Ввел понятие сознание: Сознание (философия) — это… Что такое Сознание (философия)?

Сознание (философия) — это… Что такое Сознание (философия)?

Возможно, эта статья содержит оригинальное исследование. Добавьте ссылки на источники, в противном случае она может быть выставлена на удаление. Дополнительные сведения могут быть на странице обсуждения. (25 мая 2011)

В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена. Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 14 мая 2011.

У этого термина существуют и другие значения, см. Сознание.

Созна́ние — состояние психической жизни человека, выражающееся в субъективной переживаемости событий внешнего мира и жизни самого индивида, а также в отчёте об этих событиях^[1].

Термин сознание является трудным для определения, поскольку данное слово используется и понимается в широком спектре направлений.

Сознание может включать мысли, восприятия, воображение и самосознание и пр. В разное время оно может выступать как тип ментального состояния, как способ восприятия, как способ взаимоотношений с другими. Оно может быть описано как точка зрения, как Я. Многие философы рассматривают сознание как самую важную вещь в мире. С другой стороны, многие ученые склонны рассматривать это слово как слишком расплывчатое по значению для того, чтобы его использовать.

Сознание — категория для обозначения ментальной деятельности человека по отношению к самой этой деятельности.

Проблема того, чем же является сознание и каковы его рамки, и в чём же смысл существования данного термина выступает предметом исследования философии сознания, психологии, нейробиологии, дисциплин, изучающих проблемы искусственного интеллекта. Проблемы практического рассмотрения включают в себя следующие вопросы: как можно определить наличие сознания у тяжело больных или находящихся в коме людей; может ли существовать не-человеческое сознание и как его можно измерить; в какой момент зарождается сознание людей; могут ли компьютеры достичь сознательных состояний и пр.

В общем смысле сознание временами также означает состояние бодрствования и ответную реакцию на окружающий мир в противоположность состояниям сна или комы.

Сознание как способность следует отличать от такой способности как мышление. Простейшее сознание — это ощущение своего состояния, или состояния своих «органов чувств». Сознание наблюдаемо только для самого субъекта. Оно не наблюдаемо объективными средствами. Не очевидно, что сознание требуется для разумного поведения.^[2] В этом случае возникает разговор о соотношении субъекта и объекта, сознания и мира. В противоположность сознанию, мышление есть способность мыслить — фиксировать мир в понятиях и делать на основе них выводы в форме суждений и умозаключений. Сознание — необходимая предпосылка для мышления, поскольку только благодаря ему мы вообще отличаем себя от окружающего нас мира, говорим о себе как отъединенном от всего остального субъекте воли, «Я» мышления и чувства. Но само сознание есть не только мышление.

Сознание включает в себя мышление как необходимую часть.^{[источник не указан 262 дня]}

Философские теории сознания

В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена. Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 10 марта 2012.

В философии, сознание рассматривается как способность соотноситься, сознавать предмет (Гегель). При этом под «сознанием» понимается не психическая способность тела (как в психологии), но фундаментальный способ, каким человек соотнесен со своим предметом и миром вообще. Об этом говорят, что сознание есть форма или способ данности предмета, форма или способ данности мира вообще. Так понятое сознание есть всегда, не может ни начаться, ни прекратиться, не может исчезнуть, точно также как не может исчезнуть мир, который сознанием конституирован соотносительно.

Сознание и мир — два полюса одного и того же, единой соотнесенности сознания. Именно поэтому в строго философском смысле некорректно сознание рассматривать самостоятельно, в отрыве от его соотносительного полюса — мира (психологизм), как и мир — в отрыве от его соотносительного полюса — сознания (наивность).

Но сознание есть не только способность соотношения, но и само отношение. Это явствует из того, что мы не можем отвлечься от сознания, «выйти» за его пределы. По сути мы тотально охвачены сознанием. Если нет сознания, то для нас нет ничего. В этом смысле, сознание само есть некоторая со-отнесенность, раздвоенность, разделенность внутри себя. Об этом говорят, что сознание интенционально (Гуссерль). Сознание всегда проявляет себя как структура

сознания о [чём-то]. Более того, философия пытается обосновать тот вывод, что такая природа сознания конституирует саму разделенность между субъектом и объектом, внутренним и внешним, я и миром. Как отношение, сознание есть некоторое переживание, определенный опыт, в котором мы соотносимся с миром. Этот опыт понимается одновременно и как сама деятельность соотнесения в целом и как переживание субъектом этой деятельности самого себя и своего отношения к миру. Именно поэтому, иногда в философии, из сознания «выделяют» собственно субъект и под «сознанием» в узком смысле понимают отношение субъекта и его объекта. Об этом говорят, что субъект (со)знает объект. В то же время, термин «сознание» в философии не употребляют, когда речь идет о движении «внутри» мышления, а не собственно о соотнесенности с миром. Это связано с тем, что вне опыта соотнесения с миром, сознание теряет свое самостоятельное значение и становится только способностью рефлексии относительно мыслимого содержания. Внутри мышления, субъектом движения становится не сознание, а само мышление, понимаемое одновременно и как некоторое всеобщее, безличное пространство деятельности и как сам субъект этой деятельности. Однако, при этом сознание всегда присутствует как возможная позиция, в которую субъект может перейти в любой момент — как опыт возможной соотнесенности с миром.

Выделяют следующие формы сознания: самосознание как сознание сознанием самого себя, рассудок как мыслящее сознание, то есть постигающее мир в понятиях (категориях рассудка), разум как самосознающий рассудок и дух как высшую форму сознания, включающую в себя все другие формы. Различие рассудка и разума состоит в том, что рассудок соотносит свои понятия с миром и поэтому его критерием истинности является непротиворечивость. Разум как самосознающий рассудок поднимается до диалектического удержания противоречий, поскольку соотносит не только свои понятия с миром, но и самого себя со своими понятиями.

Философия пытается ответить на два основных вопроса о сознании: какова природа сознания и как сознание связано с физической реальностью, прежде всего с телом. Впервые проблема сознания в явной форме была сформулирована Декартом, после сознание получило широкое освещение в новоевропейской философии, а также в различных философских традициях, таких как феноменология и аналитическая философия. Среди основных философских теорий сознания можно перечислить следующие:

Дуализм

Дуализм есть теория о том, что существует две разновидности субстанций: сознание и физические объекты. Основателем данной теории является Рене Декарт, который утверждал, что человек является мыслящей субстанцией, способной усомниться в существовании всего, кроме своего собственного сознания, и что сознание, таким образом, несводимо к физическому миру.

Дуализм души и тела — точка зрения, согласно которой сознание (дух) и материя (физическое тело) представляют собой две независимые, взаимодополняющие друг друга и равные по значению субстанции. Как правило, основывается на общефилософском дуализме. Основоположниками являются Платон и Декарт.

Платон считал, что тело принадлежит материальному миру и потому смертно, тогда как душа является частью мира идей и бессмертна. Он считал, что душа лишь временно привязана к телу до момента его смерти, после чего душа возвращается в свой мир форм.

Душа, в отличие от тела, не существует в пространстве и времени, что дает ей доступ к абсолютной истине мира идей.

Из современных представителей дуализма можно отметить Дэвида Чалмерса. Называя свою позицию натуралистическим дуализмом, он настаивает на нефизической природе сознательного опыта, который не сводим к физическим свойствам, хотя и зависит от последних согласно законам природы. Психофизические законы полагаются Чалмерсом естественным дополнением к физическим законам и принципам

[3].

Логический бихевиоризм

Логический бихевиоризм — теория о том, что быть в психическом состоянии означает быть в бихевиоральном состоянии, то есть либо осуществлять некоторое поведение, либо иметь диспозицию к такому поведению. Логический бихевиоризм связан с бихевиоризмом в психологии, но их следует различать: в последнем случае бихевиоризм понимается как метод для изучения человеческих существ, но не пытается решить философские проблемы относительно природы сознания и соотношения сознания и тела. Среди представителей логического бихевиоризма можно назвать таких философов как Гемпель и Райл. Данная теория стремится опровергнуть дуализм Декарта, так как он противоречит тезису единства науки, понимаемому как физикализм. Некоторые основные предпосылки данной теории разделялись также Людвигом Витгенштейном.

Идеализм

Идеализм — это теория, согласно которой существуют только сознания. Идеалисты утверждают, что объекты физического мира не существуют вне их восприятия. Наиболее последовательно этот тезис был развит Джорджем Беркли, который утверждал, что «быть — значит быть воспринимаемым».

Индуизм

В индуизме сознанию сопоставляется Пуруша («безмолвный высший свидетель»), который наблюдает за действиями Пракрити («материальной природы»). Сознание души склонно ошибочно отождествлять себя с материальным телом, будучи увлечённая и связанная гунами («качествами природы»).^[4]

Материализм

Материализм есть теория о том, что если нечто существует, то оно имеет физический характер^{[источник не указан 133 дня]}. Сознание описывается материалистами^{[какими?]} как свойство высокоорганизованной материи. Материалисты критикуют как дуалистов и идеалистов, так и бихевиористов, доказывая, что поведение не является сознанием, но внутренней физической причиной сознания. Среди материалистов можно упомянуть Фридриха Энгельса, Дэвида Армстронга, Дональда Дэвидсона и других. См. также Картезианский театр.

Функционализм

Функционализм — это теория, согласно которой находиться в психическом состоянии значит находиться в функциональном состоянии, то есть выполнять некоторую определённую функцию. С точки зрения функционалистов сознание относится к мозгу так же, как, например, функция показывать время соотносится с конкретным физическим устройством часов. Функционализм занимает критическую позицию по отношению к материализму, так как отрицает необходимую связь между сознанием и мозгом: сознание потенциально может быть функцией самых разных физических объектов, например компьютера. Функционализм является методологической базой теории искусственного интеллекта и когнитивной науки. К функционалистам можно отнести Дэвида Льюса, Хилари Патнема, Дэниела Деннета и Д. И. Дубровского.

Двухаспектная теория

Двухаспектная теория — это теория о том, что психическое и физическое суть два свойства некоторой лежащей в основе вещей реальности, которая по сути не является ни психической, ни физической. Двухаспектная теория, поэтому, отвергает и дуализм, и идеализм, и материализм как представления о том, что существует психическая или физическая субстанции. Подобные взгляды характерны, например, для Бенедикта Спинозы, Бертрана Рассела и Питера Стросона.

Феноменологическая теория

Феноменология представляет собой попытку беспредпосылочного описания содержания опыта без каких-либо утверждений относительно реальности его предмета. Феноменология пытается открыть идеальные (сущностные) черты человеческого мышления и восприятия, свободные от каких-либо эмпирических и индивидуальных вкраплений, и обосновать таким образом все остальные науки как основанные на мышлении. Основным свойством человеческого сознания согласно феноменологии является интенциональность. Среди сторонников этой теории назовём Эдмунда Гуссерля и Мориса Мерло-Понти.

Эмерджентная теория

Эмерджентная теория — это теория о том, что хотя сознание и является свойством некоторого физического объекта (обычно мозга), оно тем не менее, несводимо к физическим состояниям последнего и является особой нередуцируемой сущностью, обладающей уникальными свойствами, подобно тому, как свойства молекулы воды нередуцируемы к свойствам атомов водорода и кислорода. Сознание, однако, является обычным реальным объектом, который должен изучаться наукой наравне со всеми прочими. Среди сторонников данной концепции — Джон Серл.

Примечания

См. также

Ссылки

Литература

• Васильев В. В. Трудная проблема сознания. — М.: Прогресс-Традиция, 2009. — 272 с. ISBN 5-89826-316-0
• Прист С. Теории сознания / С. Прист ; Пер. с англ. А. Ф. Грязнова. — М.  : Идея-Пресс: Дом интеллектуал. кн., 2000. — 287 с.
• Андреева Л. Экстатические обряды в практиках некоторых российских конфессий или изменённые формы сознания // Общественные науки и современность. 2005. № 3.
• Дели М. М. Онтология сознания: историко-философский аспект // Сборник к 60-летию профессора К. А. Сергеева. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. — С. 312—315. — («Мыслители», выпуск 12).
• Ильясов Ф. Н. Коммуникативный подход к идентификации сознания//Вестник Академии Наук СССР. 1991. № 2. С. 62-67.
• Книгин А. Н. Философские проблемы сознания — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1999. — 338 с.
• Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М., 1975
• Молчанов В. И. Время и сознание. Критика феноменологической философии: Моногр. — М.: Высш. шк., 1998. — 144 с.
• Пенроуз Р. Тени разума. В поисках науки о сознании. — М.: Ижевск, 2005.
• Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. — М., 1957
• Спиркин А.  Г. Сознание и самосознание. — М., 1972
• Спирова Э. М. Идолы сознания на пути к пониманию // Знание. Понимание. Умение. — 2006. — № 1. — С. 48—53.
• Шенцев М. В. Информационная модель памяти. — СПб., 2005.
• Tart Ch. T. States of Consciousness. N.Y.: 1975.

Сознание (философия) — это… Что такое Сознание (философия)?

Возможно, эта статья содержит оригинальное исследование. Добавьте ссылки на источники, в противном случае она может быть выставлена на удаление. Дополнительные сведения могут быть на странице обсуждения. (25 мая 2011)

В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена. Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 14 мая 2011.

У этого термина существуют и другие значения, см. Сознание.

Созна́ние — состояние психической жизни человека, выражающееся в субъективной переживаемости событий внешнего мира и жизни самого индивида, а также в отчёте об этих событиях^[1].

Термин сознание является трудным для определения, поскольку данное слово используется и понимается в широком спектре направлений. Сознание может включать мысли, восприятия, воображение и самосознание и пр. В разное время оно может выступать как тип ментального состояния, как способ восприятия, как способ взаимоотношений с другими. Оно может быть описано как точка зрения, как Я. Многие философы рассматривают сознание как самую важную вещь в мире. С другой стороны, многие ученые склонны рассматривать это слово как слишком расплывчатое по значению для того, чтобы его использовать.

Сознание — категория для обозначения ментальной деятельности человека по отношению к самой этой деятельности.

Проблема того, чем же является сознание и каковы его рамки, и в чём же смысл существования данного термина выступает предметом исследования философии сознания, психологии, нейробиологии, дисциплин, изучающих проблемы искусственного интеллекта. Проблемы практического рассмотрения включают в себя следующие вопросы: как можно определить наличие сознания у тяжело больных или находящихся в коме людей; может ли существовать не-человеческое сознание и как его можно измерить; в какой момент зарождается сознание людей; могут ли компьютеры достичь сознательных состояний и пр.

В общем смысле сознание временами также означает состояние бодрствования и ответную реакцию на окружающий мир в противоположность состояниям сна или комы.

Сознание как способность следует отличать от такой способности как мышление. Простейшее сознание — это ощущение своего состояния, или состояния своих «органов чувств». Сознание наблюдаемо только для самого субъекта. Оно не наблюдаемо объективными средствами. Не очевидно, что сознание требуется для разумного поведения.^[2] В этом случае возникает разговор о соотношении субъекта и объекта, сознания и мира. В противоположность сознанию, мышление есть способность мыслить — фиксировать мир в понятиях и делать на основе них выводы в форме суждений и умозаключений. Сознание — необходимая предпосылка для мышления, поскольку только благодаря ему мы вообще отличаем себя от окружающего нас мира, говорим о себе как отъединенном от всего остального субъекте воли, «Я» мышления и чувства. Но само сознание есть не только мышление. Сознание включает в себя мышление как необходимую часть.^{[источник не указан 262 дня]}

Философские теории сознания

В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена. Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 10 марта 2012.

В философии, сознание рассматривается как способность соотноситься, сознавать предмет (Гегель). При этом под «сознанием» понимается не психическая способность тела (как в психологии), но фундаментальный способ, каким человек соотнесен со своим предметом и миром вообще. Об этом говорят, что сознание есть форма или способ данности предмета, форма или способ данности мира вообще. Так понятое сознание есть всегда, не может ни начаться, ни прекратиться, не может исчезнуть, точно также как не может исчезнуть мир, который сознанием конституирован соотносительно. Сознание и мир — два полюса одного и того же, единой соотнесенности сознания. Именно поэтому в строго философском смысле некорректно сознание рассматривать самостоятельно, в отрыве от его соотносительного полюса — мира (психологизм), как и мир — в отрыве от его соотносительного полюса — сознания (наивность).

Но сознание есть не только способность соотношения, но и само отношение. Это явствует из того, что мы не можем отвлечься от сознания, «выйти» за его пределы. По сути мы тотально охвачены сознанием. Если нет сознания, то для нас нет ничего. В этом смысле, сознание само есть некоторая со-отнесенность, раздвоенность, разделенность внутри себя. Об этом говорят, что сознание интенционально (Гуссерль). Сознание всегда проявляет себя как структура сознания о [чём-то]. Более того, философия пытается обосновать тот вывод, что такая природа сознания конституирует саму разделенность между субъектом и объектом, внутренним и внешним, я и миром. Как отношение, сознание есть некоторое переживание, определенный опыт, в котором мы соотносимся с миром. Этот опыт понимается одновременно и как сама деятельность соотнесения в целом и как переживание субъектом этой деятельности самого себя и своего отношения к миру. Именно поэтому, иногда в философии, из сознания «выделяют» собственно субъект и под «сознанием» в узком смысле понимают отношение субъекта и его объекта. Об этом говорят, что субъект (со)знает объект. В то же время, термин «сознание» в философии не употребляют, когда речь идет о движении «внутри» мышления, а не собственно о соотнесенности с миром. Это связано с тем, что вне опыта соотнесения с миром, сознание теряет свое самостоятельное значение и становится только способностью рефлексии относительно мыслимого содержания. Внутри мышления, субъектом движения становится не сознание, а само мышление, понимаемое одновременно и как некоторое всеобщее, безличное пространство деятельности и как сам субъект этой деятельности. Однако, при этом сознание всегда присутствует как возможная позиция, в которую субъект может перейти в любой момент — как опыт возможной соотнесенности с миром.

Выделяют следующие формы сознания: самосознание как сознание сознанием самого себя, рассудок как мыслящее сознание, то есть постигающее мир в понятиях (категориях рассудка), разум как самосознающий рассудок и дух как высшую форму сознания, включающую в себя все другие формы. Различие рассудка и разума состоит в том, что рассудок соотносит свои понятия с миром и поэтому его критерием истинности является непротиворечивость. Разум как самосознающий рассудок поднимается до диалектического удержания противоречий, поскольку соотносит не только свои понятия с миром, но и самого себя со своими понятиями.

Философия пытается ответить на два основных вопроса о сознании: какова природа сознания и как сознание связано с физической реальностью, прежде всего с телом. Впервые проблема сознания в явной форме была сформулирована Декартом, после сознание получило широкое освещение в новоевропейской философии, а также в различных философских традициях, таких как феноменология и аналитическая философия. Среди основных философских теорий сознания можно перечислить следующие:

Дуализм

Дуализм есть теория о том, что существует две разновидности субстанций: сознание и физические объекты. Основателем данной теории является Рене Декарт, который утверждал, что человек является мыслящей субстанцией, способной усомниться в существовании всего, кроме своего собственного сознания, и что сознание, таким образом, несводимо к физическому миру.

Дуализм души и тела — точка зрения, согласно которой сознание (дух) и материя (физическое тело) представляют собой две независимые, взаимодополняющие друг друга и равные по значению субстанции. Как правило, основывается на общефилософском дуализме. Основоположниками являются Платон и Декарт.

Платон считал, что тело принадлежит материальному миру и потому смертно, тогда как душа является частью мира идей и бессмертна. Он считал, что душа лишь временно привязана к телу до момента его смерти, после чего душа возвращается в свой мир форм. Душа, в отличие от тела, не существует в пространстве и времени, что дает ей доступ к абсолютной истине мира идей.

Из современных представителей дуализма можно отметить Дэвида Чалмерса. Называя свою позицию натуралистическим дуализмом, он настаивает на нефизической природе сознательного опыта, который не сводим к физическим свойствам, хотя и зависит от последних согласно законам природы. Психофизические законы полагаются Чалмерсом естественным дополнением к физическим законам и принципам^[3].

Логический бихевиоризм

Логический бихевиоризм — теория о том, что быть в психическом состоянии означает быть в бихевиоральном состоянии, то есть либо осуществлять некоторое поведение, либо иметь диспозицию к такому поведению. Логический бихевиоризм связан с бихевиоризмом в психологии, но их следует различать: в последнем случае бихевиоризм понимается как метод для изучения человеческих существ, но не пытается решить философские проблемы относительно природы сознания и соотношения сознания и тела. Среди представителей логического бихевиоризма можно назвать таких философов как Гемпель и Райл. Данная теория стремится опровергнуть дуализм Декарта, так как он противоречит тезису единства науки, понимаемому как физикализм. Некоторые основные предпосылки данной теории разделялись также Людвигом Витгенштейном.

Идеализм

Идеализм — это теория, согласно которой существуют только сознания. Идеалисты утверждают, что объекты физического мира не существуют вне их восприятия. Наиболее последовательно этот тезис был развит Джорджем Беркли, который утверждал, что «быть — значит быть воспринимаемым».

Индуизм

В индуизме сознанию сопоставляется Пуруша («безмолвный высший свидетель»), который наблюдает за действиями Пракрити («материальной природы»). Сознание души склонно ошибочно отождествлять себя с материальным телом, будучи увлечённая и связанная гунами («качествами природы»).^[4]

Материализм

Материализм есть теория о том, что если нечто существует, то оно имеет физический характер^{[источник не указан 133 дня]}. Сознание описывается материалистами^{[какими?]} как свойство высокоорганизованной материи. Материалисты критикуют как дуалистов и идеалистов, так и бихевиористов, доказывая, что поведение не является сознанием, но внутренней физической причиной сознания. Среди материалистов можно упомянуть Фридриха Энгельса, Дэвида Армстронга, Дональда Дэвидсона и других. См. также Картезианский театр.

Функционализм

Функционализм — это теория, согласно которой находиться в психическом состоянии значит находиться в функциональном состоянии, то есть выполнять некоторую определённую функцию. С точки зрения функционалистов сознание относится к мозгу так же, как, например, функция показывать время соотносится с конкретным физическим устройством часов. Функционализм занимает критическую позицию по отношению к материализму, так как отрицает необходимую связь между сознанием и мозгом: сознание потенциально может быть функцией самых разных физических объектов, например компьютера. Функционализм является методологической базой теории искусственного интеллекта и когнитивной науки. К функционалистам можно отнести Дэвида Льюса, Хилари Патнема, Дэниела Деннета и Д. И. Дубровского.

Двухаспектная теория

Двухаспектная теория — это теория о том, что психическое и физическое суть два свойства некоторой лежащей в основе вещей реальности, которая по сути не является ни психической, ни физической. Двухаспектная теория, поэтому, отвергает и дуализм, и идеализм, и материализм как представления о том, что существует психическая или физическая субстанции. Подобные взгляды характерны, например, для Бенедикта Спинозы, Бертрана Рассела и Питера Стросона.

Феноменологическая теория

Феноменология представляет собой попытку беспредпосылочного описания содержания опыта без каких-либо утверждений относительно реальности его предмета. Феноменология пытается открыть идеальные (сущностные) черты человеческого мышления и восприятия, свободные от каких-либо эмпирических и индивидуальных вкраплений, и обосновать таким образом все остальные науки как основанные на мышлении. Основным свойством человеческого сознания согласно феноменологии является интенциональность. Среди сторонников этой теории назовём Эдмунда Гуссерля и Мориса Мерло-Понти.

Эмерджентная теория

Эмерджентная теория — это теория о том, что хотя сознание и является свойством некоторого физического объекта (обычно мозга), оно тем не менее, несводимо к физическим состояниям последнего и является особой нередуцируемой сущностью, обладающей уникальными свойствами, подобно тому, как свойства молекулы воды нередуцируемы к свойствам атомов водорода и кислорода. Сознание, однако, является обычным реальным объектом, который должен изучаться наукой наравне со всеми прочими. Среди сторонников данной концепции — Джон Серл.

Примечания

См. также

Ссылки

Литература

• Васильев В. В. Трудная проблема сознания. — М.: Прогресс-Традиция, 2009. — 272 с. ISBN 5-89826-316-0
• Прист С. Теории сознания / С. Прист ; Пер. с англ. А. Ф. Грязнова. — М.  : Идея-Пресс: Дом интеллектуал. кн., 2000. — 287 с.
• Андреева Л. Экстатические обряды в практиках некоторых российских конфессий или изменённые формы сознания // Общественные науки и современность. 2005. № 3.
• Дели М. М. Онтология сознания: историко-философский аспект // Сборник к 60-летию профессора К. А. Сергеева. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. — С. 312—315. — («Мыслители», выпуск 12).
• Ильясов Ф. Н. Коммуникативный подход к идентификации сознания//Вестник Академии Наук СССР. 1991. № 2. С. 62-67.
• Книгин А. Н. Философские проблемы сознания — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1999. — 338 с.
• Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М., 1975
• Молчанов В. И. Время и сознание. Критика феноменологической философии: Моногр. — М.: Высш. шк., 1998. — 144 с.
• Пенроуз Р. Тени разума. В поисках науки о сознании. — М.: Ижевск, 2005.
• Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. — М., 1957
• Спиркин А.  Г. Сознание и самосознание. — М., 1972
• Спирова Э. М. Идолы сознания на пути к пониманию // Знание. Понимание. Умение. — 2006. — № 1. — С. 48—53.
• Шенцев М. В. Информационная модель памяти. — СПб., 2005.
• Tart Ch. T. States of Consciousness. N.Y.: 1975.

Академик-нейробиолог Константин Анохин рассказал о поисках разгадки природы сознания

Справка: Константин Анохин – академик РАН, директор Института перспективных исследований мозга МГУ имени М. В. Ломоносова, заведующий лабораторией нейробиологии памяти НИИ нормальной физиологии имени П.К. Анохина.

Высокопорядковая сущность мозга

— Константин Владимирович, феномены сознания, души на протяжении многих веков пытались осмыслить самые выдающиеся умы человечества, но, по-моему, так и не пришли к какому-то единому выводу. Вы препарируете эти понятия по-своему, исключительно с нейробиологической точки зрения. Раскройте секрет: так что же, по-вашему, кроется за ними?

— Вначале о душе. Это понятие имеет два смысла. По религиозным представлениям это бессмертная нематериальная субстанция. В одних верованиях ею обладают все тела, даже неживые, в других — лишь живые, в-третьих — она есть только у животных, но не растений, в-четвертых, к которым относится христианство, она присуща лишь человеку и сохраняется вечно после его смерти. Наука не имеет дело с этой гипотезой. Но есть и второй смысл, заключенный в выражениях «душевная боль», «в ее душу закрались сомнения», в словах Цветаевой «душа от всего растет, больше же всего — от потерь». Понятие души в этом смысле созвучно человеческому «Я», личности человека. Ее познание и есть, на мой взгляд, самое важное, чем может обогатить человечество наука о мозге.

Теперь о мозге. Вы сказали, что мы изучаем его исключительно с нейробиологической точки зрения. Звучит очень научно. И тем не менее это принципиально неверно. Как это ни странно, но мозг не биологический орган. На сегодняшний день это может показаться абсолютно парадоксальным. Но именно через понимание этого утверждения лежит путь к познанию истинной природы души и сознания.

— Если мозг не биологический орган, тогда что же он?

— Это орган, который подчиняется биологическим законам, но его истинная суть состоит совсем не в этом. В действительности мозг — орган когнитивный, то есть психический. И это уже совсем иная форма организации материи, для ее понимания нужны принципы, которым не учат биолога. Сложность, однако, состоит в том, что им не учат и психолога. Современная нейронаука предлагает этому специалисту разместить закономерности психики и сознания в контейнере, в котором нет для этого адекватного места. В философии сознания эта ситуация получила название провала или разрыва в объяснении (explanatory gap).

Как можно преодолеть его? Мои искания последних лет посвящены решению именно этой задачи: устранить разрыв между психикой и мозгом, подняв принципы устройства и работы мозга с чисто анатомического и физиологического на принципиально более высокий, когнитивный уровень. Понятие когнитома, которое я ввел для охвата этой высокопорядковой сущности мозга, а также новая теория мозга — теория нейронных гиперсетей — целиком направлены на эту цель.

— Что может дать для решения этой задачи современная нейронаука?

— Достаточно многое. Например, с помощью карт магнитно-резонансной томографии (МРТ) она уже может идентифицировать определенные мысли, которые возникают в голове у человека. А с помощью тонких клеточных методов она способна выявлять и отдельные элементы, из которых состоит человеческое «Я».

— Речь идет о характере человека: добрый-злой, умный-неуч?

— Нет, это были бы слишком грубые деления, они мало что принесут для фундаментальной теории. Заглянув в клеточную жизнь мозга, можно выяснить гораздо более принципиальные вещи: что человек знает об окружающем мире, каким образом он его дробит и что именно из этого имеет для него большую ценность. Важнее для вас, к примеру, пудели или таксы, знакомо ли вам здание Сиднейской оперы и отличаете ли вы его от храма Лотоса в Нью-Дели, какую часть вашего внутреннего мира занимают Лев Толстой, Киану Ривз, Криштиану Роналду или Дональд Трамп?

Правда, необходимо сделать оговорку, что заглянуть в мозг человека можно только в редких клинических случаях, когда на мозге проводятся нейрохирургические операции. Однако вышеописанные закономерности можно исследовать и на животных. Если у вас есть собака или кошка, знайте: в их мозге тоже существуют нейроны, несущие образы хозяев, их собственный жизненный путь, их воспоминания. И мышь тоже имеет свой субъективный мир, наполненный ее уникальным опытом. И его тоже можно изучать.

— Ну так как же?!

— Мозг «знает» мир своими нервными клетками. Можно сказать и по-другому, уже без кавычек, — мы знаем мир своими нервными клетками. И понять, что мы знаем, можно, заглянув в этот нейронный мир.

Делается это разными способами. У животных мы сегодня чаще всего используем подходы нейрофотоники. Они позволяют проникнуть в глубины мозга с помощью тонких методов оптики, показывающей отдельные нервные клетки в те моменты, когда они, подсвеченные специальными сенсорами, испускают сигналы о том, что им значимо в мире. С этой целью в геном клеток мозга лабораторных мышей вводятся особые конструкты для синтеза белков, изменяющих свое свечение, когда нейрон дает разряд.  

У человека для этих целей используются вживленные в мозг микроэлектроды. Как я уже сказал, такие исследования, например у некоторых больных с эпилепсией, проводятся в очень ограниченном количестве медицинских центров мира, и они приносят бесценные данные об устройстве нашего «Я», механизмах человеческого мышления и сознания.

— Почему для таких исследований мыслей не годится электроэнцефалограмма (ЭЭГ)?

— Она измеряет суммарную электрическую активность больших конгломератов нервных клеток, насчитывающих миллионы нейронов. Но в том-то и дело, что каждая нервная клетка — это своего рода индивидуальность. Если вы внимательно изучите клетки в коре головного мозга, где концентрируется большая часть наших знаний о мире, то увидите, что один нейрон может «знать» снега Килиманджаро, другой — Эйфелеву башню, третий — детскую куклу, с которой вы играли много лет назад, четвертый — пин-код вашей банковской карточки. Но когда вы регистрируете суммарную активность всех этих клеток при помощи ЭЭГ, вы получаете кашу из этих образов. Даже при помощи функциональной МРТ, разрешающая способность которой существенно выше ЭЭГ (она может получать сигнал всего от 1 кубического миллиметра мозговой ткани), ученые могут зарегистрировать усредненный голос около ста тысяч нейронов, атомов нашего «Я». И что нам скажет активность этой конгломерации, если один нейрон в ней, как было показано в одном из исследований, кодирует образ Холли Берри в ее роли женщины-кошки, а соседний с ним — образ матери Терезы? А рядом еще десятки тысяч других нейронов, несущих в своих сигналах знания о других образах мира человека. Если вы сложите этот гул стотысячной «толпы», вы потеряете всю необходимую информацию. Надо выслушивать каждого «члена общества» в отдельности.

Оптогенетическое исследование активности нейронов в мозге мыши. Исследователь на мониторе наблюдает изображение светящихся нейронов, в момент, когда лабораторное животное приобретает новые знания об объектах окружающего мира. Эксперимент проводился в Институте перспективных исследований мозга МГУ им. Ломоносова

— Как доказали, что отдельно взятая клетка связана с тем или иным образом?

— Пациенту, поступающему в клинику с диагнозом эпилепсия, требующим хирургического вмешательства, для определения зон эпилептического очага в мозг с диагностической целью иногда погружают микроэлектроды, отводящие электрическую активность. Эти электроды потом извлекают без каких-либо следов. Так вот, сам по себе такой электрод имеет диаметр около 1,5 мм и не позволяет снимать сигналы от отдельных клеток. Он «слушает» целую группу нейронов, выявляя их обобщенный сигнал. Но ученые, в частности профессор Фрайд из Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе, в клинике которого проводится особенно много таких исследований, придумали хитрость. На кончик такого толстого электрода они добавили проходящий сквозь него пучок совсем тонких платиноиридиевых проводков, толщиной около 40 микрон. Один из таких проводков, будучи расположенным рядом с нервной клеткой, способен понимать, как она «разговаривает», улавливать ее сигналы, когда она детектирует что-то важное для нее. А далее ученые показывают пациенту на экране монитора разные изображения: видео, фотографии, иногда меняют визуальные образы на произнесенные слова — и смотрят, на какой стимул клетка, соединенная с тем или иным тончайшим электродом, «ответит» своей электрической активностью. То же самое проделывают и с другими клетками, выясняя, за какой образ отвечают они.

— Пациенты при этом находятся в сознании?

— Да, конечно. Они проводят с электродами в клинике одну-две недели, и их, как правило, развлекают занятия, позволяющие им самим узнать, что особенно близко нейронам их мозга.

Где живет ваш Мастер Йода?

— Как часто удается найти четкую взаимосвязь отдельно взятой клетки с образом из внешнего мира?

— Достаточно часто. Тут надо иметь в виду, что, по расчетам группы Фрайда, среди примерно миллиарда нейронов медиальной височной доли, сигналы которой чаще всего записываются по клиническим соображениям, на тот или иной конкретный стимул отвечает 0,2–1% клеток.

— То есть сразу множество?

— Да, если вы обнаружили клетку, откликающуюся, к примеру, на образ рыцаря-джедая из «Звездных войн» — Люка Скайокера или Мастера Йоды, то, скорее всего, в данном участке коры разбросано еще несколько миллионов таких же клеточных образов. Это нейроны, реагирующие на рыцаря-джедая в унисон той самой первой клетке. Таким образом, шанс найти одну из клеток такой нейронной группы весьма высок. Но распределены они в мозге каждого человека очень индивидуально.

— То есть ваш Йода может «жить» в вашем мозге не в тех нейронах, где мой?

— Именно так. Когда мы слышим: «Гамлет», в каждом из нас пробуждается активность своего набора из миллионов нейронов, отражающих, чем Гамлет является для нас, как и при каких обстоятельствах он становился частью нашего «Я». Для кого-то это — символ глубокой драмы, для кого-то — знакомые слова знаменитого монолога; для кого-то это монолог в исполнении Лоуренса Оливье, для кого-то — образ Гамлета в исполнении Иннокентия Смоктуновского; для кого-то — спектакль Юрия Любимова, знаменитый занавес на Таганке и Владимир Высоцкий; для кого-то — все это и еще многое другое, взятое вместе, а для кого-то — лишь слабые отголоски чего-то отдаленного, затрагивающего не миллионы, а может, лишь десятки тысяч клеток в мозге, отдавших свои нейроны совсем другим вещам.

— Вот мы и подобрались к тому, что можно назвать нашим особым «Я», непохожим ни на какие другие «Я»?

— Да, и это момент, когда за россыпью новых и часто удивительных фактов, которые приносят нам современные исследования мозга, необходимо увидеть «лес», создать охватывающую их теорию. «Когда мы говорим, что понимаем группу природных явлений, — писал Эйнштейн, — мы имеем в виду, что нашли конструктивную теорию, которая охватывает их». В этот лес, в эту теорию мозга, должны входить все феномены отдельно взятого «Я», его психики, субъективных ощущений. Теория должна предсказывать, например, почему наша личность неотделима от мозга и переселилась бы с ним в другое тело, возникни в человеческой практике такие операции. Разработанная мною теория нейронных гиперсетей — гиперсетевая теория мозга — попытка увидеть такую объединяющую нейроны конструкцию.

— Расскажите подробнее об этой теории.

— Ее подробное изложение заняло бы слишком много времени. Но вкратце теория описывает любой мозг как нейронную гиперсеть — сеть, узлами в которой в свою очередь являются нейронные подсети, группы из рассеянных по мозгу, но связанных совместной деятельностью нервных клеток. В теории они называются когнитивными группами, или, сокращенно, когами, потому что каждая из них представляет собой сформировавшуюся в ходе индивидуального развития неделимую частичку нашего знания, когнитивного опыта, атом нашего «Я». В таких когах хранятся не только все следы наших соотношений с миром внешним, но и с миром внутренним, другими когами в этой гиперсети. Линкерами (связными) между когами выступают нейроны, одновременно входящие и в одну, и в другую когнитивную группу. Это позволяет нашей гиперсети обладать огромной ассоциативностью. Мысль, возникшая как возбуждение одной когнитивной группы, через нейроны, общие с другими когами, может моментально создать богатейшую сеть ассоциаций, перекинувшись через эти связывающие нейроны на другие образы, понятия, идеи, действия в нашем уме.

И вот вся эта гигантская нейронная гиперсеть, или когнитом, и есть наше «Я», образно говоря, геном нашей личности. Только в отличие от генома, элементы в котором не прибавляются с индивидуальным опытом, наш когнитом постоянно растет. Вначале — огромными темпами — в детстве, но и далее, до самого последнего момента жизни, в нем формируются все новые узлы, коги, и новые связи, лиги, наполняющие нашу личность все новыми впечатлениями, знаниями, ассоциациями, воспоминаниями. Это еще одно описание нейронной гиперсети, когнитома — он представляет собой гигантский сгусток памяти. И через исследование механизмов того, как эта память образуется, устроена, хранится и используется, у нас появляется еще одно экспериментальное окно в мир нашего «Я».

Как геном запоминает важное

— Пришло время вспомнить о вашей работе по изучению механизмов памяти.

— В середине 1980-х главным вопросом, который меня волновал, было то, как субъективный опыт закладывается в нашей памяти, хранится в ней десятилетиями, нередко всю жизнь. Ясно, что «запоминают» при этом нейроны. Но каким образом?

Как нервная клетка, которая впервые «увидела» в раннем детстве черепаху, способна хранить этот образ до поздней старости? Ведь все ее молекулы прошли за это время множество циклов обновления!

Было понятно, что запасать следы таких воздействий нейрон может с помощью генома, информационных макромолекул, хранящихся в клетке на протяжении всей жизни.

Но не было ясно, какие именно гены включаются в эти процессы, и я поставил перед собой задачу найти их. После многих проб и ошибок нам с коллегами из Института молекулярной генетики и Института молекулярной биологии Российской академии наук удалось обнаружить такие гены. В то время они были известны под именем клеточных протоонкогенов, а чуть позже получили используемое сейчас название «немедленных ранних генов». Эти гены включаются в нервных клетках взрослого мозга в момент, когда они запоминают новую информацию. Это сигнал геному: «То, что сейчас происходит, важно — запомни это!» Независимо от содержания информации, в одной клетке коры это будет форма игрушечного автомобиля, который так привлек внимание малыша, в другой — издаваемый им звук, в третьей — его движения. Но каждый раз, когда нервные клетки запоминают что-то новое — черепаху, игрушку или Мастера Йоду, — в их ядре вспыхивает этот сигнал, и в их геноме запускаются процессы, ведущие к откладыванию следа памяти. Прервите это тонкое звено, работу буквально одного гена, и мозг потеряет способность запоминать что-то на долгое время.

Это открытие привело далее ко многим важным выводам в молекулярной биологии памяти. Однако попутно у нас неожиданно появился новый инструмент, который позволил нам видеть процессы приобретения нового опыта на молекулярном уровне, регистрировать, как мозг животного, его отдельные клетки запоминают субъективную информацию. Если нервные клетки «удивились» чему-то, они это запомнят. Благодаря этому мы научились реконструировать клеточные карты следов памяти в целом мозге. 

Слева – зафиксированный в формалине обычный мозг мыши, справа – мозг мыши после оптического просветления. Исследования проводились в Институте нормальной физиологии им. П.К. Анохина.

— Для этого нужно было визуализировать процесс. Как это удалось?

— Мы нашли способы, как в мозге животного можно увидеть нейроны, отвечающие за запоминание того или иного опыта. Для этого мы использовали специальные молекулярные зонды, выявляющие активацию непосредственных ранних генов в нервных клетках. По вспышке их активности во время приобретения нового опыта можно как бы «сфотографировать» след памяти в мозге, зафиксировать такую клеточную сеть. Но дальше надо было научиться еще и «проявлять» такие изображения. Для этого мы разработали специальные химические составы, позволяющие сделать опущенный в них мозг животного абсолютно прозрачным, сохраняя при этом «свечение» нейронов, помеченных молекулярным зондом. И наконец, вместе с коллегами-физиками мы создали новые приборы для микроскопии такого прозрачного мозга, позволившие в конечном счете получить трехмерную картину клеточного следа памяти.

Измерить знания в битах

— Изучая, как формируется естественный разум, можно, наверное, извлечь уроки для создания разума искусственного?

— Да, такой путь всегда питал развитие искусственного интеллекта. В настоящее время большим коллективом ученых из МГУ, Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии РАН и Института вычислительной математики им. Г.И.Марчука РАН мы работаем над проектом «Мозг и информация: от естественного интеллекта к искусственному». Его цель — создать новые методы и подходы, которые позволят понять, что является в мозге фундаментальным элементом, одним битом когнитивной информации, и научиться измерять эти ког-биты. Зная это, можно будет эмпирически измерить, сколько бит новой информации получает мозг животного в тот или иной момент, и перевести это субъективное знание в количественный эквивалент.

— И что же, по-вашему, может являться таким битом?

— Каждая нервная клетка бодрствующего мозга, которая в данный момент воспринимает образ новой совокупности сигналов от других нейронов мозга, кодирует новый элемент информации — это и есть мельчайший квант знания, который получает мозг. Если мы посчитаем их в штуках, нейронах, откликнувшихся геномным ответом на данное событие с организмом, то узнаем, сколько бит когнитивной информации мозг получил за определенный интервал времени.

— Предположим, с животным это получится при помощи прозрачного мозга. Но с человеком этот фокус не пройдет. Как же посчитать его новые знания, чтобы потом сделать искусственный интеллект по его образу и подобию? Или первый искусственный разум будет копией интеллекта мыши?

— Чтобы сделать следующий фундаментальный шаг в развитии искусственного интеллекта, вовсе не нужно копировать интеллект человека. Нам нужны прежде всего универсальные принципы, по которым любой мозг приобретает свои индивидуальные знания. Пока что ни одна из самых продвинутых систем искусственного интеллекта такими способностями не обладает, даже на уровне мыши.

— Итак, вы сегодня можете исследовать клеточные основы разума и памяти. А что насчет сознания?

— Это следующий и гораздо более сложный шаг.

Определим вначале эти понятия в терминах гиперсетевой теории мозга. Сознание и разум в ней — разные вещи. Разум, чему в английском соответствует слово mind, то есть наша личность, наше «Я», — это структура, особая высокоуровневая организация мозга. Она сохраняется даже в тот момент, когда вы засыпаете или другим образом теряете сознание. Эта нейронная гиперсеть отпечатана в мозге. Если бы такой структуры не было, то и ментальным процессам протекать было бы негде. Сознание — один из таких ментальных процессов. Оно — ветер, который дует по улицам города разума. Без города, в степи, ветер не сформирует свои потоки.

— Тогда интересно, что происходит с нашим городом, нашим «Я» после смерти?

— Теория говорит, что когда город разрушается, мы исчезаем. Если бы оказалось обратное, теорию ждало бы большое потрясение, требующее ее коренного пересмотра. Но с учетом того, что сегодня знает о мозге наука, не стоит строить планы на загробную жизнь.

— Не так давно вы участвовали в организации встречи российских ученых и философов с Далай-ламой. Начато большое исследование медитативных состояний тибетских монахов при помощи современных нейрофизиологических методов. Какую ценность оно для вас представляет?

—Во-первых, Далай-лама сам пригласил на эту встречу российских ученых, хотя диалог по проблемам мозга и сознания с западными учеными он ведет уже более 30 лет. Однако он хотел узнать, что об этом думают ученые из России, а мне в свою очередь хотелось рассказать ему о подходах к этой проблеме, разработанных у нас в стране и малоизвестных на Востоке и Западе. Во-вторых, Далай-лама обращал наше внимание на то, что один из трех ликов буддизма — это наука о разуме и сознании. Наука самонаблюдения, накопившая за два с половиной тысячелетия исследования этих феноменов, — огромный материал. Если вы посвятили свою жизнь изучению какого-то предмета, и вам вдруг открывается хранилище с неизвестными доселе материалами по вашему предмету, вы бы отказались от приглашения познакомиться с ним? Наконец, в-третьих, буддизм имеет дело с некоторыми загадочными с точки зрения современной науки феноменами. Если они действительно существуют, то вступают в противоречие со многими из наших текущих научных представлений, в том числе и разрабатываемой мною теорией. А как писал Макс Планк, «для настоящего теоретика ничего не может быть интереснее, чем такой факт, который находится в прямом противоречии с общепринятой теорией». Лично я думаю, что никакого разрушения научной картины мира от такой встречи не произойдет. Но тем не менее честному уму приличествует не уклоняться от таких рисков, а встречать их с открытым забралом.

Знакомство с сознанием: 2.1 Введение — OpenLearn — Открытый университет

2.1 Введение

Мы используем слова «сознание» и «сознание» по-разному. Мы говорим о потере и возвращении сознания, о том, чтобы осознавать свою внешность и принимать сознательные решения. Мы говорим о самосознании и классовом сознании, о деятельности по повышению сознания и о наркотиках, повышающих сознание. Фрейдисты противопоставляют сознательный разум бессознательному, гуру стремятся способствовать мировому сознанию, а мистики культивируют чистое сознание.Эти различные варианты использования отражают историю слов. Первоначальное значение слова «сознание» было осознание или знание , разделяемое или личное, и некоторые из наших современных применений отражают это. Самосознание — это осознание себя как личности; классовое сознание — осознание принадлежности к определенной социально-экономической группе; осознавать свою внешность — значит очень хорошо ее осознавать; и так далее. Однако в семнадцатом веке философы и другие писатели начали использовать это слово в более конкретном смысле, имея в виду наше внутреннее осознание наших собственных психических состояний — наших восприятий, ощущений, чувств и мыслей.Как выразился философ Джон Локк (1632–1704), «Сознание — это восприятие того, что происходит в собственном уме человека» (Локк, 1961, т. 1, 87). (Раньше слово «совесть» использовалось аналогичным образом, но это слово стало использоваться для обозначения внутреннего морального чувства.) Опять же, некоторые из наших современных употреблений отражают это философское употребление. Сознательный ум — это уровень умственной активности, который мы осознаем, в отличие от вытесненного бессознательного; препараты, улучшающие сознание, — это те, которые по-разному изменяют наше психическое состояние; чистое сознание — это ментальное осознавание, лишенное всякого конкретного содержания.Когда современные философы говорят о «проблеме сознания», они тоже используют этот термин в широком смысле, хотя и с небольшими различиями. В этом разделе я более подробно объясню, что они имеют в виду.

Парадокс сознания | MIT Press

Проще говоря, Парадокс сознания предлагает лучшую современную защиту теории сознания высшего порядка (HOT) на сегодняшний день. С его отличительным ясным стилем и строгой аргументацией Дженнаро ловко демонстрирует, как его собственная уникальная теория HOT дает наилучшие надежды на разрешение очевидного парадокса сознания.Богато аргументированный и эмпирически хорошо информированный по различным вопросам, от метапознания животных и младенцев до самых последних открытий в области нейробиологии, The Consciousness Paradox является самым читаемым для любого серьезного философа или исследователя, заинтересованного в открытии истины о природе и распределении. сознания.

Роберт В. Лурц

Профессор философии Бруклинского колледжа, CUNY, и автор книги «Mindreading Animals»

Рокко Дженнаро развивает и развивает свой характерный «широкий взгляд на внутреннюю сущность» с превосходным эффектом, защищает его от самых жестких возражений и опровергает своих ближайших конкурентов.Кроме того, он предлагает новый аргумент в пользу концептуализма в отношении перцептивного содержания и связывает его с недавними работами в области когнитивной науки и науки о мозге — о приобретении концепций, познании животных, аутизме, NCC и проблеме связывания.

Уильям Г. Ликан

Университет Северной Каролины

Парадокс сознания — увлекательная и провокационная книга! Широко признано, что существует форма сознания, которая есть у ментальных состояний, когда их субъекты осознают их прямо и без логического вывода.Рокко Дженнаро развивает отличительный и привлекательный взгляд на эту форму сознания и утверждает, что все другие формы, включая неуловимое феноменальное сознание, сводимы к нему без остатка. Аргументы Дженнаро также проливают свет на ряд важных тем, включая зерно сознательного опыта, природу концепций, младенческое сознание и сознание животных.

Кристофер Хилл

Философский факультет Университета Брауна

Что, если ваше сознание — иллюзия, созданная вашим мозгом?

В фильме « Матрица » (1999) Морфеус предлагает Нео красную таблетку.Если он возьмет это, он откроет эту реальность, поскольку он знает, что это иллюзия, созданная повелителями машин, чтобы держать людей в рабстве. Я собираюсь предложить вам другую таблетку, которая — если она сработает — убедит вас, что ваше собственное сознание — это своего рода иллюзия, выдумка, созданная вашим мозгом, чтобы помочь вам отслеживать его действия. Этот взгляд — который я называю иллюзионизмом — широко считается абсурдным (он был описан Галеном Стросоном как « самое глупое заявление из когда-либо сделанных »), но у него есть способные защитники (в первую очередь Дэниел Деннет), и я хочу убедить вас, что он не абсурдно и вполне может быть правдой.Готовы посмотреть, насколько глубока кроличья нора?

Первая задача — прояснить, о чем мы говорим. Термин «сознание» используется по-разному, и когда я утверждаю, что сознание иллюзорно, я имею в виду его только в одном конкретном смысле. Мы можем подробно рассказать о нашей цели на примере. Я возьму видение, но подойдет и любое другое чувство. Предположим, у вас хорошее зрение, и вы фокусируетесь на красном яблоке прямо перед собой при хорошем освещении. Теперь вы находитесь в определенном психическом состоянии, которое мы можем назвать сознательным визуальным восприятием яблока.Вы не были бы в этом состоянии, если бы были без сознания или спали (хотя, если бы вы спали, вы могли бы быть в аналогичном состоянии), или если бы вы не заметили яблоко или заметили его лишь мимолетным, подсознательным образом. . Наша жизнь наполнена такими переживаниями, и никто не предполагает, что они ненастоящие. Вопрос в том, что означает наличие такого опыта и включает ли он сознание в более конкретном смысле.

Итак, что означает сознательное восприятие яблока? Ну много чего.Вы получаете массу информации о яблоке — мелкие детали его формы, цвета, текстуры, расположения, расстояния и так далее. Вы осознаете, что это за вещь (твердый предмет, фрукт, яблоко, Red Delicious), и формируете соответствующие убеждения (что перед вами есть такая вещь). Вы осознаете способы взаимодействия с яблоком, а также возможности или угрозы, которые оно предлагает — то, что психологи называют его аффордансами. Вы узнаете, что яблоко — это то, что вы можете поднять, жонглировать, съесть, приготовить и так далее.Вы тоже готовитесь отреагировать. Вы формируете ожидания относительно яблока (что оно не двигается и не атакует) и склонность реагировать на него (вы можете почувствовать желание схватить его и откусить). Возникают воспоминания и ассоциации, которые, возможно, влияют на ваше настроение или направляют ваши мысли на другой путь. Вы, конечно, не думаете прямо обо всех этих вещах, но вы бы сообщили о многих из них, если бы их спросили, и мы знаем из экспериментальных работ, что огромное количество чувствительности и ассоциаций запускается во время сознательного опыта, побуждая нас реагировать на будущие стимулы и в совокупности определяют значимость опыта для нас.

Нейробиологи начинают понимать процессы в мозге, лежащие в основе всего этого. Проще говоря, свет, отраженный от яблока, стимулирует светочувствительные клетки сетчатки, посылая серию электрохимических импульсов по зрительному нерву в латеральное коленчатое ядро, а затем в зрительную кору в задней части мозга. Здесь эти сигналы запускают активность в иерархически организованных группах ячеек, специализирующихся на обнаружении все более сложных функций (края, цвета, движение, лица и т. Д.).Когда вы обращаете внимание на то, что видите, эта визуальная информация «глобально транслируется» в ментальные системы, участвующие в памяти, мышлении, эмоциях и принятии решений, создавая множество упомянутых эффектов. Этот процесс глобальной трансляции называется доступным сознанием, поскольку он делает сенсорную информацию доступной для остальной части разума и, таким образом, для «вас» — человека, созданного этими воплощенными ментальными системами. Опять же, я не отрицаю реальность сознания в этом смысле.

Пока что у нас есть лишь схематичное представление о сознании доступа, и есть много споров по поводу деталей задействованных нейронных систем, но со временем мы сможем заполнить картину и уладить споры.Однако многие философы сказали бы, что даже в этом случае у нас не будет полного понимания сознания. Они сказали бы, что помимо обработки информации происходит что-то еще. Вы как будто видите яблоко. У вас возникают визуальные ощущения его покраснения, яркости, блеска и т. Д., Каждое из которых имеет свои отличительные черты. Это, кажется, дополнительные аспекты опыта, в дополнение ко всей чувствительности и реакциям, и мы можем вообразить (не так ли?), Что все последнее происходит, не будучи на самом деле похожим на что-либо для вас, когда вы видите яблоко.Это могло быть «все… темно внутри», как сказал Дэвид Чалмерс из его книги The Conscious Mind (1996). (Может, так было бы с роботами?)

Дело, конечно, не только в зрении. У нас также есть сознательный опыт, связанный с другими нашими чувствами. Представьте, что вы внимательно слушаете флейту, чувствуете запах розы, пробуете вино или чувствуете бархатистую ткань. Подумайте также о телесных переживаниях, таких как удар ногой, мигрень или волна эйфории.В каждом случае мы можем рассказать историю, аналогичную истории о видении. Опять же, опыт включает в себя получение информации (о звуках, субстанциях, текстурах или состоянии своего тела), идентификацию объектов, формирование убеждений, восприятие возможностей для действия, генерирование ожиданий и реактивных настроений, а также запуск воспоминаний, ассоциаций и эмоций. Опять же, это связано с сознанием доступа. Сенсорные сигналы направляются в специализированные обрабатывающие области мозга, а извлеченная информация затем глобально транслируется в другие психические системы, которые производят различные эффекты.И, опять же, кажется, нужно испытать нечто большее, чем все эти чувства и реакции. Это похоже на то, чтобы услышать флейту, почувствовать запах розы, попробовать вино и так далее. Кажется, что каждое переживание имеет особые сенсорные качества. Например, опыт с ушибленным пальцем ноги несет информацию о телесных повреждениях и вызовет множество негативных ассоциаций и реакций, но (как гласит история), он также имеет качественный аспект — чистое ужасное состояние.

Здесь вы можете возразить (я думаю, правильно), что эти сенсорные качества, кажется, являются особенностями не нашего опыта, а того, что мы переживаем.Когда вы обращаете внимание на яблоко, то красное качество, которое вы испытываете, кажется особенностью яблока, что вызывает у вас реакцию. (Вы верите, что яблоко красное, потому что оно выглядит красным.) Точно так же кажется, что звук витает в воздухе, вкус вина, боль в пальце ноги и так далее. Но все согласны с тем, что это не может быть правдой. Ибо наука говорит нам, что объекты не обладают такими качественными свойствами, а обладают только сложными физическими свойствами, которые описываются физикой и химией. Атомы, составляющие кожицу яблока, не красные.Цвета, рассматриваемые как свойства внешних вещей, представляют собой светоотражающие элементы поверхности, звуки — это колебания в воздухе, вкусы и запахи — это химические соединения, а боль в пальце ноги — это повреждение клеток. Таким образом, кажется, что качества цвета, звука, боли и так далее существуют только в нашем сознании как свойства нашего опыта. Философы называют эти субъективные качества опыта «квалиа» или «феноменальные свойства» и говорят, что существа, чьи переживания обладают ими, обладают феноменальным сознанием.

Если наши ощущения — нефизические особенности, то они не окажут никакого влияния, даже на наши собственные мысли

Это феноменальное сознание, которое я считаю иллюзорным. Ведь наука не находит ничего качественного в нашем мозгу, как и во внешнем мире. Атомы в вашем мозгу не окрашены и не составляют красочный внутренний образ. (И даже если бы они это сделали, внутреннего глаза, чтобы увидеть это, нет.) У них нет и других качественных свойств. Нет никаких внутренних звуков, запахов, вкусов и боли, и нет внутреннего наблюдателя, чтобы испытать их, если бы они были.Это правда, что когнитивные ученые говорят о том, что в мозгу существуют репрезентации. Но под этим они не подразумевают внутренние образы или копии, которые мы наблюдаем вместо того, чтобы наблюдать мир напрямую. Они означают паттерны возбуждения нейронов, которые реагируют на определенные особенности мира и которые мозг использует для построения моделей своего окружения. Представления в этом смысле — это не то, что мы осознаем; скорее, они являются частями механизма, который заставляет нас осознавать вещи. Моделируя мир, ваш мозг создает чувствительность и предрасположенность, которые ставят «вас» — человека — в прямой контакт с миром.Такие представления не обязательно должны иметь общие свойства с вещами, которые они представляют. Ментальное представление покраснения не обязательно должно быть красным, как и слово «красный» или цифра, обозначающая красный цвет в наборе для рисования по номерам.

Если вы не можете поколебать свою убежденность в реальности феноменального сознания, то здесь есть два широких варианта. Один из них — сказать, что феноменальное сознание — это дополнительная функция мозга в дополнение к физическим свойствам, описанным наукой. (Этот взгляд называется дуализмом свойств, поскольку он утверждает, что мозг имеет двойственные свойства: физические и нефизические.) Большая проблема этой точки зрения состоит в том, что она угрожает сделать феноменальное сознание неэффективным. Нет абсолютно никаких надежных доказательств нефизических эффектов в физическом мире — нет подтвержденных случаев, когда нефизическая особенность отклоняет электрон, запускает химическую реакцию, вызывает возгорание нейрона или вызывает какие-либо другие физические изменения. (Действительно, такие изменения нарушили бы основной принцип сохранения энергии.) Если наши ощущения являются нефизическими особенностями, то похоже, что они ни на что не влияют, даже на наши собственные мысли и реакции.Мы бы думали и действовали точно так же (включая веру в то, что мы феноменально сознательны), если бы у нас их не было или были бы совершенно другие. Это странный вывод.

Другой реалистический вариант — сказать, что, несмотря на внешность, феноменальное сознание — это чисто физический процесс. Феноменальные состояния, такие как ощущение красного цвета, запах розы или боль от ушиба пальца ноги, — это не что иное, как состояния мозга, которые в принципе могли бы наблюдать другие люди.Нейрохирург буквально видел ваши боли! (Это форма физикализма.) Защитники этой точки зрения утверждают, что причина, по которой наши ощущения не кажутся состояниями мозга, заключается в том, что мы смотрим на них с особой точки зрения. Мы можем распознать их «изнутри» через самоанализ. Под этим они подразумевают не внутренний глаз, а внутреннюю систему мониторинга, которая регистрирует информацию о состояниях нашего мозга. Когда вы обращаете внимание на яблоко, ваши интроспективные механизмы определяют результирующее состояние мозга и делают информацию о нем доступной для других ментальных систем, тем самым заставляя «вас» осознать это.Но (как утверждается) самоанализ дает вам очень ограниченную информацию о состоянии. Он не представляет как состояние мозга, а просто как нечто происходящее в вас, что вы можете описать только как «ощущение» от видения красного. Это ортодоксальный физикалистский взгляд на феноменальное сознание. Однако это сталкивается с проблемой. Дело не только в том, что интроспекция не может представить ощущения как состояния мозга; он положительно представляет их как совершенно непохожие состояния мозга, и эта интуиция не исчезает, даже если человек твердо убежден, что это должны быть состояния мозга.Это как если бы интроспекция искажала нам состояния нашего мозга.

Это подводит нас к иллюзионизму. Иллюзионисты согласны с другими физикалистами в том, что наше ощущение богатого феноменального сознания обусловлено интроспективными механизмами. Но они добавляют, что эти механизмы искажают их цели. Подумайте о просмотре фильма. На самом деле ваши глаза видят серию неподвижных изображений, быстро сменяющих друг друга. Но ваша зрительная система представляет эти изображения как единое подвижное движущееся изображение.Движение — иллюзия. Точно так же, утверждают иллюзионисты, ваша интроспективная система искажает сложные паттерны мозговой активности как простые феноменальные свойства. Феноменальность — это иллюзия.

Я считаю, что происходит примерно следующее. Процессы осознания доступа могут работать без мониторинга более высокого уровня, что позволяет нам быстро и гибко реагировать на окружающую среду. Однако нам полезно иметь обзор или «отредактированный дайджест» (фраза Деннета) этих процессов — ощущение общей формы нашего сложного, динамического взаимодействия с миром.Когда мы говорим о том, на что похож наш опыт, мы имеем в виду этот отредактированный дайджест. Так работает. Интроспективные механизмы контролируют доступное сознание, отслеживая высокоуровневые паттерны активности, которые кодируют свойства и аффордансы воспринимаемых объектов, а также ассоциации, ожидания, эмоции и побуждающие эффекты, которые они вызывают. Но они не отображают их точно и подробно. Скорее, они представляют их в схематических, карикатурных терминах, как простые феноменальные свойства, которые выражают общую форму многомерного воздействия, которое воспринимаемые объекты оказывают на нас.Конечно, эти представления не обладают феноменальными свойствами. Это не маленькие светящиеся картинки или яркие записи в мозгу. (Как я отмечал ранее, ментальные репрезентации — это не вещи, которые мы осознаем, а часть механизма, который заставляет нас осознавать другие вещи.) Скорее, они представляют собой паттерны возбуждения нейронов, которые сигнализируют о наличии феноменальных свойств во многом аналогичных. способ, которым написанные слова сигнализируют о наличии вещей. (Конечно, они ложно сигнализируют об этих свойствах, но при этом помогают нам отслеживать реальные физические особенности.Затем другие ментальные системы используют эти представления для контроля и планирования более высокого уровня, позволяя нам распознавать и вспоминать важные переживания, предпринимать шаги, чтобы повторять или избегать их в будущем, а также решать, рассказывать ли о них другим.

Идея состоит в том, что интроспекция отслеживает воздействие объектов на нас. Красное качество, которое вы, кажется, испытываете, является выражением вашей реакции на яблоко — вашего активного «покраснения», как выразился психолог Николас Хамфри в своей книге « Seeing Red » (2006).Однако интроспекция представляет феноменальные свойства не как свойства нас самих, а как способности объектов создавать это воздействие. Покраснение представлено как способность поверхностей воздействовать на нас определенным образом, запах розы как способность переносимых по воздуху веществ воздействовать на нас другим образом, колющая боль как способность части тела воздействовать на нас еще одним способом, и так далее. В каждом случае характер представляемого имущества соответствует характеру воздействия на нас. (Сравните эстетические свойства, такие как красота.Наши суждения о красоте отражают нашу реакцию на вещи, но мы думаем о красоте как о свойстве самих вещей.) Это имеет смысл с точки зрения дизайна. Самый простой способ запомнить, вспомнить и передать важные события — выбрать объекты, которые их вызывают. Наш разум представляет объекты как украшенные иллюзорными качественными свойствами, подчеркивающими их значение для нас. Эта точка зрения не так уж отличается от точки зрения здравого смысла. Здравый смысл говорит, что качественные свойства являются мощными, независимыми от разума особенностями, а иллюзионисты говорят, что представления качественных свойств отслеживают именно такие особенности.

Нам не нужно больше ожидать обнаружить феноменальные свойства в нашем мозгу, чем найти корзины для мусора в наших ноутбуках.

Таким образом, иллюзионисты соглашаются, что сознательный опыт — это нечто большее, чем доступ к сознанию: есть уровень самоконтроля, включающий иллюзию феноменальности. Мы могли бы назвать это псевдо-феноменальным сознанием. Сознание доступа фиксирует нас прямо в мире, привязывая к нему сложной паутиной чувствительности и реакций. Псевдо-феноменальное сознание добавляет новый уровень осознания, подчеркивая, как мы привязаны к миру и позволяя нам реагировать на само взаимодействие.Это реальный процесс, выполняющий важную работу. Мы ошибаемся только тогда, когда воспринимаем это слишком буквально, принимая образные представления сложных физических свойств за достоверные представления простых нефизических свойств. В книге «« Объяснение сознания » (1991) Деннет проводит сравнение с пользовательским интерфейсом компьютера с его значками для файлов, папок, корзины для мусора и так далее. Это выдумка, созданная для пользы пользователя («иллюзия пользователя»). Управляя значками, мы можем легко управлять компьютером, ничего не зная о его программном или аппаратном обеспечении.Точно так же представления феноменальных свойств — это упрощенные схематические представления лежащей в основе реальности, которые мы можем использовать для целей самоконтроля. Мы не должны больше рассчитывать на обнаружение феноменальных свойств в нашем мозгу, чем на обнаружение папок и корзин для мусора внутри наших ноутбуков.

Почему вы должны принять точку зрения иллюзионистов? Что ж, для начала он предлагает новый подход к проблеме сознания, который уважает интуицию обеих сторон. Иллюзионисты согласны с дуалистами в том, что сознание, кажется, имеет нефизические особенности, и с физикалистами, что все эффекты сознания можно объяснить в физических терминах.Сосредоточившись на представлении феноменальных свойств, он согласовывает эти утверждения. Есть и более конкретные аргументы в пользу иллюзионизма. Назову три.

Первое касается пояснительной простоты. Если мы наблюдаем что-то, что наука не может объяснить, тогда самая простая гипотеза состоит в том, что это иллюзия, особенно если это можно наблюдать только под одним определенным углом. Именно так обстоит дело с феноменальным сознанием. Феноменальные свойства нельзя объяснить стандартными научными способами, и их можно наблюдать только от первого лица (никто, кроме меня, не может испытать мои ощущения).Это не означает, что они не настоящие. Возможно, нам нужно радикально переосмыслить нашу науку, но, как говорит Деннет, теория, что они иллюзорны, является очевидной по умолчанию.

Второй аргумент касается нашего понимания феноменальных свойств. Мы знаем об особенностях природного мира только в том случае, если у нас есть сенсорная система, которая может обнаруживать их и создавать их изображения для использования другими ментальными системами. Это в равной степени применимо к особенностям нашего собственного разума (которые являются частями природного мира), и это применимо и к феноменальным свойствам, если бы они были реальными.Нам понадобится интроспективная система, которая могла бы обнаружить их и создать их репрезентации. Без этого мы не больше осознавали бы феноменальные свойства нашего мозга, чем его магнитные свойства. Короче говоря, если бы мы знали о феноменальных свойствах, это было бы на основании их ментальных репрезентаций. Но тогда не имело бы значения, точны ли эти представления. Иллюзорные представления будут иметь тот же эффект, что и достоверные. Если интроспекция ошибочно представляет нас как обладающих феноменальными свойствами, то субъективно это так же хорошо, как и на самом деле.Поскольку наука показывает, что наш мозг не обладает феноменальными свойствами, очевидный вывод состоит в том, что наши интроспективные представления о них иллюзорны.

Есть также конкретный аргумент в пользу предпочтения иллюзионизма дуализму свойств. В общем, если мы можем объяснить наши убеждения о чем-либо, не упоминая самого предмета, то нам следует отбросить эти убеждения. Например, если мы можем объяснить убеждения людей о паранормальных явлениях с психологической точки зрения, не упоминая настоящих паранормальных явлений, то у нас нет причин доверять этим убеждениям.Но если феноменальное сознание нефизично, то то же самое и с ним. Как я уже упоминал, есть веские основания полагать, что все наши умственные процессы, включая процессы формирования убеждений, можно полностью объяснить в физических терминах. У нас были бы точно такие же убеждения о феноменальном сознании — что оно реально, ярко и неоспоримо — даже если бы у нас его на самом деле не было. Так что нам не следует доверять этим убеждениям.

Сейчас вы, наверное, уже полны возражений. Я отвечу на некоторые, которые слышу часто.Во-первых, разве сознание не может быть иллюзией? Разве это не основа всех наших знаний о мире природы? Все, в чем мы можем быть уверены в восприятии (возражение идет), это в том, что у нас есть такие-то переживания (скажем, с красноватым пятном в форме яблока). Отсюда мы делаем вывод о существовании внешних объектов.

Это обычная точка зрения, но я думаю, что она все понимает совершенно не так. Подумайте об этом с инженерной точки зрения. Если бы вы строили автономного робота, вы бы начали с оснащения его датчиками для определения важных характеристик внешнего мира и критических состояний его собственного тела, чтобы он мог выполнять задачи, получать необходимые ресурсы и защищать себя от вреда.Только позже вы можете подумать о добавлении интроспективной системы, чтобы она могла контролировать свои собственные сенсорные процессы и осуществлять сложные виды самоконтроля.

Было бы удивительно, если бы эволюция не пошла по тому же пути с нами. Это правда, что в каком-то смысле псевдо-феноменальное сознание является основным. Мы можем обнаружить, что реагируем так, как если бы перед нами было яблоко, даже когда его нет, например, когда мы галлюцинируем. Но из этого не следует, что мы делаем вывод о наличии настоящих яблок по нашим реакциям.Поскольку мы интроспективно отслеживаем наши процессы восприятия, мы склонны думать, что мониторинг важен для восприятия, но сомнительно, что это правда. Мы часто выполняем сложные задачи, такие как вождение автомобиля, не обращая внимания на то, что делаем. Верно также и то, что нам трудно сомневаться в том, что говорит нам самоанализ. Но это может быть связано с тем, что нет простого способа проверить его точность. Из этого не следует, что он непогрешим. (Последнее слово о нашем сознательном опыте остается за нами, но это может быть неправильное слово.) На самом деле есть основания думать, что интроспекция ненадежна. Например, экспериментально можно показать, что мы гораздо меньше осознаем объекты на периферии нашего зрения, чем мы думаем. И, конечно же, если бы мы могли наблюдать процессы в собственном мозге извне, как это делает нейробиолог, мы бы не наблюдали никаких феноменальных свойств.

Заманчиво предположить, что существует система босса, личность, которой подчиняются все другие ментальные системы.

Во-вторых, не запуталась ли сама идея иллюзионизма? Пребывать в иллюзии видения яблока — значит иметь опыт, точно такой же, как видение яблока, даже если оно отсутствует.Как же тогда мы могли жить иллюзией, что у нас есть опыт? Если вы испытываете переживание, подобное переживанию боли, значит, вы испытываете переживание боли. Как говорит философ Джон Сирл в книге Тайна сознания (1997), когда дело доходит до сознания, видимость является реальностью. Это выглядит серьезным возражением, но на самом деле с ним легко справиться. Сами по себе свойства переживаний не могут быть иллюзорными в описанном смысле, но они могут быть иллюзорными в очень похожем.Когда иллюзионисты говорят, что феноменальные свойства иллюзорны, они имеют в виду, что у нас есть интроспективные представления, подобные тем, которые у нас были бы, если бы наш опыт обладал феноменальными свойствами. И мы можем иметь такие представления, даже если наш опыт не обладает феноменальными свойствами. Конечно, это предполагает, что сами репрезентации не обладают феноменальными свойствами. Но, как я уже отмечал, представления не обязательно должны обладать теми свойствами, которые они представляют. Репрезентации покраснения не обязательно должны быть красными, а репрезентации феноменальных свойств не обязательно должны быть феноменальными.

Но как состояние мозга представляет феноменальное свойство? Это сложный вопрос. Я думаю, что ответ должен быть сосредоточен на влиянии государства. Состояние мозга представляет собой определенное свойство, если оно вызывает мысли и реакции, которые были бы уместны, если бы это свойство присутствовало. Я не буду пытаться здесь развивать этот ответ. Ибо не только иллюзионисты должны решать эту проблему. Понятие ментальной репрезентации является центральным в современной когнитивной науке, и объяснение того, как мозг представляет вещи, является задачей, над которой работают все стороны.В самом деле, даже реалисты в области феноменального сознания должны объяснить, как мы мысленно представляем феноменальные свойства, если они хотят объяснить тот факт, что мы думаем и говорим о них. Здесь есть вызов иллюзионизму, но не возражение.

Наконец, кто является объектом этой иллюзии? Разве иллюзионизм не предполагает сознательного субъекта, который испытывает иллюзию? Мой ответ таков, что субъект — это человек в целом, автономный развитый организм, состоящий из взаимодействующих биологических подсистем.«Мы» осознаем что-то, если информация об этом достигает достаточного количества наших нейронных подсистем, чтобы мы могли думать и действовать гибко в отношении этого — использовать это, запоминать, рассказывать об этом другим и так далее. Представьте себе большую организацию, состоящую из множества отделов, каждый из которых отвечает за одну функцию, но обменивается информацией друг с другом. Если достаточное количество отделов владеют и используют определенный фрагмент информации, то можно сказать, что организация в целом знает об этом. То же самое и с такими биологическими организмами, как мы.Если достаточное количество психических систем получают и используют представления об определенном свойстве, то можно сказать, что сам организм осознает это свойство. А если представления иллюзорны, значит, организм пребывает в иллюзии. Заманчиво предположить, что существует система начальника, личность, которой подчиняются все другие ментальные системы, и что мы знаем о чем-то, только если система начальника узнает об этом. Но я бы сказал, что эта система боссов сама по себе иллюзия. Однако это уже другая история.

Субъективный мир феноменального сознания — это выдумка, написанная нашим мозгом, чтобы помочь нам отследить влияние, которое мир оказывает на нас. Назвать это фикцией — не значит принижать его. Художественная литература может быть прекрасной, улучшающей жизнь вещью, которая раскрывает глубокую правду о мире и может быть более убедительной, чем реальность. В отличие от Нео из «« Матрица », вам не следует сбегать из этого вымышленного мира; это безобидный, созданный эволюционными процессами, чтобы помочь вам процветать.Но и не стоит принимать это за реальность.

Благодарность: автор благодарит Дэниела Деннета за его комментарии к более раннему черновику этой статьи.

Поток сознания и эпохальная теория времени

• 1 Принципы психологии , т. Я, 239.

1Уильям Джеймс широко известен как один из теоретиков прагматизма, а также за свою новаторскую работу о сознании.Прагматизм Джеймса связан с отказом от интеллектуализма и от ранней стадии к представлению о мысли или сознании, изображаемом как непрерывный поток, как «река» или «ручей» 1. Позже в своем философском развитии Джеймс также изобразил мир как нечто незаконченное, которое течет и продолжает расти.

• 2 «Прагматизм и гуманизм» в писаниях 1902-10, 519.
• 3 «Плюралистическая Вселенная», Там же, ., 751.

2В философии Уильяма Джеймса рационализм противопоставляется прагматизму: «для рационализма реальность является готовой и завершенной от вечности, в то время как для прагматизма она все еще находится в процессе становления и ожидает часть своей окраски от будущего» 2. тогда возникает то, что все еще находится в стадии разработки, а не то, что завершено и предустановлено. Реальное существование состоит из реальных вещей, которые находятся в процессе возникновения. Мы действительно можем постичь эти вещи, которые «все еще находятся в процессе разработки», с помощью интуиции.Но они не являются готовыми и четкими; Кроме того, они не лгут о том, что ожидают, что мы их присвоим. Реальность — это процесс возникновения, поток, который распутывается, чтобы достичь своего собственного существования. Реальность «растет, живя своей собственной неразделенной жизнью — она ​​зарождается и растет, изменяется и созидает» 3

3 Таким образом, Уильяма Джеймса можно считать одним из основоположников философии процесса. Его философия, безусловно, была непреходящим источником вдохновения для других философов процесса, таких как Анри Бергсон и Альфред Норт Уайтхед, и породила новый литературный жанр: роман о потоке сознания.Мы можем считать Вирджинию Вульф, Джеймса Джойса и Марселя Пруста одними из самых выдающихся писателей, исследовавших эту технику.

• 4 Принципы психологии , т. Я, 225.
• 5 Принципы психологии , т. Я, 237.

4In Принципы психологии сознание и его временная последовательность представлены как непрерывный поток.Мысль постоянно меняется. Джеймс изображает мысль как нечто «продолжающееся»: 4 «В каждом личном сознании мысль разумно непрерывна . » 5 Он говорит, что« непрерывное »следует определять как« то, что не имеет разломов, трещин или разделений ». Сознание нельзя разделить на части; напротив, он течет как ручей. Однако мы можем идентифицировать различные состояния сознания в потоке. Но они не являются внешними или смежными друг с другом. Существует взаимосвязь, которая объясняет непрерывность потока сознания, хотя нет повторения одного и того же состояния сознания.Это причина, по которой мы никогда не думаем об одном и том же дважды. Джеймс предвосхищает здесь то, что позже будет установлено в философии Бергсона и Уайтхеда как необратимость времени.

5 В главе IX своего Принципов психологии , озаглавленной «Поток мысли», он пишет:

• 6 Принципы психологии , т. Я, 233.

Каждая наша мысль о данном факте, строго говоря, уникальна и имеет лишь некоторое сходство с другими мыслями о том же самом факте. Когда идентичный факт повторяется, мы должны думать о нем по-новому, смотреть на него под несколько иным углом, воспринимать его в иных отношениях, чем те, в которых он появлялся в последний раз.6

6 Каждое состояние сознания отличается от любого другого состояния сознания; нет никаких застывших, постоянных мыслей, время от времени появляющихся в сознании.Кроме того, каждая мысль — это новое состояние сознания, независимо от того, насколько она может напоминать другие мысли. Узнавание — это попытка осознать старую идею, чтобы она могла быть «той же самой» идеей. Это усилие следует рассматривать как нечто дополнительное, дополняющее первоначальную идею и тем самым привносящее новизну.

7 Таким образом, ранний Иаков, похоже, рассматривал память как психологическое усилие, восстанавливающее старую идею. Позже мы увидим, что с самого начала идея онтологического прошлого имплицитно присутствует в философии Джеймса, поскольку он подчеркивает привнесение новизны в свой временной поток сознания.Новизна действительно является признаком временности; новые темпоральные состояния возникают из онтологического прошлого, конституирующего их в абсолютной новизне. Однако Джеймс признает онтологическое прошлое в своих поздних работах только как следствие влияния Бергсона.

• 7 Принципы психологии , т. Я, 240.

8 Возникающие новые состояния сознания можно идентифицировать и индивидуализировать.Кажется, что они разбивают поток сознания, если рассматривать их как независимые единицы. Фактически они являются дискретными единицами и обладают характером прерывности. Однако поток сознания сохраняется; отчетливость не нарушает непрерывной, продолжающейся активности сознания. «Тишину может нарушить раскат грома, и мы можем быть ошеломлены и на мгновение сбиты с толку потрясением, так как не сможем сразу дать себе отчет о том, что произошло. Но само замешательство — это ментальное состояние и состояние, которое прямо переводит нас от тишины к звуку.Переход между мыслью об одном объекте и мыслью другого — это не больше разрыв в мысли, чем сустав в бамбуке — это разрыв в дереве. Это часть сознания в той же мере, в какой сустав является частью бамбука ». 7

• 8 Принципы психологии , т. Я, 243.
• 9 Основы психологии , т. Я, 243.

9Джеймс сравнивает поток нашего сознания с жизнью птицы, «состоящей из чередования полетов и сидений» 8. Также он называет «местами отдыха« существенными частями », а места полетов -« переходными частями », потока мыслей . ” 9 Эти переходные части, то есть места полета потока, составляют единство мысли. Эту метафору часто неправильно истолковывали.

• 10 Mélanges , 579; Корреспонденции , 80.
• 11 Mélanges , 1418; Корреспонденции , 1052-55.

10Анри Бергсон раскритиковал это различие в письме, которое он написал Уильяму Джеймсу в январе 1903 года, 10 и в другом, который он написал Флорису Делатру несколько лет спустя, в 1923 году.11 Он пишет, что в его durée réelle нет ни полета, ни покоя. . Другими словами, нет мгновенной неподвижности, нет статичных мест отдыха. Реален только переход.Реальность — это непрерывное и неделимое изменение. Он считает, что поток мысли имеет психологическую природу, тогда как его durée — метафизический. Критика Бергсона, кажется, проводит грань между его durée réelle и потоком мыслей Джеймса.

11 Однако при более внимательном рассмотрении, durée Бергсона на самом деле довольно близко к течению Джеймса мысли. Места отдыха в потоке сознания нельзя рассматривать как «перерывы в мысли».«В потоке мыслей нет« трещин », только мягкие узоры и потоки. С другой стороны, непрерывный поток Бергсона неоднороден, и его непрерывность не следует путать с математической непрерывностью времени, которая не является истинной продолжительностью. Это всего лишь бесконечное повторение одного и того же математического элемента. Бергсоновский непрерывный поток — это динамическая непрерывность; кроме того, истинным характером реальности является неоднородность продолжительности. Различные состояния сознания сменяют друг друга, привнося тем самым новизну в эту непрерывность.Следовательно, не существует двух идентичных состояний сознания; они всегда отличаются, даже если они очень похожи. Ибо продолжительность несет в себе новизну. Таким образом, места отдыха Джеймса в потоке сознания сравнимы с неоднородностью durée réelle .

• 12 Творческий ум , 178-9. Курсив мой.

12Бергсон, кажется, признает этот аргумент в своем предисловии к французскому переводу работы Уильяма Джеймса о прагматизме .Он пишет: «Конечно, наш опыт не противоречив. В то же время, представляя нам вещи и факты, он показывает нам отношения между вещами и связи между фактами: эти отношения так же реальны, как непосредственно наблюдаемые, согласно Уильяму Джеймсу, как сами вещи и факты. Но отношения колеблются, а вещи текучие . Это сильно отличается от этой сухой вселенной, построенной философами с элементами, которые четко очерчены и хорошо организованы, где каждая часть не только связана с другой частью, как показывает нам опыт, но также, как считает наш разум, координируется в целом.12 Места отдыха теперь являются «подвижными вещами», а места бегства — «колеблющимися отношениями». Нет статичных мест отдыха, нет мгновенной неподвижности; вещи терпят в своем непрекращающемся непрерывном потоке. В мыслях Джеймса нет четких разделений; последовательность состояний — это поток от одного состояния к другому: взаимопроникновение, как назвал бы его Бергсон.

• 13 Наука и современный мир , 125.

13 Этот неоднородный непрерывный поток можно охарактеризовать как эпохальный. Поскольку он представляет собой разрывы, которые можно идентифицировать как отдельные фазы в потоке реальности, которые не следует рассматривать как «трещины» в потоке. Философы процесса разработали отличительные эпохальные теории времени. Уильям Джеймс утверждал, что поток нашего опыта состоит из дискретных единиц продолжительности. Альфред Норт Уайтхед считал, что «Время — это чистая последовательность эпохальных длительностей.13 Анри Бергсон подчеркивал качественную множественность, характеризующую состояния нашего сознания. Однако все три концепции сознания и темпоральности довольно близки.

14Бергсон больше всего подчеркивал преемственность. Его часто неверно истолковывают, и его непрерывность принимают за недифференцированный поток, который распадается в непрерывном скольжении. Однако бергсоновский поток разнообразен и не исключает обильного разнообразия состояний сознания.По мере того, как поток распутывается, он переносит все неразрушимое прошлое, которое присутствует, в новое, разворачивающееся настоящее. Онтологическое прошлое допускает появление новизны; появление новизны возможно только потому, что темпоральность — это длительность. Различные состояния сознания выдерживаются таким образом, что их особый способ выдерживания характеризует и абсолютно дифференцирует их. Для своего появления они черпают из нерушимого прошлого; и онтологическое прошлое требует появления романа, поскольку оно заново изобретает себя, поскольку поток сознания обогащается новыми состояниями сознания.Таким образом, этот неоднородный поток эпохален; различные состояния сознания можно идентифицировать, хотя они не являются четкими и отдельными. Бергсоновское значение durée продолжается и тем самым характеризует абсолютно каждое состояние сознания, которое, тем не менее, не может быть отделено от всего потока. Таким образом, неразделимость и неоднородность описывают эпохальное время.

• 14 Наука и современный мир , 125.

15Уайтхед подчеркивает то, что он называет атомарным характером реальности.Его также часто неверно истолковывают. Актуальные сущности, базовые сущности реальности, «последние реальные вещи» имеют временную природу; они становятся и погибают из-за своей временной природы. Часто это момент, когда некоторые комментаторы грубо неверно истолковывают философию Уайтхеда. Они путают атомарность становления с четкой фиксацией, неделимостью становления с последующим координированным анализом фактической сущности, которая достигла удовлетворения, то есть завершения. Фактические сущности — это «капли опыта»; как таковые они индивидуализированы и становятся неделимым целым.Их атомарный характер заключается в их индивидуализации и неделимости. Каждая сущность считается эпохальной продолжительностью, поскольку она временна и индивидуализирована. «Эпохальная продолжительность не реализуется через ее последовательные делимых частей, но дается с ее частями» 14. Как только актуальные сущности становятся временными целостностями, они субъективно погибают; но они также становятся трансцендентными и, следовательно, объективно бессмертными. Это означает, что прошлое бессмертно и навсегда безвозвратно.Это будут данные для будущих реальных сущностей, то есть следующие фактические события будут предвосхищать предыдущие сущности и срастаться, чтобы сформировать новую сущность. Понимание — это присвоение. Новые действительные сущности присваивают прошлое, чтобы превратиться в совершенно новый синтез. Прошлое конституирует новые сущности и, таким образом, раскрывает его онтологическую природу. Он их обусловливает, хотя не определяет их абсолютным образом.

• 15 Признания , книга XI, XVIII, 23.
• 16 Признания , Книга XI, XX, 26.

16 Онтологическое прошлое Уайтхеда и Бергсона очень похоже: необратимость и неуничтожимость являются результатом новизны, всегда присутствующей во временном распутывании реальности. Эта новая концепция темпоральности сильно расходится с традиционным понятием времени, которое, кажется, происходит от святого Августина. В учении Августина прошлое не кажется неразрушимым и не существует, потому что прошлое нигде не может быть найдено: «Ибо, если есть времена прошлое и будущее, я хочу знать, где они.Но если мне это еще не удалось, я все равно знаю, что где бы они ни были, они там не как будущее или прошлое, а как настоящее. Ибо если они есть как будущее, они там как «еще нет»; если они существуют как прошлое, их здесь «больше нет». Где бы они ни были и чем бы они ни были, они существуют, следовательно, только как настоящее »15. Кажется, что только настоящее существует: прошлого« больше нет »и будущее еще не наступило. Однако Августин, кажется, отождествляет некое сосуществование настоящего с прошлым, когда он называет три различных периода как: «время настоящее прошлых вещей; время настоящего вещей присутствующих; и время настоящее будущего.16 Он также подчеркивает, что три времени сосуществуют в душе и что «настоящее время прошлого» — это память. В определенном смысле мы могли бы сказать, что память Августина уже онтологична, поскольку он, кажется, осознает, что она составляет настоящие существа. Кроме того, кажется, что настоящее имеет определенную толщину, потому что в определенном смысле оно сосуществует с прошлым и, как правило, уже включает ожидаемое будущее.

17 Таким образом, темпоральность и непрерывность являются важными темами в философии процесса.Философия Джеймса как философия процесса — это не философия субстанций или философия вещей. В основном он озабочен временем, изменениями и прерывностью. Анализ Джеймса пытается выяснить, имеют ли дополнения к существующей реальности непрерывную или прерывистую природу. Можно сказать, что это основополагающее исследование эпохальной теории времени. Действительно, вопрос о непрерывности и прерывности — это постоянный вопрос почти во всех философиях процесса. Знаменитые аргументы Зенона против движения и его парадоксов — давний фаворит западной философии, а также философии процесса.

• 17 Письма 1902-1910 гг. , 1061.
• 18 Письма 1902-10 , 1061.

18Уильям Джеймс обсуждает вопрос о прерывности, а также парадоксы Зенона в главах X и XI его Некоторые проблемы философии 17, оба из которых озаглавлены «Новизна и бесконечность». Он пишет: «О теории разрывности, времени, изменения и т. Д., будет расти конечными бутонами или каплями, либо вообще ничего не происходит, либо определенные единицы количества возникают «одним махом» »18. Другими словами, реальность либо растет за счет резких единиц бытия, которые возникают в результате одного действия, что является добавлением новизны, либо вообще не растет. Эти новые дополнения к реальности конечны и неделимы. Однако из-за чрезмерного интеллектуализма наших способов мышления мы склонны считать, что новые дополнения к реальности представляют собой набор бесконечных, бесчисленных шагов, которые всегда можно разделить на все более мелкие единицы.

19 Тем не менее, можно сказать, что реальность имеет атомистическое строение, но только в том смысле, что есть целые, неделимые единицы продолжительности и протяженности, которые возникают одним махом. Реальность имеет дискретный состав, и наши знания о реальности растут за счет «бутонов» или «капель» опыта. У нас либо есть цельный опыт, полученный в результате одного действия, либо у нас нет опыта совсем. Джеймсовский атомизм (как и атомизм Уайтхеда) не следует понимать неправильно.Единицы, составляющие реальность, атомарны, потому что они неделимы и индивидуализированы. Дискретное строение реальности не допускает делимости до бесконечности . Атомы — неделимые и неделимые целые; кроме того, они представляют собой сложные синтезы.

• 19 Физика 239b, 30.
• 20 «Некоторые проблемы философии» в Writings 1902-10 , 1062.

20 Вопрос о непрерывности и прерывности — это старый вопрос, который не давал покоя философии на протяжении веков.Зенон Элеат был первым, кто сформулировал вопрос о делимости до бесконечности . В первую очередь он был озабочен тем, чтобы показать, что движения на самом деле не существует. Парадокс Зенона с летящей стрелой пытается продемонстрировать, что если стрела занимает последовательные точки в пространстве, ее движение есть не что иное, как сумма ее положений в пространстве; таким образом, действительно стрелка не двигается. Как уже отмечал Аристотель, «летящая стрела покоится» 19. Уильям Джеймс утверждает: «Если летящая стрела занимает в каждой точке определенную точку пространства, ее движение становится не чем иным, как суммой покоя, поскольку она не существует. , из любой точки; и в точке, которую он не перемещает.”20

21 В парадоксе Ахилла гонка Ахилла по обгону черепахи также сводится к набору последовательных очков без продления или продолжительности. По словам Зенона, Ахиллесу никогда не удается обогнать черепаху, потому что он должен занимать все последующие точки, где находилась черепаха. Каждый раз, когда она добирается до последней позиции черепахи, черепаха уже перемещается в следующую последующую точку. Итак, Ахиллесу, чтобы поймать черепаху, пришлось бы совершить невероятную вещь — дойти до конца бесконечной серии.

22 Математическое понятие континуума (не путать с качественным или динамическим континуумом) возникает из парадоксов Зенона. Математический континуум можно разделить до бесконечности. Он состоит из внешних, смежных элементов, бесконечно повторяющихся. Он отличается от качественного континуума, такого как поток мысли Джеймса или непрерывность изменений Бергсона, тем, что не допускает новизны и реальной продолжительности. В реальном мире нет маленьких интервалов времени, которые можно разделить на до бесконечности , нет моментов без какой-либо продолжительности, которые были бы единственными действительно неделимыми единицами времени.Время имеет толщину; нет бесконечной делимости времени, нет математического момента, соответствующего настоящему. В его Принципах психологии Джеймс описывает продолжительность:

Единица композиции нашего восприятия времени — это длительность , с носом и кормой, так сказать, назад и вперед. Связь последовательности одного конца с другим воспринимается только как части этого блока длительности .Мы не чувствуем сначала один конец, а затем другой после него, и из восприятия последовательности делаем вывод о временном интервале между ними, но мы, кажется, чувствуем интервал времени как единое целое, с двумя его концами, встроенными в него. Опыт изначально является синтетическим, а не простым материалом; и для чувственного восприятия его элементы неразделимы, хотя внимание, оглядывающееся назад, может легко разложить переживание и отличить его начало от его конца.21

• 22 «Плюралистическая Вселенная», Писания 1902-10 гг. , 760.

23 Как мы уже сказали, Джеймс образно называет эти единицы продолжительности «каплями или бутонами» опыта; они также являются «импульсами» реальности22. Эти единицы продолжительности, составляющие время, являются целыми, конечными и неделимыми. Если бы они были иначе, если бы эти капли опыта включали в себя процесс изменения, тогда мы снова имели бы парадокс Зенона, и их процесс бытия никогда не мог бы быть завершен. Если бы время было бесконечно делимым, как того требует наша интеллектуалистическая логика, тогда мы не смогли бы достичь конца какого-либо временного опыта, как Ахиллес и черепаха:

• 23 «Некоторые проблемы философии», Writings 1902-10 , 1076-7.

То, что существо должно немедленно и в конечных количествах прибавить себя к бытию, действительно может быть чем-то, что наблюдающий интеллект не может понять; но это существо должно быть отождествлено с завершением бесконечной цепочки единиц (например, точек), ни одна из которых не содержит какого-либо количества того, что существо (например, «пространство»), которое ожидается в результате, — это то, что наш интеллект не только не понимает, но находит абсурдным23

24 Если бы время было бесконечно делимым, оно не могло бы истекать, ибо не могло быть достигнуто конца.Независимо от того, сколько времени уже прошло, прежде чем пройдет оставшееся время, сначала должна пройти его более ранняя часть; предыдущая половина всегда должна проходить первой, чтобы никогда не было конца. Это может быть выражено сходящимся рядом: 1/2, 1/4, 1/8, 1/16…

25 Джеймс решает эту проблему «бесконечного регресса» в парадоксах Зенона, постулируя эпохальную теорию времени; он предполагает, что время имеет дискретные единицы продолжительности, которые являются целыми, неделимыми и неизменными.Если бы это было не так, то есть если бы они были постоянно изменяющимся делимым процессом, время снова казалось бы математическим континуумом, состоящим из тавтологических повторений.

• 24 Процесс и реальность , 35, [52].
• 25 Процесс и реальность , 35, [53].

26 Единицы продолжительности, также называемые эпохами Альфреда Норта Уайтхеда, представляют собой неизменные неделимые целые, следующие друг за другом.Все они представляют собой разнообразные целые, которые вносят новизну в реальность. Уайтхед выражает эту неизменную природу длительных целостностей в своей особой фразеологии: «Реальные сущности погибают, но не изменяются; они такие, какие они есть »24. Он также пишет:« Есть становление непрерывности, но нет непрерывности становления »25

• 26 Процесс и реальность , 67-9 [105] — [108]. Наука и современный мир , 124-7.

27 Интерпретация Уайтхедом парадоксов Зенона основана на подходе Джеймса. Уайтхед подчеркивает математическое решение парадоксов Зенона, но все же утверждает, что эти софизмы ставят под угрозу в основном наше отношение к становлению и времени26. Уайтхед говорит, что, согласно Зенону, каждый акт становления требует непосредственного предшественника. Однако эта потребность в непосредственном предшественнике подразумевает дополнительную предпосылку, которой нет в парадоксах Зенона.Вместо этого существует «порочный бесконечный регресс», который можно преодолеть, только постулируя эпохальную теорию времени. Единицы длительности атомарны в том смысле, что они целостны, неделимы, сложны, индивидуализированы и неизменны; становление по самой своей природе неизменно: «есть становление непрерывности, но нет непрерывности становления». Становление подразумевает отказ от собственной делимости и изменения в процессе становления, а также создание новой индивидуальной сущности:

• 27 Процесс и реальность , 69 [107].

Вывод состоит в том, что в каждом акте становления происходит становление чего-то с временным протяжением; но сам акт не является экстенсивным в том смысле, что он делится на более ранние и более поздние акты становления, которые соответствуют экстенсивной делимости того, что стало.27

• 28 Наука и современный мир , 125.

28Таким образом, временной процесс — это процесс целостности: «Эпохальная длительность реализуется не через его последовательные делимых частей, но дана с частями». 28

• 29 Наука и современный мир , 93.

29 В философии Уайтхеда неделимая базовая временная единица означает, что действительное событие длится в течение определенного периода.Эта выносливость — это его появление; это также его собственный эффект отличимости, то есть реальный случай становится таким, какой он есть, потому что он имеет свой собственный особый способ становления, у него есть свой собственный период становления и существования. Каждый актуальный случай — это эпоха, то есть арест. Этот арест можно сравнить с местом отдыха Джеймса; это не разрыв непрерывности реальности, но допускает индивидуализацию. Фактические события — это индивидуумы, даже если они не являются внешними по отношению друг к другу. Прохождение вещей — это не просто линейное шествие дискретных сущностей.29 Дискретность — это действительно характер реальных событий, но в их процессе возникновения нет никакой линейности. Таким образом, единицы длительности могут быть индивидуализированы; именно поэтому они атомарны и эпохальны.

30 Тем не менее, прерывность Уайтхеда не означает отрицания непрерывности между фактическими событиями. Однако они подразумевают, что процесс создания фактического события не может быть разделен на другие составляющие процессы, которые сами были бы фактическими событиями.Другими словами, становление не состоит из других актов становления.

• 30 Процесс и реальность , 68 [105].

31 Процесс становления не происходит во времени, потому что это само создание времени; акт становления целостен и неделим. Становление не входит в уже существующий контейнер, где оно может произойти в определенный момент. Скорее, это временная эпоха, созданная процессом ее возникновения; временные эпохи имеют продолжительность, а не мгновенны.Их завершение придает им актуальность, но их отличительность и индивидуализация проистекают из их длительной природы, которая определяет и определяет их появление. Как только они стали, актуальные события, которые мы могли бы также назвать единицами длительности, исчезают и предвосхищаются или присваиваются другими новыми актуальными событиями, которые, таким образом, инициируют свой собственный процесс становления. Время раскрывает «чистую последовательность эпохальных длительностей», но по самой своей природе неполноценно. Новые действительные сущности сменяют друг друга, так что процесс никогда не завершается; на самом деле этого не могло быть, иначе это не было бы процессом.Эпохальная теория времени Уайтхеда подразумевает, что каждое актуальное событие имеет пространственный объем; он атомизирует реальность, но не разбивает ее на части и не разрушает непрерывность.30 Ибо «происходит становление непрерывности».

• 31 L’évolution créatrice , 311.
• 32 Материя и память , 248; «Tout point de l’espace m’apparaissant nécessairement com fixe, j’ai bien (…)
• 33 “Au fond, l’illusion vient de ce que le mouvement, une fois effectué , déposé le long de son traje (…)

32Бергсон также исследует парадоксы Зенона. Бергсона в основном заботит неделимость движения. Он заявляет, что Ахиллес не занимает последовательных позиций, занимаемых черепахой. Он не идет в ногу с черепахой; он просто бежит и обгоняет. Бергсон не рассматривает математическое решение, которое имеет дело с суммой бесконечного геометрического ряда, которая приводит к конечному числу 31, и не занимается вопросом бесконечной регрессии и бесконечной делимости.Он считает, что шаги Ахилла отличаются от шагов черепахи. Шаги Ахилла не повторяют шаги черепахи; и Ахиллес не отслеживает точное положение черепахи. Он просто бежит и догоняет! Ахиллес не занимает последовательные точки в пространстве, занимаемом черепахой. Бергсон пишет: «Все точки пространства обязательно фиксированы, я должен быть осторожен, чтобы не приписывать самому движущемуся объекту неподвижность точки, с которой он совпадает […] Как может прогресс совпадать с предметом , a движение с неподвижностью? »32 В Creative Evolution Бергсон снова рассматривает парадоксы Зенона:« По сути, иллюзия возникает из того, что движение, когда-то осуществлявшее , проложило свой курс по неподвижной траектории, на которую мы можем рассчитывать. столько неподвижности, сколько мы пожелаем.Из этого мы заключаем, что движение , будучи задействованным на , в каждый момент времени находится под своим положением, с которым оно совпадает. Мы не видим, что траектория создается одним махом, хотя для этого требуется определенное время; и что, хотя мы можем по желанию разделить однажды созданную траекторию, мы не можем разделить ее создание, которое является текущим действием, а не вещью »33. Бергсон отличает реальное движение от неподвижной траектории вдоль его курса, которую можно провести после движение завершено.Движение цельное и неделимое; это требует времени и течет непрерывно; линия его траектории — просто пост-репрезентация длительной реальности. На самом деле продолжительность — это изначальный факт, характеризующий реальность.

33 Таким образом, как мы уже говорили выше, durée Бергсона также можно считать эпохальным. Непрерывный поток реальности, кажется, исключает возможность отличить временные единицы друг от друга. Но непрерывный поток состоит из взаимопроникающих состояний сознания, называемых «состояниями», даже если они не являются внешними по отношению друг к другу.Отсутствие внешних эффектов не означает отсутствия различимости. Скорее это означает качественную множественность. В книге Introduction to Metaphysics Бергсон пишет:

• 34 The Creative Mind, 142. «Dirons-nous que la durée a de l’unité? Sans doute une continité d’élément (…)

Можно ли сказать, что эта продолжительность имеет единицу? Несомненно, непрерывность элементов, переходящих друг в друга, причастна как единству, так и множественности.Но это движущееся, изменяющееся, окрашенное и живое единство едва ли похоже на абстрактное единство, пустое и неподвижное, которое ограничивает понятие чистого единства34.

• 35 Время и свобода воли , 128; Essai sur les données immédiates de la совесть , 95.

34 Таким образом, продолжительность является качественной и неоднородной. В сознании мы находим состояния, которые сменяют друг друга и сливаются друг с другом.35

35 Таким образом, продолжительность непрерывна, но она также состоит из дискретных единиц, которые можно обозначить как эпохи. Существуют различные ритмы продолжительности, которые можно идентифицировать как временные единицы, каждый из которых отличается от другого. В Материя и память Бергсон пишет:

• 36 стр. 275. «En réalité, il n’y a pas un rythme unique de la durée; на сайте peut imaginer bien des rythmes d (…)

На самом деле не существует единого ритма продолжительности; можно вообразить множество различных ритмов, которые, медленнее или быстрее, измеряют степень напряжения или расслабления различных видов сознания и тем самым фиксируют их соответствующие места на шкале бытия36.

36 Каждый ритм продолжительности, можно сказать, является временной единицей, поскольку он определяет каждое существо абсолютно, предоставляя ему свой собственный способ существования, имеющий природу длительности.Ритмические сущности требуют существования дискретных единиц; ибо без них не было бы ритма. Таким образом, эти ритмы могут быть идентифицированы, и, хотя они непрерывны в потоке реальности, они различимы друг от друга. Таким образом, их можно считать эпохальными. В философии Бергсона эпохи возникают как последовательные взаимопроникающие состояния сознания; они время, как оно проживает наше сознание.

• 37 Продолжительность и одновременность , 52; «[…] Toute durée est épaisse: le temps réel n’a pas d’instants», Dur (…)

37 Сознание — это бергсоновская парадигма длительности всех сущностей. Бергсон расширяет применение понятия сознания к материальному миру, чтобы указать на сходство между разными уровнями продолжительности. Эту аналогию не следует неправильно понимать; также не следует понимать это в буквальном смысле. Уайтхед нашел лучший термин, чтобы выразить то же самое: «схватывание». Он также мыслит предельные элементы материи с вибрационным характером.Бергсон и Уайтхед пытались выразить это, так как жизнь имеет продолжительность. Материя существует в гораздо более быстром ритме, чем ритм нашего сознания. Наше восприятие мира включает в себя сокращение этих материальных вибраций и, таким образом, примиряет различные способы выживания. Каждое существо терпимо и поэтому обладает элементарным уровнем памяти, который Бергсон обозначает, заимствуя у Эспинозы, «mensmomentanea». Эта онтология материи исключает мгновенное и устанавливает реальность как бесспорно эпохальную.«Вся длительность имеет толщину; у реального времени нет мгновений ». 37

• 38 Основы психологии , 639.
• 39 Основы психологии , 609.
• 40 Альтернатива , 167, цитируется в Принципы психологии , 609.

38 Уильям Джеймс также считает, что существа различаются между собой в зависимости от продолжительности жизни.38 Их «кажущееся настоящее» может быть более или менее сжатым. Его понятие «кажущегося настоящего» утверждает: «Единицей композиции нашего восприятия времени является продолжительность» 39. Джеймс заимствует идею «кажущегося настоящего» у Э. Р. Клея: «Итак, время рассматривается относительно с точки зрения человеческого восприятия, состоит из четырех частей, а именно очевидного прошлого, кажущегося настоящего, реального настоящего и будущего. Не считая мнимого настоящего, оно состоит из трех […] ничтожеств — прошлого, которое не существует, будущего, которое не существует, и их совпадающего, настоящего; способность, от которой он исходит, заключается в фикции кажущегося настоящего.40 «кажущееся настоящее» — это ошибочное обозначение, поскольку оно предполагает, что настоящее, живущее в нашем сознании, не является поистине реальным. Согласно Э. Р. Клею, настоящее настоящее — это мгновенное математическое настоящее. Если каждая часть времени бесконечно делится на все меньшие и меньшие элементы, мы можем только сделать вывод, что реальное настоящее — это мгновение без продолжительности, и, следовательно, существующее настоящее мгновенно. В самом деле, верно прямо противоположное: так называемое «кажущееся настоящее» — это время, прожитое нашим сознанием, которое всегда имеет некоторую толщину и свой собственный определенный ритм.Реальное время эпохально независимо от того, переносится ли оно нашим сознанием или материей. В противном случае это было бы не в реальном времени.

• 41 Принципы психологии , 636.

39 Для Бергсона, а также для Джеймса и Уайтхеда настоящее — не мгновение без продолжительности. Настоящее время имеет толщину; оно длится и, таким образом, относится к прошлому. В книге Принципы психологии Джеймс пишет: «Продолжительность и события вместе образуют нашу интуицию кажущегося настоящего с его содержанием . 41 Стоит отметить, что в доктрине Джеймса продолжительность еще не совпадает с событиями, как в философии Уайтхеда, или с потоком сознания, как в теории Бергсона. Он заявляет:

• 42 Принципы психологии , 636; ср. сноска.

отчетливо интуитивное настоящее сливается с полутенью простой тусклой новизны , прежде чем превратиться в прошлое, которое просто воспроизводится и осмысливается.[…] Это ощущение новизны — это ощущение sui generis , и оно может повлиять на вещи, которые произошли несколько часов назад. Казалось бы, это показывает, что их мозговые процессы все еще находятся в состоянии, измененном вышеупомянутым возбуждением, все еще в фазе «угасания», несмотря на длительный интервал.42

40 Джеймс различает два прошлого: одно «интуитивно интуитивно» и «просто воспроизводимое и задуманное». Первое соотносится с первичной памятью, второе — с «собственно памятью или вторичной памятью».Это различие важно, потому что оно утверждает, что единственное истинное прошлое — это то, которое смешивается с кажущимся настоящим и определенным образом совпадает с ним; кроме того, похоже, что это полностью зависит от материальных мозговых процессов, без которых фаза «затухания» была бы невозможна. Чувство «новизны» — главная черта такого рода памяти. С другой стороны, «собственно память» всегда является косвенным воспоминанием: воспоминание — это не прошлое состояние, а настоящее, которое следует за прошлым состоянием, которое навсегда исчезло.Следовательно, воспоминание — это настоящее состояние, полностью внешнее по отношению к прошлому состоянию, которое его породило; прошлое состояние больше не существует, и воспоминание — это просто аналогичный дубликат, который существует в настоящем.

41Прошлое, не постигнутое непосредственно, мертво и ушло; у него нет онтологического существования, хотя он может оставлять материальные следы в мозгу. Таким образом, поток сознания течет в ничто. Прошлое не интегрировано в поток; разные состояния просто блекнут и исчезают.

42 Когда мы рассмотрим другие философии процесса, мы обнаружим, что прошлое имеет другой статус. Бергсон считает, что прошлое поглощает новые состояния сознания и сохраняет их, так что каждое новое состояние включает в себя все предыдущие состояния. Он подчеркивает поток реальности, а также постоянство прошлого, которое она несет. Bergsonian durée несет в себе новизну, поскольку создает реальность; и он следует своим курсом, неся в себе все неразрушимое прошлое.Прошлое присутствует в настоящем; Жиль Делез говорит о современности настоящего с прошлым в философии Бергсона.43 Кроме того, прошлое сохраняет себя, потому что оно существует:

• 44 The Creative Mind , 57-8, «Mais alors seulement nous nous aperçûmes que l’expérience interne à l’éta (…)

Но только тогда я осознал тот факт, что внутренний опыт в чистом состоянии, дав нам «субстанцию», сама суть которой состоит в том, чтобы терпеть и, следовательно, постоянно продлевать в настоящее неразрушимое прошлое, избавила бы меня от ищу, и даже запретил бы мне искать, где хранятся воспоминания.Они сохраняют себя […] .44

43 Память по самой своей сути — это длительность; так что на самом деле нет места, где мы могли бы его найти. Это причина, по которой Бергсон считает, что чистая память нематериальна и не может быть обнаружена в мозгу:

Сделать мозг хранилищем прошлого, представить в мозгу определенную область, в которой пребывает прошлое, некогда прошедшее, — значит совершить психологическую ошибку, приписать научную ценность совершенно практическому различию, поскольку существует нет точного момента, когда настоящее становится прошлым, и, следовательно, когда восприятие становится воспоминанием.45

44 Тот факт, что прошлое присутствует в настоящем, не допускает никакой точности в различении настоящего и прошлого, равно как и не допускает никакой реальной локализации. Поток сознания, хотя и непрерывный, сохраняет в себе все прошлое.

• 46 Mind-Energy , 70. «Или je crois bien que notre vis intérieur tout entière est quelque выбрал комм ун (…)

Я считаю, что все наше психическое существование — это что-то вроде этого единственного предложения, которое продолжается с момента первого пробуждения сознания, перемежается запятыми, но никогда не прерывается точками. И поэтому я считаю, что все наше прошлое все еще существует. Он существует подсознательно […] 46

45 Поток сознания, целостный, тоже эпохален; его неделимость свидетельствует о нерушимости прошлого, которое, тем не менее, можно отнести к разным эпохам.Кроме того, Бергсон считает, что это может проявляться во всей своей целостности как настоящий опыт (ср. Околосмертный опыт просмотра жизни). Это проявление носит психологический характер, хотя само прошлое онтологично.

46 Напротив, Джеймс, кажется, допускает только настоящие ментальные состояния, поскольку он, кажется, отрицает какой-либо онтологический статус прошлого, рассматривая только сознательные состояния, непосредственно интуитивно интуитивные.

47 До сих пор, говоря о памяти, мы ссылались только на раннюю философию Уильяма Джеймса.Однако в нашем предыдущем анализе потока сознания мы рассмотрели более позднего Джеймса и пришли к выводу, что добавление дискретных элементов к реальности характеризует непрерывный поток мысли. Мы также говорили о признании как об усилии осознать старую идею, чтобы она могла быть «той же самой» идеей. Это усилие тогда рассматривалось как новое дополнение, которое ввело новизну; новые состояния сознания можно было идентифицировать как отличные друг от друга, но они не прерывали поток, который продолжал свое течение.Мы также цитировали в пользу нашей теории из поздней работы Джеймса, хотя мы уже могли найти наш аргумент в Принципах психологии , в главе о потоке мысли, которую мы также цитировали. Теперь мы можем сказать, что введение новых, дискретных дополнений в поток сознания в некотором роде свидетельствует о сохранении онтологического прошлого и необратимости времени, хотя Джеймс не совсем ясен в этом вопросе, а иногда даже противоречит ему. .

• 47 Письма 1902-10, 457-60.

48Также мы можем прибегнуть к работам Джеймса по мистицизму, чтобы найти там онтологическую, подсознательную память, которая, кажется, превосходит нерушимое прошлое Бергсона и бессмертие прошлого Уайтхеда. В книге «Разновидности религиозного опыта » Джеймс называет подсознательное «я» «психологической сущностью». Он цитирует эссе Майерса о подсознательном сознании, в котором устанавливается, что «я» гораздо шире, чем оно может знать или проявлять.Затем Джеймс приходит к выводу, что: «тот факт, что сознательный человек является продолжением более широкого« я », через которое приходят спасительные переживания, […] буквально и объективно истинен, насколько это касается . ” 47 Здесь Уильям Джеймс очень близко подходит к концепции подсознательной памяти Шри Ауробиндо:

• 48 Божественная жизнь , 543-4.

Поверхностная память сама по себе является фрагментарным и неэффективным действием, извлекающим детали из внутренней подсознательной памяти, которая получает и записывает весь мировой опыт, принимает и записывает даже то, что ум не наблюдал, не понимал или не замечал.Наше поверхностное воображение — это выборка из более обширной, более творческой и эффективной подсознательной силы сознания, создающей образы. Разум с неизмеримо более широким и более тонким восприятием, жизненная энергия с большим динамизмом, тонко-физическая субстанция с большей и более тонкой восприимчивостью строят из себя нашу поверхностную эволюцию. За этой оккультной деятельностью стоит психическая сущность, которая является истинной опорой нашей индивидуализации.48

• 49 Журнал философии, психологии и научных методов , 7 (4) (фев.17, 1910), 85-92.

49 В конце своей жизни, незадолго до своей смерти, Джеймс написал статью под названием «Предложение о мистицизме» 49, в которой он открыто принимает нерушимое прошлое Бергсона и его онтологический характер. Он описывает поле сознания в несколько бергсоновском стиле:

• 50 Журнал философии, психологии и научных методов , 7 (4), 85-92.

Настоящее поле в целом непрерывно выходит из своего предшественника и снова будет растворяться в своем преемнике, одна масса ощущений переходит в другую массу ощущений и придает переживанию характер постепенно изменяющегося настоящего, в то время как воспоминания а концепции несут временные коэффициенты, которые помещают все, что присутствует, в более или менее обширную временную перспективу50

50Time теперь реально и отвечает за внедрение новинки.В некотором смысле он расширяет временность потока сознания, где новизна уже подразумевалась, но не полностью развивалась. Это расширение зависит от признания статуса памяти как онтологического и конститутивного для различных существ.

• 51 «Ответ» Альфред Норт Уайтхед. Избранные эссе «Толкование науки» , 218.

51 Поэтому неудивительно, что доктрина Уайтхеда о времени и творчестве во многом заимствует у теории Джеймса.Фактические сущности Уайтхеда субъективно становятся и погибают, но навсегда остаются объективно бессмертными. Их гибель является средством объективации, так что они могут быть постигнуты и включены в онтологическую конституцию их преемников. Эта альтернативная гибель и возникновение известна как процесс. Это творческая деятельность, при которой каждая действительная сущность, которая возникает, является самотворящей, хотя и черпает из своих предшественников. «Понятие постижения прошлого означает, что прошлое — это элемент, который погибает и, таким образом, остается элементом в состоянии за его пределами и, таким образом, объективируется.»51 Следовательно, в процесс всегда вносится новизна; он продолжается бесконечно и никогда не бывает полным.

• 52 Процесс и реальность , 215 [327] — [328].

Таким образом, каждая реальная сущность, хотя и неполная в том, что касается ее микроскопического процесса, все же неполна по причине ее объективного включения в макроскопический процесс. Он действительно переживает будущее, которое должно быть актуальным, хотя завершенные реальности этого будущего не определены.В этом смысле каждое актуальное событие переживает свое объективное бессмертие52.

52 Неполнота проявляется в определении будущего, еще не определенного, но которое будет построено на объективном бессмертии реальных событий.

53 Таким образом, прошлое Уайтхеда онтологично, потому что оно конституирует актуальные сущности; он также неизменен, как и Бергсон, и вносит новизну в реальность.

⁂

54 Философские теории Уильяма Джеймса, Анри Бергсона и Альфреда Норта Уайтхеда основаны на принципе процесса. Поток реальности непрерывен, но он также состоит из разнородных состояний, которые можно дифференцировать, но не разделять в потоке. Онтологическое неразрушимое прошлое добавляет реальности новизны, поскольку отказывается от тавтологического повторения и раскрывается в новизне настоящего времени.

Введение: Серьезное отношение к сознанию

Введение: Серьезное отношение к сознанию

Введение в Сознательное Разум

---

Введение: серьезное отношение к сознанию

Сознание — самая большая загадка.Это может быть самый большой выдающийся препятствие на пути к научному пониманию Вселенной. В наука физика еще не завершена, но хорошо изучена; то наука биология устранила множество древних загадок, окружающих природу жизни. В нашем понимании этих полей есть пробелы, но они не кажутся несговорчивыми. У нас есть некоторое представление о том, как решить эти проблемы могут выглядеть; нам просто нужно уточнить детали.

Даже в науке о разуме достигнут большой прогресс.Недавний работа в области когнитивной науки и нейробиологии ведет нас к лучшему пониманию человеческого поведения и процессов, которые им управляют. У нас не так много детализированные теории познания, конечно, но детали не могут быть слишком далеко от. Сознание же, как никогда, сбивает с толку. Это все еще кажется совершенно загадочным, что причинное поведение должно сопровождаться сознательной внутренней жизнью.

У нас есть веские основания полагать, что сознание возникает из физического таких систем, как мозг, но мы мало знаем, как это возникает или почему существует вообще.Как может физическая система, такая как мозг, также быть испытывающим ? Почему должно быть , что-то вроде , чтобы быть такой системой? Сегодняшний день научные теории почти не касаются действительно сложных вопросов о сознании. Нам не просто не хватает подробной теории; мы полностью в неведении относительно как сознание вписывается в естественный порядок.

За последние несколько дней появилось много книг и статей о сознании. лет, и можно подумать, что мы делаем успехи.Но ближе послушайте, большая часть этой работы оставляет самые сложные проблемы с сознанием нетронутый. Часто эта работа касается того, что можно было бы назвать «легким» проблемы сознания: как мозг обрабатывает раздражение окружающей среды? Как он объединяет информацию? Как мы составляем отчеты по внутренним состояния? Это важные вопросы, но ответить на них — не значит решить сложная проблема: почему вся эта обработка сопровождается опытным внутренняя жизнь? Иногда этот вопрос полностью игнорируется; иногда это отложить до следующего дня; а иногда просто объявляется ответом.Но в каждом случае остается ощущение, что центральная проблема остается загадкой, как всегда.

Это недоумение не повод для отчаяния; скорее, это создает проблему сознания одна из самых захватывающих интеллектуальных задач нашего время. Поскольку сознание настолько фундаментально и плохо понимается, решение проблемы может глубоко повлиять на наши представления о Вселенной и нас самих.

Я оптимист в отношении сознания: я думаю, что со временем мы у меня есть теория на этот счет, и я ищу ее в этой книге.Но сознание это не просто обычное дело: если мы хотим добиться прогресса, в первую очередь мы должны признать то, что делает эту проблему такой сложной. Тогда мы сможем продвигаться к теории без шор и с хорошим представление о поставленной задаче.

В этой книге я не решаю проблему сознания раз и навсегда. все, но я пытаюсь обуздать это. Я пытаюсь понять, в чем проблема я утверждаю, что стандартные методы нейробиологии и когнитивной науки не работаю над их решением, и тогда я стараюсь двигаться вперед.

Развивая свой взгляд на сознание, я старался подчиняться ряду ограничений. Первое и самое главное — принять сознание . серьезно . Самый простой способ разработать «теорию» сознания заключается в том, чтобы отрицать его существование или переопределить явление, нуждающееся в объяснении как-то это не так. Обычно это приводит к элегантной теории, но проблема никуда не делась. На протяжении всей книги я предполагал, что сознание существует, и это, чтобы переопределить проблему как проблему объяснения того, как определенные когнитивные или поведенческие функции выполняются недопустимо.Это что я имею в виду под серьезным отношением к сознанию.

Некоторые говорят, что сознание — это «иллюзия», но у меня мало идея, что это могло вообще значить. Мне кажется, что мы более уверены в существование осознанного опыта, чем у нас есть что-либо еще в мире. Иногда я очень старался убедить себя, что на самом деле нет ничего там этот сознательный опыт пуст, иллюзия. Есть что-то соблазнительно об этом понятии, которое философы на протяжении веков эксплуатировали, но в итоге это совершенно не удовлетворяет.Я поглощен в оранжевой сенсации, а на что-то происходит на . Есть что-то это требует объяснения, даже после того, как мы объяснили процесс дискриминации и действие: есть опыт .

Верно, я не могу доказать , что есть еще одна проблема, больше чем я могу доказать, что сознание существует. Мы знаем о сознании прямо, чем мы знаем о чем-либо еще, поэтому «доказательство» неприличный. Лучшее, что я могу сделать, это привести аргументы везде, где это возможно, опровергая аргументы другой стороны.Нельзя отрицать, что в какой-то момент это связано с обращением к интуиции; но все аргументы включают интуиция где-то, и я пытался прояснить интуицию участвует в моем.

Это можно рассматривать как большой разрыв в изучении сознания. Если вы считаете, что ответ на «легкие» проблемы все объясняет это нужно объяснять, тогда вы получите одну разновидность теории; если ты держишь что есть еще одна «сложная» проблема, тогда вы получите другую. После точки трудно спорить с , преодолевая этот разрыв, и дискуссии часто сводятся к обстрелу стола.Мне кажется очевидным, что там есть кое-что еще, что требует объяснения здесь; другим это кажется приемлемым что там нет. (Неофициальные опросы показывают, что цифры составляют два или три к одному в пользу первой точки зрения, с довольно постоянным соотношением среди ученых и студентов в самых разных областях). научиться жить с этим основным разделением.

Эта книга может представлять интеллектуальный интерес для тех, кто не думает здесь много проблем, но на самом деле он предназначен для тех, кто чувствует проблема в их костях.К настоящему времени у нас есть довольно хорошее представление о том, теории мы получим, если предположим, что проблем нет. В этой работе у меня есть попытался изучить то, что будет дальше, учитывая, что — это проблема. В реальный аргумент книги состоит в том, что , если человек серьезно относится к сознанию, позиция, которую я излагаю, — это то место, где нужно закончить.

Второе ограничение, которому я следовал, — серьезно относиться к науке . Я не пытался оспаривать современные научные теории в областях, где у них есть власть.С другой стороны, я не боялся выходить на улицу на конечности в областях, где мнения ученых столь же необоснованны, как и все остальные остальное. Физика и когнитивная наука отлично справляются со своими задачами. собственные домены, и я не пытался их подорвать. Например, у меня есть не оспаривается, что физический мир причинно закрыт или такое поведение можно объяснить в физических терминах; но если физик или учёный-когнитивист предполагает, что сознание можно объяснить в физических терминах, это просто надежда, не основанная на текущей теории, и вопрос остается открытым.Поэтому я старался, чтобы мои идеи соответствовали современной науке, но я не ограничивал свои идеи тем, что находят современные ученые. модно.

Третье ограничение состоит в том, что сознание считается естественным явление, подпадающее под действие законов природы. Если да, то должно быть быть около правильной научной теории сознания, независимо от того, мы можем прийти к такой теории. Это сознание — естественное явление трудно оспорить: это необычайно выдающаяся часть природы, возникающие у всего человеческого вида и, весьма вероятно, у многих других.А также у нас есть все основания полагать, что природные явления подвержены фундаментальным законы природы; было бы очень странно, если бы сознания не было. Этот не означает, что естественные законы, касающиеся сознания, будут справедливыми. как законы в других областях, или даже что они будут физических законов. Они могут быть совершенно разными по своему характеру.

Проблема сознания тревожно лежит на границе науки. и философия. Я бы сказал, что это собственно научная тема: это естественное явление, такое как движение, жизнь и познание, и призывает для объяснения того, как они это делают.Но это не подлежит расследованию обычными научными методами. У повседневной научной методологии проблемы овладеть этим, не в последнюю очередь из-за трудностей наблюдения феномен. Вне дела от первого лица трудно получить данные. Это не означает, что никакие внешние данные не могут быть актуальными, но сначала мы должны прийти к последовательному философскому пониманию, прежде чем мы сможем обосновать актуальность данных. Так что проблема сознания может быть научная проблема, требующая философских методов понимания прежде чем мы сможем оторваться от земли.

В этой книге я прихожу к выводам, которые некоторые могут посчитать «антинаучными»: Я утверждаю, что редуктивное объяснение сознания невозможно, и Я даже выступаю за форму дуализма. Но это всего лишь часть научного процесс. Оказывается, что некоторые объяснения не работают, поэтому нам нужно вместо этого принять другие объяснения. Все, что я здесь говорю, совместимы с результатами современной науки; наша картина мир природы расширяется, а не переворачивается.И это расширение позволяет возможность натуралистической теории сознания, которая могла бы без него было невозможно. Мне кажется, что игнорирует проблемы сознания было бы антинаучным; это в научном духе противостоять им напрямую. Тем, кто подозревает, что наука требует материализм, я прошу вас подождать и посмотреть.

Должен отметить, что выводы этой работы , выводы , в самом сильном смысле. По темпераменту я сильно склонен к материалистическое редуктивное объяснение, и у меня нет сильных духовных или религиозных наклонности.В течение ряда лет я надеялся на материалистическую теорию; когда Я отказался от этой надежды, это было довольно неохотно. В конце концов казалось мне ясно, что эти выводы были просто навязаны всем, кто хочет серьезно относиться к сознанию. Материализм — прекрасный и неотразимый взгляд на мир, но чтобы объяснить сознание, мы должны выйти за рамки ресурсы, которые он предоставляет.

К настоящему времени я почти доволен этими выводами. Они не кажутся ужасными последствиями, и они позволяют мыслить и теоретизирование о сознании, которое кажется более удовлетворительным в почти всячески.И расширение научного мировоззрения имело положительные эффект, по крайней мере, для меня: он сделал Вселенную более интересной место.

Эта книга состоит из четырех частей. В первом выкладываю проблемы и ставлю создать структуру, в которой они могут быть решены. Глава 1 — введение к сознанию, раздирая ряд различных концепций в непосредственной близости, выявление того смысла, в котором сознание действительно интересно, и давая предварительный отчет о его тонком отношении к остальной части разум.Глава 2 развивает метафизические и объяснительные рамки в рамках которой посвящена большая часть остальной части обсуждения. Что это за явление быть упрощенно объясненным или быть физическим? В этой главе рассказывается этих вещей, основываясь на понятии супервентности. Я утверждаю, что есть веские основания полагать, что почти всего в мире можно редуктивно объяснить; но сознание может быть исключением.

С учетом этих предварительных требований, вторая часть фокусируется на несводимость сознания.В главе 3 систематически утверждается, что стандартные методы редуктивного объяснения не могут объяснить сознание. Я проиллюстрирую этот вывод критикой различных редуктивных объяснений. которые были предложены исследователями в области нейробиологии, когнитивной науки, и в другом месте. Это не просто отрицательный вывод: из этого следует, что теория сознания должна быть новой разновидностью невредуктивной теории вместо. Глава 4 делает шаг вперед, утверждая, что материализм ложно, и что форма дуализма верна, и очерчивает общие форму, которую могла бы принять нередуктивная теория сознания.Глава 5 в основном оборонительный: он рассматривает некоторые очевидные проблемы, на мой взгляд, включая отношения между сознанием и нашими суждениями о сознании и утверждает, что они не представляют фатальных трудностей.

В третьей части я пытаюсь перейти к позитивной теории сознания. Каждая из трех глав здесь развивает компонент позитивной теории. Глава 6 посвящена «согласованности» между сознанием и когнитивные процессы, устанавливая между ними ряд систематических связей.Я использую эти ссылки, чтобы проанализировать и обосновать центральную роль нейробиологии. и когнитивная наука играет в объяснении человеческого сознания. Глава 7 обсуждает связь между сознанием и функциональной организацией, используя мысленные эксперименты, чтобы доказать, что сознание — это «организационная инвариантный «: то есть каждая система с правильной функциональной организацией будет иметь такой же сознательный опыт, независимо от того, что он делается из. В главе 8 рассматривается, что такое фундаментальная теория сознания . может выглядеть и предполагает, что это может включать в себя тесную связь между сознание и информация.Это, безусловно, самая умозрительная глава, но здесь, вероятно, потребуются некоторые предположения, если мы хотим прогресс.

Последние две главы десертные. Здесь я применяю то, что было раньше к центральным вопросам в основах искусственного интеллекта и квантовая механика. В главе 9 аргументируется тезис о «сильном искусственном интеллект »: реализация соответствующего компьютера программа даст начало сознательному разуму. Глава 10 рассматривает загадку вопрос о том, как следует интерпретировать квантовую механику, и использует идеи о сознании, развитом в предыдущих главах для поддержки «безобрушительная» интерпретация теории.

Пожалуй, наибольшую реакцию вызовет негативный материал, но мои настоящая цель положительна: я хочу увидеть теорию сознания, которая работает. Когда я впервые занялся философией, я был удивлен, обнаружив, что большая часть дебатов о сознании была сосредоточена на том, существует ли проблема или нет, или от того, было ли это физическое или нет, и что бизнес Строительные теории, казалось, остались в стороне. Единственные «теории» казалось, были выдвинуты теми, кто (с моей точки зрения) не принимал сознание серьезно.К настоящему времени я начал наслаждаться тонкостями онтологических дебатов столько же, сколько и кто-либо, но подробная теория все еще моя главная цель. Если некоторые идеи в этой книге будут полезны другим в Если вы построите лучшую теорию, то эта попытка будет стоить того.

Эта книга задумана как серьезный философский труд, но я попробовал изо всех сил стараюсь сделать эту работу доступной для нефилософов. В моем условном аудитория всегда была моим студентом десять лет назад: Надеюсь, я написал книгу, которую он оценил бы.Есть несколько разделов философски-технического характера. Я вообще отметил они отмечены звездочкой, и читатели могут их пропустить. В большинство технических материалов содержится в Главе 2 и Главе 4. Раздел 4 первый и разделы 2 и 3 последнего затрагивают сложные вопросы философского семантика, как и последний раздел главы 5. Другие разделы, отмеченные звездочкой Возможно, стоит хотя бы бегло просмотреть, чтобы понять, что происходит. Часто, Я поместил сугубо технический материал и комментарии по философскому литература в примечаниях.Одна техническая концепция, которая имеет решающее значение для это книга о супервентности, представленная в начале главы 2. У этой концепции устрашающее название, но она выражает очень естественный идея, и хорошее ее понимание поможет решить основные проблемы место. Большую часть материала этой главы можно пропустить при первом чтении. хотя можно было бы вернуться к нему позже, чтобы прояснить вопросы, когда они возникают.

Для краткого обзора, избегающего технических деталей, прочтите главу 1, просмотрите начальные части главы 2 в качестве справочного материала, затем прочтите всю главу 3 (пропустив раздел 1, где это необходимо) для основных аргументов против редуктивное объяснение, а также первый и последний разделы главы 4 для центральные соображения о дуализме.Начало главы 6 Стоит прочитать об основных формах позитивного подхода. Положительного материала, Глава 7, пожалуй, самая замкнутая глава как самый веселый, с простыми для понимания мысленными экспериментами, включающими кремниевые мозги; и тем, кто любит дикие и пушистые спекуляции, понравится Глава 8. Наконец, главы 9 и 10 должны быть понятны любому, кто интерес к затронутым вопросам.

Пара философских заметок. Философская литература о сознании довольно бессистемный, с кажущимися независимыми нити, говорящими о связанные вопросы, не контактируя друг с другом.Я пытался чтобы наложить некоторую структуру на разрастание, предоставив объединяющую основу в котором становятся ясными различные метафизические и объяснительные вопросы. Большая часть обсуждения в литературе может быть переведена в эту структуру. без потерь, и я надеюсь, что структура, навязанная фреймворком, принесет выявить глубокую взаимосвязь между рядом различных вопросов.

Эта работа, возможно, необычна тем, что в значительной степени отказывается от понятия идентичности. (скажем, между психическим и физическим состояниями) в пользу понятия супервентности.Я считаю, что дискуссии, основанные на принципах идентичности, обычно вызывают больше путаница, чем освещает ключевые проблемы, и часто позволяет разрешить центральные трудности чтобы избежать. Напротив, супервентность, кажется, обеспечивает идеальную основу. в рамках которого могут быть решены ключевые вопросы. Чтобы избежать расплывчатой ​​философии, однако нам нужно сосредоточиться на силе супервентной связи: Гарантировано ли это логической необходимостью, естественной необходимостью или чем-то еще? еще? Широко признано, что сознание супервентно на физическом в некотором смысле; реальный вопрос в том, насколько плотная связь.Модальность здесь ключевой вопрос. Обсуждения, игнорирующие этот вопрос, обычно избегают самые сложные вопросы о сознании. Те, кто скептически относятся к модальным представлениям буду скептически относиться ко всему моему обсуждению, но я думаю, что нет другого удовлетворительный способ постановки вопросов.

Одно из удовольствий работы над этой книгой для меня связано с тем, что как проблема сознания достигла контакта с глубокими вопросы во многих других областях науки и философии. Но размах и глубина проблемы также унизительна.Я прекрасно понимаю, что в почти по каждому пункту в этой книге можно сказать больше, и что во многих местах я лишь поцарапал поверхность. Но я надеюсь, что минимально, предположить, что можно добиться прогресса в решении проблемы сознание, не отрицая его существования и не сводя его к чему-то нет. Задача интересная, и будущее — захватывающее.

---

Перейти к:

Теория интеграции информации сознания | BMC Neuroscience

Сознание, интеграция информации и мозг

На основе феноменологического анализа мы утверждали, что сознание соответствует способности интегрировать информацию.Затем мы рассмотрели, как можно измерить такую ​​способность, и разработали теоретическую основу сознания как интеграции информации. Теперь мы рассмотрим несколько нейроанатомических или нейрофизиологических факторов, которые, как известно, влияют на сознание. После краткого обсуждения эмпирических данных мы будем использовать упрощенные компьютерные модели, чтобы проиллюстрировать, как эти нейроанатомические и нейрофизиологические факторы влияют на интеграцию информации. Как мы увидим, теория интеграции информации не только достаточно хорошо соответствует эмпирическим наблюдениям, но и предлагает им принципиальное объяснение.

Сознание генерируется распределенной таламокортикальной сетью, которая одновременно специализирована и интегрирована

Древнегреческие философы спорили, было ли место сознания в легких, в сердце или в мозге. Превосходство мозга в настоящее время неоспоримо, и ученые пытаются установить, какие именно части мозга важны. Например, хорошо известно, что спинной мозг не важен для нашего сознательного опыта, поскольку люди, страдающие параличом нижних конечностей с высокими спинными связями, полностью находятся в сознании.И наоборот, хорошо функционирующая таламокортикальная система важна для сознания [15]. Однако мнения расходятся относительно вклада определенных областей коры [1, 16–21]. Исследования пациентов в коматозном или вегетативном состоянии показывают, что общая потеря сознания обычно вызвана поражениями, которые нарушают несколько секторов таламокортикальной системы или, по крайней мере, их способность работать вместе как система. [22–24]. Напротив, избирательные поражения отдельных таламокортикальных областей нарушают различные субмодальности сознательного опыта, такие как восприятие цвета или лиц [25].Электрофизиологические исследования и исследования изображений также показывают, что нервная активность, которая коррелирует с сознательным опытом, широко распределяется по коре головного мозга (например, [20, 26–29]). Таким образом, может показаться, что нейронный субстрат сознания представляет собой распределенную таламокортикальную сеть, и что нет единой области коры, где все это объединяется (см. Приложение, ix).

Тот факт, что сознание в том виде, в каком мы его знаем, создается таламокортикальной системой, хорошо согласуется с теорией интеграции информации, поскольку то, что мы знаем о его организации, кажется идеально подходящим для интеграции информации.Что касается информации, таламокортикальная система состоит из большого количества функционально специализированных элементов, которые активируются в различных обстоятельствах. [12, 30]. Таким образом, кора головного мозга подразделяется на системы, выполняющие различные функции, такие как зрение, слух, контроль моторики, планирование и многие другие. Каждая система, в свою очередь, подразделяется на специализированные области, например, различные визуальные области активируются формой, цветом и движением. Внутри области различные группы нейронов более специализированы, например.грамм. реагируя на разные направления движения. Что касается интеграции, специализированные элементы таламокортикальной системы связаны обширной сетью внутри- и межплощадочных связей, которые обеспечивают быстрое и эффективное взаимодействие внутри и между областями [31–35]. Таким образом, группы таламокортикальных нейронов остаются готовыми к ответу в различных пространственных и временных масштабах на изменения активности в близлежащих и удаленных таламокортикальных областях. Как показывает регулярное обнаружение нейронов, демонстрирующих мультимодальные ответы, которые меняются в зависимости от контекста [36, 37], способность таламокортикальной системы интегрировать информацию, вероятно, значительно усиливается нелинейными механизмами переключения, такими как модуляция усиления или синхронизация, которые могут динамически изменять сопоставления между областями мозга [34, 38-40].Таким образом, таламокортикальная система организована таким образом, чтобы подчеркивать одновременно и функциональную специализацию, и функциональную интеграцию.

Как показывает компьютерное моделирование, системы нейронных элементов, связность которых в совокупности удовлетворяет требованиям функциональной специализации и функциональной интеграции, хорошо подходят для интеграции информации. На рис. 3а показана типичная матрица соединений, полученная путем оптимизации для Φ, исходя из весов случайных соединений.Теоретико-графический анализ показывает, что матрицы соединений, дающие наивысшие значения интеграции информации (Φ = 74 бита), имеют две ключевые характеристики [8]. Во-первых, для разных элементов разные схемы подключения, что обеспечивает функциональную специализацию. Во-вторых, ко всем элементам можно получить доступ из всех остальных элементов сети, обеспечивая функциональную интеграцию. Таким образом, моделируемые системы, имеющие максимальное значение Φ, по-видимому, требуют как функциональной специализации, так и функциональной интеграции. Фактически, если функциональная специализация теряется при замене разнородной связности на однородную, или если функциональная интеграция теряется при перегруппировке связей для формирования небольших модулей, значение Φ значительно уменьшается (рис. 3b, 3c).Дальнейшее моделирование показывает, что можно построить большой комплекс с высоким Φ путем соединения меньших комплексов посредством взаимных связей [8]. В таламокортикальной системе взаимные связи, связывающие топографически организованные области, могут быть особенно эффективными в отношении интеграции информации. Таким образом, сосуществование функциональной специализации и функциональной интеграции, олицетворяемых таламокортикальной системой [30], связано с высокими значениями Φ.

Рисунок 3

Интеграция информации для таламокортикальной архитектуры. а. Оптимизация интеграции информации для системы, которая является как функционально специализированной, так и функционально интегрированной. Показана диаграмма причинно-следственного взаимодействия для сети, матрица соединений которой была получена оптимизацией для Φ (Φ = 74 бита). Обратите внимание на неоднородное расположение входящих и исходящих соединений: каждый элемент подключен к разному подмножеству элементов с разным весом. Дальнейший анализ показывает, что эта сеть совместно максимизирует функциональную специализацию и функциональную интеграцию между ее 8 элементами, тем самым напоминая анатомическую организацию таламокортикальной системы [8]. г. Снижение интеграции информации за счет потери специализации . Такое же количество подключений, равномерно распределенных для устранения функциональной специализации, дает комплекс с гораздо более низкими значениями Φ (Φ = 20 бит). г. Снижение интеграции информации из-за потери интеграции . Такое же количество подключений, распределенных таким образом, чтобы сформировать четыре независимых модуля для исключения функциональной интеграции, дает четыре отдельных комплекса с гораздо более низкими значениями Φ (Φ = 20 бит).

Другие области мозга с сопоставимым количеством нейронов, такие как мозжечок, не влияют на сознательный опыт

Теперь рассмотрим мозжечок. Эта область головного мозга содержит больше нейронов, чем кора головного мозга, имеет огромное количество синапсов, принимает отображаемые входные данные из окружающей среды и управляет несколькими выходами. Однако, в отличие от таламокортикальной системы, поражения или абляции указывают на то, что прямой вклад мозжечка в сознательный опыт минимален.Почему это так?

Согласно теории, причина кроется в организации мозжечковых связей, которая радикально отличается от организации таламокортикальной системы и не подходит для интеграции информации. В частности, организация связей такова, что отдельные участки коры мозжечка имеют тенденцию активироваться независимо друг от друга, при этом возможно небольшое взаимодействие между удаленными участками [41, 42]. Это предполагает, что мозжечковые связи не могут быть организованы так, чтобы генерировать большой комплекс с высоким Φ, а скорее давать начало множеству небольших комплексов, каждый из которых имеет низкое значение Φ.Такая организация кажется очень подходящей как для обучения, так и для быстрого и легкого выполнения информационно изолированных подпрограмм.

Эта концепция проиллюстрирована на рис. 4a, который показывает строго модульную сеть , состоящую из трех модулей, по восемь тесно связанных между собой элементов в каждом. Эта сеть дает Φ = 20 бит для каждого из трех модулей, которые образуют три комплекса системы. Этот пример показывает, что независимо от того, сколько элементов и соединений присутствует в нейронной структуре, если эта структура организована строго модульным образом с небольшими взаимодействиями между модулями, комплексный размер и значения Φ обязательно будут низкими.Согласно теории интеграции информации, именно по этой причине эти системы, хотя и очень сложны в вычислительном отношении, мало способствуют развитию сознания. Это также причина того, что не существует сознательного опыта, связанного с цепями гипоталамуса и ствола мозга, которые регулируют важные физиологические параметры, такие как артериальное давление.

Рисунок 4

Интеграция информации и комплексы для других нейроподобных архитектур. а. Схема мозжечковой организации .Показаны три модуля по восемь элементов в каждом, с множеством прямых и боковых соединений внутри каждого модуля, но с минимальными соединениями между ними. Анализ комплексов выявляет три отдельных комплекса с низкими значениями Ф (Ф = 20 бит). Также существует большой комплекс, охватывающий все элементы, но его значение Φ крайне низкое (Φ = 5 битов). г. Схема организации ретикулярной активирующей системы. Показан одиночный подкорковый «ретикулярный» элемент, обеспечивающий общий ввод для восьми элементов основного таламокортикального комплекса (как специализированного, так и интегрированного, Φ = 61 бит).Несмотря на диффузные выступы ретикулярного элемента на основной комплекс, комплекс, включающий все 9 элементов, имеет гораздо меньшее значение Ф (Ф = 10 бит). г. Схема организации афферентных путей . Показаны три короткие цепочки, обозначающие афферентные пути. Каждая цепочка соединяется с входом главного комплекса, имеющего высокое значение Φ (61 бит), таламокортикального типа (как специализированного, так и интегрированного). Обратите внимание, что афферентные пути и элементы основного комплекса вместе составляют большой комплекс, но его значение Φ низкое (Φ = 10 бит).Таким образом, элементы афферентных путей могут влиять на основной комплекс, не принадлежая к нему. г. Схема организации эфферентных путей . Показаны три короткие цепочки, обозначающие эфферентные пути. Каждая цепочка получает соединение от порта главного комплекса, подобного таламокортикальному. Также в этом случае эфферентные пути и элементы основного комплекса вместе составляют большой комплекс, но его значение Φ низкое (Φ = 10 бит). e. Схема организации кортико-подкортико-кортикальных петель .Показаны три короткие цепи, обозначающие кортико-подкортико-кортикальные петли, которые связаны с основным комплексом как на входе, так и на выходе. Опять же, подкорковые петли и элементы основного комплекса вместе составляют большой комплекс, но его значение Φ низкое (Φ = 10 бит). Таким образом, элементы в петлях, связанных с основным комплексом, могут воздействовать на него, не принадлежая к нему. Однако обратите внимание, что добавление этих трех циклов немного увеличило значение Φ основного комплекса (с Φ = 61 до Φ = 63 бит), предоставив дополнительные пути для взаимодействий между его элементами.

Подкорковые центры могут контролировать сознание, модулируя готовность таламокортикальной системы, не внося в нее прямого вклада.

Давно известно, что поражения ретикулярной формации ствола мозга могут вызывать бессознательное состояние и кому. И наоборот, стимуляция ретикулярной формации может вызвать у животного коматозное состояние и активировать таламокортикальную систему, делая его готовым к ответу на стимулы [43]. Группы нейронов ретикулярной формации характеризуются диффузными проекциями во многие области мозга.Многие такие группы выделяют нейромодуляторы, такие как ацетилхолин, гистамин, норадреналин, серотонин, дофамин и глутамат (действующие на метаботропные рецепторы), и могут иметь чрезвычайно широкое влияние как на нервную возбудимость, так и на пластичность [44]. Однако может показаться, что ретикулярная формация, хотя и необходима для нормального функционирования таламокортикальной системы и, следовательно, для возникновения сознательного опыта, может не вносить большого вклада с точки зрения конкретных измерений сознания — она ​​может работать в основном как внешнее воздействие. переключатель или как временный усилитель таламокортикального возбуждения.

Такую роль легко объяснить с точки зрения интеграции информации. Как показано на рис. 4b, нейронные элементы, которые имеют широко распространенные и эффективные связи с основным комплексом с высоким Φ, могут, тем не менее, оставаться в информационном отношении исключенными из него. Вместо этого они являются частью более крупного комплекса, имеющего гораздо более низкое значение Φ.

Нейронная активность в сенсорных афферентах таламокортикальной системы может определять то, что мы испытываем, не внося прямого вклада в это

То, что мы видим, обычно зависит от паттернов активности, которые происходят в сетчатке и передаются в мозг.Однако многие наблюдения показывают, что активность сетчатки не влияет непосредственно на сознательный опыт. Клетки сетчатки, безусловно, могут отличать свет от темноты и передавать эту информацию зрительной коре, но их быстро меняющиеся паттерны возбуждения не соответствуют тому, что мы воспринимаем. Например, при моргании и движении глаз резко меняется активность сетчатки, а зрительное восприятие — нет. Сетчатка имеет слепое пятно на выходе из зрительного нерва, где нет фоторецепторов, имеет низкое пространственное разрешение и нет цветовой чувствительности на периферии поля зрения, но мы ничего об этом не знаем.Что еще более важно, поражение сетчатки не мешает сознательному визуальному восприятию. Например, человек, который становится слепым на сетчатку во взрослом возрасте, продолжает видеть яркие визуальные образы и сны. И наоборот, стимуляция сетчатки во время сна путем удержания глаз открытыми и представления различных визуальных сигналов не дает никакого визуального опыта и не влияет на зрительные сновидения. Почему активность сетчатки обычно определяет то, что мы видим, через ее воздействие на таламокортикальные контуры, но не способствует непосредственно сознательному опыту?

Как показано на рис.4c, добавление или удаление множества сегрегированных входящих путей не изменяет состав основного комплекса и вызывает небольшое изменение его Φ. В то время как входящие пути действительно участвуют в более крупном комплексе вместе с элементами основного комплекса, значение Φ этого более крупного комплекса очень низкое и ограничивается эффективной информацией между каждым афферентным путем и его портом в главном комплексе. Таким образом, входные пути, обеспечивающие мощные входы в комплекс, ничего не добавляют к информации, которую он интегрирует, если их влияние полностью объясняется входящими портами.

Нейронная активность в двигательных эфферентах таламокортикальной системы, хотя и производит различные поведенческие эффекты, не вносит прямого вклада в сознательный опыт

В неврологической практике, как и в повседневной жизни, мы склонны связывать сознание с наличием разнообразных поведенческих факторов. репертуар. Например, если мы задаем много разных вопросов и на каждый из них получаем соответствующий ответ, мы обычно делаем вывод, что человек находится в сознании. Такой критерий не является необоснованным с точки зрения интеграции информации, учитывая, что широкий поведенческий репертуар обычно свидетельствует о большом репертуаре внутренних состояний, доступных интегрированной системе.Однако оказывается, что нейронная активность в двигательных путях, которая необходима для вызова таких разнообразных поведенческих реакций, сама по себе не способствует сознанию. Например, пациенты с синдромом запертости, которые полностью парализованы, за исключением способности смотреть вверх, находятся в полном сознании. Точно так же, когда мы полностью парализованы во время сна, сознание не нарушается из-за отсутствия поведения. Даже поражения центральных моторных областей не нарушают сознание.

Почему нейроны в двигательных путях, которые могут производить большой набор различных выходных сигналов и тем самым передавать большой объем информации о различных состояниях сознания, не вносят прямого вклада в сознание? Как показано на фиг. 4d, добавление или удаление множества обособленных исходящих путей к основному комплексу не изменяет состав основного комплекса и не изменяет его значение Φ. Подобно входящим путям, исходящие пути действительно участвуют в более крупном комплексе вместе с элементами основного комплекса, но значение Φ этого большего комплекса очень низкое и ограничивается эффективной информацией между каждым выходом из главного комплекса и его эффекторные мишени. подкорковые структуры, такие как базальные ганглии. Базальные ганглии — это большие ядра, которые содержат множество параллельных цепей, некоторые из которых участвуют в моторном и глазодвигательном контроле, другие, такие как дорсолатеральный префронтальный контур, в когнитивных функциях, и другие, такие как боковые орбитофронтальные и передние поясные цепи в социальной сфере. поведение, мотивация и эмоции [45].Каждый контур базальных ганглиев берет начало в слое V коры и через последний шаг в таламусе возвращается в кору, недалеко от того места, где начинался контур [46]. Аналогично устроенные кортико-понто-церебелло-таламо-кортикальные петли также существуют. Почему эти сложные нейронные структуры, которые тесно связаны с таламокортикальной системой на обоих концах, похоже, не вносят значительного прямого вклада в сознательный опыт? (см. Приложение, x)

Как показано на рис. 4e, добавление множества параллельных циклов также обычно не меняет состав основного комплекса, хотя значения Φ могут быть изменены (см. Приложение, xi).Вместо этого элементы основного комплекса и связанных циклов образуют общий комплекс, который может интегрировать только ограниченное количество информации, которой обмениваются в рамках каждого цикла. Таким образом, подкорковые циклы или петли реализуют специализированные подпрограммы, которые способны влиять на состояния основного таламокортикального комплекса, не присоединяясь к нему. Такие информационно изолированные корково-подкорковые петли могут составлять нейронные субстраты для многих бессознательных процессов, которые могут влиять на сознательный опыт [3, 47].Вполне вероятно, что новые информационно изолированные петли могут быть созданы посредством обучения и повторения. Например, когда мы впервые выполняем новую задачу, мы осознаем ее каждую деталь, мы делаем ошибки, работаем медленно и должны прилагать усилия. Когда мы хорошо усвоили задачу, мы выполняем ее лучше, быстрее и с меньшими усилиями, но мы также меньше ее осознаем. Как показывают результаты визуализации, когда мы впервые выполняем задачу, вовлекается большое количество неокортикальных областей. С практикой активация уменьшается или переключается на другие схемы [48].Согласно теории, на ранних этапах выполнения задачи задействованы многие области основного комплекса, в то время как позже определенные аспекты задачи делегируются нейронным цепям, в том числе подкорковым, которые информационно изолированы.

Многие нервные процессы в таламокортикальной системе могут также влиять на сознательный опыт, не внося в него прямого вклада

Даже внутри самой таламокортикальной системы значительная часть нейронной активности, по-видимому, не вносит непосредственного вклада в сознательный опыт.Например, то, что мы видим и слышим, требует сложных вычислительных процессов, связанных с разделением фигуры и фона, восприятием глубины, распознаванием объектов и синтаксическим анализом языка, многие из которых происходят в таламокортикальной системе. Тем не менее, мы не осознаем всего этого прилежного гудения: мы всего видим объектов, отделенных от фона и размещенных в пространстве, и знаем, что они собой представляют, или слышим слов, красиво отделенных друг от друга, и знаем, что они иметь в виду. В качестве примера возьмем бинокулярное соперничество, когда два глаза видят два разных изображения, но мы воспринимаем сознательно только одно изображение за раз, последовательно чередующееся.Записи на обезьянах показали, что активность зрительных нейронов в определенных областях коры, таких как нижне-височная кора, точно соответствует тому, что субъект воспринимает сознательно. Однако в других областях, таких как первичная зрительная кора, есть много нейронов, которые реагируют на стимул, предъявляемый к глазу, независимо от того, воспринимает его субъект или нет [49]. Нейромагнитные исследования на людях показали, что нервная активность, связанная со стимулом, который не воспринимается сознательно, может регистрироваться во многих областях коры головного мозга, включая переднюю часть мозга.[26]. Почему срабатывание множества нейронов коры, выполняющих вычислительные процессы, обеспечивающие распознавание объектов (или синтаксический анализ языка), не соответствует чему-либо сознательному?

Аналогичная ситуация и с исполнительной стороной сознания. Когда мы планируем что-то сделать или сказать, мы смутно осознаем, что намереваемся, и, по-видимому, эти намерения отражаются в определенных паттернах возбуждения определенных групп нейронов. Наши смутные намерения затем почти чудесным образом переводятся в правильные слова и соединяются вместе, образуя синтаксически правильное предложение, передающее то, что мы хотели сказать.И опять же, мы совершенно не осознаем сложной обработки, которая необходима для выполнения наших намерений, большая часть которой происходит в коре головного мозга. Что определяет, влияет ли возбуждение нейронов в таламокортикальной системе непосредственно на сознание или нет? Согласно теории интеграции информации, те же соображения, которые применяются к входным и выходным цепям и к кортико-подкортико-кортикальным петлям, также применимы к цепям и петлям, полностью содержащимся в таламокортикальной системе.Таким образом, теория предсказывает, что активность в определенных корковых цепях не способствует сознанию, потому что такие цепи реализуют информационно изолированные петли, которые остаются за пределами основного таламокортикального комплекса. Однако на данном этапе трудно сказать, какие именно корковые цепи могут быть информационно изолированы. Организованы ли первичные сенсорные коры как массивные афферентные пути к главному комплексу «выше» в корковой иерархии? Организована ли большая часть префронтальной коры как массивный эфферентный путь? Остаются ли определенные области коры головного мозга, например, принадлежащие дорсальному зрительному потоку, частично отделенными от основного комплекса? Могут ли взаимодействия в пределах кортико-таламической миниколонки квалифицироваться как внутренние мини-петли, которые поддерживают основной комплекс, но не являются его частью? К сожалению, чтобы ответить на эти вопросы и правильно проверить предсказания теории, требуется гораздо лучшее понимание корковой нейроанатомии, чем это доступно в настоящее время [50, 51].

Сознание может быть разделено, если таламокортикальная система разделена.

Исследования пациентов с разделенным мозгом, чье мозолистое тело было разделено по терапевтическим причинам, показывают, что каждое полушарие имеет свой собственный личный сознательный опыт. Доминантное лингвистически компетентное полушарие, похоже, не страдает серьезным нарушением сознания после операции. Недоминантное полушарие, хотя и теряет некоторые важные способности, а его остаточные возможности труднее оценить, также, по-видимому, находится в сознании.[5]. Некоторая информация, например эмоциональное возбуждение, по-видимому, распределяется между полушариями, вероятно, благодаря общим подкорковым сигналам.

Рассмотрение сознания как интеграции информации предлагает простые объяснения этим загадочным наблюдениям. Рассмотрим упрощенную модель на рис. 5а. Основной комплекс, имеющий высокий Φ, включает два набора элементов («полушарий»), имеющих аналогичную внутреннюю архитектуру, которые соединены «мозолистыми» соединениями (верхняя панель). Когда мозолистые соединения разрываются (нижняя панель), единственный основной комплекс расщепляется и заменяется двумя меньшими комплексами, соответствующими двум полушариям.Существует также комплекс гораздо более низкой Φ, который включает в себя оба полушария и «подкорковый» элемент, обеспечивающий их общий вход. Таким образом, в некотором смысле два полушария по-прежнему образуют единое целое, но информация, которую они разделяют, минимальна (см. Приложение, xii).

Рисунок 5

Интеграция и комплексы информации после анатомических и функциональных разъединений. а. Схема анатомического разъединения по типу расщепленного мозга . Верх .Показан большой главный комплекс, полученный путем соединения двух таламокортикально-подобных подмножеств посредством реципрокных «мозолистых» связей. Есть также единственный элемент, который проецируется на все другие элементы, представляя общий «подкорковый» вход. Обратите внимание, что значение Φ для основного комплекса (16 элементов) высокое (Φ = 72 бита). Есть также более крупный комплекс, включающий «подкорковый» элемент, но его значение Φ невелико (Φ = 10). Низ . Если «мозолеподобные» соединения разрываются, получается два 8-элементных комплекса, соответствующих двум «полушариям», значение Φ которых уменьшено, но все еще высокое (Φ = 61 бит).Два «полушария» по-прежнему обмениваются некоторой информацией благодаря общему входу со стороны «подкоркового» элемента, с которым они образуют большой комплекс с низким Φ. г. Схема функционального отключения. Верх . Показан большой основной комплекс, полученный путем соединения взаимными связями «супрамодального» модуля из четырех элементов (краеугольного камня) с «визуальным» модулем (справа) и «слуховым» модулем (внизу). Обратите внимание, что между «зрительным» и «слуховым» модулями нет прямой связи.12 элементов вместе образуют основной комплекс с Φ = 61 бит. Низ . Если «слуховой» модуль функционально отключен от «супрамодального» путем деактивации его четырех элементов (обозначенных синим цветом), основной комплекс сжимается, чтобы включить только «супрамодальный» и «визуальный» модули. В этом случае значение Φ уменьшается только минимально (Φ = 57 бит).

Некоторые части таламокортикальной системы могут вносить вклад в сознательный опыт в одно время, а не в другое.

До сих пор мы рассматривали структурные аспекты организации нервной системы, которые, согласно теории интеграции информации, объясняют, почему определенные части мозга непосредственно влияют на сознание, а другие — нет, или тем более.Помимо нейроанатомических факторов, нейрофизиологические факторы также важны для определения того, в какой степени данная нервная структура может интегрировать информацию. Например, анатомические связи между областями мозга могут или не могут быть функциональными, в зависимости от патологических или физиологических факторов. Считается, что функциональные разрывы между некоторыми частями мозга и другими играют роль в психиатрической конверсии и диссоциативных расстройствах, могут возникать во время сна и могут быть связаны с такими состояниями, как гипноз.Таким образом, функциональные разъединения, как и анатомические разъединения, могут привести к ограничению нервного субстрата сознания.

Также вероятно, что определенные феномены внимания могут соответствовать изменениям в нейронном субстрате сознания. Например, когда человек поглощен мыслями или сосредоточен исключительно на данной сенсорной модальности, такой как зрение, нейронный субстрат сознания может быть не таким, как при диффузном мониторинге окружающей среды. Такие явления, как моргание внимания, при котором фиксированный сенсорный ввод может иногда доходить до сознания, а иногда нет, также могут быть связаны с изменениями функциональной связи: доступ к основному таламокортикальному комплексу может быть разрешен или не основан на динамике, присущей ему. комплекс [52].Такие явления, как бинокулярное соперничество, также могут быть связаны, по крайней мере частично, с динамическими изменениями в составе основного таламокортикального комплекса, вызванными временными изменениями функциональной связи [53]. В настоящее время, однако, все еще непросто определить, исключена ли конкретная группа нейронов из основного комплекса из-за жестких анатомических ограничений или временно отключена из-за функциональных изменений.

На рис. 5b (верхняя панель) показана простая модель, полученная путем взятия трех подмножеств элементов (относительно) высокого Φ и их соединения посредством взаимных соединений.В частности, первое подмножество, которое обозначает надрамодальные области мозга, взаимно связано со вторым и третьим подмножествами, которые обозначают зрительную и слуховую области соответственно. В этом идеализированном примере зрительная и слуховая подмножества не связаны между собой напрямую. Как можно видеть, три соединенных таким образом подмножества образуют единый главный комплекс, имеющий значение Φ 61 бит. На нижней панели слуховое подмножество было отключено в функциональном смысле, имитируя глубокую деактивацию его элементов.В результате основной комплекс сжимается, а слуховое подмножество оказывается за пределами основного комплекса. Обратите внимание, однако, что в этом конкретном случае значение Φ изменяется очень мало (57 битов), указывая на то, что границы основного комплекса могут динамически изменяться, в то время как количество сознания существенно не изменяется. Изменится, конечно, конфигурация пространства информационных отношений. Эти симуляции предполагают, что механизмы внимания могут работать как за счет изменения скорости возбуждения нейронов и, следовательно, заметности в пространстве квалиа, так и за счет изменения готовности нейронов к выстрелу и, следовательно, границ основного комплекса и самого пространства квалиа.Поэтому набор элементов, лежащих в основе сознания, не статичен, а может рассматриваться как образующий «динамический комплекс » или «динамическое ядро ​​ » [1, 9].

В зависимости от определенных нейрофизиологических параметров одна и та же таламокортикальная сеть может генерировать много или мало сознательного опыта

Еще одним примером важности нейрофизиологических параметров является сон — наиболее знакомое из изменений сознания, но, тем не менее, одно из самых ярких .После пробуждения от сна без сновидений у нас возникает странное впечатление, что какое-то время нас вообще не было, и, насколько нам известно, остального мира не было. Это повседневное наблюдение ясно говорит нам, что сознание может приходить и уходить, расти и уменьшаться. В самом деле, если бы мы не спали, было бы трудно представить, что сознание не дано, а каким-то образом зависит от того, как функционирует наш мозг. Потеря сознания между засыпанием и пробуждением скорее относительна, чем абсолютна.[54]. Таким образом, тщательные исследования умственной деятельности, о которых сообщалось сразу после пробуждения, показали, что некоторая степень сознания сохраняется в течение большей части сна. Многие пробуждения, особенно от сна с быстрым движением глаз (REM), приводят к отчетам о сновидениях, и сны могут быть временами такими же яркими и интенсивными, как переживания наяву. Сновидческое сознание также возникает во время различных фаз медленного сна, особенно в начале сна и в последнюю часть ночи. Тем не менее, определенная часть пробуждений не дает никаких сообщений о сновидениях, что свидетельствует о заметном снижении сознания.Такие «пустые» пробуждения обычно происходят во время самых глубоких стадий медленного сна (стадии 3 и 4), особенно в первой половине ночи.

Какие нейрофизиологические параметры ответственны за заметные изменения количества и качества сознательного опыта, происходящие во время сна? Мы точно знаем, что мозг не отключается просто во время сна. Например, во время быстрого сна нейронная активность столь же высока, если не выше, чем во время бодрствования, а записи ЭЭГ показывают низковольтную быструю активность.Этот паттерн ЭЭГ известен как «активированный», потому что корковые нейроны, которые постоянно деполяризованы и близки к своему порогу срабатывания, готовы реагировать на входящие сигналы. Учитывая это сходство, возможно, неудивительно, что сознание должно присутствовать в обоих состояниях. Однако изменения качества сознания все же происходят, и они близко соответствуют относительным изменениям в активации различных областей мозга. [54].

Во время медленного сна средняя частота возбуждения корковых нейронов также аналогична той, которая наблюдается во время спокойного бодрствования.Однако из-за изменений уровня некоторых нейромодуляторов практически все нейроны коры участвуют в медленных колебаниях с частотой около 1 Гц, которые отражаются в медленных волнах на ЭЭГ [55]. Медленные колебания состоят из деполяризованной фазы, во время которой мембранный потенциал кортикальных нейронов близок к порогу срабатывания, а частота спонтанных срабатываний аналогична спокойному бодрствованию и гиперполяризованной фазе, во время которой нейроны замолкают и находятся дальше от порога срабатывания. С точки зрения интеграции информации снижение готовности реагировать на стимулы во время фазы гиперполяризации медленных колебаний будет означать снижение сознания.Это было бы так, как если бы мы смотрели очень короткие фрагменты фильма, перемежаемые повторяющимися бессознательными «пробелами», в которых мы ничего не можем видеть, думать или помнить, и, следовательно, нам нечего сообщить. Подобная неготовность к ответу, связанная с глубокой гиперполяризацией, обнаруживается при глубокой анестезии, еще одном состоянии, при котором нарушается сознание. Исследования с использованием транскраниальной магнитной стимуляции в сочетании с ЭЭГ высокой плотности в настоящее время проверяют, как меняется готовность ответа во время цикла сна и бодрствования.

С точки зрения интеграции информации, снижение сознания во время определенных фаз сна могло бы произойти, даже если бы мозг оставался способным реагировать на возмущения, при условии, что его ответ не будет дифференцироваться. Это предсказание подтверждается подробными компьютерными моделями части зрительной таламокортикальной системы (Хилл и Тонони, готовятся). Согласно этим симуляциям, в режиме бодрствования различные возмущения таламокортикальной сети дают определенные ответы.Вместо этого в спящем режиме сеть становится бистабильной: специфические эффекты различных возмущений быстро размываются, а их распространение затрудняется: вся сеть переходит в деполяризованную или гиперполяризованную фазу медленных колебаний — стереотипный ответ, который наблюдается независимо от конкретного возмущения (см. Приложение, xiii). И, конечно же, эта бистабильность также очевидна в спонтанном поведении сети: во время каждого медленного колебания корковые нейроны либо все активируются, либо все молчат, с небольшой свободой между ними.Таким образом, эти симуляции показывают, что, даже если анатомическая связность комплекса остается неизменной, изменение ключевых параметров, определяющих готовность нейронов к ответу и дифференциацию их ответов, может радикально изменить значение Φ комплекса с соответствующими последствия для сознания.

Сознательный опыт и требования времени

Сознанию требуется не только нервный субстрат с соответствующей анатомической структурой и соответствующими физиологическими параметрами, но и время.Как упоминалось ранее, исследования того, как восприятие постепенно уточняется и стабилизируется, показывают, что для развития полностью сформированного сенсорного опыта требуется до 100–200 миллисекунд, и что появление сознательной мысли может занять еще больше времени. Эксперименты, в которых стимулировались соматосенсорные области коры головного мозга, прямо указывают на то, что стимулы низкой интенсивности должны выдерживаться до 500 миллисекунд, чтобы вызвать осознанное ощущение [56]. Многоблочные записи в первичной зрительной коре головного мозга обезьян показывают, что после предъявления стимула скорость возбуждения многих нейронов увеличивается независимо от того, сообщает животное о том, что видит фигуру или нет.Однако через 80–100 миллисекунд их разряд точно предсказывает сознательное обнаружение фигуры. Таким образом, возбуждение одних и тех же корковых нейронов может коррелировать с сознанием в определенное время, но не в другое время [57]. Что определяет, когда возбуждение одних и тех же корковых нейронов способствует сознательному опыту, а когда нет? И почему может пройти до сотен миллисекунд, прежде чем возникнет сознательный опыт?

Теория предсказывает, что требования ко времени для генерации сознательного опыта в мозгу вытекают непосредственно из требований времени для создания эффективных взаимодействий между элементами основного комплекса.Как было упомянуто выше, если возмущать половину элементов основного комплекса менее миллисекунды, никакие возмущения не окажут никакого влияния на другую половину в пределах этого временного окна, и Φ будет равно нулю. Однако после, скажем, 100 миллисекунд достаточно времени, чтобы проявились дифференциальные эффекты, и Φ должна вырасти. Это предсказание подтверждается результатами, полученными с помощью крупномасштабного компьютерного моделирования таламокортикальной системы, где можно подробно изучить временной ход причинных взаимодействий и функциональной интеграции [38, 58, 59], Hill and Tononi, неопубликованные результаты).Например, в модели, включающей девять функционально сегрегированных зрительных областей, время, необходимое функционально специализированным нейронам, расположенным в нескольких разных областях, для конструктивного взаимодействия и создания определенного, коррелированного паттерна возбуждения, составляет не менее 80 миллисекунд [38]. Эти коррелированные схемы срабатывания длятся несколько сотен миллисекунд. Однако через одну или несколько секунд сеть переходит в состояние спонтанной активности, которое в значительной степени не зависит от предыдущих возмущений. Таким образом, характерный временной масштаб для максимально дифференцированных ответов в таламокортикальных сетях, по-видимому, составляет от нескольких десятков миллисекунд до нескольких секунд самое большее.

Таким образом, временная шкала нейрофизиологических взаимодействий, необходимых для интеграции информации между удаленными кортикальными областями, по-видимому, согласуется с шкалой, требуемой психофизическими наблюдениями (микрогенез), экспериментами по стимуляции и записью экспериментов.

Введение: Слияние сознаний в музыке, медицине и культуре

Страница из

НАПЕЧАТАЕТСЯ ИЗ ОНЛАЙН-РУКОВОДСТВА OXFORD HANDBOOKS (www.oxfordhandbooks.com). © Oxford University Press, 2018.Все права защищены. В соответствии с условиями лицензионного соглашения, отдельный пользователь может распечатать PDF-файл одной главы названия в Oxford Handbooks Online для личного использования (подробности см. В Политике конфиденциальности и Правовом уведомлении).

дата: 08 октября 2021 г.

Резюме и ключевые слова

Новая среда сознания появляется среди исследователей и практиков в музыкальных дисциплинах, науках о здоровье, а также интегративной, дополнительной и альтернативной медицине, физических и социальных науках, медицине. гуманитарные науки и искусство врачевания.Одним из самых последних проявлений этого сознания является развивающаяся область медицинской этномузыкологии , новой области интегративных исследований и прикладной практики, которая целостно исследует роль музыки и звуковых явлений и связанных с ними практик в любом культурном и клиническом контексте здоровья и здоровья. выздоровление. Эта статья способствует растущему осознанию того, что существует множество способов не только понять взаимосвязь между музыкой, медициной и культурой, но также понять, что такое музыка и медицина, чем они не являются, и как музыкальный смысл и сила могут влиять на здоровье и здоровье. исцеление в разной степени от человека к человеку, от лекарства к лекарству и от выполнения к действию.

Ключевые слова: сознание, науки о здоровье, социальные науки, медицинские гуманитарные науки, медицинская этномузыкология

Прелюдия

Новая среда сознания возникает среди исследователей и практиков в различных дисциплинах в области музыки, здравоохранения, интегративной, дополнительной и альтернативной медицины (ICAM), физических и социальных наук, медицинских гуманитарных наук и целительства. Это сочетание новаторского мышления по-новому подходит к музыке, здоровью и исцелению, интегрируя знания из различных областей исследований и областей человеческой жизни, которые традиционно рассматриваются как несопоставимые, но несущие в себе потенциальные выгоды для улучшения или улучшения качества жизни, предотвращения болезней и болезней. , и даже лечение и исцеление.Одним из самых последних проявлений этого сознания является развивающаяся область медицинской этномузыкологии , новой области медицины. (стр. 4) интегративные исследования и прикладная практика, которые целостно исследуют роль музыки и звуковых явлений и связанных с ними практических действий в любом культурном и клиническом контексте здоровья и исцеления. В широком смысле эти роли и практики рассматриваются как тесно связанные и переплетенные с биологическими, психологическими, социальными, эмоциональными и духовными сферами жизни, которые формируют наш опыт, убеждения и понимание здоровья и исцеления, болезни и болезни. , и жизнь и смерть (Коэн в печати).Этот том направлен на то, чтобы осветить культурную динамику, которая лежит в основе любого опыта музыки, здоровья и исцеления, и в дальнейшем поощрять новый уровень безграничного дискурса и сотрудничества между теми, кто интересуется этим предметом.

Почему эта книга? Почему сейчас?

Эта книга — больше, чем первый отредактированный том, в котором рассказывается о медицинской этномузыкологии и ее возможностях. Это книга о отношениях — отношениях между людьми и между дисциплинами. Он представляет собой новый этап совместного дискурса между исследователями, которые могут или не могут ссылаться на «медицинскую этномузыкологию» как на то, что они делают, , но которые охватывают и включают знания, которые эта новая дисциплина привносит в дискурс.Важно отметить, что такие знания по определению охватывают весь мир традиционных культурных практик музыки, духовности и медицины, включая биомедицинские модели и модели ICAM; она уходит корнями в новую физику, философию, психологию, социологию, когнитивную науку, лингвистику, медицинскую антропологию и, конечно же, музыку. Таким образом, этот том представляет собой двоякий процесс. С одной стороны, он открывает новую область медицинской этномузыкологии; с другой стороны, он отражает текущие исследования внутри и между дисциплинами, связанными с музыкой, культурой, здоровьем и целительством, независимо от дисциплинарных ассоциаций.

Это слияние музыки, культуры и исцеления — подходящее время для исследований. Относительно недавно медицинская антропология попыталась определить влияние культуры на болезнь, здоровье и исцеление, но она больше сосредоточилась на более широких социальных аспектах и ​​политике медицины. Интересно, что на момент написания этой статьи на веб-сайте Общества медицинской антропологии (http://www.medanthro.net/) широкий круг важных и значимых вопросов перечислен в качестве предметов изучения, таких как опыт болезни, социальные отношения, связанные с болезнью, а также культурные и исторические традиции, которые формируют медицинскую практику.Однако роль музыки и культуры в исцелении нигде в этом списке не фигурирует.

Точно так же за последнее десятилетие значительно расширилась роль дополнительной и альтернативной медицины. В настоящее время ведутся исследования широкого спектра методов лечения путем создания Национального центра дополнительной и альтернативной медицины (http://nccam.nih.gov), нового отделения Национальных институтов здравоохранения. Недавний поиск на сайте NCCAM «CAM on PubMed» обнаружил 2638 ссылок на «музыку.«Большинство из них занимается музыкальным вмешательством в здравоохранение. (стр. 5) и исцеление, но немногие сосредотачиваются на культурных аспектах. Следовательно, возможность проводить исследования и расширять наше понимание взаимодействия между культурой, музыкой и целительством никогда не была такой большой. Мы надеемся, что эта работа будет стимулировать дальнейший интерес к этой важной области.

Центральные темы этой книги

Здесь важно отметить три центральные темы, объединяющие этот том. Во-первых, авторы признают действенные и динамические взаимосвязи между широкими областями человеческой жизни, которые контекстуализируют здоровье, исцеление, болезнь и болезнь, а именно биологической, психологической, социальной, эмоциональной и духовной областями.Следовательно, авторов интересуют перспективы из различных областей исследований, которые могут уникальным образом осветить любой аспект здоровья и исцеления. Во-вторых, этот том поощряет совместные, интеграционные и целостные исследования, которые в основном сосредоточены на открытии новых знаний и применении этих знаний инновационными способами, которые могут привести к здоровью, исцелению или излечению, или повысить эффективность любого лечения. В-третьих, этот том представляет собой документацию и пример текущего дискурса по дисциплинам, интересующимся музыкой, медициной, культурой, здоровьем и целительством.В рамках этого дискурса происходит быстрорастущее и адаптивное сознание его участников, которое одновременно включает в себя строгость, необходимую для обнаружения конкретных способов действий, связанных с профилактическими и лечебными практиками, и решимость применять критический и непредвзятый подход к разнообразным и пересекающимся перспективы человеческой практики, веры и опыта, которые могут информировать и, возможно, трансформировать наше понимание болезней и болезней, здоровья и исцеления. Поскольку этот том предназначен для исследователей и практиков из разных областей, необходим краткий исторический очерк места этномузыкологии в музыкальных исследованиях, который подчеркивает важность культуры и духовности в современном дискурсе.

Междисциплинарные музыкальные подходы

В целом этномузыкология — это обширная область исследований и прикладной практики, которая включает все области музыкальных исследований, от исторических и современных практик, верований, целей, функций, традиций, форм, жанров и структур музыки и звука любой культуры до музыки. и мозг; от культурно-специфических к универсальным. Множественные дисциплины в музыкальном исследовании часто пересекаются друг с другом. (стр.6) другие и другие академические области, интересующиеся музыкой, включая историческое музыковедение, этномузыкологию, медицинскую, когнитивную и прикладную этномузыкологию, систематическое музыковедение, музыкальное познание, музыкальную терапию, музыкальную психологию, нейробиологию музыки, биомузыкологию, музыкальное образование, музыкальное исполнение и танцы .

Исторически сложилось так, что музыкальные исследования в Соединенных Штатах и ​​Европе были в основном связаны только с так называемой западноевропейской художественной музыкой или классическими традициями и считали музыку остального мира дикой, неразвитой, находящейся в стадии эволюции или в лучшем случае. «Экзотика». Хотя сегодня это определенно не так, в разных дисциплинах часто остается предположение, что стандарт, по которому любую музыку можно понимать, ценить, оценивать, анализировать или считать достойной принятия, является «западным». ¹ Это наводит на мысль, что лучшая музыка для здоровья и исцеления, естественно, будет исходить от «западных» моделей. В результате такая область, как медицина, которая давно проявляет интерес к потенциальной эффективности музыки для укрепления здоровья, улучшения функций или облегчения исцеления, рискует унаследовать узкое представление о музыке, тем самым лишив ее потенциала. власть.

С начала 1900-х годов интерес к музыке различных культур начал расти, и это постепенно привело к тому, что музыковеды и антропологи с широким опытом работы в естественных и гуманитарных науках основали научную дисциплину этномузыкологии, которая рассматривает всю музыку и культуры мира как достойны тщательного изучения.Таким образом, культурный контекст, включая ценности, убеждения, мысли, поведение и практики на индивидуальном, групповом и универсальном уровнях, является одной из центральных задач этномузыкологии. Это всего лишь одна из прочных связей с медициной, где важность культурных вопросов постоянно возрастает. Кроме того, с самого начала этномузыкология проводила ряд исследований, посвященных изучению музыки и целительства, в которых использовались различные методологии, от полностью этнографических до подходов, объединяющих философию и методы из дисциплин различных естественных и гуманитарных наук.

Почти столетие этномузыкологических исследований музыки и исцеления показывает не только то, как культурно разнообразные практики специализированной музыки функционируют как инструменты для терапии, но и то, что музыку чаще всего практикуют как средство исцеления или лечения — способ для человека или пациента превратиться из болезни в здоровье и гомеостаз. Такая специализированная музыка почти всегда возникает из духовной или религиозной онтологии, а также из ритуальной или церемониальной практики. Более того, такая лечебная музыка часто сочетается с молитвой или медитацией или выполняет их функции и представляет собой профилактическую и / или лечебную практику в более широком комплексе местных медицинских практик (см. Главу Коэна в этом томе).Эти методы часто включают сочетание биомедицинских, натуропатических и традиционных подходов. Основываясь на этих аспектах, медицинская этномузыкология еще больше укрепляет курс интегративной, дополнительной и альтернативной медицины, привнося глубокое понимание музыки и звуковых явлений, а также множественных и разнообразных практик музыки и исцеления, которые используются в вездесущем мире. рамки культуры, место, где музыка, другие специализированные звуковые выражения и связанные с ними практики приписываются или наделены очень личным, культурно-специфическим или культурно-трансцендентным значением, которое может улучшить здоровье и облегчить исцеление.

(стр.7) Стипендия по музыке, медицине и целительству

Многие темы и вопросы, связанные с медицинской этномузыкологией, могут показаться знакомыми тем, кто изучает терапевтическую природу музыки. Фактически, недавние исследования, возникшие в области музыкальной терапии, часто включали подходы, которые применяют терапевтические вмешательства с культурно-ориентированной или межкультурной точки зрения. В этом отношении центральный интерес для медицинской этномузыкологии представляют концепции музыки как терапии и «музыкальной медицины» (обзор этих концепций в музыкальной терапии см. В Dileo 1999).

Можно многому научиться из богатых ресурсов, предлагаемых исследованием взаимодействия музыкальной терапии с медициной, но сравнение более ранних тематических исследований терапии с новыми работами в медицинской этномузыкологии, тем не менее, поднимает сложные и, возможно, фундаментальные проблемы различия, многие из которых исследуются. в этом томе. На первом месте среди этих вопросов лежат фундаментальные концепции здоровья и исцеления, болезни и недомогания, а также потенциальная сила музыки для изменения в них. Музыкальная терапия исторически занимала «западную» биомедицинскую позицию в концептуализации природы человека в том, что касается здоровья и болезни, то есть как физического объекта или механизма.Следовательно, понимая способы действия, которые составляют правильное функционирование физического тела, можно достичь терапевтического эффекта. Напротив, традиционные и давние практики во всем мире, которые являются одними из основных направлений медицинской этномузыкологии, включают, помимо физического тела, нервные, психологические, эмоциональные и когнитивные процессы, социокультурную динамику, духовность, веру и метафизические как центральные проблемы и способы действий, которые играют решающую роль в достижении и поддержании здоровья и, что более важно, могут задействовать все аспекты человека, чтобы выйти за рамки терапии и создать исцеление или лечение.Кук (1997), исследующий «Терапию духовной музыкой в ​​Северной Индии»; Липе (2002), который проводит обзор литературы по музыкальной терапии, посвященной духовности; и Toppozada (1995), который проводит опрос музыкальных терапевтов для изучения интереса и обучения мультикультурным вопросам, являются одними из недавних работ, которые показывают направление в музыкальной терапии, которое разделяет многие проблемы медицинской этномузыкологии (см. также главы Clair, West и Айронсон, и Рорбахер в этом томе).

Недавно появилось много исследований, которые документируют различные роли музыки в исторических терапевтических ролях.В сборнике эссе Перегрина Ордена, Музыка как лекарство (2000), например, избранные музыкальные решения медицинских проблем задокументированы с древности до наших дней. Во многих местах этого тома показано, что исторические различия между музыкой и медициной являются проблематичными, а документальные свидетельства используются для демонстрации сосуществования музыки и медицины. Хотя в нем основное внимание уделяется европейским перформативным традициям, сборник предлагает размышления о медицинской практике Индии и Юго-Восточной Азии, а также о иудейских и исламских религиозных традициях.Показательным в этом отношении является Кейт. (стр.8) Вклад Говарда об использовании и функциях музыки в шаманских ритуалах в Сибири, Корее и других местах (2000). На протяжении всей главы Ховард сосредотачивается на возникновении измененных состояний, например, тех, которые возникают в экстазе и трансе, а также на способах, которыми эти состояния проявляются прямыми музыкальными стимулами. Том Ордена является долгожданным дополнением к научным исследованиям в области музыки и медицины не только потому, что он документирует основные исторические концепции (например, тарантизм, шаманизм и меланхолию), но и потому, что в нем содержится определенная степень скептицизма.

Пенелопа Гук « Музыкальное исцеление в культурном контексте » (2000a), заметное собрание эссе, продвигается дальше к глобализации соединения музыки и медицины. Важное место в этом томе занимает глава Генри Стобарта (2000) об использовании музыки в высокогорных районах Боливии для поддержания физического здоровья, а также в ритуальном исцелении. Кроме того, Джон Янзен (2000) включает исследование ритуалов нгомы , проводимых по всей южной и центральной Африке, которые вносят свой вклад в уникальные методы лечения, распознавая соответствующих духов через исполнение музыки.В соответствующей главе Стивен Фридсон (2000) представляет тематическое исследование, в котором описывается использование музыки в церемониях исцеления транса среди народа Тумбука в Малави. Сосредоточившись на «танце болезни» среди Тумбука, Фридсон пытается разрушить сохраняющееся «западное» различие между разумом и телом. Пенелопа Гук открывает свою заключительную главу «Сестринские дисциплины? Музыка и медицина в исторической перспективе »с рядом вопросов:« При каких обстоятельствах конкретным врачам было предложено писать о музыке, и какие темы они считали важными при этом? И, кроме врачей, кто еще писал о значении музыки для медицины и для какой аудитории предназначена эта литература? » (Гук 2000b, 171).Во многих отношениях вопросы Гука вносят особый вклад в настоящий том, в нашу скромную коллекцию эссе. Призыв Гоук к книге Дороти Шуллиан и Макса Шон «Музыка и медицина » (1948) в ее названии отсылает к фундаментальной работе по изучению терапевтической природы музыки и ее потенциальной роли в здоровье и исцелении. Детали, которые Гук предоставляет относительно исторического позиционирования этого текста, представляют собой полезный обзор состояния науки по этой теме в середине двадцатого века.В ее таблице 10.1 «Соавторы Шуллиана и Шона» собрана полезная информация о профессиях и навыках, внесенных в главы авторами оригинального сборника.

Здесь должна быть представлена ​​одна финальная компиляция. Эффективность исцеления , под редакцией Кэрол Ладерман и Марина Роземан (1996), включает ряд статей, в которых различные культурные практики исцеления рассматриваются как с точки зрения целителя, так и с точки зрения исцеленных. Основываясь на местной базе знаний о традициях исцеления, отдельные авторы этого текста особенно осведомлены о социально-политических проблемах, которые влияют на современные методы лечения, и помещают их во все более сложные глобальные рамки.Как предлагают редакторы, «медицинские системы необходимо понимать изнутри, как их испытывают целители, пациенты и другие люди, чьи умы и сердца были вовлечены в это важное человеческое начинание» (Laderman and Roseman 1996, 13). Наряду с акцентом на местные взгляды и практики, как следует из названия, в томе подчеркивается, что все (стр.9) исцеление на каком-то уровне перформативно, и поэтому его можно изучить через призму исследований эффективности.

В дополнение к этим компиляциям, которые представляют собой мультидисциплинарные подходы, которые сформировали и послужили основой для текущих этнографических исследований в медицинской этномузыкологии, два специальных выпуска World of Music , «Музыка и исцеление в межкультурной перспективе» (том 39 [1]) [1997]) и более поздний выпуск «Духовные практики в глобальной ойкумене» (том 42 [2] [2000]), который является продолжением обсуждения ритуальных и церемониальных практик, примечательны своей ориентацией на местные верования и практики, существующие в различных системах здравоохранения.Кроме того, пять основополагающих работ по медицинской этномузыкологии предписывают уделить особое внимание искусству медицины и целительству. Книга Марины Роземан « Целебные звуки из тропических лесов Малайзии » (1991) является основой работы многих, кто сейчас занимается медицинской этномузыкологией. В этнографии Роузмана роль музыки в исцелении среди народа темиар тропических лесов полуостровной Малайзии является центральной. Работа Розмана выделяется как эталон, демонстрирующий многогранную природу преобразующей силы музыки в духовной, материальной и эмоциональной сферах.За публикацией мощного исследования Роузмана вскоре последовало исследование Джона Янзена культурного феномена, известного в странах Африки к югу от Сахары, говорящих на банту, как ngoma . В Нгома: Беседы об исцелении в Центральной и Южной Африке (1992) Янзен сравнивает различные способы, с помощью которых практика нгома — термин, обозначающий барабан, танец, песню и исполнение — обеспечивает место для ритуального исцеления среди других. разрозненные сообщества в Африке. Для Янзена музыкальное исполнение (часто сигнализируемое игрой на барабанах) способствует измененному состоянию, которое часто рассматривается на местном уровне как своего рода одержимость духом, и именно в этом «лечебном учреждении» практика нгома приобретает смысл.В африканском контексте также находится книга Стивена Фридсона Dancing Prophets: Musical Experience in Tumbuka Healing , которая открывается провокационными вопросами, касающимися фундаментальных проблем медицинской этномузыкологии (1996, xi): что значит танцевать болезнь, барабанить? диагноз, и при этом воплотить духи? На протяжении Dancing Prophets роль музыки в комплексе представлений об одержимости духом способствует пониманию тонкостей систем здравоохранения коренных народов Африки не только среди народа Тумбука на севере Малави, но и в других частях мира.В книге Грегори Барза «Пение ради жизни: музыка и ВИЧ / СПИД в Уганде » (2006 г.) концепция медицинской этномузыкологии расширена до роли музыки, танца и драмы в современных медицинских вмешательствах в Восточной Африке. Демонстрируя способы, которыми снижение уровня инфицирования ВИЧ в Уганде напрямую соответствует использованию местных музыкальных традиций, поддерживающих медицинские инициативы, Singing for Life позиционирует исследования, связанные с медицинской этномузыкологией, в сфере пропаганды культуры и указывает на новые направления для активистские исследовательские отношения в этой области.Недавняя этнография Бенджамина Коэна, За пределами крыши мира: музыка, молитва и исцеление в горах Памира (в печати), использует подход, который рассматривает науку и религию как дополнительные линзы для понимания человеческого опыта и сосредотачивается на музыке, молитве. , медитация и исцеление на двух уровнях: это глубокое изучение (стр.10) матрица музыки-молитвы-исцеления среди памирского народа Бадахшана, Таджикистан, а также изучение трансцендентных для культуры процессов и принципов, лежащих в основе разнообразных культурных и клинических контекстов здоровья и исцеления, с акцентом на те культурные процессы, которые тесно связаны к духовности и трансформирующим когнитивным состояниям и уникальным образом информируют текущий дискурс в интегративной, дополнительной и альтернативной медицине. ² В дальнейшем эта работа применяет эти принципы в обучении музыке, медитации и целительским практикам самых разных людей, которые получают массу преимуществ для здоровья.

Теоретические модели для музыки, медицины и целительства

Обсудить широкий спектр и количество теоретических моделей на протяжении всей истории, которые использовались и используются в музыке, исследованиях в области исцеления и прикладной практике, было бы, мягко говоря, сложной задачей, которая, если ее рассмотреть здесь, также сместила бы нас. далеки от нашей центральной темы, и, действительно, потребуется специальный том, чтобы отдать должное.Более того, по каждой дисциплине уже существует несколько работ, в которых подробно обсуждаются конкретные теоретические модели. Здесь нас меньше интересует формулировка конкретных проблем и уникального вклада, который наши конкретные, ориентированные на конкретные дисциплины теоретические модели вносят в таблицу — отдельные участники делают это в своих главах, чтобы показать свои связи с текущим дискурсом. Скорее, в этом введении мы остро заинтересованы в том, чтобы передать ощущение слияния взглядов исследователей и практиков из разных дисциплин, что создает новую теоретическую основу, охватывающую различные модели для достижения общей цели.Двумя ключевыми компонентами этой новой теоретической основы являются включение культуры и способность к сотрудничеству — оба из которых включают разнообразие, гибкость, новаторство и строгость при разработке и применении конкретных исследовательских моделей.

Как исследователи, практикующие врачи и целители, занимающиеся музыкой, медициной, здоровьем и исцелением во всем мире, мы постоянно сталкиваемся с множеством древних и недавно появившихся теорий, которые формулируют ряд концепций о том, как музыка, звук и связанные с ними социокультурные Считается, что факторы и практики, а также физические и метафизические силы способствуют здоровью и исцелению.Вначале следует подчеркнуть, что теория как аспект эпистемологии является проявлением лежащей в основе философской структуры, которая может варьироваться от абсолютной веры только в физически наблюдаемый мир, который может быть протестирован и «верифицирован» в той же степени. веры в метафизическую или духовную реальность, которая, по определению, не поддается измерению, или к некоторой комбинации этих двух крайностей. В дополнение к этим трем позициям, порождающим множество противоположных теорий, есть еще два развития, которые (п.11) Следует упомянуть, что они приобретают значительную важность в размышлениях ученых и имеют особое значение для обсуждения теории, поскольку как прямым, так и косвенным образом они трансформируют основные философские системы, на основе которых строятся теории.

Одно развитие вытекает из физических наук, другое — из гуманитарных, а именно, теоретические основы современной физики, квантовой теории и теории струн, в частности, с одной стороны, и важность более глубокого понимания сложной природы культуры и разнообразия, с другой стороны.Что касается первых, теории, которые исследуют провокационную и мимолетную природу волн, частиц, материи и их процессов трансформации, особенно важны для исследований в области музыки и исцеления, поскольку музыка, на ее самом фундаментальном физическом уровне, представляет собой совокупность звуковых волн. , которые описываются с точки зрения частоты, амплитуды, формы волны, продолжительности и направления. Потенциальные связи между мимолетной, но глубокой вибрирующей субстанцией музыки и звука и субстанцией тела и разума приводят к ряду новых вопросов, требующих новых теоретических моделей, с помощью которых можно подойти к ним — вопросов, связанных с центральным понятием, что музыка может облегчить несколько типов трансформации.Для бесчисленного количества людей во всем мире способность музыки трансформировать тело или существо хорошо известна и преднамеренно задействована. Будь то через что-то столь же типичное, как способность музыки продвигать воспоминания, наполненные ее конкретными значениями и осязаемыми эмоциями, из глубин подсознания на передний план сознательного осознания или посредством более избранных и редких переживаний экстаза, транса или других измененных ощущений. состояния сознания, при которых можно испытать возвышенное, преобразовать разум и тело или исцелиться от болезни, практически все люди могут претендовать на личный опыт, когда музыка их изменила значительным образом.

При рассмотрении последнего развития, культуры и разнообразия в музыке и здоровье, ключевой момент, который следует подчеркнуть, — это центральная роль человека, который, хотя и существует в более широкой культурной сфере, представляет собой уникальный культурный ландшафт, который лучше всего можно понять самостоятельно. термины. Важность понимания деликатного характера человека хорошо иллюстрируется эффектом плацебо, а также противоположным и вредным эффектом ноцебо. Например, у двух пациентов с одинаковыми состояниями гипертонии, почему плацебо смягчает или излечивает состояние у одного пациента, но не у другого? Или, если рассматривать возможность эффекта ноцебо, почему один пациент психологически интерпретирует статистические данные о заболевании таким образом, чтобы это ослабляло, усиливая присутствие болезни в организме и, возможно, даже приводя к преждевременной смерти, в то время как другой пациент немедленно и, возможно, бессознательно задействует неуловимую, неосязаемую внутреннюю способность преодолеть болезнь, если не для полного излечения, то, по крайней мере, противостоять так называемым шансам, в которые верил первый пациент? Уникальный и индивидуальный культурный ландшафт человеческого существа, включающий мысли, телесные атрибуты, эмоции, отношения, убеждения и духовные способности, которые формируют комплекс личности, является матрицей, в которой определяются эффекты плацебо и ноцебо.Более того, два ключевых момента имеют особое значение в растущей новой парадигме. Во-первых, музыка может влиять на изменения во всех компонентах, составляющих личность, и эта способность придает ей отличительный характер. (стр.12) статус одного из наиболее важных и многообещающих методов профилактики и немедикаментозного вмешательства; и, во-вторых, музыка обладает широким спектром эффектов, от паллиативного и терапевтического до исцеляющего, исцеляющего и трансформирующего (см. далее Коэн в печати).

Этот том выражает уникальное созвездие теорий и подходов, которые лучше всего рассматривать как существующие в широких рамках единства в разнообразии. Разнообразие существует на уровне теорий, методов, тематических групп, способов выражения и распространения знаний, связанных с конкретными дисциплинами. Вместо того, чтобы запихивать язык авторов в аккуратную коробку общего стиля, мы решили поддерживать поток выражения, который отражает текущую диалектику академических областей и культур, требуя, чтобы участники этого дискурса общались друг с другом в духе взаимопонимания. учиться, не теряя друг друга на собственном специализированном жаргоне.Единство существует на уровне общей цели участников по укреплению здоровья и исцеления, осознания потенциала музыки и широкого диапазона ее эффективности как вмешательства, а также признания важности интегративных и совместных подходов к исследованиям и применению, которые должны учитывать для культуры и целостного понимания того, что составляет человека. В настоящее время взаимодействие между этими многими факторами помогает еще больше расширить сеть отношений, которые активно участвуют в новом изучении искусства исцеления.Мы можем ожидать, что процесс исследований, размышлений и обзоров, модификаций и инноваций, а также дальнейшие исследования будут продолжать обогащать наше коллективное понимание неиспользованного потенциала, который несет музыка для здоровья и исцеления, и, таким образом, породят новые модели этого потенциала и новые способы более полно принять это.

Музыка, медицина и культура

«Музыка» так же разнообразна, как и количество людей, которые существуют. На протяжении всей истории потенциальная трансформирующая сила музыки и связанных с ней практик была центральной для культур по всей планете, и музыка была гораздо больше, чем просто инструментом для вызова релаксации.Это был контекст и средство выражения самых глубоко укоренившихся убеждений и устремлений человеческой жизни, а также способ создать или воссоздать сбалансированное и здоровое состояние жизни в отдельных лицах, семьях и обществах.

Между музыкой и исцелением сохраняется мощная, но загадочная динамика, лежащие в основе процессы которой чаще всего ускользают от практикующих, пациентов и скептически настроенных исследователей. Помимо многомерной, мимолетной и невыразимой природы музыки и звуковых явлений, которые, кажется, ускользают от всестороннего измерения, является центральной причиной того, что способы действия музыкальных и связанных с ними вмешательств часто остаются неясными, будь то в контексте традиционного, церемониального исцеления или в клинических исследованиях и практике заключается в том, что музыка — это культурный феномен с бесконечно (п.13) разнообразные, властные значения, присутствующие на индивидуальном, групповом и глобальном уровнях культуры. Пренебрежение культурными компонентами в музыке и исследованиях исцеления может привести к чрезмерному обобщению и скачку от универсального уровня или «универсалий в музыке» и звуке, которые действительно существуют, к «теплому и нечеткому», но ложному представлению о том, что монолитная «музыка» »- это« универсальный язык », который единообразно интерпретируется и понимается всеми людьми в любое время, независимо от культурного контекста, индивидуальных убеждений или мировоззрения.Это не означает, что музыка или определенный вид музыки не могли бы достичь статуса «универсального языка», если бы универсальное значение передавалось и понималось повсеместно. Действительно, из этого следует, что по мере углубления понимания культурного разнообразия в умах людей и дальнейшего развития глобальной культуры музыка, которая выражает эту социальную динамику, будет иметь более глобальное и, в конечном итоге, универсальное значение. Более того, несмотря на примат культуры в понимании музыкального смысла, в большей части мировой музыки есть обширные и глубокие универсальные основы, которые связаны с нашим общим человеческим наследием на этой планете (см. Главу Локка и Коэна в этом томе).Кроме того, мы признаем трансцендентные для культуры, возможно, универсальные звуковые и вибрационные измерения музыки, которые, как полагают, особенно в древних культурах Китая, Греции, Ближнего Востока, Тибета и Индии, обладают эффективностью для здоровья и исцеления.

Подобно тому, как музыка контекстуализирована в культурном отношении и ее значение далеко не единообразно, точно так же термины «медицина» и «медицина» являются ключевыми моментами, которые медицинская антропология разъясняет для академических кругов. В рамках множества представлений о традиционных, биомедицинских и ICAM-практиках они также разделяют общую цель — создание здоровья и исцеления.С этой точки зрения медицинская этномузыкология подчеркивает эту общность, опираясь на основное значение термина «медицинский», который означает исцелять, лечить, исцелять. Новая дисциплина, как и более широкое движение ICAM, также в первую очередь ориентирована на здоровье и исцеление, профилактику и лечение, а не на болезнь и болезнь. Чтобы приблизиться к более глубокому пониманию потенциальной силы музыки для укрепления здоровья или исцеления в различных культурных и клинических контекстах, необходимо учитывать множественные онтологии, эпистемологии и методологии.Текущая задача медицинских исследований, связанных с ролью музыки в исцелении, состоит в том, чтобы получить глубокое понимание культурного значения музыки и ее часто неразрывной связи с религиозными / духовными верованиями и практиками, а также с социальными и экологическими структурами, а также с ее физическим состоянием. компоненты и формы, а затем понять, как эти факторы могут влиять как на положительные, так и на отрицательные изменения в отдельных лицах и группах. Одновременно с этим задача музыкальных исследований, связанных со здоровьем и исцелением, состоит в том, чтобы подойти к этому предмету с целостной точки зрения, охватывающей несколько этиологий и представлений о здоровье и исцелении, включая мнения местных участников, практиков, исследователей, биомедицинских наук, а также дополнительных и альтернативных медицина.

Культура — обоюдоострый меч — одновременно великий просветитель универсальных принципов и процессов, лежащих в основе разнообразных практик музыки и исцеления, а также вуаль для них. Следовательно, хотя здесь делается упор на культурные факторы, это происходит только потому, что они в значительной степени игнорируются в исследованиях. Что необходимо, так это сбалансированная интеграция знаний, а не склонение чаши весов до крайности, когда культура и (стр.14) традиции правят за счет тщательного исследования или когда желание быть «объективным» подчиняет критическое мышление узкому взгляду, утратившему дух творчества, новаторства и чувства трепета, удивления и потенциала, который окружает и пронизывает все жизнь.

Конвергенция академических и общественных интересов вокруг музыки, духовности, культуры, здоровья и исцеления происходит в тот момент в истории человечества, когда силы, движущие динамические и взаимосвязанные процессы интеграции и распада, достигли крайнего уровня. С одной стороны, существует бесчисленное множество открытий и разработок практически во всех областях человеческого опыта, которые объединяют знания, людей, системы и культурное разнообразие на благо многих, обеспечивая качество жизни, ранее невообразимое, и способствуя здоровью и исцелению в биологической среде. психологические, социальные, эмоциональные и духовные области жизни.С другой стороны, деструктивные практики и фанатичные идеологии с их побочными симптомами, болезнями и пагубными последствиями пронизывают повседневную жизнь подавляющего большинства человечества. Именно на пересечении этих процессов авторы этой книги стремятся стимулировать дальнейшие исследования и продвигать целостную парадигму, которая связывает их многочисленные дисциплины друг с другом и предлагает свежий потенциал для поддержания здоровья и исцеления во всех измерениях жизни, начиная с индивидуальный на глобальном уровне.

Заключительные мысли

Этот том дополняет растущее осознание того, что существует множество способов не только понять взаимосвязь между музыкой, медициной и культурой, но также понять, что такое музыка и медицина, чем они не являются, и как музыкальный смысл и сила могут влиять на здоровье. и исцеление в разной степени от человека к человеку, от лекарства к лекарству и от действия к исполнению.

По мере того, как мы становимся все более осведомленными и привычными подходить к вопросам, которые сосредоточены на эффективности исцеления и культуре здоровья, возникают новые вопросы, которые требуют нового внимания к значениям музыки, ритуала, веры, религии и духовности для отдельных лиц и сообществ.Кроме того, по мере того, как мы принимаем необходимость преодолевать стены, которые обычно строятся для определения и установления дисциплинарных границ, окружающих музыку, медицину, здравоохранение и религию, мы также все чаще сталкиваемся с задачей продемонстрировать значимое участие в решении многосторонних вопросов здоровья. и исцеление, подаренное нам людьми и сообществами, с которыми нам выпала честь работать. Во многих, если не во всех странах, культурах и сообществах, реальность множественных занятий музыкой и здоровьем в самых разных социальных контекстах присутствует в полной мере.Для многих людей и сообществ, описанных в этом томе, различные проявления медицины, исцеления и здравоохранения сочетаются с музыкальными представлениями и духовностью, чтобы информировать и (стр.15) трансформируют индивидуальные и коллективные мировоззрения, и нигде это не проявляется так отчетливо, как в молитве, танце и песне.

Выходя за рамки простого обращения к медицинской этномузыкологии, необходимо, однако, принимать во внимание культурные представления и интерпретации болезней и болезней, здоровья и исцеления, уделяя особое внимание перформативному характеру диагностики, лечения и исцеления.Это участие может привести нас к гораздо более глубокому пониманию того, как болезнь, потеря, горе, боль и страдание становятся значимыми и как можно создать и сохранить здоровье и исцеление. Если влияние инаугурационной конференции по медицинской этномузыкологии, состоявшейся в Университете штата Флорида в 2004 году, последующего Саммита флейты по здоровью и целительству в 2006 году, а также результаты проектов и сотрудничества являются каким-либо признаком, существует огромный интерес к дисциплинарному подходу, который у нас есть. начали вводить здесь.Несмотря на этот быстрый рост интереса, в настоящее время нет и не может быть единой теории медицинской этномузыкологии, за исключением самого широкого уровня, который мы указали в наших основных темах. Все, что, как подозревают все участники этого сборника эссе, начнут появляться на форумах и в группах, посвященных эффективности здравоохранения и исцеления в культурном и клиническом контексте, как постоянные обсуждения и постоянное участие в интеграции, необходимой для соответствующего предмета исследования. быть основанным на совместных исследованиях музыки и медицины, будь то в полевых условиях, в лаборатории, клинике, дома или в больнице.Действительно, в любом месте, где кто-то движется к здоровью или исцелению, болезни или болезни, жизни или смерти, наши растущие совместные усилия по удовлетворению текущих потребностей указывают на новый уровень взаимодействия между дисциплинами, который является хорошим предзнаменованием для будущих исследований и практики.

Ранний вклад в создание медицинской этномузыкологии как академической дисциплины (см. Roseman 2005; Koen 2005, 2006, в печати; и Barz 2006) свидетельствует о формирующих и даже экспериментальных методологиях, которые демонстрируют дух интеллектуальной смелости, который часто присутствует сердце новых дисциплин.То, что большинство медицинских этномузыкологических исследований до сих пор ценило совместные полевые исследования, отражает потенциал новых исследований не только в том, что они будут основываться на междисциплинарных исследованиях, но, что, возможно, более важно, иметь ценность для междисциплинарных дисциплин. Чтобы подойти к вкладу музыки в то, что антрополог и врач Артур Клейнман называет «священной клинической реальностью» (1980, 241) в рамках «культурно-биологической диалектики» (1988, 48), с точки зрения, которая по своей сути является перформативной, превентивной, лечебный и основанный на науке, религии и искусстве, этот том дает множество дисциплинарных мнений и разнообразие академических аналитических техник, чтобы оценить появление в этномузыкологических, биомедицинских и ICAM исследованиях новых и уникальных ответов.Однако в рамках этих разнообразных методологических подходов есть богатые данные и освещающие этнографические исследования, которые в совокупности демонстрируют необходимость продолжения строгих научных экспериментов и творческих, непредвзятых размышлений и дискуссий. Сила медицинской этномузыкологии, несомненно, будет заключаться в ее творческой реакции на здоровье, надежду и исцеление через искусство.

использованная литература

Барз, Григорий. 2006. «Пение ради жизни: ВИЧ / СПИД и музыка в Уганде» .Нью-Йорк: Рутледж. Найдите этот ресурс:

Беккер, Джудит. 2004. Глубинные слушатели: музыка, эмоции и прослеживание . Bloomington: Indiana University Press. Найдите этот ресурс:

Coakley, Sarah and Kay Kaufman Shelemay, eds. 2008. Paina и его трансформации: интерфейс биологии и культуры . Кембридж: Издательство Гарвардского университета. Найдите этот ресурс:

Cook, Pat Moffitt. 1997. «Терапия духовной музыкой в ​​Северной Индии». Мир музыки 39 (1): 61–84.Найдите этот ресурс:

Дилео, Шерил. 1999. «Введение в музыкальную терапию и медицину: определения, теоретические ориентиры и уровни практики». В Музыкальная терапия и медицина: теоретические и клинические применения , изд. Шерил Дилео, 2–10. Сильвер-Спринг, доктор медицины: Американская ассоциация музыкальной терапии. Найдите этот ресурс:

Friedson, Steven. 1996. Танцующие пророки: музыкальный опыт в исцелении Тумбука . Чикаго: University of Chicago Press. Найдите этот ресурс:

———.2000. «Танцы с болезнью: музыка и транс в исцелении Тумбука». В «Музыкальное исцеление в культурном контексте» , изд. Пенелопа Гук, 67–84. Олдершот: Ashgate. Найдите этот ресурс:

Gouk, Penelope, ed. 2000a. Музыкальное исцеление в культурном контексте . Олдершот: Ashgate. Найдите этот ресурс:

———. 2000b. «Сестринские дисциплины? Музыка и медицина в исторической перспективе ». В Музыкальное исцеление в культурном контексте , изд. Пенелопа Гук, 171–196.Олдершот: Ashgate. Найдите этот ресурс:

Horden, Peregrine, ed. 2000. Музыка как медицина: история музыкальной терапии с древних времен . Олдершот: Ashgate. Найдите этот ресурс:

(стр.17) Ховард, Кит. 2000. «Шаманизм, музыка и поезд души». In Музыка как медицина: история музыкальной терапии с древних времен , изд. Peregrine Horden, 353–374. Олдершот: Ashgate. Найдите этот ресурс:

Янзен, Джон. 1992. Нгома: Беседы об исцелении в Центральной и Южной Африке .Беркли: University of California Press. Найдите этот ресурс:

———. 2000. «Теории музыки в исцелении африканских нгома». В Музыкальное исцеление в культурном контексте , изд. Пенелопа Гук, 46–66. Олдершот: Ashgate. Найдите этот ресурс:

Kleinman, Arthur. 1980. Пациенты и целители в контексте культуры: исследование границ между антропологией, медициной и психиатрией . Беркли: Калифорнийский университет Press. Найдите этот ресурс:

———.1988. Переосмысление психиатрии . Нью-Йорк: Free Press. Найдите этот ресурс:

Коэн, Бенджамин Д. 2005. «Медицинская этномузыкология в горах Памира: музыка и молитва в исцелении». Этномузыкология 49 (2): 287–311. Найдите этот ресурс:

———. 2006. «Музыкальное исцеление в Восточном Таджикистане: трансформация стресса и депрессии посредством выступления Falak ». Азиатская музыка 37 (2): 58–83. Найдите этот ресурс:

———. Под давлением. За кровлей мира: музыка, молитва и исцеление в горах Памира .Нью-Йорк: Oxford University Press. Найдите этот ресурс:

Laderman, Carol, and Marina Roseman, eds. 1996. Эффективность исцеления . Нью-Йорк: Routledge. Найдите этот ресурс:

Lipe, Anne. 2002. «Помимо терапии: музыка, духовность и здоровье в человеческом опыте»; Обзор литературы.» Журнал музыкальной терапии 39 (3): 209–240. Найдите этот ресурс:

Роземан, Марина. 1991. Целебные звуки тропических лесов Малайзии: музыка и медицина Темиар .Беркли: Калифорнийский университет Press. Найдите этот ресурс:

———. 2005. «Musique et guerison» [Музыка и исцеление]. In Musiques: Une encyclopédie pour le XXIe siécle , vol. 3, Musiques etculture , ed. Жан-Жак Наттиез, 488–517. Париж: Actes Sud. Найдите этот ресурс:

Schullian, Dorothy, and Max Schoen, eds. 1948. Музыка и медицина . Нью-Йорк: Х. Шуман. Найдите этот ресурс:

Stobart, Henry. 2000. «Звуковые тела и музыкальные пейзажи: взгляд из боливийских Анд.”В « Музыкальное исцеление в культурном контексте », изд. Пенелопа Гук, 26–45. Олдершот: Ashgate. Найдите этот ресурс:

Toppozada Manal. 1995. «Мультикультурный тренинг для музыкальных терапевтов: изучение текущих проблем на основе национального опроса профессиональных музыкальных терапевтов». Журнал музыкальной терапии 32 (2): 65–90. Найдите этот ресурс:

Примечания:

(1.) «Западное» здесь относится к этноцентрическому мировоззрению, которое возникло из доминирующих культур и институтов, установленных в Европе и Соединенных Штатах, а не к культурам коренных американцев, которые также попадают в «западную» географическую зону, но которые чаще всего не упоминаются, когда термин Упоминается «западный».

(2.) Кроме того, здесь следует упомянуть еще нескольких ученых. Первая — новаторская работа Маргариты Мазо по созданию первой программы когнитивной этномузыкологии, которая положила начало начальным разработкам в формализации медицинской этномузыкологии. Кроме того, продолжающееся исследование Мазо, которое связывает области музыки, функций мозга, культуры и эмоций, открыло новые методологии, объединяющие строгость когнитивной науки с строгостью этномузыкологии. Не менее важен эксперимент с электрокардиограммой (ЭКГ), который Мазо провел в 1975 году в отдаленной деревне Вологодской области на севере европейской части России.В этом исследовании изучался физиологический эффект от прослушивания русского плача. Предварительные результаты говорят о многом, но, к сожалению, государственные органы конфисковали ее исследование, когда она покинула Советский Союз в 1979 году, и оно осталось неопубликованным. Книга Джудит Беккер Deep Listeners предоставила один подход, при котором нейронная архитектура мозга может быть более легко связана не только с состояниями транса, но и с корреляциями в телесных, эмоциональных и духовных состояниях, которые могут играть ключевую роль в здоровье и здоровье.