Иммануил Кант — философия канта кратко. Критика чистого разума
Иммануил Кант является родоначальником немецкого классического идеализма. Всю свою жизнь он прожил в г. Кёнигсберге (Восточная Пруссия, ныне г. Калининград Российской Федерации), долгие годы преподавал в местном университете. Круг его научных интересов не ограничивался сугубо философскими проблемами. Он проявил себя и как незаурядный ученый-естествоиспытатель.
Основные работы Канта
- «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755)
- «Критика чистого разума» (1781)
- «Критика практического разума» (1788)
- «Критика способности суждения» (1790).
В научной деятельности Канта обычно выделяют докритический и критический периоды. Докритический период деятельности Канта приходится на 50-е и 60-е годы XVIII столетия. В это время он в основном занимается исследованием ряда естественнонаучных проблем, связанных с астрономией и биологией.
В этот же период Кант установил, что под влиянием притяжения Луны происходит замедление суточного вращения Земли, и, в конечном счете, (примерно через 4-5 миллиардов лет по современным представлениям) это приведет к тому, что Земля навсегда повернется одной стороной к Солнцу, а другая ее сторона погрузится в вечный мрак. Еще одно важное достижение Канта докритического периода – выдвинутая им гипотеза о естественном происхождении человеческих рас (европеоидов, монголоидов и негроидов), получившая в дальнейшем полное подтверждение.
В критический период, начавшийся в 70-е годы, Кант прежде всего сосредоточил внимание на гносеологической проблематике – на исследовании возможностей и способностей познания человеком окружающего мира, а также провел серьезные исследования в области этики и эстетики. Под критикой им в этот период понимается установление границ, до которых простираются способности разума и других форм познания. Канта не устраивали решения гносеологических проблем ни в философском эмпиризме Нового времени, ни в рационализме. Первый не в состоянии объяснить необходимый характер познаваемых человеком законов и принципов, второй пренебрегает ролью опыта в познании.
Теория познания Канта
Априоризм. Решая проблему обоснования научного, в том числе философского знания, Кант пришел к выводу, что хотя всякое наше познание и начинается с опыта, более того, никакое наше познание не предшествует во времени опыту, отсюда не следует, что оно целиком происходит из опыта. «Вполне возможно, что даже наше опытное знание складывается из того, что мы воспринимаем посредством впечатлений, и из того, что наша познавательная способность… дает от себя самой».
Аналитические и синтетические суждения. Синтетическое априори. Кант хорошо знал традиционную логику, в которой структурной единицей мысли всегда считалось суждение (логическая форма, выражаемая в языке повествовательным предложением). Каждое суждение имеет свой субъект (предмет мысли) и предикат (то, что говорится в данном суждении об его субъекте). При этом отношение субъекта к предикату может быть двояким.
Все эмпирические суждения являются синтетическими, но вот обратное, говорит Кант, неверно. По его мнению, и это важнейший момент философского учения Канта, существуют синтетические априорные суждения в математике, естествознании и метафизике (т.е. в философии и теологии). И свою главную задачу в «Критике чистого разума», основной философской работе, Кант формулирует следующим образом» – дать ответ на вопрос, «как возможны априорные синтетические суждения?».
Согласно Канту, это возможно благодаря тому, что в нашей голове наличествуют априорные (трансцендентальные) формы рассудочной деятельности. А именно, в математике, которая вся целиком является собранием синтетических априорных истин, наличествуют априорные формы пространства и времени. «Геометрия кладет в основу «чистое» созерцание пространства. Арифметика создает понятия своих чисел последовательным прибавлением единиц во времени; но в особенности чистая механика может создавать свои понятия движения только посредством представления о времени». Вот как он аргументирует синтетический характер элементарной арифметической истины, что 7+5 =12: «На первый взгляд может показаться, что 7+5=12 чисто аналитическое суждение, вытекающее …из понятия суммы семи и пяти. Однако, присматриваясь ближе, мы находим, что понятие суммы 7 и 5 содержит в себе только соединение этих двух чисел в одно, и от этого вовсе не мыслится, каково то число, которое охватывает оба слагаемых. То, что 5 должно было быть присоединено к 7, я, правда, мыслил в понятии суммы =7+5, но не мыслил того, что эта сумма равна двенадцати. Следовательно, приведенное арифметическое суждение всегда синтетическое…».
С естествознанием связано использование четырех групп философских категорий (качества, количества, отношения и модальности): «…рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей… Так появились чистые рассудочные понятия… именно только они …могут составлять все наше познание вещей из чистого рассудка. Я назвал их, естественно, старым именем категорий…». В метафизике важнейшую роль играют идеи мира («космологическая идея»), души («психологическая идея») и бога («теологическая идея»): «Метафизика имеет дело с чистыми понятиями разума, которые никогда не даются ни в каком возможном опыте… под идеями я разумею необходимые понятия, предмет которых …не может быть дан ни в каком опыте». Своим учением о синтетических априорных истинах Кант фактически отрицает наличие в нашей голове чисто эмпирических, опытных знаний, не «замутненных» никакой рациональной обработкой, и тем самым показывает несостоятельность существовавших в его время форм эмпиризма.
Учение о «вещи-в-себе». Кант полагал, что в познании человеку доступен лишь мир «феноменов» (явлений). В частности, из феноменов и только из них состоит природа. Однако за феноменами скрываются непостижимые, недоступные познанию, внешние по отношению к нему (трансцендентные ему) «вещи-в-себе», в качестве примеров которых у него среди прочих выступают «мир в целом», «душа», «бог» (как безусловная причина всех причинно обусловленных явлений). Утверждая непознаваемость «вещей в себе», Кант в той или иной мере ограничивал знание.
Учение Канта об антиномиях
Что же, по мнению Канта, препятствует разуму выйти за пределы мира феноменов и достичь «вещи-в-себе»? Ответ на этот вопрос следует искать в особенностях разума, которые выявляются в знаменитом кантовском учении об антиномиях. Антиномии – это противоречащие друг другу суждения («тезис» и «антитезис»), в каждой паре противоречащих суждений одно является отрицанием другого, и в то же время разум не в состоянии сделать выбор в пользу одного из них. Прежде всего, Кант указывает на следующие четыре антиномии, в которых наш разум безнадежно запутывается, как только пытается выйти за пределы мира феноменов: «1.
Современная наука дает яркие примеры возникновения в теоретическом естествознании антиномий в смысле Канта, для преодоления которых требуется полная перестройка понятийного фундамента соответствующих теорий. Такова антиномичность гипотезы эфира в специальной теории относительности, гравитационного и фотометрического парадоксов в общей теории относительности, «демонов Максвелла» и т.п.
Понятие рассудка и разума в философии Канта
Важнейшую роль в философском учении Канта играют понятия рассудка и разума, рассудочного и разумного мышления. Он доводит различение этих понятий, в определенной степени имевшее место и в прошлом у Аристотеля (различение теоретического и практического разума), у философов эпохи Возрождения (Н. Кузанского и Дж. Бруно), до их противопоставления как мышления, подчиняющегося определенным правилам, канонам и в этом смысле догматизированного, и мышления творческого, выходящего за пределы любых канонов. «Человек находит в себе способность, которой он отличается, и это есть разум. Разум есть чистая самодеятельность выше даже рассудка… [который] своей деятельностью может составить только такие понятия, которые служат лишь для того, чтобы подвести под правила чувственные представления и тем самым объединить их в сознании… Разум же показывает под именем идей такую чистую спонтанность, что благодаря ей выходит далеко за пределы всего, что только может дать ему чувственность, и выполняет свое важнейшее дело тем, что отличает чувственно воспринимаемый мир от умопостигаемого, тем самым показывая самому рассудку его границы». Дальнейший шаг в исследовании рассудочного и разумного мышления был сделан Г.Гегелем, у которого разум предстает как подлинно философское, диалектическое мышление.
Этика Канта
Учение Канта о нравственности изложено в работе «Критика практического разума» (1788), а также в его труде, вышедшем в 1797 году, «Метафизика нравов», где кантовская этическая концепция предстает в более строгом и завершенном виде.
Смысл кантовской философии состоит в том, что Кант ищет четкие аргументы для обоснования научного знания, философии, построения разумной жизни человека. Самой сложной эта задача представляется при разработке этического учения, так как сфера нравственности, человеческого поведения содержит множество проявлений субъективизма. Тем не менее, с целью упорядочивания проблемы сознания Кант предпринимает гениальную попытку сформулировать нравственный закон, который имел бы объективный характер. Проблему разумности человеческой жизни он делает предметом специального анализа – и это отражено в его этической концепции.
Сущность и специфика практического разума
Кант в своей философской системе проводит различие между понятиями теоретического и практического разума. Как было показано ранее, теоретический разум, действует в сфере чистых идей и исключительно в рамках строгой необходимости. Под практическим разумом философ понимает область поведения человека в повседневной жизни, мир его нравственной деятельности и поступков. Здесь практический разум может действовать на уровне эмпирического опыта, часто выходя за рамки строгой необходимости и обладая свободой. Как указывает Кант, в сфере действия практического разума, «мы расширили наше познание за пределы этого чувственно воспринимаемого мира, хотя критика чистого разума объявила это притязание недействительным».
Это становится возможным потому, что человек, по Канту, принадлежит как к чувственно воспринимаемому (феноменальному), так и к интеллигибельному (ноуменальному) миру. Как «явление» человек подчинен необходимости, внешней причинности, законам природы, общественным установкам, но как «вещь-в-себе» он может не подчиняться столь жесткой детерминации и действовать свободно.
Показывая различие между чистым, теоретическим разумом и практическим разумом, Кант настаивает на примате практического разума перед теоретическим, так как, по его мнению, знание только тогда имеет ценность, когда помогает человеку обрести крепкие нравственные основы. Тем самым он показывает, что человеческий разум способен не только к познанию, но и к моральному действию, тем самым, мораль поднимается до уровня действия.
Кант указывает на то, что в предшествующих этических теориях мораль выводилась из внешних по отношению к ней принципов: воли Бога, нравственных установок общества, различных эмпирических условий – это Кант называет «гетерономией воли». Новизна же его подхода заключается в том, что практический разум детерминирует волю автономно; «автономия» нравственности означает принципиальную самостоятельность и самоценность нравственных принципов. Он пишет: «Автономия воли состоит в том, что воля сама предписывает себе закон – это единственный принцип морального закона». То есть, для Канта, человек – не только морально действующее существо, но и личность, ответственная за свои поступки.
Этические категории Канта
Кант считает, что нравственные понятия не выводятся из опыта, они априорны и заложены в разуме человека. В своей этической концепции он исследует важнейшие и сложнейшие категории морали: добрая воля, свобода, долг, совесть, счастье и другие.
Исходным понятием этики Канта является автономная добрая воля, которую он называет безусловным благом, а также ценностью, превосходящей всякую цену. Добрая воля – это предпосылка, основание, мотив теоретического и практического выбора человека в сфере нравственности. Это свободный выбор человека, источник человеческого достоинства, который отделяет его как личность от других существ вещного мира. Но такая свобода таит в себе и опасность: воля человека может быть подчинена не только разуму, но и чувствам, поэтому полной гарантии нравственности поступков быть не может. Формировать нравственность необходимо в процессе воспитания и самовоспитания человека, но поскольку предусмотреть все в жизни невозможно, то, по Канту, людям можно привить склонность и устремленность к добру.
Ключом к объяснению и пониманию автономии доброй воли философ называет понятие свободы. Но, как же возможна свобода разумного существа в мире, где правит необходимость? Понятие свободы у Канта непосредственно связано с понятием долга. Именно поэтому, вначале обратившись к теоретическому разуму и ответив на вопрос «Что я могу знать?», философ переходит к практическому разуму и ставит вопрос «Что я должен делать?». Он приходит к выводу, что свободный выбор человека определяется исключительно велением долга. «Я должен» для Канта означает то же, что «Я свободен». Человек как существо, «одаренное внутренней свободой, есть существо, способное брать на себя обязательства… и может признать долг перед самим собой». Поэтому только долг придает поступку моральный характер, только долг есть единственный нравственный мотив.
Немецкий философ подробно исследует понятие долга и рассматривает различные виды долга человека: перед самим собой и перед другими людьми. В ряду основных целей человека, которые представляют собой в то же время его долг и основываются на априорных принципах, Кант выделяет «собственное совершенство и чужое счастье». Именно на этом настаивает автор «Метафизики нравов», так как, например, собственное счастье тоже может быть целью, но отнюдь не долгом человека, ведь «долг – это принуждение к неохотно принятой цели». А счастье – это то, что каждый неизбежно уже сам себе желает. Достижение собственного счастья не может быть долгом, так как это – идеал не разума, а воображения, и представление о нем основывается не на априорных, а на эмпирических принципах. Желаний у каждого человека много, но Кант задается вопросом: приведет ли их исполнение к счастью? Также очень сложной проблемой является счастье другого, потому что никто не может принуждать его быть счастливым и представлять, что другой человек под этим понимает. Несмотря на всю сложность и деликатность подхода к счастью как важнейшей этической категории, Кант все-таки подробно рассматривает ее и, в конечном счете, связывает счастье с добродетелями человека.
А вот, обращаясь к вопросу о собственном совершенстве человека, Кант категоричен – это цель и в то же время долг каждого. Совершенство человека состоит не в том, что он получил в дар от природы, а в том, что может быть результатом его усилий и действий в соответствии с разумом. В этом отношении философ выделяет два момента: стремление к физическому совершенству человека как природного существа и «увеличение своего морального совершенства в чисто нравственном отношении». Конечно, человек должен заботиться о том, чтобы выйти из первобытности своей природы, из состояния животности. К таким целям относятся: — самосохранение; — продолжение рода, когда страсть находится в единстве с моральной любовью, — поддержание своего физического состояния.
Но для Канта, безусловным приоритетом является нравственное совершенство, «культура моральности в нас». Он пишет: «Величайшее моральное совершенство человека следующее: исполнять свой долг, и притом по соображениям долга (чтобы закон был не только правилом, но и мотивом поступков)». Это исключительно важное положение этики Канта требует от человека не только морального поступка, но морального мотива действия, ведь человек может совершить «доброе дело», например, из соображений собственной выгоды, или исходя из безнравственных оснований. Говоря о долге человека перед самим собой как перед моральным существом, Кант противопоставляет его порокам лжи, скупости, раболепию. При этом он формулирует главный принцип отношения человека к себе: познай самого себя не по твоему физическому совершенству, а по нравственному совершенству, ведь моральное самопознание, проникающее в глубины, «бездны» сердца, есть начало всякой человеческой мудрости.
Что касается обязанностей человека перед другими людьми, Кант выделяет и взаимные обязательства: любовь, дружба, и те, которые содействуют счастью других, но не требуют взаимности – долг благотворения, благодарности, участия, уважения. При этом философ подчеркивает, что, в конечном счете, обязанность перед другими людьми есть долг человека перед самим собой, исполнение которого помогает двигаться к собственному совершенству. Такое постепенное, поступательное движение к совершенству и есть самый совершенный долг человека перед самим собой, и, как заповедь, Кант повторяет: «Будьте совершенны!».
Категорический императив как нравственный закон
На основе критического анализа познания и поведения человека Кант пытается найти закон нравственности, подчиненный разуму. Он считает, что в человеческой жизни цели в любом случае ставит разум, и здесь он не подвержен таким противоречиям, как в области теории. При этом в сфере практического разума и обыденный рассудок может прийти к «правильности и обстоятельности»: для того, чтобы быть честными, добрыми, мудрыми и добродетельными, «мы не нуждаемся ни в какой науке и философии». Если разум и чувства находятся в гармонии, то никакого конфликта между ними не существует, в противном случае человек должен отдавать предпочтение разуму. По Канту, действовать нравственно – значит действовать разумно, пусть иногда и по принуждению воли. Поэтому принципы человеческого поведения никогда не определяются эмпирическим путем, а всегда опираются на деятельность разума, существуют a priori и не зависят от опытных данных.
Создание разумных человеческих отношений возможно на основе обязанностей, долга человека по исполнению морального закона, который имеет силу для каждого индивида при любых обстоятельствах. Наряду с общими практическими принципами, как указывает Кант, всегда существует множество частных правил, поэтому он практические принципы делит на «максимы» и «императивы».
Максимы – это личные, субъективные принципы поведения, то есть те соображения или мотивы, которые побуждают человека к действию, и относятся к конкретным индивидам. Например, максима «отомсти за всякое нанесенное оскорбление» может быть реализована по-разному в зависимости от множества объективных и субъективных условий. Или долг человека заботиться о собственном здоровье может предполагать различные пути достижения этой цели.
Императив – это объективный принцип поведения, нравственный закон, значимый для всех. Кант выделяет два типа императивов: гипотетический и категорический. Он пишет: «Если поступок хорош для чего-то другого как средство, то мы имеем дело с гипотетическим императивом; если он представляется как хороший сам по себе …, то императив – категорический».
Гипотетический императив определяет волю при условии наличия определенных целей: например, «если хочешь преуспеть, потрудись научиться», или «хочешь стать чемпионом, качай мускулы», «хочешь беспечной старости, научись экономить». Эти императивы имеют объективную силу для всех, кто заинтересован именно в этих целях, в их применении возможны исключения.
Категорический императив – это объективный, всеобщий, безусловный, необходимый моральный закон, и исполнять его – долг каждого без исключения человека. Этот закон один для всех, но Кант дает его в своих работах в нескольких формулировках. Одна из них говорит о том, что хотя максимы – это субъективные принципы поведения, но они тоже всегда должны обладать всеобщим значением. В этом случае категорический императив звучит так: «поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». Другая формулировка связана с представлением Канта о человеческой личности как абсолютной и безусловной ценности, стоящей превыше всего: «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству».
Поступать в соответствии с этими законами – долг человека и гарантия моральности его поступков. Но помимо этого объективного принципа, Кант исследует и другой критерий нравственности, который существует в каждом человеке – это совесть. Совесть – это то, что невозможно приобрести, это «изначальные интеллектуальные и моральные задатки», это неизбежный факт. Иногда говорят, что у человека нет совести, но это не означает ее отсутствия, а свидетельствует о склонности «не обращать внимания на ее суждения». Кант характеризует совесть как «внутреннего судью», «сознание внутреннего судилища в человеке». Механизм совести устраняет раздвоенность человека, принадлежащего как к феноменальному, так и к интеллигибельному миру. Кант утверждает, что нельзя все правильно понимать, но неправедно поступать; с совестью невозможны компромиссы, рано или поздно придется отвечать перед ней за свои поступки.
При всей строгости и однозначности формулировок нравственного закона Кант, безусловно, понимает трудности его исполнения. Например, долг человека не врать или не воровать в реальной ситуации может быть трудноисполним: например, ложь из человеколюбия или воровство куска хлеба человеком, умирающим от голода. Все это возможно в жизни, и Кант рассматривает в своих работах эти противоречия, вводя своеобразные дополнения, которые называет «казуистическими вопросами». Он приходит к выводу, что в подобных ситуациях никогда нельзя выдавать свой поступок за моральный, и всегда быть точным в определениях – мораль есть мораль, закон есть закон. Поскольку нравственность безусловна, она есть всеобщее законодательство, то нет, и не может быть случаев нравственно оправданного отступления от него.
Несмотря на такой рациональный подход к проблеме нравственности, философ признает, что человек остается величайшей загадкой мироздания, и в заключении «Критики практического разума» пишет: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне».
В учении о нравственности Кант:
- создал глубокую, интереснейшую этическую теорию на основе научного обобщения и уважения к моральному сознанию
- обосновал тезис об автономии нравственности, которая самоценна сама для себя и является законом, а не выводится из внешних по отношению к ней принципов
- предложил теоретическую основу для организации разумной жизни человека, сформулировав нравственный закон, обязательный для исполнения каждым разумным существом
- обосновывал по-новому принцип самоценности каждой личности, которая ни при каких условиях не может быть средством для достижения каких бы то ни было целей
- подчеркнул важность взаимосвязи нравственности и научного знания на основе единства практического и теоретического разума
Социально-политические взгляды
Огромное влияние на социально-политические взгляды Канта оказала Великая французская революция и идеи английского и французского Просвещения. Вслед за Руссо Кант развивает идею о народном суверенитете, который, по его мнению, на деле неосуществим и может угрожать государству опасностью разрушения. Поэтому воля народа должна оставаться в подчинении существующей власти, а изменения в государственном устройстве «могут быть произведены только самим сувереном путем реформы, а не народом путем революции». При этом Кант – решительный противник угнетения и тирании, он считает, что деспот обязательно должен быть свержен, но только легальными средствами. Например, общественное мнение может отказать в поддержке тирану и, будучи в условиях моральной изоляции, он вынужден будет соблюдать законы или реформировать их в пользу народа.
Взгляды Канта на общественно-исторический прогресс определяются тем, что необходимым условием его достижения является понимание противоречивого характера самого исторического процесса. Сущность этого противоречия заключается в том, что люди, с одной стороны, склонны жить в обществе, а с другой – в силу их не очень совершенной природы и недоброжелательства – стремятся оказывать друг другу противодействие, угрожающее обществу распадом. Согласно Канту, без этого антагонизма и связанных с ним страданий и бедствий не было бы возможно никакое развитие. Но движение в этом направлении, хотя и очень медленное и постепенное, все же будет продолжаться по мере совершенствования нравов человека.
Безусловно, актуальными представляются идеи Канта о войне и мире. Этой проблеме он посвящает трактат «К вечному миру» (1795), в самом названии которого заложена двусмысленность: либо прекращение войн путем международного договора, либо вечный мир «на гигантском кладбище человечества» после истребительной войны. Кант считает, что человечество всегда движется к миру через бедствия войн, и чтобы этого не происходило, он считает крайне важным и ответственным установление на земле всеобщего мира и обосновывает неизбежность этого. Философ выдвигает идею такого международного соглашения, при котором, например: — ни один мирный договор не может содержать скрытую возможность новой войны; — постоянные армии должны со временем исчезнуть; — ни одно государство не имеет права насильственно вмешиваться в политическое устройство и правление другого государства. Во многом эти идеи должны реализовываться политиками, которым Кант также дает советы. И здесь философ пытается объединить политику с моралью: можно либо приспособить мораль к интересам политики («политический моралист»), либо подчинить политику морали («моральный политик»). Безусловно, идеалом является «моральный политик», «который устанавливает принципы государственной мудрости, совмещающиеся с моралью, но не политический моралист, который выковывает мораль, устремленную к выгоде государственного деятеля».
В своих социально-политических взглядах Кант выступает как осторожный оптимист, считая, что общество через нравственное совершенствование людей неизбежно будет двигаться к своему идеальному состоянию – миру без войн и потрясений.
Все творчество Канта посвящено обоснованию того, как каждый человек, общество, мир могут стать лучше, разумнее и человечнее. Идея нравственности пронизывает все виды духовной деятельности человека: науку, философию, искусство, религию. Величайший оптимизм излучает уверенность Канта в том, что мир может стать тем лучше, чем более разумным и нравственным будет каждый человек на земле, независимо от рода его занятий.
Эстетика Канта
В 1790 году увидела свет третья великая книга Канта – «Критика способности суждения», в первой части которой Кант рассматривает следующие эстетические проблемы и категории: прекрасное; возвышенное; эстетическое восприятие; идеал красоты, художественное творчество; эстетическая идея; соотношение эстетического и нравственного. К эстетике Кант приходит, пытаясь разрешить противоречие в своем философском учении между миром природы и миром свободы: «должно существовать основание единства сверхчувственного, лежащего в основе природы, с тем, что практически содержит в себе понятие свободы». Благодаря новому подходу, Кант создал эстетическое учение, которое стало одним из самых значительных явлений в истории эстетики.
Основной проблемой эстетики является вопрос о том, что такое прекрасное (под прекрасным обычно понимают высшую форму красоты). Философы до Канта определяли прекрасное как свойство объекта восприятия, Кант приходит к определению этой категории через критический анализ способности восприятия прекрасного, или способности суждения вкуса. «Вкус – это способность судить о прекрасном». «Чтобы определить, прекрасно ли нечто или нет, мы соотносим представление не с объектом познания посредством рассудка ради познания, а с субъектом и его чувством удовольствия или неудовольствия». Кант подчеркивает чувственный, субъективный и личный характер оценки прекрасного, но главной задачей его критики является обнаружение всеобщего, то есть, априорного критерия такой оценки.
Кант выделяет следующие отличительные особенности суждения вкуса:
- Суждение вкуса есть способность судить о предмете «на основании удовольствия или неудовольствия, свободного от всякого интереса. Предмет такого удовольствия называется прекрасным». Кант противопоставляет суждению вкуса удовольствие от приятного и удовольствие от хорошего. Удовольствие от приятного является только ощущением и зависит от предмета, вызывающего это чувство. Каждому человеку приятно свое (например, цвет, запах, звуки, вкус). «В отношении приятного имеет силу основоположение: каждый имеет свой вкус». Удовольствие от хорошего значимо для всех, потому что зависит от понятия о нравственной ценности предмета. Оба вида удовольствия связаны с представлением о существовании предмета, который их вызвал. Прекрасное нравится само по себе, это бескорыстное, созерцательное удовольствие, имеющее основание в состоянии души. Для суждения вкуса совершенно безразлично, полезен, ценен или приятен предмет, вопрос заключается только в том, красив ли он. Всякий интерес влияет на наше суждение и не позволяет ему быть свободным (или чистым суждением вкуса).
- Если удовольствие свободно от всякого личного интереса, то оно претендует на значимость для каждого. В этом случае нельзя сказать, что каждый имеет свой особый вкус, «не удовольствие, а именно общезначимость этого удовольствия… a priori представляется в суждении вкуса как общее правило». Но основанием всеобщности суждения вкуса не является понятие. «Если об объектах судят только по понятиям, теряется всякое представление о красоте. Следовательно, не может быть такого правила, по которому каждого можно было бы заставить признавать что-то прекрасным». Что же является априорным основанием необходимости и всеобщности удовольствия от прекрасного? Кант считает, что это гармония в свободной игре душевных сил: воображения и рассудка.
- Гармония в свободной игре воображения и рассудка, вызывающая чувство удовольствия от прекрасного, соответствует форме целесообразности предмета (целесообразность – гармоническая связь частей и целого). Содержание и материал предмета являются сопутствующими, а не определяющими факторами. Поэтому чистое суждение вкуса у нас могут вызывать, например, цветы или беспредметные узоры (если к ним не примешивается никакой посторонний интерес). В живописи, например, с этой точки зрения, главную роль, как считает Кант, играет рисунок, а в музыке – композиция.
Такая точка зрения имеет смысл только в рамках анализа суждения вкуса, посредством которого Кант стремится выявить отличительные особенности суждения вкуса. В учении о возвышенном, идеале красоты, искусстве философ показывает связь суждения вкуса с другими сторонами отношения человека к миру.
Суждения об идеале красоты не могут быть чистыми суждениями вкуса. Нельзя мыслить идеал красивых цветов, красивой меблировки, красивого пейзажа. Только то, что имеет цель своего существования в самом себе, а именно, человек может быть идеалом красоты. Но такой идеал всегда связан с нравственными идеями.
Кант сформулировал антиномию вкуса «О вкусах не спорят, и о вкусах спорят» и показал, как она разрешается. «Каждый имеет свой вкус» – таким аргументом часто защищаются от упрека люди, лишенные вкуса. С одной стороны, суждение вкуса не основано на понятиях, «вкус притязает только на автономию», поэтому о нем спорить нельзя. Но, с другой стороны, суждение вкуса имеет всеобщее основание, поэтому о нем спорить можно. Антиномия вкуса была бы неразрешима, если бы под «прекрасным» в первом тезисе понимали «приятное», а во втором – «хорошее». Но обе эти точки зрения на прекрасное были отвергнуты Кантом. В его учении суждение вкуса представляет собой диалектическое единство субъективного и объективного, единичного и всеобщего, автономного и общезначимого, чувственного и сверхчувственного. Благодаря такому пониманию, оба положения антиномии вкуса можно считать истинными.
В отличие от прекрасного, связанного с формой предмета природы, возвышенное имеет дело с бесформенным, выходящим за пределы меры. Такое явление природы вызывает неудовольствие. Поэтому основой удовольствия от возвышенного является не природа, а разум, расширяющий воображение до сознания превосходства человека над природой. Явления природы (гром, молния, буря, горы, вулканы, водопады и т.д.) или социальной жизни (например, война) называются возвышенными не сами по себе, а «потому что они увеличивают душевную силу сверх обычного и позволяют обнаружить в себе совершенно другого рода способность сопротивления, которая дает нам мужество померяться силами с кажущимся всемогуществом природы».
Искусство Кант определяет через сравнение с природой, наукой и ремеслом. «Красота в природе – это прекрасная вещь, а красота в искусстве – это прекрасное представление о вещи». От природы искусство отличается тем, что это произведение человека. Но искусство является искусством, если оно кажется нам природой. От науки искусство отличается подобно тому, как умение от знания. В отличие от ремесла оно является свободным занятием, которое приятно само по себе, а не ради результата. Искусства Кант делит на приятные и изящные. Целью первых является приятное, целью вторых – прекрасное. Мерилом удовольствия в первом случае являются только ощущения, во втором – суждение вкуса.
Большое значение Кант уделяет проблеме художественного творчества. Для этого он использует термин «гений». В философии Канта этот термин имеет специфическое значение. Так называется особенный врожденный талант человека, благодаря которому он может создавать произведения искусства. Так как Кант считает искусство важным средством проникновения в мир сверхчувственного, то он защищает свободу художественного творчества. Через гения «природа дает искусству правило», а не мир гению.
1. Главным свойством гения должна быть оригинальность. 2. Но оригинальной может быть и бессмыслица. Произведения гения, не являясь подражанием, сами должны быть образцами, правилом оценки. 3. Творческая деятельность гения не может быть объяснена. 4. Природа предписывает через гения правило искусству, а не науке, «в которой на первом месте должны стоять хорошо известные правила и определять в ней способ действия» (область науки в философии Канта ограничивается областью мира явлений).
Главной способностью гения является такое соотношение воображения и рассудка, которое дает возможность создавать эстетические идеи. Под эстетической идеей Кант понимает «то представление воображения, которое дает повод много думать, причем, однако, никакая определенная мысль, т.е. никакое понятие, не может быть адекватной ему и, следовательно, никакой язык не в состоянии полностью достигнуть его и сделать понятным». В учении об искусстве Кант понимает форму как средство выражения эстетической идеи. Поэтому в своей классификации искусства на первое место он ставит не беспредметное искусство, а поэзию, которая «эстетически возвышается до идей».
В своей эстетике Кант показывает, чем прекрасное отличается от нравственного, а затем выявляет характер связи между этими сторонами духовной жизни человека: «Прекрасное есть символ нравственности». Только поэтому прекрасное и нравится каждому. При встрече с прекрасным душа ощущает некоторое облагораживание и возвышение над восприимчивостью к чувственным впечатлениям. Так как «вкус есть в сущности способность суждения о чувственном воплощении нравственных идей», то воспитанию вкуса «служит развитие нравственных идей и культура морального чувства».
Эстетика играет важную роль в философии Канта, который ищет ответ на важнейший философский вопрос – «каким надо быть, чтобы быть человеком». Все эстетические идеи Канта настолько глубоки и интересны, что являются предметом внимательного изучения и в настоящее время. Они не утрачивают своей актуальности по мере общественного развития. Более того, их актуальность возрастает, обнаруживая себя в новых интересных и важных для нас аспектах.
Философия Канта, несомненно, оказала благотворное влияние на последующее развитие философии, в первую очередь – немецкой классической философии. Крайне плодотворной оказалась обнаруженная Кантом связь философии с современной наукой, стремление осознать формы и методы теоретического мышления в рамках логики и теории познания, исследовать познавательную роль философских категорий, раскрыть диалектическую противоречивость разума. Несомненной его заслугой является высокая оценка нравственного долга, взгляд на эстетику как раздел философии, снимающий противоречие между теоретическим и практическим разумом, указание путей изживания войн как средства решения конфликтов между государствами.
- < Назад
- Вперёд >
Рассудок и Разум | Философский штурм
Систематизация и связиОснования философии
2. РАССУДОК И РАЗУМ
————————
Первым человеком который нашёл Разум в самом Человеке и который возник в нём без участия «Божественного света» — был И. КАНТ.
Он определил Разум как: «Способность, дающая нам принципы априорного знания».
При этом уточнил, что это вне опытное Знание есть Знание Общего и Необходимого.
Двигаясь по этому вектору, заданному Кантом, — будем считать, что Разуму предшествует Рассудок, т.е. по Канту: «Практический Разум — Рассудок», а затем и «Чистый Разум».
——————
(Пояснение.
Кант употреблял слово «Разум» и в том и другом случае и чёткого понятийного (формального) отделения Рассудка от Разума он не дал. И в то же время он вполне определённо отделил практический Разум от чистого и понятие «Рассудок» он употреблял и в том и другом случае. Тогда как смысл и содержание его критик требовали собственного имени и для практического разума, и для чистого.
Что я и сделал, обозвав «прак. разум» — Рассудком, а «чистый» — Разумом, сначала для самого себя, что при чтении помогло для понимания читаемого, а затем эти имена я стал использовать в своих текстах, т.е. для других, что, в общем то, не вызвало протеста с их стороны. Ну я и уверился в своей правоте и стал это деление использовать повсеместно.
(Между прочим, этого протеста нет и от вас.)
И к тому же.
Это разделение требует и изменения кантовского определения:
«Разум есть способность, дающая нам принципы априорного знания» на
«Рассудок есть способность и т.д.»
И потому, что Разум ближе к богу, тогда как Рассудок ближе к практике.
И получилось, что априори как общее есть то, что мы называем трансцендентным, а «необходимое» (как основание обобщения) есть то, что Кант назвал трансцендентальным.
И получил: «Рассудок — есть способность нашего мозга к самопроизвольному обобщению (структуризации) накопленной информации». Т.е. как априори нам даны обобщения, тогда как априорные основания нам поставляет интуиция.)
————————
Кроме того, исходя из того, что Рассудок в нас возник как средство индивидуального Самосохранения, то и основания Рассудка надо искать в самой природе вещей.
А в природе вещей господствует «принцип минимального действия», т.е. всё, что происходит в Природе, происходит по линии наименьшего сопротивления.
(Примеров сколько угодно. — По это линии текут реки, движутся лавины, закон сохранения количества движения Галилея, да и закон Кирхгофа следует этому принципу, в упругой среде: «где тонко, там и рвётся» … и проч.)
———————
Дело в том, что я исхожу из гипотезы, что наш мозг, а точнее, та его составляющая, которая мыслит — есть голографический компьютер и следовательно, «представление» — есть некоторый волновой пакет. Причём минимальное число гармоник, достаточное для существования представления и есть абстрагирование. А само абстрагирование происходит не само по себе, а только при организации связей с другими представлениями, а тем самым, некоторый состав гармоник становится общим для некоторого класса представлений и как следствие, исключаются из состава волнового пакета гармоники, несущие собой частности представлений. По существу, у каждого из представлений отсекаются общие для них частоты и которые хранятся в форме абстракции, а частности (остатки) каждого представления хранятся отдельно, и тем самым самопроизвольно создаётся класс представлений, а, следовательно, освобождается некоторое множество нейронов, ранее занятых для хранения всего набора представлений из этого класса, а тем самым снижаются энергозатраты на их хранение (экономия энергии).
Откуда следует, что:
Рассудок — это способность нашего мозга самопроизвольно обобщать накопленную и освоенную информацию, которая этим обобщением присваивается и становится составляющей в общей информационной структуре нашего «Я».
А «экономия энергии» является модификацией в среде волновых пакетов всеобщего принципа всяких природных физических процессов — «принципа минимального действия», или, все, что происходит в материальном мире естественным образом, происходит по линии наименьшего сопротивления.
——————-
А эти рассуждения являются следствием следующих.
—————————
Субстанциональность.
Субстанциональность в материальном мире, с действительной квантитативностью и с действительными энергетическими потенциальными ямами, не вызывает никаких сомнений и где субстанции (или материальной структуре), как целому, явно присуще свойство, которого нет у её составляющих, например : молекула являет себя другими свойствами, чем атомы её составляющие (например, свойств воды не найдёшь ни в кислороде, ни в водороде), кристалл являет себя другим свойством, которого нет у его частей, белок …, ну и так далее и в обе стороны (атом и нуклоны, нуклоны и кварки, …), побуждает меня предполагать гипотезу, что подобная субстанциональность присуща и нашей психике, нашему сознанию и что субстанциональность присуща не только психоидным структурам (или становящейся структуре нашего «Я»), но и наличной, и хранимой сознанием информации, причём всей информации, классифицируемой и хранимой в едином «резервуаре», называемым нашей памятью. Кроме того, я вообще не вижу чего либо в нашем сознании, что могло бы быть физическим носителем долгосрочной или «стационарной» памяти. При этом надо иметь в виду, что генетическая «память» и память нашего сознания вещи разные, первая – есть программа построения материальной структуры, вторая, — есть хранение результатов нашего взаимодействия с внешним окружением и их обобщений, параметры которого (внешнего окружения) стационарными и одного и того же состава непредставимы. Да и из моего предположения, что: «Мозг есть голографический «компьютер», обладающий только оперативной памятью», — этого не следует.
(Пояснение.
Ну, а раз «компьютер», то необходим и его BIOS.
Так вот я утверждаю, что БИОС-ом всего живого являются безусловные рефлексы.
Которые есть ничто иное как некоторая бинарная таблица ограниченного набора состояний организма и некоторого набора алгоритмов сокращения некоторой группы мышц и которые нам даны при рождении и «записаны» в спинном мозге.
(Т.е. каждому состоянию организма ставится в соответствие алгоритм сокращений определённой группе мышц, что и есть безусловный рефлекс.)
Всё остальное в нас — есть рекурсия этой бинарной таблицы, вплоть до создания таблицы таблиц, т.е. любые и любой сложности образования нашей психики всегда могут быть сведены к безусловным рефлексам, т.е., имеют их своим основанием.
И как заключение этого раздела:
Данность: безусловные рефлексы.
Инструменты, их преобразующие: рекурсия и обобщения (принцип минимального действия.))
——————
И если в мире материи максимум энергии на единицу массы приходится на «первосущность», то всякие её интегральные формы (субстанции) на единицу своей массы всё более и более ступенчато беднеют, тогда как хранение (существование) информационных структур, — чем более они общи, тем меньше требуется энергетических затрат на бит хранения информации. А в общем, «принцип экономии энергии» Маха (и его эквивалент «принцип минимального действия») я использовал и в мире информации.
И как обобщение.
Потенции любой структуры реализуют себя с минимумом затрат внутренней энергии.
Т.е. из всех возможных вариантов своего движения (изменения), доступных в данной среде, всякая структура движется в свою «потенциальную яму» по линии наименьшего сопротивления.
————————
РАЗУМ
—————-
Разум возникает лишь тогда, когда индивид осознал, что собственное самосохранение более эффективно через коллективное, общественное самосохранение. Вследствие чего он осознал, что некоторые свои собственные рациональности необходимо ограничить. Т.е. некоторые из его поступков, полезные для него самого, вредны другим. Здесь и появляется иррациональность как необходимость жертвенности результатами своих усилий в пользу другого. Т.е. осознание взаимопомощи и есть источник Разума. Результатом чего и возникла диалектика между «хочу» и «должен». Причём «хочу» достигается через «могу», т.е. средствами Рассудка и который никому и ничего не должен, тогда как к необходимости делиться своим с другими, даже со слабейшим, может побудить некое внешнее требование, — откуда и «должен».
И именно всё развитие содержание долженствования и есть мир иррационального, мир Разума.
Этот мир и породил то, что мы и называем Справедливостью. А Зло, Добро, Христианские: любовь, милосердие, сострадание, совесть, соучастие, сопереживания, честность, правдивость и проч., и есть содержание Справедливости.
В этом мире наши представления не имеют голографического образа, а его функции выполняют Символы, которые мы наполняем освоенным нами содержанием.
Например. Для меня произнесённое слово «Любовь» вызывает образ Л.Н. Толстого, где он в крестьянской робе за плугом и именно вокруг этого образа формируется всё содержание моего понимания слова «Любовь». А слово «бог» — есть образ-картинка благого старца над входом в церковь, куда меня водила бабушка. (Что-нибудь подобное есть у каждого разумного, в т.ч. и у Вас.)
Этот и только этот мир и есть мир нашего Духа, где Дух — это сообщество душ, для которых содержание этих представлений резонируют друг с другом.
И в общем, генерируемые нашим коллективным бытием, нашим общежитием, противолежащие «Сущности»:
Материя-Дух;
Зло-Добро;
Дьявол–Бог;
«Рациональное» и «Иррациональное»;
«Рассудок» и «Разум»,
«Наука» и «Религия»,
способствуют индивидуальному самосохранению через совместное Самосохранение, через совместные усилия.
Этот мир мы создаём и творим сами и только в среде Языка и его средствами. Т.е. его нет в среде всего множества наших представлений, пришедших к нам через наши ощущения, и он существует только в составе словесных конструкций.
И если весь мир Рассудка существует и во внешнем мире, и в наших представлениях-образах, и в форме словесных их дубликатов;
тогда как мир Разума существует только в форме словесных конструкций и являет себя опосредованным нашими поступками, либо тенденциями в становлении и развитии нашей духовности.
—————————-
А в общем, всякое человеческое сознание двулико – оно и рационально и иррационально, и каждый из нас равновесно и материалист и метафизик (идеалист).
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ | Иммануил КантИммануил Кант (1724-1804) — титан философской мысли всех времен. Он часто рассматривается самым крупным философом после Платона и Аристотеля. Он родился в Кенигсберге в Пруссии. Отец его был ремесленником (шорником) и заботился, чтобы дать образование своему сыну, мечтая о том, чтобы тот стал пастырем. После окончания школы Кант поступил в Кенигсбергский университет. Закончив его, он зарабатывал себе на жизнь частными уроками в прусских семьях, но продолжал свое образование самостоятельно. Успешно защитив диссертацию, он стал приват-доцентом, читал различные курсы в Кенигсбергском университете. В 1770 г. стал профессором логики и метафизики этого университета и оставался на этом посту до того, как ушел в отставку за три года до смерти. Жизнь Канта была бедна событиями. Он жил спокойной и размеренной жизнью, путешествовал мало и приобрел репутацию очень пунктуального человека. Ежедневно совершал прогулки в точно назначенное время, и люди могли сверять свои часы по этим прогулкам. Одним из редких случаев, когда он опоздал на прогулку после обеда, был тот день, когда он читал книгу Руссо «Эмиль». Имел много друзей, его уважали и им восхищались все те, кто знал его, но его социальная жизнь была также регулируема, как и работа. Он так и остался холостяком, хотя, как говорят, любил компании, особенно красивых и воспитанных женщин. Он заслужил репутацию живого лектора, хотя никто не мог это сказать на основании его работ, которые трудны для понимания и сухи, как по стилю, так и по содержанию. Кант соединил в себе, как никто другой, спекулятивную оригинальность Платона с энциклопедичностью Аристотеля, и поэтому его философия считается вершиной всей истории философии до XX в. Все творчество Канта условно делится на два периода: докритический и критический. Первый период охватывает 1746-1760 гг., второй начинается с 1770г., когда впервые в работе «О формах и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира» Кант впервые упоминает принципы своей системы критической философии. Это, конечно, не означает, что первый период не содержал произведений, в которых критически рассматриваются философские проблемы. В первый период основное свое внимание Кант уделяет вопросам естествознания и философии природы. Он пишет выдающийся трактат «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755), в котором излагает свою знаменитую космогоническую гипотезу, обосновывающую диалектический взгляд на Вселенную. При рассмотрении проблемы возникновения Вселенной Кант отказывается от первотолчка и представляет первоначальное состояние Вселенной как хаотическое облако разнообразных материальных частиц. Эти частицы обладают способностью двигаться и двигаются друг к другу без какого-либо толчка. Одновременно действуют и силы отталкивания, которые заставляют эти частицы отклоняться от первоначального движения, и они получают круговые движения. Таким образом, частицы движутся и параллельно и по краям, легкие частицы воспламеняются и становятся огненнь11*’шаром, т.е. Солнцем. Кант считал, что своей работой он сделал огромное открытие и восклицал: «Дайте мне материю, и я построю из нее мир, т.е. дайте мне материю, и я покажу вам, как из нее должен возникнуть мир» [Соч. В 6 т. Т. 1. С. 126]. Хотя Кант и признавал Бога в качестве создателя мира, но вся его концепция развития утверждала, что в мире уже содержится сама причина возникновения и развития природы. Эта концепция не имела воздействия на научную мысль своего времени, так как долгое время не была известна общественности из-за того, что издатель обанкротился и весь тираж пропал. Впоследствии концепция Канта была названа гипотезой Канта-Лапласа. Последний независимо от Канта выдвинул свою версию возникновения мира. Основные положения критического периода изложены Кантом в произведении «Критика чистого разума» (1781), в котором он собирался разработать принципы теоретического и практического познания. «Критикой» он называл все, что подвергает критическому рассмотрению догматизм, под которым подразумевал одностороннюю рационалистическую метафизику, начинающуюся с Декарта и до Лейбница. Одновременно он ставил перед собой задачу критически исследовать познавательные способности человека. Эта задача решалась Кантом как в первой «Критике», так и в последующих произведениях — «Критике практического разума» и «Критике способности В 1783 г. он публикует «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в качестве науки», а в 1787 г. -второе издание «Критики чистого разума», существенно переработанное и дополненное. В «Критике чистого разума» Кант выявляет условия, при которых возможны главные формы научного знания. Эта проблема конкретизируется у Канта в следующих трех вопросах: «Как возможна чистая математика?», «Как возможно чистое естествознание», «Как возможна метафизика как наука?». Такой способ рассуждения, когда задаются вопросы и даются на них ответы. Кант называет трансцендентальным, а свои ответы на эти вопросы — трансцендентальной теорией. Хотя Кант и признавал вслед за Локком, что все наше познание начинается с опыта, но тут же утверждал, что это наше познание не исходит из опыта. «Опыт никогда не дает своим суждениям истинной и строгой всеобщности, он сообщает им только условную и сравнительную всеобщность (посредством индукции)». Всеобщность достигается лишь априорностью. Человеческое познание содержит всеобщие и необходимые истины, но они — чистые априорные суждения. К ним относятся все положения математики и теоретического естествознания. Под априорными Кант понимал знания, к которым совершенно не примешивается ничто эмпирическое. Априористский подход к истине можно найти и в античной философии, и особенно в европейской философии Нового времени у Декарта. Новое, что характеризует Канта, это то, что он приписывает априоризм не только интеллекту, но и чувственности. Таким образом, по Канту, у познания имеются два источника: эмпирический и априорный. Априорная сторона познания формулируется Кантом следующим образом: «Все теоретические науки, основанные на разуме, содержат априорные синтетические суждения как принципы». Под синтетическими суждениями Кант понимал такие суждения, где связь предиката и субъекта мыслится без тождества. Синтетические суждения отличаются от аналитических тем, что в последних эта связь мыслится через тождество. Эти выражения означают, что в аналитических суждениях предикат лишь поясняет содержание субъекта, а в синтетических суждениях он дает новые характеристики субъекту. И Кант ставил гносеологический вопрос: «Как возможны априорные синтетические суждения?» Этому Кант посвятил свою «Критику чистого разума». Первая часть «Критики…» подразделяется у Канта на два раздела: на «трансцендентальную эстетику», т.е. учение о чувственности, и на «трансцендентальную логику», т.е. учение об интеллекте. Таким образом. Кант разграничивает чувственное и рациональное, чувственность и интеллект как два основных ствола человеческого познания. Под чувственностью Кант понимал способность получать представления способом, каким предметы воздействуют на нас. Посредством чувственности предметы нам даются, и только она доставляет нам созерцания, т.е. чувственные представления. «Всякое мышление, -писал Кант, — однако, должно в конце концов прямо или косвенно… иметь отношение к созерцаниям, стало быть… к чувственности, потому что ни один предмет не может быть нам дан иным способом» [Соч. Т. 3. С. 127]. В то же время чувственные образы Кант называет явлениями, которые отличаются от непознаваемых вещей-в- себе. Эти явления представляют предметы научного познания. Более того, Кант стремился выявить априорные формы чувственности. Этими формами для Канта выступали пространство и время. Кант утверждал «трансцендентальную идеальность» пространства и времени. Он считал, что положение об априорности пространства и времени обосновывает всеобщую и необходимую значимость математических положений. «Трансцендентальной логикой» Кант называет такую логику, которая имеет дело с законами рассудка и разума, которые не отвлекаются от какого-либо содержания и определяют происхождение, объем и объективную значимость априорных знаний. Трансцендентальную логику Кант противопоставлял «общей», т.е. формальной, которая отвлекается от содержания познания. Содержательность трансцендентальной логики дает связь познающего мышления с чувственными представлениями, т.е. с созерцаниями. Лишь из соединения чувственности и рассудка, говорит он, может возникнуть знание. «Мысли без содержания пусты, а созерцания без понятий слепы». Рассудок обладает, по Канту, активностью, а чувственность — пассивностью. При переходе от чувственности к рассудку происходит скачок качественного плана. В «трансцендентальной логике» Кант выделяет учение о рассудочном знании, которое он называет трансцендентальной аналитикой, и учение о разумном знании, которое называет трансцендентальной диалектикой. Трансцендентальная аналитика подразделяется у него на аналитику понятий и аналитику основоположений. Под аналитикой понятий он разумеет отыскание априорных понятий в рассудке и анализ чистого применения рассудка. Для него понятия — это предикаты возможных суждений. Эти понятия он называет категориями. Суждения разделяются на четыре группы: количества, качества, отношения, модальности. Эти группы в свою очередь подразделяются на три вида каждая. Категории у Канта также образуют четыре группы, имеющие те же названия, но другие подразделения. Главная задача, которую ставил перед собой Кант, это показать априорность категорий по отношению к предметам как объектам научного познания. Здесь он приходит к выводу, что все данное в созерцании многообразие объединяется в понятие об объекте благодаря трансцендентальному единству апперцепции. В этом положении выражается у Канта принцип единства анализа и синтеза. Аналитика основоположений — «трансцендентальное учение о способности суждения», т.е. учение об определении априорных правил образования суждений. По мнению Канта, «должно существовать нечто третье, однородное, с одной стороны, с категориями, а с другой -с явлениями», т.е. нечто, которое «с одной стороны, интеллектуальное, а с другой — чувственное». Это опосредствующее представление Кант называет «трансцендентальной схемой», которая представляет собой «правила объективного применения категорий». По мнению Канта, аналитика основоположений завершает априорную структуру рассудка, которая объясняет возможность существования естествознания как науки а именно: априорность всеобщих и необходимых понятий, лежащих в основе научного познания, а также правил соединения суждения и правил применения к созерцаниям, приводит к тому, что научные истины также имеют всеобщий и необходимый характер. Основной вывод, к которому приходит Кант, состоит в положении, что рассудок диктует законы природе. В этом состоит совершенная Кантом «революция в философии», аналогичная коперниканскому перевороту. Под природой Кант понимал «связь существования явлений по необходимым правилам, т.е. по законам», и эти законы априорны, и они делают природу возможной. Природа для Канта реальна лишь в «эмпирическом смысле», т.е. как мир явлений. Если вещи-в-себе непознаваемы, то явления вполне познаваемы. Кант различает феномены и ноумены. Под феноменом Кант подразумевает явления, под ноуменом — не вещи-в-себе, которые непознаваемы, но реально существуют, а то, что реально не существует, но умопостигаемо. Это дало возможность обвинять Канта в идеализме наподобие берклианского. В связи с этим Кант во второе издание «Критики чистого разума» включил раздел «Опровержение идеализма», в котором подверг критике идеализм Беркли, а свое учение называл «трансцендентальным идеализмом». Трансцендентальная диалектика у Канта занимается исследованием разума, который является высшей познавательной способностью. Он пишет:’ «Всякое наше знание начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцаний и для подведения -его под высшее единство мышления» [Соч. Т. 3. С. 340]. Исследование чистого разума должно дать ответ на вопрос о том, возможна ли метафизика как наука. «Если рассудок есть способность создавать единство явлений посредством правил, то разум есть способность создавать единство правил рассудка по принципам» [Соч. Т. 3. С. 342]. Трансцендентальные идеи, т.е. идеи разума. Кант разделяет на три класса: душа, мир. Бог. Эти три идеи являются предметами исследования метафизики, состоящей поэтому из трех чисто рациональных дисциплин: психологии, космологии и теологии. При рассмотрении рациональной космологии большое значение имели выдвинутые Кантом антиномии, которыми он называл противоречащие друг другу космологические утверждения. Исследование этих антиномий он называет трансцендентальной аналитикой. Первая антиномия: мир имеет начало во времени и ограничен в пространстве, мир не имеет начало во времени и не имеет границ в пространстве, он бесконечен как во времени, так и в пространстве. Вторая антиномия: всякая сложная вещь в мире состоит из простых частей, ни одна сложная вещь в мире не состоит из простых частей. Третья антиномия: все в мире совершается в соответствии с необходимыми законами природы и познается на основе закона причинности, в мире причинность является не единственным законом, для объяснения требуется допустить существование свободной причинности. Четвертая антиномия: в миру существует в качестве его части или в качестве его причины безусловно необходимая сущность, в мире нет нигде никакой абсолютной необходимой сущности в качестве его причины. Первые две антиномии Кант называл математическими, а последние две — динамическими. Он полагал, что возникновение антиномий обусловлено ложным допущением, что мир как безусловное целое является предметом теоретического познания разума. Вся диалектика противоречий, содержащаяся в антиномиях, согласно Канту, мнимая. На самом деле учение Канта об антиномиях поставило перед философией ряд сложных проблем — о противоречивом единстве конечного и бесконечного, простого и сложного, необходимого и случайного, необходимости и свободы. Поэтому проблема антиномий явилась мощным стимулом для диалектических подходов в разрешении истинных противоречий действительности. При рассмотрении «рациональной теологии» заслуживает внимания выявленная Кантом несостоятельность доказательств бытия Бога, которые у него сводятся к трем: онтологическому, космологическому, физико-теологическому. Опровергнув все доказательства бытия Бога, Кант приходит к выводу, что все попытки чисто спекулятивного применения разума к теологии бесплодны, а принципы его применения к природе не ведут к теологии. Значение этих опровержений доказательств бытия Бога в том» что они способствовали освобождению философии от теологии, которая еще была сильна в то время в Германии. Общим выводом Канта было утверждение, что рациональные психология, космология и теология не могут существовать как науки. В то же время он считал, что возможно преобразовать метафизику в науку. Этика. Разработка этических проблем занимает в творчестве Канта особое место. Им посвящено несколько работ: «Основы метафизики нравственности» (1785), «Критика практического разума» (1788), «Метафизика нравов» (1797), «Об изначально злом в человеческой природе» (1792), «О поговорке «может быть это верно в теории, но не годится для практики» (1793), «Религия в пределах только разума» (1793). Одной из важнейших задач философии Кант считал понимание сущности нравственности, которая регулирует поведение человека. Он писал: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем еще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» [Соч. Т. 4. Ч. l.C. 499]. Основа нравственности лежит, по Канту, априори в понятиях чистого разума. В данном случае разум Кант понимает как практический разум, а не теоретический, как было раньше. Практический разум — это и есть нравственность, имеющая дело с проблемами свободы и свободной воли. Чистый разум функционирует как практический, когда он определяет волю и она становится свободной волей. Кант исходит в построении своей системы нравственности из наличия «доброй воли» как сущности нравственности. Кант начинает свое рассмотрение нравственности с известного утверждения, что «нигде в мире, да и нигде вне его, невозможно мыслить ничего иного, что могло бы считаться добрым без ограничения, кроме одной только доброй воли» [Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 228]. Воля определяется лишь моральным законом. Кроме понятий доброй воли и морального закона, основным понятием нравственности является понятие долга, которое содержит в себе понятие доброй воли. Волю Кант фактически отождествляет с практическим разумом и понимает как автономную, не зависящую от какого-либо внешнего воздействия: как от материального, в том числе социального, так и от религиозного. Нравственная воля, по Канту, содержит практические основоположения, которые подразделяются на аксиомы и законы. Максима -это субъективный принцип воления, закон — это объективный принцип воления. Законы как императивы подразделяются в свою очередь на гипотетические и категорические. Категорический императив Канта имеет несколько формулировок, в которых он оттачивал этот закон. Окончательно он формулируется в следующем виде: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства» [Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 331]. Этот категорический императив дополнялся у Канта требованием поступать «так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» [Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 270]. В работе «Метафизика нравов» он представил целый комплекс нравственных обязанностей человека. Он считал очень важными обязанности человека по отношению к самому себе, в которые включал заботу о своем здоровье и своей жизни. Он рассматривал в качестве пороков самоубийство, подрыв человеком своего здоровья путем пьянства и обжорства. К добродетелям относил правдивость, честность, искренность, добросовестность, чувство собственного достоинства. Высказывался, что не следует становиться холопом человека, допускать безнаказанного попрания своих прав другими, допускать угодничества и т.п. К числу обязанностей в отношении друг к другу он относил любовь и уважение. Пороки, которые противостоят уважению, являются высокомерие, злословие и издевательство. Особенно подчеркивал дружбу между людьми, основанную на взаимной любви и уважении. Кант полагал, что добродетели необходимо учить и начинать это делать надо с ранних лет, наставляя ребенка в моральном катехизисе. Кант довольно определенно высказывается о независимости нравственных норм от веры в Бога. Он писал: «Мораль, поскольку она основана на понятии о человеке как существе свободном, но именно поэтому и связывающем себя безусловными законами посредством своего разума, не нуждается ни в идее о другом существе над ним, чтобы познать свой долг, ни в других мотивах, кроме самого закона, чтобы этот долг исполнять» [Соч. 4. Ч. 1. С. 40]. «Мораль отнюдь не нуждается в религии» [С. 78]. Все существовавшие в истории религии Кант рассматривал как виды ложного богопочитания. Единственно истинная религия содержит в себе лишь нравственные законы, устанавливаемые практическим разумом, и ничего более. В этом духе он стремился истолковать христианство. Таким образом, этика Канта — это этика долга, имеющая своим источником стоицизм. Однако к стоическому духу своей этики Кант присоединил «нечто такое, что обеспечивает наслаждение жизнью». «Это нечто — всегда радостный дух», по идее добродетельного Эпикура. «Критика способности суждения». Кроме двух «Критик» — «Критики чистого разума» и «Критики практического разума» — Кант написал еще третью «Критику» — «Критику способности суждения», которая должна была связать первые две и представить рефлектирующую способность суждения. Она подразделяется на две части: философию искусства и философию органической природы. В своей философской эстетике Кант дал понятие прекрасного. Он говорит, что «прекрасно то, что всем нравится без (посредства) понятия». Эстетическая способность суждения для Канта состоит в том, чтобы испытать чувство удовольствия (благорасположения), которое испытывают от предметов, оцениваемых как прекрасные или возвышенные. Эстетическое удовольствие отличается от просто приятного, которое испытывают в чувствах, и доброго, которое испытывают в моральных отношениях. Эстетическая оценка произведения искусства, по Канту, заключается в том, что мы получаем удовольствие, получаемое не из понятия, а из созерцания формы эстетического предмета. В этом случае эта эстетическая оценка субъективна, но она высказывается так, что вроде имеет всеобщее значение. Произведение искусства должно рассматриваться как целесообразное, но эта целесообразность не имеет цели, а потому прекрасное и нравится нам, что мы не имеем практического интереса. Кант заканчивает анализ эстетической способности суждения рассмотрением эстетически возвышенного, основывающегося на чувственном восприятии предметов природы. Социальная философия. В этой области Кант написал следующие работы: «Идея всеобщей истории во всемирно- гражданском плане» (1784), «Ответ на вопрос: что такое «Просвещение»?», «К вечному миру» (1795), «Метафизика нравов» (первая часть). Кант исходил из выдвинутого идеологами Просвещения идеи прогресса в историческом развитии человечества. Он пытался выявить сущность закономерности, которая направляет этот прогресс, полагая, что история развивается по определенному плану. При этом Кант придавал решающее значение деятельности самих людей в создании этого прогресса. Заслуга Канта состоит в том, что он поставил проблему противоречий в общественном прогрессе, источником которых выступает конфликт между людьми, порождаемый эгоизмом, честолюбием, властолюбием, корыстолюбием, хотя Кант трактовал эти страсти чисто натуралистически. Он полагал, что главной проблемой человечества является достижение правового гражданского общества. Идеалом же государственного устройства считал республиканский строй, хотя и полагал, что лучше всего, если этот республиканский строй будет возглавлять монарх, руководствующийся общей волей граждан, выражаемой философами. Республиканский строй «есть государственный принцип отделения исполнительной власти (правительства) от законодательной» [Соч. Т. 6. С. 269]. Для Канта философы были истинными представителями народа перед государственной властью. Концепция философии истории Канта направлена против феодализма и абсолютизма. Большое значение придавалось Кантом вопросам войны и мира. В работе «Идея всеобщей истории…» он высказывает мысль о вечном мире, который должен быть заключен между государствами, иначе войны могут уничтожить все достижения цивилизации. Он разработал проект договора о вечном мире, который подробно изложен в произведении «К вечному миру». Сначала у Канта идут шесть предварительных статей проекта: 1) по договору уничтожаются все имеющиеся причины будущей войны, например, территориальные притязания; 2) ни одно государство не может быть приобретено другим государством по наследству, в обмен, посредством купли, дара; 3) со временем постоянные армии должны полностью исчезнуть; 4) государство не может использовать займы для подготовки войны и ее ведения; 5) «ни одно государство не должно насильственно вмешиваться в политическое устройство и правление других государств»; 6) ни одно государство не должно использовать такие враждебные действия, которые подрывали бы взаимное доверие (например, засылка убийц, подстрекательство к государственной измене). Основные статьи проекта Канта предусматривали создание всемирной федерации государств, которые отвергают войны и проводят принцип гостеприимства, гарантирующий чужестранцу, прибывшему в другую страну, чтобы с ним обращались подобающим образом. Для Канта вечный мир -это «высшее политическое благо», которое достигается только при наилучшем строе, «где власть принадлежит не людям, а законам» [Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 283]. Большое значение имел сформулированный Кантом принцип о примате морали над политикой. Этот принцип был направлен против аморальной политики власть имущих. Главные положения безнравственной политики Кант определяет следующим образом: 1) захватывание чужих земель, а затем поиск оправдания этим действиям; 2) отрицание своей причастности к преступлениям; 3) проведение принципа «разделяй и властвуй». Главным средством против безнравственной политики Кант считает публичность, гласность всех политических действий. Он полагал, что «несправедливы все относящиеся к праву других людей поступки, максимы которых несовместимы с публичностью», при этом «все максимы, которые нуждаются в публичности (чтобы достигнуть своей цели), согласуются и с правом, и с политикой» [Соч. Т. 3. С. 303, 308]. Кант утверждал, что «право человека должно считаться священным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти» [Соч. Т. 6. С. 302]. Блинников Л.В. Краткий словарь философских персоналий. М., 2002. Вернуться на главную страницу Канта
|
Кант () — документ, страница 2
Файл «Кант» внутри архива находится в следующих папках: Доклады, Критика чистого разума Канта. Документ из архива «», который расположен в категории «». Всё это находится в предмете «» из раздела «», которые можно найти в файловом архиве . Не смотря на прямую связь этого архива с , его также можно найти и в других разделах. .
Природа, как предмет знания, не есть бессвязный хаос впечатлений, и рассудок а есть, по Канту, подлинный «законодатель природы» и он порождает природу – правда, лишь в качестве предмета знания. Но рассудок порождает природу в качестве предмета знания лишь в том смысле, утверждает Кант, что без форм рассудка знание не было бы знанием о всеобщих и необходимых законах природы.
В этом – кантовском – смысле законы природы, например закон причинности, оказываются – действительно «объективными» — всеобщими и необходимыми – правилами связи явлений.0
Трансцендентальная диалектика у Канта, представляет собой исследование противоречий познания, в которые неизбежно ввергает себя человеческий разум, как только он попытается получить однозначные доказательные ответы на собственно философские вопросы. Разуму требуется помощь, чтобы от этих противоречий избавиться, и эту помощь доставляет ему трансцендентальная диалектика. Таким образом, он не «логика видимости», а логика преодоления этой видимости.
Разграничение между аналитикой и диалектикой проходит у Канта так, что первая – это трансцендентальная «логика истины» для области опыта, а вторая выступает в форме «критики диалектической видимости», обнаруживающей противоречия – проблемы в философском познании, устанавливающей их значения и выявляющей возможности их разрешения. Эти функции диалектики должны быть добавлены к той, которая, по сути дела, подмечена им уже в трансцендентальной аналитике и состоит в выяснении происхождения и действия категорий.0
Кант не отрицает существование «разума» как особой функции, отличной от функции «рассудка». Но при помощи разума, учит Кант, сознание наше осуществляет заложенное в нем стремление к безусловному единству всего нашего знания.
«Чистый разум» же берет на свою долю задачу достижения абсолютной целостности в применении понятий рассудка и стремится довести синтетическое единство, мыслимое в категориях, до абсолютно безусловного. Кант называет «трансцендентными идеями» понятия разума, для которых чувства не могут дать адекватного предмета, т.к. мыслимое в этих понятиях безусловное единство никогда не может быть найдено в границах чувственного опыта. По Канту, имеются всего три таких идеи:
психологическая или идея о душе как безусловном единстве всех душевных явлений и процессов;
космологическая, или идея о мирке как безусловном единстве всех трех условий явлений
теологическая, или идея о боге как безусловной причине всего сущего и мыслимого вообще.
В соответствии с этим претендуют на существование три философские дисциплины: 1) «рациональная психология», которая пытается из понятия разума о душа разработать науку о природе (или) сущности души, 2) «рациональная космология», которая пытается из понятия разума о мире развить науку, способную ответить на вопрос о границах мира в пространстве и времени, о природе элементов, из которых состоит мир, о возможности свободы в мире, о «безусловном необходимом существе» — боге, 3) «рациональная теология», которая пытается из понятия разума о боге построить доказательства существования бога.0
По трансцендентальным учением о методе Кант понимал определение формальных условий для полной системы чистого разума. С этой целью, он считал необходимым заниматься дисциплиной, каноном, архитектоникой и, наконец историей чистого разума и это позволит осуществить в трансцендентальном отношении то, что под названием практической логики ищут для применения рассудка вообще, но не достигало как правило, т.к. общая логика, не ограниченная никаким частным видом рассудочных знаний (например, чистым знанием), не занимается определенными предметами и поэтому, не заимствует знаний из других наук, не может дать ничего более, кроме обозначений для возможных методов и технических терминов.0
Итак, выдвигая идею о необходимости дисциплины чистого разума, Кант в качестве примера чистого разума представляет математику, которая удачно может расширяться самопроизвольно без помощи опыта.
Также Кант считает, что во всех своих начинаниях разум должен подвергать себя критике и никакими запретами не может нарушать ее свободы, не нанося вреда самому себе и не навлекая на себя нехороших подозрений. Здесь нет, полагает философ, ничего столь важного по своей полезности и столь священного что имело бы право уклоняться от этого использующего и ревизующего исследования, не признающего никаких авторитетов. На этой свободе оказывается само существование разума, не имеющего никакой диктаторской власти, и его приговоры всегда есть не что иное, как согласие свободных граждан, из которых каждый должен иметь возможность выражать свои сомнения и даже без стеснения налагать свое veto.
Критика нашего разума в конечном счете показывает нам, что чистым и спекулятивным применением разума мы, собственно, ничего не можем познать; не должна ли она поэтому открыть более широкое поприще для гипотез, поскольку (если мы уже не может ничего утверждать) нам позволительно что-то выдумывать и высказывать мнения.0
Кант считает, что применение чистого разума должно происходить в рамках канона. Под каноном он понимает совокупность априорных принципов применения некоторых познавательных способностей вообще.
Следовательно, если вообще существует правильное применение чистого разума – а в таком случае должна существовать и его канон, — то этот канон будет касаться не спекулятивного, а практического применения разума. Кант, выдвигает идею о том, что в каноне чистого разума мы имеем дело только с двумя вопросами, которые касаются практического интереса чистого разума и в отношении которых должен быть возможным канон его применения. Эти вопросы таковы: существует ли Бог ? Существует ли загробная жизнь ? А например вопрос о трансцендентальной свободе касается только спекулятивного знания и может быть оставлен в стороне.0
Кант пишет, что «разум в своем спекулятивном применении вел нас через сферу опыта, и так как в ней никогда нельзя найти для разума полного удовлетворения, то отсюда он перешел к спекулятивным идеям, которые, в конечном итоге опять возвращают нас к опыту, следовательно, выполнили свое намерение с большей пользой, но совершенно иначе, чем мы ожидали.
Все интересы разума (и спекулятивные и практические), считает Кант, объединяются в следующих трех вопросах:
Что я могу знать?
Что я должен делать?
На что я могу надеяться?
Первый вопрос чисто спекулятивный. Мы исчерпали все возможные ответы на него и наконец нашли такой ответ, который должен, правда, удовлетворить разум, и притом имел на это основание, если он не обращен на практическое. Итак, на это основание, если он не обращен на практическое. Итак, если речь идет о знании, то по крайней мере достоверно то, что это знание относительно двух указанных проблем никогда не может стать нашим достоянием.
Второй вопрос чисто практический. Как таковой, он может, правда, принадлежать чистому разуму, но в таком случае этот вопрос не трансцендентальный, а моральный, и критика наша не может им заниматься.
Третий вопрос, а именно вопрос о том, на что я могу надеяться, если делаю то, что мне надлежит делать, есть вопрос одновременно практических и теоретический, т.к. практическое служит лишь руководством для октета на теоретические и, если пойти выше на спекулятивный вопрос.0
Итак, чистый разум содержит в себе, правда не в своем спекулятивном, а в некотором практическом, именно моральном применении, принципы возможности опыта, а именно таких поступков, которые могли бы встречаться в истории человека сообразно нравственным предписаниям.
И.Кант своими работами по философии, в частности «критикой чистого разума» осуществил своего рода переворот в философии. Назвав свою философию трансцендентальной, он подчеркивает необходимость в первую очередь предпринять критический анализ наших познавательных способностей, чтобы выяснить их природу и возможности.
В заключении хотелось бы остановиться не на критике работы Канта, а отметить то, ради чего собственно и создал он свою идею чистого разума.
Итак, Кант выдвигает идею о том, что мир сообразный со всеми нравственными законами – это моральный мир. И когда практический разум достигает высокого пункта, а именно понятия единой первосущности как внешнего блага, то он не должен воображать, будто поднялся на всеми эмпирическими условиями своего применения и вознесся до непосредственного знания новых предметов настолько, чтобы исходить из этого понятия и выводить из него даже моральные законы. Действительно, внутренняя практическая необходимость именно этих законов привела как к допущению самостоятельной причины или мудрого правителя мира, чтобы придать моральным законам действительность.
До тех пор пока практический разум имеет право направлять нас, мы будем считать поступки обязательными не только потому, что они суть заповеди Бога, а будем считать их Божественными заповедями потому, что мы внутренне обязаны совершать их. Мы будем изучать свободу при целесообразном единстве согласно принципам разума и лишь постольку будем считать себя сообразующими с Божественной волей, поскольку признает священным нравственный закон, которому нас учил разум на основании природы самих поступков, и полагаем, что мы служим этому закону лишь тем, что содействуем высшему в мире добру в себе и в других.
Таким образом, Кант понимает этот идеал высшего благо, который является конечной целью чистого разума.
Асмус В.Р. Иммануил Кант. М.: Наука, 1973. – 531с.
Введение в философию: Учебник для вузов. В 2 ч. ч.1 /Под ред. И.Т.Фролова – М.: Политиздат, 1989. – 367с.
Нарский И.С. Западноевропейская философия XIXв. М.: Высшая школа, 1976. – 584с.
Философия Канта и современность. Под общ.ред. Т.И.Ойзермана М.:Мысль, 1974. 469с.
Источник
Кант И. Критика чистого разума. /М.: Мысль, 1994 – 591с.
0 Кант И.Критика чистого разума. /М.:Мысль, 1994. с.7-9
0 Кант И.Критика чистого разума. – с.32-46
0 Кант.И с.-46
0 Введение в философию: Учебник для вузов. В 2ч. ч.1 /Под ред. Фролова И.Т. – М.Политизд. С. – 172-173, 1989г.
0 И.Кант с. -48
0 Асмум В.Ф. Иммануил Кант. М.: Наука , 1973. – с. 38-38
0 Нарский И.С. Западноевроепейская философия XIXв. М.: Высшая школа, 1976. – с. 57-60.
0 Аслус В.Р. Иммануил Кант
0 Философия Канта и современность. Под общ. Ред. Д.И.Ойзермана. М.:Мысль, 1974. – с.30-51.
0 Философия Канта и современность. Под общ. Ред. Т.И.Ойзермана. М.:Мысль, 1974. – с.50-51
0 И.Кант. — с.420
0 И.Кант. с.452-453
0 там же. С. 466-471
0 И.Кант. с.71-72
Ответы на вопрос «30.Учение Канта о разуме. Антиномии разума.»
Если в сфере теоретического разума, т.е. в мире природы, как мы знаем, нет места понятию цели, то в сфере практического разума, в мире свободы цель — это ключевое понятие. Определяя основания воли, разум в его практическом применении ставит воле ее цель; возможность же действовать в соответствии с целями разума есть сущность свободной воли, сущность человека как свободного существа. Понятие цели определяется Кантом как «причинность из свободы»; если в мире эмпирическом, в мире природы всякое явление обусловлено предшествующим как своей причиной, то в мире свободы разумное существо может «начинать ряд», исходя из понятия разума, вовсе не будучи детерминированным природной необходимостью. Свобода, по Канту, и есть независимость от определяющих причин чувственно воспринимаемого мира.
Знание умопостигаемого мира, открывающегося практическому разуму, это особого рода знание-призыв, знание-требование, обращенное к нам и определяющее наши поступки (категорический императив). Оно сводится в сущности к содержанию нравственного закона, руководящего действиями человека как «вещи в себе». А закон этот гласит: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства». Это значит, не превращай другое разумное существо только в средство для реализации своих целей. «Во всем сотворенном, — пишет Кант, — все что угодно и для чего угодно может быть употреблено всего лишь как средство: только человек, а с ним каждое разумное существо есть цель сама по себе».
Категорический императив, будучи требованием практического разума, возвещает нам закон умопостигаемого мира; если это — познание, то весьма отличное от теоретического: обращаясь к каждому из нас, этот закон требует от нас соответствовать своей умопостигаемой сущности (что нам удается далеко не всегда, а если говорить строго — очень редко). И в той мере, как мы слышим это требование и следуем ему, мы знаем сверхчувственный мир. Но это знание-совесть отлично от знания-представления, которое мы имеем в сфере теоретической.
АНТИНОМИИ ЧИСТОГО РАЗУМА — в «Критике чистого разума» Канта — противоречащие друг другу утверждения о космологических идеях. Развивая учение о разуме, как высшей познавательной способности, доводящей синтез, начатый еще рассудком, до безусловной законченности, Кант вводит в своей трансцендентальной диалектике понятие «идей разума» (включающих системы психологических, космологических и теологических идей) — идей трансцендентальных. В отличие от категорий рассудка, «идеи разума» представляют собой понятия о глобальных целостностях; мыслимое в них безусловное единство многообразного никогда не может быть найдено в границах опыта, и поэтому чувства не могут дать им адекватного предмета, Однако «драма» человеческого разума, его «судьба» состоит в том, что эти универсальные целокупности он неизбежно будет стараться толковать как предметные, неправомерно применяя идеи разума к тому, что не является чувственно данным. Это, т. н. конститутивное применение трансцендентальных идей, приводит к тому, что разум впадает в заблуждения, «иллюзорные ошибки и видимости», свидетельством чего и являются возникающие при этом с одной стороны, паралогизмы (или, по Канту, «односторонние видимости», когда речь идет о психологических идеях) и А.Ч.Р., с другой стороны. Имеется в виду «двусторонняя видимость», т.е. не одно иллюзорное, а два противоположных утверждения, относящихся друг к другу как тезис и антитезис — в контексте неправомерного применения космологических идей. В соответствии с четырьмя классами ранее выделенных им категорий рассудка Кант выводит четыре антиномии, или четыре группы противоречащих друг другу суждений, касающихся: 1) величины мира, 2) его деления, 3) возникновения и 4) зависимости существования. Они сформулированы им следующим образом: «Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве/Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве; он бесконечен и во времени, и в пространстве. «Всякая сложная субстанция в мире состоит из простых частей, и вообще существует только простое, или то, что сложено из простого/Ни одна сложная вещь в мире не состо ит из простых частей и вообще в мире нет ничего простого». «Причинность по законам природы есть не единственная причинность, из которой можно вывести все явления в мире. Для объяснения явлений необходимо еще допустить свободную причинность/Нет никакой свободы, все совершается в мире только по законам природы». 4) «К миру принадлежит или как часть его, или как его причина безусловнонеобходимая сущность/Нигде нет никакой абсолютно необходимой сущности — ни в мире, ни вне мира — как его причины». Важно отметить, что антиномиями Кант считает отнюдь не любые, уже противоречащие друг другу суждения. Ких числу могут быть отнесены только те, истинность которых не может быть проверена непосредственно в опыте, т. е. предельно общие, «воспаряющие над опытом знания», касающиеся мироздания в целом, а также, обязательно доказанные суждения. Поэтому сам Кант, выделив антиномии, затем последовательно доказывает тезисы и антитезисы каждой из них, пользуясь при этом т. н. логикой от противно го. Лишь после этого Кант разрешает антиномии. При этом сама процедура «разрешения космологической диалектики» понимается им как ее радикальное устранение из «метафизи ки», прошедший через горнило «критического исследования». В отношении первых двух антиномий (математических) Кант признал ложность как тезисов, так и антитезисов («Так как мир не существует сам по себе, то он не существует ни как само по себе бесконечное целое, ни как само по себе конечное целое»). Устранение второй антиномии осуществлялось аналогичным образом. Что же касается третьей и четвертой антиномий («динамических»), то, по мысли Канта, и тезисы и антитезисы здесь могут быть одновременно истинными, хотя и в разных отношениях, т. к. они представляют собой «синтез разнородного» — феноменов и ноуменов. Кантовская антитетика, представляющая собой учение о противоречиях человеческого разума и их роли в познании, сыграла большую роль в истории диалектики, поставив целый ряд проблем перед его непосредственными последователями, и, явившись таким образом, мощным импульсом для собственно диалектических размышлений всех представителей немецкой классической философии.
Конспект Иммануил Кант Критика чистого разума
Кант обозначил задачу осуществить критику способности разума в отношении всех познаний; предметом критики является природа самого познания. Предметы должны сообразовываться с нашим познанием – такова формула революции в способе мышления.
Кант делит познание на априорное (не зависит от опыта) и апостериорное (коренится в опыте). Таким образом, основной вопрос критики чистого разума – как возможны синтетические суждения априори в математике, естествознании и новой метафизике. Априорное знание – всеобщее, необходимое знание. Априорные знания анализируются на уровне всех способностей:
- восприимчивость (чувственность)
- суждение (рассудок)
- умозаключение (разум)
Кант различает два вида логики:
- обычная – изучает формы мышления независимо от содержания
- трансцендентальная – изучает принципы логического мышления
Трансцендентальная логика делится на трансцендентальную аналитику (учение о рассудке) и трансцендентальную диалектику (учение о разуме).
По Канту, предмет можно познать лишь потому, что он – объект чувственного созерцания, то есть в качестве явления (вещь саму по себе познать нельзя).
Рассудок – «нечувственная» способность познания, творческая деятельность, тесно связанная с опытом. Для рассудочного мышления необходимы основные понятия, систематизирующие познавательный материал – категории. Кант выделяет 12 категорий:
- Количество: единство, множество, всеобщность;
- Качество: реальность, отрицание, ограничение;
- Отношение: субстанция и акциденция, причина и действие, взаимодействие;
- Модальность: возможность – невозможность, существование – несуществование, необходимость – случайность.
Категории – априорные условия возможного опыта, условия возможности природы. Каждая третья категория вытекает из других предыдущих.
Кант пытается объединить рассудок и чувственность через воображение. Воображение соединяет их с помощью схем, которые являются заготовками категорий.
Основные идеи чистого разума: психологическая, космологическая, теологическая. Действительность не соответствует идеям разума. При попытке подвести действительность под идеи, разум впадает в противоречие с самим собой (антиномия).
Суть критики сводится к пересмотру основных философских проблем: Бог, душа и её бессмертие, свобода воли. Антиномии показывают, что разум, чувственность и рассудок бессильны познать мир, как таковой.
Роль разума в моральной философии Канта
- Виктор Чиди Волемонву
- Чистиан Пий Экпудом
Ключевые слова: Кант, разум, мораль, философия, императив, долг, доброжелательность
Аннотация
Одной из фундаментальных забот философов различных склонностей было стремление определить стандарт, по которому можно судить о морали.В то время как некоторые философы, например утилитаристы, занимают консеквенциалистскую позицию при определении морального стандарта, полагая, что мораль основана на наибольшем числе последствий, которые действие оказывает для наибольшего числа людей, другие склонны оценивать стандарт морали с точки зрения морали. деонтологическая перспектива. Как один из главных сторонников деонтологизма, Кант утверждает, что мораль определяется разумом. Таким образом, в данной статье дается оценка роли разума в моральной философии Канта. Кант утверждает, что разум побуждает человеческую волю действовать в рамках норм морального закона.Соблюдая моральный закон, человек неизменно действует в соответствии с категорическим императивом, в котором агент выполняет действие, потому что оно должно быть выполнено, а не гипотетическим императивом, который продиктован чувственными и эгоистичными желаниями. Несмотря на то, что критики, кажется, рассматривают кантовское основание морали на разуме как в основном жесткое, уместно утверждать, что директивная роль, которую разум играет в достижении морали, побуждает людей совершать действия, что можно использовать как универсальную максиму. , а также возводит на престол уважение к человеческому достоинству, которое в целом поощряет эгалитаризм и взаимное сосуществование в межчеловеческих социальных отношениях между членами сообщества.В этой статье используется герменевтический метод для формулирования предмета.
Ключевые слова : Кант; Причина; Мораль; Философия; Императив; Долг; Goodwill
Мэри Юлиус ЭгбайАвторское право на статьи, опубликованные в этом журнале, сохраняется за журналом.
Рассуждение с императивом
Рассуждение с императивомЭТИКА |
Глава 9 Кантианец Теория: категорический императив |
Раздел 7.Рассуждение с императивом |
Какова функция разума?
Reason имеет множество функций. Оно имеет теоретическая функция (например, наука) и практическая функция. Мы интересует практическая функция — практическая в том смысле, что причина определяет (наряду с эмоциями и желаниями) поведение и выбор человека. Но Практическая функция может пониматься как состоящая из двух частей — как «средство-цель» функция, и как моральная функция.Кант, как вам уже должно быть ясно, не отождествляет моральный разум с расчетливым разумом утилитаристов или эгоисты. Но он не осуждает и эту сторону практического разума. Это занимает свое надлежащее место в жизни человека, и это чрезвычайно важное место. Но расчет средств и целей должен поддерживаться другим типом рассуждение — моральное рассуждение.
А как же эта сторона человеческого рассуждения? Работа? Что это за природа?
Человеческий разум в основном состоит из поиск универсальности и необходимости.Эта концепция разума показывает Канту находиться под глубоким и глубоким влиянием Просвещения и Просвещение в естествознании. Для Канта этот поиск «естественного законы »в науке является важнейшим аспектом, составным элементом рациональности. как таковой . И так же, как открытие универсальных законов является абсолютно центральным естествознанию, поэтому поиск универсальных законов занимает центральное место в человеческой мораль. Именно этот аспект разума лежит в основе спроса на беспристрастность и справедливость.Когда судья принимает решение о применении закона, мы надеемся и верим, что им движут не его или ее чувства, или страсти, предубеждения или амбиции. Нет, мы хотим, чтобы судья был рациональным — чтобы отбросьте те личные привязанности, которые могут повлиять на его или ее способность игнорировать такие вещи, как цвет вашей кожи, или форму вашего тела, или написание вашего имени, или узор вашей одежды, или длину вашего волосы. Важен закон. Важна беспристрастность судьи.
Так и в этике, и в законе. В Категорический императив был изобретен Кантом, чтобы дать формулировку, с помощью которой мы может применить наш человеческий разум, чтобы определить правильный, рациональный поступок — , что — наш долг.
Канц ссылки
http://comp.uark.edu/~rlee/semiau96/kantlink.html
Для Канта основа теории добра лежит в намерение или воля. Те действия достойны моральной похвалы, которые совершаются из чувства долга, а чем ожидаемые последствия, особенно последствия себе.Единственное ХОРОШО о поступке — это ВОЛЯ, ДОБРАЯ ВОЛЯ. Это будет выполнять наши ОБЯЗАННОСТИ. Какие наш долг? Это наш долг действовать таким образом, чтобы мы хотели, чтобы все остальные действовали в подобным образом в аналогичных обстоятельствах по отношению ко всем другим людям.
Кант выразил это как категорический императив.
Закон в соответствии с к максиме, которой вы хотели бы, чтобы все другие рациональные люди следовали, как если бы это был универсальный закон.
Для Кант-ХОРОШО включает в себя принцип универсальности!
Кант утверждает, что может быть четыре формулировки этого принципа:
Формула Закона Природы: «Действуйте так, как если бы максима ваших действий стали по вашей воле универсальным законом природы ».
Формула конечной цели: «Действуйте так, чтобы всегда относиться к человечество, будь то в вашем собственном или в лице любого другого, никогда просто как средство, но всегда одновременно как цель.«
Формула автономии: «Действуйте так, чтобы ваша воля могла смотреть на себя в то же время, как и создание универсального закона через его максимы ».
Формула Царства Концов: «Так что действуйте так, как если бы вы прошли через максимы законотворческого члена царства целей «.
Никогда не относитесь к человеку как к средству для достижения цели.
Люди — это всегда самоцель. Мы никогда не должны использовать или эксплуатировать кого-либо для каких-либо целей.
Кант в своей книге Критика практического разума хотел найти основу для этики, которая основывалась бы на разуме, а не на вера в бога или в какой-то холодный расчет полезности, который мог бы позволить людей, которые будут использоваться на благо большинства. Кант тщательно подумал о том, что именно найдут все люди. разумно в качестве ориентира для человеческого поведения. Люди считают неправильным убивать, лгать, воровать и нарушать обещания. Почему это так. Кант приходит к мысли, что люди считают эти действия неправильными. потому что они не могут желать, чтобы это делали другие, потому что это будет означать конец цивилизованной жизни, возможно, даже жизни актера размышляя о правильном поведении. Нельзя допускать, чтобы люди все время лгали, потому что это значило бы конец человеческому общению, если мы не могли доверять тому, что было сказано верно в большинстве случаев, если не во всех случаях.
Кант думал, что будет совершенное и несовершенные обязанности.
Perfect Duty — это то, что мы все обязаны делать Все время.
например, не убивать, не причинять физический вред другим, нет ложь, никакого воровства, никаких нарушающих обещаний
Несовершенные обязанности — это те, которые мы должны выполнять как как можно чаще, но нельзя ожидать, что так будет всегда. например, быть милосердным, любящим,
Возьми Викторина по формулированию максим
ЗАВЕРШИТЬ ОБЗОР КАНТА и ЭТИКИ ОБЯЗАННОСТИ
ЧТЕНИЕ: http: // этика.sandiego.edu/theories/Kant/index.asp
Интернет-энциклопедия философии
ЧТЕНИЕ: http://www.utm.edu/research/iep/c/catimper.htm
Категорический императив в двадцатом веке
http://members.aye.net/~jfbaker/kant.html
Категорический императив
Католическая энциклопедия
http://www.newadvent.org/cathen/03432a.htm
О вероятностях
Определение максимов воли:
Моральная ответственность в
Применение категорического императива
Дэвида Р.Дженкинс
http://home.earthlink.net/~dave_jenkins/kant/dj_ci.html
Словарь терминов Канта
http://www.hkbu.edu.hk/~ppp/ksp1/KSPglos.html
АРГУМЕНТ КАНТА ПО КАТЕГОРИЧЕСКОМУ ИМПЕРАТИВУ
http://www.acusd.edu/~janderso/137/kant.html
Вот некоторые ссылки, которые могут быть полезны:
Чтобы перейти к следующему разделу главы, нажмите здесь >> раздел.
Авторские права Стивен О Салливан и Филип А. Пекорино 2002. Все права зарезервированный.
Идея Бога в кантианской философии
К вопросу существования и оправдания Высшего Существа постоянно обращается Иммануил Кант на протяжении всей своей работы. Для Канта конечной целью природы, созданной Богом, был человек как нравственное существо: мир был создан согласно нравственным потребностям человека.Вот почему говорят, что после Канта телеология ведет к моральному богословию, которое не касается возможности рационального доказательства существования Бога, но утверждает, что моральная жизнь возможна только в том случае, если Бог существует. В этих обстоятельствах, хотя «идея Бога» предполагается в большинстве кантовских работ, ниже мы настаиваем, в частности, на том, что обсуждается при обращении к практическому разуму. В теоретической философии Критики чистого разума идея Бога как Необусловленного, как существа, которое абсолютно необходимо, рассматривается как трансцендентальный идеал, определяемый посредством идеи как прототипа совершенства, необходимого для всего, что является случайным и определенным в наш чувственный мир: то, что мы можем сделать, чтобы примирить чувственный опыт с Абсолютным Существом, — это предположить экстра-феноменальную реальность, обозначенную как трансцендентный объект: мы предполагаем ее существование, но не можем ее познать.Позже, в «Критике практического разума», Бог постулируется (вместе с бессмертием души) как условие высшей ценности нравственной жизни, Высшего Блага (союза добродетели со счастьем). Поскольку в разумном мире моральное поведение не гарантирует пропорционального счастья, у добродетельных есть веские причины верить в исправительное вмешательство высшей силы: Бога как морального идеала и гарантии нравственного порядка. «Мораль неизбежно ведет к религии, через которую она (мораль) распространяется на морального Законодателя», — утверждает Кант.В этих условиях религия, понимаемая как вера в существование верховного Законодателя, для Канта имеет исключительно моральную субстанцию. В последней части настоящего исследования мы настаиваем на работе «Религия в пределах одного разума», мы пытаемся аргументировать возможность открытия некоторых элементов «философской христологии» в практической философии Канта: во-первых, потому, что для философа из Кенигсберга Христианское учение дает единственную концепцию суверенного добра, отвечающую требованиям практического разума; и, во-вторых, потому что мы считаем значимые дебаты Канта о Сыне Бога олицетворением идеи Добра, Совершенного человека, угодного Богу, нравственной личности, ноуменального архетипа, берущего начало в человечестве и т. д.
«ГЛАВА ПЕРВАЯ» в «КАНТ ОБ ОСНОВАНИЯХ НРАВСТВЕННОСТИ» на Digital Publishing в Indiana University Press
1. Моральная революция Канта
«Именно с Кантом что-то действительно и положительно новое появляется в пост-ренессансной морали. Подводя итоги и концентрируя в себе сложное наследие и долгие усилия трех столетий мысли, он выполнил революционную задачу в области этической философии, как и в области спекулятивной философии.Не то чтобы он хотел разрушить или ниспровергнуть что-либо в сфере морали — напротив, он стремился восстановить. Но для того, чтобы построить свое внушительное здание, он фактически был вынужден полностью преобразовать всю архитектуру этики ». 1
Кант, большую часть своей жизни кроткий профессор философии в Кенигсбергском университете, Пруссия, не опубликовал свою первую важную работу по философии до 1781 года, когда ему было 57 лет. Тем не менее, с 1781 года до своей смерти в 1804 году он написал серию философских работ, не имеющих себе равных по своей интеллектуальной значимости и революционному влиянию со времен Платона и Аристотеля.К ним относятся «Критика чистого разума» (1781 г.), «Основание метафизики морали» (1785 г.), «Критика практического разума» (1788 г.), «Критика суждения» (1790 г.), «Религия только в рамках разума» (1792 г.), вечный мир ( 1795) и «Метафизика морали» (1803), в дополнение к меньшим работам и исправленным изданиям вышеизложенного. Подобно тому, как 1776 год ознаменовал начало политической революции, «услышанной во всем мире» подписанием американской Декларации независимости, так и 1781 год ознаменовал начало философского переворота, который все еще ощущается во всем мире западной мысли.
Эта вторая Коперниканская революция, как Кант любил называть свою теорию, была действительно революционной. До Канта философы в целом соглашались с тем, что основой достоверности нашего знания является мир объектов. Философы придерживались радикально разных взглядов на то, что на самом деле представляют собой объекты. Платон, например, утверждал, что объекты являются имитацией абсолютных и нематериальных реальностей, которые он называл формами; Епископ Джордж Беркли (1685–1753) утверждал, что материальные объекты существуют только как идеи в уме.Но большинство философов следовали Аристотелю, который придерживался более или менее здравого смысла, согласно которому объекты сами по себе являются фундаментальными реальностями. Знание является подлинным, когда идеи точно отражают природу объектов, существующих в пространственно-временной вселенной. Философы редко ставили под сомнение нашу способность познавать объекты (хотя этот вопрос поднимал Декарт), но стремились объяснить то, что казалось очевидным фактом, а именно то, что мы действительно знаем объекты такими, какие они существуют.
Однако после 1781 года все изменилось, поскольку в своей «Критике чистого разума» Кант далек от того, чтобы принять за факт наше знание объектов самих по себе, он объявил такое знание невозможным.Вселенная, или Природа, на самом деле представляет собой формальную систему, навязанную нашим ощущениям разумом, а не объективную реальность, известную своим точным отражением в уме. Знание, сказал Кант, может распространяться только на пределы самого человеческого опыта, и любая попытка философствовать о вещах, удаленных от опыта, таких как существование и природа Бога, свобода воли и бессмертие души, приведет к в замешательстве и крайнем противоречии. Концепция Канта опровергла все заветные догмы предыдущей философии и, в свою очередь, привела к идеализму девятнадцатого и двадцатого веков, к феноменологии, а через последнюю — к экзистенциализму.
Революция Канта не ограничивалась познанием фактов вселенной: она так же сильно распространилась на область моральной философии. До Канта философы-моралисты в целом соглашались с тем, что окончательный стандарт морального суждения можно найти в некотором объективном ценностном объекте. Аристотель считал, что человеческая природа является моральным руководством к действию; средневековые схоласты смотрели на Закон Бога как на отражение в рациональном осознании человеком Закона Природы; Юм рассматривал моральные стандарты как врожденное, естественное чувство одобрения.Хотя эти философы расходились во мнениях относительно того, что именно является объективным ценностным объектом или стандартом, они были согласны с тем, что это руководство, с помощью которого человек может принимать решения и выбирать, когда он стремится к добру, добродетели или моральному качеству.
Напротив, провозгласил Кант. Поскольку невозможно познать объекты за пределами опыта, даже свою собственную человеческую природу или разум, поскольку они существуют сами по себе, но только так, как они кажутся нам через наш опыт их, мы не знаем ни о каком ценностном объекте, кроме как в той мере, в какой они есть. кажется, что это имеет ценность.Но если мы хотим избежать чисто субъективного морального стандарта, тогда мы должны апеллировать к разуму как к источнику морального совершенства, а не к какому-либо предвзятому идеалу совершенства Человеческой природы или Божественному приказу. Таким образом, нравственность становится вопросом внутренней последовательности действий, а не стремлением к какой-то ценностной цели.
Задача распространения этой теории была огромной, поскольку до его времени философия выражалась на объектном языке, языке, на котором существительные относились к вещам и событиям в себе, а прилагательные — к характеристикам вещей и событий.Кант считал невозможным писать, используя господствующую терминологию философии; ему нужна была терминология, свободная от коннотаций предыдущих эпох. Любой, кто предлагает действительно новую теорию, должен столкнуться с таким препятствием. К сожалению, Кант предполагал, что читатели «Основы метафизики морали», его первого крупного труда по моральной философии, будут знакомы с его «Критикой чистого разума» и, таким образом, узнают его использование некоторых ключевых выражений. Однако опыт показал, что «Фонд» — гораздо более доступная работа, чем «Критика чистого разума», и что она, безусловно, более знакома непрофессиональным изучающим философию.Мы должны изучить основную терминологию Канта, прежде чем мы сможем с пользой приступить к исследованию самой его моральной философии. Такое введение не должно быть длинным; Кант полагал, что он пишет книгу, которая будет иметь популярность, поэтому он избегал более формального языка, встречающегося в его трех Критиках.
Соответственно, оставшаяся часть этой вводной главы будет посвящена четырем вопросам:
- Цель Канта в написании Фонда;
- Его различие между умозрительным, и практическим разумом;
- Значение чистого разума;
- Смысл априори.
2. Абсолютная основа морали
Первый вопрос, который естественно возникает в отношении любой книги, — это то, о чем пишет писатель. Некоторые комментаторы моральной философии Канта полагают, что Фонд — это попытка открыть высший моральный закон, из которого мы можем вывести наши моральные обязательства; что Кант ищет стандарт, по которому мы можем судить, является ли конкретное действие правильным или неправильным. Те, кто так интерпретирует работу Канта, обнаруживают, что Раздел III Основы, посвященный проблеме свободы выбора, не имеет отношения к центральной теме, как они ее видят, и приходят к выводу, что это своего рода приложение к основному тезису, касающееся с вопросом, который действительно важен для морали в целом, но не для какой-либо конкретной моральной системы.
Другая группа комментаторов полагает, что Фонд — это трактат по метафизическому предмету Свободы, и что Кант использует область этики как пример парадигмы для обоснования свободы воли. Такая интерпретация действительно делает Раздел III неотъемлемой частью всей работы, но упускает из виду категорическое отрицание Канта того, что мы можем доказать, что человеческая воля к свободе. Было бы довольно странно, если бы Кант написал целую книгу, чтобы доказать или оправдать то, что, по его мнению, доказать невозможно.Тем не менее, как мы увидим, Кант пытается дать своего рода доказательство свободы воли, хотя, безусловно, косвенное. Игнорирование этого сделало бы части Раздела III бессмысленными.
Эти интерпретации небезосновательны. Кант, безусловно, ищет высшие стандарты нравственных действий и пытается оправдать веру в свободу воли. Поскольку он твердо настаивает на том, что свобода является необходимой частью основы морали, он должен включить обоснование веры в свободу человека делать моральный выбор.Точно так же, если можно установить фундаментальный принцип, он будет служить стандартом для определенных моральных законов, даже если мы не сможем вывести наши конкретные моральные обязанности только из этого принципа.
Но ни одна из этих интерпретаций не указывает на главную цель Канта. В предисловии к Фонду он совершенно ясно заявляет: «Таким образом, у Фонда есть только одна цель: открыть и оправдать высший принцип морали». Он ищет высшее основание морали, то основание, на котором должна покоиться вся структура морального закона, чтобы он имел силу как подлинный закон долга.
3. Спекулятивный и практический разум
Любое обсуждение моральной теории Канта должно начинаться с ясного понимания различия, которое Кант проводит между спекулятивным и практическим разумом. Это древнее различие. В своей «Никомаховой этике» Аристотель проводит различие между умозрительной мудростью и практической мудростью. И то и другое является деятельностью разумной души человека, объясняет Аристотель, но они касаются разных объектов мысли. Спекулятивная мудрость (софия) — это знание вечных, необходимых истин, таких как математика, а практическая мудрость (phronesis) — это знание правильных принципов для хорошей жизни.
Проиллюстрировать это различие поможет аналогия. Автомобильный инженер может знать все, что нужно знать о механических и физических законах, задействованных в конструкции транспортного средства, но все же не знать, как водить машину. Обладает теоретическими (умозрительными) знаниями. Его жена, с другой стороны, может быть опытным водителем, но очень мало понимает, что происходит, когда она переключает передачи. У нее есть практические знания, но не теоретические. Грубое различие будет заключаться в том, что теоретическое знание — это знание того, что что-то так, а практическое знание — это знание того, как выполнить какое-то действие.
В своей «Критике чистого разума» Кант провел различие между ними следующим образом: «Здесь может быть достаточно определить теоретическое знание или познание как знание того, что есть, а практическое знание как знание того, что ему должно быть. ” 2 Кант не проводит четкого различия между умозрительным и практическим знанием, между разумом как источником знания фактов во вселенной и разумом как источником знания того, что мы должны делать.Иногда он заявляет, что оба типа знания. В Предисловии к Основанию он говорит: «В общем, разум один; отличаются только его функции ». Тем не менее, в разделе II той же работы он утверждает, что воля есть не что иное, как практический разум. В «Критике чистого разума» он говорит, что практический разум есть «разум в той мере, в какой он сам является причиной, порождающей действия». Однако в целом Кант относится к спекулятивному разуму как к рациональной способности, с помощью которой мы познаем факты, а к практическому разуму как к рациональной способности, с помощью которой мы знаем, что мы должны делать.Знание того, что мы должны делать, несомненно, является своего рода знанием. Но он существенно отличается от спекулятивного разума в следующем: в то время как спекулятивный разум имеет дело с тем, что было, есть или будет фактом, практический разум имеет дело с тем, что может не быть фактом, если мы не решим это сделать. факт по действию. Например, по умозрительным причинам я знаю, что полная луна взойдет в определенный вечер следующего месяца; по практическим соображениям я знаю, что должен вернуть Смиту пять долларов, которые я ему должен, или что я должен медленно ехать по обледенелому асфальту.
4. Чистый разум
Иногда мы слышим о выводах, сделанных или известных с помощью «чистого разума». Обычно мы понимаем это так, что процесс рассуждений был скорее дедуктивным, чем индуктивным, с помощью силлогизма или формального аргумента, а не путем накопления фактических свидетельств. Кантовское значение «чистого разума» совершенно иное, и это понятие является основой его системы.
Согласно Канту, у нас есть два способа познания — это означает, что у нас есть два способа познания фактов и два способа узнать, что мы должны делать.Один из способов, наш повседневный путь, — это познание через опыт, наши чувства. Каждый факт, который мы знаем о Вселенной, основан на опыте, и каждый навык, который мы усваиваем, приобретается на практике. Конечно, мы используем наши рассудочные способности для получения такой информации или таких навыков, но такое использование разума не является тем, что Кант называет чистым разумом.
Чистый разум — это рассуждение, «чистое от всего, что извлечено из опыта». Это определение сразу же вызывает вопрос. Если все, что мы знаем о Вселенной, включая факты о нас самих, получено из какого-то опыта, какое еще знание, кроме этого, может быть предметом заботы «чистого» разума? Ответ на этот вопрос составляет уникальный вклад Канта в историю мысли: чистый разум занимается деятельностью самого разума.То, что мы знаем о Вселенной, известно из нашего опыта; но рамки этого знания, систематическое построение самого знания, мы не можем познать посредством такого опыта. Чтобы знать что-либо о Вселенной, необходимо, чтобы переживания были значимы для нас, однако значимость любого опыта должна определяться каким-то стандартом, отличным от самого опыта. Этот стандарт или структура является условием 3 для всего нашего эмпирического знания и, следовательно, сам по себе не может быть познан на опыте, поскольку опыт уже предполагает эту основу.Если структура вообще может быть познана, она должна быть познана совершенно независимо от всякого опыта, то есть посредством некоторой деятельности разума, которая не полагается на какой-либо опыт: чистого разума.
Пример поможет. Представьте, что вы сидите на футбольном стадионе прямо перед игрой. Внезапно половина толпы вскакивает на ноги, громко крича: «А вот и команда!» Из раздевалки на поле выливаются тяжеловесные люди и начинают разминаться. Зритель насчитывает сорок таких людей, но мысленный глаз их «видит». как единое целое, команду.В своем уме он объединяет отдельных людей в единое целое, причем каждый человек является частью целого. Нам не нужно останавливаться на этом конкретном примере, поскольку он предназначен только для того, чтобы показать, что разум часто берет верх там, где заканчивается восприятие; разум делает нечто большее, в данном случае формируя в концептуальную единицу то, что глаз видит как отдельные личности.
Хотя это деятельность разума, это еще не чистый разум, поскольку материал, который разум складывает в концептуальную единицу, «команду», извлекается непосредственно из опыта людей на игровом поле.Однако давайте обратимся к этой умственной деятельности по объединению отдельных ощущений в значимые целые или концептуальные единицы. Если мы делаем это абстрактно, не рассматривая какой-либо конкретный случай такой деятельности, мы исследуем функцию разума независимо от опыта. Эта деятельность разума второго порядка, наше исследование способности разума объединять индивидуальные переживания в концептуальные единицы, вообще касается не какого-либо конкретного опыта, а деятельности самого разума.Эту деятельность разума второго порядка Кант называет чистым разумом.
Есть много общего между исследованием чистого разума и тем, что психологи называют философской психологией. Оба исследуют работу самого разума, а не объекты разума, как это делает научное знание. Но Кант ограничивает свои исследования чистого разума фундаментальной деятельностью разума, поскольку он формирует отдельные переживания в значимые концептуальные целостности. Это тоже была плодотворная область изучения психолога.Но там, где психолог принимает эту деятельность разума как данность, как данный факт, ведущий к дальнейшим исследованиям, Кант спрашивает, может ли эта объединяющая деятельность разума оправдать себя. Объединяет ли разум переживания произвольно, или существует некоторая врожденная — можно сказать врожденная — склонность разума действовать в рамках естественных ограничений в соответствии с фиксированными правилами, которые в большей или меньшей степени направляют такую деятельность? Является ли знание накоплением случайных, но случайных образований множества ощущений, или же сам разум настолько структурирован в своей деятельности, что должен объединять ощущения в соответствии с какой-то заранее установленной системой «законов познания»? Задавая такой вопрос, Кант ничего не принимает в знании как должное, но подвергает сам разум самой основной критике — по его собственным словам, критике разума.
Теперь давайте вернемся к различию между умозрительным и практическим разумом, чтобы увидеть, как концепция чистого разума вписывается в каждую область. Когда мы исследуем деятельность разума, поскольку он берет ощущения, полученные от отдельных органов чувств, и объединяет их, чтобы сформировать переживания вселенной, тогда мы находимся в сфере чистого умозрительного разума. Это было основной задачей Канта в его первой великой работе «Критика чистого разума». С другой стороны, когда мы исследуем деятельность разума, как он конструирует правила деятельности, мы находимся в сфере чистого практического разума.Такова задача Канта в «Основании» и снова в его более поздней «Критике практического разума». Когда Кант говорит о «Критике чистого практического разума», он имеет в виду исследование фундаментальных и чисто рациональных предпосылок всякого морального знания. В Фонде он ищет тот высший принцип, структуру, условие или предпосылку, которые будут оправдывать все другие моральные законы, устанавливая их объективную значимость. Мы видим важность этого поиска. Если, согласно Канту, разум «формирует» необработанные чувственные переживания в связные, значимые единицы в соответствии с некоторыми рациональными законами познания, для теории познания наиболее важно открыть эту систему законов и доказать, что она действительна. фундамент для познания Вселенной.Если подобная деятельность ума необходима для морального познания, то для морального философа чрезвычайно важно открыть эту систему законов выбора и действия и доказать, что она является действительным основанием для моральных принципов, поскольку при таком обосновании вся действительность морали стоит или падает. Если существует такой фундаментальный принцип морали и если мы можем доказать, что он является законным основанием морального закона, то мы нашли единый окончательный стандарт для всех моральных суждений.В противном случае мораль — вопрос относительный, не более чем кодификация индивидуальных предпочтений или социальных обычаев. Не требуется глубокого понимания, чтобы понять, почему это самый важный вопрос моральной философии.
5. Все моральные суждения априорны.
В традиционной логике выражения a priori и a posteriori относятся соответственно к дедуктивным и индуктивным методам рассуждения. Вообще говоря, априорный аргумент — это аргумент, который выводит заключение из заданных посылок в соответствии с формальным правилом (например,г., силлогизм). С другой стороны, апостериорный аргумент начинается с эмпирических данных о конкретных объектах или событиях и на основе этих данных приходит к обобщению. Последний является основным индуктивным методом.
Кант употребляет термины a priori и a posteriori в разных смыслах. Он говорит об априорных и апостериорных концепциях и снова об априорных и апостериорных предложениях. Как правило, априори Кант означает «полученный из разума», апостериори он означает «полученный из опыта».”
Все наши представления об объектах, событиях и характеристиках Вселенной в конечном итоге получены из опыта и, следовательно, характеризуются как апостериорные (например, покраснение, дерево, велосипед, Салли, звезда). Пример априорной концепции — это изменение. Мы переживаем последовательность одного состояния объекта из предыдущего состояния, например, последовательные ноты, сыгранные на скрипке. Но на самом деле мы не видим самого изменения или, в данном случае, слышим его. Объединение двух последовательных переживаний в две части одного и того же события, называемое изменением, — это умственный процесс.Мы воспринимаем ухом две последовательные ноты, но мысленно переживаем это как изменение. Когда мы думаем о самом изменении, мы думаем об априорной концепции.
Однако изменение не является чистой априорной концепцией, поскольку мы переживаем изменения, так сказать, так же, как мы пережили команду. Понятие изменения, если рассматривать его абстрактно, считается результатом действия разума, а не только результатом опыта; но эта идея все еще привязана к опыту последовательных состояний и, таким образом, не свободна от всякого опыта.В конце концов, мы используем выражение: «Наблюдайте за этим изменением цвета воды», и, конечно же, мы действительно видим изменение цвета воды, хотя на самом деле мы видим последовательные цвета, а не какую-то дополнительную характеристику, которую можно идентифицировать как изменение. Возможно, было бы лучше сказать, что мы видим сменяющие друг друга цвета как изменение, как событие, которое мы бы классифицировали как изменение.
Некоторые концепции, однако, полностью независимы от опыта, поскольку они служат основой для опыта. Пример чистого априорного понятия — «субстанция.«Когда мы перемещаем тарелку по столу, мы испытываем предыдущее и последующее расположение тарелки, а также объединяем эти различные переживания в одно событие, которое мы характеризуем как изменение местоположения тарелки. Но оправдание того, что мы делаем это, не может быть основано на самих переживаниях, поскольку переживания разделимы, как и различные местоположения тарелки на пути следования. Мы объединяем различные переживания местоположения тарелки в единое целое, называемое «смена места», полагая что-то, что служит основой для этой объединяющей деятельности.В противном случае мы могли бы с таким же успехом сказать, что тарелка в начале — это полностью отличная тарелка от тарелки в конце. Однако мы этого не делаем, потому что мы подтверждаем изменение местоположения, исходя из предположения, что простое изменение местоположения тарелки не приводит к ее превращению в совершенно новую тарелку.
Говоря более философски, в основе каждого изменения лежит что-то, что сохраняется через изменение, и этому субстрату дается абстрактное название субстанция. То, что концепция субстанции в нашем примере полностью независима от опыта, можно понять, если учесть, что переживание пластины в одном месте, превращающейся в совершенно другую пластину в другом месте, будет точно таким же, как переживание простого изменения расположение одиночной пластины.Мы судим, что происходит только изменение местоположения, потому что мы мысленно подтверждаем событие как объединенное по существу. Таким образом, субстанция является чистой априорной концепцией, полностью независимой от опыта. Но это чистая априорная концепция умозрительного разума, поскольку она применима к объектам и событиям во вселенной фактов. Концепция, в равной степени независимая от опыта, но применимая к миру нравственной деятельности, будет чистой априорной концепцией практического разума, примером которой является концепция свободы воли.Верно ли это понятие — одна из ключевых проблем теории морали Канта.
Обращаясь к суждениям, Кант говорит, что априорное суждение оправдывается обращением к разуму, которое выводится из самоочевидных суждений. Утверждения математики — это априорные предложения. Например, с помощью одного только разума, без обращения к опыту, мы знаем, что 35 + 36 = 71. С другой стороны, апостериорное суждение оправдывается обращением к некоторому опыту.Любое фактическое утверждение, такое как «Земля круглая» или «У Роуз Энн голубые глаза», является апостериорным утверждением. Как общее эмпирическое правило, мы можем понимать, что a priori означает производное от разума или оправданное им, а a posteriori — полученное из опыта или оправданное им.
Если кто-то задается вопросом, является ли конкретное понятие или предложение априорным или апостериорным, происходит ли оно из разума или из опыта, он может проверить концепцию или предложение, задав вопрос, можно ли его охарактеризовать по необходимости.Философы давно пришли к общему мнению, что необходимость является существенной характеристикой априорных предложений. Например, верно то, что все холостяки не состоят в браке и что у каждого следствия есть причина. Необходимость здесь вытекает не из опроса бакалавров или научного исследования эффектов, а из значений задействованных терминов. Когда мы понимаем значения терминов, мы видим только с помощью разума, что утверждения верны, и что их отрицание привело бы к внутреннему противоречию.
С другой стороны, утверждение, которое не обязательно истинно, даже если оно может быть универсально истинным, не было бы априори. У нас есть очень веские причины принять универсальную истину утверждения «Все люди умрут», но мы знаем, что это правда, только потому, что это подтверждает человеческий опыт. Бессмертный человек, который никогда не стареет и помнит события из прошлых веков, был бы действительно замечательным человеком, но в такой идее нет никакого внутреннего противоречия.
Когда мы подходим к вопросу о моральных суждениях, мы обнаруживаем, что моральный закон, такой как «Всегда выполняй свои обещания», кажется, предполагает некую необходимость.Моральный закон — это не универсальная истина, основанная на опыте, как будто «Всегда сдерживай свои обещания» имел такое же благоразумное качество, как «Во время вождения всегда следи за дорогой». Последнее правило — хороший совет, потому что опыт показывает, что несоблюдение его имеет неприятные последствия. Возможность этих неприятных последствий придает правилу, так сказать, авторитет. Его можно назвать апостериорным правилом или, в терминах Канта, апостериорным утверждением практического разума.
Иначе обстоит дело с правилом «Всегда выполняй свои обещания.«Безусловно, такое правило может быть воспринято в том же рекомендательном смысле, что и правило вождения. Мы могли бы дать такой совет начинающему политику, и обоснованность нашего совета будет основываться на вероятных последствиях на следующих выборах. Но в таком контексте мы будем давать политические советы, а не моральные наставления. Моральные правила отличаются от рекомендательных правил в самом важном отношении: в отличие от рекомендательных правил, моральные правила предполагают необходимость. Политический кандидат может нарушить политическое правило (на свой страх и риск), не перестав быть политическим кандидатом, тогда как человек не может нарушить моральное правило, не став аморальным.Иными словами, рекомендательные правила говорят нам, что было бы разумно делать, в то время как моральные правила говорят нам, что мы должны делать. Могут быть случаи, когда водитель должен отвести глаза от дороги или политик должен нарушить предвыборное обещание. Но в некоторой степени, которую еще предстоит объяснить, моральное правило всегда должно соблюдаться. Это не означает, что человеку никогда не следует нарушать обещание. 4 Но когда ситуация носит моральный характер, такие исключения возникают только ввиду какого-то другого упреждающего морального правила, например: «Не убивайте другого человека.«Если я пообещал навестить больного друга, я должен сдержать свое обещание, если я хочу быть нравственным; но эта необходимость должна уступить место высшей необходимости избежать убийства. Я не мог, например, проехать через многолюдную школьную зону, чтобы добраться до больницы до того, как закончились часы посещения.
Моральные правила, поскольку они необходимы, являются априорными правилами — в терминах Канта, априорными утверждениями практического разума. Возникает критический вопрос. Если моральные правила априорны, то они получают свой авторитет или моральную значимость от разума, а не от опыта.Как разум приходит к необходимой истине в моральных суждениях? Какова ментальная процедура, с помощью которой практический разум находит необходимость? Если эти практические предложения (правила) действительно априори, как возможны такие априорные предложения практического разума? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно окунуться в самую суть всего царства морали. Именно это и сделает Кант.
Введение в работы Иммануила Канта
Философию Иммануила Канта (1724–1804) можно разделить на две основные ветви.Его теоретическая философия, включающая метафизику, основана на рациональном понимании концепции природы. Вторая, его практическая философия, включающая этику и политическую философию, основана на концепции свободы. Обе эти ветви оказали огромное влияние на последующую историю философии.
Критика метафизики Канта
В одном из самых известных философских комплиментов в истории Кант назвал работу Дэвида Юма (1711–1776) нарушением его «догматической дремоты» и направлением его мышления на совершенно новый путь.Чтобы лучше понять результаты этой новой мысли, мы должны кратко рассмотреть рассматриваемую «догму» и атаку Юма на нее. Преобладающей философской ортодоксией во времена Канта был рационализм, изложенный Готфридом Лейбницем (1646-1716) и систематизированный Кристианом Вольфом (1679-1750). По мнению таких рационалистов, эмпирическое знание, основанное на опыте, вызывает подозрение, потому что оно обязательно связано с субъективными перспективами людей. Поскольку человеческие чувства по своей природе подвержены ошибкам, эмпирические исследования никогда не смогут выявить, каков мир на самом деле, незапятнанный перспективой: объективное познание мира может быть достигнуто только с помощью разума.Лейбниц, например, представил описание мира, основанное только на двух основных принципах, которые, по его мнению, были самоочевидными.
Дэвид Юм был сторонником эмпиризма, доктрины, противоположной рационализму. По мнению эмпириков, все знания основаны на чувственном опыте, и, следовательно, субъективные точки зрения наблюдателей никогда не могут быть полностью преодолены. Согласно этой позиции, рационалистические попытки обойти чувства, полагаясь только на разум, обречены на провал.Разум может способствовать познанию, но только связывая идеи друг с другом, а идеи в конечном итоге основываются на чувственных впечатлениях. Поэтому независимый «мир идей» или доступ к знанию реальности, незапятнанной человеческими чувствами, невозможен. Юм был особенно эффективен в выявлении скептических выводов из позиции эмпирика. Он утверждал, что ни личная идентичность, ни причинность не могут быть обоснованно выведены из опыта. Хотя мы можем заметить, что одни события регулярно следуют за другими, мы не можем сделать вывод, что одно вызвало другое.Кант счел атаку Юма на причинность особенно тревожной, поскольку она угрожает основам современного естествознания.
В своей книге Критика чистого разума Кант излагает свой ответ на этот философский спор. Кант видит силу скептических возражений против рационализма и поэтому стремится восстановить некоторые утверждения разума на более твердой основе. Кант соглашается с эмпириками в том, что не существует «умопостигаемой области», доступной только разуму, и отрицает, что мы можем получить знание о том, как устроен мир, независимо от всякого опыта.Однако он не заключает, что все человеческие знания в конечном итоге сводятся к конкретному опыту. Согласно Канту, можно сделать общие выводы о чувственном мире, объяснив, как человеческое понимание структурирует весь опыт. Как он говорит в Предисловии ко второму изданию Critique:
До сих пор предполагалось, что все наши знания должны соответствовать объектам. Но все попытки расширить наши знания об объектах, установив что-то в отношении них a priori , с помощью концепций, исходя из этого предположения, заканчивались неудачей.Поэтому мы должны проверить, можем ли мы добиться большего успеха в задачах метафизики, если мы предполагаем, что объекты должны соответствовать нашему знанию.
Кант сравнивает свои метафизические исследования с исследованиями Коперника, который произвел революцию в изучении астрономии, объяснив положение наблюдателя небесных тел. Точно так же Кант стремится революционизировать метафизику, объясняя структуру понимания, которое постигает природу. Согласно Канту, чувственный мир имеет определенные особенности, которые могут быть известны a priori не потому, что это особенности самих объектов, а, скорее, потому, что они являются особенностями человеческого понимания.Мы можем знать a priori, , что все объекты будут существовать в пространстве и времени, потому что это формы нашей интуиции; мы не могли бы даже представить объект, существующий без этих форм. Точно так же весь опыт структурирован категориями понимания, такими как субстанция и причинность. С кантианской точки зрения человеческое понимание становится законодателем природы, потому что «законы природы», которые мы воспринимаем в мире, устанавливаются нашим пониманием.
В Критике чистого разума Кант стремится показать пределы того, что может быть познано теоретическим разумом, и его стратегия зависит от различия между феноменами (объекты, как мы их переживаем) и ноуменами (объекты как они существуют сами по себе).В каком-то смысле Кант наказывает амбиции разума. Поскольку все знания структурированы категориями понимания, мы должны отказаться от знания вещей в себе. Однако знание этих категорий также позволяет нам сделать априори обобщения о феноменальном мире. Например, мы знаем, что мир природы управляется принципом причинности, потому что причинность — это форма знания. Ограничивая свои выводы миром опыта, Кант может противостоять угрозе юмовского скептицизма и поставить естественные науки на прочный фундамент.
Моральная философия
Понимание Кантом моральной свободы и моральных принципов было центральным в дискуссиях о морали с его времен. Его моральная философия — это философия свободы. Без человеческой свободы, думал Кант, моральная оценка и моральная ответственность были бы невозможны. Кант считает, что если человек не может поступить иначе, то его поступок не может иметь моральной ценности. Кроме того, он считает, что каждый человек наделен совестью, которая заставляет его или ее осознавать, что моральный закон имеет над ними власть.Кант называет это «фактом разума» и рассматривает его как основу веры в человеческую свободу. Однако Кант также считает, что весь мир природы подчиняется строгому ньютоновскому принципу причинности, подразумевая, что все наши физические действия вызваны предшествующими событиями, а не нашей свободной волей. Как же тогда возможны свобода и нравственность?
Упрощенно говоря, ответ Канта на эту проблему состоит в том, что, хотя люди подвержены причинно-следственной связи в феноменальном царстве, мы свободны в нуменальном царстве .Чтобы понять этот ответ, необходимо понять различие Канта между теоретическим и практическим разумом. Критика чистого разума дает отчет о теоретическом разуме и его пределах. Теоретический разум может понять мир природы через категории рассудка. Практическая причина отвечает на вопросы о том, каким должен быть мир , и говорит нам о нашем долге. Это также приводит людей к концепции идеального мира, создание которого становится нашей целью.Однако для правильного функционирования практического разума необходимо наличие определенных условий, таких как Бог, бессмертие души и, что наиболее важно, свобода воли. Поскольку ничего из этого не содержится в категориях рассудка, теоретический разум ничего о них не может знать. Однако, утверждает Кант, поскольку теоретический разум также неспособен опровергнуть их существование, мы вправе признать их существование практически. Как он отмечает в предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума » , Кант «должен был отрицать знание, чтобы освободить место для веры.”
Согласно Канту, этика, как и метафизика, равна a priori , что означает, что наш моральный долг определяется независимо от эмпирических соображений. Таким образом, этику Канта можно противопоставить этическим взглядам, таким как утилитаризм, согласно которым мораль поступков проистекает из их последствий. В «Основах метафизики морали » Кант излагает свой фундаментальный этический принцип, который он называет «категорическим императивом». Моральный принцип «императивен», потому что он командует, и он «категоричен», потому что он делает это безоговорочно, то есть независимо от конкретных наклонностей и обстоятельств актера.Этот моральный принцип дан разумом и гласит, что мы можем действовать только таким образом, чтобы максима нашего действия, , то есть принцип, регулирующий наши действия, могла стать универсальным законом. Например, запрещается действовать в соответствии с принципом «ложь всякий раз, когда это дает преимущество», потому что такая максима разрушила бы доверие среди людей, а вместе с тем и возможность получить какое-либо преимущество от лжи. Те, кто руководствуется неуниверсальными максимами, попадают в своего рода практическое противоречие.В другой формулировке категорического императива Кант указывает, что мы всегда должны уважать человечество в себе и других, рассматривая людей всегда как самоцель, а не просто как средство.
Свобода для Канта, таким образом, не есть «свобода» следовать своим склонностям. Напротив, свобода подразумевает мораль, а мораль подразумевает свободу. Действовать в соответствии со своими склонностями или желаниями, даже если он желает нравственно правильного поступка, должен определяться причинными силами природы и, следовательно, быть несвободным или «гетерономным».«Действовать нравственно — значит действовать« автономно », то есть действовать в соответствии с законом, который дает себе. Недостаточно только выполнять действия, требуемые моралью; также необходимо действовать намеренно в соответствии с моральным долгом.
Политическая философия
Политическая философия Канта переплетается с его моральной философией. Политическая деятельность в конечном итоге определяется моральными принципами, основанными на автономии человека. Поэтому в своем эссе «О расхожем высказывании:« Это может быть истиной в теории, но не применимо на практике »» Кант критикует политических мыслителей, таких как Макиавелли, которые считают, что аморальные или аморальные средства допустимы в политика.Тем не менее, хотя Кант утверждает, что мораль обязательна в политике, он не считает, что реальное политическое поведение людей контролируется долгом.
Одним из важнейших политических актов, требуемых по долгу службы, является создание государства, основанного на законе, Rechtsstaat. В Доктрине права (вторая часть Метафизики морали ) Кант говорит нам, что единственное врожденное право — это «свобода, поскольку она может сосуществовать со свободой каждого другого в соответствии с универсальным законом. .«Свобода и достоинство человека должны уважаться, и это возможно только в правовом государстве, управляемом законом, который защищает гражданские права людей. Кант отличает «республики», тип правительства, за которое он выступает, от «деспотий» в зависимости от того, отделены ли их исполнительная и законодательная ветви друг от друга. Когда исполнительная и законодательная власть передаются одному органу, правительство становится деспотическим, потому что закон больше не универсален, а определяется определенной волей.Таким образом, прямые демократии неизбежно являются деспотиями, потому что большинство подавляет меньшинство, а не действует в соответствии с универсальным законом.
Акцент Канта на законном правительстве и гражданских правах связывает его с концепцией естественных прав предшественников, таких как Гоббс, Локк и Руссо. Однако оправдание Кантом государства не ограничивается оправданиями, предлагаемыми этими мыслителями. Кант утверждает, что люди не просто заключают государственный или общественный договор из соображений благоразумия, потому что их интересы наилучшим образом обслуживаются государством, но также и то, что мы обязаны уважать свободу человека, и это требует от нас создания Rechtsstaat , если один еще не существует.
Каким бы ни было место морали в политике, Кант видит, что людьми управляют их склонности и желания, которые делают их пристрастными к себе и опасными друг для друга. Более того, настоящие правители часто подавляют своих подданных. Тем не менее, несмотря на то, что фактические правительства часто не в состоянии реализовать принципы права, Кант отвергает идею о том, что подданные должны восстать против существующих правительств, чтобы создать более совершенные. Он считает любое «право на революцию» бессвязным, потому что государство — единственное существующее воплощение права.Вместо этого Кант утверждает, что подданные всегда обязаны подчиняться своим правительствам, хотя они могут использовать свой общественный разум для их критики.
Политическая философия Канта характеризуется разрывом между сферой политических принципов и материальными мотивами большинства человеческих поступков. Он утверждает, что для того, чтобы соединить эти два аспекта вместе, именно с помощью негативных или асоциальных характеристик человечества создаются общества, приближающиеся к соблюдению требований морали.Как он пишет в своем эссе «Вечный мир», проблема гражданского правления может быть решена даже для расы демонов, если они будут разумными. Даже самые корыстные субъекты придут к пониманию того, что государство является лучшим средством защиты своих интересов от других, даже если они предпочли бы освободиться от закона. Они будут создавать институты, которые могут заставить всех подчиняться закону и действовать так, как если бы они руководствовались моралью. По словам Канта, установление законного и мирного государства «не требует, чтобы мы знали, как достичь морального совершенствования людей, но только чтобы мы знали механизм природы, чтобы использовать его на людях, организуя конфликт между людьми». враждебные намерения присутствуют в людях таким образом, что они вынуждены подчиняться принудительным законам.”
Взгляды Канта на международные отношения демонстрируют такое же противоречие между принципом и фактом. Кант утверждает, что состояние вечного мира необходимо морально. Однако такое состояние может возникнуть только при наличии набора невероятных политических условий. Для установления вечного мира все штаты должны иметь республиканскую гражданскую конституцию, участвовать в союзе штатов, упразднить постоянные армии и отказаться брать на себя государственные долги за войну, а также ряд других условий. Хотя мы не можем ожидать, что существующие правительства установят эти условия только из своих собственных желаний, существует историческая телеология (утверждает Кант), посредством которой они, тем не менее, могут возникнуть.Война играет центральную роль в этом процессе. Именно под угрозой войны люди формируют правительства и обнаруживают, что республиканские конституции наиболее эффективны в борьбе с внутренними и внешними опасностями. Более того, поскольку отдельные лица и государства преследуют свои интересы посредством растущей торговли, они обнаруживают, что война несовместима с прибылью. Таким образом, государства будут избегать войны, чтобы более эффективно добиваться богатства. Одной из причин того, что постоянное преследование личных интересов способствует миру, является то, что модернизация и экономический прогресс сделают войны настолько катастрофическими по своим последствиям и дорогостоящими в их ведении, что государства будут все более склонны избегать их.Поэтому мы все ближе и ближе подходим к состоянию мира, которое предписывает мораль.
Хотя политические институты вызваны злыми элементами в человеческой конституции, Кант надеется, что такие институты могут иметь некоторый реабилитационный эффект на их подданных. Как он пишет в «Вечный мир»: «От морали не следует ожидать хорошей конституции, но, наоборот, хорошего морального состояния народа следует ожидать только при хорошей конституции». Однако разрыв между идеальным миром морали и естественным миром политики никогда не может быть полностью ликвидирован.Кантовская мораль зависит от намерений. Если раса дьяволов действует в соответствии с законом только потому, что они вынуждены действовать в своих собственных интересах, их состояние не будет хорошим с моральной точки зрения. Они действуют только так, как если бы они были моральными. Нравственность требует, чтобы человек следовал долгу из воли. Тем не менее, в естественном мире невозможно с уверенностью отличить человека, который действует согласно долгу, и того, кто следует закону из естественной склонности. В самом деле, невозможно с уверенностью провести это различие в собственном случае.Также невозможно отличить состояние прочно установленного вечного мира от временного затишья в международном конфликте. Несмотря на эти ограничения, Кант утверждает, что простой возможности вечного мира и совпадения счастья и нравственности достаточно, чтобы заставить нас сделать эти идеалы своей целью.
Для дальнейшего ознакомления см. Также:
Ричард Велкли, Свобода и конец разума: на моральных основах критической философии Канта, Чикаго: 1989.
Сьюзан Мелд Шелл, Кант и пределы автономии, Кембридж: 2009.
Кант о свободе воли и теоретической рациональности *
Аргумент в контексте
Философы чаще всего занимаются вопросом свободы воли в связи с проблемами морали. Например, вопрос о том, совместимы ли детерминизм и свобода воли, обычно интересует людей, которые обеспокоены последствиями детерминизма для моральной ответственности: свободная воля является предпосылкой моральной ответственности, так что, если детерминизм исключает свободу воля и детерминизм — это факт, тогда никто из нас не несет моральной ответственности за свои действия.Поэтому неудивительно, что основной интерес Канта к свободе воли также связан с вопросами, относящимися к морали. Однако удивительно то, что Кант не только считает, что должна быть допущена какая-то свобода, чтобы считать себя морально ответственными, но и что свобода должна быть допущена для того, чтобы считать себя теоретически рациональными (т. Е. Способными к рациональности в теоретическая, а не практическая область). Но почему именно Кант считает это, определить не совсем просто.Здесь я сосредоточусь на аргументе, который встречается в «Основах метафизики морали», хотя, конечно, пытаясь объяснить этот аргумент, я также сделаю ссылку на то, что он говорит по этому поводу в других местах.
Цель третьего раздела Основы Канта — показать, что категорический императив применим ко всем рациональным агентам. Для этого Кант должен показать, что все рациональные агенты должны в некотором роде рассматриваться как свободные, потому что для того, чтобы категорический императив применим к агенту, этот агент должен быть способен действовать или не действовать соответственно.Таким образом, Кант начинает первую часть раздела III («Понятие свободы — ключ к объяснению автономии воли») с анализа понятия свободы. Он начинает с отрицательной характеристики: свобода — это свойство воли, «что она [воля] может действовать независимо от определяющих ее чужеродных причин» (GMS 446; ср. Kpvv 33 и KrV A543 / B 562). 1 Сказать, что свобода воли действует «независимо от чужих причин», не означает, однако, сказать, что она не действует по какой-либо причине.Напротив, поскольку воля есть причина, а Кант считает, что все причины должны действовать в соответствии с законами, даже свободная воля должна действовать в соответствии с некоторыми законами. Итак, чтобы воля была свободной, она должна действовать в соответствии с законами, которые она сама себе навязывает. Это приводит к положительной характеристике Кантом свободы как «свойства воли быть законом для себя» (G IV447; ср. Kpv V33 и MS V1214). Точно так же свободная воля — это автономная воля.
Итак, в GMS II Кант утверждал, что для воли действовать автономно — значит действовать в соответствии с категорическим императивом, моральным законом.Так, Кант классно замечает: «свободная воля и воля в соответствии с моральными законами — одно и то же» (там же), и поэтому, чтобы показать, что моральный закон применим ко всем разумным существам, будет достаточно показать, что эти существа свободны. : «Следовательно, если предполагается свобода воли, мораль вместе с ее принципом вытекает из нее путем простого анализа ее концепции» (там же).
Вопрос о том, можно ли предполагать свободу воли, рассматривается в следующей части третьего раздела, который озаглавлен «Свобода должна предполагаться как свойство воли всех разумных существ».«Поставив задачу дать априорное доказательство свободы воли (GMS IV 447-448), Кант утверждает, что если разумное существо должно считать себя свободным или« должно действовать согласно идее свободы » , то это существо свободно в практическом отношении. Ссылаясь на вид свободы, который он хочет показать, что все рациональные агенты обладают, как «свободу в практическом отношении», Кант отличает свой проект от проекта демонстрации того, что каждый рациональный агент фактически свободен, что Кант называет «свободой в теоретическом отношении» (ср.Канта к IV 448). Показать, что все рациональные агенты обладают свободой в теоретическом отношении, значило бы показать, что все рациональные агенты свободны. Напротив, показать, что все рациональные агенты свободны в практическом отношении, значило бы просто показать, что все рациональные агенты должны считать себя свободными. Причина, по которой для целей Канта достаточно доказать только, что все разумные существа свободны в практическом отношении, заключается в том, что быть свободными в практическом отношении означает быть приверженным рассмотрению морального закона как применимого к самому себе.Как мы уже говорили, быть свободным — значит действовать в соответствии с моральным законом.
Таким образом, ключевой частью аргументации является следующий шаг, на котором Кант утверждает, что все разумные существа свободны в практическом отношении. Именно в этой части аргументации происходит ключевой отрывок, с которым я хочу поговорить. Кант начинает с утверждения, что «[каждое разумное существо] мы думаем о практическом разуме, то есть имеющем причинность по отношению к своим объектам» (GIV 448). Идея о том, что воля является «причинно-следственной связью по отношению к объектам», предназначена для предположения, что иметь практический разум означает иметь волю, способную генерировать причины для действий из себя. 2 Здесь Кант проводит то же различие, которое мы видели в начале раздела, в отношении свободы. Кант хочет сказать, что для того, чтобы рассматривать себя как обладающего практической волей, нужно рассматривать свою волю как порождающую мотивацию к действию. Если человек считает себя действующим только на основе импульсов, он не может также рассматривать себя как обладающий практической волей.
Теперь отрывок, на котором я хочу сосредоточиться в остальной части этого эссе, находится сразу после только что процитированного предложения.Я цитирую его полностью, обозначив два предложения для ясности в моем последующем обсуждении:
[1] Итак, невозможно придумать причину, которая сознательно получала бы направление от какой-либо другой стороны в отношении своих суждений, поскольку субъект тогда приписал бы определение своего суждения не своему разуму, а импульсу. [2a] Разум должен считать себя автором своих принципов независимо от чужеродных влияний; [2b] следовательно, как практический разум или как воля разумного существа он должен рассматриваться сам по себе как свободный, то есть воля такого существа не может быть его собственной волей, кроме как в рамках идеи свободы, и т. Таким образом, в практическом отношении каждому разумному существу должна быть приписана воля.(GIV 448) 3 , 4
Итак, Предложение 2 констатирует заключение аргумента, и, в частности, часть заключения, которая представляет наибольший интерес для наших целей, — это 2a, поэтому давайте начнем наш анализ этого отрывка с рассмотрения этого. Что имеет в виду Кант, когда говорит: «Разум должен считать себя автором своих принципов независимо от чужих влияний?» Здесь возникают три вопроса: (1) Что имеет в виду Кант, когда говорит о «разуме» ?; (2) Что значит «разум должен рассматривать себя как»…? »; и (3) Что значит быть« автором своих принципов независимо от чужих влияний? »
Что касается (1), контекст аргумента — это, конечно, обсуждение конкретно практического разума. Так что можно подумать, что Кант говорит здесь только о практической сфере. Но я считаю справедливым думать, что Кант говорит как о практическом, так и о теоретическом разуме, исходя из трех соображений. Во-первых, Кант формулирует аргумент в терминах разума как такового, поэтому, если принять его за чистую монету, кажется очевидным, что мы должны принять его как говорящего не только о практическом разуме, но и о теоретическом разуме.Во-вторых, когда кто-то рассматривает аргумент, кажется очевидным, что, если он верен, он будет применяться как к теоретическому разуму, так и к практическому разуму. Таким образом, даже если бы Кант сформулировал аргумент конкретно с точки зрения практического разума, все равно было бы разумно распространить аргумент и на теоретический случай. 5 И, в-третьих, Кант, по крайней мере, в одном пункте приводит тот же аргумент в конкретной связи с теоретическим разумом, а именно в обзоре Шульца, который будет обсуждаться ниже.
Итак, вот почему здесь подразумевается референт «разума». Теперь, что касается (2), кажется, есть два вопроса, на которые необходимо ответить: а) что, вообще говоря, имеется в виду, когда Кант говорит, что x должен рассматривать себя как y? И б), что значит для разума считать себя кем угодно? В ответ на а) у меня будет относительно немногое, кроме как указать на разницу между утверждением, что разум должен утверждать, что он свободен, и утверждением, что разум должен считать себя свободным.Разница между ними может ускользнуть от случайного читателя, поскольку следующие выражения, кажется, означают примерно одно и то же: «Я считаю ее лучшей спортсменкой в университетском городке» и «Я считаю, что она лучшая спортсменка в кампусе». Но ясно, что в этом контексте утверждение, что разум должен рассматривать себя как f, не эквивалентно утверждению, что разум должен считать, что он есть f. Это видно из того факта, что Кант очень осторожно разъясняет, что он не намеревается дать теоретическое доказательство, а скорее практическое доказательство свободы воли.Разница между этими двумя видами доказательств заключается как раз в разнице между демонстрацией того, что какое-то утверждение истинно, и демонстрацией того, что мы должны действовать или думать так, как будто какое-то утверждение истинно, когда это оставляет открытым теоретический вопрос о том, истинно ли утверждение или нет.
То, что значит рассматривать x как y, в смысле Канта, кажется достаточно интуитивным. Но почему Кант говорит, что разум должен считать себя свободным, а не то, что мы должны считать себя свободными? Один из способов смягчить это утверждение — сказать, что, поскольку мы рациональны, мы должны считать себя свободными.Но я думаю, что это неудовлетворительно, поскольку, похоже, подразумевается, что мы рационально обязаны думать, что мы свободны. Но если Кант показал, что мы рационально обязаны верить в то, что мы свободны, то он, похоже, дал теоретическое доказательство предложения, а не практическое. Таким образом, лучший способ пояснить вывод Канта — сказать, что, поскольку мы считаем себя рациональными, мы должны считать себя свободными. Этот глянец объяснил бы, почему Кант формулирует свой вывод в непосредственно окружающем контексте, поскольку эта свобода является свойством всех разумных существ.Идея состоит в том, что быть рациональным — значит быть свободным в определенном смысле, поэтому, если кто-то считает себя рациональным, он должен считать себя свободным.
Сказав это, мы можем дать грубый набросок того, чем предполагается аргумент в этом отрывке.
- 1. Воля к свободе должна действовать автономно (положительное определение свободы) или, что эквивалентно, действовать независимо от чужеродных влияний (отрицательное определение свободы).
- 2. Считать себя рациональным — значит считать себя способным действовать или верить независимо от чужих влияний.
- 3. Следовательно, считать себя рациональным — значит действовать или верить независимо от чужих влияний.
Главный вопрос интерпретации, который остается для нас, состоит в том, чтобы объяснить, почему Кант поддерживает 2. И чтобы ответить на это, мы должны ответить на вопрос, что имеет в виду Кант, когда говорит о том, что разум не зависит от чужеродных влияний.
Под «чужеродными влияниями» (fremden Einflüssen) Кант, по-видимому, подразумевает любой вид импульса, который берет свое начало в естественном, или, по словам Канта, «феноменальном» мире. Таким образом, Кант предлагает здесь своего рода аргумент против детерминизма: мы не можем рационально полагать, что детерминизм простирается так далеко, чтобы включать даже наши убеждения и рациональные оценки, потому что если мы это сделаем, то мы упраздним возможность рассматривать любое из наших убеждений как рациональное. . Чтобы понять, почему Кант так думает, обратимся к предложению 1.
Почему теоретическая рациональность подразумевает свободу?
Я думаю, что мысль в предложении 1 лучше всего проиллюстрировать на примере. Если я формирую убеждение, что пирог с заварным кремом является нездоровой пищей, и после размышлений понимаю, что единственная причина моего убеждения — это неприязнь к его вкусу, тогда я не могу считать рациональным убеждение, что пирог с заварным кремом вреден для здоровья. В данном случае вовсе не моя рациональная способность или, как сказал Кант, «разум», вообще не была активна в формировании убеждений. Дело не в том, что один из способов использования своего разума заключается в том, чтобы таким образом руководствоваться импульсами; скорее, это способ не использовать свой разум.Вот почему Кант говорит, что «невозможно придумать причину» (IV 448), на которую можно было бы повлиять подобным образом.
Итак, если мы хотим понять аргумент Канта, мы должны начать с анализа подобных случаев. Остановимся на следующем случае. Предположим, Нед имеет какое-то убеждение p и приходит к выводу, что причина, по которой он верит в p, связана, скажем, с присутствием определенного химического вещества в питьевой воде. В этом случае рациональное основание Неда для веры в рассматриваемое утверждение полностью подорвано.Обнаружив сомнительное происхождение своей веры, он рационально обязан уменьшить свое доверие к этому утверждению. Итак, один из способов понять Канта — это найти принцип, лежащий в основе того факта, что Нед не может рационально считать себя рационально оправданным в своей вере в p, и объяснить, почему можно подумать, что этот принцип применим ко всем своим убеждениям, если детерминизм правда. Итак, что это за принцип? Один, как мне кажется, явно неудовлетворительный ответ может быть примерно таким:
(P1) Если s обнаруживает, что он верит в p исключительно на основании материальных причин, то s не может считать себя рационально оправданным, придерживаясь этой веры.
Этот принцип, если он верен, конечно, привел бы Канта к желаемому выводу. Но это проблематично по нескольким причинам. Во-первых, тот факт, что причина веры в случае Неда является результатом материальных причин, не имеет отношения к тому, обоснована ли вера Неда. Чтобы убедиться в этом, мы можем просто изменить случай так, чтобы вместо химического вещества в питьевой воде, это нематериальный демон, который несет ответственность за насаждение веры в разуме Неда. И в соответствии с тем же случаем, мы видим, что что-то вроде следующего принципа также не может выполнить необходимую разъяснительную работу:
(P2) Если s обнаруживает, что она верит в p исключительно на основе детерминированных причин, тогда s не может считать себя рационально обоснованной в отношении этой веры.
Этот принцип также не может быть правильным, потому что мы можем просто предположить, что демон, ответственный за насаждение веры, имел свободную волю и насаждал веру в разум. Но, что еще более важно, кажется, существует множество очевидных случаев, когда человек придерживается убеждения, основанного на чисто материальных или детерминированных причинах, когда этот факт никоим образом не подрывает рациональную достоверность убеждения. Например, мне кажется, что на моем столе лежит книга, потому что я ее вижу. И просмотр книги кажется чисто материальным и детерминированным процессом.Таким образом, настоящая причина, по которой Нед не имеет оснований придерживаться своей веры, не может быть в достаточной степени объяснена простым фактом, что его вера имела материальное происхождение или что она была результатом детерминированных процессов.
Более многообещающий подход должен подчеркнуть тот факт, что в случае Неда, если p действительно окажется верным, это будет примером простой эпистемической удачи. Хотя у него нет причин думать, что p истинно, у него также нет причин думать, что p ложно. Таким образом, можно подумать, что причина, по которой Нед не может быть оправдан в вере p, связана с тем фактом, что его вера была вызвана факторами, не имеющими отношения к истинности p.Итак, мы могли бы использовать следующий принцип:
(P3) Если s полагает p в результате факторов, не имеющих отношения к истинности p, то s не имеет оснований верить p.
Для того, чтобы Кант пришел к желаемому выводу, ему потребуется, помимо (P3), что-то вроде:
(P4) Если s считает, что p в результате детерминированных процессов, то s полагает, что p в результате факторов, не имеющих отношения к истинности p.
Интерпретативный подход приписывания этого принципа или чего-то подобного Канту поддерживается Джорданом, который пишет о аргументе Канта следующее:
Предположим, нас просят принять положение о том, что все наши рациональные оценки имеют достаточные, а не только необходимые причинные условия.Чтобы показать, что мы должны верить в это, кому-то потребуется предоставить доказательства, которые считаются соответствующими критериям разумной достоверности и которые, как известно, […] придают ему достоверность или достаточную вероятность. Но если утверждение истинно, этого никогда не может произойти, поскольку это означает, что, верит ли кто-либо в это, и то, что он считает заслуживающим доверия свидетельством и приемлемыми принципами вывода, определяется в целом условиями, которые не имеют гарантированного соответствия собственным достоинствам предложения или критериям здравая аргументация, обоснованность которой состоит не только в том, что мы их принимаем.(53-54)
Принцип, который Джордан приписывает Канту, состоит в том, что если детерминизм истинен, наши рациональные оценки предложения «не имеют гарантированного соответствия с собственными достоинствами предложения», и это примерно эквивалентно (P4).
Что же нам делать с (P4)? Этот принцип не имеет особой интуитивной привлекательности. Снова рассмотрим случай убеждений, сформированных на основе чувственного восприятия. Причина, по которой я считаю, что, скажем, на столе лежит книга, заключается в том, что книга каким-то образом повлияла на мою зрительную систему, и, если бы книги не было, она не повлияла бы таким образом на мою зрительную систему.Итак, кажется очевидным, что в таком случае причина, по которой я считаю, что на столе лежит книга, является как результатом определенных детерминированных процессов, так и моей верой в то, что это коррелирует с истинностью предложения. И непонятно, почему другие случаи рациональной оценки были бы другими. Например, калькулятор функционирует детерминированным образом, но нет причин полагать, что результаты калькулятора «не имеют гарантированного соответствия с собственными достоинствами [результата]». Почему мы не могли думать о человеческом разуме примерно так же? То есть, почему мы не могли думать, что разум подобен очень сложному калькулятору или компьютеру, и что люди часто понимают вещи правильно (т.е. производя точные суждения) таким же образом, каким калькуляторы и компьютеры часто делают все правильно (т. е. производя точные результаты)?
Теперь одна возможная причина, по которой можно подумать, что существует разница между двумя случаями, может быть связана с природой связи между истинностью факта и верованием агента в утверждение, необходимое для обоснования этого убеждения. Снова рассмотрим случай Неда. Предположим, что p — это утверждение, что питьевая вода содержит химические вещества, которые могут повлиять на наши убеждения.И предположим, как в первоначальном случае с Недом, что Нед верит в это исключительно потому, что химические вещества в питьевой воде повлияли на его мозг таким образом, что он поверил предположению, но не знает почему. В этом случае, обнаружив истинное происхождение убеждения, Нед рационально обязан рассматривать себя как рационально неоправданно придерживаться его. Тот факт, что он верит в p, частично является результатом истинности p.
Итак, лучшее объяснение того, почему Нед не может быть рационально оправдано в исходном случае, могло бы апеллировать к мысли о том, что если кто-то рационально оправдан в своей вере во что-то, он должен иметь правильный доступ к причинам, по которым он верит в предложение, например , например, чтобы быть в состоянии объяснить, почему человек придерживается точки зрения, после того, как ему будет предложено.Таким образом, мы могли бы сформулировать принцип следующим образом:
(P5) Если s не знает, почему она верит в какое-то утверждение p, тогда s не может считать себя рационально обоснованной верить p.
Для того, чтобы Кант пришел к желаемому выводу, ему потребуется нечто вроде следующего принципа:
(P6) Если детерминизм истинен, тогда никто не верит в результате понимания причин для веры.
Итак, это может помочь объяснить, почему кто-то может подумать, что если детерминизм истинен, мы не можем быть рационально оправданы в наших убеждениях, потому что вы можете подумать, что для оправдания убеждений требуется своего рода осознание причин, по которым человек верит в то, что он делает. .И можно подумать, что поскольку детерминизм подразумевает, что наши убеждения вызваны материальными процессами, к которым у нас нет прямого ментального доступа, детерминизм подразумевает, что мы не осознаем причины наших убеждений правильным образом. Однако как именно этот аргумент должен работать, требует более пристального внимания. Итак, давайте начнем с более подробного изучения (P6).
Этот принцип, кажется, имеет некоторую интуитивную привлекательность, и я думаю, есть основания полагать, что это что-то вроде того, что имел в виду Кант.Позвольте мне начать с обсуждения свидетельств приписывания этой точки зрения Канту, а затем я прокомментирую философскую устойчивость этой позиции.
Кант выдвигает аргумент, очень похожий на рассмотренный в GMS III, в рецензии на книгу Иоганна Генриха Шульца (1783), всего за два года до того, как Кант завершил рукопись GMS. После краткого содержания книги Шульца (ср. RS VIII 10-12) и нескольких сочувственных замечаний (ср. Ид. 12-13) Кант пишет: «Однако ни один беспристрастный читатель […] не заметит, что общий фатализм, который является наиболее выдающимся принципом в этой работе и наиболее мощным, затрагивающим всю мораль, превращает все человеческие поступки в простой кукольный спектакль »(id. 13). Кант продолжает: следующая страница, чтобы поднять аргумент против фатализма:
Хотя он [Шульц] сам этого не признал, в глубине души он предположил, что понимание способно определять его суждение в соответствии с объективными основаниями, которые всегда действительны и не подчиняются механизму чисто субъективно определяющих причин. , который впоследствии мог измениться; поэтому он всегда допускает свободу мысли, без которой нет причин.(RS VIII 14) 6
Мысль здесь заключается в том, что если детерминизм верен, мы должны рассматривать наши убеждения или рациональные оценки как «подчиненные механизму чисто субъективно определяющих причин», тогда как для того, чтобы считать себя рационально оправданными в том, чтобы придерживаться определенных убеждений, мы должны учитывать, что убеждение в результате «суждения в соответствии с объективными основаниями, которые всегда действительны». Под «субъективным определением причин», как я понимаю, Кант имеет в виду механизмы, благодаря которым человек пришел к определенному убеждению.Они субъективны в том смысле, что они применяются на основании фактов о ситуации, которые могут не получиться. Но почему кто-то не мог подумать, что убеждение является одновременно результатом субъективно определяющих причин в этом смысле, а также в соответствии с объективными основаниями? Вуд предлагает следующий анализ аргументации Канта в этом отрывке:
Фатализм [т.е. мнение о том, что «наши действия обусловлены механизмом природы и что это исключает практическую свободу»] не имело бы философского интереса, если бы фаталисты не могли также представить себя отрицающими свободу по уважительным причинам.[…] Но это означает, что они уже должны предполагать как в себе, так и в других способность действовать в соответствии с рациональными нормами при решении теоретических вопросов. Однако эта способность — способность действовать в соответствии с нормами разума — предполагает свободу. Отсюда следует, что фаталисты должны предполагать противоречие того, что они пытаются доказать, даже в попытке доказать это. (2007 г., 131–132)
Итак, с точки зрения Вуда, причина, по которой мы не можем рассматривать убеждение как результат субъективно определяющих причин и основанное на объективных основаниях, заключается в том, что для того, чтобы рассматривать убеждение как основанное на объективных основаниях, человек должен считать себя свободным. .Этот анализ дает нам возможность сформулировать начальный аргумент в пользу (P6):
- 1. 1. Если s полагает p по причинам, s свободен.
- 2. 2. Если детерминизм верен, тогда никто не свободен.
- 3. 3. Следовательно, если детерминизм верен, никто никогда не верит на основании причин.
- 4. 4. Следовательно, если детерминизм верен, тогда никто не верит в результате понимания причин для веры P6.
Предпосылка 2 следует из инкомпатибилизма Канта, поэтому единственная посылка, которая требует внимания для наших целей, — это 1. И, чтобы понять, почему Кант поддерживает 1, нам нужно понять, что означает, согласно Канту, верить на основе причин. 7 Один интуитивный способ пояснить, что значит верить на основе причин, — это сказать, что причины веры в предложение каким-то образом вызвали убеждение (т.е.они опосредованно вызвали убеждение через то, что агент схватил или узнал их).Однако, хотя Кант считает, что причины могут объяснить тот факт, что агент во что-то верит, он не считает, что причины могут вызывать убеждение. Это потому, что, согласно Канту, для того, чтобы x вызвало y, должен существовать какой-то закон, согласно которому всякий раз, когда x присутствует, y следует из необходимости. 8 Напротив, не может быть случая, чтобы тот факт, что существуют веские причины для действий или веры, или даже то, что агент признает наличие веских причин для действий или веры, сам по себе является достаточным для агента, действующего или верящего в это. способ.Тот факт, что у меня есть веские причины действовать или верить определенным образом, сам по себе не приведет к тому, что я действительно верю или действую определенным образом. Например, если я слабовольный агент, я могу действовать вопреки тому, что я знаю, как поступать, и у меня есть больше всего причин для этого. Таким образом, как говорит Лейбниц, причины просто «склоняются без необходимости» (128; ср. Локк, книга 11, глава XXI, §§47, 51-52, 71, 263-266, 282-284).
Эпистемический случай немного сложнее, поскольку кажется, что признание причин веры может быть достаточным, чтобы порождать убеждение.Однако не кажется невероятным, что можно действительно признать (решающие) причины для веры, но все же не поверить, например, в психологический феномен, называемый отрицанием. Таким образом, кажется разумным думать, что разум в эпистемическом случае такой же, как и в практическом.
Итак, учитывая это мнение, мы можем сформулировать аргумент для (1) в следующих строках:
- 1. Если s верит в p на основании веских причин, то причины для веры в p каким-то образом объясняют это убеждение.
- 2. Если причины объясняют убеждение, тогда материальные условия не могут быть достаточными для объяснения убеждения.
- 3. Если материальных условий недостаточно для формирования веры, тогда можно было думать иначе.
- 4. Следовательно, если кто-то верит в p на основании причин, то можно было бы подумать иначе.
- 5. Если бы можно было поверить в обратное, значит, он свободен.
- 6. Следовательно, если s полагает p по причинам, то s свободен.
Предпосылка 1 выпадает из анализа того, во что, согласно Канту, верить на основании причин. Предпосылка 3 также кажется простой: если бы я не делал φ, то я мог бы не выполнить φ. И 5 следует из правдоподобного принципа, что человек может действовать иначе тогда и только тогда, когда он свободен делать это.
Предпосылка 2 немного сложнее, но я думаю, что она также имеет хорошую основу у Канта.Рассмотрим, например, следующий отрывок из первой Критики:
Легко видеть, что если бы вся причинность в чувственном мире была простой природой, то каждое событие было бы определено во времени другим в соответствии с необходимыми законами, и, следовательно, поскольку внешность, поскольку они определяют право выбора, должны были бы сделать каждое действие необходимым как их естественное следствие — отмена трансцендентальной свободы одновременно уничтожила бы всю практическую свободу.Ибо последнее предполагает, что, хотя что-то не произошло, это должно было произойти, и его внешняя причина, таким образом, не настолько определяла, что в нашей власти выбора не существует такой причинности, которая независимо от этих естественных причин и даже противоположна своей мощью и влиянием он может […] начать серию событий полностью от себя. (КрВ A534 / B562) 9
Здесь, как я понимаю, мысль состоит в том, что если описание действия с точки зрения детерминированных причин этого действия будет полным, не останется места для объяснения нормативных фактов, например, должно ли действие быть совершено.Если соображения относительно того, по каким причинам агент действовал, имеют место в объяснении действия, то действие не должно определяться в строгом смысле (причины были «определяющими»), поскольку детерминированного объяснения вполне достаточно для объяснения этого действия. действие.
Итак, основной принцип, лежащий в основе 2, я думаю, достаточно интуитивно понятен. Мы могли бы сформулировать это как:
(P7) Если p является достаточным условием для r, а q отличен от p, то q не может быть необходимым условием для r.
Иллюстрацией того, почему можно подумать, что это правда, может быть следующее. Если оплата соответствующей суммы денег для покупки автомобиля в автосалоне является достаточным условием для получения автомобиля, то не может быть и того, чтобы произвести хорошее впечатление на продавца, что является необходимым условием для меня, чтобы получить автомобиль. . Если я заплачу, я получу машину независимо от того, произведу ли я хорошее впечатление. Точно так же на первый взгляд неправдоподобно думать, что если нейрофизиологические состояния являются достаточным условием для меня верить в p, то не может быть и того, что наличие веских причин для веры в p также является необходимым условием для моей веры в p.И, если вы добавите принцип, использованный выше, о том, что если убеждение не вызвано признанием причин для веры, тогда это убеждение не обосновано, тогда можно сделать вывод, что если нейрофизиологические состояния являются достаточным условием для веры, то никакие убеждения не являются оправдано.
Верен ли аргумент Канта?
Тем не менее, после дальнейшего размышления, я думаю, что этот принцип может быть решительно признан ложным. Рассмотрим следующий пример. Если автомобиль в приведенном выше случае стоит 20 000 долларов, то наличие в моем распоряжении 25 000 долларов является достаточным условием для того, чтобы я мог купить машину.Но все же верно, что наличие в моем распоряжении 20 000 долларов — необходимое условие для меня, чтобы иметь возможность купить машину, даже если это разные свойства. Логика здесь проста. Если p влечет q, и p является достаточным условием для r, то даже если p и q — разные свойства, q также является необходимым условием для r. Гольдман подчеркивает то же самое, когда вводит понятие одновременных номических эквивалентов, которое он характеризует следующим образом: если существует такой закон, что
для любого объекта типа в момент времени t, объект имеет свойство Ø в момент t тогда и только тогда, когда он имеет свойство Ψ в момент t [,], тогда, если конкретный объект a имеет свойства Φ и Ψ в конкретный момент времени t1, I скажем, что a, имеющее Φ в ti, является «одновременным номическим эквивалентом» a, имеющего Ψ в t1.(473)
Итак, если a, имеющее, и a, имеющее Φ, являются одновременными номическими эквивалентами, то, хотя наличие a является достаточным условием для того, чтобы иметь Ø, наличие Φ также является необходимым условием.
Как все это связано с вопросом о том, можно ли считать убеждение основанным одновременно на уважительных причинах и продуктом детерминированных процессов? Пусть Ψ — это свойство иметь веские основания верить в p, а Φ — это свойство нахождения в определенном состоянии мозга, которое заставляет (заставляет) верить в p.Давайте также согласимся с Лейбницем и Кантом, что причины действуют как причина убеждений или действий иначе, чем в детерминированной картине состояния мозга или что-то еще.
Этого достаточно, чтобы показать, что a имеет и a имеет Φ не одно и то же. Но этого совсем недостаточно, чтобы показать, что и Φ не являются, в терминах Гольдмана, одновременными номическими эквивалентами. И если они являются одновременными номическими эквивалентами, детерминист может сказать, что, хотя ментальные состояния являются результатом достаточных материальных условий, признание веских причин, по крайней мере, иногда причинно необходимо для создания веры.
Итак, предположим, что детерминизм истинен, и для каждого убеждения существует некоторый набор материальных условий c, которые ответственны за то, что я придерживаюсь этого убеждения. Из этого не следует, что я не придерживаюсь этого убеждения на основе веских причин, потому что может случиться так, что C влечет за собой C *, что агент признает веские причины для того, чтобы придерживаться этого убеждения. В этом случае c может быть достаточно для убеждения, а c может быть не идентичным C *, но, тем не менее, c и C * являются одновременными номическими эквивалентами, и, таким образом, C * необходим для убеждения.
Итак, Хаскер попытался ответить на возражение Гольдмана, апеллируя к тому факту, что для того, чтобы иметь рациональное обоснование в отношении некоторой веры, эта вера должна поддерживаться не только на основе причин, она должна поддерживаться на основе по уважительным причинам. Он пишет:
По мнению Голдмана, принятие мной такой-то причины, которая на самом деле может оказаться хорошей, является необходимым условием моего достижения определенного вывода. Но хорошая причина не является обязательным условием.[…] Но для меня быть оправданным в том, чтобы придерживаться веры, безусловно, означает, что я придерживаюсь ее, потому что у меня есть веские причины, и я бы не стал ее придерживаться иначе. (179)
Однако я не вижу причин, по которым учетная запись Goldman не могла вместить мысль о том, что иногда люди верят во что-то, потому что они признают для этого веские причины. Ничто не мешает Голдману сказать, что причины вызывают убеждение, и иногда хорошие эпистемологические агенты чувствительны к тому, является ли рассматриваемая причина хорошей.Хороший эпистемический агент (как хороший эпистемический агент) будет верить только на основании веских причин, и, следовательно, в случаях, когда кто-то ведет себя как хороший эпистемический агент, важны веские основания для веры.
Средство от аргумента Канта
Итак, я думаю, что если этот анализ аргумента Канта верен, то аргумент плохой. Теперь я хочу вкратце исследовать, как можно изменить аргумент, чтобы избежать трудностей, связанных с возможностью одновременных номинальных эквивалентов.Один из способов сделать это — изменить точку зрения, которую аргумент Канта должен исключить. Выше я считал само собой разумеющимся, что точка зрения, против которой направлен Кант, является фатализмом или детерминизмом. 10 Я думаю, однако, что если мы примем аргумент не о том, что представление о себе как о рациональных несовместимо с детерминизмом simpliciter, а, скорее, о детерминизме и определенном взгляде на объяснение ментальных событий, этот аргумент окажется весьма убедительным. более правдоподобно.
Однако, прежде чем обсуждать этот принцип, я должен отметить, что здесь возникает экзегетический вопрос относительно того, верно ли предположение, что Кант направляет свои аргументы просто против детерминизма.Я не защищал это предположение, потому что считаю, что это наиболее естественный способ чтения текстов, с которыми я имел дело, и попытка решить экзегетический вопрос выходит за рамки эссе. Но я не думаю, что очевидно, что здесь не происходит более сложной диалектики. Итак, в зависимости от того, против чего выступает Кант, Кант, возможно, возражал против чего-то вроде позиции, которую я собираюсь обрисовать.
Я имею в виду принцип, который Ким называет «принципом объяснительного исключения» и формулирует следующим образом: «Ни одному событию нельзя дать более одного полного и независимого объяснения» (79).Итак, пусть ε будет ментальным событием — например, формированием убеждения — и пусть c будет материальными условиями, которые вызывают это убеждение, а c * — рациональными условиями, которые вызывают это убеждение. Назовите c материальной причиной и c * рационализирующей причиной. Если существуют одновременные номические эквиваленты, то и c, и c * могут быть полными и независимыми объяснениями того факта, что агент сформировал убеждение. Материальное объяснение было бы полным, если бы не было необходимости ссылаться на какое-либо другое существенное событие или факт для объяснения этого события.Точно так же рационализирующее объяснение было бы полным, если бы не было рассмотрения или взвешивания соображений, необходимых для объяснения того, почему она сформировала это убеждение. Эти два вида объяснений могут быть независимыми в том смысле, что нет необходимости ссылаться на рационализирующие факты для объяснения существенных фактов, и наоборот.
Итак, предположим, что кто-то поддерживает принцип объяснительного исключения и думает, что ментальные события можно объяснить ссылкой на материальные условия.Либо этот человек должен идентифицировать реакцию на причины как часть материального объяснения убеждения, либо он должен сказать, что причины не фигурируют в полном объяснении убеждения.
Мы уже видели кантианский аргумент против мышления, согласно которому реакция на причины может быть частью материального объяснения. Была мысль, что все материальные причины требуют своих следствий, но причины никогда не действуют таким образом, поэтому реакция на причины не может быть частью материальной причины.Следовательно, сторонник принципа объяснительного исключения, который считает, что детерминизм истинен, остается с выводом, что причины не фигурируют в полном объяснении того, почему кто-то придерживается убеждений. Теперь, если мы добавим принцип, что для того, чтобы убеждение было оправданным, оно должно быть каким-то образом вызвано признанием причин для веры, мы получим аргумент в пользу утверждения, что если детерминизм и принцип объяснительного исключения верны, то никакие убеждения не обоснованы рационально.Аргумент можно сформулировать следующим образом:
- 1. Причины не могут объяснить убеждения так же, как материальные условия.
- 2. Следовательно, ссылка на причины не обязательна для полного материального объяснения веры.
- 3. Следовательно, если верен детерминизм и верен принцип объяснительного исключения, причины не объясняют убеждения.
- 4. Если s верит в p на основании причин, то причины для веры в p каким-то образом объясняют это убеждение.
- 5. Следовательно, если детерминизм и принцип объяснительного исключения верны, никто не верит на основании причин.
Заключение
Я приводил доводы в пользу особой интерпретации аргумента Канта о том, что рассмотрение себя как рационального подразумевает рассмотрение себя как свободного. Этот аргумент, как мне кажется, плох, потому что он не учитывает возможность того, что Гудман называет одновременными номическими эквивалентами. Один из способов переформулировать аргумент Канта, чтобы избежать этой трудности, — это принять его как аргумент не против детерминизма simpliciter, а против точки зрения, согласно которой детерминизм истинен и что ментальные события могут быть объяснены только как материальные явления.Такой аргумент дает интересный и вполне правдоподобный аргумент.
Список литературы
Гольдман А. И. «Совместимость механизма и цели». Философское обозрение 78.4 (1969): 468-482.
Хаскер В. «Трансцендентальное опровержение детерминизма». Южный философский журнал 11.3 (1973): 175-183.
Джордан, Дж. Н. «Дилемма детерминизма». Обзор метафизики 23.1 (1969): 48-66.
Кант, И. Гезаммельте Шрифтен.[Ак.]. Hrsg .: Bd. 1-22. Preussische Akademie der Wissenschaften, Bd. 23. Deutsche Akademie der Wissenschaften zu Berlin, ab Bd. 24 Akademie der Wissenschaften zu Göttingen. Берлин: де Грюйер, 1900.
Кант И. «Основы метафизики морали». Практическая философия (Кембриджское издание произведений Иммануила Канта). Эд. и пер. Мэри Дж. Грегор. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1996. 37-108.
Кант, I. «Обзор попытки Шульца ввести доктрину морали для всех людей, независимо от различных религий. Часть I.»Практическая философия (Кембриджское издание работ Иммануила Канта). Ред. И перевод Мэри Дж. Грегор. Кембридж: Cambridge University Press, 1996. 3-10.
»Кант, I. Критика чистого разума (Кембриджское издание произведений Иммануила Канта). Эд. и пер. Пол Гайер и Аллен Вуд. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1998.
Ким, Дж. «Механизм, цель и объяснительное исключение». Философские перспективы 3 (1989): 77-108.
Лейбниц, Г. В. «Рассуждения о метафизике.»Philosophical Essays. Редакторы Роджера Арью и Дэниела Гарбера. Кембридж: Hackett Publishing Company, 1989. 35-68.
Локк, Дж. Эссе о человеческом понимании (Кларендонское издание произведений Джона Локка. Под ред. Питера Х. Ниддича. Оксфорд: Oxford University Press, 1979.
)Мит К. и Розенталь Дж. «Свобода должна считаться собственностью воли всех разумных существ» (GMS III, 2) ». Основы метафизики морали. Ред. Кристоф Хорн и Дайтер Шенекер.Берлин; Нью-Йорк: де Грюйтер, 2006. 247-284. https://doi.org/10.1515/9783110204551.4.247.
Шульц, Дж. Х. Попытка введения в доктрину морали для всех людей, независимо от различных религий. Часть 1. Берлин: Christian Ludewig Stahlbaum, 1783.
Вуд, А. Кантианская этика. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 2007. https://doi.org/10.1017/cbo9780511809651.
Как цитировать эту статью:
MLA: Wolt, D. «Кант о свободе воли и теоретической рациональности.»Ideas y Valores 67.166 (2018): 181–198.
APA: Уолт, Д. (2018). Кант о свободе воли и теоретической рациональности. Идеи и Валорес, 67 (166), 181–198.
ЧИКАГО: Дэниел Вольт. «Кант о свободе воли и теоретической рациональности». Ideas y Valores 67, № 166 (2018): 181-198.
Банкноты
1 Я благодарю Деса Хогана, Тима Столла и Димитриса Цеменциса за это обсуждение. Все переводы — Грегор (1996).
2 То, как Кант это формулирует, довольно сложно, потому что он, кажется, подразумевает, что каждая воля — это практическая воля.Независимо от того, действительно ли Кант так думает, я возьму его здесь, чтобы он говорил о конкретно практической воле.
3 «Nun kann man sich unmöglich eine Vernunftdenken, die mit ihrem eigenen Bewufitseyn in Ansehung ihrer Urtheile anderwürts her eine Lenkung empfienge, denn alsdenn würde das Subject nicht seiner Vernunfttimus das Subject nicht seiner Vernunfttimus, sonic der einemung der. Sie mufi sich selbst als Urheberin ihrer Principien ansehen, unabhüngig von fremden Einflüssen, folglich mufi sie als Practische Vernunft, или также Wille eines vernünftigen Wesens, von ihr selbst als frey angesehen werden; d.я. der Wille desselben kann nur unter der Idee der Freyheit ein eigener Wille seyn, und mufi также in Practischer Absicht allen vernünftigen Wesen beygelegt werden. «
4 Все цитаты на немецком языке взяты из Akademie Ausgabe.
5 Об этом же говорят Мит и Розенталь (ср. 254).
6 «Er hat aber im Grunde seiner Seele, obgleich er es sich selbst nicht gestehen wollte, voraus gesetzt: dafi der Verstand nach objectiven Gründen, die jederzeit gültigsind, sein Urtheil zu bestimmen das Vermögen habetim und nichr uncoured uncoured uncoured undenism undenisms undenisms undenism. , die sich in der Folge ündern können, stehe; mithin nahm er immer Freiheit zu denken an, ohne welche es keine Vernunftgiebt.«
7 В отношении веры по причинам я следую Вуду (ср. 127–128).
8 См., Например, его характеристику причинности в первой Критике: «Каждая причина предполагает правило, согласно которому определенные явления следуют как следствия, и каждое правило требует единообразия в своих последствиях» (А 549 / В 577).
9 Перевод Гайера и Вуда (1998).
10 Термины «фатализм» и «детерминизм» сегодня обычно используются для обозначения различных взглядов.Детерминизм, грубо говоря, означает точку зрения, согласно которой все события обусловлены сочетанием законов природы и начального состояния Вселенной или просто законов природы и предшествующих состояний мира, тогда как фатализм используется для обозначения точки зрения, что мы не можем действовать иначе, как действуем мы. Но я полагаю, на основе характеристики фатализма Вудом выше, что этот термин имел более широкое употребление во времена Канта, поэтому я следую этому использованию и считаю детерминизм и фатализм примерно эквивалентными.
* Эта работа была написана частично при финансовой поддержке Исследовательского фонда Сан-Паулу (Fapesp; грант № 2016 / 05983-0).
Кант об истоках метафизики: диалектика чистого разума | Отзывы | Философские обзоры Нотр-Дама
В своей книге Критика чистого разума Кант широко критикует утверждения и аргументы традиционной метафизики. В своей книге Маркус Уиллашек не только предлагает новые взгляды на негативный проект понимания точной природы критики Кантом традиционной метафизики, но также предпринимает малоизвестный, но все же весьма важный позитивный проект понимания того, что, по мнению Канта, естественно приводит нас к метафизическому предположению, которое приводит к этим аргументам.В результате получилась потрясающая книга, ясная, тщательная и богатая, но в то же время тонкая, оригинальная и важная. На мой взгляд, это одна из лучших книг о Канте за долгое время, и она, несомненно, окажет значительное влияние на эту область.
В начале первого издания Предисловие к первому Critique Кант утверждает:
Человеческий разум имеет особую судьбу в одном из видов своих познаний: он обременен ( belästigt ) вопросами, которые он не может отклонить, поскольку они даны ему как проблемы самой природой разума, но на которые он также не может ответить. , поскольку они превосходят все возможности человеческого разума.(Avii)
В этом отрывке Кант утверждает, что человеческий разум является источником метафизических вопросов, что он не может ответить на эти вопросы, поскольку это будет превышать его возможности, но также что он не может отклонить эти вопросы. [1] В ответ естественно задаться вопросом: почему разум заставляет нас задавать такие метафизические вопросы? Что заставляет разум думать, что он в состоянии ответить на эти вопросы? И почему разум не может отбросить эти вопросы, особенно если установлено, что он неспособен на них ответить?
Отрывок из Предисловия продолжается следующим образом:
Причина впадает в это недоумение ( Verlegenheit ) не по своей вине.Он начинается с принципов, использование которых неизбежно в ходе опыта и в то же время в достаточной мере им оправдано. Благодаря этим принципам он поднимается (как того требует его природа) все выше, в более отдаленные условия. Но поскольку таким образом он осознает, что его дело всегда должно оставаться незавершенным, потому что вопросы никогда не утихают, разум считает необходимым прибегнуть к принципам, которые выходят за рамки всех возможных практических применений и кажутся настолько подозрительными, что даже обычный здравый смысл соглашается с ними. .Но тем самым он впадает в безвестность и противоречия. (Avii-viii)
Идея Канта состоит в том, что разум полностью оправдан в том, чтобы задавать свои вопросы и предлагать свои ответы, потому что он начинается с опыта и идет в соответствии со своей собственной природой «все выше, к более отдаленным условиям» на основе этого прочного основания. Проблемы возникают, когда разум обнаруживает, что он никогда не сможет ответить на эти вопросы так, чтобы не порождать еще больше вопросов, ситуацию, которую он затем пытается исправить, принимая принципы, выходящие за рамки всего возможного опыта.Проблема в том, что даже если эти принципы кажутся согласующимися со здравым смыслом, принимая их, разум остается в тени и, что еще хуже, порождает противоречия. Негативный проект Канта в «Трансцендентальной диалектике» описывает эти неясности и противоречия и показывает, почему противоречащая интуиции доктрина, которую он называет трансцендентальным идеализмом, оказывается необходимой, чтобы избежать этих проблем.
В центре внимания книги Виллашека лежит точка зрения Канта, выраженная в приведенных выше отрывках, что источники метафизических спекуляций (как вопросов, так и ответов) лежат в самом человеческом разуме и в его собственных принципах.Он разделяет эту точку зрения, которую он называет Rational Sources Account, на три дополнительных требования:
RS-1 Рациональное размышление над эмпирическими вопросами обязательно поднимает метафизический вопрос о «безусловном».
RS-2 Рациональное размышление («чистым разумом») над этими метафизическими вопросами обязательно приводит к метафизическим ответам , которые кажутся рационально обоснованными.
RS-3 Рациональные принципы, которые ведут от эмпирических вопросов к метафизическим и оттуда к метафизическим ответам, являются принципами « универсального человеческого разума »; то есть они принадлежат к рациональному мышлению как таковому.(стр. 5)
Согласно Уиллашеку, человеческий разум характеризуется тремя чертами (дискурсивность, повторяемость и полнота), которые, взятые вместе, оправдывают RS-1, RS-2 и RS-3. Во-первых, человеческий разум дискурсивен не только благодаря активной последовательной обработке множества элементов, но также благодаря различению вопросов и ответов, между тем, что является основанием (объяснение ) и тем, что является основанием (объяснение ). Во-вторых, его объяснения итеративны в том смысле, что если кто-то предлагает ответ на вопрос «Почему?» вопрос, можно, по крайней мере в принципе, задать еще один вопрос: «Почему?» вопрос об этом ответе.В-третьих, ему нужна полнота в том смысле, что разум не может быть удовлетворен, пока не найдет ответ на вопрос «Почему?». вопрос, на который нельзя задать дальнейшее «Почему?» вопрос.
Уиллашек структурирует свое обсуждение, утверждая, что Rational Sources Account работает на четырех разных уровнях. Первый и самый общий уровень, которому посвящена первая часть его книги, касается перехода от «логической максимы» (LM) к «высшему принципу чистого разума» (SP). Второй, третий и четвертый уровни, которые являются предметом второй части, касаются системы трансцендентальных идей, разума, диалектического (т.д., незаконный) умозаключений разум соблазняется сделать (как это было сформулировано предшественниками Канта), и, в контексте научных исследований, законное регулирующее использование трансцендентальных принципов, которые, по мнению Виллашека, ошибочно принимаются за конститутивным в диалектических выводах.
Виллашек помещает первый уровень около начала Трансцендентальной диалектики, в подразделе Введения, озаглавленном «О чистом использовании разума».Здесь Кант описывает логическое использование разума как управляемое логической максимой LM, которая гласит, что нужно «найти необусловленное для обусловленного познания рассудка» (A307 / B364). Затем он продолжает:
.эта логическая максима не может стать принципом чистого разума, если мы не предположим, что, когда дано обусловленное, тогда весь ряд условий подчиняется одно другому, которое само является безусловным, также данным (т. Е. Содержащимся в объекте и его связь).(A307-8 / B364)
Как Уиллашек читает этот «Переходный переход», принцип, который необходимо принять, чтобы LM стал принципом чистого разума, справедливо является принципом чистого разума и, фактически, высшим принципом чистого разума, т. Е. SP, который он интерпретирует как утверждающее: если обусловленное существует, то также существует совокупность его условий и, следовательно, безусловное. Важно отметить, что, согласно Уиллашеку, логическая максима предполагает высший принцип, и когда человек переходит от LM к SP, он переходит от универсального человеческого разума к метафизическим спекуляциям.Этот переход обсуждается в первых пяти главах. Первая глава посвящена кантовским концепциям разума и метафизики, которые обеспечивают содержание и контекст для Доклада о рациональных источниках, описывая, насколько разум дискурсивен, итеративен и завершен, и как эта концепция естественным образом согласуется с кантовским пониманием природы метафизического спекуляция. Вторая глава разъясняет, как следует понимать LM, третья описывает содержание SP, четвертая дает подробную интерпретацию переходного перехода, а пятая предлагает объяснение того, что является и что не оправдано в переходе от переходного перехода от LM в SP.
Поскольку второй, третий и четвертый уровни сильно зависят от первого, я уделю большую часть своего внимания главам со второй по пятую, в которых подробно описывается этот первый уровень. Во второй главе Виллашек объясняет, как LM следует из концепции Канта о логическом использовании разума в рациональных выводах (например, силлогизмах), которые хорошо подходят для эмпирических вопросов и эмпирических ответов. Уиллашек, наряду с другими, считает, что логическое использование разума касается отношений вывода, которые возникают между познаниями в рациональных выводах, и что Кант рассматривает посылки таких рациональных выводов как условия и вывод как обусловленные.Поскольку разум в своем логическом использовании заинтересован в поиске высших, наиболее общих познаний, из которых вытекают более конкретные познания, предполагается, что он находит безусловное (ые) познание (я) для любого условного познания, то есть высшее, наиболее общее познание ( s), которые не могут быть получены ни из каких других. Однако Виллашек также считает, что разум, даже в его чисто логическом использовании, направлен на «научную систему познания» (стр. 62), и поэтому его интересует не только то, что предположительно необусловлено, но и то, что является эпистемически безусловный.Таким образом, в прочтении Уиллашека, говоря, что нужно найти безусловное, LM утверждает, что нужно искать те познания, которые являются как наиболее общими (логически необусловленными), так и самоочевидными (эпистемически безусловными). Он завершает эту главу, приводя философские аргументы в пользу того, что LM на самом деле основана на универсальном человеческом разуме (хотя и в несколько более слабой форме, чем утверждает Кант) [2].
В третьей главе Виллашек подробно описывает реальное (в отличие от логического) использование разума, о котором идет речь в SP.В отличие от логических обусловливающих отношений, которые возникают между познаниями и имеют общий род (сохраняющие истину выводимые и эпистемологические отношения между познаниями), реальные обусловливающие отношения возникают между объектами (в широком смысле) и, согласно Виллашеку, не имеют «субстанциального единства» (стр. 86), поскольку они не могут быть определены в терминах необходимых или достаточных условий, а скорее дизъюнктивны по своей природе и построены на реляционных категориях (неотъемлемость, зависимость и совпадение).Тем не менее, они объединены в том смысле, что что-то обусловлено (и, таким образом, находится в обусловливающем отношении к своим условиям), если оно нуждается в объяснении в каком-то отношении (которое обеспечивают условия). Например, реальное целое обусловлено постольку, поскольку оно нуждается в объяснении с точки зрения его частей (его композиционных условий) и композиционных отношений, в которых находятся части, в то время как один момент времени обусловлен постольку, поскольку он нуждается в объяснение с точки зрения моментов времени, которые ему предшествуют, и временных отношений, в которых они находятся.Учитывая это описание реальных обусловливающих отношений, Виллашек может объяснить значение SP: если что-то действительно обусловлено, то, учитывая природу реальных обусловливающих отношений, должно быть полное объяснение в терминах совокупности этих отношений. условий, что, в свою очередь, влечет за собой существование чего-то безусловного, то есть чего-то, что не требует дальнейшего объяснения. Хотя Виллашек рассматривает, может ли SP быть оправданным в силу значения различных концепций, которые являются центральными для него (например,g., обусловленное, совокупность его условий и необусловленное), он считает текстовым вопросом, что Кант не дает никаких явных аргументов в пользу SP, кроме того, что он получает от LM и Переходного прохода. [3]
В своей тонкой и весьма оригинальной интерпретации переходного перехода в четвертой главе Виллашек утверждает, что переход от LM к SP включает два логически различных этапа. Принимая во внимание риторическую структуру первого Critique , Кант, утверждает Виллашек, намеренно двусмысленно описывает эти два шага в начале диалектики, чтобы он мог оставить открытым вопрос о том, является ли SP законным принципом.Позже, после его критического анализа конкретных аргументов, представленных в Трансцендентальной диалектике, он может выявить двусмысленность и показать, какой шаг является правильным, а какой нет. В частности, первый шаг переходит от LM к регулирующему использованию SP и является законным, тогда как второй шаг переходит от регулирующего использования SP к его конституционному использованию и является незаконным. По мнению Уиллашека, SP используется регулирующе, когда кто-то принимает его проблематично как «метафизически безвредную» гипотезу, которую применяют в рассуждениях, чтобы увидеть, что из нее следует, что могло бы подтвердить ее, в то время как она используется конститутивно, когда ее принимают. быть истинным описанием реальности.[4]
В пятой главе Виллашек реконструирует линию рассуждений, которая должна оправдать первый шаг и показать неправомерность второго шага. По словам Виллашека, первый шаг оправдан двумя основными мыслями. Во-первых, он предполагает, что если абстрагироваться от реальных обусловливающих отношений между объектами и сосредоточиться только на логических отношениях между познаниями, невозможно достичь единой системы научного знания о природе, к которой разум стремится при своем логическом использовании, поскольку логическое использование, взятое само по себе, не определяет такую систему (стр.128). (Я полагаю, это означает, что, учитывая цель, которую Уиллашек приписывает ему, логическое использование разума предполагает его реальное использование, несмотря на их различия.) Во-вторых, поскольку законченная научная система познания выходит за рамки любых познаний, которые можно было бы иметь в любом случае. В конкретный момент нужно также принять гипотезы, которые помогут заполнить все пробелы, оставшиеся в его познании. Уиллашек утверждает, что регулятивное использование SP необходимо для заполнения этих пробелов, потому что, если мы гипотетически предположим, что условия существуют для любых обусловленных объектов, которые мы познаем, и вынуждены их искать, мы можем получить соответствующие познания (стр.130-1). Аргумент Канта в пользу второго шага, согласно Виллашеку, состоит в том, что если кто-то принимает трансцендентальный реализм, понимаемый здесь как доктрину, согласно которой существует необходимое соответствие между принципами разума и принципами реальности, то SP будет описательным принципом, а не принципом реальности. просто тот, который имеет регулирующее использование. Однако, поскольку Кант утверждает, что трансцендентальный реализм ложен, он может также утверждать, что аргумент в пользу второго шага, который опирается на него, неправомерен, хотя он также неизбежен, учитывая естественное притяжение, которое он оказывает на нас.
Во второй части Уиллашек обсуждает второй, третий и четвертый уровни, описанные выше. В шестой главе обсуждается второй уровень, связанный с выведением Кантом того, что он называет идеями разума, включая не только идею безусловного в целом, но также идеи конкретных безусловных объектов, таких как мир как содержащий полную композицию, разделение, происхождение. , и зависимость, душа как простая, единая духовная субстанция и Бог как ens realissimum .Главный интерес Уиллашека здесь состоит в том, чтобы показать, что рациональное размышление порождает эти идеи посредством «необходимых выводов разума» (A339 / B397), и он делает это, рассматривая, что такое «предполагаемое понятие» (A310 / B366) и как они возникают из диалектических выводов, которые Кант анализирует во второй книге «Диалектики». Это контрастирует с другими подходами, которые пытаются вывести эти идеи из различных видов рациональных выводов или из возможных отношений между субъектом, объектом и репрезентацией (A333-4 / B390-1).
В седьмой и восьмой главах обсуждается третий уровень путем рассмотрения фактических выводов, которые Кант представляет, анализирует и затем критикует в Паралогизмах и Антиномии чистого разума (седьмая глава) и Идеале чистого разума (восьмая глава). В соответствии со своим вниманием к положительной стороне проекта Канта, Виллашек посвящает себя тому, чтобы показать, как эти идеи могут быть поняты как необходимые концепции разума, которые фактически выводятся с помощью этих аргументов, но он также описывает, как трансцендентальный реализм играет решающую роль. в этих аргументах (особенно при диагностике совершаемой ими ошибки).Во второй половине восьмой главы Виллашек обращается к четвертому уровню, обсуждая Приложение к Трансцендентальной диалектике. В частности, Виллашек фокусируется на том, как принципы, действительные в регулирующем смысле (например, для практики науки), могут иметь иллюзорное применение, когда человек не осознает, что идеи разума являются просто продуктами нашего собственного разума, которые являются не обязательно реагировать на объективные особенности реальности, а скорее только на собственную потребность разума в единстве и систематичности.
В последней главе, девятой, утверждается, что критика Кантом метафизики не зависит от предшествующей приверженности трансцендентальному идеализму. В частности, согласно Уиллашеку, основные критические замечания Канта по отношению к традиционной метафизике тройственны. (1) Мы не можем познать сверхчувственные объекты традиционной метафизики, учитывая, что человеческое познание ограничено эмпирическими объектами; (2) аргументы, выдвинутые предшественниками Канта, неубедительны, потому что они предполагают трансцендентальный реализм, который ложен; и (3) идеи разума лишены «объективной реальности», необходимой для познания.Виллашек утверждает, что первая критика зависит не от трансцендентального идеализма, а, скорее, от взглядов Канта на познание, а именно, что у нас не может быть познания без интуиции, которая для нас является чувственной, и это влечет за собой невозможность познания сверхчувственных объектов. традиционная метафизика. Что касается второй критики, Виллашек утверждает, что, хотя аргументы предшественников Канта действительно предполагают трансцендентальный реализм, его критика этих аргументов не обязательно предполагает трансцендентальный идеализм, потому что трансцендентальный идеализм и трансцендентальный реализм, как утверждает Виллашек (спорно), противоречат друг другу.[5] Наконец, он приводит доводы в пользу радикального прочтения утверждения о том, что идеи разума когнитивно дефектны не только потому, что нельзя сказать, истинны ли утверждения, которые их включают, но также потому, что они вообще не представляют реально возможные объекты — точка зрения, которая не зависит от трансцендентального идеализма.
Из этого резюме, я надеюсь, ясно, что книга Уиллашека представляет собой устойчивую и подробную интерпретацию одной из важнейших сторон аргументации Канта о трансцендентальной диалектике, интерпретацию, которая является богатой, оригинальной, интересной и, иногда, провокационной.Это, безусловно, продвинет разговор о взглядах Канта на разум и метафизику на несколько значительных шагов вперед. Например, никто до Виллашека не представил полного, а тем более убедительного аргумента в пользу позитивных утверждений Канта о том, как человеческий разум должен порождать спекулятивные метафизические вопросы. Хотя Мишель Грие заслуживает похвалы за то, что она привлекла внимание к Переходному переходу и предоставила полезную интерпретацию некоторых из его аспектов, Виллашек представил подробный анализ логического и реального использования разума, который проясняет их различие и их взаимосвязь, а также тонкая и изощренная реконструкция того, какие шаги являются и не оправданы при переходе от одного к другому, до того, как затем будет показано, как эти абстрактные идеи фигурируют в конкретных аргументах в ходе дискуссии Канта в Трансцендентальной диалектике.[6]
В то же время книга Виллашека не может быть последним словом по этому поводу, поскольку можно представить себе различные пути интерпретации через чащу положительных и отрицательных аргументов Канта в диалектике. Например, можно не читать Переходный переход (полностью цитируемый выше) как утверждение, что SP является необходимым условием LM, а тем более как предложение каких-либо соображений, которые должны сделать переход от LM к SP заманчивым. Дело не только в том, что формулировка Переходного прохода кратка и неясна.Поскольку он не указывает SP явно, вместо этого ссылаясь на принцип, который должен предполагаться таким образом, что LM «становится» SP; он не проясняет, как LM связан с SP; и он не предлагает явного обоснования, которое фактически поддерживало бы рассмотрение одного как необходимого условия для другого. Кроме того, реконструкция аргумента Уиллашека требует, чтобы чисто логическое использование разума преследовало амбициозную цель достижения систематического познания природы (науки), хотя можно было подумать, что логическое использование разума, собственно говоря, направлено только логические (выводные) обусловливающие отношения и, следовательно, логическая систематичность, и что только реальное использование разума может иметь более амбициозную цель — познание реальных обусловливающих отношений между объектами, которые могут (в конечном итоге) составить естествознание.[7] Кроме того, в Переходном отрывке Кант мог бы просто указать, во многом так же, как он это делает в «Метафизической дедукции», на некую аналогию или соответствие между логическим и реальным использованием разума, используя ясность, которая есть у человека, рассматривающего первое как направляющей нити ( Leitfaden ), чтобы увидеть некоторые особенности последнего. Хотя такой альтернативный путь может показаться значительным отклонением, он касается только первого уровня аккаунта Уиллашека и согласуется с большей частью его второго, третьего и четвертого уровней.
Если оставить этот вопрос в стороне, предложение Виллашека о понимании СП двумя разными способами, одно как имеющее регулирующее использование, а другое как имеющее конститутивное использование, представляет собой тонкий и соблазнительный способ прочтения Переходного отрывка, а затем остальной части Трансцендентальной диалектики. . Было бы неплохо, если бы у него была более недвусмысленная и прямая текстовая поддержка до Приложения, в котором Кант подробно обсуждает различие между конститутивным и регулирующим использованием принципов.Как бы то ни было, можно было бы использовать другие возможности интерпретации. Например, вместо того, чтобы постулировать конститутивное и регулирующее использование одного принципа, можно подумать, что Кант имеет в виду (неявно) как регулирующую (и не описательную) версию SP (для любого обусловленного объекта познания стремитесь к познанию безусловное условие (я) этого) и трансцендентальную (и описательную) версию (для каждого обусловленного объекта существует безусловный объект). Затем можно было бы рассмотреть, принимает ли Кант один или оба из этих принципов, могут ли эти принципы поддерживаться аргументами (и если да, то какие), и объединены ли они каким-то более высоким принципом разума (например,g., как способность понимания или разборчивости). Такой альтернативный путь, естественно, должен был бы столкнуться с множеством текстуальных и философских вопросов, но он не должен был бы так сильно полагаться на отрывок, который может показаться эллиптическим, и обсуждение Уиллашека все же может предложить многое, что было бы отличное применение, и не только в плане контраста.
Наконец, «радикальная» интерпретация Уиллашеком критики Канта метафизики, вероятно, будет считаться спорной.[8] Все согласятся, что, согласно Канту, представление о разуме в некотором роде когнитивно дефектно, но существуют значительные разногласия относительно того, что такое когнитивный дефект и что за него отвечает. Согласно Уиллашеку, недостаток заключается в том, что такая идея вообще не представляет объект, а ее причиной является чисто субъективное происхождение идеи (плюс отсутствие объяснения того, как она может относиться к объекту). Однако при таком прочтении, учитывая, что мы вообще не будем представлять какой-либо объект (кроме как символически и аналогично) при использовании, e.g., термин «Бог» или «простой», можно задаться вопросом, как идея разума может быть центральной частью вопросов и ответов спекулятивной метафизики, даже при более слабом гипотетическом предположении ( Annehmung ), которое Виллашек предлагает, поскольку такие вопросы и ответы, кажется, предполагают, что мы представляем объекты (а не просто символическим и аналогическим образом). [9] Вместо этого можно было бы утверждать, что идея разума может прямо представлять объект, такой как простая субстанция (например, ).g., посредством знаков), даже если он не может быть вовлечен в познание своего объекта, поскольку его, кажется, можно мыслить. Такое прочтение даже согласовывалось бы с основной направленностью «Счета рациональных источников» Уиллашека, поскольку вопросы и ответы, составляющие метафизические спекуляции, могут оперировать идеями, которые имеют значения и представляют объекты (например, если требуемые объекты существуют в том виде, в каком они представлены), даже если нам не хватает познания, которое показало бы, как эти идеи могут представлять свои объекты.
Однако, независимо от пути интерпретации сложной позиции Канта и его аргументации в Трансцендентальной диалектике, книга Виллашека является важным вкладом в наше понимание позиции Канта, и все, кто интересуется этой темой, извлекут большую пользу. Он предлагает первое полное обсуждение позитивного проекта Канта в Трансцендентальной диалектике, предоставляет подробный анализ аспектов позиции Канта, которые были либо неправильно поняты, либо игнорируются, и продвигает сложное и устойчивое понимание Высшего принципа чистого разума и его роли. он играет в теоретической философии Канта.
[1] В дальнейшем я буду называть «человеческий разум» просто «разумом».
[2] Виллашек отмечает, что его «Отчет о рациональных источниках» следует из его концепции чистого спекулятивного разума, и, таким образом, необходимо подробно показать, что обычное использование разума имеет тенденцию вести к его чисто умозрительному использованию.
[3] Обсуждение Уиллашеком реальных обусловливающих отношений и СП, на мой взгляд, исключительно хорошо. Он подробный, ясный, новаторский и абсолютно центральный в предмете Трансцендентальной диалектики.Моя собственная точка зрения, которая по многим фундаментальным вопросам ближе к точке зрения Уиллашека, чем можно было бы подумать, состоит в том, что прежде чем определять природу кантовской критики метафизических спекуляций, может быть полезно определить, истинна ли SP и может ли она быть подтверждена аргументами — a вопрос, который Уиллашек оставляет открытым (с. 155). Ведь если Кант поддерживает СП, нет необходимости искать ошибку, которую предположительно допускают спекулятивные метафизики, отстаивая СП.
[4] Это применение конститутивного-регулятивного различия, насколько мне известно, является оригинальным для Виллашека, особенно его утверждения о том, что разум требует гипотетического допущения SP, не принимая его за истинное описание.
[5] Этот аргумент, естественно, зависит от того, как человек понимает Трансцендентальный Реализм. С этой целью Виллашек формулирует трансцендентальный реализм в этом контексте как TR rep : «Обязательно, если какой-то объект o , чтобы быть представлен (такими конечными существами, как мы), должен быть представлен как F , тогда или — это F «. Затем он услужливо отличает его от метафизического реализма и показывает, как он соотносится с другими версиями трансцендентального реализма.
[6] См. Мишель Гриер, Доктрина Канта о трансцендентальной иллюзии , Cambridge University Press, 2001.
[7] Как мы видели выше, Виллашек четко различает логическое и реальное использование разума, даже отмечая, что нет прямого отображения одного на другое (стр. 131-2), но он утверждает, что они также не полностью отдельные виды деятельности и что «Высший Принцип соответствует Логическому Максиму, а именно постольку, поскольку первый является наиболее общим субстантивным принципом, и что обусловливающие отношения, зафиксированные первым, представлены в системе познания, управляемой вторым. » (п.133). Достаточно ли такого соответствия, чтобы показать, что LM предполагает SP, — это еще один вопрос. Кроме того, этот вопрос предстает в ином свете, если принять логическое использование разума как таковое, требующее только выводных, а не эпистемических отношений.
[8] Отчасти потому, что он неявно критикует практику тех современных аналитических метафизиков, которые определяют термины, не учитывая, как они соотносятся с объектами.
[9] Этот вопрос усложняется тем фактом, что Уиллашек (справедливо) различает логическую и реальную возможность, но затем предполагает, что можно представить объект только в том случае, если это действительно возможно.