Проблема свободы личности и ответственности: Проблемы свободы и ответственности личности

Общество, свобода и нравственноправовая ответственность личности. Проблема свободы выбора Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 159.9.01 Толпыкин Виктор Егорович

кандидат философских наук, профессор кафедры философии Кубанского государственного университета тел.: (861) 265-08-02

ОБЩЕСТВО, СВОБОДА И НРАВСТВЕННО-ПРАВОВАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЛИЧНОСТИ. ПРОБЛЕМА СВОБОДЫ ВЫБОРА

Tolpykin Victor Egorovich

Candidate of Philosophy, professor of the chair of philosophy, Kuban State University tel.: (861) 265-08-02

SOCIETY, FREEDOM AND MORAL AND LEGAL LIABILITY OF THE PERSON. PROBLEM OF FREEDOM OF CHOICE

Аннотация:

В статье рассматривается проблема соотношения общества, свободы и нравственноправовой ответственности личности.

Именно в свободе и через свободу проявляется сущностная характеристика человека. При этом свобода характеризуется как развивающее понятие, как фактор духовного основания культуры общества, влияющего на характер выбора жизнедеятельности личности.

Ключевые слова:

свобода, общество, нравственно-правовая ответственность личности, свобода выбора, свобода как социокультурный феномен, свобода воли.

The summary:

The article considers the problem of the correlation between society, freedom and moral and legal liability of the person. It is for freedom and liberty is manifested through the essential characteristics of man. At the same time the freedom is characterized by developmental concept as a factor in the spiritual foundation of culture of society, affecting on the character of the choice of life activity of the person.

Keywords:

freedom, society, moral and legal responsibility of person, freedom of choice, freedom as social and cultural phenomenon, freedom of will.

Понятие свободы, как никакое другое философско-социологическое понятие, концентрирует в себе спектр и достижений, и утрат культуры. Ибо именно в свободе и через свободу проявляется сущностная характеристика человека как творца и творения культуры, способного в равной степени и к созиданию, и к разрушению, и к конструктивным, и к деструктивным действиям.

Проблема свободы — одна из важнейших, поистине глобальных проблем, привлекающих пристальное внимание всех, кому не безразличны судьбы человеческой культуры и цивилизации. Особенность этой проблемы, ее удивительное и непостижимое своеобразие состоит прежде всего в том, что она является сосредоточием нравственных исканий человека, его устремленности к Истине, Добру, Красоте.

Являясь одним из наиболее значительных социокультурных явлений, свобода, стремление к ней, жажда и счастье обретения ее во многом определяют духовный облик и духовный потенциал как отдельной личности, так и общества в целом. Более того, само отношение к свободе, понимание ее субстанциональности — важнейший показатель культуры, ее состояния и степени впле-тенности во внутреннюю ткань прежде всего нравственного и правового сознания.

Человек — единственный из всех живых существ, в отношении которого может применяться понятие свободы. И вместе с тем, как это ни парадоксально, именно человек оказывается столь же и даже более несвободен, чем любой живой организм или объект неживой природы. Несвобода вещей, процессов и первозданной, и искусственной, созданной человеком природы вытекает из многообразия форм их материального физического бытия, характера связей с другими вещами и процессами. Несвобода живых систем, представляющих богатый и красочный мир растений и животных, определяется характером целесообразно-приспособительных реакций к условиям окружающей среды.

Несвобода же человека вытекает не только из его вплетенности в многообразие связей и отношений материального, физического мира, но и столь же многообразных форм его социальной адаптации, прежде всего к тем требованиям, которые предъявляются культурой в виде исторически сложившихся обычаев, традиций, правил, норм поведения, системы запретов и поощрений, законодательных актов и др. Следовательно, свобода человека, равно как и его несвобода, не одномерна, а многомерна. Всеми узами, всей плотью и кровью своей человек связан с природным и социальным миром, погружен в него. И, вместе с тем, благодаря своему разуму он способен возвыситься над миром, обретая в этой способности свободу и независимость.

Величие и трагедию человека уже древние философы усматривали в той связи, которая существует между свободой и необходимостью. Необходимость равнозначна несвободе, то есть рабству, обретающему во многих философских и культурологических системах (и прошлых, и настоящих), универсальный, космический смысл. Уже римский философ Либаний (IV в. до н. э.) считал, что рабство, отсутствие свободы — это не только зависимость одного человека от другого, но и покорность людей своим прихотям, таким страстям как гнев, зависть, корысть, необузданность.

Люди — рабы законов и правителей, общественного мнения и традиций. Но ведь правителей, от которых они зависят и которым подчиняются, они сами выбирают, возводят на политический Олимп и свергают с него по своему усмотрению, руководствуясь субъективными желаниями, целями и интересами. Законы, во власть которых попадают люди, и разрабатывает не кто иной, как они сами. Весь парадокс в том, что человек, реализуя себя как свободную личность, одновременно и обретает, и утрачивает свою свободу.

Каждый шаг человека на пути познания есть обретение свободы, независимости по отношению к окружающему его природному и социальному миру. И вместе с тем — это утрата свободы, созвучная сократовскому: «Я знаю, что ничего не знаю». Если первая часть знаменитого изречения «Я знаю» — символ свободы человека, господства его разума над миром, то во второй части клич торжества сменяется отчаянием падения, провала в бездну незнания, болью от ощущения несвободы, зависимости от чего и от кого угодно — от природных стихий, от социальных катаклизмов, от всесилия страстей, желаний, необузданных, неуправляемых инстинктов. Так свобода превращается в свою противоположность -несвободу, глобальную, рабскую зависимость.

Хорошо известно, сколь велик, необъятен и многогранен мир человеческих потребностей, властвующих над человеком. Потребности для того и существуют, чтобы их удовлетворять. Акт удовлетворения потребностей, достижение мечты, реализация цели -это акт свободы, наполняющий душу радостью и гордостью свершения. Но такая свобода не только преходящая, но и во многом иллюзорная. Ибо однажды удовлетворенная потребность рождает множество других потребностей, влекущих за собой все новые и новые формы зависимости и несвободы.

Тайна свободы — это тайна самой жизни. Завеса этой тайны может быть приподнята лишь в процессе индивидуального и социального опыта, лежащего в основе человеческого бытия. Но бытие человека — это бытие его тела и духа, природного и культурного. Они одновременно и едины, и автономны, суверенны. Самоопределение природнотелесного осуществляется в мире универсальных причинно-следственных связей и взаимодействий. Самоопределение же духовно-культурного осуществляется в свободе и через свободу. Любовь и ненависть, страдание и блаженство, взлеты и падения, смятение и безмятежность — все это многогранные проявления человеческой жизни, а следовательно, и состояния человеческой свободы. Она таинственна и неуловима, иррациональна во многих своих проявлениях. Но иррациональность не исключает возможности ее познания

не только и не столько в традиционном смысле разработки той или иной логической конструкции, сколько в смысле внутреннего, духовного ее постижения, включенности ее в спектр многообразных свойств и проявлений культуры.

Вся история человеческой культуры есть наглядное свидетельство того, что чем больше человек познает в окружающем мире и самом себе, тем необозримее становятся границы непознанного. То есть чем большей мощностью обладает интеллект, тем больший душевный дискомфорт он испытывает. Нищие духом — рабы. Но, не осознавая этого, они спокойны и уравновешенны. Бремя несвободы не тяготит их. Смятение, душевная неуравновешенность — удел сильных и умных. Их мощный интеллект, тонкость интуиции и обостренность нравственного чувства позволяют проникнуть в святая святых свободы, окинуть трепетным взором ее сияющие вершины и в ужасе отшатнуться от ее бездны, памятуя о том, что «если ты долго глядишь в пропасть, то и пропасть также проникает взором в тебя» [1, с. 85].

Рассматривая свободу как духовное основание культуры, многие философы, культурологи, от Сократа, Эпикура, Аврелия Августина и Фомы Аквинского до А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Н. Бердяева, Ж.-П. Сартра, прослеживали ее соотнесенность с нравственными доблестями и пороками. Но если для одних из них свобода, говоря словами Ницше, находится как бы «по ту сторону добра и зла», то для других, в частности для великого «апостола свободы» Н. Бердяева, свобода есть то, что не только изначально предшествует добру и злу, но и определяет их выбор.

Более того, Бердяев категорически выступает против традиционно сложившегося отождествления свободы в ее широком, универсальном значении с более узким и конкретным пониманием свободы воли как главного регулятора альтернативных решений. Человек, поставленный в ситуацию выбора, угнетен психологически, скован необходимостью выбора, испытывает нерешительность. Он не свободен. Между тем свобода в собственном смысле слова, как один из наиболее значимых элементов культуры не связана, с точки зрения Бердяева, ни с какими обязательствами, политическими требованиями, моральными заповедями и нормами. Такую свободу человек ощущает в себе, в самых глубинных основах своего бытия, во многом определяющего мотивы, которыми руководствуется личность в альтернативных ситуациях выбора.

Свободна или не свободна воля по отношению к мотивам? Можно ли говорить об абсолютной самоопределенности воли? Ведь если признать, что одной из целей человеческого существования является стремление к совершенству, то очевидно, что само стремление к нравственному, интеллектуальному совершенству вторично по отношению к свободе, производно от нее, ибо не может быть насильственного, принудительного совершенства, вытекающего из свободного, независимого, идущего извне самоутверждения личности. Даже выбор между божественной благодатью и дьявольским искушением, навязанный извне, а не являющийся результатом свободного волеизъявления, в конечном счете может привести к отречению человека от Бога, преданию анафеме всего того, что представлялось ранее не только добродетельным, но и непреложным в своей святости.

Так обитатели затерянного в песках, отдаленного многими сотнями километров от ближайшего селения монашеского скита тайно глубокой ночью покинули святое место и устремились в дальний город, где, по словам их духовного отца, настоятеля монастыря, царит безумство разврата, пьяных оргий и других дьявольских наслаждений. Почему же так легко совершается выбор между Богом и дьяволом, святостью и греховностью, возвышением и низложением? Как удалось дьяволу в его противоборстве с Богом одержать столь сокрушительную победу, совратить души монахов, посвятивших свою жизнь служению Богу и в мгновение ока отрекшихся от Него ради плотских утех?

Рассказ А.П. Чехова как одного из непревзойденных мастеров психологического повествования чрезвычайно показателен для утверждения не только неоспоримости, но и аксиоматичности того несомненного факта, что не может быть насильственного, принудительного совершенства. Ибо очевидно, что причиной подобного отступничества монахов от Бога явился не только страстный пыл, с которым настоятель монастыря клеймил пороки, затмившие разум и стыд людей, не красочность произнесенных им слов при описании дьявольской красоты обнаженной женщины, танцующей на столе под ненасытными взглядами окружающих ее мужчин. Ведь монахам не впервой приходилось бороться с зовом плоти. Самое главное, что святая жизнь и молитва не стали внутренней потребностью их души, сокровенным смыслом их жизни. А служение Богу, несмотря на внешнюю добровольность принятия монашеского сана, в глубинных истоках своих для многих из них оказалось чем-то внешним, извне навязанной сложившейся жизненной ситуацией, необходимостью, а не актом свободного выбора.

Особую актуальность в этой связи обретает вопрос об истоках свободы, ее социокультурном смысле. Известно, что христианская мораль связывала ответ на этот вопрос с идеей отягощенности человека первородным грехом, а соответственно с потребностью в его искуплении. С точки зрения Бердяева, в христианском вероучении нет места для свободы, ибо любовь к Богу декларируется как необходимость, соответственно которой свобода рассматривается как несовершенство, вытекающее из недостатка любви к Богу. Такому пониманию, с точки зрения Н. Бердяева, как это ни парадоксально, созвучна и социалистическая идея, предполагающая возможность отречения от свободы и предпочтение ей жизни в принуждении во имя теперь уже не Бога, а революционной целесообразности, социалистического порядка, требований социалистического общежития и т. д. Нюанс незначительный, но стоящий того, чтобы обратить на него внимание. Ибо если в христианском вероучении несовершенство человека компенсируется абсолютным совершенством Бога, то в атеистическим миропонимании несовершенство человека соотносится с совершенством общества, с необходимостью такой социальной организации жизни, в которой фактически нет места свободному волеизъявлению человека. И в первом, и во втором случае свобода не только ограничивается извне навязанными формами бытия, но и исчезает, растворяется в царстве необходимости.

Свобода же ничем не ограничена и ничему не подвластна. Свобода не просто великий дар, но и великое завоевание культуры, благодаря которому заложенный в человеке творческий импульс побуждает его к универсальному раскрытию способностей, задатков, дарований. Но, обладая этим бесценным даром, человек в равной степени может и отречься от него, впав в сатанизм и подвергнув забвению сам образ Бога. Но даже в этом акте отступничества и забвения проявляется человеческая свобода, ибо, как справедливо заметил Н. Бердяев, «человек, лишенный зла, был бы автоматом добра» [2, с. 95].

Многое из того, что было выработано историей и культурой на тернистом пути познания свободы, созвучно нашему времени, нашей сегодняшней действительности. Насильственное разрушение одних форм социальности и столь же насильственное конструирование других, происходящее в настоящее время в России под видом демократии и правового государства, не имеет аналогов в истории. Знамя свободы опошлено и разорвано на кусочки. Лицемерие, с которым осуществляется не только физическое, материальное, но и, что самое страшное, духовное ограбление и порабощение народа, приобретает порой формы самого крайнего, оголтелого цинизма. Происходит крушение духовности, и люди, верующие и неверующие, все больше и больше забывают как о своей бого-подобности, так и о своем человеческом предназначении. Свобода неотделима от ответственности, т. е. они взаимообусловлены и находятся в диалектической взаимосвязи.

Ответственность, как и свобода, в целом философско-социологическое понятие. Ответственность как в этике, так и в праве тесно связаны. Достаточно, к примеру, напомнить теоретические обоснования уголовной ответственности, принципа личной, нравственной и виновной ответственности за сделанный выбор. Жизнь человека, равно как и жизнь созданной и создаваемой им культуры, насыщена ситуационным выбором, но выбор выбору рознь. Выбор вещей, продуктов, предметов быта, одежды — нечто иное, чем выбор друга, спутника жизни, выбор профессии, системы обучения, рода занятий и т. д. И, наконец, в отдельных, не таких уж и редких случаях ситуация выбора может обостриться, становиться запредельной, когда возникает необходимость выбора между «быть или не быть?». Жизнь или смерть, слава или бесславие, победа или поражение, торжество или бессилие духа, иначе говоря, «все или ничего» — таковы возможные альтернативы, исключающие какие-либо компромиссы.

Через выбор посредством выбора осуществляется самоутверждение и самореализация человека. И вместе с тем выбор знаменует собой степень осознания не только личной нравственной, но и правовой ответственности, которую человек возлагает на себя. Часто выбор является результатом тяжких раздумий, серьезных душевных потрясений. Порой он совершается спонтанно, в одно мгновение, и лишь спустя некоторое время к человеку приходит осознание непоправимости свершившегося, и как бы в оправдание звучит: «Я не ведал, что творил». Да, возможно, не ведал и не отдавал себе отчета. Но теперь, когда ты знаешь, каковы последствия совершенного тобой, поступишь ли ты иначе, если, допустим, подобная ситуация повторится?

Убедительный ответ на этот очень непростой вопрос можно найти в произведении французского писателя А. Камю «Падение», герой которого Жан-Батист Кламанс, став невольным свидетелем самоубийства девушки, бросившейся с моста в мрачную бездну реки, не попытался не только, хотя и мог, спасти девушку, но и никому не сообщил о случившемся. Мучимый угрызениями совести, он не раз беззвучно восклицал: «Девушка, а девушка! Кинься еще раз в воду, чтобы вторично мне выпала возможность спасти нас с тобой обоих! Вторично? Ох, какая опрометчивость!.. Бр-р! Вода такая холодная! Да нет, можно не беспокоиться. Теперь уже поздно, и всегда будет поздно. К счастью!» [3, с. 412]. В этих заключительных строках повести Камю можно увидеть квинтэссенцию экзистенциального понимания свободы. Человек совершает свой выбор раз и навсегда. Даже если он сокрушается по поводу сделанного им выбора, не только в реальности, но и в мыслях своих он не может допустить иного решения однажды поставленной перед ним самой жизнью дилеммы. Его выбор — это его судьба, слившаяся с самой его сутью. Поэтому Жан-Батист Кламанс поступил так, как поступил, и его выбор ни при каких обстоятельствах не мог быть иным.

Несколько иное прочтение экзистенциальной ситуации выбора как свободного волеизъявления находим мы в книге одного из родоначальников экзистенциализма, датского философа-мистика Серена Кьеркегора «Наслаждение и долг». Девизом всех произведений, напечатанных С. Кьеркегором («Афоризмы эстетика», «Дневник обольстителя», «Гармоническое развитие в человеческой личности эстетических и этических начал», «Страх и трепет» и другие), является звучащий в форме дилеммы вопрос «или — или?». С точки зрения Кьеркегора, социокультурный смысл выбора состоит не только в самоопределении человека и озвучивании потаенных струн его души, как это представлено у Камю, а в своеобразном перерождении, обновлении человека. «Оставаясь тем же, чем был, человек, однако, становится в то же время и другим, новым человеком, — выбор как бы перерождает его. Итак, конечная человеческая личность приобретает, благодаря своему выбору, своего собственного «Я», — бесконечное значение. Выбор сделан, и человек

обрел самого себя, овладел самим собою, т. е. стал свободной, сознательной личностью, которой и открывается абсолютное различие или познание добра и зла» [4, с. 305-306].

С точки зрения Ж.-П. Сартра, выбор определяется не разумом, не интуицией, а совершенным поступком, выражающим не только личную значимость для человека вариантов выбора, но и их социокультурную ценность, выходящую за пределы личностных предпочтений. И даже в своем стремлении избежать ситуации выбора, отказываясь от выбора, мы тем самым тоже совершаем выбор.

В этом отношении наиболее характерен образ наместника римского императора, великого прокуратора Иудеи Понтия Пилата, созданного гением М. Булгакова в его бессмертном романе «Мастер и Маргарита». Прекрасно понимая, что Иешуа невиновен, он попытался убедить в этом первосвященника, но, увидев в его глазах лед отчуждения и непоколебимости, стал перед выбором: продолжать бороться за жизнь невинного человека, ступив на тропу войны с высокопоставленной церковной властью, столь ненавидимой, и даже презираемой прокуратором, или подписать смертный приговор тому, кто не виновен. И в этот момент новая волна мучительной боли, словно обручем, стиснула его голову. Перехватило дыхание от бессилия, от невозможности сделать выбор. И тогда последовало: «Я умываю руки» — фраза, ставшая на все времена символом отказа, уклонения от выбора. Но это отнюдь не значит, что ситуация выбора не состоялась. Своим отказом от предложенного выбора между двумя альтернативами Понтий Пилат выбрал третий, более безопасный, на его взгляд, вариант, как бы снимающий с него всякую ответственность за принятие решения. Но это самообман. Ответственность не снята с прокуратора Иудеи, ибо фактически с его молчаливого согласия Иешуа был казнен. «Не бойтесь врагов — в худшем случае они могут вас предать. Бойтесь равнодушных. Они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия совершаются убийства и предательства», — писал Юлиус Фучик, находясь в застенках гитлеровского гестапо.

Да, равнодушие, безучастность — тоже своего рода выбор, выражающийся в стремлении самоустраниться, снять ответственность с себя, уклониться от выбора, предоставив совершить его другим людям. Но если мы говорим о неминуемости ответственности, неизбежно возникает вопрос, в чем смысл ответственности, какова ее мера?

В решении этих вопросов сталкиваются две противостоящие друг другу концепции: фаталистическая и волюнтаристическая. Если фатализм основан на отрицании нравственной и юридической ответственности личности, вовлеченной роком, судьбой, обстоятельствами в водоворот событий и не имеющей возможности для свободного волеизъявления (так, например, пытались оправдать свои действия высшие чины гитлеровского рейха на Нюрнбергском процессе), то волюнтаристы провозглашают тезис: «Человек ответствен за все». Однако очевидно, что, отвечая за все, человек фактически не отвечает конкретно ни за что. Здесь со всей необходимостью встает вопрос о мере ответственности, определяемой как объективно сложившимися условиями для реализации свободы выбора, так и субъективной возможностью (способностью и внутренней готовностью) личности к использованию ситуации выбора и соответствующего принятия решения. Иначе говоря, человек осуществляет выбор лишь тогда, когда он оказывается «один на один» перед необходимостью выбора, то есть необходимостью принятия одного из двух (дилемма), трех (трилемма) или большего числа (полилемма) альтернативных решений. Сам выбор обретает социокультурный смысл лишь в случае адекватного ответа личности на ситуацию, ответа, в котором наиболее полно проявляется нравственный потенциал личности (честность или бесчестие, бескорыстие или корысть, великодушие или малодушие, скромность или гордыня, совестливость или бессовестность, самопожертвование или предательство).

Ссылки:

1. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла М., 1992.

2. Бердяев Н. Философия свободного духа. М., 1994.

3. Камю А. Падение // Камю А. Избранное. М.,

1993.

4. Кьеркегор С. Наслаждение и долг. Киев, 1994.

References (transliterated):

1. Nitsshe F. Po tu storonu dobra i zla M., 1992.

2. Berdyaev N. Filosofiya svobodnogo dukha. M.,

1994.

3. Kamyu A. Padenie // Kamyu A. Izbrannoe. M., 1993.

4. K’erkegor S. Naslazhdenie i dolg. Kiev, 1994.

Свобода и ответственность личности в философии Е. Н. Трубецкого Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ

УДК 130.123

СВОБОДА И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЛИЧНОСТИ В ФИЛОСОФИИ Е. Н. ТРУБЕЦКОГО

© 2013 г. Е.Б. Ерина

Ерина Елена Борисовна —

кандидат философских наук, доцент,

кафедра истории и философии,

Государственный морской университет

имени адмирала Ф. Ф. Ушакова,

пр. Ленина, 93, г. Новороссийск, 353918.

E-mail: [email protected].

Yerina Yelena Borisovna —

Candidate of Philosophy Sciences, Associate Professor,

Department of History and Philosophy,

State Marine University

Named after Admiral F. F. Ushakov,

Lenina Ave., 93, Novorossiysk, 353918.

E-mail: [email protected].

Исследуется проблема соотношения свободы и ответственности в русской философии на основе анализа работы Е.Н. Трубецкого «Смысл жизни». Указывается на принципиально новое решение проблемы: свобода человека может быть направлена как на совершение зла, так и на добро. Рассматривается вопрос о теодицее и ответственности человека за зло в мире. Антроподицея связана, по Трубецкому, с единством человеческого рода, которое обусловливает индивидуальный грех, но вместе с тем не снимает с индивида ответственности за его совершение. Анализируется проблема свободы и творчества, указывается на недостаточную последовательность Трубецкого в обосновании творчества индивида.

Ключевые слова: свобода, ответственность, теодицея, творчество, всеединство, универсальное сознание.

The problem of liberty and liability correlation in Russian philosophy on the base of analysis of E.N. Trubetskoy’s work «The ideas of life» is considered. The new solution of the problem is suggested: the person’s liberty can be directed to making both evil and good. In this connection the issue of theodicy and human responsibility for evil in the world is viewed. According to Trubetsky anthropodicy is connected with the unity of the human race, which determines individual sin, but at the same time does not relieve the individual of responsibility for its commission. The problem of liberty and creative work is analyzed; insufficient consequence of Trubetskoy in determining of person’s creative work is pointed out.

Keywords: liberty, liability, theodicy, creation, total unity, universal cognition.

В русской философии проблема свободы имеет свою специфику. Основной акцент делается на анализе внутренней свободы человека, рассматриваются разные аспекты проблемы: сущность свободы и возможность ее осуществления в условиях подчинения человека внешним факторам, соотношение свободы и необходимости, формы проявления свободы и ее грани, соотношение позитивной и негативной свободы и др. Эта проблема считалась одной из основных в философии все-

единства, выдающимися представителями которой были В.С. Соловьев и его ближайший последователь Е.Н. Трубецкой.

Цель нашего исследования — анализ свободы в последней работе Трубецкого «Смысл жизни». Здесь философ создает свою модель действительности, в которой понимание свободы занимает важнейшее место.

Свое исследование автор строит на основе положения о безусловном сознании, которое заключает в себе не только общий смысл то-

го, что есть, но и Божий замысел того, что должно быть. Однако Бог, по Трубецкому, творит мир из ничего, но сам не является субъектом. Это положение Трубецкой обосновывает в «Миросозерцании В. Соловьева» в противоположность тезису о Боге как субъекте: «Бог является началом и концом мировой эволюции, ее вездесущим центром и смыслом, но не ее субъектом. Не Бог развивается в мировом процессе, а другое — тот сотворенный мир, в котором Бог раскрывается и воплощается» [1, с. 136]. Становление человека и мира зависит от человека, который сотворен свободным. Свобода человека осуществляется его главным выбором: следовать замыслу Бога или нет, приближаться к осуществлению смысла или оставаться в порочном круге суеты и бессмысленности.

Постулировав свободу человека, Трубецкой в отличие от Соловьева развивает учение о Софии уже не как об инобытии Бога, а как об идеальном замысле Бога о мире, который человек может принять или отвергнуть. София — неотделимая от Христа Божья мудрость и сила, по Трубецкому, есть не сущность, а только норма, идеальный образ, нравственно-правовой идеал. Бог создал человека свободным, и на основе своей свободы человек творит мир. «Идея — это тот образ грядущей, новой твари, который должен быть осуществлен в свободе. Это первообраз твари, какою ее хотел и какою замыслил Бог; но осуществление этого первообраза в мире, становящегося во времени, не является односторонним действием Божества: оно совершается при деятельном участии твари, призванной к свободному содействию воле Божией» [1, с. 182].

Главная идея, которую обосновывает Трубецкой, — это свобода Бога от мира, а мира и человека — от Бога. Для человека божественная идея о нем не имеет принудительного характера. Принять или не принять ее человек решает в течение отпущенного ему времени -своей жизни. Человек может принять божественную идею о себе самом, но может и не принять — в этом первый акт его свободы.

Свобода у Трубецкого является основой деятельности индивида. Если у Соловьева отношения между Богом и человеком основаны на любви, то у Трубецкого — на свободе выбора, свобода есть источник добра и зла, великое достояние мира и проявление доверия Бога к человеку. Божественная любовь хочет

иметь в человеке не автомат, а друга. В этом и есть оправдание свободы. «Существо, лишенное свободы, т.е. возможности самоопределения, не могло бы быть свободным сотрудником Божиим, соучастником его творческого акта… Только в отношении к существу свободному любовь может проявиться во всей своей полноте» [1, с. 141].

Опираясь на эти идеи, Трубецкой строит теодицею. Проблема теодицеи связана с пониманием сущности зла. Трубецкой подверг критике учения, оправдывающие существование зла, объясняющие его необходимость в мире. Бог, согласно этим учениям, оказывается виновником зла, ибо не может творить добро, не творя зла. Неприемлемо для русского философа и учение Августина о том, что зло необходимо, как диссонанс в музыке, как тень в живописи, без которых картина была бы неполной. Зло в этом случае выступает как необходимое украшение мира, как его составляющая, без которой Бог не может обойтись.

По мнению Трубецкого, «вместо того чтобы быть оправданием Бога, такая теодицея есть тяжкое против него обвинение, ибо она представляет Его жестоким мучителем, для которого страдания твари служат предметом эстетического наслаждения» [1, с. 154]. Такое понимание зла не предусматривает его преодоления, оно утверждает его необходимость, а значит, и вечность. По мысли Трубецкого, зло должно быть преодолено, но не запрещено; преодолено на основе свободного выбора человека. «Полное преодоление зла в самой его потенции, в самом источнике — в свободе самоопределяющейся твари. Это не свобода от искушения, а победа свободной воли над искушением» [1, с. 144]. Давая человеку свободу, Бог дает ему возможность самостоятельно выбрать путь в течение отпущенного человеку времени. Выбор неправедного пути порождает зло. Оно есть результат деятельности человека, а не Бога. Однако в любой момент человек может изменить свою судьбу, отказаться от зла и прийти к Богу.

Трубецкой, полемизируя в этом вопросе с В.С. Соловьевым и С. Булгаковым, утверждает, что Бог не субстанционален, он не может творить зло. В Боге, в Абсолюте мир идей завершен и закончен, а в эмпирическом мире идея есть только задание. Завершить идею может сам человек. Это основной аргумент теодицеи Трубецкого: Бог не виновен в существо-

вании зла, поскольку человек, которому он дал свободу, осуществляет свои цели, действует самостоятельно. Иное решение проблемы оправдания Бога невозможно. Отрицание свободы человека по отношению к божественному замыслу сводит на нет любую попытку оправдания Бога. Если человек не свободен, значит, Бог виновен в существовании зла.

Теодицея Трубецкого, как отмечает В.В. Зень-ковский, отличается «выдержанностью основных идей, ясностью общей концепции» [2, с. 112], хотя и не блещет оригинальностью. Она «обрисована в чрезвычайно ясных и четких линиях» традиционного православия. С. Елисеев в своей диссертации, посвященной исследованию теодицеи Трубецкого, делает вывод, что именно «христианская теодицея у Трубецкого, развитая как учение о Богочеловечестве, есть учение о смысле жизни» [3].

Однако Трубецкой не ограничивается теодицеей, он развивает антроподицею. Присущая каждому человеку способность самоопределения, по мнению философа, скована рядом общих условий, коренящихся не в нем, а в целом мировом строе. «Но может ли отдельное человеческое существо считаться ответственным за свои дела и мысли? Ведь эти дела и мысли составляют цепь причин и следствий, которая начинается не в отдельной личности, а предшествует ее рождению. Во множестве наших дел — хороших и дурных — мы не начинаем, а продолжаем жизнь рода с ее многовековыми причинными рядами» [1, с. 253]. Каждый индивид, как бы и не совсем виноват в том, что он творит зло. Однако оправдывая человека, Трубецкой не снимает с него ответственности, более того, он возлагает на человека ответственность за судьбы всех поколений.

Грехопадение, передающееся из поколения в поколение, несет с собой общий распад, но не уничтожает полностью свободную волю человека, свидетельством чего является наличие у нас совести. На каждом индивиде лежит тяжесть всех поколений человечества, каждый индивид ответствен за общий грех, за всех людей. Но в то же время общий грех предполагает и общее освобождение, каждый человек должен внести свою лепту в это освобождение, ведь по наследству передаются не только порочные, но и добрые дела. «Пока грехом связан род, подневолен греху и каждый индивид в качестве члена рода… Полное освобождение индивида возможно лишь через всеобщее освобождение рода» [1, с. 279].

Таким образом, человек принимает на себя ответственность и за свои личные грехи, и за грехи окружающих. Осознание этой ответственности и того факта, что он ничего не представляет собой как индивидуальное существо, не только не унижает человека, но и наделяет смыслом жизнь каждого. Человеческая жизнь представляется теперь уже не индивидуальным существованием, а совместным бытием. Все люди связаны в единое человечество, «в этом целом все друг на друга влияют и воздействуют, а потому и все друг за друга отвечают — и за предков, и за потомков, и за современников, и за всю тварь поднебесную» [1, с. 286].

Необходимо отметить, что основы такого понимания свободы человека и смысла его существования были присущи Трубецкому в ранние периоды его творчества. Уже в «Энциклопедии права» он писал, что «как бы не менялось содержание нравственного сознания людей, человечество на всех ступенях своего развития в большей или меньшей степени сознавало одну нравственную истину: никакой человек не может найти своего блага в своей отдельности, вне союза с подобными ему людьми; вне общества одинокими усилиями отдельный человек не может бороться против враждебных ему стихий внешнего мира» [4, с. 311].

Если же мы, не желая смириться с таким положением о наследовании, в том числе и греха, требуем от Бога справедливости сейчас и только для себя, это значит, что мы требуем от него нарушения естественных законов, т. е. чуда. Оно должно стать результатом не только божьей воли, но и самоопределения человечества к Добру и к Богу — это необходимое и обязательное условие. Человек свободен, а потому не может быть только пассивным восприемником воли Бога. Чудо должно явиться как ответ на свободное самоопределение человека. «Человек, призванный быть другом Божиим, не может быть только пассивным предметом или материалом для совершения чуда: последнее должно явиться как ответ на его самостоятельное, свободное самоопределение» [1, с. 268]. Природа человека повреждена изнутри, следовательно, и исправлена она может быть тоже только изнутри, а не чудесным образом. Трубецкой утверждает, что если бы Бог создал человека совершенным, то человек был бы частью Бога, у него не было бы свободы выбора, «вечность. навязыва-

лась бы ему как рок, как независящая от его воли необходимость. Такое существо могло бы быть. лишь несамостоятельным явлением божественной сущности» [1, с. 147].

Несовершенство человека является условием его свободы, самостоятельного развития. В возможности греха, отрицательной свободе бунта заключено доказательство добровольного, а не навязанного соединения человека с Богом.

Трубецкой анализирует положительное и отрицательное проявления свободы. Первое предполагает стремление к всеединству, поиски смысла жизни, одухотворение животной жизни, полный отказ от эгоизма, от собственной воли, предание себя Богу. Во внешнем мире нет гармонии: с одной стороны, все охвачено стремлением к всеединству, иначе не было бы никакой связи и не было бы мира, с другой — в мире действует противоположное влечение, все в нем противится всеединству, все части друг друга отталкивают и исключают. Всеединство здесь только стремление, т.е. его как бы еще нет, оно проявляется как сила, которая превращает хаос в космос. «Этот мир еще не есть всеединство, ибо всеединство в нем не осуществлено; но он подзаконен всеединству, ибо всеединство есть общий закон его стремления, общая форма его существования» [1, с. 225].

Трубецкой выделяет стадии обретения свободы. Первый шаг свободы — освобождение от унаследованного греха путем принятия Бога, путем обращения к Богу. На этой стадии свобода проявляется в отрицательном и положительном смыслах. В отрицательном — как освобождение от наследственного греха, в положительном — как обращение к Богу, что в свою очередь проявляется в форме обретения человеком стыда и голоса совести. Второй шаг свободы — осознание смысла жизни в воскресении, сознательное, свободное участие в осуществлении замысла Бога.

Отрицательная свобода — это свобода зла. Она тоже имеет свои проявления. Прежде всего это отказ от всеединства или пародия на него, самоутверждающаяся бессмысленность, озверение духа, утверждение эгоизма, когда своя воля выступает как высшее и безусловное начало жизни. «Зло тут проявляется уже не как анархическое начало хаоса, а как принцип мировой организации: оно облекается в форму безусловности и всеобщности, навязывается

твари как некоторая непреложная необходимость. Словом, оно образует как бы некоторую пародию на всеединство» [1, с. 254]. Всеобщность греха и его последствий, так же как всеобщность освобождения, Трубецкой объясняет единством человеческого рода.

Отрицательная свобода выражается в том, что звериный облик утверждает себя как сущность человека. Все сводится только к биологическим законам, но человек — не простой зверь, это зверь, который изначально обладает свободой, он стремится обосновать свое положение, оправдать зло, найти его рациональные причины и находит их в сатанизме. Простое возвращение к зверю оказывается невозможным. Трубецкой говорит о формах озверения человека: простое угасание духа — разжиревший скот; сладострастие — стремление к причинению мучений; сатанизм — пародия на духовный подъем.

Природа человека двойственна — с одной стороны, он, как животное существо, нуждается в средствах для сохранения и продолжения жизни, следовательно, вынужден вступать в борьбу за эти средства, с другой — является носителем духовного начала, выражением которого выступает стремление к осмысленности. Жизнь, подчиненная только добыванию средств, превращается в замкнутый круг, бессмысленную суету, из которой невозможно найти выход. Наступает рабство человеческого духа перед кругом биологического существования, высшим проявлением которого становится борьба со всеми за обладание жизненными благами. Но их количество всегда ограничено. Однако свободный человек не смиряется с бессмысленностью существования. Осознание собственной свободы — первый шаг к поиску смысла.

Трубецкой утверждает, что свобода человека подчиняется единому вселенскому замыслу о человечестве, вне вселенского замысла мы не найдем ни полноты свободы, ни откровения ее смысла. Кажется, что здесь имеет место противоречие: свобода выражается в подчинении. Однако это, считает Трубецкой, мнимое противоречие, поскольку свобода заключается уже в самой возможности выбора, предопределяющего дальнейшее развитие событий. Человек, выбирающий зло, тоже подчиняется, поскольку он принимает на себя законы греховного мира, умножает грех и как следствие выпадает из вечности.

В дальнейшем развертывании этой проблемы Трубецкой выступает уже как богослов, восстанавливающий традиции православного сознания. Он считает, что окончательно решение проблемы свободы заключается в догмате искупления, утверждающем, что личностью и жертвой Христа совершилось действенное и целостное разрешение человечества от уз греха. Явление Христа понимается как восстановление связи Бога «с целым человеческим родом и целой вселенной» [1, с. 276]. Искупление, считает Трубецкой, не является внешним по отношению к человеку актом и не нарушает его свободную волю. «Совершенная жертва Христова спасает человека не как действующее извне колдовство, а как духовное воздействие, освобождающее его изнутри и преображающее его природу лишь при условии самостоятельного самоопределения его воли» [1, с. 280]. В явлении Христа выражается гарантия действенности свободы, а именно: того, что грех преодолим, самоопределение к добру достижимо и человек есть не раб греха, но друг Бога.

Одним из сложных вопросов в исследовании Трубецкого является вопрос о соотношении свободы и творчества. И.И. Евлампиев считает, что Трубецкой «восстанавливает только иллюзию человеческой свободы, поскольку наша свобода в этом случае сводится к выбору: следовать или не следовать за волей Бога. За пределами этого выбора невозможно даже ввести понятие человеческой свободы (свободы творчества во времени, в становящемся бытии), поскольку отдавая себя божественной силе, человек растворяется в божественной свободе, тождественной для него божественному провидению, а отвращаясь от этой силы, он попадает во власть материальной причинности с ее абсолютной обусловленностью» [5, с. 24].

Трубецкой в «Смысле жизни» неоднократно возвращается к вопросу о творчестве человека, приводит аргументы, обосновывающие возможность творчества, показывающие пути ее осуществления. Однако нельзя не признать, что этим аргументам не хватает логической доказательности. Трубецкой блестяще применяет логический аппарат для обоснования всех своих положений, но, говоря о возможности творчества, он прибегает только к аналогии. «С одной стороны, совершенно очевидно, что вечная полнота божественной

жизни не может получить какого-либо приращения во времени», т.е. творчество человека не может дать ничего нового, однако этот вывод не согласуется с наличием свободы. Философ указывает на это противоречие: «Разве не очевидно, что свобода по самому своему пониманию есть возможность творческого самоопределения, иначе говоря, — способность творить новое, от века не бывшее!» [1, с. 203]. Решение противоречия Трубецкой осуществляет на основе соотношения времени и вечности. Бог не предопределяет действия человека, но он их видит, потому что он в вечности видит все, что совершается во времени. Причина же действия не в Боге, а в человеке [1, с. 151], человек действует по своей воле и разумению. «Полнота божественной жизни» и свободное творчество человека соотносятся как вечность и время.

В вечности нет позже и раньше, в ней каждый миг нашей жизни вечен и только занимает соответствующее ему место. Перед лицом Всеединого вечно предстоит и вечно совершается каждое наше свободное решение со всеми его последствиями. Причина и следствие, поступок и наказание связаны перед Богом в логике следования, а не во времени. Отказ твари от смысла жизни, от соучастия в Богочеловечестве есть выбор пребывать в смерти, в аду.

Вечность и время связаны как симфония с каждым из своих звуков, в звуке присутствует вся композиция, как, например, в любимой Трубецким девятой симфонии Бетховена. Ощущение покоя — это результат всей симфонии. И в то же время это ощущение живет в каждом звуке. Синтез временного и вечного представляет собою общий источник всех вообще высших вдохновений художественного творчества. «Звуки сменяются, но не исчезают: они протекают, но вместе с тем пребывают; они как будто вытесняют друг друга, но вместе с тем образуют целое» [1, с. 209].

Такая характеристика творческого акта не уничтожает тем не менее всех сомнений по поводу возможности индивидуального творчества. Неоднократно Трубецкой повторяет о «живой творческой силе идеи», или Софии, и о том, что человек является сотрудником и носителем этих творческих сил. Если же он откажется быть сотрудником, «он будет заменен другим сотрудником: хочет он этого или не хочет, — полнота божественной жизни

должна осуществиться» [1, с. 186]. Трубецкой предполагает, что существует множество положительных возможностей выполнения замысла, идеи. Но каждой из них соответствует отрицательная возможность, чем выше первая (призвание, талант), тем глубже вторая (глубина падения). Люди идут разными путями к одной цели — Богочеловечеству, каждый прокладывает свой собственный путь. Человек может идти прямо к свету, может — в сумерках, но даже они отражают истинный путь, поскольку являются отражением дневного света. Наши заблуждения в свете вечности выглядят как оттенки, нюансы истины. Человек — активный участник творческого акта, через человека обнаруживается творческая энергия Земли.

Луч света и радуга — еще одна аналогия Трубецкого о творчестве. Единство солнечного луча сохраняется в многообразии его преломлений. Возможны разные цвета и оттенки, но при этом остается луч света, вбирающий в себя все это многообразие. Радуга временна, преходяща, но все ее оттенки сливаются в вечности — в солнечном луче. Сотворенные существа присваивают неполный свет, какой-либо один из цветных лучей солнечного спектра. Художник выражает какую-то одну сторону истины, любая истина, открытая человеком, абстрактна, одностороння. Конкретная же истина во всем своем многообразии осуществлена только в Боге, в вечности.

Первым актом свободного творчества Трубецкой называет наименование животных человеком после сотворения мира, таким образом проявляющим свою власть над природой. В этом акте «таятся противоположные, непобежденные еще темные возможности и темные ночные силы: именно сознание свободного самоопределяющегося существа вносит в мир новую возможность бунта и сопротивления» [1, с. 241].

Трубецкой не говорит об этом прямо, но можно предположить, что творчество ему трудно понять и выразить, а может быть, и допустить именно потому, что, совершаясь в

Поступила в редакцию

свободе, творческий акт не ограничивается выбором только в начале пути. Он предполагает необходимость выбора на всем своем протяжении, объединяя в себе как положительное, так и отрицательное проявление свободы. Идея о сложности творческого акта, совершаемого человеком в свободе, его длительности и неоднозначности будет впоследствии развита в работах Вышеславцева.

Таким образом, Трубецкой, следуя традиции Соловьева, считает, что свобода является необходимым условием преодоления зла и не ограничивается только творением добра. Она имеет двойную направленность: на производство зла и на производство добра. Человек свободен в акте выбора, что является условием его обращения к Богу, условием победы добра над злом, но выбор может привести и к отвращению от Бога, от добра. Свобода делает человека, а не Бога ответственным за все, что происходит в мире, причем ответственным не только за свои действия, но и за все поколения людей как в прошлом, так и в будущем.

Однако в решении вопроса о свободном творчестве человека Трубецкой оказался непоследовательным, он не смог выйти за рамки богословия. Провозгласив свободу как обязательное условие дружества человека и Бога, он все же не позволил человеку быть сотворцом Бога.

Литература

1. Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М., 2003. 396 с.

2. Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991. Т. 2, ч. 2.

3. Елисеев С. Гносеологические и метафизические предпосылки теодицеи князя Е.Н. Трубецкого: дис. … канд. богословия. Семинарская и святоотеческая библиотека. Сергиев Посад, 1999. URL: http://www.pra-vid.ru/rus_philos.html (дата обращения: 20.09.2012).

4. Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права: учебник для вузов. СПб., 1998.

5. Евлампиев И.И. Философские и правовые воззрения Евгения Трубецкого. С. 5 — 38 // Трубецкой Е.Н. Труды по философии права. М., 2001. 543 с.

19 октября 2012 г.

Философия о свободе и ответственности личности

Подробности

Категория: Лекции по философии

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

Из числа исследователей проблемы свободы наиболее яркими в эпоху Возрождения были Эразм Роттердамский, Мартин Люттер, Джованни Пикоделла Мирандола. Они сформулировали основные положения гуманистической программы Возрождения, отводя человеку в мироздании центральное место. Так в философии Возрождения появляется идея свободной субъективности, которая обусловила идею нового статуса человека в мире. В Новое время философы продолжали обосновывать господство человека над окружающей действительностью, в том числе и социальной. Формирующиеся буржуазные отношения во всех сферах общественной жизни были «толчком» к появлению нового аспекта в осмыслении свободы, а именно ее роли в экономико-теоретической сфере. Формируется связующая цепочка: «природа — государство — гражданское общество», где находятся истоки свободы как условия для рождения нового человеческого и общественного бытия. Новизна взглядов Локка, Гоббса, Руссо, Адама Смита заключается в том, что они усмотрели в общественном бытии различные грани проявления человека, его свободы и, тем самым, подготовили почву для осмысления общественного бытия как особого образования, отличного от природы.

 В контексте исследуемой проблемы особый интерес представляют учения Г. Гегеля и К. Маркса. Они сформулировали понимание общественного бытия как целостности, однако природа этой целостности трактуется ими различно, в зависимости от общих мировоззренческих установок. Гегель понимал свободу как постигнутую в понятии необходимость: способность человека осознавать свои естественные потребности и быть свободными от них. Иными словами, проявить «свободу для…» того, чтобы достичь большего в жизни и даже принести себя в жертву более высоким обязанностям. Это, по его мнению, и есть осознанная необходимость, разумность выбора, а значит свобода. Гегель описал объективную картину общества, целостность и неразрывность его с жизнью каждого человека. Рассуждая о природе гражданского общества, он подчеркивал, что права отдельного человека становятся правами государства, и оно защищает их как свои собственные права. Новый подход к пониманию свободы представлен в работах Маркса, где проблема свободы рассматривается в контексте проблем общественной жизни. Маркс усматривал реализацию свободы в реальном преобразовании природы и общества в ходе общественно-исторической деятельности людей. Речь идет о создании условий для развития качественных форм человеческого бытия. Однако, как известно, условия жизни сами по себе не создаются, они являются результатом совместного труда, коллективной деятельности. Следовательно, свобода выступает уже не только характеристикой индивидуальных возможностей отдельного человека, но и фактором общественного бытия. Это побуждает рассматривать проблемы человека, его свободы с позиции социально-экономической. Исходя из этого утверждения,  раскрываются такие грани родового характера свободы как активность, непрерывность, целостность.

Первая такая очевидность: в природе как таковой, без человека и его сознания, познания и деятельности, свободы нет, а существуют только каузальные связи и прочие детерминации. По Канту, свобода не феномен, а ноумен. Свобода не есть бытие, она есть небытие, суть возможное, пустое, неописуемое и невыразимое творящее ничто. Она не находится в измерениях бытия, она «под» бытием, как то, что хочет воплотиться в бытии. По своей сущности свобода предшествует совершаемым свободно актам: она предшествует своим проявлениям. Поэтому свобода предшествует бытию, является «безосновной основой бытия». Традиционное различение свободы как действия, делания и свободы как хотения (Н. Эрн, Н. Лосский, С. Левицкий и др.) показывает, что в первом случае свобода сводится к каузальности, и тогда она предстает как власть. При этом она имеет пределы, прежде всего временные пределы, существования любого явления, в конечном итоге — смерть. Человек является носителем свободы — духовного начала, не врожденного генетически, добытийного и сверхбытийного, открывающегося в небытие. Именно эта открытость небытию и отличает человека от животного. Если животное в своей генетически заданной телесности есть буквально оформленность жизни как таковой, то человек как существо открытое небытию, носитель свободы как «дыры в бытии» (Ж.-П. Сартр), «бездны в бытии» (Н. А. Бердяев) оказывается существом живым и неживым одновременно. Любое животное, кроме человека, является своеобразным эволюционным тупиком — в том смысле, что в нем достигается, буквально воплощается некая функциональная цель биологического вида.

Человек же, несмотря на то, что как вид он неизменен в своей психосоматической оформленности, существо недооформленное: «… его форма разомкнута, идеально не завершена, и из этого разрыва он излучает волны беспокойства на все окружающее».

Второй, не менее очевидный и хорошо известный факт — взаимосвязь свободы и ответственности. Границы свободы и ответственности совпадают, как две стороны одного листа бумаги. Только там, где я свободен, где мною свободно приняты решения, свободно совершены действия, я и отвечаю за них и их последствия. И наоборот — я могу быть ответствен только за то, в чем проявилась моя свобода.

Эта единая граница свободы/ответственности определяет одновременно и границы поступка как вменяемого действия, и, собственно, границы личности как свободного/ответственного (вменяемого) субъекта. Причем очевидна и историческая тенденция сужения этих границ Я, границ личности как вменяемого, свободного и ответственного субъекта: от племени, общины, рода до психосоматической целостности индивида и далее — к определенным этапам его жизненного пути (например, начиная с 18 лет). Ничто не мешает предположить, что сужение конуса Я, свободы и ответственности может быть продолжено уходом в глубь тела под кожно-волосяной покров в стремлении к некоей точке с возможным последующим расхождением «по ту сторону точки» в некоем новом запредельном расширении.

Третья очевидность: человека от животного отличает именно его социально-культурная природа. Поведение животного задано генетически. Появившись на свет, практически любое живое существо уже «знает», что ему делать. Человек же рождается совершенно беспомощным и беззащитным. Только при поддержке семьи, пройдя довольно длительную подготовку, включая образование и овладение профессией, он становится полноценной личностью. Именно культура — как система внегенетического наследования опыта, как система порождения, хранения и трансляции этого опыта — делает человека человеком. Причем каждая из усвоенных культур не только наделяет человека определенной жизненной компетентностью, но определяет личность как носителя определенной культуры (набора культур) и ее идентичность.

Короче говоря, личность формируется, формуется культурой. Сознание — результат «загрузки» личности программами социально-культурного опыта, результат символизации мира и «вращивания» (Л.С. Выготский) социальных значений в сознание. Это усвоение культуры, эта инсталляция социально-культурных программ реализуется с помощью принуждения, убеждения, личного примера. Культура «грузит» личность и тело. Акты зачатия и рождения, дарения имени и достижения совершеннолетия, супружества и смерти социально-культурно оформлены и даже ритуализированы. Каждая этническая и конфессиональная культура придает этим актам определенную форму. Более того, вопрос — кого считать «настоящим», т.е. здоровым и полноценным человеком, а кого — инвалидом или даже просто больным — решается в каждой культуре по-своему, в зависимости от принятых социальных норм и образцов. Но если я полностью программируем этими социально-культурными кодами, то я несвободен и невменяем, поскольку я только реализую программы, инсталлированные в меня семейным и прочим воспитанием и образованием. В принципе, можно наметить два пути разрешения этого парадокса. Первый — исторический: личность свободная есть продукт европейской (иудео-христианской) культуры. Это означает, что до сознания идеи свободы необходимо дорасти. Она появляется при определенных условиях: при формировании некоей инфраструктуры — экономической, социальной, культурной. Реализация этих условий открывает возможность развития личности, а за нею — свободы.

Человек — существо многоплановое, многомерное, изучаемое многими философскими направлениями и школами. Смысл человеческой жизни заключается в выборе и осуществлении стратегии жизненного пути, в поиске самореализации и осуществления сво­боды. Цель жизни человека может рассматриваться в трех возрастных измерениях: ретроспекции (прошлое), проспекции (будущее) и актуализации (настоящее).

В истории философии выделяются несколько типов мировоззрений, каждый из которых утверждал свой идеал смысла жизни человека и его сущности. Для античного мировоззрения характерна идеализа­ция безличного абсолюта — Космоса, в котором суще­ствуют два противопоставленных начала (логос и хаос). Источник изменчивости и несовершенства -хаос, подчиненный разумному и гармоничному логосу. В человеке эти две силы противоборствуют, хаос -олицетворение телесности, ему присущи страсти и смерть, логос воплощен в разуме и душе, он вечен.

Согласно Аристотелю смысл человеческой дея­тельности заключается в использовании разума для гармонизации своей жизни. В философии гедонизма смысл жизни сводится к достижению наслаждения. В эвдемонизме жизнь — стремление к счастью как под­линному назначению человека.

В средневековой христианской философии выс­шим разумом является Бог. Грехопадение отождест­вляется с отчуждением от Бога. Задачей жизни ста­новится преодоление этого отчуждения, возвраще­ние и спасение от греха. Сущность человека в вере, надежде и любви. Исходя из такого понимания, тео­ретики аскетизма трактовали смысл жизни как отре­чение от мирских дел, умерщвление (усмирение) плоти ради искупления греховности.

С установлением философии Нового времени в ан­тропоцентризме возникло новое противопоставле­ние — основное противоречие человеческой природы сводилось к соединению в человеке эгоистического индивида и свободной личности, способствующей прогрессу всего человечества. Антропоцентрическое мировоззрение в качестве идеала выдвигает челове­ка как просветителя, преобразователя природы, за­щитника и хранителя природы и культурных ценно­стей. В этике долгая жизнь является самопожертво­ванием во имя служения идеалу. Такому подходу противопоставлена концепция утилитаризма, рас­сматривавшая жизнь как извлечение из всего поль­зы, и концепция прагматизма, целью жизни считав­шая достижение любыми средствами поставленной цели.[9]

    Сущность человека, его происхождение и назначение, место человека в мире были и остаются центральными проблемами философии, религии, науки и искусства.

Выделяются различные уровни исследования человека:

—  индивид — человек как представитель рода, рассмотрение его природных свойств и качеств;

—  субъект—человек как познающий феномен и носитель предметно-практической деятельности;

—  личность — человек как элемент социума, определивший свое место в динамике социокультурного развития.

Специальные науки (медицина, биология, психология и др.) акцентируют внимание на конкретных сторонах объекта исследования неявно недостаточно для адекватного изучения такого целостного явления, как человек.

ЛИЧНОСТЬ,

1) человек как субъект отношений и сознательной деятельности.

2) Устойчивая система социально значимых черт, характеризующих индивида как члена общества или общности.

 Понятие личности следует отличать от понятий «индивид» (единичный представитель человеческого рода) и «индивидуальность» (совокупность черт, отличающих данного индивида от всех др.).

Личность определяется данной системой общественных отношений, культурой и обусловлена также биологическими особенностями.

Добросовестность, робость,  скромность, правдивость,  упрямство

ИНДИВИДУУМ (индивид) (от лат. individuum — неделимое; особь),

—  особь, каждый самостоятельно существующий организм.

Высокая скорость двигательных реакций, пластичность, реактивность, подвижность, быстрый темп деятельности.

В классификации свойств личности В.С. Мерлина, основанной на определении доминирования или природного, или социального начала, представлены следующие уровни:

1. Свойства индивида (темперамент и индивидуальные особенности психических процессов).

2. Свойства индивидуальности (мотивы, отношения, характер, способности).

Среди всех ролей, выполняемых людьми, обычно выделяется од­на, реализацию которой в соответствующей сфере человек считает для себя главным делом своей жизни. В зависимости от этого различают следующие социальные типы личности: деятели, мыслители, люди чувств и эмоций, гуманисты и подвижники.

Для деятелей характерно активное действие и не только как ис­точник существования, но и как средство самовыражения и достиже­ния душевного комфорта. Это земледельцы и ремесленники, рабочие, учителя, врачи, экономисты и т. д.

‘ Второй тип, как известно, составляют мыслители. Их мысли — о судьбах мира, их цели — спасти людей от заблуждений и соблаз­нов его, сохранить нравственную чистоту людей, уберечь их от угро­жающих их жизни последствий цивилизации, наставить человечество на путь добра и истины. Таких людей обычно принимали посланцами богов. Это Будда и Заратустра, Соломон и Моисей, Конфуций и Лао-Цзы и др. Бытие некоторых из них, на первый взгляд, парадоксаль­но — о судьбах людей они размышляли вдали от них. На самом деле это вполне объяснимо. Чтобы понять глубинный смысл человеческого бытия, надо уйти от «поверхности» повседневности, от временного «суетного» мира и, таким образом, приобщившись к вечности, найти в ней ответы на животрепещущие вопросы современности.

Люди чувств и эмоций — творцы, создатели художественных (в широком смысле) произведений, чаще всего писатели и поэты, опе­режающие время четко и остро выписанными «художественными об­разами». Такие люди, как А. Блок, А. Белый, В. Хлебников и др., бы­вают непризнанными пророками в своем Отечестве, в разное время интуитивно предвидевшие события, отметившие собою века.

К четвертому типу, гуманистов и подвижников относятся люди, о которых можно сказать, перефразируя поэта М. Дудина «чужую боль воспринимают как свою», личности, избравшие себе целью об­легчить страдания не только «ближних», но и «дальних», всех людей планеты, независимо от их гееграфического проживания, пола, воз­раста, расы, национальности и вероисповедной принадлежности. Они не изучали этики сострадания, они ее почувствовали своим сердцем. Это известная всему миру Мать Тереза, Альберт Швейцер — фило­соф, теолог, органист, музыковед, врач, основавший на собственные средства в Ламбарене (Габон) медицински центр и посвятивший ду­ховному и телесному исцелению людей всю жизнь.

Кроме того, существуют также цивилизационные типы личности: восточный и западный. Для западной личности характерна определен­ная целостность в реакции на различные жизненные ситуации, экс­прессивность, склонность к риску, индивидуализм, недостаточно ува­жительное отношение к понятиям «мера», «чувство меры».

Для восточного типа личности (например, японской) характерна по­вышенная ритуальность, разнообразие действий, строгая предписанность реакций в различных ситуациях по соответствующим им «кру­гам обязанностей» в отношении к различным людям в строгой зави­симости от их статуса: государственного, социального, семейного и т. д. Восточная личность высоко оценивает чувство меры и осозна­ния своей сопричастности с той или иной общностью.

Наконец, выделяют религиозные типы личности в зависимости от их религиозных идеалов.

Христианская личность — это человек, любящий бога и своих ближних, осознающий свое единство с миром (антропокосмическое единство), свою ответственность за судьбы мира и природы (посколь­ку по уровню своего развития он надприроден), свою греховность, спа­сительную миссию Иисуса Христа и выполняющий христианские за­поведи.

Личность мусульманина отличает вера в единого Бога Аллаха («Ал­лах един, неразделен и единственен»), и в его пророка Мухаммеда, он почитает Коран — священную книгу мусульман — и следует за-позедям, изложенным в нем, выполняет религиозно-мусульманское

людьми отношения к природным и социальным условиям жизни че­рез призму интересов находит свое выражение в целях, которые че­ловек выбирает, и которые побуждают человека к активной деятель­ности.

Человек — это живое, телесное существо, жизнедеятельность ко­торого представляет собой основанный на материальном производ­стве, осуществляющийся в системе общественных отношений, процесс сознательного, целенаправленного, преобразующего воздействия на мир и на самого человека для обеспечения его существования, функ­ционирования, развития

Существование отдельных представителей человечества фиксиру­ется понятием «индивид». Индивид — это конкретный человек как представитель и носитель человеческого рода или как член социаль­ной общности меньшего порядка: это своего рода демографическая единица. Единичность, отдельность (генетическая, телесная, эмоцио­нальная, интеллектуальная и т. д., присущи только данному челове­ку) является предпосылкой его индивидуальности.

Для характеристики духовного начала человека на протяжении многих веков используется понятие «личность» — совокупность ду­ховных свойств человека, его внутреннее духовное содержание.

Личность — это человек как социальное существо. Общение, дея­тельность, поведение характеризуют личность, и в процессе их осу­ществления человек утверждает себя в обществе, проявляет свое соб­ственное «Я».

Путь индивида к личности лежит через социализацию, то есть со­циальное воспроизводство человека посредством усвоения им обще­ственных норм, правил, принципов поведения, мышления, образов дей­ствий в различных сферах жизнедеятельности. Благодаря кумулятив­ной способности человеческого мозга, он накапливает информацию, полученную в процессе жизни человека, который, осмысливая ее в своей деятельности, формирует у себя собственно систему различ­ных ценностных ориентации, которые проявляет в выполнении своих многочисленных социальных ролей. Социальная роль — это совокуп­ность обязательных для выполнения в данной сфере деятельности норм поведения, а также само это поведение. Основными ролями большинства личностей являются роли собственника, труженика, по­требителя, гражданина, члена семьи.

Одной из основных характеристик личности является ее автоном­ность, самостоятельность в принятии решений и ответственность за их выполнение.

Большое значение для превращения биологического индивида в социально-биологическую личность имеет практика, труд. Только за­нимаясь каким-либо определенным делом, причем таким, которое от­вечает склонностям и интересам самого человека и полезно для об­щества, человек может оценить свою социальную значимость, раскрыть все грани своей личности.

Индивидуальность — есть совокупность наследственных и приоб­ретенных социальных черт и свойств, которые отличают индивидов ме­жду собой.

При характеристике человеческой личности следует уделить вни­мание такому понятию, как качества личности — черты характера, об­раз мышления и поведения.

Сравнение  восточных и западных концепция человека

Суть восточной концепции человека-признание его духовным существом, результатом эманации Бога. Для восточного  мышления характерно пантеистическое воззрение на человека, в рамках которого происходит отождествление Бога     с природой.

     Человек предстает как выражение божественной сути. Восточное мышление рассматривает его в потоке времени, которое неизменно указывает путь в направлении к смерти. Душа человека существует вечно. Одним из выражений этих представлений является учение о реинкарнации —   переселении душ из одною тела в другое.

     Основные идеи буддизма сложились примерно к VI—V     в. до н.э. В их основе—слияние человека  в природе в едином,   процессе затухания жизненных явлений как выражения нирваны. Человек поддерживает единство с природой, что не  должно уводить его в сторону от Дао—основного пути слияния с Единым. В состоянии нирваны человек выступает  представителем Единого.

Древнекитайский мыслитель Конфуций рассматривал  человека как часть иерархии социальной системы. Человек  рассматривается как особый объект природы, не только   подчиняющийся ей, но и имеющий возможность ей   противостоять. С одной стороны, человек занимает  уникальное положение в мироздании, а с другой—составляет   с природой единое целое.

Суфизм как одно из направлений ислама зародился в   VIII в. Человек постигает истины бытия, осознавая свою   причастность к Богу, переживая единение с Ним. «Постижение   Бога» происходит в состоянии экстаза. Пророк Мухаммад Магомет) считается «совершенным человеком», благодаря   которому Бог проявляется в этом мире.

Для западного мышления характерно активное отличие   «Я» от «неЯ». Человек западного типа мышления стремится   не отождествить себя с окружающей природой (Богом), а  выявить специфику своего бытия.

 Для западного  же мышления характерен дуализм в  трактовке сущности человека. Осмысление дуализма человека представляется важнейшим элементом самосознания индивида. С одной стороны, как представитель органического мира человек подчиняется его естественнонаучным закономерностям; с другой стороны, как элемент социума человек подчиняется социокультурным тенденциям, определяемым религиозными нормами, духовными традициями, экономическими условиями и т.п.

Для античной традиции характерно рассмотрение человека как составной части природы. Античный человек стремится жить в соответствии с космическим разумом и гармонией.

В средние века человек провозглашается составной частью идеи Бога. В христианском человеке воплощается дуализм (двойственность) низшего (земного) и высшего (духовного). В воззрениях Фомы Аквинского, заложившего основы теологии, в человеке происходит соединение души и тела. Именно эти две составные части его сущности формируют единую субстанцию, которая стремится к познанию Бога.

Возрождаются античные идеалы о целостности человека, о взаимосвязи «микрокосма» и «макрокосма».

В условиях становления классического естествознания преобладало стремление к выявлению рационалистических оснований универсальных характеристик человека. Таковым основанием являлся механицизм.

В рамках французского материализма XVIII в. человек трактовался как высшее творение природы, подчиненное ее закономерностям.

Для немецкой классической философии характерен логический подход к человеку, который рассматривается как выражение абстрактно-всеобщей разумной природы.

Несмотря на разнообразие подходов к феномену человека в русской культурной традиции, их можно условно разделить на два типа:

— славянофильство,

-западничество.

В философии не прекращаются попытки создания целостной концепции человека. Такое стремление похвально в том смыс­ле, что, конечно же, необходимо объединять и обобщать все дан­ные о человеке. Однако не следует полагать, что для этого нуж­на какая-то особая философия, принципиально отличная от тех философских систем, которые мы рассмотрели. Каждая из наших философских систем содержит в себе определенную фи­лософию человека. Вместе с тем просто-напросто не существу­ет особой философии, которая была бы именно философией че­ловека.

Одной из самых фундаментальных нерешенных проблем совре­менного научного познания является постижение генезиса человека. Поскольку человек, представляя собой часть живой природы (биосферы), является космопланетарным феноменом, постольку перс­пективным является подход, рассматривающий человека как продукт длительной биологической эволюции, воспроизводящей в ин­формационном аспекте развитие нашей Вселенной после Большого взрыва, вместе с социокультурной эволюцией, с которыми связана его психическая эволюция.

Уже известно, что одним из процессов, придавших биосфере не­повторимый облик, является эволюция видов, сопровождающаяся гибелью одних, выживанием вторых и появлением новых (на­пример, вымерли динозавры, сохранились кораллы, появились млеко­питающие). В ходе эволюции остаются те организмы, которые своей жизнедеятельностью увеличивают свободную химичес­кую энергию в биосфере, то есть эволюция идет в определенном направлении.

В современной науке обосновано достаточно убедительно поло­жение о том, что природа человека носит космобиопсихосоцио-культурный характер, что сознание человека отнюдь не является tabula rasa («чистой доской»). Психика человека подобна пирамиде, причем доступна исследованию только вершина, а «основание» теря­ется в глубинах Космоса. Такого рода методологическая установка в социобиологии, исследуя социальное поведение человека как прояв­ление его природы, принимает во внимание биологическую, генети­ческую сторону индивида. Вместе с тем следует различать понятия «природа» и «сущность» человека; последнее понятие является час­тью первого и придает ему незавершенный характер. В идеале каж­дый человеческий индивид представляет собой конкретную са­моценность, динамическую микровселенную, которая в своих творчес­ких возможностях бесконечна, ибо его сущность заключается в по­тенциальной способности стать собственно человеком. Однако его сущность открыта, незавершенна, динамична, поэтому конкретно-исто­рические условия существования общества, противоречивость соци­ального, научно-технического прогресса ограничивают возможности самореализации индивида. Нравственное отношение к человеку пред­полагает видение в каждом конкретном человеке «образа бога» (ведь бог, согласно Л. Фейербаху, есть проекция человека на бесконечность), т.е. потенциально бесконечного совершенства, что служит основой гуманистической составляющей культуры как противовеса крайнему техницизму и сциентизму. Внутренний мир, или внутренний космос, «психокосмос» человека имеет весьма сложную природу, он многомерен и по размерности того же порядка, что и размерность космоса со всеми протекающими в нем процессами,

О сложности и многомерности внутреннего мира человека сви­детельствует то, что он включает в себя правополушарное и левополушарное сознание, воображение и грезы, мечтания и память, медитацию и творческое мышление, сферы собственносознания и бессознательного, интуицию и другие познавательные процес­сы, не говоря уже о ценностях и психологических установках.

Бурное развитие науки поставило на повестку дня проблемы свя­зи человеческой психики с глубинами космоса, т.е. «микрокосма» с «макрокосмом». И сразу появилось несколько концепций, идей и гипотез, объясняющих эту связь:

— концепция человека как единства материального образования (био­машины) и неограниченного поля сознания, т.е. концепция корпускулярно-волновой природы человека;

— концепция человека как «молекулы», содержащей в себе максимум информации о Вселенной; 

—  гипотезы о галактическом разуме, об определенных аналогиях ха­рактеристик физического вакуума и человеческого сознания и их возможных связях; о голографической природе Вселенной и со­знания.

Представляет интерес вычленение рационального смысла гипо­тез о «жизни после смерти», о существовании в одном теле мно­жества «душ» или личностей, а также выявление связи между субъективным, человеческим временем и объективным временем иерархически организованной Вселенной. Не менее увлекательными являются интерпретации целого ряда психофизических феноменов — экстрасенсорное восприятие, теле­патия, ясновидение или дальновидение, предсказание будущих собы­тий и т. д. В этом плане представляется плодотворной идея коммуни­кации людей при помощи биосферы, связанной с космосом, что дает возможность научного объяснения целого ряда явлений внутреннего космоса человека.

Внимание!

Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.

Проблема свободы и выбора во французском экзистенциализме (Ж. П. Сартр, А. Камю)

Свой анализ начнем с Сартра. Сартр – крупнейший французский философ и писатель – оставил глубокий след в истории XX века. Он родился в 1905 году и умер в 1980 году. Через четыре года во Франции будут отмечать 100‑летие со дня рождения Сартра. Уже появляются монографии и статьи, в которых освещается философская, литературная и общественная деятельность французского ин­теллектуала[1]. Почему же проявляется такой пристальный интерес к Сартру? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить, что французский философ вел разностороннюю деятельность. Он писал выдающиеся философские труды, но не менее выдающимися были его художественные произведения. Одновременно он вел большую общественную работу, выступал за социальную справедливость, за мир во всем мире. И проблемы, которые ставил и решал Сартр, не потеряли своей актуальности в наше время. Из этих проблем мы возьмем только проблему свободы и выбора, которой так много внимания уделял французский мыслитель.

Сартр не занимался абстрактным анализом свободы. Он свободу рассматривал в контексте социальной действительности, которую резко критиковал и считал абсурдной. Человек, по мнению Сартра, свободен, его действия ничем не детерминируются. Он сам себя создает. «Мы, – пишет Сартр, – обречены быть свободными, и наша свобода, возможно, является единственным, от чего мы не в состоянии отказаться»[2]. Свобода – это способ бытия сознания, поэтому сознание должно быть сознанием свободы. Поскольку сознанием одарен каждый человек, постольку свобода представляет собой универсальное онтологическое свойство человеческого существования. Поэтому, по глубокому убеждению Сартра, человек не может быть одновременно свободным и несвободным – он может быть либо свободным, либо несвободным.

Поскольку свобода есть онтологическая характеристика человека, она предшествует его сущности. «Свобода человека предшествует его сущности, она есть условие, благодаря которому последняя становится возможной, сущность бытия человека подвешена в его свободе. Итак, то, что мы называем свободой, неотличимо от бытия «человеческой реальности». О человеке нельзя сказать, что он сначала есть, а затем – он свободен; между бытием человека и его «свободобытием» нет разницы»[3]. Свобода абсолютна и безусловна.

Следует подчеркнуть, что Сартр проводит демаркационную линию между обыденным и экзистенциалистским пониманием свободы. Обыденное представление о свободе предполагает ее связь с практической реализацией цели, а экзистенциалистское понимание имеет в виду свободу выбора, индетерминированность человеческой свободы. Сознающий свою свободу человек постоянно неудовлетворен своим положением и стремится к тому, чтобы преодолеть встречающие на его пути трудности.

По утверждению Сартра, в основе человеческих действий лежит «первоначальный проект». Это своего рода решение человека, связанное с описанием его собственной истории жизни. Проект – это вместе с тем и выбор. Выбор идентичен свободе человека, и во всех последующих актах выбора будет воспроизводиться то, каким он впервые был осуществлен. Внутренняя убежденность человека является, если можно так выразиться, единственным критерием правомерности того или иного выбора.

Сартр понимает, что выбор может иметь произвольный характер. Поэтому он говорит о правильном выборе. И все же в целом Сартр придерживается индетерминистской концепции свободы. Но, как пишет И. А. Гобозов, нельзя согласиться с «утверждением о том, что поступки человека ничем не детерминированы и что в этом смысле человек всегда свободен. Но возможность выбора в любой ситуации вовсе не означает индетерминированность человеческих поступков. Оказавшись в тюрьме, человек выбирает ту или иную модель поведения в зависимости от тюремных порядков. Да и во всей своей повседневной жизни он вынужден считаться с обстоятельствами, с общепринятыми принципами и нормами жизни. Одно дело загорать на пляже, а другое дело слушать оперную музыку в оперном театре или читать лекции студентам»[4].

Надо отдать должное Сартру. В «Критике диалектического разума» он вносит коррективы в свою теорию свободы. Он анализирует теперь те аспекты свободы, на которые не обращал практически никакого внимания в своих прежних работах. Он отвергает понятие абсолютной свободы, свободы-фетиша как «первоначала без связи с миром»[5]. Теперь французский мыслитель акцентирует внимание на свободе действия, а не только на свободе духа, на свободе борьбы, а не только на свободе выбора. В этой связи Сартр исследует проблему праксиса. Поскольку практика рассматривается им как «реальная человечность человека», постольку средством осуществления свободы становится практическая деятельность.

Но практическая деятельность, как известно, немыслима без учета обстоятельств, при которых она осуществляется. Сартр понимает, что «праксис», взятый только на уровне «двойного измерения», то есть непосредственных отношений между субъектом и предметом или между субъектами, есть пустая абстракция. Поэтому он пытается найти опосредствующие звенья в категориях, разработанных Марксом: способ производства и производственные отношения. Ведь не случайно Сартр заявляет, что он признает фундаментальный тезис Маркса: способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Правда, заме­тим, что школьный друг Сартра Р. Арон выражает глубокое сомнение в искренности Сартра. «С одной стороны, – пишет он, – Сартр выражает безусловную преданность марксизму, но марксизму, обедненному содержанием, а с другой стороны, снова возвращает в историю событие и индивида…»[6]

Поскольку мы коснулись Арона, нельзя не отметить, что Арон подвергает острой критике экзистенциалистские воззрения Сартра. В частности, Арон пишет, что Сартр понятие праксиса редуцирует к индивидуальной деятельности человека. «Индивидуальный праксис, как и сознание, есть замысел, сохранение прошлого и устремленность в просвечивающее будущее, глобальное видение ситуации и цели. История была бы полностью диалектичной, то есть вполне понятной, если бы она сливалась с историей отдельного индивида – интеллигибельной, так как она конституируется человеческими действиями, каждое из которых понятно как индивидуальный праксис, или просвечивающее сознание»[7].

Но вернемся к Сартру. Как уже отмечалось, в поздних работах французский экзистенциалист начал признавать социальную обусловленность свободы человека. Поэтому он обратился к проблеме необходимости. Но интерпретирует необходимость по-своему. Сартр утверждает, что необходимость противоположна свободе. Она мешает свободной деятельности человека, сковывает его инициативу и не дает возможности проявить свои духовные и физические потенции. И тем не менее, признает он, необходи­мость связана со свободой. Но интересно, что в этой связи Сартр сам же критикует идею «чистой свободной деятельности». Он отмечает, что в социальной действительности люди осуществляют не только свободный творческий «праксис», но и инертную, механически исполняемую деятельность, которая вовсе не есть свободная деятельность. Свобода завоевывается путем преодоления необходимости. Сартр полагает, что человек перестает быть свободным, когда его творчество перестает иметь творческий характер. Если в условиях праксиса, то есть индивидуальной творческой деятельности, человек чувствует свою свободу и действует активно, то в условиях инертной практики человек воспринимает свою деятельность как нечто чуждое ему.

Сартр истолковывает соотношение свободы и необходимости однозначно. Он считает, что либо свобода преодолевает необходимость, либо необходимость порабощает свободу. Но подобная трактовка свободы и необходимости схематична. Нет свободы без необходимости и необходимости без свободы. «Свобода, не имеющая в себе никакой необходимости, и одна лишь голая необходимость без свободы суть абстрактные и, следовательно, неистинные определения. Свобода существенно конкретна, вечным образом определена в себе и, следовательно, вместе с тем необходима»[8]. Кроме того, как известно, свобода есть познанная необходимость. Если необходимость познана, то она играет исключительно важную роль в свободной деятельности индивида.

Сартр важное место отводит проблемам отчуждения. Он считает, что в сфере материального производства проявляется основная причина отчуждения человека от своей сущности и от других людей. Марксизм, пишет французский мыслитель, отчуждение связывает с эксплуатацией человека человеком. Сартр этого не отрицает, но считает, что с эксплуатацией связана лишь определенная форма отчуждения. По его мнению, есть еще главное отчуждение, которое представляет собой результат внутреннего отношения, связывающего человека с его окружающей средой. Сущность этого отношения Сартр видит в том, что человек вынужден объективировать свою деятельность в «инертных вещах» и узнавать себя в инертности, то есть в том, что он им уже не является, но является другим, чем он. «Инертные результаты» деятельности отличны от живого, подвижного, текучего, динамического и творческого характера самой деятельности.

Сартр ставит вопрос: возвращается ли он к гегелевскому пониманию отчуждения? И сам же отвечает: и да, и нет. Гегель под отчуждением понимал опредмечивание. Да, потому что надо признать, что «первоначальное отношение праксиса как тотализации к материальности как пассивности обязывает человека опредмечивать себя в среде, которая не является его собственной средой, и видеть в неорга­нической целостности свою объективную реальность»[9]. Нет, потому что человек есть не что иное, как тотализующее движение, которое заканчивается этим опредмечиванием.

Сартровская концепция отчуждения представляет собой разновидность гегелевского понимания отчуждения. Всякое опредмечивание для Гегеля означает отчуждение духа, самосознания, ибо дух в гегелевской философии также не в состоянии себя выразить без опредмечивания. Поэтому и для Гегеля в этом смысле опредмечивание есть не только отчуждение духа, но и его самовыражение. Но у Гегеля, как пишет Маркс, «человек рассматривается как непредметное, спиритуалистическое существо»[10], как самосознание, тогда как Сартр отождествляет человека с его материальным, предметным праксисом.

Если для Маркса предметный мир выступает как действительность сущностных сил человека, как утверждение и осуществление его индивидуальности, то для Сартра он есть нечто Другое, чем человек. В самом факте опредмечивания праксиса Сартр видит источник отчуждения.

Эволюция сартровского понимания свободы выражается в том, что от свободы в сфере cogito он переходит к свободе в области практической деятельности, от игнори­рования социальной и материальной обусловленности свободы – к признанию ее, от идеи «отрицательной свободы» – к положительной творческой свободе.

Теперь мы обратимся к пониманию морали Сартром и Камю. Дело в том, что свобода связана непосредственно с моральными нормами и принципами. Абсолютный волюнтаризм, вытекающий из тезиса абсурдности мира, Сартр и Камю пытаются ограничить требованием справедливости и ответственности за свободу. Такое требование, разумеется, правомерно. Почему? Потому, что человек в любой ситуации, выбирая то или иное решение, должен нести ответственность за это решение. Если, допустим, он выбрал путь преступника, то должен нести ответственность за свои преступные действия. И ему ни на кого не надо сваливать свою вину.

На пути от абсурда и нигилизма к бунту А. Камю, стремясь преодолеть реальные трудности и противоречия, встречающиеся в социальной действительности, пытается утвердить новые универсальные ценности. Но Камю не удалось утвердить такого рода ценности, потому что из абсурда он делает вывод о вседозволенности, а это неизбежно приводит к отрицанию всеобщих нравственных норм и правил. Единственной ценностью становится ясность видения и полнота переживания. Камю в «Мифе о Сизифе» предлагает миф об утверждении самого себя. Это значит, что человек с максимальной ясностью ума, с пониманием выпавшего удела должен нести бремя жизни, не смиряясь с ним. Самоотдача и полнота существования, с точки зрения Камю, важнее всех ценностей.

В более поздних работах Камю корректирует свою позицию. В философствование он включает другую, более гуманистическую посылку. «Я продолжаю думать, – пишет он, – что в этом мире нет высшего смысла. Но я знаю, что кое-что в нем все-таки имеет смысл, и это- человек, поскольку он один смысл взыскует. В этом мире есть по крайней мере одна правда – правда человека, и наше предназначение – укрепить его осмысленную решимость жить вопреки судьбе. Человек, и только он один, – вот весь смысл и все оправдание, его-то и надо спасти, если хотят спасти определенные воззрения на жизнь. Вы усмехаетесь презрительно: дескать, что это значит – спасти человека? Но я прокричу вам изо всей мочи: это значит не калечить его, это значит делать ставку на справедливость… »[11]

Камю пишет, что современный человек оказался перед лицом тотальных идеологий, оправдывающих бесчеловечное отношение к человеку. Сегодня подлинную угрозу представляют не преступники-одиночки, а государственные чиновники, хладнокровно отправляющие на смерть тысячи людей, оправдывающие массовые убийства интересами нации, государственной безопасности и т. д. Поэтому сегодня особенно важно отнять право морального суда у политических институтов и в первую очередь у государства. Человек должен обладать свободой, и никто не имеет права посягать на эту свободу. Если власть или идеология берут на себя ответственность за поведение человека и монополизируют право решать, что есть добро, истина, красота, свобода, то они на это не имеют права. Человек остается человеком до тех пор, пока он свободен, судит обо всем свободно и свободно принимает решения.

Но Сартр и Камю утверждают, что свобода не освобождает человека от ответственности. Человек несет ответственность за свои действия и поступки. Но это не юриди­ческая, а моральная ответственность. Она особенно значима у людей доброй воли, осознающих жизненные трудности и настаивающих на своей готовности к их преодо­лению. Она проявляется в солидарности и сотрудничестве людей, в борьбе за мир, за возрождение достоинства, свободы и независимости человека.

Сартр подчеркивает, что, беря на себя ответственность, человек не может рассчитывать на ценности, установленные предварительно даже самим собой, никогда не бывает абсолютно уверен в правильности своих поступков. Но тем не менее, человек осуществляет выбор. Но «…выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем, – всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех»[12]. Если выбор касается всех, то и ответственность касается всех. «Наша ответственность гораздо больше, чем мы могли предполагать, так как распространяется на все человечество»[13].

Сартр и Камю не были кабинетными философами. Они находились в гуще событий, изучали жизнь со всеми ее противоречиями и трудностями, брали из нее, так сказать, примеры. Так, они считали, что свобода – дело угнетенных, и поэтому ее традиционными защитниками всегда были выходцы из народа. В феодальной Европе различные общины боролись за свободу, во время Великой французской революции знамя свободы поднимало Третье сословие, в XIX веке за свободу боролись рабочие. Вот что пишет А. Камю: «Труженики-интеллигенты и рабочие – сделали свободу реальностью и дали ей силу идти вперед, пока она не стала самим принципом мышления, воздухом, без которого мы не можем обойтись, которым мы дышим, сами того не замечая, до той минуты, когда, внезапно лишившись его, мы чувствуем, что умираем»[14]. Они утверждали, что в современном мире отсутствует действительная свобода, ибо простые люди не могут проявить себя, не могут удовлетворить свои потребности, хотя жизненный уровень в развитых странах вырос. Они критиковали буржуазную свободу, считали ее псевдосвободой. По их глубокому убеждению, подлинную свободу еще предстоит завоевать. Не существует «идеальной свободы, которую мы могли бы без усилий получить в один прекрасный день, как пенсию в старости»[15].

В связи с анализом свободы и ответственности нельзя еще не остановиться на проблеме тревоги. Дело в том, что Сартр данной проблеме придает большое значение. Он считает, что тревога является значительным феноменом в жизни людей в прошлом и настоящем. Человек не может волноваться за свою свободу, так как она постоянно подвергается внешнему давлению. Тревога, утверждает Сартр, есть созерцательное постижение свободы. «Свобода, – пишет он, – часто лишает сна ее обладателей, они ухватываются за идею детерминизма, надеясь найти в ней покой, уйти от этой тревоги, которая почти неотделима от свободы. Но убежать от тревоги, покончить с ней невозможно, потому что мы – тревога»[16]. Тревога – это не страх и не волнение. Это истина, которую несет само бытие. Ощущение безграничной свободы, наличия многих возможностей, из которых мы можем выбирать, при отсутствии всякой поддержки и ориентира, вызывает в человеке тревогу.

Тревога, по мнению Сартра, связана с принятием решений. Всякое решение – это решение против чего-то в той мере, в какой оно является решением в пользу чего-то. Оно ставит человека лицом к лицу с самим собой таким образом, что это не может не вызвать тревоги. Поэтому большинство людей не испытывает особого желания принимать решения.

Сартр не сомневается в том, что человек заброшен в этот неуютный мир, ему не на кого надеяться, он может положиться только на самого себя. Он руководствуется не какими-то предписаниями, а реальными жизненными ориентирами, располагая ими по своему усмотрению. Никакие наставления свыше, божественного или земного происхождения, никакая всеобщая мораль не подскажут, что нужно делать и как поступать. В мире нет категорических императивов и знамений. А это означает, что человек заброшен. Правда, эта заброшенность не фатальна. Человек может вырваться из нее, полагаясь на самого себя, в порыве к свободе. Сартр открывает перед человеком перспективу прорыва в будущее, не соблазняет его прогрессом, но вселяет веру в улучшение своих жизненных условий.

Весьма актуально звучит призыв Камю и Сартра о том, что каждый человек должен формировать свою индивидуальность и придавать смысл своей жизни. Французские мыслители особое внимание обращают на субъективный мир человека, на проблемы индивидуального бытия личности. И с этим нельзя не согласиться. Человек – единственное существо, имеющее субъективный мир, и он стано­вится подлинным человеком тогда, когда обогащает этот субъективный мир. Но для этого человек должен обладать свободой и вместе с тем чувствовать свою ответственность перед остальными. Поэтому поставленные Сартром и Камю вопросы свободы, ответственности и выбора всегда будут актуальны, пока существует человечество, пока люди, трудясь изо дня в день, создают материальные и духовные ценности, пока они задаются вопросом о смысле жизни.

[1] См., например: В. Н. Lévy Le siécle de Sartre. Paris, 2000. Galster I. Sartre et la «question juive». R. Сommentaire. 2000. № 89; Amadou J. Sartre…Le retour.

[2] Sartre J.-P. L’ Être et le néant. Paris, 1948. P. 518.

[3] Ibid. Р. 22.

[4] Гобозов И. А. Введение в философию истории. М., 1999. C. 174.

[5] Sartre J.-P. Critique de la raison dialectique. Tome 1. Théorie des ensembles pratiques. Paris, 1960. Р. 95.

[6] Арон Р. Мнимый марксизм. М., 1993. С. 163

[7] Там же. С. 173.

[8] Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., 1974. С. 143.

[9] Sartre J. -Р. Critique de la raison dialectique. T. 1. Théorie des ensembles pratiques. Paris, 1960. P. 285.

[10] Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 628.

[11] Камю А. Письма к немецкому другу//Избранное. М., 1996. С. 364.

[12] Сартр Ж. П. Экзистенциализм – это гуманизм. М., 1990. C. 324.

[13] Там же.

[14] Камю А. Творчество и свобода. М., 1990. С. 132–133.

[15] Камю А. Творчество и свобода. М., 1990. С. 135.

[16] Сартр Ж. П. Тошнота. М., 1998. С. 219.

ОГБУ ДПО «Курский институт развития образования»

педагогическая мастерская по проблеме «Свобода выбора и нравственная ответственность за него»

Просмотров: 1022

    21 ноября 2018 года в рамках программы мероприятий регионального этапа XXVII Международных Рождественских образовательных чтений была проведена педагогическая мастерская по проблеме «Свобода выбора и нравственная ответственность за него». Организаторы педагогической мастерской, кафедра профессионального образования Курского института развития образования и педагогический коллектив Курского государственного политехнического колледжа, пригласили к педагогической дискуссии молодых педагогов, кураторов учебных групп, воспитателей общежитий и социальных педагогов профессиональных образовательных организаций.

   В качестве экспертов в работе педагогического форума приняли участие представители Курской епархии Русской православной церкви, профессорско-преподавательский состав кафедры профессионального образования Курского института развития образования, Юго-западного государственного университета. Региональный этап Рождественских образовательных чтений открывался работой дискуссионных площадок и проведением открытых классных часов в рамках заявленной проблематики.

   На дискуссионных площадках обсуждались различные проблемы, направленные на рассмотрение условий, механизмов, практик формирования образовательной среды как пространства для нравственного развития личности обучающихся.

   Толмачева Инна Николаевна, заместитель директора Курского государственного политехнического колледжа, организовала обсуждение проблемы «Свобода и ответственность в понимании молодежи. Выбор современного поколения».  Активное участие в дискуссии приняли педагоги колледжа Лукьянчикова Н.Г, Пенькова Е.А., Долгих Н.И., Азарова О.В., ОБПОУ «Курский государственный политехнический колледж». В фокусе обсуждения находились следующие проблемы: «Молодежь и ее выбор», «Свобода правильного выбора и ответственность за него», «Как отличить настоящую культуру от псевдокультуры». При обсуждении проблемы «Роль педагога в свободе выбора и ответственности молодежи» приняли активное участие представители Курского монтажного техникума и Курского электро-механического техникума.

   Тенденции развития современного профессионального образования свидетельствуют о приоритетном значении воспитывающей среды как фактора подготовки будущих специалистов, активизирующего потенциал творчества, компетентности и конкурентоспособности студента. Поэтому на дискуссионной площадке «Деятельность педагога в формировании нравственно-воспитывающей среды в условиях СПО», начальник отдела по УМР Курского государственного политехнического колледжа Чернышева Марина Николаевна поставила перед выступающими вопрос «Что может сделать педагог в создании предметно-воспитывающей среды?». Так в выступлении преподавателя Халина А.А., был представлен опыт воспитания логической культуры мышления обучающихся на уроках математики. Локтионова Д.Г., преподаватель колледжа рассказала о механизмах формирования свободы и ответственности личности в студенческой среде. Преподаватели колледжа Доровских А.П., Немцева И.А. и  Воронцова С.М. вели разговор о том, как на своих уроках и во внеурочное время обсуждают с обучающимися такие темы, как «границы свободы»; «можно ли быть свободным без ответственности?»; «нравственные ориентиры воспитательного процесса».

   Участники педагогической мастерской посетили открытые классные часы, где преподаватели колледжа продемонстрировали актуальный опыт внеклассной воспитательной деятельности.

   На внеклассном мероприятии Тарубаровой А. П., педагог с обучающимися обсуждала высказывание из Евангелие от Матфея гл. 7 стр. 1-2 «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить». Была проведена дискуссия о значении и роли милосердия. Студенты высказывали своё мнение о том, стоит ли помогать ближнему и почему это важно для современной молодёжи в плане её духовного развития. Студентами группы был продемонстрирован мастер-класс по изготовлению георгиевских ленточек.

   Берлова М.Н., раскрывая проблему «Все мне позволительно, но не все полезно», рассматривала актуальные для студентов вопросы в рамках спортивного и здоровьесберегающего направления профессионального воспитания, профилактики и борьбы с вредными привычками.

   Желудева Ю. В. провела открытое мероприятие «Если день пасмурный, свети сам тем добром, какое имеешь – и вокруг тебя станет светлее». Со студентами обсуждались проблемы гуманизма, эмпатии, позитивного отношения к окружающему миру. В ходе беседы проводилась ориентация студентов на совершение добрых поступков по отношению к окружающим.

    Педагоги колледжа, Саттарова В.С. и Смирнова А. А., при раскрытии темы «Свобода выбора и ответственность за него» подвели обучающихся к мысли, что свобода и ответственность личности тождественны двум сторонам медали. С одной стороны, свобода есть вольный выбор чего-либо, например, деятельности, с другой стороны это и субъективная обязанность отвечать за поступки и действия, а также их последствия.  Студенты познакомились с понятиями: политическая свобода, экономическая свобода, духовная свобода, свобода личностного самовыражения.

 

   Все классные часы были посвящены проблемам выбора и ответственности студентов за свои поступки. Обсуждались вопросы неразрывной, диалектической взаимосвязи между свободой выбора и ответственностью за тот или иной поступок, поднималась этическая проблема опасности для общества безответственной свободы.

   После работы дискуссионных площадок и открытых мероприятий состоялось пленарное заседание Рождественских образовательных чтений. С приветственным словом выступила Морозова Ольга Ивановна, директор Курского государственного политехнического колледжа, Заслуженный учитель Российской Федерации, кандидат социологических наук. В приветственном слове обращалось внимание участников на значение и важность донесения до студентов СПО представления о нравственных ценностях, роли нравственного самосовершенствования, нравственного выбора и ответственности за него в процессе организации воспитательной работы.

   Духовный аспект проблемы Рождественских чтений «Молодежь, свобода и ответственность» освятил Иерей Евгений Карачевцев, клирик Курского Свято-Троицкого женского монастыря Курской епархии Русской Православной Церкви. Он обратил внимание на духовно-нравственную составляющую проблемы свободы выбора с позиции РПЦ и священного писания. Акцентировал внимание на отношении к свободе выбора в молодёжной среде.

   С докладом, касающимся актуального аспекта проблемы молодёжной свободы «Свобода и ответственность молодежи в интернете» выступила Асеева И. А., профессор, доктор философских наук ФГБОУ ВО «ЮЗГУ». В выступлении докладчик касалась различных аспектов свободы: свободу как осознанную необходимость, свободу выбора и самореализации, гражданские свободы, свободу мысли, совести, слова, свободу вероисповедания, информационного пространства.

  Особое внимание участников чтений вызвали проблемы регулирования ответственности и основных этических принципов в информационную эпоху.  Обсуждались вопросы: Чем привлекателен Интернет для молодежи? Почему подросток, находясь в бегстве от своих проблем попадает в социальные сети, где он придумывает себе новую жизнь с новым именем? Как помочь студентам «вылезти» из таких социальных сетей, как «ВКонтакте», «Instagram», «Twitter» и других? (скачать презентацию).

   Педагогическому аспекту формирования чувства ответственности, как важнейшей составляющей профессионального воспитания посвящалось выступление Кожухова Ю.В., доцента кафедры ПО ОГБУ ДПО КИРО, кандидата педагогических наук «Формирование ответственности молодежи в воспитательной работе СПО»(скачать презентацию).

   В выступлении рассматривалось содержание профессионального воспитания, современные направления и пути их реализации при организации воспитательной работы в системе СПО. Был дан анализ понятия ответственности в философской, психологической и педагогической интерпретациях. Варианты реализации проектного подхода при планировании современного воспитания профессиональной ответственности.

   На пленарном заседании выступили руководители дискуссионных площадок Чернышева М.Н., Толмачева И.Н. Они провели анализ организованных обсуждений воспитательного взаимодействия учебном занятии, в рамках различных предметных областей; демонстрации успешных практик вовлечения студентов в практическую, нравственно и социально-ориентированную деятельность, направленную на решение актуальных задач профессионального воспитания студентов.

   В торжественной части мероприятия выступил эстрадно-вокальный ансамбль «Эллегия». Педагогический коллектив представил видеофильм «С высоты птичьего полета», созданный студентами колледжа  и коллекцию одежды  «В гостях у сказки», представленную  театром моды «Новый взгляд».

   В ходе подведения итогов регионального этапа XXVII Международных Рождественских образовательных чтений «Молодежь: свобода и ответственность» заведующий кафедрой профессионального образования Курского института развития образования Травкина Наталья Николаевна поблагодарила педагогический коллектив Курского государственного политехнического колледжа за высокий уровень организации мероприятий  и вручила дипломы руководителям дискуссионных площадок и преподавателям, принявшим участие в их организации.  

Статья по литературе «Проблема свободы личности и ответственности человека за свои поступки в русской литературе»

Свобода человека проявляется в выборе своего жизненного пути, возможности распоряжаться собственной судьбой. Обстоятельства жизни создают для человека многообразие целей, набор возможностей и средств их реализации. И чем точнее оцениваются человеком действительные цели, тем свободнее он в своем выборе возможностей для их достижения. Личная свобода самым непосредственным образом связана с ответственностью человека за все свои дела и поступки. Ответственность — это регулятор поступков личности, не позволяющий рассматривать и использовать свободу как вседозволенность. Свобода и ответственность всегда проявляются в конкретной деятельности, когда человек, преследуя свои интересы, совершает некий нравственный выбор. Безусловно, волевое решение человека, связанное с выбором целей и мотивов деятельности, определяется в основном его внутренним миром, миром его сознания, который является отражением внешнего объективного мира. Проблема свободы и ответственности человека за сделанный им нравственный выбор является одной из ведущих в русской литературе. Истинная свобода — это подчинение своих интересов интересам других людей, умение сделать правильный нравственный выбор.

«Притча о Блудном сыне». Было у отца два сына. Младший попросил, чтобы отец отдал причитавшуюся ему часть. А старший остал­ся жить с отцом, и вместе они работали. Получив свою долю, младший сын уезжает в другой город и там празд­но проводит время: гуляет, веселится, не работает. Сама собой напрашивается оценка сыновей — стар­ший сын хороший, а младший плохой, он не достоин любви своих ближних. И когда младший сын, прогуляв все деньги, возвращается и просит у отца прощения за свой недостойный поступок, мы ожидаем, что отец от­ругает его и, скорее всего, даже прогонит. Но отец по­ступает по-другому. Он не только принимает своего за­блудшего сына с распростертыми объятиями, но в честь его возвращения приказывает заколоть самого откормленного теленка. Старший сын возмущается поведением отца. Он не понимает, почему ему, не совершавшему ничего плохо­го, отец никогда не устраивал такого праздника. На что отец отвечает: «Сын мой! Ты всегда со мной, и все, что есть у меня, — твое. А брат твой был как бы мертв и ожил, пропадал и нашелся». Это значит, что осознать свой грех и покаяться в нем — это все равно, что совершить нравственный подвиг. Млад­ший сын вернулся не для того, чтобы требовать для себя денег еще. Тогда бы отец наверняка прогнал его, считая мертвым для себя. Но сын, осознав свою ошиб­ку, пришел к отцу с просьбой простить его, заблудше­го. Для отца это большая радость, это самое настоящее воскрешение сына из мертвых. В том и заключается смысл «Притчи о блудном сы­не», что, осознав недостойное свое поведение и покаяв­шись в этом, человек делает правильный выбор и заслуживает прощения.

Ф. М. Достоевский. Роман «Преступление и наказание». Общей темой произведений Достоевского является человеческая свобода. Согласно Достоевскому, человеческая свобода неизбежно должна включать свободу выбора по отношению к жизненным обстоятельствам. Только в этом случае личность несет ответственность за свое поведение, что, собственно, и означает быть личностью. Родион Раскольников в романе «Преступление и наказание» испытывает границы собственной природы, человеческой природы вообще. Он думает, что человеку, освободившему себя от религиозных и нравственных предрассудков, все дозволено, и хочет испытать на практике свое могущество. Ради этой цели Родион Раскольников создаёт свою теорию: мир делится на тех, «кто право имеет»,  и «тварей дрожащих». Только свободная от религиозных и нравственных предрассудков личность по его теории, способна возвыситься над другими людьми, чтобы творить историю человечества. Он оправдывает Наполеона и других великих людей, которые во имя «великих» целей имеют право совершать злодеяния, лить кровь неповинных людей. Однако теория Раскольникова терпит крах. Происходит распад личности. Выясняется, что любая конкретная человеческая жизнь стоит больше, чем благо будущего человечества, и никакие «возвышенные» цели не оправдывают преступного отношения к самому последнему из ближних. Раскольников приходит к выводу о том, что истинная свобода состоит в умении сделать правильный нравственный выбор.

Достоевский также показывает, что человек, начинающий в своем своеволии сам решать, что есть добро и что есть зло, как раз перестает быть свободной личностью и становится ведомым как бы посторонней силой. Так, Родион Раскольников превращается в раба собственной «идеи», его поведение, несмотря на все внутренние борения, в целом предсказуемо, как траектория движения механического тела в поле тяготения. Люди, выбравшие своеволие, сами превращаются в объект использования и манипулирования.

Лермонтов заостряет внимание на психологическом раскрытии образа Печорина в «Герое своего времени», ставит по-новому вопрос о внутренней свободе и нравственной ответственности человека за выбор жизненного пути и за свои поступки.

Роман Тургенева «Отцы и дети». Базаров представлен как всё разрушающая сила, слепое орудие русской истории. Материалист Базаров отказывается от Бога, заявляет о неком праве свободной личности. Но встаёт вопрос о мере этой свободы.  Базаров измучен своей рефлексией. В конце романа передаётся трагическое самочувствие человека, жизненная философия которого терпит крах.

Лука из пьесы М. Горького «На дне». Он говорил обитателям ночлежки, что у них есть надежда на лучшее будущее, и даже предлагал некоторые варианты действий. Но когда он исчезает, всем становится нестерпимо больно от его слов. Говорят, что люди умирают, когда у них перестает биться сердце, на деле же они могут умереть от невысказанных слов и неоправданных надежд.

«Мастер и Маргарита» — известный роман М. Булгакова. В жизни простых обывателей и гениальных людей всегда присутствует проблема нравственного выбора и ответственности человека за свои поступки. «Мастер и Маргарита» — известный роман М. Булгакова, где проблема выбора и ответственности прослеживается в действиях каждого персонажа. Понтий Пилат идет против угрызений совести и человеческих убеждений, приговаривая к казни бродячего философа. И даже сам Мастер сжигает свой роман, не дав возможность читателям узнать некую истину. В конечном итоге каждый из них получает по заслугам.

Роман Алексея Иванова «Географ глобус пропил». Главный герой романа – человек отнюдь не идеальный, нет в нем ничего от узнаваемого, типичного образа учителя. Главное в нем – свобода от стереотипов, какими бы они ни были. Служкин становится объектом недовольства и раздражения со стороны тех людей, в ком эти стереотипы сильны (жена Надя видит в нем неудачника, неспособного сделать семью обеспеченной и счастливой, завуч Роза Борисовна – случайного в школе человека, не имеющего педагогического образования и позволяющего себе возмутительные, недостойные «педагога» поступки).

Роман В. Пелевина «Generation “П”». Крушение СССР, падение тоталитаризма, становление средств массовой информации четвертой властью и как следствие порабощение и зомбирование сознания людей виртуальным миром рекламы и предвыборных технологий — всё это, несомненно, волнует автора, ведь он сам жил в эту эпоху и чувствовал на себе все перемены. Морально-этическая и духовная неготовность постсоветского человека к свободе, к жизни в новой культурной среде, где появляется новая идеология, новые понятия — понятия свободного рынка, порождает все новые проблемы, с которыми сталкивается герои романа. Ведь именно представители т. н. «среднего  класса», те, кто больше всего хотели экономической, политической и культурной свободы, оказались больше всего к ней неготовыми, в первую очередь морально и духовно. Это наводит на мысль, что свобода человека обычно заканчивается там, где начинается манипуляция его сознанием.

Вместо эпилога. В. Астафьев как-то высказал мысль о том, что жизнь не письмо, и в нем не будет места, чтобы дописать постскриптум, т.е. нельзя совершить неверный поступок, а потом зачеркнуть его и как-то оправдаться. Вспомним хотя бы, как Понтий Пилат пытается помочь Га-Ноцри, пытаясь  склонить его к компромиссу,  но понимает, что Иешуа не отступается от своей веры, затем прокуратор пробует уговорить первосвященника Каифу помиловать «бродячего философа» по случаю наступления еврейского праздника Пасхи. Каифа взбешен и угрожает написать донос в Рим, обвиняя  Понтия Пилата в покровительстве государственнму преступнику. Прокуратор понимает, что из-за Иешуа он может лишиться власти,  поэтому отступает. Страх потерять власть и жизнь заставляет его проявить трусость и утвердить смертный приговор бродячему философу. Именно страх привел в конечном итоге к безнравственному выбору  Понтия Пилата. Какое бы решение человек ни принял, он должен осознавать, что рано или поздно придется нести ответственность. Прожить достойную жизнь можно лишь в том случае, если человек находится в согласии с собственной совестью и готов нести ответственность за все, что совершил в этой жизни.

 

Дмитрий Леонтьев: «Без ответственности свобода может оказаться бесполезной» — Новости

Лекция длилась более полутора часов. Дмитрий Леонтьев ссылался на работы Виктора Франкла и Эриха Фромма, приводил данные исследований Ролло Мэя и Рональда Инглхарта и даже цитировал Иосифа Бродского. С полной аудио- и видеоверсией выступления можно ознакомиться на сайте Ельцин Центра. Перед её началом Дмитрий Леонтьев дал для сайта интервью, в котором в сжатом виде рассказал о своих взглядах на смысл свободы и её соотношение с ответственностью.

– Что такое свобода в вашем представлении, и какова взаимосвязь общей свободы и свободы политической?

– В меньшей степени я бы собирался говорить о политической свободе просто потому, что в этой области менее компетентен. Но политическая свобода – часть общей свободы, а общая свобода – это, если совсем просто, наша способность контролировать нашу собственную жизнь. Древние давали ей такое определение – «власть над жизнью».

Говоря о свободе, невозможно не говорить об ответственности. Их соотношение очень чётко проявляется именно через психологический анализ. Есть данные, которые показывают, что они соединяются и образуют что-то единое на определённом этапе зрелости. Но изначально они друг от друга независимы, и поэтому возможны как примитивные формы ответственности без свободы, так и свободы без ответственности.

Пример в первом случае – это идеальный исполнитель, который принимает на себя ответственность за реализацию чужих, не им поставленных целей. И наоборот, свобода без ответственности – это импульсивная стратегия, когда человек непредсказуем не только для других, но и для себя самого, может метаться из стороны в сторону. При этом вот такая свобода оказывается не направленной ни на какую собственную цель и ни на какой собственный смысл.

Если резюмировать, свобода – это переживание того, что ничто другое не определяет мои действия, а ответственность – это переживание того, что я сам причина своих действий. То же самое имеет отношение и к политической свободе.

– Много ли в России свободных людей, как вы считаете?

– Вы знаете, это же не «или-или», не «да» или «нет», это некоторая степень. Можно быть свободным в большей или в меньшей степени. В механике и в математике есть понятие «степеней свободы», и есть такой интересный парадокс, который открыл наш выдающийся физиолог Николай Бернштейн: регуляция действия предполагает ограничение степеней свободы на разных уровнях.

К примеру, возьмём руку. Она может поворачиваться в самых разных измерениях и плоскостях. Но, чтобы сделать конкретное действие, скажем, взять этот стакан, я должен ограничить степень свободы моей руки, и задать ей очень конкретное и чёткое направление. Любое целенаправленное действие подразумевает ограничение степеней свободы. Но для этого эти степени свободы должны быть изначально представлены в ассортименте, чтобы я мог планировать осуществить это действие. Свобода сгорает в действии, она является тем топливом, которое необходимо для осуществления целенаправленных осмысленных действий.

– Можно ли назвать 90-е временем свободы?

– Думаю, да. Девяностые можно назвать временем свободы и дефицита ответственности, когда распались все внешние факторы, которые влияли на наше поведение. В восьмидесятые годы мы все были во многом ещё под влиянием советской системы, и в целом жизнь людей не предполагала выработку собственной ответственности, поскольку за всё отвечали государство и партия. В 90-е годы всё это рухнуло, и за исключением какого-то количества людей с внутренней, ими самими выработанной ответственностью, личная ответственность не была востребована. Главное, что происходило в девяностые и нулевые годы – постепенная выработка и становление механизмов личной ответственности. Этот момент кажется мне очень важным. Без ответственности свобода может оказаться бесполезной, и в какой-то степени даже деструктивной. Поэтому мой тост – за нашу и вашу ответственность.

– Вы были в Музее Ельцина. Что вам запомнилось, и как вы оцениваете музей?

– Мне это всё, конечно, очень понравилось. Совершенно прекрасно сделано, что для меня было большой неожиданностью. Запомнилось, как много людей по кусочкам читают Конституцию, это очень впечатлило. Сегодня мы оказываемся в той точке, когда это как-то особенно ярко воспринимается, и более символично, чем когда-либо.

– Вы можете порекомендовать какие-то действия, шаги, литературу, которая поможет человеку стать более свободным и более ответственным?

– Для широкой аудитории не так много написано на эту тему. Но рекомендую, прежде всего, книги Эриха Фромма и Виктора Франкла. Эти два совершенно замечательных мыслителя середины прошлого века, с одной стороны, очень оптимистичны, а с другой – очень конкретны и предметны. Они раскрыли очень много принципиально важных вещей, касающихся механизмов свободы.

Ещё я бы выделил книгу Кристиана Вельцеля «Рождение свободы», ученика и последователя Рональда Инглхарта, которая вышла несколько лет назад. К сожалению, эта книга не для широкой аудитории, но тем не менее, она сделала исключительно важную вещь, раскрыв универсальные механизмы эволюции свободы на базе огромного количества исследований и мониторинга в разных странах на протяжении десятилетий.

Исследования Вельцеля – это продолжение линии исследований Инглхарта, и посвящены они различным ценностям в обществах, их динамике, влиянию этих ценностей и изменений в их восприятии на происходящие в обществах процессы. Среди них выделяется отдельная категория, прямо связанная со значимостью свободы и со значимостью ответственности. Вельцель показывает, что во всём мире происходит движение в одном и том же направлении, хоть и с разной скоростью – постепенное увеличение спроса на ценности свободы.

Хоть различные страны и общества и находятся в разных точках, тем не менее, постепенное распространение эмансипативных и светских ценностей создаёт спрос на собственно свободы и на механизмы демократии. У Вельцеля замечательно показано, что пока не вызрела эта ценностная основа, бесполезно пытаться внедрять свободу – ничего не получится толком, если общество к этому ещё не готово. Но все общества движутся в этом направлении и рано или поздно становятся готовы. То, что происходило в Москве прошлым летом, очень хорошо вписывается в теорию Вельцеля. Эта теория и эти данные говорят о том, что всё будет хорошо.

Ответственность и свобода — преподавание американской истории

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И СВОБОДА

Чем обширнее и разнообразнее общественный порядок, тем больше ответственность и свобода личности. Его свобода тем больше, потому что чем больше эффективных стимулов к действию, тем разнообразнее и увереннее способы, которыми он может реализовать свои способности. Его ответственность больше, потому что есть больше требований обдумывать последствия его действий; и больше агентств, чтобы довести до него признание последствий, которые затрагивают не только большее количество людей в отдельности, но также влияют на более отдаленные и скрытые социальные связи.

Ответственность. –Свобода и ответственность имеют относительно поверхностное и отрицательное значение и относительно положительное центральное значение. Во внешнем аспекте ответственность ответственность . Агент волен действовать; Да, но-. Он должен вынести последствия, как неприятные, так и приятные, как социальные, так и физические. Он может совершить то или иное действие, но если да, пусть смотрит. Его поступок касается не только его самого, но и других, и они докажут свою озабоченность, призвав его к ответу; и если он не может дать удовлетворительный и достоверный отчет о своем намерении, подвергнуть его исправлению. Каждое сообщество и организация информируют своих членов о том, что они считают неприятным, и уведомляют их о том, что они должны ответить, если они оскорбляют. Таким образом, индивид (1) вероятно или склонен объяснять и оправдывать свое поведение и (2) несет ответственность или подвержен страданиям в результате неспособности сделать свое объяснение приемлемым.

Положительная ответственность. –Таким образом, индивид осознает, что сообщество заинтересовано в его поведении; и ему предоставляется возможность учитывать этот интерес при управлении своими желаниями и построении своих планов.Если он это сделает, то он ответственный человек. Агент, который не принимает близко к сердцу озабоченность, которую проявляют другие к его поведению, будет отмечать свою ответственность только как зло, которому он подвергается, и будет принимать ее во внимание только для того, чтобы увидеть, как избежать или уклониться от нее. Но тот, чья точка зрения является сочувствующей и разумной, признает справедливость общественного интереса к своим выступлениям; и признает ценность для него инструкций, содержащихся в утверждениях о его интересе. Такой человек отвечает, отвечает на предъявляемые социальные требования; он не просто призван ответить. Он считает себя ответственным за последствия своих действий; он не ждет, чтобы другие поняли его за ответственность. Когда общество ищет ответственных рабочих, учителей, врачей, оно имеет в виду не только тех, кого оно может привлечь к ответственности; он может это сделать в любом случае. Ему нужны мужчины и женщины, которые обычно формируют свои цели после рассмотрения социальных последствий их выполнения. Неприязнь к неодобрению, страх наказания играют определенную роль в формировании этой отзывчивой привычки; но страх, действующий напрямую, вызывает только лукавство или подобострастие.Слияние, посредством размышлений, с другими опасениями или восприимчивостью к правам других, что составляет сущность ответственности, которая, в свою очередь, является единственной конечной гарантией социального порядка .

Два чувства свободы. –В внешнем плане свобода отрицательна и формальна. Это означает свободу от подчинения воле и контроля других; освобождение от кабалы; освобождение от подневольного состояния; способность действовать, не подвергаясь прямым препятствиям или вмешательству со стороны других.Это означает чистую, очищенную от препятствий дорогу для действий. Это контрастирует с ограничениями заключенных, рабов и крепостных, которые должны выполнять волю других.

Эффективная свобода. –Освобождение от ограничений и вмешательства в открытые действия — это только условие, хотя и абсолютно необходимое, действительной свободы. Последнее требует (1) позитивного контроля над ресурсами, необходимыми для реализации целей, владения средствами для удовлетворения желаний; и (2) умственное оснащение с натренированными способностями инициативы и рефлексии, необходимыми для свободного предпочтения и для осмотрительных и дальновидных желаний.Свобода агента, который просто освобожден от прямых внешних препятствий, формальна и пуста. Если у него нет ресурсов личных навыков, без контроля над инструментами достижения, он неизбежно должен подчиняться указаниям и идеям других. Если у него нет способности размышлять и изобретать, он должен брать свои идеи небрежно и поверхностно из предложений своего окружения и усваивать понятия, которые интересы некоторого класса внедряются в его сознание.Если он не обладает способностями к разумному самоконтролю, он будет в рабстве аппетита, порабощен рутиной, заключен в монотонный круговорот образов, вытекающих из нелиберальных интересов, разбитый только дикими набегами на незаконное.

Правовые и моральные нормы. –Положительная ответственность и свобода могут рассматриваться как моральные, в то время как ответственность и освобождение от ответственности являются юридическими и политическими. Конкретный человек в данный момент обладает определенными надежными ресурсами в исполнении и определенными сформированными привычками желания и размышления.Пока что он абсолютно свободен. Юридически сфера его деятельности может быть намного шире. Законы, преобладающий свод правил, определяющих существующие институты, будут защищать его при осуществлении требований и полномочий, выходящих далеко за рамки тех, которые он действительно может выдвинуть. Ему не нужно вмешиваться в путешествия, чтение, прослушивание музыки и проведение научных исследований. Но если у него нет ни материальных средств, ни умственного развития, чтобы пользоваться этими законными возможностями, простое освобождение ничего не значит.Однако это создает моральное требование, чтобы практические ограничения, которые его сдерживали, были сняты; должны быть созданы практические условия, которые позволят ему эффективно использовать формально открытые возможности. Точно так же в любой момент времени обязательства, которые фактически возложены на человека, далеки от ответственности, которую несут более сознательные члены общества. Моральный дух человека опережает сформулированную мораль или законность сообщества.

Отношение правового к моральному. — Однако абсурдно разделять правовые и идеальные аспекты свободы друг от друга. Только когда люди привлекаются к ответственности, они становятся ответственными; даже сознательный человек, хотя в некоторых отношениях его требования к себе превосходят те, которые навязываются ему другими, все же в других отношениях нуждается в том, чтобы его бессознательная пристрастие и самонадеянность были подкреплены требованиями других. Ему нужно, чтобы его суждение было сбалансировано с причудливостью, ограниченностью или фанатизмом, со ссылкой на здравомыслие общепринятых стандартов его времени.Только когда люди освобождаются от внешних препятствий, они начинают осознавать возможности и пробуждаются к требованию и стремлению получить более позитивную свободу. Или, опять же, обладание наиболее привилегированными людьми в обществе реальной свободой делать и наслаждаться вещами, в отношении которых массы имеют только формальную и юридическую свободу, что вызывает чувство несправедливости и мешает обществу. социальное суждение и воля к таким реформам закона, управления и экономических условий, которые превратят пустую свободу менее привилегированных лиц в конструктивную реальность.

ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ

Индивидуальные и социальные права и обязанности.

— То, что в целом или в совокупности называется свободой, детально распадается на ряд конкретных, конкретных способностей действовать определенным образом. Эти права называются , . Любое право включает в себя в тесном единстве индивидуальные и социальные аспекты деятельности, на которых мы настаивали. Как способность осуществлять власть, она исходит от какого-то особого агента, какого-то лица.Как освобождение от ограничений, гарантированное освобождение от препятствий, это указывает, по крайней мере, на разрешение и терпение общества, молчаливое социальное согласие и подтверждение; в то время как любые более позитивные и энергичные усилия со стороны сообщества по обеспечению и сохранению этой власти указывают на активное признание со стороны общества того, что свободное осуществление отдельными лицами данной власти положительно отвечает его собственным интересам. Таким образом, право человека по месту жительства имеет социальное происхождение и намерение.Социальный фактор в правах явно выражается в требовании, чтобы рассматриваемая власть осуществлялась определенным образом. Право никогда не является претензией на оптовую, неопределенную деятельность, но на деятельность, определенную в ; на одно продолжалось, то есть при определенных условиях . Это ограничение составляет обязательных фаз каждого права. Человек свободен; да, это его право. Но он волен действовать только при определенных регулярных и установленных условиях.Это обязательство, возложенное на него. У него есть право пользоваться дорогами общего пользования, но он обязан поворачивать определенным образом. Он имеет право пользоваться своим имуществом, но он обязан платить налоги, платить долги, не причинять вреда другим при его использовании и так далее.

Соответствие прав и обязанностей. –Права и обязанности, таким образом, строго взаимосвязаны. Это верно как в отношении их внешней занятости, так и в отношении их внутренней природы. Внешне человек обязан использовать свое право таким образом, чтобы не нарушать права других.Он может свободно ездить по дорогам общего пользования, но не превышать определенную скорость, и при условии, что он поворачивает направо или налево в соответствии с требованиями общественного порядка. Он имеет право на землю, которую он купил, но это владение подлежит государственной регистрации и налогообложению. Он может использовать свою собственность, но не так, чтобы она угрожала другим или доставляла неудобства. Абсолютных прав, если мы подразумеваем под абсолютными правами, не относящимися к какому-либо социальному порядку и, следовательно, свободными от каких-либо социальных ограничений, их нет.Но права еще больше соответствуют обязательствам. Право само по себе является социальным результатом: оно принадлежит человеку, поскольку он сам является членом общества не только физически, но и по своим привычкам мысли и чувств. Он обязан использовать свои права в социальных целях. Чем больше мы подчеркиваем свободное право человека на его собственность, тем больше мы подчеркиваем то, что общество сделало для него: возможности, которые оно открыло для него для приобретения; гарантии, которые он наложил на него; богатство, достигнутое другими, которое он может приобрести путем обмена, социально подкрепленного самими собой.Что касается личных достоинств человека, то эти возможности и средства защиты представляют собой незаработанные приращения, независимо от того, какую заслугу он может заслужить за инициативу, трудолюбие и дальновидность в их использовании. Единственная фундаментальная анархия — это та, которая рассматривает права как частные монополии, игнорируя их социальное происхождение и намерения.

Классы прав и обязанностей. –Мы можем обсуждать свободу и ответственность по отношению к социальной организации, которая их защищает и обеспечивает; или с точки зрения человека, который их практикует и признает.С последней точки зрения, права удобно рассматривать как физические и ментальные: не то чтобы физическое и ментальное можно было разделить, но этот акцент может упасть в первую очередь на контроль условий, необходимых для реализации идей и намерений, или на контроль требуемых условий. для реализации идей и намерений или при контроле условий, связанных с их личным формированием и выбором. С точки зрения общественного порядка права и обязанности носят гражданский и политический характер. Мы рассмотрим их в следующей главе в связи с организацией общества в государстве.Здесь мы считаем права наследуемыми от человека в силу его принадлежности к обществу.

I. Физические права. –Это право на свободное неповрежденное владение телом (право на жизнь и здоровье), освобождение от нападений с целью убийства, нападений и избиений, а также от состояний, которые угрожают здоровью более неясными способами; и, конечно, право на свободное передвижение тела, использование его членов для любых законных целей и право на беспрепятственное передвижение. Без исключения в жизни нет безопасности, нет гарантий; только жизнь постоянного страха и неуверенности, потери конечности, травм от других и смерти.Без некоторой положительной уверенности невозможно претворить идеи в жизнь. Даже здоровый, здоровый и чрезвычайно защищенный человек живет рабом или пленником. Право на контроль и использование физических условий жизни вступает в силу затем в правах собственности, владении естественными инструментами и материалами, необходимыми для поддержания тела в надлежащем состоянии здоровья и для эффективного и компетентного использования личных средств человека. полномочия. Эти физические права на жизнь, здоровье и собственность настолько важны для всех достижений и способностей, что их часто называют «естественными правами».«Они настолько важны для существования личности, что их незащищенность или ущемление прав являются прямой угрозой общественному благосостоянию. Соответственно, борьба за человеческую свободу и человеческую ответственность здесь была более острой, чем когда-либо. Грубо говоря, история личной свободы — это история усилий, которые обеспечили безопасность жизни и собственности и освободили телесные движения от подчинения воле других.

Нерешенные проблемы: война и наказание.–Хотя история знаменует собой большой прогресс, особенно за последние четыре или пять веков, в том, что касается негативного аспекта свободы или освобождения от прямой и открытой тирании, многое еще не сделано с положительной стороны. Именно в этой точке свободного физического контроля концентрируются все конфликты прав. Хотя ограничение права на жизнь войной может служить доказательством того факта, что даже это право не является абсолютным, а является социально обусловленным, тем не менее, такое соответствие между индивидуальной деятельностью и социальным благополучием, которое влечет за собой разрушение. мера, слишком наводит на размышления о племенной морали, в которой дикарь показывает свою социальную природу, участвуя в кровной мести, чтобы быть удовлетворительной.Социальная организация явно ущербна, когда ее составные части настолько расходятся друг с другом, что требуют от людей их смерти как наилучшего служения обществу. В то время как можно сослаться на смертную казнь для того, чтобы закрепить, как будто в крупном шрифте, тот факт, что человек имеет даже свое право на жизнь при условии социального благополучия, мораль работает наоборот, чтобы подчеркнуть неспособность общества социализировать своих членов, и его склонность не обращать внимания на нежелательные результаты, а не нести ответственность за их причины.То же ограничение наблюдается и в методах лишения свободы, которые, хотя и должны быть защитными, а не мстительными, признают лишь в единичных и единичных случаях, что единственная надежная защита общества — это образование и исправление индивидуального характера, а не простая физическая изоляция. в суровых условиях.

Безопасность жизни. — В цивилизованных странах отменена кровная месть, детоубийство, умерщвление экономически бесполезных и престарелых. Было покончено с узаконенным рабством, крепостным правом, подчинением прав жены и ребенка воле мужа и отца.Но многие современные производства ориентированы больше на финансовую выгоду, чем на жизнь, и ежегодный список убитых, раненых и больных на фабриках и железных дорогах практически равен списку убитых и раненых в современной войне. Большинство этих несчастных случаев можно предотвратить. Готовность родителей с одной стороны и работодателей с другой в сочетании с безразличием широкой публики делают детский труд эффективной заменой разоблачения детей и других методов детоубийства, практикуемых дикими племенами.Агитация по поводу пенсий по старости показывает, что верного служения обществу на протяжении всей жизни все еще недостаточно для обеспечения благополучной старости.

Благотворительность и бедность. Общество предоставляет помощь и меры по исправлению положения, убежища, приюты, больницы. Чрезвычайно бедные оплачиваются государством, поддерживаемым налогами, а также милостыней. Люди не должны умирать от голода или страдать без помощи или помощи от физических дефектов и болезней. Пока что наблюдается рост положительного положения о праве на жизнь.Но сама необходимость в таких обширных мерах по исправлению положения обнаруживает серьезные недостатки в далеком прошлом. Это поднимает вопрос об ответственности общества за причины такой массовой бедности и широко распространенных страданий. В сочетании с праздностью и демонстрацией многолюдных богатых это поднимает вопрос, насколько мы далеко продвинулись по сравнению с варварством в обеспечении органического обеспечения эффективного, в отличие от формального, права на жизнь и движение. Трудно сказать, лежит ли более серьезное обвинение в том факте, что так много людей уклоняется от своей доли необходимого общественного труда и тяжелого труда, или в том факте, что многие желающие работать не могут этого сделать, не сталкиваясь с периодическими кризисами. безработица, и за исключением условий рабочего времени, гигиены, компенсации и домашних условий, которые снижают до низкого уровня позитивные права на жизнь.Социальный порядок защищает собственность тех, у кого она есть; но, хотя исторические условия передали контроль над производственными машинами в руки сравнительно небольшого числа людей, общество мало обращает внимания на то, чтобы огромные массы людей получали даже ту небольшую собственность, которая необходима для обеспечения гарантированного, постоянного и надлежащего обеспечения. стимулирующие условия жизни. До тех пор, пока всем членам общества не будет закреплено и навязано право и обязанность трудиться в социально полезных профессиях с должной отдачей в виде социальных благ, права на жизнь и свободное передвижение вряд ли значительно превысят их нынешнее в значительной степени номинальное состояние.

II. Право на умственную деятельность. Эти права, конечно, тесно связаны с правами на физическое благополучие и активность. Последние не имели бы значения, если бы они не служили целям и привязанностям; в то время как жизнь ума оцепенела или далека, тупа или абстрактна, за исключением тех случаев, когда она оказывает влияние в физических условиях и направляет их. Те, кто считает, что ограничения физических условий не имеют никакого морального значения и что их улучшение приносит самое большее увеличение менее материалистического комфорта, а не моральный прогресс, забывают, что развитие конкретных целей и желаний зависит от этого. -называемые внешние условия.Эти условия влияют на выполнение целей и желаний; и это влияние реагирует, определяя дальнейшее прекращение или рост потребностей и решений. Резкое и неоправданное противопоставление духовного и материального в нынешней концепции морального действия приводит к тому, что многие люди с благими намерениями становятся бессердечными и равнодушными к моральным вопросам, связанным с физическим и экономическим прогрессом. Долгие часы чрезмерного физического труда в сочетании с нездоровыми условиями проживания и работы ограничивают рост умственной активности, в то время как праздность и чрезмерная физическая одержимость и контроль извращают ум так же, как эти причины изменяют внешние и явные действия.

Свобода мысли и привязанности. Основными формами права на умственную жизнь являются свобода суждений и сочувствия. Борьба за духовную свободу была такой же длительной и трудной, как и борьба за физическую свободу. Недоверие к разуму и любви как факторам конкретных людей было сильным даже у тех, кто самым решительным образом провозгласил свою преданность им как абстрактным принципам. Неверие в целостность разума, утверждение, что божественные принципы мысли и любви извращены и развращены в человеке, сохранили духовный авторитет и престиж в руках немногих, так же как другие причины сделали материальную собственность монополией небольшой учебный класс.Возникающее в результате ограничение знания и инструментов исследования удерживало массы там, где их слепота и тупость могли быть использованы в качестве дополнительного доказательства их естественной непригодности для личного озарения светом истины и для свободного направления энергии морального тепла. Однако постепенно свобода слова, свобода общения и общения, публичных собраний, свобода печати и распространения идей, свобода религиозных и интеллектуальных убеждений (обычно называемая свободой совести), вероисповедания и в некоторой степени право на образование, духовное воспитание. В той степени, в которой индивид завоевал эти свободы, социальный порядок получил свою главную защиту от взрывных изменений и прерывистых слепых действий и противодействий и овладел методом постепенной и устойчивой реконструкции. Свобода мысли и выражения, рассматриваемая как простое средство, является наиболее успешным средством примирения спокойствия с прогрессом, так что мир не приносится в жертву реформам, а улучшение — застойному консерватизму.

Право и обязанность воспитания.- Именно через образование в самом широком смысле право мысли и сочувствия становится действенным. Конечная ценность всех институтов — их образовательное влияние; морально они измеряются предоставленными ими случаями и руководством, которое они предоставляют для осуществления предвидения, суждения, серьезности рассмотрения и глубины внимания. Семья; школа, церковь, искусство, особенно (сегодняшняя) литература, воспитывают привязанность и воображение, в то время как школы передают информацию и прививают навыки в различных формах интеллектуальной техники. За последние сто лет право каждого человека на духовное саморазвитие и самообладание, а также заинтересованность общества в целом в том, чтобы каждый из его членов имел возможность получить образование, были признаны в государственных школах. со своей лестницей от детского сада через колледж до инженерно-профессионального училища. Мужчины и женщины предоставили в свое распоряжение материалы и инструменты суждения; открыли им широкие возможности для науки, истории и искусства, ведущие в мировую культуру в целом.В некоторой степени негативное освобождение от произвольных ограничений веры и мысли превратилось в позитивные способности разума и чувств.

Ограничения из-за неадекватных экономических условий. — Свобода мысли в развитой конструктивной форме, однако, почти невозможна для масс людей, пока их экономические условия ненадежны, а их главная проблема состоит в том, чтобы не подпускать волков к своим дверям. Нехватка времени, ожесточение восприимчивости, слепая озабоченность механизмами узкоспециализированных производств, комбинированная апатия и беспокойство, возникающие в результате жизни, поддерживаемой чуть выше прожиточного минимума, неблагоприятны для интеллектуальной и эмоциональной культуры.Интеллектуальная трусость из-за апатии, лени и смутных предчувствий заменяет деспотизм как ограничение свободы мысли и слова. Неуверенность в надежности положения, благополучии зависимой семьи, близких к мужским устам из-за выражения их честных убеждений и слепоте их умы для ясного восприятия зловещих условий. Инструменты культуры — церкви, газеты, университеты, театры — сами по себе имеют экономические потребности, которые, как правило, делают их зависимыми от тех, кто может наилучшим образом удовлетворить их потребности.Скопление бедности с одной стороны и культуры с другой настолько велико, что, по словам выдающегося экономиста, мы все еще сомневаемся в том, что действительно невозможно, чтобы все в мире начинали с хороших шансов возглавить культурный мир. жизнь, свободная от боли бедности и застойных влияний жизни чрезмерного механического труда. Мы предоставляем бесплатные школы и принимаем законы об обязательном образовании, но активно и пассивно поощряем условия, которые ограничивают массу детей элементарными элементами духовного воспитания.

Ограничение образовательного влияния. Духовные ресурсы — это практически такая же собственность особого класса, несмотря на прогресс в образовании, как и материальные ресурсы. Это сказывается на главных образовательных учреждениях — науке, искусстве и религии. Знания в его идеях, языке и призывах загнаны в углы; он является сверхспециализированным, техническим и эзотерическим из-за своей изолированности. Отсутствие интимной связи с социальной практикой приводит к интенсивному и сложному перетренированию, которое увеличивает его собственную удаленность.Только когда наука и философия едины с литературой, искусством успешного общения и яркого общения, они становятся либеральными по сути; а это подразумевает общество, которое уже интеллектуально и эмоционально взращено и живо. Само искусство, воплощение идей в формах, которые заразительны для общества, становится тем, что в значительной степени является развитием технических навыков и знаком классовых различий. Религиозные эмоции, оживление идей и привязанностей путем признания их неисчерпаемого значения, разделяются на особые культы, особые дни и особые упражнения, а обычная жизнь остается относительно трудной и бесплодной.

Короче говоря, ограничения свободы как физическими условиями, так и ментальными ценностями жизни являются, по сути, выражением одного и того же разрыва теории и практики, что делает теорию далекой, бесплодной и технической, в то время как практика остается узкой, суровый, а также нелиберальный. И все же в том, что так много было достигнуто, больше поводов для надежды, чем для уныния, потому что умственные способности и служение все еще так ограничены и неразвиты. Смешение и взаимодействие классов и наций произошло совсем недавно.Следовательно, возможности для эффективного распространения симпатических идей и разумных эмоций появились только недавно. Образованию как общественному интересу и заботе, применимым ко всем людям, едва ли больше столетия; в то время как представление о богатстве и сложности способов, которыми он должен касаться любого человека, едва ли насчитывает полвека. Поскольку общество более серьезно и всесторонне принимает во внимание свои воспитательные функции, есть все надежды на более быстрый прогресс в будущем, чем в прошлом.Ибо образование наиболее эффективно, когда имеешь дело с незрелыми, с теми, кто еще не овладел жесткими и устойчивыми формами управления взрослой жизнью; в то время как для эффективного использования он должен отбирать и распространять то, что является общим и, следовательно, типичным в социальных ценностях, составляющих его ресурсы, оставляя эксцентричное, частичное и исключительное постепенно сокращаться. Некоторым великодушным душам восемнадцатого века пришла в голову идея, что причина бесконечного совершенствования человечества и причина маленького ребенка неразрывно связаны.

Уравновешивание личной свободы, конфиденциальности и социальной ответственности во время кризиса

Виртуальная программа Дитчли разработана в ответ на пандемию и ее драматические последствия для нашей жизни. Программа учитывает влияние на нашу личную жизнь, наши сообщества и изменения в обществе в целом. Мы начинаем с сосредоточения внимания на отдельных лицах, сообществах, а на этом занятии — на той ценности, которую мы придаем индивидуальной свободе, конфиденциальности и социальной ответственности в процессе преодоления пандемии.

В центре внимания мая находятся сообщества и экономика как совокупность сообществ, связанных системами. Со временем это перейдет к более широкому вниманию к системам, лежащим в основе общества, от тех, которые мы можем определить, например, экономических, до систем, от которых мы зависим — климата. В основе этой программы лежит стремление понять проблемы и вопросы, которые пандемия ставит перед демократическими обществами. Что всплывает пандемия, что волнует людей и почему, и как демократии могут отреагировать?

Первая половина: гражданские свободы и права

При обсуждении гражданских свобод в эпоху коронавируса на простом уровне нам необходимо найти баланс между индивидуальными свободами и ответственностью перед коллективом.В ответ на чрезвычайную проблему определить, насколько первые скомпрометированы вторыми, чрезвычайно сложно — какова основа для этого баланса и какие ограждения нам нужны, чтобы держать это под контролем?

В группе было общее признание того, что чрезвычайные времена требуют чрезвычайных мер, но также настаивали на том, что они должны быть необходимыми и соразмерными, эффективными и рациональными. Права важны для ограничения могущественных государств, но права написаны для нормальных обстоятельств, и может потребоваться ограничение и принуждение, совместимые с верой в права в экстремальных обстоятельствах.Продолжительность действительно имеет значение. Большинство диктатур возникает в результате длительного чрезвычайного положения в ответ на «угрозы нации», и мы должны сделать так, чтобы ползучий авторитаризм не стал нормой.

Первоначальная кризисная реакция в виде изоляции была явно оправдана, чтобы выиграть время и восстановить определенную степень контроля над развитием пандемии. Но сейчас мы переходим к более серым и тонким решениям, и это происходит по мере того, как становится очень ясно, что одни части общества страдают больше, чем другие, как от последствий болезни, так и от последствий контрмер.

Защита наиболее уязвимых слоев общества важна, но в какой момент следует отдавать такие решения в собственные руки? Призыв пожилых людей оставаться дома был интересным случаем — аргумент о том, что они с большей вероятностью серьезно заболеют и, следовательно, потенциально более ответственны за возможную перегрузку службы здравоохранения, был на грани приемлемого, поскольку сдерживал свободу человека. выбрать, какие риски принять, а какие избегать.

Когда смерть внезапно выходит на первый план, для людей естественно реагировать на это, но не искажает ли ее внезапная видимость дискуссии и скрывает риски, присущие нормальной повседневной жизни? Что означает смерть «раньше времени» и кто решает, каким должен быть предел медицинских расходов на сохранение жизни и кто должен нести ответственность за эти расходы? Может ли реакция на это распространиться на меры по снижению риска на рабочем месте, которые окажутся дискриминационными? Например, можем ли мы увидеть дискриминацию в отношении людей с ожирением, людей с существующими заболеваниями или людей с ограниченными возможностями в надежде на то, что они должны укрыться дома и быть «в безопасности»? Будет ли разрешено или обязано работодателям определять, кому безопасно работать, а кому нет? Должно ли это быть предусмотрено законом?

Trust

В условиях, когда пандемия и изоляция в разной степени затрагивают различные части общества, вера в добрые намерения и надежность лидеров и экспертов приобретает решающее значение.Британское правительство пыталось полагаться на здравый смысл и доверять людям (в стиле Швеции), но для этого требовался национальный договор о доверии с учреждениями и опытом. Было сложно включить добровольный здравый смысл в масштабе. Хорошее руководство должно сочетать ясность и честность, прозрачно признавая сложности и неопределенности ситуации, но также давая четкие и простые инструкции.

Какие новые способы действий необходимы для сохранения и, в идеале, углубления доверия? Что это говорит о том, как должны действовать наши институты? Например, когда власти вводят для человека период самоизоляции, как это обеспечивается и будет ли это соблюдаться, если человек не доверяет органу, издавшему указ? Возможно, нам нужны новые способы построения доверия между людьми и учреждениями и, следовательно, выполнения рекомендаций, чтобы избежать ловушки, связанной с необходимостью обеспечивать соблюдение драконовских законов.

Контракт между научным советом и сообществом натянут, но очень важно, чтобы этот контракт не был разрушен. Правительства принимают решения в условиях неопределенности, и всегда есть риски. Люди могут привыкнуть к определенному уровню риска, особенно когда непосредственная угроза жизни для большинства людей невелика, но как уравновесить эти риски и кто выносит решения? Некоторые страны использовали открытый подход, проводя обсуждения с экспертами из самых разных сфер и делая эти обсуждения публичными, что может помочь укрепить доверие.Руководители должны принимать решения на основании неполных, а иногда и ненадежных доказательств. В какой степени следует раскрывать общественности нюансы и неопределенности научных рекомендаций? Как можно поддерживать доверие, когда принимаются решения по сложным вопросам, например, приоритезация мер реагирования на коронавирус в больницах за счет существующих потребностей, таких как лечение рака?

Вторая половина: могут ли технологии спасти нас

Данные навсегда?

Аргументы в пользу более широкого использования данных в интересах общественного блага.Широкий охват Британской национальной службы здравоохранения позволяет осуществлять скоординированный сбор данных, обеспечивая неоценимый ресурс для преодоления эпидемиологических кризисов. Подобные ресурсы могут дать нам отличную информацию, но потребуют общественной поддержки, основанной, в свою очередь, на доверии. Основа быстро меняется по мере развития кризиса, и может появиться возможность внести явные изменения в общественное мнение с соответствующими гарантиями. Такие данные обладают огромным потенциалом с возможностью принести реальные выгоды для общественной инфраструктуры, и в частном секторе предпринимаются значительные усилия по оказанию помощи правительству.Следует отметить, что этот потенциал не нов. Мы могли бы лучше использовать данные для улучшения наших усилий по моделированию пандемии. Лучшее использование данных повысит нашу способность быстрее внедрять инновации и быть более гибкими.

Но участники также заявили о потенциальных препятствиях и проблемах. Общественность не доверяет мотивам компании и опасается, что данные будут использованы не по назначению. Еще большее беспокойство вызывают неправильное обращение со стороны правительства и неправильное использование личных данных, особенно в тех секторах общества, которые в прошлом пострадали от злоупотреблений или предполагаемого злоупотребления.Часть общественности не убеждена в том, что существует достаточная подотчетность, и сомневается в том, что «данные на благо» перевешивают риски. Существующие споры вокруг того, кому мы доверяем обрабатывать наши данные, правительству или частному сектору, будут усиливаться, и возникает вопрос, кто сможет это регулировать? Во время этого кризиса регуляторы конфиденциальности были поставлены на задний план. Они изо всех сил пытаются решить вопросы о том, как правильно использовать данные для решения огромных социальных проблем, например.грамм. здоровье или занятость.

Эта проблема регулирования особенно сложна, когда уровень технологической грамотности в правительстве иногда может быть недостаточным. Сложные системы, построенные на основе личных данных, требуют специальных знаний. Отчасти в результате возникла тенденция возлагать ответственность и ответственность за контроль и соблюдение мер политики на компании. Это продолжалось несколько лет, но сейчас ускоряется. Возможно, нам нужен новый набор институтов, которые могут одновременно заниматься моральными и технократическими проблемами.В настоящее время существуют органы, которым поручено заниматься этими проблемами, но неясно, обладают ли они необходимыми мускулами. Существует риск того, что для большей части общественности технические детали будут затемнять лежащие в основе этические дилеммы. Мы не должны упускать из виду основные принципы — подотчетность, прозрачность, легитимность.

В некотором смысле технологии уже играют успешную роль в борьбе с кризисом, особенно в отношении услуг, которые были созданы еще до кризиса.Связь с помощью технологий (например, с помощью видеоконференцсвязи или программного обеспечения для совместной работы в Интернете) стала неотъемлемой частью повседневной жизни, без которой многие миллионы людей остались бы без работы. Что это означает для крупных компаний, предоставляющих подобные услуги, пока не совсем понятно. В некотором смысле они становятся «слишком большими, чтобы потерпеть неудачу» и слишком большими, чтобы их можно было контролировать с помощью традиционных антимонопольных и монопольных действий. Есть предположение, что в долгосрочной перспективе это может привести к гораздо более навязчивым и регулярным государственным проверкам и регулированию.Непонятно, как это может быть успешно совмещено с многонациональным характером компаний.

Технологии — не панацея. Когда становится ясно, что технологии не могут обеспечить немедленных и всеобъемлющих решений, это может привести к быстрой реакции на точку зрения «технология спасет нас». Например, приложения для отслеживания контактов нуждаются в широком понимании, чтобы быть успешными, но обязательное использование их может привести к возникновению собственных проблем. Даже при универсальном распространении они все равно потребуют обширной поддержки со стороны усилий по отслеживанию вручную.Следует избегать чрезмерной зависимости от технологий и их перепродажи.

Долгосрочное мышление

Кто в это время кризиса смотрит на будущее? Это становится все более редким среди демократических правительств, сосредоточенных на ближайшем кризисе и следующих выборах. Возможно, мы увидим разворот, когда гигантские технологические компании будут смотреть в долгосрочное будущее, будучи уверенными в том, что у них есть импульс и ресурсы, чтобы выжить в далеком будущем.У монополий есть очевидные недостатки с точки зрения конкуренции, но было отмечено, что компании, которые раньше могли сосредоточиться исключительно на квартальной прибыли, теперь рассматривают свою долгосрочную роль в обществе и разрабатывают планы сохранения биоразнообразия и устойчивости. Как наиболее вызывающе утверждал Питер Тиль, у монополий есть редкая роскошь — время для рассмотрения таких вопросов, не беспокоясь о краткосрочной прибыли и конкуренции. Все ожидали, что технологические компании вырастут еще дальше в результате кризиса и еще больше войдут в ткань общества и бизнеса.Однако оставался вопрос: кто и какими средствами может их регулировать?

Было высказано опасение, что как только будет пройден пик кризиса, больше не будет мыслить в долгосрочной перспективе. Инвестиции в устойчивость к следующему кризису скоро исчезнут, наряду с более глубокими размышлениями о том, чего мы — человеческие общества — должны стремиться достичь и должны ценить. Было отмечено, что страны, которые, по-видимому, лучше всего справились с этим кризисом, — это те, которые извлекли уроки из более ранних пандемий, таких как SARS и MERS.Мы должны помнить о пережитом кризисе и не позволять коллективной помощи превратиться в коллективную амнезию, выбрасывая долгосрочные проблемы на землю в спешке, чтобы снова сосредоточиться на повседневной жизни.

Участники: Рохит Аггарвала, руководитель отдела городских систем тротуаров, лаборатории тротуаров; Джеймс Арройо, директор Фонда Дитчли; Найджел Биггар, региональный профессор нравственного и пастырского богословия Оксфордского университета; Джули Брилл, корпоративный вице-президент, заместитель главного юрисконсульта и директор по вопросам конфиденциальности по вопросам глобальной конфиденциальности и нормативно-правового регулирования, Microsoft; Пол Кларк, технический директор Ocado; Ребекка Финли, вице-президент по взаимодействию и политике Канадского института перспективных исследований; Сэр Найджел Шэдболт, директор Оксфордского колледжа Иисуса, профессор компьютерных наук Оксфордского университета; Мартин Смит, специалист по анализу данных, Фонд Дитчли; Чарльз Сонгхерст, инвестор в технологии, бывший генеральный менеджер по глобальной корпоративной стратегии Microsoft; Марта Спурриер, директор Liberty; Доктор Кэтрин Уиллс, историк искусств и попечитель фонда Dulverton Trust, благотворительного фонда HDH Wills, Rendcomb College и Farmington Trust.

Текст представляет собой резюме обсуждения. Ни один участник никоим образом не привержен его содержанию или выражению .

Левин: Свобода и социальная ответственность

Примечание автора: в этой колонке рассматриваются конфликты, связанные с кризисом COVID-19, и попытки преодолеть правительственные указания. Он был написан до текущих событий, касающихся расизма.

Эта страна всегда была свободой. С первой крови, оставшейся на полях в Лексингтоне и Конкорде и на мощеных улицах Бостона, американцы были сосредоточены на свободе и праве на представительство в правительстве.В этом ничего не изменилось. Но колонисты, стремящиеся к свободе, также предпочли быть обществом, управляемым по правилам, основанным на служении общему благу. Протестующие часто неправильно понимают, что когда люди предпочитают жить в обществе, они дают неявное согласие соблюдать правила группы.

Мы делаем это каждый день, иногда даже не задумываясь об ограничениях, которые мы добровольно принимаем, чтобы воспользоваться различными услугами или групповыми преимуществами. Например:

• Когда мы загружаем приложения на наши телефоны и компьютеры, мы соглашаемся с правилами и условиями, включая предоставление доступа к нашей информации и потерю конфиденциальности

• Многие из нас живут в жилых помещениях, где мы подписываем соглашение о соблюдении правил ТСЖ .При этом от нас часто требуется отказаться от наших прав на парковку там, где мы хотим, или выбрать архитектурные изменения без согласия.

Мы выбираем жизнь в обществе, чтобы иметь возможность пользоваться бесчисленным множеством вещей, которые считаются необходимыми для полноценного существования. Таким образом, мы получаем доступ к еде, товарам, развлечениям, спорту, образованию, здравоохранению, финансовым услугам, услугам связи, коммунальным службам, полиции и противопожарной защите, а также к отправлению религиозных обрядов. Взамен каждого мы должны быть готовы ослабить некоторую личную свободу ради удобства.Мы не придумываем собственных правил. Мы не решаем, какие правила применяются. Необходимо уважать индивидуальные права. Однако они подчинены правам группы.

Продолжается поиск оптимального места, где уважаются права личности, но не доходит до точки, когда они попирают права группы. Проверка этого тайного баланса регулярно проводится в судах и на улицах. Первое было тщательно и сознательно встроено в нашу Конституцию и законы.Последнее попахивает линчеванием правосудия, особенно если позволить ему выйти из-под контроля. У нас есть право протестовать. У нас нет права на безудержное гражданское неповиновение. Мы, конечно, не имеем права выходить на улицу с автоматами и другим военным снаряжением. Это запугивание, а не протест. Есть разница между протестом и восстанием.

Размахивание флагами Конфедерации и нацистов и вывешивание знаков, отрицающих истину, науку, разум, компромисс — это признаки анархии, а не свободы.Эти бунтарские действия не представляют свободы. Они могут быть признаками разочарования, страха или эгоизма. Они противоположны свободе. Отцы-основатели не боролись за свою свободу. Они боролись за свободу колоний. Пятеро моих дядей не воевали во время Второй мировой войны за свою свободу. Они боролись за свободу страны.

Америка по-прежнему свободная страна. Мы не говорим людям, где им жить, и не заставляем их жить в месте, которое они не выбирают сами. Но везде, где они решат называть дом, будут правила и обычаи, которые представляют «условия проживания».«Там, где они решат работать, будут« условия найма ». К какой бы группе мы ни присоединились, будут действовать «условия членства». Наличие такого выбора — явное выражение свободы.

Это то, чем мы должны насладиться. Когда условия жизни в обществе становятся несовместимыми с чьей-либо зоной комфорта, у них появляется неограниченная свобода удалиться из окрестностей, предприятий или клубов, к которым они принадлежат, и искать другие варианты, чтобы найти свое «счастливое место».«У них также есть свобода высказывать свое недовольство. Право на свободу слова, свободу собраний и протест (в рамках существующих законов и постановлений) по-прежнему защищается (в нашей стране), и их следует беречь, пока они существуют.

Во время чрезвычайной опасности или бедствия наше свободное и правовое общество осознает необходимость усиления исполнительной и административной власти правительства. Это чревато опасностью. Тем не менее, когда его должным образом исполняют ответственные слуги народа, это важно и полезно.В здоровом обществе его члены реагируют на такие чрезвычайные ситуации, поддерживая все, что необходимо для смягчения кризиса и возвращения к нормальной жизни. Самопожертвование по-разному часто является частью здоровой реакции. Несколько протестующих выкрикивают крики тирании. Возможно, самое большее, в чем можно обвинить наши заботливые правительства, — это чрезмерная опека.

«Конституция правительства, однажды измененная со Свободы, никогда не может быть восстановлена. Однажды утраченная свобода потеряна навсегда ». Джон Адамс сказал это, когда свобода означала противостояние правительству, эксплуатирующему, а не заботливому.

Нынешний кризис COVID-19 и невероятная резня в экономике заставили нас выбирать между несколькими действиями, ни одно из которых не является приемлемым. Усилия во имя свободы подорвать добросовестное руководство неверны и представляют собой угрозу демократии. С упадком демократии умирает и свобода.

Житель ранчо Бернардо, Левин, бывший консультант по управлению проектами, автор трех книг по этой теме.

Свобода и ответственность | SpringerLink

Это был урок истории, что ни одна нация не может расти и развиваться, выживать и процветать, если ее ключевые концепции и руководящие принципы останутся окаменевшими, искаженными и искаженными, а ее интеллектуалы потеряют способность творческого переосмысления своего прошлого наследия и традиций. соответствовать новым и меняющимся обстоятельствам, их требованиям и чаяниям.Подобно концепции Дхармы и т. Д., Концепция Svarājya была стержневой для индийских способов мышления и образа жизни прямо с ведических времен, хотя, конечно, ее изначальный и основной коннотации стали для нас незамеченными. Поэтому не будет бесполезным и бесполезным занятием уделить внимание его первосмыслу и заново сформулировать богатые и глубокие идеи, присущие ему.

Сегодняшнее использование слова Svarājya вместе с его разговорной формулировкой Svarāj вошло в практику как местный перевод английского слова «Независимость», которое имеет преобладающий, если не исключительный, политический оттенок.Хотя использование этого слова в этом узком и ограниченном смысле с надлежащими оговорками не является неправильным, рекомендуется осознавать его изначальное духовное значение, от которого культурные, моральные, политические, экономические и т. Д. Являются лишь производными.

Настоящее разграничение впервые выдвигает основополагающий духовный и метафизический аспект этого термина, без которого не может быть адекватного понимания и оценки этой богатой, многогранной и многослойной концепции. Он охватывает своим размахом человека, общество и космос в целом.Таким образом, мы можем думать о Svarājya индивидуумах, различных социальных формациях и организациях и, наконец, обо всем космосе. Помимо этих слоев, он имеет метафизические, моральные, социальные, политические, экономические, культурные и многие другие измерения. Все это органически взаимосвязано, и в целостных рамках реализация одного не может быть полной без реализации другого.

Вначале следует провести различие между Svarājya, svarāj и surāj . Svarāj и surāj — политические концепции. Первый означает самоуправление или самоуправление, а второй означает хорошее управление, будь то самоуправление в форме демократии или любой другой формы управления. Svarāj не обязательно должен быть surāj и наоборот.

Svarājya , как было сказано ранее, намного шире и глубже. Оно происходит от корня раджр ( диптау , сиять).Тот, кто обладает svarājya , равен svarāt . Svarājya — это состояние бытия svarāt . В Упанишадах с помощью техники, известной как «Чандас Диргам», он сформулирован как Svarājyam ( Svarājah bhavā Svarājyam ).

Этимологически это может означать Svena rājate (т.е.существующий сам по себе или самосветящийся). Другой этимологией может быть «Свасмин раджате» (то есть существующий в себе, находящийся в самом себе). Любая реальная сущность с этой характеристикой — svarāt .Префикс sva может означать «свой собственный» или также может означать ānandam . Итак, сва / сваḥ / свар означает блаженство. Состояние svātantrya (его синоним) является самоподдерживающимся, самосветящимся и блаженным. Она называется сварлока , где преобладает блаженство. Блаженство считается стремлением всего сущего. Это врожденная природа, а также summum bonum всего сущего. Это подлинное существование, имеющее внутреннюю ценность.Это цель йоги (Тада dṛṣṭu svarūpe avasthānam ).

Следует прояснить две вещи. С метафизической точки зрения только Абсолют (если мы верим в эту идею) может быть svarāt , но с эмпирической точки зрения, поскольку каждое существование разделяет эту природу Абсолюта, это потенциально svarāt . В противном случае каждое эмпирическое существование имеет зависимое происхождение и взаимозависимое существование в совместной и связанной жизни ( samgha jīvana ).В этом суть учений Упанишад и Нагарджуны. Во-вторых, дело не в том, что только сознательное существо или человек является или может быть svarāt. Это свойство также должно распространяться на все материальные существования. В этом смысле это означает признание внутренней ценности Природы также в отличие от нынешней тенденции эксплуатации Природы из-за невежества или эгоистичных материалистических соображений. Ишваракша, мыслитель самкхьи, подчеркнул этот аспект Материи, когда говорит о мукти из Пракрити .Шри Ауробиндо также говорит о восхождении материи к надментальному состоянию.

Идея о том, что каждое существование имеет внутреннюю природу и что в космическом процессе это должно быть реализовано, была видением ведических провидцев. В холистическом и органицистическом подходе к Реальности ведико-ведантическая мысль утверждала, что конечная природа Реальности является унитарной и sui generis ( Ānidavātam svadhayā tadekam ), и она становится диверсифицированной по своей собственной воле. Аджаямано бахудха виджайате; Со акамайат эко’хам бахушйамии ).Будь то состояние natura naturata или natura naturan , высшая Реальность независима, поскольку она не имеет себе равных в рамках Вед. В космическом процессе ( viśva ) существует изменчивый мир ( jagat ), который является множественностью, возникающей из, содержащейся внутри и поддерживаемой одним объединяющим Целым ( Tajjalān ). Целое ( Brahmāṇḍa ) является независимым, самосуществующим и блаженным, и каждая отдельная часть ( piṇḍa ) внутри Целого также независима ( pūrṇāt pūrnamudacyate ), поскольку каждый является svarāt , но с единственной разницей. состоит в том, что независимость частей в Целом приправлена ​​и обусловлена ​​взаимозависимостью и ограничениями.Каждая часть зависит от других частей на одном уровне и от Целого на другом уровне, но эта взаимозависимость не вступает в конфликт с независимостью каждой части и не нарушает ее, если процесс является нормальным и хорошо регулируется. Каждый имеет свою особую природу и роль и может наслаждаться своим независимым и подлинным существованием в Целом. В органицизматическом подходе нет дихотомии «исключительное либо-либо». Только если мы откажемся от этого извращенного отношения, у нас будет единое видение. Это природа Реальности, данная нам в чистом опыте, подтвержденная ведическими провидцами и мудрецами Упанишад.

Svarājya составляет самую суть Реальности, какой бы ни была ее концепция. (Предпочтительнее использовать слово «свобода», чем «независимость» из-за его положительного значения.) Оно заключается в реализации свободы или самобытия. В этом смысле свобода — summum bonum всех существований. Это состояние совершенства. Это и свобода от, и свобода. Но это нужно только пережить, а не концептуализировать или вербализовать. Это метафизическая свобода, высшая Svarājya .

Именно на этом фоне человек должен понимать и подходить к концепции «свободы» ( Svarājya / svātantrya ) в индийском контексте. Свобода составляет самую суть ( svabhāva ) Реальности, говорят ведические провидцы. Будь то ведическая концепция, описывающая ее как Ānidavatam svadhayā tadekam (т. Е. Это Единое Высшее Существо, существующее самостоятельно), или буддийское описание Таттвы как 144 prapañchaśunya prapañchaśunya всего сущего — свобода.Феноменальная природа обусловлена ​​зависимым происхождением и взаимозависимым существованием, которое не является изначальным и окончательным. Это состояние ограничения свободы. Но у каждой сущности есть врожденный инстинкт и способность реализовывать свободу, которая состоит в возвращении к своей первозданной природе (Сварупавастхана в йоге и пратьябхиджня в кашмирском шиваизме). Именно в этом смысле мыслитель самкхьи Ишваркрина говорит о свободе не только Purua , но также и Prakṛiti. Каким бы ни было объяснение природы конечной судьбы, понимаемой по-разному, оно состоит в реализации свободы. В этом смысле свобода — это sumum bonum всего сущего. Повторюсь, это состояние существования, которое можно только пережить, но нельзя выразить и описать. Это метафизическая свобода.

Свобода и личная ответственность — Фонд экономического образования

Это эссе было одним из двух победивших в Североамериканском регионе в Северной Америке.Конкурс сочинений Гото проводился • в связи с общим собранием Общества Мон-Пелерин в Италии в 1986 году. Автор хотел бы поблагодарить Фонд Филипа М. Маккенны за финансовую поддержку, которая помогла в подготовке этой статьи.

Свобода — это одновременно высоко ценимый результат благотворной политической экономии и ее важнейший компонент. В некоторых отношениях рассмотрение роли свободы как результата и входа является простым. Ограниченное правительство, служащее для поддержания правовой среды, необходимой для экономического порядка, основанного на частной собственности и добровольном обмене, обеспечивает благодатную почву для личной свободы.А источником жизненной силы политической экономии, характеризующейся ограниченным правительством, частной собственностью и добровольным обменом, является поток информации, который может быть предоставлен только тогда, когда люди обладают в полной мере политической и экономической свободой.

Однако тщательное изучение того, как политическая экономия, основанная на классических либеральных принципах, питает и подпитывает индивидуальную свободу, обнаруживает сложное взаимодействие между социальными институтами, необходимыми для свободы, и осуществлением свободы.Осуществление свободы, если только оно не ограничено ответственностью, которая никогда не может быть наложена полностью силой, внешней по отношению к этическим убеждениям человека, со временем подорвет социальные институты, от которых зависит свобода. Тщательное изучение политической экономии свободы содержит в себе предупреждение о том, насколько хрупко основание, на котором стоит свобода.

Дефицит, правила и свобода

Чтобы исследовать связи между экономикой, политикой и свободой, полезно сначала рассмотреть наиболее фундаментальные экономические проблемы.Проблема в дефиците. В мире без дефицита каждый из нас мог бы быть полностью независимым от других. Каждый человек мог пользоваться полной свободой в широком спектре занятий и не иметь никакого влияния ни на кого другого. Поскольку мы живем в мире дефицита, люди должны взаимодействовать друг с другом, и это взаимодействие определяется правилами социального поведения. Такие правила налагают ограничения на деятельность отдельных лиц и устанавливают важное различие между свободой и лицензией.Без ограничений, налагаемых такими правилами, дефицит сам по себе наложил бы на нас еще более ограниченный набор ограничений.

Учтите тот факт, что, хотя дефицит делает сотрудничество желательным, он делает конкуренцию неизбежной. Каждый из нас хочет большего, чем он имеет, и единственный способ добиться большего — это соревноваться с другими за контроль над ограниченными ресурсами. Соревнование обычно рассматривается как источник множества социальных бед, а замена конкуренции сотрудничеством считается необходимым для улучшения общества.Чего эта точка зрения не учитывает, так это того, что конкуренция — это не причина, а, скорее, следствие главного социального зла, а именно дефицита. Поскольку нет способа устранить дефицит, важный вопрос заключается не в том, как предотвратить конкуренцию, а в том, как обеспечить правила социального поведения, которые мотивируют тот тип конкурентного поведения, который приводит к продуктивным и совместным результатам. Конкуренция может быть продуктивной или деструктивной в зависимости от правил, определяющих допустимые пределы в наших отношениях друг с другом.

Рассмотрим возможность отсутствия правил или, точнее, правила силы. Каждый будет свободен делать все, что он хочет, до тех пор, пока он обладает силой навязывать свою волю другим. В этой обстановке люди будут вынуждены соревноваться посредством безудержной грубой силы, и не будет свободы в значимом смысле «независимости от произвольной воли другого». ^[1]

Если у одного человека было достаточно физической силы, он мог заставить других работать на него без компенсации, чтобы они были его рабом.Но хозяин сегодня не уверен, что завтра он не станет чьим-то рабом.

Правило силы также не может мотивировать продуктивные и совместные результаты. Было бы мало мотивации посвятить свои усилия производству богатства, поскольку не существовало бы никакой защиты от его насильственной экспроприации другими. Успешная конкуренция будет больше зависеть от развития навыков, необходимых для грабежа и защиты от грабежа, чем от развития навыков, необходимых для создания богатства.Даже если бы человек смог выжить в такой социальной среде, его уровень жизни был бы низким. Поскольку подавляющее большинство ресурсов направляется на хищничество и защиту от хищнической деятельности других, мало что будет произведено, и бедность станет нормой. Жизнь в таких гоббсовских джунглях действительно была бы «одинокой, бедной, мерзкой, грубой и короткой».

Свобода от правил — это просто нереальная социальная возможность. В обществе без правил было бы мало процветания и подлинной свободы.

Социальный порядок в жертву свободе

Выход из гоббсовских джунглей, в которых ведется «война каждого против всех», необходимо, если мы хотим реализовать преимущества гражданского социального порядка. В основе любого благотворного социального порядка лежат правила, которые налагают ограничения на индивидуальное поведение. Все правила служат для ограничения свободы действий. Однако, когда правила применяются в целом, они могут, ограничивая действия каждого предсказуемым образом, расширять свободу для всех. ^[2]

С другой стороны, когда они становятся слишком многочисленными и подробными, правила могут уничтожить свободу так же надежно и эффективно, как никакие правила. И тенденция заключается в слишком большом количестве правил. Традиционно в обществе одержимостью были ужасы беспорядка. Когда грабежи, бунты, изнасилования, погромы и убийства являются обычным явлением, потеря свободы рассматривается как неизбежная плата за избежание беспорядков. Преобладающим положением человека на протяжении всей истории было подчинение жестким и жестко соблюдаемым правилам, определяющим тип и место работы, путешествия, религиозные обычаи и даже социальный статус.Главной проблемой общества было поддержание порядка, и только самая ограниченная свобода считалась совместимой с этой целью.

Хотя жесткий социальный порядок, основанный на подробных правилах, касающихся каждого аспекта поведения, может быть предпочтительнее хаоса, который преобладал бы при отсутствии всех правил, недостатки такого социального порядка очевидны. Первая проблема — найти лидеров, которым можно доверить власть, которая должна быть реализована в полностью контролируемом обществе.Такая власть является предметом огромного злоупотребления. Те, кто обладают такой властью, могут продвигать свои интересы за счет своих подданных и редко смогут устоять перед соблазном сделать это. Единственное возможное преимущество всемогущего правительства над анархией — это то, что его использование на виду. Переход от анархии без правил к детальному контролю правительства левиафана означает замену одного вора в свете множеством воров в ночи.

Цена принесенной в жертву свободы почти одинакова, независимо от того, приносится ли она в жертву анархии или неограниченному правительству.Того, кто вынужден трудиться на благо других, вряд ли будет заботить, кто его хозяева — физически доминирующие звери в «джунглях» или политически доминирующие звери в правительстве.

Итак, традиционно социальный выбор, по-видимому, заключался между некой комбинацией двух нежелательных состояний: регламентация подробных правил или отсутствие социального порядка. Общество могло иметь меньше одного только за счет того, что у него было больше другого. Казалось, не было реальной надежды на то, что люди, живущие вместе в мире дефицита, могут одновременно иметь больше свободы и больше социального порядка.Это было в 17-18 веках, когда философы начали уделять серьезное внимание структуре правил, которые предлагали возможность преодоления этой социальной дилеммы. ^[3]

Правило частной собственности

Именно труды Джона Локка, Адама Смита, Бернарда Мандевиля и других философов XVII и XVIII веков породили современный идеал совместимости между индивидуальной свободой и социальным порядком. Решающим для этого идеала был фундаментальный концептуальный сдвиг в отношении роли правил.Социальные правила традиционно считались необходимыми для достижения определенных результатов, которые требовались для поддержания продуктивного социального порядка. Поля нужно было обрабатывать, ткать ткани, ухаживать за скотом и оказывать определенные услуги. Сосредоточение власти в руках правителя, который мог требовать выполнения этих действий, рассматривался как единственная гарантия того, что они это сделают. Фундаментальное понимание вышеупомянутых философов заключалось в том, что установление общих правил социального поведения, игнорирующих конкретные результаты, может создать среду, в которой желаемые результаты возникают из осуществления личной свободы.

Решающее значение для этого освобождающего взгляда на социальный порядок имеют правила, которые четко определяют права личности, обеспечивая гарантии того, что люди могут планировать и осуществлять свою деятельность без того, чтобы возвращение к своей деятельности было произвольно конфисковано другими. При отсутствии таких гарантий у людей мало мотивации для продуктивной работы, и у них нет оснований для вежливого взаимодействия друг с другом.

Власть частной собственности теперь может рассматриваться как решающая для цели производительного общественного порядка, который совместим с индивидуальной свободой и действительно зависит от нее.Правило частной собственности требует, чтобы индивидуальные права на собственность были четко определены и подлежали передаче от одного человека к другому по взаимному согласию обеих сторон. Когда свободы ограничиваются только широкими пределами, налагаемыми ролью частной собственности, тогда устанавливается система социального общения и сотрудничества, в рамках которой свобода каждого человека совместима со свободой всех. В самом деле, при господстве частной собственности свобода, осуществляемая одним, расширяет возможности, по которым свобода может осуществляться всеми. ^[4]

Социальное сотрудничество, поддерживаемое правилом частной собственности, хотя и хорошо известно всем серьезным студентам-экономистам, достаточно уместно для рассмотрения свободы, чтобы заслужить обсуждения. Когда собственность находится в частной собственности и обменивается добровольно, возникают рыночные цены. Эти цены являются средством, с помощью которого каждый участник рынка сообщает всем другим участникам рынка стоимость, которую он придает предельным единицам товаров.

Собственность поощряет честность

Частная собственность не только создает поистине впечатляющую коммуникационную сеть, но и мотивирует не менее впечатляющую степень честности.Можно ожидать, что честность возобладает, поскольку никто не заинтересован в том, чтобы нечестно указывать цену, которую он готов заплатить. Собственный интерес участников рынка гарантирует, что они будут тщательно оценивать ценность, которую они ожидают получить от дополнительной единицы каждого товара, а затем сообщать о своем желании большего, только если дополнительная единица стоит для них больше, чем преобладающая рыночная цена. . ^[5] Более того, каждый участник этого процесса коммуникации мотивирован действовать так, как если бы он уделял заботам других такое же внимание, как и свои собственные.Когда человек сокращает свое потребление продукта в ответ на повышение его цены, он, по сути, говорит: «Другие говорят мне, что этот продукт стоит больше для них с маржой, чем для меня, поэтому я потреблять меньше, чтобы они могли потреблять больше ».

Эта система общения и сотрудничества явно не работает идеально. Однако даже когда полностью признается то, что стало известно как «сбой рынка», любая беспристрастная оценка должна признавать, что выгоды, извлекаемые из правила частной собственности и процесса производного рынка, не могут даже отдаленно дублироваться никакими известными альтернативная социальная роль или свод правил.Поскольку информация и стимулы, порождаемые рыночной конкуренцией, позволяют каждому из нас сотрудничать и честно взаимодействовать буквально с миллионами людей по всему миру, мы можем сосредоточить наши усилия, направить ресурсы на их наиболее продуктивное использование и, таким образом, создать огромное богатство.

Несомненно, более важным, чем богатство, создаваемое в рамках системы частной собственности и рыночного обмена, является личная свобода, которую позволяет эта система. Правило частной собственности позволяет людям большую степень свободы, потому что это правило делает людей ответственными за последствия их решений.Каждый раз, когда человек использует ресурс, взимается плата; эта стоимость измеряется с точки зрения ценности ресурса в наиболее ценном альтернативном использовании. Когда человек владеет ресурсом, он полностью несет ответственность за эту стоимость, поскольку его использование ресурса требует принесения в жертву максимальной суммы, которую кто-то другой готов заплатить за него. При такой подотчетности нет вреда, а на самом деле много пользы, если дать людям широкую свободу в использовании ресурсов по своему усмотрению.

В отсутствие прав частной собственности постоянно, часто с оправданием, требуются подробные ограничения на индивидуальное поведение.Рассмотрим, например, тот факт, что чрезвычайно трудно разделить и выделить атмосферу как частную собственность. Как следствие, атмосфера является общим ресурсом собственности, и люди не несут ответственности за затраты, возникающие при использовании атмосферы в качестве приемника для выхлопных газов автомобилей или промышленного дыма. Результатом является широкое общественное признание огромной федеральной бюрократии и бюрократии штатов, вводящей множество подробных ограничений на наше поведение во имя принуждения нас действовать экологически ответственным образом.

Устраните ответственность, предусмотренную правилом частной собственности, и вы устраните саму основу, на которой люди могут терпимо относиться к свободе других. Уменьшение объема личной свободы с подробными директивами и постановлениями, заменяющими общие правила общественного поведения, является определенным следствием неспособности или нежелания полагаться на частную собственность и добровольный обмен для упорядочивания экономической деятельности.

Потребность в правительстве

Преимущества, которые мы реализуем при соблюдении правила частной собственности, — это общие преимущества.Правило частной собственности не предназначено для того, чтобы приносить определенные результаты или позволять отдельным лицам получать выгоду за счет других. Скорее, он дает свободу, необходимую для достижения целей, которые в конечном итоге приносят пользу всем нам, но которые никто не мог предсказать или запрограммировать заранее. Однако, если каждый из нас не воздержится от попыток посягнуть на права собственности других, общие преимущества, получаемые в результате экономического процесса, который способствует как производству богатства, так и социальной терпимости к свободе, будут уменьшены для всех.

К сожалению, даже несмотря на то, что мы все вместе становимся хуже, когда нарушаются имущественные споры, каждый человек может улучшить свое положение, посягая на собственность других. Единственный паразит на здоровом организме находится в завидном положении. Верно, что если множество паразитов пытаются безбилетно ездить на одном и том же организме, никто не выигрывает; организм погибает, как и паразиты. Но этот элементарный факт мало мотивирует любого человека перестать быть паразитом и перейти к производственной деятельности.Каждый человек осознает, что отказ себе в немедленной выгоде от грабежа ничего не сделает для сохранения выгод, полученных от частной собственности и добровольного обмена, если будет общее неуважение к борьбе за собственность. В самом деле, в мире, где все заняты грабежом, было бы высшей глупостью для человека ограничивать свои усилия производительной деятельностью.

Другими словами, свободный и производительный общественный порядок, основанный на частной собственности и добровольном обмене, является общественным благом; товар, который, когда доступен одному, доступен всем.Как и в случае любого общественного блага, оно должно оплачиваться за счет взносов отдельных лиц, которые в данном случае принимают форму принесения в жертву возможности посягнуть на имущественные споры других лиц. Как и в случае со всеми общественными благами, каждый индивид сталкивается с заманчивой возможностью бесплатного использования вклада других. Поскольку люди знают, что они могут извлекать выгоду из свободного и производительного общественного порядка, за который платят сдержанность других, независимо от того, сдерживают они себя или нет, когда они полностью предоставлены индивидуальному выбору, мы можем ожидать слишком мало уважения к правам частной собственности.

Столкнувшись с проблемой поддержания общественного порядка, каждый человек, как правило, готов проявлять сдержанность, если, соглашаясь на это, все остальные вынуждены делать то же самое. Такое коллективное уважение прав частной собственности может улучшить положение всех и, при хороших перспективах обеспечения соблюдения, будет согласовано почти повсеместно. Здесь важно соблюдение социальных правил игры, и именно необходимость такого принуждения служит обоснованием монополии на принуждение, предоставляемой правительству.

Правительству принадлежит законная роль — использовать свои полномочия для того, чтобы служить беспристрастным судьей, который знает правила игры, наблюдает за игрой участников и налагает наказания на тех, кто нарушает правила. Хорошее правительство, как хороший судья, не стремится к конкретным результатам, а занимается исключительно содействием взаимодействию людей, каждый из которых свободен преследовать свои собственные цели, пока он действует в пределах, установленных согласованным набором правил. правила.

Обеспечивая правило частной собственности, правительство одновременно выступает в роли арбитра и требует, чтобы те, кто извлекает выгоду из свободного и продуктивного общественного порядка, вносили свой вклад в его поддержание. Те, кто упорствует в нарушении прав собственности других будут, если правительство делает свою работу, могут быть отказаны в свободе через тюремное заключение, Это имеет эффект преобразования общественного блага, предоставляемое в отношении частной собственности в ценовом исключаемом общественное благо. То есть те, кто не платит цену, исключаются из льгот.

До этого момента дискуссия касалась в первую очередь защитной или принудительной роли правительства. Правительство должно обеспечить соблюдение общих правил, если мы хотим сохранить свободу и общественный порядок. В этом качестве правительство не делает никакого выбора в смысле взвешивания выгод и затрат альтернатив. Ему нужно только определить, соблюдаются ли правила, и принять заранее определенные меры, если они не соблюдаются. Однако обсуждение коснулось еще одной функции правительства.Существуют общественные блага, отличные от социального порядка, и правительство также является институтом, через который члены сообщества решают, какие из этих благ финансировать публично и насколько широко они должны финансироваться, в этом качестве правительство призвано обеспечить подлинную экономическую деятельность. выбора и заниматься непосредственно производительной деятельностью. ^[6]

Необходимость контроля над государством

В этом случае правительство — это больше, чем рефери; это тоже участвующий игрок.В качестве игрока правительство также подчиняется правилам. В этой ситуации возникают довольно сложные проблемы. Дело в том, что правительство обязательно освобождается от определенных правил, которые применяются ко всем остальным игрокам в игре. Правительство, в определенном смысле, имеет право нарушать права собственности, заставляя граждан платить за определенные общественные блага. Можно утверждать, что на самом деле это не является нарушением прав собственности, поскольку каждый является частью коллективного процесса, в котором принимается решение предоставить общественные блага и товары предоставляются в обмен на произведенные платежи.Несмотря на этот аргумент, остается верным тот факт, что законные полномочия правительства принуждать людей производить платежи выводят его за рамки правил, применимых к частным лицам и организациям.

Не только правительство вступает в игру с менее строгими правилами, чем те, которые навязываются негосударственным игрокам, но, поскольку именно правительство обеспечивает соблюдение правил для всех, именно оно обеспечивает соблюдение правил для себя. Предоставление игроку права судить свои собственные нарушения в любой игре создает возможность для злоупотреблений, против которых мало кто может сопротивляться.Конечно, правительство — это не отдельный игрок, а скорее собрание членов сообщества. Даже в этом случае, в своей роли лиц, принимающих политические решения, люди будут объединяться вокруг определенных целей и будут испытывать искушение предпринять любые действия, необходимые для достижения своих целей. Действуя индивидуально или в группе, люди находят, что делать меньше вещей легче, чем оправдывать в уме те действия, которые продвигают их интересы. Правительство как участник игры должно привлекаться к ответственности за нарушение правил, как и другие игроки; но как мы можем быть уверены, что правительство будет достаточно прилежным в выявлении нарушений и наложении санкций против самого себя ?.

Проблема здесь была ясно видна Джеймсом Мэдисоном, когда, выступая за ратификацию Конституции Соединенных Штатов, он писал:

Если бы люди были ангелами, не было бы необходимости в правительстве. Если бы ангелы правили людьми, не было бы необходимости ни во внешнем, ни в внутреннем контроле над правительством. При создании правительства, которым должны управлять люди, а не людьми, большая трудность заключается в следующем: вы должны сначала позволить правительству контролировать управляемых; а в следующем месте обязать его контролировать себя. ^[7]

Обязать правительство контролировать себя — непростая задача. Правительственная власть, если она не ограничена жестко, создает возможности для одних получать выгоду за счет других посредством добровольных трансфертов. Это злоупотребление государственной властью имеет тенденцию питаться само по себе. Во-первых, государственные трансферты уменьшают частную прибыль от создания нового богатства и увеличивают частную прибыль от приобретения или защиты существующего богатства посредством политического влияния. Этот сдвиг в относительной доходности увлекает больше людей из производственной деятельности в политическую, что еще больше сдвигает относительную отдачу в пользу последней.Во-вторых, деятельность государственных трансфертов разрушает подотчетность, которая характеризует экономический порядок, действующий в соответствии с правилом частной собственности. По мере того, как эта ответственность снижается, уменьшается и сама основа личной свободы, и возрастает давление в пользу еще более широкого государственного контроля над индивидуальным поведением. Сила, необходимая правительству для поддержания свободного общественного порядка, легко может стать силой, подрывающей этот порядок.

Наша свобода и процветание зависят от общих правил социального поведения.Законная функция правительства — обеспечивать соблюдение этих правил, а также предоставлять ограниченное количество общественных благ. Чтобы правительство правильно выполняло свою роль, его поведение также должно подчиняться общим правилам. Важно, чтобы эти правила о правительстве соблюдались. Ни одно общество не сможет долго оставаться свободным, если оно им не станет. Но как мы можем навязать правительству дисциплину, чтобы заставить его применять эти правила к себе и гарантировать, что государственная власть не используется для уничтожения самой свободы, которую оно призвано защищать?

Конституционные пределы и пределы Конституций

Единственная реальная надежда на контроль над правительством — это конституционные ограничения на деятельность правительства и конституционно обоснованные процедуры для работы в этих пределах.Только подняв эти ограничения и процедуры до конституционного уровня, может появиться реальная перспектива их иммунизации от давления особых интересов обычной политики.

Но хотя конституционный подход — единственный, который обещает ограничить власть правительства и сделать эту власть позитивной, а не негативной силой свободы, конституции никоим образом не обеспечивают легкий и надежный путь к ответственному правительству. Нельзя создать эффективную конституцию, просто написав слова на пергаменте.Конституция США, несомненно, самая эффективная и прочная письменная конституция в истории, служила образцовой конституцией (иногда копируемой почти дословно) для многих политических режимов по всему миру. Некоторые из этих клонированных конституций оказались особенно прочными или эффективными. Успешная конституция должна быть основана на обычаях, верованиях и этических представлениях, которые уходят корнями в существовавший ранее социальный порядок. Конституция может эффективно служить защитой только от тех злоупотреблений государственной властью, которые широко признаны злоупотреблениями.Если они будут нарушены силой общественного одобрения той или иной практики правительства, конституционные барьеры против такой практики вскоре будут нарушены. Как заметил Генри Саймонс: «Положения Конституции не сильнее морального консенсуса, который они формулируют. В лучшем случае они могут сдерживать злоупотребления властью только до тех пор, пока не будет мобилизовано моральное давление; и их проверка должна стать неэффективной, если часто используется открыто ». ^[8]

Несомненно, например, что успех U.S. Конституция вытекает из того факта, что она была продуктом интенсивной и широко распространенной общественной заботы о свободе личности. 55 делегатов конституционного съезда, собравшиеся в Филадельфии летом 1787 года, действовали не с чистого листа. В течение как минимум двух десятилетий интерес к обеспечению свободы был навязчивой идеей среди американского народа. Согласно письму колониста в 1768 году, «Никогда не было народа, которого больше интересовало бы исследовать природу и объем своих прав и привилегий, чем людей Америки в наши дни.” ^[9]

Эдмунд Берк заметил в Палате общин в 1775 году, что интенсивное изучение права и политики колонистами сделало их очень любознательными и чуткими в отношении своих свобод. ^[10] Излияние писательской деятельности, принявшей форму всего, от политических трактатов неграмотных до прославленного вклада в политическую философию интеллектуальных светил того времени, было проявлением общественной озабоченности, которая нашла выражение в Конституции США.Защита свободы была главной заботой, заботой, которая рассматривала правительственную власть как необходимое зло, а дискреционную правительственную власть как абсолютное зло.

Невозможно перенести на конституцию ответственность за защиту свободы личности от злоупотреблений властью. Свобода недолго переживет отсутствие эффективных конституционных ограничений на правительство, но конституционные ограничения на правительство не будут долго оставаться в силе в отсутствие общественного одобрения этих ограничений.

Индивидуальная ответственность и политическая сдержанность

Общественное одобрение конституционных ограничений, делающих свободу возможной, в конечном итоге зависит от принятия отдельными лицами ответственности за последствия осуществления этой свободы. Ответственность не имеет значения при отсутствии личной свободы, но у свободы нет будущего без личной ответственности. По словам Хайека, «свободное общество не будет функционировать или поддерживать себя, если его члены не будут считать правильным, что каждый человек занимает положение, являющееся результатом его действий, и принимает его как результат его собственных действий.” ^[11]

Нелегко поддерживать это чувство индивидуальной ответственности. Как отмечает Хайек, свобода «может предложить человеку только шансы и. . . Результат его усилий будет зависеть от бесчисленных несчастных случаев. . . . » ^[12] Когда человек терпит неудачу, он всегда может найти веские причины для освобождения себя от ответственности. Сильно искушение обратиться к правительству с просьбой об освобождении от правил игры, которые применяются ко всем остальным.Человек может осознавать, что если бы такие исключения были общими, всем было бы хуже, но все же искренне чувствовать, что в его конкретном случае особое обращение полностью оправдано.

Когда политики начинают превышать свои конституционные полномочия, чтобы оказывать особую помощь немногим, они вскоре обнаруживают, что невозможно избежать оказания особой помощи большинству. Чувство индивидуальной ответственности, которое является единственным эффективным средством защиты от злоупотреблений властью, быстро исчезнет перед лицом этих злоупотреблений.Немногие люди сохраняют сильное чувство ответственности за свои действия, когда окружающие пытаются избежать этой ответственности посредством политического влияния. Деструктивная динамика здесь очевидна. Расширяющееся правительство ослабляет чувство индивидуальной ответственности и приводит к увеличению требований к правительству и дальнейшему расширению правительства. И, увеличивая возможности людей получать выгоду за счет других, расширяющееся правительство ослабляет власть частной собственности и, таким образом, подрывает подотчетность, от которой зависит личная свобода.

Есть все основания для беспокойства по поводу того, что размер правительства в западных демократиях достиг точки, представляющей угрозу для давних традиций свободы, которые сделали эти de mocracies маяками надежды во всем мире. В основе этого развития лежит фундаментальный сдвиг в отношении общества к правительству. Вместо того чтобы рассматривать государственную власть как угрозу, которая приносит пользу обществу только при ее жестких ограничениях, дискреционная правительственная власть для достижения определенных целей теперь широко рассматривается как основная сила социального прогресса.

Поверхностные последствия этого перехода ответственности от человека к государству достаточно очевидны. Расширение бюджетов и хронический дефицит стали повсеместными особенностями современного государства всеобщего благосостояния и вызвали опасения, что эта фискальная безответственность создает потенциал для экономических невзгод. Однако больше всего беспокоит хронический бюджетный дефицит не его отрицательные экономические последствия, а то, что они отражают нашу неспособность проявлять политическую сдержанность.Много обсуждается финансовое бремя, которое наше отсутствие финансовой ответственности возлагает на будущие поколения. Но отсутствие у нас финансовой ответственности проистекает из общего отсутствия политической сдержанности, которая предвещает гораздо большее бремя для еще не родившихся, чем обязательство платить по долгам. Это бремя — потеря свободы, которой мы пользуемся сегодня из-за политической сдержанности, которую проявляли наши предки, но которая не может долго пережить наше политическое воздержание.

Заключение

Свобода возможна только тогда, когда соблюдение общих правил поведения делает ненужным регламентирование подробных директив и ограничений для поддержания общественного порядка.Свобода никогда не может быть лицензирована, поскольку безудержное использование свободы быстро и наверняка делает неработающими общие правила, на которых она основана. Идеальная среда для свободы — это та, в которой люди усвоили этику ответственности и сдержанности, которая мотивирует добровольное соблюдение общих правил общества. Однако именно из-за того, что этот идеал никогда не может быть полностью реализован, правительству предоставлена ​​власть принуждать к подчинению тех, кто при отсутствии внешних ограничений будет угрожать общей свободе, злоупотребляя своей собственной свободой.Чтобы свобода не каннибализировалась, необходима государственная власть.

Правительственная власть может быть необходима для поддержания свободы, но этого недостаточно. Способность правительства беспристрастно обеспечивать соблюдение общих правил может быть нарушена из-за того же отсутствия личной ответственности и сдержанности, которые в первую очередь делают правительство необходимым. Способность правительства беспристрастно обеспечивать соблюдение общих правил будет нарушена , если отсутствие ответственности и сдержанности достигнет точки, когда правительство станет доминирующим источником дисциплины в обществе.Чем более необходимо правительство для поддержания общих правил, от которых зависит свобода, тем более недостаточным для этой задачи оно наверняка окажется.

Нельзя избежать того факта, что свобода погибнет, если осуществление свободы не будет ограничено этикой личной ответственности. Утверждение этого факта — этическая ответственность тех из нас, кто дорожит свободой и понимает хрупкое основание, на котором она стоит.

---

1. Полезность этого определения свободы объясняет Ф.А. Хайек в своей книге «Конституция свободы » (The University of Chicago Press. 19603). См. Особенно главы I и 2.

2. По словам Джона Локка, «цель закона — не отменить или ограничить, но сохранить и расширить свободу; ибо во всех состояниях созданных существ, способных к законам, где нет закона. нет свободы. Ибо свобода должна быть свободна от ограничений и насилия со стороны других, чего не может быть, когда нет закона; но свободы, как нам говорят, нет.свобода для каждого делать то, что он перечисляет. Ибо кто может быть свободным, когда юмор любого другого человека может преобладать над ним? » См. Джона Локка. Второй трактат о правительстве. изд. Томас П. Пердон (Нью-Йорк: The Liberal Arts Press, Inc., 19543, стр. 32-33.

)

3. Первое зарегистрированное осознание того, что личная свобода может быть расширена с помощью набора универсально применяемых правил (верховенства закона), пришло от древних греков. особенно афиняне в пятом и четвертом веках до нашей эры.В. Греческие идеалы свободы поддерживались римскими писателями, такими как Цицерон, работа которого была важна для современного развития классических либеральных принципов.

4. Как указывает Хайек: «Таким образом, выгоды, которые я получаю от свободы, в значительной степени являются результатом использования свободы другими, и в основном тех видов использования свободы, которыми я никогда не смог бы воспользоваться». F, A. Hayek, op. цит .: с. 32.

5. Очевидно, что при определенных условиях продавцы могут получить выгоду, искажая информацию о своих товарах.Но столь же очевиден тот факт, что эта проблема смягчается рыночными силами. Кроме того, как правило, развиваются особые рыночные механизмы, которые снижают потенциальную выгоду продавца от мошенничества, поскольку и покупатель, и продавец могут извлечь выгоду из таких соглашений. Полезное обсуждение таких механизмов и лежащей в их основе теории см. У Бенджамина Кляйна и Кейта Леффлера. «Роль рыночных сил в обеспечении исполнения контрактов», , Журнал политической экономии, (август 1981 г.), стр. 615-41.

6.Бьюкенен проводит четкое различие между ролью правительства в обеспечении соблюдения правил и ролью правительства как лица, принимающего экономические решения, в своем обсуждении «защищающего государства» и — производственного государства ». См. Джеймс М. Бьюкенен, Пределы свободы: Между анархией и Левиафаном (Чикаго: Издательство Чикагского университета, 19753, глава 4.

7. Федералист 51, Записки федералиста.

8. Генри С. Саймонс, Экономическая политика для свободного общества (Чикаго: University of Chicago Press, 19513, стр.20.

9. Цитируется в Clinton Rossiter, Seedtime of the Republic: the Origin of the American Tradition of Polit Liberty (New York: Harcourt. Brace, and World, Inc., 19533, p. 362.

)

10. См. Gordon S. Wood, The Creation of the American Republic. 1776-1787 (Чапел-Хилл: Университет Северной Каролины Press. 19693. стр. 4-5,

11. Хайек, , указ. соч. , стр. 71.

12. Хайек, op, cit. , стр. 71. Признавая здесь очевидный факт, что никто не может полностью контролировать результаты, которые на него влияют.Хайек продолжает наблюдение, что когда человек должен взять на себя ответственность за эти результаты. «Это принудительно направляет его внимание на те обстоятельства, которые он может контролировать, как если бы они были единственными, которые имели значение»,

Слишком много прав — неверно?

Новые темы в эпидемиологии 2006, 3:14 http://www.ete-online.com/content/3/1/14

Страница 2 из 3

(номер страницы не для цитирования)

инфекция для каждый [3], хотя и ценой каких-то

неудобств для каждого человека.Однако в худшем случае

конкретное действие не только идет вразрез с желанием человека

, но и фактически причиняет ему вред. Например, некоторые неинфицированные люди с симптомами, подобными гриппу, могли подвергнуться повышенному риску заражения атипичной пневмонией

, если бы они были принудительно помещены в карантин во время вспышки [4]. Конечно, эти проблемы будут распространяться на еще более крупные масштабы, противопоставляя преимущества различных —

групп населения, стран или даже регионов одному

другому — например, национальные запасы тами —

гриппа

®

распространяться на международном уровне перед лицом всемирной эпидемии

, или каждая страна должна стремиться напрямую защищать только своих

людей?

В каком из этих случаев коллективная выгода должна иметь приоритет

, даже если это означает ограничение индивидуальной свободы

? Какое внимание следует уделять тому, что «хочет» человек

, а не тому, что хорошо для него или

хорошо для всех остальных? Экономисты, эпидемиологи и

политиков могут оказаться естественным, учитывая

населения и максимизируя то, что лучше всего в целом, минимум

имитируя потери жизней, максимизируя выгоду в расчете на затраты и так далее.

Но с этической или философской точки зрения,

упускает из виду важность сохранения индивидуальной свободы.

Один из подходов может заключаться в одновременном рассмотрении

желаний, выгод и результатов на уровне населения на индивидуальном уровне,

присвоив каждому весу. Однако далеко не ясно, каковы будут весовые коэффициенты

, кто будет их назначать,

, в какой системе ценностей они будут назначены, и

, будет ли это сравнение подобного с подобным.Выгоды индивидуального уровня

могут быть материальными, прямыми и характерными.

имеют определенную степень уверенности, тогда как выгоды для населения

могут быть размытыми, поступать окольными невидимыми путями и

их конечная ценность может быть менее определенной. Наконец, важно иметь в виду, что даже для самых совершенных прототипов

врачи на самом деле видят только людей, а когда

прислушиваются к их личным заботам и пожеланиям, население —

-уровень преимущества — возможно, недоказанные, теоретические и

анонимные — могут показаться весьма отдаленными.

Эти вопросы не просто абстрактные, и в некоторых случаях

проверялись в суде. В 1905 году Верховный суд США за

впервые подтвердил право государства вакцинировать

рион, даже вопреки их желанию [5]. В 2005 году британский мужчина был осужден

за причинение тяжких телесных повреждений

женщине, которую он сознательно поставил под угрозу заражения

ВИЧ [6]. Возможно, люди захотят то, что на самом деле принесет им пользу

, если они будут ценить науку, стоящую за лекарством, в то время как выгода для населения

может принести пользу человеку (и его или ее доктору). через осознание теоретических эпидемиологических аргументов.Но могут ли люди постоянно желать перед собой

того, что хорошо для населения? Is this

Таблица 1: Сводка потенциальных конфликтов между индивидуальными желаниями, индивидуальными преимуществами для здоровья и популяционными преимуществами для здоровья

.

Индивидуальные пожелания? Индивидуальная выгода превышает

индивидуального вреда?

Польза для населения превышает

Вред для населения?

Примеры

Обращение за лечением от бактериальной ЗППП; оставаться дома

при желудочно-кишечной инфекции

Раскрытие ВИЧ-статуса партнеру; добровольно

раскрытие личной информации для целей

эпиднадзора за заболеваниями

Приобретение личного запаса Тамифлю

®

;

прописанных противомалярийных препаратов, ассоциированных как минимум с

лекарственной устойчивостью

Отказ от вакцины MMR; принуждение к врачу

для приема антибиотиков при небактериальной инфекции

Принуждение инфицированных лиц к прохождению лечения

от туберкулеза; ограничение передвижения людей

во время вспышки атипичной пневмонии

Принудительный карантин с подозрением на атипичную пневмонию;

потенциально нормирование Тамифлю

®

во время вспышки

из-за ограниченной доступности лекарств

Прекращение супрессивной терапии, которая могла бы

в противном случае предотвратить дальнейшую передачу генитального

герпес из-за противопоказаний у пациента

Прекращение предоставления антивирусной терапии

для ВИЧ

9 9 9

9

8

9

9 9

8

9

8 8

8

9 9

8 8

9

8

8 8 8

Баланс свободы и ответственности на переднем крае государственной службы

Если пандемия COVID-19 и напомнила нам о чем-либо, так это о том, что мы, американцы, питаемся любовью-ненавистью к нашему правительству и государственным служащим, которые там работают.

С одной стороны, мы дорожим индивидуальными свободами, которые гарантированы нашей Конституцией, Биллем о правах и их потомками, и во многих случаях мы просто хотим, чтобы правительство оставило нас в покое. В этом нет ничего плохого. В самом деле, это одна из вещей, которая делает нас уникальными американцами. Однако, как это ни парадоксально, мы, американцы, также хотим, чтобы правительство было рядом с нами, чтобы поддерживать мир и защищать нас от вреда, особенно во времена чрезвычайных кризисов, таких как пандемия, которая окружает нас сегодня.

Все без исключения государственные служащие откликнулись на этот парадоксальный призыв, иногда с большим личным риском, и тем самым они дали нам еще одну причину для выражения нашей признательности во время Недели признания государственной службы.

Этот парадокс восходит к нашему основанию, когда Мэдисон, Гамильтон и другие обсуждали природу нашей зарождающейся демократии в газетах Federalist. Они понимали, что действия отдельных граждан, индивидуально и совершенно рационально, все еще могут иметь пагубный коллективный эффект, и это побудило их предложить систему сдержек и противовесов, предназначенную для обуздания крайностей этих индивидуальных интересов.Они также предсказали напряженность между этими интересами и коллективом, хотя и здоровую, и по мере того, как мы переходим к сегодняшней пандемии COVID-19, мы видим, что это напряжение разыгрывается каждый день в дебатах между приказами о домоседстве и повторным открытием. .

Не будет преувеличением предположить, что Соединенные Штаты были созданы отчасти для установления баланса между индивидуальной «жизнью, свободой и стремлением к счастью», с одной стороны, и большим общественным благом, с другой. В конце концов, свобода никогда не бывает бесплатной.Это требует компромисса, чему мы должны были научиться на уроках обществоведения в старших классах школы. Однако наши передовые государственные служащие оказались в эпицентре этих дебатов, пытаясь достичь этого высокого баланса, знают они (или любят) это или нет. Для большинства из нас они — правительство, и хотя на этой неделе мы стараемся поблагодарить их за службу нам, это часть их работы, которая остается еще более незамеченной и недооцененной.

Итак, помимо благодарности государственных служащих за все то, что они делают, я думаю, мы также должны поблагодарить их за попытку помочь нам найти баланс между нашей американской антипатией к правительству и необходимостью, иногда неохотно признаваемой, за то, что оно делает.

Я видел это на собственном опыте еще в конце 1990-х, когда был главным сотрудником отдела кадров в налоговой службе. Пытаясь преодолеть историю запугивания налогоплательщиков, Служба была в соответствии с мандатом Конгресса стать более ориентированной на клиентов (что было непросто для агентства по сбору налогов). Под руководством тогдашнего комиссара Чарльза Россотти «служение каждому, служение всем» стало нашей мантрой.

Намеренный найти баланс между потребностями отдельного налогоплательщика — «обслуживание каждой» части — с потребностями многих, как это отражено в налоговых законах, принятых избранными представителями в Конгрессе, наши сотрудники потребовали знать, какой из них было важнее.Но тогда, как и сейчас, на этот вопрос нет правильного ответа. Не то и другое, а то и другое одновременно. Тогда, как и сейчас, все сводится к тому, как каждый государственный служащий пытается найти баланс между индивидуальными свободами и коллективной ответственностью, даже если они просто пытаются выполнять свою работу.

Это было непросто спросить тогда у сотрудников IRS, равно как и у государственных служащих сейчас тоже. Однако его важность подчеркивается пандемией коронавируса, и это то, что происходит каждый день на передовой линии правительства, где отдельные государственные служащие — полицейские и смотрители парка, медсестры и врачи, даже инспекторы зданий и пищевых продуктов — вынуждены найти баланс между личными свободами, предоставляемыми их соседям (включая свободу от вреда), и общественными интересами, которые они поклялись защищать.Действительно, почти каждый государственный служащий, контактирующий с общественностью, сталкивается с этой проблемой.

Можно утверждать, что то же самое верно для работников всех мастей, особенно тех, кто владеет и управляет малым бизнесом. Им тоже приходится выбирать между личной безопасностью (и безопасностью своих клиентов) и экономическими средствами к существованию. Поскольку наши сограждане борются с этим выбором, их отношения любви и ненависти с правительством становятся слишком реальными. Таким образом, даже когда они беспокоятся о том, что «большое правительство» посягает на их финансовое благополучие, они также надеются, что правительство предоставит им систему экономической безопасности, полицию и противопожарную защиту, а в случае болезни — медицинскую помощь.

Отношения любви и ненависти, которые американцы поддерживают с правительствами, особенно актуальны во время Недели признания государственной службы в этом году. Он проявляется в повседневных взаимодействиях граждан с государственными служащими, независимо от того, происходят ли эти взаимодействия лично или в Интернете. А учитывая давление, с которым сталкивается каждый американец в этом кризисе, эти взаимодействия могут быть даже более вспыльчивыми и напряженными, чем обычно, особенно когда они усиливаются и усиливаются средствами массовой информации.