очередь «эфемерность».

Такая «конструируемость» личности дает свободу идентификации: виртуальное имя, виртуальное тело, виртуальный статус, виртуальную психику, виртуальные привычки, виртуальные достоинства и недостатки. А виртуальная идентичность, в свою очередь, дает свободу коммуникаций. Индивид может симулировать принадлежность к любой социальной общности и за счет этого радикально расширить сферу возможных взаимодействий. Сообщества такого рода существуют до тех пор, пока их члены продолжают поддерживать привлекшие их друг к другу образы.

Виртуальность личности, практикуемая активными пользователями Internet, неизбежно вызывает отчуждение реального тела, статуса и т. п. Отчуждение в данном случае означает скорее не полный разрыв, а отстранение, дистанцирование. Реальное становится одним из возможных (а не единственных) модусов бытия, которыми можно варьировать, играть, манипулировать. Такие атрибуты личности, как самоидентификация, индивидуальность, активными пользователями Internet утрачиваются; сознательно или неосознанно ими формируется размытая или изменчивая идентичность. Таким образом, мы можем предполагать, что мы становимся свидетелями постепенной виртуализации личности.

Во многом описываемые нами явления еще имеют характер тенденций. Мы не можем говорить о действительной и тотальной виртуализации современного массового общества, однако анализ тенденций (прежде всего негативных) говорит нам о том, что сценарий будущей тотальной виртуализации возможен. Основная мысль здесь состоит в том, что современная социокультурная ситуация, и в особенности ситуация в области массового сознания, может спровоцировать или уже провоцирует подобное «переопределение» общества.

Уже сегодня мы сталкиваемся с реальной проблемой утраты различения реального и воображаемого в массовом сознании. Современная коммуникация построена таким образом, что информационная среда оказывается доступной для разных людей, организаций, регионов и даже стран в различной степени. Происходит расслоение по уровням потребления информационных ресурсов и услуг. Массовая личность получает хорошо дозированную информацию в нужное время и в нужный момент. Она лишается возможности сортировать информацию, соотносить ее согласно критериям истинности и ложности и, как следствие этого, утрачивает возможность ориентироваться в социальной среде.

Информационные технологии, по мере своего развития, уплотнения и глобализации, обнаруживают весьма неоднозначный характер воздействия на телесный и эмоционально-психический строй человеческой личности. Характерные черты информационно-технологической парадигмы (сетевая логика, гибкость, всепроницаемость коммуникации и т. п.) требуют от человека новых, не присущих ему качеств: информационной толерантности и информационной активности. Как показывают социологические и психологические исследования, лишь относительно небольшая часть общества успешно адаптируется к изменениям, обусловленным сетевой логикой информационного общества. Уделом других становится психосоматическая дезадаптация личности, зачастую выражающаяся в невротизации и депрессии.

Таким образом, закономерно поставить вопрос о трансформируемости сознания личности. Под воздействием СМК ценности и культурные ориентации изменяются с поразительной быстротой. Стандартизированная, информационно-зависимая личность не свободна в выборе информации и тех продуктов культуры, которые ей предлагаются (навязываются). Безусловно, что массовый индивид обладает достаточным количеством прав и свобод, однако стандартизированность (запрограммированность) его мотивации исключает чувство осознания собственной значимости, самоценности. Все это связано с функционированием современной массовой коммуникации, которая и формирует базу для так называемого эклектично-нетеоретического мышления. Плюрализм мнений здесь только кажущийся; на самом деле от нас ждут прогнозируемой реакции на готовую информацию. Необходимо только выбрать наиболее понравившийся вариант ответа.

Стремительно развивающиеся экранные технологии унифицируют (стандартизируют) мышление массовой личности. На первый план здесь выступает не слово, а образ, «картинка». Сила и выразительность визуальных образов многократно превышает возможности вербального воздействия. Мгновенная передача образов, яркость и ощущение непосредственности происходящего приводят к тому, что образ поднимается над содержимым. В свете изложенного мы можем констатировать, что серийность мышления на уровне массового сознания так нацелена на восприятие тиражированного продукта (информации), как средства передачи информации нацелены на его производство. Так называемый принцип «здесь и сейчас», внедряемый в массовое сознание, порождает у массы чувство безграничной свободы и всесилия. Находясь в безопасности, индивид имеет возможность наблюдать за всеми важными событиями и происшествиями (виртуальное присутствие). Кроме того, он способен даже определять ход событий (конечно же, виртуально), поэтому в последнее время стали очень популярны интерактивные шоу в режиме on-line. Явления подобного рода порождают атмосферу бесконечного референдума, когда в поток социальной информации включены и производители и потребители информации.

Подобная зависимость сознания от внешних, неподконтрольных ему информационных воздействий порождает иррациональный страх перед тотальной манипуляцией, уходом от которого кажутся опять же иррациональные по сути вербальные лабиринты постмодернизма. Некоторые научные теории, например синергетика, дополняют складывающуюся картину введением понятий «бифуркационные изменения неравновесных систем», согласно которым принципиально невозможно предвидеть, по какой конкретно из множества траекторий осуществится превращение системы, испытывающей кризис.

Все это приводит к неизбежной потере объективизированного критерия истинности и необходимости постоянного использования сложных и многообразных информационных технологий, механизм и последствия действий которых, как правило, непонятны даже применяющим их субъектам. Это формирует у индивидуального, в особенности творческого, сознания приверженность господствующему мнению, поражающий у творческих личностей конформизм, инфантильную доверчивость и отсутствие критичности мышления. Эти черты проявляются, в частности, в широко распространившихся в последнее время мифах массового сознания о всемогуществе тайных сил (на любой вкус – мировой сионизм, американский империализм, инопланетные цивилизации, наркомафия, религиозные секты, олигархи и т. п.), в распространении «нетрадиционных» религий и культов, слепой веры в целителей-«экстрасенсов», городских шаманов и постиндустриальных колдунов.

Особенно болезненным выглядит на общем фоне «информационных патологий» сознания уже упомянутое выше распространение иррациональных страхов – различных фобий, произвольным и безотчетным разуму образом концентрированных на относительно случайных предметах и явлениях. Одной из причин таких фобий является внутренний конфликт между обстоятельствами реального мира, которые помнит, видит и знает недостаточно «информатизированный» человек, ставший объектом интенсивного воздействия информационных технологий, и теми образами и оценками данных обстоятельств, которые массированно и настойчиво внедряют в его сознание эти технологии.

В развитых странах распространение фобий способствует ускоренному и углубленному развитию новейших направлений психиатрии и психотерапии. Некоторые из этих направлений – структурно-семиотическое, нейродинамическое, трансперсональное – содействуют появлению новых, весьма мощных и перспективных технологий влияния на человеческое сознание. Новейшая психотерапия приобретает принципиальное значение еще и потому, что развитие информационных технологий привело к кардинальному изменению самой сути и глубинных механизмов сознания, а именно – к существенному изменению соотношения между логическим, рациональным мышлением, опирающимся на вторую сигнальную систему, вербальный аппарат категорий и понятий, и эвристическим, творческим, интуитивным «инсайтом», озарением, опирающимся преимущественно на непосредственно чувственное восприятие (в том числе и вербальных сигналов).

Предполагается, что человеческое мышление все в большей степени будет вытесняться в дальнейшем в принципиально неформализуемую сферу творчества, основным инструментом которого являются интуитивные озарения, неподвластные рациональному контролю. При этом сознание будет опираться уже не на вербальную систему, являющуюся инструментом логики и результатом многоуровневого абстрагирования, то есть вынужденного отвлечения от реальности и ее упрощения, но на более сложную систему целостных образов, воспринимаемых непосредственно, без формализованных логических конструкций – слов. Большая по сравнению с вербально-логической системой эффективность данной интуитивно-образной, «иррациональной» системы познания объясняется принципиально меньшим уровнем абстрагирования и, соответственно, значительно меньшим объемом исключаемой из рассмотрения информации.

Если все приведенные выше аргументы касаются изменения характера мышления человека информационной эпохи, организации информации, то есть гносеологического аспекта проблемы, то сейчас необходимо затронуть и ценностный, морально-нравственный аспект этих изменений. Ряд исследователей отмечают, что обилие разных по составу и значимости новостей способствует их неадекватному моральному осмыслению и этической оценке. Определенное приравнивание в потоке информации важных и не важных с моральной точки зрения фактов приводит к «информационному цинизму»[6]. Например, для современных СМИ в качестве новости годится все что угодно. Значимое и менее значимое, неважное, выдающееся, малозначительное, выражающее главную тенденцию, эпизодическое – все это может быть без разбора выстроено в единообразный информационный ряд, причем единообразие по форме дает, как следствие, равнозначность и безразличность в отношении содержания.

Откуда же берется эта лишенная всяких сдерживающих факторов тяга к информации, «наркотическая зависимость» от нее и эта необходимость ежедневно жить среди информационного шума, испытывая непрерывную атаку сознания огромными массами информации? Уже стало привычным то, что в иллюстрированных журналах в непосредственной близости друг от друга сосуществуют все контексты. Мы обнаруживаем сообщения о массовых бедствиях и о военных конфликтах по соседству с рекламой напитков, репортажи об экологических катастрофах – по соседству с объявлением о проведении концерта рок-музыки или очередного ток-шоу. Сознание современного человека поэтому имеет все возможности погрузиться в духовную разобщенность, дезинтеграцию от этого постоянного чередования важного и неважного, от непрерывного изменения значимости сообщений, которые сейчас требуют наивысшего внимания, а уже в следующий момент совершенно утрачивает актуальность. Не в этом ли «информационном хаосе» и заключается суть манипулируемости массовой личности?

Свобода получения информации все чаще понимается как свобода от какой бы то ни было этики и морали. Возведение культа насилия, разврата, безнравственности, порока в качестве жизненных нормативов, пропаганда гедонизма ведет к деградации даже такого явления, как масса. Массовые ценности, преподносимые через СМИ, стирая традиционные этнические различия, формируют новый тип личности. Свобода понимается такой личностью как вседозволенность. Плоды ее – насилие, убийство, суицид, наркомания, чреватые разрушением личности, семьи и государства. Снимаются все табу, утверждается, что все дозволено. Этика такого сознания сводится к высвобождению природных инстинктов. Имея целью жизни получение удовольствия и будучи неспособным к принесению каких-либо жертв, современный человек разочаровывается в жизни, замыкается на собственном бытии, перестает ощущать его ценность и значимость. Кроме всего прочего, потребляя информационную пищу без разбора, приобщаясь к массовым формам культуры, массовая личность постепенно теряет остатки индивидуальности, нивелируется, обезличивается. Благодаря новым информационным типам воздействий формируется новый антропологический тип, с низким уровнем интеллекта и культуры. Избыток же противоречивой информации в современный период, когда человек буквально не в состоянии в ней разобраться, адекватно ее использовать в обществе, порождает отчужденность и взаимное непонимание. По выражению Бердяева, «… цель человека заполнена средствами к жизни, которые стали самоцелью»[7].

Таким образом, в рамках философского дискурса основной ценностный вопрос человека-массы можно поставить следующим образом: «Способна ли личность к ответственному самоопределению в мире или она навсегда останется реализовавшей себя лишь в функциональном отношении, отчуждая себя как от органики, так и от собственной индивидуальности, приобретая устойчивые, стереотипные и предсказуемые качества?». Решение этого вопроса, на наш взгляд, должно быть связано с попыткой философии «преодолеть» новые «социальные программы», ставящие во главу угла желание манипулировать внутренним миром личности, создавать и внедрять в сознание новые системы ценностей.

Дело в том, что проблема осознания индивидом самого себя и окружающего мира неоднократно ставилась в рамках философии. Например, в учении Декарта, а затем и Фихте различие чувственного бытия как бытия противоположностей преодолевается в сфере абсолютного сознания. В связи с этим и решалась проблема свободы. Свое завершение этот подход получил в учении Гегеля, – основное внимание он уделил восхождению индивида в сферу научно-теоретического мышления, науки логики, где и происходит осознание законов развития мира и роли человека

Однако преодоление противоречия между возможностями ценностной самоидентификации личности и ее реальной зависимостью от информации получает в наше время не только социально-философскую значимость, но и реальный социальный смысл. В условиях глобального социума это должно стать одной из главных тем дискурса о проблемах массовой личности и коммуникаций. Выход из создавшегося положения следует искать в выработке способов контроля над информационным потоком, способов структурирования и подачи информации.

[1] См.: Московичи С. Век толпы. М., 1998. С. 141.

[2] Массовое сознание следует рассматривать как реально существующее в обществе со- знание, имеющее своим исходным пунктом массы индивидов, их чувства, умонастроения, поведенческую практику, коммуникативное взаимодействие. (См. работы А. К. Уледова, Ю. П. Ожегова, Б. А. Грушина и др.)

[3] MеLuhan M. The medium is message. N. Y.,1967.

[4] Touraine A. The waning sociological image of social life // International journal of comparative sociology. 1984. N 1–2. Vol. 25.

[5] Castells M. The information age: economy, society and culture. Oxford, 1996–1998. Vol. 1–3.

[6] См.: Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. С. 328.

[7] Бердяев Н. Философия неравенства. М.: Мысль, 1990. С. 137.

Ваш внутренний разум — работа воображения

В наши дни опубликовано множество книг о мозге, и вы можете погрузиться в кому, пытаясь разобраться в их различных сообщениях. Так что с моим обычным легким любопытством я начал читать книгу The Mind Is Flat британского бихевиориста Ника Чейтера. По крайней мере, название интригующее. Но когда я начал ее читать, я сразу оживился. Может быть, это потому, что он начинается с длинного рифа об Анне Карениной и просит нас понять мотивы ее самоубийства.Мы можем их объяснить? Что, если бы огромный паровой двигатель нажал на тормоз, и Анна не умерла? Сможет ли она объяснить психологу свои собственные мотивы во время выздоровления в швейцарском санатории?

Чейтер пишет, что не имеет значения, что Анна — вымышленный персонаж. Мы бы прошли через те же мысленные странствия, что и реальный человек. Фактически, выживший реальный человек, изо всех сил пытающийся найти ясность в путанице своих чувств, будет рассказывать психологу только историю о том, почему она хотела покончить с собой.Точка зрения Чейтера смелая: нельзя найти глубокую правду о мотивах. «Никакая терапия, анализ сновидений, словесные ассоциации, эксперимент или сканирование мозга не могут восстановить« истинные мотивы »человека не потому, что их трудно найти, а потому, что их нечего найти», — пишет он. «Внутренний, ментальный мир, а также убеждения, мотивы и страхи, которые он должен содержать, сами по себе являются плодом воображения».

ПОВЕРХНОСТНЫЕ МЫСЛИ: Аналогия с айсбергом и разумом Фрейда не может быть более вводящей в заблуждение, Чейтер пишет: «Нет сознательных мыслей и бессознательных мыслей … Есть только один тип мысли, и каждая такая мысль имеет два аспекта: сознательное чтение. -out, и бессознательные процессы, производящие считывание.T и Z / Shutterstock

Что ж, я подумал, если Чейтер будет продолжать этот смелый тон, The Mind Is Flat будет чем угодно, только не плоским. В самом деле, пробиваясь сквозь современный ландшафт когнитивных исследований и экспериментов, он стреляет одним стрелом за другим по заветным культурным представлениям об истинах, скрывающихся в клубках нашего мозга. Чейтер пишет, что эмоции — это не заранее сформированные чувства, ожидающие своего прорыва, это мгновенные импровизации телесных реакций. Он говорит нам, что наш мозг — джазовый исполнитель, придумывая лучшие на данный момент мысли и поступки.Чейтер пишет, что подключение к высшему сознанию может быть излюбленной идеей, но это равносильно «чепухе на ходулях». Вы говорите, что книга Джеймса Джойса «Улисс » — это исследование самых сокровенных механизмов разума? «Скорее наоборот, — пишет Чейтер. Знаменитые стили потока сознания Джойс и Вирджинии Вульф — это «результат успешных циклов мысли». (Хорошо, это немного неуклюже.)

Тем не менее, я мчался через The Mind Is Flat , зачарованный. Я встречал оттенки идей Чейтера в других недавних книгах, в частности, Как создаются эмоции , в которой автор Лиза Фельдман Барретт, нейробиолог, подробно освещает, как «эмоция является порождением вашего мозга того, что означают ваши телесные ощущения.Но меня постоянно интересовали наглые утверждения Чейтера: «Мы все стали жертвами обмана, совершенного нашим мозгом», — даже если я никогда не был вполне уверен, что они правы. И поэтому мне очень хотелось поговорить с Чейтером лично, посмотреть, смогу ли я заставить его прояснить некоторые из моих опасений по поводу его портрета бессознательного. Он отвечал на мои вопросы весело и вдумчиво, а также с остроумием, которое я ассоциировал с его книгой, особенно когда он назвал коллективное бессознательное Юнга «астрологией психологии».Я начал с вопроса о психотерапии, потому что если есть один из столпов мысли, который Чейтер стремится опровергнуть, так это идея о том, что путешествие в бессознательное может освободить нас.

Вы говорите, что психотерапия, которая пытается облегчить боль, выявляя бессознательные мотивы,…

Обречена?

Да, обречена. Почему?

Он обречен тем, что от вас не скрывается глубокая внутренняя история. Скорее, у вас есть первый черновик или набор бессвязных заметок для романа.У вас бессвязная путаница. И все мы в какой-то степени бессвязные болваны. Но когда некоторые из этих несогласованностей вызывают у нас проблемы, когда мы боимся чего-то, что очень хотим сделать, даже чего-то столь узкого, как страх перед пауками, это конфликты в нашем мышлении и реакциях.

Верите ли вы в ценность психотерапии?

Да, да. И я думаю, что разумная цель должна заключаться в том, чтобы помочь человеку понять мир более последовательным, последовательным и комплексным образом.Это чрезвычайно творческий акт со стороны пациента.

Если бы это было так просто.

Хорошо, это сложно. Дело не в том, что терапевт может сказать: «Я вижу там клубок, давайте распутаем его, и все будет хорошо». Это требует творческого рывка. Как будто писать романы сложно. Вы можете подумать, что все, что вам нужно сделать, это сделать все согласованным и согласованным, чтобы персонажи имели смысл, и это легко. Но, конечно, это не так. Мы изо всех сил пытаемся сделать это в нашей собственной жизни, которая по крайней мере так же сложна, как романы.

Если мы воображаем, что сознательная мысль порождается скрытыми глубинами, мы пытаемся найти их.

На самом деле наш разум не основан на последовательности. Они основаны на прецеденте, на трансмутации или расширении прошлого опыта. Наш прошлый опыт основан друг на друге и создает привычки мысли. Иногда прошлое нас очень плохо вооружает. У нас будут шаблоны поведения, шаблоны мышления, которые будут преследовать нас и от которых будет трудно избавиться.

Теперь вы можете сказать: «Ну, если нет скрытых глубин ума, психотерапия должна быть пустяком». Но на самом деле это усложняет задачу. Дело не в том, что есть связная история, и нам просто нужно немного ее подправить. Дело в том, что весь проект по созданию целостного понимания своей жизни — это действительно сложная задача.

Тем не менее, похоже, что мы можем просто импровизировать, чтобы избавиться от проблем. Давайте рассмотрим горе. Это захватывает ваш разум.Как человек может найти выход из этого?

Я не думаю, что есть выигрышное решение для решения любых жизненных проблем особенно простым способом. Но то, что, скорее всего, происходит в горе, — это нарушение понимания собственной жизни. Если вы думаете о чем-то действительно ужасном, например о потере ребенка или партнера, одна из вещей, которая делает это действительно трудным, — это ощущение, что этого не должно было случиться. Это был не сценарий. В жизни не должно быть таких вещей.Моя жизнь, мой партнер, жизнь моего ребенка имели курс, направление. А теперь как мне разобраться в том, что произошло? В этом нет смысла, из-за этого мир кажется совершенно бесцельным. Один мой друг, чей брак рушился, сказал, что это похоже на то, что кто-то просто взял сценарий и сжал его. Ощущение будущего — пустота.

Но как только случается что-то неожиданно ужасное, нам нужно переписать эту историю. И я думаю, что когда люди пытаются измениться — горе является большим и трудным препятствием — многое из этого является творческим переосмыслением.Мы пытаемся найти способ осмысления того, как мир может иметь смысл, когда может случиться что-то столь же плохое, как это. Может быть, я могу представить жизнь умершего человека как очень хорошую жизнь. Короче, чем хотелось бы, но я понимаю, что было много положительных моментов.

Если бы вы были психотерапевтом, что бы вы сказали людям?

Я бы начал с того, что сказал бы, что то, как мы интерпретируем людей окружающего мира, а также поведенческие и психические привычки, которые формируют нас, могут существенно повлиять на то, как мы относимся к своей жизни, и насколько хорошо мы можем с ними справляться. .Итак, одна из целей терапии — помочь людям сформировать новые мысли и модели поведения, которые помогут им двигаться вперед. Речь идет, например, не об обнаружении или исправлении бессознательных мотивов или убеждений — речь идет о том, чтобы помочь сознательному уму двигаться вперед.

Также в когнитивной науке

Попытка не пробовать

Эдвард Слингерленд

В известной истории древнекитайской философии мясник Дин был призван сыграть свою роль в традиционной религиозной церемонии.Ритуал освящения недавно отлитого бронзового колокола требует, чтобы мясник принес в жертву быка в … ПОДРОБНЕЕ

Может помочь лучшее понимание поверхностной и импровизированной природы нашего мышления — часто попытка заглянуть глубоко внутрь себя может создать для нас некоторые иллюзорные проблемы. Если мы представим себе, что наша сознательная мысль генерируется скрытыми ментальными глубинами, мы можем начать мучить себя, пытаясь понять, что могут содержаться в этих ментальных глубинах. В случае горя мы можем задаться вопросом: «Достаточно ли мне грустно? Должен ли я скоро почувствовать себя лучше? Означает ли это, что я недостаточно любил своего партнера или ребенка? » Вас мучает поиск вашей истинной внутренней реальности, и я думаю, что это действительно нам мешает.

Люди разрывают отношения на столь же тонких основаниях. Предположим, например, что мы заглядываем внутрь себя в поисках любви, которую, как я чувствую, я должен испытывать к своему партнеру. Но теперь ищу, где это? Это вообще есть? А может, этого недостаточно, а может быть, слишком много. При таком образе мышления вы можете попасть в патологическое состояние. И это происходит из-за неправильного представления о том, что во мне есть настоящая внутренняя реальность, и моя реальность может быть не такой, какой должна быть. В самом деле, сама идея подлинного чувства опасна, потому что предполагает, что есть настоящее чувство, а некоторые — фальшивые, а настоящие действительно глубоко внутри меня.И тогда мы можем бесконечно беспокоиться о том, какие из наших чувств верны, а какие нет. Мы должны скептически относиться к этим чувствам.

Почему?

Потому что, чтобы ответить на такие вопросы о нашем внутреннем мире, наш мозг творчески придумывает ответ в тот самый момент, когда мы задаем вопрос, а не зачитывая из внутренней библиотеки заранее сформированные мысли, чувства и мотивации. Мы можем сказать это, потому что, если мы зададим себе один и тот же вопрос, хотя бы слегка по-разному, мы будем часто получать резко противоречивые ответы: наш мозг — заядлый и не совсем последовательный рассказчик, а не репортер из внутреннего мира.И все же мозг настолько беглый и убедительный рассказчик, что мы можем так легко поверить, что он сообщает факты, а не создает вымысел.

Хорошо, я понимаю, о чем вы говорите. Но я не совсем понимаю, почему вы пренебрегаете бессознательным. На наши сознательные мысли и поведение влияют прошлые воспоминания и укоренившиеся привычки. Итак, как вы можете сказать, что бессознательное — опасная иллюзия?

Причина, по которой я считаю бессознательное опасной метафорой, заключается в том, что она создает впечатление, что психические вещи, которые являются бессознательными , могут быть сознательными.Вся эта идея раскрытия вещей из бессознательного и превращения их в сознание предполагает, что они принадлежат к одному типу. Это метафора айсберга разума. Верхушка айсберга сделана из того же материала, что и остальная часть айсберга, которая представляет собой невидимую массу. И я считаю, что это действительно ошибка. Реальность такова, что вещи, которые мы осознаем — переживания, мысли, фрагменты разговора — полностью отличаются по типу от вещей, которые мы не осознаем, — все эти таинственные мозговые процессы, которые откладывают и извлекают воспоминания, частичные фрагменты информацию вместе и так далее.Мозг выполняет много бессознательной работы, но мы не понимаем этого в том смысле, в каком мы его понимаем. На повседневном уровне мысль — это то, что проходит через мой разум: образы, боли, фрагменты языка. Но бессознательная деятельность мозга, порождающая такие мысли, отличается от прежних. Если бы мы могли понять процессы, посредством которых миллиарды нейронов взаимодействуют, чтобы помочь нам распознавать лицо или интерпретировать фрагмент речи, мы бы обнаружили, что они не связаны с потоком сознания, как работа печени.

Предположим, мы заглядываем внутрь себя в поисках любви, которую должны испытывать. Где это находится?

Может быть, вам стоит дать нам определение «мысль».

Ну, конечно, непростая задача! Но примерно это материал сознательного опыта: боли, толчки, формы, движения, шумы и обрывки языка, которые проходят через наш сознательный разум. До Фрейда сама идея о том, что могут быть мысли, о которых мы не подозреваем, казалась большинству людей странной.Идея о том, что мозг изобилует деятельностью, которая подобна сознательному мышлению, но на самом деле не является сознательной, была радикальной идеей — но, я думаю, ложным следом.

Ваша проблема с бессознательным — смысловая? Возможно, вам не нравится общее употребление этого термина.

Думаю, это действительно предметный вопрос, а не смысловой. Точка зрения бессознательного мышления на самом деле является довольно ограниченным взглядом на то, как работает мозг — она ​​предполагает, что мысли, которые населяют мой сознательный разум, довольно хорошо отражают то, как работает мой мозг, о чем я, конечно, не осознаю.Но работа мозга гораздо более странная, чем это: мозговые механизмы восприятия, языковой обработки, моторного контроля и памяти помогают генерировать сознательные мысли, но они не похожи на скрытые «копии» сознательных мыслей.

Итак, деятельность мозга бессознательна — это просто не мысль в том смысле, в каком мы ее обычно понимаем. Ловушка, в которую мы попадаем, думает: «Ну, если деятельность мозга неосознаваема, мозг, должно быть, делает бессознательные вещи, а эти вещи должны думать.«А мышление связано с убеждениями, рассуждениями, мотивами, планированием и болью — вещами, которые проходят через наш сознательный разум. Поэтому мы внезапно начинаем думать: «Да, мозг имеет два типа мысли, разделенных какой-то загадочной границей сознания». Я считаю это большой ошибкой. Вы совершенно правы, что у нас есть мозговые процессы, которые мы не осознаем. Но это неправильно, что эти мозговые процессы осуществляют бессознательное мышление .

Но они действительно влияют на наше сознательное мышление.

Да, конечно. Они полностью это определяют. Да, они являются механизмом, генерирующим сознательные переживания и сознательные мысли.

Наш мозг задействован в бессознательных мыслях не больше, чем наша печень, иммунная система или гены.

Вот простой пример влияния. Когда я слышу старую песню Дэвида Боуи, у меня сразу возникают эмоциональные воспоминания. Конечно, это не похоже на сознательное действие.

Да, верно.Но подумайте о мозговых процессах, участвующих даже в осознании того, что песня знакома; или признание того, что певец — Дэвид Боуи. У нас нет интроспективного доступа к этим мозговым процессам. И это всегда верно: мы всегда осознаем только результаты обработки мозга — «О, это Боуи» — и никогда не осознаем саму обработку. Бессознательная работа мозга в решающей степени связана с мыслью, но это не мысль.

Я не понимаю, как можно их разделить. Например, вы пишете, что изобретательность человеческого мозга лучше всего иллюстрируется «центральным местом метафоры в наших мыслях.Тем не менее, то, что составляет метафору — язык и символы — приобретается в результате эволюции, генетики и культуры. Я не понимаю, как эти бессознательные влияния можно отделить от мыслей. Так не кажется ли вам, что утверждение, что бессознательное — это миф, также опасно или даже вводит в заблуждение?

Ну да, бессознательное влияние на мышление присутствует повсюду — генетика, опыт, умственные привычки, язык и метафоры, которые мы используем, и многое другое. Но бессознательные влияния, в том числе деятельность нашего мозга, лежащая в основе наших мыслей, сами по себе не являются мыслями.Это ошибка, которую мы так легко можем сделать. И вторая ошибка состоит в том, что мы думаем, что, заглянув внутрь себя, с помощью терапии, визуализации мозга или каким-либо другим методом, мы можем вывести эти предполагаемые бессознательные мысли в свет сознания. Но это безнадежный проект — мы не можем осознать работу нашего мозга не больше, чем мы можем осознать другие аспекты нашей собственной биологии. Мы можем придумывать истории о том, чего пытается достичь печень, говорить так, как будто иммунная система сбита с толку тканями нашего собственного тела, или говорить о том, что гены эгоистичны.И мы также можем придумывать истории о нашем мозге — предполагая, что он может подавлять убеждения, скрывать скрытые мотивы, подключаться к коллективному бессознательному или что нам нравится. Но это метафора, а не буквальная правда. Наш мозг занят бессознательными мыслями не больше, чем наша печень, иммунная система или гены.

Как вы определяете эмоции?

Я думаю, что эмоции — это интерпретации. Понимание собственных эмоций или эмоций другого человека очень похоже на понимание эмоций вымышленного персонажа.Вы попали в ситуацию, у вас есть физиологическая реакция, и вам нужно разобраться в этом. Если вы видите, что кто-то сильно потеет и выглядит напряженным на высоком выступе, вы думаете: «Это плохо, они боятся упасть, они чувствуют страх». Вы делаете то же самое с собой. Если вы находитесь на высоком выступе, у вас есть опыт страха, вы думаете: «Боже мой, мое сердце сходит с ума, я полон адреналина, я сильно потею» и «Помогите, я Я на этой высокой планке. »Но вы можете испытать те же физиологические симптомы на стартовых блоках 100-метрового забега.Итак, ваше физиологическое состояние весьма неоднозначно. Дело в том, что чувства не вырываются из каких-то душевных глубин. Их вообще не существует. Это лучшая мгновенная интерпретация нашим мозгом обратной связи о состоянии нашего тела в свете ситуации, в которой мы находимся.

Давайте применим вашу теорию о том, как работает разум, к чему-то важному в повседневной жизни людей, например к религии.

Я думаю, что религия является довольно интересной иллюстрацией этой точки зрения.

ОК. Как так?

Если вы спросите людей о религиозных доктринах, которых они придерживаются, они ответят, что я полностью верю этим доктринам. Но если вы попытаетесь выяснить, как их верования и доктрины сочетаются друг с другом, это будет непросто. Я не говорю, что было бы несложно исследовать наши представления о науке. Наше мышление почти во всем бессвязно. Может быть, это потому, что мир слишком сложен для нас. Но давайте возьмем доктрину пресуществления.Кто-то, кто придерживается этой доктрины, сказал бы, что настоящая кровь и тело Христа находятся в этом вине и облатке. Если вы попытаетесь распознать это и разобраться в этом, вы не сможете этого сделать, они не смогут этого сделать. Это просто невыполнимая вещь. Но это, я думаю, показывает, что думать о себе как о очень сильном вере во что-то значит придерживаться поверхности. То, что вы говорите, учитывая мою нечеткую точку зрения, предысторию и так далее, я буду придерживаться именно этого. Я могу даже умереть на костре из-за этого.

Что делает одно убеждение таким убедительным для нас?

На мой взгляд, это исходит из центральной идеи, что мозг — это последовательный процессор, который думает по одной мысли за раз. С каждой мыслью вы собираете огромные фрагменты информации и пытаетесь собрать их воедино. Это может быть информация восприятия, это может быть лингвистическая информация, это могут быть фрагменты памяти. И одна из вещей, которые, по-видимому, хорошо умеют делать религия, — это дать нам ощущение того, что все это как-то подходит.Создается впечатление, что все эти различные аспекты жизни встают на свои места. Скорее, когда вы видите трудно поддающееся обработке изображение и внезапно думаете: «О, понятно, это коровья морда» или «Это собака».

Теперь, может быть, все части не совсем подходят друг к другу, но есть ощущение связности. Как только вы начнете нарушать эту согласованность, ваша жизнь станет менее значимой. Таким образом, люди будут защищать определенную точку зрения на мир и не захотят отклоняться от нее. Поступая так, у мира снижается способность творчески понимать свою жизнь, свои цели и мир вокруг них.Может быть, есть другой способ думать о вещах, который был бы не менее привлекательным. Но, по крайней мере временно, допрос болезненный. Ставить под сомнение все, во что мы верим, а не только религию, на самом деле довольно тревожно.

В конце концов, какая польза от мысли, что наш разум плоский?

Речь идет о сосредоточении внимания на творческом проекте понимания собственной жизни, а не на попытках вскрыть собственную психику. Как нам жить счастливее и лучше? Как мы думаем более связно и лучше? Как мы решаем проблемы в будущем? Иногда для решения проблем требуется вернуться назад, например, когда вы пытаетесь написать роман или представить доказательство по математике.Иногда вам нужно вернуться и подумать: «Погодите, я ошибся здесь, я неправильно развил персонажа, я сделал ошибку в расчетах». Но важно думать о проекте как о продвижении вперед, а не думать, что я и все остальные находимся во власти таинственной силы, которая контролирует нас, и нам нужно отправиться внутрь, чтобы найти ее. Смотреть вовнутрь, а не вовне — это просто неконструктивное направление. Дальновидный подход к нашей жизни — это положительное преимущество.

Кевин Бергер — редактор функций в Nautilus.

Глава §4 СОЗНАНИЕ

Это черновик (28 июля 2005 г.) главы IV The Emotion Machine Марвина Мински. Присылайте комментарии на [email protected].

Часть IV. СОЗНАНИЕ ………………………….. 1

§4-1. Какова природа сознания? ……….. 1

§4-2. Распаковка чемодана сознания …. 3

4-2.1. Слова-чемоданы в психологии…………….. 4

§4-3. Как распознать Сознание? ……… 5

4.3.1 Иллюзия имманентности ……………………… 9

§4-4. Завышение сознания ……………………. 10

§4-5. Самомодели и самосознание ……… 12

§4-6. Декартов театр …………………………… 14

§4-7. Последовательный поток сознания ……….. 16

§4-8. Тайна «опыта».’………………… 17

§4-9. A-Brains и B-Brains …………………………. 18

«Ни одному философу и почти ни одному писателю не удавалось когда-либо объясните, из чего на самом деле сделано это странное человеческое сознание. Тело, внешние объекты, мрачные воспоминания, теплые фантазии, другие умы, вина, страх, колебания, ложь, ликования, пособия по безработице, головокружительные боли, тысячи вещей, которые слова могут только нащупывать, сосуществовать, многие сливаются в единое целое сознание »- Ирис Мердок, в Черный принц .1973.

Какие виды у существ есть сознание? Является ли существуют у шимпанзе — или у горилл, бабуинов или орангутангов? А как насчет дельфинов или слонов? Лягушки, рыба, насекомые или овощи осознают себя в какой-либо степени — или сознание — это особенная черта, которая отделяет нас от остальных зверей?

Хотя те животные не ответят на такие вопросы, как « Знаете ли вы, что вы существуете», или «Как вы относитесь к тому, что сознание есть » ответы людей едва ли более полезны.Когда вы спрашиваете мистических мыслителей, как работает сознание , их ответы не очень поучительны.

Шри Чинмой: «Сознание — это внутренняя искра или внутреннее звено в нас, золотое звено внутри нас, которое связывает нашу высшую и наиболее освещенную часть с нашей самой низкой и самой неосвещенной частью ». [1]

Некоторые философы даже настаивают на том, что на этот вопрос нельзя найти хороших ответов.

Джерри Фодор: «Никто не имеет ни малейшего представления о том, как материал может быть сознательным.Никто даже не знает, каково было бы иметь малейшее представление о том, как нечто материальное может быть сознательным. Так много для философия сознания »[2]

Является ли сознание Черта «все или ничего», имеющая четкую границу или имеющая различное количество и качества — как вещь может быть холодной или горячей?

Релятивист: Все имеет некоторую сознательность. У атома есть только немного этого.Более крупные объекты должны иметь в больших градусах — вплоть до звезд и галактики.

Абсолютист: Мы не знаем, где начинается и где заканчивается сознание, но ясно, что каждая вещь должна быть сознательной или нет — и, очевидно, нет такого вещь в скале.

Пользователь компьютера: Мне кажется, что некоторые программы уже некоторая небольшая степень.

Логик: Прежде чем перейти к сознанию, вы действительно должен определить это.Хорошие аргументы должны начинаться с точного о чем они. В противном случае вы построите шаткий фундамент.

Эта политика может показаться «логичной», но она неверна, когда дело доходит до психология, потому что предполагает это «сознание» имеет ясное и определенное значение. Конечно, мы не хотим быть неточными, но строгих определений могут хуже , пока мы не будем уверены, что наши идеи Правильно. Ведь «сознание» — это слово, которое мы используем для обозначения многих типов процессов, и для разных целей; мы примените его к чувствам, эмоциям и мыслям — и к как мы думаем и чувствуем о них.То же самое и с большинством повседневных слов об умах, например о «творчестве» или «интеллекте».

Итак, вместо того, чтобы спрашивать, что такое «сознание» — это , или то, что мы подразумеваем под «быть осознавая, « мы постараемся выяснить, когда и почему люди используют эти загадочные слова. Но почему вообще возникают такие вопросы? Что за это дело, загадок?

Даниил Деннет: «Тайна — это явление, о котором люди не умеют думать. о… пока.Человеческое сознание — это чуть ли не последняя сохранившаяся тайна. Были и другие великие загадки [вроде тех] происхождения Вселенная и время, пространство и гравитация. … Однако Сознание стоит в одиночку сегодня как тема, которая часто оставляет даже самых искушенных мыслителей косноязычный и запутанный. И, как и все предыдущие загадки, есть многие, кто настаивает — и надеется, — что никогда не будет демистификации сознание.» — Объяснение сознания, 1991

Действительно, многие из тех, кто «Настаивать — и надеяться» на то, что сознание не может быть объяснено, по-прежнему заявляют, что оно только один является источником большинства достоинств человеческого разума.

Мыслитель 1: Сознание объединяет наше настоящее, прошлое и будущее вместе, осмысливая весь наш опыт.

Мыслитель 2: Сознание заставляет нас «осознавать» самих себя, и дает нам чувство идентичности; это что оживляет наш разум и дает нам ощущение жизни.

Мыслитель 3: Сознание это то, что придает нам значения; без него мы бы даже не узнали, что у нас есть чувства.

Вау! Как мог один принцип, сила или сила наделяют нас столькими способностями? Это невозможно — и в этой главе будет доказано, что нет причина полагать, что все эти разные способности происходят от одного общего происхождения. Действительно, из того, что мы знаем о мозгами, безопаснее предположить, что каждый из них основан на разном оборудовании .

Уильям Кальвин и Джордж Оджеман «Современные дискуссии о сознание … обычно включают такие аспекты психической жизни, как сосредоточение вашего внимание, вещи, о которых вы не знали, вы знали, мысленная репетиция, образы, мышление, принятие решений, осознание, измененные состояния сознания, произвольные действия, подсознательный прайминг, развитие концепции Я у детей и рассказы, которые мы рассказываем себе, когда бодрствуем или спим.” [3]

Все это показывает, что «сознание» не относится к какой-либо отдельной идее или предмету, но это мы используем его как слово-чемодан для множества различных действий.

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

Аарон Сломан: « не стоит спрашивать , как определить сознание, как объяснить. он, как он развивался, каковы его функции и т. д., потому что нет ничего для которого все ответы будут одинаковыми.Вместо этого у нас много подвозможности, для которых ответы разные: например, разные виды восприятие, обучение, знания, контроль внимания, самоконтроль, самоконтроль, самоконтроль и т. д. [4]

Чтобы увидеть Разнообразие того, что делают человеческие умы, рассмотрим этот фрагмент повседневного мышления.

Джоан идет через улицу, чтобы доставить ее. готовый отчет. Размышляя о том, что сказать на встрече, она слышит звук и поворачивает голову — и видит быстро приближающуюся машину.Неизвестно, есть ли пересечь или отступить, но беспокоясь о опоздании, она решает бежать через дорогу. Позже она вспоминает о своем травмированном колене и размышляет о ней. импульсивное решение. «Если бы у меня вышло из строя колено, меня могли бы убить. потом что бы мои друзья подумали обо мне? »

Может показаться Естественно спросить, «Насколько Жанна осознавала то, что она сделала?» Но вместо того, чтобы останавливаться на слове « сознание» , давайте рассмотрим несколько вещей. что Жанна «сделала.”

Реакция: Джоан быстро отреагировала на этот звук.

Идентификация: Она узнала в этом звук.

Характеристика: Она отнесла это к звуку автомобиля.

Внимание: она замечала одни вещи, а не другие.

Воображение: она предвидела два или более возможных будущего.

Нерешительность: Она не знала, переходить или отступать.

Решение: Она выбрала одно из нескольких альтернативных действий.

Воспоминание: Она нашла описания предыдущих событий.

Пересмотр: Позже она пересмотрела этот выбор.

Выбор: Она выбрала способ выбора среди вариантов.

Опасение: Она беспокоилась из-за опоздания.

Планирование: Она построила многоступенчатый план действий.

Вариант воплощения: Она пыталась описать состояние своего тела.

Эмоции: Она изменила основные части своего психического состояния.

Представление: Она взаимосвязана набором описаний.

Язык: она построила несколько словесных выражений.

Повествование: Она слышала их как диалоги в своей голове.

Ожидание: Она ожидала определенного будущего состояния.

Намерение: она изменила некоторые приоритеты своих целей.

Рассуждение: Она сделала различные выводы.

Размышление: Она подумала о том, что недавно сделала.
Саморефлексия: она размышляла над своими недавними мыслями.

Сочувствие: она представляла мысли других людей.

Моральное отражение: Она оценила то, что она сделала.

Самовоспроизведение: она создавала и использовала собственные модели.

Самосознание: Она охарактеризовала свое психическое состояние.

Смысл идентичности: Она считала себя сущностью.

Это только начало гораздо более длительного список аспектов того, как мы себя чувствуем и думаем, и если мы хотим понять, как умы работают, нам потребуются объяснения для всех из них. Для этого нам нужно Разберите каждый по отдельности, чтобы учесть детали того, как они работают. потом каждый читатель может решить, какие из них следует, а какие не следует рассматривать как аспекты сознания.’

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

Холист: Однако после анализа всех этих частей вы все равно обязаны объяснить, как все они объединяются, чтобы произвести потоки сознание, возникающее из них. Значит, тебе еще понадобятся слова чтобы описать весь этот феномен.

Почему наш язык стал включать такие термины, как «осознание», «восприятие», «Сознание», каждое из которых конденсирует множество различных процессов?

Психолог: Такие самовыражения полезны в повседневной социальной жизни. жизнь, потому что они помогают нам общаться — как с нашими друзьями, так и с мы сами.Поскольку все мы разделяем одни и те же беспорядочные идеи, мы можем упакуйте их в расплывчатый чемодан — термины, которые нам кажутся легкими для понимания.

Специалист по этике: Они нужны нам также для поддержки нашего принципа ответственность и дисциплина. Наши правовые и этические принципы в значительной степени основанные на идее, что мы должны наказывать или вознаграждать только те действия, которые «Преднамеренные» — то есть основаны на том, что они были заранее спланированы, с прогнозы об их последствиях.

Психиатр: Возможно, мы используем эти термины, чтобы себя от слишком много вопросов о том, как наш разум контролирует себя, и что лежит в основе наших решений. Возможно, мы используем такие слова, как «сознание», чтобы помогите нам сразу подавить все эти вопросы, предложив, чтобы все они всего лишь одна большая Тайна.

Студент: Если «сознание» — это просто чемоданское слово, какое? нам кажется настолько очевидным, что мы действительно обладаем такой вещью? Если такие термины постоянно меняют свое значение, почему это не становится очевидным, когда мы начать думать о них?

Это могло быть потому что никакая часть разума не может «видеть» большую часть того, что делает остальная часть этого разума.А типичный ресурс внутри мозга выполняет свою работу изнутри таким образом, чтобы другие ресурсы не воспринимаются. Кроме того, когда какой-либо ресурс исследует другой, само это действие может изменить состояние другого — и таким образом уничтожить само свидетельство ему нужно будет распознать, что происходит. Это может частично объяснить Жалоба Юма на то, что нашему уму не хватает хороших способов исследовать себя.

Дэвид Хьюм: «Движение нашего тела. следует по команде нашей воли.Мы осознаем это каждое мгновение. Но средства, которыми это осуществляется; энергия, которой будет выполняет такую ​​необычную операцию; этого мы так далеки от того, чтобы быть сразу же осознавая, что это должно навсегда ускользнуть от нашего самого прилежного исследования ». [5]

Юм предполагает, что мы никогда не смогли бы разработать более эффективные способы проверки самих себя, но сегодня мы есть новые машины изображений, которые показывают больше того, что происходит в нашем мозгу.Для Например, теперь мы можем определять действия, которые начинаются до того, как наши конечности двигаться.

Философ-дуалист: Тем не менее, те инструменты в конечном итоге выйдут из строя, потому что вы можете измерить мозг, но не идея. Некоторые существа обладают сознанием, а другие — нет. субъективная вещь, которую невозможно объяснить физически.

Философ-функционалист: Какие доказательства могут поддержать вашу вера в то, что сознание невозможно объяснить? Мы можем видеть это просто как наш название того, что происходит, когда в нашем мозгу запускаются определенные процессы.

Согласен с этим вторым мнением, за исключением того, что мы также должны сказать больше о том, что эти «определенные процессы» – — и почему мы выделяем их как группу. ((В следующем разделе будет предложена теория это.) Тем не менее, многие мыслители все еще утверждают, что мозг должен основываться на что-то вне досягаемости наших современных машин.

Emergentist: Возможно, сознание — лишь одно из «Целостности», которые появляются, когда системы становятся достаточно сложными.Возможно, это именно то, что мы должны ожидать от сети миллиардов клеток в мозгу.

Когда мы увеличиваем размер системы, то обычно она будет работать хуже, если мы не улучшим его дизайн, и это всегда связано с некоторыми компромисс; если система построена со слишком большим количеством подключений, это приведет к пробки — в то время как если связи между частями слишком редки, это вряд ли вообще что-нибудь полезное.

Кроме того, если бы просто сложности были всем, что нужно, тогда почти у всего было бы сознание.Мы не хотим заключать, что водные волны думают, но то, как волна разбивается о пляж, более сложнее (по крайней мере, в некотором смысле), чем процессы, происходящие в нашем мозгу.

Итак, нет указывают на то, чтобы спросить, что такое сознание, потому что мы видели, что это чемодан, который каждый из нас наполняет гораздо большим количеством вещей, чем мог бы есть только одна общая причина. Нет смысла пытаться обсуждать так много разные вещи одновременно — кроме тех случаев, когда мы пытаемся объяснить, почему мы склонны лечить все те вещи как то же самое.Давайте еще раз послушаем Аарона Сломана:

Аарон Сломан: «Я, например, не думаю, что определение сознания вообще важен, и я считаю, что он отвлекает внимание от важных и сложные проблемы. Вся идея основана на фундаментальном заблуждении. что только потому, что существует существительное «сознание», есть некоторые «Вещь» вроде магнетизма, электричества, давления или температуры, и что это стоит поискать корреляты этой вещи.Или о заблуждении, что это стоит попытаться доказать, что определенные механизмы могут или не могут производить «это», или пытаясь выяснить, как «оно» эволюционировало, или пытаясь выяснить, какие животные «Это», или попытка решить, в какой момент «это» начинается при развитии плода, или в какой момент «это» прекращается, когда происходит смерть мозга и т. д. вещь, которую нужно соотнести, но очень большая коллекция очень разных вещей ». [6]

Я полностью согласен с точкой зрения Сломана.Чтобы понять, как работает наше мышление, мы должны изучить эти «очень разные вещи» , а затем спросите, какие механизмы могут выполнить некоторые или все из них. Другими словами, мы должны попытаться спроектировать — в отличие от определить — машины, которые могут делать то, что умеет наш разум. делать.

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

Студент: Вы так и не ответили на мой вопрос, почему, если « сознание» — это просто чемодан словом, почему это кажется такой определенной вещью.

Вот теория почему это могло произойти: большая часть нашей умственной деятельности более или менее «Бессознательно» — в том смысле, что мы их почти не осознаем. Но когда мы сталкиваемся с препятствиями, это запускает некоторые высокоуровневые процессы, которые имеют такие свойства, как эти:

(1) Они используют наши самые последние воспоминания.

(2) Они действуют более последовательно, чем параллельно.

(3) Они используют абстрактные, символические или словесные описания

(4) Они используют модели, которые мы сами сделали.

Теперь предположим, что мозг может создать ресурс с именем C , который определяет, когда все они работают одновременно:

Если такой извещатель C- оказался достаточно полезным, это может привести нас к мысли, что он обнаруживает присутствие какого-то «Сознание-Вещь!» В самом деле, мы могли бы даже представить, что эта сущность является причиной этого набора действий, а наша языковые системы могут научиться подключать этот детектор к таким терминам, как «Осознание», «я», «внимание» или «я».Чтобы узнать, чем это может быть полезно нам, давайте рассмотрим его четыре составляющих.

Недавние воспоминания: Почему сознание должно включать память? Я всегда думал о сознании как о настоящем, а не о прошлом — о том, что происходит прямо сейчас.

Для любого ума (или любой машине), чтобы знать, что она сделала, ей нужны недавние записи виды деятельности. Например, предположим, что я спросил: « Вы знаете, что касаетесь своего уха?» Тогда вы можете ответить: «Да, я знаю, что делаю это.» Однако, чтобы вы сделали подобное заявление, ваши языковые ресурсы должны реагировать на сигналы из других частей вашего мозг, который, в свою очередь, отреагировал на предшествующие события. Итак, что бы вы ни говорили (или подумайте) о себе, нужно время, чтобы собрать эти доказательства.

В целом, это означает, что мозг не может думать о том, что он думает прямо сейчас; Лучшее, что он мог сделать, это рассмотреть некоторые записи некоторых из недавних виды деятельности.Нет причин, по которым какая-то часть мозга не могла подумайте о том, что он видел в деятельности других частей — но даже тогда всегда будет хотя бы такая небольшая задержка между ними.

Серийный Процессы . Почему должны ли наши высокоуровневые процессы быть более последовательными? Не было бы больше эффективно для нас делать больше дел параллельно?

Большую часть времени в повседневной жизни вы делаете много вещей одновременно; у тебя нет проблемы, все сразу, ходить, говорить, видеть и чесать ухо.Но немногие могут сделать удовлетворительная работа по рисованию круга и квадрата одновременно, используя их оба Руки.

Гражданин: Возможно, каждая из этих двух задач требует много вашего внимания, которое вы не можете сосредоточить на другом.

Это будет иметь смысл, если предположить, что внимания — это своего рода вещь, которая поставляется в ограниченном количестве — но тогда нам понадобится теория о что может наложить такое ограничение, но все же может ходить, говорить и видеть все однажды. Одним из объяснений этого может быть то, что такие ограничения появляются при конфликте ресурсов. Для, предположим, что две задачи настолько похожи, что обеим нужно использовать те же умственные ресурсы. Тогда, если мы попытаемся выполнить обе работы одновременно, одна из них будет вынуждена прекратить — и чем больше таких конфликтов возникает в нашем мозгу, тем меньше таких рабочих мест мы можно делать одновременно.

Тогда почему мы можем видеть, ходить, и говорить все сразу? Предположительно это происходит потому, что наш мозг содержит существенно отдельные системы для них — расположены в разных частях мозг, чтобы их ресурсы не конфликтовали так часто.Однако, когда нам нужно решить очень сложную проблему, тогда у нас обычно есть только один выход: каким-то образом разбить его на несколько частей, каждая из которых может требуют высокоуровневого планирования и мышления. Например, каждый из этих подцели могут потребовать от нас разработки одной или нескольких небольших «теорий» о ситуации — а затем проведите несколько мысленных экспериментов, чтобы проверить, правдоподобны ли они.

Почему нельзя делать все это одновременно? Одна причина для это может быть просто так, что наши ресурсы для создания и использования планов имеют только эволюционировали сравнительно недавно, то есть всего за несколько миллионов лет, и поэтому мы не пока есть несколько их копий.Другими словами, у нас пока мало возможностей наши высшие уровни «управления» — например, ресурсы для отслеживания что еще предстоит сделать, и найти способы достижения этих целей без вызывая слишком много внутренних конфликтов. Кроме того, наши процессы для таких вещей могут использовать те виды символических описаний, которые обсуждаются ниже, и те, ресурсы тоже ограничены. Если так, то наш единственный вариант — сосредоточиться на каждая из этих целей последовательно. [7]

Такой взаимная исключительность может быть основной причиной, по которой мы иногда описываем наши мысли текут в «Поток сознания» — или как принятие формы «внутреннего монолог’ — процесс в последовательность мыслей кажется похожей на рассказ или повествование.[8] Когда наши ресурсы ограничены, мы можем нет альтернативы довольно медленной «последовательной обработке», которая так часто является важной чертой того, что мы называем «мышлением высокого уровня». [9]

Символические описания : Зачем нам нужно использовать символы или слова, а не, скажем, прямые связи между клетками мозга?

Многие исследователи разработали схемы обучения на собственном опыте путем создания и изменения связи между различными частями систем, называемые «нейронными сетями» или «Машины для обучения коннекционистам.’[10] Такие системы доказали свою способность научиться распознавать различные типы паттернов — и вполне вероятно, что такие низкоуровневые процессы могут лежать в основе большинства функций внутри нашей мозги. [11] Однако хотя такие системы очень полезны при выполнении многих полезных работ, они не могут удовлетворить потребности более рефлексивных задач, потому что они хранят информация в виде числовых значений, которую другим ресурсам трудно найти использовать. Можно попытаться интерпретировать эти числа как корреляции или вероятности, но они не несут никаких других подсказок о том, что в противном случае могли бы означать эти ссылки.Другими словами, такие репрезентации не обладают особой выразительностью. Для Например, такая небольшая нейронная сеть может выглядеть так.

Напротив, диаграмма ниже показывает то, что мы называем «семантической сетью», которая представляет некоторые из отношения между частями трехблочной Арки. Например, каждый Ссылка, указывающая на концепцию , поддерживает , может использоваться для прогнозирования падения верхнего блока, если мы удалили блок, который его поддерживает.

Таким образом, тогда как «сеть подключений» показывает только «силу» каждого из эти отношения, и ничего не говорит о самих этих отношениях, Трехсторонние связи семантических сетей могут использоваться для множества рассуждений.

Собственные модели: Почему вы включить «Самомодели» в число процессов на вашей первой диаграмме?

Когда Жанна была думая о том, что она сделала, она спросила Сама, «Что бы мои друзья подумали обо мне. Но только так она могла ответить на такие вопросы было бы использовать некоторые описания или модели, которые представлять ее друзей и себя. Некоторые из моделей самой Джоан будут описания ее физического тела, другие будут представлять некоторые из ее целей и третьи изображают ее расположение в различных социальных и физических контекстах. Со временем мы создаем дополнительные структуры, включающие сборники рассказов о наше собственное прошлое, способы описания нашего психического состояния, совокупность знаний о наши возможности и изображение наших знакомых.Глава 9 будет дальше обсудить, как мы создаем и используем «модели» самих себя.

Как только у Джоан появится набор такие модели, она может использовать их, чтобы мыслить саморефлексивно — и она почувствует, что она думает о себе. Если эти размышления приводит к выбору, который она делает, тогда Джоан может почувствовать, что она ‘контролирует сама »- и, возможно, примените к этому термин« сознательный ». Что касается ее другого процессов, если она подозревает, что они вообще существуют, она может представить их как вне ее контроля и называют их «бессознательными» или «непреднамеренными».’ А также как только мы предоставим машины с такими конструкциями, возможно, они тоже научатся делать такие утверждения, как: «Я уверен, что вы знаете именно то, что я имею в виду, когда говорю о «умственных переживаниях».

Я не хочу настаивают на том, чтобы подобные «детекторы» участвовали во всех процессах. то, что мы называем сознанием. Однако без каких-либо способов распознать эти конкретные модели психических состояний, о которых мы не можем говорить их!

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

Этот раздел начался с некоторых идей о том, что мы узнаем когда мы говорим о сознании, и мы предположили, что это может относиться к обнаружение некоторого набора высокоуровневых действий.

Однако мы также Должен спросить, что может побудить нас к запуску таких наборов мероприятий. Это должно быть делается наоборот: предположим, что среди ресурсов Жанны есть некоторые Детекторы проблем »или« критики », которые обнаруживают, когда ее мышление проблемы — например, когда ей не удается достичь какой-то важной цели или преодолеть какое-то препятствие. В таком состоянии Джоан могла бы описать свое состояние в страдания или разочарования, и попытайтесь исправить это мысленным действием, которое, выражаясь словами, может быть «Теперь я должен заставить себя сконцентрироваться. Тогда она могла бы попытаться каким-то образом переключиться думать, что задействует более высокоуровневые процессы, например, активировав набор таких ресурсов:

Это предполагает что мы иногда используем «сознательный» для обозначения действий, которые инициируют , а не распознают набора процессов более высокого уровня.

Студент: Как вы выбрали эти особенности для своего схема, чтобы решить, когда использовать такие слова, как «сознание»? Конечно, поскольку это чемодан-слово, каждый человек может составить свой список.

Действительно, так же как у нас есть несколько значений для большинства других наших психологических слов, мы, вероятно, переключаться между различными списками функций всякий раз, когда мы используем такие слова, как «Сознание».

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

Парадокс сознания — тем больше сознания есть, тем больше уровней обработки отделяют его от мира — вот так многое другое в природе, компромисс.Прогрессивное дистанцирование от внешнего мир — это просто цена, которую платят за знание чего-либо о мире на все. Чем глубже и шире становится [наше] сознание мира, тем больше сложные уровни обработки, необходимые для обретения этого сознания. — Дерек Бикертон, Язык и виды, 1990

Когда вы вводите В комнате у вас есть ощущение, что вы сразу видите все, что находится в вашем поле зрения. Однако это иллюзия, потому что на распознавание объектов потребуется время. которые на самом деле есть; тогда вам придется сначала исправить много неправильных впечатления.Тем не менее, все это происходит так быстро и плавно, что этот требует объяснения — и мы предложим его позже в §8-3 Паналогии.

То же самое происходит внутри ум. Обычно мы постоянно чувствуем, что «осознаем» то, что происходит сейчас . Но когда мы исследуем это критически, мы признаем, что должно быть что-то это неправильно — потому что ничто не превышает скорости света. Это означает, что нет внутренняя часть мозга может когда-либо точно знать, что происходит «сейчас» — либо в во внешнем мире или в любой другой части этого мозга.Самое то любой ресурс может узнать кое-что из того, что произошло в недавнем прошлом.

Гражданин: Тогда почему мне кажется, что я сознаю всевозможные достопримечательности и звуки и ощущение, что мое тело движется — прямо в этот самый момент времени? Почему мне кажется, что все эти ощущения приходят ко мне мгновенно?

Это хорошо смысл в повседневной жизни предполагать что все, что мы видим, «присутствует» здесь и сейчас, и обычно не повредит предположить, что мы находимся в постоянном контакте с внешний мир.Однако я утверждаю, что эта иллюзия является результатом чудесные способы организации наших умственных ресурсов — и я думаю, что это явление требует названия:

В Иллюзия имманентности : Для большинства вопросов, которые вы иначе задали бы, некоторые ответы будут уже получены до того, как высшие уровни вашего разума было достаточно времени, чтобы спросить о них.

Другими словами, если некоторые данные, которые вам нужны, уже были получены до того, как вы узнали, что вы нуждались в нем, у вас будет впечатление, что вы узнаете об этом мгновенно — как если бы никакие другие процессы не вмешивались.[12]

Например, прежде чем войти в знакомую комнату, вероятно, вы уже нашли его старое описание, и может пройти некоторое время, прежде чем вы заметите, что некоторые вещи были изменены; идея, что один существует в настоящее время момент может быть незаменим в повседневной жизни, но многое из того, что мы думаем о том, что видим, является стереотипы того, что мы ожидали.

Некоторые утверждают, что было бы замечательно постоянно осознавать все что происходит.Но чем чаще ваши умственные ресурсы высокого уровня изменить свои взгляды на реальность, тем труднее им будет найти значение в том, что они понимают. Сила наших высокоуровневых описаний исходит не из меняется непрерывно, но от достаточной стабильности.

Другими словами, чтобы мы ощущать то, что сохраняется во времени, нужно уметь исследовать и сравнивать описания из недавнего прошлого. Мы замечаем изменения, несмотря на изменения, а не из-за этого.Наше чувство постоянного контакта с миром — это форма Иллюзия имманентности: она возникает, когда каждый вопрос о чем-то задан. ответил прежде, чем мы узнаем, что его спросили — как будто эти ответы уже были там. [13]

В главе §6 мы также увидим, как наши способы активировать знания прежде, чем нам это понадобится, он сможет объяснить , почему наши « всевозможных знаний» кажутся «очевидными».

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

«Наш ум настолько хорошо оборудован, что приносит нам больше всего важные основы для наших мыслей, не имея ни малейшего представления об этом работа по разработке.Осознаются только его результаты. Это бессознательное ум для нас подобен неизвестному существу, которое творит и производит для нас, и наконец бросает спелые фрукты нам на колени ». —Вильгельм Вундт (1832-1920)

Почему «Сознание» казалось такой загадкой? Я утверждаю, что это во многом потому, что мы преувеличивают нашу восприимчивость. Например, в любой момент линза вашего глаза может четко сфокусироваться только на объектах в ограниченный диапазон расстояний, а все остальное будет размытым.

Гражданин: Похоже, это не относится ко мне, потому что все объекты, которые я вижу, кажутся четко сфокусированными сразу.

Вы можете видеть, что это иллюзия, если вы сфокусируете взгляд на кончике пальца, пытаясь прочтите далекий знак. Тогда вы увидите пара этих знаков сразу, но оба будут слишком расплывчатыми, чтобы их можно было прочесть. Пока мы не проведем такие эксперименты, мы думаем, что видим все четко сразу, потому что линза в каждом глазу так быстро настраивается что у нас нет ощущения, что он это делает.Точно так же большинство людей считают они видят сразу все цвета предметов в сцене — но простой эксперимент покажет, что мы видим только цвета предметов в поле рядом с объектом, который вы смотря на.

Оба эти экземпляра этой иллюзии имманентности, потому что ваши глаза так быстро поворачиваются, чтобы увидеть что угодно привлекает ваше внимание. И я утверждаю, что то же самое относится и к сознанию; мы делаем почти такие же ошибки относительно того, насколько мы можем «видеть» внутри наши собственные умы.

Патрик Hayes: «Представьте, каково это быть осознает процессы, с помощью которых мы генерируем воображаемую (или реальную) речь. … [Тогда] простое действие, скажем, «придумывание имени», превратилось бы в сложную и умелое использование сложных механизмов лексического доступа, таких как внутренняя папка. Слова и фразы, которые приходят к нам, чтобы служить нашим коммуникативные цели будут отдаленными целями, требующими знаний и навыков для достичь, как оркестр, играющий симфонию, или механик, исполняющий продуманный механизм.[14]

Хейс переходит к говорят, что если бы мы все это знали, то:

«Мы все будем играть роли чего-то вроде слуг. наших прежних « я », бегая в наших головах, занимаясь детали психического аппарата, который в настоящее время так удобно скрыто от наших глаз, оставляя нам время, чтобы уделить больше внимания важные дела. Зачем находиться в машинном отделении, если мы можем быть на мостике? »

С этой парадоксальной точки зрения, сознание все еще кажется чудесным, но не потому, что оно так много говорит нам, а за то, что защищали нас от такой утомительной работы! Вот еще одно описание это из раздела 6.1 из «Общество разума».

Подумайте, как водитель управляет огромной скоростью автомобиля, а не зная, как работает его двигатель или как его рулевое колесо поворачивает его влево или вправо. Тем не менее, если подумать, мы приводим наши тела, машины и умы в очень аналогичные способы. Что касается сознательного мышления, вы руководствуетесь примерно так же; вы просто выбираете новое направление, а все остальное занимает заботиться о себе. В этом невероятном процессе задействовано огромное общество мускулов, кости и суставы — все это контролируется сотнями взаимодействующих программ, которые даже специалисты пока не понимают.Тем не менее, все, что вы думаете, это «Включите это путь «, и ваше желание автоматически исполнится.

И если задуматься, вряд ли это может быть иначе! Что бы произошло, если бы мы были вынуждены воспринимать триллионы схемы в нашем мозгу? Ученые наблюдали за ними сто лет — но все же до сих пор мало что знаю о том, как они работают. К счастью, в повседневной жизни нам достаточно чтобы знать, чего они добиваются! Учтите, что вы почти не видите молот, кроме как как что-то, чем можно ударить, или увидеть мяч, за исключением того, что нужно бросить и ловить.Почему мы видим вещи меньше такими, какие они есть, и больше с точки зрения того, как они используются?

Аналогично, когда вы играете компьютерная игра, вы контролируете то, что происходит внутри компьютера, в основном с помощью символы и имена. Процессы, которые мы называем «сознанием», очень много такой же. Как если бы высшие уровни нашего разума сидели на ментальном терминалы, управляющие большими двигателями в нашем мозгу, не зная, как это оборудование работает, но «щелкая» по символам из списков меню, которые появляются на наши мысленные экраны-дисплеи.

Наш разум не эволюционировал служат инструментами для наблюдения за собой, но для решения таких практических проблемы питания, защиты и воспроизводства.

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

дюйм судя о развитии самосознания, мы должны остерегаться принятия любые отдельные симптомы, такие как различение ребенком частей своего тело от объектов окружающей среды, использование им слова «я» или даже узнавание собственного образа в зеркале.… Использование личного местоимения происходит из-за того, что ребенок подражает примерам окружающих. Этот подражание бывает у разных детей в разное время, даже если их интеллектуальное развитие в остальном одинаково. — Вильгельм Вундт, 1897. [15]

В §4-2 мы предположили, что Джоан «» изготовила и использовала свои модели , но мы не объяснили, что мы имели в виду под модель .Мы используем это слово по-разному, например, в «Чарльз является модельным администратором », означает, что он является примером, достойным подражания, или в «Я создаю модель самолет », , что что-то значит построен в меньшем масштабе, чем оригинал. Но здесь мы используем « модель X» для обозначения упрощенного мысленного представления, которое может помочь нам ответить. некоторые вопросы о другой, более сложной вещи X .

Таким образом, когда мы говорим, что «у Джоан есть , — ментальная модель . Чарльз, значит что у Джоан есть некоторый умственный ресурс , который помогает ей ответить какой-то вопросы о Чарльзе .[16] Я выделяю слово некоторые потому что каждая из моделей Джоан будет хорошо работать только с некоторыми типами вопросы — и могут дать неправильные ответы на большинство других вопросов. Ясно качество мысли Джоан будет зависеть как от того, насколько хороши ее модели, так и от насколько хорошо она умеет выбирать, какую модель использовать в каждой ситуации.

Некоторые из произведений Жанны модели будут иметь практическое применение для прогнозирования того, как физические действия все меняется во внешнем мире.У нее также будут модели для предсказания того, как умственные действия изменят ее психическое состояние. В главе §9 мы поговорим о некоторых моделях, которые она может использовать, чтобы описать себя, то есть ответить на некоторые вопросы о ее собственных способностях и склонностях; они могли бы некоторые описания

Её разные цели и амбиции.

Ее профессиональные и политические взгляды.

Ее представления о своих компетенциях,

Ее представления о своих социальных ролях.

Ее различные морально-этические взгляды.

Ее представления о том, что она собой представляет.

Например, она может попытаться использовать некоторые из них, чтобы угадать, может ли она полагаться на себя реально осуществить определенный план. Более того, это могло объяснить некоторые из ее представления о сознании. Чтобы проиллюстрировать это, я буду использовать пример, предложенный философ Дрю Макдермотт. [17]

Джоан находится в определенной комнате.У нее есть ментальная модель некоторого содержимого этой комнаты. Один из тех объекты — это сама Жанна

Большинство из них объекты будут иметь сами подмодели, например, для описания их структуры и функции. Модель Джоан для этого объекта «Джоан» будет структура, которую она называет « Я», и которая включает по крайней мере две части — одну под названием Body и другую под названием Mind.

Используя различных частей этой модели, Джоан могла бы сказать « Да» , если бы вы спросили ее, «Есть ли у вас ум?» Но если вы спросите ее, «Где твоя разум?» эта модель будет не помогать ей сказать, как некоторые люди, «Мой разум находится в моей голове (или мой мозг) . Однако Джоан могла бы предложить такой ответ, если бы Myself включал ссылку часть-из от Mind к Head , или , вызванную ссылкой от Mind к другой части тела. позвонил по номеру Brain .

В целом, наши ответы на вопросы о себе будут зависеть от того, что есть в наших моделях самих себя. Я использовал модели вместо модели , потому что, как мы увидим в §9, может потребоваться разные модели для разных целей.Так что ответов на одни и те же вопросы, в зависимости от того, чего вы хотите достичь — и эти ответы требуют не всегда согласен.

Дрю Макдермотт: Немного из нас даже верят, что у нас есть такие модели, а тем более знают, что они у нас есть. Ключевая идея заключается не в том, что система имеет модель самой себя, а в том, что у нее есть модель самого себя как сознательного ». —Comp.ai.philosophy, 7 февраля 1992 г.

Что, если бы мы были чтобы спросить Джоан, «Осознавали ли вы, что вы только что сделали, и почему?»

Однако те описания не обязательно должны быть правильными, но они вряд ли сохранятся, если они никогда не делают для нас ничего полезного.)

Если у Джоан есть хорошие модели как она делает выбор, тогда она может почувствовать, что у нее есть некоторый «контроль» над эти — а затем, возможно, использовать для них название «сознательные решения». Что касается занятия, для которых у нее нет хороших моделей, она может отнести их к категории выходящих за рамки ее контроль и назовите их «бессознательными» или «непреднамеренными» . Или, наоборот, она может считать, что все еще контролирует и принимает некоторые решения, используя «свободную волю» , что означает, что бы она ни говорила, в, «У меня нет хорошей теории того, что заставило меня это сделать.”

Итак, когда Жанна говорит: «Я принял сознательное решение» , что не обязательно означает, что какое-то волшебное что-то случилось; она относит свои мысли к различным частям своих наиболее полезных модели.

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

«Мы можно увидеть, что ум на каждой сцене является театром одновременных возможности. Сознание состоит в сравнении их с каждым другое, выбор одних и подавление других, остальных усиливающее и сдерживающее средство внимания.Самый высокий и самый знаменитые умственные продукты отфильтровываются из данных, выбранных факультетом ниже этого… в свою очередь, отсеянный из еще большего количества более простого материала, и скоро.» —Уильям Джеймс [].

ср иногда думают о работе ума как о драме, разыгранной на театральная сцена. Таким образом, Джоанна может иногда вообразить себя наблюдающей из место в первом ряду, в то время как «вещи, о которых она думает», разыгрывают пьесу. Один из персонажей — это боль в колене (§3-5), которая только что сместилась в центр сцена.Вскоре Джоан слышит в своей голове голос, который говорит: « Мне нужно что-то сделать с эта боль. Это мешает мне что-либо сделать. ”

Теперь, когда как только Джоан начинает так думать — о том, что она чувствует, и о том, что она может сделать — тогда сама Джоан займет место на этой сцене. Но чтобы услышать что она сама себе говорит, она тоже должна оставаться в аудитории. Итак, теперь у нас есть две копии Жанны — актера и ее зрителей!

Когда мы заглянем за эту сцену, мы увидим больше версий Джоан. начинают появляться.Должен быть писатель-Жанна, чтобы написать сценарий сюжета и Дизайнер-Жанна оформляет сцены. За кулисами должны быть другие Жанны, управлять шторами, светом и звуками. Нам нужен режиссер-Жанна для постановки спектакль — и нам нужна критика-Жанна, чтобы жаловаться, «Я просто не могу терпеть больше этой боли! »

Однако когда мы внимательно смотрим на это театральное представление, мы видим, что он не дает отвечает, но вызывает только дополнительные вопросы.Когда Критик-Жанна жалуется на боль, как она относится к Жанне на сцене? Каждый из этих актрисам нужен свой театр, каждая со своим спектаклем одной женщины? Конечно нет такой театр действительно существует, и эти Джоан-твари не такие люди, как мы; Oни — это всего лишь разные модели, которые Джоан построила как способы представления сама в различных контекстах. Во многих случаях эти модели очень похожи на карикатуры или карикатуры — а в других случаях они совершенно неверны.Тем не менее, в сознании Джоан имеется множество разнообразных моделей самого себя: прошлое Жанны, настоящее время Джоанн. и будущие Жанны; некоторые представляют собой остатки предыдущих Жан, в то время как другие опишите, кем она надеется стать; есть сексуальные Жанны и социальные Жанны, спортивные и математические Жанны, музыкальные и политические Жанны, а также различные виды профессиональных Джоан, и из-за их разных интересов мы не должны ожидайте, что они все «ладят». Мы обсудим это подробнее в §9-X.

Почему Джоан смоделировала себя таким образом? Ум — это лабиринт процессы, некоторые из которых мы понимаем.И всякий раз, когда есть что-то, чего мы не делаем понимаем, мы пытаемся представить это знакомыми способами — и ничего более нам знакомы, чем то, как объекты работают в космосе. Так что нам легко представить себе место для процессов, которые мы используем, когда думаем — и это, безусловно, похоже, что многие люди действительно строят такие модели. Дэниел Деннетт назвал этот «Картезианским театром». [18]

Почему это изображение так популярно! Во-первых, это не объясняет очень много — но это лучше, чем более простая идея, что все мышление осуществляется Единственное Я.Он признает, что у ума есть части, и что они могут нуждаться в взаимодействовать — и этот театр служит метафорой для «места», в котором процессы могут работать и общаться. Например, если были разные ресурсы предложить планы того, что должна делать Джоанна, а затем идея театрального Этап предполагает, что они могли урегулировать свои аргументы в виде некоего коммунального рабочее место. Таким образом, декартовский театр Жанны позволяет ей использовать многие знакомые вещи из реального мира. навыки, предоставляя места в пространстве и времени, чтобы представить то, что у нее на уме.’Итак, это может дать ей возможность задуматься о том, как она принимает эти решения.

Почему мы считаем эту метафору такой правдоподобной и естественной? Возможно, эта способность « имитировать пространственный мир внутри разума» была одно из первых семян или катализаторов, благодаря которым наши предки смогли саморефлексия. [(Есть некоторые свидетельства того, что мозг некоторых других животных развивается картографические изображения окружающей среды, с которой они знакомы.) В любом слючае, такие метафоры теперь пронизывают наш язык и мысль; представьте, как это было бы тяжело думать без наших тысяч концепций, таких как «Я становлюсь ближе к своему Цель.» Космические модели так полезны в нашей повседневной жизни, что мы обладают такими мощными навыками их использования, что кажется, что почти всегда вовлечение их. [19]

Однако возможно, мы зашли слишком далеко, и концепция картезианского театра теперь стать препятствием на пути к дальнейшему пониманию психологии умы.[20] Например, мы должны признать, что театральная сцена — это всего лишь фасад, скрывающий что происходит за кулисами; закулисные процессы скрыты внутри умы актеров. Что определяет то, что появляется в пьесе, то есть выбирает, какие темы нас заинтересуют? Как на самом деле Джоан заставляет ее решения? Как такая модель могла представлять собой сравнение двух разных, возможных «Миры будущего» без содержания сразу двух театров?

Театральный образ, автор сам по себе не помогает нам отвечать на подобные вопросы, потому что делегирует много ума той Джоан, которая наблюдает из зала.Однако мы видим лучший способ справиться с этим в Global Вид рабочей области , предложенный Бернардом Баарсом и Джеймс Ньюман, в котором,

«Театр становится рабочим пространством, в которое вся публика «экспертов» имеет потенциальный доступ … Осведомленность, в любой момент, соответствует образцу деятельности наиболее активных на тот момент коалиция экспертов или модульные процессоры. … В любой момент некоторые могут быть дремлют на своих местах, другие заняты на сцене … [но] каждый потенциально может внести свой вклад в направление игры.… У каждого эксперта есть «голос», и, создавая коалиции с другими экспертами, может способствовать принятию решения о том, какие вводимые данные получают немедленное внимание и «отправляются обратно в комитет «. Большая часть работы этого совещательного органа выполняется вне рабочее пространство (то есть бессознательно). Только вопросы увеличения импорта из центра доступ к центральной сцене. [21]

Эти два последних предложения предупреждают нас не приписывать слишком много какое-то компактное «я» или «гомункул» —а миниатюрный человек внутри ума — который на самом деле выполняет всю тяжелую умственную работу; вместо этого мы должны распределить работу.Как сказал Дэниел Деннетт,

«Гомункулы — страшилки, только если они полностью дублируют таланты, которые им звонят, чтобы объяснить. Если можно получить команду или комитет относительно невежественные, ограниченные, слепые гомункулы, чтобы произвести умных поведение в целом, это прогресс ». — в Brainstorms 1978, стр. 123.

Все идеи в этой книге согласуются с этим. Однако поднимет серьезные вопросы о том, в какой степени наш разум зависит от централизованной рабочее пространство или доску объявлений.Мы сделаем вывод, что идея «когнитивного рынок »- хороший способ задуматься, но когда мы присмотревшись, мы увидим потребность в гораздо большем архитектурном состав.

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

правда в том, что в настоящем не уделяется много внимания: воспоминания и ожидание наполняет почти все наши моменты. Наши страсти — радость и горе, любовь и ненависть, надежда и страх; даже любовь и ненависть уважают прошлое, ибо причина должна быть раньше следствия…— Сэмюэл Джонсон

Мир субъективного опыт кажется совершенно непрерывным. Мы чувствуем, что живем здесь и сейчас, уверенно движется в будущее. Однако всякий раз, когда мы используем настоящее время, мы ошибочно, как мы отметили в §4-2: Мы, , можем знать о вещах, которые мы недавно сделали, но у нас нет возможности узнать, что мы делаем «прямо сейчас».

Гражданин: Нелепый. Конечно, я знаю, что делаю прямо сейчас — и думаю сейчас, и чувство сейчас.Как ваши теории объясняют, почему я чувствую непрерывный поток сознание?

Пока рассказы о том, что мы сказать себе, может показаться, что работает «в реальном времени», что на самом деле происходит, должно быть более сложный. Чтобы создать их, некоторые ресурсы должны перемещаться по воспоминаниям; они иногда оглядываются на старые цели и сожалеют, чтобы оценить наш прогресс в предыдущие планы.

Деннет и Кинсборн: «[Запомненные события] распределены как в пространстве, так и во времени в мозг.У этих событий есть временные свойства, но эти свойства имеют не определять субъективный порядок, потому что не существует единого, окончательного «потока» сознания », только параллельный поток противоречивых и непрерывных измененное содержание. Временной порядок субъективных событий — продукт процессы интерпретации мозга, а не прямое отражение событий, составляющих эти процессы »[22]

Кроме того, кажется безопасным предположить что разные части вашего ума движутся с существенно разной скоростью, и с разными задержками.[23] Итак, если вы попытаетесь пересказать свои недавние мысли в виде серийной сказки о том, Вашему повествовательному механизму каким-то образом придется выбирать, оглядываясь назад, из разных частей этих множественных потоков. Кроме того, некоторые из этих процессы смотрят на вперед во времени, чтобы ожидать или предвосхищать события, которые изображаются «предсказывающими машинами» что мы опишем в §5–9. Это означает, что «содержимое вашего сознание »связаны не только с представлениями о прошлом, но и о ваших возможное будущее.

Значит, ты не можешь осознавать, что делает ваш ум «прямо сейчас», потому что каждый мозговой ресурс может знать в лучшем случае только то, что некоторые другие делали в определенные моменты назад.

Гражданин: Я согласен с тем, что многое из того, что мы думаем, должно быть основано на записях предыдущих событий. Но я все еще чувствую, что есть нечто большее, что делает его так сложно описать наши умы.

HAL-2023: Возможно, такие вещи кажутся загадочными, потому что ваши кратковременные человеческие воспоминания настолько мал, что когда вы пытаетесь пересмотреть свои недавние мысли, вы вынуждены замените данные, которые вы найдете, записями о том, что вы делаете прямо сейчас.Так что вы постоянно стирают данные, необходимые для того, что вы пытались объяснить.

Гражданин: Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду, потому что иногда мне приходят две хорошие идеи один раз — но какой бы я ни записал первым, от другого останется только очень слабый след. Я предполагаю, что это должно произойти, потому что мне просто не хватает места хранить их обоих. Но разве это не относится к машинам?

HAL: Нет; это не относится ко мне, потому что мои дизайнеры снабдили меня возможностью хранить снимки всего моего состояния в специальных «прослеживание» банков памяти.Позже, если что-то пойдет не так, я смогу увидеть, что именно мои программы сделали — так что я могу приступить к отладке себя.

Гражданин: Это то, что делает тебя таким умным?

HAL: Только между прочим. Хотя эти записи могли заставить меня более «самосознающими», чем когда-либо мог быть любой человек, они не очень способствуют моему качеству, потому что я использую их только в экстренных случаях. Устный перевод они настолько утомительны, что заставляют мой мозг вяло работать, поэтому я останавливаюсь только для того, чтобы зацикливаюсь на них, когда чувствую, что плохо думал. Я часто слышу, как люди говорят такие вещи, как: «Я пытаюсь связаться с самим собой». Однако возьмите мое слово для этого; от этого они не сильно улучшились бы.

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

Многие мыслители утверждали, что даже после того, как мы узнаем все о том, как функционирует наш мозг, работы, всегда может оставаться один основной вопрос: «Почему мы переживаем» вещи? » Вот один философ, который утверждал объяснение «субъективного опыта» может быть самой сложной проблемой психология — и, возможно, та, которую никто никогда не решит.

Дэвид Чалмерс: «Почему, когда наши когнитивные системы занимаемся обработкой визуальной и слуховой информации, у нас есть визуальные или слуховой опыт: качество глубокого синего, ощущение средней до? Как можем ли мы объяснить, почему есть что-то вроде мысленного образа, или испытать эмоции? … Почему физическая обработка должна вызывать вообще богатая внутренняя жизнь? … Появление опыта выходит за рамки того, что может быть выведено из физической теории.”[24]

Мне кажется что Чалмерс предполагает, что переживает довольно просто и прямо — и поэтому заслуживает некоторого рода простого, компактного объяснения. Однако, как только мы осознаем, что каждый из наших слова повседневной психологии (например, опыт, чувство, и сознание, ) относятся к чемодану различных явления, то нам больше не следует ожидать найти и единственный способ объяснить все содержимое этого чемодана-слова.Вместо этого нам сначала нужно сделать теории о каждом из этих различных явлений. Тогда мы сможем увидеть что некоторые из них имеют некоторые полезные сходства. Но пока у нас нет сделали правильные вскрытия, было бы опрометчиво заключить, что то, что описываемые ими не могут быть «выведены» из других идей. [См. §§ Появление.]

Физик: Возможно, мозг использует какие-то неизвестные законы, которые не могут быть встроенным в машины. для Например, мы действительно не знаем, как работает гравитация, поэтому сознание может быть аспект этого.[25]

Это тоже предполагает то, что пытается доказать — что должна быть единый источник или причина всех чудес «сознания». Но как мы видели в §4-2, сознание имеет больше значений, чем может быть объяснено каким-либо единым или единообразным образом.

Эссенциалист: Как насчет того основного факта, что сознание заставляет меня осознавать себя? Он говорит мне, о чем я думаю, и это откуда я знаю, что я существую Компьютеры работают без всякого подобного смысла, но всякий раз человек чувствует или думает, это приходит с чувством «опыта» — и ничего еще более простой, чем это.

Глава §9 будет утверждать, что было бы ошибкой предполагать, что вы «осознаете себя», за исключением в очень грубом повседневном смысле. Вместо этого вы постоянно переключаетесь между различные «я-модели», которые вы составили, и каждая из них основана на разный, неполный набор неполных доказательств. «Опыт» может показаться вполне ясный и прямой — но часто это просто неверно, потому что каждый из ваших различные взгляды на себя могут частично основываться на недосмотрах или других разновидностях ошибок.

Куда ни глянь у кого-то еще вы можете видеть их внешний вид, но не то, что внутри него. Его то же самое, когда вы смотрите на себя в зеркало; ты видишь только то, что лежит снаружи вашей кожи. Теперь, согласно популярному представлению о сознании, вы также обладаете некоторыми волшебный трюк, с помощью которого вы можете смотреть на себя изнутри и, таким образом, видеть прямо в себе разум. Но если вы поразмыслите над этим более внимательно, вы увидите, что ваш «Привилегированный доступ» к вашим мыслям иногда может быть менее точным, чем являются «прозрениями» ваших близких друзей.(См. §9-X.)

Гражданин: Это утверждение настолько нелепо, что меня раздражает. с тем, что вы сказали — и я знаю это каким-то особым образом, что прямо из внутри себя, чтобы сказать мне, что именно я думаю.

Ваши друзья тоже видят что вас беспокоят — и ваше сознание не может сказать вам подробностей о , почему эти слова вызвали у вас раздражение, или покачать головой именно так, что заставило вас использовать эти конкретные слова, чтобы сказать раздражает вместо dis turbed? Верно, мы не можем увидеть большую часть мыслей человека с помощью наблюдая за их действиями со стороны — но даже когда мы «смотрим изнутри», это трудно быть уверенным, что мы действительно видим больше, учитывая, как часто такие «идеи» не правы.Итак, если мы возьмем «сознание», чтобы означать « осознает наши внутренние обрабатывает ‘- не соответствует своему репутация.

» самое милосердное в мире, я думаю, это неспособность человеческого разума соотнести все его содержимое. Мы живем на тихом острове невежества в посреди черных морей бесконечности, и это не означало, что мы должны путешествовать далеко. Науки, каждая из которых стремится в своем собственном направлении, до сих пор наносили ущерб нас мало; но когда-нибудь откроется соединение разрозненных знаний такие ужасающие перспективы реальности и нашего ужасного положения в ней, что мы либо сойдем с ума от откровения, либо убежим от смертоносного света в мир и безопасность нового темного века.»- Г.П. Лавкрафт,» Зов Ктулху

— Сократ : Представьте себе людей, живущих в подземном логове с открытым ртом в сторону свет — но мужчины были скованы с детства, так что они никогда не смогут повернуть их головы вокруг и может только посмотрите в сторону задней части пещеры. Далеко позади их, за пределами пещеры, пылает огонь, а между огнем и заключенных по пути построили невысокую стену, похожую на ширму, которая перед кукольниками, над которыми они показывают кукол.
— Главкон: Понятно.
— Сократ: А вы видите людей, идущих вдоль стены, неся всевозможные сосуды, а также статуи и фигурки животных из дерева, камня и различных материалы, которые появляются на стене? Одни разговаривают, другие молчат.
— Главкон: Вы показали мне странное изображение…
— Сократ: Как и мы, они не видят ничего, кроме собственных теней и из тех предметов, которые огонь бросает на противоположную стену пещеры… Тогда во всех смыслах такие заключенные сочли бы реальность ничем иным. чем эти тени… — Платон, в Республика

Можете ли вы подумать о том, о чем вы думаете прямо сейчас ? Что ж, в буквальном смысле это невозможно — чтобы каждый такой мысль изменит то, о чем вы думаете сейчас. Однако вы можете согласиться на что-то немного меньшее — если вы представите, что ваш мозг (или разум) состоит из две основные части: назовем их A-brain и B-Brain .

Теперь предположим, что ваш A-Brain получает сигналы, которые передаются от такие органы, как глаза, уши, нос и кожа; затем он может использовать эти сигналы для распознавать некоторые события, происходящие во внешнем мире, и тогда он может реагировать на они посылают сигналы, которые заставляют ваши мышцы двигаться, что, в свою очередь, может повлиять на состояние мира.Само по себе это отдельное животное.

Однако ваш B-Brain не имеет таких внешних датчиков, а только получает сигналы, исходящие от A. Итак, B не может «видеть» никаких реальных вещей; оно может смотрите только их описания. Как заключенный в пещере Платона, который видит только тени на стене, Б-мозг ошибается описания реальных вещей, не зная, что они на самом деле могут означать. Какие B-Brain видит в своем «внешнем мире» только события в самом А-мозге.

Невролог: То же самое относится и к вам, и ко мне. Для, что бы вы ни думали, что касаетесь или видите, высшие уровни вашего мозга никогда не смогут на самом деле контактирует с ними, но может интерпретировать только их представлений, которые другие ваши ресурсы создаются для вас.

Когда кончики пальцев двух пылких любовников вступают в интимную физическую контакта, никто не станет утверждать, что это само по себе имеет какое-то особое значение.Потому что в самих этих сигналах нет смысла: их значение для каждого любовник лежит в представлениях каждого о другом ум. . [26] Тем не менее, хотя B-Brain не может напрямую, выполнять физическое действие, он все же может повлиять на внешний мир, хотя и косвенно — посылая сигналы, которые меняют то, как А будет реагировать. Для Например, если A застревает в повторении самого себя, для B может быть достаточно просто прерывать.

Студент: Например, когда я потерял очки, я стараюсь искать их на той же полке.Затем тихий голос упрекает меня, предлагая поискать в другом месте.

В идеальном случае B мог бы сказать (или учу) А именно то, что надо делать. Но даже если у B нет такой специфической совет, возможно, А не нужно указывать, что делать; это может достаточно только критиковать стратегию, которую A использует сейчас.

Студент: Но что если бы я переходил дорогу, как вдруг мой мозг сказал: «Сэр, вы повторял одни и те же действия ногой более десятка подряд раз.Тебе следует остановиться прямо сейчас и заняться чем-нибудь другим ».

Действительно, это могло вызвать серьезную аварию. Чтобы предотвратить такие ошибки, B-Brain должен иметь подходящие способы представления вещей. Эта авария не произошла бы, если бы B представить «ходьбу в определенное место» как единый расширенный акт — как в «Продолжайте двигать ногами, пока не перейдете эту улицу» — или с точки зрения продвижения к какая-то цель — например, — продолжать сокращать оставшееся расстояние.’ Таким образом, B-мозг может действовать как менеджер, не имеющий специальных знаний о том, как делать какие-либо конкретные работа, но все же может дать такие «общие» рекомендации.

Если описания A кажутся слишком расплывчатыми, B сообщает об этом используйте более конкретные детали.
Если А похоронен слишком подробно, Б предлагает более абстрактные описания.
Если то, что делает A, занимает слишком много времени, B предлагает ему попробовать другую технику.

Как может ли B-Brain приобрести такие навыки? Некоторые могут быть встроены в него из начать, но он также должен уметь изучать новые методы.Для этого может потребоваться помощь самому B-Brain, который, в свою очередь, может прийти с другого уровня. Тогда пока B-мозг имеет дело со своим миром A-Brain, который, в свою очередь, будет контролировать Б.

Студент: Сколько уровней дает человек нужен? У нас их десятки или сотни?

В В главе §5 мы опишем модель разума, ресурсы которой организованы в шесть разных уровней процессов.Вот краткое описание того, что это может быть: Начинается с набора из инстинктивных реакции , которыми мы оснащены с рождения. Тогда мы сможем рассуждать, воображать и планировать наперед разработка способов реализации того, что мы называем осмысленным мышлением . Однако позже мы разработали способы сделать « отражающим мышление » о наших собственных мыслях. — и еще позже мы узнаем способы саморефлексии о том, почему и как мы могли думать о таких вещах.Наконец мы начинаем думать застенчиво о должны ли мы сделать эти вещи. Вот как эта схема может применяться к мыслям Джоан о Эта сцена пересечения улицы:

Что заставил Джоан повернуться к этому звуку? [Инстинктивные реакции.]
Как она узнала, что это может быть машина? [Выученная реакция]
Какие ресурсы были использованы для принятия ее решения? [Обсуждение.]
Как она выбрала , как для принятия решений? [Отражение]
Почему она думала, что сделала этот выбор? [Саморефлексия.]
Соответствовали ли ее действия ее принципам? [Самосознательное размышление.]

Конечно, это упрощенно. Такие уровни могут никогда не будет четко определен, потому что, по крайней мере, в более поздней жизни, каждый из этих типов процессов могут использовать ресурсы на других уровнях мышления. Однако это фреймворк поможет нам начать обсуждение видов ресурсов, которые взрослые использование — и некоторые способы их организации.

Студент: Зачем нужны «Уровни» вообще — вместо одного большого перекрестно связанного облака или ресурсов?

Наш общий аргумент в пользу этого основан на идее, что разрабатывать сложные системы, которые по-прежнему эффективны, каждый процесс эволюции должен найти компромисс между этими двумя альтернативами:

Если части системы тоже мало межсоединений, то его возможности будут ограничены.

Но если их слишком много соединения , затем каждое изменение тоже нарушит много процессов .

Как добиться хороший баланс этих? Система может начинаться с четко различимых частей (например, с более или менее отдельные слои), а затем приступить к изготовлению соединения.

Эмбриолог: В его эмбриональное развитие, типичная структура мозга начинается с более или менее определенные слои или уровни, подобные тем, что на ваших диаграммах A, B, C.Но затем различные группы клеток вырастают пучки волокон, которые проходят через эти границы со многими другими довольно отдаленными местами.

Или система могла начать со слишком большим количеством подключений, а затем приступить к удалению некоторых из них. Действительно, то же самое происходило и с нами: в течение эонов, в течение которых эволюционировал наш мозг, наши предки пришлось адаптироваться к тысячам различных сред — и, каждый раз, когда это происходило с нами, некоторые особенности, которые раньше были «Хорошее» теперь стало функционировать как серьезные «ошибки», и нам пришлось внести исправления. для них.

Эмбриолог: Действительно, оказывается, что более половины из них клетки умирают, как только достигают своих целей. Эти массовые убийства представляются серией этапов постредактирования, на которых появляются различные «ошибки» исправить.

Это отражает основное ограничение на эволюция: опасно вносить изменения в более старые части животного, потому что многие части, которые позже эволюционировали, зависят от того, как работают более старые.Следовательно, на каждом новом этапе мы стремимся развиваться, добавляя «патчи» к структуры, которые уже созданы. Это привело к нашей чрезвычайно сложной мозг, в котором каждая часть работает в соответствии с некоторыми принципами, каждый из которых есть много исключений. Эта сложность отражены в психологии человека: где каждый аспект мышления может быть частично объяснены в терминах четких законов и принципов, но каждый такой «закон» имеет исключения из него.

.

То же ограничения, кажется, применяются всякий раз, когда мы пытаемся улучшить производительность любого большая система — например, существующая компьютерная программа — путем добавления дополнительных исправлений и патчи наверху, вместо того, чтобы исправлять старые части.Каждая конкретная «ошибка» что мы исправляем, может в конечном итоге привести к большему количеству таких ошибок, и система сохраняет становится все более тяжеловесным — и это, кажется, применимо к нашему сегодняшнему уму.

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

Эта глава начал с представления нескольких широко распространенных взглядов на то, что такое «сознание» . Мы пришли к выводу, что люди используют это слово для большого чемодана мыслительных процессов, которые никто еще полностью не понимает. Термин «сознательный» достаточно полезен в повседневной жизни — и кажется почти незаменим для разговоров на социальном или этическом уровне — потому что нас не отвлекает желание узнать, что у нас на уме.Это то же самое для большинства других психологических слов, таких как понимание, эмоция и чувство.

Однако когда мы не осознаем, что используем слова-чемоданы, мы можем впасть в ловушка попытки четко определить, что «означают» эти слова. Затем мы попадаем в неприятности из-за того, что у нас недостаточно четких представлений о том, что мы думаем есть и как работают их части. Итак, если мы хотим понять то, что человеческие умы на самом деле делать, мы будем должны разбить наши мыслительные процессы на части, которые мы можем проанализировать.В в следующей главе мы попытаемся объяснить, как разум Жанны мог делать некоторые из виды вещей, которые люди могут делать.

Что насекомые могут рассказать нам о происхождении сознания

Abstract

Как, почему и когда возникло сознание, остаются предметами горячих дискуссий. Решение этих проблем требует рассмотрения распределения сознания по филогенетическому дереву животных. Здесь мы предполагаем, что по крайней мере одна клада беспозвоночных, насекомые, обладает способностью к самому основному аспекту сознания: субъективному опыту.У позвоночных способность к субъективному восприятию поддерживается интегрированными структурами среднего мозга, которые создают нейронную симуляцию состояния подвижного животного в космосе. Этого интегрированного и эгоцентрического представления мира с точки зрения животного достаточно для субъективного опыта. Аналогичные функции выполняют структуры в мозгу насекомого. Следовательно, мы утверждаем, что мозг насекомого также поддерживает способность к субъективным переживаниям. Как у позвоночных, так и у насекомых эта форма системы управления поведением возникла как эффективное решение основных проблем сенсорной референции и истинной навигации.Структуры мозга, поддерживающие субъективный опыт у позвоночных и насекомых, сильно отличаются друг от друга, но в обоих случаях они являются базальными для каждой клады. Следовательно, мы предполагаем, что истоки субъективного опыта восходят к кембрию.

Сознание отмечено наличием субъективного опыта: в терминологии философа «искусство» есть «что-то подобное» для нас, чтобы познавать мир (1). Очевидно, что нейротипичные взрослые люди обладают сознанием. То же самое и с маленькими человеческими детьми, хотя мы признаем, что природа сознания у детей отличается от сознания взрослых и быстро меняется по мере развития детей.Вероятно, некоторые животные также обладают способностью к некоторым формам сознания — по крайней мере, определенно кажется странным настаивать на том, что внутренняя жизнь шимпанзе протекает полностью в темноте. Однако сознание тоже где-то выдает. У растений этого нет. Было бы удивительно, если бы это сделали медузы. Где провести грань между тем, что сознательно, а что нет, и как оправдать проведение этой границы, остаются горячо обсуждаемыми вопросами.

Эти споры особенно трудны, когда дело доходит до оценки потенциального сознания у беспозвоночных.Отчасти виноваты методологические проблемы. Три наиболее распространенных метода изучения сознания у людей — вербальный отчет, поведенческие демонстрации и нейронная корреляция с сознательной деятельностью — плохо обобщаются на модели беспозвоночных. Животные, не являющиеся людьми, не могут устно рассказывать о том, что они переживают. Были попытки применить к животным поведенческие парадигмы, которые считаются свидетельством сознательной обработки, когда они успешно выполняются людьми (2–4). Это вносит сильную предвзятость в сторону антропоморфных характеристик животных.Как быстро отмечают скептики, у нас нет гарантии, что животные, которые ведут себя так же, как люди, поступают так, потому что у них такой же субъективный опыт, что и у людей. (В самом деле, именно в этом и состоит проблема.) Более того, предвзятость в пользу умных животных искажает сама себя. Многие беспозвоночные живут сравнительно простой жизнью, без сложных форм общения и социального поведения. Если кто-то заботится об основной способности к сознанию и о том, откуда она взялась, он должен быть готов признать, что истоки сознания могут лежать в животных, которые делают только очень скучные и неумные поступки.

Поиск нейронных коррелятов сознания (НКС) (5) часто оформляется как избегание ловушек чисто поведенческих исследований. Исследования NCC сосредоточены на содержании конкретных сознательных переживаний, а не на общей способности к субъективным переживаниям (6). Таким образом, NCC могут быть плохим проводником для более общей общей способности иметь хоть какой-то сознательный опыт. На практике работа NCC также имеет тенденцию к антропоцентрическому подходу, и лучшие парадигмы все еще трудно распространить на беспозвоночных.Таким образом, результаты NCC имеют тенденцию быть смещенными в сторону сложных корковых структур и не могут быть распространены на животных без коры.

В этом обзоре мы предложим альтернативный подход к изучению способности к субъективному восприятию у беспозвоночных. Нейроэтологические подходы значительно продвинулись в определении того, как нейробиологические механизмы в мозге насекомых генерируют адаптивное поведение. Мы утверждаем, что знание этих механизмов может служить основанием для научно обоснованного исследования способности насекомых к сознанию.Мы начинаем нашу аргументацию с обсуждения основных характеристик простейших форм сознания, а именно способности иметь субъективный опыт (7). Затем мы рассматриваем структуры, которые поддерживают способность человека к субъективному восприятию. Следуя Бьорну Меркеру (8, 9), мы утверждаем, что средний мозг человека подчиняет основную способность к субъективному опыту. Это происходит благодаря интегрированному моделированию состояния собственного подвижного тела животного в окружающей среде. Затем мы утверждаем, что мозг насекомого выполняет аналогичные функции, хотя анатомия мозга насекомого сильно отличается от таковой у позвоночных.У насекомых есть специализированные структуры мозга, которые решают одни и те же основные проблемы, создавая одну и ту же единую модель. Таким образом, мы заключаем, что если субъективный опыт действительно поддерживается структурами среднего мозга у людей, то насекомые также обладают способностью к определенной форме субъективного опыта.

Наконец, мы предполагаем, что способность к субъективным переживаниям, вероятно, возникла на ранних этапах истории жизни животных у конкретных клад животных. Таким образом, мы предполагаем, что изучение насекомых дает уникальный сравнительный взгляд на механизмы и эволюцию сознания.

Субъективный опыт и средний мозг позвоночных

Поведенческие исследователи осознали необходимость различать разные уровни сознания. Существует множество классификаций (7), но каждая предполагает базовую форму сознания, которая состоит из прямого осознания мира без дальнейшего размышления об этом осознании. Этот базовый уровень получил название первичного сознания (10), основного сознания (11, 12), феноменального сознания (13) или сознания «Я» (14). Определяющей чертой этого самого основного уровня сознания является проявление способности к субъективному переживанию.

Люди способны к более сложным формам сознания. Например, мы можем размышлять о своем собственном психическом состоянии, поэтому устные отчеты так ценны. Уровни, соответствующие этим высшим способностям, называются по-разному саморефлексивным сознанием (7), сознанием доступа (13), осознанием высшего порядка (10) или сознанием «я» (14). Эти высшие формы сознания требуют большего, чем просто способность к субъективному опыту: способность представлять себе собственный субъективный опыт, осознание себя как себя, владение концепцией опыта или полные языковые способности.

Мы упоминаем эти более сложные уровни сознания, чтобы выделить их. Спорный вопрос, обладают ли ими другие высшие позвоночные; мы думаем, что это крайне маловероятно, что есть у беспозвоночных. Таким образом, наш аргумент касается только того, обладают ли насекомые субъективным опытом. Поскольку субъективный опыт — более простой феномен, чем саморефлексивное сознание, можно разумно ожидать, что он будет более широко распространен в животном мире и эволюционно старше.

В настоящее время имеется значительное количество свидетельств того, что у людей субъективный опыт может существовать в отсутствие саморефлексивного сознания и что оба эти опыта поддерживаются разными нейронными структурами.Структуры среднего мозга, а не кора, кажутся особенно важными. Меркер (8, 9), Парвизи и Дамасио (11), Дамасио и Карвалью (15), а также Машур и Алкир (16) утверждали, что интегрированных структур среднего мозга позвоночных достаточно для поддержки способности к субъективному восприятию.

Меркер (8) отмечает, что субъективный опыт чрезвычайно чувствителен к повреждению структур среднего мозга. И наоборот, есть свидетельства сохранения сознания даже у пациентов без коры головного мозга (9).Кроме того, хотя корковое повреждение может иметь глубокие последствия для содержимого сознания, одно только повреждение любой части коры может сэкономить основную способность к субъективным переживаниям (17-22). Само по себе корковое повреждение может иметь глубокие последствия для содержимого сознания, но даже массивное корковое повреждение, кажется, щадит сам субъективный опыт (8, 17, 18). Действительно, есть доказательства остаточной сознательной осведомленности у пациентов с тяжелым кортикальным повреждением, которые в остальном не реагируют на окружающий мир, предполагая, что сохранившиеся подкорковые структуры могут продолжать поддерживать субъективный опыт (23, 24).Хотя механизм анестезирующего действия все еще обсуждается (25), появляется все больше доказательств того, что эффект анестетиков зависит от отключения корковых цепей от подкорковых структур, а не от их прямой корковой активности (26, 27). Анестетики (28) или электрическая стимуляция (19), которые воздействуют на структуры средней линии коры, не затрагивая подкорковые структуры, не отменяют сознание; вместо этого они вызывают невосприимчивые, но сознательные сновидческие состояния. И наоборот, выход из наркоза (16, 29) и кома / вегетативное состояние (30) предсказываются повторным вовлечением подкорковых структур и их реинтеграцией с корковыми цепями.Другие авторы отмечают мощное подкорковое действие лекарств, эндогенных пептидов и прямой стимуляции на примитивные мотивационные состояния (12, 16, 31).

В целом, есть убедительные доказательства того, что подкорковые структуры лежат в основе основной способности человека к субъективному восприятию. Конечно, это не означает, что кора головного мозга не важна для сознательного опыта. Скорее, предполагается, что подкорковые структуры поддерживают базовую способность к переживанию, подробное содержание которого может быть разработано корковыми структурами или иным образом зависеть от них (32).

Как средний мозг позвоночных поддерживает способность к субъективному опыту собственное подвижное тело животного в окружающей среде.

Меркер предполагает, что важной функцией среднего мозга является объединение интероцептивной (стимулы, возникающие внутри тела) и экстероцептивной (внешние раздражители) сенсорной информации.Информация об окружающей среде, а также о местонахождении и перемещении животного в ней обрабатывается в пределах крыши среднего мозга (тектума или холмика у млекопитающих). Информация о гомеостатических потребностях обрабатывается в пределах среднего мозга (гипоталамус и связанные с ним структуры). Ядра, расположенные между этими полюсами, объединяют эту информацию для создания единой мультимодальной нейронной модели пространственного расположения ресурсов по отношению к животному, которая связана и взвешивается с учетом того, насколько различные ресурсы необходимы животному (8) ( Инжир.1 А ). Позвоночные животные организуют свое поведение, ссылаясь на эту интегрированную модель окружающей среды, а не реагируя на независимые сенсорные сигналы (8, 33).

Рис. 1.

Структуры среднего мозга позвоночных (не в масштабе), поддерживающие поведенческую «систему контроля ядра». Средний мозг позвоночных поддерживает интегрированную мультисенсорную модель состояния животного в космосе, которая способствует эффективному принятию решений. ( A ) Принятие решения включает оценку того, что необходимо, а также где и как можно получить необходимые ресурсы.Таким образом, процесс принятия решений может рассматриваться как включающий три области: внутренняя мотивация, выбор цели и выбор действия [адаптировано из «треугольника выбора», предложенного Меркером (8)]). Эти области взаимодействуют и могут быть разрешены путем обращения к интегрированной нейронной модели, которая содержит информацию о состоянии личности, самодвижении, состоянии и структуре окружающей среды, а также памяти о предыдущем опыте. Эти элементы нейронной модели поддерживаются структурами среднего мозга ( B ).Для упрощения, регионы окрашены в соответствии с их основной функцией (ями) в нейронной модели, описанной в A . Верхний бугорок [часть тектума (ТЕС), образующий крышу среднего мозга] получает топографически организованный мультисенсорный ввод и создает интегрированную нейронную модель организма, движущегося в пространстве (8). Пол среднего мозга образован гипоталамическими структурами (Hyp) и связанными с ними ядрами [гипофизарными (pt) и маммиллярными телами (M)], которые собирают информацию о физиологическом статусе организма, на которую ссылается предыдущий опыт, для определения потребностей в поддержании гомеостатический оптимум (15, 56).Интегративные структуры в среднем мозге и базальных ганглиях, включая периакведуктальный серый (P), черную субстанцию ​​(N), таламус (Tha), полосатое тело (St) и ретикулярную формацию среднего мозга (MR), объединяют эти источники информации (8, 33). ) ( А ). У продвинутых позвоночных структура коры и гиппокампа явно имеет очень сильный вклад в эту систему, но эта система среднего мозга не зависит от корковых входов для функционирования (140) и в высокой степени консервативна для всех клонов позвоночных (33).

У млекопитающих поверхностные слои верхнего холмика (SC) получают топографически организованные визуальные входы (34), тогда как более глубокие слои получают топографически организованные визуальные, слуховые и соматосенсорные входные данные (8, 15, 33, 35). У некоторых видов специализированные пространственные чувства, такие как инфракрасное, магнито- и электросенс ​​и эхолокация, посылают топографически организованные входные данные в SC (8, 36–38). Внутри вида сенсорные топографические карты в разных слоях SC накладываются друг на друга, что означает, что определенные области пространства представлены схожими точками на каждой наложенной сенсорной карте (39).Такое расположение обеспечивает точку схождения для обрабатываемой пространственно структурированной информации, что, в свою очередь, позволяет интегрировать ощущение пространства, которое включает положение, состояние и движение тела (9, 40–42).

Организация поведения посредством интегрированного моделирования состояния подвижного тела в космосе также обеспечивает эффективное нейронное решение для устранения сбивающего с толку сенсорного ввода, вызванного самодвижением [так называемая проблема референции (43)]. Движение тела вызывает обширные изменения в сенсорной информации, но мы легко отделяем наши собственные движения от движений окружающих нас объектов.У млекопитающих мультисенсорные входы в SC включают входы от вестибулярной системы (44), информацию о положении глаз (45–47) и соматосенсорное восприятие (8). Это позволяет исключить влияние самодвижения на сенсорные поля из построенной сенсорной модели окружающей среды (42). Решение проблемы референции является ключевой функцией для SC млекопитающих, поэтому эта область жизненно важна для организации движения в пространстве для направленного внимания, достижения и захвата целей (41, 48–50).

Для активных животных с хорошо развитыми пространственными чувствами вычислительно более эффективно решить проблему референции один раз для единой сенсорной модели, чем решать ее рассредоточенным и периферическим способом для каждого чувства независимо. Кроме того, референция по-разному влияет на различные органы чувств и дает разную информацию о том, как движется тело. Таким образом, референция может быть решена с большей точностью за счет интеграции информации от нескольких органов чувств (9).

Для млекопитающих обработка, выполняемая в SC, создает нечто подобное моделированию движущегося тела в окружающей среде (9). По крайней мере, для людей эта пространственная «модель» дополнительно улучшается за счет обработки внутри подкоркового дорсального пульвинара (одно из ядер таламуса, часть базальных ганглиев) (32), что добавляет цвет, трехмерность и эгоцентричность в первую очередь. Перспектива человека к сознательному восприятию пространства человеком. Основным преимуществом этого интегрированного пространственного моделирования является то, что оно позволяет животным взаимодействовать с объектами качественно иным образом, чем простые организмы, привязанные к стимулам.Животные, которые ориентируются по смоделированной пространственной модели, могут активно искать и перемещаться к скрытым объектам. Стоит подчеркнуть, что подразумевается под такой, казалось бы, простой навигационной способностью. Например, источник пищи, скрытый за барьером, не является ни частью текущего сенсорного ввода организма, ни доступным по простому вектору с его источником в текущем положении животного. Для навигации требуется единое метрическое пространство, которое позволяет эффективно вычислять относительное положение после фактических и гипотетических перемещений в этом пространстве (51⇓⇓ – 54).Это выходит за рамки первичного сенсорного ввода, но может поддерживаться моделированием окружающей среды, построенным на основе этого ввода (55).

Средний мозг также обеспечивает способность решать конкурирующие поведенческие приоритеты или мотивации и ранжировать необходимые ресурсы как по срочности, так и по доступности. Пол среднего мозга образован гипоталамическими структурами и связанными с ними ядрами, функция которых заключается в интеграции информации из нервной и эндокринной систем, в сборе информации о физиологическом состоянии организма и реагировании на нее, а также в мотивации поведения для поддержания оптимального гомеостаза. (56) (рис.1 В ). Поддержание гомеостаза требует активного поиска необходимых ресурсов; следовательно, структуры среднего мозга имеют решающее значение для инициирования и управления широким спектром целенаправленного поведения (15, 56). Интегративные структуры в среднем мозге и базальных ганглиях, включая периакведуктальный серый цвет, черную субстанцию, вентральный таламус, полосатое тело и ретикулярную формацию среднего мозга, объединяют эту информацию об интроспективной оценке состояния с экстероцептивной оценкой местоположения в пространстве для сопоставления и разрешения конкурирующих мотиваций, приоритета ресурсы, а также выбрать цели и действия (8, 33).

Структуры среднего мозга и базальных ганглиев, таким образом, обеспечивают эффективное нейронное решение для принятия решений (Рис. 1 A ). Конкурирующие и потенциально конфликтующие поведенческие реакции, которые могут быть стимулированы различными входными данными, могут быть разрешены в рамках единой системы управления поведением (33, 57). Выбор цели и выбор действия должны взаимодействовать (Рис. 1 A ), потому что каждый домен информирует другие. Мотивационные факторы будут влиять на приоритизацию целей и, следовательно, на выбор действий, но расположение целей также будет влиять на то, что выбрано и какие действия следует предпринять (8).Меркер (8, 9) описывает это как «систему управления поведенческим ядром», в рамках которой могут быть разрешены эти области принятия решений. Анализ и моделирование функции базальных ганглиев у позвоночных подчеркнули, как объединение всех данных о различных возможных действиях в рамках единой нейронной системы позволяет эффективно и действенно решать выбор действий, без необходимости полагать, что лицо, принимающее решение на более высоком уровне, размышляет над этим решением ( 57⇓ – 59).

Размещение основной способности субъективного опыта в подкорковых структурах не исключает роли коры и других подкорковых систем (включая системы гиппокампа) в сознательном опыте.Содержание субъективного опыта будет сильно различаться у разных видов, и это изменение будет частично зависеть от степени развития корковых структур. Однако способность к субъективному опыту не зависит от содержания какого-либо конкретного содержания (9, 32). Основная способность к субъективному опыту, которую поддерживает средний мозг, — это, скорее, способность вообще иметь какое-либо субъективное содержание.

Средний мозг, таким образом, обеспечивает форум для конкретного содержания, которое будет интегрировано вместе с более базовыми механизмами, ориентированными на выживание.Однако функция моделирования среднего мозга не требует какого-либо наблюдателя, который размышляет над моделью [заблуждение «картезианского театра» (60)]. Решения возникают непосредственно из этой модели, а не из некоторого дальнейшего процесса принятия решений, основанного на модели.

Стоит отличать текущее предложение о субстрате субъективного опыта от других, связанных, счетов. Как и теории глобального рабочего пространства (61), мы подчеркиваем роль сознания в объединении разрозненных мозговых процессов на общую арену.Однако теории глобального рабочего пространства имеют сильную корковую предвзятость, сосредотачиваясь на вкладе лобно-теменных областей человека в рефлексивное самосознание наших психических состояний. Неясно, насколько широко это обобщается. Мы предполагаем, что даже для беспозвоночных, у которых нет чего-либо отдаленно похожего на сложную кору, целостная интеграция необходима для более основных, эволюционно древних поведенческих требований выбора действий, корректировки референции и навигации. Кроме того, поскольку корковые процессы могут иметь значение для организма, мы утверждаем, что в конечном итоге они должны быть интегрированы через механизмы среднего мозга (58, 62).По словам Меркера (8), система управления средним мозгом является «анатомически подкорковой [но] функционально надкорковой».

Как и теории интеграции информации о сознании (63⇓ – 65), мы утверждаем, что сознание выполняет важную синтетическую роль. Однако, в отличие от теорий интеграции информации, важно, какая информация будет унифицированной. Субъективный опыт требует построения интегрированной нейронной симуляции агента в пространстве, взвешенной в зависимости от состояния агента. Это моделирование построено на соответствующей интеграции афферентной, эфферентной и гомеостатической информации.Простого объединения информации недостаточно для субъективного восприятия, независимо от того, насколько сложна или хорошо интегрирована информация. Теоретики информационной интеграции также склонны придерживаться более либерального и дифференцированного взгляда на сознание, предполагая, что даже простые схемы, такие как фотодиод, подключенный к памяти, могут иметь «хоть немного опыта» (65). Напротив, наша теория предполагает, что существует определенная точка отсечения, ниже которой определенно нет субъективного опыта (точка, к которой мы еще вернемся).

Унифицированное моделирование обеспечивает эффективные решения проблемы референции и выбора действий для подвижных животных с развитыми пространственно связанными чувствами (такими как зрение) (9, 66, 67). Таким образом, неудивительно, что система управления основным поведением среднего мозга позвоночных возникла на раннем этапе развития группы и с тех пор в значительной степени сохранилась. Миноги (примитивные бесчелюстные рыбы) имеют функциональные гомологи всех ключевых ядер, участвующих в системе контроля ядра поведения позвоночных ( sensu ref.8), включая хорошо развитый тектум для обработки пространственно структурированной визуальной информации (68, 69) и эквиваленты системы базальных ганглиев для разрешения действий и выбора цели (67, 70). Таким образом, наша модель предполагает, что субъективный опыт, вероятно, будет универсальным среди позвоночных. А как насчет групп беспозвоночных?

Сознание у насекомых

Насекомые — чрезвычайно разнообразная группа, но мозг всех насекомых имеет общий анатомический план (рис. 2). Нервная система содержит увеличенный головной ганглий (мозг), специализирующийся на сенсорной обработке и интеграции.Это связано парными вентральными нервными тяжами с рядом более мелких ганглиев грудных и брюшных сегментов тела. Нервная система насекомых часто стереотипно описывается как децентрализованная (71), при этом головной ганглий действует просто как область сенсорной информации, которая запускает моторные реакции, организованные сегментарными ганглиями (8, 71). Эта интерпретация неверна и устарела. Мозг насекомого решает действие и выбор цели, обрабатывает сенсорную информацию и четко выполняет командную функцию над поведенческой системой (72).

Рис. 2.

Базовая функциональная анатомия мозга насекомого (без масштаба). Структуры мозга насекомого создают интегрированную нейронную модель состояния насекомого в пространстве, которая функционально аналогична той, которая описана для мозга позвоночных на рис. 1. Области окрашены, чтобы отразить основные функции, описанные на рис. 1 A . Зрение и обоняние в первую очередь обрабатываются специальными сенсорными долями, которые работают для уточнения и усиления сенсорных представлений и усиления различий между схожими стимулами (95, 141).Первичная обработка запаха осуществляется в антеннальных долях (AL). Визуальная обработка осуществляется пластинкой (LA), мозговым веществом (ME) и долькой (LO). MB поддерживает обучение и память (142⇓⇓⇓ – 146). CX анатомически различается для разных отрядов насекомых, но обычно состоит из верхней части центральной части тела (CBU), нижней части центральной части тела (CBL) и узловых точек (NO). Он имеет несколько специализаций по обработке пространственной информации с поправкой на собственное движение (75, 76, 83, 87). Протоцеребрум (П) — анатомически сложная область.Модуляторные и тормозные связи в протоцеребруме и внутри него передают информацию о физиологическом состоянии (94, 95), а структуры в протоцеребруме, особенно в боковой добавочной доле, участвуют в интеграции информации, отсюда заштрихованная штриховка.

Убедительной демонстрацией командной функции мозга насекомого для общей системы поведения насекомого является эффект сфокусированной инъекции агонистов и антагонистов нейротрансмиттеров в область центрального комплекса (CX) мозга насекомого.Драгоценная оса-паразитоид Ampulex compressa использует свой яйцеклад для введения яда, содержащего антагонисты ГАМК и октопамина, в CX своей жертвы-таракана (72, 73). Яд не является паралитическим: таракан по-прежнему способен выполнять многие основные действия. Скорее, фармакологическое поражение центрального протоцеребрума, содержащего CX, нарушает программу поведения таракана, делая его полностью пассивным, так что он не будет сопротивляться, поскольку оса ведет таракана за антенны в его нору.Таким образом, действие яда Ampulex на мозг таракана заключается в устранении способности таракана организовывать и инициировать поведение (73). Этот пример показывает, что центральные структуры мозга являются ключевыми для инициации и направления движения тараканов и сверчков (74, 75).

Кроме того, CX мозга насекомых, по-видимому, специализируется на обработке пространственной информации и организации движения (76). Как таковой (мы утверждаем), он выполняет функции, аналогичные функциям tectum / colliculus позвоночных (рис.2). Как и tectum / colliculus позвоночных, CX играет решающую роль в обработке множества источников пространственной информации, полученной от разных органов чувств. Многие насекомые чувствительны к плоско-поляризованному свету — жизненно важному сигналу небесной навигации. У саранчи ( Schistocerca gregaria ) информация о распределении поляризованного света в небе обрабатывается с помощью CX, который создает центральное поляротопное представление картины поляризации неба (77). Выходные данные этой системы могут предоставить информацию, подобную компасу, для стабилизации направления движения насекомых относительно внешнего небесного сигнала (78).Эта функция для CX была описана у саранчи и бабочек ( Danaus plexippus ), но может быть общей для всех отрядов насекомых (79). Кроме того, в S. gregaria (80), таракан Blaberus discoidalis (75) и Drosophila melanogaster (81, 82), CX кодирует топографически организованную визуальную информацию о движущихся объектах и ​​может выделять смешанные эффекты визуального движения, вызванные самодвижением движущихся объектов в окружающей среде (82).В Drosophila, нейронная активность в CX кодирует направление мухи относительно визуальных ориентиров в окружающей среде и, предположительно, позволяет мухе сохранять курс относительно этих ориентиров (83). CX также жизненно важен для мух при изучении пространственных задач (84, 85).

В совокупности эти исследования подчеркивают способность насекомого CX представлять визуальное пространство таким образом, чтобы насекомое могло ориентироваться и ориентироваться. Однако CX обрабатывает не только визуальную информацию. У тараканов (86), Drosophila (83) и сверчков (74) CX также кодирует топографически организованную механосенсорную и проприоцептивную информацию, скорректированную с учетом референции, для определения движений и ориентации тела и конечностей в пространстве.CX необходим для выполнения действий, которые включают координацию конечностей с обеих сторон тела (например, повороты), а также для оценки расстояния при наведении и достижении (87). Различные топографически организованные сенсорные карты наложены на слои в Drosophila (79), и кажется, что сенсорные карты интегрированы, потому что кодирование азимута в Drosophila CX может плавно переключаться между опорой на визуальные ориентиры в свете и полагаться на проприоцептивные сигналы в темноте (83).

Новые электрофизиологические исследования зрительных интернейронов лобулы мозга Drosophila показали, как летающая муха может решить проблему референции (88). Зрительные интернейроны, которые регистрируют оптический поток в поле зрения, получают сигнал, связанный с двигателем, когда муха поворачивается, что точно противодействует зрительной стимуляции нейронов, вызванной поворотом (88). Электрофизиологические данные подтверждают классическую теорию фон Холста и Миттельштадта (43) и выводы из поведенческих исследований насекомых (89⇓ – 91) о том, что «эффективная копия» двигательного действия отправляется в зрительную систему, чтобы заставить замолчать конкретное движение изображения, вызванное по добровольной очереди.Связанный с двигателем вход в лобулу является специфическим и предвосхищающим двигательное действие, осторожно поддерживая передовую модель выбора действия (где моделирование движения и его последствий предшествует самому движению) (88, 92). Хотя мы до сих пор не знаем, как генерируется efference copy к лобуле, все более вероятно, что задействованы схемы CX.

Таким образом, одной из важнейших функций CX является создание нейронной симуляции состояния движущегося насекомого в пространстве.Это моделирование является частью основной системы контроля поведения насекомых (рис. 2). CX выводит и принимает входные данные от протоцеребрума (P) мозга насекомого, особенно в боковую добавочную долю, которая является точкой конвергенции сенсорной информации. К ним относятся как прямые входы от сенсорных долей, так и непрямые входы через пути CX и грибовидное тельце (MB) (рис. 2), которые являются локусом памяти о прошлом опыте. P является премоторным, и новые данные указывают на то, что конкурентная обработка внутри структур P вносит вклад в выбор эффективных действий на основе всей доступной сенсорной информации (93–96).

В целом, новый функциональный анализ мозга насекомых подчеркивает, как он поддерживает базовую систему управления поведением, которая функционально аналогична системе среднего мозга позвоночных (рис. 2). Это, без сомнения, поддерживает большую часть динамичного и гибкого поведения, которым славятся некоторые насекомые. Некоторые муравьи и пчелы, которые занимаются добычей пищи, обладают замечательными навигационными навыками и пространственной памятью и явно способны организовать свое поведение в отношении большего, чем просто непосредственного сенсорного окружения.Они будут выполнять целенаправленный поиск в подходящих местах и ​​в подходящее время (97) для ресурсов, с которыми они сталкивались ранее. Было показано, что несколько видов насекомых способны прокладывать новые маршруты на основе изученных ориентиров и целей, что свидетельствует о пространственной взаимосвязи информации об ориентирах (98, 99). Система коммуникации танца медоносной пчелы требует, чтобы последователь танца определил вектор полета относительно небесных сигналов из символических и стереотипных танцевальных движений (100).

Все эти формы поведения требуют нейронного моделирования пространства.В настоящее время есть как поведенческие, так и электрофизиологические доказательства того, что нейронное моделирование окружающей среды, выполняемое насекомыми, включает несколько уровней фильтрации сенсорной информации для поддержки избирательного внимания к наиболее заметным стимулам и подавления представления нерелевантных стимулов (101–104). Количество и амплитуда выстрелов в определенных диапазонах частот в центральном мозге привязанных мух в ответ на зрительные стимулы зависит от того, зафиксирована ли муха визуально на стимуле или изменился ли контекст стимула (101).Это изменение нейронной активности было описано как нейронный признак «заметности» у насекомых (101, 102). Область мозга, в которой это происходит, включает точку взаимодействия между цепями MB, CX и P, а электрофизиологический ответ зависит от функционирования MB (101, 102).

Эти результаты показывают, что реакция мозга на раздражители окружающей среды у насекомых определяется не просто первичными сенсорными сигналами, а скорее эгоцентрическими характеристиками: нужно ли обновлять контекст стимула или стимул является точкой немедленной навигации. ссылку (101, 102).По сути, ответы зависят от того, чем насекомое занимается в данный момент (104). У пчел даже на активность зрительных долей влияет центробежный поток из центрального мозга, который усиливает нервные реакции на стимулы, которые являются точками визуальной фиксации (103). Эти захватывающие новые электрофизиологические исследования убедительнее, чем только поведенческие исследования, демонстрируют субъективную и эгоцентрическую природу нейронного представления окружающей среды у насекомых, а их способность к избирательному вниманию подтверждает наше утверждение о том, что насекомые обладают способностью к субъективному опыту.Отметим, что связь между субъективным опытом и избирательным вниманием у людей остается предметом значительных дискуссий (105, 106). Вопрос о том, является ли избирательное внимание предпосылкой для сознания (105) или сознание шире, чем то, на что мы обращаем внимание (106), довольно спорный. Поскольку насекомые явно обладают способностью к избирательному вниманию, мы можем пока спокойно обойти эту дискуссию. Однако мозг насекомых может стать мощной экспериментальной системой для будущего исследования взаимосвязи между вниманием и опытом у простых животных.

Медоносная пчела считается насекомым с когнитивными способностями, которые могут соперничать с таковыми у многих млекопитающих (107⇓ – 109). Без учета основных механизмов это может показаться не более чем любопытством. Системы, лежащие в основе этих способностей, были сформированы эволюционным давлением, аналогичным тем, которые сформировали средний мозг млекопитающих. Мозг насекомого моделирует аналогичный вид по тем же причинам, аналогичным образом. Это убедительное доказательство того, что мозг насекомого способен поддерживать субъективный опыт.

Помимо насекомых

Наша диссертация поднимает два связанных вопроса. Во-первых, насколько распространен субъективный опыт среди других беспозвоночных? Во-вторых, когда возникла способность к субъективному переживанию?

На вопрос о том, насколько широко распространен субъективный опыт среди беспозвоночных, мы отвечаем, что он, вероятно, будет более обширным, чем считалось ранее, но далеко не универсальным. Одно из достоинств одобренной нами версии состоит в том, что она также дает основанный на фактах аргумент в пользу того, где провести черту между имущими и неимущими.Существуют и другие, более простые способы организации поведения животных, чем создание интегрированного нейронного моделирования, которое можно увидеть в основных системах контроля насекомых и позвоночных. Эти более простые системы не могут поддерживать способность к субъективному опыту.

Информативный, но простой пример — кубозойная коробчатая медуза Tripedalia cystophora . Этот вид демонстрирует динамичное поведение, которое включает в себя активную охоту на добычу. У него хорошо развиты геочувствительность и зрительное восприятие благодаря 24 глазам с линзами, распределенным по всему телу (110, 111), но при этом нервная система полностью децентрализована.Органы чувств независимо регулируют активность в областях сенсорной сети и стенок мышц, чтобы управлять животным (112). Результатом локального сенсорного ввода, воздействующего на локальную мышечную активность, является адаптивное изменение направления и скорости плавания животного (112), но простая система управления поведением полностью децентрализована. Хотя такие системы проявляют видимость адаптивного и динамического нацеливания, они представляют собой не что иное, как простые децентрализованные системы стимул-реакция. Нельзя было разумно ожидать, что они поддержат какую-либо форму субъективного опыта.

Централизация необходима для субъективного восприятия, но ее недостаточно. Нематода Caenorhabditis elegans обладает известной простой и хорошо охарактеризованной централизованной нервной системой, которая может интегрировать данные от множества термо-, механо-, химио- и ноцицепторов, а также интероцептивное чувство времени для организации направленных движений (113). ). Сенсорные входы интегрированы на уровне множества интернейронов, которые конкурируют за активацию мотонейронов (113).Простая нервная система C. elegans может также поддерживать различные формы обучения, такие как привыкание (114⇓ – 116) и классическое ассоциативное обусловливание (116⇓ – 118), позволяя адаптивное изменение поведения с опытом.

Нематоды, таким образом, способны интегрировать несколько форм сенсорного ввода с использованием централизованной нервной системы, но кажется, что их поведение организовано как реакции либо на непосредственную сенсорную среду, либо на непосредственные интероцептивные сигналы физиологического состояния.Выбор действий у нематод обусловлен сдвигами в глобальной динамике мозга (119), а нервная система нематод обладает достаточной пластичностью, чтобы их реакции варьировались в зависимости от состояния системы (120). Однако нет никаких доказательств того, что нематоды могут активно охотиться за вещами, выходящими за пределы их непосредственного сенсорного окружения. Голодные нематоды реагируют на голод большей подвижностью и рассредоточением при случайном, а не направленном поиске (121, 122). Напротив, голодные грызуны, муравьи и пчелы будут перемещаться в места, где они ранее встречали пищу.Их внутреннее состояние голода запускает целенаправленный и ориентированный поиск пищи, сосредоточенный в тех местах, где еда была ранее испытана, даже если в настоящее время пищевые стимулы отсутствуют (123⇓ – 125). Следовательно, у млекопитающих и насекомых гомеостатические стимулы направляют поведение туда, где ожидается наличие ресурсов, даже если в настоящее время их там нет. Мы утверждаем, что разница между этим поведением и поисковым поведением нематод возникает из-за того, что поведение нематод организовано на основе их первичного сенсорного ввода, тогда как поведение грызунов и насекомых организовано в ответ на интегрированное и пространственное моделирование их среды.Нематоды действительно обладают формами памяти (116), которые могут изменять то, как они реагируют на стимулы (120), но нет никаких доказательств того, что эта память имеет пространственный компонент или способствует структурированной модели их среды.

Следовательно, хотя нематоды обладают централизованной нервной системой и памятью, им не хватает эгоцентрического моделирования окружающей среды, необходимого для субъективного восприятия. Кроме того, из-за того, что им не хватает возможностей для создания таких моделей, они не могут выполнять множество задач, с которыми легко справляются позвоночные и насекомые.Как группа нематоды, возможно, развили упрощенный план тела и нервную систему в результате эволюции, чтобы эксплуатировать очень стабильную среду или паразитическое существование (126, 127). В таких условиях достаточно очень простых систем управления поведением.

Если мозг насекомого поддерживает субъективный опыт, то это не только увеличивает разнообразие животных, которые, как считается, обладают этими способностями, но и требует пересмотра того, когда эта способность могла появиться на Земле. Как отмечалось выше, все ключевые структурные элементы системы контроля ядра поведения позвоночных присутствуют и функционируют у миног (128).Если эти структуры присутствуют у базальных позвоночных, то они могут также присутствовать у базальных видов позвоночных Haikouichthys , идентифицированных в кембрийской ископаемой фауне (128). У этого вида были хорошо развитые глаза и гидродинамическое тело угря (129). Он реконструирован как активный пловец (129) и предположительно имел версию операционной системы управления поведенческим ядром для организации динамического и активного движения, выбора действий и выбора цели (128).

Система контроля за поведением насекомых, вероятно, была столь же древней.Кембрийские ископаемые фауны известны разнообразием членистоногих, многие из которых имели сложные суставные конечности и тела, сенсорные придатки и хорошо развитые сложные глаза, формирующие изображение (130⇓⇓ – 133). Было реконструировано, что они вели активный образ жизни, а членистоногие были главными хищниками того периода (130–133). По крайней мере, некоторые из этих членистоногих имели хорошо развитые головные ганглии со структурным сходством с мозгом современных ракообразных и насекомых (134). Мы утверждаем, что версия существующей системы контроля поведения насекомых должна была присутствовать по крайней мере у некоторых кембрийских членистоногих, чтобы поддерживать их активный образ жизни в поисках пищи и охоты.CX базальна по отношению к кладе насекомых. Хотя есть некоторые различия в структуре CX между отрядами насекомых, эта структура характерна для всех насекомых и ракообразных и, вероятно, гомологична дугообразному телу паукообразных (87, 135, 136), что позволяет предположить, что форма CX возникла до радиация насекомых, ракообразных и пауков. Трестман (130) утверждал, что пространственная осведомленность и агентивное поведение, обеспечиваемые нервными и сенсорными системами членистоногих, могли способствовать излучению членистоногих в кембрийском периоде в результате появления новых форм поведения, таких как охота.Вполне вероятно, что некоторые представители кембрийской фауны в группах как основных позвоночных, так и членистоногих обладали способностью к субъективным переживаниям.

В настоящее время неясно, развивались ли основные системы контроля поведения насекомых и позвоночных независимо друг от друга. Штраусфельд и Хирт (137) собрали командные онтогенетические, анатомические и генетические доказательства, чтобы аргументировать возможную глубокую гомологию CX насекомого и связанных структур со структурами базальных ганглиев позвоночных. Если эта интерпретация верна, это будет означать, что мозг с формой высшего центра сенсорной интеграции может даже предшествовать расхождению этих групп.

Развитие сознания беспозвоночных

Мы утверждали, что насекомые обладают способностью к субъективным переживаниям. Многие считают это противоречащим здравому смыслу. Естественным поводом для оспаривания нашего аргумента является то, что мы полагаемся на предложение Меркера о том, что среднего мозга достаточно для поддержки субъективного опыта. Справедливо. Теория Меркера далеко не универсально принята, и даже в остальном подобные теории не могут (несмотря на все, что мы сказали) распространяться на беспозвоночных.Вместе с Меркером мы подчеркнули важность единого взгляда на мир как ключевой характеристики субъективного опыта (14). Однако, возможно, для субъективного восприятия также необходимы другие нейронные функции, такие как представление временного измерения (138). Возможно, у насекомых их нет (хотя см. Ссылку 139).

Однако такие разногласия могут быть плодотворными. Если у насекомых нет субъективного опыта, почему бы и нет?

Что важно с нашей точки зрения, так это то, что предположение или отрицание наличия у насекомых субъективного опыта должно потребовать рассказа основанной на фактах структурной, функциональной и сравнительной истории о мозге насекомого.Мы преуменьшаем значение поведенческих данных. Важно отметить, что мы не полагались на доказательства необычных или умных достижений насекомых. Скорее, мы полагаем, что поведение важно только постольку, поскольку оно является руководством к пониманию основных механизмов, с помощью которых порождается поведение.

Мы предполагаем, что споры о том, что такое субъективный опыт и что на него способно, наиболее продуктивны при обращении к эмпирической нейробиологии. Мы считаем, что именно на этих структурных, функциональных и сравнительных основаниях следует решать вопросы о субъективном опыте насекомых или любого другого животного.

Благодарности

Мы благодарим Тима Бейна, Ларса Читтку, Жан-Марка Дево, Стэнли Хайнце, Майкла Гиллингса и Питера Годфри-Смита за конструктивное обсуждение и отзывы. Рис. 1 и 2 были созданы Маркусом Дж. А. Платом. Эта работа была поддержана Future Fellowship Австралийского исследовательского совета FT140100452 (для A.B.B.) и Future Fellowship Австралийского исследовательского совета FT140100422 (для C.K.).

Сноски

• Автор: A.B.B. и C.K.провел исследование и написал статью.

• Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

• Эта статья представляет собой прямое представление PNAS.

Кто вообще главный? | OUPblog

Под влиянием открытий когнитивной науки многие из нас теперь признают, что большая часть нашей психической жизни бессознательна. Есть подсознательные восприятия, неявные отношения и убеждения, умозаключения, которые происходят неявно вне нашего осознания, и многое другое.Но мы склонны отождествлять себя со своим сознательным разумом. Например, люди, которые проходят тест на скрытое отношение, часто с ужасом обнаруживают, что у них есть расовые предрассудки или гендерные предрассудки, о которых они не подозревали. Если они принимают науку, они вынуждены поверить, что эти отношения в некотором смысле являются частью их самих. Но они — нежелательная часть, чужеродная часть, от чего нужно избавиться, если возможно.

Мы также склонны думать, что большую часть времени все контролирует наш сознательный разум; или, во всяком случае, что наш сознательный разум способен взять на себя управление.Когда мы делаем паузу, чтобы поразмыслить, и действовать в соответствии с нашими размышлениями, именно наши сознательные мысли — наши сознательные убеждения, цели и решения — контролируют то, что мы делаем. По крайней мере, мы так думаем. Но это чувство самоконтроля — иллюзия. В действительности наш сознательный разум контролируется и управляется бессознательными процессами.

«Без названия», 19 июля 2015 г., Рэйчел Каррутерс. Изображение используется с разрешения.

Причина проста. Убеждения, цели и решения никогда не бывают сознательными. Скорее, эти состояния дергают за нити в фоновом режиме, выбирая и управляя сенсорным содержанием, которое действительно фигурирует в сознании.Наши сознательные размышления состоят исключительно из сенсорных событий, таких как визуальные образы, эпизодические воспоминания, внутренняя речь и так далее. Но поскольку мы быстро и бессознательно интерпретируем эти события как проявление соответствующих убеждений, целей или решений, у нас создается впечатление, что мы сознательно осознаем такие мысли. Вы можете как бы услышать, что вы решаете что-то сделать, когда соответствующий сенсорный эпизод — скажем, «Я сделаю это сейчас» — появляется в сознании. Но ваш доступ к основному решению такой же косвенный и интерпретирующий, как и ваш доступ к чьему-то решению, когда они говорят такие вещи вслух.Однако в нашем случае мы находимся в иллюзии, что решение принято сознательно.

На каких основаниях я делаю эти удивительные заявления? Короче говоря, наука о рабочей памяти. Это тот вид памяти, который используется, когда нужно запомнить изображение или номер телефона, чтобы сообщить или записать их через некоторое время. Это также система кратковременной памяти, в которой происходят эпизоды внутренней речи. Действительно, многие в когнитивной науке думают, что рабочая память — это система, в которой разыгрываются все сознательные эпизоды.Его иногда называют «глобальным рабочим пространством», потому что его содержимое одновременно доступно множеству различных способностей разума (для формирования явных воспоминаний, для составления выводов, для управления рассуждениями и планированием, а также для составления речевых сообщений). Но рабочая память — это сенсорная система. Он использует так называемое «внимание сверху вниз», чтобы активировать и поддерживать воображаемые представления в сознательной форме. В нем нет места чисто абстрактным несенсорным состояниям, таким как убеждения, цели или решения.

Рассмотрим конкретный пример. Вы учитесь на французском, пытаетесь узнать значения обозначенных слов. Но все это время образы и воспоминания бессознательно возникают из-за аспектов того, что вы читаете, видите и слышите. Они изначально бессознательны, но оцениваются восходящей сетью внимания на соответствие текущим целям и ценностям. Затем эти идеи конкурируют за внимание сверху вниз, чтобы войти в рабочую память и стать сознательными. В определенный момент вы принимаете решение (неосознанно) переключить внимание с французских слов на образ себя на песчаном пляже с пальмами, голубым небом и зеленым морем.Прежде чем вы это осознаете, вы погружаетесь в фантазию, в то время как ваша цель изучения словарного запаса изо всех сил пытается восстановить контроль над вниманием. В какой-то момент он побеждает в соревновании, и вы оглядываетесь, ругаете себя за трату времени и снова сосредотачиваете свое внимание на учебнике.

Таким образом, наш сознательный разум постоянно находится под контролем наших бессознательных мыслей. Мы решаем, на что обратить внимание, что запомнить, о чем думать, что представить и какие предложения репетировать во внутренней речи.Конечно, есть контроль, и это форма самоконтроля. Но это не контроль со стороны сознательного «я». Скорее то, что мы принимаем за сознательное я, — это марионетка, которой манипулируют наши бессознательные цели, убеждения и решения. Кто главный? Что ж, мы. Но ответственные «мы» — это не сознательные «я», за которые мы себя принимаем, а скорее набор бессознательно действующих ментальных состояний. Сознание действительно имеет значение. В самом деле, это жизненно важно для общего функционирования человеческого разума.Но контролирующее сознательное я — это иллюзия.

Изображение заголовка предоставлено: «Международный музей марионеток» Леонардо Пилара. CC от 2.0 через Flickr.

Страница не найдена

К сожалению, страница, которую вы искали на веб-сайте AAAI, не находится по URL-адресу, который вы щелкнули или ввели:

https://www.aaai.org/papers/symposia/fall/2007/fs-07-01/fs07-01-001.pdf

Если указанный выше URL заканчивается на «.html «попробуйте заменить» .html: на «.php» и посмотрите, решит ли это проблему.

Если вы ищете конкретную тему, попробуйте следующие ссылки или введите тему в поле поиска на этой странице:

• Выберите темы AI, чтобы узнать больше об искусственном интеллекте.
• Чтобы присоединиться или узнать больше о членстве в AAAI, выберите «Членство».
• Выберите Publications, чтобы узнать больше о AAAI Press и журналах AAAI.
• Для рефератов (а иногда и полного текста) технических документов по ИИ выберите Библиотека
• Выберите AI Magazine, чтобы узнать больше о флагманском издании AAAI.
• Чтобы узнать больше о конференциях и встречах AAAI, выберите Conferences
• Для ссылок на симпозиумы AAAI выберите «Симпозиумы».
• Для получения информации об организации AAAI, включая ее должностных лиц и сотрудников, выберите «Организация».

Помогите исправить страницу, которая вызывает проблему

Интернет-страница

, который направил вас сюда, должен быть обновлен, чтобы он больше не указывал на эту страницу. Вы поможете нам избавиться от старых ссылок? Напишите веб-мастеру ссылающейся страницы или воспользуйтесь его формой, чтобы сообщить о неработающих ссылках.Это может не помочь вам найти нужную страницу, но, по крайней мере, вы можете избавить других людей от неприятностей. Большинство поисковых систем и каталогов имеют простой способ сообщить о неработающих ссылках.

Если это кажется уместным, мы были бы признательны, если бы вы связались с веб-мастером AAAI, указав, как вы сюда попали (т. Е. URL-адрес страницы, которую вы искали, и URL-адрес ссылки, если таковой имеется). Спасибо!

Содержание сайта

К основным разделам этого сайта (и некоторым популярным страницам) можно перейти по ссылкам на этой странице.Если вы хотите узнать больше об искусственном интеллекте, вам следует посетить страницу AI Topics. Чтобы присоединиться или узнать больше о членстве в AAAI, выберите «Членство». Выберите «Публикации», чтобы узнать больше о AAAI Press, AI Magazine, и журналах AAAI. Чтобы получить доступ к цифровой библиотеке AAAI, содержащей более 10 000 технических статей по ИИ, выберите «Библиотека». Выберите Награды, чтобы узнать больше о программе наград и наград AAAI. Чтобы узнать больше о конференциях и встречах AAAI, выберите «Встречи». Для ссылок на программные документы, президентские обращения и внешние ресурсы ИИ выберите «Ресурсы».Для получения информации об организации AAAI, включая ее должностных лиц и сотрудников, выберите «О нас» (также «Организация»). Окно поиска, созданное Google, будет возвращать результаты, ограниченные сайтом AAAI.

Карточки «Философия разума» | Quizlet

FP = «наивная психология» = психология здравого смысла = теория разума

Слабый: относится к определенному набору когнитивных способностей, которые позволяют предсказывать и объяснять поведение
Наличие убеждений и желаний

Сильное: теория поведения, представленная в мозге
Эмпирическая теория (Фодор)

Почему ФП следует рассматривать как теорию
Черчленд утверждает, что если мы будем рассматривать народную психологию как теорию, мы сможем объединить наиболее важные проблемы философии разума, в том числе:
1.объяснение и предсказание поведения
2. значения наших терминов для ментальных состояний
3. проблема других умов
4. интроспекция
5. интенциональность ментальных состояний
6. проблема разум-тело

1. FP объясняет и предсказывает поведение:

1. Все мы можем довольно легко и успешно объяснять и даже предсказывать поведение других людей и даже животных
2. Эти объяснения и предсказания приписывают убеждения и желания другим
3.Кроме того, объяснения и предсказания предполагают законы
4. Черчленд считает, что грубые и готовые законы здравого смысла могут быть восстановлены из повседневных объяснений народной психологии

Каждый из нас понимает других так же, как и мы, потому что мы разделяем молчаливую команду интегрированный свод знаний о законных отношениях, существующих между внешними обстоятельствами, внутренними состояниями и поведением »(стр. 69).

FP рассматривает проблему значений наших терминов для психических состояний:
Если народная психология В теории семантика наших терминов понимается так же, как семантика любых других теоретических терминов.
Значение теоретического термина происходит из сети законов, в которой он фигурирует

3.FP как теория имеет дело с проблемой других умов:
1. Мы не делаем вывод о том, что у других есть разум, исходя из их поведения (если крик, то боль, или если сломали ногу и кричали раньше, то боль)
2. Рискованно обобщение из нашего собственного случая (цель: теория моделирования)
3. Скорее, вера в то, что у других есть разум, является объяснительной гипотезой, принадлежащей народной психологии. ФП дает объяснения и прогнозы (посредством набора законов).

4. Интроспективное суждение — частный случай теории

5.ФП имеет дело с интенциональностью:
Интенциональность ментальных состояний — это не таинственная особенность природы, а, скорее, «структурная особенность» концепций народной психологии.
Эти структурные особенности показывают, насколько ПП похожа на теории в физических науках.
Напр., Пропозициональные установки. (имеет убеждение, что p или желание, чтобы p) подобны «числовым отношениям»: имеет массу n, скорость n и т. д.
В обоих случаях логические отношения, которые поддерживаются между «установками», такие же, как и те, что
В обоих случаях мы можем формировать законы, определяя количественно «для всех n» или «для всех p».
Единственная разница между ФП и теориями в физических науках заключается в том, какие абстрактные сущности они используют: суждения вместо номеров

6.FP проливает свет на проблему разума и тела

МОЗГ ОТ ВЕРХНЕЙ ВНИЗ

Некоторые авторы пытались провести связи между возможными социальными истоками сознания и нейробиологическими модели сознания, которые в настоящее время обсуждается.Брюс Чарльтон, например, видит концепцию Антонио Дамасио. соматических маркеров в качестве наиболее вероятного кандидата для механизма, лежащего в основе всего человеческого социального интеллекта. Согласно Чарльтону, эти соматические маркеры, возможно, эволюционировали. позволять нам моделировать наши социальные отношения и обеспечивать позитивное или отрицательные коннотации, которые нам понадобились для разработки теории мыслей о других людях. В отличие от Николая Хамфри, считают такие авторы, как Гораций Барлоу что самоанализ просто не является достаточно точным явлением чтобы позволить эволюцию сознания. Он согласен это сознание имеет социальное происхождение, но он предполагает, что это происходит от общения с другими людьми, а не от от самоанализа. Вопрос: человек рождены с определенными моральными способностями , которые универсальны и независимость от культур обсуждалась веками. Но современные технологии визуализации мозга показали, что на самом деле это определенные области человеческого мозга, которые вовлечены в принятие моральных решений, и что эти области расположены в структурах мозга, связанных с эмоциями, в частности задний поясная извилина , медиальная лобная извилина, и верхняя височная борозда. Еще один интересный факт: Антонио Дамасио, Майкл Кенигс, Марк Хаузер и их коллеги показали, что люди с поражениями вентромедиального отдела префронтальная кора и более слабая эмоциональная чувствительность в повседневной жизни испытывают меньше отвращения к страданиям других, когда они были поставлены перед дилеммами или трудным моральным выбором в экспериментальные настройки. Часть того, что делает эту находку такой интересной это с тех пор, как Дэвид Премак провел пионерское исследование, все свидетельства говорят о том, что отвращение к страданию других присутствует у маленьких детей даже прежде, чем они овладеют языком, который убедительно доказывает за врожденную природу примитивной формы морали. Если это действительно так, как эти моральные предрасположенности был выбран в нашем эволюционная история? Многие ученые считают Ответ — преимущество, обеспечиваемое способностью обнаруживать эмоции других людей эффективно. Термин « эмоциональных contagion »используется для обозначения этого явления, в котором простой вид лица с выражением страдание заставляет нас резонировать с этим эмоциональным состоянием и сами переживаем это неприятное страдание. Следуя наша естественная склонность успокаивать другого человека страдания, мы, таким образом, успокоили бы наши собственные страдания в в то же время! Как Николас Хамфри, В.С. Рамачандран — исследователь кто считает, что сознание других могло быть первый вид сознания, который нужно развить, и он тоже человеческое сочувствие как нечто фундаментальное. Рамачандранские аккорды большое значение для роли зеркала нейроны в этих явлениях морального заражения, которые возможно, способствовал появлению «сознательного себя ». Эти зеркальные нейроны активируются не только когда мы делаем определенный жест, но и когда мы увидеть, как кто-то другой делает такой же жест. Таким образом, Рамачандран считает, что эти нейроны могут быть физическим субстратом для «внутренний глаз», который позволяет нам наблюдать за собой как будто мы были кем-то другим. ФУНКЦИЯ И ЭВОЛЮЦИОННОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СОЗНАНИЕ Когда появилось сознание? Этот вопрос можно применить только к эволюции видов. столько же, сколько и к жизни отдельного человека.В первом случае вопрос сводится к следующему: «Какие виды животных наделены с какой-то формой сознания? » Во втором — «Когда, в ход своего развития, делает человеческий плод, младенец, или ребенок приходит в сознание? » В этом разделе мы обсудим Первый из этих вопросов: филогенетические истоки сознания. Этот вопрос тесно связан с возможными функции сознательных явлений, потому что если сознание есть функция, если она для чего-то хороша, то естественно выбор (перейдите по ссылке «Модуль инструментов») может воздействовать на эту функцию.В той мере, в какой эта функция дает сознательным людям репродуктивное преимущество они передали бы своим потомкам гены, участвующие в сознательных процессах. Начнем с того, что мы можем быть вполне уверены что сознание адаптивно, по крайней мере, когда его понимают в минимальном смысле бодрствования. Без сознательного бодрствования ни один человек не может прокормить себя, спариваться, защищать детенышей или предпринимать другие необходимые действия для выживания. Далее, некоторые авторы, такие как Susan Гринфилд , утверждают, что появление сознания был постепенным процессом, идущим в ногу с рост мозга в ходе эволюции и следовательно, с размером и растущим числом нейронов сборки. Но другие авторы, такие как Николай Хамфри , вместо этого считают, что появление сознание возникло быстро и было больше или ничего ».Хамфри думает, что сознание появились позже в эволюции, когда наши предки-гоминиды впервые развил множество разнообразных социальных навыков (следуйте истории Ссылка на модуль), например, имитация, обман, язык, и умение построить теорию ума для других людей. Хамфри, таким образом, принадлежит к школе мыслителей. кто считает, что сознание могло быть эволюционным преимущество, но не все теоретики согласны с ним в этом вопросе.Для Хамфри, сознание возникает собственность, которая развивалась из-за своей социальной функции. Как вид человекообразных обезьян, живущих сегодня, мы, люди, всегда жили в сложных социальных группах, в которых знание намерений других людей может быть чрезвычайно полезным для определения того, кто стоит выше нас в социальная иерархия, которой мы можем доверять, с которой мы можем заключать союзы, и так далее. Другими словами, согласно Хамфри, те наших предков, которые умели понимать, предсказывать и манипулировать поведение других людей имело определенный адаптивное преимущество. Таким образом, они стали тем, что Хамфри называет «естественными». психологи ». Кто-то может возразить, что люди могут очень хорошо приобрели эти навыки, просто наблюдая за поведением других людей и его последствия извне, как у бихевиористов.Но Хамфри считает, что есть способ лучше. Он выдвигает гипотезу что люди приобрели способность смотреть на себя, до поставить себя на место другого и попытаться понять, как это заставило их почувствовать себя внутри . Например, в сегодняшнем термины, такие люди могут сказать себе: «Я могу испытать ревность, чтобы лучше понять, что чувствует кто-то другой, когда они ревнивы, что позволяет мне лучше предсказывать их поведение.»А также Гипотеза Хамфри заключается в том, что эволюция благоприятствовала этим людям. у кого была эта способность по сравнению с теми, у кого ее не было. Хамфри сравнивает эту способность с новой сенсорной способностью. орган, ориентированный не на внешний мир, а на внутренний мир индивида, деятельность индивида собственный мозг. Конечно, этот «внутренний глаз» не увидит мозг функционирует на нейронном уровне, но будет вместо этого посмотрите более «удобную» психологическую версию этой деятельности: то, что мы называем субъективными сознательными состояниями.Согласно согласно теории Хамфри, сознание выступает как обратная связь цикл, функция которого заключается в предоставлении людям сложных инструмент, позволяющий им стать хорошими «естественными психологами». Но мы можем спросить, не назначает эта роль «внутреннего взора» делает Хамфри дуалистом теории, или порождают бесконечное регресс? Нет, — отвечает Хамфри, подтверждая свое материалистическое обоснование. позицию, подтверждая, что мозг действительно машина сделаны из нейронов и молекул.И его теория не дает повода к бесконечной регрессии, утверждает он, потому что для него сознание не характеристика мозга в целом, а только это цикл, в котором вывод через механизм обратной связи, становится входом. Есть несколько других теории об эволюционном происхождении сознания, та же общая направленность, что и первоначальное предложение Хамфри.Для Например, британский археолог Стивен Митен также постулирует функцию сознания у социальных млекопитающих, но он принимает Хамфри делает шаг вперед. По словам Митхена, Теория Хамфри учитывает только человеческое сознание. своих социальных отношений, тогда как на самом деле люди могут осознавать а также многое другое. По мнению Митхена, это было расширение поля сознания, что было решающим фактором в создании осознанных способностей, которыми обладают люди сегодня. Согласно Митену, первые гоминиды развили несколько специализированные ментальные модули, в значительной степени независимые друг от друга. В году Homo habilis , и даже у неандертальцев, социальные интеллект все еще мог быть изолирован от интеллекта необходимы для изготовления инструментов или взаимодействия с окружающей средой. То, что мы называем сознанием, было в то время в некотором смысле узником этого социального интеллекта и не может быть расширен за счет остальные специализированные модули.Митен считает, что эти поэтому другие модули имели лишь хрупкую, мимолетную форму сознание, недостаточное, чтобы позволить людям заниматься самоанализом об их способах изготовления инструментов или охоте, например. Это было только как «текучесть» среди эти различные модули постепенно увеличивались, так что они, возможно, стали способны делиться своим содержанием и вызывать человеческий разум как мы знаем это сегодня.Митен считает, что этот процесс мог совпадать с культурным взрывом, который испытал человеческий вид от 30 000 до 60 000 лет назад. Митхен также поддерживает теорию о том, что человеческий язык развился как замена взаимного ухода у обезьян, по мере увеличения размера групп гоминидов. Дело в том, что язык мог иметь такое социальное происхождение, поддерживается тенденция современных людей использовать язык в основном для того, чтобы найти что один человек сказал о другом или что кто-то социальный статус, или с кем они спят — короче говоря, сплетничать. По материалам S. Mithen (1996) в С. Блэкморе, Сознание: введение (2004). Но, Митхен продолжается, как только язык действительно развился, он стал доступным для решения других действительно важных вопросов для выживания, например, охота, природные явления и т. д. на.И это тоже способствовало бы декомпартментализации что привело к появлению сознания. Короче говоря, для Митхена селективные преимущества чередовали модульную специализацию навыков и подвижность общего интеллекта, с некоторыми периодами отдавая предпочтение одному, а некоторым — другому, как показано на диаграмме Слева. Еще одно важное явление у социальных видов обман: способность вводить в заблуждение других членов группы, чтобы с большей готовностью обеспечить себе ресурсы. Теоретик эволюции Роберт Триверс видит это феномен как центральный для нашего понимания сознательных явлений. Он утверждает, что у тех видов, где проводится отбор на обман произошел параллельный отбор для самообмана, как хорошо. Триверс отмечает, что мы все пытаемся представить самих себя, чтобы казаться лучше, чем мы есть на самом деле. Но кроме того, Триверс считает, что люди кто верят в свою ложь, делают лучших лжецов, было значительное избирательное эволюционное давление в пользу самообмана. Таким образом, наша способность обманывать себя развивались параллельно с нашей способностью обманывать других людей.Действительно, когда мы верим в свою ложь, меньше риск того, что мы позволит кому-то другому почувствовать любые эмоции или другие признаки, которые может им противоречить. Потому что мы бессознательно подавили часть реальности и поэтому сами предвзято относимся к ней, нам легче вводить в заблуждение других людей, и это составило бы селективное преимущество для таких социальных людей, как мы. Весь сценарий, кажется, предполагает, что наш мозг развил склонность к чрезмерным компромиссам информация за пределами досягаемости сознательных процессов, которые управляют наше взаимодействие с другими людьми. Но в то же время, наш мозг, кажется, поддерживает эту информацию в бессознательном состоянии. процессы, так что мы не слишком изолируем себя от реальности.Таким образом, для Трайверса обман других и самообман глубоко связаны и образуют динамику, которая имеет решающее значение для происхождения наших сознательные и бессознательные процессы. Хотя многие теоретики, такие как Хамфри, Митен, и Триверс, таким образом, рассматривают сознание как функцию адаптации к социальному аспекту человеческого образа жизни, другие теоретики также выражают скептицизм по поводу этой адаптационистской тенденции в эволюционной подходит или категорически отвергает идею о том, что у сознания может быть какая-либо функция, которая могла бы сделать его целью избирательных процессов. Многие теоретики происхождения человеческий разум не решает чрезвычайно сложную проблему сознание в лоб. Одним из примеров является Терренс Дикон и его теория. совместной эволюции человеческого мозга и языка, в результате появился «символический вид». По мнению Дьякона, эволюция человеческого разума продолжалась параллельно с эволюцией символических представлений.Поэтому такие авторы сосредотачиваются на объяснении того, как эта конкретная способность к символическому изображению могла появиться. Другой косвенный подход к проблеме сознания можно увидеть в Джорджа Герберта Мида теория символического интеракционизма. Мид считает, что самосознание, которое является отличительной чертой человеческих существ происходит прежде всего от жестов и других несимволических взаимодействия, а затем из символических взаимодействий, которые включены по языку.Поэтому для Мида сознание фундаментально социальное явление, связанное с общением, а не индивидуальный. Либет также проводил эксперименты в который он показал, что когда он применял стимул к своим испытуемым, неосознанная ответная деятельность в их мозгу была зафиксирована несколько сотен миллисекунд до достижения порога активации нейронов, необходимой для восприятия стимула сознательно.Это совершенно нормально, если быть определенным запаздыванием во времени реакции на раздражитель, среди другие причины из-за времени, необходимого для нервов импульсы путешествовать по нейронным цепям. Но, как заметил Либет, весьма примечательно, что даже если на самом деле мы сознательно воспринимаем стимул примерно наполовину через секунду после нанесения это восприятие субъективно отодвинуты назад во времени, чтобы создать впечатление, что это произошло примерно в то же время, что и стимул! Если учесть результаты этих эксперименты внимательно, они приводят к некоторым странным выводам.Во-первых, эти результаты указывают на то, что «субъективные время », что означает временные рамки, которые мы переживаем сознательно, немного раньше, чем «объективное настоящее», означает временные рамки, в которых наш физический мозг обрабатывает на самом деле происходят. Еще один странный подтекст этих экспериментов в том, что мы никогда не сможем осознать точный момент, когда наш мозг перестает бодрствовать, например, в момент , когда мы засыпаем или когда умираем. Это то, что привело нейробиолог Майкл Gazzaniga , чтобы сказать, что такое «совок» для нас это уже старые новости для нашего мозга. Другими словами, для многих ученых, которые, как и Газзанига, считают, что понятие «я» и свободный волю можно отнести к когнитивной иллюзии, что угодно мы принимаем решение осознанно, наш мозг уже решил это для нас несколькими миллисекундами раньше. Как обсуждается на следующей боковой панели, многочисленные Таким образом, факторы могут играть гораздо более важную роль, чем мы думаем. в том, как мы ведем нашу повседневную жизнь. Эти факторы включают бессознательных механизмы , которые уходят корнями в наших долгая эволюционная история , например необходимость для людей, чтобы выжить, найти пищу и найти партнеров чтобы воспроизвести.Сознание тогда придет только постфактум, чтобы оправдать уже решенные действия этими бессознательными механизмами, адаптируя наши слова и действия к социальному и культурному контексту момента. Если, как обсуждалось в предыдущем боковая панель предполагает, что физическая активность мозга имеет приоритет над субъективным сознанием — явно материалистическая позиция — тогда при чем здесь эта мозговая активность, которая «решает за нас» приходит из? Нейробиологи, защищающие это позиции согласны с тем, что любое сознательное восприятие, мысль или действие — это изменение мозговой активности определенного человек, реагирующий на конкретный контекст с целью удержания этого человека в равновесии с его или ее среда.Это очень общее объяснение согласуется с отличный множество нейробиологических моделей сознания. Это очень близка, например, к теории «воплощенного познание »и концепция« действия », выдвинутая Франциско Варела . Таким образом, пока у нас есть только генерал рамки, которые помогут нам учесть то, как наши добровольные может действовать сознание.Когда такие авторы, как Жан-Поль Baquiast , вдохновленный работой Уолтера Дж. Фриман , попытка зарисовать широкую очертания этой общей структуры, в результате получается что-то например: «Человек, которым я являюсь, полностью участвует в плане, в постоянных отношениях с моими товарищи и остальной мир строит мои решения в реальном времени через поведение всего моего тела.Мой мозг информируется об этих решениях на сознательном уровне только после небольшого перерыва. Воля, которую я воспринимаю как сознательную не определился с поведением, которым я занимаюсь, но он вмешивается, чтобы сгладить различные аспекты этого, модулировать его и, наконец, узаконить его в отношении ко всем значениям, которые составляют мою личность в самый глубокий уровень.” ВОПРОС О СВОБОДНОЙ ВОЛЕ Большинство людей естественно принимают то, что они несут ответственность за свои действия. Действительно, когда кто-то говорит что их поведение контролируется внешней силой, это часто является признаком какого-то психологического расстройства. Хорошее часть западной культуры и религии на этой идее «индивидуального волюнтаризма». В иудео-христианской концепции свободы воли, например, индивидуальная ответственность — это то, что позволяет нам делать выбор: Я могу выбрать украсть или не украсть, убить или не украсть убить и т. д. С того момента, как я решу украсть или убить, я становлюсь ответственным за эти действия, и я заслуживаю наказание, которое меня налагает общество, потому что логика закона вдохновлена ​​этой иудео-христианской концепцией. свободной воли.Таким образом, на самом глубоком уровне западные общества действовать в соответствии с этой верой в свободную волю. Однако многие ученые, такие как Даниэль Вегнер и Анри Атлан, а также многие философы, такие как Мишель Онфрей, считаю, что наша сознательная воля может играть меньшую роль. роль в принятии решений, чем мы думаем. Фактически, многие из эти мыслители полагают, что это могло быть не чем иным, как иллюзией.Таким образом, они ставят под сомнение всю нашу социальную логику, которая основан на свободе воли. Эти мыслители считают, что каждый человек определяется бесчисленными генетическими и культурные факторы с такими сложными взаимодействиями и что мы все еще далеки от понимания того, что у нас есть преувеличенное впечатление о нашей свободе действий. Но если мы попытаемся включить свободная воля в материалистическую концепцию мозга и физических законов, управляющих Вселенной, мы скоро увидим, что это тоже нелегкое дело, как свидетель прошлые века дебатов, которые окружали этот вопрос.В последние десятилетия, однако нейробиология способствовала продвижению этой дискуссии, изучение механизмов сознания в головном мозге. Пожалуй, самая обсуждаемая нейробиология. эксперименты с сознательным намерением и произвольным действием были проведенного нейробиологом Бенджамином Либетом в 1983 году. экспериментов, испытуемых просто просили согнуть запястья в момент их выбора.Единственное, что у них было нужно было следить за круглым экраном, на котором свет вращался, и помните «положение часов» В тот момент они решили размять запястья. Во время каждого экспериментального исследования испытуемый выполнили 40 таких сгибаний запястья, в то время как Либет и его коллеги измерил три вещи. Первым было начало движения запястья, измеряется с помощью электродов, прикрепленных к запястью и подключенных к электромиографу (ЭМГ).Вторым было колебание мозговая активность, связанная с решением пошевелить запястьем; это колебание также было сравнительно легко измерить с помощью электродов, прикрепленных к коже головы субъекта и соединенных к электроэнцефалографу (ЭЭГ). Третьей измеряемой величиной был момент что субъект сознательно решил сделать движение запястьем, и это измерение представляет собой величайшую проблему.Если экспериментаторы попросил испытуемых устно сообщить об этом моменте, создали помехи для записи ЭЭГ их моторных деятельность. Чтобы обойти эту проблему, Либет использовал косвенный метод, который он опробовал в различных более ранних экспериментах. В эти эксперименты, испытуемые должны были оценить начало другие события, запомнив положение вращающегося пятна света вокруг круглого экрана.Из этих контролируемых экспериментов, Либет пришел к выводу, что это устройство было достаточно надежным, чтобы позволить его подданные отметить точный момент, когда они решили совершать каждое движение запястья. Результаты трех сетов Либета измерений четко показали характерную мозговую активность называется «потенциалом готовности» (РП), который произошел примерно за 350 миллисекунд (мс) до момента, когда Субъект сообщил, когда он принял сознательное решение (CD) согнуть его запястье.Затем, через 200 мс после этого решения, запястье фактически согнутый (F). Поэтому было принято сознательное решение задолго до того, как мозг начал изменять свою деятельность в процессе подготовки для движения. А в некоторых случаях, когда субъект сообщил внутренняя подготовка движения перед его выполнением (PRP), это отставание было еще больше: до 800 мс, прежде чем испытуемый сознательно решил сделать это движение. После Либета (1985) Как следует интерпретировать эти результаты стал предметом дискуссии, которая продолжается и по сей день. Если активность мозга в процессе подготовки или готовности к движению тела наблюдалось до сознательного решения сделать это движение, Разве это не был похоронный звон по доброй воле? Не сделал это показывает, что наше сознание собственного намерения действовать на самом деле не что иное, как эпифеномен, результат деятельности нашего мозга, а не ее причина? Эти результаты многих не удивили. ученые, которые уже категорически отвергли любую форму вещества дуализм, в котором свободная воля была наделена своего рода нематериальным автономия.Действительно, эти ученые были бы обеспокоены противоположным открытием — сознание, которое не соответствовало к любой мозговой деятельности, но был способен вызвать активацию нейронов мозга, как по волшебству. Такие ученые поэтому вполне комфортно относились к мысли о том, что сознательные воля может быть своего рода иллюзией. Но для других ученых, таких как Либет сам, сознание может сохранять каузальную роль в нашем добровольном действия.Однако эта роль заключается просто в том, что она может оказывать контроль над движением перед его выполнением, в длится от 150 до 200 мс перед движением запястья объекта. В решение, которое изначально было принято бессознательным процессом, могло затем будет либо одобрен, либо отвергнут субъектом сознательная воля. По словам Либета, степень нашего бесплатного таким образом, будет ограничиваться подавлением действия, выполнением своего рода «право вето» на его исполнение.Таким образом, столкнувшись с бесчисленным множеством намерений, которые случайным образом возникают из схемы мозга, наша свободная воля будет иметь силу отвергать все неуместные намерения. Личное ответственность, таким образом, будет сохранена, потому что мы все равно уметь подавлять идею любого социально неприемлемого действия до того, как мы его экстернализовали. Многие критические замечания, как философские, так и методологические, были подвергнуты эксперименту Либета и выводы, которые он из этого делает. Прежде всего, некоторые критики указали из трудности экспериментальной проверки гипотезы Либета осознанной функции «вето». Как, спрашивают, могли сознание одобрять или отвергать курс действий, не имея сначала оценили его потенциальные последствия? И если это вето сознательный акт, то он тоже должен требовать задержки в 350 мс. вступить в силу — слишком долго для доступного 200-миллисекундного интервала. Другие критики прямо напали на дуалистические предположения, которые они видели в интерпретации Либета, которые, по их словам, даровали этому сознательному контроль. Основные методологические критические замечания были включал использование вращающегося пятна света на круговой экран для измерения момента, когда было принято сознательное решение. сделал.Некоторые критики утверждали, что этот метод не учитывает для временной задержки, необходимой испытуемым, чтобы отвлечь внимание от пятно света к сознательному решению пошевелить запястьями. Многие другие критики также ставили под сомнение выбор сгибания запястья в качестве наблюдаемого поведения, на том основании, что он был слишком простым и повторяющимся, чтобы позволить любые общие выводы относительно свободы воли или моральной ответственности быть извлеченным из него.Эти последние критические замечания сами по себе подверглись критике со стороны Хаггарда и его коллег, которые воспроизвели Либета и показал, что два типа мозговых волн нужно было различать в промежутке, когда действие готовилась: первая бессознательная волна, соответствующая к срабатыванию действия («давай, перемести его») и вторая, сознательная волна, связанная с типом движения выбрано («переместить сюда»). Но, наверное, самая радикальная критика пришел от Даниэля Деннетт, для которого сама идея желать назначить точную момент к осознанному решению ошибочен. Dennett’s концепция сознания не оставляет места для места, где субъективное восприятие стимула, такого как световое пятно на циферблате может совпадать с осознанием начала действия, чем для «я», которое может наблюдать это совпадение.По словам Деннета, все, что существует, — это мозги. механизмы, способные оценивать время и отвечать словами или поведения к этим оценкам времени. Следовательно, нет возможности что «я» может иметь привилегированный доступ к содержание этой временной оценки и осознанная способность решать по акции. Но это не значит, что Деннет обязательно категорически отвергает любое понятие свободы воли.Он конечно делает отвергать любую форму свободы воли, исходящую от нематериального силы, но он также считает, что наше чувство свободы воли настоящий. По словам Деннета, это чувство могло быть сознательным. выражение способности, которая эволюционировала, чтобы позволить нам взвесить плюсы и минусы ситуаций, с которыми мы сталкиваемся, в которых мы представлены с несколькими вариантами. Однако факт остается фактом: этот факультет создает у нас сильное впечатление, что это наши сознательные решения которые вызывают наши действия.Чем объяснить это стойкое впечатление? Даниэль Эксперименты Вегнера, показывающие, что чувство свободы воли может быть побужденным или, наоборот, подорванным, пролить много света по этому поводу. Эти аргументы против идеи свободы воли могут показаться поколебленными основы нравственности сознания — способность делать оценочные суждения о наших действиях и описывать их как хорошие, так и плохие. Но можно было бы легко утверждать обратное. также. Лингвист Стивен Пинкер , например, считает, что биология сознания предлагает гораздо более разумную основу для морали, чем недоказуемая догма бессмертия души. Это биологическое знание вполне могло заставить нас лучше распознать интересы других людей, что составляет сама основа этики. Действительно, нельзя отрицать, что бесчисленные кровавые войны и другие конфликты, которые люди воевали друг с другом, зависели от каждой стороны отрицание человечности другого. По словам Пинкера, как только мы осознаем, что наше собственное сознание — это продукт нашего мозга, и что у всех других людей есть мозги как и наши собственные, становится невозможным отрицать чужие чувства. Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Комментарий * Имя * Email * Сайт